Ребенок выбрался из кустов, когда Гейрт уже расчесал волосы и собирался уходить. Он остановился, держась за ствол тиса и зачарованно глядя на Гейрта, - хотя тот не творил никакого колдовства.
Ребенок был еще слишком мал, чтобы перед закатом бродить по холмам в одиночестве, - если Гейрт вообще что-нибудь понимал в человеческих детях. Он был белобрысый, со смешно торчащей челкой... и на нем вовсе не было железа. Ни булавки, которую прикалывает своему ребенку всякая разумная мать, ни гвоздя в кармане, ни даже перочинного ножичка, с которыми люди, кажется, рождаются. (Во всяком случае, Гейрт не видел еще ни одного мальчишки, у которого его не было бы.)
Следом за ним из кустов вышла полосатая кошка с отвисшим животом: видно, брюхатая. Она уселась у ног ребенка, глядя на Гейрта немигающими зелеными глазами.
- Что тебе, дитя? - спросил, наконец, Гейрт, убедившись, что ни ребенок, ни кошка не собираются удирать.
Ребенок отпустил тис и шагнул вперед.
- Ты сид, да? Ты живешь в холме?
- Под холмом, - поправил Гейрт, улыбаясь. - В холме живут червяки и мыши.
- Бетони сказала мне, что она видела, как вечером на холме один сид чешет волосы.
- И что же? Ты пришел посмотреть на мои волосы?
- Я пришел, чтобы ты забрал меня в холм, - ребенок подумал и уточнил: - Под холм. И Кейти тоже.
- Это Кейти? - Гейрт кивнул на кошку.
- Да. Но если по правде, то она Кейтлин.
- А ты кто, если по правде?
- Эоган.
- Зачем тебе под холм, Эоган?
Гейрт ожидал услышать что-нибудь вроде "чтобы у меня было много денег" или "чтобы я умел колдовать". Эоган насупился и сказал:
- Чтобы отец не бил меня.
Гейрт помолчал, разглядывая их обоих.
- Твоя мать будет плакать о тебе.
- Я вернусь к ней, когда вырасту.
Гейрт сказал бы, что из-под холма не вернуться таким, как был, и даже если он и вспомнит о своей матери, он уже не будет ее сыном. Он уже не будет человеком, способным жить среди людей. Вместо этого он спросил:
- Сколько тебе лет?
- Шесть. Ты заберешь меня под холм? Бетони сказала, что все сиды забирают детей, если их встретить.
Гейрт поднялся с земли. Трава, примятая его телом, распрямилась сразу же.
- Пойдем. Возьми свою Кейти, она за нами не поспеет.
Эоган наклонился и подхватил кошку на руки; она нервно мяукнула, но вырываться не стала. Гейрт видел, как беспокойно двигался ее хвост. Кажется, идея отправляться под холм ей не нравилась.
- А под холмом есть кошки? - спросил Эоган, прижимая ее к себе.
- Под холмом есть все, что тебе захочется. Дай руку.
Эоган устроил Кейти ловчее и взялся за протянутую ладонь. Пальцы у него были сухие и горячие, цепкие, и Гейрт повел его сквозь расступающийся перед ними кустарник, в золотое сияние, которое лилось им навстречу из вечернего тумана у подножия холма.
2.
2017 год, Дублин
Джейн из Лондона ждали, как наследную принцессу, - ее еще никто ни разу не видел с тех пор, как она приезжала на каникулы в одиннадцать лет. Все даже представить не могли, как она выросла. Все-таки, интернет - это совсем не то.
...в автобусе ее не оказалось. Оттуда вылезла группа старичков, бодро направившихся куда-то, громко переговариваясь, молодая пара с маленьким мальчиком, долговязая девица с крашеными в зеленый стрижеными волосами, рыжий мужчина, закинувший на плечо тощую спортивную сумку, и парень в цветной куртке.
И никакой Джейн.
Крашеная девица уселась на свой рюкзак и затыкала пальцем в экранчик телефона. Тетя Эмили тоже собиралась достать телефон и позвонить Джейн, спросить, как же так, но тот сам зазвенел у нее в руке.
- Алло, Джейн!..
- Тетя, - с упреком сказала девица голосом Джейн, - вы же обещали меня... ой!
Она засмеялась, выключила телефон и, подхватив рюкзак, побежала к ним, громко стуча окованными металлом каблуками. Когда Джейн уезжала, она была пухлой белокурой малышкой в светло-желтом платьице, да и когда они говорили по скайпу еще на прошлой неделе, у нее были длинные русые волосы, и уж точно никакой яркой помады и военных ботинок. Тетя Эмили чуть дар речи не потеряла.
Кристин, которая приехала вместе с ней, на кузину посмотрела с такой откровенной восхищенной завистью, что тетя Эмили поняла - и года не пройдет, как тоже начнет выпрашивать позволения выкрасить волосы. Джейн потрепала ее по макушке, обняла тетю, швырнула свой рюкзак на заднее сиденье машины - и плюхнулась туда же сама.
Зеленые там волосы или не зеленые, но в остальном это была все та же их Джейн - жизнерадостная, любопытная и очень шустрая. Еще до вечера она слопала огромный кусок торта, который тетя сделала специально к ее приезду, вылезла на крышу через окно, обошла весь квартал, приняла душ, разобрала вещи, пошвыряла палку собаке и познакомилась с Дэвидом Хейвордом, по которому с ума сходили все девочки округи без исключения.
Домой Джейн вернулась в темноте, поцеловала в щеку дядю, помогла тете накрыть на стол, а после, когда Кристин пробралась к ней в комнату, чтобы поболтать, показала ей татуировку на плече. Тетя Эмили бы не одобрила, но Кристин просто обомлела от вида трав, обвивающих руку кузины.
- Я тоже себе такое сделаю! - пообещала она с восторгом.
Джейн улыбнулась и сунула в рот пластинку жвачки.
- Когда вырастешь - без проблем. Я тебя даже в салон свожу, если захочешь.
- А что сказала твоя мама?
- Моя мама сказала "Джейн, я знаю, что ты упрямая кобыла, поэтому сделай ее, по крайней мере, красивой и в приличном месте. И временную".
Они рассмеялись вместе.
- Так что она скоро сойдет... - Джейн потрогала татуировку ногтем. - Постоянную я сделаю, когда мне будет двадцать один, я уже решила.
Джейн стащила через голову футболку, оставшись в одном спортивном бюстгальтере, и надела другую, домашнюю, длиной чуть ли не до колен.
- Дэвид мне сегодня столько всего рассказал про Дублин!
- Это какой Дэвид? - ревниво спросила Кристин, сидящая на краю ее кровати, болтая ногами.
- Э... не помню, как его фамилия, - Джейн вынула из уха сережку. - А что?
- Да ничего он не знает! Ни одной настоящей истории! Вот я знаю! - выпалила Кристин. - Хочешь, расскажу?
- Хочу.
Джейн бросила обе сережки на столик, сняла бюстгальтер, вытянув его через ворот футболки, и забралась под одеяло.
- Ложись рядом, - она похлопала по подушке, - и рассказывай.
Кристин мигом вытянулась рядом с ней и начала историю...
3.
...о мести
В первую ночь Самайна, когда за окном уже стало смеркаться, в дверь дома Арта Малли постучали. По-человечески, трижды. Он не отпер бы даже и после этого, но дура Кинна отодвинула засов прежде чем он успел ее остановить.
Дверь распахнулась.
Снаружи почти ничего нельзя было разглядеть из-за густого тумана, дом напротив и тот не видать.
Тот, кто стоял на пороге, не был похож на духа. Ему было лет семнадцать самое большее, он зябко кутался в плащ, так что торчал только кончик острого носа, и застенчиво улыбнулся Кинне:
- Хозяйка, пустите переночевать? Ночь такая, что на дороге нельзя остаться.
Кинна обернулась на Арта, и тот спросил:
- Деньги-то у тебя есть?
- Конечно, - заторопился гость. - Я заплачу.
Он полез в карман и, пока он копался там, капюшон съехал с его волос. С плеча упала тяжелая, отливающая серебром коса. Насквозь ее оплетал побег плюща, усыпанного мелкими белыми цветами, венок из него был у гостя на голове. Кинна ахнула, вскрикнула в глубине дома Бетони.
- Закрой дверь, быстро! - рявкнул Арт. - А ты ступай прочь, отродье! Иди, откуда пришло!
Сид взглянул на него поверх плеча Кинны. Лицо его перестало быть застенчивым и простодушным, оно даже юным быть перестало - потому что те, кто выходят из-под холмов, времени не знают. Это было лицо с монеты, вычеканенной на века, и в веках не меняющейся.
Он отстранил Кинну со своего пути, как человек отгоняет в сторону кошку, и шагнул в дом. Над его головой порхнула в дом сорока, сбросила с притолоки рябиновую ветку; сид перешагнул ее, входя.
С грохотом сорвалась с двери железная подкова, краснеющая и оплывающая. Пол под ней задымился, и почти сразу ее затянуло полосой тумана, льющегося из распахнутых дверей вслед за сидом. В воздухе пахло горячим металлом, горящим деревом, но больше всего - холодным свежим запахом травы и снега.
Бетони шарахнулась с пути сида к дальней стене, и перед ним остался только Арт, схвативший со стола нож.
- Ты не узнал меня, отец, - сказал сид. - Я Эоган.
- Ты не мой сын, - огрызнулся Арт. - Эоган удрал из дома, туда ему и дорога!
- Я не твой сын, правда. Ее.
Он, не глядя, безошибочно указал на мать.
- Ну так забирай ее и иди прочь! Иначе...
- Что? - Эоган улыбнулся. - Ударишь меня снова? Как прежде?
Арт удобней перехватил нож.
- Сам не уберешься, я и теперь тебя прирежу, сколько бы ты с собой птиц не натащил.
- Я думал, будет крыса, - невпопад ответил Эоган. - Они наглые, но трусливые, если пугнуть. Но, видно, волк. Псам...
Арт ударил его ножом, но лезвие вспыхнуло у него в руке, и он закричал. Это был страшный громкий вопль, все не прекращающийся, не стихающий, переходящий в звериный вой, и в какое-то мгновение он грянулся на четвереньки, не прекращая выть. Его голос все меньше походил на человеческий, и настал момент, когда перед Эоганом оказался крупный волк.
- Пошел вон, - бросил Эоган, и волк проскочил мимо его ноги и вынесся в туман мимо обомлевшей Кинны.
- Ты рассказала мне о холме, на котором сид расчесывает волосы, когда мы были детьми, - Эоган улыбнулся. - Помнишь?
Бетони молча кивнула.
- Я пришел к сиду и попросил забрать меня под холм, - он хихикнул, будто вспомнив нечто забавное, - и он забрал, как ты и сказала. Спасибо тебе. Теперь слушай: я пришел, чтобы отдать долги. Один уже уплачен. Ты сделала меня тем, что я есть, и я сделаю для тебя то, что вы, люди, назвали бы добрым делом. В сумерках накануне дня своей свадьбы ты придешь на холм, о котором рассказала мне...
Прямо под окном высоко пронзительно пропел охотничий рожок, и Эоган обернулся на дверь.
- Меня ждут. Ты придешь на холм и позовешь меня по имени, слышишь? Бетони, ты сделаешь?
Она кивнула еще раз, и Эоган сделал шаг к двери, глядя на нее.
- Хорошо. И ты уберешь все здесь, рябину и все это железо, - торопливо добавил он. - Чтобы люди не знали, что...
Рожок пропел снова, нетерпеливо, и Эоган бросился к двери. Возле Кинны он остановился, помедлил и поцеловал ее в лоб перед тем, как выйти.
- Прощай, мама, - сказал он почти нежно и вышел.
Никто не окликнул его, никто не попытался остановить. Туман хлынул за ним, как река, и он утонул в реке.
...- Стало легче? - спросил Гейрт.
Эоган стоял рядом с ним, измазанный кровью кого-то из тех, кого они загнали этой ночью, на его руке сидел ястреб, волосы почти расплелись, и он выглядел дико. Не как сид - как человек.
- Нет, - он погладил птицу по спине, и та любовно ухватила его за палец.
Гейрт знал, что ему, должно быть, больно - птица была приучена к сидам, чьи тела повредить трудно, - как больно и от когтей, впивающихся в кожу сквозь тонкую ткань. Но по лицу Эогана продолжала бродить рассеянная улыбка.
- Стало хуже, - добавил он. - Я думал, когда я его убью, что-то изменится. А теперь мне пусто. Я помню, ты говорил, что мне не стоит туда идти.
- Ты еще слишком человек. Несколько веков, и...
Они рассмеялись одновременно.
- ...и сок трав войдет в мои жилы вместо человеческой крови, и лунный свет наполнит мои кости, и дела людей станут мне безразличны, и я стану сидом, который делает только то, что его забавляет, и не знает печали, - продекламировал Эоган, поднял на него глаза. - Я помню, Гейрт. Но мне еще нет нескольких веков.
Гейрт положил ладонь ему на лопатки, подталкивая вперед, и Эоган бок о бок с ним двинулся через болото ко входу под холм, ступая по черной, затянутой ряской воде. От шагов Эогана вода колебалась, и ряска проминалась под каблуками его сапог.
...о свадьбе
Перед своей свадьбой Бетони Малли плакала больше, чем плачет обычная девушка в такой день. Идти к сиду (называть его братом она не могла и не хотела) было страшно, нарушить обещание - еще страшнее. Ей и спросить совета-то было не у кого - мама умерла еще в прошлом году, к кому еще пойдешь с этаким.
Бетони изсморкала весь огромный платок, вырезанный из куска старой простыни, подрубленного по краям, раскраснелась и начала икать под вечер дня накануне свадьбы. Когда начало смеркаться, она тоскливо окинула комнату взглядом, поплескала в лицо холодной водой, потуже переплела растрепавшуюся косу и вышла из дома.
К холму она тащилась, озираясь на черные деревья вокруг, которые казались хищными зверями, наблюдающими за ней, а ведь Бетони никогда прежде не боялась темноты. Она медленно пересекла луг и поднялась на холм сквозь рощу. Поворачиваться спиной к деревьям наверху ей не хотелось, но поляну они окружали со всех сторон.
Бетони стала на самом краю тропы, глубоко вздохнула и позвала:
- Эоган!
Она надеялась, что он не появится, и можно будет просто уйти домой. Она ведь сделала, как он хотел.
В воздухе запахло цветами так, словно на дворе было начало лета. Цветами - и снегом, Бетони содрогнулась. Она помнила этот запах с того дня, как сид вошел в ее дом.
Вокруг ее щиколотки, как змея, обвилась полоса тумана, и Бетони брезгливо дернула ногой, отпихивая ее в сторону.
- Он не сделает тебе ничего дурного.
Бетони не заметила, в какое именно мгновение появился сид. Он стоял у дерева рядом, глядя на нее, и теперь даже не пытался прикидываться человеком. Он был - не то лунный свет, не то статуя литого серебра. Выше самого высокого человека, которого она видела, с косой до самых колен. Прекрасный - и все же Бетони больше хотелось с криком кинуться вниз по склону, чем прикоснуться к нему.
- Спасибо тебе, - сказал сид. - Ты сдержала слово. Я тоже сдержу. Вот, возьми.