Язвительная Кислота : другие произведения.

Куда уходит лето

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Извечное традиционное противостояние двух самых закадычных и яростных в своей силе противников выходит на новый уровень. Отношения между временами года переходят на новый этап. Кто же из них выйдет доменантным победителем? Кто же прогнется под властью другого и войдет в долговременное подчинение? Однако даже у самых заклятых врагов может отыскаться хоть что-то общее. Даже у таких сумбурных двоих, как у бледной, морозной, бессердечной Зимы и жаркого, веселого, полного мечтаний Лета.
  1
  
  Мрачная осень окутала своим затхлым, блеклым саваном загнившие трущобы неизвестного города. Идя вдоль полузаброшенных, разваливающихся на глазах построек, я вдыхаю прелый, густой аромат опавшей листвы. Трескаясь под моими ногами, лужи, испещряющие тротуар, оглашают своими резкими вздохами набрякшую в воздухе тишину, нарушаемую лишь дерзкими порывами беспризорного ветра. Выбитые стекла низеньких построек с окнами, заколоченными обшарпанными досками, провожают меня долгим испытующим взглядом. Оголенные, кривоватые деревья, небрежно рассаженные вдоль тротуара, согнулись в три погибели под напором промозглого ветра, зло отнимающего у них последнюю листву. Эти хиленькие, чахлые деревца напоминали бездомных, уличных бродяг, ограбленных и прилюдно униженных одним и тем же жестоким алчным злоумышленником. Искушенным, профессиональным вором, отнимающим у горожан их последнее лиственное золото.
  
  Проходя мимо запыленной витрины какого-то магазина, я бросаю беглый взгляд на свое отражение в стекле. Там, вместе со мной, отражается низкое, потрепанное небо, здание, расположенное с другой стороны и небольшой кусочек пустынной, абсолютно безлюдной трассы, по которой за все время проехала лишь пара раздолбанных колымаг. Темные грозовые тучи нависли так близко над землей, что казалось, еще немного и они дотронутся своим брюхом до крыш далеких, разбросанных по всей карте города высоток.
  
  Переводя взгляд с неба, я продолжаю идти вперед, время от времени посматривая на витрину, что со стороны выглядело, как будто я любуюсь своим отражением. На поверхности грязного, потресканного стекла проступает лицо семнадцатилетней девушки, обрамленное короткими, до плеч, волосами каштанового оттенка. И пусть курносый нос остается беспечно приподнят, а бледные губы застыли в беззаботной улыбке, темные, подведенные тушью глаза, продолжают неотрывно следить за своим отражением.
  
  Точнее, смотрела я не только за собой.
  
  В нескольких кварталах отсюда я впервые обнаружила, что за мной продолжают неотрывно следить. Странный незнакомец, облаченный в темное. Конечно, в злачных кварталах, где проживали две мои самые близкие родственницы, а именно бабушка с маленькой сестрой, мог ошиваться всякий сброд, однако в месте, где жила я, водились субъекты не лучше.
  
  Боковым зрением я вновь засекла темную, сутулую фигуру высоченного парня, который продолжал неотступно следовать за мной по пятам.
  
  Кутаясь в ярко желтый, шуршащий дождевик с капюшоном, я еле заметно ускоряю шаг, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег.
  
  Он не отстает уже довольно долго, с каждым кварталом все заметней нагоняя меня.
  
  Изо рта у меня вырывается блеклое, полупрозрачное облачко пара.
  
  Конечно, моя бабушка имела обыкновение выдавать различные погодные фокусы, однако сегодня было особенно промозгло.
  
  Вдруг, витрина услужливо подсказала мне, что неизвестный неожиданно отвлекся на что-то, что лежало на тротуаре. Что-то блестящее, и довольно интересное с виду, однако мне самой уже было все равно.
  
  Воспользовавшись моментом, я резко свернула с прямого маршрута, заскочив в ближайший проулок. А затем я уже со всех ног припустила прочь, время от времени непредсказуемо и резко петляя в лабиринте разбитых трущоб.
  
  Отзвуки моих шагов постепенно утихали в предвечернем пространстве, пока вовсе не исчезли в атмосфере поздней, пугающей осени.
  
  2
  
  На самом деле, внешне, пугающей моя бабушка вовсе не была, однако мрачности нагнать умела, причем с лихвой. Уж в этом ей точно профессионализма не занимать. За лишним холодком в карман не полезет, да и объектов для искреннего возмущения и негодования искать так же не приходится. Как сейчас, например.
  
  Сидя с кружкой горячего зеленого (моего любимого) чая, в уютном, плетеном кресле-качалке попутно обернувшись пледом, я сквозь сон слушаю ее возмущенное, монотонное бормотание. Постепенно для меня ее голос сливается с размеренным, приглушенным тиканьем старинных часов-ходиков, нашедших свое место в просторной гостиной в оранжево-желтых тонах.
  
  -... Зима нынче совсем страх потерял, - сидя на продавленном диване подле меня, занимающем практически все пространство комнаты, недовольно бурчала старушка, методично стуча спицами для вязания. Ярко красный шарф, который она вязала для моей меньшей сестры, ютившейся где-то поблизости, но еще не видимой в моем поле зрения, уже успел достичь чуть ли не двухметровой длины, однако старушка того, казалось бы, совсем не замечала: - Только середина осени едва успела наступить, а он уже вовсю подмораживает, подлец, как будто на месте ему не сидится, негоднику, - еще немного нечленораздельно побубнив, она внезапно обратилась ко мне, тем самым мгновенно вырвав меня из блаженной полудремы: - Аэстас*! Пусть твое время уже прошло, однако все же будь с ним поосторожней, никогда не знаешь, что взбредет в голову этому отмороженному...
  
  Старушка всегда, упорно и упрямо, как будто в знак некоего протеста перед молодостью, называла меня исключительно полным именем, не смотря на то, что прочие называли меня просто Стасей.
  
  Недовольно поежившись, я поплотнее закуталась в плед и предпочла не отвечать вовсе. Кривые ветви оголенных деревьев за окном порывисто раскачивал разошедшийся не на шутку ветер. Там, за окном, царит холод, утыние, тоска и сырость в то время как здесь, у бабушки Осени правит домашний уют, тепло и мирская полудрема. Там, на улице, бродит по проулкам, заглядывает в подворотни и шастает по лужам, сковывая их мерзлой коркой льда, таинственный и мрачный Зима, в то время как здесь чувствуется атмосфера позднего лета и ранней осени.
  
  - Не решила еще, куда отправишься с родителями на выходные? - неожиданно сменив тему, спросила старушка.
  Мне же хотелось думать об этом в последнюю очередь, поэтому ответ мой был максимально размыт и неясен.
  
  - Еще не решили, - зевнув, я бросила полусонный взгляд на часы. Без пяти минут восьмого. Вечер, поздно. Слишком долго я засиделась у старушки, а ведь пора возвращаться домой. Оставаться здесь дольше я не хотела, хоть компания сестры и бабушки и была для меня способом прекрасного время препровождения. Пусть здесь тепло и уютно, но я все же хотела домой, тем более, что квартирка была настолько крохотной, что здесь едва хватало места для подрастающей сестры и немощной старушки, а в купе с диваном вообще была каморкой, однако уходить я пока не спешила. Времени у меня еще достаточно, к тому же, как это не странно в нашем городе что ночью что днем, всегда одинаково опасно: - Планируем отдохнуть на природе.
  
  - И все же, Аэстас, всегда будь начеку, - на морщинистом, смуглом лице проступило серьезное выражение. Седая прядь, спадавшая на лоб и цветастая, черно-оранжевая шаль придавали ей больше неземного, таинственного, скрытого от полу ослепших глаз обычных людей: - Зима нынче скор на расправу...
  
  Ко мне подбежала сестренка. Устроившись на подлокотнике кресла, девятилетняя девчушка удобно устроилась рядом со мной.
  
  - Кто же он такой, этот Берни? - повернув светловолосую, маленькую головку, она шмыгнула вострым носом. Осенью, Вера* частенько простывала, особенно поздней.
  
  - Хибернис*? - хмуро поправила ее старушка, стрельнув в сторону меньшей внучки светлыми, почти прозрачными голубыми глазами: - Он же и есть сама Зима...
  
  - Расскажи о нем, бабушка, расскажи, - принялась канючить сестра. Истории подобного рода - о таинственных главных героях со странными именами - всегда невольно привлекали и подпитывали ее врожденное любопытство, которое, по словам самой Осени, до добра ее явно не доведет.
  
  - Что о нем рассказывать? - недовольно насупившись, ответствовала старушка. На истории ее явно не тянуло сегодня. Вероятно, встала не с той ноги. С Осенью довольно часто случалась что-то подобное, из-за чего, в приступах неудержимой хандры, она любила нагонять на небеса хмарь, тучи и мелкий, противный дождь: - Молодежь нынче совсем без головы пошла, - проигнорировав смешок малой, она с чувством продолжила: - Но этот раздолбай совсем от рук отбился, хотя и не дите уже давно... Только стоит мне в силу вступить, так и он следом, будто хвост какой-то. Лета-то побаивается, паскудник, а Осень и Весна, ему, видите ли, не ровня... А Зимой-то от него и того пуще спасу нет... Но ничего, Аэстас, наступит твой черед, нужно только набраться терпения...
  
  В полудреме я все продолжала слушать бабулины россказни, вкупе с представлениями о том, кто же он таков, этот таинственный Берни... За все время своего существования я еще ни разу не встречала, и даже не видела его в лицо. Знала лишь его таинственное, непонятное имя, и ничего более. Разве что потому, что во время Зимы предпочитала проводить время в теплых странах и там радовать собою и своим теплом. Там, где Зима был не властен, там, где он не способен был оказаться даже вопреки законам самой природы.
  
  Наверняка, скоро я впервые встречусь с Зимой. Ведь все на свете когда-то бывает в первый раз...
  ______________________________________
  Стася 《Лат.》 (Аestas) - Лето
  Берн 《Лат.》 (Нibernis) - Зима
  Вера 《Лат.》 (Vernum) - Весна
  《Лат.》(Аutumnus) - Осень
  
  3
  
  Сидя дома в своей комнате, я неторопливо потягиваю обжигающий кофе и бесцельно пялюсь в окно, мимоходом прокручивая события сегодняшнего вечера. Честно признаться, воспоминания выдались не из приятных, так как сразу из квартиры родственников меня, прежде чем заявиться к себе домой, в одинокую темную, холодную и абсолютно пустую квартиру, за каким-то неизвестным лешим потянуло наведаться в местную забегаловку, где я опять таки столкнулась сним.
  
  Тот самый странный парень, преследующий меня накануне сидел в паре столиков от меня, на вид безразлично и устало пялясь в окно. Однако на самом деле, окно явно интересовало его только тогда, когда я как бы ненароком оборачивалась в его сторону, чувствуя на себе его пристальный, тяжелый взгляд, который многотонной плитой не переставая продолжал давить мне на психику. Могла бы поклясться на что угодно, он уже довольно давно следил за мной. Об этом я стала подозревать около месяца назад, когда Осень только принялась входить в силу, окрашивая мир в ярко желтые, оранжевые, а затем и багровые, более темные тона.
  
  
  С такой внешностью, что была у него, его просто невозможно было не запомнить, а в скором времени не узнать.
  
  В плане прически он до странности походил на меня. Создавалось такое впечатление, будто мы одновременно стриглись у одного и того же парикмахера. Та же длина волос - ровно до плеч, тот же каштанового оттенка цвет.
  Однако в остальном мы не были похожи ни капли. Именно так не походят друг на друга небо и земля, огонь и вода.
  
  Повесив на спинку стула свой черный, изрядно помятый плащ, в котором он был похож на сутулого, потрепанного ворона, незнакомец, облаченный в серую футболку и потертые джинсы, продолжал изредка посматривать на меня, каждый раз холодя взглядом своих глаз-льдинок. Абсолютно белое, с резкими чертами вытянутое лицо, было словно высечено из мрамора с мастерством искушенного творца. Таковы были его неестественные, угловатые черты, казавшиеся мне до странности чужими и какими-то смутно знакомыми.
  
  Я знаю, ты довольно давно наблюдаешь за мной. И ничем хорошим это явно не кончится, либо для нас обоих, либо для меня одной.
  
  На протяжении всего времени, когда длилась эта наша своеобразная игра в "догонялки" я ни за что не решалась подпускать его близко, и в этот раз уж точно не собираюсь, ибо уже совершила огромную ошибку, дав ему возможность вновь выследить меня. Возможно, мне было бы лучше, воспользовавшись тем, что я нахожусь в людном месте, подойти к парню и попытаться решить нашу "небольшую" проблему? Может бедолага просто безнадежно влюблен и мечтает первым начать разговор, однако не знает, с чего начать, или же просто не может решиться? В иной раз, я с легкостью допустила бы подобный вариант развития событий... Но я просто не могла заставить себя спокойно взять, набраться смелости, сделать глубокий вдох и хотя бы приблизиться к нему. Я боялась, но не знала чего. Мертвая бледность его лица, льдинистый взгляд, кривая, насмешливая полуулыбка вселяли в меня странный, неподдельный, тихий ужас... Будто по пятам за мной не таясь, среди людской толпы крался сутулый вампир, восставший зомби, или еще какая потусторонняя нечисть, и подойти к нему хоть на метр ближе могло бы быть сочтено, как добровольное согласие на неминуемую, мучительную смерть в стальной хватке егохолодных, заточенных когтей...
  
  Не взирая на то, что уже успела сделать заказ я, не дожидаясь официанта и открыто радуясь тому, что еще не успела его оплатить, бодрым шагом направилась в сторону туалета. Мимо столика незнакомого парня я прошмыгнула чуть ли не с закрытыми глазами, однако мне не помешало затылком почувствовать его иронизирующий, пристальный взгляд.
  
  Беги, мол, беги, свет очей моих, далеко никуда не убежишь.
  
  И как бы ни паршиво было признавать это, отчасти это все же являлось правдой...
  
  Выбравшись через узкое, чуть приоткрытое окно, расположенное далеко под потолком в одной из туалетных кабинок, я бодро и с чувством припустила прочь от своего незадачливого и вселяющего страх преследователя. Однако что-то подсказывало мне, что наше "расставание" не затянется через чур надолго, иным словом он того просто напросто не допустит.
  
  Вломившись в квартиру, я, вся растрепанная, голодная и запыхавшаяся, с грохотом захлопнула за собой дверь. Отдышавшись, я уже немного более спокойней отбросила в одну сторону изрядно намокший дождевик, а в другую заляпанные грязью ботинки, и шаркающей походкой скорей прошествовала в полутемную комнату, где уже вовсю надрывался позабытый накануне мобильный.
  
  Взяв трубку, я ответила на звонок, щекой прижимая телефон к плечу, и, на ходу расстегивая фиолетовую кофту, ловко лавируя между скрытыми темнотой, мебельными остовами, нашарила в полутьме выключатель. Комната тут же озарилась мигающим, слабым светом. Задернув зеленые, тяжелые шторы, и с разбегу грохнувшись на еще с утра не застеленную кровать, я уткнулась лицом в подушку, вслушиваясь в прерывистый, смеющийся голос матери на том конце провода.
  
  Родители в кой-то веки решили, куда планируют отправиться на выходные.
  
  Вначале, при одном только упоминании "горнолыжного курорта", я впала в истинный шок.
  
  Как они себе это представляют вообще? О чем они только думают?
  
  Если уж мне и суждено там появиться, о катании на лыжах, коньках, и прочим и прочим им придется забыть надолго... Ровно до тех пор, пока снег не соблаговолит выпасть по новой, однако в этом случае были и свои плюсы... Я могла бы, пусть и на время, отделаться от этого странного незнакомца, который за время моего отсутствия вполне возможно, сможет найти для себя новый объект для слежек... Если, конечно, хвостом не увяжется за мной...
  
  Хотя... откуда ж ему знать, куда именно я отправляюсь? Не прослушивает же он мои телефонные звонки?
  
  Наспех распрощавшись с родителями, я отложила телефон в сторону, и, продираясь сквозь ворох живописно разбросанных по полу вещей, оказалась возле окна, выходящего в сторону неприметного, однотипного, совершенно безлюдного двора.
  
  Обозрев непримечательный, серый пейзаж с остаточными вкраплениями былых, ярких, осенних красок, я обратила свой взор с сторону искривленной, оголенной ветви дерева, что стояло практически вплотную к окну моей комнаты. В былые времена я даже сбегала из дома с помощью этого дерева, ведь чтобы коснуться одной из его ветвей, мне не требовалось даже далеко тянуться к нему. По ночам, в особенно ветреную погоду, его ветви легонько постукивали по поверхности стекла, создавая впечатление того, будто в одну беззвездную, городскую ночь ко мне вздумал постучаться добрый эльф из старой сказки... А может какая-нибудь иноземная, потусторонняя тварь, которая не откажется выбить стекло и сожрать меня сразу же, стоит мне только вылезти из кровати и слегка отодвинуть шторы...
  
  Его пышные, сплошь унизанные пахучей зеленью ветви были одновременно и моей древней сказкой и страшной, кошмарной историей на ночь. Все лишь зависело от настроения и полета самой фантазии.
  
  Сейчас оно выглядело столь ж одиноко и неприкаянно, будто облезлая, дворовая кошка, наголо побритая каким-то больным на голову живодером.
  
  Осмотрев ветвь критическим взором, я слегка прикоснулась к ней. Тут же, разлапистые, тонкие, слегка качаемые ветром ветви, от места моего прикосновения, принялись стремительно покрываться густой, зеленой листвой. В нос мне ударил знакомый, пряный, мирный запах уже позабытого горожанами лето, хотя с его последнего дня прошло чуть больше месяца. Это вмиг позеленевшее, и обретшее новую жизнь, старое дерево словно было моим протестом. Протестом и показным упрямством против самой природы. И пусть оно скоро пожелтеет и облетит вновь, обернувшись таким же, как было прежде. У него еще есть время порадовать мой глаз последний раз, прежде чем на эти края, как снежный ком на голову, свалится долгий, скрипящий, мерцающий во всем своем великолепии, лютый Зима...
  
  И тут я резко отдернула руку, и в испуге отскочила от окна. За весь сегодняшний вечер, я более не решалась подходить к нему...
  
  Ведь по ту сторону, на мокром, изрытом вкраплениями луж тротуаре стоял тот самый незнакомец из забегаловки...
  
  И улыбался... долгой, многообещающей, зловещей ухмылкой...
  
  4
  
  Прибыв в гостиницу - деревянный, двухэтажный дом с трофейными звериными головами в холле у стойки портье в стиле охотничьего домика, евро ремонтом, просторными номерами и непомерно крутыми и опасными на вид лестницами - мы, наспех разложив свои вещи, всей гурьбой высыпали на улицу.
  
  Взяв на прокат четыре пары лыж и прочие, прилагающиеся к ним атрибуты, мы, мимоходом рассматривая живописные, припорошенные обильным слоем снега окрестности, поспешили в сторону подъемника.
  
  В то время, как родители, весело хохоча, с беззаботными улыбками на раскрасневшихся под морозом лицах, уже поднимались в гору, мы с сестрой степенно дожидались момента, когда к нам неторопливо, медленно и степенно, подползет пустой подъемник. Честно признаться, всегда боялась этих движущихся, трясущихся штук, ползущих в десятках метрах над землей и ты со стеклянными глазами изо всех сил цепляешься за железные поручни, пытаясь не смотреть вниз. Процесс нудного, унылого, и невыносимо долгого подъема в гору я ненавидела настолько искренне, насколько могла, в то время как Вера, будто беззаботный, счастливый щенок, то и дело беспокойно подпрыгивала на месте. Прибывая в полном восторге, раскачивая железное сидение, она, явно желая мне инфаркта, бесстрашно свешивалась вниз, восхищенно наблюдая за тем, как белая, покрытая искрящимся на солнце снегом земля, покорно проплывала под нами.
  
  - Прекрати это, в самом деле! - наконец не выдержав, я обратилась к малой на слегка повышенном тоне: - Родители скинут меня следом за тобой, если ты отсюда свалишься! Я за тебя головой отвечаю, как ты не понимаешь?
  
  - Вечно тебе не нравится то, что нравится мне! - глянув на меня исподлобья, сестра натянула розовую, вязаную шапочку на самые глаза и нагло показала мне язык.
  
  - Да это-то тут причем? - вопросительно подняв бровь, возмутилась я: - Я же беспокоюсь за тебя...
  - Или это на тебя Зима так действует, - усмехнувшись, огорошила меня Вера.
  
  Вполне возможно, она и была отчасти права. Этот Зима, кем бы он на самом деле не был, вечно действовал мне на нервы. Прибывая, так скажем, на его территории, я вечно чувствовала себя как будто не в своей тарелке, однако, на этот раз я больше беспокоилась за эту маленькую кровопийцу в розовой шапочке и лыжной маске на все лицо. К счастью, мне удалось на некоторое время утихомирить ее. В тишине, нарушаемой лишь поскрипыванием канатов да отдаленных возгласов прочих отдыхающих, нам не оставалось ничего иного, кроме как без комментариев любоваться открывшимся нам видам. А любоваться с нашей точки обзора как раз таки было на что.
  
  Обширные, тучные нагромождения облаков столпились на самом краю горизонта, прямо как растянувшаяся очередь в МакФудс, состоящая из одних обрюзгших, неповоротливых, огромных толстяков. Темная армада пушистых, многолетних елей, сонной шеренгой выстроилась чуть поодаль от горнолыжной трассы, под тяжестью посеребряного солнцем снега, безвольно опустив свои зеленые, усеянные иглами, руки. То и дело, внизу беспечно проносились только что поднявшиеся в гору отдыхающие, разноцветными молниями мелькая на фоне бескрайней белизны. Я сидела зябко съежившись, мрачно наблюдая затем, как из ноздрей у меня валят целые клубы белесого пара и наивно мечтая, чтобы эта адова поездка закончилась как можно скорее. В этот момент я наверняка напоминала нахохлившуюся, грустную иволгу, которой по непонятным причинам так и не удалось сбежать от холодов на далекий, манящий юг, и остаться зимовать на пару с голубями, воробьями, воронами и с прочей неприхотливой к погодным условиям живностью.
  
  Оказавшись на вершине горы, я самая первая соскочила на землю и в итоге была готова чуть ли не целовать землю под своими ногами, намертво скованную снежным настом.
  
  - Идешь кататься с нами, или побудешь здесь? - обратилась ко мне мама - светловолосая, как и Вера, и такая же низкорослая, как я. После того, как я наотрез отказалась кататься на лыжах вместе с остальными, она, поправляя шапку, на голове малой, скептически спросила у меньшей дочери: - Твой насморк точно прошел? Все таки мне кажется, что ты еще говоришь в нос. Думаю, тебе все таки стоило остаться дома...
  
  - Фу, какой дом, когда вокруг творится такая красота?! - эта фраза сестры заставила меня иронично хмыкнуть. Уж я на ее месте лучше действительно отказалась бы: - Мы со Стасей лучше снеговика слепим!
  
  После продолжительных расспросов, и мудрых, и, соответственно, заезженных наставлений, мы наконец распрощались с нашими, удушающими одной своей необъятной любовью, родителями.
  
  Пока Вера беззаботно, чуть ли не насвистывая себе под нос, лепила непропорционально большой, первый комок для "человека из снега", я бесцельно слонялась по окрестностям, время от времени, от скуки практикуя своим телом создание силуэтов "снежного ангела". Все это время, я украдкой поглядывала в сторону мрачного, заметенного снегами и судя по следам на нем, не хоженого леса, манившего меня одним своим непостижимым, таинственным видом. Было в этой таинственной, неопределенной, живой картине из нагромождений зеленого на фоне белого, что-то сказочное, что-то недосягаемо волшебное... И я была бы не я, если бы упустила случай наследить между потресканых на морозе темных стволов и в шутку сбить снег с раскидистых лап елей. Да и что по мне, то если уж лыжи, то в одиночестве, тем более если ты их на дух не переносишь... Если что, так, о твоем позоре будут знать только ты, да проворные случайные белки.
  
  Раздумывая над этим, я даже не удосужилась вспомнить о том незнакомце, что караулил меня на улицах моего города уже чуть ли не с месяц. В то время, как ты изо всех сил пытаешься обуть, а затем и устоять на разъезжающихся в стороны лыжах, хочется думать о чем-то, что точно не испортит тебе настроение вдвое больше. Наконец, справившись с задачей обувания, я слегка корявенько, как-то по-утиному, проковыляла к сестре. Завидев, что я, пусть и с трудом, но неумолимо продвигаюсь к ней, Вера оторвалась от создания пока безносой, безглазой и безротой головы. Едва сдерживая сдавленное хихиканье, она обернулась в мою сторону, стараясь не выронить шарообразный снежный ком.
  
  - Я тут прошвырнусь ненадолго, - поправив ее шапку, за время работы над снежной скульптурой, оказавшуюся на затылке, не терпящим возражения тоном выговорила я: - Жди меня здесь и не смей отходить далеко.
  
  - Зиму искать оправилась? - с ехидной улыбкой заметила Вера.
  
  Пропустив ее слова мимо ушей, я круто развернулась, и размашистым шагом храбро двинулась в лес, отчаянно и густо краснея, в тайне подозревая, что причиной этому послужил далеко не творящийся здесь лютый холод.
  
  Снег надсадно, зловеще скрипел под моими ногами, когда я продвигалась дальше, вглубь частокола вековых елей, оставляя позади себя рваный, искривленный, дугообразный след.
  
  Снег вокруг был настолько чист и нетронут, что сразу создавалось впечатление того, что здесь никого не было вовсе и вряд ли когда-нибудь будет помимо меня. Кроме мелкого, зимнего зверья, мирно отсиживающегося в вышине высоких ветвей, я была здесь единственной живой душой. И чем дальше я отходила в древесную тьму прямых, будто стрелы теней, чем дальше, проклиная свое ненормальное любопытство, на свой страх и риск забредала в незнакомую, безмолвную чащобу, тем отдаленней и приглушенней долетали до меня голоса людей, тем более пустынней, мертвей и печальней становилась местность вокруг. Однако я была слишком увлечена продиранием сквозь коварно замаскированные белизной кусты, попытками по неосторожности не завалиться куда-нибудь на бок, и созерцанием быстро темнеющего, отливающего сапфировой синевой неба, чтобы вовремя заметить идеально ровные полосы чужой, свежей лыжни. Чтобы вовремя заподозрить неладное, когда пушистые пики древних елей все явственней смыкались вокруг меня.
  
  Я не могла допустить даже мысли, что могу заблудиться. Ибо это означало скорую панику. Скорая паника могла означать дикую истерику. Дикая истерика могла означать полный провал. Или, что еще хуже - признание своего поражения, а затем смерть.
  
  Резко обернувшись, я, глубоко вздохнув и натянуто улыбнувшись, оглядела свою импровизированную, кривую лыжню, про себя заключив, что смогу найти ее даже глубокой ночью. Любой нашел бы, ибо создавалось впечатление, будто сквозь занесенный снегом ельник продиралась не хрупкая с виду, семнадцатилетняя девушка, а двухметровый, разбуженный голодом и жаждой крови, взбешенный медведь-шатун, обутый в лыжи.
  
  Подобрав такое сравнение, я невольно хихикнула. Поистине, я просто отлично провожу время.
  Чтобы хоть как-то унять дрожь, я сдернула перчатку и сжала руку в кулак. Мой взгляд тут же упал на прогнувшуюся под слоем снега, лапу ближайшей темной ели. Бездумно дотронувшись до нее, я принялась заворожено наблюдать, как под моей ладонью снег начинает распадаться, осыпаться и стремительно превращаться в воду, тяжелыми каплями стекая на землю. В воздухе запахло неожиданными шагами раннего лета, которое в этом году решило подкрасться незаметно.
  
  - Что ты делаешь, мать твою!?
  
  Резко вздрогнув, я тут же отдернула руку. Прижав к груди снятую перчатку, я круто развернулась на месте, большими глазами глядя на того, кто так грубо и громогласно окликнул меня. Эхо его голоса еще долгое время звучало в пространстве, в том числе и у меня в ушах, а с ближних ветвей посыпался целый ворох не утрамбованного снега, часть которого отчасти задела и меня, однако об этом стоило беспокоиться в последнюю очередь.
  
  - Какого Гвидона ты тут делаешь?! - на меня, пылая злобой и раздражением смотрели глаза того самого парня, что следил за мной все эти последние месяцы. Его прическа слегка растрепалась на ветру, придавая ему некоего своеобразного шарма, и неопределенности. Такой же неопределенности ему добавлял оголенный торс. Матово белая, вампирическая кожа ярко контрастировала с черными, спортивными штанами неизвестной фирмы. В руках он сжимал две серебристые, лыжные палки: - Твое время здесь еще не наступило!
  
  Его глаза, полупрозрачные, словно замершая осенняя роса, преображенная в иней, распарывали меня насквозь. Я чувствовала это всем своим нутром. В лицо ему я яро старалась не смотреть, хотя оно и влекло мой взгляд сильнее, чем берег влекущий к себе волны прибоя.
  
  С тоской я смотрела на свою доживающую последние секунды, с таким старанием протоптанную лыжню...
  
  Начинался снегопад...
  
  5
  
  На некоторое время между нами повисло долгое, напряженное молчание. За те тридцать секунд, что мы стояли так, посреди пустынной, заметенной снегом чащобы, а мне на макушку продолжали размеренно падать неосязаемые, пустынные хлопья, я, отчаянно борясь собой, делала все возможное, чтобы от души и хорошенько не послать парня подальше. Мимолетная растерянность исчезла без следа. Ее место нагло заняли злость и раздражение. Как этот подлец смеет вообще повышать на меня голос? Пусть он и является самой Зимой, ледяным повелителем бездушных метель и одичалых вьюг, воющих волком под окнами лунных январских ночей, но я ведь тоже не абы кто. И уж с кем-кем, а со мной, он обязан считаться. Разобиделся, что я забрела на его территорию, да еще и в его время, и балуюсь тут со снежком! Ха! Вспоминается как он однажды наведался в мой срок в один из самых первых дней моей рабочей смены. Ему и слова никто не сказал, а он в свою очередь и не подумал оправдаться... Хамло.
  
  Однако с самим Зимой спорить все же не стоит - вон он какой, весь из себя. Бледный, полуголый, рельефный торс да и мышцы в меру подкачаны, да еще и это зловещее, волевое лицо, чьи черты будто высечены из мрамора... Как тут не оттаять?
  
  - Я ведь тебя сразу узнала! - подступив к нему на шаг, я, не дожидаясь поползновений с его стороны, тут же перешла в нападение: - Зачем за мной следил?
  
  В раздумье смерив меня взглядом, он как будто немного смягчился внутри, и неожиданным движением, протянул руку ко мне.
  
  - Думаю, нам стоит немного прокатиться, - слегка приобняв, как закадычную, давнюю подругу детства, он, слегка подталкивая вперед, увлек меня за собой.
  
  Пожав плечами, я послушно последовала за ним, в любой момент ожидая подвох. Однако я все равно понимала - слишком поздно было возвращаться обратно. Моя лыжня уже давно исчезла с лица Земли. Но ведь он, можно считать, мой коллега? Так или иначе мы друг с другом в каком-то смысле взаимосвязаны. Что может случиться плохого?
  
  
  Вслед за ним, по проторенной, скользящей, идеально ровной лыжне, да еще и после того, когда уклон пошел на спуск, я заскользила на удивление легко, мысленно поражаясь самой себе. Его силуэт, верхняя половина которого практически сливалась с белым пространством вокруг, а нижняя ярким контрастом выделялась на фоне снежных холмов, не переставая, стремительной тенью петлял среди деревьев, услужливо прокладывая мне дорогу. Он двигался настолько удивительно грациозно и резко, что мне все время казалось, что вот-вот и его мелькающая вдали фигура странным образом раздвоится, расстроится и он тут же окажется в нескольких местах одновременно. Поистине, здесь этот странный властитель Зимы был самим собой, здесь была его стихия, здесь была его родина и его владения, а я была его незваной, нежеланной гостьей. Но действительно ли я была нежеланной, остается только гадать.
  
  Снегопад продолжал меланхолично и лениво покрывать землю новым слоем небесных, ледяных пушинок, чьи тела аккуратно скрывали лыжные следы позади нас.
  
  Когда он наконец решил остановиться, я уже успела порядком запыхаться и едва смогла перевести дух, в то время как он сам, казалось бы, вовсе не чувствовал и малейшей усталости.
  
  После того, как я перестала разглядывать свои обутые в лыжи ботинки, опершись ладонями о колени, то, подняв взгляд к небу, попыталась как следует здесь осмотреться.
  
  Моему взору открылась небольшая лесная полянка, наполовину заметенная редкими белыми хлопьями, ниспадающих на землю из распоротых брюх тусклых, блеклых облаков. С немалым удивлением я разглядела кое-где проглядывающую на белом фоне, зеленеющую, хилую травку, которая прикладывала все возможные усилия, чтобы сквозь толстый, тяжелый, ледяной покров пробиться к живительному солнцу, практически скрытому легкой дымкой.
  
  С улыбкой я обозрела это бледное, озябшее чудо природы. Сквозь редкие чахлые пучки травинок, я углядела белый, поникший, подмерзший цветок. Подойдя к нему, я слегка прикоснулась к растению, чтобы дать ему последний оставшийся шанс еще раз увидеть небесное светило.
  
  Однако, судя по выражению лица Зимы, мои манипуляции ему явно не нравились. Хуже того - они определенно выводили его из себя.
  
  - Видишь, что твое присутствие делает с этой поляной? - скрестив руки на груди, надменно вопросил он: - Все мои усилия, все старания, все планы ровным строем пошли к черту сразу после того, как здесь появилась ты.
  
  Поднявшись, я посмотрела на него исподлобья. Забудьте о том, что я говорила о нем раньше. Сейчас он показался мне каким-то жестоким, подлым злодеем, готовым рвать на себе волосы как раз тогда, когда его планы по захвату или уничтожению мира с помпезностью рушатся в очередной раз. Злодеем, со своей долей правды.
  
  - Думаю, из этих мест тебе лучше убраться, - тем временем Зима продолжал накалять атмосферу. Если только слово "накалять" вообще уместно в отношении Зимы: - Да и вообще из города. Или ты забыла, что тебя давно ждут теплые страны?
  
  Так вот, что ему на самом деле от меня нужно! Чтобы я убралась далеко и надолго, и не мешала ему разойтись во всю. Подлец.
  
  В мыслях я давно про себя уже решила, что без собственного желания никуда не уйду. Достаточно вспомнить о том, что он ни во что не ставит ни Весну, ни Осень, за что мне самой было обидно до крайности. Всем своим поведением, всем своим видом, одним своим присутствием оскорбляя их, он умудрился и меня задеть за живое. И мое нежелание уходить, будет своего рода маленькой местью этому зазнавшемуся, балованному большому ребенку.
  
  - Не приятно тебе, да, Зима? - язвительно осведомилась я: - Когда на твое право царствования над миром покушаются раньше времени? Ничего, мое присутствие ты потерпишь. Не облезешь и не растаешь, это вовсе не смертельно.
  
  - Надо же, не ожидал, что Лето начнет предъявлять права на время Зимы, - зло усмехнувшись, парень слегка склонил голову на бок, рассматривая меня долгим, изучающим взглядом: - Даю тебе пять секунд, чтобы по-хорошему изменить решение и сгинуть надолго из этих мест...
  
  - Не дождешься, снеговик, - намертво уперлась я: - Я свое слово уже сказала.
  
  - Что ж, - зловещий блеск в его глазах не мог предвещать хорошей погоды: - И не говори потом, что я не дал тебе шанса уйти.
  
  Резко подскочив ко мне, он с силой толкнул меня в грудь. Не удержавшись, не сумев сохранить равновесие я с ветерком проехалась спиной вперед прямиком до ствола ближайшей, растресканой на морозе ели. Резкое, кошмарно болезненное соприкосновение затылка со стволом дерева вызвало череду последующих не очень лицеприятных для меня событий.
  
  От мощного удара с нижних веток посыпались целые комья лежалого снега, завалив меня собой чуть ли не полностью. В этой темной, ледяной, но до странности уютной берлоге я поняла, что стремительно начинаю терять сознание.
  
  Однако это было скорее похоже на то, что я засыпаю под тяжелым, колючим, удушающим пледом, связанным Осенью...
  
  6
  
  Я очнулась около суток спустя, в одной из комнат небольшого, деревянного домика в горах. Сутки пролежав в отключке, я чувствовала себя из ряда вон паршиво, однако подступающая к горлу паника мгновенно вытеснила из головы все прочие беспокойства.
  
  Я осторожно сползла с пружинистой кровати, откинув в сторону допотопный ворох тряпья. Оглядевшись в полумраке, который разгонял лишь едва тлеющий огарок свечи, расположенный на прикроватной тумбочке, я решила робко двинуться в противоположный конец комнаты, ни коим боком не желая задерживаться здесь ни на минуту. От стен помещения, сокрытых лоскутами свисающими на пол коричневатыми обоями, веяло жутким, пронизывающим насквозь холодком. В воздухе, потревоженные моим вторжением в эту запущенную, безжизненную среду в завихрениях кружились целые стайки пылинок.
  
  Всем своим существом вздрагивая от каждого малейшего шороха, я осторожно продвигалась вперед, стараясь не наделать шума, споткнувшись о что-нибудь металлическое и довольно тяжелое, разбросанное по всему полу.
  
  В сквозняках время от времени подавал голос ветер, играя и поскрипывая обшарпанными ставнями, скрипуче раскачивающихся из стороны в сторону на своих древних, не смазанных петлях.
  
  Это явное запустение и холодная безнадега, которой веяло буквально из каждого угла, в том числе и из под кровати и на половину открытой створки закопченной печи, вселяли в меня малую крупицу надежды на то, что хозяина здесь не было уже довольно давно. Как же мне несказанно повезет если я успею выскользнуть из этой хибарки до того, как он успеет обнаружить мое пробуждение?
  
  Внезапно в полутьме я уперлась во что-то твердое, с разгону налетевшее на меня из темноты. Странный предмет, обжигающе холодный на ощупь, и судя по размерам намного выше меня. Изначально он отдаленно напомнил мне пластиковый, магазинный манекен, заставив меня в испуге отшатнуться. Он был абсолютно неподвижен и в мягком, лунном свете, лениво бьющем в окно напоминал мертвую скульптуру застывшего в одной позе древнегреческого бога. Склонив голову на бок и расслабленно опустив руки по швам, он словно спал, в этом странном вертикальном положении. Я уже собиралась аккуратно, осторожно обойти его по широкой дуге, однако внезапно длинные волосы манекена едва заметно шевельнул прорвавшийся с улицы ветер. И в ту же секунду безвольный манекен широко раскрыл глаза, в упор глянув на меня. Словно своим присутствием я посмела разбудить его и сейчас меня ждет ужасающая кара за этот опрометчивый, необдуманный поступок. Шарахнувшись в сторону, я в последний момент едва смогла увернуться от выброшенный вперед бледной руки, слегка посеребряной лунным светом.
  
  
  - Думаю, мы как-то не правильно начали наше знакомство, - как будто в насмешку выговорила ожившая "статуя". Неумело подражая ожившему мертвецу, он, уподобляясь киношному зомби, протянул ко мне безвольно поднятые руки: - Не хочешь начать все сначала?
  
  - Отвяжись, отвяжись, бес портовый! - отпихнув одну его руку, тянувшуюся к моей шее, я опрометью выскочила в коридор, и, удачно пропустив первую ступеньку, эффектно и кубарем скатилась по крутой, винтовой лестнице. Как я выяснила на тот момент, хибарка оказалась вовсе не хибаркой, однако состояние комнат как раз таки указывало об обратном.
  
  Сзади меня раздался захлебывающий злорадный смех, еще пуще подогревший и без того с силой разгорающийся во мне страх.
  
  Наконец, отметив пятой точкой последнюю ступеньку, я, еще даже не успев прийти в себя от потрясения, скорее пронеслась в направлении двери по цветастому, разложенному на дощатом полу ковру. Позади меня послышались частые, гулкие шаги шнурованных, высоких сапог. Не отставая, мой похититель решительно преследовал меня, по всей видимости испугавшись, что я сумею сбежать. Однако, судя по одному его виду, вряд ли этого отмороженного могло вообще хоть что-то напугать.
  
  В итоге, в горем пополам добравшись до двери, я пинком ноги распахнула ее и головой вперед вывалилась в морозную ночь, тихую, необитаемую, и от того одичалую, будто лютое лесное животное.
  
  Обильно припорошенное звездами небо искрилось и мерцало где-то у меня над головой. Вдали, у самой кромки небес змеилось, кралось и струилось по небу размытое северное сияние. Высоченная череда гор, будто мрачная стража, скрывала свои рельефные лица под покровами этой непроглядной, космической тьмы. Видно домик стоял на самом отшибе или даже за многие километры от первого населенного пункта, ибо кругом не было ни души. Но мне было плевать, куда бежать, лишь бы просто не стоять на месте. По колено утопая в глубоком, оглушительно скрипящем под моими ногами снегу, я, стараясь сдерживать удушающие позывы паники, тошноты и истерики, протаптывала себе дорогу к свободе. Шагов позади меня слышно не было и это только еще больше настораживало, злило и пугало меня. На мгновение обернувшись, я увидела его - Зима, скучающе скрестив руки на груди и растянув губы в смешливой, похабной улыбке стоял на пороге, даже не думая меня догонять, словно в любой момент я сама должна была покорно вернуться к нему.
  
  Показав ему неприличный жест, я вновь хотела было устремиться вперед. Развернувшись, я с размаху натолкнулась на глухую, шершавую стену, изо льда, кольцом окружившую меня со всех сторон, которой несколько секунд назад не было и в помине.
  
  - Черт бы тебя побрал! - со злобой выкрикнула я. Воздух надо мной сонно вздрогнул, пробуждаясь, будто от болезненной ночной комы: - Ты играешь не по правилам!
  
  - В любви и на войне все средства хороши, подруга, - нахально выкрикнул он мне в ответ. От звука его голоса с лапы ближайшей ели на землю сорвался небольшой комок залежалого снега.
  
  - Отлично, я это учту! - в ярости, я сорвала с рук перчатки и от души приложилась ладонями о ледяную преграду. Под моими пальцами массивные, килограммовые глыбы льда принялись стремительно уменьшаться и таять, безвольной лужицей стекаясь у моих ног.
  
  Однако выбраться за пределы внезапно исчезнувшего препятствия я так и не смогла. Вдруг, кто-то, незаметно подкравшийся сзади, грубо схватил меня за волосы и спешно поволок обратно в дом. Мне же оставалось только кричать, срывая голос, вырываться, в истерике бить кулаками по всему, до чего я только могла дотянуться. В ответ на мои смешные попытки он только злостно ухмылялся, продолжая неотвратимо тащить меня в сторону дома.
  
  Кажется, в приступе одной из моих панических атак, я умудрилась даже пару раз укусить его, но все было без толку. Все равно, что пинать и орать на еще одну такую же глухую, непроницаемую стену, сложенную из однотипных, ледяных кирпичей.
  
  Насилу втолкнув меня обратно в дом, он с грохотом захлопнул за собой двери.
  
  - Больше ты отсюда никуда не денешься.
  
  - Ты так сильно в этом уверен? - запыхавшись и раскрасневшись, за время нашей недолгой, неравной борьбы, я смотрела на него исподлобья, изредка бросая мимолетный взгляд в сторону двери. Сейчас хозяин вьюг и волчьих свободных ветров казался мне каким-то по-детски нелепым в своих наполеоновских замыслах. На двери не было даже элементарной щеколды. Я могла улизнуть отсюда в любое время. Когда мне только заблагорассудится, стоит этому поганцу лишь зазеваться.
  
  - И после всего того, что произошло тебе еще хватает решимости, чтобы сомневаться во мне? - хохотнув, искренне удивился он. Поистине, мы так же как и идеально дополняли, но и удачно забавляли друг друга.
  
  И тут мне стало уже не до забав, так как он, неожиданно и резко один раз хлопнул в ладоши.
  
  Тут же ветхую хибарку настолько ощутимо тряхнуло, что чуть ли не вся расставленная наверху мебель со звучным грохотом опрокинулась на пол. Я и сама едва сумела удержаться на ногах, схватившись за хлипкие, сырые перила. Запыленные, покрытые размазанной грязью стекла едва не выбило мощным ударом сошедшего с горы мощного потока снежной лавины. Когда этот ад наконец-то прекратился, и темнота ее гуще сгрудилась вокруг нас я, будто пребывая в глубоком, непроглядном трансе, подошла к полностью занесенным стихией окнам. Ночной, пустынный пейзаж исчез бесследно, вместо него осталась лишь густая, сверкающая пелена. Мы были замурованы под многотонной толщей снега, сорвавшегося с вершины горы. Мы были окончательно и бесповоротно отрезаны от прочего мира. Заместо дома теперь появился внушительных размеров, неприметный холмик, как будто бы ничего иного на этом месте на свете никогда не существовало. В растерянности подойдя к двери, я тщетно попыталась хотя бы слегка приоткрыть ее, но та упорно не поддавалась моим потугам.
  
  Это было ужасно. Это был конец. Мой конец. На Зиму же мне было просто плевать. На секунду я представила мир без Лета, и это заставило меня в ужасе содрогнуться. Целые снежные пустыни, вечный холод и вечная тьма - вот, что ждало этот мир без меня, ибо я уже никогда не выберусь отсюда. Я застряла здесь, в этом всеми забытом месте, на пару с этим эгоистом, на пару с этой сволочью и никто из моих близких даже не знает где меня искать. Теперь я навеки отгорожена от этого мира. Теперь я, как и прочие люди всей Земли обречена навеки и все это из-за него.
  
  Медленно обернувшись, я с ненавистью посмотрела на своего нового знакомого. Меня всю колотило, выворачивало и колбасило от одного его внешнего вида, в то время как он внешне был абсолютно невозмутим и вызывающе спокоен.
  
  - Ты хоть представляешь, что ты сделал? - как можно более тише спросила я, чувствуя, что стоит мне хоть чуть повысить голос, и я моментально сорвусь на крик, которому уже не будет конца: - Что нам теперь делать с этим?
  
  - Ну, у нас впереди еще многие месяцы, - подойдя ко мне, он мягко убрал со лба несколько прядей моих растрепавшихся волос. Мать моя Осень... сколько же ему лет... на вид не больше двадцати пяти, однако глаза источали мудрость, знания, тяжесть и холод древнего, одинокого айсберга, тысячелетиями кочующего в ледяных водах бескрайней Антарктиды: - За это время точно что-нибудь придумаем... Ведь нам совершенно некуда спешить, ведь так?
  
  - Даже не думай, что тебе что-нибудь перепадет! - вспылила я, тут же смекнув куда на самом деле он клонит: - Да ни за что на свете!
  
  - А кто тебя спрашивать будет, Белка? - смеясь, он ловко подхватил меня на руки, и легко отнес наверх.
  
  Ори не ори, плачь не плачь - все, что ты делаешь в корне бесполезно. Все равно никто не услышит. Зима всегда приходит тогда, когда ее меньше всего ожидаешь. Она приходит всегда, в те места, территории и затерянные на карте уголки, туда, где она действительно нужна кому-то. Иной раз, способна забрести и заморозить даже саму душу.
  
  Я ненавижу его за это...
  
  Ненавижу...
  
  7
  
  7 месяцев спустя
  
  В последний день весны, неподалеку от дома, я сидела на мягкой траве, напоминающей высокие, тонкие ворсинки темно зеленого природного ковра, с наслаждением вдыхая ароматы набирающих силу трав, разномастных цветов, любезно пригретая, ласкаемая первыми лучами недавно взошедшего Солнца. Рядом со мной, развалившись на спине и зажав в зубах сорванную травинку, разлегся сам Зима, собственной персоной, тыльной стороной ладони закрыв глаза от слепящих лучей и еле слышно, глубоко дыша. На вид он крепко и вполне безмятежно спал, однако мне все равно не удалось бы сбежать. Словно связанный со мной некой нитью, поддерживающей невидимую ментальную связь между нами, он мог в любой момент заподозрить неладное. Да и, если честно мне и самой не очень-то хотелось уходить. Кто же мог знать, что рядом с самим владыкой дневных холодов и ночных буранов может быть не столько тепло, сколь уютно и мирно... практически безмятежно.
  
  Обозревая бесконечные, зелено-синие просторы, воедино сливающиеся лишь у подножия теряющихся в далеком тумане гор, про себя замечаю, что сестра явно постаралась на славу. Где-то в бескрайних, хвойных лесах заливисто распевали и перекликались на все голоса перелетные птицы, только что вернувшиеся из дальних стран. Все кругом оживало, расправляло крылья и пробуждалось. Все кругом уже давно ожило.
  
  Лишь я одна, замороженным, стеклянным взглядом всматривалась в далекие вершины гор и изредка бесшумно, глубоко вздыхала. Казалось, одну меня в этом мире изнутри раздирала печаль и тоска по пол года назад покинутому, милому дому. Где-то там меня давно ждут... Где-то там обо мне вспоминают... Где-то там меня считают пропавшей без вести... возможно даже мертвой. Уже мысленно хоронят меня, отпевают, закапывают в сырую, оживающую с приходом весны, размороженную землю. А я, как ни в чем не бывало спокойно сижу здесь, беззвучно скорбя о своих собственных, бесследно потерянных пол года жизни.
  
  Внезапно моего плеча касается что-то холодное, бледное. Будто паук, обтянутый мраморной кожей желает бесшумно заползти мне за воротник, вызывая целую волну мурашек, прокатывающихся по спине.
  
  - Знаешь, я тут подумал кое о чем, - в ухо мне шепчет ненавистный, порочный голос. Тихий, прохладный, словно лезвие ножа, касающееся застывшей кромки льда.
  
  Молча я продолжаю смотреть в даль, так и не удостоив его ответом. Не потому, что я настолько презирала его, сколько боялась, что в любой момент мой голос может предательски дрогнуть. Смешно, но я до сих пор продолжала бояться его. Ненавидеть тоже, но не так. По-другому, как-то по-особому. Такой мягкой, спокойной, нежной ненавистью, если такая вообще существует в природе. Может быть я любила его, от того и ненавидела. Возможно ли любить человека и одновременно его ненавидеть? Однако, за те пол года, проведенные бок о бок с ним наглядно показали - он вовсе не человек. Он - стихия. Необузданная, дикая, неподвластная, как и я сама - полная противоположность ему. Но как можно любить того, кто сотворил что-то подобное? Кто держал меня в плену все эти месяцы? Кто насилием заставил подчиняться себе? Любить себя? Как я могла так легко ему поддаться?
  
  Что же со мной не так?
  
  - Ты знаешь, это последний день Весны, - между тем спокойно продолжал он. Его голос обволакивал, душил, сжимал, скрывал видимость, будто сплоченная, густая пелена утреннего тумана: - Больше я не вправе тебя удерживать. Ты можешь идти.
  
  Не веря своим ушам, я резко обернулась, внимательно всматриваясь в его ледяные, потерянные глаза. Что-то в них треснуло, осыпалось, как будто растаяло. Не лед, а одна сплошная вода хорошо виднелась в его взгляде. Лицо его приобрело болезненные даже мученические очертания. Он выглядел так, будто отпускал обратно на волю некогда раненого, или больного, но выхоженного им небольшого зверька. Этакую темно рыжую лисицу, охотницу, хитрую бестию.
  
  Поднявшись на ноги, я отвела взгляд. Он, потянувшись следом за мной, будто якорь, влекомый на дно, вновь коснулся моей руки, поцеловав тыльную сторону моей ладони.
  
  Отстранившись, я, до сих пор не веря в происходящее чудо, решительно высвободила руку, и отступила на несколько шагов назад. Я изо всех сил старалась не смотреть в его лицо. Даже не знаю, что я боялась увидеть в нем. Казалось, что бы я не разглядела в том выражении, которое застыло на нем в тот момент - мне было ясно одно - именно его я так страшилась.
  
  - Может быть подвести тебя? - его утихающий голос долетал до меня, как будто из дымки, но я по-прежнему не решалась оборачиваться, продолжая упрямо шагать вперед, практически не разбирая дороги. Глаза окончательно застлали слезы искреннего счастья: - До города далеко идти...
  
  Услышав это, я чуть было не рассмеялась в голос. Пусть он и украл на время мою свободу, время, и тягу к дальнейшему существованию, которые, спустя пол года, все таки потрудился вернуть, однако моей гордостью, ему так и не удалось завладеть. Ибо гордость - вещь особая. Единственная вещь, которую не возвращают.
  
  - Нет, без тебя справлюсь, - ответила я, как будто отрезав ту невидимую нить, до того соединявшую нас. Хотя она и без того наверняка висела на волоске.
  
  А может быть, он надеялся на то, что я останусь?
  
  Во всяком случае я того больше никогда не узнаю.
  
  Ну и пусть я проведу большую часть времени своего царствия в странствиях. В поисках длинной и извилистой дороги домой. Пусть мы летели в эти горы на самолете, отсутствие денег меня ни сколько не пугало. Я прекрасно знала, что могу с успехом "зайцем" добраться до дома по железной дороге. Поезда были единственным моим шансом вернуться обратно. В старые, злачные трущобы, к своей семье, к своему прошлому и будущему, легко оставляя настоящее позади. Настоящее и его. Зиму. В этом году для меня она была самой долгой в моей жизни. И не унывать мне позволяла единственная мысль - наконец-то я сама хозяйка своей судьбы, и только я решаю, куда мне предстоит пойти и что сделать...
  
  Равнодушно "махнув хвостом", я неторопливо и степенно побрела прочь, ожидая что вот-вот и он окликнет, позовет меня назад. Однако заместо него, меня влекла к себе моя распутная, разбитная свобода, и я, так не разу не обернувшись, сгинула с его глаз в цветущей, благоухающей зелени.
  
  8
  
  4 месяца спустя
  
  Своеобразные клетки крови в виде машин, в ускоренном темпе мчались вперед, по зараженным холерой ранней Осени сосудам и капиллярам неизвестного города, утекая к самому его сердцу, а оттуда распространяясь по всему телу, усеянному наслоениями дорог и вертикалями низеньких коробок жилых домов. Проделывая это вновь и вновь, машины оживляли собой город - весь в дыму, смоге и духовной, моральной нищете, он был точно таким же, каким я знала его всегда. Убогим, полуразложившимся телом, доедаемом падальщиками.
  
  Положив руки в карманы серого полупальто, я стояла на самом краю дорожного моста, наблюдая за быстро проносящимся внизу, по трассе, нескончаемым потоком новых машин.
  
  Время моего краткого, беззаботного царствования давно подошло к концу, однако мне не давало покоя то неизгладимое впечатление того, что оно до сих пор продолжалось по-прежнему. Не было тех, былых холодов и заморозков как в прошлом году, не было ни единого напоминания о моем давнем, природном сопернике. Лето всегда уходит быстро, поспешно, по-английски, даже не прощаясь. Таков его характер, такова его неисправная, вечная сущность, таково его насмешливое, наплевательское отношение ко всему. Оно всегда уходит, не прощаясь. Весна и Осень по-своему в чем-то похожи, хоть и заметно разнятся. Древняя старость бок о бок идет с разбитной, шустрой молодостью.
  
  И только Зиме всегда тяжело расставаться с людьми, поэтому она всегда держится до последнего, пытаясь спорить с еще молодой, неопытной Весной. Все Лето она проживает в очередном предвкушении скорой встречи, и как только ей удается вовремя подкараулить отступление жары, коротких ночей и бесконечно длинных дней, она тут же спешит оттеснить подальше немощную старуху-Осень. Зима любит бывать в наших мрачных, хвойных краях. И в отличие от того же Лета всегда ненавидит спешку...
  
  Он никогда не спешил, никогда не торопился, никогда никуда не бежал, лишь постепенноподчиняя к себе все то, что его окружало. Как и сейчас.
  
  Я увидела его давно. С одной стороны моста, закутанный в свой помятый, черный плащ, и глубоко спрятав руки в карманы, ко мне направлялась высокая, бледная, сутулая фигура длинноволосого парня. Не смотря на то, что мы находились друг от друга достаточно далеко, я всем своим существом чувствовала, как рифленые, тяжелые подошвы его шнурованных сапог с неслышным гулом ступают по асфальтированной дороге. Лужи, мимо которых он проходил, столбы фонарей, которых случайно касался его серый, легкий шарф, даже люди, мимо которых он проходил и птицы, на которых бросал свой ледяной, безразличный взгляд - все словно впадало в транс, изнутри покрывалось тонкой корочкой льда, все застывало, все менялось, все теряло смысл.
  
  Все дрожало и меркло с каждым его приближением ко мне.
  
  Отвернувшись, я принялась дожидаться его, молча наблюдая за тем, как машины продолжают свой стремительный, дымный и затхлый путь по оси в бесконечность.
  
  - Ты пришел, чтобы забрать меня? Снова? - безжизненным голосом спросила я, как только его руки плавно опустились на мои плечи. Он стоял за моей спиной, будто ниспосланный из потустороннего мира черный ангел целиком и полностью состоящий из тьмы. Ангел с оборванными крыльями, чьи перья густым, темным пеплом были когда-то развеяны по ветру, постепенно преобразившись в выхлопы и смог тысяч магистралей многих городов.
  
  Не отвечая, он протянул мне что-то тихо шелестящее, что-то очень хрупкое, что-то, что определенно несло в себе смысл. Потемневшие, коричневато-оранжевые засушенные листья. Гербарий, состоящий из кленовых, ивовых, березовых и листьев вяза, изящно припорошенных первыми крупицами осеннего инея. Слова последовали после.
  
  - Прости, что заставил тебя ждать так долго. Но я стал первой Зимой, полюбившей Лето, и мне хотелось бы дать тебе кое-что особенное.
  
  - Брось, оно того не стоит, - поразмыслив, ответила я: - Спасибо за то, что вернул хотя бы свободу. Для меня это очень много значит...
  
  - Тебе пора уходить, - и с этими словами, он настойчиво потянул меня за руку, увлекая вслед за собой: - Уходить со мной...
  
  И мы ушли. Вместе. Под всеобщий гул машин и надрывный, срывающийся вой сирен, под разрозненный гомон, перестук и тоску неизвестного города.
  
  Звери, птицы и люди, как всегда шли параллельными путями, которым вряд ли суждено однажды пересечься.
  
  
  И что на самом деле печально в поре ранней Осени, так это то, что никто из них так никогда и не узнает, куда же на самом деле уходит Лето...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"