* * *
Все ошибки кругом, да чужие глаза,
Все, о чем ты мечтал, перемолото ветром.
Отблеск нового дня снова встретится ль за
Тридевятого дня триседьмым километром?
Ты - царевич Иван, в путь-дорогу идешь,
Все мостишь себе сам этот узенький мостик,
И не важно куда и когда ты дойдешь,
Лишь бы в целости ты сохранил свои кости.
Пусть поклажа твоя нынче не велика -
Никого не спасали объемы поклажи -
Но незримо ведет тебя чья-то рука,
Не давая свернуть и сменить пейзажи.
* * *
Позабудь меня, Маленький Мук,
Мастер пыточных дел и мук.
Прекрати каблуков своих стук,
Выпускай свой мешок из рук!
Ходишь следом, шуршишь, как сверчок,
Собираешь мой груз и молчок.
Мы сдружились с тобой, старичок,
Выкинь в пруд свой мешок, дурачок.
Но не выпустишь ноши из рук,
Всё в висках каблуков твоих стук,
Мастер пыточных дел и мук.
Позабудь меня, Маленький Мук!
* * *
Река, не ставшая Невой, Москвою, Темзой,
Уютные, сутулые дворы.
Все то, что, путая, вы называли пемзой,
Обычно Пензой называется, увы.
Здесь медленно живут, календарю в угоду,
Троллейбусы ползут, обочин сторонясь,
Здесь пьяницы, увы, все время входят в моду,
Здесь пилят тополя и по колено грязь.
Благословенный край, здесь редки перемены,
Лишь смерть берет свое, часам благодаря.
Былое никогда здесь не сойдет с арены,
И трудно ночью свет найти от фонаря.
* * *
Я Вас любил... Да полно.
И сейчас я Вас никак не менее люблю.
Я Ваш, моя очаровательная дура,
У Вас по-прежнему прекраснее фигура,
Чем у Венеры и других античных дев,
Зачем сбежали вы тогда, мне надоев,
Из под тени прохладной винограда?
Теперь же не одна Вы, вот досада,
А от меня Вам все того же надо,
Но рядом муж, я в кущи сада,
Пожалуй, удалюсь, пока мне по рогам
Не надавал тот приглянувшийся богам.
Инкогнито
Неправильный сонет
Опять не вовремя звонят мне. Номер скрыт.
Возможно, абонент - седеющий брюнет,
Он курит "Dunhill" и не вылезает из газет,
Я рад ему перезвонить, но телефона нет.
А может это та mademoiselle,
Кусает локти и успокоительное пьет,
Но и её звонок не попадает в цель,
Поскольку анонимов абонент не признает.
А может это рыжий стрекулист,
Жрец языка, редчайший острослов,
Звонит, из Ремингтона вынув лист,
Никто и в этот раз не подойдет.
Инкогнито до жжения внутри
Не любит абонент, хотя здоров,
И в этом прав он, что ни говори,
Звоните всем с открытых номеров!
* * *
Светлячок-самолет, улетай,
Мне грустить в эту ночь не мешай,
Ты, ловец человеческих стай,
Точкой маленькой в небе растай.
От чего-то тревожно в груди,
Ты ненужных надежд не буди,
Нам не будет с тобой по пути,
Прочь в ненужные страны лети.
Дни проходят, шути не шути,
И часы как минуты идут.
Путь домой мне с тобой не найти,
Улетай, буду ждать тебя тут.
* * *
натюрморт
"Отлов мышевидных людей"
Гласил транспарант на воротах.
Отряд котовидных людей
Умчался с утра на охоту.
На лавке, у самых ворот,
Лоснясь, как омары на блюде,
Без всяких тревог и забот
Дремали псовидные люди.
* * *
В янтарной слезе заката
Купается стрекоза
* * *
Мне снова снились те, кого здесь нет,
Мои не существующие, павшие,
Мои листы осенние, опавшие,
Кустов их жизней негасимый свет.
Я вижу их во сне, как наяву,
Во сне они, как прежде, зеленеют
И с каждой ночью только хорошеют
Пока я сплю, пока дышу, пока живу.
Все чаще снятся мне мои дражайшие,
И памяти круги в воде дрожащие...
Еще цветущие, но на земле лежащие,
Лишь времени теперь принадлежащие.
И сад их не опустится во тьму,
И днем и ночью звезды серебрятся
Над ним, пока на всей Земле хоть одному
Те листья, жизнью сброшенные, снятся.
* * *
Ко мне пришел прозрачный человек,
Отчасти состоящий из дождя.
Он на картинах проживает век,
В других местах найти его нельзя.
Сойдя с холста, он обретает плоть,
Вне всяких рамок начинает жить;
Его увидеть каждый может, хоть
Художник может лишь его открыть.
Как только ты увидишь на грунте
Небрежно ускользающую тень
И свет коснется краски на листе,
Придет он снова в твой прозрачный день.
Он настроение в любой окрасит цвет,
Сойдя с чернил или с карандаша,
И, улыбнувшись,приподняв берет,
Он коротко представится: Душа.
Снегопад на Гоголевском
Белый храм, исчезающий в белом.
Ты стоишь, озираясь окрест.
В белоснежной пороше несмело
Тенью лишь выдает себя крест.
Пух волшебный летит по бульварам,
Гоголь сер и классически хмур,
Покрывают узорным муаром
Землю перья невидимых кур.
Бледный месяц, румянясь и ёжась,
Отогнать всё пытается сон.
Усмехаюсь, совсем не тревожась,
Что когда-нибудь кончится он.
Голубые таинственно, ели
Источают от влаги елей,
Как античных колонн капители
Снегом убраны главы церквей.
Белоснежная птица-голубка,
Сквозь порошу почудилось мне,
Глубже кутаясь в снежную шубку
Закурлыкала вдруг в тишине.
* * *
Слышу голос уставший, вспухли вены на лбу.
Это взгляд, звуком ставший, устремляет во тьму,
Словно время вдруг в дырку утекло между стен,
И дрожащие всхлипы источает взамен.
Этот голос о прошлом все твердить обречен,
О высоком и пошлом, в пурпур век облачен,
Этот голос звучать здесь бесконечно устал,
Так стирается мрамор, не найдя пьедестал,
Так без пристани судно обретает покой,
Так становится время журчащей рекой.