Подражанский Виктор Александрович : другие произведения.

От Чукотки до Молдовы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:

   Виктор Подражанский
  
  
  
  
  
   От
   Чукотки
   до
   Молдовы
  
  
  
  
   Записки геолога
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Москва

2009

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Моим друзьям
   посвящается
  
  
  
  
  
  
  
  
   Вдруг услышишь, как где-то там, в заброшенных
   подземельях памяти, куда давно не спускался,
   где, казалось, всё истлело, в ответ что-то шевель-
   нётся слабо, еле-еле вздохнет, подавая признаки
   жизни.
  
   Даниил Гранин
  
  
  
  
   Те из нас, кто выживут, потом будут смеяться.
  
   В.С.Черномырдин
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
   Виктор Александрович Подражанский родился в Одессе в 1935г. После окончания средней школы поступил на Геологический факультет Одесского Госуниверситета и получил специальность геолога-гидрогеолога. Работал в разных районах Советского Союза и за рубежом в производственных организациях и научном институте. Кандидат геолого-минералогических наук, Лауреат Государственной премии Молдавской ССР.
   Записки могут быть интересны специалистам-геологам, в особенности молдавским, а также всем, интересующимся этой прекрасной профессией.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
  
  
  
  
  
  
  
   С О Д Е Р Ж А Н И Е
  
   Предисловие........................................................................7
  
   Вступление........................................................................ 11
  
   Бирюзовые льдинки............................................................ 17
  
   Поход в Семиречье............................................................ 67
  
   Киргизия
  
   Страна Небесных гор..................................................87
  
   Верблюжья колючка.................................................138
  
   На краю Русской платформы
  
   Впервые в Молдавии............................................. 167
  
   Возвращение......................................................... 172
  
   Сырьё не для аптеки................................................ 176
  
   Пятый лист............................................................ 224
  
   Куда пошлют.......................................................... 254
  
   На волне мелиорации................................................270
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  
  
  
  
  
   В последние годы в разговорах с бывшими коллегами возникала тема о том, что хорошо бы написать воспоминания или историю геологической службы Молдавии. При этом взоры обращались ко мне. Действительно, я - один из старых работников бывшего республиканского Геологического управления, многие события происходили на моих глазах. Некоторые из моих собеседников ещё работали, а я уже был свободен на вольных пенсионерских хлебах. Другие, возможно, знали о моей первой попытке написания мемуаров, в 2005г. я закончил воспоминания, связанные со своими занятиями спортом ("Взглядом бизона", www.running.org.md).
   В первую очередь стал вопрос: кому это нужно? Немногим оставшимся ветеранам? Среднему поколению и совсем молодым? В наше суровое несентиментальное время? Кроме того, есть капитальный труд "Геологическая изученность", по нему можно проследить общий ход истории. Идея дремала в глубине. Толчком к началу этой работы стало напоминание о приближении 50-летия с момента образования Молдавского Геологического управления.
   Как и о чём писать? О людях? О направлениях деятельности Управления? О разных объектах? Много раз по разным поводам приходилось сожалеть о том, что не вёл никаких записей о событиях своей жизни. Казалось, всё важное не забудется. Увы, в памяти сохранилось далеко не всё. Остались кое-какие личные документы, фотографии, часть писем, которые сохранила мать. Сейчас, живя в далёкой Москве, я не имею доступа к архивным материалам, не могу при нужде спросить живых свидетелей. К сожалению, очень многих людей, окружавших меня, уже нет на свете. Если начать об этом думать, можно почувствовать себя очень одиноким. Приходится спускаться в подземелья памяти и с трудом самому разбираться там. Поэтому я решил писать не историю одной организации, основанную на документах и проверенных фактах, а воспоминания обо всей своей жизни, связанной с профессиональной деятельностью. Только о том, что со мной или при мне было, что сам видел, слышал и запомнил. Иногда о собственных мыслях, чувствах и впечатлениях от происходящего. Для самого себя, подвести, так сказать, итоги. Для друзей. Для всех, кому это покажется интересным. Вспомните, к примеру, "Записки врача" В.В.Вересаева или ранние рассказы М.А.Булгакова на ту же тему. Описываются будни, обыденщина, рутина, какие-то эпизоды, переживания, запомнившиеся авторам. Но читать занимательно. Я не литературный классик, но может быть, так же случится и у меня? Ничему учить будущего читателя не собираюсь, но буду рад, если он найдёт в этих записках что-то интересное и полезное для себя.
   Разумеется, мои оценки субъективны, а в силу особенностей собственного характера не всегда хвалебны. В характеристиках персонажей я всё-таки старался соблюдать осторожность, чтобы никого не обидеть, тем более, что многих уже нет в живых, и они не смогут меня поправить.
   Эти записки адресованы, в основном, коллегам по профессии, поэтому будут рассуждения на специальные темы. Вместе с тем не исключаю, что некоторые читатели не знакомы со спецификой, поэтому объяснения достаточно примитивны.
   Почему такое название моих воспоминаний? Мне приходилось бывать и за пределами полосы, обозначенной географическими территориями, вынесенными в заголовок. Я считаю, что моя работа и жизнь как геолога началась на Чукотке, а закончилась в Молдове.
   Работа над записками шла не просто. Не по принципу "ни дня без строчки". Хотелось, чтобы все было связано единым замыслом. Когда в Кишинёве узнали, что я начал писать, проявили интерес. Молдавских геологов интересовала в первую очередь, естественно, местная тематика. Мы консультировались. Я сказал, что попробую сделать свое жизнеописание историей организации, только не полной, а в виде отдельных фрагментов. Отдельные куски я показывал и другим своим друзьям.
   Мне сообщили, что в сентябре 2008г. планируются мероприятия, посвященные упомянутой выше памятной дате. Мои записки предполагается опубликовать. Я ускорил темпы и подготовил все в июле. Но ничего этого не случилось. Подготовкой занимался один человек, энтузиаст, геолог В.П.Покатилов. Он сделал интересную подборку по истории Молдавского геологоуправления. Мой опус был отпечатан на принтере в одном экземпляре и имеет хождение среди работников. Новое руководство геологической службы, которая называется теперь Агентством по геологоразведочным работам Республики Молдова (AGeoM), собирается, как будто все эти материалы издать.
   Не дожидаясь этого события, заканчиваю начатое дело. К 2008 году описана часть намеченного. Учитывая разные обстоятельства, я могу просто не успеть сделать всё. Поэтому решил представить то, что написано к данному моменту, в завершенном виде. Готовая (первая) часть займет место согласно хронологической последовательности, только "Предисловие" и "Вступление" перемещены в начало записок. Все части объединены замыслом и связаны между собой.
   Два слова о времени, в котором прошла большая часть моей жизни. Некоторые поступки, решения действующих лиц могут показаться, в особенности молодому читателю, необоснованными, если не странными. Но надо делать поправку на те времена. Да, моё поколение несёт ответственность за то, что происходило со страной. Влиять на происходящее было очень трудно. Мы все были воспитаны сталинской пропагандой в героических традициях Октябрьской революции, Ленинского комсомола и большевистской принципиальности, романтики борьбы с трудностями и в духе преобладания общественного над личным. Мы искренне верили в коммунистическую идею. Отдельные недостатки - просто потому, что некоторые руководители не на своем месте. Энтузиазм позволял не обращать внимания на бедность, бытовые неурядицы. Мы верили, надо потерпеть "ещё немного, ещё чуть-чуть" и настанет новая прекрасная жизнь! В условиях закрытого общества под давлением тотальной дезинформации трудно было иметь иной образ мышления.
   Говорю банальные вещи. Особенно с точки зрения нынешних молодых критиков: кто же сегодня не знает, что коммунизм - это чушь собачья, а большевики - преступники? Но это сегодня. А тогда не знали. И когда наступили другие времена, открывали для себя мучительно и по крупицам. И кто этого не понимает или относится с высокомерием, только демонстрирует уровень своих умственных способностей.
   Я старался приблизить изложение к форме устного рассказа. Отсюда загруженность деталями и подробностями. Хотелось также, чтобы язык отвечал времени, потому постарался избегать форм новояза. Не только таких, как "прикол" или "ну ты, пацан конкретный, блин, реально, даёшь!", но и нужных, так сказать, понятий типа "дизайн", "спонсор", "дистрибьютор" и т.п. Времени же соответствуют названия предприятий и организаций, топонимы - масштабу карт, в котором проводились те или иные работы, геологические термины, номера скважин - по литературным и архивным источникам. По пожеланию некоторых коллег в тексте значительное число действующих лиц, хотя многие не названы по тем или иным соображениям. Встречаются сокращения: УГ - Геологическое управление, Управление геологии и охраны недр; ГРЭ, ГГЭ, - геологоразведочная, гидрогеологическая экспедиция; ГРП, ГП, ГГП - геологоразведочная, гидрогеологическая партия, группа гидрогеологических партий; ПГО - Производственно-геологический отдел; ОГУ, МГУ, ЛГУ, КГУ - Одесский, Московский, Ленинградский, Киевский университеты, МГРИ - Московский геологоразведочный институт. Если под стихами не указан автор, то их написал я сам. Денежные суммы - в пореформенных (1961г) рублях.
   Уже сказано, что в процессе работы над этими записками я советовался со своими друзьями и бывшими сослуживцами. В подготовке рукописи большую помощь оказали работники предприятия "Гидроспецгеология" - начальник Гидрогеологического отдела Н.Н.Егоров, сотрудники Отдела Я.Н.Блажнов,Л.Н.Богатова,А.Н.Еременко. Всем перечисленным лицам я глубоко признателен за моральную и вещественную поддержку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВСТУПЛЕНИЕ
  
  
  
   О своей жизни хотелось бы рассказать откровенно. Не заметать следы. Борис Пастернак написал: "Другие по живому следу/ Пройдут твой путь за пядью пядь./ И пораженья от победы / Ты сам не должен отличать". Большой поэт призывал быть честным и сохранять свое лицо. Я старался писать правду, так, как понимал и чувствовал её в те годы. Это трудно - не заметать следы и излагать всё, как есть. Ведь живы еще многие участники событий, и не хотелось бы их обидеть. Я уже об этом говорил. В записках встречаются повторения, потому что ход мысли извилист.
   Я родился в апреле 1935 года в Одессе. Из нашего рода первым в Одессе появился дед, пришёл из-под Полтавы. Отец после окончания Одесского сельхозинститута получил направление на работу в Украинский НИИ виноградарства и виноделия им. В.Е.Таирова. Проработал там более четверти века, стал известен в стране своими исследованиями в области агротехники винограда, кандидатскую диссертацию защитил ещё до войны. Мать родом из Оренбурга, в Одессу приехала в 20-х годах. По специальности биолог, окончила университет (тогда Институт народного хозяйства), позже заочно библиотечный институт, многие годы работала в разных библиотеках. В институте мои родители и познакомились.
   Первые 20 лет жизни я провёл в посёлке недалеко от города. У Льва Толстого где-то написано, что он помнит себя с годовалого возраста. Я наверно позже. В памяти первых лет осталось ощущение счастья. Посёлок стоял на высоком берегу Сухого лимана. До сих пор в ушах ласковый плеск набегающей на берег волны, не похожий ни на один водоём. Помню пролетающий в голубом небе самолёт. Безоблачное детство было прервано войной. Два с половиной года (1941 - 1944) я провёл вместе с семьёй в Узбекистане. Годы были тяжёлыми, но воспоминания об этом крае остались в целом положительные. И это сыграло важную роль в моей последующей жизни.
   Жизнь была полудеревенской. С одной стороны, природа, в которой я неплохо разбирался (флора и фауна, погода, приметы), огород, небольшое хозяйство. С другой, окружение образованных, иногда хорошо воспитанных работников Института, общение с которыми пробудило интерес к чтению, искусству, изучению иностранных языков. Это позволяло детям из посёлка поднимать культурный уровень не только свой, но и сверстников из близлежащих сел.
   До 7-го класса я учился в местной школе, потом переехал в Одессу и в 1952 г. окончил среднюю мужскую школу N 105. Сведения о нашем классе сохранились в школьном музее. Он был организован благодаря тому, что в нашей школе еще до войны учился герой-подводник Александр Маринеско. Из нашего класса вышло немало прекрасных специалистов, ученых, руководителей высокого уровня. Любимая учительница русского языка и литературы, которую мы посетили вшестером, собравшись по случаю 45-летия окончания школы, сказала, что в её жизни не было другого такого сильного выпуска, как наш. В пределах моей досягаемости находятся шестеро, мы поддерживаем регулярную связь.
   Склонности к будущей деятельности неоднократно менялись. Хотелось быть электриком, механиком и, конечно, лётчиком и моряком. Отец видел во мне продолжателя своего дела и начал приобщать меня к нему в довольно раннем возрасте. Когда мне было лет 11-12, он демонстрировал нерадивым студентам-практикантам моё умение определять сорта винограда по листьям. Помню, 1 Мая после демонстрации, когда мои товарищи уже гоняли в футбол тряпочным мячом, мы с отцом работали на винограднике. Я сверлил ручной дрелью отверстия в стволах, куда он потом вводил шприцем какое-то снадобье. Но меня эта работа не привлекала. Может быть, из-за физиологических особенностей - терпеть не могу землю под ногтями, что для агронома неизбежно.
   В целом родители оказали на меня большое влияние. С 7 класса и до окончания университета я жил с бабушкой. Я в неоплатном долгу перед ними.
   В молодости мы обычно ленивы и не любопытны. Я лишился отца довольно рано, еще 30 не было. Одним из самых острых было сожаление о том, что недоговорил. В особенности на серьезные темы. Всё казалось, что ещё будет время для этого. То же чувство испытываю по отношению к дедам, которые, как мне кажется, были мудрыми людьми. Один из них начинал с самых низов на сахарном заводе, потом был направлен хозяином-капиталистом на учёбу в Германию. Я даже помню стоявшую на комоде красивую бумагу в рамке под стеклом (диплом). Второй, отчим матери, профессор-биохимик, завкафедрой одесского Медина. С обоими тоже не поговорил по-взрослому.
   Родителей нет, и когда уже ничего нельзя исправить, мы начинаем понимать их. Понимать их обиды, их терпение и ожидание. Понимать, когда сами становимся отцами, когда они делаются нам ближе и понятней, чем наши взрослые дети...
   В то время противостояние капиталистической и социалистической систем было особенно напряженным. Все знали, что война неизбежна, наиболее дальновидные хотели быть лучше готовыми к ней. Конкурсы в военные училища были едва ли не самыми большими. Я выбрал для себя, как вариант, Высшее военно-морское училище в Севастополе.
   Мои представления о геологии ограничивались сведениями, почерпнутыми из художественных произведений известного учёного академика В.А.Обручева. В это время произошло значимое событие: мать случайно встретила старого товарища, учившегося с ней в университете в одно время. Он был геологом, доцентом и деканом Геологического факультета в Одесском университете. Евгений Тарасович Малёванный беседовал со мной (отчёт 40-х годов, соавтором которого он был, хранится в фондах Молдавского УГ). Первая книга Обручева, которую он дал мне почитать, называлась "Основы геологии". Как сельский, житель, природу я понимал, и эта тема понравилась. Повеяло ветром дальних странствий, романтикой путешествий и приключений. В то время молодые парни ещё не мечтали о карьере маклера, брокера или дилера, больше хотели стать лётчиками, моряками, на худой конец строителями. Профессия геолога тоже была очень уважаемой. Короче, после окончания школы я отнёс документы в приёмную комиссию университета.
   В последний год учебы в школе я занимался очень добросовестно. Хотел получить медаль, что давало право на поступление в вуз без экзаменов. В нашем классе было 6 таких претендентов и ещё 4 в параллельном - удивительный случай для одной школы. И в городе в целом в том году было много кандидатов на получение медалей. Поэтому городские боссы от образования придумали несложные способы, как наибольшее их количество отсечь. Мне не повезло, я оказался в этом числе. Пришлось кроме 13 выпускных сдавать ещё 7 приёмных экзаменов.
   Родители в выборе специальности не оказывали на меня серьёзного давления, ограничивались советами. Отдельное спасибо им за это. То обстоятельство, что декан факультета был хорошим знакомым, значительно облегчало задачу на конкурсе, который был в тот год 4 или 5 человек на место. Но дома меня строго предупредили, чтобы я не рассчитывал на какие-либо скидки и готовился серьёзно. Моя боевая форма оказалась весьма кстати: перед самыми приемными экзаменами Малёванный трагически погиб в экспедиции во время изысканий под строительство Каховского гидроузла на Днепре. Экзамены я сдал хорошо, прошел конкурс и поступил на геологический факультет. К большому сожалению, Евгений Тарасович не стал моим учителем.
   На первый курс геофака приняли 25 человек. Скоро к ним присоединились 7 поляков и албанец. Возможно, потеря декана-геолога стала тем событием, которое вскоре подтолкнуло к объединению Геологического и Географического факультетов, новый стал именоваться "Геолого-географический".
   Вместе со мной поступили сразу три одноклассника, друг детства из института Таирова, с одним парнем я познакомился заочно еще до поступления. С Рионом Смирновым я был знаком с 1944г. Мы учились в одном классе и жили в одном подъезде, друг над другом через этаж. Перестукивались по стенке. Был он человек прямой, смелый и обладал прекрасной фигурой и большой физической силой, накачался с помощью гребли на рыбачьей шаланде. Второй мой одноклассник Горик Кофф, лидер в классе, очень одаренный - поэт, музыкант, композитор, из немногих, которые могут добиться успеха как в области гуманитарных, так и естественных наук. Оба - серебряные медалисты. С Павликом Науменко мы дружили практически с моего рождения (он немного старше) и жили в Институте Таирова. Там же студентка-биолог, проходившая практику, заочно познакомила меня с Игорем Зелинским. Он окончил школу в Николаеве с золотой медалью и поступил на наш факультет. Певец, поэт, великолепный разносторонний спортсмен. Эти люди стали ядром компании, к которой позже примкнули и другие. С ними, а также с Эриком Ткачуком, Максимом Панченко я связан практически всю свою жизнь. Но и остальных своих соучеников я любил и помню всегда. В целом наш курс был дружным.
   В университете было столько прекрасных представительниц лучшей половины человечества, что глаза разбегались, в особенности после многолетней учёбы в мужской школе. Во время посещения лекций в одном потоке я сразу обратил внимание на красивую первокурсницу с географического отделения Маю Ричковскую. Познакомился с ней в конце первого семестра. Слово за слово, в результате мы вместе уже более полувека.
   Жизнь в Советском Союзе была военизированной. Этому состоянию способствовала форменная одежда. Особые формы, в том числе погоны, шевроны, петлицы имели представители ряда ведомств - железнодорожники, связисты, дипломаты, геологи. И студенты тоже. Форма
   была красива - чёрные бархатные полупогоны с золотыми буквами; петлицы с молотками и с ними же золотые пуговицы, причём форма молотков у студентов университетов и горных институтов различалась; фуражки с синим кантом, с молотками. Перед самым нашим поступлением ношение формы стало необязательным. Но блестящие цацки на складе остались, их покупали недорого по разрешению проректора и каждый пришивал на что придётся. Когда во время праздничных демонстраций несколько шеренг, сверкая эполетами, проходили мимо трибун, это впечатляло. Иногда в городе молодые солдаты отдавали честь незнакомой форме, мы в ответ тоже козыряли.
   Первые два года мы изучали общие предметы - математику, физику, химию, биологию, историю компартии, конечно. Из специальных - введение в геологию, геодезию, историческую геологию. После 1 курса были учебные геодезическая и геологическая практики на одесском побережье. Во время учебной геологической практики после II курса в Побужье условия были приближены к реальным экспедиционным. На III курсе появились профилирующие дисциплины - минералогия, петрография, геологическое картирование. Предстояла первая производственная практика.
   Не могу сказать, что я прямо-таки горел на учёбе. Если честно, то времени на неё иногда даже не хватало. Я активно занимался спортом, художественной самодеятельностью, не упускал возможностей поучаствовать в вечерах отдыха и заскочить в женское общежитие ОГУ. Но во время экзаменационных сессий умел мобилизовать себя, в результате за всё время учёбы отличных оценок у меня оказалось больше, чем хороших.
   На всю жизнь я сохранил тёплые чувства к нашим учителям - профессору Е.А.Гапонову, доцентам и преподавателям Г.Я.Гончару, Л.Б.Розовскому, Л.И.Пазюку, Н.И.Рычковской, М.И.Савченко, И.Я.Яцко и другим. Среди них не было громких имён, некоторые стали известны позже, а тогда - ни одного доктора наук, Гапонов только по должности был профессором. Но на факультете царила особая атмосфера. Выпускники Геофака ОГУ везде выделялись, их отличало, в частности, стремление помочь однокашнику. На опыте убедился, это свойственно далеко не всем сообществам бывших соучеников.
   Состав курса менялся, кто-то ушёл, кто-то пришёл. Закончили учёбу 33 человека. Мы отмечали годовщины выпуска из alma mater каждые пять лет. Собиралось до 25 человек. Наш друг и сокурсник Игорь Зелинский работал в университете (декан, проректор, ректор), он был одним из инициаторов таких встреч и помогал их организовать. Время идет, люди меняются. Встреча 1987г в связи с 30-летием прошла не очень хорошо. Причем, итог чувствовался заранее. Я на нее даже не поехал. Но привязанности к сокурсникам не утратил и старался, чтобы мы ещё встретились.
   " Где же вы сейчас, друзья мои, так часто делившие со мною радости, рассеянные теперь по пространствам земли? Ведь сегодня праздник, и надо бы нам, как когда-то, собраться вместе и наполнить комнату веселыми голосами...". Эти слова принадлежат современному одесскому писателю Александру Дорошенко. Я написал их на доске в одной из аудиторий Геофака ОГУ летом 2007 года. По случаю 50-летия окончания встретились шестеро. Выпускники нашего курса в жизни оказались достаточно успешны. Среди них четыре главных геолога экспедиций и главных специалиста проектных организаций, семь кандидатов и три доктора наук, два академика, два лауреата республиканских Государственных премий. Кто-то не приехал на встречу по разным причинам, следы шестерых потерялись, а 14 наших товарищей никогда уже не выйдут на связь...
  
   - Кто такие?
   - Геологи.
   - Хорошие вы ребята. Только украсть у вас нечего.
   Из разговора около сельской столовой
   Геология - жизнь моя. Эта формула не является оригинальной. Скажем, книжку под таким названием издал известный гидрогеолог Б.Г.Самсонов. Еще я как-то встретил сборник поэтов-любителей, называвшийся также. Не вижу в этом ничего особенного. Мои предшественники и я, мы все - люди одной крови. Не удивительно, что и мыслим одинаково.
   ...Что такое "геология"? Странный вопрос! Даже нынешние школьники, гиганты мысли, наверно знают. И всё-таки. Геология - наука о земле. О Земле как космическом объекте. О её происхождении, рождении, развитии. Обо всех её частях и составляющих, внутри и на поверхности, включая человеческое общество. Говорят иногда: геология - несамостоятельная наука. Она не имеет своего метода и пользуется приемами из физики, химии и математики. Категорически не согласен! Все естественные науки опираются на эти три кита, и биология, наука ХХI века, тоже. Но это не значит, что они не имеют собственного метода. А геология - вообще наука наук. Геологические документы, которыми являются состав горных пород и формы их залегания, позволяют проследить эволюцию, историю нашей планеты, например, как изменялись её физические поля, климатические условия, растительный и животный мир, экология. Состояние современной экологической обстановки во многом определяется процессами, происходящими в недрах.
   В первую очередь вспоминают о наиболее известном, с утилитарной стороны: "А ты в своей жизни золото находил?" Да, конечно, геологическая среда - область сосредоточения полезных ископаемых, и золота в том числе. Учение об их поисках - важнейшая составная часть геологии. Отсюда понятно, что геология это вид деятельности, очень нужный для нормального функционирования любой страны. И целая отрасль народного хозяйства. В нашем государстве так называлось на жаргоне Министерство геологии. Когда человек говорил, что работает в геологии, коллегам всё было ясно. Геологи разных направлений трудились и в других министерствах. Пусть простят меня представители нашей профессии из других ведомств, но я думаю, что ведущим в этой области науки и практики было всё-таки Мингео.
   Когда я начинал самостоятельную работу, в отрасли насчитывалось всего около полумиллиона трудящихся. Без большого преувеличения скажу, что все друг друга знали. Не помню случая, чтобы при встрече с незнакомым коллегой не нашлось бы общих знакомых.
   К сожалению, наша профессия и отрасль сейчас переживают не лучшие времена. Министерства геологии нет. В России изучением недр управляют люди, не всегда понимающие, а то и просто случайные. Финансирование ограничено, в результате в стране возник дефицит на некоторые важные виды минерального сырья. Частный бизнес не хочет вкладывать средства в поиски и разведку того, что не даст мгновенной отдачи, а молодежь - учиться тому, что не приносит сиюминутной выгоды. Исключение составляют нефтегазовое направление и строительство. Дело охраны геологической среды пущено на самотёк. Кадров не хватает. Геологической съемкой занимаются 70-летние ветераны. Разрушаются преемственность традиций и связь поколений. Это очень опасный процесс. Хочется верить, что существующий кризис будет преодолен.
   Геологи - особая общность людей, выделяющаяся образом жизни, привычками, менталитетом, как теперь говорят. Специфические обычаи, традиции свойственны в наибольшей степени тем, кто прошел школу геологии. Паустовский писал, что язык геологов отличается своей особой образностью. Я проработал в этой системе лишь часть жизни, но беру на себя смелость считать себя членом братства, к которому сохранил симпатию и привязанность навсегда.
  
  
  
  
  
   Бирюзовые
   льдинки
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Прогибается, стонет под ветром палатка,
   За горами-морями далёк материк.
   На суровой Чукотке живется несладко,
   Но геолог, скитаясь, грустить не привык.
  
   Юрий Усенко
  
  
  
   Я учился на III курсе геофака ОГУ. Шла подготовка к первой производственной практике. Её начинали, как правило, задолго до начала. Практикантов зачисляли обычно на рабочие места, на них рассчитывали, и нужно было постараться успеть, если работа геологических партий и экспедиций носила сезонный характер, к началу полевых работ, т.е. к маю-июню. К этому сроку планировалось окончание весенней экзаменационной сессии, начиналась она раньше обычного, а продолжительность сжималась.
   Третий год учебы выдался сложным. Изучались непростые науки, например, минералогия и петрография, а преподаватели были требовательными. Стоял какой-то перманентный беспорядок в учебных планах. Так, было известно заранее, что в весеннюю сессию мы сдаем 4 экзамена, после их вдруг оказалось 6. Приятная неожиданность! Произошло ещё одно очень важное событие.
   До 1956г. в дипломах выпускников геофака ОГУ значилось, что они прослушали курс по специальности "Геология и поиски месторождений полезных ископаемых". Существовала специализация, разделение на три фуркации - общая геология; палеонтология; гидрогеология. Но это разделение носило неофициальный характер, просто учащиеся могли проявить свои склонности. В дипломах у всех была одинаковая запись: "геолог". В 1955г. в связи с огромным разворотом гидротехнического строительства (кто не знает, это были "сталинские стройки коммунизма", в первую очередь гидроузлы на крупных реках европейской части СССР) и потребностью в специалистах соответствующего профиля в ряде вузов страны изменили учебные программы. Например, Одесский Строительный институт лет на 15 - 20 стал Гидротехническим. Это поветрие коснулось и нашего факультета. В учебные планы были включены новые предметы, а полученная специальность теперь называлась у всех "инженер геолог-гидрогеолог". Студентам-выпускникам добавили несколько месяцев обучения, осенью должен был появиться VI курс.
   Конечно, эти изменения вызвали брожение в умах. Некоторые по неопытности считали, что так будет хуже, чем раньше. Нашлись желающие перевестись в другие вузы, где оставалась прежняя специальность. Я тоже стал наводить справки в МГУ. Наш декан, доцент-географ Александр Михайлович Смирнов, отец моего ближайшего друга Риона, был человек своеобразный. Мы жили в одном подъезде, хорошо знакомы семьями. Когда я пришел к нему с этим вопросом, он молча повернул меня лицом к двери и поддал коленом в соответствующее место. Тем, спасибо ему, дело и кончилось. А вот студентам-иностранцам их правительства предписали не менять специальность, восьмерых наших сокурсников после сдачи сессии переводили в МГУ и КГУ.
   Не было порядка и с собственно производственной практикой. По положению рабочими местами нас должно было обеспечивать Министерство высшего образования. На деле значительную часть мест обычно добывали сами. Если в какой-то организации студенты проявляли себя положительно, на следующий год от неё приходила заявка. В нынешнем году что-то не заладилось, мест не хватало. Двое наших товарищей поехали в Москву, причём без официальных документов. Более того, декан запретил им сообщать кому бы то ни было о состоянии дел в этом вопросе. Улов был невелик. Они случайно встретили знакомого выпускника и с его помощью в тресте "Аэрогеология" договорились о 5 местах. Помню, что все - были в высокогорные районы, из них два на Кавказ, одно на Памир. Ребята жаловались, что партии и экспедиции, которые базируются в Москве, неохотно берут иногородних, поскольку они по окончании практики сразу разъезжаются по домам, а москвичей иногда удаётся использовать на камеральной обработке материалов. На курсе было заранее договорено, что в случае дефицита, неравноценности мест они будут разыгрываться по жребию. Шла речь о делегировании еще одной пары, на этот раз с отношениями от деканата во многие организации. Один из соучеников работал раньше в партии треста "Ленслюда". Он написал знакомым и клятвенно пообещал, что мне пришлют персональное приглашение на работу в Карелии.
   Пока суд да дело я отпраздновал свое 20-летие. Собрались у меня дома. Число гостей лимитировалось размерами комнаты. Было человек 25, в основном сокурсники. Было очень весело. Бабушка прекрасно вписалась в компанию и очень понравилась тем, кто не бывал у меня и не знал её раньше. Я услышал много приятных слов и получил кучу подарков. Картина - морской пейзаж - постоянно меня сопровождала и сегодня висит над диваном.
  
   Лёд тронулся в конце апреля. Годом ранее несколько наших пятикурсников проходили практику в партиях 4-го Геологического управления. Эта организация проводила работы, в основном геологическую съёмку, в приграничных районах страны. Отличалась повышенной секретностью на общем фоне даже в те годы тотальной бдительности и подозрительности. В трудных условиях Чукотки наши студенты хорошо себя зарекомендовали, шли переговоры о продолжении сотрудничества. И вот из 4-го ГУ пришел официальный вызов на работу в тех краях человек на 25. Прошлогодних практикантов приглашали персонально, почти все они согласились. Нашему курсу было выделено 13 мест. Естественно, многие желали туда поехать. Я, как большинство сверстников, увлекался литературой о путешествиях и приключениях. У меня были книги о походах Пири и Амундсена, о Семёне Дежневе и освоении Русского Севера. Хотелось, конечно, увидеть такие места воочию.
   Деканат занялся распределением мест. Учитывалось три основных показателя: практикант должен был иметь хорошую физическую подготовку; материальное положение студента, чтобы малообеспеченные лучше заработали; чистота биографии. Уже говорилось, что работы велись в пограничной зоне, а там до Америки недалеко, а от небольшого острова Ратманова - вообще с десяток миль, чтобы кто-нибудь не сбежал, не приведи Господи! Я попал в число избранных и был очень рад. В этой группе оказались и друзья - Смирнов, Зелинский, Ткачук, Монюшко, Панченко. К большому сожалению, среди нас не было Горика Коффа. Причины, по которым его не взяли, могли быть разными и их не объясняли.
   Вначале нужно было ехать в Москву, где находился аппарат Управления и практически весь состав ИТР геологосъемочных партий, в которых предстояло работать. Полевая база экспедиции размещалась в бухте Провидения.
   Стали конкретные вопросы, в частности, экипировки. Ходили советоваться к побывавшим там ранее. Выяснилось, что мне многого не хватает, не было даже, извините, портянок.
   В ту пору очень популярным было всё, связанное с шумной общенародной кампанией по освоению целинных земель в Казахстане и на юге Западной Сибири. На основе распространенной песни о том, как новосёлы едут с путёвкой комсомола, Горик Кофф (еще до распределения мест) написал свой вариант, который мы лихо распевали: "Один гудок короткий,/ Колёса бьются в такт,/ До самой до Чукотки/ Доедем, это факт!/ Уже прощаться надо, вернёмся скоро к вам,/ Пишите нам, пишите, по новым адресам!.. Прощайте же, девчата,/ Наш факультет, прощай!/ С путёвкой деканата/ Мы едем в дальний край./ Уже прощаться надо..." и т.д.
  
   Незадолго перед этими событиями мои родители переехали на постоянное жительство в Кишинев. Отцовская легковая машина "Москвич" осталась стоять в нашем дворе. Мне нужно было перед отъездом перегнать её, снять с учета в ГАИ уже не успевал.
   Экзаменационная сессия завершена. Я получил на руки удостоверение, подписанное проректором и нашим деканом, о направлении для прохождения производственной практики в 4-е ГУ , допуск Первого отдела к работе с секретными материалами и деньги на проезд до Москвы и обратно. Москва между тем все время тормозила выезд, в ГУ решались какие-то свои внутренние вопросы.
   Где-то в первых числах июня ко мне домой пришли ребята с младшего курса и передали, что пришло извещение о необходимости срочного выезда. Не помню, как проверил надежность этих сведений, но решил ехать немедленно. Моя бабушка в этот день получила телеграмму о смерти любимого брата и, безусловно, нуждалась в моральной поддержке. Но я, нехороший человек, быстро собрал вещи, сказал ей какие-то слова, наспех простился, запустил мотор и двинулся.
   Путь в Кишинёв оказался трудным. Началось с того, что в Одессе на заправке меня обокрали учащиеся ремесленного училища. Я плохо закрыл машину, и с заднего сидения утащили форменную фуражку, в которой лежал бумажник. По счастью я в спешке не успел переложить в него из карманов документы и деньги.
   Погода все время стояла отличная, но когда я выехал из города, сгустились тучи, и начался дождь. Дорога с твердым покрытием в сторону Кишинева в пределах Одесской области существовала только на первых километрах тридцати. Дальше я через каждые несколько сотен метров буксовал, застревал, выбирался с помощью встреченных машин или подвод. Какой-то вездеход дотащил меня на буксире до Кучургана, другой, уже глубокой ночью, до Тирасполя (хотя от Кучургана дорога была получше). А тут ещё мотор перестал заводиться. Наутро пожилой шофёр, которому нужно было в Кишинёв, ремонтируя что-то под дождем, помог доползти до места. Когда я появился на пороге дома, где временно снимали жилье родители, мать чуть не упала в обморок: я был покрыт сплошным слоем грязи от носков до подбородка.
  
   Лишних денег не было, но родители решили, чтобы я передохнул денёк, а потом летел в Москву самолетом. Это случилось 7 июня 1955г. Кишиневский аэропорт находился тогда на месте нынешнего Московского проспекта, о прошлом напоминает название улицы - Аэродромная. Там стояла будка, изображавшая здание аэровокзала. Взлетно-посадочная полоса земляная, летали самолеты Ил-12 и Ли-2. Это был первый в моей жизни полёт.
   На следующее утро пошел в 4-е ГУ. Оно размещалось в старинном доме по адресу Рыбный пер.,3. Сейчас там Администрация Президента России и проход закрыт. Я оказался в числе двух-трёх самых нетерпеливых, после моего отъезда пришла депеша, чтобы прибыли к 9.VI. Выяснилось, отбытием на полевые работы пока не пахнет. Возникли какие-то финансовые трудности, всем понизили зарплату. Постоянные работники отказывались ехать и подбили нас, практикантов, на то же самое. Произошло что-то вроде забастовки, правда, назвать так эту акцию было нельзя, а то сразу же посадили бы. Всех третьекурсников зачислили в штат экспедиции рабочими III разряда. В УГ нам сказали, что будем получать по 75 руб. в месяц, геологи посоветовали требовать 90 (для сравнения: я купил в "Спорттоварах" альпинистский "абалаковский" рюкзак за 8 руб.) А вы думали такое возможно только при рыночной экономике во время кризиса?
   Жили, где придётся. Некоторых забрали к себе будущие начальники и коллеги, многие из них имели собственные дома в Подмосковье в пределах часа езды на электричке. Я остановился у подруги матери в районе Таганки. Договорились с Эриком Ткачуком и Максимом Панченко проситься в одну партию. Познакомились и поговорили с начальником. Купили одинаковые безрукавки, окрашенные в цвета спортобщества "Локомотив". Пятикурсники, работавшие в прошлом году, сказали, что нам повезло: состав партии хороший, а район работ по расположению, обнаженности горных пород, флоре и фауне самый интересный.
   Пока решались дела, я побывал на стадионе "Динамо". Смотрел матчи чемпионата страны по футболу, стал свидетелем преодоления в прыжках впервые в стране высоты 2м во время легкоатлетических соревнований. Посетил ВДНХ и экспозицию Дрезденской галереи. Перед возвращением бесценных трофейных шедевров назад в Германию решили показать их советским людям и выставили в Музее изобразительных искусств им. Пушкина (перед этим он несколько лет был музеем подарков Сталину к его 70-летию). Очередь нужно было занимать примерно с 5 часов утра, чтобы успеть пешком с Таганки к этому времени пришлось встать в 3. Разумеется, я об этом нисколько не пожалел. Мне довелось ещё раз взглянуть на эти сокровища в 2008г., теперь уже в Дрезденском музее "Цвингер".
   Тем временем "забастовщики" выиграли. Был найден компромисс. Практикантам вернули прежние 90 руб., кроме того приезжим обещали оплатить квартирные с 9.VI по 1 руб. в сутки. Но это потом. А пока деньги у всех нас кончались. Опытный старшекурсник предложил пойти на киностудию и поработать на съемках статистами за 3 руб. в день. Повезло, на съёмках фильма "Мексиканец" по Дж. Лондону, одетые в какие-то балахоны и бутафорские шляпы, мы целый день изображали публику, добросовестно орали и хлопали. В конце дня нам вручили...квитанции и сказали прийти за деньгами через несколько дней. Четвёртое управление занимало несколько комнат, разделённых фанерными перегородками. Теснота страшная. Мы всё время толпились на лестнице. Начальство решило отправить часть людей на базу экспедиции, это лучше, чем отирать стены. Некоторые полетели самолетами по Северному пути, другие поехали поездом до Хабаровска, а оттуда самолетом в бухту Провидения. Насколько помню, только один пошёл на киностудию после возвращения с практики и сумел получить свои деньги.
  
   Группа в составе 11 одесситов и двух третьекурсников из МГУ выехала с Ярославского вокзала скорым Москва - Владивосток. Одному из нас, назначенному старшим, надлежало получить в Хабаровске денежный перевод, как решался вопрос с авиабилетами, не помню. Большинство разместилось в одном вагоне. С нами ехал на гастроли на Дальний Восток полупрофессиональный тогда Рязанский народный хор, мы сразу перезнакомились, в особенности с женской частью. Еще до Забайкалья ехали двое студентов из МГРИ и с ними девушка-коллектор. Так что было весело.
  
   0x01 graphic
  
   Рабочие геологосъемочной партии
   Слева направо: Максим Панченко, Эрик Ткачук, автор
  
   Спать было жаль, чтобы не пропустить интересного. А посмотреть было на что. Волга. Станция Кунгур на Урале со знаком, отмечающим границу Европы с Азией. Равнины Западной Сибири. Великие сибирские реки. Байкал. Необъятная гладь уникального озера; 54 туннеля; известный портрет на скале - барельеф вождя народов, исполненный зеками. Тайга, вплотную подступающая к железнодорожному полотну. Известные из школьной географии названия звучали музыкой: Ачинск, станция Тайга, Магдагачи, Волочаевск, Ерофей Павлович!
   Мы трое вели, так сказать, общее хозяйство. Заготовили в Москве еды дней на 5, дальше перешли на "подножный корм". Помню, что денег с собой у меня было рублей 50. Одеты были в спортивные костюмы. Купили одинаковые футболки, раскрашенные в цвета спортобщества "Локомотив". У меня было старое отцовское пальто. Эрик с Максимом - охотники, тащили целый чемодан боеприпасов. На вокзалах мы смело бросали его где попало, были уверены, что ни один ворюга не сдвинет с места. Кто-то напугал, что при посадке в самолет строго следят за весом багажа (бесплатно 10кг), так Эрик на всякий случай изготовил специальный пояс, заполненный дробью, когда надел его, сразу стал ниже ростом.
   Процедура еды как-то не складывалась. То не все одновременно проголодались, то меню не согласуем. Народ посмеивался, а сокурсник Шура Монюшко сочинил басню про Бегемота, Козла (тогда это слово не было оскорбительным) и Воробья, в которых легко угадывалась наша троица. Заканчивалась она так: "Уж суп остыл, а хлеб упал на пол,/ А времени минувшего не счесть./ Нам кажется: поставлено на стол,/ Так не чирикать надобно, а есть!"
   Бывали многолюдные "товарищеские ужины" с пением песен под гармошку и возлияниями "сучка", как тогда называли дешёвую водку - гидролизный этилат из древесины.
   Несмотря на обилие впечатлений и хорошую компанию, путешествие становилось утомительным. Поезд сильно опаздывал. В Хабаровск прибыли на 9-е сутки. Был почти вечер предвыходного дня, сделать денежные дела до понедельника мы не успевали. Кто-то догадался попробовать решить проблему жилья в ближайшем райкоме комсомола. Идея оказалась плодотворной, нас разместили в общежитии Пединститута.
   Жили мы там хорошо, если не считать борьбы с многочисленными клопами в ночное время. Познакомились с местными ещё не уехавшими после сессии ребятами. Осмотрели город, живописно раскинувшийся на холмах вблизи Амура. Побывали по приглашению спутниц на концерте Рязанского хора. В кино видели всемирно известный диснеевский мультфильм про Белоснежку и 7 гномов.
  
   ...Утро 28 июня. С вечера сидим в Хабаровском аэропорту. Самолёта пока нет. Это сегодня - сел в Ил-62 или аэробус в Москве и через полсуток на Чукотке. Тогда было иначе. На линиях работали машины Ли-2 и Ил-12, на коротких - "кукурузники" Ан-2. Вдоль побережья Ледовитого океана ещё летали оставшиеся после войны американские гидропланы, дальние морские разведчики "каталина", которые в Москве стартовали с Химкинского водохранилища. Ли-2 -тоже долгожитель неба. Под этим названием по лицензии выпускалась копия американского "Дугласа", поставлявшегося по лендлизу. Отличный аппарат для сложных условий. Скорость всего 250 км/ч, но зато можно использовать земляную и достаточно короткую ВПП. Ил-12, позже Ил-14 -первый послевоенный двухмоторный пассажирский самолет, скорость повыше, до 400 км/ч, мог в случае необходимости свободно лететь на одном моторе. Наверно надо напомнить, что самолеты были винтовые. Во всех аэропортах Хабаровского края и Магаданской области, кроме краевого центра, ВПП были земляные или покрытые перфорированными металлическими пластинами, оставшимися после американцев, которые во время войны перегоняли самолеты для Красной Армии из США через Аляску и Сибирь (об этом рассказывается в современном фильме "Перегон").
   Авиаперевозки осуществлялись двумя компаниями - Аэрофлотом и Управлением полярной авиации Главсевморпути. Большинство машин были выполнены в грузовом варианте, вместо привычных мягких кресел откидные металлические сидения вдоль бортов. Хорошо, если в полёте на грузе можно было лежать. Расписание соблюдалось лишь относительно. Многое зависело от погоды и от других причин, например, если ожидаемый груз не подвезли вовремя, рейс могли задержать.
   В аэропорту встретили шестерых радистов, ехавших работать в нашу экспедицию. Образовалась очередь, список находился в кассе. Вначале мы ждали самолёт прямо до места, это было ошибкой. Опытные северяне научили, что надо ехать на перекладных и использовать возможность вылететь до любого промежуточного пункта, там может быть оказия откуда-то сбоку в нужную сторону. Компания у нас образовалась большая, с радистами 19 душ. Самолеты, которые я описал, брали 25 - 30 человек, все рейсы были грузопассажирскими, мы неизбежно должны были разделиться. Выяснили ещё, что лучше лететь до Сеймчана, оттуда есть прямые рейсы до Провидения, Магадан несколько в стороне, там надо ловить случайные оказии. Первая группа улетела, остальные попали на рейс до Магадана через Николаевск-на-Амуре и Охотск.
   Из Магадана убывали несколькими бортами. Случилось так, что не попадал один Эрик. Я решил остаться вместе с ним. Скоро выяснилось, что до утра самолета не будет. Мы куда-то пристроили вещи и поехали смотреть
   столицу Колымского края. Помню только освещённый холодным солнцем широкий центральный проспект, застроенный 2-3-этажными домами, и серые воды бухты Нагаево. Поселок аэропорта находился километрах в пятнадцати на Колымской трассе. Вечером, широко открыв глаза и уши, наблюдали и слушали местную публику - шоферов, строителей, золотодобытчиков, бывших зеков. А утром-таки улетели.
   Но не очень далеко. Часть своих мы догнали в Нижнем Сеймчане, известном поселке на Колыме. Поселились в Красном уголке аэропорта в нескольких километрах от посёлка, чтобы не тратиться на гостиницу. Так как долго не отправляли, мы заменили табличку на дверях на "Уголок жертв Аэрофлота". Начальник, бывший военный лётчик, человек не злой, просил этого не делать. Вечером играли в волейбол, команды формировались из застрявших пассажиров и местных жителей. Потом собрались посмотреть Колыму. До Полярного круга уже недалеко, середина года, ночь совсем короткая. Но до реки так и не дошли, были атакованы комарами, они нас почти съели. Присутствовали они, хотя и в меньшем количестве, и в Красном уголке. Нас научили жечь порошок "Пиретрум", но от едкого дыма нам было, кажется, хуже, чем кровососам. Сказали, что Сеймчан - столица комаров Советского Союза, впрочем, подобные заявления мы слышали и в других пунктах.
   Постепенно улетали по нескольку человек в северном направлении. После объявления регистрации на очередной рейс выяснилось, что не попадаю только я. Тут уже Максим добровольно остался со мной. Мы переселились из Красного уголка в операционный зал, чтобы, не дай Бог, не пропустить шанс. Обосновались под биллиардным столом, на матрасе. На нём привезли из тайги больного и оставили, а мы не побрезговали. А вообще к тому времени научились при задержке сразу бросать на пол рюкзаки и пальто и устраиваться. Денег оставалось мало. Питались печеньем и консервированными компотами. Нас уже все там знали. И вот как-то вечером диспетчер громогласно объявил: "Подражанский и Панченко! Утром самолет до Анадыря!".
   С посадкой в поселке Марково, тоже комариной столице, долетели до центра Чукотского национального округа. Аэропорт Анадыря был недалеко от рыбачьей гавани. Мы узнали, что сейчас идёт массовый лов кеты. С целью сохранения этого биологического вида была подписана конвенция с японцами о запрещении её добычи на несколько лет. Исключение делалось для жителей Севера, которые веками использовали эту рыбу в пищу себе и ездовым и охотничьим собакам. Период путины был очень коротким, на берегу рыбу не успевали перерабатывать. В аэропорту приглашали всех помочь в разделке рыбы, когда работаешь недолго, плата - от каждой разделанной рыбы брюшко и икра, если есть. Мы с Максимом уже наладились на промысел, но тут объявили, что наш борт продолжает полет прямо до Провидения. Не помню, каким образом, но жменя икры, завернутая в сомнительной чистоты носовой платок у нас с собой оказалась.
   Самолет приземлился в аэропорту Провидения на берегу одноименной бухты в поселке Урелики. Под мелким дождичком отправились искать экспедицию. Когда приблизились, с шумом и гамом вывалилась наша компания, нас увидели через окно. Было 3 июля, 20 часов по местному времени. Дорога от Москвы до места заняла 17 дней, в т.ч. самолётом от Хабаровска 6. Результат далеко не из самых плохих. Те, кто летел из Москвы без пересадок вдоль Северного морского пути, затратили 6-7 дней.
   Хотелось есть, но экспедиционная столовая давно закрыта, а денег ни у кого не было. Удовлетворились какими-то остатками.
  
   Экспедиция ХV района (так в секретном 4-м ГУ была зашифрована Чукотка) начала работать в 1952г. Вначале она находилась в пустующей армейской казарме. Ныне в двухэтажном сборно-щитовом доме на окраине посёлка Урелики разместились производственные и административные отделы, химико-аналитическая и минералогическая лаборатории, жилые комнаты. Одноэтажные домики посёлка беспорядочно разбросаны по наклонной предгорной равнине, прорезанной неглубокими долинами нескольких ручьёв, на площади примерно 2 х2,5 км.
  
   0x01 graphic
  
   Бухта Провидения (вид с горы Пионерка)
  
  
   Бухта Провидения - типичный фьорд, врезанный в сушу километров на 30. От Анадырского залива Берингова моря он частично отделён песчаной
   косой. По бортам бухты высятся тёмные скалистые берега высотой несколько сотен метров. На противоположной её стороне раскинулся посёлок Провидения. На склонах пятнами лежит снег. Сеется мелкий дождь. Осадки выпадают часто, но общая их сумма невелика, всего около 200мм. Низкая облачность, окружающих гор не видно. Зимой высота снежного покрова достигает 50 - 70см. Солнечных дней в году всего пара десятков. Хотя до Полярного круга градуса два по широте, ночи практически не было, часа три сумерки, а так совсем светло.
   Кроме экспедиции в посёлке была рыбачья артель, ещё какие-то мелкие предприятия службы быта и торговли. Много военных - сухопутные, пограничники, моряки. Недалеко военный аэродром, истребители, находящиеся в состоянии вооруженного нейтралитета с американскими соседями, "Лисами Аляски".
  
   Мы где-то переночевали с Максимом. На следующий день устроились в так называемой ночлежке, небольшом домике-балке с двухэтажными нарами и одним маленьким окошком. В ночлежке был, по словам остряков, филиал Дрезденской галереи: на дверях, на фанере изнутри, была грубо намалёвана обнаженная женщина, почти в натуральную величину. Получили на складе экспедиции цигейковые спальные мешки и спецодежду - телогрейки и ватные брюки, полушубки с матерчатым верхом, зимние шапки, кирзовые ботинки, кроме полушубков всё б/у. Сапоги рабочим не полагались, мы их взяли за наличные в счет зарплаты. Позже я купил меховые носки из оленьей шкуры, по-местному "чижи", чтобы ходить в палатке после маршрута. В партии еще должны были быть казённые брезентовые робы, рукавицы и резиновые сапоги. Старшекурсникам, оформленным коллекторами, выдали красивые новые меховые лётные куртки. Некоторые их сразу припрятали, чтобы в конце сезона выкупить уже как б/у по сниженной цене.
   Питались в экспедиционной столовой "под карандаш", т.е. в долг. Всё готовилось из консервов - супы-борщи, каши с тушёнкой, сушёный картофель. Впервые увидел "автоматизированный" способ снятия крышек со стеклянных банок в столовском масштабе - о забитый в стену большой гвоздь. На столах стояли миски с тёртым сушеным чесноком, его ели столовыми ложками. Кое-кто привёз с собой витамины в драже. Продукты для столовой закупали в воинских частях, военные охотно обновляли стратегические запасы. Раз я был дежурным на кухне (ежедневно какая-нибудь партия выделяла человека) и мне пришлось распечатывать деревянный ящик с салом. Оно было в виде брусков воскового цвета и его надо было колоть топором. На дне я нашел ярлык с датой "1943". Ужин был в 18 часов, до отхода ко сну снова хотелось есть, но приходилось терпеть, магазин был недоступен из-за отсутствия денег. Тем не менее, я начал поправляться.
   Нас сразу стали посылать на разные основные и вспомогательные работы. Я несколько дней переписывал в лаборатории результаты химанализов воды с рабочих карточек в таблицы. Читали геологические отчёты. Народ продолжал потихоньку подъезжать из Москвы. А выезд партий в поле всё откладывался. Ждали прибытия парохода с 56 тоннами груза для экспедиции, а он застрял где-то во льдах. Состоялось общее собрание, на котором резко критиковали начальника экспедиции Л.С.Косых. Говорилось об исключительно неблагоприятной в этом сезоне метео- и ледовой обстановке, о том, что половина партий не готова к выходу в поле, что июль практически пропал, день станет короче и план работ накрывается. Сразу после собрания студенты МГРИ сочинили песенку на мотив "Гоп со смыком". Начиналась она так: " В Четвертом Управлении бардак,/ Начальник экспедиции - му...ак"...В те годы подобные слова были верхом неприличия.
  
   Местные работники, некоторые семейными парами, и часть приезжих жили в здании экспедиции. Свободного места там не оставалось. В ночлежке было тесно и неуютно. Мы решили искать другое жилье. Штаты партий, недоукомплектованных в Москве, постепенно утрясались. К нам уже присоединились наш земляк со старшего курса Игорь Зеленин и сверстник из МГУ Паша Шабаршов. Недалеко от экспедиции нашли брошенный дом, каких в поселке было немало. Пришлось удалить из него огромную кучу продуктов человеческой жизнедеятельности. Игорь потом шутил, что выполнял самую тонкую ювелирную работу (по близости золота и профессии золотаря). Переложили печь, к собственному удивлению она горела нормально. Вымыли окна, оклеили стены и потолок бумагой. Честно говоря, я в этих работах принимал не самое большое участие, т.к. был занят на камеральных работах. Но зато потом сработал стул со спинкой. Стол сколотили сообща. Нашли на свалке вполне приличный чайник, под ведра-кастрюли приспособили жестяные пятилитровые банки из-под томатной пасты. Спали на раскладушках-"сороконожках", таких давно нет. И стало хорошо!
   Ездили в порт на разгрузку прибывшего парохода. После того, как в трюме на одного из студентов чуть не накатила железная бочка с буровой дробью, начальник партии решительно запретил нам работать грузчиками. Однажды в выходной стояла прекрасная солнечная погода. Мы совершили восхождение на одну из близлежащих вершин - Пионерку. Оттуда открывался изумительный вид на бухту и окружающие хребты. Много фотографировали, пейзажи и друг друга, в т.ч. голыми по пояс на снегу (мы до того не бывали на высоких горах и это было необычно).
   Эрик после работы сходил на охоту с кем-то из местных, на птичий базар к морскому побережью. Расстояние туда и обратно больше 20км, а утром надо было быть к началу рабочего дня. Он успел, притащил 5 уток, ещё больше упали на недоступные скалы. Сварили жирный бульон, но он сильно пахнул рыбой. Я даже не ел. Позже они еще раз ходили с Максимом, добыли 8 уток. К тому времени мы получили зарплату за июнь и первую половину июля, купили продуктов и поджарили дичь на сливочном масле. Получилось очень вкусно. По подсказке бывалых сварили ликер из полулитра спирта и килограмма карамели (конфет-подушечек, теперь таких не делают). На ужин пригласили начальника партии. Потом долго пели песни.
   Ещё по дороге мы заметили: чем дальше на север, тем лучше продовольственное снабжение. В любом магазине можно было найти дефицитные на материке товары - сахар, масло, окорок, красную рыбу, разные консервы, всё по обычным ценам, дороже молоко и яйца. Удивило, что питьевой спирт продается на вес, по 13,40 за 1кг.
   Получили повышения в должности, Максиму с Эриком присвоили V-й разряд, мне VI-й. Как свойственно новичкам на Севере, большинство практикантов сразу по прибытии на Чукотку перестали бриться и через пару недель обросли бородами разной степени привлекательности.
  
   Комсомольское воспитание, знание истории страны, да и места, в которых мы теперь пребывали, способствовали поддержанию возвышенного романтического, даже восторженного духа. Казалось, в облаках витают тени знаменитых путешественников-покорителей Арктики, славных русских землепроходцев. На протяжении длинного пути были интересные встречи, разговоры. О многом мы услышали впервые. Случаи из жизни в походах, на рудниках и приисках, рассказы о зеках, лагерях и событиях холодного лета 1953-го. Наконец, совершенно нетипичные высказывания в адрес Вождя всех народов (ХХ-м съездом партии еще и не пахло). Все это не могло тогда разрушить нашего восторженного состояния.
   Телевидение в стране только зарождалось, не было ещё не только видиков и компьютеров, но даже транзисторных радиоприемников. Люди ходили в гости друг к другу, часто пели хором. Это было свойственно и молодёжи. Вспомните, на сцену уже выходили Булат Окуджава, Александр Галич, Юрий Визбор, Юлий Ким. Мой школьный класс был поющим и студенческий курс любил и умел петь. Был свой поэт и композитор Горик Кофф, прекрасный солист Игорь Зелинский. Пели советские песни - о близкой ещё войне, о дружбе и любви. Народные русские и украинские. И о родном городе, конечно. Среди них знакомая, кажется, со школьных лет (об авторе не думали, полагая, что это наш земляк):
   На рейде зажигаются огни,
   А завтра мы уходим в море рано.
   Поговорим за берега твои, о-вэй,
   Любимая моя Одесса-мама!
   Мне здесь знакомо каждое окно,
   Здесь девушки хорошие такие,
   Но больше мне не пить твоё вино, о-вэй,
   И клёшами утюжить мостовые!..
   В пути мы основательно пополнили свой репертуар. Некоторые номера были не высшей пробы, например, про тонкий стан турчанки или любовные страсти под знойным небом Аргентины. Ряд песен были про заключённых. Разные по художественному уровню, они трогали за душу. Пели их в те годы многие. Только теперь стало понятным почему: по меньшей мере, треть населения либо сидела в ГУЛАГЕ, либо была как-то связана с ним. Выучили песню, основой которой послужило стихотворение Р.Киплинга "Пыль". Автором музыки и своего варианта текста - героической баллады про пыль от шагающих сапог солдат, идущих день и ночь по Африке, был Агранович (об этом я узнал полвека спустя), патриарх советской авторской песни. Она была написана во время войны, где-то в 1943-м, позже по указанию военных политработников текст был переработан в советском духе. Во время учебных лагерных сборов в 1956г мы распевали её в первозданном виде в качестве строевой песни, приводя в смущение командиров.
   ...Евгений Данилович Агранович не был обласкан литературными властями. Он поступил в Литературный институт еще до войны, не без помощи уже популярного тогда Константина Симонова. Приему в институт немало способствовал написанный им по заказу текст "Марша кавалеристов", ставшего официальной строевой песней. В 1941-м записался добровольцем и прошел всю войну. Служил в Германии. Вернулся в институт и в 1948 г. закончил его с отличием.
   Печатался мало, но его песни уходили в народ. Кроме "Африки" он оказался автором цитированного выше отрывка из песни об Одессе, мелодии ставшей сверхпопулярной "Бригантины" (слова написал молодой соученик Аграновича Павел Коган, погибший на войне). Аграновичу принадлежит русский текст песен из ставшего, как сказали бы теперь, хитом 1955 года аргентинского фильма "Возраст любви" с блистательной Лолитой Торрес. Об авторе не знал никто, но песни звучали во всех ресторанах и в концертах. Позже он написал сценарий известного кинофильма об ошибке резидента и популярную песню "Я в весеннем лесу пил берёзовый сок...", которую в нём исполнил Михаил Ножкин. Интересно, что песня была создана намного раньше и совсем для другой ленты, и спеть её должен был Марк Бернес, но замысел не был реализован. Наконец, перу Аграновича принадлежит песня, которая звучит в заслуженно любимом в нашей стране фильме "Офицеры". Мне довелось слышать этого замечательного человека в концертах. В 2008 ему стукнуло 90, а через год с небольшим его не стало.
   Среди приехавших на практику студентов нашлись свои творцы. Географ Алексей Сабельников и геолог Юрий Усенко из МГУ позже печатались в одном из самых популярных журналов "Юность". Их стихи мне нравились. Еще в полёте зародилась песня, которую я потом слышал как народную, такую же, как про Ванинский порт или про мотор, ревущий со страшной силой. Ее пели, конечно не зная имени автора, и во время городских встреч, и у походных костров. Наш одесский приятель, студент-историк, напевал романс про прекрасную её, стоявшую у дверцы голубого такси. Этот сюжет использовал Шура Монюшко, знавший мелодию. Ему помогали другие. Я тоже вставил пару слов. Так родилось "Чукотское танго", которое привожу по памяти.
  
   Чукотское танго
  
   Помнишь берег чукотский, бирюзовые льдинки?
   Мы выходим из дверцы самолета Ли-2.
   А навстречу порывом стаи белых снежинок
   Гонит северный ветер, обрывая слова. | 2 раза
   Только дикие скалы, да туманов завеса,
   Снег на черных вершинах, а в дали голубой
   Далеко-далеко ты, милый город Одесса,
   Где под ласковым солнцем нежно плещет прибой.
  
   Дни проходят за днями. На коротких привалах,
   Собирая палатку, шлю тебе я привет.
   А когда, дорогая, ляжет снег покрывалом,
   Мы вернемся с друзьями на родной факультет.
  
   Вспомним берег чукотский, бирюзовые льдинки,
   Как мы вышли из дверцы самолета Ли-2.
   У тебя на ресницах серебрились снежинки,
   Дул порывистый ветер, обрывая слова...
  
   Через некоторое время появился вальс "У края земли". В 2000г его включил в свой поэтический сборник под другим названием Игорь Зелинский, который и был основным автором.
  
   Чукотский вальс
  
   Далеко от Москвы,
   От небес синевы,
   В дикой тундре, в Чукотском краю,
   Здесь, у края земли,
   Где снега залегли,
   Этот вальс для тебя я пою.
   Ветхий домик наш мал,
   Он стоит среди скал,
   Содрогаясь от ветра порой,
   А в дождливой дали
   На свинцовый залив
   Наплывает туман сырой.
   Но сегодня пришла
   Так нежданно весна,
   Растопив голубые снега,
   Это - строки письма,
   Будто здесь ты сама,
   Будто вдруг улеглась пурга.
   Пусть у края земли,
   Где Берингов пролив,
   Плещет море холодной волной.
   Пусть и вьюга и льды,
   Знаю, милая, ты
   Нежным сердцем всегда со мной.
  
   Песни, новые и старые, пели студенты и постоянные работники экспедиции, собираясь в административном здании, в ночлежке, у нас в доме.
   Возможно, кого-то будет раздражать обилие стихотворного материала и сопутствующие рассуждения. Его можно просто пропустить. Я хотел с помощью такого приема точнее передать атмосферу времени и места.
  
   С приездом людей на полевые работы заметно оживилась жизнь не только самой экспедиции, но и в посёлке в целом. Этот год запомнился геологам надолго. Студентов было много, и состав подобрался интересный. Начались различные соревнования - между ОГУ и МГУ, между студентами-геологами и географами и др. Рядом с экспедицией была приличная, покрытая древесными опилками, спортплощадка, там проходили матчи по волейболу и баскетболу. Приходили поиграть команды воинских частей. Понаблюдав, военное спортивное начальство договорилось сыграть спарринг в волейбол с командой армейской бригады, которая должна вскоре выступать в чемпионате Советской Армии. Игроков привозили самолетами из отдаленных гарнизонов. После отбора получилось так, что в команду экспедиции вошли шестеро одесситов, двое из них - игроки сборной университета, а остальные вообще не волейболисты, а представители других видов спорта. Собрались зрители со всего посёлка. Игра получилась длительной, пять партий, и напряженной. В итоге мы проиграли.
   Культурные мероприятия проводились в Доме офицеров. Там раньше была тюрьма, а теперь, как сказали нам, лучший зрительный зал на всей Чукотке. Показывали кино 3-4 раза в неделю. При нас закончил гастроли Магаданский музыкально-драматический театр. В библиотеке можно почитать журналы, "Магаданскую правду" и центральные газеты с опозданием соответственно на одну и две-три недели.
   Состоялся вечер встречи со студентами МГУ и ОГУ. Был дан неплохой концерт, в основном, силами студентов. Интересно, что перед началом программа была внимательно просмотрена военными политработниками, замечания и поправки имели место. Вели концерт звезды одесской художественной самодеятельности Зелинский и Монюшко. Концерт прошел с успехом, а весь вечер был хорошо организован. Состоялись игры и танцы. Чемпионы МГУ и ОГУ по шахматам (надо же собраться им в таком месте!) дали сеанс одновременной игры. Я победил в танцевальном конкурсе, исполнении "краковяка" со старшекурсницей Валей Барановой, хотя выступал в спортивном костюме и тапочках, а мой соперник в финале - в отглаженных брюках и туфлях (полагаю, жюри, состоявшее из военных, учло подвиги на волейбольной площадке). Устроители не поскупились на призы. Так, шахматисты получили по хрустальному кубку, большая ценность тогда. Нам с Валей на двоих достались флакон духов "Жди меня", белые капроновые носки и большая плитка шоколада. Шоколад мы съели, духи получила Валя, а носки я вручил ей под шутки друзей на какой-то встрече через несколько лет. После танцев я еще поиграл с офицерами в настольный теннис.
   Шел активный обмен письмами с родными и знакомыми. Корреспонденция на материк и оттуда шла от 6 до 20 дней.
   Оказалось, друзья-охотники привезли слишком много боеприпасов. Вечерами, точнее ночами, мы уходили на ручей за экспедицией и устраивали стрельбы по подброшенным в воздух бутылкам. За этим занятием нас как-то застал наш начальник партии, сделал нам втык и запретил впредь этим заниматься.
  
   Численность работников экспедиции в летний период назвать затрудняюсь, полагаю, всего человек около 200. Семь или восемь геологосъемочных партий, ещё какие-то работы, в том числе бурение скважин в районе базы. Работали по всей Чукотке. В первые годы были засняты наиболее доступные места, сейчас подчищали остатки. Значительные площади заняты тундрой. Всю территорию деятельности экспедиции пересекал с СЗ на ЮВ Анадырский горный хребет. Тяжёлые трактора С-80 волокли по тундре сваренные из обсадных труб сани с грузом и домиком-балком. На базе экспедиции была мощная радиостанция, связь с партиями трижды в сутки, в случае ЧП - в любое время. На время полевых работ экспедиция арендовала самолет Ан-2. Он доставлял на стоянки продукты, другие материалы, почту. Часто самолёт не мог совершить посадку, и всё это сбрасывалось с воздуха и потом разыскивалось в тундре. Мощный трактор - единственный способ передвижения по тундре. Но и он нередко утопал в солифлюкциях- грязевых пятнах, образующихся при таянии многолетнемёрзлых пород. Чтобы освободить его, требовалось иногда несколько суток. Бывали случаи, когда с самолета сбрасывали брёвна для этой цели. Был ещё катер "Гранит", но не помню, как он использовался.
   В нынешнем году ставился эксперимент. Наша партия должна была работать в основном в горной местности. Через западную часть района работ проходила автотрасса. Решили попробовать использовать автомашину-вездеход ГАЗ-63. Километрах в тридцати от южной границы района находился крупный посёлок, откуда начиналась трасса и была возможность связи. Поэтому в партии не было ни радиостанции, ни радиста.
   Бухта Провидения лежит в южной части Чукотского полуострова. Партии, которые сразу по выходу с базы направлялись к северу, назывались северными. Две партии, наша и работающая на смежной площади, забрасывались в район работ морем, выйдя из бухты, сворачивали на запад-юго-запад к заливу Креста и потому считались южными. Залив глубоко вдается в сушу, а от его верховьев мы еще шли на север, часть нашего района вообще за Полярным кругом. Так что это деление было достаточно условным.
   Каждый начальник партии имел документ, в котором говорилось, что партия работает по заданию Главного штаба инженерных войск Советской Армии, всем представителям власти на местах предлагалось оказывать необходимую помощь. Важной частью работы кроме геологической съемки масштаба 1:200000 была ещё и специальная. Составлялся отдельный отчёт, в котором отражались условия проходимости местности, в особенности для танков, возможности укрытия и маскировки войск, их размещения, водоснабжения и др. Была толстая секретная инструкция, составленная инженером-генералом с учёной степенью. Занимался этой работой инженер по спецвопросам, так называлась должность. Обычно это был географ, поэтому приехало столько студентов-географов из МГУ. Все они специализировались по геоморфологии, но и по геологии, в особенности четвертичной, были подготовлены неплохо.
  
   С горем пополам подготовка к полевым работам заканчивалась. В 20-х числах июля вышла первая из партий, в ней 9 ребят-одесситов. Нашей партии нужно было попасть вначале в пос. Уэлькаль в устье залива Креста, и там на маленькой базе доэкипироваться.
   Судьба была к нам милостива. Пароход "Якутия" буксировал караван из 12 самоходных барж в нужном направлении, на одной из них мы должны были идти до Уэлькаля. Но моряки запросили слишком много денег, выезд не состоялся. На следующий день, выйдя в море, пароход попал в 10-балльный шторм и растерял 11 барж. Семь из них нашли в ближайшие дни, судьба остальных осталась нам неизвестной.
   Вечер 30 июля. Сидим на пирсе военного причала в Уреликах, мы - трое рабочих, завхоз, водитель машины и несколько человек из соседней партии. Еще две собаки из некомплектной экспедиционной собачьей упряжки. Мы хотели взять страшно лохматого вожака по кличке Черчилль, но его увели выехавшие раньше. Остальные полетели в Уэлькаль самолетом. Мы сопровождали груз. Начальник партии сказал, усмехнувшись, что за руководителя остается старший по должности, т.е. я. Погрузка на сейнер намечалась на прошедший день, но судно не пришло. К вечеру на пирс подъехал начальник экспедиции и сообщил приятную новость: команда запила и впереди полная неопределенность.
  
   0x01 graphic
  
   В ожидании судна
  
   Пошли на почту и получили много писем. Родители меня удивили извещением о намерении отправить посылку с консервами(!). Это, видимо, реакция на мои рассказы о не очень хорошем питании в столовой. Написал гневный ответ. Их чувства стали понятны через годы.
   23 часа. Темные силуэты гор. В зеркальной воде бухты отражаются огни пос. Провидения. Дремлют на рейде пароходы. На небе - ни облачка. Пламенем горит заря полярного дня. На высоте нескольких десятков метров лёгкие паутинки тумана. Тишина, только где-то далеко лают собаки.
  
   Зверобойный сейнер "Корсаков" подошел к пирсу 1 августа в 20 часов. Под непрекращающимся дождем погрузку закончили к 2 часам ночи. Долго возились с нашей машиной. Она не помещалась на палубе, пришлось снять кузов и положить его на раму поперёк. В это время начался отлив, и судно село на грунт. Легли спать в трюме, втиснувшись в щель между горой вещей.
   Судно имело в длину метров 15, водоизмещение тонн 100, грузоподъемность 30 тонн, от плавсредств предков, которые показывают в кино, отличалось наличием бензинового двигателя и радиостанции. Команда состояла из 8 человек, все чукчи (анекдотов про них тогда ещё не рассказывали), капитан окончил мореходную школу в Петропавловске-Камчатском. Всё насквозь провонялось ворванью - тюленьим и моржовым жиром. На корме лежала часть моржовой туши. Нам рассказывали, что чукчи закапывают мясо в землю и едят его, когда пойдет душок, называется это "копалька" (а байкальский омуль "с душком"?). Амбре от нашего моржа соответствовало их гурманским представлениям в полной мере.
   В 5 утра быстро погрузили соседский вельбот и отвалили. Остановились постояли ещё в пос. Пловер в 7км и в 13 часов вышли в открытый океан.
   Великий, но отнюдь не тихий океан. Северное море. По карте Берингово, но по принадлежности все равно чукотское.
  
   Где волны гуляют в солёном просторе,
   Гремит океанский прибой,
   Холодное море, чукотское море,
   Пришлось повстречаться с тобой.
   Где саваном белым туманы клубятся,
   Где кружит полярная мгла,
   Где буйные ветры отчаянно злятся,
   Бескрайняя тундра легла.
   Игорь Зелинский
  
   Я вырос у моря, но это было нечто совсем другое. Ветра почти не было, поверхность воды гладкая, но длинные высокие свинцовые валы сильно раскачивали наш дредноут. Шли недалеко от берега мимо высоких неприступных скал, изрезанных морским прибоем, на которых кипели "птичьи базары". Птицы пролетали над нами, мы начали стрелять по ним, но всё падало в воду. Стыдно, как вспомнишь это варварство! Вокруг нас резвились стада моржей. Видели нерп и китов. Некоторые из спутников плохо переносили качку. Особенно страдали радист соседей и наша собака Пальма, которые вдвоём сильно подпортили чистоту палубы.
   Вечером 3 августа вошли в залив Креста и в 23 часа и бросили якорь на рейде пос. Уэлькаль. Все быстренько съехали на берег, а я как-то замешкался и остался на борту. Посердившись на спутников и самого себя, от безделья стал ловить бычков, как научили моряки-чукчи. Четыре крючка соединяются "кошкой", приманкой служит кусочек красной тряпки. За короткое время выловил с полсотни. Бычки сильно отличались от черноморских - головастые, с рогами, иногда ярко окрашенные и очень крупные, до полуметра. Улов отнес на камбуз.
   Утром подали лодку, и я поехал на базу. Уэлькаль - эскимосское село. Живет там человек 200, занимаются морским промыслом - охотой на нерпу, моржа, кита. Поел, выспался, походил в окружении детей и собак между домиками и ярангами. Во второй половине дня начали лодкой возить на борт снаряжение. Взяли много невыделанных оленьих шкур. Мы с ребятами прихватили себе, чтобы отвезти домой, не помню, купили или даром. Я взял три штуки. С нами пошел до какого-то мыса Юра с украинской фамилией, по прозвищу Тарзан. Видимо, бывший зек, местная знаменитость и очень колоритная личность.
   Эрик с Игорем с разрешения капитана (как мне самому раньше это в голову не пришло?!) вырубили из моржовой туши два клыка сантиметров по 40 длиной.
  
   Геологосъёмочная партия под номером 304 впервые собралась вместе. Пока корабль идет заливом Креста до места, коротко познакомимся.
   1. Тимофеев Александр Михайлович, начальник партии. Носил красивые усы, за что получил в экспедиции прозвище "Чапаев". Был очень осторожен, если не сказать трусоват, но это качество заслуживает оправдания. Во время войны, будучи юношей-курсантом военного училища, в первом же бою получил тяжелое ранение. Не знаю как, но левая рука у него держалась только на мышцах, кость была перебита. Отличный геолог. К обязанностям руководителя практики относился добросовестно. Я часто ходил с ним в маршруты, он не только заставлял рассказывать одесские анекдоты, но по ходу объяснял геологическую обстановку, я под его диктовку заполнял полевой дневник.
   2. Попов Андрей Петрович, старший инженер по спецвопросам. Один из самых старших в экспедиции, было ему тогда 41. Участник Великой Отечественной. Окончил географический факультет МГУ. Бывалый северянин, до 4-го ГУ работал где-то на Таймыре. Человек суровый, но в глубине души добрый. Давал мне задания по своей тематике. Специально не воспитывал, наставлений не читал, но некоторые его высказывания и рекомендации я запомнил, и они стали моей постоянной практикой в работе и даже в жизни.
   3. Стремяков Александр Яковлевич, гидрогеолог. Работал пару лет после выпуска из МГРИ. Человек острый, даже конфликтный. Очень сильный физически, всем нам по очереди устраивал испытания, в маршруте пытался загонять. Мы оказались не из слабаков, и это его удовлетворило. Через годы я встречал его публикации, он стал доктором наук, руководил филиалом института ПНИИИС где-то в Заполярье.
   4. Котельников Владимир, прораб-геолог (такая должность существовала до 1961 г. - старше старшего коллектора, младше инженера). Выпускник Московского (ныне Красноярского) Института цветных металлов и золота, работал второй год. Недавно женат. Натура увлекающаяся, в маршрутах с ним было хорошо.
   5. Колосов Геннадий Иванович, прораб-геолог. Лет 35, опытный работник, какое-то время работал в другой экспедиции, но в нашей знал многих. Присоединился к партии в последний момент.
   6. Маслов Алексей, геофизик. Примерно ровесник Колосова. Практик. Отвечал за массовые поиски, все знают, что это такое. Опытный северянин.
   7. Снегирёв Борис Иванович, коллектор. Возраст под 40 (должность не вязалась с возрастом и опытом, коллекторами очень часто работали менее подготовленные и более молодые люди). В экспедиции давно. Практик, Относились к нему иронично, он недавно женился и взял фамилию жены, раньше был Дураков. Поборник здорового образа жизни. Очень скуп, призывал экономить на питании (заработок у него был не ахти какой, справедливость его стремлений я понял, став взрослее).
   8. Малков Владимир, завхоз. После службы в армии остался на Чукотке. Недавно женился.
   9. Долгов Андрей, водитель. Тоже после армии, остался подзаработать на Севере.
  
   С т у д е н т ы-п р а к т и к а н т ы
  
   10. Нестеров Константин Владимирович, прораб-геолог. Закончил V-й курс геофака ОГУ, предстояло учиться еще несколько месяцев на VI-м. Кандидат в мастера спорта по шахматам, чемпион университета.В экспедиции второй год подряд. Грамотный геолог, в маршрутах хорошо объяснял и показывал натуру. Собирался жениться на сокурснице, которая сейчас работала в смежной партии.
   11.Зеленин Игорь Васильевич, старший коллектор. Перешел на V-й курс геофака ОГУ. В прошлом году работал в Центральном Казахстане. Баскетболист-перворазрядник, на этой почве мы с ним были знакомы ещё со школы.
   12. Шабаршов Павел, старший коллектор. Перешел на IV курс геофака МГУ. Опытный, до учебы работал в геологии на Колыме.
   13. Панченко Максим Александрович, рабочий V разряда. Студент IV курса геофака ОГУ, мой сокурсник. После окончания университета работал в Якутии, потом в Новой Каховке, в Крыму, в разных организациях в Одессе.
   14. Ткачук Эрий Иванович, рабочий V разряда. Также мой друг и сокурсник.
   15. Ваш покорный слуга, рабочий VI разряда.
   Сокурсников и себя я досрочно перевёл на следующий курс, формально это должно состояться после того, как практика будет зачтена.
  
   "Анадырский хребет в сочетании с заливом Креста до сих пор считаю одним из чудес, сотворенных природой. Это самое красивое место на всем протяжении от Берингова пролива до Скандинавии".
   Так отзывался о местах, где мы сейчас находились, Михаил Каминский, известный полярный лётчик, первым поднявший самолет в небо Чукотки в 1935 г.
   Залив Креста представляет собой фьорд шириной 2-4, вытянутый с юга на север на расстояние около 20 км. Впервые его посетил в 1660 г. современник Семена Дежнева тобольский казак Курбат Иванов, который шёл на северо-восток из Анадырского острога. Он положил его на карту под названием "Большая губа", а бухту Провидения - "Малая губа". В 1728 г. сюда зашёл во время своей экспедиции, посланной Петром I, Витус Беринг и присвоил заливу название Креста в честь церковного праздника.
   В 8 часов утра 5 августа ошвартовались в порту Эгвекинот. Причальная стенка там высокая, чтобы выгрузить автомобиль требовался подъёмный кран. Начальник порта оказался земляком - выпускником Одесского института инженеров морского флота, вопрос решился быстро. Согласовали прибытие с пограничниками и поставили большую 10-местную палатку около заставы. До вечера успели поесть в местной столовой, отлично помыться в бане и даже посмотреть кино в маленьком клубе.
   Написал письма домой. Употребил вычитанный где-то литературный образ, сравнив письма со светом далёких звёзд, которые давно погасли, а луч всё идет до Земли. Так и письма, я буду где-то в поле, совсем в другом месте, когда их получат. Я, дурак, изощрялся в художественной прозе, а мать потом над этим письмом плакала...
   Поселок Эгвекинот расположен в одной из бухт в северном окончании залива. Это примерно в 30 км от Полярного круга. Был заложен с целью освоения открытого в 1937 г. Иультинского олово-вольфрамового месторождения. В конце войны сюда высадилась экспедиция "Главдальстроя" (огромной империи МВД) для выбора участков под строительство порта и посёлка. Первые полторы тысячи строителей прибыли на пароходе "Советская Латвия" 16 июля 1946 г., эта дата считается днём основания посёлка. Следом на "Тоболе" привезли ещё две тысячи. Большинство из них были зеками. Тогда же создан "Чукотстрой" (вернее - ЧУКОТЛАГ), через который прошло до описываемых дней около 40000 человек. В кратчайшие сроки построили автобазу на 50 машин, склады, стройцех с пилорамой. Уже в 1951г. открыта автотрасса до пос. Иультин длиной более200км, годом позже - морской порт. Население Эгвекинота составляет сейчас 5 - 5,5 тысяч.
   К сожалению, перемены 90-х не миновали этих мест. Добыча руды стала сокращаться. В 1993 г. построенный среди сурового безлюдья ценой нечеловеческих усилий достаточно современный Иультин превратился в мёртвый город.
   Согласно проекту нужно было выполнить кое-какие горнопроходческие работы - канавы, закопушки для определения глубины залегания многолетнемёрзлых пород. Кроме того, Стремяков хотел пробурить скважины ручным способом и провести гидрогеологические опыты. Имеющаяся в наличии рабсила - мы трое, можно было ещё привлечь за дополнительную оплату завхоза с водителем. Но нас планировали использовать в маршрутах в качестве коллекторов, относительно двух других тоже были иные намерения. Заранее была мысль - поискать рабочих в Эгвекиноте. Поспрашивали в столовой, на улице, в т.ч. о расконвоированных заключённых (позже таких назовут "химиками"). Никого не нашли. Решили попробовать непосредственно в зоне, за проволокой.
   Лагерей в Чукотском национальном округе много. И в районе залива Креста тоже. И в самом Эгвекиноте есть. Учитывая удалённость от населённых мест, суровые природные условия, сюда отправляли многих опасных преступников, среди них заработавших максимальный срок - 25 лет. И не только их. Начальство искусно варьировало, сталкивая лбами разные категории зеков - "воров", "сук", "мужиков". Немало было отбывавших срок по печально знаменитой 58-й статье. Об этом сейчас много написано. Были отдельные женские зоны. Как-то в маршруте пришлось проходить мимо такой. При виде нашего маленького отряда из двух человек сиделицы подняли шум и крик. Я не из института благородных девиц, но, услышав, что извергали нежные женские уста, уши сворачивались в трубку.
   Набор настоящих зеков на разовые или сезонные работы практиковался. Люди шли на это охотно: все-таки не в зоне, плюс какие-никакие деньги. И лагерное начальство разрешало. Куда он с Чукотки убежит? Нам рассказывали о поисковой партии - начальник, коллектор и 26 рабочих-заключенных. И ничего! Однако побеги случались, и работодателей при этом убивали. Цель беглецов - добраться до Америки. Не имея карты и компаса, иногда продовольствия и одежды, шатались неделями по тундре. А по следу шли поисковые группы. Охрану лагерей несли, кроме обычных ребят, призванных на действительную службу в войска МВД, ВОХР ("вооруженная охрана"), которую вербовали, в основном, из бывших зеков. Туда шли люди с определенными качествами. Публика свирепая и малоприятная! Беглые предпочитали сдаваться пограничникам. Пограничные наряды постоянно курсировали в разных направлениях, чаще на побережье. Пограничники проклинали задержанных, даже били (лишняя морока и строго рассчитанный пищевой рацион придется уменьшать), но тащили с собой, кормили и сдавали властям. А вохровцы, если догоняли, обычно убивали на месте.
   О беглых зеках - не досужие россказни. Андрею Петровичу пришлось встретить в тундре двоих беглецов. Обошлось, а это был, как рассказали подошедшие вскоре преследователи, "двадцатипятилетник" с компаньоном.
   Днём Тимофеев поехал за поселок к ближайшему объекту и взял с собой меня. Начальство лагеря отнеслось к просьбе благосклонно (вспомните о бумаге, которая была у начальника партии). Нашлось несколько претендентов. Посмотрев на них и обменявшись несколькими словами, он отказался от этой затеи. Раз и навсегда, я упоминал о его осторожности.
  
   Воскресенье. Были ещё какие-то дела, выезд в район работ планировался на завтра. В палатке, устланной оленьими шкурами, Эрик и Игорь затеяли борьбу со мной, при этом щекотали, чего я боюсь. В палатке всё стало вверх тормашками. На нас кто-то уже прикрикнул. И вдруг после легкого удара - страшная боль в левом локте. Задрали рукав, рука неестественно торчит назад. Вывих. Дальнейшее помню плохо, болевой шок, но рассказывали, что я четко распоряжался и команды исполнялись бегом. Меня завернули в ватники, чтобы меньше трясло, посадили в кабину и поехали искать больницу. Она оказалась на окраине посёлка, при зоне, но войти и выйти можно было свободно. Пока поехали домой за доктором, я сидел, скрючившись, на каком-то столе. Врач Галина Валентиновна оказалась местной знаменитостью, называли ее "Галя-Валя". Я попросил сделать общий наркоз, потому что боюсь боли. После моих ответов, что сердце здоровое, а водки я пью мало, мне сунули в нос марлю с резким запахом, и сразу стало хорошо. Я расслабился и прилёг на стол, последнее, помню, что здоровенный санитар несет меня куда-то на руках.
   Ощущения под общим наркозом это отдельная тема. Когда открыл глаза, увидел склоненные над собой несколько физиономий, по сравнению с которыми наши вчерашние кандидаты в рабочие выглядели ангелами.
   - Что, браток, оклемался? На, покури!
   Ни о чём не спрашивая, мне запихнули в рот окурок самокрутки. Эта компания трогательно за мной ухаживала. Вечером приезжали наши.
   Все, лежавшие в палате, и младший медперсонал, были зеками. Ночь напролет шла гульба. Меня тоже приглашали, но я сказался слабым. Что-то пили, женщины лазили под одеяла к неходячим. Привезли человека, которому снесли полголовы топором.
   Рано утром я выпросил у санитара чью-то одежду, сапоги 49-го размера и, осторожно передвигая ноги, потому что рука еще сильно болела, побрёл к своим. Идти надо было довольно далеко, километра два-три. Больная рука была прибинтована к телу. Наши только встали. Я категорически заявил, что в больнице не останусь, поеду со всеми. Видимо, сказал решительно, возражений не было. Ни меня, ни виновников, так сказать, моей травмы никто не попрекнул ни одним словом.
  
   В 10 утра 7 августа первый отряд на машине двинулся на рекогносцировку в горы. У посёлка в залив впадает река Нырвакинотвеэм. Это одна из главных водных артерий района, но по сути ручей. Собирались подняться вверх по долине, там, судя по карте и аэрофотоснимкам, раскинулось обширное плато. Кто не поехал первой ходкой, складывали часть имущества, которую решили не брать с собой, в какую-то хибарку, кажется на заставе. Оставили, в частности, раскладушки, подумали, что обойдемся оленьими шкурами.
   Основная группа выехала в 16 часов. Погода была великолепная. Вначале лихо пронеслись 14 км по грейдеру. Долина реки в низовьях широкая, плоская, задернованная, заболоченные участки редки. Отъехали от Эгвекинота километров 30 и стали на ночёвку.
   Здесь долина резко сузилась, превратившись в ущелье. Двинулись прямо по руслу. Выглядело это так. Просматривали отрезок пути и начинали мостить дорогу глыбами со склонов и галькой. Частично или полностью разгружали машину и толкали её по подготовленному куску. Переносили оставшийся груз. И приступали к следующему участку. Если за раз продвигались на 20-30 м, это было хорошо. Я помогал, как мог, действуя здоровой рукой, хотя меня ругали и прогоняли. За день преодолели около 5км.
   На следующий день выбрались на приподнятую выровненную поверхность, примерно 10х5 км, окруженную горами. Здесь была уже типичная тундра. К счастью, болото было не сплошным. Впереди машины шли пешком, выбирая твердые участки. Порой теряли бдительность, машина разгонялась и вдруг с ходу садилась на брюхо. Доставать её после этого было нелегко. За время рейда выработали целый набор приемов по преодолению препятствий. Например, небольшую заболоченность накрывали возовым брезентом, с двух сторон садились человек по пять и туго натягивали его. Машина на скорости проскакивала, не успев завязнуть.
  
   Подкопали и... 0x01 graphic
   0x01 graphic
...еще взяли!
  
   Серия на номерном знаке нашего автомобиля ЯН. Во время войны шёл фильм "Неуловимый Ян" про чешского партизана, с Евгением Самойловым в главной роли. Так и мы нарекли свою славную машину. В будущем мне приходилось использовать чукотский опыт. Я озадачивал водителей, заставляя ехать по казавшемуся непроходимым пути. Часто попытки бывали удачными. Тогда я говорил, перефразируя Суворова, что где олень пройдет, там геологоразведка проедет.
   Разбили базовый лагерь вблизи господствующего над местностью массива Малый Матачингай высотой около 1500 м. Поставили 10-местную палатку белого цвета на траве в нескольких шагах от реки. В чистой прозрачной воде с температурой 2 градуса величественно ходила крупная рыба. За всё время ни поймать, ни подстрелить ни одной не удалось. Неподалеку небольшое озеро, на дне линза льда. Максим, пловец по спортивной специализации, однажды на спор проплыл по нему метров 10.
  
   Продовольствие закупили ещё в Уреликах за казенные деньги в воинских частях, расчёт за питание в конце сезона. Энергозатраты на работе были большими, отсутствием аппетита никто не страдал. Рацион состоял из консервированных борщей и супов, каш - рисовой, перловой, пшенной, пшеничной, макарон, мясных консервов, сгущёнки. Научились находить дикие лук, щавель, ещё какую-то съедобную траву. Год выдался на редкость холодным и влажным, грибов и ягод почти не было. На складном столике в палатке постоянно лежал кус масла, сливочного или топлёного. Борис Иванович возражал против такой расточительности, но его не слушали. Вообще в непроизводственной части жизни явно верховодили одесситы, которых было пятеро из 15-ти. Пищу готовили на примусах, дежурный, а если все были в маршрутах, кто первым вернётся. Ответственная задача дежурного - вовремя приготовить горячий чай. Из маршрута приходят мокрыми, замёрзшими и первым делом, иногда даже не снимая рюкзака, хватают дымящуюся алюминиевую кружку.
   Партии оставалось работать максимум два месяца. Нужно было заснять площадь немногим больше листа 1:100000 масштаба. С первого базового лагеря начали обрабатывать западную часть района. Уже через несколько дней два отряда ушли в разные стороны недели на две. Нагрузились основательно - палатки, спальные мешки, шкуры, продукты, примусы, горючее. На обратном пути легче не будет, место съеденного и сожженного займут образцы пород, пробы воды. Старослужащие вели себя скромно. После сборов оставалась кучка груза, которую, ругаясь, разбирали студенты. Эрик набрал столько, что не мог самостоятельно подняться с рюкзаком. Я помогал при сборах. Проводил под дождем один из отрядов до ближайшего перевала, нёс километров пять канистру с керосином.
   Тимофеев провёл из базового лагеря несколько маршрутов, коллектором брал меня. Наша машина здорово пострадала при подъеме в горы, нужен был ремонт в мастерской, продукты тоже. Начальник с завхозом поехали в Эгвекинот. В лагере остались Андрей Петрович, Снегирёв и я. Они вдвоём ходили в маршруты, один раз в двухдневный.
   В партии было штатное оружие - нарезной охотничий карабин выпуска 1934г. и трофейный пистолет "вальтер", который Тимофеев постоянно носил с собой в кобуре. Кроме того было три личных двустволки и промысловая малокалиберная винтовка. По правилам техники безопасности для защиты от диких зверей и недобрых людей каждый отряд должен быть всегда вооружен. Но рюкзаки тяжелы, никто не хотел таскать лишний груз. Время от времени начальник устраивал разнос, после чего день-два оружие носили с собой. Исключение составляли охотники Эрик и Максим, ружья всегда были при них. Когда я остался в лагере один, в моём распоряжении оказались мелкашка и двустволка. Спать укладывался в центре палатки, обложившись оружием. Андрей Петрович говорил, что беглые зеки не входят через дверь, а разрезают стенку палатки.
   Я пересёк плато в нескольких направлениях. Вначале просто так, стреляя по дороге в длиннохвостых полярных сусликов-евражек. Потом Андрей Петрович дал мне задание. Я делал записи, зарисовки в соответствии с инструкцией. Кто-то из старших придумал эффективный способ определения глубины залегания "вечной мерзлоты", многолетнемёрзлых пород, с помощью найденного где-то прута из арматурной стали с изогнутой ручкой. Я заточил конец о камни, чтобы проткнуть почвенно-растительный слой мощностью до полуметра требовались секунды и не нужно никаких закопушек.
   В тундре никогда не уничтожают того, что ещё может пригодиться. На старой стоянке оленеводов я нашёл длинную толстую палку, видимо, центральный кол от палатки, и притащил в лагерь.
   Тимофеев возвратился через три дня. От лагеря до Эгвекинота по построенному нами пути добрался за 6, обратно за 5 часов. Они нашли где-то тонкое бревно, такое длинное, что, подложив его на чурбак под ступицу, застрявшую в тундре машину мог приподнять один человек, второй бросал под колесо запасённые в кузове камни. Машина всё-таки засела километрах в двух от лагеря. Там её и оставили вместе с грузом, по мере надобности подносили оттуда продукты.
  
   Опухоль на поврежденной руке спала. Я начал делать простые восстановительные упражнения, носил в руке камень или ружье. Она при этом затекала и болела. Собрался консилиум из своих, и мне рекомендовали не делать ничего, что не является необходимым для жизни и работы. Только по возвращении домой выяснилось, что заключение дилетантов было ошибочным.
   Вывих оказался сложным, с переломом, обломки костной ткани остались в суставной сумке. Сустав нужно было разрабатывать. В хирургии описан "случай Амундсена". Во время одной из первых зимовок знаменитый полярный исследователь сломал руку в плече. Он уходил от своей шхуны во льды и, крича от боли, делал упражнения. Подвижность руки восстановилась полностью. Моя рука плохо двигалась из-за так называемой остаточной контрактуры. Пришлось с ней повозиться несколько месяцев. До конца она не распрямляется и сейчас.
  
   Двадцать второго августа должны были идти вчетвером снимать самый дальний угол планшета. Накануне шёл дождь, а наутро мы имели удовольствие созерцать окрестности, почти сплошь покрытые снегом. Ещё на базе экспедиции было определено, что мы нарвались на холодный год, какой бывает раз в 50 лет. Поздняя весна, тяжелая ледовая обстановка на море, теперь вот зима пришла раньше обычного срока.
  
  
   Месяц август солнечный, зелёный,
   С тёплым кратковременным дождем,
   За твоим окном резные клёны
   Золотом не тронуты ещё.
   А у нас, куда не кинуть взора,
   Мутная завьюженная даль,
   Снегом припорошенные горы
   И озёра, серые, как сталь.
   ...Месяц август, вьюгой забелённый,
   Снег лежит нетающим плащом.
   Напиши мне, неужели клёны
   Золотом не тронуты ещё?
   Юрий Усенко
  
  
   0x01 graphic
  
   В дальний маршрут
   Начальник партии А.М.Тимофеев (справа) и автор
  
  
   И всё-таки мы пошли. Взяли продовольствие и керосин в расчете на 5 дней. На четверых три спальных мешка, один должен был лежать в середине одетым под кучей курток и ватников. Сначала шли холостым ходом, эту часть уже отработали другие. Где-то у слияния двух ручьёв должны были пересечься со своими. Никаких следов не нашли, сложили каменный тур, оставили записку и несколько папирос в непромокаемой бумаге.
  
   Обнажённость территории очень хорошая. Только высокое плато и днища широких долин заняты тундрой. На горных склонах растительности почти нет, мхи, лишайники, сильное морозное выветривание. Здесь распространены магматические горные породы, образовавшиеся в процессе формирования Охотско-Чукотского вулканического пояса, крупной структуры, заложившейся на стыке Евроазиатской и океанической литосферных плит. Насколько помню, преобладают породы среднего состава и их туфы, а также разные граниты мелового возраста. Чехол четвертичных отложений маломощен. Ландшафт вроде бы однообразен - чередование голых скал или покрытых осыпями каменистых склонов и нешироких долин с ручьями, озерами и тундрой. Трава, какие-то цветочки фиолетового цвета, изредка негустая поросль низкорослой полярной ивы. Вместе с тем не перестаёшь восхищаться этой суровой неброской красотой. Хотя лазить там нелегко, особенно с большим рюкзаком и радиометром.
  
   Когда-то ты Джек Лондона читал,
   С открытой книгой засыпал, мечтая,
   А вот теперь знакомые места
   Не очень-то приветливо встречают.
   Теперь ты входишь в кочевую жизнь
   Не вымышленным северным героем,
   И Белое Безмолвие лежит
   Нетронутым простором пред тобою.
   Юрий Усенко
  
   Добрались до места, поставили палатку. Сделали маршруты. И пришлось прерваться: началась пурга. Ветер ураганной силы валит с ног, снег, карту не достанешь из сумки. Урезали пищевой рацион, варили раз в день жидкую кашицу, правда, масла достаточно. Керосин тоже экономили. В палатке было холодно. На ночь пробы воды в стеклянных бутылках приходилось укладывать к себе в спальные мешки.
   Лежим. Все уже пересказано и обговорено. Я сочинил песню на мотив "Крутится-вертится шар голубой" о том, как "дикие сопки под снегом лежат, "белые мухи" над тундрой кружат...Ветер холодный в палатку загнал, тундру и русло морозом сковал" и как нам попадет за невыполнение плана. Не привожу её здесь из-за большого количества непечатных слов. Правда, элемент самокритики присутствовал уже тогда: "Третьи уж сутки в палатке лежим, пошлые песни слагаем и спим..." Как-то в темноте Тимофеев с Андреем Петровичем стали мечтать, как пойдут в московский ресторан после возвращения в столицу. Выбирали место, обсуждали меню. Это получалось у них так живо и наглядно, что я вдруг почувствовал себя в сверкающем зале среди нарядной публики. Когда сильный порыв ветра встряхнул палатку и прервал разговор, показалось, что ослепительные люстры обрушились на голову, мгновенно превратившись в низкий брезентовый потолок.
   Провалялись в палатке больше двух суток. Как только ветер немного стих, вылезли наружу и продолжили работу.
  
   Не сдаваясь под колючим ветром,
   Капюшон потуже затянуть,
   И навстречу трудным километрам
   С молотком и компасом шагнуть.
   Юрий Усенко
  
   Мне посчастливилось побывать в двух замечательных географических точках. Первая - даже не точка, а пространство, водораздел рек, принадлежащих бассейнам разных океанов, Северного Ледовитого и Тихого. Хребет как хребет. На северо-западе угадывалась долина большой реки Амгуэмы, на юго-востоке ничего не видно в тумане. Вторая точка - пересечение Полярного круга со 180-м меридианом, границей двух полушарий Земли. Здесь мы сложили тур и оставили записку, как делают на покоренной горной вершине. Зная о предстоящем событии, я специально носил с собой консервную банку - контейнер для письма. Всё вроде, как обычно, но чувства охватывают необыкновенные.
   Домой, т.е. в базовый лагерь стали собираться 30 августа. Идти надо было "через реки, горы и долины" примерно 27 км. В середине дня на привале решили, что сумеем дойти за один дневной переход. Низкая облачность, то дождь со снегом, то туман. Наконец, свалились с последнего перевала на плато. Во мгле нашего белого шатра не видно. У меня возникла навязчивая идея: съесть сгущенного молока. Отделился от группы и рванул вперед (потом за это попало). Оставалось еще километров пять.
   Ходить по тундре нелегко. Из моря мокрого мха и просто воды торчат кочки, по которым стараешься ступать. Хлюпанье и чавканье сапог. Пот заливает глаза. Мотаешься из стороны в сторону. Прицелился на выбранную кочку, сделал шаг или маленький прыжок, а 20-килограммовый рюкзак потянул вбок и вот уже стоишь в воде выше колена, а то и лежишь в ней.
   Несмотря на такой способ передвижения, я почти бежал. Ввалился в большую палатку. Никого не было. Не сняв рюкзака, который сильно натер плечи, съел несколько ложек сгущенки, после чего разделся. Как сказал бы Остап Бендер, сбылась мечта идиота.
  
   ...На базе экспедиции в Уреликах мы пели песню про джонки: "В даль голубой реки/ Джонки ушли в туман,/ Бедные рыбаки, /Желтые, как банан...". Позже Игорь Зелинский сочинил песню на этот мотив, которую посвятил одному из геологов своей партии.
  
  
   Песня
   В тундре нелёгок путь, Снова нелёгкий путь,
   Глухо шумит река, В лямку впряглась рука,
   Плечи не разогнуть Плечи не разогнуть
   Под тяжестью рюкзака. Под тяжестью рюкзака.
   Здесь уже сотни лет Будь осторожен, друг,
   Белый царит покой, Тундра вокруг легла,
   Только медвежий след Зорче смотри вокруг,
   Встретится нам порой. Даль затянула мгла.
   Будь осторожен, друг, Тянется день за днем
   Тундра вокруг легла, Наш незаметный труд,
   Зорче смотри вокруг, Если мы не дойдем,
   Даль застилает мгла. Наши друзья дойдут.
   Чёрные гребни скал Там, где пройдут они,
   Надо еще пройти, Памятью их труда
   Короток наш привал, В тундре зажгут огни,
   Длинны у нас пути Выстроят города.
   Будь осторожен, друг,
   Тундра вокруг легла,
   Зорче смотри вокруг,
   Даль застелила мгла.
   Здесь уже много лет
   Белый царит покой,
   Только медвежий след
   Встретится нам порой.
  
  
   Этот день стал поистине праздничным. Через полчаса после нашего прихода на перевале показались четыре человека, ещё один наш отряд. А в 11 вечера, когда все уже спали, со свистом, гиканьем и ружейной пальбой явились остальные пятеро. Как сговорились! Было весело и радостно.
  
   Ты вернулся с дальнего маршрута,
   И, палатки полог приоткрыв,
   В меховые торбаза обутый,
   Выпил чай, прилег и закурил.
   Вьются кольца голубого дыма.
   Чувствуя дремоты лёгкий хмель,
   Ты мечтой уносишься к любимой,
   Что теперь за тридевять земель.
   Юрий Усенко
  
  
   Начальник партии объявил следующий день выходным. Стирка, ремонт одежды и обуви. И баня!
   Из камней сложили небольшой купол, под которым развели огонь. В ямке горел притащенный мной деревянный кол, который все время поливали соляркой. Вода грелась отдельно на примусах. Когда эксперты решили, что каменушка разогрелась достаточно, огонь погасили, мгновенно поставили над ней палатку и накрыли её сверху брезентовым тентом. Температура внутри - не хуже, чем в хорошей парной. Мылись сменами по трое. Лимит горячей воды на каждого - по два ведра. Самые отчаянные из первой смены выбегали из палатки и плюхались в речку, температура воды в которой была чуть выше нуля. Предбанник на дворе. Но в целом, как сказали бы в Одессе, не баня, а что-нибудь особенного!
   Вечером тоже знаменательное событие. Поздравляли сразу двух именинников, Эрика и Пашу Шабаршова. Весь день параллельно с баней готовился торжественный ужин. Мы с Игорем Зелениным успели написать общий приветственный адрес в стихах и размножить в двух экземплярах. Я его художественно оформил, изобразив окружающий пейзаж. Рисунок мне самому понравился, и я потом жалел, что он у меня не сохранился. Не удержусь от описания праздничного стола.
   Х о л о д н ы е з а к у с к и
   Салат "Крик души" из местных трав (моего изготовления)
   Консервы "Колбасный фарш"
   Г о р я ч и е б л ю д а
   Борщ консервированный с консервированным мясом
   Пельмени под соусом из куропатки
   Котлеты под тем же соусом
   Д е с е р т
   Пирожки с начинкой из сухофруктов
   Н а п и т к и
   Компот из сухофруктов
   Компот консервированный (смесь сливы и персика)
   Чай
   В и н н а я к а р т а
   Ликер "Габбро" (сахарный)
   Ликер "Полярная ночь" (яблочный)
   Ликер "Северное сияние" (грушевый)
   Ликер "Чукотская фантазия" (смесь)
   На бутылках красовались этикетки не хуже заводских.
   Было весело и хорошо. Только все объелись. Еще днем расселились по четырех- и двухместным палаткам, большая предназначалась для общего ужина и последующей камералки. Всю ночь раздавались стоны, хлопали пологи, кто-то выскакивал наружу. Утром охи и ахи продолжались, что не помешало самым стойким метнуть по миске рисовой каши со сгущенкой.
  
   Собака Пальма, которую мы захватили с базы экспедиции, особыми талантами не отличалась. Иногда вообще вела себя странно. Возможно, сказывалось отсутствие постоянного хозяина. Её брали с собой в маршруты, но это создавало лишние хлопоты.
   Как-то в спокойный тихий вечер мы выскочили из палатки на её визг. Совсем близко, метрах в ста, в легкой дымке нарисовался волчий силуэт. Я знал из описаний, что тундровые волки мельче своих собратьев из средней полосы и тайги, но этот выглядел огромным. Может, из-за условий освещенности. Но потом Андрей Петрович сказал мне, что не знает, как там написано в литературе, но мне ничего не показалось. Бросились в палатку за ружьями, а Тимофеев выхватил из кобуры "вальтер" и, почему-то зигзагами, бросился вперед, оказавшись между волком и стрелками. Кто-то крикнул ему: "Куда в атаку?!". Потом этот клич вошел у нас в поговорку, когда кто-нибудь спешил. Тем временем волк неторопливо растаял в тумане. И тут вдруг наша Пальма стремительно рванула вслед за ним. Мы побежали следом, звали, но тщетно. Больше её не видели.
   В маршрутах встречали снежных куропаток. Птицы почти не боялись и бежали впереди в двух-трёх шагах. Лично я в таком положении стрелять не мог, начинал хлопать, бросать камнями, чтобы они если не взлетели, то хоть отбежали подальше. Мясо у них отменное. Попадались следы северных оленей, диких или сбежавших из колхозного стада, и снежного барана. Самих животных не видели. Раз я нашел череп барана с рогами и взял с собой, несмотря на недовольство старших товарищей (лишних килограмма два веса), довёз до Одессы, сделал украшение на стену и подарил отцу. Себе не оставил, дабы не стали бы символом будущей супружеской жизни. А Эрик подобрал оленьи рога, сброшенные во время линьки.
   Встречали не раз следы медведей. У охотников наготове были разрывные пули "жакан". Самого зверя видели пару раз, однажды Эрик даже стрелял по нему, но безуспешно. После каждого такого случая поднимался шум, начальник требовал носить оружие всем отрядам. Иногда величественно пролетал ворон, младший брат медведя, пробегали лисицы, но они опасности не представляли.
  
   Утром снова позовут просторы,
   Снова песню нам споёт пурга.
   Дальние причудливые горы,
   Льды, дожди, туманы и снега...
   Игорь Зелинский
  
   По утрам с короткого привала
   Мы встаем. Привычкой стало тут,
   Оглядев седые перевалы,
   Уходить в намеченный маршрут.
   Юрий Усенко
  
  
   Провели полевые камеральные работы. Сделали ещё несколько маршрутов и решили перенести базовый лагерь ближе к автотрассе Эгвекинот - Иультин. Во время перевозки пошел снег, началась пурга, видимость сократилась почти до нуля. Наткнулись на пост охраны трассы и решили заночевать, благо на территории нашелся пустой барак. А через пару дней обосновались в небольшом заброшенном поселении. Забор из колючей проволоки в несколько рядов, расположение построек не оставляли сомнений по поводу его назначения. Их не мог поколебать даже сохранившийся над воротами популярный лозунг, вещавший о том, что труд в СССР является делом чести, славы, доблести и геройства. Устроились на деревянных топчанах поближе к печке в большом бараке. Дровяные остатки для топки валялись в избытке. Комфорт почти сказочный. Неудобство состояло в том, что на огонёк залетала всякая проезжая публика. Это не нравилось, в общем, никому, а в особенности начальнику партии, потому что согласно требованиям к нашей работе присутствие посторонних не допускалось. Приходилось, иногда скрепя сердце, нарушать северный закон гостеприимства и выпроваживать непрошенных посетителей.
   Ещё в первый приезд в Эгвекинот мы обнаружили в книжном магазине много интересной литературы, издаваемой центральными и Магаданским областным издательствами. Вечерами, забравшись в спальные мешки, слушали Костю Нестерова, который при свете свечи читал вслух замогильным голосом страшные рассказы о Шерлоке Холмсе. Если в этот момент за окном раздавались голоса или слышался стук в дверь, слушатели нервно вздрагивали.
  
   Новый лагерь находился в 30 с небольшим километрах от поселка. Тимофеев привёз продукты, в том числе свежий хлеб и вкусную жареную оленину из столовой. Самым ценным стала почта, переданная авиаоказией из Урелик. Больше всех писем получил Максим -19. Одно из писем для меня было адресовано на Эгвекинот, с указанием номера экспедиции, наверное, я в письме случайно упомянул. Был серьезный скандал. Начальник сказал, что за разглашение секретных сведений у меня могут быть серьезные неприятности. При первой же возможности я передал домой телеграмму, чтобы на Эгвекинот и вообще больше не писали.
   Пришла и служебная почта. В отсутствие радиосвязи мы не знали, что происходит в других партиях. Оказывается, имели место трагические события, о чем сообщалось в приказе по экспедиции и частных письмах с базы.
   Во время первой пурги в одной из партий погибли два человека. Когда она началась, спешно разбили лагерь. Палатку поставили очень близко от реки и заснули. От выпавших осадков река вышла из берегов и разлилась. Люди проснулись, лежа в воде. Спешно отступили, промокнув и потеряв продовольствие и горючее. Не буду останавливаться на подробностях, которые помню. Двое мужчин, практикант Миля Ицканов и техник-радиометрист Миша Надеждин, замерзли при температуре воздуха около нуля. В живых остались женщина-геолог и рабочий, но обморозились и потеряли пальцы. В этой страшной истории, которую мы, конечно же, горячо обсуждали, было много непонятного. Трое из четверых членов отряда имели опыт работы на Севере. Начальником был студент-географ из МГУ, работавший до учебы в высоких широтах. Удивительно, как он мог допустить такую грубую оплошность. Сошлись во мнении, что виной всему стало переутомление, вследствие которого люди действовали неадекватно. И умерли не столько от переохлаждения, сколько от усталости. Естественно, в приказе были требования о неукоснительном соблюдении правил безопасного ведения полевых работ. Надо сказать, что этот печальный эпизод был не первым в экспедиции в нынешнем сложном году: раньше под лёд бухты Провидения ушел трактор и унёс две жизни.
   Наступившей зимой в "Комсомольской правде" была опубликована статья "Завтра в трудный путь", посвященная проблеме специальной подготовки будущих геологов. В числе других рассказывалось и о случае в нашей экспедиции. По всей стране состоялись дискуссии. У нас на факультете живо прошло комсомольское собрание на эту тему. Такое же - на геологическом и географическом в МГУ.
  
   Из лагеря в бывшей зоне отрабатывали восточную часть планшета. Это делалось и раньше, но теперь особенно строго: при выходе каждого отряда, хотя бы из двух человек, официально назначался старший, напоминалось об осторожности и внимательности. Тому, кто ходил в одиночку (запрещено не только в горах Севера, но и в степях Украины, однако чего не сделаешь ради выполнения плана), говорилось только о втором.
   Максимально использовали нашего "неуловимого Яна", увозили отряды в дальние концы по трассе, иногда встречали в конце маршрута, где-нибудь в устье ручья. Приходилось двигаться вдоль трассы и пешком. Дорога с гравийно-щебеночным покрытием, узкая, через каждые пару сотен метров
   сделаны расширения для разъезда. Движение достаточно интенсивное, в то время на автобазе было около полутысячи машин. Сверху везли руду, снизу, из Эгвекинота, грузы для обеспечения работы рудника и жизнедеятельности поселка. По сложившимся правилам первые всегда пропускали едущих снизу. Не помню случая, чтобы догнавшая машина не остановилась без всякой отмашки. Спутник, собеседник на пустынной дороге здесь ценится высоко. Мы часто пользовались попутным транспортом, чтобы подъехать пару километров. Водители сожалели, когда совместный путь оказывался коротким и обижались, если отказывались сесть в кабину, даже услышав, что ты на работе и сейчас свернешь в сторону. А я один раз оскорбил человека, предложив по "материковой" привычке деньги за то, что подвёз.
   По трассе ехать хорошо, чего нельзя сказать о нижних частях долин, по которым тоже часто приходилось проезжать. Они нередко заняты каменными россыпями типа курумов, галька и щебень ещё ничего, но много валунов и глыб размером до полуметра в поперечнике. Идя пешком, их почти не замечаешь, но ехать по такой местности в кузове порожнего вездехода... Надо иметь крепкие нервы и специальный навык, которым не все овладели. Машину мотает из стороны в сторону, она подпрыгивает на метр от земли. Кажется, что сейчас внутренние органы оторвутся, а позвоночник высыплется в трусы. Однажды Володя Котельников впал в форменную истерику и требовал, чтобы его высадили. Но было уже почти темно, а ехать все-таки быстрее, чем идти. С трудом его успокоили.
  
   0x01 graphic
  
   На Иультинской трассе можно встретить даже пирата
  
  
  
   Однажды мы шли маршрутом с Володей Котельниковым. В русле ручья заметили камень с вкраплениями крупных блестящих кристаллов. Определили его как пироксеновый гранит. Постепенно таких камней стало попадаться больше, ясно, что где-то недалеко коренная залежь. Нас охватил азарт, мы почти бежали, спотыкаясь и скользя на мокрых заснеженных валунах. Вдруг черные куски пропали. Ясно, надо в боковой распадок. И, наконец, вот она! Жила смоляно-черного цвета. Почти чистый минерал пироксен. Не ахти какая редкость, но до чего красиво!
   В другой раз я нашел в трещине среди мелкообломочного материала россыпь пирита. Кристаллы правильной формы с ребрами до 2-3 см сверкали даже при свете серенького полярного дня. Тоже не золото и не уран. Но удивительное явление природы. Мы - геологи, и нам это интересно. А открытия еще впереди.
  
   Ты проводишь границы на смятом планшете
   И уверен, маршрут начиная с утра,
   Что когда-нибудь точки и линии эти
   Растревожат, разбудят неведомый край.
   Юрий Усенко
  
   Еще из прочитанных в детстве книг о золотоискателях мы знали о методе поисков месторождений полезных ископаемых, правильно называемом шлиховым опробованием. Например, об этом увлекательно написано у Дж. Лондона в рассказе "Золотой каньон". Двигаясь по долине речки или ручья снизу вверх, отбирают пробы рыхлой породы из закопушек глубиной 20 - 40 см. Точки выбирают обычно на отмелях, где живая сила потока уменьшается, и откладываются мелкие наносы. Закопушки документируются и наносятся на карту. С помощью лотка проба промывается в потоке, пока не останется несколько граммов, в том числе тяжёлая металлическая фракция. Проба анализируется в лаборатории. Содержания металлов (знаки) наносятся на карту, становится понятным путь их сноса и дислокация источника - месторождения (рудопроявления).
   Этот вид работ занимал важное место в планах нашей партии на нынешний год. Было три промывочных лотка, один - классического образца, выдолбленный из древесного ствола, два других из оцинкованного железа. Шлихование начали активно проводить во второй половине полевого сезона. Промывальщики, чаще Максим, Эрик и я, ходили поодиночке, повторяя маршруты геологов, а иногда там, где никто не бывал. В последнем случае нужно было делать еще краткие геологические описания. Промывали и другие, лотков на всех не хватало. Я придумал использовать для этого алюминиевую миску. Чтобы занимала меньше места, скручивал ее в трубку и засовывал в карман. Жаль, что скоро ломалась. По инструкции вес пробы 16 кг, это два лотка. Но времени было мало и никто, с молчаливого согласия начальника, столько не отбирал: один лоток или 5 -6 мисок. Всем не хватало и топографических карт. Я довольно быстро научился ходить по аэрофотоснимку и даже, глядя на один, получать стереоскопический эффект, как если бы смотрел через прибор стереоскоп. Снимки были неважные по качеству, т. к. сделаны были преимущественно в плохую погоду. Но это не очень мешало, а местность они отображали более точно, чем карты того времени.
   Если честно, я такую работу не очень любил. Само собой, болтаться в ледяной воде не слишком приятно. Но главное не в этом. Не то, чтобы страшно, но одиночество давило. И пусть ты знаешь, что в десятке километров, или того ближе, идут твои товарищи, все равно неуютно. Тишина. Только поток журчит, а если отдалишься от него, срезая угол, вообще как в сурдокамере. Чувствуешь кожей, что такое Белое Безмолвие. Поневоле лезут в голову рассказы о беглых зеках. Тем более автотрасса недалеко. И встреченный свежий медвежий след тоже не способствует душевному спокойствию.
   К сожалению, результаты нашего труда, за исключением случаев, когда мы после промывания находили источники "знаков" сами, остались нам неизвестными. Анализ проб был сделан только во время камеральных работ, в Москве.
  
   Снег шел почти каждый день. Работать становилось трудно, а иногда опасно.
   Нужно было перевалить через хребет. Котельников был одет в мягкие резиновые сапоги. Он не мог двигаться по заснеженному обледенелому склону, ноги скользили, он падал на живот и съезжал вниз. Ведущий маршрут идет первым, но я был в кирзовых сапогах, которые позволяли зацепиться на склоне, пришлось стать впереди и молотком рубить ступени.
  
   0x01 graphic
  
   Тяжелый подъем позади
  
   Когда добрались до гребня, от нас шел пар. Проглотили снега, передохнули и пошли вдоль по хребту. В полной тишине время от времени слышались странные звуки, напоминающие тяжелый вздох. Осмотрелись, ничего не видно. Обогнули крутой обрыв и быстро спустились по противоположному склону, длинными прыжками, а то и на пятой точке. Оглянулись назад и ноги задрожали. На гребне во время снегопада при сильном ветре образовался козырек, нависающий над обрывом. Мы прошли по самому его краю, приняв за осевую часть хребта. Когда мы слышали вздохи, прямо под нами обрушивались пласты снега. Посидели, уняли дрожь в коленках, успокоились и пошли дальше по маршруту.
  
   Один раз Котельникова, который в этот день работал один, отвезли на машине к началу маршрута. Он возвратился в "зону", где находился только завхоз, неожиданно рано. Произошло вот что. Володя шёл вдоль склона, глядя по профессиональной привычке под ноги. Шестым чувством ощутил постороннее присутствие. Поднял голову. Выше по склону навстречу, совсем близко шёл медведь. Они прошли каждый своей дорогой, сделав вид, что не замечают друг друга. Было очень неуютно. Володя остановился и посмотрел через плечо. Медведь тоже стоял и смотрел назад. Забыв про всё, геолог помчался к трассе, не закончив маршрута.
   Вечером, когда все собрались у печки, Володя несколько раз возбуждённо повторял свой рассказ. Причём, всё время говорил "медведица". Последовали шуточные вопросы: как это в столь напряжённой ситуации он сумел установить пол зверя? И вообще, признавайся: что ты сделал с несчастным животным! Конечно, около печки легко шутить...
  
   Мелькнут скоростным истребителем годы,
   Покроет их времени пыль.
   Ты тихо расскажешь друзьям безбородым
   Геолога давнюю быль.
  
   Смотри, не забудь в задушевной беседе,
   Под рокот веселых похвал
   Друзьям "травануть" о полярном медведе,
   Убитом тобой наповал.
   Неизвестный автор
  
   0x01 graphic
  
   Нет, с белым медведем мы так и не повстречались. А вот в соседней партии сумели его завалить. Белый медведь, единственный, по-моему, представитель этого биологического рода, первым нападает на человека. По счастью, люди шли большой группой и с оружием. В дело пошли армейская винтовка времён войны, охотничий нарезной карабин и одностволка-берданка. Прежде, чем зверь упал, попали в него 11 раз. Шкура огромная, мясо - что надо!
  
   0x01 graphic
  
   Большой был мишка!
  
  
   В один из дней начальник партии отправил Максима самостоятельно провести маршрут. С ним пошёл наш новый рабочий Василь. Тимофеев нашел его в Эгвекиноте и нанял на короткое время. Полевой сезон заканчивался, но практикантам нужно было уезжать, а партии еще некоторое время работать, руки еще требовались. Демобилизованный солдат, простой украинский хлопец, изъяснялся, в основном, на "рiднiй мовi", навыка в нашем деле никакого. Максим по сравнению с ним был опытным землепроходцем.
   Встреча нескольких групп в условленное время была назначена в устье ущелья. Там ждала машина.
   Все уже собрались, а Максима нет. Начало смеркаться. Я пошёл навстречу, несколько раз выстрелил из ружья. Никакого отклика. Начали беспокоиться. Разговоры стихли. Время от времени стреляли в воздух. Развернули машину в сторону ущелья и зажгли фары, но это мало что давало, потому что спустился туман. Стало темно. Наконец, появились наши товарищи. Ничего из ряда вон выходящего не случилось: просто Максим увлёкся, надолго застрял на интересном обнажении, а в конце маршрута, опомнившись, они бежали рысью. Тимофеев сделал ему внушение, ещё раз указав на необходимость соблюдения правил безопасности, недопустимость отклонения от графика работы.
   Мне трудно передать ту атмосферу, чувство тревоги, которая охватила всех в эти тягостные минуты напряженного ожидания. Когда отряды расходились в разные стороны на несколько дней, все тоже беспокоились друг о друге, но то иначе: не известны детали передвижения, сроки прибытия в ту или иную точку. А здесь - безлюдный край, дикие горы, темнота, а людей, не слишком опытных, мягко говоря, вовремя нет на месте. Всякое лезет в голову. А в общем, рядовой случай. Ничего особенного.
  
   Из экспедиции прибыло распоряжение об отправке студентов домой. Партии еще оставалась в районе работ, там, конечно, хотели бы, чтобы мы побыли с ними до конца. Но согласно приказу по ОГУ производственная практика у нас заканчивалась 28 августа. Скорее всего, руководство экспедиции просто решило сэкономить средства на нашей зарплате. Где-то около 20 сентября мы распрощались с товарищами, и Тимофеев повёз нас сначала в Эгвекинот, а оттуда - катером в аэропорт, который находился километрах в 10 от поселка, на берегу залива. Я по дороге хотел забежать в больницу и поблагодарить докторшу Галю-Валю, но времени не хватило. В те времена пассажирских рейсов в этот пункт не было, залетали только по служебной или технической надобности, причём, иногда по 2-3 самолета в день. Лишь с конца года открыли регулярное сообщение с Магаданом (расстояние 1700 км). Ожидалось, что за нами прилетит экспедиционный Ан-2. Кроме нас шестерых подъехали на вельботе ребята из смежной партии - сокурсница Кости Нестерова и двое студентов МГУ.
   У всех был отменный аппетит, а денег не было, так же как и самолёта. Мы договорились в аэропортовском буфете, и нас кормили в долг. Меню состояло, в основном, из хлеба, какого-то импортного копченого сала и консервированного компота, но дарёному коню в зубы не смотрят. Потом мы
   0x01 graphic
  
   Самолета нет!
  
   передали деньги из Провидения попутным самолётом. Попутными же бортами стали передавать записки в экспедицию. Ни ответа, ни привета. Мы устроились в каком-то деревянном домике из двух комнатушек. Дров для печки хватало. Делать было совершенно нечего. Мы валялись на спальниках. Читали. Обменивались впечатлениями. Вскакивали и выбегали наружу на каждый звук самолёта. Продолжали слать записки начальнику экспедиции Л.С.Косых. В том числе, непочтительные: "Что Вы ели сегодня на завтрак, Леонид Степанович? А мы тут загораем без копейки денег. Заберите нас домой!". Однажды открылась дверь, и вошёл Тимофеев. Он был в посёлке, узнал, что мы до сих пор не улетели, и заехал повидаться. Встретились, как родные. Пообещал нам связаться по радио с экспедицией.
   Ещё до выезда в поле мы разучили песню о Мадагаскаре, в которой пелось о том, что горы чутко спят под Южным Крестом, никто из нас здесь не был и нужно быть острожным, потому что у жителей этой страны стрелы метки и тяжелы (только через много лет узнал, что автором ее является Юрий Визбор). Использовав эту тему, я сочинил песню про Эгвекинот. Позже ее распевали у нас на факультете.
  
   Эгвекинот
  
   Чутко горы спят, звезд не видно в темном небе,
   Косых не шлет за нами самолет.
   Осторожней, друг, ведь никто из нас здесь не был,
   В таинственной стране Эгвекинот.
   Рядом здесь зека, звуки выстрелов и крики,
   И по ночам тебя бросает в пот.
   Осторожней, друг, тяжелы и остры "пики"
   У жителей страны Эгвекинот.
   В лагерях побег и ракеты над заливом,
   А значит, ты за дверь не выходи.
   Осторожней, друг, ночь тиха и молчалива,
   Жаканами двустволку заряди.
   Много дней мы ждем. Туч не видно в ясном небе,
   Но Косых не шлет за нами самолет.
   Осторожней, друг, хорошо, что ты там не был,
   В таинственной стране Эгвекинот!
  
  
   Ночью хорошо подмораживало. На звёздном небе появились полярные сияния. Зима только начиналась, это были не роскошные картины, описанные в литературе, а просто большие дрожащие по краям белесые пятна.
   Неизвестно, сколько тянулось бы это ожидание, если бы через недели через две в Эгвекинот не занесло начальника местного авиаотряда. Услышав наш рассказ, он выругался. Оказывается, экспедиционный самолёт в нерабочем состоянии, ещё во время циклона 20 августа его сорвало с крепёжных тросов и перевернуло. Почему о нас забыли?.. Начальник сказал, чтобы старший из нас (делегировали Костю) написал на его имя заявление с подтверждением оплаты экспедицией нашего перелёта из Эгвекинота в Провидение. Порядки на Севере тогда были патриархальные: Костя не имел
  
   0x01 graphic
  
   Давно не мытые, давно не бритые...
  
   ровно никаких полномочий, тем не менее, у авианачальника не было и тени сомнения, что по такой бумажке ему заплатят. В считанные минуты мы собрались, попрощались с добрыми аэропортовцами и погрузились в Ли-2. Устроились на каких-то ящиках и мешках. Наш избавитель, сердито бурча, что самолет перегружен, и вообще век бы ему не знать нашу экспедицию и нас самих с нашими рюкзаками и рогами (были привязаны к рюкзакам), пнул их ногой и дал команду на взлёт. Через пару часов мы были на базе экспедиции. Это было вечером 4 октября.
  
   Формальности закончили быстро. В экспедиции были заинтересованы, чтобы сезонные работники поскорее уехали. Бухгалтерия, отдел кадров, материальный склад работали столько, сколько нужно, а не по обычному распорядку. Получили расчет и приказ об увольнении с 9 октября. Оплата труда у рабочих за июнь, июль и октябрь была повременная, за август-сентябрь - сдельная. Наряды на оплату работы составил Г.И.Колосов. Первый вариант он показал Тимофееву. Из него следовало, что мы трое кроме шлихового опробования и проходки некоторых горных выработок каждый день переносили по 40 кг на расстояние 30 км или что-то в этом роде. Начальник партии вздохнул: "Гена, я всё понимаю. Ребята поработали хорошо, надо им дать заработать, но бухгалтерия этого не пропустит!". Геннадий Иванович переделывал наряды несколько раз, пока он их не подписал. Согласно денежному аттестату я заработал, например, за июль 92,6, за сентябрь 120,57, а всего за время прохождения практики 388,22 руб. Сумма почти что астрономическая, если учесть, что стипендия была 25 руб.
   Оставили в бухгалтерии деньги за питание в партии по справке, которую передал с нами завхоз Володя Малков. Сдали на склад казенное имущество и забрали свои вещи. Я переоделся в новенькую брезентовую робу, которую зачем-то купил перед выездом в поле, и старое отцовское пальто. В маршруты часто ходил рабочих ботинках, которые разбил вдребезги, и резиновых сапогах, поэтому мои кирзовые уцелели, хотя и приобрели рыжий цвет.
   Зашли к начальнику экспедиции Л.С. Косых выяснить, почему он так с нами обошёлся. Он блеял что-то невразумительное, даже ругаться расхотелось. Наш случай был, по-видимому, не самым большим его прегрешением. Ему не простили плохую организацию работ, невыполнение плана и, конечно, четыре несчастных случая со смертельным исходом, и в конце года освободили от занимаемой должности. Однако он не пропал, и долгие годы работал начальником Гидрорежимной экспедиции института ВСЕГИНГЕО.
  
   С радостью и удовольствием встретились с земляками. Толстые, бородатые, весёлые, наевшиеся романтики по самые уши. За сезон все сильно прибавили в весе. Я поправился на 8 кг. Это удивительно, потому что физические нагрузки были весьма значительны. Второй трудно объяснимый для меня феномен: как, пребывая большую часть времени мокрыми по пояс, при низких температурах, никто ни разу не простудился, не схватил даже насморка. Возможно, из-за чистого, практически стерильного, воздуха и понимания на уровне подсознания, что болеть нельзя.
   Однако не все были довольны. Третьекурсник МГУ Юрий Гладенков вскоре после меня попал в ту же больницу, и тот же доктор Галя-Валя проопрерировала его по поводу аппендицита. Потом он почти все время провел в лагере партии. У его сокурсника, поэта Юрия Усенко в той же партии не сложились отношения с людьми, расстались без сожаления.
   Неудачно прошла практика у моего сокурсника Павла Коцишевского. Он бы самым возрастным на курсе, на 10 лет старше меня, участник войны. Очень слабо подготовлен физически. Его командировали на Чукотку, чтобы подзаработал: жил с матерью, материально они были мало обеспечены. Павлик сразу плохо вписался в полевую жизнь. Рассказывали такой случай. Он был оставлен в лагере дежурным. Я упоминал, что для возвратившихся из маршрута усталых промокших людей первое дело - чай. Надо же, дежурный по ошибке засыпал в чайники соль вместо сахара! Посмотрел на часы: положение критическое, сварить новую порцию до прихода геологов он не успевает. Павлик решился на отчаянный эксперимент - перебить вкус соли большим количеством сахара. Показалось, что получилось удобоваримо. Появился первый отряд и в его составе - наш соученик курсом старше Георгий Шерстнев, человек немолодой, под 40, очень резкий и вспыльчивый (во время войны был разжалован из капитанов в рядовые за то, что дал по морде кому-то из начальства) и отличный спортсмен. Глотнул из кружки. Пауза. Дикий вскрик, и кружка с кипятком летит в незадачливого кулинара. Прокол у Павлика был не первым, раздражение накопилось. Шерстнев объявил, что сейчас снимет рюкзак и будет Павлика убивать. Тот бросился вон из палатки.
   ...Павлик посещал занятия по физкультуре в спецгруппе для слабосильных. Георгий - бегун на средние дистанции, в совсем недавнем прошлом участник сборной команды Одессы по легкой атлетике. Он бежал за обидчиком по тундре, но догнать его так и не сумел. Сейчас обоих уже нет на этом свете.
   В конце начальник партии хотел оценить практику Коцишевского неудовлетворительной оценкой, потом согласился на "тройку". Ходили к нему делегацией и еле упросили поставить "хорошо", иначе Павлика лишили бы стипендии.
  
  
   О т з ы в
   о производственной практике студента 3-го курса ОГУ
   Подражанского В.
  
   Подражанский В. прошёл производственную практику в составе геолого-съемочной партии экспедиции ХV района 4-го Геологического управления в течение летнего полевого сезона 1955 г.
   За этот период он ознакомился с методами ведения геолого-съемочных и поисковых работ м-ба 1:200000 и получил представление об административно-хозяйственной деятельности партии. По окончании практики им был написан полевой отчет по производственной практике.
   Расценивается производственная учеба студента Подражанского В. следующим образом.
   1) Методы геологического картирования 5
   2) Методы дешифрирования аэрофотоснимков 4
   3) Шлиховой метод поисков 5
   4) Изучение геологической литературы по району 5
   5) Административно-хозяйственные навыки 4
   6) Полевой отчет по производственной практике 5
   Общая оценка производственной практики Подражанского В.А.
   ОТЛИЧНО.
  
   Нач. партии N304 Тимофеев
  
  
  
   Скоро сонную тундру забелят снежинки,
   Улетая, прильнешь ты к окну.
   Гул винтов, и опять бирюзовые льдинки
   Под крылом самолета мелькнут.
   Юрий Усенко
  
   Прощай, экспедиция! Нынешний год для нее выдался не простым. Мы запомним её надолго, и будем вспоминать, чаще добрым словом. Слава нашим наставникам-геологам! Вечная память тем, кто не закончил маршрута и не вернулся домой.
   Нам взяли билеты на самолёт Полярной авиации на 6 октября. Стоимость перелёта от Провидения до Москвы - 400 рублей. Дорого обходится стране плановое изучение недр! Одновременно летели три Ли-2, большинство пассажиров - практиканты из экспедиции XV района. На промежуточных посадках мы часто встречались. Один из самолётов пилотировал знаменитый Илья Мазурук, легендарная личность из числа первых покорителей, а во время войны защитников Севера, Герой Советского Союза, ныне - рядовой воздушный трудяга. Уже в возрасте, грузный, седоватый он наводил ужас на всех начальников местных аэропортов, так как не исполнял их указаний. Состояние погоды оценивал по-своему, летел (или не летел), когда ему хотелось.
   Дорога до Москвы заняла четыре дня. Мы успели подружиться с экипажем. Исполняли мелкие поручения, скажем, по утрам перед вылетом чистили самолет от инея. Было много новых впечатлений. Побывали на мысе Шмидта, в Тикси, Хатанге, Амдерме. Тяжёлый осадок оставил вид посёлка Певек с высоты птичьего полёта: сколько хватал глаз - зона, бараки, разделённые квадратами проволочных заграждений. Ночью не летали. Лётчики-полярники - настоящие асы. На одной из ночёвок аэродромная служба не накрыла наш самолёт тентом. Утром вся машина обледенела. Командир выругался, лететь, говорит, нельзя. Мы нерешительно переминаемся с ноги на ногу, ждём сообщения о времени вылета. Он ещё что-то посмотрел, пробурчал: "Чего стоите? Садитесь". И полетели! Как-то проходя по самолёту (салоном грузовое оформление не назовёшь), прикоснулся к бороде Эрика: "Север не любит этой бравады! Кому первому дать мою отличную бритву?" Мы замялись. Хочется всё-таки на материке показаться героями!..
   Посадку совершили на аэродроме полярной авиации в Захарково, который находился между Красногорском и знаменитым ныне Рублёвом. В метро бесцеремонные москвичи норовили потрогать не только оленьи рога и шкуры, закреплённые на рюкзаках, но, кажется и нас самих за бороды. Мы с Эриком зашли к моим знакомым за оставленной городской одеждой. Хозяева были на работе. Соседи по коммунальной квартире нас не сразу узнали и не хотели дать ключ от двери. Переодевшись, мы пошли в Сандуновские бани. Отмывшись, сфотографировались в геологических мундирах. После этого я сбрил бороду. Гостеприимным московским друзьям подарил на память оленью шкуру.
   В Москве стояла хорошая теплая погода. Можно было гулять без пальто. В том году начали пускать посетителей на территорию Кремля, нужно было только какое-то разрешение от органов партии или комсомола. Мы зашли в первый встреченный райком комсомола и получили нужную бумагу. Посмотрели снаружи на соборы, на Царь-пушку и Царь-колокол. Осуществили то, о чём мечтали, лёжа в палатке под вой пурги: пошли в ресторан, в "Якорь" на Горького. Высокие потолки, зеркальные окна, люстры. Съели всё до крошки, в первую очередь - свежую зелень.
  
   0x01 graphic
  
   Опять в Москве (с Эриком Ткачуком)
  
   В 4-м ГУ получили свои направления на производственную практику с отметками о прибытии и убытии. Мои деловые взаимоотношения с этой организацией продолжались с 7 июня по 15 октября.
   Несмотря на непрезентабельный вид помещения, где размещался аппарат 4-го ГУ, эта организация занимала заметное место в системе геологии. В 2008 г. отметила своё 75-летие. Она была создана для изучения геологической среды как фактора, влияющего на ведение действий во время войны. Военно-геологические работы проводились преимущественно на приграничных территориях, где боевые операции могли начаться в первую очередь. Несколько раз менялось ее название - "Спецгео", 5-е ГУ, Второе ГГУ, Всесоюзный гидрогеологический трест. Ныне она существует под именем "Гидроспецгеология", функции её широки и весьма значимы.
   В 4-м ГУ работали известные учёные-гидрогеологи, специалисты, занимавшие потом руководящие должности в отрасли. К юбилею предприятия издан сборник. В разделе, посвященном работникам, которые внесли наибольший вклад в развитие специальных геологических исследований, я встретил имена тех, с кем познакомился в экспедиции ХV района: моего старшего товарища Андрея Петровича Попова, главного геолога и трех начальников партий, сверстника-практиканта из МГРИ...
  
   С постоянными работниками 304-й партии я встретился снова наступившей зимой. Они проводили камеральные работы в помещении какого-то клуба на Хорошевском шоссе, тогда окраине Москвы. Приглашали на следующий сезон на практику. Из них я продолжал контактировать только с Андреем Петровичем Поповым. Мы долгие годы поддерживали связь, хотя виделись считанные разы. Благодаря ему я приобрел новых друзей. Умер он в начале 2008 г. в возрасте 92 лет. Навестил в общежитии МГУ студентов-сверстников Павла Шабаршова, Юрия Усенко, Юрия Гладенкова. С последним мы продолжаем перезваниваться до сих пор, иногда встречаемся. Он - профессор, академик, известный специалист в области геологии кайнозоя. Костя Нестеров через несколько лет после окончания учёбы был назначен главным инженером недавно открывшейся в Одессе Причерноморской ГРЭ. В 60-х он предпринимал усилия по моему переходу в эту экспедицию. Позже защитил кандидатскую диссертацию, работал в Краснодаре. С друзьями по ОГУ Максимом, Эриком, Игорем я связан всю последующую жизнь. О них речь впереди.
  
   Станешь, к новой работе готовый,
   С непокрытой ходить головой,
   По бульварам Одессы, по садам Кишинева
   И по Кодрам, шумящим листвой.
   Подражание Усенко
  
   Кишинёв. Мать не может наглядеться на своё чадо, удивляясь его лунообразному лицу. Первые рассказы, ещё не подкреплённые фотографиями. Через несколько дней - я на родном факультете, одним из последних вернувшийся с практики. Раньше и не подозревал о таком хорошем отношении ко мне. Я обошёл все курсы, ладони и спина болели от дружеских рукопожатий и похлопываний, несколько раз меня качали.
   ...А оленьи шкуры пришлось через некоторое время выбросить. Они не были выделаны и шерсть начала сильно лезть.
  
   Позади осталась страна, добраться до которой в то время было незаурядным событием, дорожным подвигом. Страна прохладного воздуха и непрекращающегося дождя, чёрных голых скал, бескрайней тундры и тысячи озёр. Страна других людей - мужиков, бородатых не для моды, а для удобства, добрых, открытых, снисходительных. Страна огромных исправительных лагерей. Страна палаток, меховых и ватных костюмов, унтов и собачьих упряжек. Страна белых медведей и снежных баранов, моржей и китов, северных оленей и птичьих базаров. Жизнь в этой стране - это непрерывная борьба, нередко за выживание. Это мне и тогда, и теперь через много лет, кажется обычным делом, потому я описал только единичные эпизоды, подобные которым случались на каждом шагу.
   Трудно понять эту страну за те недолгие месяцы, которые я провёл там. Но её дух, настроение уже начали чувствоваться. Я попытался передать состояние истинной романтики, которое охватывало не только нас, молодых людей, но и бывалых северян. Я - новичок, салага, "чечако". Время "заболеть Севером" ещё не пришло, но, мне кажется, я мог бы в этой стране жить и работать. Я узнал много нового. Освоил важные профессиональные навыки. Никогда не был храбрецом, здесь учился превозмогать страх и не давать ему парализовать своих действий. Поверил навсегда, что в экспедиции все равны, кто-то имеет больше власти и ответственности, но живут и трудятся все одинаково. Этой заповеди я старался следовать всю жизнь, уже сам будучи руководителем. Может быть, из рассказанного не следует однозначно, но этот короткий период стал самым важным этапом моей прошедшей сознательной жизни.
  
   Запомню фиорды, скалистые горы,
   Озера и тундру во мгле,
   И ты, мой товарищ, забудешь не скоро
   О дальней чукотской земле.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Поход
  
   В
   Семиречье
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   После окончания учёбы на IV курсе я собирался на вторую производственную практику в Забайкалье, но, по не зависящим от меня причинам, попал в Молдавию. Собрал необходимый материал и подготовил дипломную работу. На V курсе женился на однокурснице с географического отделения нашего факультета, за которой ухаживал четыре с лишним года. Обо всём этом я расскажу в другой части своего повествования.
   Наступил 1957 год. Незаметно подошло время окончания ОГУ. Как пелось в популярной студенческой песне:
  
   Окончен курс и по глухим селеньям
   Разлетимся в разные края,
   Ты уедешь к северным оленям,
   В жаркий Туркестан уеду я.
  
   В жаркий Казахстан поехал я, но этому предшествовали важные и не совсем обычные события.
   Нужно признать, что Одесский университет 50-х годов прошлого столетия отнюдь не был очагом передовых общественных идей. Напротив, эта была идеологически зашоренная, можно сказать, реакционная организация. Любые признаки инакомыслия жёстко подавлялись. Естественно, это отражалось на учебном процессе, порядках, традициях. Касалось и процедуры распределения выпускников по рабочим местам. Так, нам было хорошо известно, что в других вузах города списки мест будущей работы открыто вывешивались задолго до дня распределения, часто этих мест бывало больше, чем закончивших учёбу студентов. Можно было всё спокойно обдумать. У нас же выпускник узнавал о том, куда ему предстояло попасть (у геологов это в 95 процентах случаев означало - уехать), только оказавшись перед лицом солидной комиссии по распределению. Согласитесь, ситуация достаточно драматичная: молодой человек без жизненного опыта, находясь в состоянии стресса, должен самостоятельно за несколько минут определить свою судьбу на долгие годы, может быть, и навсегда. В год нашего выпуска деканат факультета впервые сделал беспрецедентные "демократические" шаги: была организована утечка информации, из которой следовало, что есть места в девять крупных городов от Риги до Владивостока. Кроме того, принимались пожелания от каждого, куда бы он хотел поехать на работу. В те времена многие выпускники-геологи мечтали об экспедициях в дальние страны, суровые неизведанные края. Конечно, были и такие, кто хотел бы остаться если не в Одессе, то в каком-нибудь крупном центре цивилизации, но таких было меньшинство.
   Наш выпуск насчитывал 33 человека. Курс на факультете считался дружным. На общем собрании приняли такое решение: создали комиссию из трёх человек, которая выбрала по ведомостям экзаменационные оценки за всё время обучения, вывела средний балл и по его величине составила порядок очерёдности входа на комиссию по распределению. Я занял в этой очереди шестое место.
  
   По имеющимся скудным данным можно было предположить только, что имеются назначения в Ригу и Владивосток. В своей заявке в деканат я выразил два пожелания: поехать на работу в горные районы Средней Азии и вместе с Эриком Ткачуком. Почему в горные районы? Нельзя сказать, что я был хорошо знаком с горами. Во время войны, в эвакуации, я жил в Узбекистане в пригороде Самарканда. Несмотря на трудное время, остались яркие воспоминания об этих краях. Из нашего окна были хорошо видны горы - Зеравшанский хребет. Мне нравился этот пейзаж, я даже пытался дойти до гор. Во время учебной практики после II курса пришлось полазить по каменным обрывам в Побужье, карабкался по диким скалам на Чукотке, совершил туристский поход через Крымские горы. Ничего больше. И всё-таки тяга к горам была. И после тесного знакомства с настоящими горами не угасла и сохранилась до сих пор. Почему с Ткачуком? Здесь, пожалуй, всё ясно. Мы знакомы пять лет, из них четыре общались плотно - совместная учёба, работа в комсомольском бюро факультета, общие увлечения. Отношения проверены в суровых условиях Чукотки. Обычно одинаково оцениваем события.
   Наступил волнующий день. Мы толпимся в "предбаннике" перед дверью, за которой работает комиссия. Начинают выходить первые. Рига. Рига. Киев. Выскакивает Игорь Зелинский: Ташкент, проектный институт "Гидроэнергопроект". Ещё одно место в Ташкент выбрал товарищ передо мной. Подходит моя очередь. Во главе стола проректор по учебной части, по бокам профессора, партдеятели, солидные незнакомые дяди, видимо, представители организаций-заказчиков. За отдельным столиком с толстым гроссбухом - наш декан. Зачитываются мои анкетные данные. Председатель заглядывает в листок:
   - Вы хотели в Среднюю Азию?
   - Да.
   - Вот и отлично! Мы предлагаем Вам город Горький.
   - ???
   - Да, да. Горький.
   - Позвольте, ведь есть места в Среднюю Азию, в Ташкент?
   Вступает декан:
   - Вы хотели ехать на работу вместе с Ткачуком. В Ташкент осталось одно место, а в Горький есть два.
   В голове - обрывки мыслей. Значит, всё было расписано заранее? Почему не ознакомили со всем списком мест? Что делать? Оставить товарища, с которым договорились? Или всё-таки выбрать желанный край?
   Проректор тем временем спрашивает у декана про меня: кто такой? Заслуживает ли, чтобы тут выбирать? (А разве выбирать нельзя?!) Декан отвечает, что да, заслуживает. Тогда проректор начинает вести себя, как на базаре. "Ну что, берём? А? Скорее! Не тяните время!". А ведь решается судьба!
   Плохо помню, как выбрал Ташкент и где-то расписался. В дверях сталкиваюсь с Ткачуком: проси Ташкент. Через некоторое время он выходит: Ташкента нет, подписал Горький. Но, наверное, так было предначертано свыше, что наши пути соединились ещё на некоторое время.
  
   Мы сдали госэкзамен по основам марксизма-ленинизма и истории партии (позже этот предмет назвали "научный коммунизм"). Здесь произошла странная история. У меня никогда не было проблем с общественными дисциплинами, на экзаменах получал только отличные оценки. Находил контакт с преподавателями, одно время был старостой кружка по изучению марксизма-ленинизма. На госэкзамене ответил нормально. Когда зачитывали результаты, был очень удивлён: оценка "хорошо". Я был в недоумении. Никакой трагедии не произошло, но я терял право на получение диплома с отличием, что, по мнению университетской общественности, считалось делом решённым. Потом товарищи шутили, что не хватало "красных" бланков. Позже я убедился, что отсутствие красной книжки не приводит к слишком плохим последствиям, хотя при первом знакомстве на это обращают внимание. Но тогда было досадно.
   Мы защитили дипломные работы. По линии военной кафедры предстояла стажировка в войсках в качестве младших офицеров, потом - госэкзамен по военной подготовке.
   На стажировку нас направили в артиллерийский полк, расквартированный в Первомайске Кировоградской области. Местные военные не знали, как нас называть: из солдат мы, вроде, выросли, а до офицеров ещё не доросли. После консультации с представителем нашей военной кафедры нам выдали офицерские погоны с одной звёздочкой, солдатам приказали обращаться к нам "товарищ командир", офицеры называли нас "курсант". Время пролетело быстро. Мы лучше узнали внутреннюю и караульную службы. Половине из нас довелось принять участие в крупных учениях армейского корпуса на полигоне Широкий лан под Николаевом, где осваивалась новая методика ведения боя. Мы были дублёрами командиров взводов и со своими задачами в целом справились. Войска были разделены на "синих" и "зелёных". Я оказался в палатке с посредником, капитаном, только что вернувшимся из Венгрии. Тогда мы впервые услышали кое-какую правду о событиях 1956 г. в этой стране.
   И это позади. Сдан госэкзамен по "военке", получено право на присвоение воинского звания "младший лейтенант" и получение военного билета офицера запаса.
   Мы с женой Маей съездили ненадолго в Житомир, где жили её мама и бабушка. Отдохнули, погуляли по живописным окрестностям. Их дом и сад в тихом переулке на окраине города мне понравились навсегда, а сам город не очень.
  
   Ещё до отъезда в армию мы трое, подписавшие направление в Ташкент, отправили туда письмо, чтобы узнать об условиях работы и быта, и получили любезный ответ. Жить предстояло в пос. Чарвак недалеко от г.Чирчик, заниматься инженерными изысканиями под строительство крупного гидроузла. Обещали позаботиться о жилье и даже поинтересовались, есть ли у нас жёны и чем их занять. Мы, конечно, остались довольны. И тут началось непонятное.
   Мест в Ригу не оказалось, двоим, подписавшим назначения туда, предлагается Томск. Нет мест ещё куда-то. В Горький не два места, а одно. Наконец, в Ташкент всего одно место вместо трёх. Всё стало известно в полной мере позже, так как мы приходили в ректорат за путёвками порознь. Расписавшись в какой-то ведомости, получаю путёвку и с удивлением читаю: "Экспедиция N7 Гидропроекта. Пос. Илийск Алма-Атинской обл.". Такую же путёвку получил мой друг Ткачук. В ректорате технические работники ничего не знают: дипломы и путёвки получили? Расписались? Свободны!
   Все, кого коснулись эти изменения, пребывали в растерянности. По общим соображениям казалось, что Томск хуже Риги, посёлок в южном Казахстане - Ташкента или Горького, а Зелинский вместо синих гор вообще отправлялся в украинскую степь - в Новую Каховку Херсонской области. Все мы были людьми достаточно известными в университете и потому пошли прямо к ректору. Он нас выслушал и обещал без задержки запросить Министерство высшего образования. Через короткое время в приёмной ректора читаем телеграмму из Москвы. Хорошо помню текст: "Изменение мест гидрогеологам вызвано производственной необходимостью. Минвуз. Ножко"
   Ректор сказал, что если мы хотим, то можем сами поехать разбираться в Министерство, а он даст рекомендательное письмо начальнику Отдела молодых специалистов Ножко. Некоторые смирились со своей долей, и Зелинский в том числе. Его жена ещё училась в Одесском медицинском институте, а до Каховки недалеко. Решили ехать в Москву вчетвером - Кофф, Монюшко, Ткачук и я.
   Коридор в Министерстве, где находился нужный отдел, был забит плачущими молодыми специалистами и их родителями, желающими улучшить положение. Но нас было четверо, мы - одесситы, и нам удалось сравнительно легко протиснуться через толпу. Начальник отдела Ножко оказалась женщиной средних лет, письмо ректора пришлось весьма кстати, и нам было назначено прийти через день-два.
   В Москве в эти дни проходил Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. В сотнях разных мест одновременно проводились различные мероприятия - встречи, концерты, соревнования. Мы шатались в пёстрой толпе, покупали значки и флажки, обменивались сувенирами с гостями фестиваля. Вечером я ходил по городу с московской подругой, прилично говорившей по-французски. Мы заговаривали с разными людьми. Тогда я впервые заметил, что французский язык распространён в мире нисколько не меньше английского. Перед иностранцами было неловко: большинство в отличие от нас, советских, говорило хотя бы на одном европейском языке. Например, парень, оказавшийся офицером полиции из Египта, старался поговорить со мной на четырёх языках. А ведь я при всём своём языковом убожестве был далеко не самым худшим. Мы не подозревали, что вступать в такие разговоры с иностранцами было рискованно. Тогда слова "иностранец" и "шпион" были почти синонимами. В толпе было много "наших людей", и последствия общения могли быть очень неприятными.
   Об этих двух фестивальных неделях много сказано и написано. Мы не предполагали, что являемся свидетелями зарождения важных для истории страны процессов - падения "железного занавеса", сексуальной революции, формирования отдельной категории людей, которых позже назовут "шестидесятниками".
   Во время этих гуляний Эрик предложил пойти познакомиться с организацией, куда нас направляли на работу. Уже не помню, как мы установили, что экспедиция N7 подчиняется Отделу гидрологических изысканий института "Гидропроект". Контора находилась в двух шагах от Кремля. Мы встретились с руководителями отдела и узнали много интересного. Кто-то из них только вернулся из Алмаатинской области и поделился свежими впечатлениями. Ещё в Одессе мы безуспешно искали на карте посёлок Илийск. Нашли только населённый пункт Или на берегу одноименной реки. Оказалось, это одно и то же. При описании тамошней фауны (утки, куропатки, дикие козы и кабаны, и даже камышовые коты) у моего друга, страстного охотника, загорелись глаза. Позже, ничего не говоря гидрологам, мы побывали в Отделе геологических изысканий и там познакомились начальником отдела, а также с бывшим начальником экспедиции N7. Мы ему чем-то понравились. Он довольно подробно рассказал о работах, которые вела экспедиция, и дал характеристики отдельным ключевым фигурам. Кроме того, он заявил, что сейчас его новая экспедиция работает где-то на Среднем Урале, ему нужны кадры и он через центральный аппарат "Гидропроекта" будет добиваться, чтобы нас перенаправили туда. В наших головах начало созревать решение.
   В Минвузе сказали, что всё в отношении нас сделано правильно: так надо! Но новые рабочие места, действительно, не вполне равноценны тем, которые мы выбрали при распределении. Поэтому мы имеем право свободного трудоустройства, нужно только вернуть подъёмные деньги, если их получили. Двое наших товарищей так и поступили. Кофф остался в Одессе, Монюшко нашёл место в Свердловске.
   Ну а мы с Эриком? Ход рассуждений был примерно таким:
   - мы снова вместе;
   - мы молоды и здоровы, нас выучила страна, надо работать, а не бежать от трудностей;
   - место в Казахстане как-будто неплохое - работа, охота, рыбалка;
   - о Среднем Урале речь не идёт.
   Короче, сразу же из Москвы ушли телеграммы родителям, что мы едем в Казахстан.
   Смешно, да? Что было, то было. Такими нас воспитало время. И цитированная выше студенческая песня заканчивалась так:
  
   Тяжело, любимая, ну что же,
   Ты не хмурь свою густую бровь,
   Нам ведь дело общее дороже,
   Чем любая частная любовь!
  
  
   Через месяц мы снова в Москве. Позади прощальные слова на Одесском вокзале, напутствия, материнские слёзы. Походили по магазинам, кое-что приобрели для будущей жизни. Я, например, здорово приоделся в недавно открывшемся "Детском мире". Побывали в нашей организации и были зачислены на работу прямо здесь же с 1 сентября, хотя на место мы сможем попасть только через несколько дней. Не без труда добыли железнодорожные билеты.
   И вот в вагоне поезда Москва - Алма Ата Эрик, я с молодой женой Маей и еще девушка, направленная в экспедицию из Москвы для какой-то технической работы. В поезде прислушиваемся к рассказам о новых для нас местах. Нашлись такие же, как и мы, молодые специалисты, едущие на работу в Алма Ату и дальше, на Алтай. С одной девушкой из Баку мы потом встретились.
   В Алма Ату прибыли втроем. Эрик ухитрился отстать от поезда на станции, где стоянка была около часа. Еще в вагоне нам рассказали, что доехать до Илийска удобнее всего на грузовом такси от станции Алма Ата I (типа Одессы Товарной, только далеко от города, 7 км). Для тех, кто не знает, сообщу, что это не маршрутка в современном виде, а грузовая машина ГАЗ-51, крытая брезентом, с двумя продольными скамьями в кузове.
   Первые впечатления от Илийска - жаркое солнце и толстый слой пыли серовато-белого цвета, куда страшно поставить ногу (позже мы узнали, что её источником являются широко развитые здесь эоловые пески). Нашли экспедицию к концу рабочего дня. О нашем приезде знали, встретили и, одуревших от дороги и всего нового, водили из кабинета в кабинет. Мы писали какие-то заявления, за что-то расписывались. На ночлег нас устроили в каком-то частном доме. Утром дали машину и мы съездили в Алма Ату (80 км) встретить Эрика, прибывшего тем же поездом на следующий день, и получить багаж, следовавший пассажирской скоростью.
   Начался короткий поход в страну, называемую Семиречьем.
  
  
   Выписка из трудовой книжки.
   1957 IХ 1 Экспедиция N7 Гидропроекта МЭС СССР.
   Назначен на должность старшего техника.
   Пр. N132 от 9/IХ -57
   Это была первая запись в моей новенькой трудовой книжке.
   Со смешанным чувством удивления, радости и некоей досады мы встретили в экспедиции свою сокурсницу. Она на распределении со слезами вырвала направление во Владивосток, сказав, по-моему, что у нее там жених. Отправляясь к месту назначения, она не оформила, как положено, в Одесской милиции пропуск в закрытый город. В Москве ей просто не продали билет на поезд туда. Железнодорожное начальство посоветовало ей обратиться в головную организацию, давшую направление на работу. Ею оказался институт "Гидропроект". Таким образом наша подруга оказалась в Илийске раньше нас. А неплохое, по-видимому, место во Владивостоке пропало.
   Кроме нас в экспедицию была направлена еще одна выпускница геофака МГУ. Нас всех оформили старшими техниками-геологами. Мы еще не знали жесткой системы нашей организации. Позже выяснилось, что большинство наших сокурсников получили должности инженеров с самого начала. Мы же, исполняя инженерские обязанности, были переведены на "законные" места через несколько месяцев. Нам долго вспоминали оформление на работу в Москве, а не на месте и, руководствуясь какими-то ведомственными инструкциями, не выплатили подъемных.
   Наша головная организация называлась "Государственный проектный и научно-исследовательский институт им. С.Я.Жука". Сейчас она занимает высотное здание на Ленинградском шоссе, а тогда была рассредоточена по разным местам. Я уже упоминал, что отдел Гидрологических изысканий находился в районе ул. Разина (Варварка), отдел Геологических изысканий - на Софийской набережной, о других подразделениях не знаю. Только недавно институт перешел из подчинения МВД в Министерство электростанций. Пахло повышенной секретностью. Некоторые работники были недовольны. После 53-го года прошло совсем немного времени и красная книжечка - свидетельство о принадлежности к "органам" значила намного больше, чем сейчас, в эпоху тотальных подделок, и часто помогала быстро решить производственные и личные проблемы. К примеру, начальник нашей экспедиции имел звание майора МВД и начальник поселковой милиции - капитан вставал, когда он входил. А мы получили бы погоны лейтенантов. Полувоенная структура позволяла сохранять кадры, экспедиции переезжали с объекта на объект большинством численного состава. На месте набирали в основном буровых и горных рабочих низшего звена. В нашей экспедиции слились два подразделения: из г. Нукуса в Каракалпакии (Узбекистан) и из Салехарда. О работах на первом месте не помню, на втором велись изыскания под Нижнеобскую ГЭС, которая (к счастью) так и не была построена.
   Основным направлением работ экспедиции были инженерные изыскания на участке строительства Капчагайского гидроузла на реке Или, которая берет начало в Китае и впадает в оз. Балхаш. Гидроузел проектировался как комплексный водохозяйственный объект, решающий вопросы энергетики, сельского и рыбного хозяйства, водного транспорта. Компоновка гидроузла представляла оригинальное инженерное решение, в котором максимально использовались благоприятные топографические и инженерно-геологические условия участка проектируемого строительства. В состав гидроузла входили следующие сооружения: намывная плотина высотой 50 и шириной по основанию 450 м; плотина в естественном сухом логе, играющем роль канала (56 и 370 м соответственно); водохранилище объемом 2,8 куб. км; ГЭС проектной мощностью 434 тыс. кВт; производственные, служебные, административные корпуса.
   0x01 graphic
   Здесь будет Капчагайская ГЭС
   Справа река Или, слева сухой лог, где построят канал и здание станции
   К моменту нашего приезда заканчивались полевые изыскания на стадии проектного задания. О других объектах скажу немного ниже. Вся деятельность экспедиции проходила на территории, ограниченной с юга и востока Чу-Илийскими горами и Заилийским и Джунгарским Алатау, с севера и запада - озером Балхаш.
   Начальник экспедиции собирался в скором времени покинуть свой пост, главный инженер был в отпуске, нами занимался, как и положено, главный геолог. Юрий Иванович Викулин, около 40, родом из Самарканда, окончил Среднеазиатский политех в Ташкенте (или Самаркандский университет?). С самого начала работал в системе "Гидропроекта", дело знал. Очень приятен в общении, всегда улыбался. Мы с женой дали ему кличку "Лучезарный". Был в отличной физической форме. Я был удивлен (мне он казался почти пожилым человеком), когда он перед купанием легко сделал на песке сальто.
   С главным инженером, который вскоре стал начальником экспедиции, Николаем Ивановичем Беспаловым мы познакомились позже. Еще в Москве наш случайный знакомый начальник экспедиции рекомендовал держаться от этого человека подальше. Однако мы быстро нашли общий язык, ничего дурного, по крайней мере, по отношению к себе, сказать не могу. Когда мы с Эриком решили ехать в Казахстан, то использовали мой опыт общения с будущим работодателем (я имею в виду Ташкент) и написали письмо в Илийск, в котором спрашивали об условиях работы и быта, а я еще интересовался возможным трудоустройством жены. Беспалов уже во время первых встреч признался, что наше письмо ему сильно не понравилось, он представил нас какими-то вымогателями и даже хотел отказаться от нас (заменить другими). К счастью, при личном общении это мнение изменилось, наоборот, он стал активно продвигать нас в руководство общественными организациями (комсомол, профсоюз и др.).
   Место главного инженера экспедиции занял приехавший после нас буровик, недавний выпускник МГРИ, но старше нас по возрасту.
  
   Экспедиция была небольшой. Здание конторы помещалось в двухэтажном здании на окраине посёлка, недалеко от реки. Основная часть работников была занята на участке Капчагайского гидроузла, в 7 км от посёлка. Там бурились и испытывались скважины, проходились штольни, велись гидрологические наблюдения. Участок был приурочен к структурному выступу - массиву вулканических пород, в основном среднего состава, окружённому эоловыми песками. Было много ИТР. Полевая документация в "Гидропроекте" поддерживалась на высоком уровне. Мне не приходилось больше видеть, чтобы на каждой скважине в каждую смену находился техник-геолог (гидрогеолог). Плохо, как потом выяснилось, что все решения, даже невысокого уровня ответственности, принимались в Москве. От инженеров-геологов на месте не требовалось никакой инициативы, надо было только обеспечить получение доброкачественной фактической информации.
   По утрам работающие на 7-м километре (так называли участок гидроузла) собирались около железнодорожного переезда и на двух-трёх грузовиках ехали до места. Во время ожидания своего транспорта мимо нас каждый день проезжали несколько машин с людьми. Они сидели на полу на кузова, видны были только головы. Около кабин за дощатой перегородкой стояли солдаты с автоматами. Это везли на работу заключенных. Ежедневно повторялась одна и та же церемония: с одной из машин кто-то кричал нам: "Привет комсомольцам!", и следом дружно: "Ура! Ура! Ура!" Работники экспедиции по внешнему виду, наверное, мало отличались от этих людей: почти все в спецовках, осенью - в брезентовых плащах. Часть плащей была белого цвета, что делало нас похожими на ку-клукс-клановцев.
   Дорога к участку вначале шла по посёлку, потом выходила на широкое поле, где начинались настоящие гонки за право первым въехать в ущелье и дать возможность следующим глотать пыль. На участке были склады, мастерские. Для геологов снимали несколько свободных комнат в сборно-щитовом доме Государственной сейсмической станции. С начальником сейсмостанции Рустамом я скоро подружился. Для обработки сейсмограмм у него была фотолаборатория, где я активно работал и уже к 7 ноября сделал праздничный фотомонтаж. И домой мы посылали свежие фотодокументы.
  
   На участке работало около десятка буровых станков. Они приводились в движение от центральной электростанции. Бурили дробью с промывкой водой. Буровые и сами рабочие выглядели чисто. Отбирались многочисленные образцы и пробы из кернов и отправлялись в лабораторию на различные виды анализов.
   Изучались также состав и мощность современных речных наносов. Станок ударно-канатного бурения БУК был смонтирован на понтоне, стоявшем на якоре на середине реки. Эта установка была спроектирована и изготовлена непосредственно в "Гидропроекте" и отличалась высокой механизацией процессов, включая обсадку скважины трубами путём расхаживания и вращения с помощью специальных рычагов-ключей. Такого агрегата я в своей жизни больше не встречал. Гидропроектовские умельцы соорудили прибор, названный фотобуроскопом, с помощью которого можно было не только рассматривать стенки скважины, но и фотографировать их, не поднимая прибор на поверхность, пока стандартная фотоплёнка не закончится. У меня получались очень неплохие снимки, помогавшие изучать трещиноватость пород.
   Река Или шириной метров 70, с быстрым течением и мутной водой. Я попробовал выкупаться, даже у самого берега пришлось активно работать руками и ногами против течения. Однажды я поехал на понтон на металлической лодочке. Отплыл выше по течению и быстро пристал к удобному для причаливания месту двухкорпусного понтона. Потом лодку перевели к нижнему по течению борту. Работяги во главе с техником решили позабавиться и посмотреть, как новичок поведёт себя на быстрой воде. Без предупреждения, резко отпустили причальный канат. Мне показалось, что понтон мгновенно отбросило на несколько десятков метров. У меня в студенчестве был спортивный разряд по гребле, я справился с течением и быстро причалил к берегу. С другим такая шутка могла окончиться не так благополучно: ниже по течению долина реки резко сужалась, быстрина, пороги, местное название "Дурная щель" говорит само за себя.
  
   0x01 graphic
  
   Река Или
  
   Посёлок городского типа Илийск с населением около 14 тысяч человек расположен в центре обширной равнины на левом берегу р.Или. Эта территория известна в истории под названием Семиречье ("Жетысу" по-казахски). Она ограничена горными хребтами Тянь-Шаня и Джунгарского Алатау и озером Балхаш. Здесь издавна жили казахи. В середине XIX века было образовано Семиреченское казачье войско. Численность казаков к концу века составляла более 30 тысяч. Центром управления был город Верный - современная Алма-Ата.
   Со всех сторон посёлок окружён типичным пустынным ландшафтом. Под жильё и сельхозугодия были освоены только площади между ним и Алма-Атой, прилегающие к железной и шоссейной дорогам. Дули сильные ветры, песок хрустел на зубах. Большая часть посёлка была спланирована в шахматном порядке. Дорожное покрытие на улицах отсутствовало. Растительности мало, если в квартале была парочка кустов вербы, эта территория считалась зелёной. Одноэтажные дома строились из камышита - панелей из сухого камыша, связанного проволокой, и обмазывались глиной. Завод по производству такого стройматериала был основным предприятием в посёлке, кроме него - рыбзавод, где солили и вялили выловленную заводскими рыбаками маринку и османа, пристань на реке, железнодорожная стация. И наша экспедиция, конечно. Имелся Дом культуры и железнодорожный клуб, где по субботам и воскресеньям показывали кино, в том числе новые фильмы. Центральный стадион представлял собой большой пустырь в центре посёлка, через который шла пешеходная тропа. Смех и слёзы родных вызвал присланный нами фотоснимок почты.
  
   0x01 graphic
  
   Посёлок Илийск. Главпочтамт
  
   Административный центр района посёлок Талгар находился у подножья гор, нужно было ехать до Алма-Аты, потом ещё 25 км на восток.
   Некоторые сотрудники экспедиции покупали в посёлке дома. После ввода в строй ГЭС его значительная часть попадала в зону затопления, и они должны были получить приличную страховку.
   Мы с женой быстро нашли себе жильё. За 15 руб. в месяц (10 руб. возмещала экспедиция) - две смежные комнатушки метров по 4-6 с отдельным входом. В этой квартире до нас жил ведущий гидрогеолог экспедиции Марат Джабасов. Он поступил в аспирантуру и переехал в Алма-Ату. Через много лет мы встретились на каком-то совещании, и я напомнил об этом факте. Готовить еду нужно было на печи. Печь топилась ценным топливом - саксаулом, который я получил в экспедиции по льготной цене. Из-за чугунной твёрдости его нельзя было рубить, нужно было дробить кувалдой.
   Хозяин дом работал шофёром на рыбзаводе. С его семьёй у нас сразу установились добрые отношения. Население посёлка было преимущественно русским. Потомки семиреченских казаков называли себя сибиряками и отличались характерными чертами и привычками от знакомых нам жителей средней полосы России. Мы убедились, что они не гурманы и мало смыслят в еде. Под Новый Год хозяева нашей квартиры закололи кабана. Все внутренности и кровь собирались отдать собаке. Моя жена их остановила и, вспомнив детские наблюдения, приготовила вкуснейшую украинскую кровяную колбасу. Хозяев, естественно, угостили. Для них это стало откровением. В благодарность они дали нам большой кусок сала. Стоять друг за другом в магазин, баню и т.п. считалось неприличным, очередь представляла собой бесформенную толпу, найти крайнего было сложно. В посёлке жили высланные чеченцы, на которых сваливали вину за все скандалы и драки в общественных местах.
   Жена попробовала устроиться на работу в школе по своей специальности учителем географии, но вакансий не было. В экспедиции мне обещали, что её возьмут на работу техником. Многие жёны специалистов, не имеющие специального образования, работали на таких должностях.
  
  
   0x01 graphic
  
   Посёлок Илийск. Улица Колхозная. Слева дом, где мы жили
  
  
   Вскоре мы с Эриком получили первое задание. Нужно было ехать в Алма-Ату в фонды Южно-Казахстанского геологического управления и собрать материалы по природным условиям южного Прибалхашья.
   Река Или имеет обширную дельту посреди пустыни, к юго-западу от неё пески Таукум, к северо-востоку пески Сары-Ишикотрау. Многочисленные острова поросли кустарником и камышом. В основном русле и протоках - рыба в изобилии, в зарослях водились дикие кабаны и козы. Мы нашли старые описания, из которых следовало, что ещё в начале XX века там встречали тигров. Но основной интерес для государства представляла ондатра, которая была запущена некоторое время назад и теперь сильно расплодившаяся в дельте. Разведением ондатры и заготовкой шкур занималось специальное хозяйство, а также рыбаки, речники-бакенщики. Продукция шла главным образом на экспорт и приносила стране в то время 18 млн. руб. золотом в год. Нужно было выяснить, как повлияет на водный режим р.Или и примыкающих площадей строительство гидроузла. Согласно проекту на какое-то время расход воды в реке уменьшится, следовало предусмотреть мероприятия для поддержания благоприятных условий для сохранения флоры и фауны. Задача сложная и интересная, даже в свете современных геоэкологических представлений.
   Нас уже предупредили, что на этом объекте будет работать Эрик. В первую очередь нужно было организовать базу в пос. Баканас, в 130 км от экспедиции. Потом заняться разбивкой на местности и разбурить створы скважин, каждый длиной в десятки километров, для наблюдений режимом грунтовых вод. Природные и бытовые условия в дельте значительно хуже, чем в Илийске, но в предвкушении удачной охоты Эрик только потирал руки и готовил свой арсенал.
   В Алма-Ате я пробыл больше недели. Мой товарищ уехал раньше, ему нужно было готовиться к отъезду в дельту. Алма-Ата - прекрасный город, живописно раскинувшийся у подножия красивейшего Заилийского Алатау. На склонах видны леса тяншаньской ели, выше - вечные снега и самая высокая вершина пятитысячник Талгар. Улицы обсажены пирамидальными тополями, между которыми журчат арыки. Но в первый приезд город мне не понравился. Жить пришлось в Доме колхозника, где в комнате на 30 человек на каждого приходилось по койке и полтумбочки. У меня не было денег. В то время хлеб включался в стоимость блюд и в столовых свободно лежал на столах. Обычно стояла и горчица. Брался чай за несколько копеек плюс хлеб с горчицей - и завтрак готов. Особенно тоскливо стало после отъезда Эрика. Хотелось домой, т.е. в Илийск. Подарком судьбы стала неожиданная встреча на улице с соучениками по факультету, с младшего курса, которые возвращались в Одессу после производственной практики.
   Дома я узнал о неудачном начале трудовой деятельности жены. Её должны были оформить в экспедицию техником-геологом, квалификация географа позволяла выполнять эту работу. Она проработала один день, после чего была отправлена домой. В тот период экспедиция находилась в сложном финансовом положении. Работы на стадии проектного задания на главном объекте - Капчайгайском гидроузле - завершались. Средства были исчерпаны, а технический проект и соответствующие программы инженерных изысканий ещё не были готовы, финансирование не открыто. Оставались только мелкие объекты. Останавливались буровые станки. сотрудники - техники, буровики - отправлялись в неоплачиваемые отпуска на неопределённое время. Естественно, в такой ситуации принимать новых людей стало невозможно.
  
   Мы знали, что недалеко, в г. Фрунзе, работают товарищи, окончившие наш факультет годом раньше. Мы были хорошо знакомы по университету, пятеро были с нами на Чукотке. Мы написали им и спросили, можем ли приехать повидаться на выходные, в Октябрьские праздники. Ответа долго не было, но перед самым праздником пришла телеграмма, что очень ждут. Оказалось, они только вернулись с полевых работ.
   Города Алма-Ата и Фрунзе тесно связаны между собой, как Одесса и Кишинёв. Расстояние между ними 247 км. Ходит много автобусов, но перед праздниками билетов не было. Мы с женой и Эриком поехали на такси, что было не намного дороже автобуса.
   Направление на работу в Киргизское геологическое управление получили шестеро земляков. К нашему приезду образовались три семейные пары. Ипполит Носырев женился на выпускнице истфака ОГУ Гале Кенц, которую мы все знали, две других семьи - геологические: Валя Баранова и Игорь Зеленин, Галя Мищенчук и Лёдик Перчук. Жора Балашов был холост. Вначале все работали в Гидрогеологической экспедиции, позже Ипполит с Лёдиком, увлекавшиеся ещё в студенчестве петрографией, перешли в Тематическую экспедицию. Оставшиеся гидрогеологи занимались полумиллионной съёмкой в качестве начальников отрядов, самый старший по возрасту Жора Балашов возглавлял Прибалхашскую партию, которая вела поисковое бурение на воду.
   Мы погостили у друзей три дня. Мне многое понравилось во Фрунзе - работа высоко в горах, о которой они всё время говорили, условия жизни на съёмных квартирах в частных домах, даже ручная хлеборезка на кухне, город, общая атмосфера. Я подумал тогда, что хотел бы здесь жить и работать.
  
   Пришла моя очередь вслед за Эриком покидать Илийск. Я должен был ехать на отдаленный участок на несколько месяцев. Там, в одном из ущелий Джунгарского Алатау, проектировалось строительство небольшой, мощностью, насколько помню, около 5 тысяч киловатт, гидроэлектростанции. К тому времени стало известно, что в нашей семье примерно через полгода ожидается прибавление. Я немного запаниковал. Было страшно оставлять жену одну в таком положении. Я вряд ли смог бы приезжать домой чаще раза в месяц. Кто-то из руководителей экспедиции надоумил меня попросить мою сокурсницу поехать вместо меня. Она, естественно, отказалась.
   Запасшись казенной спецодеждой (телогрейка и ватные брюки, брезентовый плащ, сапоги, спальный мешок), я убыл к месту новой работы. Участок находился в 180 км от базы экспедиции, в долине р. Коксу, одной из составляющих значительной реки Каратал, впадающей в оз. Балхаш. Недалеко был известный свинцовый рудник Текели, до областного центра Талды-Курган 25 км. Путь от Илийска лежал на север - северо-восток, вначале по хорошему шоссе. Рядом лежали рельсы Турксиба. Дорога до поселка и железнодорожной станции Сары Озек была оживленной. То и дело встречались большегрузные тягачи-фуры, осуществлявшие активный товарообмен с Китаем. Уже не помню, что везли из Союза, а из КНР поступали позже широко продававшиеся в Казахстане и Средней Азии брюки и плащи фирмы "Дружба", трикотаж, мясные консервы. Здесь основная магистраль сворачивала на восток к городу Панфилов (Джаркент) на советско-китайской границе. А дорога становилась хуже.
   Наш отряд состоял из буровой бригады во главе со старшим мастером, девушки-техника, радиста (двух последних очень скоро перевели в дельту к Эрику) и меня. Вопрос о том, кто командует отрядом, в экспедиции деликатно обошли. К счастью, и я, и старший мастер Анатолий Гарин за власть не бились, ответственные решения принимали совместно, а на начальственном месте в кабине грузовой машины ездили по очереди. Мы обосновались в небольшом селе, где жили казахи и депортированные немцы Поволжья. Сняли в аренду мазанку, вросшую окнами в землю, и двор при ней. Отсюда до нашего объекта было километра два. В сенях стояли бочки с соляркой и бензином, в двух смежных комнатках жили мы с Анатолием, водитель и радист. Буровики, некоторые с женами, разместились в аналогичных строениях. Мазанку наспех построили немцы, когда по приказу Отца всех народов были срочно выдворены в Казахстан и выброшены на голом месте. Позже они возвели добротные дома, стоявшие вдоль широкой улицы. Эта часть села сильно отличалась от той, где жили казахи. К тому времени немцы задавали тон в хозяйстве, в особенности сельском. Помню, среди них было даже несколько Героев Социалистического Труда.
   Конструкция проектируемого гидроузла на р. Коксу не запомнилась. Нам нужно было пробурить несколько скважин с помощью станка КА-2М-300. На выбранном участке распространены вулканогенные породы среднего состава. Створ будущей плотины приходился на места, где эффузивы (?) прорваны дайками порфиритов. Нужно было изучить проницаемость горных пород путем опытных нагнетаний в скважины, чтобы оценить возможность фильтрации воды из водохранилища в примыканиях плотины к коренному склону долины, в обход её. Точки заложения буровых скважин были обозначены колышками, которые вбил приезжавший из Москвы специалист.
   Первую скважину мы благополучно пробурили и испытали. Между тем вступила в свои права зима, которая в Казахстане, хоть и южном, оказалась для меня неожиданно суровой. Морозы нередко доходили до - 30. Я крепко мёрз в кирзовых сапогах. Уже говорилось, что техника у меня отобрали, во время фильтрационных опытов я должен был непрерывно находиться на скважине. Буровики меня жалели, прогоняли домой, и сами проводили необходимые наблюдения и делали это вполне добросовестно. Серьезные проблемы возникли при перемещении бурового агрегата на новую точку, по склону долины к колышку, отстоящему на несколько десятков или сотню метров. Склон и дорога по дну долины обледенели. Автомобиль ГАЗ-63, которым тянули станок, буксовал. Мы закрепили на склоне блок ("мертвяк"), перекинули через него трос, загрузили кузов машины камнями для лучшего сцепления с дорогой. Никакого толку! Забыл, почему не могли найти трактор. Короче говоря, я приступил к геологической съемке склона в масштабе 1:500 - 1:1000. Раскопал мёрзлую землю, где надо, проследил изучаемую дайку, произвёл структурные построения и заложил скважину с таким расчётом, чтобы она эту дайку подсекла. Точка заложения оказалась выше по склону и метрах в 30 от "высочайше" установленного колышка. Забегая вперед, скажу, что был большой скандал: как посмел отойти от московских указаний! Руководство экспедиции, в особенности начальник, было целиком на моей стороне, они всё прекрасно понимали. Да и задача была выполнена. Но прецедент создан. Всё в итоге осталось без последствий, но мне строго сказано, что если бы я не был молодым специалистом (этот статус сохранялся три года), могли бы отдать под суд (!?) за превышение служебных полномочий.
   Наш быт на участке, в т.ч. питание, был организован, мягко говоря, не лучшим образом. В селе существовал магазин, но купить там было практически нечего, даже хлеба не было. На пыльных полках пачки прошлогоднего печенья соседствовали с очень дефицитными в обжитых краях консервированными крабами "Ако". Время от времени мы посылали машину в Талды-Курган, там удавалось отовариться более успешно.
   Старший мастер Гарин уехал на машине в экспедицию по делам. Я остался в нашей хижине один. Топить печь нужно было каждый день. Когда она разгоралась, можно было сидеть в майке и даже иногда открывать дверь наружу от жары, но к утру вода в ведре или суп в кастрюльке замерзали. Видимо от холода и антисанитарии у меня на тыльной стороне левой ладони выскочил большой фурункул. Рука распухла до плеча и сильно болела. Я говорил, что саксаул для топки нужно было измельчать кувалдой, чего я одной рукой сделать не мог. Использовав все мелкие куски, я придумал способ: отсасывал шлангом из бочки бензин, обильно поливал здоровенную дровеняку и целиком запихивал её в печку, становился за порогом в соседнюю комнату и оттуда бросал горящую спичку в печь. При этом вспышка из топки достигала противоположной стены. Однажды вечером, сразу после подобной операции, я услышал на улице громкий топот, затем в дом ворвались Гарин с шофёром. Оказывается, подъезжая к нашему двору, они увидели, как из трубы вырвался пятиметровый столб пламени.
   Как-то раз мне пришлось выдавать людям заработную плату. В каждом деле есть свои нюансы, и ремесло кассира не является исключением. Позднее я неоднократно убеждался, что плохо умею обращаться с деньгами. Выдавая нужную сумму, я просил каждого пересчитывать её, но почти никто этого не делал: что мы тебе не доверяем? В итоге последнему в очереди не хватило 50 рублей. Хорошо, что народ не успел разойтись и потратить деньги. Посреди комнаты расстелили одеяло и высыпали на него всё из карманов. Я взял в помощь двух ассистентов, в итоге - полный ажур. На следующий день сделали общий выходной и, оставив только дежурного на буровой, поехали в Талды-Курган. Пообедали в ресторане, кое-кто изрядно выпил, но без всяких осложнений.
   Через несколько дней, закончив опыт и оставив указания, я на машине выехал в Илийск. Меня вызывали в экспедицию, кроме того, надо было что-то делать с рукой. В поликлинике мне сделали форменную операцию и дали бюллетень на неделю.
  
   Всё это время посредством переписки с родителями в Кишиневе и тёщей в Житомире шел активный обмен мнениями о дальнейших планах. У меня из головы не выходили город Фрунзе и рассказы товарищей. Я написал им, поделился своими желаниями и спрашивал о перспективах.
   Наступал новый 1958 год. Большинство полевиков с дальних участков съехалось в Илийск. Праздник встречали в компании приехавших в экспедицию молодых специалистов.
   Из Фрунзе пришло письмо: меня согласны принять в Гидрогеологическую экспедицию начальником отряда на проведение гидрогеологической съемки, работать в партии вместе с товарищами. Мы с женой решили, что в любом случае она поедет "воспроизводить потомство" в Кишинев или к матери, а я постараюсь перебраться во Фрунзе. События начали набирать обороты.
   Где-то в середине января мы поехали в Алма-Ату. Я хотел посадить жену на поезд и позвонить домой по телефону. Из Илийска это сделать было практически невозможно. Служебная связь экспедиции с Москвой осуществлялась с помощью радиостанции. В Алма-Ате разговор нужно было заказывать заранее и потом еще ждать, по положению в течение часа, на деле - иногда 2 -3. Билет на поезд был взят не без труда (верхняя полка в плацкартном вагоне). Телефонный разговор состоялся. Мы зашли к девушке Инне из Баку, с которой познакомились по пути из Москвы. Она жила в общежитии с еще несколькими сотрудницами. Поезд был на следующий день. Мы собирались скоротать ночное время на телефонной станции (может, не все помнят, что устроиться просто так в гостиницу было равносильно пролезанию верблюда в игольное ушко. В итоге она нас не отпустила и оставила ночевать обоих(!), хотя не все сожительницы были довольны. Чего-чего, а отзывчивости у советских было больше, чем у нынешних прагматиков!
   Проводив жену с мокрыми глазами, я, сам довольно грустный, вернулся восвояси и начал ковать железо, пока оно горячо, тем более, что обстоятельства складывались в мою пользу.
   Из-за недостатка средств работы на участке Коксу зависли. Я околачивался в экспедиции, помогая оформлять какие-то геологические отчёты. Набравшись храбрости, пошел к начальнику, изложил ситуацию откровенно и почти полностью и попросил отпустить меня, прозрачно намекнув, что этим я оказываю услугу предприятию. Он начал возражать, напирая на ответственность за освобождение от работы молодого специалиста (по положению необходимо было отработать три года по месту назначения). Да вот, мы уже готовим приказ о переводе тебя на инженерскую должность...Я продолжал напирать, семена упали на благодатную почву! Через пару дней он дал согласие, сказал только, чтобы я написал заявление "пожалостливее".
   Казенное обмундирование сдано на склад. Собственные вещи отправлены во Фрунзе по железной дороге малой скоростью (сейчас такой услуги нет - груз шёл долго, но стоило это сущие копейки). Расчёт в бухгалтерии получен. Остатки саксаула я продал. Выписался в милиции и снялся с воинского учёта. Хотел подарить свою гитару секретарше экспедиции для её сына, но она сунула мне какие-то деньги. В экспедиции со всеми расстался по-доброму. Начальник проводил до дверей и просил сообщить, как устроюсь на новом месте. Женщины-квартирохозяйки прослезились, тоже просили написать и приглашали приезжать в гости. С одним рюкзаком я рано утром выехал в Алма-Ату.
   А мои сокурсники? Эрик проработал в экспедиции 8 лет и, после открытия в Алма-Ате филиала "Гидропроекта", руководителем которого назначили Ю.И.Викулина, занял пост главного геолога. Собрал интересный материал по свойствам скальных пород, поступил в аспирантуру при Ленинградском горном институте, успешно её закончил, защитил диссертацию. Почти 40 лет преподавал в Новочеркасском политехе (ныне Технический университет). Известный в стране специалист в области инженерной геологии. В начале 2008г. его не стало. Сокурсница вышла в Илийске замуж за рабочего- буровика. Через какое-то время обосновалась в г. Николаеве, где пенсионерствует доныне. А в Алма-Ате мне довелось побывать еще трижды, последний раз через 16 лет.
   ...Был будний день последних чисел января. Я легко взял билет на автобус до Фрунзе. Ехать нужно было часов 5-6. Машину слегка покачивало. Сказывалось напряжение последних недель: устроившись в мягком кресле, я задремал. Негромко играло радио. Популярная певица Александра Яковенко исполняла песню, которая чем-то запомнилась. За точность текста не ручаюсь, по-моему, были такие слова:
  
  
   Вальс звучит - волшебник старый.
   Кружит он за парой пару.
   Быть всегда с тобою вместе,
   Ах, что может быть чудесней?
   Быть с тобой...
  
   Прощай, Семиречье! Неизвестно, что ждет меня в новом краю. Но сейчас я без страха двигался к старту нового жизненного этапа.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   КИРГИЗИЯ
  
  
  
  
  
  
  
   Путь лежал через Чу-Илийские горы. С перевала открылась широкая панорама: обширная плоская равнина, за которой хорошо видны величественные заснеженные хребты. Как-то встретит меня этот неведомый край?
  
  
   СТРАНА НЕБЕСНЫХ ГОР
  
  
   Около 15 часов того же дня Жена Ипполита Носырева Галя уже прижимала меня к сердцу возле своего дома на улице Буденного. Это был район частной застройки. На этой же улице (позже ул. Дружбы) снимали квартиры многие работники Гидрогеологической экспедиции, сама она находилась на соседней. Вечером собрались остальные земляки. Все были рады моему приезду. Расспрашивали о жене, о том, как удалось уволиться с прежнего места работы, поздравляли и выражали твёрдую уверенность, что всё будет хорошо. Жить меня пока забрали к себе Валя с Игорем.
   Наутро Игорь повел меня в экспедицию и познакомил с начальником А.И.Фроловым и главным гидрогеологом В.С.Тютюкиным. Вначале они немного нагнали страху на меня, сказав, что ничего о моем прибытии никогда не слышали. Но Игорь настоял и напомнил, и тон разговора изменился. Они расспросили, кто я и что я, чем занимался раньше. Кажется, я произвёл благоприятное впечатление, и начальство в знак расположения сразу стало говорить мне "ты". На вопрос, когда хочу приступить к работе, я ответил, что завтра. Но это оказалось не так просто.
   Я прибыл из организации, которая испытывала финансовые затруднения, потому и отпустили сравнительно легко, чтобы сэкономить хотя бы на моей зарплате. Здесь сложности были иного свойства. Было широко распространено явление, когда рассчитанные в проектах на выполнение тех или иных работ трудозатраты не согласуются с такими важными экономическими показателями, как фонд численности работников и фонд заработной платы. Объем работ есть, люди нужны, средства в смету заложены, а платить нельзя! Мне гарантировали на словах прием на работу, а пока предложили погулять, может быть, даже съездить в родные края. Я сразу сказал, что не смогу из-за ограниченности финансовых возможностей. Игорь повёл меня в камеральное помещение.
   Комната Южно-Киргизской партии, в которой мне предстояло работать, была занята исключительно съемщиками. Инженеров было двое - начальники отрядов Валя Баранова и Игорь Зеленин. Техники: выпускники из Новочеркасска Адик Мамренко и Толя Яковлев, из Киева Игорь Жуковский, кроме них в отпуске находились киевляне супруги геофизик Виктор Першун и гидрогеолог Марина Деревягина. Весь персонал съемочных отрядов был 1956 года выпуска. База Южно-Киргизской ГП находилась в г.Джалал-Абаде, который совсем недавно перестал быть областным центром и передан в республиканское подчинение. А партия также недавно, наряду с другими, получила собственное название, до этого она имела только номер 71. Там постоянно находились начальник К.И.Лаврентьев и старший гидрогеолог О.И.Ривман. Кадровый состав партии не был окончательно стабилизирован. В воздухе витал вариант о переводе Ривмана в другую партию и назначении Зеленина на его место. Но тогда становилось совсем плохо с полумиллионной съемкой, которую следовало закончить на всей территории Киргизской республики в нынешнем году. Согласно проекту на юге должны были работать 4 отряда, а людей (вместе со мной) едва набиралось на три.
   Состав обоих отрядов занимался составлением одного отчета по результатам полевых работ прошлого года на юго-западе Киргизии (Чаткальский, Сандалашский, Пскемский хребты Тянь-Шаня). Кроме того было решено включить в этот отчёт данные по одиночным поисковым на воду скважинам, пробуренным в разных точках на Юге, числом десятка полтора. Игорь, который был старшим камеральной группы, сказал, что хочет поручить мне обработку материалов бурения, а также составление разделов о климате и гидрографии района для общей части отчёта. А в первую очередь предложил познакомиться с проектом работ на предстоящий год.
  
  
   Гидрогеологическая экспедиция размещалась в двухэтажном доме на Гвардейской улице. Дом раньше принадлежал экспедиции расформированного ныне треста "Цветметразведка". На обширном дворе стояли сборно-щитовые коттеджи, в которых жили работники этой организации, переведенные в другие подразделения. Была баня, топившаяся раз в неделю. Дальше жилого блока, вдоль соседней улицы вытянулось одноэтажное здание барачного типа, где каждой из партий принадлежало по комнате с отдельным входом. Экспедиция не так давно имела в названии слово "Киргизская" и подчинялась Всесоюзному гидрогеологическому тресту. Методическое влияние этой организации сильно ощущалось до сих пор, хотя административно экспедиция входила в состав Киргизского геологического управления Мингео СССР (очень скоро оно станет Управлением геологии и охраны недр при Совете Министров КиргССР). В экспедицию входило 5 крупных партий, две из них занимались исключительно буровыми работами, остальные проводили ещё гидрогеологические съёмки. Была также Гидрогеологическая станция и несколько тематических групп (изучение минеральных вод, подсчёты эксплуатационных запасов). Годовой бюджет экспедиции составлял 2,6 млн руб, по тем временам это было много.
   Киргизское УГ - самое маленькое в азиатской части СССР. В связи с политической ситуацией в послевоенные годы киргизская геология была ориентирована на поиски месторождений урана. Организация стала максимально закрытой, приток новых кадров ограничен. Слово "уран" было запрещено произносить, говорили и писали в документах "асбест" или "свинец". В период, о котором идет речь, функции, связанные с поисками и разведкой радиоактивного сырья были сосредоточены в Первом Главке Мингео. Он имел суперсекретные экспедиции во всех республиках (в Казахстане Волковскую, в Узбекистане Краснохолмскую, в Киргизии Каменскую, на Украине Кировскую и т.д.). Когда началась хрущевская оттепель, народное хозяйство переведено в значительной степени на мирные рельсы и встали другие задачи, выяснилось, что работать здесь некому. УГ подало заявки и в течение ряда лет штаты пополнились несколькими сотнями молодых специалистов разного профиля. Состав Гидроэкспедиции также был молодежным. Исключением были руководство и тематические группы, где трудились немолодые уже мэтры и мэтрессы. Преобладали выпускники МГРИ, Среднеазиатского политеха (Ташкент), Днепропетровского горного института (последних только из моего выпуска прибыло человек 15). Первые шесть одесситов появились в 1956г.
   В состав Киргизского УГ входили отраслевые экспедиции - Геологосъемочная, Гидрогеологическая, Геофизическая, Тематическая, Центральные ремонтно-механические мастерские, Автобаза (все автомобили имели опознавательный знак на дверцах и заднем борту - треугольник в круге белого цвета). В областных центрах находились вспомогательные базы. На крупных месторождениях работали стационарные разведочные партии. Некоторые киргизские геологи были известны и авторитетны во всем Среднеазиатском регионе. Главный геолог УГ В.Э.Поярков считался крупнейшим специалистом в Союзе по разведке ртути. Возглавлял Управление геолог В.Н.Голубин. Людей нехватало. Некоторые съёмочные и тематические работы проводили группы специалистов из научных организаций и вузов из разных городов страны.
  
  
   Валя Баранова уехала в Ташкент на какое-то совещание, оставив нам с Игорем большую кастрюлю рассольника. Так что голодная смерть, по крайней мере в первые дни, нам не грозила. А я приступил к работе. Нашел республиканское Управление гидрометслужбы и стал выбирать данные наблюдений по гидро- и метеопунктам на территории прошлогодней съемки за последние 5 - 10 лет. Некоторые из них были недавно открыты. Говорил с работниками, находил и выяснял имеющиеся несоответствия. Мне помогал молодой начальник Отдела гидрологии, выпускник Одесского Гидрометинститута. Мы оба были удивлены, когда вскоре выяснилось, что его мать работает в Институте Таирова под Одессой. Я ее знал, а родители были в приятельских отношениях.
   Собранный материал я свел в таблицы, построил красивые графики. Игорь был доволен. Оказалось, в экспедиции никто из съемщиков до сих пор такой работой не занимался. Ко мне стали приходить из других партий, я выступал в качестве консультанта и благодаря этому лучше познакомился с людьми. Оглядываясь назад, могу сказать, что подобная работа является совершенно излишней. Конечно, приятно показать самые свежие данные и сделать какие-то собственные выводы. Но пусть лучше этим занимаются специалисты соответствующего профиля, а для наших целей вполне хватило бы сведений из опубликованных справочников. Прирост информации не оправдывает затрат на её получение.
   Тем временем Игорь устроил начальству форменный скандал: человек работает в полную силу, а его не оформляют. И меня приняли на работу.
   Выписка из трудовой книжки.
   1958 II 11 Киргизское геологическое Управление
   Гидрогеологическая экспедиция
   Зачислен в Южно-Киргизскую партию на должность
   начальника съемочного отряда.
   Пр.N28 от 11/II - 58г.
  
   Игорь собирался поднять шум и добиться моего зачисления со дня приезда, но я уговорил его не делать этого. Пропало дней десять, ну их к лешему! Тем более, что и должность, и зарплату мне дали выше, чем моим сверстникам, приехавшим по назначениям. Мне был назначен оклад 120 руб, в период полевых работ было положено еще 60% полевого довольствия и надбавка за работу в высокогорье (выше 2000м) 40%. При нахождении на отметках выше 2300м полагался 6-часовой рабочий день.
  
  
  
   Валя возвратилась из Ташкента и первым делом выругала нас. Когда рассольник, оставленный нам, начал заканчиваться, я обнаружил на дне кастрюли гущу, которую предложил разбавить кипятком, дабы не тратить время на приготовление другой пищи. Кроме того мы варили на электроплитке пельмени. Мы оправдывались, что были заняты, оставались после работы в камералке. А под выходной у Зелениных собралась компания по случаю Валиного дня рождения.
   Эта компания сгруппировалась после приезда во Фрунзе моих земляков. К ним примкнули выпускники МГРИ, в том числе из старших выпусков, гидрогеологи Валерий Пантелеев, Сергей Тарасов, Рита Королькова и её муж геофизик-электроразведчик Юлий; палеонтолог из ЛГУ Карина Васильева, известная всей стране, т.к. родилась на борту легендарного "Челюскина" в Карском море и ее друг, позже муж, тбилисский выпускник Ламер Микеладзе; старший гидрогеолог нашей партии из Ленинградского горного института (в этот раз отсутствовал). Бывали и другие. Это дружное сообщество часто собиралось у кого-нибудь, без определенной очереди. Из числа геологов все время кто-то уезжал, кто-то приезжал, эти события отмечались дежурными тостами: "За ваш отъезд!" и "За ваш приезд!". Я уже встречался почти со всеми во время прошлогоднего ознакомительного визита и вписался в общество безболезненно.
   На следующий день мы пошли гулять по городу.
  
  
   Столица Киргизии раскинулась в широкой Чуйской долине у подножья Киргизского хребта, между стекающими с него реками Алаарча и Аламедин. Город имеет многовековую историю. На этом месте по преданию родился сказочный богатырь Бишкек ("бишкек" по-киргизски - кухонная утварь, используемая для приготовления кумыса). На этом месте была сооружена крепость. В XIX в. русские топографы не расслышали местное название и нарекли её Пишпек. Под этим названием населённый пункт существовал до переименования его в честь известного партийного и государственного деятеля, который здесь родился. К слову, эти специалисты внесли много путаницы в русскую топонимику. В каком языке вы слышали названия "Париж", "Генуя", "Хорватия"? А, например, в Молдавии село, обозначенное на карте как "Воронково" в действительности называется "Ворынкэу". Понятно, что первое название для русского уха привычнее. Но вернёмся во Фрунзе.
   Город показался мне небольшим, уютным и чем-то неуловимо напоминал Кишинёв. Кстати, по данным переписи 1958 г. население этих двух городов было одинаковым. В северной, самой низкой части города протекал Большой Чуйский канал, расположен большой лесопарк. К югу поверхность постепенно возвышалась и в перспективе заканчивалась величественной панорамой гор с заснеженными пиками. До них от города около 20 километров. В апреле подножья склонов становились красными - цвели дикие тюльпаны. Собирать их строго запрещалось: они были занесены в Красную книгу. Застройка, кроме самого центра, была одно-двухэтажной. Улицы неширокие, довольно пыльные. Очень красива ул. Дзержинского, протянувшаяся от вокзала к центру, с широким бульваром. Деревья и кустарники высажены в 18 рядов, говорят, она описана в учебниках по архитектуре. Бульвар - любимое место отдыха горожан. Здесь нередко можно было встретить прогуливающегося вместе с семьёй Д.Шепилова, в недалёком прошлом одного из руководителей страны, сосланного Хрущёвым преподавать в ВУЗе как "примкнувшего к антипартийной группировке Молотова - Маленкова - Кагановича". Прохожие с ним раскланивались. По двум-трём маршрутам ходил троллейбус, автобусы.
   УГ находилось почти в центре в четырёхэтажном здании, Гидроэкспедиция и наше жильё - в верхней части города. Туда ходил автобус, но редко. Дорогу пересекала железнодорожная колея. Часто случалось, что маневровый локомотив "забывал" пару вагонов прямо на переезде на неопределенное время. Ждать не хотелось, приходилось идти пешком, путь от УГ таким способом занимал около получаса. Там же (наверху) размещались Тематическая экспедиция, центральные мастерские, автобаза. Улицы в этой части, кроме магистральной Советской, немощёные, но сильной грязи не бывало: отложения предгорного шлейфа содержали много песка и гальки.
  
  
   Из Илийска пришли мои вещи. Их пришлось пока сложить в подвале дома, где жили Перчуки. После работы я ходил по улицам в поисках квартиры. Недалеко в доме татарской семьи жили молодые работники экспедиции. Они приглашали меня в свою коммуну, но мне показалось, что там тесновато, одних холостяков человек пять. Зеленины говорили: "Что тебе неймётся? Живи у нас". Но это было не вполне удобно. Они снимали мансарду площадью около 8 метров, рядом была комната побольше, но они пользовались ею лишь частично. Из окна открывался чудесный вид на горы. Во дворе перед крыльцом по проволоке на цепи бегала свирепая собака по кличке Рим, я не мог без сопровождающего ни войти, ни выйти. Как-то во время пирушки Игорь услышал мой голос со двора. Он бросился вниз по лестнице, предвидя ужасную картину, но увидел идиллию - меня в обнимку с Римом. На следующее я, уже как друг, стал спокойно спускаться с крыльца, но еле успел отскочить от щёлкнувших зубов. Умное животное не тронуло человека не в норме, но потом всё стало на свои места. Мы с ним всё-таки подружились, но позже.
   Жильё я нашёл в частном доме через дорогу напротив экспедиции, комнату чуть побольше вагонного купе. Но этого мне вполне хватало, так как можно было пользоваться кухней. Я устроил небольшое новоселье, радушная хозяйка пригласила отметить в парадной комнате, называемой зал. Присланная родителями посылка с какими-то кишинёвскими необычностями пришлась кстати. Супруги Корольковы подарили мне эмалированную кастрюлю и большую (500 шт.) коробку спичек "для будущего очага". Кто-то дал в пользование маленький радиоприемник. Ночами я слушал трансляции концертов Первого конкурса пианистов и скрипачей им. Чайковского. Тогда в прямом эфире передавали всю программу. Победители конкурса стали знаменитыми - пианист Вэн Клайберн и скрипач наш земляк Валерий Климов.
   В связи с приездом на работу многочисленных молодых специалистов в городе остро стоял квартирный вопрос. В УГ собирались сдавать в эксплуатацию 24-хквартирный дом, за него уже шла борьба. В экспедиции был план строительства нескольких 4-квартирных домов в верхней части города. Игорь заставил меня написать заявление. Начальство сказало, что первые дома займут приехавшие по направлению на работу, но в домах второй очереди я вполне могу рассчитывать на жильё. Разговор был благодушным, даже с обсуждением моих личных дел.
  
   Не помню, как давно это началось, но при мне ежегодно проходили товарищеские встречи между спортивными коллективами Киргизского и Южно-Казахстанского УГ. Я уже месяц числился в штате и мня включили в команду. Из нашей компании в Алма-Ату на соревнования поехали многие: Жора Балашов играл в шашки, Лёдик Перчук - в волейбол, Игорь, Ипполит Носырев, Адик Мамренко и я - в баскетбол. Ламер Микиладзе прекрасно играл в настольный теннис, время от времени обыгрывая всю сборную команду Киргизии.
   Вот я снова в оставившей не совсем приятные воспоминания Алма-Ате. Нас поселили в хорошо знакомый мне Дом колхозника. Кроме основной цели поездки мы достали китайские мандарины и ходили в оперный театр на "Лебединое озеро". Зрелище не для слабонервных, в кордебалете все были с раскосыми глазами и кривыми ногами, но главное - все танцевали плохо. В театре мы встретили мою сокурсницу и недавнюю сослуживицу Виту. Она нас радостно приветствовала и, наверное, бросилась бы на шею, если бы не была в обществе молодого лейтенанта. Я писал в Илийск о своих делах, она стала говорить, что хотела бы переехать в нашу компанию. Последнее было встречено компанией без энтузиазма.
  
   В камералке мы сидели за раскладными походными столами на таких же стульях. У меня появился свой стол, заваленный книгами и бумагами. С полученными текущими заданиями я как-будто справлялся. В экспедиции царила творческая атмосфера. Молодые специалисты часто общались по работе друг с другом. Постоянно разгорались дискуссии по вопросам геологии и гидрогеологии. Все в то время увлекались геоморфологией, из рук в руки переходила имевшаяся в одном экземпляре новая книга С.С. Шульца "Новейшая тектоника и рельеф Тянь-Шаня". В спорах принимали участие главный гидрогеолог Виктор Семёнович Тютюкин и даже начальник экспедиции гидрогеолог Александр Иванович Фролов. Не были забыты правила русской грамматики, большинство желало выпускать продукцию высокого качества.
   В маленьких кабинетах начальника экспедиции и главного гидрогеолога постоянно толпился народ. Это были некие клубы по интересам. Почти каждое утро вслед за А.И.Фроловым шумно входил начальник Чуйской партии, которая находилась недалеко от города, Евгений Стриженов. Говорили, что он двоюродный брат известного киноартиста. Он бросал кожаную полевую сумку на угол стола и плюхался на старенький диван. Люди приходили и уходили, обсуждали свои вопросы, он принимал живое участие во всём. Минут за пятнадцать до конца рабочего дня он говорил: "Ну, я пошёл", хватал свою сумку и с шумом удалялся. Когда он бывал в своей партии, что делал в обеденный перерыв и в отсутствие хозяина кабинета, не помню. В комнате В.С. Тютюкина сидел Хабибуллин. Звали его Равиль Мухамеджанович, но он просил называть себя просто по имени. На вид ему можно было дать и 35 и 55 лет. Раньше он работал гидрогеологом в полевых партиях, ныне был вроде помощника главного гидрогеолога. Его не очень любили и даже побаивались, был слух, что он учился в школе КГБ и владел боевыми приёмами борьбы. Однажды он и коллега Алексей Напёрсткин крепко выпили, и Равиль сказал, что если захочет, может любому сломать руку или ногу. Напёрсткин не поверил и протянул ему ногу, которую Равиль сломал. Напёрсткин, отличавшийся необыкновенным упрямством, сказал, что это вышло случайно. Равиль сломал ему ногу повторно. Отрезвев, Хабибуллин сбежал в Ташкент. Алексей долго валялся в гипсе. Главный инженер экспедиции Герасимов был фигурой менее яркой, чем начальник и главный гидрогеолог и ничем не запомнился. Скоро его заменил выходец из "Цветметразведки" Назаров.
   В целом жизнь в экспедиции мне нравилась. Созревало намерение остаться здесь надолго и пройти все стадии гидрогеологических исследований от съёмки до разведки подземных вод. Я думал также о работе для жены.
   Между тем становилось ясным, что мы не укладываемся в график, согласно которому отчёт нужно защитить до 1 мая. Причины разные, в том числе - загруженность Бюро оформления экспедиции и очередь на изготовление карт. По нашим расчётам мы могли выехать в поле не ранее 10 июня.
   Обрабатывая материалы бурения, я обнаружил множество неясностей, несоответствий и даже приписок. Во Фрунзе нашлись люди, работавшие раньше на юге и связанные с бурением. Их всех я "допрашивал с пристрастием", но осталось много вопросов. Для решения этих и других проблем из Джалалабада были вызваны старший гидрогеолог, а позже начальник Южно-Киргизской партии.
   С Олегом Исааковичем Ривманом мы сразу нашли общий язык. Мы подружились и общаемся до сих пор (Олег давно живёт в Израиле). Он приехал с намерением сразу забрать меня в Джалал-Абад, но этому категорически воспротивился Зеленин, заявив, что я необходим здесь. Начальник партии Константин Иванович Лаврентьев, практик-хозяйственник, человек в нашем представлении очень немолодой (под пятьдесят), к молодым специалистам относился хорошо. Было известно, что наши съёмочные отряды были обеспечены лучше, чем в других партиях. Я обсудил с ним, как выбраться из неприятной ситуации с данными бурения. Мой отряд пока состоял из меня одного, говорили и об этом. Составили и вручили начальнику заявку на полевое снаряжение, он обещал готовить его заранее. Лаврентьев сказал, что за Игорем с Валей и за мной будет закреплено по автомашине для перевозки лагерей, кроме того мы сможем привозить из долин в горы фрукты, овощи прочее продовольствие.
  
   В выходные дни мы иногда ходили на пустырь поиграть в футбол. Команды составлялись в разных сочетаниях, например, когда приехал Олег Ривман, состоялся матч сборной СССР против сборной Украины. Счёт был 6:5 в пользу Украины.
   В кино ходили регулярно, компанией. В связи с открытием сезона посетили ипподром. Кроме традиционных бегов и скачек, проводились национальные игры. Например, юноша должен был догнать девушку. В случае неудачи на выделенном отрезке, уже он удирал, а она догоняла и стегала его камчой. Особый интерес вызывало козлодрание ("улак" по-киргизски). Большая группа всадников вырывала друг у друга живого барана на поляне, а не на беговой дорожке. Побеждал тот, кто доставлял барана к финишу. Рассказывали, что иногда несчастное животное действительно разрывали на части (мы наблюдали уже чучело). Осенью по всей республике проходили культурно-спортивные праздники (выступления фольклорных коллективов, борьба, поднятие тяжелых камней и др.). Улак занимал в них центральное место. Победители местных турниров потом участвовали в районных, областных и до республиканского. О главных чемпионах потом слагали песни.
  
   Многие киргизские геологи работали в высокогорье, поэтому перед выездом в поле они проходили медобследование. В том году бригада врачей работала в Красном уголке центральных мастерских. Я оказался в форме. Для охраны имущества и секретных материалов полагалось получить оружие в спецчасти УГ. Мы задержались с заявкой, Игорю достался охотничий карабин, мне - пистолет "парабеллум" времён последней войны. Я собирался купить охотничью двустволку, чтобы промышлять для разнообразия нашего меню (по описаниям в районе было много дичи), но дешёвых ружей не было.
   В честь Первого Мая в Киргизском оперном театре состоялся праздничный вечер УГ. Народ пришел, потирая руки от холода, накануне во Фрунзе выпал снег! Сохранились фотографии цветущих роз, покрытых снежными шапками. После торжественной части давали оперу "Проданная невеста". Спектакль, на мой взгляд, не выдерживал никакой критики. Наш товарищ Сергей Тарасов был страстным любителем оперы и таскал нас на спектакли. Оперу в местном театре смотреть было невозможно, но балет был интересным. У киргизов, как ни странно, не существовало народного танца. Но доктрина культурного развития социалистической нации требовала его создания, хотя бы на основе классического. Истинные национальные композиторы Власов и Раухвергер написали музыку к нескольким либретто по мотивам киргизского фольклора. Над республикой шефствовал Ленинград, и там, в училище им. Вагановой воспитали ряд балерин достаточно высокого класса. Но главным действующим лицом был художник по фамилии Арефьев (?). Оформление представлений было просто фантастическим, на уровне современных компьютерных штук. Некоторые спектакли я смотрел не один раз.
   А 2-го мая, несмотря на влажную и прохладную после снегопада погоду, мы поехали на заранее намеченную маёвку в долину горной реки Иссык-Ата. Грузовую машину, как всегда, обеспечил "свой" начальник партии Жора Балашов. Хорошо посидели на травянистом склоне, попели, подурачились. На обратном пути на школьной спортплощадке в каком-то селе состоялся футбольный матч между командами "Улица Матросова" (куда меня приглашали жить) и сборной остального Фрунзе. Первые победили.
  
   Из Илийска мне переслали письма сокурсников. Не все мои товарищи были устроены благополучно. Горик Кофф, один из самых способных среди нас, в Одессе писал тексты выступлений для начинающих артистов Карцева и Ильченко. Павел Науменко работал коллектором в Красноярском крае, его жена - близкая подруга Вали, спрашивала, не можем ли мы перетащить его к себе. Я активно переписывался с родными. Письма авиапочтой из азиатских столиц, небольших городов и даже посёлков и обратно регулярно доходили за 3-4 дня (сравните с нынешним положением, когда письмо из Москвы в Одессу или Кишинев идет месяц-полтора или вообще пропадает). Письма для меня и товарищей приходили на адрес экспедиции. Каждый раз кто-нибудь ходил к секретарю и возвращался с пачкой для всех.
   Однажды Валя ворвалась в комнату и начала со смехом трясти и тормошить меня. В руке она держала телеграмму, в которой сообщалось, что у меня родилась дочка, и с ней и с женой всё в порядке. Дочь родилась в Житомире. Событие ожидаемое, но я впал в ступор от радости, хотя больше ждал сына. Я одолжил денег, сбегал в магазин, и в камералке мы распили бутылку шампанского из самодельных бумажных стаканчиков. Первой была мысль съездить к жене на пару дней, но финансовые возможности и срочная работа заставили отказаться от этой идеи. Моя квартирохозяйка, узнав об этой новости, поздравила меня с некоторой растерянностью. Я как-то не сообщил ей, что женат, мне кажется, у неё были планы, связанные со мной и её дочерью. Через восемь лет, приехав на совещание в Днепропетровск, я встретил нескольких бывших сослуживцев по Фрунзе. У одного из них мы собрались за столом. Я с удивлением узнал в его тёще свою бывшую квартирную хозяйку, его жена в тот час отсутствовала.
  
   Отчет по работам прошлого года был практически завершен. Остались некоторые технические детали по оформлению, рецензирование и защита. У меня появилось время, чтобы познакомиться и поработать с материалами по будущему району работ в фондах УГ.
   Наши начали по очереди выезжать в поле. Одним из первых был Лёдик Перчук, с которым мы планировали встретиться на юге в конце сезона. Из МГРИ приехали на практику две девушки-дипломницы, одна из них должна была работать в моем отряде. Фамилия второй -"Хайме" показалась мне знакомой. Позже я вспомнил, что как-то на Чукотке нёс на почту пачку писем и обратил внимание на необычную фамилию адресата, написанную химическим карандашом. Я рассказал Наташе об этом эпизоде, она знала, от кого было то письмо. Автор его Иосиф, или просто Стас, Петрожицкий потом работал в 4-м ГУ. Наталья Марковна долгие годы работала в Москве, занималась исследованиями в области инженерной геологии, несколько лет назад вышла на пенсию, перезваниваемся с ней.
   Наконец, всё позади. Отчёт защищен с хорошей оценкой. Ненужные вещи сложены в одно место. Хозяйка предложила сохранить за мной комнату за небольшую плату. Мне там было неплохо, но я отказался: теперь у меня семья, на этой площади нам будет тесно.
   Едем в поезде Фрунзе - Джалал Абад. Все разговоры о предстоящем сезоне. Что там впереди?
  
   Горы Киргизии относятся к системам Тянь Шаня и частично Памира. Длинными цепями, огромными дугами в широтном направлении тянутся 88 хребтов этой грандиозной страны. "Тянь Шань" в переводе с китайского значит "Небесные горы". Свое название страна оправдывает полностью: большая часть гор устремляет вершины высоко в небо, за снеговую линию, которая в этой части планеты лежит на отметках 3600 - 4600м. Понижаясь и веерообразно расходясь к западу, хребты образуют сеть замкнутых котловин и периферийных полуоткрытых впадин. Хребты называются Ала Тоо - "пёстрые горы". Внутриматериковое расположение территории, приподнятость над уровнем моря, сильная расчлененность рельефа предопределили исключительное разнообразие и пестроту природных комплексов. Горный рельеф создает высотную зональность. У подножий гор лежат тёплые равнины, иногда с жаркими пустынями. Выше этажно размещены зеленые степи, зона лиственных и хвойных лесов, тундра. Лестницу венчает ярус вечных снегов и льдов. И везде - красота необыкновенная!
   В текущем году гидрогеологическая съемка 1:500000 масштаба территории Киргизии должна была быть закончена. В предшествующие годы сообразительные люди отработали площади, удобные для перемещения и существования в целом. Нам "на закуску" достались приосевые части хребтов. Это значит - большие потери времени на холостые переходы и передвижение в труднодоступных условиях. Предстояло работать в Алайском и Туркестанском хребтах. Среди специалистов нет единого мнения о положении этих гор в структурном плане. Некоторые относят Алайский хребет к Памиру, называя горную систему Памиро-Алаем. Другие полагают искусственным выделение самостоятельного Туркестанского хребта, считая его продолжением Алайского. Нас эти споры интересовали только в теоретическом плане, мы работали на готовой геологической основе нашего масштаба, составленной главным геологом Геологосъемочной экспедиции к.г.-м.н. В.И.Кнауфом и привязывались к его построениям. Мы договорились заранее: Игорь с Валей будут работать вместе двумя отрядами в Алайском хребте, высокогорной Алайской долине и на северном склоне Заалайского хребта (это уже Памир по-любому). Мне достались западное окончание Алая и весь Туркестанский хребет в границах республики, площадь примерно вдвое меньшая, чем у них.
  
   База южно-Киргизской партии находилась в городе Джалал-Абаде, точнее за чертой города на окраине, примерно в получасе ходьбы от центра и в 5 минутах от местного аэропорта. Даже почтовый адрес партии был "Джалал-Абад, Аэропорт". Место открытое. Жара, пыль, нет хорошей воды. Производственные помещения и жилой дом еще строились. Сотрудники жили в городе на частных квартирах. Сам город небольшой, зелёный, уютный, в центре правильно спланированный. Мы остановились всем кагалом у главного механика партии Бориса Антонова. Расположились во дворе перед домом. Я спал в гамаке между деревьями. Там же жил и Олег.
   Конечно, ничего ещё не было готово к выезду в поле, от мелочей до автотранспорта. Но Лаврентьев активизировался, и в течение нескольких дней значительная часть нашей заявки была удовлетворена. Лошадей из хорошей конюшни Южной базы УГ в г. Ош получить не удалось, постоянные пользователи разобрали до нас. Нужно было брать их в аренду в колхозах ближе к месту наших работ, за три-четыре сотни километров от базы партии.
   В штатах отрядов были предусмотрены поварихи. Друзьям досталась пожилая татарка тётя Галя. Для меня лихой партийный завхоз притащил в последний момент двух не очень молодых девиц из какой-то столовой, прямо от плиты, в фартуках и тапочках. Ничего не зная о них, выбрал более миловидную.
   Перед выездом устроили отвальную. Пили немного, но закуска была отменной. Несколько видов салатов, в т.ч. с крабами. Настоящий узбекский плов, его мастерски готовил Лаврентьев, обещал и меня научить, но пока доверил только нарубить дров для очага. Вареники с вишнями, компоты.
  
   Семь утра 4-го июля. Нанятая в автобазе машина ГАЗ-51 загружена до бортов. На мне материальные ценности. Основные средства (всё, что дороже 50руб): палатки, спальные мешки, фотоаппарат, сёдла, лошади тоже будут в этой группе. Кроме того, складная мебель (карты на чём-то надо рисовать?), керогазы, вёдра-кастрюли, уздечки, подковы, овёс и т.д. Небольшой запас продовольствия, приобретенного за свой счёт (консервы, мука, крупы, макароны). Вьючный ящик с топографическими картами, за которые расписался и теперь должен охранять от посягательств иностранных спецслужб с помощью своего пистолета, который придется беречь пуще глаза и всё время таскать с собой. Мой арсенал пополнился, я купил у механика Антонова двустволку за 40руб. Отсутствие разрешения на неё как-то не волновало, а боеприпасов на первое время хватало.
   Нас везёт замначальника партии по АХЧ М.И. Степаненко. Он из этих мест, прилично говорит на тюркском наречии и поможет на месте достать лошадей. На юге Киргизии представители титульной нации перемешаны с узбеками, татарами, таджиками. Настоящие чистые киргизы живут в северных районах республики. Потому я называю разговорный язык не киргизским, а тюркским, по этой же причине селения кишлаками, а не аилами. Со мной в первый маршрут собирался поехать Олег Ривман, но что-то помешало. Познакомимся со съёмочным отрядом.
   1. Начальник, т.е. я, уже известен.
   2. Коллектор Николай Подгорный, из Новочеркасска, однокурсник нашего Адика Мамренко.
   3. Коллектор Виктор Захаров, выпускник Старооскольского геологоразведочного техникума.
   Оба чуть моложе меня, их сняли с буровых в срочном порядке, мы впервые увиделись непосредственно перед выездом.
   4. Коллектор Лора (Долорес) Чумакова, студентка IV курса гидрогеофака МГРИ. Утонченная интеллигентная девушка из хорошей семьи, отец - известный академик, директор Института полиомиелита, мать - врач Кремлевской больницы.
   5. Коллектор Игорь Коринченко, студент-гидрогеолог III курса Новочеркасского политеха. Брюнет демонической внешности, немного похожий на знаменитого киноактёра Роберта Тейлора.
   6. Рабочий-конюх Кадыр Нарынбаев.
   7. Повариха Эмма.
  
   Путь наш лежал через Ферганскую долину. Проехали крупные города Андижан, Маргилан, Фергану. Киргизы - горный народ. С учётом этого обстоятельства кто-то когда-то распорядился так, что благодатный край, где воткнутый в землю прут, политый водой, начинает цвести и пахнуть, достался Узбекистану и Таджикистану, а крутые горные склоны - Киргизии. Были даже острова внутри киргизской территории. К одному из них, узбекскому райцентру Сох на берегу одноименной реки мы и направились.
   По дороге я погрузился в воспоминания. Всё вокруг оживляло в памяти пребывание в Средней Азии в годы войны. Карагачи и глухие дувалы (заборы из глины), ишаки и журчащие в сочной траве арыки, детишки-узбечата и седобородые бабаи в чалмах, сложная гамма запахов - кизячного дыма, пыли, виноградных листьев, баранов и десятка других. Перед глазами вставали картины 15-летнй давности. Кишлаки и усадьбы знакомых узбеков, куда приглашали в гости. Школа в трёх километрах от нашего дома, которую пришлось бросить, т.к. меня и двух-трёх соучеников по дороге третировали, иногда поколачивали местные ребята. Она находилась в городке, где разместились несколько военных училищ, вывезенных с оккупированных территорий. Мимо нашего посёлка шла широкая дорога в горы, на ней регулярно занимались курсанты-кавалеристы. У меня скоро появились знакомые среди них. Во время занятий я старался присоединиться к ним, размахивая саблей, сделанной из отполированного до зеркального блеска длинного зубца от вил. Ребята на марше пели песню из довоенного времени:
  
   " Пролетают кони шляхом каменистым,
   В стремени привстал передовой,
   Это конармейцы, бойцы-кавалеристы,
   Натянув поводья, выступают в бой.
   Припев: В бой за Родину, в бой за Сталина,
   Боевая честь нам дорога.
   Кони сытые,
   Бьют копытами,
   Встретим мы по-сталински врага!
   Ордена-медали нам Родина вручила,
   Помнит это каждый наш боец.
   Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов,
   Мы тебе клянемся, Сталин - наш отец!" и т.п.
  
   Текст воспроизвожу по памяти. По-моему, это марш, написанный Евгением Аграновичем, о котором я рассказал выше. Очень похоже на песню, что я распевал ещё ребенком, о том, как мы всех врагов разобьем "малой кровью, могучим ударом!".
   По этой же дороге гнали в горы и обратно отары овец. А потом в облаках белой лёссовой пыли шли под конвоем колонны женщин в чадрах и паранджах. Их вели на стройку, кажется Большого Ферганского канала (имени Сталина, конечно). Здесь к месту можно вспомнить о "тёплых" чувствах, которые сейчас иногда проявляют к русским в бывших союзных республиках бывшего СССР. Если забыть, что подобные мероприятия осуществляли здоровые дяди с узбекскими именами и фамилиями, чьё место было в действующей армии.
   Где-то там, далеко, за речкой Даргом, эта дорога упиралась в горы. Они закрывали полнеба и властно манили к себе. Я мог долго, не отрываясь, смотреть на них. Теперь такая же дорога привела в знакомые края...
  
   Мы добрались до намеченного пункта к 9 вечера и заночевали. По дороге Лоре стало плохо. Некоторые признаки свидетельствовали о том, что состояние её не слишком опасно, и я продолжил путь. К счастью, к вечеру ей стало легче. Утром подъехали к киргизскому селу. Степаненко пошел в сельсовет. Там он показал бумагу, в которой местным властям рекомендовалось оказывать нам содействие, и получил записки к председателям трех колхозов. Село было из таких, где граница между республиками проходила посреди улицы, одна сторона киргизская, другая узбекская. Наши магазины были более популярны, потому что только в Киргизии продавался питьевой спирт в бутылках, покупать его было выгоднее, чем водку. Увы, за годы принадлежности к Российской империи и СССР население хорошо пристрастилось к "огненной воде", хотя Коран это запрещает. Помните, как преследовали за любовь к вину поэта и мыслителя Омара Хайама?
   Первый из нужных колхозов находился рядом. Председатель был совсем не в восторге от наших требований. Зачем ему копейки, которые мы платим по госрасценкам (по-моему, 30 или 40 рублей за месяц), ему рабочая скотина нужна. Лошадь в предгорном районе, в те годы, значила, возможно, не меньше, чем КАМАЗ где-нибудь на равнине сегодня. Так же отнеслись и другие. В этом пункте мы подписали договор на 4 лошадей. Здесь же нашелся местный житель-киргиз, который хотел поработать у нас конюхом. Степаненко посоветовал мне принять его: всё-таки здешний, а не привезенный нами из города. Звали его Дуйша Ахмедов. Он объявил, что раньше работал инструктором райкома партии. После многих встреч с сельскими киргизами я узнал, что каждый второй из них когда-либо занимал (по их словам) подобную должность. Наверно в их представлении выше был только генсек. Условились, что оба конюха останутся здесь, заберут 4 головы, заедут в следующие два колхоза, возьмут остальных и пригонят табун в условленное место.
  
   Рассмотрев карты ещё во Фрунзе, я решил начать работу с восточной границы выделенной мне площади. Этот участок был, пожалуй, самым сложным: узел на стыке трех хребтов - Алайского, Туркестанского и Зеравшанского, отметки пиков под 6000м, много снежников и ледников, самые крупные из них Арчабаши и Абрамова длиной 10 и площадью больше 25 кв. км каждый. Высота перевалов через боковые хребты нередко превышала 4000м, часть и них проходимы только до сентября, некоторые помечены на карте красным как "трудный". Северной границей территории съемки была широта 39 градусов 40', южной - гребни основных хребтов.
   Здесь наиболее широко развиты осадочно-метаморфические комплексы - песчаники, сланцы, известняки. Возраст пород в центральной части датируется как силур-девон, карбон или нерасчлененный палеозой, в окраинных, как мел, палеоген. В осевых частях хребтов часто встречаются интрузии кислого состава. На предгорном шлейфе распространены мощные толщи неоген-четвертичных терригенных образований - конгломератов, песчаников, валунно-галечниковых отложений с прослоями глин, песков, суглинков.
   В этом районе работали геологи из разных городов и организаций. Наиболее полной и обобщающей из последних была сводка львовских специалистов под руководством проф. Д.П.Резвого "Геология и полезные ископаемые Туркестано-Алайской горной системы".
  
   Машина, натужно гудя мотором, поднималась вверх по долине р. Сох. Грунтовая дорога, петляя серпантинами, взбиралась на склон, постепенно отдаляясь от бурного потока, пока его не стало слышно. Местами в русле серьезным предупреждением об осторожности лежали останки свалившихся с дороги автомашин. Наконец, добрались до селения Палалоуз, насчитывавшего несколько домиков. Дальше автомобильная дорога сворачивала к западу и шла несколько километров до кишлака Сымап, где когда-то работал небольшой ртутный рудник, но нам туда было не надо. До границы района работ оставалось с десяток километров, до главного водораздела Алайского хребта около 40 по прямой. Работать было трудно в организационном плане в связи с неизбежными большими переходами и потерями времени. Подъезды и подходы к площади съемки были возможны только по долинам крупных рек. Например, чтобы приблизиться к следующему участку от места, где я сейчас находился, нужно было возвращаться к южному краю Ферганской долины, ехать до р. Исфары, потом снова подняться вверх, всего порядка 250км.
   Мы распростились со Степаненко. Связь с внешним миром прерывалась. Я написал записку Олегу, посетовал, что не доехал до нужного места, описал другие мелкие трудности, в юмористическом стиле, как мне показалось. Олег это так и воспринял. А приехавший в эти дни в Джалал-Абад начальник Гидроэкспедиции А.И.Фролов прореагировал иначе: в отряде паника, немедленно поезжай туда! Олег резонно возразил, что я ушёл в горы и найти меня невозможно. Разве ждать возвращения в Палалоузе, что совершенно бессмысленно.
  
   В Палалоузе произошла необычная встреча. Там жил русский человек, школьный учитель, звали его Евгений Рафаилович. Сам из Ленинграда, не помню, как сюда попал, жил здесь давно, но сохранил манеры питерского интеллигента.
   Через пару дней прибыл табун числом 9 голов (кто-то одну не додал). Степень знакомства членов отряда с верховой ездой и лошадьми вообще была неодинаковой. Наших конюхов можно было считать мастерами высокого класса. Готовность студентов, городских жителей, равна нулю. Детдомовец Виктор Захаров и выходец из казачьих мест Николай Подгорный имели какие-то представления о предмете. Повариху Эму пока обойду молчанием. А я сам?
   Лошадей люблю с детства. В годы эвакуации я жил в посёлке Научно-исследовательской виноградарской станции вблизи Самарканда (позже известный НИИ им. Шредера). Всё время, свободное от домашних поручений и присмотра за маленькой сестрёнкой, я проводил в столярной мастерской и кузнице, но больше всего на конюшне. Даже иногда ночевал там. Конюхи тётя Поля и тётя Паша, мужчины были на фронте, доверяли водить лошадей на водопой, задавать корм, чистить стойла. Мой отец хорошо ездил верхом, по возвращении с виноградных плантаций он разрешал мне доехать от дома до конюшни. Уже тогда, несмотря, на небольшой рост, я мог запрячь лошадей в одно- или пароконную телегу и лихо управлять ею. Позже, уже под Одессой, отец часто брал меня с собой в поездки по окрестным хозяйствам. Пока он работал, я присматривал за экипажем, обычно двуколкой, за это он позволял мне править лошадью. Ещё иногда летом купание лошадей в лимане. Кроме детского опыта я имел ещё некоторые представления по уходу из кратких инструкций и "Справочника путешественника и краеведа". Но с кавалерийским седлом не встречался.
   Таким образом, ситуация была не простой, если вспомнить, в каких условиях предстояло работать. Следует добавить, что сами лошади были приведены снизу, из почти равнинной местности и не были знакомы с высокогорьем.
   Все животные были жеребцы, средней упитанности и довольно красивые. Я попросил Ахмедова выбрать мне коня. Он подвёл золотисто-рыжего, с более светлыми гривой и хвостом и белой полосой на лбу. Конь смотрел на меня недобрым глазом, я с ходу дал ему кличку Мурло. Сразу его оседлал и проехал пару сотен метров. Конюх не ошибся: Мурло оказался умным, сообразительным и осторожным. Хотя каждое утро делал попытку укусить, если я был невыспавшимся и злым, давал ему ногой по брюху. Постепенно все получили имена, отражавшие внешние или внутренние признаки, среди них Росинант, Одноглазый, Блондин, Басмач.
  
   0x01 graphic
  
   Первое знакомство с Мурлом
  
   Лошади распределены между остальными членами отряда. Для каждой пары "лошадь-седок" подогнана сбруя - седло, подгрудники и нахвостники (чтобы седло не съезжало на крутых склонах). Отобрано продовольствие и овес для лошадей, бутылки для проб воды, все по минимуму, ведь тащить лошадям на горбу. Решил оставить в Палалоузе техника Виктора Захарова, конюха Кадыра и повариху. Жить будут в двух палатках. Часть вещей сложил в комнате Евгения Рафаиловича по его любезному разрешению. Лошадей забрал всех, полагая, что в маршруте их будет легче прокормить, чем в этом кишлаке.
   Двинулись утром. Накануне провели учебный заезд по дороге. И уже во второй половине дня приступили к маршрутным обследованиям. Ориентировались по картам масштаба 1 : 100000. Река Сох, одна из крупных водных артерий Южной Ферганы, начинается от слияния нескольких более мелких рек, длина ее около 130 км, выраженное устье отсутствует, в нижней части она полностью разбирается на орошение. Нам предстояло исследовать долины как раз этих составляющих, и мы направили коней к крайней с востока реке Ходжаачкан.
   Минувшие зима и весна были влажными, в горах накопились значительные запасы снега, водотоки стали многоводными, в чем мы скоро убедились. Тропа шла вверх по долине недалеко от берега. Поток грохотал так, что нужно было кричать, чтобы услышать друг друга. В шуме водяных струй можно было различить стук перекатывающихся камней. Ближе к вечеру дорогу преградил размытый берег. Чуть подальше свежая осыпь, сложенная мелкими обломками углистых сланцев, спускалась прямо к воде, по мере подмыва она медленно двигалась вниз. Геологическими молотками мы выкопали тропу длиной около 50 м и конюх стал осторожно, по одной проводить лошадей. Осыпь была живой, ползла, после каждого прохода тропу нужно было подновлять.
   В горах темнеет быстро и рано. Вскоре мы встретили полянку и остановились на ночевку. Трава для лошадей была, но разместились с трудом в её верхней части, я учитывал возможность подъема воды в реке в первые ночные часы. Зачерпнули воды из реки, в ведре было на треть грязи. Пришлось отстаивать её для приготовления пищи и водопоя животных. Все устали и перенервничали от незнакомых впечатлений, причем наши меньшие братья были напуганы гораздо сильнее людей.
   Наутро почти сразу уперлись в остатки того, что было мостом через реку. Тупик. Правда, на карте была обозначена еще тропа на нашем берегу в виде петли к небольшому селению высоко на склоне, потом снова спускающаяся к реке. Я пошёл на разведку пешком, взяв с собой Подгорного. Тропа очень круто забирала вверх. Она была вырублена в скале, в известняках, местами даже сапоги скользили. Прошли с километр. Я не рискнул вести караван по такой дороге и решил возвращаться, а оставшийся угол отработать в конце сезона, зайдя через перевал с другой стороны.
  
   В течение первых дней мы начинали понемногу осваиваться в новых условиях. Научились седлать лошадей, карабкаться по узким тропинкам, переходить реки вброд, взбираться на перевалы и, что очень важно, разбираться в приметах и знаках. Скажем, лежит поперек дороги сломанная веточка. Ну и что? Идем дальше, не обратив внимания на малозаметные следы в сторону. И скоро упираемся в обрыв, свежий оползень уничтожил тропу. Приходится возвращаться к той самой веточке и идти в обход по новому пути. Или, например, в верхней части узкого ущелья тропа перегорожена срубленным деревом. Поругиваясь, сдвигаем его в сторону. Позже узнали, что напрасно: киргизы загнали туда своих лошадей на вольный выпас на несколько месяцев и приняли меры, чтобы они не сбежали. За лето лошади дичали, но набирались здоровья и сил, потом принимали участие в козлодрании. Наши кони обучались вместе с нами.
   Нам выдали в качестве спецодежды лыжные костюмы фасона тех лет сиротского тёмно-серого цвета. Все в сапогах, чтобы не натирать ноги о лошадиные бока. Конюхи были в национальной одежде - мягких сапогах, ватных халатах, тюбетейках-допах. Ещё была пара ботинок с триконями-шипами, в которых хорошо передвигаться по крупнообломочным осыпям и валунным отложениям. Днём я ходил в рубашке и красной косынке, повязанной по-пиратски, тёмные очки надевал сразу после умывания. На седло подкладывал телогрейку, сзади был приторочен брезентовый плащ. С этой частью своего гардероба не расставался, когда поднимались высоко, становилось холодно и приходилось напяливать на себя и то, и другое. На передней луке седла в кожаной петле болтался геологический молоток, на боку кобура с пистолетом. В общем, меня можно было без подготовки снимать в массовке ковбойского фильма. В первые же дни все сильно загорели на горном солнце. У меня начали облезать руки, нос, лоб и даже уши. Я перестал бриться и через месяц обзавёлся приличной бородой.
   Питались мы довольно однообразно и не очень вкусно - рис, вермишель, говяжья тушенка, чай-сахар. Охотиться специально не было времени, пару раз подстрелили попавшихся по дороге диких голубей-бульдуруков. Готовили еду все вместе. Варили на костре, все время попадалась древесная растительность, в основном арча, в топливе недостатка не было. А Валя с Игорем, как выяснилось позже, работали в совершенно безлесном пространстве и все время пользовались примусом и керогазом. Я обычно спал у входа в палатку, по утрам вставал первым и сразу разводил огонь. Однажды повёл в маршрут с учебной целью всех коллекторов. И объявил, что днем угощаю мороженым, надо только взять с собой ложки и кружки. Все были заинтригованы. Мы забрались на ледник. На глазах у удивлённой публики я достал из полевой сумки банку сгущёнки и смешал ее с фирном (начавшим кристаллизоваться снегом). Был полный восторг.
  
   Как в калейдоскопе, мелькали снежные пики и высокие перевалы, узкие мрачные ущелья и широкие речные плёсы, кристально чистые родники и водопады. Мы не покидали самой приподнятой части территории. Промежуточные лагеря, точнее - ночевки устраивали на границе главных хребтов с высокими предгорьями. Предгорья, но отметки вершин составляли 3000-4500. Это была зона эрозионного рельефа. Отсюда по направлению вверх долины были узкими, местами превращаясь в теснины с крутыми обрывистыми бортами высотой несколько сотен метров. Тропа шла либо рядом с руслом, иногда по узким полкам из засыпанного землей хвороста, опирающимся на вбитые в скалу деревянные колья, либо резко поднималась серпантинами, огибая ущелье. Далее склоны становились положе, они были задернованы, покрыты арчёвым лесом и кустарниками. Постепенно поверхность ещё больше выполаживалась, начиналась зона ледникового рельефа. Отсюда река, вдоль которой мы прошли несколько часов назад, кажется ниточкой. Тишина. Только ветер колышет траву. Над головой парят орлы и красноклювые галки. На моренных отложениях раскинулись альпийские луга. Постепенно они сменялись знакомой мне по путешествию на Север тундрой, только травы погуще, цветов побольше и днём жарко светит солнце. Долина расширяется, принимая корытообразную форму. В затенённых лощинах спрятались многочисленные снежники.
   Проходить через облака было совсем не приятно: темно, туман, ничего не видно, холод, часто идет дождь, иногда со снегом. Зато потом - фантастическая картина! Из белоснежной ватной равнины торчат вершины гор, напоминающие средневековые замки или сказочные скалы, сжимающие долину, как, например, Стимплигады, между которыми удачно проскочил Одиссей.
   Высокогорные ледники заканчивались иногда сходившими на нет небольшими языками, в других случаях классическими обрывами зеленовато-голубого цвета, изъеденными пещерами и гротами. Поверхность ледника покрыта камнями и разбита глубокими трещинами. Встречаются многочисленные "ледниковые стаканы" и "ледниковые грибы", каменная шляпка последних бывает 1,5 - 2 м в поперечнике. Пройдя по леднику несколько сотен метров, я понял, что такие походы небезопасны, нужно специальное снаряжение, хотя бы веревки и доски, и не надо быть пижоном и испытывать судьбу.
   В боковых распадках и глубоких промоинах залегли снежники. Иногда они спускаются до самого дна долины и даже перекрывают русло. Поток промывает себе путь, образуя эффектные мосты толщиной до полутора десятков метров. Снег здесь, как и на поверхности ледников, многолетний, порой слоистый. При этом толстые (зимние) слои чистого снега разделены тонкими прослойками грязи, отложившимися в периоды таяния и сноса. Часто это не снег, а фирн. Кристаллы его бывают изометричными, как крупная соль и больше. Порой под верхней коркой встречаются щётки из тонких плоско-параллельных пластин диной до 3-4 см. Видимо они образовались в пустотах.
  
   Встречалось много интересных природных объектов. В верховьях речки Арчабаши на склоне били горячие серные источники. Дно родникового потока всё покрыто серой. Под воздействием тепла буйно разрослись травы, множество цветов. Киргизы приезжали лечиться от всех болезней за сотни километров. Из камней был сложен каскад примитивных ванн. Начинали процедуру с нижней, самой холодной и постепенно поднимались кверху. Струя в роднике имела температуру, насколько помню, градусов 50. Рядом с родником, где поток совсем близко от поверхности, сооружена парная, маленькая хижина с дверью. Все мы, конечно, выкупались. Игорь попробовал париться, но ему стало плохо от серного духа.
  
   На меня все время давил груз ответственности - за людей, лошадей, качество работы и выполнение плана. Беспокоило, что на некоторых площадях густота маршрутов была недостаточна, мы просто не могли туда попасть, т.к. во время паводка мосты были сорваны, тропы разрушены, а горные люди что-то не спешили их восстанавливать. Днем я сильно уставал. В маршруте делал обычно только зарисовки и короткие черновые заметки. Заполнял полевой дневник после вечерней трапезы при свете костра или свечи. Подчиненные относились ко мне с достаточным пиететом, потому что с первых шагов стало ясно, что, несмотря на молодость и недостаток опыта, я всё-таки значительно лучше их разбираюсь и в вопросах геологии и в особенностях походной жизни.
   Я спешил вернуться в Палалоуз. Мы были в маршруте уже около 10 дней. Срок, к которому я просил прислать машину, давно прошел. Мы возвращались удовлетворенные, потому что сделали часть работы и многому за эти дни научились. По возвращении нас ждало разочарование: машины не было.
  
   Связи с базой партии никакой. Можно, конечно, смотатьтся верхом в село Сох, где есть почта, и обменяться телеграммами (поговорить по телефону вряд ли удастся), но на такую поездку нужно дня три. И проблема с кормом и содержанием коня, не говоря о самом себе. Попутные машины бывают редко. Сам видел, как местные жители, которым нужно в долину, устраивались около дороги и в прямом смысле жили там по нескольку дней.
   Я привел в порядок полевые записи. Остальные занимались мелким ремонтом сбруи, собственной одежды, бросаясь к дороге на каждый звук мотора. Делать было практически нечего. А тут ещё палатка сгорела, кто-то поставил горящий керогаз слишком близко к стенке, она вспыхнула и в мгновение ока превратилась в пепел. Хорошо, никто не пострадал. Пришлось тему бесед о геологии, которые я проводил, сменить на технику безопасности.
   Время катастрофически уходило. Как мне поступить? После долгих раздумий объявил народу своё решение: будем перебираться в бассейн соседней реки вьючным транспортом через горы. Караван пойдет где-то вблизи северной границы территории наших работ, будем останавливаться и делать одно-двухдневные маршруты в глубину. В Палалоузе я оставил Игоря, Виктора, повариха и оба конюха пошли со мной. Составил подробную схему перехода и предполагаемых маршрутов и описание места, где нас должны встречать. С собой взял только самое необходимое.
   Мы покинули Палалоуз 23 июля в середине дня. Через пару часов конь по кличке Джонни, отличавшийся разве что умственно отсталым видом, стал проявлять признаки нездоровья. Разгрузили его, даже седло сняли. Остановились на ночёвку на пастбище (джайлоо) рядом с пастухами. Конюхи рассказали новым знакомым о нашей неприятности. Собрался консилиум. Коню заглядывали в зубы и под хвост, щупали и мяли в разных местах. К моему удивлению он начал активно щипать траву. Но через короткое время с громким ржанием поскакал вниз по склону, мы только успели расступиться. Пробежав несколько десятков метров, Джонни упал и испустил дух. Хорошенькое начало!
   Пастухи сказали, что в кишлаке неподалеку сейчас находится ветеринар. Я поручил конюхам снять шкуру, полагая, что она потребуется мне как доказательство того, что я не продал лошадь. Нашел ветеринара, рассказал о происшедшем. Что случилось с нашим животным, так и не понял. Как-то уговорил ветеринара, мы выпили водки, и я получил акт о гибели лошади от какой-то болезни. Взяв акт и шкуру, поехал обратно в Палалоуз. Теперь мы должны колхозу рублей 250 за утрату имущества.
   Машины, конечно, не было. Я сказал ребятам, чтобы лошадиную шкуру засыпали солью и подсушили. Передохнул немного и отправился к ожидавшему меня отряду.
  
   Опять высоченные пики, увенчанные снежными шапками, и тёмные пропасти с бурлящими внизу потоками, высокие перевалы и ледники, козьи тропы шириной в ладонь и качающиеся над ревущими струями ненадёжные мостики. Путевые тяготы, неудобства и риски окупались, хотя бы частично, изумительной красотой окружающей природы.
   Встретилось несколько живописных небольших озёр, образовавшихся в результате обвалов крупных каменных масс, перегородивших русла. Обычно это бывает при землетрясениях, которые здесь весьма часты. Помню, во время войны, под Самаркандом, мы были весьма удивлены, увидев впервые в нашем доме фанерный потолок. Позже узнали, это для того, чтобы не придавило в случае падения кровли при подземных толчках. Наиболее известным примером озер завального типа служит Сарезское в верховьях р.Мургаб на Памире объемом более десятка кубических километров, образовавшееся после землетрясения в 1911г.
   Слабые подземные толчки случаются по нескольку раз в день. Они практически незаметны, особенно в движении. Как-то я отъехал от общей группы осмотреть боковой отвершек долины. Сверху послышался непонятный нарастающий гул. На всякий случай примостился вместе с конём под огромной, с двухэтажный дом, глыбой, которая возвышалась над тропой почти вертикально. Шум становился сильнее, напоминая звук приближающегося поезда. Спустя минуту, через наше укрытие полетели камни размером от щебёнки до 30см в поперечнике. Основная масса породы остановилась выше, но десятки камней неслись вниз огромными прыжками. Траектория их движения менялась иногда с каждым последующим ударом. Они перепрыгивали через ложбинки, бугорки и отдельные кусты. Не уверен, что, оставшись на тропе, сумел бы увернуться от летевших обломков.
   Судя по размерам каменной массы причиной камнепада было землетрясение. Иногда в середине дня камни обрушивались из-за морозного выветривания. Ночью в трещинах вода замерзает. Лёд расширяется, но одновременно сковывает камни. Днем лёд тает на солнце, камни оказываются в неустойчивом положении и падают. Но их в этом случае бывает меньше.
   Высоко, почти у снеговой линии, мы находили остатки старых горных разработок. Здесь в годы войны кустарным способом добывали свинец, олово, слюду. Позже мне рассказали, что здесь работали военнослужащие, выписанные из госпиталей после ранений. Такая вот форма реабилитации. Больше всего удивляло, как в такие места доставили тяжелые металлические детали. В высокогорье основной вид транспорта - ишаки. Порой диву даёшься при виде груза, который они несут на спине или тащат волоком. Но я говорю о неразборных конструкциях, как, например, корпус силовой установки.
  
   0x01 graphic
  
   Перевал Тамынген, 4000 м над уровнем моря
  
   Вблизи перевала-четырёхтысячника прилепилась метеостанция. Штат - начальник и его жена-наблюдатель. Детишки резвятся. Небольшой огород за забором, какая-то скотина. Перевал доступен четыре месяца в году. А если что-нибудь случится? Есть, конечно, радиостанция "точка-тире", но не помню, чтобы в то время вертолёты использовались для гражданских нужд. Ничего, живут и делают дело. А я хнычу, что нет связи с базой аж три недели...
  
   Наш караван двигался в целом с востока на запад. Мы отклонялись от этого направления к югу, проводя маршруты по боковым долинам. Я исподволь готовил Николая Подгорного к зимним камеральным работам и старался предоставить ему больше самостоятельности. Они вели маршруты (я выбирал покороче) вместе с Лорой, а сам ездил один.
   Людей в горах мало: пастухи с личными и колхозными отарами и табунами, реже - охотники и наш брат-изыскатель. Поэтому каждая встреча - событие. Встречи с представителями местного населения происходят по определенному установившемуся ритуалу.
   Когда встречаются знакомые или родственники, мужчины обнимаются и трутся носами друг о друга. Сталкиваемся на тропе с встречным. Останавливаемся. " Салам алейкум!". " Алейкум ассалам!". Пауза. Потом следует то, что мы называли в шутку заполнением анкеты. Паузы после каждого вопроса и ответа. Спешить нельзя. Не положено, иначе "потеряешь лицо". Первый вопрос: кто ты? Отвечаешь: "Разведка". Кивает головой, понял. Горные люди знают, что разведка бывает разная. "Карта?", им известно, что работают картосоставители-геодезисты. Чмокаешь углом рта, что означает отрицание: "Голаяразведка". Собеседник кивает, о геологах слышали все. Ясно. Куда едешь и откуда? Ответ. Понятно. Очень важный следующий вопрос: "Ат якши (Лошадь хорошая)?". С сожалением делаешь отрицательный жест: "Ат джаман (плохая)!". Сочувственно кивает. С плохой лошадью в горах (и не только) делать нечего. В свою очередь хвалишь его коня. Лучшего комплимента быть не может. Наши похвалы бывали искренними, попадались красавцы, рядом с которыми наши работяги выглядели замухрышками.
   Если подъезжаешь к жилью, церемониал более длинный. Хозяин берет под уздцы твоего коня, другой рукой почтительно поддерживает стремя, приглашая спешиться. Если не слезешь с седла, сильно обидишь. Приглашают посидеть, выпить чаю. От последнего можно отговориться, в особенности, если собеседник молодой и служил в армии, а значит понимает по-русски. Пытаешься объяснить, что много работы, длинная дорога и времени нет. Если останешься, к выше перечисленным добавляются вопросы о семье, детях, где живешь и т.д.
   Редкие новости распространяются быстро по системе "узун кулак" ("длинное ухо"), т.е. путем пересказа от одного другому. Но не все знают об этом названии (я почерпнул его из художественной литературы), и был случай, когда человек при упоминании о "длинном ухе" решил, что его сравнивают с ишаком. Я с трудом выбрался из неловкого положения. Так, Лёдику Перчуку, забравшемуся по своей программе в верховья Соха через месяц, стало ясно, что он идет по моим следам: ему рассказали о "голойразведке", набиравшей воду в бутылки.
   На нашей территории летом киргизы живут не в юртах, а в "капах" - примитивных каменных хижинах. Дверь, очаг под дырой в потолке, иногда даже оконного проёма нет. Живут бедно. Едят ячменные лепёшки (урожай зерна за лето вызревает), "баурсаки" - высушенные шарики из смеси сыра с мукой, их можно развести в воде, иногда обходятся "аталой" - супом из муки, брошенной в кипяток. Мясо бывает в особых случаях, хотя отара под боком. В горах люди добрые и гостеприимные, готовы разделить с тобой пополам последнюю лепёшку. По направлению к населенным местам эти качества постепенно редуцируются, а в городе тебе без денег воды попить не дадут. Трапезничал я с ними неоднократно. Приходилось и ночевать, когда не успевал до ночи возвратиться в свой лагерь. Как-то раз застрял я подобным образом. Расседлал коня и пустил пастись. Меня покормили. Сделал записи в дневнике и, подложив седло под голову, вытянул ноги к очагу. Ночью был какой-то шум, толчки. Спал с устатку крепко, только голову плащом накрыл. Оказалось, хозяева запустили отару в капу, то ли непогода разыгралась, то ли волки близко. Эти твари так втоптали в грязь мои сапоги с портянками, что пришлось их в буквальном смысле откапывать. На рассвете я поблагодарил добрых хозяев и направился к своим. Товарищи, конечно, беспокоились. Сегодняшних маршрутов никто не отменял. Дома я поел, сел на свежего коня и продолжил свои дела.
  
   В горах водятся горные козлы (тэке), куропатки (кеклики), в снежно-ледниковой зоне - бараны-архары и горные индейки (улары). Местные люди однажды пригласили меня принять участие в охоте на козлов. Очень заманчиво, но связано с большими потерями времени и я, скрепя сердце, отказался. Но на обратном пути из маршрута попал на той (пир) по случаю удачной охоты. Здешние охотники предпочитают малокалиберные винтовки, причем не лёгкие промысловые, а утяжелённые, спортивного образца,
  
   0x01 graphic
  
   Охота была удачной
   прикрепляя к ложу самодельные ножки для упора. Это оружие очень точное, зрение у горных людей феноменальной остроты, при этом стреляют они неважно. Мы устраивали соревнования в стрельбе по консервным банкам и разрисованным надутым соскам (ими мы закупоривали бутылки с пробами воды) и имели возможность убедиться в этом непонятном явлении.
   Для тоя приготовили не только охотничью добычу, но и обыкновенного барана. Вокруг скатерти-достархана на земле расселись мужчины. Женщины и дети толпились где-то сзади. Говорили, что у узбеков им вообще не разрешается приближаться. Вначале угощали супом-шорпо - крепким бульоном, с добавкой кислого молока-айрана. Потом вынесли блюдо с дымящимся мясом. Мне, как почётному гостю, протянули с поклоном...баранью голову. Я в жизни не ел ничего подобного. И как-то не хотелось. Понимаю, отказаться нельзя, обидишь. Что делать? А баран смотрит на меня лукавым варёным глазом. Я всё-таки нашелся: достал свой большой складной нож и отрезал маленький кусочек от уха. Зачмокал и закатил глаза, изобразив удовольствие. После чего, опять же с поклоном, передал голову соседу. Народ удовлетворенно закивал, человек знает порядок!
   Довелось услышать исполнителей местного фольклора. Когда по радио передают народные киргизские, казахские песни под аккомпонемент домбры или комуза, положительных эмоций обычно не возникает. Иное дело видеть выступление певца вживую. Мелодия вроде та же, но вид загорелого усатого человека с закатанными рукавами, бережно держащего свой незамысловатый инструмент, плюс горы, отблески костра - совсем другое впечатление.
  
   Мне нужно было подняться вверх по реке до самого ледника. Я взял в маршрут конюха Дуйшу Ахмедова. Николай с Лорой пошли по соседней долине. По дороге встретили стойбище. Там к нам присоединился человек по имени Муса, ему зачем-то нужно было с нами по пути. Он назвался охотником, но оружия у него с собой не было. Погода стояла мерзкая, мелкий холодный дождь и встречный ветер. Я ехал первым. Вдруг мой Мурло забеспокоился, стал всхрапывать. Я поднял голову и увидел шагах в 20 какого-то зверя, который, стоя к нам задом, копал землю рядом с тропой. Присмотрелся: небольшой медведь! Сильный ветер дул в нашу сторону и он ничего не слышал. Конь подо мной стал пятиться назад. Я вытащил пистолет. Муса делал мне отчаянные знаки, чтобы скорее стрелял. Я не мог справиться с лошадью и прицелиться, как следует. В этот момент Муса вырвал из петли на седле мой молоток и с диким воплем кинулся на зверя. Тот бросился наутек вверх по склону. У медведей передние лапы короче задних, что позволяет бежать в гору с большой скоростью. Муса в крайнем возбуждении через Дуйшу уговорил меня, чтобы мы подождали, пока он съездит за винтовкой, и обещал, что мы медведя найдём. Желание понятное: киргизы считают медвежий жир лекарством от всех болезней. А я представил, как красиво будет смотреться шкура на полу у кровати...В общем, нашли местечко, где ветер и дождь не так доставали и стали ждать.
   Муса с мелкашкой возвратился сравнительно быстро. Мы разошлись цепью и пешком пошли по склону, я с пистолетом в кармане и Дуйша с палкой. Рассказы о "медвежьей болезни" полностью обоснованы. У этого животного, если его напугать, сразу же начинается расстройство желудка (у людей, по-моему, тоже). Следы подобного свойства мы встречали часто, значит шли правильно. Постепенно поднялись выше снеговой линии и приблизились к купе кустов, где, по предположению Мусы, залёг зверь. Окружили её полукольцом. Несмотря на ответственность момента, меня разбирал смех при виде Дуйши с палкой наперевес. Муса подал знак. Я взвёл курок, а конюх стал бросать камнями в кусты. Никакого эффекта. Осторожно подошли. Действительно, медведь отдыхал здесь. На снегу чётко отпечатались следы, ведущие вверх. Муса засуетился, призывая продолжить преследование. Но дальше начинался альпинизм, времени не было. "Всё, Муса! Аю кетты Каратегин!" Я попытался сказать, что медведь ушёл через хребет в соседний район Таджикистана. Наш спутник разочарованно пожал плечами и двинулся по следу сам.
   Я кое-как закончил маршрут. Стало темно, пришлось заночевать в стойбище у киргизов. Почти одновременно подошёл Муса, я понял так, что он потерял след. Уже перед сном я оценил легкомысленность своих дневных действий. Наверно повезло, что более близкое знакомство с этим представителем здешней фауны не состоялось.
   А кеклики хорошо разнообразили наше небогатое меню. Довольно часто встречались большие, по 10 - 12 штук, выводки. Птицы, как это я наблюдал и в Заполярье, не боялись человека и убегали по земле. Кто-нибудь из спутников бросал камнем, и я стрелял, когда они поднимались на крыло. Встречали следы волков, лисиц, видели ласок, сурков, барсука. Орлы, чаще грифы, иногда белоголовый сип, наблюдали за нами с высоты.
   Случались встречи и менее приятные. На освещенном солнцем склоне я наклонился к роднику, набрать воды или измерить её температуру. Боковым зрением ощутил неприятный взгляд из щели над истоком. Среагировал и мгновенно отскочил на несколько шагов. Потыкал палкой, заглянул издалека - никого. Как-то запечатлелась голова с бородавками. Я подумал, что это была гюрза. Змея сидела в засаде у воды, ожидая лягушку или мелкого зверька. Теперь к каждому такому месту я подходил осмотрительно.
  
   По необходимости мы обрастали опытом довольно быстро. Научились ухаживать за лошадьми и бороться с их мелкими недугами - царапинами, потёртостями от сбруи. При движении по жёстким каменистым тропам подковы быстро отлетали, мы сами ковали лошадей. Стали лучше ездить в разных условиях. Например, крутой подъем к перевалу. Лошадь останавливается. Слезаю с седла и тащу её в поводу. Опять останавливается. Бормоча нечистые слова, оборачиваюсь, чтобы дать кулаком по морде. Конь чувствует мои намерения и начинает пятиться назад, теряются с трудом добытые метры пути. Подсмотрели, как поступают попутчики-киргизы. Когда конь остановился, не суетись, сиди спокойно, он передохнет пару минут и сам двинется дальше. При прохождении самых крутых участков, становились сзади и, держась за кончик хвоста, погоняли. В такой позиции лошадь лягнуть не может, а тащи хорошо. Лошади вместе с нами обучались жизни в горах. Если раньше к каждому потоку, который предстояло форсировать вброд, приближались с опаской, теперь шли вперед без раздумья, а на глубоких участках двигались вплавь, седокам в этом случае нужно было быстро слезть и тоже плыть, держась за шею коня. Как-то не могли перейти ледник. Всего-то несколько сотен метров, а копыта разъезжаются и лошади падают. Мы положили на лёд телогрейки и плащи и провели по ним наш небольшой караван. Лошади шли до края подстилки и сами останавливались, ожидая пока мы накроем очередной отрезок пути. Наши помощники хуже людей переносили походные тяготы, они не знали о планах и сроках, а работать по 12 -14 часов в день было нелегко. Через пару дней после выхода из базового лагеря у них обозначались рёбра, несмотря на горные травы и регулярную подкормку овсом, который для них, как сливочное масло человеку. Правда, на отдыхе быстро восстанавливались.
  
   0x01 graphic
  
   По долине р. Актерек
  
   Самым сильным был гнедой жеребец по кличке Басмач, на нем ездили Виктор Захаров и я, самым агрессивным - рыжевато-жёлтый с почти белыми гривой и хвостом Блондин, которого мы чаще использовали как вьючную лошадь. По счастью кобыл не было, а то они поубивали бы друг друга. Самый умный - мой Мурло. Мосты через небольшие реки представляли собой два-три бревна, щели между которыми заложены галькой. Мурло на такой мостик никогда не ступал сразу: обнюхивал, пробовал копытом. Я не торопил, доверяя ему в этом случае больше, чем себе. Как-то тропу перегородила глубокая промоина шириной метра полтора. Я слез, закинул поводья ему на шею и отошел в сторону. Конь долго примеривался и перепрыгнул. Остальные последовали за ним. Последним шёл Росинант. Я дал ему эту кличку, потому что он был похож, как две капли воды, на донкихотовского друга с картинки из прочитанной в детстве книги, только не белого, а какого-то фиолетового окраса. И очень глупый. Он неуклюже топтался на месте. Я приготовил фотоаппарат и не ошибся: через мгновение наш красавец покатился по невысокому склону в речку. К счастью, поток был не слишком бурным, я бросился в воду, в чём был, и вывел бедолагу на берег. Он весь дрожал и сел, как собака, на зад. Я знал, что лошади так делают после сильного испуга. Один из наших одров, единственный без имени, просто "Лорина лошадь", не такой умный, как Мурло, на мостике описанной выше конструкции провалился, ноги ушли в щели между брёвнами, и он повис, сидя на брюхе. Ехал на нём почему-то я и был один. Возился долго, тащил его за хвост, перекинув через плечо, как бурлак баржу, и рискуя оторвать, но всё-таки вызволил. Так он тоже сразу сел по-собачьи. Пришлось ждать, пока успокоится. Еще я убедился на нескольких примерах, что в подобных ситуациях животное старается быть поближе к человеку, который ему помог.
  
   Вблизи троп в уединенных местах встречались мазары - святые места. На площадке в полсотни квадратных метров, огороженной забором из дикого камня, стоит маленькая хижина. Внутри несколько предметов домашнего обихода - котёл, миска, старая одежда. По углам забора или в центре на шесте укреплены рога горного козла. Если есть дерево или куст, ветки сплошь закрыты повязанными тряпочками, так люди просят у высшей силы исполнения желаний. Если дерева нет, тряпочки оставляют на шестах, под камнями, в щелях забора. Говорят, мазары сооружены на местах, где бывали и совершали какие-либо деяния праведные люди, или на их могилах.
   Я допустил святотатство, за которое, правда, стыдно до сих пор: утащил с одного из мазаров рога, которые потом закрепил в кузове нашего автомобиля. Святой с этого места простил, видимо, мою глупость и даже оградил от грядущих неприятностей.
   Сейчас мне странно слышать о мечетях, приверженности к исламу в Казахстане и Киргизии. Конечно, прошло много времени, я не знаком с новым поколением, но тогда ничего похожего не было. Люди удовлетворяли свои религиозные потребности вот таким полуязыческим образом. И кладбища в тех местах вовсе не были похожи на могилы истинных правоверных мусульман.
  
   Горы в разных частях планеты похожи дуг на друга. Наверно, в том числе, их восприятием со стороны человека, который чувствует себя ничтожной песчинкой по сравнению с грандиозными каменными громадами. И камни, нагретые солнцем и покрытые лишайником, везде пахнут одинаково. И все-таки горы Альпийско-Гималайского пояса отличаются, как мне кажется, своим характером. Альпы роскошны и высокомерны. Карпаты спокойно добродушны. Крымские горы открытые и весёлые. Кавказ величествен и царственно спокоен. Горы Центральной Азии равнодушны и холодны, но предупреждают о возможной опасности. В любых горах, от Чукотки до Южной Африки, нужно быть бдительным, не расслабляться, они не прощают легкомыслия, простой неосторожности и наказывают за несерьёзное отношение к ним. Я имел возможность почувствовать это на собственной шкуре.
   Мы остановились на красивом лугу. Место тёплое, небольшая боковая гряда прикрывает от близкого ледника. Была середина дня, но мы решили здесь заночевать, самим передохнуть и дать попастись лошадям на хорошей траве. Я наметил подняться на склон, что-то там посмотреть. Кроме того (я никому об этом не сообщил) еще по дороге заметил орлиное гнездо и хотел подобраться к нему поближе. Пошел налегке, в одной рубашке, с полевой сумкой, фотоаппаратом, молотком и радиометром. Выше по склону обнажались граниты в виде характерных матрасовидных блоков. Карабкаться по ним вверх сравнительно просто. Я поднялся довольно высоко. Смотреть по делу уже нечего. А что орлы строят гнезда в недоступных местах, надо было помнить с самого начала. Удачный фотоснимок не получался.
   Спускаться вниз оказалось значительно труднее. Счётчик радиометра в алюминиевой гильзе давно разбился. Я достиг какой-то площадки, откуда ни вперед, ни назад. Подо мной, как на ладони, наш лагерь. Ходят люди, пасутся кони, все размером с букашку. Меня не видят, а если и увидят, чем помогут? Пришлось присесть, чтобы подумать и успокоиться. Наметил линию спуска. Перебрался каким-то невообразимым образом на соседнюю полочку. Под ней метрах в трёх из расселины торчал большой колючий куст. Мне во что бы то ни стало нужно залезть на него. Вначале сбросил туда радиометр. Раскатал рукава рубашки, застегнул воротник и прыгнул. Дальше пошло легче.
   Из меня долго вытаскивали колючки каким-то Лориным маникюрным инструментом, на смазывание царапин ушло треть флакона йода. Я грубо нарушил правила поведения в горах: пошел один, полез, куда не надо, без подготовки и соответствующего снаряжения, да еще не предупредил, как следует. И подобные действия в этот раз не диктовалось необходимостью. Хорошо, что хорошо окончилось.
   В иных случаях маршруты в одиночку были вынужденной мерой: работы много, мы не укладываемся в намеченный график, запасы продовольствия для людей и лошадей ограниченны. Часто мы начинали втроем, когда долина раздваивалась, Николай с Лорой шли в одну сторону, я - в другую.
   Как-то раз, когда мы двигались всем караваном, я послал Николая вперёд что-то разведать. Показал на карте, где должны встретиться. Когда дошли туда, его на этом месте не оказалось. Подождали. Я медленно пошёл назад, изучая следы. Наши заводские подковы отличались от полукустарных киргизских (мы их использовали в качестве подарков и платы за мелкие услуги) и оставляли характерные отпечатки. Мне далеко до куперовского Следопыта, но удалось установить, что от разветвления тропы Николай поехал в неверном направлении. Вернулся к нашей стоянке, взял Ахмедова, и мы поехали по следу. Тропа становилась менее заметной, потом исчезла совсем. По пути мы видели пастухов, поехали к ним, я с помощью Дуйши попросил помочь найти человека. Спросили: "Киргиз бала (киргизский парень)?". Когда узнали, что русский, энтузиазма поубавилось. Может, они считали, что непривычного к горам человека найти труднее или вообще не стоит искать? Я настаивал. Двое пошли с нами, один со мной, второй - с Ахмедовым. У меня в глазах уже мелькали страшные картины происшествия и собственного неприглядного будущего. Мы шли по каким-то тропам и без дороги. На вершине небольшой горы мой спутник взял меня за плечо и показал пальцем, куда смотреть. Я говорил, что у горных людей великолепное зрение. В Лорин полевой бинокль увидел точку, движущуюся в нашем направлении. Через некоторое время можно было различить всадника в чёрном ватнике. Я сел на землю, а киргиз пронзительно закричал, такой крик слышно за несколько километров.
   Скоро все собрались вместе. Я искренне поблагодарил наших помощников. Коллектор Подгорный в достаточно простой ситуации проявил элементарную невнимательность, натерпелся страху сам, болтаясь над пропастями, и заставил нас пережить неприятные часы. Лора зарыдала, а у меня тогда, наверно, появились первые седые волосы. Николай не поднимал головы, я даже не стал ему выговаривать.
  
   0x01 graphic
  
   Тянь Шань. Алайский хребет
  
   Один из наших коней слеп на один глаз и звался, естественно, Одноглазым. У него была красивая стать, изящный наклон головы. Я на нем выезжал "в свет", когда мы стояли базовым лагерем. В тот день я поехал на Одноглазом в маршрут. И, как это случалось, один. Еду. Автоматически отмечаю окружающую природную обстановку. Задумался о чём-то постороннем. Тропа шла по мелкообломочной осыпи. Реки не было видно, она шумела где-то внизу, в узкой глубокой щели. Дождевые струи выравняли, утрамбовали осыпь. Занятый мыслями, я не заметил, что тропа практически исчезла, можно только предположить, где она должна проходить. У коня из-за потери глаза наверно была несколько нарушена координация движений, при ходьбе он слегка забрасывал зад в сторону. На широкой дороге это не заметно. Здесь он соскочил с тропы, поскользнулся и покатился кувырком. Я, выбросив ноги из стремян, за ним. По склону разбросаны кусты барбариса, на одном застрял Одноглазый, чуть повыше я. На четвереньках переполз к коню, молотком раскопал и выровнял небольшие площадочки, помог ему встать на ноги. Потом выкопал дорожку вверх, к тропе. Вернулся, взял повод и осторожно повёл. Умное животное послушно следовало за мной, касаясь губами ладони, которую я держал за спиной. Когда я тормозил, он мгновенно замирал, как вкопанный. Вылезли на тропу, перевели дух. Я повернул назад, не дойдя до намеченной точки. Вот тебе и раздумья! Много надо каши съесть, чтобы быть с горами на "ты".
   Риски и опасности компенсируются возможностью наблюдать прелести окружающих пейзажей. Трудно передать словами необыкновенную изумительную красоту горного ландшафта. И никакая фотография не способна сделать это в полной мере, тем более путём использования чёрно-белой плёнки, которой заряжена моя камера "Зоркий". Можно схватить общие контуры, но как передать рокот потока, свист ветра, грохот камнепада, крик орла? Единственный выход - увидеть самому. Полностью согласен, что лучше гор могут быть только горы.
  
   0x01 graphic
  
   Горные цветы
  
  
   Намеченный сегмент был отработан. Отряд, 5 человек и 8 лошадей, двинулся вниз по ущелью. По нему протекала река Каравшин, ниже по течению называвшаяся Исфара. Целью нашего перехода было селение Ворух на таджикском "острове" внутри киргизской территории. Нужно было преодолеть около 25 км.
   Добрались до него во второй половине дня. Кишлак оказался большим, но "длинное ухо" работало бесперебойно, уже на окраине мы выяснили, что где-то там, на другом конце стоит машина "голойразведки". Лошади безошибочно чувствуют конец большой работы и близкий отдых, даже в совершенно незнакомых местах. Несмотря на длинный переход, бодро шли вперед. Мурло перешел в галоп. Выскочив за поворот узкой улицы, я чуть не врезался в таджикскую похоронную процессию. Впереди шёл плакальщик с посохом, оглашая пространство пронзительными печальными криками. За ним несли деревянный ящик, украшенный резьбой, в котором лежало тело усопшего. Именно ящик, похоронят его без гроба. Дальше следовала колонна мужчин, впереди старики. Женщин не было. Я с трудом остановил коня, постарался вместе с ним вжаться в глиняный дувал. На меня недобро посмотрели. Если бы налетел на кого-нибудь, наверно могли убить.
   На окраине большого сада стоял грузовик ГАЗ-63 со знакомым опознавательным знаком - белым треугольником на борту. Рядом с палаткой куховарила Эмма, в тени, раздетый по пояс, сидел Олег Ривман.
   Радостная встреча, объятия, похлопывания по спине, первый обмен впечатлениями. Они здесь уже несколько дней после переезда из Палалоуза. На подъезде к нему у кишлака Кан на крутом подъёме у машины полетела муфта сцепления и она покатилась вниз. Ехавшие в кузове попутные киргизы, имеющие, видимо, опыт езды по таким дорогам, начали выпрыгивать на ходу. Чудом удалось избежать аварии. Несколько километров Олег прошел пешком. Случаются однако и приятные совпадения: на следующий день встретили машину геологов, водитель раньше работал с Олегом. Он помог, вместе с нашим молодым, только демобилизовавшимся из армии Эдиком Галямовым, они устранили поломку.
   Почему же всё-таки машина не пришла вовремя? За что нам эти лишние хлопоты и переживания? Ну, не пришла и не пришла! Не было свободной машины! Оказались дела поважнее ваших. А вы - молодцы! Все живы-здоровы и работу сделали, чего теперь говорить.
   Перед отъездом сюда Олег первым делом приказал выбросить лошадиную шкуру, которая неприятно, мягко говоря, пахла. Он успокоил меня, что лошадь спишут и так, а колхозу возместят убытки. Сказал, что пойдет со мной в следующий маршрут, чему я очень обрадовался. Позже он посмотрел полевые материалы, сделал ряд замечаний, но в целом стался доволен.
   В этих благодатных местах много абрикосовых садов. Я слыщал, что здешний сушёный урюк лучший в мире и весь идёт на экспорт. Таджики оттяпали себе "остров". Наш лагерь находился рядом с какими-то геодезистами, один из них подружился с местными колхозниками, он отвёл меня в сад, где я наелся до "не хочу".
  
   В последнем походе у меня произошла серьёзная стычка с конюхом Кадыром Нарынбаевым. Когда отряд останавливался, чтобы разбить лагерь, все занимались делами, ставили палатки, приносили воду, разводили костёр. Конюхи не обслуживали лошадей сразу, которые содержались по армейскому образцу: после работы около часа они остывали, и только потом их поели, задавали овса и пускали пастись. Дуйша Ахмедов принимал участие в общих хлопотах, раз даже плов без мяса сварил. А его напарник сидел в стороне, скрестив ноги. Я спросил, почему не помогает. Он гордо ответил, что он - не узбек и домашней работой не занимается. Я, усталый к концу дня, вспылил и сказал: ещё Ленин учил, что кто не работает, тот не ест. Он молча ушёл к расположившимся неподалёку пастухам. Позже Лора отнесла ему миску с варевом, я сделал вид, что не заметил.
   В Ворухе Нарынбаев заявил, что работать больше не хочет. Олег на него накричал, заявил, что он должен пробыть до конца сезона, пригрозил судом. Тот как-то незаметно исчез. И в Джалалабаде за трудовой книжкой на моей памяти так и не приходил.
   Огорчил Дуйша Ахмедов, который сказал, что ушёл далеко от дома (сотня километров от Воруха) и хочет вернуться. Он был хитрец, даже жулик, но много мне помогал, особенно в общении с местными. Я просил остаться его ещё на месяц, но он демонстративно выложил из своей перемётной сумы какие-то продовольственные остатки и ушёл. Теперь заботы о конском поголовье ложились на нас самих.
  
   Утром мы направились на запад. Нам нужно было доехать до кишлака Ляйляк, потом по долине одноименной реки подняться вверх сколько можно на автомобиле, поставить лагерь и сделать трёх-четырёхдневный маршрут. Лошадей к новому месту погнали Николай, Виктор и Игорь.
   Мы ехали по грунтовой дороге по пустынной местности. Олег с Лорой мило беседовали в кузове. Я уже заметил, что между ними проскочила какая-то искра. Сам, сидя в кабине, обсуждал автомобильные дела с молодым весёлым водителем Эдиком. Узнав, что я тоже автомобилист, он предложил освежить в памяти шофёрские навыки. Прямо на ходу мы поменялись местами, и я немного порулил.
   Мы разбили лагерь на скошенном поле у реки недалеко от маленького кишлака. Табун подошёл на третий день. В первый раз мы пошли в маршрут всем отрядом, в лагере остались только Эмма и Эдик. Я уступил Олегу своего надёжного Мурло, а сам пересел на Одноглазого.
  
   0x01 graphic
  
   В маршруте с Олегом Ривманом
  
   Маршрут неожиданно оказался тяжёлым. Пошёл дождь, реки вздулись и кое-где опять снесли восстановленные после первого паводка мосты. Мы снова не укладывались в намеченный график, хотя ходили по трём направлениям - Олег с Лорой, Николай с Виктором и я с Игорем. Заканчивались продукты, пришлось урезать рацион. Как-то я хотел слить воду после варки макарон, ребята остановили меня воплем: мы выпьем и это. У Олега был опыт съёмочных работ в Прииссыкулье, но здесь он всё время сетовал на сумасшедший, как он выразился, рельеф. Пришлось просить еду даже у киргизов.
   Однажды на широкой поляне мы встретили группу людей. Немолодой киргиз, довольно хорошо говоривший по-русски, откровенно рассказал, что ветеринары только что списали с баланса много баранов, и по этому поводу вечером будет той. Мы тоже были приглашены. С благодарностью согласились, но сказали, что до этого должны сделать свою работу. У нас было два комплекта карт 1: 100 000 масштаба, когда все расходились, я работал с "двухсоткой". В этот раз мы разошлись по четырём направлениям. Я опять пошёл один, мне досталась карта масштаба 1: 500000. Местность на ней была отображена довольно приблизительно, в особенности это касалось троп и мостов. Не помню подробностей, но я слегка заблудился и не только не успел к желанному пиршеству, но вынужден был заночевать. Устроился под какой-то скалой без всякого комфорта, т.к. не смог под дождём развести огонь. Возвратился на стоянку только к полудню. Товарищи уже беспокоились. Большинство киргизов разъехались, приглашавший меня на пир был холоден, обиделся, что не пришёл. Я объяснил причину. Он смилостивился, налил чаю и угостил лепёшкой и курдючным салом. Я с голоду умял грамм триста.
   Оказалось, у устроителя тоя была ещё причина для недовольства: не помню он сам или кто-то из гостей хотел взять нашу Лору в жены, Олегу давали за неё в виде калыма сколько-то баранов и были очень разочарованы, когда он категорически отклонил их предложения.
   По дороге домой перед самым лагерем, где тропа расширялась, мы устроили традиционные скачки. Кони чувствовали конец пути и несли охотно. Я на Одноглазом вырвался вперёд. Но Мурло не таков, чтобы это позволить. Мы скакали с Олегом ноздря в ноздрю. Впереди был узкий мостик - вдвоём не проехать. В азарте я поддел ногу Олега и конём столкнул его с тропы. Потом мне от него за это попало.
   Приехав уже зимой во Фрунзе, Олег раззвонил на всю экспедицию о "маршруте имени Подражанского", Через годы во время наших нечастых встреч он с юмором вспоминал, как мы блуждали в горах, и как я морил его голодом.
   На поле, где мы разбили лагерь, взошла люцерна нового урожая. Нас пока никто не прогонял. Мы решили остаться здесь и обработать полевые материалы, пока машина отвезёт Олега на базу и вернётся в моё распоряжение. Олег тепло простился, в особенности с Лорой. Я был рад за друга, намечающийся контакт мне нравился.
   Лошади были обеспечены кормом. Перед отъездом Эдик достал в кишлаке криолин, с помощью которого мы лечили потёртости на спинах лошадей и трещины в копытах. Они отдохнули, отъелись, шерсть на них лоснилась. А с нами самими случилась небольшая неприятность. Бедные люди в горах настолько же грязны, насколько гостеприимны. Во время последнего посещения некоторые из нас подхватили "чужаков" (теперь это называется "педикулёз"). Пришлось принимать срочные меры. Я облился керосином с ног до головы, после чего меня, обвязав канатом подмышками, опустили в реку Ляйляк, чтобы хорошо промыть. Я чуть не захлебнулся в мутных, бурных струях, но комплекс усилий дал положительный эффект.
  
   Эдик возвратился с двоюродным братом, парнем лет девятнадцати, и привёз большую почту. Больше всего писем было для меня. Дрожащими руками я подхватил выскользнувшие из конверта фотографии, на которых впервые увидел свою дочку. Мне она очень понравилась. Я с гордостью показал фото своим товарищам. Мой статус как бы несколько повысился, я стал не только начальником, но и единственным в отряде отцом. Я всегда хорошо относился к маленьким детям, теперь у меня есть собственный ребёнок. Появилось острое желание подержать малышку на руках, но я понимал, что это случится не скоро.
   Наш последний лагерь был сравнительно недалеко, полтора дневных конных перехода. Автодорога шла до селения Андорак, дальше несколько километров проехали по тропе. Остановились в каком-то полуразрушенном домике на окраине кишлака. Эмма упросила меня взять её с собой в маршрут. Во время перехода из Палалоуза в Ворух я убедился, что она достаточно уверенно сидит в седле. У машины остались Эдик с братом.
   Мы поднялись к истокам реки Аксу. Позже в отчёте мы назовём её Аксу Западной. У горных людей плохо с воображением, названия рек Аксу, Карасу, Коксу встречаются через каждый десяток километров.
   Туркестанский хребет понижается к западу. Максимальные отметки вершин около 5000 м, до снежно-ледниковых участков мы не доходили. Склоны покрыты лесами из высокой арчи и кустами барбариса, боярышника, шиповника. У реки встречаются тугаи - речные джунгли. Почему-то мало троп. Несмотря на приобретенный опыт, мы их иногда теряли, и, чтобы возвратиться на правильный путь, приходилось пробираться по целине, через густые заросли. Спустя пару дней спецовка висела на мне живописными клочьями.
   У моих юношей появилась забава - пугать Эмму. В лунную ночь на фоне открытого полога палатки она увидела силуэт. Кажется, это я поднял ногу. Эмма страшным шёпотом сообщила, что кто-то заглядывает в палатку. Парни сразу подхватили тему, стали говорить, что, действительно, кто-то ходит рядом, и мне следует обнажить ствол. Я пытался успокоить её, говорил, что они пошутили, но бедная повариха не верила и начала тихо скулить. Урезонить шутников мне так и не удалось. Это продолжалось каждый вечер, Эмма не высыпалась, прислушиваясь к каждому шороху. А работа у неё была. В ущелье водилось много кекликов. Я или Виктор, которому я давал ружьё, обычно возвращались с добычей, и её нужно было приготовить.
   Много хлопот доставляли лошади. Отсутствие конюхов очень чувствовалось, работы нам значительно прибавилось. На ночь мы спутывали им передние ноги, особо активных стреноживали, но и в таком виде они ухитрялись уходить далеко. Как-то мы поздно возвратились из маршрута и оставили лошадей под сёдлами, только подпруги ослабили. Чтобы избавиться от неудобной ноши, хитрые твари проползали под ветками в зарослях, где, кажется, и собака не пролезет, но всё-таки сёдла с себя сбрасывали. Наутро мы разыскивали и сёдла, и их самих несколько часов.
   Людей в горах тоже было мало. В одном из маршрутов я встретил топографов из Самарканда. Я расспрашивал их о городе и из рассказов понял, что он сильно изменился за те полтора десятка лет, что я там не был.
  
   Маршрутное обследование Туркестанского хребта закончено. По договоренности с Олегом я должен был прибыть на базу партии в Джалал-Абад, чтобы наметить дальнейший порядок работ. Оставил ребятам небольшое задание, пожелание отдохнуть и 23 августа в 6 часов утра тронулся в дорогу. Мне предстояло пересечь всю Ферганскую долину с запада на восток, неблизкий, как от Москвы до Ленинграда, путь лежал через крупные города Ленинабад (Ходжент), Коканд, Фергану, Андижан.
  
   0x01 graphic
  
   От лагеря до базы 600 км. Бензин с собой
  
   Подъезжая к Ленинабаду, я вспомнил, что подруга детства со своим мужем после окончания Одесского института пищевой и холодильной промышленности получили назначение на здешний консервный завод. Это предприятие оказалось по дороге, я решил - чем чёрт не шутит! - их поискать и остановил машину у проходной. Через четверть часа стоял перед их дверью. Я до сих пор люблю розыгрыши. Кепочка Эдика, надвинутая на глаза, тёмные очки, борода. Мои старинные друзья не могли взять в толк, что нужно этому типу, когда узнали меня, радости не было предела. Я вернулся за водителем и его братом, решив переждать самые жаркие часы.
   Оказалось, подруга с маленьким сыном, ровесником моей дочери, нынешним вечером собиралась выехать в Одессу в отпуск. Они стремились покинуть это место навсегда, несмотря на хорошие бытовые условия (квартира с ванной, холодильник, стиральная машина, радиоприёмник) под давлением таджикского национализма (это в 1958 году!). Уже под вечер я распрощался с друзьями, и мы двинулись дальше.
  
   В Джалал-Абаде меня уже ждал Игорь Зеленин. Собрались вместе с Олегом в кабинете начальника партии. Лаврентьев вначале тоже не узнал меня в новом обличье. Обсудили различные варианты действий и план работ до конца сезона. На следующий день в мой лагерь ушла машина с запиской. Я просил погрузить наше имущество и отправить на базу вместе с Лорой и Эммой, а парней перегнать лошадей в район Соха. Там их встретит замначпартии по АХЧ (или я сам) для возврата лошадей хозяевам. К записке прилагалось подробное описание маршрута и места встречи.
   Прошло два дня. Машина возвратилась и одновременно в партию пришла телеграмма за подписью "Мальчики", из которой следовало, что мои коллекторы отказываются перегонять лошадей и ждут конюхов. Я был удивлен, огорчен и растерян. Ничего подобного не мог ожидать! Разве нам всем не приходилось выполнять многое из того, что не входит в наши прямые обязанности? Олег рвал и метал, однако, в общем руководство партии не знало, что предпринять. В этом состоянии я сделал не самый, может быть, разумный шаг и решил гнать лошадей сам. Шофёр Эдик предложил в помощь своего брата Ривката. Парень раньше с лошадями не встречался, во всяком случае, в седле не сидел, но делать было нечего, я срочно оформил его на работу и мы выехали.
   В лагере царил беспорядок. Кое-что из имущества пропало - пара уздечек, часть подков, ещё какая-то мелочь. И моё ружье тоже. Узнав о цели моего приезда, кто-то из "забастовщиков" предложил помощь. Я с ними не стал разговаривать, приказал только, чтобы через час их здесь не было. С собой взял одежду, спальные мешки, два седла, немного консервов, сухарей, овса, верёвку. Попросил водителя сложить все вещи на склад до моего приезда. В записке Лаврентьеву написал, что бы меня искали у Дуйши Ахмедова, которому нужно передать трудовую книжку и денежный расчет, указал место и предполагаемый срок моего прибытия туда. И, взгромоздив Ривката в седло, немедленно двинулся в путь.
   Нам нужно было преодолеть около 250км. Дорога шла через цепочку окраинных межгорных впадин, известных в геологической литературе как "впадины 40-й параллели". Ландшафт представлял собой пустыню, в основном каменисто-глинистую, местами песчаную, с настоящими мелкими барханами. Вода была только в редких населённых пунктах.
   Жара, пыль. Я гнал табун целый день с редкими остановками. Чтобы облегчить животным жизнь, по 3 - 4 раза меняли верховых лошадей. На ночевку останавливались, где придется, корма для лошадей кроме колючки все равно не было. Люди и машины почти не встречались. Как-то утром, увидев на карте пометку "чайх" (чайхана), я сказал Ривкату, что днем отдохнем подольше и расслабимся. Когда в горячем мареве задрожали контуры строения, начала мучить жажда. Представьте наше разочарование, кода выяснилось, что чай здесь подавали в последний раз лет 50 назад!
   К концу третьего дня мы приблизились к первой из нужных точек. Лошади были похожи на скелетов. Ривкат тоже валился с ног. Темп по 80 км в день - не фунт изюма. Думаю, после такой практики мне наряду с моей военной специальностью "наземная артиллерия" можно было присвоить еще квалификацию кавалериста.
   Председатель колхоза согласился принять трех лошадей без акта, который я обещал оформить позже. Ривката я пристроил у сбежавшего конюха Дуйши, а сам на четвертой лошади, принадлежащей этому хозяйству, погнал остальных вверх по долине Соха в другие два.
   Здесь возникли осложнения. Один председатель не хотел подписывать акт приёмки, потому что лошади истощены и одной не хватает. Показал ему заключение ветеринара о гибели лошади. Так надо оплатить потерю! Я готов был включить в акт любое его требование, кроме оплаты, т.к. денег у меня не было. Лошади в состоянии сильного истощения? Пожалуйста! И можешь на основании этого списать их, а потом продать. Второй председатель заявил, что наша партия не оплатила аренду и он скотину назад не возьмет и ничего не подпишет. Стал его уговаривать, что ему выгоднее получить больше денег сразу, в конце, за весь срок. Оба раиса (начальника) говорили по-русски, как я по-тюркски, только одну фразу выговаривали чётко: "Деньги давай!". На переговоры я потратил в общей сложности целый день. Но всё-таки уломал их. Видимо, немолодые и наверно неглупые мужики поняли, что с меня просто нечего взять и просто пожалели. В последнем из кишлаков меня нашла машина, которую привел Дуйша. На ней приехала девушка-гидрогеолог из гидрорежимного отряда. Она проводила инспекцию в этих местах, и Лаврентьев поручил ей забрать меня по пути. Она привезла документы и деньги Ахмедову. Он тоже был недоволен, ожидал большего, и рассчитывал получить ещё что-то с меня. Пришлось объяснять про расценки и тарифы, и что с него высчитали за питание.
   Поздние сумерки. Колхозный двор, ясли в несколько рядов. Полсотни лошадей, пофыркивая, лакомятся свежескошенной травой. Когда я зашел, в разных местах одновременно поднялись четыре головы и повернулись в мою сторону, среди них и Мурло. Я подошел к каждому из коней и угостил сахаром. Хотя бы так поблагодарил за работу. Они доставляли много хлопот, но за прошедшее время я привык и привязался к ним. Расставаться было жаль.
  
   В кабинете начальника партии в присутствии Олега и Игоря Зеленина состоялся "разбор полётов". Коллекторы Подгорный и Захаров не могли вразумительно ответить, почему не выполнили распоряжения и подвели всех, меня в первую очередь. Тогда не отказывались от всякой, не входящей в прямые обязанности работы. Если были какие-то серьёзные мотивы, можно было это сделать как-то по-другому. Выяснилось только, что зуб на начальника отряда у них не вырос. И их поступок так и остался загадкой. Отношения между нами до этого инцидента были самыми лучшими.
   Каждый получил по выговору в приказе. Лаврентьев хотел удержать из их зарплаты сумму за вынужденный прогон машины и утраченные материальные ценности, но я упросил не делать этого. Сам я получил строгое устное внушение за плохую дисциплину в отряде. Обоих тут же отправили на буровые. А ведь по крайней мере один из них имел возможность провести зиму во Фрунзе на камеральных работах.
   Я, как руководитель практики, должен был написать студентам характеристики. Олег бушевал и требовал выставить им обоим плохие отметки. Он почему-то считал, что Лора была инициатором "лошадиного бунта". У меня не было фактов в пользу этого. К его разочарованию я оценил работу Лоры Чумаковой отличной оценкой, Игорю Коринченко поставил "хорошо". О Лоре ещё будет речь впереди. Игоря больше не встречал, но не раз видел его подпись под рефератами в РЖ "Гидрогеология".
   Мой отряд автоматически прекратил своё существование. Я присоединялся к Игорю с Валей. Но перед этим нужно было сделать ещё одно дело.
  
   В 1958 г. несколько выпускников нашего факультета получили назначения в Киргизскую гидроэкспедицию. Четверых направили в нашу партию. Здесь было принято решение, что супруги Нила и Борис Лютаевы доснимут небольшой кусочек площади, оставшийся в Чаткальском хребте после работ прошлого года. Игорь, техник-радиометрист Виктор Першун и я должны были выехать с ними, помочь организовать работу и вообще войти в курс дел.
   Мы поехали в северо-западный угол Ферганской впадины. Где-то в ближайшем колхозе наняли лошадей. Хуже было с конюхом. С трудом нашли дедушку, но такого старенького, что он сам не мог сесть в седло. Его роль свелась к командованию, а всё необходимое делали сами геологи. Поднялись в горы на машине, сколько можно и пошли в первый маршрут все вместе.
   Мне где-то просквозило шею и временами сводило судорогой всё тело. Как-то вечером мы собирались стать лагерем на поляне. Машина переехала вброд мелкую речку, а я почему-то замешкался и остался на другом берегу. Делать нечего, снял сапоги и брюки и пошёл по колено в ледяной воде. Надо же, посреди пути, как раз на скользком камне, меня скрутило и я под общий хохот во весь рост плюхнулся в воду. Была уже середина сентября, и мне было не до смеха. Срочно развели костёр, я отогрелся и высох.
  
   У одного из райцентров на предгорной равнине я увидел длинные ряды маленьких холмиков. Их многие сотни, может быть, тысячи они были похожи на могильные, но без всяких надписей или обозначений. Позже я узнал, что это действительно захоронения. В 20-х - 30-х годах прошлого столетия шла борьба с басмачами. Я когда-то интересовался историей установления Советской власти в Средней Азии. Источники сведений, правда, тогда могли быть только советскими. Приёмы их войны против советской власти были типично партизанскими. Эти методы были осуждены мировым сообществом, т.к. они представляют большую опасность для мирного населения. Согласно решениям международных конференций захваченный с оружием в руках во время военных действий партизан подлежит расстрелу на месте. Совершили басмачи вооруженный налет и сразу же коня - в стойло, карабин и саблю - в сено и попробуй потом его найти? Если в каком-нибудь селении скрывали участников нападения, красноармейцы выводили на окраину всё население от мала до велика и расстреливали из пулемётов. Особо прославились подразделения Первой Конной Армии, а командующий маршал С.М.Буденный был в кишлаках одной из ненавистных фигур. У нас случались столкновения с местными, главным образом из-за мест для выпаса лошадей. Стоило изобразить большие усы (смотри, мол, Буденный придет), и человек хватался за нож, который всегда при нём, как часть национальной одежды. Однажды в ответ мне пришлось даже вытащить пистолет из кобуры. Я полушутя говорил, что в этих краях каждый мужчина старше 40 успел побыть басмачом.
   Слово "басмач" появилось в конце ХIX века во время подавления Кокандского восстания против России. Происходит от "басмак" - нападать, атаковать. Сами себя восставшие называли "армией ислама". Движение в начале ХХ столетия начало затухать, и совсем сошло бы на нет, если бы не Советская власть. Мусульмане видели, что представители царского режима такие, как, например, генерал Скобелев, относились к ним вполне хорошо и многое делали для развития края. Они готовы были выносить приличных русских мастеровых и даже ссыльнопоселенцев-уголовников, которые звали их "черномазыми", "черножопыми" (впрочем, часто без зла, по какой-то традиции), но смириться с большевиками было выше их сил. И началась та самая партизанская война. Отряды численностью от 500 до 1500 стволов и сабель совершали быстрые набеги и уходили за границу, в Китай и Афганистан. Поддержку деньгами и оружием оказывали англичане. В советских источниках сообщалось, что одним из главных организаторов движения был знаменитый Лоуренс Аравийский. Позже это считалось ошибочным, но в самое последнее время факт его участия снова получил подтверждения. Общее число басмачей, боровшихся с советской властью, составляло по разным оценкам от 10 до 30 тысяч. Окончательно совладать с ними оказалось возможным только с помощью авиации. Самолёт в горах, где негде спрятаться - страшное оружие, не говоря о моральном воздействии на тёмных необразованных людей, впервые увидевших железную птицу, "ангела смерти". Использовались, в основном, небольшие машины, типа У-2, вооруженные пулеметами и лёгкими бомбами. Этот опыт был использован немцами во время Второй мировой войны. Таким путём они практически сорвали операции сил И.Б.Тито в Югославии, позже - действия советских партизан под командованием С.А.Ковпака в Карпатах. Концом басмаческого движения считается 1936 г.
  
   Предстояло провести несколько маршрутов на оставшейся площади. Один, учебный, мы уже сделали (после которого я упал в воду). Чтобы наши новички закрепили навыки, в следующий пошли Игорь с Борисом и я с Нилой.
   Нам нужно было подняться вверх по небольшой речке до водораздела и спуститься по соседней долине. Мы вместе описали обнажение, несколько родников и вышли на обширную поверхность выравнивания, приподнятую тектоническими подвижками на высоту около 3000м. Обсудили геоморфологические условия, и тут неожиданно облака сгустились, пошел сильный снег. У меня была карта масштаба 1:500000. Ориентироваться по ней, учитывая особенности рельефа и ограниченную видимость, было сложно. Я представлял, в каком направлении нужно идти, и мы двинулись туда с максимально возможной скоростью. Пустил коня в галоп, но понял, что для Нилы этот стиль передвижения пока недоступен. Короче, поблуждав в тумане, я заблудился. Ничего страшного не случилось, просто пропустил верховья нужной речушки. Мы спустились по другой долине, сделали несколько лишних километров. Самый неприятный момент: мы залезли на крупнообломочную осыпь, тропы не было и лошади не могли пройти. Используя мой чукотский опыт, пришлось быстренько вымостить несколько участков.
   Наутро мы простились с земляками и выехали в свой лагерь.
  
   Нам троим - Игорю, Вале и мне предстояло писать один общий отчёт. Предстояло выяснить, как мы рассматриваем одни и те же природные явления и процессы. Мы заранее договорились провести для этого совместные маршруты в конце сезона. Прежде всего предстояло закрыть участок, куда я не смог пройти в самом начале.
   Разбили лагерь недалеко от пос. Хайдаркан. На крупнейшем в стране месторождении, находится рудник по добыче ртути и обогатительная фабрика, самая большая в Киргизском УГ партия ведет эксплуатационную разведку. В Хайдаркане встретили нашего друга Лёдика Перчука. Он закончил полевые работы и собирался во Фрунзе. От него я услышал неприятную новость: мой знакомый ленинградец из кишлака Палалоуз сообщил, что я его ... ограбил. Поехать самому и выяснить причину недоразумения не было возможности. Я написал письмо, но ответа не получил.
   Мы с Игорем отправились в четырехдневный маршрут. Дорога была нелегкой. Нам нужно было пройти через трудный, уже покрытый снегом перевал-четырехтысячник. Мы взяли минимум груза, даже спальный мешок один на двоих. Встретили много любопытного. Гранитные интрузии в
  
   0x01 graphic
  
   Разведка подходов к перевалу
  
   пригребневой части Алайского хребта отличаются высоким радиоактивным фоном. По существующему положению любая партия (отряд) проводила массовые поиски и при встрече аномалии обязана была провести её первичное обследование, детализацию. Все съемщики перед выездом в поле посещали в обязательном порядке занятия, где специалисты рассказывали, как это нужно делать. Кто не занимался поисками месторождений урана, молились, чтобы такую аномалию не встретить. Во-первых, занятия занятиями, но это не наша специальность; во-вторых, самое главное, потери времени, нашего собственного плана ведь никто не отменял. Наш товарищ Сергей Тарасов не успевал закончить съёмку и по этой причине недообследовал подобную аномалию. Его вспоминали на каждом совещании при перечислении недостатков, как пример, наверно целый год. На наше с Игорем счастье мы встретили специализированную поисковую партию и показали место, где наши приборы для массовых поисков почти зашкаливали. Прельстив геологов возможностью стать первооткрывателями месторождения, сбагрили им этот участок. Позже, во Фрунзе один из них рассказал, что радиоактивность в одном месте достигала 18000 микрорентген/час (18 рентген!) при натуральном фоне 30 - 50, но всё месторождение...уместилось в рюкзаке.
   Самым интересным в маршруте оказалась группа горячих серных источников Джилису, подобных тем, что я видел в долине реки Арчабаши, но там местность и обустройство "лечебного комплекса" были более живописными.
   Из следующего лагеря мы пошли в трёхдневный маршрут с Валей. Высоты там были поменьше, но этот участок отличался интересными геологическими и геоморфологическими особенностями. Мы встретили небольшой альплагерь, в это время года уже покинутый обитателями до следующего лета. У ворот на скале белой краской крупными буквами было написано: "Одесса". Было приятно в этих диких местах увидеть напоминание о родном городе. Этот маршрут оказался последним в нынешнем полевом сезоне.
   При обсуждении последних маршрутов выяснилось, что принципиальных расхождений в оценке природной ситуации между нами нет.
  
   Октябрь раскрасил в яркие цвета березы, рябины, барбарис в горных долинах и засыпал снегом вершины и перевалы. Стоим лагерем на поляне на берегу речки недалеко от красивого озера Курбан-куль на высоте около 1500м. До Ферганы два часа езды на машине. В десятке километров на "острове", принадлежащем Узбекистану, находится мемориал известного просветителя Хамзы, погибшего во времена становления Советской власти. Рядом с нами находится туберкулёзный санаторий. Отдыхающих немного, человек 50, все с закрытой формой болезни и для окружающих не опасны. Имеются бильярд, волейбольная площадка и даже стол для настольного тенниса. Вечером в клубе бывает кино и танцы.
   Появилась возможность отдохнуть. Устроили себе форменный курорт. Быстро стали в санатории своими. Нас свободно пропускают на территорию, где можно воспользоваться преимуществами цивилизации. Так, наличие электричества и подходящего помещения дало возможность напечатать свежие фотографии и сразу же, прямо с гор, послать их домой (плёнки мы проявили раньше, прямо на берегу речки с чистейшей водой). На своей машине возим местного киномеханика в Фергану и даже присутствуем при отборе фильмов в Кинопрокате. Все они, правда, старые, но смотрим их с удовольствием, иногда по два в день, и бесплатно. В городе обычно заезжали на базар, заходили в магазины. В нашем рационе появились овощи, а также виноград, арбузы, куры, молоко, конфеты. Однажды я тоже поехал в город. Походил по магазинам. В то время в республиках Средней Азии было много товаров китайского производства. Глаза разбегались при виде шерстяных изделий разных фасонов и расцветок. Но купил только зеленовато-серебристый плащ.
   Вместе с тем мы интенсивно занимались обработкой полевых материалов. Написали полевой отчёт. Игорь сказал, что в таком состоянии, как сейчас, дела по итогам прошлого сезона были только в марте, т.е. уже при мне.
   Стало холодать, ночью бывало до четырех градусов мороза, днем плюс 10 - 12. Из Ферганы связались с базой партии. Нас уже давно ждали. Нам нужно было представить комиссии полевые материалы и получить акт об их приёмке, сдать и отчитаться за полевое снаряжение и выезжать во Фрунзе. Мы обещали быть к вечеру 26 октября.
   Попрощались с санаторием и покинули это приятное место 23-го. По дороге домой решили посетить ещё два места. Первым из намеченных был город Майли-Сай при урановом руднике. По Казахстану и Средней Азии были разбросаны многочисленные засекреченные "почтовые ящики" под номерами. Географические названия употреблять запрещалось. Все "соцгорода" были устроены по одной схеме: в пустыне или в горах за колючей проволокой стоит современный город, иногда из одной-двух улиц всего, снабжение продовольственными и промышленными товарами, кроме хлеба и овощей-фруктов, московское, в ассортименте много импортных изделий, недоступных на "материке" простым гражданам. Попасть за проволоку было не просто, существовал строгий пропускной режим. Но в данном конкретном случае всё устраивалось легко. На руднике группа геологов из Южно-Киргизской ГП постоянно занималась изучением оползней. Каждый месяц они оставляли на КПП официальную бумагу с перечнем транспортных средств, которые прибывали по служебной надобности и должны были быть пропущены на закрытую территорию. В списке значилась и наша машина.
   Впечатление фантастическое! Дикое ущелье, и вдруг за поворотом открывается панорама улиц, застроенных трёх-пятиэтажными домами, пирамидальные тополя в два ряда, гуляет чистая публика. В последние месяцы мне не раз приходилось бывать в крупных среднеазиатских городах, ходить по улицам, магазинам, и везде я чувствовал себя достаточно комфортно. Но только здесь впервые стало стыдно за вытертые добела сапоги и латанную, прожженную у костров, пропахшую конским потом одежду.
   По-моему, мы ничего там не купили, хотя посмотреть было на что. Например, где встретишь в те времена французское виски? И красная икра была уже дефицитом, не говоря о чёрной. Через несколько лет запасы полезного ископаемого закончились. Людям стало негде работать. Вначале шили кирзовые сапоги и ватники. Позже построили крупный электроламповый завод.
   Последней остановкой на нашем пути стал государственный заповедник Арсланбоб. На южном склоне Ферганского хребта, одном из самых влажных мест во всём Тянь-Шане, раскинулись дикорастущие леса грецкого ореха. Их происхождение в то время не было установлено, существовало несколько точек зрения. Кроме ореха встречались дикие яблони, сливы, алыча, всякие кустарники. Лесные пространства чередовались с живописными озерами и роскошными альпийскими лугами. Вход и въезд на эту территорию ограничен, но мы как-то проникли. Провели день в этих замечательных местах и, мне кажется, сумели даже вывезти, несмотря на проверку, мешок орехов.
  
   В партии нас ждала сенсационная новость, которую привез недавно возвратившийся из Фрунзе Олег: на 7 ноября назначена свадьба Жоры Балашова, нашего самого старшего друга, уже записанного в безнадёжные холостяки. Вся компания в сборе, ждут только нас.
   Было много писем. Я восторгом читал описания своей подрастающей дочки. Мой друг и сокурсник Максим Панченко, вернувшийся из Якутии, предлагал мне место начальника партии в Херсонской области, в Новой Каховке. Он был в Одессе у моей бабушки и из разговора с ней вынес впечатление, что мне плохо. В ответном письме я попросил уточнить все обстоятельства, но серьёзно к предложению не отнесся. Мне и здесь было хорошо.
   Все формальности миновали благополучно. С моего подотчёта списали лошадь, палатку и всякие вещи меньшей ценности. Лаврентьев попросил меня включить в акт фотоаппарат, который он собирался отдать сыну. Я сделал это без раздумий, к подобным шалостям тогда относились легко. Традиционный прощальный ужин и мы расстаемся с Джалал-Абадом до следующей весны.
  
   0x01 graphic
  
   Полевые работы закончены!
  
   Много лет спустя, вспоминая минувшие годы, мы с Олегом Ривманом пришли к общему мнению: гидрогеологическая съемка масштаба 1:500000 была не нужна. Степень геологической изученности Тянь-Шаня давала возможность получить представление о подземных водах территории, отвечающее по точности этому масштабу. Конечно, мы ни о чём не жалели. Позанимались экстремальным туризмом за государственный счёт и спасибо!
  
   Отгуляли у Жоры на свадьбе. Его женой стала родственница профсоюзного лидера УГ Римма. Нам всем она понравилась. Мы сбросились и купили молодым стиральную машину. Веселились и вспоминали прошедший полевой сезон. У Жоры был приятный баритон, он запевал песню про Чёрное море из нового музыкального фильма (там её исполнял популярный в то время Глеб Романов). Вот только я не мог со всеми спеть, в последние дни пребывания на Юге сильно простудился и охрип. Но общего впечатления это не испортило.
   Нужно было в первую очередь готовиться к встрече жены с дочкой. В доме, где под крышей жили Зеленины, освободилась квартира на первом этаже. Я её тут же снял. Жилье с отдельным входом со двора и выходом на улицу через калитку, минуя свирепого Рима, состояло из застекленного крыльца и двух небольших смежных комнат. Они отапливались высокой, под потолок, круглой голландской печью. Вода и прочие удобства, естественно, на дворе. Еда готовилась на керогазе и электроплитке. Завёз уголь и дрова. Купил на барахолке кухонный стол со шкафчиком и пару табуреток, в магазине - кровать. Для дочки родители должны были прислать железную кроватку, в которой спал ещё я, потом моя младшая сестра.
   Жена Мая с уже полугодовалой Иринкой приехали почти под Новый Год. Встречали их целой делегацией, жена даже несколько растерялась. Мы начали знакомиться и обустраиваться на новом месте. Новый Год встречали в собственном доме, где жили Жора с Риммой. Дочке отвели отдельную комнату, в которой не было слышно праздничного шума. Я все время бегал проверять. Она спокойно спала. Но в очередной раз я увидел её широко открытые глаза и только потом большую собаку напротив. Ребёнок, по-моему, не успел испугаться, но я на всякий случай забрал ее в компанию.
  
   В добром Жорином доме я почему-то попадал в приключения. После его свадьбы я пошел проводить Сережу Тарасова. Он в то время был увлечен сотрудницей-гидрогеологом, к сожалению, без взаимности. На свадьбе он вспомнил об этом, выпил лишнего и был, как сказали бы теперь, неадекватен. Мы долго бродили по ночному городу, пока, наконец, я не довел его до известного дома на улице Матросова. Было так поздно, что я остался там ночевать. После этого меня долго изводили вопросами, где я был той ночью. Сергей не мог защитить меня, т.к. плохо себя помнил. Подобные провокационные вопросы шутники продолжали позже задавать и в присутствии жены, после чего я был вынужден оправдываться уже перед ней.
   Не помню, по какому поводу мы опять собрались у Жоры большой компанией. И он пригласил руководство экспедиции. Начальник и главный гидрогеолог уклонились от встречи, а новый главный инженер Назаров пришел. Все основательно нагрузились. Лёдик Перчук танцевал с женой Назарова. Его кто-то позвал, он оставил свою даму и вышел из комнаты. Потом Назаров сказал ему: "Эх, вы! Променяли женщину на сигарету!" И с этим упреком подходил несколько раз. Наш выпивший друг в конце концов то ли толкнул, то ли даже ударил надоеду. Когда гости расходились, главный инженер изрек: "Подражанский, я вас запомнил!" Ситуация анекдотическая, и я вовсе не боялся, но меня теперь донимали этой крылатой фразой, пока я не начал огрызаться.
  
   Теперь после работы я спешил прямо домой. О трудоустройстве жены речь пока не шла. Ребёнок ещё маленький, но если бы даже мы захотели, отдать дочку в детский сад, это было совершенно нереально из-за длинной очереди. Даже Галя Носырева, которая заведовала детсадом УГ, не смогла бы помочь. Забот у меня, конечно, прибавилось. Писали, что во Фрунзе лучше всего в Союзе организована медицинская помощь и уход за малолетними детьми и их мамами. К нам приходили симпатичные врач и медсестра, но в целом было непонятно, как обстоит, когда хуже всего. Много времени отнимало добывание продуктов, в то время нельзя было просто пойти и купить. Нас прикрепили к бесплатной детской молочной кухне, мне надо было перед работой успеть туда через полгорода. На культурные мероприятия, в магазин или баню мы теперь ходили по очереди. Жена посещала курсы кройки и шитья в экспедиции. Как-то раз мы пошли в кино вместе, а караулить спящего ребенка остался Игорь. Возвратившись, мы застали странную картину: проснувшаяся дочка внимательно слушает нашего друга, который, сидя на корточках, пытается научить её говорить "папа - кака". Компания по-прежнему собиралась у Зелениных, иногда и у нас. Дочка участвовала в этих встречах, спала во время застолья и танцев. А когда бодрствовала, тоже не сильно мешала, её таскали на руках, а Ламер Микеладзе пел ей песни на грузинском языке.
   Весной, когда потеплело, в нашем дворе собирались в свободное время, как в спортивном клубе. Наш домохозяин дядя Павлик работал экспедитором или кладовщиком, был поборником и пропагандистом здорового образа жизни. Физически очень силён, круглый год ездил на тяжелом мотоцикле с коляской, когда замерзал зимой, бегом толкал его впереди себя. Старшая дочь играла в волейбол за сборную республики, вот только младшего сына никак не мог приобщить к спорту. У него в сарае лежали разнообразные гири и набор гантелей. Рядом стояла деревянная колода, по которой можно было колотить 10-килограммовой кувалдой. Имелось две или три пары боксёрских перчаток. Мы устраивали соревнования по поднятию и подбрасыванию гирь, боксёрские поединки. Последние иногда переходили в серьёзные разборки, особенно между азартными любителями карточных игр, когда кто-нибудь не рассчитывал силу удара.
  
   Однажды ранним утром раздался стук в окно. Я с удивлением увидел свою тёщу. Мы познакомились с ней в студенческие годы, еще до моей женитьбы, но нельзя сказать, что к этому времени хорошо знали друг друга. Она была человеком достаточно суровым. Одна вырастила мою жену и её младшую сестру, которая пошла по стопам старшей и сейчас училась на географическом факультете ОГУ. Мария Георгиевна работала воспитателем в Житомирском детском приёмнике. В этом учреждении содержались беспризорные, а также дети, потерявшиеся или сбежавшие из дома. Понятно, чтобы общаться и сдерживать такую братию, особенно в послевоенные годы, когда среди "клиентов" попадались даже великовозрастные дезертиры из армии, надо было обладать характером. После установления местожительства питомцев приёмника специальные эвакуаторы доставляли их домой. Один из таких беглецов оказался из района Семипалатинска. Наша мама сама вызвалась отвезти его, чтобы на обратном пути заехать к нам. Добиралась с пересадками поездами советского образца ("телятниками"), последний из них прямо до места, от Лениногорска на Алтае до Фрунзе.
   Конечно, настроение у неё после такого путешествия было не самым лучшим. И наше жилье ей не понравилось, и город, и наша жизнь в целом. Она стала уговаривать нас возвратиться на Украину, лучше всего в Житомир, где есть дом. Я был категорически не согласен, полагая, что работа у меня неплохая, у нас обоих здесь есть перспективы, а бытовые неурядицы - дело временное. Жена сохраняла нейтралитет. Моя позиция была оправдана тем, что тогда все молодые специалисты, за редкими исключениями, начинали самостоятельную жизнь подобным образом. Тёща уехала недовольная.
  
   Во всю шли камеральные работы. Многие были заняты составлением проектов работ на следующий год в соответствии с утвержденным титульным списком. Проекты гидрогеологической съемки 1:200000 масштаба составляли по площадям в Алайском хребте Валя, в Ферганском - Нила и Борис Лютаевы. Игорь готовил программу исследований ресурсов подземных вод межгорных впадин на примере одной из них, Баткенской. Это было совсем новое дело. Мне была поручена тоже не совсем обычная работа.
   Госкомитет по водному хозяйству (или уже Министерство?) через Правительство дали задание УГ обследовать ряд участков в предгорьях, где можно будет потом организовать поиски подземных вод для нужд отгонного животноводства. На юге республики, на окраинах Ферганской долины в предгорьях, таких участков набиралось с полсотни. Началось с того, что часть таких участков я просто не смог найти. И опыта подобных работ не было. Главный гидрогеолог экспедиции В.С.Тютюкин договорился о встрече с каким-то важным специалистом из ведомства заказчика. На эту встречу я даже оделся в пальто и шляпу, чего не делал, кажется, со времени отъезда из Одессы. Но пользы оказалось мало. По программе работ мне ничего не посоветовали, а неизвестных участков так и не нашли.
   Посовещавшись со своим руководством, я стал проектировать гидрогеологическую съемку какого-то гибридного масштаба, от 1:10000 до 1:200000. Точно я знал только одно: в проекте должен быть "жирок" на всякий случай, так было принято делать при экономике социализма. В проект были заложены маршрутное обследование, горнопроходческие работы (в самых тяжелых горно-геологических условиях), что-то ещё и даже организация временных баз и строительство. Стоимость работ оказалась неимоверной. Я рассказал, как Серёжу Тарасова вспоминали недобрым словом на совещаниях за радиоактивную аномалию. Позже подобным образом после проверок проектно-сметной документации прославился и я. В качестве примера, как не надо составлять проекты, приводился мой расчёт грузоперевозок при строительстве "уборной холодной неутепленной, на два очка". Действительно, подсчитанного мной количества машино-смен хватило бы наверно на хороший небоскрёб.
   На НТС экспедиции уже началось рассмотрение проектов. В один из дней в камералку вошел Олег и молча положил на мой стол здоровенный гвоздь. Я вопросительно поднял глаза. Олег невозмутимо сказал, что я могу повесить свой проект в соответствующем месте, пришло указание свыше эти работы отложить. В комнате поднялся хохот. А я расстроился. Заниматься этим делом не очень хотелось, но жаль было затраченного труда и времени. Я сказал, что последую совету. А мой ехидный друг пошел к Тютюкину и сообщил, что я занят забиванием гвоздя в туалете, вы знаете для чего. Главный гидрогеолог возмутился: форменное безобразие, проект надо сохранить, он может пригодиться в будущем! А подать сюда этого самого! Но я был обижен и не пошел.
  
   У руководства экспедиции возникла идея составить по геологосъемочным работам последнего года на Юге два отчёта, отдельно по территориям Алайского и Туркестанского хребтов. Авторы первого Баранова и Зеленин, второго я. Обоснование - эти территории размещены на разных листах 1:500000 карты (J-42-Б и J-43-A). Мы стали возражать, доказывая, что, во-первых, это единый в геологическом отношении регион, во-вторых, незачем загружать Бюро оформления двумя рядами почти одинаковых глав. И после долгих споров добились своего. Но главный гидрогеолог почему-то затаил обиду. В этом общем отчете на мою долю достались главы по физико-географическим условиям, геоморфологии и часть по подземным водам.
   Общая обстановка на работе в целом ухудшилась. Руководство УГ затеяло масштабную реорганизацию ведомства. Начальником Управления был В.Н.Голубин. Потомственный геолог, хороший специалист, отличался феноменальной памятью, всех ИТР и некоторых рабочих, с кем встречался лично, помнил по фамилии. Он имел хорошую репутацию в Министерстве геологии СССР. С некоторых пор в его деятельности стали проявляться черты, которые позже, в конце правления Н.С.Хрущева и сразу за ним, в партийной печати назовут пережитками культа личности и волюнтаризмом. Не советуясь практически ни с кем из ведущих геологов, он приступил к перестройке геологической службы и постепенно впал в какой-то административный раж. Иногда только что принятые решения тут же отменялись в пользу других или прямо противоположных. В итоге были расформированы специализированные экспедиции - Геологосъёмочная, Гидрогеологическая, Геофизическая, являвшиеся едиными методическими центрами. Партии этих экспедиций были рассеяны по комплексным территориальным экспедициям, создаваемым на основе вспомогательных баз, где раньше были сосредоточены склады, мастерские, гаражи, конюшни, обеспечивавшие работающие в этих местах партии. Конечно, во все времена существовали стационарные партии, в частности, связанные с разведкой месторождений. Иссык-Кульская экспедиция базировалась в пос. Рыбачьем, Тянь-Шаньская в г.Нарыне, Южно-Киргизская в г.Оше, Чуйская, кажется, в Канте.
   В результате преобразований резко снижалась острота жилищной проблемы в г. Фрунзе. Многие специалисты и их семьи жили в столице или близлежащих населенных пунктах и ожидали получения квартир. Теперь забота перекладывалась на города, где размещались экспедиции. В этом вопросе действия начальника УГ поддержало руководство республики.
  
   Пока мы продолжали трудиться над отчётом. Ходили в свободное время в кино, реже - в театр. Участвовали в спортивных встречах с алмаатинскими и ташкентскими геологами, один раз выезжали в "почтовый ящик" в Карабалты, недалеко от Фрунзе. Я рассчитывал найти там что-нибудь для дочки, но не удалось. В УГ была приличная волейбольная команда, которая выступала в чемпионате города среди производственных коллективов. По их примеру мы создали команду баскетболистов. Тренировались в школьном спортзале и весной подали заявку на участие первенстве города. Подобрался неплохой коллектив. Из нашей компании в него вошли Игорь Зеленин, Ипполит Носырев, Адик Мамренко и я. Приходилось соперничать с представителями крупных предприятий, таких, например, как Велосипедный завод (основной частью его продукции были танки), где работало около 20 тысяч. Мы постепенно набирали форму, но начался полевой сезон, люди стали уезжать и среди них наш лидер, молодой специалист-геофизик, ранее выступавший за сборную Азербайджана. В итоге мы заняли место где-то в середине турнирного списка.
  
   Все эти перемены как-то не способствовали хорошему настроению. Когда я переехал во Фрунзе, всё на работе радовало - место, стоящие впереди задачи и способы их решения, свой стол, заваленный книгами и бумагами. Теперь это же самое вызывало раздражение.
   Обострились отношения с главным гидрогеологом экспедиции. Его указания и замечания не всегда, на наш взгляд, были обоснованными, мы вступали в споры, имея в виду интересы дела, и тем навлекали на себя гнев. Со временем любое наше предложение стало приниматься в штыки. Виктор Семенович не упускал возможности сказать, что мы - скандалисты и склочники. На всякий случай он вложил в личные дела нас троих достаточно нелестные производственные характеристики. Этот факт стал нам известен, произошел очередной неприятный разговор. Мы сказали, что так этого не оставим, и, кажется, куда-то написали. И тоже решили подстраховаться, приняв активное участие в общественной работе. Так, я и Игорь по поручению городских (может, республиканских) властей ходили по предприятиям и организациям с обследованием. Нужно было выяснить, как привлекают к работе представителей титульной нации. Кто делал это недостаточно активно, потом получил по шапке. Я знаю, что аналогичные процессы имели место и в Молдавии, потом, в конце 80-х - начале 90-х, странно было слышать о притеснениях со стороны русских в республиках бывшего Союза. Пока же наша деятельность получила высокую оценку, что было отражено в характеристиках, выданных Горкомом комсомола.
  
   Ценой гонки и большого напряжения последний отчет по гидрогеологической съемке масштаба 1:500000 был закончен и защищен с хорошей оценкой. Мы выяснили, что по результатам работ 1958г нам полагается премия. В Гидроэкспедиции нам в этом отказали. Тогда мы втроём, Игорь, Валя и я, записались на прием к начальнику УГ, чтобы там отстаивать свое право. Голубин нас внимательно выслушал и обещал разобраться. Держался дружественно, расспрашивал о работе. Мы уже стали прощаться, когда Владимир Николаевич вдруг спросил:
   - Вы знаете, что творится у вас в партии?
   - Ничего такого особенного не знаем.
   - Так вот, вся работа там ведётся под флагом личного обогащения!
   Тут же при нас он продиктовал радиограмму в Южно-Киргизскую экспедицию: "Найдите Лаврентьева и скажите, чтобы позвонил мне".
   Нам начальник УГ больше ничего не объяснил. Только в Джалал-Абаде мы узнали, что произошло. А премии так и не получили.
  
   Итак, мы встретили реорганизационные новшества без энтузиазма. Наша группа должна была перебираться в Джалал-Абад. Начинались многолетние работы по гидрогеологической съёмке масштаба 1:200000. Геологических фондов там не было и значительную часть камеральных работ все равно нужно было проводить во Фрунзе. Понятно, что перспектива жить на два дома никого не радовала. В аналогичном положении оказывались и товарищи, работающие в других экспедициях. Распадалась наша дружная компания. Да и небольшие города и посёлки - всё-таки не Фрунзе. А мы уже вынашивали планы переселения в небольшие 2-х и 4-квартирные дома, которые довольно активно строились на пустыре недалеко от Гидроэкспедиции. Теперь им не суждено было сбыться.
   В наши трудовые книжки были занесены записи о переводе в другую организацию в прежних должностях. Вопросы места жительства тоже висели в воздухе. Я решил отправить жену с дочкой в родные края до того, как положение станет более определенным. Очень не хотелось расставаться. Дочка подросла, начала ходить и стала очень забавной. Но впереди всё было слишком неясным. В конце мая они улетели. Все мои полевые накопления ушли на обустройство во Фрунзе и на этот отъезд. Я остался без средств. Когда понадобились самые дешевые клеёнчатые босоножки, это превратилось в проблему.
   Мы сложили весь свой нехитрый скарб в один контейнер и отправили в Джалал-Абад. Группа задержалась заканчивать формальности по сдаче отчёта, а я первым выехал к уже новому месту службы.
  
  
  
   ВЕРБЛЮЖЬЯ КОЛЮЧКА
  
   Южно-Киргизская гидрогеологическая партия Гидрогеологической экспедиции была преобразована в Группу гидрогеологических партий, которая теперь входила в состав Южно-Киргизской межобластной комплексной геологической экспедиции. Группа включала 6 производственных единиц, четыре партии и две станции. Две из четырёх партий, Ляйлякская и Баткенская, проводили буровые работы с целью поисков подземных вод хозяйственно-питьевого назначения, вторая - с последующим подсчётом эксплуатационных запасов. Ошская партия должна была проводить гидрогеологическую съёмку 1:200000 масштаба на северном склоне Алайского хребта, Джалалабадская партия - такую же съёмку, а также поиски подземных вод, причем на разных площадях. Гидрогеологическая станция занималась стационарными наблюдениями за режимом подземных вод на юге республики. Наблюдательная сеть только создавалась, начиная с обжитых или просто легко доступных мест. Оползневая станция работала на действующем урановом руднике в Майли-Сае, где эти процессы были сильно развиты.
   Начальником ГГП назначили К.И.Лаврентьева, главным гидрогеологом Олега Ривмана. Несколько позже на него были возложены также обязанности специалиста ПГО Южно-Киргизской экспедиции по гидрогеологическим работам. Остальные назначения неоднократно обсуждались еще когда мы находились во Фрунзе. Первоначальный расклад выглядел так.
   В Баткенскую партию начальником шёл Лев Черников, наш земляк, приехавший на работу осенью прошлого года, старшим гидрогеологом - Игорь Зеленин. Кстати говоря, Лев фактически исполнял эти обязанности с начала года. Валя Баранова должна была руководить Ошской партией. Ляйлякскую возглавлял днепропетровский выпускник, мой сверстник Ярослав Поливода. Его сокурсник Алексей Задорожный осуществлял общее руководство Джалалабадской партией и непосредственно занимался поисковыми буровыми работами, я намечался начальником съёмочного отряда. Судьба троих молодых специалистов, наших земляков, пока не была определена.
  
   Начальник ГГП Лаврентьев стал с некоторых пор, как бы это сказать, переоценивать собственную значимость. Небольшие руководители, видя пример высоких начальствующих персон, начинали позволять себе то, что им вроде и не по чину. В нашем случае, например, поездки супруги начальника по маршруту "базар-вокзал" на служебном легковом автомобиле оказывались более важными, чем его использование для производственных нужд. Первая леди партии пыталась влиять на решение кадровых вопросов и распределение жилья. Но главное состояло не в этом. Лаврентьеву захотелось побольше денег. Он организовал группу, которая реализовала нехитрую комбинацию, а именно, держала "мёртвых душ", несуществующих рабочих, заработок которых шёл прямо им в карман. В неё вошли те, без кого эту операцию нельзя было осуществить - главный бухгалтер, экономист-нормировщик и два начальника отрядов.
   Наш младший по стажу земляк и товарищ Лёва Черников по возрасту был старше остальных. Малолеткой он ушёл добровольцем на фронт, имел боевые награды, состоял в партии. Человек честный, был, как выяснилось позже, в жизни правдоискателем, постоянно набивая себе синяки и шишки. Приняв Баткенскую партию, Лев вплотную столкнулся с делами и узнал о проделках "великолепной пятёрки". Он пошёл прямо к Лаврентьеву и заявил о недопустимости подобных действий. Последний отнесся к Лёвиному заявлению высокомерно: да кто ты такой, салага, чтобы мне, старому работнику, указывать? Через какое-то время Лёва ещё раз поговорил и предупредил, что если это не прекратится, он сообщит по команде. Находясь в состоянии эйфории, начальник ГГП и это заявление проигнорировал. И не прекратил. Тогда Черников написал докладную записку в экспедицию.
   Подобные деяния и в советские времена считались одними из серьёзнейших нарушений финансовой дисциплины. Ситуация оказалась столь скандальной, что дело замять не удалось. Вмешались следственные органы. Начались допросы. И наших героев поймали, как детей. "Добрый" следователь предложил внести в кассу украденные деньги и после этого разойтись миром. Однако, когда деньги были уплачены, улыбка мигом исчезла с его лица: раз деньги вернули, значит признали себя виновными! Завели уголовное дело. Людям светило лет по 5 - 10 лишения свободы.
  
   На базе ГГП царило уныние. Нашего приезда из Фрунзе ждали с нетерпением, одни, чтобы просто всё рассказать, другие, чтобы поплакаться и посетовать на судьбу. Положение нас троих, Игоря, Вали и моё, было не из приятных. Лёва ждал нашей моральной и действенной поддержки. Но мы его горько разочаровали, сказав, что полностью разделяем его мнение о недопустимости воровства, но открыто выступать против Лаврентьева не станем, помня его помощь и хорошее отношение к нам. Такую же позицию занимал к Лёвиному негодованию и Олег Ривман. Сам Лаврентьев пригласил нас к себе домой, рассказал о ситуации, не раскрывая деталей и смягчив характеристику действий своей компании. Расхаживая по комнате и сцепив пальцы рук, он сказал: "Своими бы руками разрушил этого Черникова!" Нам пришлось высказаться прямо: его фокусов не одобряем, но никаких недружественных выступлений с нашей стороны не будет. Его такое отношение вполне устроило.
   Точно не помню, но нам, кажется, тоже пришлось встречаться со следователем. Отговориться было не трудно: приехали из Фрунзе, экипировались и сразу в горы, возвратились и через два дня назад, ничего не видели, не слышали, не знали. Это, кстати, было совершенной истиной.
   Южно-Киргизская экспедиция была одним из крупных предприятий Ошской области. Она включала около 200 партий и отрядов. Часть из них мелкие, например, геологосъёмочные, но были и просто гиганты. Помню, что в Хайдарканской ГРП, которая вела разведку рудных полей на крупнейшем в Союзе месторождении ртути, работало в то время 28 буровых станков. Признанием значимости экспедиции стало включение её начальника в число членов бюро Обкома партии. Это был важный и высокий пост! Вот начальник экспедиции и помог нашим неудачникам. Думаю, с молчаливого одобрения или даже по рекомендации начальника УГ. Кому охота иметь криминал в своей организации? До суда дело так и не дошло. Деньги государству злоумышленники вернули. Их всех наказали в административном порядке, понизили в должности. Лаврентьева перевели в г. Кок Янгак, недалеко от Джалал-Абада, на место главного инженера угольной ГРП. Через несколько месяцев он ушёл в отпуск и за это время нашел новое место где-то в средней полосе России. После его ухода в экспедиции, по-моему, вздохнули с облегчением. Двух начальников отрядов оставили в ГГП в качестве старших коллекторов. Не помню, кем стали главбух и экономист, но сидели они за своими столами.
   В результате этой эпопеи оказались вакантными должности начальников Джалалабадской и Ляйлякской партий, а чуть позже и руководителя группы партий. И претендентов на эти места что-то не было видно.
  
   Вопрос о новых назначениях начал активно обсуждаться сразу после нашего приезда. Начальником Ляйлякской партии был назначен Вадим Чеботарь, сокурсник Лёвы Черникова. Он был старше нас по возрасту, имел трудовой стаж ещё до поступления в Университет. А Джалалабадскую, несмотря на довольно долгое сопротивление, пришлось принимать мне. Уговорил Олег, сказав, что я его выручу таким образом, как друг.
   Партия вела работы по двум самостоятельным проектам: поиски подземных вод и гидрогеологическую съемку 1:200000. Оба объекта расположены в предгорьях Ферганского хребта, но далеко друг от друга. Расстояния от базы до первого больше 150, между ним центром второго не менее сотни километров.
   В съёмочном отряде начальником стала Нила Лютаева, старшим гидрогеологом - её муж Борис. Они были авторами проекта этих работ. В мои обязанности входили общее руководство буровыми бригадами и съёмочным отрядом, включая материально-техническое снабжение, а также геологическое обслуживание поисковых работ с последующим составлением отчёта. Кроме того, кто-то так придумал, за Джалалабадской партией числилась вся база ГГП - здоровенный двор с конторой, складом, мастерскими, гаражем и жилые дома, две кишки с одно- и двухкомнатными квартирами с отдельными входами. В домах жили специалисты и рабочие, битв за это жилье, по-моему, не происходило, были даже свободные комнаты (может быть, временно). Лаврентьев с семьёй занимал две соединённых смежных квартиры.
   Все производственные подразделения ГГП были на "незаконченном балансе" (так тогда называли подобный статус), т.е. каждое имело собственный счёт в банке, но бухгалтерия, плановый отдел, отдел кадров были общими. Право первой подписи на финансовых документах было у руководителя Группы.
   Лаврентьев вроде бы уже получил новое назначение, но продолжал (без всякого рвения) руководить ГГП. Он приказал мне выехать на участок бурения и, как любили тогда говорить, разобраться на месте.
   Проект поисков подземных вод составил Задорожный. Они проводились в урочище Кызыл-Джар. Это слабо наклоненная к югу всхолмленная равнина, расчлененная редкими неглубокими сухими долинами, типичная полупустыня. В административном отношении территория относится к Узбекистану. До областного центра Намангана километров 80, до ближайшего к участку работ населенного пункта 30. Отары овец из киргизских колхозов, которые проводили лето на джайлоо, высокогорных альпийских лугах, с наступлением холодов отгонялись вниз, на зимовку, в Кызыл-Джар. Проблема их прокорма не стояла, там в изобилии росла сухая трава, называемая верблюжьей колючкой, которую овцы трескали, как человек хлеб с маслом. А с водой было плохо, её приходилось подвозить издалека. Отсюда наша задача - поиски источников водоснабжения. Геологический разрез типичен для предгорного шлейфа - толща суглинков и глин с невыдержанными в плане и разрезе прослоями галечников и конгломератов, которые часто заключают подземные воды. Конечно, правильнее было бы предварительно провести наземные геофизические исследования - ВЭЗ, электропрофилирование. Но проектом это не предусматривалось, и мы работали методом тыка. Было выбрано два створа субмеридионального направления, на каждом нужно было пройти по две скважины (проектных глубин не помню).
   На участке работали два станка колонкового бурения. На одной скважине стоял КАМ-500. Станок старенький, но в приличном состоянии, с деревянной вышкой. Там случилась авария, по-моему, обрыв бурового инструмента, которую уже признали неликвидной. Мне оставалось только согласиться с этим. Вместе со старшим буровым мастером Анатолием Ивченко составили акт. Буровую установку нужно было перетащить на несколько метров и забурить новый ствол. На второй точке, в нескольких километрах от первой, бурение шло более нормально. Стоял станок отечественного производства БС-1200, скопированный со шведского В-3 известной фирмы "Крелиус" с четырехногой металлической вышкой. Старший мастер Петр Кузьмич Герасимов, средних лет, показался человеко спокойным и обстоятельным. Оба станка приводились в действие от дизельных двигателей "Андижанец".
   В каждой буровой бригаде было по 6-7 человек. Национальный состав смешанный - русские, узбеки, киргизы, татары. Была, как часто водилось в нашей отрасли, полублатная-полууголовная прослойка. В субботу вечером (тогда ещё не было двух выходных) две смены из каждой бригады выезжали на отдых в Джалал-Абад за 150 км. Одна вахта оставалась дорабатывать ночную смену, в воскресенье дежурила и в понедельник заступала на I смену, днем возвращались остальные. Быт организован отвратительно, что было типичным для тех времен. Люди жили в палатках в нескольких десятках метров от буровой, некоторые с жёнами и даже с маленькими детьми. Передвижные вагончики для полевых бригад с минимальным уровнем комфорта появились много позже. Питались, кто как может. В бригаде Ивченко я увидел на крыше палатки уложенные для провяливания куски мяса, от которых исходил не слишком приятный аромат. Буровые оснащены электрогенераторами, в палатках было освещение, но ни о каких холодильниках речи не было, тогда и в квартирах такой аппарат был редкостью. Воду, и питьевую и техническую, возили за 30 км, набирали из р. Нарын в пос. Уч-Коргон. За участком были закреплены две грузовые автомашины, 2,5-тонные "УралЗиСы", почти новые, водители Бурляев и Ивченко (однофамилец старшего мастера) - люди в годах, опытные и надёжные. Где-то в середине года партии передали передвижную мастерскую на шасси вездехода ЗиС-151. Кроме упомянутого Уч-Коргона на таком же расстоянии был ещё один населённый пункт, посёлок при небольшом руднике по добыче урановой руды.
  
   Собственно производственное хозяйство партии (не считая базы в Джалал-Абаде, но там всё шло как-то само собой без моего участия) было не слишком большим. Я с ним ознакомился быстро. Стал вопрос: с чего начать? Работнику наших дней трудно представить тогдашний уровень обеспечения, я имею в виду в первую очередь буровые работы. Не хватало практически всего: бурового инструмента и режущих наконечников, запасных частей, контрольно-измерительных приборов, металла, леса, список можно продолжить. Ещё хуже было с автотранспортом, запчастей - ноль, в страшном дефиците автомобильная резина. В достатке были, кажется, только ГСМ. Издалека даже кажется странным, как работали, наверно, на одном энтузиазме. При этом за выполнением плана зорко следили ("народно-хозяйственный план имеет силу закона!"), и собственное начальство, и надзиравшие за ним партийные органы.
   Начинать нужно было с бурения. Со съёмкой забот было гораздо меньше, обеспечил их автомобилем, нанял повариху и вытолкал в поле, пусть работают. Но и здесь были больные точки. Программой гидрогеологической съёмки предусматривалась проходка шурфов, притом довольно глубоких, до 20 м, надо было найти рабочих, подготовить необходимое оборудование и снаряжение, обеспечить транспорт. Хорошо ещё, что Олег Ривман не поскупился и выделил для проведения горнопроходческих работ толкового парня Ивана Биденко, сокурсника нашего Адика.
   Я испытывал трудности с передвижением. Приходилось использовать свои попутные машины, рейсовые автобусы, а то и голосовать на шоссе. На базе стояла легковая машина ГАЗ-67 (ухудшенная копия американского "виллиса" времен войны), но в нынешнем состоянии проку от неё не был. Я договорился с новым механиком ГГП, приехавшим после окончания какого-то белорусского вуза, Женей Полищуком, что мы попробуем этот экипаж восстановить, и будем пользоваться им по очереди. Ходили по гаражам и складам в поисках запчастей и, кажется, совершили несколько выездов, но в экспедиции сказали, что у этого автомобиля задние колёса обгоняют передние и начальство запретило на нем ездить.
   Найти точку опоры, чтобы перевернуть мир, с моим производственным стажем и опытом было нелегко. Последнего особенно не хватало, приходилось учиться буквально на ходу. С бурением я был немного знаком по работе в Молдавии на практике и в Казахстане. Во всяком случае, мне нельзя было ради шутки дать заказ на бочку компрессии или удивить любимым рассказом буровиков о козе, извлечённой из скважины ("ствол во время бурения искривился, буровой наконечник вылез на склоне соседней балки, а старушка приняла его за столбик и привязала к нему животное"). Но технологию бурения знал недостаточно, а горные работы вообще чисто теоретически. Кое-что кумекал в автотранспорте, т.к. дома ездил на машине отца и имел водительские права. Только практикой геологической съёмки владел, наверно, в нужном объёме.
   Вначале я совершил ошибку, типичную, по-видимому, для всех неопытных начальников. Мне казалось, что любую часть работы я должен знать по крайней мере не хуже своих подчиненных. Как-то раз наш экономист Николай Иванович Басов (по рождению он был Бзникин, перешел на более благозвучную фамилию жены, мы между собой называли его "Бздикин басом") увидел, как я штудировал книгу "Финансирование и планирование геологоразведочных работ". Он сказал, что это не то. Вечером после работы он за час растолковал мне, что нужно знать и за чем следить. Используя опыт этого "ликбеза", я уже сам пошёл в бухгалтерию. Бухгалтером расчётного отдела работала Зинаида Петровна Сальникова, ленинградка, застрявшая, по-моему, в Средней Азии после эвакуации, дама царственного облика, но с порочными наклонностями. Её инструктаж был ещё короче. И был важный совет: нельзя объять необъятное и нужно доверять людям, с кем работаешь. Я был благодарен учителям, а обращением к ним за наукой своей репутации, кажется, не подпортил.
   После раздумий я решил начать с социальной сферы. Предложил прислать в каждую бригаду по поварихе, чтобы они сами покупали вскладчину продукты, а она им готовила. Согласились в одной бригаде, в другой было несколько семейных пар и это было невыгодно. Покопавшись в нормативных документах, я выяснил, что условия, в которых живут наши буровики, дают право претендовать на надбавку к зарплате "за работу в безводной местности". Написал обоснование, сгустив немного краски, не забыв случай заболевания брюшным тифом (неизвестно, было ли это действительно связано с нашим полевым бытом) и другие ужасы и просил доплату 50%. Собрал необходимые согласования и подписи, отправил бумаги в Москву, эта надбавка утверждалась Мингео, и стал ждать. Дело не быстрое, но в итоге дали 35%, причем с момента начала работ в Кызыл-Джаре. По стечению обстоятельств в день, когда я узнал о назначении этой надбавки, скважина Герасимова вскрыла водоносный горизонт. Хвастаться нехорошо, но эти шаги подняли мой авторитет среди рабочих, а в экспедиции после того, как выбил надбавку, на меня посматривали с неким уважением. Вдохновленный успехом, я попытался доказать наше право на получение т.н. "редкометальных", имея в виду близость уранового месторождения, но этот номер, к сожалению, не удался.
   Теперь мои собственные надбавки превышали основную зарплату. Мне положили 132 руб. (по сути это был оклад начальника отряда), кроме того, я получал 60% этой суммы полевого довольствия; 20% за круглогодичную работу в полевых условиях; 35% "безводных" за дни, когда находился в Кызыл-Джаре, или от 25 до 40% за работу в высокогорных условиях во время посещений съёмочного отряда. Регистрацию "добавочных" дней я вел сам на себя.
  
   Наши домашние вещи сложили до поры, до времени в общую кучу в пустующей комнате жилого дома. Залезть туда, кстати говоря, не составляло никакого труда, дом стоял за забором, окружающим базу, окна выходили на пустырь и подходы были совершено свободны. Когда мне было что-нибудь нужно, я ходил к кому-то за ключом, а так со мной постоянно были спальный мешок и брезентовый плащ, в холодное время ещё сапоги и ватник. Когда находился на базе, ночевал, где придётся. В первое время у Олега, которому выделили двухкомнатную квартиру в нашем роскошном бараке.
   Ещё зимой, когда мы писали отчёт во Фрунзе, его послали в Москву, в головной институт ВСЕГИНГЕО на курсы повышения квалификации. С ним поехал еще один гидрогеолог, узбек, который прославился среди слушателей курсов, когда попытался напиться воды в туалете из писсуара. Олег не только поднял свой профессиональный уровень, но успел съездить к родным в Ленинград и, самое главное, встретиться с Лорой Чумаковой. Воспоминания о прошедшем в Тянь-Шане лете, выяснение неясностей, разгорелся бурный роман, закончившийся бракосочетанием. По возвращении Олег организовал вызов из экспедиции, во МГРИ была послана персональная заявка на молодого специалиста-гидрогеолога. Так Лора получила назначение по месту работы мужа. Мы все были, конечно, рады за них обоих. Когда собрались в Джалал-Абаде, Лоры ещё не было, она заканчивала дипломный проект. Но место работы определено, она должна была заниматься съёмкой в Ошской партии вместе с Валей. Когда она приехала, я ночевал то у них, то ещё у кого-нибудь, а то и просто в конторе или в Красном уголке на бильярдном столе.
   Прошедшей зимой была решена проблема водоснабжения базы, рядом пробурили собственную скважину. Посреди двора построили душевую - загородку, сверху железная бочка с сеткой от садовой лейки, в бочку заброшен шланг от крана, вода нагревалась от солнца. В жару можно было освежиться, даже несколько раз в день.
   Компанией теперь собирались редко, все разъехались по своим участкам за многие километры. Кроме Олега на базе чаще других бывали я и Лёва Черников. К нам часто присоединялись холостяки Поливода и Полищук. Питались, как придется, были постоянными посетителями буфета в расположенном в пяти минутах ходьбы аэропорту. В выходные днём, а в рабочие вечером ходили в центр города, гуляли в парке, ели в ресторане, покупали на базаре великолепные среднеазиатские фрукты. Мне особенно нравились персики и виноград. Когда я ходил один, посещал городскую библиотеку, чтобы не отстать от жизни, просматривал толстые литературные журналы, а также "Театр", "Искусство кино". Раз в парке увидели группу парней, играющих в баскетбол на асфальтированной площадке. Игорь, Адик и я присоединились и хорошо погоняли, хоть и в цивильной одежде. Эти походы несколько сдерживались удаленностью базы от центра. В нашу сторону ходил какой-то автобус, но редко, пешком надо было идти не менее получаса.
   В Кызыл-Джаре я жил в одной из буровых бригад, раскидывал спальник на месте того, кто в это время был на смене. Между старшими мастерами возникало соперничество, где мне остановиться. Не потому, что так уж меня любили. Начальством я был не опасным, не таким, от которого надо держаться подальше, вроде как своим, но вероятность выклянчить что-нибудь для своей бригады была. И рабочие постоянно спрашивали: почему вы не у нас? Я старался чередовать своё пребывание, хотя самому ближе был Анатолий Ивченко, несмотря на то, что бригада его работала хуже, чем Герасимова. Питался вместе с рабочими, оплачивая, конечно, эти дни.
  
   ...Урочище Кызыл-Джар. Пустынная равнина от горизонта до горизонта. Солнце, жестокое и равнодушное, жарит немилосердно. Белое солнце пустыни. Пыльные смерчи. Песок хрустит на зубах. Над землей дрожит знойное марево. Где-то там, за ним, в недосягаемой дали просматриваются горы, непонятно, настоящие или мираж. Спрятаться негде. Только верблюжья колючка. Редко-редко чахлые пыльные кустики, уродливо изломанные ураганными степными ветрами, нарушают унылое однообразие. Человеку здесь делать нечего. А нам - тут работать.
   Палатка не спасает от жары. В качестве питья я использовал холодный зеленый чай, держал его в специально выкопанной ямке в палатке, так он был чуть прохладнее. Климат здесь резко континентальный, разница температур дня и ночи велика: когда зажигались звезды, становилось намного приятней.
   Асфальт заканчивался в 30 километрах от участка, дальше глина, песок, иногда каменные россыпи. Наши автомобили наездили собственные дороги, в сухой сезон проходимость была отличной. Передвигаясь между буровыми пешком, через невысокие холмы, я протоптал тропинку. Иногда её перебегали ящерицы-вараны. Не такие, как на острове Коммодо, но всё же внушительные. Однажды мои работяги догнали одного на машине. Он был около метра длиной. Злодеи решили выяснить, с какой скоростью варан бегает. Несмотря на сопротивление, а зубы у варана, как у хорошей собаки, они вставили ему в пасть палку, привязали к машине и начали постепенно прибавлять скорость. Говорили, при 30 км/ч он ещё бежал. Узнав, я выругал их за жестокость.
   Ночью буровые были хорошо освещены. Фонари висели и на дорожках от жилья к станкам. На свет собиралась всякая живность, в основном, летающие насекомые. Однако, некоторые гости были не столь приятны. В степи водились в изобилии скорпионы и фаланги. С первыми ясно, а фаланга - это крупный паук, до 10см, с мощными челюстями. Укус его весьма болезнен. Он не ядовит, но питается насекомыми, на зубах образуется трупный яд и после укуса, если рану не обработать сразу, возникает нарыв. Я проводил инструктаж едва ли не с каждым лично, призывая перед тем, как лечь в постель, осматривать её, в палатке горит яркая лампа. Куда там! Молодой рабочий-киргиз, придя со II смены после полуночи, не умывшись и не раздевшись, плюхнулся на койку и прямо лицом на скорпиона! Было начало лета, брачный период у насекомых только кончался, он был особенно ядовит. Щека на глазах начала дико распухать. У меня в полевой сумке всегда была бутылка питьевого спирта, об этом знали в обеих бригадах и шутливые намеки и просьбы были обычным явлением. Вспомнив наставления "Справочника путешественника и краеведа", я с помощью товарищей разжал зубы пострадавшему и влил в рот полстакана. К счастью, машина оказалась рядом, и мы повезли его в поселок горняков за 30км, где была больничка. Пока довезли, температура поднялась до 40. Врач сказал, что моя профилактика была правильной. Провалялся парень в больнице дней 10 - 12.
   Однажды я, возвращаясь с буровой ночью, встретил небольшую змею, которая сразу приняла боевую стойку. Я - не Ник. Ник. Дроздов и, признаюсь, всяких гадов не люблю, хотя в детстве приходилось неоднократно брать в руки ужей и даже приносить их за пазухой в школу, чтобы попугать девчонок. Судя по знакомым мне описаниям, это была стрелка, ядовитый, но не опасный для человека вид. Тем не менее, я сделал большой крюк и обошел змейку.
   По правилам техники безопасности для борьбы со скорпионами пол должен застилаться кошмой (скорпион не выносит запаха овчины), а против змей палатку окружают волосяной верёвкой - торчащие концы больно колют нежное брюшко пресмыкающегося. Конечно, ничего подобного у нас и в помине не было. Правда, у гидрогеологов-съёмщиков в палатке лежала кошма, но и на ней однажды нашли недруга, хоть и в угнетённом состоянии.
  
   Мне часто приходилось бывать в Южно-Киргизской экспедиции в городе Оше, решать в основном вопросы снабжения. Она находилась на окраине и занимала недавно построенное двухэтажное здание на склоне горы. У подножья активно строился посёлок 1-, 2-, ;-квартирных коттеджей. Центральная улица посёлка называлась, конечно, Геологической. Ош - большой древний город, с населением в то время тысяч 100, преимущественно узбекским. Он стоит на старинном караванном пути из Ферганской долины в Западный Китай (Кашгарию), в Афганистан и дальше в Индию. В центре города стоит Сулейманова гора - священное место для мусульман, связанное с именем местного святого. Имелось несколько крупных предприятий, ориентированных в основном на переработку сельскохозяйственной продукции, великолепный базар, принципиально не сильно изменившийся со времен Али-Бабы.
   От Джалал-Абада до Оша примерно 60 км. Туда мы чаще всего добирались по воздуху. Между городами курсировало воздушное такси - самолётик Як-12, пилот и три пассажира. Обычно с утра в аэропорту выстраивалась очередь, многим нужно было в областной центр, с курами и т.п. в мешке на базар тоже. Иногда на линии курсировали 3-4 машины. Я говорил, что наша база находилась рядом с аэропортом, мы там часто бывали, нас знали в буфете, почтовом отделении, пилоты и кассиры. Благодаря этому, порой удавалось проскочить без очереди. Дорога занимала минут 20, до экспедиции, правда, довольно далеко от Ошского аэровокзала. Обратный путь бывал более сложным. В самое жаркое время дня самолётики не летали. Особенности атмосферной циркуляции создавали опасности при взлёте и посадке. И рабочее время у них заканчивалось часов в 17-18. Приходилось возвращаться домой на дребезжащем маленьком автобусе по пыльной дороге, хотя и по красивым местам, или поездом. В этом случае на дорогу нужно было затратить часа три.
   Экспедиция была очень крупной. Руководил ею триумвират. Начальником экспедиции был Денисов, с несколько необычным именем-отчеством Энгельс Спиридонович (меня так и подмывало спросить, как его называет жена). Главный инженер Всеволод Иванович Колесников, в недалеком прошлом начальник Хайдарканской, самой большой в экспедиции партии, считался неплохим геологом, был не только администратором, но и основным автором отчетов по разведке, на общественных началах исполнял обязанности специалиста ПГО по ртути. Административно-хозяйственной частью ведал заместитель начальника экспедиции Даниил Иосифович Бондаренко. Первые двое были еще молоды, около 40, Бондаренко постарше. Все были сильными руководителями и, что не очень типично для представителей этой касты, держали данное слово. Объединяла их еще одна черта: все - крупные мужчины, больше сотни килограммов каждый. Главный геолог экспедиции Натальин, человек по крайней мере не вредный, от нас стоял как-то в стороне. Не помню случая, чтобы он участвовал в решении основных вопросов, связанных с деятельностью Группы партий, кроме кадровых.
   Был случай, мы подъехали к экспедиции на машине начальника ГГП ГАЗ-69. А тут выходят они, все трое: "Ребята, дайте машину, наша куда-то отошла, а надо срочно ". Ну, если начальство просит...Забрались они в машину и наш "газик" не выдержал, лопнул коренной лист рессоры! Смех и горе, потому что это - страшный дефицит! Кто-то их подвез, куда нужно. А нам они помогли потом этот лист достать.
   В экспедиции приходилось проводить долгие часы, мучаясь от безделья, в ожидании решения своих дел. В вестибюле стоял хороший бильярдный стол. Я даже научился прилично играть. Но таких ожидающих было немало, они создавали ненужный шум в рабочее время, и стол куда-то унесли. К счастью, с чисто гидрогеологическими вопросами в экспедиции проблем не было. Вначале обязанности отраслевого инженера ПГО исполнял по совместительству угольщик Фрейфельд (Лёва Черников упорно называл его "Френкель"). Владимир Яковлевич по размерам был подстать руководству экспедиции, с большими усами. Участник войны, доброжелательный человек, наш земляк, из Днепропетровска, альпинист, в гидрогеологические тонкости старался не углубляться. Позже это место занял наш друг Олег. После перехода в экспедицию нас дружески опекала старший геолог ПГО Ирина Константиновна Прасолова.
   Чаще всего мне приходилось иметь дело с В.И.Колесниковым. И получать от него нагоняи в том числе. Честно говоря, было за что. Несмотря на свои героические, как мне казалось, усилия бурение шло из рук вон плохо. Никак не удавалось выполнить месячные и квартальные планы. Частыми были простои и аварии. Для укрепления технического руководства старший мастер Ивченко был назначен прорабом буровых работ. На его место перевели Василия Ильича Лебедева, практика, бывшего офицера, участника войны. Был он человек пожилой и довольно невежественный. С целью оказания помощи участок работ посещал старший инженер ПГО по бурению и страшный матерщинник Попов. Мы тогда увлекались книгой финского писателя Марти Ларттни "Четвертый позвонок" и по имени одного из персонажей звали его "доктор Попкин". После первого приезда, пожив у нас пару дней, Попкин раззвонил по всей экспедиции, какое ужасное место этот Кызыл-Джар и как там тяжело людям. Коллеги меня жалели, а от начальства и за это (тяжелую жизнь) попало.
  
   Приходилось постоянно крутиться и искать выходы. Любые руководители старались хапнуть для своих подразделений всё, что можно. Например, есть возможность получить вагон круглого леса большой толщины, который мне совершенно не нужен. Пишу кучу заявок и обоснований, и лес завозят на базу в угол двора. Ничего страшного, мы его потом на что-нибудь сменяем! Скажем, на обсадные трубы или цемент. Делалось это очень просто. Договаривались между собой и внутри экспедиции, и, даже чаще, со сторонними организациями. Пишут: в целях оказания технической (производственной или еще какой-нибудь) помощи просим опустить со склада это, а мы взамен дадим вам то. Согласование в экспедиции, иногда с протоколом заседания ПГО о целесообразности с геологических позиций, и товарообмен происходит (в конце века это назовут бартером). Так все жили. И нарушения бывали серьёзными, и проверяющие это засекали, в т.ч. грозное КРУ (Контрольно-ревизионное управление). Но если видели, что эти трюки делались в интересах производства, а не из личной корысти, банкет в честь сделки не считался, ограничивались административными взысканиями, реже денежными штрафами.
   Производственные дела шли неважно не только в Кызыл-Джаре. Такое же положение, если не хуже, было и в Ляйлякской партии. Несколько лучше в Баткенской. Там скважины проходились ударно-канатным способом, этот вид работ проще в техническом отношении, чем колонковое бурение.
   Всем работникам Группы партий месяцами не платили зарплату в полном объёме, давали только авансы. Видимо и в экспедиции не всё было блестяще, раз она не могла нам помочь. Людям не хватало на жизнь, а среди рабочих были семейные, с детьми. Олег Ривман вспоминал, что они раскапывали норы сусликов, выгребали оттуда зерно (хитрые грызуны держат запас, которого может хватить на многие месяцы) и продавали. Я этого факта не помню. И какое там зерно, в Кызыл-Джаре не было никаких культурных посевов? Почему-то никто не пожаловался в прокуратуру, хотя говорили, что этот путь был весьма действенным. Прокурор давал предписание в 24 часа погасить задолженность по зарплате, и тогда деньги для этого где-то находились. Потом в обязательном порядке начинали искать виновных за создавшуюся ситуацию.
   Осенью, когда овцеводы начали перебираться с высокогорья в Кызыл-Джар на зимовку, один из наших водителей Бурляев "подкалымил" на перевозке их скарба. Я переговорил с ним и с его коллегой Ивченко и сам послал их искать подобный заработок в свободное время с условием, что половину они отдадут на питание буровых бригад. Уже не помню, как это было сделано, но помогали и тем, кто не столовался из общего котла. Каким-то образом об этом узнали в экспедиции. Мне учинили разнос с угрозами и стуком кулаком по столу, но я почувствовал, что в глубине души эти действия одобряются.
   От безденежья страдали не только рабочие. У нас, молодых людей, когда быт совершенно не налажен, тоже, как говорится, зубы лежали на полке. Олег Ривман отлично играл в преферанс. Его постоянными партнерами были экономист Басов, еще кто-то из геологов. Играли они плохо, результат был известен заранее. Иногда утром в выходной я сообщал Олегу, что ни продуктов, ни денег нет, если он хочет кушать, надо садиться за карты. Он категорически отказывался, ложился на кровать и начинал ныть, как скучно без Лоры. Я не настаивал. Однако голод - не тётка. Через пару часов он начинал ерзать, потом просил пойти позвать картёжников. Спустя ещё два - три часа, взглянув на расписанный лист и прикинув, что выигранных денег достаточно, я под каким-нибудь предлогом прерывал игру, после чего мы шли в город и обедали в ресторане. Там нас хорошо знали, и официантка приносила под полой холодное пиво, которого даже в меню не было.
   У нас с Олегом бывало ещё такое развлечение. В доме на базе жил сменный буровой мастер из моей партии, звали его Кочкор Джаанов. Мы покупали мясо, он готовил плов, и мы вечером с бутылкой приходили на ужин. Наш повар был человеком общительным и весёлым. Очень гордился своим именем ("кочкор" по-киргизски значит "баран-производитель"). У него была довольно миловидная жена, которую он на русский манер называл Валечкой, и четверо или пятеро детей. Его коронным номером был рассказ, как он во время войны на фронте пытался сдаться в плен немцам, но заблудился и попал к своим. Наше комсомольское нутро протестовало против подобных действий, особенно хмурился Лёва Черников, принимавший участие в этих посиделках, но при взгляде на лукавую лоснящуюся физиономию Кочкора враждебных чувств к нему не возникало. Скорее всего, он просто врал, чтобы позабавить нас, выдавая свои прошлые тайные намерения за случившийся факт. Я во всяком случае не помню о его пребывании в штрафниках или ГУЛАГе, что произошло бы неминуемо.
  
   Вечерами и в выходные дни Олег занимал любимую позицию: ложился на кровать лицом вниз, глазом в сложенную лодочкой ладонь, и в этой позе скучал за Лорой. Однажды он сказал, что лагерь Ошской партии будет стоять где-то в местах, близких к цивилизации, туда можно проехать на автомобиле и он постарается достать машину, чтобы мы съездили в гости. Кроме Лоры там находились Валя Баранова, Адик Мамренко и новый геолог казах Нарзулла Атабаев, приехавший, по-моему, из Ташкента.
   Олегу удалось добыть...четырёхтонный бензовоз ЗиС. В конторе мы разыграли сцену: я отказывался ехать в Ош, Олег топал ногами и кричал, что не будет за меня делать мои дела и далее в таком духе. Водителем был хороший мужик Коля Шапшалов, мы ему всё честно рассказали, и он с охотой согласился поехать.
   Показавшись и зафиксировав своё присутствие в экспедиции, мы к вечеру были в лагере партии. Не помню, какой это был день недели, но следующий в честь нашего приезда был объявлен выходным.
   Утром мы с Адиком сели на лошадей и поехали вверх по реке ловить форель, у него были нехитрые снасти для этого. На крутых ступенеобразных перекатах было видно, как рыба выпрыгивает из воды, стараясь подняться вверх по течению. Мы что-то вытаскивали, понемногу спускаясь вниз. Порой крючок застревал между глыбами. Лезть за ним в воду было небезопасно, приходилось обрывать снасть, натянув леску и бросая туда камни. Ниже по реке перед нами прошли какие-то люди с сеткой, наш улов резко сократился. Тем не менее, за полдня мы наловили столько, что хватило накормить всех.
  
   Геологосъемочные работы требовали гораздо меньше моего внимания. Лошадей наняли, автомашиной, студентами-коллекторами, поварихой, палатками-спальными мешками обеспечили - работайте на здоровье!
   В съёмочный отряд я ездил, когда была возможность, просто отдохнуть. Проверял, конечно, полевую документацию, писал какие-то замечания, сам проводил однодневные маршруты, но всё с удовольствием. Места в районе работ, на южном склоне Ферганского хребта, необыкновенной красоты. Осевая часть хребта обрывается в сторону долины неприступными известняковыми стенами высотой в сотни метров. Ниже склоны значительно более пологие, покрытые роскошными лиственными лесами. Распространены грецкий орех, алыча, дикие яблоня и груша, много кустарников. На древовидном боярышнике плоды совсем не похожи на наши знакомые с детства, здесь они крупные, со сливу, и сладкие. Хозяйственная Нила Лютаева варила варенье. На полянах бушуют медоносные травы.
   Однажды, возвращаясь из маршрута со студентом-практикантом, мы встретили лесную пасеку. Хозяин оказался моим земляком, с Украины. Он настоял, чтобы мы зашли попробовать мёда. Кроме мёда с белым домашним хлебом он ещё угостил нас медовухой. Через короткое время наступило странное состояние: я оказался неспособным двинуть рукой или ногой при полной ясности рассудка. Пасечник взвалил нас, как мешки, в сёдла. К счастью, до лагеря оставалось всего несколько километров. Потом этот добрый человек приехал к нам и привёз в подарок котелок мёда. Мы с Борисом напробовались этой пищи богов и запили её холодной водой из ручья, после чего у нас заболели животы. Боря предложил поступить, как в русской сказке про медведя, а именно, лечь на камни и выставить пузо на солнце, чтобы лишний мёд вышел наружу. Мы так и поступили. Мёд не вышел, но легче стало.
   Правда, раз в отряде случился скандал. Немолодая повариха отвергла любовные притязания водителя автомашины, тот за это обвинил её во многих страшных грехах. Мне пришлось долго и нудно разбираться в этой склоке, потом перевести женщину на буровую.
   Много беспокойства доставляли горные работы - проходка шурфов для изучения водоносности на предгорном шлейфе. Нужно было снабдить людей, техника и троих рабочих, продовольствием и водой и своевременно перевозить их с точки на точку. Состыковать действия автомашины съёмщиков, двух грузовиков в Кызыл-Джаре и базы в Джалал-Абаде при полном отсутствии оперативной связи было, мягко говоря, нелегко. Позвонить неоткуда, полевых радиостанций у нас не было, а до эры мобильной связи было ещё очень далеко.
  
   Летом в Ошской области развернулась кампания помощи сельскому хозяйству. Она предусматривала, в частности, изъятие в пользу последнего "лишнего" автотранспорта у предприятий и организаций, например, легковых машин, обслуживающих начальство. Как во всякой компанейщине, было много глупостей и перегибов. Раз в Оше мы остановили странное такси - вездеход ГАЗ-69, на борту которого были грубо намалёваны белые шашечки. Это оказалась машина начальника Южно-Киргизской экспедиции Денисова! Сидевший за рулём шофёр, узнав нас, начал ругать авторов этой идеи последними словами. Впрочем, через пару недель машину вернули. Но теперь руководство на всякий случай проявило осторожность: все легковые машины были переоформлены на баланс полевых партий. Насколько помню, мы на этом даже выиграли. К ГГП была приписана машина главного геолога Натальина. Сам он был страстным мотоциклистом, предпочитал этот вид транспорта, а его машиной пользовались, в основном, мы.
   За Джалал-Абадской партией числилась автомастерская. В будке на шасси вездехода ЗиС-151 стояли верстак с тисками, сверлильный и токарный станки, маленькая электростанция, кажется, сварочный аппарат. Мастером-водителем напросился быть один из наших сменных буровых мастеров. На станках он кое-как умел работать, но водителем был слабым. Вещь это была ценная, не говоря о том, что просто автотранспорт. В период упомянутой шумихи я получил предписание передать автомастерскую куда следует. Посоветовавшись с Олегом, с другими товарищами, решил приказ не исполнять. Мы загнали фургон на буровую и поставили его на колодки, даже не в лагере, а в каком-то укрытии. На базе группы были оставлены указания: если будут меня искать, отвечать, что я в поле и связи со мной нет. Вся эта вакханалия проводилась по указанию Обкома партии, поэтому искали еще как! Уже не помню, какие слова говорились с одной и с другой стороны, но фургон с места не сдвинулся. Мне объявили выговор за неисполнение распоряжений руководства. Когда выявились ошибки в проведении этого мероприятия, в перечне транспортных средств, подлежащих возврату прежним владельцам, значилась и наша автомастерская.
   Прошло время. Как-то в коридоре экспедиции меня встретил начальник Денисов и вместо ответа на приветствие дружески ткнул кулаком в бок. Оказалось, мне увеличили оклад жалованья. На смехотворную сумму, кажется на 5 рублей, но всё-таки. Показалось, что кроме автомастерской моя деятельность по добыванию средств для поддержки рабочих, не получающих вовремя зарплату, тоже не была забыта.
  
   Из описаний полевого быта ясно, что охрана труда у нас была не на должной высоте. Соблюдение правил техники безопасности тоже.
   Я находился в бригаде Лебедева. Ночью услышал шум, крики. Кочкор Джаанов получил травму, видимо сломал руку. Автомашины в лагере не было. Я сказал, чтобы снимали с колодок автомастерскую. Пока сняли, пока завели...Кочкору стало совсем плохо. Я дал ему полстакана спирта. Мы завернули его в несколько ватников, чтобы меньше страдал от тряски, и поехали на рудник, в больницу. Ночью, без дороги, с неопытным водителем.
   Оказалось, у него двойной перелом руки. Нужно составлять акт о несчастном случае. Без него даже не хотели в больницу положить, пришлось уговаривать с напоминанием о клятве Гиппократа. Когда вернулся в лагерь, рассказали, как всё произошло. Нужно было поправить закрутившийся вокруг бурового снаряда шланг от грязевого насоса. Для этого Кочкор полез на работающий станок. Чтобы станок остановить, а потом включить снова, требуется два легких движения рукой и 10 секунд времени. Выступающим болтом зацепило за рукав спецовки и намотало на вращающийся шпиндель. Могло быть хуже, на его счастье поблизости оказался старший мастер Лебедев, который остановил станок.
   Как такое мог сделать 40-летний мужик, уже достаточно опытный работник? Просто уму непостижимо! Здесь, по моему глубокому убеждению, проявилась генетическая несовместимость потомственного скотовода с современной техникой. По советским законам при несчастном случае рабочий виноватым не бывает. Есть документы, что учился, прослушал, сдал экзамены, расписался? Ну и что? Значит, плохо учили! И теперь виноваты старший мастер Лебедев, прораб буровых работ Ивченко и, естественно, начальник партии. Я затосковал. Представлял, как меня отстранят от должности. Не посадят, конечно, но неприятно. И этого дурака Кочкора жалко.
   Пришлось ехать в экспедицию. Инженером по ТБ был кореец Хон, человек хитрый и, по-моему, жуликоватый. Он приехал на участок работ, осмотрел всё, поговорил с людьми. Потом отвёл меня в сторонку и предложил следующий план. Экспедиция не заинтересована в ухудшении показателей по несчастным случаям на производстве. Мне нужно договориться с Кочкором, чтобы он держал язык за зубами, его самого после выписки из больницы формально перевести на какую-нибудь работу с повременной оплатой труда и платить ему, пока он будет выздоравливать. А его, Хона, я не видел, ничего ему не говорил и никаких актов не составлял.
   Кочкор со мной согласился сразу. Сложнее было разобраться с врачом в больнице, но как-то удалось. Труднее всего оказалось месяца через два вытурить Кочкора обратно на работу. Ему очень понравилось сидеть дома и получать деньги, ничего не делая.
  
   Нельзя сказать, что время нахождения в Кызыл-Джаре я проводил рационально. Ведение геологических журналов, работа над производственными документами оставляли еще много свободных часов. Брал с собой специальную литературу, но учение шло, честно говоря, не очень успешно. Посидел на одной буровой, пошел на другую, что-то посмотрел, поговорил с людьми - и сутки прочь! Днем донимала жара, вечером - тоже не весело.
   Иногда приходилось принимать участие в улаживании меж- и внутрисемейных разборок. Выпивки я категорически запретил, объявив лагерь бригады производственной территорией. Но случаи, конечно, бывали. Однажды в бригаде Герасимова жена сменного мастера татарина Захара сказала что-то рабочему, недавно освободившемуся из мест заключения, Николаю Синдееву, о его, Синдеева, работе. Тот пожаловался мужу. Когда ночью я прибежал на крики, застал молодую женщину, мать грудного ребенка, всю в крови. Таким образом Захар, приняв с товарищами "на грудь", учил её не встревать не в свои дела. Во время скандала ещё кто-то кому-то что-то сказал. Блеснули ножи. Герасимову и мне пришлось до утра гасить разгоревшиеся страсти. Позже старший мастер проявил твердость и настоял, чтобы Синдеева, которого он считал зачинщиком случившегося, убрали из бригады (он перешел на станок ударного бурения).
  
   Топогеодезические и геофизические работы для всей экспедиции выполняли отдельные партии, базировавшиеся в Оше. К их услугам я прибегал редко. Для некоторых участков в Кызыл-Джаре существовали крупномасштабные топографические карты (масштаба 1:10000,1:5000 и даже 1:2000), составленные в период разведки ближайших угольных месторождений. Я брал у топографов такие карты и сам глазомерно наносил точки расположения скважин и шурфов с достаточной точностью, а им подписывал наряды о якобы проведенных полевых работах. Обе стороны были удовлетворены, они - понятно чем, а я не имел хлопот с их доставкой в поле, размещением и питанием.
   К геофизикам-каротажникам тоже обращался не часто. Мы как-то обходились без них. Слои галечников, которые были предметом нашего поиска, хорошо отбивались в процессе бурения. Наличие воды устанавливалось путем желонирования. К тому же, признаться, тогда я плохо разбирался в диаграммах стандартного каротажа. С позиций теперешнего опыта могу вспомнить, что работали они неважно. Справедливости ради надо сказать и о несовершенстве тогдашней геофизической аппаратуры.
  
   Скважина, которую бурила бригада Герасимова, вскрыла воду в галечниках на глубинах порядка 140-160 м. Результатов испытаний не помню, но расход при откачке был вполне приличным. Вода была солоноватой, но для водопоя овец по нормам подходила. Уровень в скважине установился на сравнительно небольшой глубине, метров 10-15. Осенью, когда первые отары начали спускаться с гор, я, преисполненный наилучшими побуждениями, поехал искать овечье начальство с предложением использовать нашу скважину для водопоя скота и организовать около неё зимовку. Мы намеревались передать, бесплатно, разумеется, геолого-техническую документацию и оборудовать устье скважины подъёмником-воротком с куском трубы вместо ведра (она была обсажена 146 -миллиметровыми трубами).
   Зимний лагерь животноводов расположился около какого-то водоисточника, не помню, был ли это колодец или озеро, но вода в нём точно была солёной, люди пить её не могли. Со скромной гордостью я доложил о решимости помочь родному сельскому хозяйству. Друзья-киргизы поинтересовались, течёт ли вода из скважины сама. Ответил, что нет, и ещё раз объяснил и даже нарисовал подъёмное устройство. Ответ обескуражил: "Ны нада!". Я начал горячиться, доказывать, убеждать, насколько это удобнее, чем возить воду за многие километры. Можно, наконец, если скота много, поставить передвижную силовую установку и спустить в скважину насос.
   Ребята сидели, как китайские болваны. Мои слова отскакивали, словно горох от стенки. Раз "сам не ыдот - ны нада!". Благодаря красноармейцу товарищу Сухову, теперь все знают, что Восток - дело тонкое. Зачем суетиться и создавать себе новые проблемы? Возили воду издалека, и дальше так будем делать. А вы говорите - эффективность социалистической экономики!
  
   Я уже немного рассказывал о Ферганской долине. В священных книгах Востока это место называется раем на земле. Советская власть этот рай основательно подпортила. Неизбежными являются такие спутники человеческого прогресса как рост городов, строительство дорог, ЛЭП, добыча нефти и т.п. Но главным фактором изменения уникального ландшафта стала смена ориентации сельскохозяйственного производства. Цветущие сады и виноградники стали вытесняться плантациями "белого золота" - хлопчатника. Большая часть Ферганы принадлежит Узбекистану. До "хлопковых дел" конца 80-х (помните знаменитых следователей Гдляна и Иванова?) было ещё далеко, но их фундамент уже закладывался. Началась борьба за рекордные урожаи. И, как обычно, через пень-колоду. Сады извели, поля засеяли. А чем их поливать (хлопчатник требует очень много воды)? Как собрать, вывезти и переработать урожай? Ладно, потом разберёмся! Любые нормы и правила - агрономические, водохозяйственные, геоэкологические, социальные и гуманитарные - всё летело в тартарары. Любой ценой выполнить взятые республикой социалистические обязательства и собрать столько-то сотен тысяч, потом и миллионов, тонн! И все средства для этого хороши.
   Заставили сеять хлопчатник и Киргизию, которой принадлежали небольшие пригодные для этого площади по окраинам Ферганы. Киргизы на протяжении многих столетий занимались скотоводством, их опыт земледелия ограничивался выращиванием зерновых на небольших участках, чтобы обеспечить себя ячменной лепёшкой и аталой, супом из муки. Узбеки старались ничего не терять при перевозке урожая с полей. Например, вдоль дорог к древесным стволам были прибиты ящички, куда "пионерские посты" складывали упавшую с транспортных платформ хлопковую вату. Киргизам всё это было "по барабану", у них по краям дорог стелились сплошные белые шлейфы. Хитрые узбеки посылали свои автомашины собирать хлопок на киргизских обочинах.
   Хлопкоуборочных машин нехватало. Кроме того они работали не очень аккуратно и оставляли часть урожая на полях, а также как-то пачкали вату, что снижало сортность и закупочную цену. Поэтому, чтобы поле убрать чисто и дорого, хозяева угодий предпочитали ручной труд. Людей для этого, конечно, было недостаточно. И работа эта крайне тяжёлая. Вата помещается в коробочке. После созревания она раскрывается тремя-четырьмя лепестками, края которых остры, как лезвие ножа. Нужно иметь опыт, чтобы одним движением выхватить вату и не поранить руку. Если её не вытащить сразу, нужно ещё одно движение, это потеря времени, а нормы по сбору достаточно жестокие. Некоторые сорта хлопчатника дают семена, это облегчает задачу сборщика, т.к. каждая коробочка тяжелее и нужный вес набирается быстрее. Кроме прочего, занятие по подчистке за комбайном вредное, перед машинной уборкой поля обрабатывались с самолёта химикалиями-дефолиантами, от чего растения по сути погибали.
   Естественно, студенты были заняты на этих работах. Но урожай начинал созревать ещё до начала занятий в учебных заведениях. Где взять людей? Права граждан нарушались на каждом шагу, но кто тогда знал и думал об этом? Шерстили учреждения и посылали на поля служащих. На дорогах останавливали рейсовые автобусы, пассажирам предлагалось поработать на уборке несколько часов, без этого маршрут не будет продолжен. На базарах устраивались облавы и покупателей отправляли на работу на весь день, никакие слёзы и рассказы об оставленных дома детях не помогали. Правда, через несколько лет труд вынужденных сборщиков стали оплачивать. Транспорта тоже было недостаточно. Останавливали порожние грузовики, у водителей отбирали права и не возвращали, пока не сделает несколько ходок с поля в назначенное место.
   Все эти безобразия делались силами милиции по указанию местных и при попустительстве (или с одобрения) высших партийных органов. Ментам помогали здоровые мужики, которые сами в поле не работали. Способы улаживания конфликтов с милицией с помощью денежных купюр не изменились до наших дней. Но мне как-то не хотелось прибегать к испытанному средству.
   Однажды я ехал на грузовой машине с вахтой на базу на выходной день. Уже недалеко от Джалал-Абада нас остановила группа во главе с милицейским сержантом. У водителя моментально изъяли права и путевой лист и рысью понесли куда-то в сторону. Я вышел из кабины и направился следом. В тени карагача у арыка, босиком и с расстёгнутым воротом, с пиалой чая в руке восседал лейтенант милиции. Сочетание его возраста со званием наводило на мысль, что он либо безнадёжный неудачник, либо эта, наверняка хлебная, должность получена им неправедным путём. Чинопочитание на Востоке очень развито, принимая иногда гипертрофированные формы. Вот и сейчас вокруг этого "генерала" угодливо согнулись несколько "шестёрок". Я поздоровался и протянул служебное удостоверение с фотографией и печатью: "Начальник геологоразведочной партии такой-то". В глазах милиционера мелькнул тревожный огонёк. Моё поведение не укладывалось в привычную схему. Я не начал с хныканья и просьб. Опять же документ. "Геологоразведка" - это он знает, но комбинация слов "начальник" и "партия"? Партия ведь у нас только одна, коммунистическая. Я спросил, почему нас остановили, что мы нарушили? В ответ было сказано, что машина должна сделать пару ходок за хлопком, а люди в это время поработать на уборке. И тут меня осенило. Решил рискнуть. "Нет, начальник, мои люди работать не будут. Они неделю жили в пустыне, в Кызыл-Джаре, без воды, сейчас едут на отдых. Машину берите. Но её нужно разгрузить". Я вспомнил, что в кузове лежит стальная толстостенная труба. Она была нестандартной, мы её использовали на агрегате Герасимова, стараясь соблюсти технологию бурения, вместо утяжелённого низа инструмента и сейчас везли на базу подновить резьбу на большом токарном станке. Весила она килограммов 700. Милиционер махнул рукой своим. Двое залезли в кузов. Через пару минут донеслись растерянные голоса. На помощь отправились еще двое помощников. "Лейтенант - сказал я им вслед - это дорогой инструмент для изучения Земли. Стоит 500 тысяч рублей. Если поломаете, ты будешь платить". Короче, он решил не связываться и со вздохом нас отпустил.
   Воодушевленный подобным выигрышем, я несколько обнаглел. Когда нас тормознули в следующий раз, с нами не было тяжелого груза. Пришлось выкручиваться на ходу. На вопрос, почему нас задержали, очередная милицейская сошка заявила, что есть постановление партии и правительства...Я не дал ему закончить: "Где Постановление? Покажи, я хочу прочитать сам!". В глазах собеседника ужас! Он не знает, что делать. Его не проинструктировали на такой поворот событий. Почувствовав слабину, продолжаю напирать. Это он срывает Постановление партии и Правительства, согласно которому я должен обеспечить зимовку миллиона голов скота!
   - Э-э, начальник, несознательный...
   - Нет, это ты несознательный! Почему около тебя сидит 10 здоровых мужчин и ничего не делает? Вот прямо сейчас поеду в райком партии и расскажу, чем вы тут занимаетесь!
   Укоризненно качая головой, он возвращает документы. Можем ехать дальше. В будущем, чтобы не рисковать, мы просто не ездили на пустой машине. Если нужного груза не было, лебёдкой бурового станка поднимали в кузов старую глиномешалку или грязевый насос. Расчёт был верным. Эта категория граждан настолько ленива, что им лучше отпустить автотранспорт, чем заниматься разгрузкой.
   Но на этом хлопковые страдания не заканчивались. Кроме уборочной техники, людей, транспорта нехватало даже херманов - площадок для просушки хлопка. Не рассчитывали на такой урожай. В чью-то мудрую голову пришла плодотворная идея использовать для этой цели асфальтированные шоссе. Такая безделица, как несогласованность с Правилами дорожного движения, всеобщие неудобства не сильно волновала. "Белое золото" раскладывалось на отрезке в несколько десятков метров, а весь транспорт направлялся в объезд, иногда на 5-10 км, по неподготовленным грунтовым дорогам. Что значит ехать по ухабам в пыли от лёссовых грунтов, поднятой караваном автомобилей, поймет тот, кто сам испытал. И это не на каких-то заштатных проездах, а на магистральных трассах, соединяющих крупные города и промышленные центры!
   Порой водители в гневе теряли голову и с проклятьями направляли своих железных коней на белую полосу. Но тут же должны были давать по тормозам: на краю предусмотрительно положили бороны зубьями вверх. А навстречу, раздувая ноздри и усы, с вилами наперевес уже бежали работнички. Они защищали колхозное добро, а кроме того были недовольны, что их оторвали от чаепития. Ведь вся работа этой братии заключалась в том, чтобы несколько раз в день перелопатить хлопок. А в это время женщины и даже дети горбатились на поле.
   Это не патриотично, но я гордился, что за время работы в Средней Азии ни я сам, ни мои люди, ни машины, на которых я ехал, не собрали и не перевезли ни одного грамма хлопка. Потому что не так это надо делать!
  
   В горах Тянь-Шаня нередко встречаются месторождения угля. Местами пласты залегают близко к поверхности и разрабатываются с незапамятных времен. Особое внимание им стали уделять во время войны, когда были потеряны Донбасс и часть Подмосковного бассейна. На ряде месторождений работали ГРП нашей экспедиции, занимались эксплуатационной разведкой. На некоторых из них запасы истощились, на других уголь был невысокого качества. В общем, работы на этот вид сырья стали сворачиваться. Такая участь постигла и партию в пос. Таш-Кумыр недалеко от нашего участка. Безработицы в Советском Союзе быть не могло, освобождающихся людей надо было как-то пристроить. В экспедиции решили перебросить один буровой станок вместе с бригадой в Кызыл-Джар.
   Я познакомился с начальником Ташкумырской ГРП умным узбеком Нурметовым. По сложившимся традициям разведчики угля среди геологов занимали по престижу место где-то внизу иерархической лестницы. Не знаю почему, мне кажется разведка любого полезного ископаемого в складчатой области представляет сложную задачу. Нурметов считался хорошим специалистом. Во время встречи у начальника экспедиции он сказал, что его люди имеют жилье в посёлке (сейчас это город), и он сам будет заботиться об их перевозке к месту работы и обратно (расстояние порядка 30 км), а также о материально-техническом снабжении буровой. Меня, естественно, такое положение устраивало.
   Почти все работники бригады были ингуши, известно как попавшие в Киргизстан. Русских было, кажется, двое - старший буровой мастер Климов и сменный Приходько. Мои отношения с Климовым складывались как-то странно. Точнее, никак, потому что я его практически не встречал. Приеду на буровую, а он либо уже уехал в Таш-Кумыр, либо ещё не приехал. Но бригада обычно была обеспечена всем необходимым. А когда случилась авария в скважине, он находился на месте всё время до её ликвидации. Потеряв надежду увидеться со старшим мастером, я даже пожаловался Колесникову. Главный инженер экспедиции спросил, осуществляется ли техническое руководство и снабжение, передается ли мне своевременно соответствующая документация. Я ответил утвердительно. Так зачем тебе Климов и лишние заботы? Работа идет? И вообще это один из лучших наших мастеров.
   Заканчивала работы еще одна крупная партия, занимавшаяся разведкой вблизи действующего угольного рудника в пос. Шураб в Таджикистане, на границе с Киргизией. Геологов, буровиков, технический персонал распихали по разным партиям. Остались камеральная группа, занятая окончательным отчётом по этому месторождению, и административно-хозяйственная часть. Но здесь вопрос стоял сложнее, чем в Таш-Кумыре. Угольная ГРП размещалась в специально построенном, образцово-показательном что ли, посёлке рядом с киргизским кишлаком Самаркандек. За забором десятка полтора 1,2,4-квартирных коттеджей, хоздвор с конторой, складом, мастерскими, гаражем, баней, столовой-клубом. Жилые коттеджи были не такими, как теперь у "новых русских". Это сборно-щитовые домики с маленькими приусадебными участками, печным отоплением и удобствами во дворе. Но по тем временам такой посёлок - огромное достижение. Руководство экспедиции, может быть, даже УГ, не хотело выпускать этот объект из системы геологии. Было решено передислоцировать в посёлок Группу гидрогеологических партий или её часть, а начальником ГГП поставить нынешнего начальника угольной ГРП Копылова. Этот план начал реализовываться где-то в конце лета 1959 г.
   Дело пошло достаточно туго. Обитатели Джалал-Абада вовсе не горели желанием менять место жительства. Какой-никакой, всё же город, а новый посёлок стоял рядом с кишлаком, до рудника Шураб 7 км, местность жаркая и пустынная. Баткенская гидрогеологическая партия находилась совсем близко от новой базы. Ляйлякская работала тоже недалеко. А до Джалал-Абада 350 км, до Кызыл-Джара примерно столько же. Трудно притирались друг к другу геологи и конторы. Возникла какая-то неприязнь на почве невыясненного вопроса: кто главнее? Долго жили параллельно, затаив какие-то обиды и сохраняя довольно неприятные прозвища - "мокрицы" (гидрогеологи) и "кроты". Наш бывший шеф Лаврентьев совсем устранился от руководства еще в июне-июле. Начальники партий (станций) как-то решали свои вопросы в экспедиции и не слишком страдали от отсутствия начальника ГГП. С появлением в Джалал-Абаде Копылова ничего практически не изменилось, коренных сдвигов, особенно в выполнении планов не наметилось. Он со всеми перезнакомился и уехал обратно в Самаркандек. Потом оттуда пошли руководящие телеграммы, подписанные Саидалиходжаевым. Мы не знали, кто это, и указания попросту игнорировали. Только осенью мы познакомились, он оказался старшим геологом ГРП и неплохим мужиком.
  
   Приближалась зима. В Кызыл-Джаре в это время бывают серьёзные холода. Мы начали строить землянки. Зарывались в склон неглубоких сухих долин, со стороны входа были окна. Грунт был достаточно податливый, работа шла быстро. Изнутри помещения обшили досками, кровлю покрыли рубероидом, поставили железные печки. Получилось аккуратно, даже уютно, в особенности у Герасимова.
   Я был в бригаде у Лебедева. Меня зовут: приехало какое-то начальство. Смотрю, грузовая машина. Значит, начальство не самого высокого пошиба. Подхожу. Человек лет 45. "Еранцев. Буровик, направлен к вам из экспедиции оказать помощь". Что ж, милости просим, оказывайте. Пошли, посмотрели буровую, жилье. Всё ему не нравится. И то, что не должно нравиться, и остальное. Я возражал иногда. А он бурчит и учит. Не конкретно, а так, в общих чертах, как надо жить. Намекает на близость к начальнику экспедиции. Из того, что я просил из оборудования и материалов, отметил примерно половину. Народ, свободный от вахты, наблюдает со стороны. И ему это ожидание и наблюдение нравится, по-моему. Стал говорить громче, напирая на недостатки, которые мы с ним уже обсудили. И, наконец, выдал что-то вроде того, что мне надо спустить штаны и надрать задницу.
   В тот день с утра, еще до приезда гостя, у меня было неважное настроение. Не помню, конечно, почему. Может быть, спал плохо. И разговор с приезжим как-то не по душе. Когда услышал про надрать задницу, кровь ударила в голову. Кому надрать? Мне, начальнику партии? Этакому хозяину Кызыл-Джара? Сказать такое перед моими людьми?! В мгновение я рассвирепел так, что себя не помнил. И шестым чувством понял, что это состояние передалось моим буровикам. И, стоя к ним спиной, почувствовал, как они придвинулись на пару шагов. Звенящим от волнения голосом я сказал: "Товарищи, смотрите, этот человек пьян! А ну убрать его с участка немедленно!" "Как, что? Да я!..Я облечён полномочиями главного инженера! Да я вас в бараний рог!..". Но я слышу дыхание людей уже рядом, прямо за плечом. И твердо знаю, стоит мне только мигнуть, и его вообще на куски разорвут. Приезжий тоже это уразумел и вмиг улетучился.
   Прекрасное, преданное нынче анафеме чувство коллективизма! Редкое ощущение единства. Я им не брат и не сват, но вместе с ними жарился под палящим солнцем, спал в одной палатке, ел из одной миски. И тогда сердца бьются в унисон. Такое бывает в спорте, в особенности, когда команда проигрывает, но находит в себе силы переломить ситуацию в свою пользу.
   Вначале я хотел подать рапорт на имя начальника экспедиции или главного инженера, но остыл и просто продумал, что сказать, если потребуется. По некоторым штрихам показалось, что приезжий "спаситель" на меня нажаловался. Но мне в экспедиции никто слова не сказал. Больше у себя на участке я его не видел. Уже зимой как-то встретились в Самаркандеке, он радостно осклабился, я холодно кивнул и прошёл мимо.
  
   В экспедиции принято окончательное решение: Баткенская, Ляйлякская и Ошская партии перебазируются в Самаркандек, на базе в Джалал-Абаде остаются Джалал-Абадская партия и Гидрогеологическая и оползневая станции. Последняя с базой была связана слабо. В их работах был заинтересован урановый рудник в Майли-Сае и они получали на месте техническую помощь.
   Не помню подробностей, как начальником базы в Джалал-Абаде стал Поливода. После "лаврентьевского дела" он был прощен, но конкретной работы как гидрогеолог пока не имел. В Самаркандек перебралось большинство народа - бухгалтерия, плановый отдел, все гидрогеологи, кроме него, меня и начальника Гидростанции Светланы Шевченко. Семейные получили отдельные квартиры в коттеджах, холостые жили по два-три человека. А я в итоге остался без жилья. Мои вещи уехали в Самаркандек. Приезжая туда, я останавливался в домике, где жили Адик и Лев Черников. Четырехкомнатную квартиру Лаврентьева по праву старшего занял Поливода. Там располагался и я, находясь на базе.
   Добираться до Самаркандека было сравнительно легко. Можно было за несколько часов доехать поездом Джалал-Абад - Фрунзе или Андижан - Москва до ст. Мельниково (таджикский город Канибадам), оттуда километров 40 автобусом до Шураба, а там чем придется еще 7 км. Я приложил все возможные усилия и приехал встретить с друзьями Новый Год. Перед этим мы съездили в "почтовый ящик" вблизи Ленинабада. Поселок, называвшийся Чкаловск, принадлежал т.н. 6-му комбинату, известному предприятию по добыче и переработке урановой руды. Набрали всяких деликатесов. Помню, что были икра, красная рыба, какие-то хорошие консервы. Олег купил один из первых советских переносных магнитофонов "Spalis". Встречали у Олега с Лорой, их квартира была самой большой.
   Были расписаны обязанности по подготовке вечера. Борис Лютаев объявил, что приготовит холодец из петуха. Я никакими способностями не блистал и был прикреплен к нему как младший обслуживающий персонал. Боря поручил пойти в кишлак и купить петуха. Я зашел в ближайший двор, договорился. Мне было предложено выбрать и поймать птицу самому. Я пытался загнать куриную стаю в угол, но все они с воплями проскользнули мимо меня. Осталась одна. Я броском, достойным Яшина, всё-таки накрыл её и, тяжело дыша, понёс повару. Боря посмотрел и обиженно отвернулся."В чём дело?" "Я просил пе-ту-ха, а ты что приволок? Курицу!" Я не понимал разницы, но пришлось идти и выполнять приказание старшего по работе.
   Было довольно весело. Все сослуживцы были сосредоточены на маленьком пятачке, и компании ходили друг к другу в гости. А мне было немного грустно. Опять я без семьи, без квартиры. Сколько ещё это будет продолжаться?
  
   0x01 graphic
  
   Самаркандек, зима 1960
  
  
   Призрак Голубинских реформ продолжал бродить по Киргизии. В воздухе витала неопределенность. В начале наступившего 1960 года в экспедиции проходили бесконечные совещания. Речь шла о создании новых производственных единиц, преобразовании или переименовании старых, распределении специалистов по рабочим местам. В то время во главе партий, главным образом крупных, стояли люди, не имеющие не только специального, но иногда общего среднего образования. Они пришли на эти посты после войны, когда надо было делать дело и не хватало времени заглядывать в дипломы. Большинство из них неплохо справлялось со своими обязанностями. Но в самых высоких сферах решили, что настала пора заменить практиков дипломированными специалистами. И процесс пошёл. А что дипломированных нехватает, что на руководящие должности надо ставить только что закончивших учёбу - ничего страшного, вас Родина не зря учила, не боги горшки обжигают и т.п. Что же, люди растут в деле, иногда такие перемены имели успех и для производства, и для самого назначенца.
   И вот по коридорам экспедиции тыняются из угла в угол старые и молодые в ожидании определения своей дальнейшей деятельности. При этом многие из молодых, но обстрелянных, как наша компания, категорически не хотят становиться начальниками. Знают, что это за хлеб и отпихиваются руками и ногами. И опираются на КЗОТ, в соответствии с которым понизить человека в должности без его согласия можно, а вот повысить нельзя.
   Мы по нескольку дней подряд проводили в Оше. Жили, если удавалось устроиться, в маленькой гостинице экспедиции. Для неё отвели отдельный домик, там было хорошо. Если мест не было, шли в Дом колхозника и спали в "конюшнях" на 40 коек. Помню, в одну из таки ночёвок я проснулся ночью. Рядом Олег ругается в голос непечатными словами. В чём дело? Да вот рядом киргиз храпит так, что не могу уснуть. Мне стало смешно. Я перелез через Олега, сильно пнул храпуна ногой в бок, а сам прыжком плюхнулся на место. Тот вскочил, ничего не понимает, а меня душит смех при виде Олега, пытающегося объяснить правила поведения во сне.
   Обработка гидрогеологов продолжалась. Из Фрунзе был вызван наш старый приятель, ныне отраслевой специалист ПГО УГ В.С.Тютюкин, чтобы помочь в решении кадровых вопросов. Применялся метод кнута и пряника, в начальственные кабинеты мы вызывались группами и поодиночке. Наконец, всё как-то утряслось. Я остался на своем месте. Хотя задание, предусмотренное проектом работ Джалал-Абадской партии, еще не было выполнено, отчёт не составлен, она была преобразована в Кызыл-Джарскую геологоразведочную партию. Объяснили, что это даст какие-то производственные и социальные льготы.
  
   В конце прошлого года я съездил в отпуск. В Кишиневе познакомился с начальником созданного год назад УГ Молдавии А.И.Живолупом. Я произвел на него неплохое впечатление, он сказал, что геологические исследования расширяются, гидрогеологи нужны и предложил оставить ему заявление о приеме на работу. Я тогда и не помышлял о перемене места, но такое заявление написал. Теперь обстановка изменилась, я чаще вспоминал об этом заявлении. Вопрос о возможности переезда в Молдавию обсуждался с женой и родителями посредством переписки.
   В это время из Фрунзе, из УГ пришло письмо с просьбой командировать Игоря Зеленина, Адика Мамренко и меня во Фрунзе и последующую поездку в Алма-Ату для участия в традиционных спортивных соревнованиях между нашим и Южно-Казахстанским УГ. Игорь с Адиком отказались. Не помню по какой причине, В.И.Колесников мне ехать не рекомендовал. Но я его совету не последовал. Мне хотелось позвонить по телефону домой из Фрунзе или Алма-Аты и окончательно решить вопрос о своем будущем и повидаться с оставшимися там друзьями.
   Поездка в Алма-Ату оказалась менее весёлой, чем предыдущая. Не было многих старых участников. В частности, из баскетбольной команды, выступавшей в чемпионате г. Фрунзе, осталось человека три. Были приглашены подставные игроки, но кое-кто накануне игры крепко выпил, и от них не было толку. Запомнилась тренировка казахстанских волейболистов в отличном спортзале Республиканской партийной школы, куда мы пришли на игру. Среди них было несколько игроков, которые через несколько лет стали выступать за сильную команду Алма-Аты и национальную сборную СССР. Там же я случайно встретил Виктора Баканова. Мы были знакомы очень давно, учились вместе в 10 классе и два года на одном курсе. Позже он закончил геофак Кишиневского университета через год после меня и теперь работал в Казахстане.
   Во Фрунзе я переговорил с женой и родителями по телефону и принял окончательное решение переезжать в Молдавию.
  
   Возвратившись в Джалал-Абад, я рассказал о своих планах Поливоде. Слава расстроился: мы так хорошо жили с тобой вдвоем в 4-комнатной квартире! А работать вместе по сути и не начинали. Остальные товарищи отнеслись к моим намерениям по-разному. Большинство одобрили, другие были нейтральны, а прямолинейный Лёва Черников был категорически против. Он считал, что в угоду семье и быту я чуть ли не предаю своё дело и лучших товарищей.
   Когда я пришёл в экспедицию с заявлением об уходе, поднялась просто буря. Не помню подробностей, но меня уговаривали не меньше, чем незадолго перед этим стать начальником Кызыл-Джарской партии. По очереди Денисов и Колесников, и оба вместе. Кто у тебя жена по специальности? Географ? Да это же готовый старший коллектор! Устроим в любой момент в любую камеральную группу! Ребёнка обеспечим детским садом! Денисов обнял меня за плечи и подвёл к окну своего кабинета. Внизу, у подножья склона под зданием экспедиции, раскинулся посёлок геологов. Одновременно строилось несколько домиков-коттеджей. Он предложил выбрать квартиру в любом из них.
   Мне было стыдно. Почему меня так уговаривают остаться? Кто я такой в конце концов? Салага ещё. По производственным показателям работник не из лучших. Думаю, оба по-человечески хорошо ко мне относились. Да и работать было некому. Я заколебался и был близок к тому, чтобы забрать своё заявление. Но боязнь, что кто-нибудь обвинит меня в шантаже, заставила настоять на своем.
   Напоследок съездил в Кызыл-Джар. Оставил последние указания и со всеми попрощался. Геологическую документацию и описание ближайших дел передал Олегу.
   В Джалал-Абаде были только Поливода и приехавший по каким-то делам Борис Лютаев. Утром мне нужно было выезжать в Самаркандек. Показалось, что поллитра на троих мало, а литр многовато. Я пошел в город и взял бидончик столового вина. На обратном пути споткнулся и часть пролил. Посидели и поговорили весь вечер грустно, но трезво.
   В Самаркандеке сдал в бухгалтерию последние бумаги. Быстро собрал вещи. Мне дали легковую машину, я отвез их на ст. Мельниково и отправил в Кишинев малой скоростью. Накануне отъезда собрались все мои товарищи. Не было Зелениных. Игорь был в Москве, сдавал вступительные экзамены в аспирантуру, Валя позже поехала туда же на курсы по повышению квалификации. Провожали меня трогательно. Хотелось плакать. Когда сел в машину, чтобы ехать на станцию, мой прошлогодний спутник коллектор Виктор Захаров долго бежал, держась за ручку машины и выкрикивая прощальные слова...
  
   Года через полтора-два в газете "Известия" была напечатана большая статья известного журналиста Ю.Феофанова под названием "Испытание должностью". В ней рассказывалось, как этого ответственного экзамена не выдержал начальник Киргизского УГ В.Н.Голубин. Его сместили с занимаемого поста за дезорганизацию республиканской геологической службы путем непродуманных скоропалительных нововведений. Там говорилось, что в результате административных упражнений бывшего руководителя республиканское ведомство покинули около трех сотен специалистов. Я считал, в этой статье говорится и обо мне.
  
   Мне довелось ещё раз побывать в Киргизии в 1974 г. Наш друг Жора Балашов, начальник возрожденной Гидрогеологической экспедиции, пригласил к себе во Фрунзе Игоря с Валей и меня. В это время там работала по договору группа московских гидрогеологов. В составе её были Адик Мамренко и Лора Чумакова. Если прибавить Сергея Тарасова, который жил в одном доме с Жорой, можно сказать, что в тот раз во Фрунзе собралась значительная часть старой компании.
   В распоряжении москвичей была крытая грузовая машина. Мы объехали всё озеро Иссык-Куль. По дороге заглянули в один ведомственный пансионат на курорте Чолпон-Ата. Адик знал, что руководителем организации-владельца был бывший техник-гидрогеолог, работавший когда-то в отряде Игоря. Благодаря такому знакомству отдохнули три дня на берегу озера. После этого проехали по новой автомагистрали из Фрунзе в Ош через высочайшие перевалы и холодные высокогорные долины. Зацепили краем места, где Игорь, Валя и Адик работали в 1957 г. В Оше остановились у Нилы Лютаевой (у них с Борисом были уже разные семьи). Побывали в Южно-Киргизской экспедиции. Там всё уже было по-другому. Вылететь из Оша в обозримом будущем оказалось невозможным из-за отсутствия билетов. Машина с друзьями возвратилась во Фрунзе, а муж Нилы Хайбулла на своём "Запорожце" провез нас через всю Ферганскую долину. В Самаркандеке нашлись люди, которые ещё помнили нас. Закончилось это прекрасное путешествие в Ленинабаде, откуда я через Сочи и Одессу добрался до Кишинева.
  
   Почти одновременно со мной вернулись на родину москвичи Рита и Юлий Корольковы. Лёдик Перчук, Валерий Пантелеев и Игорь Зеленин одновременно учились в аспирантуре в институтах Академии наук. Первые двое остались в Москве. Игорь с Валей больше 30 лет прожили в Кишиневе, сейчас в Одессе. Ипполит Носырев перебрался в подмосковный Александров, оттуда в Одессу, где преподавал в ОГУ. Жора Балашов и Сергей Тарасов оставшуюся жизнь провели во Фрунзе. Олег Ривман долго работал главным гидрогеологом всесоюзного "Геоминвода" в Москве, Лора - в Научно-исследовательском секторе МГРИ. Сейчас они живут в Израиле. Последний раз мы с большим удовольствием встретились там в 2009г. В том же НИСе после окончания этого института трудился и Адик, сейчас он занимается исследованиями подземных газохранилищ. Карина Васильева и Ламер Микеладзе в Санкт-Петербурге. С Борисом Лютаевым мы были связаны единой тематикой работ, у нас несколько совместных публикаций. Нила почти до конца своих дней жила в Оше. Лев Черников жил и работал в разных организациях в Севастополе, Пятигорске, Владикавказе. Большинство коллег-днепропетровцев вернулись в свой город. В Молдавии какое-то время работал Слава Поливода. Там же долго жила и работала Тамара Тимофеева, в те годы начальник Оползневой станции на руднике Майли-Сай. Большинство персонажей пенсионеры. К сожалению, многих из перечисленных товарищей уже нет на этом свете.
   ...Но всё это было потом. А сейчас скорый поезд "Андижан-Москва" уносил меня на запад. В Москве встречали Игорь с Валей. Я провел там несколько дней. И отправился к месту нового назначения. Начинался новый этап моей жизни.
  
  
  
  
  
  
  
   На краю
   Русской
   платформы
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Посвящается

   геологам Молдавии

  
   В предыдущих разделах говорилось о первом периоде моей профессиональной деятельности. Вся оставшаяся её часть прошла в одном регионе, благословенном уголке, прилепившемся на самом краю крупного структурного элемента земной коры - Восточно-Европейской или Русской платформы. Об этом мой рассказ.
  
  
   ВПЕРВЫЕ В МОЛДАВИИ
  
   Первый раз я попал в Молдавию в сентябре 1954 г., когда учился на III курсе геофака ОГУ. Мои родители работали в то время в Украинском НИИ виноградарства и виноделия под Одессой. Усатого отца всех народов уже не было в живых, но начатая при нем кампания борьбы с "буржуазными лженауками" ещё цвела пышным цветом. В области биологии её успешно проводил прохиндей и душегуб академик Т.Д.Лысенко. На этой почве в институте тоже были серьёзные события. В отношении руководства сделаны решительные оргвыводы, а коллектив раздирали склоки и скандалы. Отец решил сменить место работы. Он был известным в стране ученым и практиком и получил целый ряд предложений из разных мест. Интерес вызвали приглашения из Молдавии, от Филиала Академии наук СССР и от Института виноградарства и садоводства. Для ознакомления мы поехали на несколько дней в Кишинёв. Незадолго перед этим отец купил автомобиль "Москвич 401" (он тогда стоил 900руб), а я был единственным в семье водителем.
   Дорога из Одессы в Кишинёв сильно отличалась от нынешней. Асфальтовое покрытие было только на километрах 30. Часть пути по Молдавии понравилась больше, и живописностью и качеством полотна. И город тоже понравился. Был он небольшим и уютным. Например, юго-западная граница его проходила там, где сейчас кино "Гаудеамус", а северная - в районе административного корпуса Медуниверситета. Деловые переговоры прошли успешно, и решение о переезде семьи вскоре было принято. Я продолжал учебу на прежнем месте, и хотя в Кишиневском университете тоже был геологический факультет, вопрос о моем переходе туда даже не поднимался.
  
   После окончания III курса я побывал на первой производственной практике и в 1956 г. заканчивал учебу на IV курсе. Предстояла ещё одна практика - преддипломная. Я решил найти себе место работы самостоятельно. Из-за изменений в учебной программе зимние каникулы были у нас сокращены до недели, тем не менее, я поехал в Москву. Вначале нашел экспедицию, где работал в качестве рабочего на прошлогодней практике. Они камеральничали в помещении какого-то клуба на Хорошевском шоссе, тогда почти окраине города. Меня встретили очень тепло и сразу предложили ехать с ними в поле опять, теперь уже в должности старшего коллектора. Я поблагодарил, но ответил уклончиво, хотелось побывать в других местах. В итоге договорился о работе старшими коллекторами для троих практикантов в одной из партий Министерства радиотехнической промышленности. Кроме общесоюзного Мингео многие ведомства имели свои геологические службы - Министерства нефтяной промышленности, цветной металлургии, водное хозяйство, не говоря уже об империи МВД, где трудились в основном зеки. Район работ партии находился севернее нынешней столицы Байкало-Амурской магистрали г. Тынды.
   В те времена в большинстве вузов страны студенты мужского пола проходили подготовку на военных кафедрах в объеме двухгодичного курса военных училищ и параллельно с профессиональной квалификацией получали звание офицера запаса. Нашей военной специальностью была наземная артиллерия. Мы изучали 122мм гаубицу. Эта система была создана в 1938 г., но ещё стояла на вооружении Советской Армии. К окончанию IV курса теоретическая часть военной программы была завершена, нужно было пройти через 30 - 40-дневные лагерные сборы. Обычно их устраивали весной, с конца апреля-начала мая. В этот раз решением каких-то военных чиновников сборы были назначены на середину лета. Практика у студентов- геологов была испорчена. Мы пытались изменить этот срок, писали письма, посылали делегатов в штаб Одесского военного округа, но из этого ничего не вышло. Таким образом, для преддипломной практики отводился июнь месяц, а после окончания лагерных сборов - по желанию практиканта.
   Добираться до района работ партии, с которой я договорился, нужно было разными видами транспорта, даже на лошадях или оленях, на что требовалось не меньше двух недель в один конец. Поэтому использовать месяц-полтора, остающиеся между весенней экзаменационной сессией и сборами, было бессмысленно. Между тем меня и ещё двоих в партии уже ждали, подводить людей было нельзя. Я заранее согласовал в деканате назначение на эти места своей сокурсницы и двоих ребят с младшего курса и известил старшего геолога партии.
  
   Практикантов-одесситов распихали по различным организациям Украины. Два места нашлось в соседней Молдавии. Получить одно из них для меня не составило большого труда, на факультете было известно, что мои родители живут в Кишинёве. С этим городом были ещё кое-какие связи. В тот период кто-то организовал ежегодные дружеские встречи представителей Одесского и Кишиневского университетов. В гости друг к другу ездили делегации, включавшие комсомольских активистов, коллективы художественной самодеятельности, спортивные команды. Я принимал участие в таких встречах и отметил среди других спортсменов-геологов А.В.Друмю, О.И.Никитина, И.Бойцову и даже познакомился с Л.Ф.Романовым и В.В.Шныревым. И вот мы с другом Эриком Ткачуком едем в пассажирском поезде Одесса - Львов (или Черновцы). Путь занимал 5-6 часов (прямо как сейчас, хотя тогда не было многочисленных границ). Место назначения - Молдавская геологоразведочная экспедиция.
   Экспедиция размещалась по адресу ул. Пушкина Горка,7, в одноэтажном домике. Она находилась в подчинении треста "Киевгеология". Начальник экспедиции С.В.Григорович передал нас главному геологу А.Я.Эдельштейну, с которым мы обсудили свои дела. Объем работ экспедиции был невелик, вакантных мест ИТР не было, срок нашей практики небольшой, нас решили использовать как буровых рабочих, в которых была нужда. После пребывания на бурении скважин в течение месяца Александр Яковлевич обещал помочь в подборе материалов для дипломных работ.
   Мы попали в Гидрогеологическую партию, в бригаду старшего мастера В.Леонтьева. Некоторое представление о бурении мы имели, хотя оба на предыдущей практике занимались маршрутной геологической съемкой. Мы сдали экзамен по курсу "Техника поисково-разведочных работ", во время практических занятий на учебном полигоне Строительного (Гидротехнического) института познакомились с буровым инструментом. Скважина была заложена на юге республики, в с. Шамайлия. Утопавшее в садах и виноградниках село вытянулось вдоль долины р. Ялпужель. Буровая была оснащена станком КАМ-500, бурение осуществлялось колонковым способом. В качестве привода использовался нефтяной двигатель А-22. Такое оборудование теперь можно увидеть только в музее. Воду для приготовления бурового раствора подвозили бочкой на волах. Электричества и телефона в селе не было. Грунтовые дороги после дождя становились совершенно непроезжими, передвигаться можно было только на тракторе. Магистраль республиканского значения из Кишинёва на юг имела асфальтовое покрытие до Котовского (Хынчешть), до Комрата по разбитому гравированному полотну можно было двигаться со скоростью до 20 км/час, а дальше и этого не было.
  
   0x01 graphic
  
   Управление буровым агрегатом с помощью штурвала
  
   Бригада была укомплектована практически полностью. С некоторыми работниками мне довелось встретиться через несколько лет. Мой начальник Володя Леонтьев работал сменным буровым мастером и подчинялся уже мне. Павло Лиховецкий трудился где-то в Сороках. Но это было потом, а пока мы ни шатко, ни валко бурили скважину, которая оказалась самой глубокой в Молдавии на то время скважиной на воду (около 400м). Об этом мы узнали уже после окончания практики.
   В Кишинёве А.Я, Эдельштейн предложил нам использовать для дипломных работ отчет, составленный в начале 50-х годов по результатам исследований Припрутско-Деневицкой площади (примерно между широтами Кангаза и Тараклии) с целью оценки перспектив её нефтегазоносности. Отчет был построен на большом фактическом материале, главный геолог полагал, что его хватит на нас двоих. Мы его тщательно законспектировали, сидя в комнате для камеральных работ. Во время учебы на III курсе по решению Минвуза нам изменили специальность, вместо "поиски месторождений полезных ископаемых" стало "гидрогеология и инженерная геология". Однако на выбор тем наших дипломных работ эти изменения не повлияли, все зависело от того, какой материал дипломнику удастся собрать во время практики. Так что скудость имевшихся в нашем распоряжении к тому времени гидрогеологических данных нас особо не волновала. Тем не менее, решили, что надо ещё чего-нибудь собрать и эта обязанность ложится на меня, когда буду приезжать к родителям. Успели договориться о предоставлении такой возможности со старшим гидрогеологом экспедиции Е.П.Бохоновым.
  
   0x01 graphic
  
   Керн с забоя скважины поднят. Чем пахнет средний сармат?
  
   Из работников экспедиции мне в тот раз запомнились З.К.Осадчая, Н.В.Маркевич (Малай), Е.Ф.Чобану, Р.А.Комаровская, А.Н.Ревенко, Н.И.Клюшник, которая заведовала кадрами. Мы побывали и на базе экспедиции, она находилась на углу Костюженского шоссе (Асаки) и ул. Докучаева, где сейчас Художественный фонд. От неё в сторону Котовского шоссе стояли сборно-щитовые коттеджи, в которых жили работники экспедиции. Познакомились с начальником Гидропартии Г.Л.Гоценко, который, величественно развалясь на скамье, милостиво с нами побеседовал.
  
   Лагерные сборы проводились недалеко от Одессы в с. Чебанка (Гвардейское). Там, кстати, был убит Г.И.Котовский, место отмечено памятником и мачтой с красным флагом. Рядом находилась гарнизонная гауптвахта, когда кто-нибудь из военнослужащих попадал туда, говорили, что он "отдыхает у Котовского". После окончания сборов продолжать практику в какой-нибудь конторе настроения не было. Я решил, что достойным делом станет сбор данных по геологии Молдавии для дипломирования. Моя мать работала в Научной библиотеке Молдавского филиала АН СССР (республиканская АН будет торжественно открыта в 1961г). Среди читателей, которых она обслуживала, были и геологи. Она познакомила меня с С.Т.Взнуздаевым, из Геологического отдела (или сектора). Еще раньше я каким-то образом встречался там с А.В.Друмя и В.С.Саяновым. Не помню кто, скорее всего Взнуздаев, посоветовал обратиться в Главводхоз. Там я нашел следы отчета по изысканиям, проведенным на Днестре, на острове Турунчук, и оттуда попал в Кишинёвский университет и начал обрабатывать дипломную работу студента Арановича, написанную по данным этого отчета. Комплект красивых карт на ватмане был выполнен в масштабах 1:50000 - 1: 25000, которые были страшно секретными. Пришлось работать в специальной комнате с зарешеченными окнами. Все, что переписал и перерисовал, равно как и материалы, собранные в Молдавской ГРЭ, пересылалось в ОГУ спецпочтой. И над дипломной работой пришлось сидеть в спецчасти Научной библиотеки ОГУ, сама работа тоже была секретной. Всё это создавало дополнительные неудобства и приводило к потерям времени.
   Материала оказалось так много, что я решил оставить другу Припрутско-Деневицкую площадь, а самому сосредоточиться на пойме нижнего Днестра. Кроме отчета по Турунчуку я обработал большое количество публикаций, выписывал даже по Межбиблиотечному абонементу из других городов. В итоге получился достаточно полный обзор геологического строения южной половины Молдавии. Я показывал кое-какие черновики Взнуздаеву, и он попросил копию текста работы передать ему. Но лишних средств не нашлось, диплом я написал от руки в одном экземпляре и не сумел выполнить его просьбу. Защитил диплом с отличной оценкой.
   Первый этап моих связей с молдавской геологией на этом закончился. Я не видел их продолжения в своих планах. Но судьбе было угодно распорядиться иначе, и через несколько лет я вновь оказался на этой прекрасной земле.
  
  
   ВОЗВРАЩЕНИЕ
  
   После окончания ОГУ в 1957 г. я поехал по распределению в южный Казахстан. Занимался инженерными изысканиями под строительство гидроэнергетических объектов в составе одной из экспедиций "Гидропроекта". Мне не очень нравилась эта работа, и через несколько месяцев удалось перебраться в Киргизию с помощью университетских друзей. Занимался гидрогеологической съемкой, участвовал в составлении двух отчётов в соавторстве с В.Н.Барановой и И.В.Зелениным. Позже руководил партией, которая кроме съёмки проводила поиски источников водоснабжения в засушливых районах.
   В то время в Киргизском УГ проходила крупная реорганизация. Вопросы быта и жилья, в частности, не были отрегулированы. Я был вынужден отправить жену с маленькой дочерью в родные края. И сам решил съездить в отпуск домой после двухлетнего отсутствия.
   Я в то время находился на юге Киргизии и наметил себе лететь самолетом в Москву из Ташкента. На этой линии, одной из первых, только-только были запущены реактивные пассажирские самолеты Ту-104. Мы уже слышали, что летать приятно, угощают бутербродами с икрой, а билеты, чтобы привлечь пассажиров, стоили на 20% дешевле. Народ ещё побаивался новшества, и проблем с билетом не было.
   Всё подтвердилось. В салоне было комфортно: мягкие глубокие кресла, приглушенный свет красивых плафонов под потолком. Необычен был взлет - машина, оторвавшись от земли, круто взмывала вверх, пугая слабонервных. Самолет был создан на базе бомбардировщика Ту-16, состоявшего на вооружении ВВС. Скорость полета составляла 1000 км/час. Последующие модификации Ту и другие отечественные и зарубежные лайнеры так быстро не летали (за исключением сверхзвуковых "Конкорда" и бесславно загубленного своими же Ту-144). Полет от Ташкента до Москвы продолжался три часа вместо 5-7 на винтовых самолетах, да еще с посадками.
  
   Отпуск пролетел быстро. Я едва успел съездить в Одессу, повидаться с бабушкой, друзьями, зайти в ОГУ. А в Кишинёве состоялась встреча, которая, как оказалось, сыграла важную роль в моей жизни.
   Руководителем отдела в МолдНИИ садоводства и виноградарства, где работал мой отец, был Л.М. Малтабар. Позже он стал директором института и замминистра сельского хозяйства, а отец занял его место в отделе. Они состояли в приятельских отношениях, встречались семьями. Леонид Маркович был человеком очень активным и коммуникабельным. Как-то в купе московского поезда он познакомился с начальником Молдавского УГ А.И.Живолупом. Слово за слово, у сотрудника сын - геолог, работает в Средней Азии, занимается, кажется, подземными водами, сейчас здесь в отпуске. - Так пусть зайдет, поговорим, работа найдется. Малтабар стал настаивать на встрече. Я отнекивался: зачем мне это надо? Я вовсе не собираюсь покидать своего нынешнего места. Он сломил мое сопротивление, сказав, что я ставлю его в неловкое положение. Родители молчаливо поддерживали приятеля, им, конечно, хотелось, чтобы я был поближе. Из их писем и присланных газетных вырезок я знал, что в Молдавии нашли нефть. Вместо Молдавской ГРЭ создано Геологическое управление, объемы геологоразведочных работ увеличиваются. Это, конечно, было интересно, просто с профессиональной стороны.
   Малтабар даже сам договорился об аудиенции. УГ помещалось на ул.Искры (Бухарестская) N16 в нескольких комнатах небольшого дома. Потом и доныне там находится ЖЭК, с которым я был связан долгие годы. Мы перебросились с начальником УГ несколькими фразами. Он сказал, что предвидится разворот гидрогеологических работ, и я могу рассчитывать на примерно такую же должность, какую занимаю сейчас. Он предложил побывать в Дурлештской ГРЭ и познакомиться с грядущими планами поближе. А сейчас оставить, на всякий случай, заявление о приёме на работу. Я этого делать не хотел, но под суровым напором Л.М.Малтабара, частично присутствовавшего при разговоре, согласился. Написал и не придал этому никакого значения. А в экспедицию пошёл.
   Я еще в Одессе узнал, что там работают двое наших выпускников, на два года моложе меня. Обоих я знал хорошо, и М.Г.Оноприенко и в особенности Л.А.Кириленко, с которой моя будущая жена жила в одной комнате в общежитии. Земляки познакомили меня с главным геологом экспедиции В.Н.Димо и старшим гидрогеологом А.А.Андреевым. Они отнеслись ко мне благосклонно, особенно Димо, на которого произвела впечатление моя должность начальника партии, Андреев был более сдержан. Начальником экспедиции был С.В.Григорович, которого я помнил с тех пор, как был здесь на практике. Деталей разговора не помню, но расстались мы довольные друг другом.
   Дома перед отъездом из отпуска я сказал, что все это несерьёзно: как это я - путешественник и романтик, горный человек "даванашти" ("переходящий перевалы") и пустынный барс, перееду в эту тихую, спокойную страну! Жене было сказано готовиться к отъезду вслед за мной, как только подготовлю жилье, хотя она уже устроилась коллектором в Институте почвоведения Молдавского филиала АН.
  
   На обратном пути в Москве я встретил друга из Киргизии Лёдика Перчука, который готовился к поступлению в аспирантуру при одном из академических институтов. Он стал настойчиво убеждать меня сделать то же самое через какое-то время, а пока навести справки и завязать знакомства. Под его напором я встретился с завотделом Региональной гидрогеологии института ВСЕГИНГЕО Духаниной, и учёными из Лаборатории гидрогеологических проблем им. Ф.Г.Саваренского И.В.Гармоновым и М.А.Сунцовым. Все они к моим намерениям отнеслись положительно и сказали, что исходным материалом для диссертации может стать отчет по гидрогеологической съемке масштаба 1:200000.
   В то время начиналась мода - учиться в аспирантуре, защищать диссертации, заниматься наукой. Конечно, было стремление к знаниям, но далеко не все представляли себе, что такое научные исследования (и я в их числе). Было и желание поменять рутинную производственную деятельность на место за столом и даже спецовку на белую рубашку с галстуком. Не следует скрывать, что в какой-то период материальное положение учёных было лучше, чем у других. В то время получение учёной степени означало иной общественный и имущественный статус. Помню, в конце войны отец имел доступ в закрытый магазин-распределитель, из которого мы снабжались продуктами питания и промтоварами лучше, чем по обычной карточной системе. В итоге, считаю, этот процесс дал положительный результат. Многие, хоть и не изобрели пороха, но стали серьезными специалистами, чего не сумели бы, возможно, сделать, работая на производстве.
  
   Между тем административная вакханалия в Киргизском УГ продолжалась. Мой участок работ находился в одном месте, база партии в другом, вещи лежали в третьем, а семья оставалась вообще далеко. В какой-то момент это начало надоедать и раздражать. Я чаще вспоминал о заявлении, оставленном в Кишинёве. Между мной и родителями с женой шла активная переписка. Рассматривались три варианта: оставаться на своем месте и ждать улучшения условий жизни; поступить в очную или заочную аспирантуру в Москве (если второе, тогда однозначно остаться в Киргизии); переехать на работу в Молдавское УГ. Все эти возможности серьезно обсуждались. Мой отец поддерживал мое желание вступить на научное поприще и считал, что это можно сделать и работая в Молдавии. В результате обмена мнениями и анализа ситуации почти созрело решение о переезде. Оно окончательно оформилось после телефонного разговора с семьей во время моей командировки во Фрунзе (Бишкек).
   Тем временем старший гидрогеолог ПГО Молдавского УГ, с которым поддерживала контакт жена, требовал, чтобы я скорее приехал. Он утверждал, что я, якобы, обещал начальнику УГ прибыть в январе-феврале, чего я не помнил. Я послал телеграмму А.И.Живолупу, что согласен работать в УГ и прошу направить мне вызов. По младости, по глупости не понимал, что такого вызова никто не пришлет: имея подобное на руках, я могу требовать предоставить мне жилье. Ответ за его подписью гласил: "Приезжайте Управление согласно заявлению".
  
   Когда я пришел в экспедицию с заявлением об уходе, поднялся страшный шум. Как только меня не уговаривали, чего не обещали! Мне было стыдно и немного непонятно. По собственному разумению я был начальником не из лучших. Причиной был острый дефицит кадров, кроме того, руководители по-человечески хорошо ко мне относились. И свои обещания наверняка бы выполнили. Я был близок к тому, чтобы забрать заявление назад. Но боялся, что кто-нибудь подумает, что таким способом хочу что-нибудь выгадать для себя. И настоял на своём. Честно говоря, потом не раз жалел об этом. Спустя несколько лет я через кого-то передал приветы всем в Южно-Киргизской экспедиции. В ответ начальник буркнул, что если надумаю вернуться, он меня возьмет обратно.
   В Отделе кадров экспедиции работала симпатичная женщина лет 35. Когда я заходил решать какие-то дела, всегда внимательно ко мне относилась. Когда я пришел за Трудовой книжкой, начальника ОК не было. Она по собственной инициативе оказала услугу, важность которой я в тот момент не мог оценить.
   Выписка из трудовой книжки (здесь и далее орфография и стиль сохранены).
   1960 03 15 Откомандировать в распоряжение Управления геологии
   и охраны недр при Совете Министров Молдавской ССР
   Пр N 27/3-к от 9.03.1960
   Сообщил в Кишинев об увольнении и попросил жену передать в УГ, что смогу приступить к работе числа 25 марта.
   Последний раз съездил на участки бурения, оставил нужные указания и попрощался. Передал всю документацию кому следовало.
   Провожали меня трогательно. Было грустно до слёз. И вот уже в вагоне скорого поезда мчусь на запад. Всего за несколько суток я перенесусь в другую административно-территориальную область и в другую геоструктуру, из Альпийско-Гималайского складчатого пояса на край Русской платформы. Начинался новый этап моей жизни.
  
   СЫРЬЁ НЕ ДЛЯ АПТЕКИ
  
   Отдохнув пару дней, я посетил А.И.Живолупа. Начальник УГ пояснил, что меня направят на вновь открывающийся объект - поиски и разведку промышленных рассолов. Он вспомнил сам, что во время первой встречи затрагивался вопрос о выделении жилья и сказал, что я могу надеяться на получение квартиры, правда, в неблизкой перспективе. От него я направился в Дурлештскую экспедицию.
   Оформление на работу не заняло много времени. Запись об увольнении в порядке перевода действовала безотказно. Позже это очень помогло с пропиской на жилплощади родителей.
   Выписка из трудовой книжки
   1960 03 25 Дурлештская геологоразведочная экспедиция
   Управления геологии и ОН при СМ МССР
   Зачислен в порядке перевода из Южно-Киргизской
   экспедиции, начальником отряда-ст.гидрогеологом
   (иодо-бром) в партию по разведке подземных вод и
   иодо-брома Пр N 28 от 31.03.1960
  
   После образования республиканского УГ экспедиция переехала на новое место, на Скулянку. Место для базы предлагали в городе, где была старая, на ул. Докучаева. Но выбрали другое, за городской чертой, чтобы все сотрудники могли получать полевое довольствие. Однако скоро границу города переместили на несколько сотен метров, где теперь пост ГАИ по дороге в Унгены. Полевые платить перестали, а добираться до работы было непросто. Троллейбус ходил до Мединститута, позже до парка Алунел, а автобус N3 - до перекрестка нынешней Каля Ешилор и дороги к ресторану "Извораш" - курсировал редко.
   База построена хорошо, с размахом, но в административном корпусе было тесно. Корпус УГ (старое здание на теперешнем месте) еще не начинал строиться. В маленьком одноэтажном доме размещались кроме экспедиции Комплексная геолого-тематическая партия (КГТП) и Контора материально-технического снабжения (на жаргоне - "Снаб"). Перед административным зданием в палисаднике располагался небольшой фруктовый сад, были мастерские из нескольких цехов, склады, гараж, открытые площадки для стоянки автомобилей и хранения крупногабаритных материалов. Но комфорт был минимальным - удобства во дворе, печное отопление, кроме того, при строительстве допущены какие-то ошибки, и в доме было очень сыро. Теперь на этом месте стоят многоэтажные жилые дома.
   На моем участке работы ещё не начинались, на первую точку только завозили буровое оборудование. Непонятно, зачем меня подгоняли и требовали приехать в начале года. Возможно из опасений, что подведу, не приеду и придётся искать специалиста на это место. Пока мне выделили стол и посадили составлять гидрогеологические разрезы по южной части Молдавии. Нужно было начинать работать, а у меня в глазах стояли снежные хребты и донимали сожаления о деталях, которые забыл поручить выполнить в первую очередь на прежнем месте.
  
   Первые исследования недр Молдавии известны с середины XIX столетия. Но серьезные работы начались только после войны. Вся территория была покрыта съёмкой 1:200000 масштаба, которую провели партии 4-го ГУ. Опираясь на пример соседней Румынии, в конце 40-х приступили к поискам нефти и газа. На какое-то время они были приостановлены и возобновились в 1958г. Тогда же было организовано республиканское Геологическое управление. Проводился также и ряд других поисковых, в том числе гидрогеологических, разведочных, тематических работ.
   Геологическое строение, конечно, сильно отличалось от среднеазиатского региона, другие литолого-стратиграфические комплексы, совершенно иной структурный план. Но эти различия меня не сильно волновали. Я еще не забыл своей дипломной работы, недостающие знания рассчитывал быстро пополнить до необходимого минимума.
   Юг республики уже тогда страдал из-за недостатка воды питьевого качества, и этим вопросом занимались вплотную. Зампред Совмина Н.А.Щелоков, позже всесильный глава МВД СССР, обещал поставить золотой памятник тому, кто решит проблему водоснабжения Юга. Забегая вперед, напомню, что позже она была в значительной степени решена, но Щелокову в Москве было уже не до неё. Основной водоносный горизонт в баден-сарматских известняках южнее Кангаза использовать было невозможно из-за высокой минерализации. Поэтому объектом поиска пригодной для питья воды стали песчаные прослои в толще глин среднего и верхнего сармата и меотиса. Ныне хорошо известно, что эти прослои крайне невыдержаны и по простиранию и по мощности. Их возрастная привязка, выделение маркирующих горизонтов делались на основании изучения микрофауны моллюсков-брахиопод. В КГТП работала целая группа микропалеонтологов, этим вопросом с увлечением занимался В.В.Синегуб, считавшийся уже законодателем моды. Несколько скважин на юге дали обнадеживающие результаты. Непосредственно на участках работали инженеры-гидрогеологи - выпускник Днепропетровского горного института М.П.Стасев, Кишиневского университета - мой сверстник А.А.Правиков и уже упоминавшиеся одесситы М.Г.Оноприенко и застрявшая в техниках Л.А.Кириленко. Непосредственное участие в работе принимал старший гидрогеолог А.А.Андреев. Синегуб сумел убедить его, что слои песков выдержаны и на протяжении десятков километров изучается один и тот же горизонт.
   Я этой предыстории не знал. Когда нанес скважины на линию профиля, и отметил песчаные слои, оказалось, что их положение в разрезе не соответствует сложившимся представлениям о слабомоноклинальном залегании пластов. Я провел между скважинами линии предполагаемых тектонических нарушений, а на полях написал, что, возможно, разломов здесь нет, но имеет место фациальное замещение и пески залегают в виде отдельных линз.
   Александр Александрович Андреев раньше работал на Дальнем Востоке, имел большой производственный опыт. Занимался разведкой подземных вод с подсчетом запасов для водоснабжения г.Комсомольска-на Амуре вместе с моим университетским учителем Л.Б.Розовским. Как попал в Молдавию, не помню. Невысокого роста, коренастый, около 50 лет, когда-то рыжеволосый, а теперь почти лысый, крайне экспансивный и вспыльчивый, в целом конфликтный. Если был с чем-нибудь не согласен, а это случалось весьма часто, моментально наливался красным цветом. Еще был он заядлым рыбаком. Позже мы с ним отлично ладили, хотя разговоры проходили обычно на повышенных тонах. Когда он увидел мои построения, краснота лица достигла наивысшей густоты. Я, уже не первый, гробил на корню его идею. Ведь если каждая скважина встречает отдельный, самостоятельный песчаный горизонт, не имеющий связи с остальными, то водные ресурсы такого пласта ограничены и вопрос о золотом памятнике безнадежно зависает. Он хотел, чтобы я изобразил какие-то складки, горы невообразимых размеров. Синегуб не видел в этом ничего необычного и даже подвел какую-то теоретическую базу. Я, с оговорками по поводу неопытности, незнания района все же выразил сомнение в справедливости подобных построений и был отстранен от этой работы.
  
   Несколько дней болтался практически без дела. Потом мне было поручено съездить в Кагульскую ГРЭ и взять там проект моих собственных работ (сохранилось почему-то только два экземпляра, один хранился в УГ). Для въезда в пограничную зону, где находится г.Кагул, нужно был оформить пропуск в милиции. На это требовалась пара дней, на бланк командировочного удостоверения ставился соответствующий штемпель.
   В 40-х - начале 50-х годов на юге Молдавии проводились нефтегазопоисковые работы. По аналогии с соседней Румынией рассчитывали на хорошие результаты. В процессе испытаний глубокой скважины Р-1(Болград) в юрских отложениях были вскрыты подземные воды с высокой минерализацией, содержащие йод и бром. Через несколько лет возникла большая потребность в таком сырье. При упоминании о йоде и броме в первую очередь приходит мысль об известных лекарственных средствах - настойке для обработки ран, таблетках для лечения базедовой болезни и успокоительной микстуре (современных транквилизаторов еще не было). Но эти компоненты были нужны для совершенно других целей. Всё было секретно, но говорили, что они используются при изготовлении топлива для ракетных двигателей. Так что речь шла вовсе не об аптеке. Вот тогда и вспомнили о скв. Р-1. Проект работ составил старший гидрогеолог ПГО УГ кандидат наук В.Н.Иванов. Согласно проекту нужно было пробурить 4 скважины, по 1000м каждая. Скважины размещались по створу, совпадающему с направлением долины р. Б.Ялпуг между с. Алуат и пос. Мирный почти на южной границе с Одесской областью УССР. Створ пересекал небольшую антиклиналь, выявленную в юрских образованиях по данным сейсморазведки. Как предполагаемый продуктивный водоносный горизонт связан с этой структурой, было неясно. Всё это я узнал, когда получил в Кагуле проект.
   С учетом финансовых возможностей в первый год работ было намечено пробурить две скважины. Первая была заложена рядом со скв.Р-1(Болград), скважина под номером 3 - у с.Кириловка, километрах в 8 севернее. Положение обеих было удачным в техническом отношении - плоская пойма, рядом протекает речка, с другой стороны автотрасса, тогда грунтовая, из Комрата в Вулканешты.
  
   Отряд по разведке йодо-бромных подземных вод входил в состав Гидрогеологической партии Дурлештской ГРЭ. Все подразделения экспедиции находились на незаконченном балансе, т.е. печать и бухгалтерия была одна. Партия вела поиски подземных вод в разных частях Молдавии. О юге я уже упоминал, там работали три бригады старших буровых мастеров П.С.Швеца, Г.П.Кушко и В.Ф.Скобы. На севере действовали старший буровой мастер А.А.Щербак и гидрогеолог А.Е.Бевз.
   Среди работников партии встречались колоритные фигуры. Самой яркой был безусловно начальник Г.Л.Гоценко. О нём я еще расскажу. На легковой машине ГАЗ-69 в "командирском" 5-местном варианте он лихо гонял по всей республике. В партии был еще прораб буровых работ В.Е.Лесько, они с Гоценко находились обычно в разных концах, если один на севере, другой - на юге.
   Пётр Семенович Швец, или просто Петя, о себе говорил, что он - человек образованный, "бо закончив сим класив и два курсы техники". Очень любил корчить из себя большого начальника, для этого не расставался с кожаной полевой сумкой (остальные обходились кирзовыми со склада). Был отчаянным переговорщиком. Когда бурил на территории какого-нибудь предприятия, маслосыр- или винзавода, к примеру, всегда старался часть работ выполнить за их счет, скажем, использовать их транспорт. Ну и, конечно, получить готовую продукцию (это я вовсе не в осуждение).
   Григорий Петрович Кушко, просто Гриша, был большим любителем молдавского вина. И чтобы его добыть, шёл на любые авантюры. Рассказывали, он подходил к любой хате в селе, где должен был бурить скважину, и спрашивал у хозяина не нужны ли ему, скажем, гвозди. В хозяйстве всегда и всё нужно, а на дворе - тотальный дефицит. Гриша сообщал, что он - начальник крупного производства, здесь предстоит большая стройка, для начала он будет бурить скважину, записывал фамилию человека и просил, ну просто так, в знак знакомства, дать выпить вина. В следующем доме он предлагал доски, дальше цемент, металл и т.д. И везде, разумеется, пил вино, а то и брал с собой. Через некоторое время у буровой начинали толпиться "обманутые вкладчики"...Когда Григория ругало начальство, он начинал плакать. Это было странное зрелище - здоровенный 40-летний мужик размазывает по красной физиономии натуральные детские слёзы.
   Однажды в райцентре Вулканешты Гришу в состоянии сильного подпития остановила милиция. Он важно спросил:
   - Вы знаете, кто я такой?
   - Ну и кто же?
   - Я - Григорий Петрович!
   В общем, загремел Григорий Петрович на 15 суток ареста. Чтобы производство не страдало, договорились в милиции об отбывании срока на рабочем месте. Утром за ним приходил кто-нибудь из бригады, расписывался в журнале о получении арестанта и под общий хохот приводил на буровую, а вечером отводил обратно в каталажку. После этого случая, по-моему, Кушко освободили от должности.
   Александр Александрович Щербак получил права старшего бурового мастера уже при мне после окончания курсов при УГ. Технологию бурения, по крайней мере в первый период нашего знакомства, знал не блестяще. Но был отличным организатором, руководителем своего уровня. У него на буровой всегда царили порядок и дисциплина. Всегда добивался своего, любой ценой. Прекрасный семьянин, он всегда привозил что-нибудь с поля - овощи-фрукты, подсолнечное масло, яйца и т.п., всё по колхозным ценам или бесплатно. Рассказывали, как анекдот, в одном совхозе он выпрашивал у директора малину. Тот отвечал, что её нет. Щербак не отставал. Директор вышел из себя и сказал, что если не отстанет, то он его обругает, оскорбит. Саша не отстал и был обруган, но свою линию гнул. Очевидцы говорят, что директор заплакал...и дал ему, что просил.
   Я прожил с Александром Александровичем много лет в одном доме. Почти все это время он был у нас председателем Домового комитета и очень много сделал для того, чтобы дом был в хорошем состоянии и выглядел достойно.
   Анатолий Ефимович Бевз окончил Новочеркасский политех в одном году со мной. Парень квалифицированный, написал хороший отчет по поискам подземных вод в северной части Молдавии. Самостоятельно изучал немецкий. Кто-то из рабочих, услышав, как он штудирует вслух непонятные слова, потом спрашивал: "А эта Бевза русская?" (эту историю очень любил повторять П.Д.Букатчук). Был он колючим, заядлым, но с чувством юмора порядок был не всегда. Из-за этого он пострадал, попав на учебных лагерных сборах в Бендерах в компанию злоязыких одесситов. Те его все время разыгрывали, третировали и называли "обевзьяной". Анатолий через пару лет уехал куда-то в Среднюю Азию, потом работал в Житомирской области.
   Со всеми этими персонажами непосредственно работать мне не довелось. А о своих сотрудниках ещё расскажу.
   Экспедиция содержала перевалочные базы. В Сороках ею пользовались не только гидрогеологи, но и геологи (структурная съемка 1:50000 масштаба на участках, перспективных на рудные полезные ископаемые). Небольшой склад был в Комрате. В ГП работали станки ЗИФ-300, агрегатов УРБ-3АМ было еще мало.
  
   Поводом для создания республиканского УГ послужил, если верить рассказу Г.Л.Гоценко, необычный случай. Весной, в распутицу, бригада ст. бурового мастера П.М.Кривогуза добиралась до точки заложения поисковой на воду скважины на пойме р.Прут у с. Валены. Транспорт с оборудованием безнадежно застрял в жирном молдавском чернозёме, попытки продвинуться вперед на необходимые метры ни к чему не привели. Кто-то, то ли мастер, то ли сам Гоценко, дали команду разгружаться: гори оно синим огнем, будем бурить здесь! И из этой скважины с глубины около 400м из неогеновых отложений пошла нефть!
   Москва будто бы отреагировала мгновенно. Уже через пару недель прибыло несколько железнодорожных платформ с автомобилями, тракторами, оборудованием. Молдавская ГРЭ была реорганизована. Руководство, административный персонал и службы она делегировала во вновь созданное УГ. Первым его начальником стал С.В.Григорович, главным геологом - А.Я.Эдельштейн, главным инженером - К.А.Ефимов, начальником планового отдела - А.Н.Ревенко. Тогда же Отдел геологии Молдавского филиала АН был преобразован в институт.
   О молдавском нефтяном буме я узнал, работая в г.Фрунзе, из газетной вырезки, присланной родителями. Статья гласила: в Молдавии создается новая отрасль промышленности - нефтяная...
   Напомню известные факты. В районе Вален набурили кучу скважин. Работал маленький нефтепромысел. Нефть использовалась, главным образом, для отопления котельных на местных предприятиях. По составу она оказалась тяжелой, при испытаниях из одного объема получали до 80% моторного масла, трактористы заливали её в свои машины вместо дизельного. Но уровень в скважинах снижался и промысел был закрыт. Идея его реанимирования возникла уже в наши дни. Насколько знаю, несколько человек качают углеводородное сырье, чуть ли не вручную заливают в бочки, после отстаивания собирают нефть, которую каким-то образом перерабатывают в Комрате. Кто находится в Молдове, может узнать об этом гораздо достовернее в американской компании "Редеко" или ещё где-нибудь.
  
   Скоро пост начальника УГ занял А.И.Живолуп. До этого, мне кажется, он руководил трестом "Углегеология" в Калуге, который был расформирован в связи с сокращением поисковых и разведочных работ на этот вид минерального сырья. Григорович стал начальником новой комплексной Дурлештской ГРЭ (гидрогеология, геологическая съемка, поиски и разведка природного газа в районе г. Унгены). Кроме Дурлештской в состав УГ входили: Кагульская ГРЭ, полностью ориентированная на поиски нефти и газа; Северо-Молдавская ГРП в с.Братушаны на севере и Южно-Молдавская ГРП в Дубоссарах, занятые поисками и разведкой стройматериалов; Комплексная геолого-тематическая партия - лаборатории химико-аналитическая, изучения свойств стройматериалов, битуминологического анализа, микропалеонтология, несколько ревизионных групп, бюро оформления; Контора материально-технического снабжения.
   Становление УГ и в т.ч. кадровые изменения происходили уже на моих глазах. Почти одновременно с моим приездом Мингео прислало на должность главного геолога П.В.Полева, только что вернувшегося из командировки в Афганистан. Главным инженером через год-полтора стал приехавший из Западной Украины И.И.Труфанов, побывавший перед этим начальником Дурлештской ГРЭ. Григорович возглавил Львовскую экспедицию, ставшую на долгие годы одним из передовых предприятий украинской геологии, Эдельштейн перешёл в академический институт и занял место заведующего лабораторией нефтяного направления.
  
   Кагульскую ГРЭ нужно было создавать практически с нуля. Не было ни кадров нефтяников - геологов, буровиков, ни оборудования. Первым её начальником был Г.Л.Гоценко. Но темпы изменений были высокими. Работали несколько станков структурного бурения, готовился фронт работ для разведочного бурения специальными станками. В тот момент глубокие скважины бурились двумя агрегатами БУ-75, монтировался мощный 5Д.
   К слову, американская методика поисков нефти отличалась от принятой в СССР. Это понятно, потому что значительная часть территории находится в частном владении и трудно организовать её планомерное изучение. После геофизических исследований, в основном сейсмическими методами, сразу закладываются глубокие скважины, без буровой подготовки структур. Кто-то назвал такой подход "методом дикой кошки" - куда прыгнет, там и работают. Количество "пустых" разведочных скважин велико, зато экономятся время и средства за счет отсутствия структурного бурения. Но это там, где загнивающий капитализм, и к нашему повествованию отношения не имеет.
   Контора экспедиции размещалась в Кагуле, основная производственная база - в Баймаклии. Были выявлены несколько перспективных в отношении нефтегазоносности структур. Позже я услышал шутку: "начальником Мантовского структурного носа" был Б.С.Слюсарь, "начальником Баймаклийского поднятия" - А.И.Самсонов. Борис Степанович Слюсарь - один из первых геологов Молдавии, с кем я познакомился.
  
   В Кагул я прилетел самолётом. Свои дела завершил быстро, взял нужный проект. Теперь надо было добраться до пос. Мирный, туда, на точку заложения скв.1 завозилось буровое оборудование. Рядом с конторой стояла грузовая машина. Около неё появился подвижный молодой человек в очках, пиджаке и клетчатой кепочке. Оказалось, он едет в Валены, но готов по дороге довезти меня до Вулканешт, а там я уже доеду до места автобусом, либо попутными машинами. Это и был Б.С.Слюсарь. Немного поговорили, я влез в кузов, и мы поехали. В Вулканештах была уже ночь, я не стал искать дорогу, заночевал в гостинице и утром достиг места, с которым буду связан три года.
   В ГП к тому времени я знал двоих - начальника и нормировщика Л.С.Прокопенко. На точке познакомился со старшим буровым мастером Г.А.Лавроненко. Григорий Андреевич, немного моложе меня, прибыл после окончания Днепропетровского геологоразведочного техникума, некоторое время работал сменным, а теперь был выдвинут на повышение на весьма серьезное дело. Под его руководством монтировалась новенькая, с завода, буровая установка ЗИФ-1200. Через некоторое время на точке скв.3 начался монтаж агрегата, тоже нового, УРБ-4П. Старшим мастером в бригаду был назначен А.К.Нестратов.
   Рабочие разбивали дощатые ящики с оборудованием. Делать мне было абсолютно нечего, и, остановив попутную машину, двинул в сторону Кишинёва. Через неделю вместе с Гоценко, экипировавшись спецодеждой на складе в Комрате, вновь приехал на участок, как он выразился, навсегда. Быть постоянно на полевом участке работ - тогдашний стиль молдавской геологии. Ставший через некоторое время начальником экспедиции И.И.Труфанов, увидев меня в понедельник утром в коридоре ещё до "здравствуйте" громко вопрошал: "Чего приехал?". Этот порядок существовал до тех пор, пока главным гидрогеологом экспедиции не стал Б.А.Коробко. Последний считал, что специалист должен находиться в поле, когда это вызвано необходимостью, а в остальное время сидеть за столом и думать. Решайте, чей подход более обоснован. Но до этих времен было еще далеко.
  
   Я начал со знакомства с техникой. Станки из серии ЗИФ раньше только видел, а УРБ-4П был вообще сравнительно новой моделью. Теперь в соответствии с должностью придется вникать в технические детали. Меня это не пугало, я был уверен в своих силах. Как у всех геологов, работавших в дальних краях и на живом деле, появился достаточно высокий уровень самооценки.
   Станок ЗИФ-1200 стационарный, с электроприводом и гидравлической подачей давления на забой, как мне теперь представляется, для решения наших текущих задач и для бурения гидрогеологических скважин в целом мало приспособлен. Он очень хорош на небольших по площади участках, например, на рудных полях при эксплуатационной разведке или на инженерных изысканиях (в последнем случае лучше модификации ЗИФ-300 и 650), особенно там, где возможно централизованное электроснабжение и мастерские недалеко. У него относительно слабые лебёдка и вращатель, что особенно заметно при бурении большими диаметрами. Станок довольно сложен, требуется постоянное наблюдение опытного электрика. Гораздо больше нравился УРБ-4П, на гусеничной тележке, простой и быстроходный. Слабым местом была трансмиссия от двигателя к вращателю (может, индивидуальная особенность нашего экземпляра).
   Буровые бригады состояли преимущественно из местных жителей. Многие из них, в т.ч. сменные буровые мастера, работали в свое время в Болградской ГРП. После того, как первый этап поисков углеводородного сырья в Молдавии не дал результата, они были прекращены, а партия перебазирована в Западную Сибирь. Начальник её Ю.Г.Эрвье позже стал знаменитым руководителем "Главтюменьгеологии", Героем соцтруда и Лауреатом Ленинской премии. Люди жили в ближайших селах Табаки и Зализничное (Болгарийка) на противоположном склоне долины р.Б.Ялпуг, это уже Украина. Среди них преобладали болгары. За отрядом была закреплена автомашина ГАЗ-51. Она доставляла каждую вахту из этих сел и обратно. Немногие молдаване из припрутских сел устроились по хатам. Летом можно быстро пересечь широкую пойму напрямую, в периоды распутицы нужно было делать большой крюк к мосту через реку. Я снял комнату в Табаках. Удивил подход к оплате найма жилья, не за площадь, а с головы. Хозяйка предупредила, если приедет жена, буду платить вдвое больше.
   Первоначально база отряда была сосредоточена на точке скв.1. Грузы доставлялись машинами экспедиции или Снаба из Кишинёва и с прирельсовых площадок в Табаках и Рени, и сваливались прямо около буровой или в небольшой сарай. Стационарную базу мы по договоренности с местными властями начали строить через полгода на южной окраине с.Чумай. С этого времени отряд стали называть Чумайским. Площадку на пустующей земле размером примерно 50х70м обнесли дощатым забором. Закопали в землю две металлические емкости, тонн на 30 для дизтоплива и меньшую для бензина, масло хранилось в бочках. Построили и оборудовали мастерскую - токарный станок ДИП, чудо техники, сверлильный, кузница, столярка. Соорудили склад и кернохранилище. Сборный щитовой домик-контора появился года через полтора.
   Связываться с Кишинёвом по телефону можно было из Болграда, Вулканешт и почтового отделения на центральной усадьбе совхоза "Чумай". Если и сейчас связь страдает многими недостатками, что говорить о тех временах? Нужно было долго, иногда часами, ждать заказанного через телефонистку разговора, притом, что на всех точках нас хорошо знали и старались помочь. Слышимость была плохой, приходилось орать до хрипоты.
  
   На молдавских дорогах стояли большие панно с призывом из речи Н.С.Хрущева: "Превратим Молдавию в цветущий сад Советского Союза!". Вначале я отнесся к этому изречению скептически. Какой сад Советского Союза в сравнении со Средней Азией или Кавказом? Я пересекал Ферганскую долину вдоль и поперек, хорошо знал её. Вот это был сад, пока коммунисты не додумались превратить её в хлопковое поле. В священных книгах Востока она названа раем на земле. Но прошло время, и я убедился в справедливости высказывания советского лидера. По проселочным дорогам я обычно ездил, стоя в кузове. Во дворах всё было обвито розами с многочисленными мелкими цветами. Их запах смешивался с тонким ароматом цветущих виноградных плантаций. А кода зацветали персики, казалось, розовое облако спустилось с неба! Может быть, существует два рая на земле?
  
   Своё время я использовал довольно непродуктивно. Бурение шло медленно. Скв.1 была задумана как опорная для всей разведочной площади, отбор керна был полным. Кроме его описания геологической работы не было (а первое время был еще техник-геолог). Возможностей "расти над собой" было мало. Изучать фондовые материалы в поле невозможно. Почитывал какие-то книжки. Да и работать негде. Единственным помещением было деревянное сооружение размером 2,5 х 3,5м, значившееся по документам как "культбудка". Будка - это да, а вот "культ" - просто насмешка, хоть там и хранились шашки и домино. В холодное время топилась железная печурка и сушилась мокрая роба буровиков. В ней постоянно кто-то спал или просто сидел - приезжие водители, рабочие, не добравшиеся после смены домой, да и я сам. В общем, года за полтора к своей квалификации как гидрогеолога я не прибавил почти ничего.
   Вникал в технические дела. Когда была необходимость, помогал в любом деле. Приходилось поработать и верховым рабочим на полатях, и внизу закручивать-раскручивать буровой снаряд, когда кто-нибудь из рабочих не выходил на смену, и на автомобиле ездить, в т.ч. на водовозке подвозить воду, и на тракторе. За рычаги бурового станка становился только под присмотром сменного мастера.
   Как-то я возился у скважины, пробуренной в нескольких сотнях метров от нашей базы, по-моему, готовились к откачке. Приходит рабочий из мастерской и говорит, что меня спрашивают приезжие. Идем вместе на базу. На крылечке сидит человек, оказалось, известный геолог с Украины Д.Е.Панченко. Он поднимается и, протянув руку для приветствия, направляется к моему спутнику. Я был грязнее рабочего и тем ввёл его в заблуждение.
   Но за это время я неплохо освоил технологию бурения, причем не только основные положения, но и очень важные в полевой практике мелочи, к примеру, как соединить части бурового инструмента, не имея ассортимента переходников, или что-нибудь починить с помощью зубила и кувалды. Часто происходили аварии, главным образом, обрывы бурового снаряда и прихваты наконечника, я познакомился с порядком их ликвидации. Узнал также такие важные вещи как способы изоляции водоносных горизонтов и методы промысловой геофизики. Позже эти знания мне очень пригодились.
  
   Материально-техническое снабжение хромало на обе ноги. Многие нужные вещи относились к разряду дефицита. В особенности это касалось автотранспорта. За отрядом постоянно закреплена только одна автомашина. Иногда присылали еще одну на короткий срок. Большую часть времени отнимала доставка вахт. Перемещение между скважинами 1 и 3 на расстояние 8км при недостатке своего транспорта тоже дело нелегкое. Тогда автотрасса была не очень оживленной, на попутке не подъедешь, приходилось ходить пешком. Когда начали бурить скважины на более отдаленных точках, вахты перестали возить домой. Люди добирались до базы в с. Чумай, а там как получится. Вагончиков на буровых не было. Некоторые снимали жилье в селах. Только года через два стало два постоянных автомобиля и трактор ДТ-54.
   Для автомобилей не было запчастей. Однажды из Кишинёва прислали поработать ГАЗ-51, но с задними колесами от вездехода ГАЗ-63. Они были больше передних по диаметру и автомобиль выглядел странно с опущенным к земле передком. Эксплуатировать такую машину нельзя. Скоро её узнали автоинспекторы двух смежных районов, украинского и молдавского. Я был знаком с обоими, просил, уговаривал, но машину ловили и задерживали, хотя мы старались ездить глухими просёлками. Приходилось каждый раз вызволять её из милиции.
   В г.Болграде, в нескольких километрах от нашей базы, дислоцировалась танковая дивизия. Там было много автотранспорта, а запчастей к нему - море. В то же время командиры очень любили оформлять въезд в свою часть всевозможными арками, украшенными звездами. Материалов для таких украшений у военных не было. А у нас были стальные трубы, бурильные и обсадные, и цемент, которые очень подходили для их художественных целей. Естественно, был налажен товарообмен. Образовались даже постоянные связи. Мы пускали в ход списанные трубы, а выкроить несколько сот килограммов цемента, когда мы его загоняли под землю десятками тонн, для меня не составляло труда.
  
   Было много желающих познакомиться с добытым из скв.1 керном. Выход его был высоким. Я отбирал образцы на различные виды анализов, складывал в соответствии с инструкцией сокращенный керн из каждого бурового рейса. Остальное лежало на досках под открытым небом прямо около скважины. Приезжали наш специалисты из КГТП, из Института геологии, представители Украины. Разрез пород, вскрытых скв.3, до деталей совпадал с первой, там мы керн почти не отбирали, ограничивались промыслово-геофизическими исследованиями.
   Как-то приехал А.И.Живолуп. Бегло посмотрел керн. Сделал мне строгое внушение за то, что он валяется на земле, мол, сокращенного мало, это бесценный материал, его надо сохранить полностью. Возражений у меня не было, но базы и кернохранилища тоже. Потом начал читать геологический журнал скважины. Она прошла глинистую толщу верхне- и среднесарматского подъярусов, средне- и нижнесарматские известняки. Ниже разрез юрских образований был представлен толщей красивых коричневых с прослойками синего и зеленого цвета аргиллитоподобных глин со слоями различных известняков. Некоторые из этих слоёв я назвал песчаниками. Александр Ильич не согласился. Мы поспорили. "А вот это действительно песчаник", сказал он. Я, шутя, заметил, что вот он уже отступает от первоначального мнения. Начальник УГ как-то потемнел лицом и после паузы произнес: "Вот понижу Вас в должности, будете тогда знать как и с кем спорить!" Мой ответ, что я вовсе не хотел его обидеть, повис в воздухе. Он уехал. И невзлюбил меня всерьёз и надолго. Надо же мне было высовываться со своей киргизской самостоятельностью!
   В этом предметном разговоре А.И.Живолуп был, возможно, больше прав, чем я. Но не полностью. Вскоре приехала петрограф из КГТП З.М.Кольцова и отобрала образцы. Когда я получил описания шлифов, там было много определений типа "известняк песчанистый", "известняк песчаный". Наш разговор с начальником, после которого он отрицательно отозвался об уровне моей квалификации, стал достоянием гласности. Если бы не это, думаю, порода была бы названа просто песчаником.
  
   0x01 graphic
  
   Разведочная скважина 1
   Слева направо: техник КГТП В.И.Дудник, автор, старший буровой мастер Г.А.Лавроненко
  
   Мне, конечно, было неприятно, но большого значения этому эпизоду я не придал. Но Живолуп оказался очень злопамятным и мстительным. И необъективным. Он вообще был отменным ругателем. Никогда не материл человека, но мог так охарактеризовать, часто с трибуны, что хоть вешайся. От сменного мастера до начальника экспедиции. Я имел возможность убедиться в этом не раз. На каком-то совещании, отмечая недостатки в работе нашей экспедиции и Чумайского отряда, в частности, он сказал, что у его начальника (т.е. у меня) знаний в геологии, как у ветеринарного техника. По-моему, это слишком. Касаясь как-то наших дел на севере республики, он назвал грамотного гидрогеолога А.Е.Бевза прорабом строительных работ. После, встречаясь, мы так и приветствовали друг друга:
   - Здорово, прораб!
   - Привет, ветеринар!
   На другом совещании начальник УГ сказал, что я ничего не смыслю в геофизической разведке и всячески препятствую её внедрению на своем участке работ. Тут я расстроился не на шутку. Это обвинение было верно с точностью до наоборот. Я часто встречался с геофизиками-промысловиками, и мы обсуждали возможности применения различных методов, в т.ч. новых для решения именно наших конкретных задач. На меня смотрели сочувственно, но поправить дело было трудно. Кстати, в наших скважинах кроме стандартного набора проводились в выбранных интервалах глубин микрозондирование, боковое каротажное зондирование, инклинометрия и кавернометрия, после обсадки скважин отбивка цементного кольца. Я добивался при поддержке геофизиков возможности определения пластовых давления и температуры, но в Молдавии не было соответствующей аппаратуры.
  
   Объем работ Молдавского УГ был очень небольшим. Руководство постоянно было в курсе того что и где делается. Часто обсуждались рутинные вопросы. Я не говорю о скважинах глубокого бурения, каждая находилась под неусыпным наблюдением. Решения даже по мелким вопросам принимались в Кишиневе. И мои работы были в центре внимания. В обсуждениях часто принимал участие главный геолог П.В.Полев. Всё, касавшееся геологической части, рассматривалось в ПГО. Начальник его Э.И.Сафаров собирался обработать материалы по южной части Молдавии и представить их в виде диссертации. С ним тесно сотрудничал геолог из КГТП В.Е.Капцан, их дразнили сиамскими близнецами. Они опубликовали ряд статей по геологии и тектонике в местных и общесоюзных журналах. Уже тогда становилось понятным, что хозяином положения становится тот, кто владеет информацией. Сафаров категорически запретил без его ведома давать какие-либо данные посторонним.
   Не оставляла без внимания и экспедиция. Довольно часто приезжал главный геолог В.Н.Димо. Он был сыном известного на всю страну академика-почвоведа, именем которого позже были названы улица в Кишиневе и Молдавский НИИ почвоведения и агрохимии. Вадим Николаевич был не дурак выпить доброго молдавского вина и любил ездить в командировки ещё и потому, что его в этом отношении там не контролировали. Человек он был доброжелательный, не вредный, но не всегда надежный. Как говорится, в разведку с ним...Был он сильно косноязычен и не всегда можно было понять, что говорит. Это свойство усиливалось после выпитого вина. Беседа превращалась в тяжёлую работу для слушателя. Как-то ехали они в командировку из Кишинева в Сороки с топографом Я.Р.Крассом. По дороге пообедали и немного выпили. "Он что-то мне толкует,- рассказывал потом Яша,- а я ну ничего не понимаю! На всякий случай киваю: да, да! А он вдруг как взъестся: что ты дакаешь! Наверно нужно было отрицать".
   Однажды я показал Димо приказ по экспедиции, полученный перед его приездом. В нем говорилось, что геологи мало занимаются вопросами трудовой и финансовой дисциплины и, в частности, контролем над правильным использованием материально-технических ресурсов. Он рассвирепел и после пары стаканов вина кричал:"Кто будет писать отчет? Старший мастер Лавроненко? Так давайте поменяем их местами со старшим гидрогеологом!" И далее в таком духе. Утром, после хорошего сна, он сказал, что является представителем экспедиции и оставил мне предписание, повторявшее в целом приказ, преданный им анафеме накануне. Тут уже я рассердился и написал рапорт на имя А.А.Андреева, ставшего к тому временем старшим инженером ПГО УГ по гидрогеологии. Я просил освободить меня от обязанностей по геологической службе с целью переключения сил на заполнение накладных, фиксацию расхода ГСМ, лесоматериалов, запасных частей. Сейчас, в эпоху рыночных отношений, подобный подход столь резких возражений не вызывает. Все должны осуществлять контроль, от этого зависит эффективность работы предприятия и заработок каждого. Но тогда попытка переложить ответственность прорабов, завбуров, старших буровых мастеров и начальников на плечи геологического персонала казалась дикой.
   Служебные бумаги - заявки, докладные записки - я научился составлять еще в прежние годы. Освоил принятый бюрократический лексикон: "исходя из вышеизложенного...", "в связи с тем, что..." и т.п. (Через много лет меня удивил своим отчетом иностранец, приехавший налаживать сложную импортную аппаратуру. Он не писал "ввиду невозможности...", а просто: "не могу отремонтировать" и подпись.) Подобные бумаги были нужны, чтобы привлечь внимание к тому или иному вопросу, отметиться. Устные договоренности в расчёт не принимались, стиль был таким. Не помню, кто и по какому поводу сказал ничтоже сумняшеся, что слышит о том, что вот это надо было сделать, впервые, хотя мы с ним договорились. Я получил от главного геолога УГ П.В.Полева нагоняй. Человек он был отходчивый и спустя несколько минут сказал: "Дорогой мой, слова к делу не пришьешь!". С тех пор я и начал писать, чтобы иметь вокруг себя забор на всякий случай.
   Последние годы жизни В.Н.Димо провел всеми забытый и в глубокой бедности. Умер он на рубеже столетий. Спасибо старым работникам УГ, которые собрали деньги и установили на его могиле памятник.
  
   Старший гидрогеолог Андреев заглядывал реже. Я говорил, что характер у него был трудный. Спорил он по любому поводу, но переубедить его было вполне возможно. У него с самого начала не сложились отношения с начальником УГ. И Андреев сам, иногда без причины, их обострял. Раз, например, А.И.Живолуп зашел в ПГО во вполне благодушном настроении. В непринужденном разговоре он сказал, что любит гидрогеологию. Андреев забегал туда-сюда по комнате, была у него такая манера, покраснел и выдал: "Надо не только любить! Надо понимать!" Начальник молча вышел. Зачем надо было нарываться? Андреев, возможно, и сам не знал. Такой нрав.
   В республиканской газете появилась заметка с критикой А.И.Живолупа. В УГ состоялось собрание. Большинство, главным образом работники аппарата, ПГО, поддерживали начальника. Но были выступления, в которых осуждалась, в частности, его кадровая политика. Говорили, что он преследует тех, кто работал раньше, "людей Григоровича" (первого начальника УГ), назывались примеры.
   После этого собрания ушла с работы бывшая завкадрами, а при Живолупе просто машинистка. Сидя на своем диком Юге, я не подозревал и не предполагал какие страсти бушуют в организации, какие группировки борются друг с другом. Ещё через какое-то время в "Советской Молдавии" была опубликована большая, в два подвала, статья под названием "Большая цена малых скважин". Здесь вопрос ставился гораздо шире: методика геологических исследований порочна, государственные средства расходуются неэффективно. Опять созвали совещание, были приглашены представители Совмина, Совпрофа, Института геологии, а из своих - все начальники подразделений, ведущие специалисты до старших инженеров включительно, некоторые старшие буровые мастера. Дискуссия прошла оживленно, была критика, в решении записано о необходимости улучшений, но в целом - всё правильно.
   Андреев попал в опалу. Говорили, что он давал материалы для этой статьи, а его супруга, имевшая какие-то связи в республиканском ЦК партии, организовала её появление в печати. От него шарахались, как от прокаженного.
   В УГ прибыла комиссия из Мингео. Не помню, было ли это связано со статьей в газете. Члены комиссии разъехались по республике. Двое вместе с главным геологом Полевым приехали ко мне. Стали смотреть полевые материалы. А что тех материалов - геологические журналы двух скважин да каротажные диаграммы. Пётр Васильевич был недоволен: где корреляционные схемы, структурные построения? Один из членов комиссии взял выполненную в изолиниях схему поднятия в юрских отложениях, которую мы изучали, и стал с помощью спичек показывать как можно выявить тектонические нарушения. Полев заметил, что это не более, чем гадание на спичках, а про меня гневно сказал: вот типичный представитель школы того самого Александра Александровича (я понял, что имелся в виду Андреев). Мне было сказано подготовить в двухдневный срок то, что он хотел видеть, посмотрят на обратном пути. Я что-то сделал, но они вернулись другой дорогой.
   А Андреев вскорости был вынужден уйти на пенсию. Ему еще не было 60. Освободившееся место в ПГО занял коллега по ГП М.П.Стасев. Злые языки утверждали, что Михаила Петровича вывели в люди пчёлки. Рядом с базой Дурлешской ГРЭ стояли несколько одно- и двухэтажных домов для сотрудников. В одном из них жил Стасев, по соседству временно поселили Полева, когда он приехал в Кишинёв. У стасевского тестя была пасека. Полеву это дело нравилось, и ему подарили улей с пчелиным семейством...
   Вспоминаешь подковерную борьбу, интриги. Прямо как в нынешних российской Госдуме или украинской Верховной Раде. А ведь, кажется совсем недавно, была война, потребовавшая полной отдачи сил всего народа. Все были едины, все заодно. И многие персонажи моего рассказа воевали на фронтах, имели ранения и боевые награды. А теперь - будто совсем другие люди!
  
   Сложившаяся ситуация - занятие не своим основным делом, дрязги и скандалы, существование в постоянном отрыве от семьи не могла нравиться. Естественно, возникали желания изменить её. Я наводил справки о возможности перехода на другую работу. Еще когда находился в Киргизии, меня звал в Одессу, в университет, потом в Каховку мой друг-сокурсник. Позже он обеспечил мне место в геологосъемочной партии в только что созданной Причерноморской ГРЭ. Ему в этом помогал мой учитель Л.Б.Розовский. Через некоторое время друг перебрался в Симферополь, в Институт минеральных ресурсов и там пытался пристроить меня. Из г. Ош писали, что вопрос о моем трудоустройстве в Южно-Киргизской экспедиции согласован.
   В оценке ситуации со мной солидаризировался соученик по ОГУ Оноприенко. Миша говорил, что Дурлештская экспедиция ему противна, он чувствует себя на базе, как - пардон! - в неубранном общественном туалете. Тем не менее к своим обязанностям мы продолжали относиться добросовестно. В экспедиции шутили: только два дурака способны выехать на участки в конце рабочего дня под выходной, это Подражанский и Оноприенко.
   Несмотря на обилие предложений, я с места не сдвинулся. Почему? Лень? Боязнь перемен? Надежды на лучшее будущее? Наверно всего понемногу.
  
   Жизнь тем не менее шла вперед. И становилась всё-таки лучше. Управление геологии заняло третий этаж вновь построенного трехэтажного здания. На первых двух и в подвале разместилась КГТП. В экспедиции была организована Гидрогеологическая станция. Её штат состоял вначале из начальника М.Ф.Балакиной, ст. техника Р.А.Комаровской, демобилизованного офицера Бабкина и водителя. Женщины ходили неразлучной парой. Бедная Мария Филипповна не знала с чего начинать. Помню, она на полном серьёзе доставала меня на правах землячки (окончила наш факультет лет на 7 раньше меня): одолжите мне колесо! Имелась в виду автомобильная покрышка с камерой. Бабкин рассказывал байки о том, как руководил почётным караулом на пограничной станции в Унгенах. Высокие гости не слишком часто следовали через этот пункт, личный состав был не слишком загружен работой и, видимо, не всегда блистал выучкой. Как-то проезжал югославский лидер И.-Б.Тито. Во время рапорта начальника караула на лицо солдату села муха, он моргнул. Тито сказал в сторону, но так, чтобы услышали: "Нет дисциплины в Советской Армии!" После этого случая Бабкина выперли в запас. И всё-таки наблюдательная сеть начала создаваться.
   В Дурлештской ГРЭ долгое время не было настоящего хозяина. Григорович, собираясь покинуть Молдавию, работал спустя рукава. После его ухода командовали В.Н.Димо, замнач по АХЧ Е.Х.Шпигель, еще кто-то. Наконец, появился приглашенный из Прикарпатского нефтяного района И.И.Труфанов. Он имел по крайней мере опыт административно-руководящей работы и неплохо знал глубокое бурение. Позже главным инженером экспедиции стал сослуживец Живолупа по работе в России начальник Северо-Молдавской ГРП Я.Ф.Хачапуридзе.
   Постепенно выработалась оптимальная технология бурения для каждого из наших буровых станков. Они были оснащены дополнительными контрольно-измерительными приборами. Понемногу строилась база отряда.
  
   Как-то летом республиканские газеты сообщили о природной катастрофе, имевшей место на Юге, в районе с Бадыко. Местные жители сообщали, что раздался гул, земля задрожала и образовалась гора. Известный в Молдавии учёный-геолог К.Н.Негадаев-Никонов в интервью с корреспондентом газеты связал это явление, с процессами горо- и нефтеобразования.
   Естественно, меня это заинтересовало, захотелось увидеть самому. Расстояние от нашей скв.1 около 60 км. Я выкроил время, взял единственную машину и поехал. Увиденное удивило. Конечно, опыт и стаж у меня не велики, и в Киргизии подобное встречалось редко. И в знании процессов нефтеобразования я не силен. Передо мной был обыкновенный, просто-таки хрестоматийный оползень, будто скопированный с иллюстрации из учебника географии для 5 класса. Я такие неоднократно видел ещё в детстве на склонах черноморского Сухого лимана.
   Позже, работая на геологической съемке, я встречал подобные формы рельефа на каждом шагу. И на юге Молдавии тоже. Так что горы пока остались на месте.
  
   Наступила осень. Скв.1 достигла приличной глубины, более 700м. Пройден интервал в известняках средней юры, считавшийся перспективным для наших целей по данным скв.Р-1(Болград). Уже шли разговоры о гидрогеологических испытаниях. Согласно проекту вся скважина должна была быть обсажена, затрубное пространство зацементировано. Водообильный горизонт в сарматских известняках был изолирован 8-дюймовой колонной труб. Ниже предполагалось установить трубы меньшего диаметра. Выбранные для изучения интервалы (последовательно сверху вниз) вскрываются путём прострела. Этот метод широко использовался в нефтяной геологии. Прострел делался специальными перфораторами. Пулевой проделывал два-четыре отверстия в трубах и цементном кольце. Существовал кумулятивный перфоратор, принцип его действия был мне знаком со времен учебы на военной кафедре: пламя горящего термита прожигало трубу и цемент и проникало в окружающую породу на десятки сантиметров, а отверстий было до 10. Правда, были данные о том, что стенки образовавшегося канала превращаются в стекло.
   Мой опыт гидрогеологических испытаний скважин был недостаточен. А с перфорацией не сталкивался до этого вообще. Но как-то не лежала душа к этому способу вскрытия водоносного пласта. Боялся, что при низкой скважности образовавшегося фильтра водоприток будет слабым, а полученный результат необъективным. Я предлагал оставить скважину открытой. Разрез был представлен чередованием аргиллитов, аргиллитоподобных глин, мергелей, известняков, песчаников. Устойчивость стенок скважины во время бурения тревоги не вызывала. Если приток из верхних интервалов глубин будет существенным, можно будет после испытания изолировать его путем цементации. Меня горячо поддержал Андреев. Бегая, заложив руки за спину по комнате и краснея, он восклицал: "Прострел! В голове у них прострел!" "Они" - это нефтяники, главный геолог Полев, начальник нашей экспедиции Труфанов, для которых такая практика была обычным делом, и другие их сторонники. Но решение неожиданно отодвинулось на длительный срок.
  
   В скважине произошла авария, прихватило колонковую трубу. Никакие попытки выдернуть её не дали результата. Не помогла и нефтяная ванна. Начали тянуть инструмент 20- или 40-тонным домкратом и оборвали его, причём где-то близко от поверхности. Начался муторный процесс ловли, разворота и извлечения бурильных труб. Наконец, дошли до колонковой трубы. И здесь застряли. Было принято решение: заменить бурильные трубы d63мм на более мощный инструмент d73мм (2 7/8"), использующийся на станках глубокого бурения; колонковую оставить на месте, а скважину искривить выше по разрезу и дойти до проектной глубины.
   Не буду останавливаться на технических подробностях, но дело это было длинное. А меня тем временем вызвали в Кишинев. С нового, 1961 года вводились хрущёвские реформы - обмен денег, новые трудовые отношения, заработные платы, нормативные документы, в т.ч. справочники укрупненных норм и тарифно-квалификационные. В связи с этим нужно было переделывать всю проектно-сметную документацию по незавершённым объектам. В Кишинёв съехались многие геологи и буровики. Работали в Дурлештской ГРЭ под руководством экономистов. Всеми командовал начальник планового отдела УГ А.Н.Ревенко, прошедший перед этим инструктаж в Мингео. Работа была напряжённой и заняла около месяца. Интересно, что все, приехавшие из полевых партий, получали командировочные, а мне наша бухгалтерия перестала на это время платить полевое довольствие, т.к. был прописан в Кишинёве. Может, формально и правильно, но крохоборство.
   По новым правилам число квалификационных разрядов для рабочих сокращалось с 8 до 6. Сменный буровой мастер стал называться просто буровым мастером. Изменились начисления зарплаты за разряд и порядок учета выполненных объемов. Раньше (по решению руководства предприятия) учёт выполненной работы мог делаться раздельно для каждой смены. Это приводило порой к нездоровым отношениям. Например, вахта продолжала собственно бурение до последней возможности, чтобы оставить сменщикам низкооплачиваемые спуско-подъемные операции, хотя по технологии их надо было начать раньше. Соперничество между сменными мастерами принимало уродливые формы, что отражалось на общем результате. Однажды смена приняла буровой инструмент наверху, заменила буровой наконечник и спустила снаряд в скважину. Но на забое оказался посторонний предмет. Пришлось снаряд извлекать и начинать ловильные операции. Из скважины извлекли шток поршня от грязевого насоса. Он выполнен из высококачественного металла, и просто разбурить его было трудно. Сам по себе попасть на забой он не мог, кто-то умышленно бросил его в скважину. Потеряно больше рабочей смены. Я сказал, что если подобное повторится, я приглашу следователя для выяснения и убытки от потерянного времени отнесу на счёт виновного. На следующий день один из сменных пришел с большим фингалом под глазом, ребята разобрались сами. Чтобы избежать подобного, по новым инструкциям вся работа шла исключительно в общий котел.
   Вводилась 41-часовая рабочая неделя. Там, где работа шла непрерывно, были три смены и подменные, теперь нужно было создавать четвёртые смены.
   Изменения коснулись и ИТР. Например, исключались должности коллекторов, вместо них вводились младшие, старшие и просто техники. Этим подчеркивалось повышение уровня образованности специалистов: коллектор мог не иметь профессиональной подготовки, а техник - после техникума, как минимум. Не было в новых справочниках должностей прораба-геолога, младшего геолога.
   Хрущёвские нововведения обсуждались неоднократно. Многие из них оказались неэффективными и плохо обоснованными. Так случилось и в нашей отрасли. Были увеличены должностные оклады, а надбавки за работу в полевых условиях сокращены. Т.е. работникам, сидящим в конторе, стали платить больше, а полевики остались при своих или проиграли. Я, скажем, стал получать то ли больше, то ли меньше на один (!) рубль. В стране начался массовый отток геологов, работавших в поле, в город и из Мингео в другие ведомства.
  
   Тем временем на станке ЗИФ-1200 заменили буровой инструмент, усилили кое-какие узлы. План работ по искривлению скважины составил И.И.Труфанов. Всё прошло удачно. Бурение продолжалось. Но после внесения конструктивных изменений спуско-подъемные операции проходили в замедленном темпе.
   После происшедшей аварии руководство приказало Гоценко оставить остальные дела и заниматься только Чумайским отрядом. Ему строго поставили в вину, что узнав об аварии, он быстренько смотался на север Молдавии, без серьезных оснований, якобы мирить Бевза со Щербаком, чтобы после, в случае чего, свалить вину за случившееся на меня и старшего мастера. С этого момента я практически перестал быть начальником отряда, оставаясь только ст. гидрогеологом.
   Техника-геолога куда-то перевели или он уволился, на его место пришла Л.А.Кириленко. Её муж стал работать сменным мастером в бригаде Лавроненко. У неё был маленький ребенок, приходилось создавать ей щадящий режим работы. Поселились они в одном доме со мной в с.Табаки. В конце лета В.Н.Димо прислал в качестве техника молодого специалиста после окончания Азербайджанского политехнического (или индустриального) института, по специальности, по- моему, какого-то нефтяника. Звали его Аббас Мехтиев. Парень он был хороший, добрый, работящий, ко мне относился прекрасно, но очень слабо подготовленный. И очень рассеянный. Никакого серьёзного дела поручить ему было нельзя, обязательно напутает.
  
   Действительно, Аббас часто делал ошибки, что называется на ровном месте. Но в экспедиции бывали случаи и похлеще.
   В Гидрогеологическую партию попала немолодая дама, жена одного из буровиков, по профессии - недоучившийся то ли гидролог, то ли метеоролог. Она была значительно старше мужа, всё время делала физические упражнения, чтобы быть в форме, и пропагандировала занятия физкультурой среди народа. Скоро выяснилось, что оставлять её для самостоятельной работы на скважине нельзя. Венцом её деятельности стал следующий случай.
   Нужно было срочно поехать куда-то на откачку и привезти пробы воды в лабораторию на анализ. И ничего больше. Это было сделано. Через некоторое время к А.А.Андрееву приходит с бутылкой в руке заведующая химлабораторией и спрашивает, не открыли ли мы новое месторождение нефти? Жидкость в бутылке имеет явный запах керосина. Позвали нашу курьершу. Ничего понять нельзя. Окружили её толпой и попросили рассказать подробно, как всё было. Один Андреев за спинами бегал по комнате взад-вперед, покраснев до точки кипения. Пришлось выслушать детальный рассказ о сборах в дорогу, одевании и т.д., потом о поисках бутылок для отбора проб в собственном сарае, которые, к счастью, нашлись. В этот момент В.Н.Димо закричал страшным голосом: "Остановитесь! Сосредоточьтесь! Вспомните! Вы мыли бутылки, прежде чем набрать в них воду?.."
   Пришлось бедную женщину уволить.
  
   Представители моего поколения помнят времена "палаточной романтики". Любое строительство начиналось с возведения основного объекта, о быте людей - размещении, питании, о здоровье в целом не думали: ладно, как-нибудь потом. Даже заикаться об этом было признаком дурного тона. Что уж говорить об изыскателях.
   Молдавия - благословенная страна. С самой высокой плотностью населения в Союзе. Гор и пустынь нет. Но, слово даю, надбавку за работу в поле платили не зря. У меня быт был просто никакой. Комнату в селе я снял, но часто приходилось задерживаться на буровых, потом домой не попадешь. Ночевал в тех самых культбудках на стульях, на столе. Из продовольствия в сельских магазинах купить было практически нечего. Хлеб был не всегда. Только консервированный "Перец резаный с овощами" и "Икра кабачковая". Это в селе, а на своём рабочем месте нередко остаешься вообще голодным. Село Чумай расположено в долине. В верхней части склона, над нашей базой находилось отделение одноименного совхоза. Там была рабочая столовая, иногда удавалось пообедать.
   Когда не задерживался на участке, ездил в Болград, от моего дома в Табаках в 5 км. Когда-то это был крупный торговый город, с большими, регионального значения, ярмарками. Работало с десяток церквей, а шинков было вообще не счесть. Город утратил свое значение после строительства железной дороги из Одессы в Кишинев в конце Х1Х в. Теперь это обычный районный центр. Главную часть занимал бульвар, в несколько рядов вытянулись деревья с пыльной листвой. На концах бульвара стояли две церкви. Одна была закрыта и медленно разрушалась, вторая работала и отличалась красивой настенной росписью. Жизнь в город вдыхали военные расквартированной там дивизии, части её были разбросаны по разным местам. Был базар, активно работавший по выходным, пара ресторанов, кинотеатр, Дом офицеров. Если я попадал в город днем в выходные, посещал районную библиотеку.
   Обычная программа в городе включала обед в ресторане и звонок домой по телефону. В кино ходил с учётом возможности попасть на последний автобус в Табаки. Хождений пешком мне хватало и без этого.
  
   Я упоминал, что наши рабочие были жителями близлежащих болгарских сел. Хорошие работники, положительные люди, но при этом жуликоватые. Хозяева. Не позволят добру плохо лежать, за материальными ценностями на участке нужно было постоянно присматривать. Кроме общения на работе я ездил с ними домой и обратно на вахтовой машине. Меня часто приглашали в гости. Делалось это без задней мысли, но если случалось, не упускали возможности чего-нибудь попросить для себя у начальника под стакан вина. Поэтому я старался избегать таких визитов, они состоялись считанные разы.
   Обычно выставлялась нехитрая закуска - брынза, соленья, иногда сало и местное острое консервированное мясо, называемое "кавырма" (это чаще у гагаузов), домашний белый хлеб. Но вот вино...Здесь стаканом не ограничивались. Мерой был 2-3-литровый чайник. Вообще жители этого южного региона, и молдаване в т.ч., уверены, что от вина вреда быть не может. А кто вина не пьет, тот, ну, скажем так, ненадёжный человек. Я неоднократно слышал, свидетелем не был, что два соседа-болгарина, собравшись для беседы, могут за вечер уговорить два эмалированных ведра вина (по 12 л каждое). И потом сосед уходит домой своим ходом.
   Вино было обычным, домашнее, из винограда-гибрида, созданного когда-то с применением посадочного материала, завезённого из Америки. На юге его называют "зайбер". Он уже тогда был почти выведен из промышленного использования, но на приусадебных участках его сохраняли. Вкусовые качества и урожайность оставляли желать лучшего, но этот вид был устойчивым против вредителей и не требовал обработки химикатами. Экологически чистый продукт, как теперь говорят. Люди это ценили.
   Но и такое домашнее вино не всегда бывало чистым. Существовал продукт для себя и для продажи. Во второй нередко добавляли всякие примеси, чтобы ударяло по мозгам и вызывало у покупателя желание добавить. Такими "присадками" были табак, жженая резина, говорили, карбид кальция. По ассоциации со вторым мы называли его калошей. Было оно дешевым. Когда я приехал на юг, литр у хозяев стоил 75 коп. Сдачи никто не требовал, и постепенно цена автоматически поднялась до рубля. Минимальным объемом для продажи в розлив был не стакан, а пол-литровая банка. Обычной мерой служили стеклянная трехлитровая бутыль или, как уже говорилось, чайник.
  
   В Кишинёве я бывал раз в 2-4 недели, совмещая свидания с семьей с решением служебных вопросов. Ездил на экспедиционных машинах, если случалась оказия - легковых, грузовых, бензовозах, автокранах, а также автобусом Измаил - Кишинев, проходящим раз в день, и поездом Рени - Кишинёв со станции Болград в с. Табаки.
   Вскоре после переезда в Молдавию мы с женой и дочкой перебрались от родителей на съёмную квартиру. Жили в частных домах на Докучаева. Найти жилье было непросто, в город приезжало много новых людей. За четыре года пришлось четырежды менять место жительства. С хозяевами не ссорились, просто по разным причинам нужно было освобождать жилплощадь. Одно время окна нашей комнаты выходили на Котовское шоссе. Договаривался с водителями, они даже ночью, направляясь на юг, сигналили, я в ответ мигал светом настольной лампы: слышу, иду.
   Появились новые знакомые. На участок приезжал с палеонтологом отбирать образцы коллектор В.И.Дудник, с ним и его женой картографом Е.Ф.Чобану мы дружески общались долгие годы. Сближению способствовало то, что подруга и соученица Лены по Художественному училищу Т.Д.Пламадяла работала в Институте почвоведения и дружила с моей женой. У Тамары дома мы встречали Новый 1961 год. В нашей компании были будущий начальник экспедиции О.И.Никитин с супругой, сохранилась шутливая фотография Олега в женском платке.
   Мне не в чем встретить праздник, не было выходного костюма. По чьему-то совету пошли с женой в ателье индивидуального пошива одежды на ул. Гоголя, на этом месте теперь здание Правительства. Закройщик по фамилии Горенштейн, пожилой человек с внешностью и манерами первого лорда Адмиралтейства, "построил" мне черный бостоновый костюм. Выглядел я в нём хорошо, и мы решили "отблагодарить" его. Положили в черный пакет из-под фотобумаги рублей 25 (сумма по тем временам приличная) и мнемся, стесняемся. Мая только рот приоткрыла, а он элегантным движением выхватил у нее конверт, опустил в карман и с полупоклоном величественно удалился.
  
   Гоценко поселился в с.Чумай, в доме двух стариков по фамилии Перевоз ("Паровоз", говорил Аббас Мехтиев). Гоценко был как-то связан с их молодым родственником, руководителем местного сельпо. Последний отличался высоким ростом и большой физической силой. На глазах у восхищенной публики он поднимал с земли в кузов грузовика мотоцикл ИЖ. Георгию Лаврентьевичу бывало скучно вечерами, он предложил мне перебраться к нему, что я вскоре и сделал. Но перед этим удивил общественность.
   Как-то мне стало нездоровиться. Видимо, была повышенная температура. Потом начался зуд, на теле и частично на лице появилась сыпь красного цвета. Квартирохозяйка прозрачно намекнула, что неплохо было бы мне куда-нибудь исчезнуть. Уже в Кишинёве поставили диагноз: ветряная оспа. Я заразился, наверно, от своей дочки, которая недавно этим же переболела, в лёгкой форме в отличие от меня. Болезнь эта - сугубо детская, женщины в бухгалтерии экспедиции, куда я представил больничный лист, посмеивались. Но это было ещё не всё.
   Примерно через год я опять заболел. Высокая температура, я приехал в Кишинёв и сразу пошел к родителям, чтобы не подвергать опасности ребёнка. Причину долго не могли установить. Выдвигались всякие версии, в т.ч. брюшной тиф. Мать пригласила жившего по соседству старого бессарабского врача. Он осмотрел меня и спросил, не болел ли кто-нибудь в семье недавно корью. Да, ребенок недавно перенёс. Его диагноз был однозначным: именно это заболевание. Взрослые эту хворь переносят трудно. Дочь справилась с ней шутя, а я провалялся около месяца и так ослабел, что ходил, держась за стены. Случай довольно редкий, за мной специально наблюдала районный эпидемиолог, молодая интересная женщина. Когда пришло время получать бюллетень, я взмолился:
   - Доктор, меня засмеют на работе. Сначала ветрянка, теперь корь! Прошу Вас, напишите, что у меня был триппер. Как-то солиднее все же.
   - Ха-ха! Что Вы, что Вы! Вы у нас уже во всесоюзную статистику попали. И не просите!
   Конечно, мне потом не было прохода.
   Итак, я переехал жить в Чумай. Вечерами, дома или на буровой, слушал бесконечные рассказы Гоценко о политических репрессиях на Украине, о его работе на Дальнем Востоке и много чего ещё. Как он попал в те края, не знаю, полагаю, не по своей воле. Иногда мирные вечера нарушались конфликтами между нашими хозяевами. Он был невысокий, худощавый, она упитанная и выше ростом. Но он после того, как закладывал за воротник, а делал это часто, крепко поколачивал жену, до больших синяков и кровавой юшки. После этого они начинали искать правду у нас.
  
   Бурение скв.1 шло очень медленно. Попадались прослои песчанистых известняков высокой твердости, иногда за рейс удавалось пройти всего 10 - 20см. Разрез был однообразным, ожидать его изменений, судя по данным скв.Р-1, не приходилось. Глубина была больше 900м. Я подумал, что нет смысла обязательно достигать проектных 1000м и бурение надо заканчивать. И поехал на переговорный пункт посоветоваться с руководством. Меня соединили с главным геологом УГ П.В.Полевым. В это время дверь стремительно отворилась, и в кабинку вошел А.И.Живолуп.
   - С кем Вы говорите? Дайте мне трубку! Пётр Васильевич, мне все ясно. Бурение скважины останавливаем. Хорошо!
   Начальник УГ сказал, чтобы я отпустил машину, он меня потом подбросит до скважины. Мы пошли пообедать, обсуждая дальнейшие планы. С ним был кто-то из руководства Кагульской ГРЭ. Этот наш сотрапезник выпил за обедом стакан пива. Когда закончили и вышли на улицу, Живолуп набросился на него:
   - Как вы можете? В рабочее время употреблять спиртные напитки!?
   Тот неуклюже оправдывался. Было известно, что начальник Управления терпеть не может пьяниц. Но один стакан пива...
   Не помню точно конструкции скв.1. Она была обсажена трубами d5'' до метров 700, ниже забой остался открытым. Вскрыли несколько интервалов залегания известняков путем прострела, используя как пулевые, так и кумулятивные перфораторы. Водопритока нигде не получили.
   Скважина была проработана до забоя (910м) и промыта. Началось желонирование. Результат обнадеживал - понизить уровень таким способом не удалось. Он установился, по-моему, на глубине 12м. Вода в скважине была горько-солёная, анализ показал, что минерализация её около 90 г/дм3. Содержание йода было выше существующих временных кондиций, брома - чуть ниже. Я сказал своим людям, что эта вода минеральная. Некоторые пали жертвой шуток своих товарищей, хлебнув из кружки большой глоток едкого рассола. Позже В.Н.Димо привез старинный ареометр, оставшийся от отца, мы определили плотность воды и я использовал это потом в гидрогеологических расчетах.
   Было решено демонтировать буровой агрегат и перевезти на новую точку, но не по проекту, в долину притока Б.Ялпуга речки Б.Салча, в район с. Карболия. Скважина под номером 5 должна была попасть в свод предполагаемого поднятия. А для испытаний скв.1 ждали получения нового компрессора, чтобы провести откачку эрлифтом. Подвезли специальные насосно-компрессорные трубы d73мм. Для спуско-подъемных операций установили на скважине агрегат УРБ-3АМ. Смонтировали эрлифт по схеме "воздушные трубы внутри водоподъемных", последними служила обсадная колонна. Таким образом, понижение уровня при откачке можно было получить только расчетом по показаниям манометра.
   В это время доставили новенький компрессор УКП-80. Это была мощная машина, способная давать давление 80 атмосфер, расход воздуха не помню. Он был смонтирован на гусеничной тележке, приводом служил танковый двигатель В2-300. Такой установки никто у нас не видел. На запуск специально приехал главный механик УГ В.В.Гавриш. Мы собрали группу дизелистов, которые помогали главному механику, один из них должен был потом обслуживать компрессор постоянно.
   Устье скважины оборудовано, водоотводная труба направлена в двухкубовую мерную ёмкость. Собрались все, свободные от работы, посмотреть как действует эта диковинная штука. Затарахтел дизель, включили компрессор. Все застыли в ожидании. Вдруг начало падать давление масла в блоке компрессора. Заглушили мотор, начали разбираться. Оказалось, не работает масляный насос, лопнул какой-то валик. Погнали машину в Кишинёв (или Кагул), срочно по образцу выточить новый.
   Следующая попытка. Давление воздуха постепенно растет. Мы спустили воздушные трубы метров на 500, чтобы выдавить столб воды из скважины, нужно было создать давление порядка 50атм. Под приветственные возгласы из трубы побежала струйка воды. Она становится толще, мощнее. Но что это? Отводная труба d127 или 146мм начинает подниматься вверх, затем её срывает с тройника на устье. Подачу воздуха немедленно прекратили. Мы не учли, с какими напорами будем иметь дело, и изготовили изгиб трубы для направления струи в мерную емкость слишком крутым. Пришлось переделывать, колено сделали пологим и накрыли его фартуком из автомобильной камеры.
   Откачка пошла. Первое испытание. Течет из трубы йодо-бромная вода Чумайского месторождения! Постепенно устанавливается динамический уровень. Можно перевести дух. Сейчас всё представляется обычным. Но тогда многое было не таким простым. Я не отходил от скважины несколько суток подряд. Как-то утром, на солнышке, дело было весной, положил в сторонке лист фанеры, накрыл голову брезентовым плащом и уснул. В это время приехал А.И.Живолуп. Сразу спросил, что за сапоги торчат на объекте? Ему сказали, что я тут живу безвылазно. Он велел меня не будить, посмотрел журнал откачки у дизелиста и уехал.
   Провели откачку по старинке, на трёх понижениях уровня. Получился классический прямолинейный график зависимости расхода воды от понижения уровня. Отобрали пробы воды на всевозможные виды анализа. Извлекли трубы и заварили устье. Опорная скважина на разведочной площади задачу выполнила.
   Конечно, что-то не доделали, пропустили. Скажем, с самого начала думали об утилизации добываемой воды. Уже была известна в принципе технология извлечения из воды полезных компонентов. Общая минерализация её при этом практически не снижалась. Как вариант, рассматривалась возможность закачки отработанной воды в сарматский водоносный горизонт. В этой части республики вода в нем не пригодна для хозяйственно-питьевых нужд. Мы даже пробурили скважину на этот горизонт неподалеку от скв.1 на склоне долины. Было известно, если заложить её на пойме, будет самоизлив. Провели кратковременную откачку. Запах сероводорода ощущался, кажется, даже в Болграде. Не помню как, но заключили, что этот горизонт для наших целей не подходит.
  
   0x01 graphic
  
   Откачка из скв.1. Идет йодо-бромная вода Чумайского месторождения!
  
   Во время откачки из скв.1 воду сбрасывали в р.Б.Ялпуг. Это была серьёзная ошибка. Забыл цифры, но дебит откачки был значительно больше расхода реки. На широкой пойме, на разных протоках промышляли местные рыбаки. Они ловили карася и карпа с помощью квадратных сеток-хваток. Через некоторое время после начала откачки к нам пришел один из них и сообщил, что ниже по течению рыба всплывает брюхом кверху. Я сначала даже не сообразил, что это мы её потравили солёной водой. Дело охраны природы находилось в зачаточном состоянии, слова "экология" еще не было в обиходе. Никто, кроме рыбаков, на этот факт не обратил внимания. А мы сами только сократили время откачки.
   Со временем откачки, вызвавшим у меня моральный подъем, совпал исторический полёт Юрия Гагарина. Это было прекрасно! Я вовсе не оракул, но меня позже цитировали Андреев и Гоценко, когда я сказал, что Гагарин ещё сам не понимает, что совершил.
  
   Весной в отряд прибыла комиссия. Помню, в её составе был кто-то из УГ, начальник ОК экспедиции, недавно демобилизованный из армии майор. Они приглашали на беседу поодиночке разных работников.
   Со мной говорили последним. Вели себя спокойно, даже доброжелательно. Их вопросы удивили. Все они касались исключительно Г.Л.Гоценко. Известно ли мне, что он продал столько-то метров стального троса тому-то? Знаю ли я, что он обменял какие-то материальные ценности на столько-то десятков яиц? И т.п. Я ничего этого не знал. И был поражён. В глазах проверяющих я должен был выглядеть либо лгуном, либо идиотом, если ничего этого не видел. Ведь я был его ближайшим помощником, более того, жил с ним в одной комнате. Я говорил правду, стало быть, как ни прискорбно признать, с головой не всё в порядке?
   Вскоре пришёл приказ по Управлению. В нём говорилось, что в предшествующий период начальник Гидрогеологической партии не сумел обеспечить нормальную работу Чумайского отряда. Подробно перечислялись должностные проступки, о которых спрашивали члены комиссии. Помню формулировку постановляющей части: освободить от занимаемой должности и использовать в качестве старшего бурового мастера. "Использовать" - истинно в стиле А.И.Живолупа.
   Обо мне в приказе не было ни слова. Возможно, сыграло роль мнение старшего техника Л.А.Кириленко. С ней говорили особо, "как коммунисты с коммунистом". Она заявила, что не видит ничего особенного, потому что меня, мол, кроме работы ничего не интересует. Может, у начальника УГ было свое мнение в этом плане. На душе было погано. Своим я должен был казаться доносчиком, кто еще был так близок к снятому начальнику партии? Теперь мне его было жаль, хотя работать вместе было совсем нелегко. Нередко он меня подставлял, чаще по мелочам, но однажды очень по-крупному. Правда, потом первым пошел на мировую. А сколько ночей провели вместе на буровых во время ответственных операций? Сколько раз вытаскивали застрявший в грязи автомобиль?
   Похожая скандальная история случилась ранее в Южно-Молдавской ГРП. Там тоже раскрыли какие-то махинации. Начальника сняли с работы, некоторых понизили в должности, помню, среди последних был О.И.Никитин. И вся партия пострадала: жилпоселок на окраине пгт Дубоссары был признан благоустроенным и находящимся на базе перестали платить полевое довольствие.
   Перед историей с Гоценко был смещен со своего поста старший буровой мастер А.К.Нестратов, бригада которого бурила скв.3 станком УРБ-4П. Алексей Кузьмич, демобилизованный когда-то из армии в чине капитана, не блистал высокой культурой, но дело знал. Был он человек самостоятельный, жёсткий, в бригаде поддерживал дисциплину и порядок. С Гоценко нередко заедался, и тот его недолюбливал, капал на него, когда мог. Снятие Нестратова и перевод на установку УРБ-3АМ - дело его рук. Я грешным делом думал, что это Нестратов накатал "телегу" на Гоценко, собрав каким-то образом факты. На его мест был назначен В.Ф.Скоба, с которым мы быстро подружились. Он как-то сказал, что знает, кто накапал на Гоценко. Я стал требовать, чтобы он сказал кто, ведь подозрение падает на меня. Но Скоба тогда не раскололся: "Нет, не Вы, а кто, не скажу". И только через несколько лет, когда мы оба уже работали в других местах, сообщил истину. Если он знал, то знали и другие. Потому назову автора перечня прегрешений Гоценко, не знаю, как его назвать - донос, раз из-за спины, но не донос, если по сути все верно: им был наш зав буровыми работами В.Е.Лесько. Будто бы он был очень зол за потерю должности начальника партии, Гоценко на это место перевели с поста начальника Кагульской ГРЭ, и за пренебрежительное отношение к себе с его стороны.
  
   Еще до этих событий начальник экспедиции И.И.Труфанов предложил мне подать заявление о вступлении в КПСС и обещал дать рекомендацию. Меня в партию как-то не тянуло. Хотя появлялись, как и у многих идеалистов, мысли о том, чтобы изнутри путем критики бороться, улучшать и т.п. Отказываться было неразумно. Я поблагодарил и согласился. Но ничего не написал. Время от времени начальник спрашивал, где заявление, я пылко отвечал, что да, всё, ведь договорились! Потом эта тема как-то тихо заглохла сама собой.
  
   Опять я остался за начальника отряда, хотя по штатному расписанию числился, кажется, только старшим гидрогеологом. Отношение подчиненных ко мне не изменилось. Вскоре прислали нового руководителя. Им стал Г.И.Плавник.
   Гарий Исаакович был из Куйбышева (Самара). Окончил Индустриальный институт по специальности "разработка месторождений нефти и газа", по распределению направлен в Молдавию. Работал вначале в Валенах, на нефтепромысле, был хорошо знаком с Б.С.Слюсарем. Позже стал начальником Унгенской ГРП нашей экспедиции. Вблизи этого городка в сарматских отложениях была обнаружена небольшая газовая залежь. Организовали его подачу для питания котельных в больнице, пекарне, еще где-то. Два буровых станка вели поиски газа в этом районе под руководством старшего геолога И.В.Малинаускаса. Постепенно поисковые работы сворачивались, давление газа на скважинах падало и пользователи отключались один за другим. Партия была закрыта. Плавник остался не у дел, а тут как раз освободилось место.
   Я ввел нового начальника в курс дел. Мы быстро нашли общий язык, он был специалистом. Судьбы наши сложились по-разному, но мы дружим до сих пор. У Гарика была семья - жена и сын. Они оставались пока в Унгенах, а он поселился со мной у Паровозов.
   Нам оставили легковую машину, которой пользовался Гоценко. Завезли детали сборного дома и начали строительство конторы на базе. Теперь там кроме сторожа постоянно были люди - завхоз-кладовщик, токарь, кузнец, плотники. Постепенно из разрозненных, разделенных расстояниями между точками групп людей образовался коллектив. Это становилось заметным в тех немногих случаях, когда мы собирались на базе по каким-нибудь серьёзным поводам, скажем, выборы профсоюзного комитета.
   Началось бурение скв.5 в с.Карболия. Скв.3 в Кириловке закончили на глубине около километра и обсадили её трубами. Бурение в долине пока отложили, станок УРБ-4П переместили на водораздел между Б.Ялпугом и Б.Салчей. Там рассчитывали подсечь продолжение свода поднятия. Изменения проекта были закреплены решением НТС УГ.
   Создали специальную бригаду по испытанию скважин. В её ведении находился компрессор УКП-80 и станок для монтажа эрлифта, во главе поставили сменного мастера из бригады Лавроненко.
   Разрез скв.3 до деталей совпадал со скв.1. Мы были неприятно удивлены, когда во время желонирования уровень воды стал быстро снижаться. Смонтировали эрлифт, включили компрессор. Давление растет, все замерли. Потом - выброс столба воды из скважины и...только мелкие брызги. Так повторялось несколько раз. Скорость восстановления уровня определить не могли, арматура на устье скважины не позволяла использовать уровнемер.
   В то время я уже откуда-то знал о способах увеличения притока жидкости в скважину и активно их пропагандировал. После консультаций и обсуждений в УГ решили испробовать два из них.
   Вначале геофизики торпедировали скважину, взорвали два или три заряда в выбранных интервалах. Опять спустили трубы. Никаких изменений. После короткого выброса идет один воздух. Тогда решили прибегнуть к кислотной обработке. Руководил этой операцией главный инженер экспедиции Я.Ф.Хачапуридзе. Он привез из Кишинева несколько бутылей со слабым раствором соляной кислоты. Идея проста, как апельсин: с помощью растворения карбонатного материала сделать трещины в известняках пошире. Главный сам облачился в специальный фартук, рукавицы и защитные очки. Я рассчитал количество продавочной жидкости. Залили кислоту, оставили скважину в покое на сутки. Монтаж эрлифта. Пуск. Прежний эффект. Жаль было бросать скважину после хорошего результата на скв.1. А тут еще новое осложнение.
   Трубы d5'' были установлены в скважину впотай. Во время многократных спусков-подъемов насосно-компрессорных труб голову колонны на глубине 300м слегка повредили, инструмент цеплялся за что-то. Чтобы пройти это место, нужно было каждый раз прибегать к дополнительным маневрам, что становилось опасным. Решили его обработать. Спустили какой-то режущий наконечник, мастер не рассчитал давление на забой и ... наконечник остался там. Теперь нужно было изготовить специальную фрезу и резать металл.
   Занимались этим без видимого продвижения. Приехал А.И.Живолуп. Мы с Плавником всё ему рассказали. Он даже не ругался, сказал только, что случай тяжелый. Через несколько дней мы получили распоряжение о прекращении работ на скв.3.
  
   Плавник перевёз семью в Чумай. Его жена Валентина была учителем математики. Её охотно взяли в местную школу, совхоз предоставил квартиру в одноэтажном доме, на горе прямо над нашей базой. Когда днём находилось время, мы с Гариком отправлялись поесть к нему домой, даже когда Валя отсутствовала. У них дома бывало вино, которое мы заедали салом с чесноком. Хачапуридзе, ставший начальником Дурлештской ГРЭ после перевода И.И.Труфанова на должность главного инженера, замначальника УГ, знал этот обычай и, если чувствовал запах чеснока, посматривал на нас подозрительно.
   Гарик и Валя - люди открытые, коммуникабельные, быстро установили контакты с соседями, работниками совхоза. Среди них были виноделы, и мы иногда имели возможность прямо в подвале дегустировать местную продукцию. А вина совхоз-завод "Чумай" производил великолепные. В магазинах продавался одноименный кагор, очень вкусный, по цене что-то около 2 рублей за бутылку 0,7л. Но этот товар по словам одного из виноделов можно было слить в канализацию. Настоящий кагор отправлялся куда-то в бочках и распределялся по спецканалам. Когда вносили ёмкость с этим напитком, в помещении распространялся тонкий аромат розы и шоколада. Я не любитель креплёных вин, но это что-то особенное. Очень неплохими были белые столовые вина - "Фетяска", какое-то ещё.
   Зимой бригада В.Ф.Скобы бурила скважину у дороги от совхоза к железнодорожной станции Гречены. На эту станцию автотранспортом возили на погрузку прославленный кагор. Виктор Скоба был делец и проныра (в лучшем понимании этого), он жил в с.Зализничное и у него в наших краях был миллион знакомых, в т.ч. и среди совхозных шоферов. Короче, когда машина с вином проезжала мимо буровой, её останавливали и нам наливали оцинкованное ведро кагора. В культбудке пили его алюминиевыми кружками. Кощунство, профанация, но что делать, полевые условия! Старший мастер разрешал болгарским дядькам выпить даже в рабочее время. При их способности к винопитию (см. выше) да ещё на холоде это не представляло опасности. Позже кто-то донес на знакомых водителей и вино начали возить с сопровождающим. Тогда был найден другой способ. Станция находилась в километре от буровой. Под покровом темноты рабочий отправлялся к пакгаузу и сторож наливал то самое ведро за 1 (один) рубль.
  
   Нужно было делать обсадку скв.5 в Карболии 8-дюймовыми трубами, чтобы изолировать сарматский водоносный горизонт. Глубина его залегания здесь была больше, чем в долине Б.Ялпуга, трубы надо было спустить на 500м. Плавник уехал в отпуск, я написал план подготовки и проведения этой ответственной операции. Перед ней произошел неприятный случай.
   С буровой пропала часть цемента, приготовленного для заливки затрубного пространства, что-то около полутоны. Нашли его быстро своими силами. Похитителем оказался сменный мастер. К нам он перешел из Кагульской ГРЭ, человек и работник был неплохой. Я решил созвать общее собрание отряда и устроить нечто вроде товарищеского суда. Старшие мастера Лавроненко и Скоба встретили мою идею без особого энтузиазма, но все-таки поддержали. Я договорился с председателем сельсовета в соседнем селе и нам разрешили провести мероприятие в Доме культуры, а самого председателя я попросил принять в нем участие в качестве представителя Советской власти.
   Собрание прошло бурно. Я посадил в президиум нескольких уважаемых рабочих и пытался устроить так, чтобы они сами вели собрание. Мои дядьки вначале поддерживали злоумышленника. Их логика: ему нужно, а купить негде, раз государство не обеспечивает, брать там, где есть. Все завелись. Я выступил с горячей речью, стремился доказать, что подобными действиями он залез в карман каждому, и вообще что будет, если все начнут тащить всё домой. Кажется, мне удалось их немного сдвинуть с позиции. Я сказал, что своей властью снижу виновнику разряд на месяц, это не обсуждается. Собрание вынесло ему порицание.
   Итоги собрания потом долго обсуждались, и с моим участием тоже. Мне показалось, что люди остались довольны состоявшимся разговором. Они почувствовали, Чумайский отряд это не сброд, а какой-никакой, но коллектив. Продолжение этой истории было неожиданным. Я стал встречаться с председателем сельсовета. Однажды он чуть ли не силой затащил меня к себе пообедать. Присутствовал ещё один человек. Мы пообедали, выпили вина, поговорили. После этого гость стал просить у меня...цемент. И смех, и горе!
  
   В экспедиции случай с собранием очень одобряли. Вообще руководство неоднократно предпринимало попытки выдвинуть меня в руководители профорганизации отряда. Я отбивался всеми способами, т.к. знал, что не смогу в этом качестве никак помочь рабочему классу. Пришлось бы заниматься организацией социалистического соревнования. Даже не хочу рассказывать тем, кто не знает, что это такое. Комедия, игра для взрослых, придуманная партийными идеологами в прошлом веке в годы первых пятилеток, чтобы заменить "буржуазную" капиталистическую конкуренцию, которая, как известно, движет экономику вперед. Постепенно игра превратилась в жесткую бюрократическую систему, избежать участия в ней было невозможно. Заводилами в этой, уже не детской, игре выступали средства массовой информации, прославлявшие передовиков и популяризировавшие их опыт. Руководителям разного уровня было совсем не безразлично, какое место по показателям соревнования займет их предприятие, хозяйство, район или область. Меня подобные забавы совсем не увлекали. За хорошую работу надо платить хорошо, вот и весь секрет!
   Я отговаривался тем, что являюсь в отряде вторым по старшинству должностным лицом, заменяю начальника в его отсутствие, что несовместимо с таким профсоюзным постом.
  
   При Гоценко водителем легковой машины был демобилизованный морячок Артём. Он уволился и потом работал в гараже Совмина. Найти водителя на легковую машину, да ещё на выезд было непросто. Платили бессовестно мало, что-то 56 или 58 руб. плюс надбавка за ненормированный рабочий день (это значит, переработка 2 часа, а у нас приходилось работать сутками), ну и полевое довольствие. Нашли парня после армии, Лёню Гавриша. Ездить умел, на службе возил генерала, командующего армией, штаб которой был в Кишинёве. По словам Лёни хозяин, садясь в машину, молча указывал на спидометре цифру 80, независимо от места и качества дороги. У Леонида в Кишинёве была жена. Мы как-то договорились, что на выходной моя и его жены вместе приедут в гости, автобусом до Чумая, а там их встретят. И надо же такому случиться, как раз на этот день была назначена обсадка скв.5. Село Карболия находится километрах в 10 от трассы, я не мог оставить буровую и отправил Леонида встречать автобус.
   А тут - очередные неприятности: колонна труб застряла, не дойдя метров 100 до нужной глубины. Промывочная жидкость проходит свободно, а трубы ни вниз, ни вверх ни на йоту. Оставлять колонну на достигнутой глубине бессмысленно. Маячила перспектива тащить трубы назад домкратом.
   Вернулся Леонид, автобус прошел, но никто не приехал. Пришлось отложить беспокойство о личных делах и полностью сосредоточиться на аварии. В итоге всё кончилось благополучно, благодаря находчивости Гриши Лавроненко, предложившего необычный прием: установили 40-тонный гидравлический домкрат и путем пересоединения трубок для подачи жидкости начали давить колонну труб вниз. И продавили до места!
   Позже выяснилось, что у Лёниной жены возникли какие-то осложнения, она не смогла выехать. И моя жена за компанию осталась. За всё время моей работы в Чумае она там так и не побывала.
  
   Леонид через какое-то время уволился. Мы посадили на машину местного парня. С машиной что-то было не в порядке и уже с новым шофером отправили её на ремонт в Кишинев. А нам прислали на время 8-местный "газик". Он был без тента, а вместо карданного вала приварена 42-миллиметровая бурильная штанга. Постоянного водителя на этом экипаже не было. И у Плавника, и у меня были водительские права, мы выписывали путевые листы и ездили сами совершенно официально. Меня остановил инспектор ГАИ и придрался к тому, что езжу с удостоверением шофера-любителя. Мне удалось его убедить, формулировка в документе "без права работы шофером по найму" означает, что я за свой труд не имею права получать зарплату, а управлять транспортом могу сколько угодно. Наш участок разросся километров до 25 в поперечнике, машина была необходима. Мы часто перевозили на ней мелкие грузы. Для служебных нужд использовали ее процентов на 90. Себе позволяли иногда съездить в Болград или Вулканешты пообедать, остаться посмотреть кино или концерт в Доме офицеров. Когда вернулась из ремонта наша машина, мы частично использовали водителя для работы на автоцистерне-водовозке, сами продолжали на ней ездить. Причём, техобслуживание проводили своевременно или по необходимости. Эта ситуация почему-то очень раздражала завгаражем экспедиции Г.И.Мокряка
   Григорий Иванович раньше был автоинспектором. Жил недалеко от экспедиции в собственном доме. Дело знал, должности соответствовал, но человеком был, мягко говоря, недобрым. Он постоянно жаловался на нас Хачапуридзе. Начальник экспедиции бывал отряде довольно часто, знал, как мы работаем, и в целом относился к нам с Плавником неплохо. И на жалобы завгара никак не реагировал.
   А автомобиль в очередной раз сломался. Внешне он выглядел очень неплохо, краска сохранилась и блестела, крупных повреждений нет. Только резина очень плохая. Но в середине что-то не то. Мы перестали ездить по участку. А когда её перегоняли в Кишинев без всякого нашего личного участия, двигатель застучал.
   Мокряк был вне себя. И стал инициатором издания приказа по экспедиции. В нем говорилось, что начальник отряда Плавник и старший гидрогеолог Подражанский без достаточных на то оснований самостоятельно управляли легковой автомашиной (марка, номер). В результате неправильной эксплуатации автомобиль вышел из строя и теперь (с учётом общего пробега) подлежит списанию. Закачивался приказ несколько неожиданно. "Во избежание вышеизложенного в будущем
   ПРИКАЗЫВАЮ:
   1. За ослабление контроля состояния автотранспорта экспедиции заведующему гаражом Г.И.Мокряку объявить выговор..."
   Ну и дальше - обратить внимание на необходимость рационального использования и т.д. и т.п. О виновниках торжества - ни полслова.
   И Плавник, и я - ребята в общем весёлые. Бывая на базе экспедиции, мы не упускали случая спросить Григория Иваныча, не собирается ли он написать еще какой-нибудь приказ. Завгар смотрел тяжелым взглядом и молча уходил.
   А мы навсегда остались без легковой машины. Зато скоро за отрядом была закреплена ещё одна грузовая.
  
   Последние данные бурения опровергли существовавшие представления о геологическом строении разведочной площади. Разрез юрских отложений, вскрытых скв.5 в Карболии сильно отличался от разреза в долине Б.Ялпуга. Скв.2, заложенная в долине, недалеко от нашей базы, встретила более поздние юрские образования, неизвестные здесь до того. Вместо антиклинального поднятия оказалась впадина. К сожалению, хороших водопритоков из скважин мы больше не получили.
   В Москве на каком-то совещании А.И.Живолуп познакомился с проф. Н.А.Плотниковым. Доктор технических наук, Заслуженный деятель науки и техники, профессор Московского геологоразведочного института Николай Алексеевич Плотников был одним из авторитетных гидрогеологов в стране. Он возглавлял группу учёных и инженеров, работавших в Научно-исследовательском секторе МГРИ. Группа занималась вопросами разведки глубоких водоносных горизонтов, содержащих нужные для промышленного использования полезные компоненты. Они опирались на опыт изучения месторождений в Прикаспии, Предуралье, Западной Сибири. Начальник УГ пригласил Плотникова приехать в Молдавию, ознакомиться с нашими работами в этом направлении и в перспективе заняться вместе со своей группой этим районом на хоздоговорных началах.
   Проф. Плотников приехал осенью 1961 г. Я был вызван в Кишинёв. Предъявил описания скважин, геологические разрезы, построенные по последним данным, результаты испытаний скважин, анализы, предварительные гидрогеологические расчёты. Опыт у Николая Алексеевича огромный, он всё моментально оценил и сказал, что перспективы у нашего месторождения не блестящие, несмотря на высокие концентрации искомых элементов. Это он сказал как приезжий, гость. А в действительности, надо было понимать, что дело - дрянь! Живолуп заметил, что к нашей республике не следует подходить с усредненных общесоюзных позиций. В Молдавии высоки плотность населения и степень механизации сельского хозяйства, где это население занято. В недалеком будущем может образоваться избыток рабочих рук. Людей нужно будет занимать на каком-то производстве. Плотников поднял руки вверх: раз у вас особые условия, работайте!
   В моё отсутствие Живолуп поинтересовался мнением москвича: понимает ли гидрогеолог, работающий на этом участке, ситуацию? Профессор - человек интеллигентный, воспитанный и вообще доброжелательный, ответил, что работник на своём месте, но ему надо подучиться, познакомиться с современным состоянием в данной области науки и практики. И приехать для этого в МГРИ. И съездить на одно из разведуемых месторождений. Мне потом Николай Алексеевич сказал то же самое, но в более жёсткой форме - работаете по-старинке, приезжайте, мы поможем. (Спустя пару лет Н.А.Плотников рекомендовал мою кандидатуру начальнику Оренбургского УГ в качестве руководителя начинающихся там работ по разведке промышленных рассолов). А Живолуп приказал мне готовиться к поездке в командировку на месяц.
  
   Пока собрался, подчистил всё на участке, наступила зима. И вот я в Москве, в МГРИ. Профессор Плотников познакомил с коллегами. Некоторые из них потом стали хорошо известны - С.С.Бондаренко, Г.Я.Богданов, В.В.Перцовский, Л.Б.Сычёва. Мне рекомендовали прежде всего прочитать несколько научных отчётов, в которых излагались новые подходы и методические основы гидрогеологической разведки. Учебных пособий по этим вопросам тогда не было.
   Когда я заглянул в эти тома, стало не по себе. Там было много математических обоснований, сделанных завкафедрой математики Института проф. Г.Ц.Тумаркиным. Длинные формулы впечатляли. Пришлось долго разбираться в физическом смысле, игнорируя математические тонкости.
   Мой опыт в гидрогеологических расчетах был невелик. Проводя откачки из скважин в Молдавии, я ещё не знал, как потом эти данные использовать для подсчета запасов. На всякий случай задавал три понижения уровня и строил графики зависимости дебита от понижения. Во время работы я плохо совершенствовался в области гидрогеологической науки, даже в чем-то успел отстать, что-то забыть. Признаюсь в позорном факте. В Москве, в академической аспирантуре учился в это время мой друг Игорь Зеленин. Я обсуждал с ним свои проблемы и в ходе беседы, говоря о водоносном пласте ограниченных (конечных) размеров, перепутал это с методом конечных разностей (гидрогеологи поймут). Ясно, мне было трудно осилить высокие премудрости.
   В практику быстро внедрялся гидродинамический метод, основный на расчетах, выведенных из уравнений математической физики и теоретической гидродинамики. При этом учитывались упругие свойства водоносных пластов с напорной поверхностью. Аппарат для обработки гидрогеологических данных был создан на базе исследований, проведенных, в основном, путем анализа эксплуатации скважин на нефтяных месторождениях. Группой Плотникова были использованы труды советских и зарубежных учёных - В.Н.Щелкачева, И.А.Чарного, Ф.М.Бочевера, Н.Н.Веригина, C.Jacob, Ch.Theis, D.Todd и др. Позже они сами внесли весомый вклад в решение проблемы, наряду с В.М.Шестаковым, Н.Н.Биндеманом, Л.С.Язвиным и многими другими.
   А мне нужно было ехать в Тюменскую область, в г. Тобольск. Я захватил из дому отцовские валенки, у Игоря попросил меховую лётную куртку. Сергей Сергеевич Бондаренко подробно рассказал, как добираться до места и дал рекомендательное письмо.
   До Тюмени я доехал поездом. Дальше лучше всего было ехать на такси, около 250 км. На автовокзал прибыл под вечер. Перед этим был сильный снегопад. Мне сказали, что в такую погоду согласится ехать только таксистка по имени Катя. Нашел Катю, собрал компанию из 5 пассажиров, уплатил в кассу 7руб.30коп., и мы выехали. Достигли Тобольска ночью без особых происшествий, если не считать, что несколько раз застревали в снегу, но выталкивать машину было для меня обычным делом.
   Говорят, кто в Тобольске не бывал, тот Сибири не видал. Город на диком бреге Иртыша у слияния с Тоболом очень любопытный. Кто там только не жил, начиная с Ермака Тимофеевича. Я успел его обойти. Эффектный Кремль над обрывом. Уникальный деревянный драматический театр. Побывал в местном музее. Город был традиционным местом ссылки: протопоп Аввакум, декабристы, писатель Александр Радищев, Достоевский, Короленко, большевики, конечно. О царской семье тогда еще не говорили. В Тобольске жили Менделеев, знаменитый разведчик Николай Кузнецов.
   Я поселился в гостинице. В Гидрогеологическую партию ходил через замерзший Иртыш. В партии меня приняли хорошо. Старший гидрогеолог А.А.Борцова училась в Днепропетровском университете. Её муж командовал бурением. Начальник партии Симановский имел какие-то связи с Молдавией, а геолог Яковенко оказался родственником нашего гидрогеолога А.И.Балиной. Я посмотрел полевые материалы, съездил на участок разведки. Работал станок БУ-75, на соседнем участке шла откачка. Содержания йода и брома в воде были ниже, чем у нас, зато водопритоки - в разы больше. И эксплуатационные ресурсы по предварительным прикидкам были солидными. Во время моего пребывания погода по здешним меркам была не очень холодной, мороз 30 с чем-то, я его как-то спокойно перенёс. Мои хозяева хотели, чтобы я "попробовал" - 40, но не случилось. А когда вернулся в Тюмень, наступила почти оттепель - 5-7 градусов мороза.
   Я взял билет на вечерний поезд. Оставалось несколько часов, я пошел в Тюменское УГ. Хотел встретиться с начальником Ю.Г.Эрвье и передать приветы от бывших сослуживцев. Изложил секретарю цель визита. Оказалось, он будет только завтра. Когда узнала, что уезжаю, стала уговаривать остаться, обещала обеспечить гостиницу. Но мне нужно было ехать, ждали ещё дела в Москве. "Юрий Георгиевич будет жалеть",- сказала она. Я написал записку, передал наилучшие пожелания от З.К.Осадчей, нескольких моих рабочих-болгар.
   В Москве кроме работы побывал пару раз в театрах, ходил на каток. Дочь старинной подруги отца, у которой я остановился, работала в редакции "Московского комсомольца". Однажды она повела меня на концерт, который дал для сотрудников ансамбль "Дружба" с Эдитой Пьехой. О нём уже тогда говорили, хотя он был еще самодеятельным, а не профессиональным.
   Приближался Новый Год. Я закончил все дела, попрощался с гостеприимными москвичами и, нагруженный подарками, двинул домой. Коротко рассказал А.И.Живолупу о поездке. Он сказал, чтобы я подготовился и подробно доложил на совещании гидрогеологов, которое он соберёт. Но события отодвинули эту встречу.
  
   Мы начали готовить новый способ предварительного опробования скважин. Я говорил, что в УГ было много нефтяников, они даже пытались задавать тон. Но почему-то хорошие работники в благословенную Молдавию не попадали. Геологи, считавшиеся нефтяниками, ничем не выделялись, а среди буровиков явно преобладали бракоделы. Было масса простоев и аварий, причём, каких! То буровая сгорела, то во время перевозки уронили вышку на ЛЭП высокого напряжения, которая по счастливой случайности была в этот момент отключена. Так вот, в среде этих нефтяников желонирование скважин считалось анахронизмом. Они усиленно рекомендовали применить сваб. Свабирование заключается в следующем. В скважину ниже уровня воды спускаются насосно-компрессорные трубы, в них на тросе - поршень с клапаном. Вниз он идет под собственным весом, потом поднимается лебёдкой на высокой скорости. На устье собирается специальная арматура, чтобы буровую не заливало извлекаемой водой. Как видно, принципиальной разницы с желонированием нет.
   Откачечной бригадой в то время руководил Гончар, работавший вместе с Плавником в Унгенской партии и бывший там одним из лучших сменных мастеров. Но на новом посту он оказался совершенно несостоятельным. А тут еще я заболел корью и выбыл на долгое время. Остались Аббас Мехтиев и новый молодой специалист, выпускник КГУ Михаил Головатый.
   Пока эта компания пыталась укротить сваб, на буровой на скв.2 случился пожар. Никто не пострадал, но кое-что из оборудования было испорчено. Нагрянула стая борцов за технику безопасности. Возбудили уголовное дело. Под следствием оказались начальник экспедиции Я.Ф.Хачапуридзе, недавно переехавший из-под Салехарда главный инженер А.Т.Деревянкин, ответственный за ТБ по экспедиции М.С.Овис, начальник отряда Г.И.Плавник и ст. буровой мастер Г.А.Лавроненко. Всё это было крайне неприятно.
   Деревянкин сумел выкрутиться, мол, только поступил на работу и не успел войти в курс дел. Овиса как-то наказали. Гришу Лавроненко переместили на установку УРБ-3АМ, он должен был выплачивать деньги, чтобы частично возместить материальный ущерб. То же определили и Плавнику, а пока перевели в Валены на нефтепромысел. Гарик добыл вина у дружественных чумайских виноделов, поехал к геологам куда-то в Одесскую область и сумел привезти кое-что из оборудования взамен сгоревшего. Это было учтено при вынесении судебного решения.
   Хачапуридзе через некоторое время освободили от занимаемой должности, Живолуп на него как-то махнул рукой. Его место занял Деревянкин. Яков Филиппович перешел рядовым инженером на Гидростанцию. Он окончил Всесоюзный заочный политехнический институт по специальности "гидрогеология" и уехал в Грузию. Через много лет стало известно, что он защитил диссертацию и работает замдиректора академического геологического института. Однажды я случайно наткнулся на него, договариваясь по телефону о поездке коллеги на совещание в его институте. Он закричал, что забыл моё имя, но помнит, что я - хороший человек, и почему не предупредил его, он бы прислал мне персональное приглашение. Совсем недавно я услышал от московского знакомого о его кончине.
   Мы собрались в кабинете А.И.Живолупа только в конце марта. Гидрогеологов в системе было немного, меньше десятка. А Александра Ивановна Балина сказала, что она и не гидрогеолог вовсе, а просто участковый геолог Кагульской ГРЭ, за что сразу получила внушение от начальника УГ. Но вначале досталось мне, за то, что долго тянул с подготовкой доклада. Я активно оправдывался, ссылаясь на неотложные дела и болезнь.
   Я рассказал о поездке в Тобольскую партию. Изложил основы новой методики гидрогеологических расчётов. Сказал, какие задачи, по моему мнению, стоят перед нами. Вопросов было немного, народ в этих делах еще не разбирался. Живолуп, подводя итог встречи, поддержал мои намётки на будущее. Не преминул уколоть, что я Тобольское месторождение промышленных вод знаю лучше, чем своё. Но мне показалось, что в его отношении ко мне произошел сдвиг. Наверно, настало время переводить меня из ветеринарных техников в доктора.
  
   Чумайский отряд опять остался без начальника. Плавник трудился в Валенах. Домой приезжал на выходные. У них в семье появился еще один сын. Я старался, как мог, помочь Вале, иногда сидел с малышом и занимался со старшим сыном, который пошёл в школу. Вскоре Гарик уволился и переехал в Кишинёв. Там он работал в Институте геологии, в лаборатории, занимавшейся вопросами геологии нефти и газа. Через несколько лет он вместе с завлабом А.Я.Эдельштейном уехал в Тюмень. Долго работал в институте ЗапСибНИГНИ и стал одним из ведущих геологов-нефтяников этого региона. Со временем перебрался в Санкт-Петербург, продолжает работать по своей тематике.
  
   Я орудовал на участке с помощью верного Аббаса и нового инженера Головатого. Последний был человек в годах, отслужил армию, где-то работал до учёбы в КГУ. Вот его-то (с моей помощью) и назначили начальником отряда. Увы, на этом месте он пробыл совсем недолго. Михаил впутался в неприятную историю, связанную с женщиной, и в результате вынужден был покинуть Молдавию.
   Между тем любовная лихорадка распространялась и в наших рядах. Аббас познакомился с местной девушкой, выпускницей средней школы. Родители были против их сближения и хотели её куда-то отправить. Но она осталась. Учителей в южных районах Молдавии нехватало, по разрешению районных органов стала преподавать в младших классах Чумайской школы. Свидания влюбленных происходили у одной из учительниц-коллег. И наверно не только там, потому что через соответствующее время мы понесли подарки новорожденному.
  
   По рекомендации гл. инженера УГ И.И.Труфанова на работу был принят его сослуживец по Западной Украине И.Н.Бендаржевский. Высокий крупный мужчина, старше меня на несколько лет, общительный и веселый. У нас сразу установились доверительные отношения. Игорь Николаевич рассказал о своей работе в конторе бурения (так со времен принадлежности к Миннефтепрому назывались экспедиции) в г. Калуш. Однажды по линии партконтроля он крепко ущучил одного из сотрудников. А тот вскоре стал его начальником и сразу спросил: "Сам уйдешь или помочь?". Так Бендаржевский оказался в Чумае. Скоро он перевез семью, жену и двух сыновей-дошкольников. Прихватил по знакомству кое-что их нужного нам оборудования. Устроился на квартире в селе. Его симпатичная жена была каким-то счётным работником, хотели её взять к нам, но что-то не сложилось, кажется из-за того, что ей нужно было бы часто ездить в Кишинев.
  
   Новый начальник хорошо разбирался в бурении. В мои дела практически не вмешивался. Мы встречались по утрам, он спрашивал, что нужно сделать и не требуется ли мне машина. Сам базу покидал редко. В целом работа пошла значительно лучше. Люди притерлись друг к другу, освоили технику, порядок проходки, оборудования и испытаний гидрогеологических скважин. Начальство доставало меньше. Живолуп перестал кусаться. Раз мы его даже развеселили.
   Прошу прощения за интимную подробность, после перенесенных детских болезней у меня стали сильно лезть волосы. Чтобы сохранить остатки, я побрил голову. Из солидарности то же сделали Бендаржевский с Аббасом. Приезжает начальник УГ, а мы втроем пускаем солнечные зайчики. Узнав, что обрили нас не в милиции, посмеялся.
   ...Тихий летний вечер. Солнце только скрылось за горой. Сидим во дворе базы с В.Н.Димо и начальником Геолконтроля УГ А.К.Карабулей. Перед этим поели в совхозной столовой, выпили по стакану вина. Мирно беседуем. Вдруг во двор въезжает "газик" и лихо разворачивается, отбросив траву и песок. Это водитель Вася. Машина начальника УГ. Александр Константинович поднялся и, нервно потирая руки, сказал: "Сейчас кому-то попадет!". Я говорил, что Живолуп очень не любил пьяниц. Уловив винный запах, потемнел лицом. Я укоризненно покачал головой и показал на часы:
   - Александр Ильич, рабочий день давно закончился. Мы просто поужинали...
   - Всё! Молчу.
   Поговорили о делах. Он стал спрашивать меня о подготовке к какому-то событию, уже не помню. А я не в курсе. Тогда он грозно взглянул на Димо. Тот что-то забормотал, что забыл мне передать и т.д. Босс вздохнул: "Вадим Николаевич, до чего же Вы толстокожи! Вам вилку в бок воткни, а Вы только посмотрите - не согнулась ли!" К счастью, этой тирадой санкции против главного геолога экспедиции на сегодня ограничились.
   Кроме начальника в отряде появились новые работники. Бендаржевский перетащил из Калуша механика Данишевского, своего дальнего родственника, такого же огромного, как он сам. Перешедший в Дурлештскую ГРЭ из Кагула главный механик В.А.Седлецкий спрашивал: вы что здесь польскую колонию открыли - Бендаржевский, Подражанский, Данишевский! Я отвечал, что нам для этого нехватает еще Седлецкого.
   Начальник экспедиции Деревянкин работал раньше на севере Тюменской области, где руководил партией структурного бурения. Он выписал оттуда своего сотрудника, который занял место старшего мастера Лавроненко, переведенного после пожара на более лёгкий станок. Александр Николаевич Лавыгин много рассказывал о работе на Севере. Нас больше всего удивляла обеспеченность геологоразведочных работ. По его словам всего было немеренно - техники, инструмента, материалов. И возмущало варварское отношение ко всему этому великолепию (об экологических проблемах тогда еще не было известно). Он описал такой случай. Прибыла баржа с цементом, сотни тонн, её быстренько разгрузили и сложили мешки прямо у берега. Через короткое время уровень воды в реке поднялся, цемент смыло и унесло. Никто и не муркнул: другой привезут! А мы здесь дрожим над каждым гвоздём! И, конечно, впечетляли рассказы, как там пьют. Саша поселился в конторе. Скоро к нему приехала жена с маленькой дочкой.
  
   Однажды в Кишинёве, в выходной, как раз в момент моего переселения на очередную частную квартиру на противоположной стороне улицы, появился мой сослуживец по работе в Киргизии Я.Ф.Поливода. Это было кстати - помог перенести вещи. Оказывается, он устроился на работу в нашу экспедицию. Начиналась первая в Молдавии разведка подземных вод для водоснабжения г. Бельцы. Его назначили ст.гидрогеологом на этот участок.
   Слава сразу вступил в конфликт с А.И.Живолупом. Начальник УГ специально приехал к началу первой откачки. А Поливода не разрешает приступать: нет секундомера для измерения дебита. Босс рассердился:
   - Так мерьте по солнцу!
   - Это Вы можете по солнцу, а я не буду,- отвечал гидрогеолог киргизской школы.
   Он проработал около года и куда-то уехал. Мы с ним всё это время почти не встречались, находясь в противоположных концах республики. Но он успел рассказать, что на участок разведки направили нового инженера, молодого специалиста. Звали его Лёня Шараевский.
   За успешную разведку гидрогеологи получили премию. Полагалась она и Поливоде. Его искали, но так и не нашли.
  
   Руководство УГ было заинтересовано в увеличении объемов работ. Примерно за год до последних событий решением республиканского Правительства к УГ был присоединен трест "Молдбурвод", хотя направление деятельности, принцип финансирования в корне отличали его от геологических организаций. Это было процветающее предприятие, тем не менее Живолуп поменял управляющего Мельцера на своего человека - А.Д.Седова, перед этим, если говорить прямо, не справившегося с руководством Кагульской ГРЭ. Чтобы как-то организовать геологическую ориентацию хозрасчётного промышленного предприятия, туда направили, против его желания, представителя Гидрогеологической партии М.Г.Оноприенко. Он постепенно привык и проработал там много лет. Позже трест под названием "Молдсельхозводоснабжение" перевели в систему Минводхоза, Миша стал его руководителем. Пребывание в УГ в чем-то было положительным - улучшилась документация водозаборных скважин, во многих из них проводили стандартный каротаж.
   Наш отряд тоже предложили расширить и организовать ещё одну буровую бригаду. Передали агрегат ЗИФ-1200, старшим поставили одного из сменных мастеров. Парень он был хороший и специалист неплохой, но на месте старшего мастера, что называется, не тянул. И вскоре его заменил старый знакомый Г.Л.Гоценко, который еще находился в опале. Буровая была довольно далеко от базы, километрах в 20 к западу. Мы получили маленькую радиостанцию "Урожай". Заплатили сверхсрочнику из батальона связи в Болграде, о нам её наладил и точка N8 имела связь с базой. Мы выходили в эфир дважды в сутки. Георгий Лаврентьевич очень хотел поговорить, в особенности со мной, но это не разрешалось по инструкции и приходилось ограничиваться только обменом деловой информацией.
  
   Осенью было принято важное решение: Чумайский отряд передавался из Дурлештской в Кагульскую ГРЭ. В УГ считали, что наши работы по характеру ближе к тем, которые проводили нефтепоисковики. Если говорить о буровой и прочей технике, это справедливо. Но руководители геологической службы в новой экспедиции в гидрогеологических вопросах разбирались слабо. Главный геолог С.А.Пузов сразу попросил дать ему почитать какие-нибудь инструкции, методические указания. Что я и сделал, плюс заявку на измерительную аппаратуру.
   Процесс перехода прошел сравнительно безболезненно. В отряде ещё ничего не знали об этом решении, когда примчался В.Н.Димо и увёз в Кишинёв недавно направленного к нам техником В.Ф.Лисовского. "На хозяйстве" остались мы с Аббасом. Забрали одну автомашину, что-то из оборудования. А в остальном - по-прежнему. Стало даже лучше. Кагульская ГРЭ была значительно богаче. База её находилась ближе. Чаще стали приезжать люди из мастерских, обсуживали технику, не дожидаясь её поломок. Я был и раньше знаком со многими работниками, с начальством притерлись друг к другу. Легче стало с производственной отчетностью. Помните приказ о контроле со стороны геологов за материально-техническим снабжением? Здесь этого не требовали. Представитель планового отдела В.С.Балин сказал, что ему от меня нужно только количество пробуренных метров и их разбивка по категориям буримости.
   Открыли еще одну буровую бригаду для только что полученного станка нового образца УБШ (не помню полного названия). Он был очень похож на установку глубокого бурения БУ-75, только поменьше. По техническим характеристикам к нашим задачам подходил. Старшим мастером назначили Э.И.Горянского. Это был один из лучших специалистов по проходке структурных скважин. Кроме того он прославился тем, что, следуя почину российской ткачихи Валентины Гагановой, перешел из успешной в отстающую бригаду и поднял её до уровня передовых. Естественно, и Гагановой, и ему создали привилегированные условия, чтобы, не дай Бог, не дискредитировать важного с идеологических позиций движения. Теперь Горянскому предстояло работать наравне с остальными. Но бригаду он собрал неплохую и опасаться было нечего.
   Как раз перед этим В.Ф.Скоба начал бурить новую скважину. Горянский стал кричать, что обойдет Скобу. "Я Скобу перегоню",- вещал он, делая ударение на предпоследнем слоге и картавя. Жену мастера звали Марусей. С учётом произношения в Чумае его сразу прозвали "Майюся". Скобе, конечно, не нравились эти широковещательные заявления. Он даже проводил со своими болгарами "разъяснительную работу". Как-то раз на базе при народе возникла пикировка между конкурентами. В разговоре я выразил сомнение в успехе новой бригады. Горянский всердцах ударил кепкой о землю и предложил мне пари на приз в литр водки. С помощью доброхотов из толпы был установлен срок окончания спора. "Ладно, Эдуард Иванович - сказал я - если выиграешь, будет тебе водка. Но я рассчитываю на победу, а мне водка ни к чему. Давай, если уступишь, я при всех этих свидетелях н...ру тебе в шапку. Идёт?" Поднялся невообразимый хохот. Отступать зачинщику было неудобно и мы ударили по рукам.
   Станок у Эдуарда был новый, бригада хорошая, сам он работник - что надо. Но Скоба со своими мужиками тоже не подарок. Спор стахановец-гагановец проиграл. Однако, условия не выполнил, хотя я не упускал случая, делая суровое лицо, требовать шапку (уже зимнюю) для свершения правосудия. "Майюсю" объявили трепачем, случай стал известен в экспедиции и наш герой пережил немало неприятных минут, отбиваясь от желающих осмотреть его головной убор.
  
   Не могу не вспомнить ещё одно важное событие: быстрыми темпами начали реконструировать автотрассу от Комрата до Вулканешт. Подправили насыпь и положили асфальт. Во время эти работ стало намного легче передвигаться по участку на попутных машинах, которые все время возили стройматериалы.
   Мой отец работал в НИИ виноградарства и садоводства. В хозяйствах в разных частях республики у него были опытные участки. Однажды он известил меня, что собирается в совхоз "Чалык", центральная усадьба которого находилась в пос. Светлый на нашей трассе в 40 км севернее Чумая, и хочет заехать ко мне. Я в телеграмме описал способы проезда, включая расписание автобуса и попутный транспорт. И вот у ворот базы я с нетерпением ожидаю его.
   Обычно на участке я был одет в спецовку серо-черного цвета с коротковатыми брюками. Эта униформа позволяла лезть в любой угол на буровой и садиться на грязную поверхность. Бендаржевский заставил меня сменить брюки на светлые китайские, в которых я "выходил в свет". Отец приехал совсем под вечер. Я познакомил его с Бендаржевским и Аббасом, показал базу, а свозить его на одну из буровых было уже поздно. Мы пошли ко мне на квартиру. Хозяйка сделала какую-то пристойную еду. Целый вечер проговорили. Отца больше всего интересовало, чем конкретно я занимаюсь на службе. Он был трудоголиком и не мог понять нашей специфики (и моей лености, если откровенно), когда многие часы проходят в ничегонеделании в ожидании нужного момента.
   Утром ему нужно было уезжать в Кишинёв. Не помню, почему я не стал ориентироваться на проходящий автобус или попутный транспорт, а решил отвезти отца в Болград. Может быть, хотел отправить его самолетом. Как бывает, не оказалось транспорта. На базе стоял грузовик ГАЗ-63 в рабочем состоянии, но не было водителя. После короткого совещания начальник отряда выписал путевку на моё имя, и мы поехали. Чтобы ограничить возможность встречи с работниками ГАИ, я поехал не по шоссе, а напрямик, через сухую в это время пойму. Поверхность её плоская, ровная, но часто пересекается канавами и бороздами, оставшимися от весенних потоков. Только знакомый с этим поймет, что значит ехать на порожнем вездеходе по такой дороге. Транспортное устройство, почти не имеющее амортизации, подпрыгивало в разные стороны, тряслось и грохотало.
   Прервусь и расскажу случай, характеризующий именно этот автомобиль. Виктор Скоба еще с кем-то ехал ночью по той же дороге. Они спали в кузове. На ухабе спящие вылетели из машины, при этом спутник приземлился на Скобу и сломал ему рёбра.
   Мне ничего, но я боялся, что отец ударится головой о крышу кабины. Он сидел молча, вцепившись в ручки. Самолёта не было. На автостанции в Болграде я посадил его в автобус и двинулся обратно, обещав помахать ему рукой, когда автобус будет проезжать мимо базы. Нет, это был не мой день! На середине пути я встретил большую отару овец и, пока с руганью расшвыривал руками и ногами блеющих животных, автобус прошёл. Пришлось вечером позвонить домой и сообщить, что со мной все в норме.
   Это посещение произвело на отца сильное впечетление - и моя работа, и быт, и поездка на грузовике. Через какое-то время он сказал матери, что я - либо идиот, либо у меня там женщина, если согласен жить таким образом. По правде говоря, к первому он был ближе. И очень жаль, что отец не дождался времени, когда мой образ жизни изменился коренным образом.
  
   Заняться в свободное время было действительно нечем. Ни кино, ни телевидения. Даже радио не было. Бывают, конечно, сильные личности, работающие над собой денно и нощно. Я, к сожалению, не из их числа.
   Как-то уговорил товарищей съездить на море, в Затоку. Водитель только что описанного автомобиля охотно согласился. Собрались Лавыгин и Бендаржевский с семьями, Скоба с женой и я. Выехали в субботу днем, тогда еще не существовало двух выходных. Путь неблизкий, километров 250. Было начало лета, растительность не успела сгореть на южном солнце, знакомый с детства ветер причерноморской степи освежал лицо. Настроение было приподнятое. Этому способствовало и то, что кроме продовольствия у нас с собой было, и немало.
   Добрались до места уже в темноте. Подъехали прямо к пляжу, тогда это было возможно, и устроились табором рядом с машиной. Палатку ставить не стали, удовлетворившись звездным небом. В те годы практиковались массовые выезды на выходные из Молдавии на черноморские пляжи - Каролино-Бугаз, Затоку, Будаки и др. В такие дни по шоссе нескончаемой вереницей тянулись крытые и открытые грузовые машины, автобусы. Некоторые организации имели уже свои базы отдыха. Институт, в котором работала жена, тоже открыл такую базу - 10-местную палатку, где, по-моему, даже коек не было, спали на соломе. Поэтому я даже как-то не очень удивился, когда утром встретил её на пляже.
   Мне поездка понравилась, моим спутникам - нет. Они сочли её слишком утомительной. Это правда. Зачем мучиться, когда можно съездить за 10км в Болград на берег оз. Ялпуг, какая разница? С этим я был не согласен, как человек, выросший у моря, не мог сравнить его ни с каким пресноводным водоёмом.
   Попробовал организовать культпоход в кино, в Болград. Шел фильм М.Ромма "Девять дней одного года", о котором я читал и хотел посмотреть. На моих товарищей картина не произвела впечатления. Летом приезжал на гастроли А.Райкин. Жене удалось достать билеты. Все переживали, когда я поехал в Кишинёв, потом слушали мой рассказ об этом концерте.
  
   Коллеги нашли способ скоротать свободные вечера. Сторожу давали 3 руб. и посылали в ближайшую хату, откуда он приносил трехлитровую бутыль домашнего вина. Часто он делал несколько ходок за вечер. Я пробовал избегать этих посиделок. Сижу в своем кабинете. Стук. Через стеклянную дверь широко улыбается Виктор Скоба и манит меня пальцем.
  
   0x01 graphic
   На базе Чумайского отряда. Зима 1962 г
  
   Отрицательно качаю головой. Он уходит, я запираю дверь на всякий случай. Опять стук. Они стоят у двери уже вместе с Бендаржевским. Прижимаю руки к сердцу, трясу головой, выражаю благодарность и нежелание присоединиться. Друзья скоро нашли выход - подобрали ключ и, приняв на грудь достаточное количество, открывали дверь, хватали меня в охапку (мужики здоровые!) и несли к столу. Ничего дурного нет в том, чтобы посидеть с симпатичными людьми, обсудить дела, просто поговорить "за жизнь". Плохо, когда это переходит в серьезную пьянку. К сожалению, такое случалось нередко. И проходило не всегда гладко. Все участники не были лишены чувства юмора, шутки и подначки обычно ничего кроме смеха не вызывали. Но Саша Лавыгин в таком состоянии становился излишне агрессивным. И, в частности, мои шуточки на грани фола ему не нравились. Я перехватывал его взгляд, свидетельствовавший о большом желании дать мне между глаз, только чувство субординации, даже в замутненном сознании, удерживало.
   Позже стало известно, что после таких вечеринок Лавыгин поколачивал жену в ответ на её замечания. Иногда мне приходилось вмешиваться, что ему, конечно, не могло нравиться. Один раз недовольство приняло такие масштабы, что пришлось вызывать врача. Оказалось, его жена потеряла будущего ребенка.
   Днем я зашел её проведать. Сидел на корточках на полу у стенки. Пришла и жена начальника. Состояние у всех было подавленное. Бендаржевская сказала: "Виктор Александрович, бегите отсюда, пока не поздно. А то станете таким же, как они!"
   Как ни странно, такая возможность скоро представилась.
  
   Профессор Плотников сдержал обещание, данное А.И.Живолупу. В самом конце 1962 г. он прислал представителей МГРИ подписать договор и начать научно-исследовательские работы на Чумайском месторождении йодо-бромных вод. Старшим был мой знакомый С.С.Бондаренко, с ним инженеры - новый работник В.В.Перцовский и Катя (будущая супруга Бондаренко). Я был срочно вызван в Кишинёв. Договор был оформлен без проволочек. Работу москвичи должны были начать весной. Их приезд вдохнул новые надежды.
  
   У отца был сахарный диабет. Чувствовал он себя, в общем, удовлетворительно, тем неожиданнее стал инфаркт миокарда. Отец был видным в республике специалистом, вмешалось Министерство, и его положили в правительственную больницу (Лечсанупр). Я растерялся. Мне казалось, что теперь следует постоянно находиться поблизости. Начал даже справляться о работе в Кишиневе. Начал с Института геологии. В лаборатории А.Я.Эдельштейна было место лаборанта. В системе Академии наук такую должность нередко занимали люди с высшим образованием. Иногда это были маменькины сынки или дочки, которым больше ничего не требовалось. Случалось, это место рассматривалось как временный этап для дальнейшего продвижения. Эдельштейн сказал, что ему просто неловко предлагать подобную работу человеку моего должностного уровня и положения.
   Тем временем отец как-будто начал поправляться. Ему разрешили сидеть и даже немного стоять, держась за спинку кровати. И тут я получил предложение, от которого было трудно отказаться.
   За несколько лет перед описываемыми событиями в системе Главводхоза Украины (соответствующего Министерства ещё не существовало) была организована Мелиоративно-гидрогеологическая станция, в задачу которой входили наблюдения за гидрогеологическими условиями орошаемых земель и прогноз их изменений. Зона деятельности - юг Украины. Она находилась в Новой Каховке Херсонской области. Это был новый город (такие тогда называли "соцгородами"), созданный на голом месте на берегу Днепра в период строительства Каховского гидроузла. Воды рукотворного моря предполагалось использовать для снабжения новых, крупнейших в Европе оросительных систем. На станции, которая вскоре была преобразована в экспедицию, работали несколько выпускников нашего факультета. Главным инженером (должности гл. гидрогеолога не было) работал мой одноклассник и сокурсник, сосед по дому и близкий друг Рион Смирнов. Он уже был аспирантом, заканчивал кандидатскую диссертацию и собирался в Киев работать в УкрНИИ гидротехники и мелиорации. В его письме мне предлагалось следующее:
   - в связи с его переездом - должность главного инженера Каховской гидрогеолого-мелиоративной экспедиции;
   - приличный оклад плюс премиальные;
   - в поле постоянно работать не надо;
   - широкие возможности для научной работы, в т.ч. учёба в аспирантуре, по желанию в Киеве, Днепропетровске, Симферополе, Одессе;
   - богатый фактический материал, кадры, которые будут его обрабатывать под моим руководством;
   -работа для жены в экспедиции, вначале техником, после овладения каким-то объемом знаний и навыков инженером;
   - отдельная квартира в Н.Каховке будет предоставлена в течение нескольких месяцев.
   Было над чем задуматься. На семейном совете с участием отца решили, что следует серьезно рассмотреть это предложение.
   Я рассказал у себя в отряде обо всем. Бендаржевский заявил, что и ему, и всем жаль расставаться со мной, но они мой выбор одобряют. И поддерживают намерение съездить в Н.Каховку и самому посмотреть что и как.
   Январь 1963 г. На юге стояли необычно крепкие, под 30, морозы. Долетел до Херсона самолетом. Был одет в кожаное пальто и геологические сапоги. Пока проехал км 80 до места в неотапливаемом автобусе, чуть дуба не врезал. Пробыл день. Поговорил с товарищами, осмотрел хозяйство экспедиции и город, насколько позволял такой холод. Оставил заявление о приеме на работу и уехал со смешанными чувствами.
   С одной стороны, всё хорошо - неплохое в географическом отношении место, перспектива получения жилья, уверенность, что в короткие сроки сумею освоить новые для меня виды работ. С другой - сожаление, неудовлетворение. Как я, работавший в экстремальных условиях в Средней Азии, теперь разведчик глубоких недр, буду заниматься бурением 10- метровых скважин? Из системы геологии придется уйти. Оценку месторождения йодо-бромных вод не закончу.
   К слову, о месторождении. При переходе в Кагульскую ГРЭ я надеялся, что с помощью номинальных нефтяников удастся обзавестись аппаратурой для получения фактической информации к оценке запасов подземных вод (если до этого дойдет). Против моих требований не возражал начальник УГ, особенно после встречи со специалистами МГРИ. Но время шло, а воз был на прежнем месте. После одного из разговоров в экспедиции я написал в Москву, что моё терпение на исходе и я хочу поменять место работы. В ответ С.С.Бондаренко просил не спешить, дождаться его приезда в феврале (для проработки местного материала и составления регионального отчета). Он также сообщал, что Молдавия не включена в общесоюзный план по йоду и брому до оценки запасов и сопоставления с другими месторождениями. В целом, он считал положение не таким плохим, как мне кажется.
   Еще раз поговорили дома. Нельзя сказать, что моя жена была в восторге. Ей не хотелось оставлять большой город, свой коллектив. И родители вздыхали: не очень далеко, но дальше, чем от Чумая. Но сколько можно терпеть и жить так, как до сих пор? Без перспектив на изменение ситуации? Надо её ломать самому.
   Я написал заявление на имя начальника УГ, а не своей экспедиции, с просьбой уволить меня в порядке перевода в Главводхоз УССР. Он вызвал меня, уговаривал остаться. Обещал квартиру через некоторое время. Но я, как говорится, закусил удила. Перевод он не подписал. Начались разговоры в экспедиции, но это волновало уже меньше.
   Откровенно говоря, тревожило, что оставляю организацию в сложном положении. Понятно, что мой друг Аббас не сумеет, к сожалению, заменить меня, хотя я старался научить его всему, что знал сам. И как раз в эти дни в Кишинёв приехал мой сокурсник Толя Бездетный. Он работал на Камчатке, а сейчас искал новое место. Я знал его хорошо. Учился он не блестяще, но не из-за отсутствия способностей. Сталкивались и по другим поводам. Я выяснил, чем он занимался до сих пор, и решил, что могу его рекомендовать на своё место. Отвел его в УГ, к П.В.Полеву. Состоялась беседа. Моего товарища принимали на работу. Мне было приятно, что не оставил за собой хвостов. А Аббас всё-таки обиделся. Понимал, что не потянет, но на что-то надеялся.
  
   Наступил день 9 февраля 1963 г. Я написал подробные указания, что нужно сделать. Объехал все буровые и попрощался. Получил расчёт в экспедиции. Вечером хорошо посидели у нас в конторе. Наутро собрал пожитки, состоявшие из полупустого рюкзака и раскладушки, дружески простился с хозяевами и пошёл на базу, чтобы там ждать проходящего автобуса.
   Подхожу. Стоят наши, какие-то странные, говорят непонятные слова. Бендаржевский сказал, что из Кишинева звонили на почту, просили мне передать, потом приезжал человек, привез телеграмму...Умер отец. Повторный инфаркт.
   Похороны организовали Министерство и институт. Был много народу. Телеграммы соболезнования из разных учреждений страны. Некролог в республиканской газете.
   В родительском доме остались мать с младшей сестрой-студенткой. Я сразу решил, что не могу оставить их сейчас. Телефонировал в Н.Каховку и попросил дать время, чтобы осмотреться.
   Через несколько дней позвонили из УГ и передали, что меня просит зайти главный геолог Полев. Пётр Васильевич сказал: "Примите соболезнования и не будем больше о грустном. Давайте к делу. Понятно, что условия у Вас изменились. Не хотите остаться, но не в Чумае, а работать на геологической съёмке?"
   Предложение заинтересовало. Я встретился с геологами-съёмщиками, выяснил характер работ, материальную сторону. Мои родные сказали, что было бы хорошо никуда не уезжать. Начальник УГ был в курсе дела. У меня было два вопроса: нельзя ли сохранить прежний оклад, в съёмочном отряде он был ниже; остается ли в силе его обещание выделить мне квартиру. Первый решить не удалось, такой оклад был заложен в штатном расписании. На второй он ответил утвердительно.
  
   Выписка из трудовой книжки.
   Кагульская ГР экспедиция
   1963 02 6 Уволен по собственному желанию. Пр.N34 от 8.02.1963
   З а ч е р к н у т о
   Зачеркнутому Уволен по собственному желанию верить
   Подпись Печать УГ при СМ МССР
  
   1963 02 26 В порядке перевода из Кагульской ГРЭ назначить ст.
   гидрогеологом в Северо-Молдавскую ГРП в Оргеевскую
   РУГ. Приказ N34 от 8.02.63г по Кагульской ГРЭ
   Отменен Пр.по Управлению N49 от 27.02.63г
  
   Северо-Молдавская геологоразведочная партия
  
   1963 02 26 Назначен на должность ст. гидрогеологом.
   Пр.N41 от 8.03.63г
  
   В Каховке были сильно разочарованы. Начальник экспедиции ещё долго звонил, предлагал всякие варианты. Но я уже не хотел менять ничего.
   ( Прошло немного времени, и мой друг сообщил, что благословляет судьбу за то, что я не успел переехать в Новую Каховку: на почве распределения портфелей случился скандал, склока, в итоге - развал коллектива.)
  
   А что с Чумайским месторождением? Водопритоков, аналогичных скв.1 получить не удалось и эту разведочную площадь признали неперспективной. Разведочные работы были продолжены в районе Баймаклии. Содержания йода и брома там ниже, но скважины давали больше воды. Окончательный отчёт по разведке составлен в середине 60-х А.А.Бездетным, В.В.Перцовским и А.И.Балиной. Материалы были переданы на экспертизу в специализированный проектный институт в Перми. По их заключению эксплуатация месторождения экономически нецелесообразна, очень велики затраты на утилизацию добытой солёной воды.
   В начале 80-х была проведена ревизия и дана региональная оценка прогнозных запасов промышленных рассолов (А.К.Киреев). На этом йодо-бромная эпопея в Молдавии закончилась.
   С товарищами по Чумаю и Кагульской ГРЭ я встречался на совещаниях в УГ. И.Н.Бендаржевский вскоре перешел начальником в партию треста "Союзбургаз", которая занималась поисками структур для подземных газохранилищ на юге Одесской области. Однажды он примчался ко мне домой, приглашал к себе, чтобы опять работать вместе, сулил золотые горы. Я об этом подумывал, но он больше не появился. Ст. мастер Виктор Скоба перешел в "Молдсельхозводоснабжение" и работал на юге. Г.Л.Гоценко давно уже нет. Аббас Мехтиев вернулся в Азербайджан, работал в проектном институте "Азгипроводхоз". Анатолий Бездетный переехал в Москву, работал в разных местах, защитил кандидатскую диссертацию. Несколько лет назад его не стало. Кандидат наук Виктор Перцовский живет в Германии. Проф. С.С.Бондаренко продолжал заниматься изучением глубоких водоносных горизонтов, позже преподавал во ВЗПИ. Умер в начале 2009 г.
   Кагульская ГРЭ была разделена на части. Глубокое бурение базировалось в Комрате в рамках Комратской ГРЭ. В начале 70-х нефтепоисковые работы остановили. Тем, кто не нашел места в Молдавии, предложили переехать в Якутию. В Комрате осталась давно ставшая самостоятельной Геофизическая экспедиция и Гидрогеологическая партия Дурлештской ГРЭ (носившей уже другое название). В Кагуле работала Припрутская структурно-поисковая партия.
   А я делал новый шаг по краю Русской платформы.
  
  
   ПЯТЫЙ ЛИСТ
  
   Геологосъемочные работы в Молдавии начали проводиться после войны. В 40-х годах вся территория была заснята в масштабе 1: 200000 партиями 4-го Геологического управления. Территория изучалась главным образом путем маршрутного исхаживания, данных бурения было мало. В начале 60-х было принято решение о ревизии этих работ, составить новые карты и подготовить их к изданию. Назвали это "полевой редакцией". Несмотря на несколько легковесное название, они выполнялись достаточно серьезно и сопровождались большими объемами буровых и аналитических работ. Глубина изучения в северной половине республики включала весь осадочный чехол до кристаллического фундамента, в южной - верхние структурные этажи на глубину 1500 - 2000м. По сути выполнялась новая съемка. Съемки 1: 500000 и 1:50000 масштабов обычно привязывались к границам республик, 1:200000 - исключительно к границам топографических листов международной разграфки, независимо от административной принадлежности, исключение делалось только для площадей, примыкающих к Государственной границе СССР. Вся территория Союза была разделена по особенностям геологического строения на серии, Молдавия попадала в Волыно-Подольскую (север) и Причерноморскую. Согласно принятой процедуре у каждой серии был главный редактор, карта и пояснительная записка готовились к изданию в строгом соответствии с Инструкцией и защищались на Научно-редакционном Совете при Всесоюзном геологическом институте (ВСЕГЕИ) в Ленинграде. В последние годы аналогичным образом начали готовить и гидрогеологические карты, работы проводить комплексно, в этом случае объем пояснительной записки увеличивался. Была разработана Инструкция, создана Гидрогеологическая секция НРС при ВСЕГИНГЕО.
   В Молдавском УГ работали два съемочных отряда, называемые редакционно-увязочными группами. Они входили в состав Северо-Молдавской ГРП, база которой находилась в с.Братушаны в 190км от Кишинева. Начальником был Д.Н.Новик, с которым мне раньше приходилось встречаться в УГ.
   Мне предстояла работа в Оргеевской редакционно-увязочной группе (ОРУГ) на съемке листа L-35-V (Флорешты). На старых картах этот лист назывался "Оргеев", отсюда несовпадение названий листа и съемочного подразделения. К моменту моего прихода группа завершала работу по листу L-35-IV (Бельцы) и включала трех геологов. Начальник Александр Александрович Арапов окончил геофак Кишиневского университета в 1955г, работал в Кузбассе, в горах Салаирского хребта. Илья Михайлович Гольденберг, кишиневский выпускник 1954-го после Туркмении некоторое время работал в "Молдбурводе", когда появилась возможность, перешел на съемку. Юрий Викторович Таптыков начинал учиться в Кишиневе, после закрытия геологического факультета закончил в Томске в 1959г.
   Второй редакционно-увязочной группой, Днестровской (ДРУГ), руководил Петр Дмитриевич Букатчук. По окончании геофака в Черновицком университете он остался в аспирантуре, диссертацию вовремя не подготовил и оказался в Молдавской ГРЭ. Два геолога были кишиневцами моего года выпуска - Юрий Константинович Яшкин и Борис Васильевич Бурденко. В группе был ст. техник-геолог - Полина Егоровна Могильникова (Гуйван). Они занимались самым северным в Молдавии листом М-35-ХХ111 (Могилев-Подольский). Название группы должно было сохраниться за ними, потому что они переходили на Тираспольский лист (L-35-XII).
   Встретили меня хорошо. Новые коллеги были довольны, что место гидрогеолога, наконец, занято. С большинством съемщиков из обеих групп я был знаком раньше. Этот вид работ мне был знаком, мы говорили на одном языке. Даже не успев прочитать проекта, сел вместе с Таптыковым за составление заявки на полевое снаряжение. Съездил автобусом в Братушаны. Сдал в ОК трудовую книжку. Представился начальнику партии. Дмитрий Николаевич сказал, что я единственный гидрогеолог в партии и придется иногда принимать участие в решении вопросов при разведке строительных материалов, чем в основном и занималась ГРП. Познакомился с другими работниками партии. Получил спецодежду и спальный мешок.
   Флорештский лист ограничен координатами 47о20' - 48o00'с.ш. и 28o00' - 29o00' в.д., площадь трапеции около 5600км2. Намечалось вначале написать отчет и защитить его, затем подготовить к изданию геологическую и гидрогеологическую карты и объединенную пояснительную записку. Кроме маршрутов запроектировано пробурить около десятка скважин. Район работ располагался на склоне Украинского кристаллического щита, скважины предполагалось разместить "конвертом", на двух взаимно перпендикулярных створах, один по простиранию пластов, второй вкрест простирания. Я сразу решил, что программу изучения водоносных пластов в скважинах надо пересмотреть Известно, что съемщики во время камеральных работ постоянно связаны с геологическими фондами. Поэтому весной, во время моего перехода, обе группы находились в Кишиневе в полном составе. Днестровская группа занимала на птичьих правах маленькую комнатку на 2 этаже управленческого здания, наша группа и того не имела: два или три письменных стола стояли на сцене Актового зала, документацию на ночь куда-то относили.
  
   Жили мы довольно весело. Между съемщиками обеих групп сложились товарищеские отношения, что не мешало постоянно подтрунивать друг над другом. Илья Гольденберг как-то вспомнил, что во время работы в пустыне Кара Кум он вместо геологического молотка пользовался лопатой, т.к. кругом - одни пески. Борис Бурденко сочинил по этому поводу не очень благозвучные стихи, в которых рассказывалось, как Илья "в маршрут ходил с лопатой, диких ящеров пугал". Арапова он почему-то называл князем и тоже посвятил ему какие-то вирши. Юра Таптыков тихо вынашивал планы в этом направлении, но его опус увидел свет позднее.
   У нас на сцене образовалось нечто вроде клуба. Приходили поболтать, покурить и работники КГТП, которые "держали нас за своих". Чаще других бывали микропалеонтолог В.В.Синегуб, занимавшийся определением битумов в пробах В.В.Шнырев, фотограф и светокопировальщик В.И.Дудник, В.Е.Капцан из ревизионной группы, Н.Н.Кондрашкин, который координировал работы по подготовке к изданию молдавского, XCV, тома "Геологии СССР". Посещали "клуб" и работники УГ А.Ф.Степанов, А.К.Карабуля, М.П.Стасев, А.Н.Ревенко. По праздникам после торжественных собраний организовывались концерты самодеятельности и товарищеские ужины вскладчину. Съемщики во всех этих мероприятиях принимали активное участие.
   Однажды Илья предложил мне поиграть в настольный теннис. Стол недавно установили в Актовом зале, сдвинув стулья к стенам. Я научился играть ещё в школе и очень любил эту игру. До войны этот вид спорта в нашей стране не культивировался, но стараниями энтузиастов, получавших какими-то путями целлулоидные мячи из-за границы, не умер и начал бурно развиваться в послевоенные годы. Популярной стала эта игра и среди тематиков, и работников аппарата УГ. В обеденный перерыв к столу выстраивалась очередь. Играли "на вылет", не больше трех партий подряд. Оставались и после работы. Постепенно произошло расслоение игроков по уровню подготовки. Многие старались попасть в "свою" группу, чтобы потягаться с равными по силам. У некоторых появились конкретные цели. Например, Букатчук, игравший с большим азартом (даже сбрасывал в отчаянном порыве обувь, оставаясь в носках), мечтал победить Ревенко, стоявшего выше в табеле о рангах, что ему иногда удавалось. Неизменными участниками баталий стали Стасев, Степанов, Карабуля, Синегуб, Яшкин, Бурденко. Пробовал свои силы начальник ПГО Э.И.Сафаров и даже А.И.Живолуп как-то заглянул. Приходили знакомые из Института геологии, там был свой стол и не менее жаркие схватки. Среди лучших были Шнырев, Кондрашкин, Гольденберг. Нашлись и постоянные болельщики.
   Оказалось, мы с Ильей играем примерно в одну силу. Не помню когда, наверно товарищи подначивали, но он предложил выяснить, кто из нас лучше и сыграть матч на пол-литра водки. Я ответил, что в спорте не признаю выпивку в качестве приза. Если проиграю, ставлю водку. А в случае моей победы Илья должен будет прилюдно заявить, что он - "швыцарь", что на одесско-еврейском жаргоне означает "хвастун". Чтобы избежать случайностей, решено было играть 100 партий. Это происходило после работы под шутки и смех зрителей. Когда счёт стал что-то 20:7 в мою пользу, Илюша под громкий хохот вышел на сцену, поклонился на три стороны и объявил, что он - швыцарь.
  
   Вскоре после моего прихода в Оргеевскую РУГ с проверкой приехала представительница ЦК Профсоюза геологов. Руководителем профсоюзной организации УГ (освобожденным работником) долгое время был А.М.Ревенко. Когда-то, ещё во времена Молдавской ГРЭ, где-то на юге, кажется, в Этулии базировалась партия, занимавшаяся поисками бурого угля в нижнесарматских отложениях. Ревенко работал там на радиостанции. Человек он был слабый, полностью зависимый от начальства, но нахватался всяких приёмов и полностью соответствовал образу номенклатурщика невысокого уровня. Московская гостья в сопровождении Алексея Михайловича ходила по зданию, знакомилась, разговаривала с людьми. Каким-то образом она забрела к нам на сцену и очень возмутилась: почему геологи работают в таких условиях? Ответ: нет места. Она вновь пошла по этажам. Заглядывает через дверь, в маленьком, но персональном, кабинете дремлет главный бухгалтер УГ. То же - главный механик. Еще кто-то. Перед отъездом в разговоре с начальником УГ она остро отметила этот факт: почему к съемщикам - элите геологической службы, такое отношение!
   Реакция последовала незамедлительно. П.Д.Букатчуку, как старшему из братушанских, вручили под расписку предписание, из которого следовало, что после выезда в поле и окончания полевого сезона съемщикам надо искать себе другое место, в это здание они уже не вернутся.
  
   Первый мой выезд в поле на новой работе состоялся ранней весной. В с.Нападены, в юго-западной части листа, уже бурилась скважина под N1. Нужно было описать керн и решить вопрос о гидрогеологических испытаниях. Мы поехали с А.А.Араповым.
   Добраться до места было не так просто. Мы доехали до ст. Бахмут на новеньком дизель-поезде венгерского производства. Его только-только пустили по линии Кишинев - Унгены, такие поезда до сих пор добросовестно трудятся на железных дорогах Молдовы. От станции нужно было идти через высокие, поросшие лесом холмы километров 12. Снега в лесу было еще много, он подтаял, мы часто проваливались. Я был одет подходящим образом - сапоги, ватник, а мой спутник собрался , как к тёще на блины, в пальто, шляпе и туфлях. Саша и позже удивлял своей непритязательностью. Когда выезжали в поле летом, все пришли с большими рюкзаками, сумками, а наш начальник - с авоськой, в которой лежали запасная рубашка и зубная щетка. Короче, когда пришли на буровую, он был совершено мокрым до колен.
   Вначале мы планировали заночевать. Но село глухое, есть нечего, спать, в общем-то, тоже негде. Быстро описали керн. Я впервые в Молдавии увидел породы мела и силура. Сделал себе заметки, чтобы позже выработать порядок испытаний. Обратный путь по своим следам был проделан быстрее. Я даже успел собрать букетик пролесков. И попутная машина до Кишинева попалась скоро.
  
   Общий выезд в поле был назначен на начало мая. Но еще в апреле заложили новую скважину на р. Куболта, недалеко от впадения в Реут (с.Морошешты). На небольшой глубине она вскрыла подземные воды в меловых отложениях. Нужно было начинать откачку. Доехать туда было не столь сложно, точка находилась рядом с шоссейной дорогой между Бельцами и Флорештами. Меня ждали. Но как раз в эти дни должно было состояться бракосочетание моей сестры. Что делать?
   У нас осталась машина отца "Москвич 401". Им уже давно не пользовались. Я решил его оживить и поехать. Попросил помочь товарища, опытного автомобилиста. Пока то да сё, выехали во второй половине дня. До места километров 150. По дроге выявились всякие недостатки и недоработки, приходилось на ходу их устранять. В общем, где-то за Оргеевом, уже в сумерках мы решили повернуть назад.
   Уже не помню, как вышли из положения, но откачка началась вовремя и была проведена удачно. И скважина оказалась очень интересной. Многое из того, что сейчас хорошо известно, мы тогда открывали и осмысливали впервые. В этом месте нижнесарматские известняки, заключающие основной для водоснабжения Молдавии водоносный горизонт, почти полностью лежат выше глубины вреза речной сети, и воды в них практически нет. Ниже залегают образования верхнего отдела меловой системы - трепел, известняки, часто обогащенные кремнеземом или остатками морских губок (спонгиями). Кремнезем иногда не просто рассеян в массе породы, а образует крупные, до 10 - 20см в поперечнике, стяжения. Из опыта работ треста "Молдбурвод" было известно, что эти отложения в целом мало перспективны, но отдельные скважины дали хорошие водопритоки.
   Нашу скважину первоначально заложили у самой реки. Но скоро из трепелово-кремневой толщи ударил фонтан. При бурении начали возникать осложнения, и буровой агрегат переместили немного вверх по склону и пробурили новый ствол. Надо было ликвидировать самоизлив из брошенной скважины. Попытки затампонировать её глиной ни к чему не привели. Пришлось спустить короткую трубу, выкопать котлован и соорудить бетонную тумбу размером примерно 1,5 х 1,5м. Когда раствор застыл, и мы с облегчением перевели дух, оказалось, что вода вытекает сбоку, из-под тумбы. В общем, в этой борьбе победила природа. Самоизлив продолжался несколько лет, пока запасы подземной воды немного не сработались, и уровень не снизился. Она была хорошего качества, многие водители останавливались попить и долить в радиатор. Позже я выдвинул гипотезу о том, что увеличение водоносности этой части геологического разреза приурочено к зонам тектонических нарушений. Насколько знаю, ее пока никто не опроверг.
   В этой же скважине мы испытали и водоносный комплекс силурийских отложений. В то же время по программе разведки водозабора для водоснабжения г. Бельцы бурилась опорная скважина 1-с, до вскрытия кристаллического фундамента. В этой скважине также были опробованы силурийские отложения. Между руководителями Дурлештской ГРЭ и Северо-Молдавской ГРП даже возникла перепалка - кто первый предложил подземные воды в силуре в качестве перспективного источника водоснабжения. Если честно, ни те, ни другие. Действительно, откачка из нашей скважины в Морошештах состоялась раньше на месяц-другой. Но еще до того специалисты "Молдбурвода" использовали этот водоносный горизонт, правда, на другом участке, где сарматские отложения полностью дренированы, а меловые практически безводны.
  
   Еще до выезда в поле мы в общих чертах распределили обязанности по составлению отчета. Арапов отвечал за тектонику, а также описание кристаллического фундамента, стратиграфию палеозоя и толщи между палеозоем и фундаментом. Таптыков участвовал в составлении главы о тектонике, плюс стратиграфия мела и неогена. За Гольденбергом были закреплены геоморфология и инженерная геология. Все три геолога должны были заниматься также четвертичными образованиями и полезными ископаемыми. Мне досталось все, что касается подземных вод, немного по геоморфологии, инженерной геологии и полезным ископаемым.
   Процедура подготовки карт к изданию предусматривала сбивку, согласование геологических границ со смежными листами. Правила были просты: если соседний лист издан (или принят к изданию), нужно привязываться к нему в обязательном порядке; если нет, а границы не совпадают, можно этот-вопрос обсудить с автором-соседом и прийти к какому-то общему мнению. Арапову, как руководителю работы, надо было договариваться с запада с самим собой, с юга лист L-35-XI (Кишинев) еще не подвергался редакции, северный лист также не был готов. На востоке, на листе L-35-VI одновременно с нами работали представители Причерноморской ГРЭ, геолог М.Д.Соломатин и гидрогеолог, мой старший соученик и знакомый Арапова по Кузбассу А.Г.Украинчук.
  
   По сложившейся традиции для временных баз в полевой период арендовали помещения сельских школ. Первой стала школа в с. Гиндешты, км в 10 к юго-западу от Флорешт. К селу примыкал новый поселок при сахарном заводе с редким названием Ленинский. Мы вольготно расположились в пустующем на время каникул здании и во дворе. Проблема питания была частично решена в столовой завода.
   Съемочный отряд состоял из нас, четырех инженеров, троих студентов-гидрогеологов, направленных на производственную практику из Харьковского университета, радиометристов (массовые поиски месторождений урана - дело святое в любой части Союза!) Лени Гаридова, Вали Джалиловой, Светы Бондаренко и водителя Саши. Один из студентов сразу же уехал по каким-то обстоятельствам. Для работы выделили УАЗ-450 с кузовом типа "скорой помощи" и такого же цвета, но без окон и ездить внутри было довольно неудобно.
  
   0x01 graphic
  
   Оргеевская РУГ
   Стоят слева направо: начальник А.А.Арапов, практикант В.Г.Подолян, техник В.Кондров, практикант В.Жарков, директор сельской школы, радиометрист В.Джалилова водитель А.Заболотный с женой. Внизу геологи Ю.В.Таптыков и И.М.Гольденберг
  
   На первые дни я попросился сходить в маршруты с геологами. Нужно было познакомиться с развитыми в районе отложениями, посмотреть, как геологи их описывают. Несколько раз ходил с Араповым и пришел к убеждению, что специалист он грамотный. В эти дни пришло важное решение: делать всё комплексно, т.е. в маршрутах все работали одинаково. Геологи, скажем, наносили на карты и описывали водопроявления (родники, колодцы и др.), я в свою очередь делал описания обнажений. Когда встречалось что-нибудь очень интересное, я отмечал в дневнике и сообщал, что это место им надо обязательно посмотреть самим (к примеру, как-то нашел смещение слоев аллювия по тектоническому нарушению). Коллеги поступали аналогичным образом: тебе надо как-нибудь съездить туда-то и посмотреть то-то. Таким образом повышалось качество работы, потому что мы смотрели на природные явления одинаково, и достигалась большая экономия времени. Очевидный путь? А вот мой товарищ-"смежник" Толя Украинчук мне почти завидовал. У одесситов работа была организована иначе: по одному и тому же месту проходили дважды и по отдельности, и геолог, и гидрогеолог.
   Основных исполнителей было четверо, а машина одна. Маршруты намечали с вечера. Ходили попарно. К началу маршрутов группы развозили по очереди, последний совершал маршрут на машине, либо заезжал на буровую, в конце дня собирал всех в условленных местах. Иногда начальник ГРП присылал свою машину поработать у нас пару дней. Вскоре выяснилось, что самые длинные маршруты лучше поручать Таптыкову и мне, мы просто ходили быстрее других.
   Ничего интересного, необычного? Может быть, читателю этот рассказ напомнит своё, и будет приятно.
  
   Работали мы все с увлечением. Вечерами обычно обсуждали увиденное. Развлечений особых не было. Иногда играли с местными ребятами в волейбол или прямо после маршрута заезжали в кино в райцентре. Бывали гости - геологи из КГТП, полевые отряды из Института геологии. Мы возили их в интересные места. Однажды по предварительной договоренности все вместе с В.В.Синегубом поехали в с. Бурсук на Днестре. Там в глубоком овраге можно было наблюдать наиболее полный разрез отложений нижне- и среднесарматского подъярусов. Провели там целый день. Арапов обнаружил не описанные ранее небольшие складчатые дислокации. А Илья Гольденберг договорился с местной жительницей и угостил нас роскошной замой - борщом с курицей.
   Постепенно вырисовались направления, которым на общем фоне уделялось повышенное внимание, они были таким профессиональным увлечением. Так, перед началом сезона Таптыков побывал на каком-то форуме, где познакомился с новой методикой выявления тектонических структур. Саратовский геоморфолог Философов предложил простой способ их поиска путем анализа конфигурации гидрографической сети. Юра поколдовал над топографическими картами и нашел перспективный участок. Каким-то образом оформили "законодательно" бурение трех дополнительных скважин. В результате было обнаружено небольшое поднятие в нижнесарматских отложениях в среднем течении Реута, в районе с.Чутулешты.
   С энтузиазмом проходило изучение плиоценовых и четвертичных надпойменных террас. На склонах долин было разбурено несколько поперечников скважин на всю мощность аллювия с помощью ручного комплекта под руководством нового техника Василия Кондрова.
   В бригаде ручников двое рабочих, отец и сын, недавно приехали из Аргентины. Некоторые выходцы из дореволюционной России, Советского Союза возвращались на Родину. Советское руководство всячески этот процесс приветствовало, раззвонив на весь белый свет, как люди предпочитают социалистическую систему иным. Реэмигрантам были обещаны золотые горы. Пароходы с переселенцами встречали в Одесском порту весьма торжественно. Но пышным приемом дело и ограничивалось. Приезжих распределили по всей стране, независимо от их желания. Многие попали в Казахстан, на целину. Так несколько семей оказалось в Братушанах. Мне пришлось слышать их рассказы и рассуждения, когда они сидели возле драной палатки и ели из консервной банки овощное рагу. Этих людей было очень жалко.
   Вниманию к этим формациям способствовало сотрудничество с академической Лабораторией стратиграфии и палеонтологии. Руководитель её К.Н.Негадаев-Никонов приезжал к нам вместе с выпускником-географом ОГУ А.Л.Чепалыгой, который занимался четвертичной геологией в Геологическом институте АН СССР и определял найденную нами пресноводную фауну. Вместе с Араповым они опубликовали ряд статей по этим вопросам.
   0x01 graphic
  
   В поле
   Слева направо: Негадаев-Никонов, Арапов, Чепалыга, Гольденберг, автор
  
   Перед полем мне попалась публикация о новом способе гидрогеохимического опробования. Учёные Томского политехнического института предлагали в поле получать сухой остаток из проб воды, а потом изучать его с помощью спектрального анализа. Один из авторов оказался знакомым Арапова по работе в Кузбассе. Сославшись на этот факт, я написал в Томск и попросил прислать монографию по этой проблеме. Получил ее довольно скоро вместе с предложением о сотрудничестве. Для получения сухих остатков прямо в маршруте, у водопункта я решил использовать полевую химическую лабораторию Резникова. Мои студенты исправно таскали на горбу деревянный ящик, но на практике оказалось, что это требует много времени, и от идеи пришлось отказаться.
   Когда я приехал в Молдавию, то относился к местным геологическим проблемам с некоторым пренебрежением, что ли. Представление о них у меня было, я сравнительно недавно писал дипломную работу по этой территории. Какие сложности могут быть на платформе? После геосинклинальной области? Казахстана, Тянь-Шаня, где земная кора вывернута наизнанку и завязана в узлы? Должен признать, что подобным подходом только демонстрировал недостаток квалификации. К счастью, этот снобизм очень скоро улетучился. Но только во время работы на V-м листе я в полной мере осознал, как все сложно, сколько загадок и неясностей.
   Очень интересными оказались наши картировочные скважины. Использовались буровые станки УРБ-3АМ и ЗИФ-1200. Я уже рассказал о Морошештах. Очень любопытной стала скв.2 в с.Нов.Брынзены на р.Реут, которая вскрыла кристаллический фундамент на глубине около 600м. Между
   архейскими и достоверно установленными ордовикскими или силурийскими отложениями лежит мощная толща (300 - 400м), возраст которой не определен, представленная аргиллитами с прослоями песчаников и известняков. Сейчас все просто и ясно: часть датируется как рифей, часть - протерозой и т.д. А сколько копий было сломано тогда! По предложению П.Д.Букатчука отложения относили (временно) к "системе древнее кембрийской". Мы нашли в керне скв.2 хорошие отпечатки водорослей, фотография которых обошла многие научные издания. К сожалению, для стратификации они дали мало.
   Я испытал водоносность осадочного чехла в трех интервалах. Меловые отложения оказались безводными. А вот силурийские дали мощный самоизлив, дебит фонтана на устье скважины был больше 10 л/с. Измерить положение статического уровня с помощью манометра не удалось, сила струи была так велика, что мы не смогли установить на обсадную трубу специально изготовленный оголовок. Тогда попытались трубу нарастить. Пять метров над землей - вода переливает. Восемь, 10, 15 - то же самое. Высота мачты бурового агрегата УРБ-3АМ - 16м. Нарушив все правила безопасного ведения работ, как-то исхитрились и возвели над устьем скважины колонну труб высотой 19м. Толщиной с карандаш или даже со спичку, но всё равно течёт! Посидели со студентами и придумали, как определить статический уровень аналитически, по графику, после водовыпуска на двух положениях уровня. Каким он оказался? Не догадаетесь. Сорок один (41) метр над поверхностью земли!
   Мы передали скважину местному колхозу, безвозмездно, конечно, если не считать водки, которой нас угостили. Она была у реки, от неё провели трубопровод на гору, поставили задвижки, и несколько лет вода шла самотёком в сельскую баню и ещё куда-то, пока уровень не сел и самоизлив не прекратился. Когда я построил по данным десятка точек карту гидравлической поверхности силурийского водоносного комплекса, в районе скв.2 оказался высокий купол. Исчерпывающего объяснения этому феномену нет и по сей день.
   До передачи скважины мы ещё опробовали водоносный горизонт в песчаниках и гравелитах, залегающих на фундаменте. При этом силурийский самоизлив изолировали временной обсадной колонной. Из древних слоев тоже получили фонтан! Правда, не такой мощный. Но зато с газом. Исходя из общих геологических соображений, я предположил, что этот газ - гелий. Аппаратуры, какой пользуются сейчас для его определения, и в помине не было. Мы набрали несколько бутылок с помощью самодельной воронки, укупорили по всем правилам, даже засмолили пробки, упаковали в коробку, и один из студентов специально повез в Кишинев посылку и мое письмо главному геологу Полеву с просьбой помочь сделать анализы. Кончилось тем, что умельцы из химлаборатории КГТП наш газ по небрежности упустили в атмосферу. А скважина была уже закрыта!
  
   0x01 graphic
  
   Из скв.2 из двух колонн труб текут одновременно две струи.
  
   Самой глубокой должна была стать скв.1 в Нападенах, куда мы с Араповым ходили зимой по снегу. Но случилась тяжелая авария и скважину пришлось бросить. Договорились в УГ, написали дополнение к проекту и заложили новую скважину в самом юго-западном углу листа у с.Корнешты. Рядом находился завод по розливу минеральной воды "Корнештская". Её получали скважинами из баден-сарматских отложений. Состав для Молдавии был уникален, она содержала органику, нафтеновые кислоты и сопоставлялась со знаменитыми водами курорта Трускавец. Общая минерализация была сравнительно невелика, вода пользовалась популярностью, как прохладительный напиток. Предстоял длительный процесс бурения станком ЗИФ-1200 до вскрытия кристаллического фундамента. Мы договорились на заводе об использовании их воды в качестве технической и о размещении буровой бригады. Обещали по окончании работ оборудовать свою скважину нужным образом и передать заводу, она была нужна им в качестве резервной. Мы все выполнили, но завод вскоре закрыли, обнаружив в воде повышенную концентрацию фтора.
   Фундамент был вскрыт на глубине около 1100м. Разрез отложений осадочного чехла был интересным. Гидрогеологическое опробование провели в трех интервалах.
   Буровики Северо-Молдавской ГРП до начала геологической съемки занимались разведкой стройматериалов и не знали никаких затруднений. При решении наших задач сложность буровых работ резко возросла, особенно в связи с гидрогеологическими опытами. Люди учились на ходу. Здесь очень пригодился мой опыт, приобретенный в Чумайском отряде. Я не только составлял программы гидрогеологического опробования, оперативно изменяя их в случае необходимости, что мне было положено, так сказать, по штату, но и планы ликвидации сложных аварий, которых было немало. В конце года я получил благодарность в приказе по партии и денежную премию за личный вклад в успешное выполнение плана буровых работ.
  
   0x01 graphic
  
   После маршрута
  
  
   Мы работали в поле месяц - полтора, после чего делали перерыв для отдыха на неделю. Братушанские ехали к себе, кишиневцы - в Кишинев. Студентов мы брали с собой и размещали "по хатам". В августе, с разрешения Д.Н.Новика решили съездить на море. Бензин - за наш счет, а стоил он, как газированная вода. Я предложил окрестности Одессы, места своего детства. Так и поступили. Днем загорали на пляже на косе Сухого лимана, где теперь вход в порт Ильичевск. Ночевали в ближайшей лесополосе, тогда это было совершенно безопасно. Вечером иногда заезжали в курортный поселок Черноморку (сейчас ему возвращено довоенное название Люстдорф), где в ларьке дегустировали вино из подвалов института им. Таирова. Заведующий оказался моим знакомым и мы получали товар высшего качества. Время провели хорошо и с новыми силами окунулись в свои дела.
  
   В первый полевой сезон мы несколько раз меняли базы. Некоторое время стояли в школе недалеко от г. Резины, в живописном с.Черна. После перебрались в с. Саратены. Директором школы был мой знакомый, географ из ОГУ. Начинались занятия, помещение нужно было освободить, и мы оказались в несколько стесненном положении. Выход нашелся. Недалеко от Саратен, в с.Чеколтены был колхоз "Вяца ноуэ", один из лучших в республике. Километрах в трех от села колхоз организовал пионерский лагерь для своих детей. Все, кто хотел, отдохнули там, и в конце лета он был предоставлен колхозным пенсионерам. Концу сентября и пенсионеры заканчивались, лагерь стоял почти пустым. Нам предложили разместиться там бесплатно
   За забором, на окраине яблоневого сада стояло несколько больших, на деревянных каркасах, брезентовых палаток, человек на 50 каждая. Спал отдыхающие на топчанах или просто на сене. Нас вместе с последними пенсионерами набралось до двух десятков человек, но столовая работала, а по вечерам приезжал механик, запускал мотор-генератор, и у нас было электрическое освещение. Скоро пенсионеры уехали, столовая закрылась, через несколько дней пропал и свет. Пришлось оставлять в лагере кого-нибудь смотреть за вещами. Илья договорился о получении продуктов со склада по каким-то совершенно смешным ценам. Дежурный заодно варил на всех ужин на костре или керогазе.
   При вселении в лагерь произошло курьезное событие. В первый вечер мы разместились на ночлег в двух палатках, разделившись по половому признаку. Когда потушили свет, некоторые обратили внимание на неприятный зуд на теле. Кто-то вылез из спального мешка и осветил фонариком ноги. О, ужас! Они были сплошь покрыты какими-то мелкими насекомыми! Оказалось, это блохи, в изобилии населявшие сено, которым был устлан пол в палатках. Пришлось срочно эвакуироваться наружу, устраиваться, где придется и спать отдельно от мешков, куда попали эти вредные твари. Я обосновался на эстраде небольшого летнего театра. На следующий день, проезжая г. Оргеев, запаслись дезинсекталем ДДТ (как теперь известно, вреднейшим, вскоре запрещенным соединением) и несколько дней обрабатывали им спальные мешки, и только после тщательного осмотра и чистки решились вновь ими пользоваться.
  
   В начале осени студенты уехали восвояси. Через несколько лет в журнале "Разведка и охрана недр" я встретил статью одного из них Славы Жаркова по инженерной геологии. С другим, Володей Подоляном, позже встречались несколько раз на совещаниях, т.к. занимались одной проблематикой.
   Наша группа в это же время пополнилась новыми работниками, молодыми специалистами. Техник-геолог Анатолий Бирюлин просвещал нас в области стоматологии - его жена была зубным техником. Выпускник Днепропетровского горного института Слава Иванов был уже не очень юн, успел послужить в армии и поработать на производстве.
  
   Партийная организация Северо-Молдавской ГРП насчитывала 3 - 4 человека. Начальник партии Новик был еще только кандидатом в члены КПСС. Своим вожаком коммунисты избрали Илью Гольденберга. На собраниях они спокойно, в почти семейной обстановке обсуждали заранее намеченные планом вопросы и принимали спущенные свыше решения. Но однажды их тихая жизнь была нарушена.
   В последний период моей работы в Кагульской ГРЭ начальником ее был А.В.Зинченко, старый знакомый А.И.Живолупа, выписанный им откуда-то из Воркуты. Человек он был немолодой, спокойный, ничем особенно не выделялся. Экспедиция при нем работала ни лучше, ни хуже, чем раньше. Уже после моего перехода на съемку в экспедиции начался крупный скандал, связанный с хищениями материальных ценностей и нарушениями финансовой дисциплины. Завели уголовное дело, начали следствие. Главным фигурантом был завгаражом Барабаш. Зинченко вменялось в вину, если не изменяет память, что он сделал за казенный счет ремонт в своей квартире, принимал какие-то подарки, ну и, конечно, общая ответственность за всё. Деньги за ремонт он внес в кассу, но до окончания дела и суда его освободили от работы и перевели в нашу партию в должности ст. геолога. Жил он в Братушанах в одной квартире с холостым Валерием Поповичем. Когда мы приезжали на базу партии, частенько ночевали у них, проводили время вместе, иногда и за бутылкой. Зинченко, конечно, очень переживал случившееся. Время от времени его вызывали в Кагул на допросы. Нам казалось, что он не из числа "профессиональных" любителей запускать руку в государственный карман, и старались, как могли, его успокоить.
   Подошло время суда. Следствие решило, что Зинченко виновен и должен быть осужден. Естественно, он был членом КПСС, а по сложившемуся порядку коммунистов судить было нельзя как представителей лучшей части общества. Из Единецкого райкома партии пришло указание: на собрании партийной организации исключить Зинченко из рядов КПСС. И побыстрее, а то, понимаете там!
   Ситуация мало приятная. И тут произошло неожиданное. Мало численная группа людей во главе с Ильей, в присутствии представителя райкома позволила себе не согласиться с директивой вышестоящей партийной инстанции! В решении говорилось, что, заслушав объяснения коммуниста Зинченко, собрание считает возможным оставить его в составе партии и ограничиться строгим выговором с занесением в учетную карточку. Позже были попытки заставить изменить решение собрания, но наши товарищи проявили твердость и гражданское мужество и не сделали этого. Секретарем райкома был умный человек по фамилии Прасол (позже - республиканский Министр бытового обслуживания населения). Давление прекратилось, персональное дело Зинченко было вынесено на специальное заседание райкома.
   А.И.Живолуп все время внимательно наблюдал за происходящим. Речь шла об одном из руководителей возглавляемой им системы, кроме того Зинченко был его ставленником, может быть, даже приятелем. Начальник УГ был приглашен (тогда, наверно, говорили "вызван") на заседание райкома. И случилось почти чудо: райком утвердил решение собрания первичной организации! По этому случаю ретивым демократам можно напомнить, что в "той" партии встречались приличные люди. И, по счастью, не так редко.
   Закончилось рассмотрение поздно. По дороге из райцентра Единцы в Братушаны геологи нашли какую-то открытую торговую точку и крепко выпили. Илюша рассказал, что впервые видел Живолупа в таком состоянии. Было за что выпить: Зинченко отделался "строгачом", но остался в партии, изгнание из которой автоматически означало крушение карьеры, иногда всей последующей жизни. Его теперь не должны были посадить. А кагульский завгар получил 10 лет срока. Дальнейшей судьбы Зинченко не помню. А начальник УГ сохранил теплые чувства к Илье до конца их совместной работы.
  
   Наступил октябрь. В садах созрели яблоки и груши, было еще много винограда. С полей ещё не вывезли картошку, лук, свеклу, морковь. К дарам природы мы относились в соответствии широко бытовавшим тогда подходом: всё вокруг колхозное, всё вокруг моё. Случалось, в лежащий по маршруту сад нас не пускал какой-нибудь зловредный дед с палкой или допотопной одностволкой. Тогда мы с глубокомысленным видом включали радиометр и начинали перебрасываться непонятными словами. Потом говорили, что здесь будет поставлена большая буровая установка и придется вырубить полтора гектара сада. Граждански мыслящий дед начинал тревожиться и переживать за судьбу родного хозяйства. Ему намекали, что, если позволит полакомиться плодами, мы, уж так и быть, осуществим этот мерзкий замысел на землях соседнего колхоза (совхоза). Обычно разрешение следовало незамедлительно.
   Подобное отношение к чужому добру безусловно аморально. Но сформировалось оно не само собой. Я значительную часть жизни провел в сельской местности. В детстве и отрочестве у меня было много знакомых в окрестных селах. Я много раз сопровождал отца в его деловых поездках по хозяйствам. Во время работы в Средней Азии и Чумайском отряде тоже находился не в вакууме. Т.е. хочу сказать, что жизнь советского села была мне достаточно хорошо знакома. Так вот, воровство с колхозных полей процветало. У людей не было ощущения, что присваиваемое ими - народное, принадлежит таким же людям. Перерождение патриархального крестьянского сознания было воспитано сталинским государством, которое грабило деревню подчистую. Я помню время, когда колхозник получал за год натуроплатой на трудодни столько же, если это продать, сколько рабочий-подсобник в городе или уборщица в госучреждении за один месяц. Денег не платили вообще. Паспортов не давали. Форменное крепостное право! Я где-то читал, что в период румынской оккупации Транснистрии во время Второй мировой войны (территория между Днестром и Юж.Бугом, отданная Гитлером правителю Румынии Антонеску) сельские жители должны были давать на содержание армии пару кур и десяток яиц с каждого двора в год. А в послевоенные годы налог на наших колхозников составлял несколько сотен яиц(!) и не только это. Людям предоставлялась возможность выживать самим. Вот и выкручивались, кто как умел. Хотя наказания были суровыми. Хорошо помню голодные 1946-47 годы, и, поверьте, это невеселые воспоминания. Мои наблюдения сделаны в благословенных южных краях. А что происходило где-нибудь в Нечерноземье России? Представить страшно.
   Такое отношение к собственности было распространено не только на селе. Я не имею в виду обдуманные хищения в крупных размерах. "Несуны" встречались повсеместно. Работники уносили из учреждений писчую бумагу, карандаши, скрепки, рабочие с заводов - гайки-болты, мелкий инструмент. Это явление критиковали в печати и с эстрады, но справиться с ним было невозможно. Под всеобщее лихоимство подводилась "теоретическая" база: государство нас кругом обмануло, так что имею полное право урвать хоть кусочек! И в этом, увы, была большая доля истины. А вы говорите "не укради"!
   Ваш покорный слуга в этом тоже грешен. Каюсь! Но посмотрите. Работая за рубежом, я получал зарплату в размере около 20% того, что платило иностранное государство Советскому Союзу за использование меня как специалиста. Заработанное за границей обязаны были возвращать в госказну артисты, спортсмены.
   Бесхозяйственность, нелепость, издевательство над здравым смыслом распускались пышным цветом во всех областях народного хозяйства. И мысли о том, что недостатки отнюдь не всегда связаны с последствиями Отечественной войны (Гражданской, первых пятилеток и др.) блуждали в головах.
  
   Я любил разговаривать с сельскими стариками. Конкретно интересовали их объяснения изменений, происходящих с водной средой. Наблюдения, интерпретация фактов иногда поражали точностью и глубиной оценок. Хотя и не слишком удивляли. Люди, близкие к земле, очень внимательны. Вспомните, как знали природу Дерсу Узала или хитрые толстовские мужики. Говорили и на общежитейские темы. Я узнал много нового о ситуации в современной колхозной деревне. Жить при Хрущеве стало легче, чем в сталинские времена, но трудностей хватало и сегодня. Отсутствие дорог, электричества, телефонной связи, нормального водоснабжения - все это можно видеть и по сей день на просторах бывшего Союза, хотя я рассказываю о периоде почти полувековой давности. Конечно, народ бежал в город. Любыми способами. Я не раз слышал о генеральных задачах: прописаться в годе; найти работу; стать кандидатом наук(?). Что такое "кандидат наук", не знали, но слышали, что это хорошо ("у соседа есть родственник в другом селе, так сын его кума - кандидат наук и прилично зарабатывает"). Анекдот будто бы, но смеяться не следует. Я уже упоминал, как сам и мои товарищи собирались вначале идти в науку не от большой любви, а чтобы изменить условия жизни.
   Бывали интересные встречи не только со стариками. В густо населенной Молдавии на маршрутах часто лежали села, которые мы не пропускали, хотя бы потому, что можно было обследовать много колодцев. Привлекали к себе внимание тем, что в эти колодцы заглядывали, отбирали воду в бутылки. Еще молотки и радиометры при себе. Спрашивали, из санитарной мы службы или какой другой? Рассказывали о проблемах, иногда сведения бывали полезны. А в одном селе мальчик лет 12 спросил, не геологи ли мы. Он прошел с нами часть маршрута, потом мы его отослали обратно. Смотрел на нашу работу. Высказывал правильные суждения. Интересовался естественными науками. Я записал его адрес, в последующие годы находил в каталогах популярные книжки о природе, выписывал и отправлял ему. Встретил его лет через 15. Он окончил химфак Кишиневского университета и работал в научном академическом институте. Меня помнил, но желания к общению не проявил.
   На поле около одного из сел стояли странные сооружения - столбы высотой метра 2,5 с поперечными планками типа лестницы и короткой доской на верхушке. Оказалось, в селе находится исправительно-трудовая колония, когда заключенные работают в поле, на этих насестах сидят вооруженные конвоиры. Я несколько раз проезжал мимо и даже познакомился с майором-начальником ИТК. Он мне рассказал о своем учреждении, в частности, как они сам себя обеспечивают овощами. Не знаю, случайность ли это или чей-то иезуитский умысел, но зона была организована в селе под названием Валя Норокулуй ("Долина счастья").
  
   Дары природы дарами, но полевые условия становились не очень не очень комфортными. Стало прохладно, по утрам приходилось из спальников сразу нырять в сапоги и ватники. Умываться очень холодной водой не хотелось. Опять же дожди. Мы решили сворачиваться. Сдали на склад в Братушанах полевое снаряжение и отбыли на камеральные работы в Кишинев.
   Возвращение в здание УГ было запрещено. Нас определили в кернохранилище. Оно построено по типовому проекту на базе Дурлештской экспедиции, там было две или три комнаты для тех, кто занимается изучением кернов скважин. Одну из них отдали нам, вторую - отряду П.Д.Букатчука. Началось обустройство на новом месте.
   Обе съемочные группы жили дружно. Праздники и торжественные даты отмечались совместно. Атмосфера общения была пронизана чувством юмора. Все постоянно шутили, подкалывали друг друга. Никто не обижался, хотя шутки иной раз бывали на грани фола.
   Стены комнат были украшены лозунгами и плакатами - собственными изречениями, цитатами, исполненными картографом Е.Ф.Чобану (Елена Филипповна оставила место заведующей Бюро оформления в КГТП и перешла в ДРУГ). Так, за спиной Букатчука значилось, что выделение им самим системы "древнее кембрийской" носит проблематический, а скорее даже фантастический характер (так он сам написал в отчете). Арапов, человек решительный, когда-то имел неосторожность заявить по какому-то поводу: "Как сделаем, так и будет!". Это выражение вошло в поговорку, лозунг большими красными буквами занял центральное место в нашей комнате. Юра Яшкин в главе "Полезные ископаемые" отмечал, что в районе работ не следует ожидать промышленных скоплений бериллия и далее по алфавиту чуть ли не вся таблица Менделеева. Это рискованное с точки зрения остряков высказывание не осталось незамеченным и было выставлено на всеобщее обозрение.
   Как-то Илья Гольденберг и Борис Бурденко взяли взаимное обязательство или заключили пари в том, чтобы бросить курить. Время от времени они выпрашивали друг у друга разрешение на одну сигаретку (это не считалось отклонением). Раз кто-то зашел и поманил Бориса во двор: из кабины туалета поднимались клубы дыма. Борис подкрался и Илья был разоблачен. Все принимали участие в обсуждении о мере наказания за нарушение. Кстати, через какое-то время на праздничном вечере Боря обронил, что бросит курить без всяких особых условий. Ему не поверили, но больше курящим его никто не видел.
  
   Таптыков сочинил песенку про букатчуковцев. Я исполнил ее под аккомпанемент гитары и записал на только что купленный Юрой портативный катушечный магнитофон. Первой слушательницей стала Зинаида Константиновна Осадчая, которая очень смеялась. Вторым был Букатчук. Песня ему понравилась, он тут же попросил прокрутить её еще раз. Выглядела она так.
  
   П е с н я о ДРУГЕ
  
   Слова и мелодия Ю.В.Таптыкова
  
   По Управлению шатаются три тени,
   И день, и ночь костей их слышен стук.
   Но кто ж они, чья ночь проходит в бдении? } 2 раза
   Бурденко, Яшкин и товарищ Букатчук.
   Они бумаги извели уже три тонны,
   В глазах у них - усталость и испуг.
   "Когда ж конец, конец работы?" - стонут } 2 раза
   Бурденко, Яшкин и товарищ Букатчук.
   Так дни проходят, так бегут недели,
   Сармат и мел ушли как - будто с рук.
   Уже тематикам порядком надоели } 2 раза
   Бурденко, Яшкин и товарищ Букатчук.
   Но мел есть мел, работа есть работа,
   В семнадцать ноль, заслышав сердца стук,
   Ракетки в руки - ведь играть охота! } 2 раза
   Бурденко, Яшкин и товарищ Букатчук.
   Но всё ж когда-нибудь конец настанет,
   Бывает в жизни много странных штук!
   И ДРУГ Тираспольскою партиею станет,
   Начальник партии там будет Букатчук.
   Бурденко, Яшкин и, конечно, Букатчук!
  
  
   Поэтический угар как-то распространился по нашей партии. Позже и я сочинил про этих же персонажей, использовав мотив популярной в 50-х годах песни о том, как из деревни провожали гармониста в институт. Мне самому она нравилась меньше, чем Юрина. Но Арапов все время напевал отрывки, поддразнивая ее героев. А Илья даже исполнил ее со сцены, несмотря на мои возражения, в концерте самодеятельности на каком-то управленческом вечере.
   Была продолжена и тема Таптыкова. После перехода на Тираспольский лист состав группы пополнился несколькими представителями лучшей половины человечества, от рабочих до инженеров. Среди них была и девушка-гидрогеолог Раиса Демченко. После окончания КГУ она работала в Институте геологии, потом перешла к нам. Так она тоже пописывала вирши. И во время какого-то застолья прочитала про нас в ироническом плане. Я тут же вышел в другую комнату, сочинил куплета три и записал на Юрин магнитофон (без аккомпанемента и не очень трезвым голосом). Помню, там были такие строки: "Их путь рукою Провидения отмечен,/ Они нашли достойнейших подруг./ За ними топают в маршрут...15 женщин,/ Куда ж смотрели Вы, товарищ Букатчук?"
   После окончания Ленинградского горного института к нам прибыл молодой специалист-буровик. Назначили его старшим мастером на УРБ-3АМ. Он немного играл на гитаре и сочинял. Помню одну его песенку про полевую жену и полевую сумку геолога. Последний куплет звучал так: " И ты пойдешь, обиды забывая, / Тебе ни власть, ни должность не нужна, / Ведь у тебя есть сумка полевая / И полевая верная жена!"
  
   С наступлением настоящих холодов мы несколько приуныли. Обе наши комнаты обогревались одной печкой. Уборщица растапливала ее перед началом работы, но печь грела плохо, тепло начинало чувствоваться только в конце дня. Работать было практически невозможно. Арапов и Гольденберг были страстными любителями карточных игр, в особенности преферанса, хотя играли, по-моему, не очень хорошо. Наверно кто-то из них предложил, раз работать все равно нельзя, поиграть в покер. Меня научили, и я вошел в первую группу вместе с заводилами и Бурденко. Нашлись другие желающие, принесли еще одну колоду карт. Со свойственным ему азартом включился Букатчук. Участвовали посещающие нас гости. Со стороны это было странное зрелище: в пластах табачного дыма расплывчатые фигуры, в пальто с поднятыми воротниками, зимних шапках и даже перчатках, стоя (сидеть холодно!) мечут карты.
   В картах, по-моему, как и в спорте, раскрывается характер человека. Играли по маленькой, в банке лежало один-два рубля или того меньше. Когда ставки повышались, просили копеечку или пятачок. Арапов бесшабашно блефовал, мог попросить даже рубль, а однажды целых сто. Илья играл более осторожно, на такое требование, а это Арапов просил у него, возмущенно бросил карты. Меньше всех рисковал Борис ("Дал бы тебе копеечку, да карта не пришла!"). Я находился где-то посередине, нравился процесс игры.
   Но время шло, а дело стояло. Мы начали брать по очереди карты и полевые дневники и уходили работать домой.
  
   При поступлении в Северо-Молдавскую ГРП я был предупрежден, что при необходимости должен буду принять участие в разведке стройматериалов. И такой случай наступил.
   Строительство в республике развивалось быстрыми темпами. Заявки на обеспечение минеральным сырьем поступали от республиканских органов. Иногда они закреплялись даже постановлениями Правительства. В какой-то момент строительная индустрия стала остро нуждаться в песке и гравии. Вблизи с.Болотино пойма р.Прут с советской стороны протянулась 4-6-километровой полосой километров на 30. Это место выбрали для разведки. Объектом занимались В.И.Волков и В.Е.Попович. Изучены перспективные участки, подсчитаны запасы полезного ископаемого. Месторождение было обводнено, и разработка его намечалась гидромеханическим способом - земснарядом. Мне нужно было оценить водоприток в эксплуатационный котлован.
   Я выбрал место, на котором был разбурен двулучевой опытный куст. Скважины были неглубокими, средства имелись, и можно было себе позволить такую роскошь и удовольствие, чтобы получит максимально надежные данные для гидрогеологических расчетов.
   Болотинская пойма находилась в пограничной зоне. Контрольно-следовая полоса проходила у примыкания ее к коренному склону долины. Кроме наших участков на пойме находились обширные сельхозугодия местных колхозов, там же выпасали скот. Каждое утро около ворот в изгороди из колючей проволоки пограничные наряды пропускали людей на работу по спискам. Вечером в назначенное время череда проходила в обратном направлении. И этот порядок не всегда бывал забавным. Скажем, нужно остаться за забором на ночь для проведения откачки. В таком случае приходилось писать объяснения, заявки, составлять списки исполнителей и договариваться на погранзаставе.
   Была проведена опытная откачка. Я изучил имеющиеся материалы, в т.ч. по режиму р.Прут, произвел необходимые вычисления и написал соответствующий раздел отчета. В процессе его защиты я заочно познакомился со своим будущим начальником. И началось это знакомство со смешного эпизода.
   В Дурлештскую ГРЭ поступил на работу Борис Андреевич Коробко. Произошло это где-то в 1962г. Коренной бессарабец, прекрасно владел русским и молдавским языками, еще до войны учился в румынском техническом вузе, не помню, в Яссах или Бухаресте. Советские образовательные власти не зачли ему пройденного учебного курса. Он работал в проектных институтах Кишинева и учился во Всесоюзном заочном политехническом институте по специальности "гидрогеология". Там обучали передовым методам, руководителем диплома у него был известный специалист в области динамики подземных вод М.В.Сыроватко. Коробко считал себя знатоком в этой области, причем единственным в Молдавии, и свысока поглядывал на остальных гидрогеологов. Первое время он занимался вместе с М.П.Стасевым и М.Ф.Балакиной региональной оценкой эксплуатационных запасов подземных вод по методике ВСЕГИНГЕО. К нему попал на экспертизу мой раздел по разведке Болотинского месторождения, который он подверг суровой критике. Я получил его отзыв заблаговременно и мог подготовиться к защите.
   Сидя на свое высоком пьедестале, Борис Андреевич невнимательно познакомился с отчетом, поэтому подход к моим оценкам у него оказался некорректным. Он не учел планируемого способа добычи полезного ископаемого, из этого исходили его основные замечания. При разведке для страховки обычно выбирают наихудший вариант. Таким в нашем случае был минимальный приток воды в котлован. Он предполагал, что котлован должен быть осушен и предусмотренный мной вариант выглядел наиболее благоприятным. Мне также ставилось в вину использование для расчетов уравнений стационарной фильтрации, что в этих условиях было вполне допустимым. Короче говоря, у меня оказалось больше ответов, чем у него вопросов. Рецензент даже не пришел на защиту отчета, хотя передача Болотинского месторождения была событием, далеко выходящим за пределы деятельности только Северо-Молдавской ГРП. Со своей подготовкой к защите и в отсутствие оппонента я выглядел гоголем и мои ответы на критику в рецензии были благосклонно приняты членами НТС. Особенно был рад этому ст. инженер ПГО по гидрогеологии Миша Стасев, которого Коробко с самого начала третировал своими передовыми знаниями. Коробко не был злым, не делал обидчику гадостей, но еще очень долго вспоминал: "Здорово Вы меня тогда укусили!".
   За разведку Болотинского месторождения геологи получили большие премии, как за первооткрытие его. Я под эту статью не подходил, но что-то и мне перепало.
  
   Следующий полевой сезон оказался менее увлекательным, чем первый. В частности потому, что пришлось делать малоинтересную, в общем ненужную работу. В конце предыдущего года приехал научный сотрудник ВСЕГЕИ по фамилии Кумпан, который был как бы нашим куратором. Он посмотрел материалы и сделал ряд замечаний. Одно из них заключалось в том, что площадь покрыта недостаточно густой сетью маршрутов и точек наблюдений и, таким образом, не обеспечивается кондиционность карты. Ему возражали: во-первых, это не съемка, а полевая редакция; во-вторых (были предъявлены топографические планшеты), "пустые" места приходятся на участки, покрытые лесом, или со слабой обнаженностью пород. Но он наших возражений не принял. А так как защищать карту для передачи ее в издание предстояло во ВСЕГЕИ, пришлось указания выполнять. Вот и колесили по лесным дорогам, где можно проехать, и водоразделам и сгущали сеть.
   Мы не организовывали полевых баз. Ночевали на буровых, либо где придется. Одна из скважин была заложена в с.Рашков, недалеко от Днестра. Во время пребывания в этом пункте, я решил познакомиться с карстовыми явлениями, поскольку в отчете должна была быть характеристика инженерно-геологических условий. Днестр в этой части очень красив. Долина имеет вид каньона, борта сложены белым известняком. Похоже на горный ландшафт. Из только что опубликованной статьи С.Т.Взнуздаева я узнал о карстопроявлениях в этом районе. Взял с собой студента-практиканта и выразившего желание пойти молодого рабочего-буровика. Приготовили веревки, свечи, сделали факелы. В береговом обрыве я еще раньше заметил широкую щель. Туда мы и направились.
   Углубились в нее метров на 30. Мне приходилось до этого пару раз бывать в шахтах и пребывание в подземном пространстве как-то не очень понравилось. И в этот раз было не лучше - темно, сыро, на дне пещеры толстый слой жидкой грязи, в общем, классика жанра. После осмотра стенок показалось, что эта пещера никакой не карст (совокупность сложных процессов, связанных с выщелачиванием растворимых горных пород), а результат механического размыва потоками после сильных дождей. Проявление карста пришлось наблюдать в другом месте.
   В северо-восточной части листа, между рифовой грядой и Днестром в среднесарматских отложениях хорошо прослеживался слой песков и рыхлых известняков, к которому приурочен водоносный горизонт. Расходы родников, вытекающих из этих пород, по местным меркам довольно значительны. В верховьях ручья, одного из притоков Днестра, в с.Самашканы дебит группового выхода из известняков превышал 10л/с. На склоне долины у родника образовалось углубление, впадина, происхождение которой я связал с карстом.
  
   Скважина в Рашкове оказалась интересной. И само село имеет любопытную историю, но об этом как-нибудь в другой раз. Я проводил там немало времени. В этом селе меня застало сообщение о важном событии в жизни.
   Среди съемщиков Яшкин и я нанимали частные квартиры, Арапов, Гольденберг, Таптыков, Бурденко жили вместе с родственниками, не имели жилья наши техники. Появилась мысль заложить в какой-нибудь из проектов Северо-Молдавской ГРП строительство временных зданий и построить жилой дом недалеко от Кишинева. Инициатором идеи стал Яшкин. Ее поддержали. Мы с ним ездили в Новые Анены, в райисполком, и дело дошло даже до выбора площадки. Не помню почему, но продолжения это не имело.
   УГ получало средства на жилищное строительство в Кишиневе. Но еще до этого в ожидании подобных поступлений договорились с городскими властями о выделении целого участка. Он находился в окраинной части города на месте бывшего села Боюканы. В долине ручья Дурлешты вдоль живой изгороди, ограничивающей территорию Ботанического сада Академии наук, в траве лежала грунтовая дорога. Называлось это улицей Евгения Коки. На пересечении её с узкой тогда улицей Чернышевского (Крянгэ) находился небольшой базар. Дальше с интервалами стояли двухэтажные дома, принадлежащие разным организациям, например, оставшийся доныне на Кока, 25, Молдэнерго, а между ними - сохранившиеся сельские подворья. Некоторые из них на противоположной стороне были вписаны в площадь Ботсада. В начале улицы, на перекрестке с Панфилова (В.Лупу) четырехэтажный дом и группа двухэтажных были построены Сельхозинститутом (Аграрный университет). Остановка городского автобуса, который ходил по Панфилова, так и называлась: "Большой дом". На улице Коки УГ планировало построить четыре однотипных четырехэтажных 32-квартирных дома. В нижних этажах третьего и четвертого (считая от Чернышевского) должны были разместиться продовольственный магазин и парикмахерская.
   Уже говорилось о присоединении треста "Молдбурвод" к системе УГ. Финансы собственно геологии и треста были разными, поскольку последний был хозрасчетной организацией. Несмотря на это, средства треста объединили с заложенными в геологические проекты расходами на строительство временных зданий и сооружений и за эти общие деньги начали строить четырехэтажку на ул. Кока, 35. Не помню, откуда взялась архитектура, но строила дом какая-то контора из Новоаненского района. Капитальное строительство вместо временного - серьезное нарушение финансовой дисциплины. Все операции тогда осуществлялись через Стройбанк. Там эту комбинацию засекли и предложили компромисс: банк не станет поднимать шума, если УГ поделится квартирами (даже с каким-то финансовым участием банка) в следующем доме, на ул. Кока, 31. Деваться руководству УГ было некуда.
   Между тем первый дом был благополучно достроен. Квартиры в нем получили работники УГ и КГТП (Э.И.Сафаров, А.Ф.Степанов), "Молдбурвода" (А.Д.Седов, А. Перлов). Из Дурлештской ГРЭ в этот дом вселились А.А.Правиков, начальник каротажного отряда И.К.Самойлов, недавно переведенные в Кишинев из Кагульской ГРЭ супруги Балины.
   Возведение дома N31 началось сразу вслед за первым. Стройбанк помог, строительство проводилось уже не райконторой из Бульбок, а солидным Кишиневским СУ-6. Использовались крупные известняковые блоки - не так часто встречающееся в Молдавии минеральное сырье, поиски которого продолжались долго и не очень успешно.
   Начальник УГ сдержал слово. В этом доме была выделена квартира Северо-Молдавской ГРП, руководству партии дано указание подготовить документы о предоставлении ее мне. Занимался этими бумагами, держа меня в курсе дел, председатель месткома В.С.Каминский, которому я благодарен. За процессом распределения квартир надзирал начальник ОК УГ Н.Я.Шишаков.
   Николай Яковлевич Шишаков появился в УГ примерно в одно время со мной по направлению известных органов. После работы "на кадрах" он стал начальником Спецотдела (Первого отдела ). В войну был сержантом, летал стрелком-радистом на штурмовике. Демобилизовался в звании капитана, долго ходил в лётной шинели и форменной фуражке с "крабом". Скоро стал доверенным лицом А.И.Живолупа, этаким агентом по особым поручениям. Усердствовал, когда кого-нибудь надо было выставить в неприглядном свете. В 70-х получил заочно юридическое образование и поехал (в УГ наступили другие времена) куда-то в восточные районы страны. Оттуда написал З.К.Осадчей, что люди там другие: "меньше, чем у нас {в Кишиневе} антриганов, но много элементщиков" (орфография сохранена - В.П.). Мне приходилось по разным поводам многократно сталкиваться с Шишаковым. Да простит мне Бог такое в отношении ветерана войны, которого скорее всего уже нет на этом свете, но личность это была отталкивающая.
  
   Я сам в это время кроме основных обязанностей был занят выполнением специального задания.
   Правительство республики поставило в вину УГ недостаток воды и плохую организацию водоснабжения за счет подземных источников в сельской местности. Руководство продумало систему мер по оправданию своей деятельности. Одной из них стало тотальное обследование артезианских скважин, их состояния, а главное, использования. Было известно, что большинство из них работают не больше нескольких часов в сутки, и это надо было показать. Чего проще, качайте воду непрерывно, вот и решение проблемы! Мероприятию придавалось большое значение. Была собрана группа специалистов из геологических подразделений и "Молдбурвода", которым это дело поручили. Я попал в их число. На организационном совещании попросил только, чтобы мне выделили для обследования районы, полностью или частично совпадающие с районом съемочных работ, что начальник УГ поддержал безоговорочно. Таким образом, мне предстояло обследовать Флорештский, Резинский и Сорокский (следующей весной еще Новоаненский) районы. Приказом по УГ для этой работы был выделен транспорт - грузовик из нашей партии, который я использовал и в интересах съемки. Эта работа была совсем не бесполезной для составления отчета по территории V-го листа. А одно из моих наблюдений сыграло роль в направлении гидрогеологических исследований в Молдавии в целом. Но об этом чуть позже.
   Работа по обследованию скважин позже получила продолжение. По его результатам Правительство республики поручило построить скважины там, где это было необходимо. Скважин нехватало как раз там, где гидрогеологический разрез был сложным, проектные организации не хотели браться за составление проектов, а трест "Молдбурвод" - бурить в таких местах. В УГ решили передать составление таких сложных (а также ряд обычных) проектов своим гидрогеологам, считая, что их квалификация выше, чем у проектантов, а также, что специалистам, работающим в одной системе с "Молдбурводом", легче будет договориться по спорным вопросам. В их число ввели и меня. С нами заключили трудовые соглашения на выполнение проектных работ, которые оплачивались по тем временам неплохо. Координировал эту деятельность ПГО УГ.
   Ко мне подошел начальник ПГО Э.И.Сафаров вместе со своим неизменным спутником и соавтором В.Е.Капцаном и предложил сделку. У него были какие-то личные неурядицы, он нуждался в деньгах. Он может получить для исполнения несколько лишних проектов для меня. Договор составляется со мной. Я беру на себя обследование участков и выбор точек заложения скважин, проекты мы составляем вместе, я и они с Капцаном, а потом делим полученные средства. Отказать начальству было как-то неудобно.
   Мои проекты прошли без задержки, т.к. я заранее обсудил и согласовал все сложные вопросы с главным гидрогеологом "Молдбурвода" М.Г.Оноприенко. Расчёт произведен, мы с "подельниками" собрались в укромном месте делить деньги. Сафаров предложил распределить всю сумму поровну на троих. Мне было ужасно неловко, но я не согласился: мне половину, а оставшуюся пусть делят между собой, как хотят. Дело прошлое, но я выполнил процентов 90 сделанного объема: выезжал зимой в районы, обследовал участки, вел переговоры, часто нелёгкие, с руководителями хозяйств, ночевал на столах в конторах, в самих проектах составил смысловые части. На долю моих соавторов выпало расширение фронта работ (дополнительные объекты) и составление общих частей в проектах. Заработанного хватило на холодильник "Саратов", как раз подошла очередь в магазине на его получение.
  
   Дом на ул.Кока, 31 был готов. Но что-то не ладилось, заселение все время откладывалось. Я уже знал кое-кого из потенциальных соседей. Все внимательно наблюдали за происходящим. Все были советскими людьми, неоднократно обманутыми родным государством, и знали, что чиновникам доверять нельзя. Найдут какие-нибудь несоответствия в документах и... Позже выяснилось, поступил сигнал, что один из будущих новосёлов имеет в другом месте Союза собственный дом (помню кто, и это правда), а по тогдашним законам иметь два жилья нельзя, шла возня по этому поводу.
   У меня не было оперативной связи с Кишиневом. Я познакомил жену с Шишаковым, она от него узнавала последние новости. Как-то дозвонился к нему из Рашкова и клещами вырвал известие, что моя жена только что ушла от него с ключами от новой квартиры.
   Поблагодарил его и пошел. Побежал! Полетел! Такое событие - всегда событие. Но, кажется, тогда это значило больше, чем сейчас, когда жилье можно купить. И не одно (правда, в моем окружении нет таких, кто может). Мне еще повезло, я ждал четыре года, бывало и побольше. Связался с Братушанами и спросил разрешения у начальника ГРП съездить в Кишинев на "обследовательской" машине и перевезти свой скарб. Дмитрий Николаевич поздравил меня и посоветовал сделать это поскорее.
   Жена уже успела осмотреть наши новые хоромы. А шестилетней дочери очень нравилось бегать по пустым комнатам, не привыкла, что так много места. Наше имущество состояло из нескольких чемоданов и коробок, дивана-тахты, обеденного и кухонного столов и фанерного шкафа, который я сам сработал еще в Чумае. Так что переезд не отнял много времени.
   В доме поселились работники УГ и КГТП, "Молдбурвода", Дурлештской ГРЭ, служащие Стройбанка, в т.ч. замуправляющего, для которого специально соорудили 3-комнатную квартиру (таких в доме не было). Было также несколько жителей из частных домов, которые снесли, чтобы построить наш и соседний дома.
   Наша квартира казалась наименее удачной: первый этаж, комнаты смежные, вход в кухню из комнаты, а не из коридора. Но окна во двор, а не на улицу. Вокруг частные усадьбы. Тишина. По утрам петухи поют и собаки лают. Потом приезжие родственники и друзья говорили, что мы живем фактически на даче. Я как-то с первых дней привязался к своему району, дому и квартире. Любил возвращаться домой после отлучек.
   А первоначальному плану строительства не суждено было воплотиться в жизнь, еще два дома так и не построили. Порядок обеспечения жильем изменился. Ведомственных домов не стало, организации больше не строили дома сами, а отдавали средства городу и получали свою долю в виде готовых квартир. Большинство моих соседей улучшили свои жилищные условия и переехали в более просторные квартиры, потому что начальство и профсоюзные организации были хорошими в этом отношении. А я перешел на другую работу и там нашли, что у меня имеются излишки жилплощади и исключили меня из очереди на получение другой квартиры. Таким образом, я прожил в своем первом (и единственном) доме 41 год.
  
   Во время обследования артезианской скважины в с. Васильково Сорокского района мне рассказали, что на животноводческой ферме у коров облезала шерсть, что-то ненормальное происходило с копытами. Наблюдательные сельчане связали это явление с использованием для водопоя скота воды из местной скважины. Её закрыли. Я вспомнил школьный курс химии: подобные симптомы могут вызываться повышенной концентрацией фтора. При опробовании и передаче скважины в эксплуатацию содержаний этого элемента не определяли. В настоящее время отобрать пробу было невозможно по техническим причинам. Простите за нескромность, но я был первым, кто обратил внимание на этот интересный и важный факт, который имел далеко идущие последствия.
   В Василькове использовали водоносный горизонт в песчаниках, залегающих на кристаллическом фундаменте. Я знал, что мой товарищ-смежник Анатолий Украинчук собирался бурить скважину вблизи восточной рамки нашего листа, кажется вблизи с.Гараба, и опробовать именно этот горизонт. Это не так уж далеко от Василькова. Я связался с ним и попросил обязательно определить содержание фтора в воде. В то время, насколько помню, не существовало даже единой методики лабораторного определения этого элемента. По данным А.Г.Украинчука концентрация фтора в воде значительно превышала нормативы тогдашнего ГОСТа на питьевую воду.
   Об этом случае я сообщил П.В. Полеву, даже написал какую-то записку с предложениями. Он об этом не забыл и рассказывал в частных беседах и на совещаниях. Причем, характер изложения постепенно менялся. Вначале он говорил: "Тов. Подражанский рассказал мне..." и т.д. Позже : "Мы с тов. Подражанским узнали, что...". Через какое-то время его речь на эту тему звучала так: " Я поручил тов. Подражанскому выяснить..."
   Типичный начальственный прием. Было смешно, тем более, что в УГ эта история была известна. К решению этой проблемы я привлечен не был. А исследования начались и проводились долгое время разными организациями и исполнителями. Работали гидрогеологи ЛГУ и ВСЕГИНГЕО. Е.В.Петраков защитил диссертацию на эту тему. Группа гидрогеохимиков АН МССР под руководством В.М.Бобринского провела комплексные исследования по оценке распространения фтора в подземных водах, о физико-химических процессах. Составлены подробные карты и переданы заинтересованным организациям.
   Теперь все знают, что воды основного, баден-сарматского водоносного комплекса на значительной площади в северо-западной части республики не пригодны для питья по этой причине. Пренебрежение этими знаниями приводило к неоправданным экономическим потерям. Так, в период "позднего застоя", когда в ходу была гигантомания, в Ниспоренском районе начали строительство свинооткормочного комплекса на 52 тыс. голов. В разгар строительства выяснилось, что поить животных нечем. Десятки готовых бетонных корпусов были заброшены.
  
   Полевые работы на V-м листе были завершены. Камеральная обработка материалов шла напряженно, но в нормальном режиме. Перед оформлением отчета мы с Араповым решили съездить в Одессу и еще раз обсудить со смежниками взаимно интересующие вопросы. Я как раз получил приглашение на торжества, посвященные 100-летию Одесского университета, и попросил Арапова приурочить командировку к этому событию, назначенному на середину мая.
   Поездка оказалась полезной и приятной. Одесситам наши материалы
   понравились. Договорились о согласовании границ. Толя Украинчук даже приводил гидрогеологов из других партий посмотреть мои карты по глубоким горизонтам. Поучаствовали в рассмотрении проекта по геологосъемочным работам на НТС экспедиции. Я на университетском празднике я встретил многих друзей и знакомых.
   Отчет получался как будто неплохим. Был использован большой аналитический материал. Коллекция ископаемой фауны из четвертичных и плиоценовых отложений была изучена К.Н.Негадаевым-Никоновым и его приятелем А.Л.Чепалыгой. Фауна сармата описана В.Х.Рошкой и В.В.Синегубом, из верхнего мела - Г.А.Яновской. Находки из силурийских, ордовикских и древних толщ мы отправляли куда-то за пределы республики. В Киеве были сделаны определения абсолютного возраста пород. Арапов
   вместе с Н.Н.Кондрашкиным изучили старые материалы гравиметрической и магнитометрической съемок и использовали их для построения структурной карты кристаллического фундамента.
   Рецензию на отчет написала З.К.Осадчая. Защитили его с хорошей оценкой. Наша группа распалась. А.А.Арапов был назначен начальником КГТП. Ю.В.Таптыков поработал геологом на гидрогеологической съемке и уехал на север, в Коми АССР. Не помню, какую работу получил И.М.Гольденберг. А на моей шее осталась подготовка к изданию обеих карт, геологической и гидрогеологической - доводка текста пояснительной записки, черчение карт и еще куча технических и организационных вопросов. Арапов кое в чем помогал, но между своими основными делами.
   Но еще раньше состоялось мероприятие, изменившее ход событий.
  
   Стараниями геологов УГ и некоторых организаций на местах строительная индустрия республики была обеспечена минеральным сырьем. Приняли решение о ликвидации Северо-Молдавской ГРП. База и персонал партии передавались в распоряжение треста "Молдбурвод", там должно было быть организовано его производственное подразделение. Поиски и разведка строительных материалов сосредоточивались в Южно-Молдавской ГРП, которая переименовывалась в Центрально-Молдавскую. Обе группы съемщиков переходили в Дурлештскую ГРЭ, где тоже произошли перемены.
   Основным видом работ экспедиции стала разведка подземных вод для целей водоснабжения. Кроме этого за ней закрепили геологосъемочные и некоторые другие, так сказать, нестандартные работы. Мой старый знакомый В.Н.Димо руководил структурной съемкой фундамента в районе Сорок. Должность главного геолога отсутствовала, пост главного гидрогеолога занимал Б.А.Коробко. Начальником экспедиции был А.Т.Деревянкин.
   Первый отчет по разведке водозабора (для г.Бельцы) был защищен в ГКЗ СССР. Солидные эксперты: В.Ф.Карулина, уважаемый среди гидрогеологов сотрудник ВСГИНГЕО Е.Л.Минкин (во время войны армейский разведчик, полный кавалер Ордена Славы) и кто-то из МГУ. Отчет прошел хорошо, Коробко с соавторами ходили, высоко задрав носы.
   Экспедиция и дальше продолжала представлять отчеты в ГКЗ, объекты были мелкими, а этот орган по положению занимается только крупными, наших быстро оттуда погнали, приказав организовать на месте Территориальную комиссию. Её постоянным экспертом я состоял много лет.
   Образовалась группа разведчиков во главе с Б.А.Коробко: Л.П.Шараевский; переехавшая с Урала одна из первых выпускниц геофака Кишиневского университета О.Н.Романова; недавний выпускник КГУ Е.В.Петраков. Позже состав ее существенно расширился.
   Коробко пренебрежительно относился к геологической съемке ("рисуют картинки"). Он вообще считал единственно стоящим занятием гидрогеологическую разведку, ну а съемщиков помещал в самый низ иерархической лестницы еще и потому, что не знал традиций и обычаев геологической службы. С некоторыми из геологов он встречался раньше, с их работой решил ознакомиться подробнее. Начал с П.Д.Букатчука. Они уже работали на Тираспольском листе. В назначенный день он пришел в кернохранилище и снисходительно смотрел и слушал пояснения. Наша группа готовилась к защите отчета. Рассказ Арапова не вызвал у главного гидрогеолога большого интереса. Он оживился, когда очередь дошла до меня. Кроме основой карты, выполненной строго по инструкции, я показал ряд вспомогательных. Ему понравились гидродинамические планы глубоких горизонтов. Я также сделал в основном масштабе карту, которую назвал Картой использования подземных вод, на которой изобразил существующее состояние и перспективы. Кроме того, у меня было намерение, если успею, подсчитать естественные ресурсы подземных вод. Коробко загорелся: "Я дам Вам в помощь Шараевского, нет, еще и Петракова, это надо посчитать!" С трудом убедил его не делать этого, мне пришлось бы долго вводить новых людей в курс дела, а времени оставалось мало. К сожалению, я так и не успел закончить эти расчеты.
  
   Карты 1:200000 масштаба были названы Государственными, считалось, что они являются основой для широкого перспективного планирования. Наверно поэтому решено было их публиковать. Целесообразность этого вида работ для густо населенных и хорошо изученных районов не является бесспорной. Капиталисты этого не делают. Но придумали это не мы, а свою работу делали добросовестно. Во всяком случае, ее нельзя считать бесполезной.
   Наша территория относилась к Причерноморской серии, главным редактором был проф. А.П.Марковский из ВСЕГЕИ. Кто был редактором листа, не помню. Главным редактором серии гидрогеологических карт назначили проф. В.Г.Ткачук. Женщина она была боевая, успела объездить весь Союз, со многими поссориться и в настоящее время работала в УкрНИИ гидротехники и мелиорации в Киеве. Мы с ней были знакомы заочно, мой друг обсуждал с ней возможность моей работы в Институте минеральных ресурсов в Симферополе, где она тогда заведовала отделом. Я связался с Валентиной Георгиевной и договорился о встрече. Привез в Киев свои материалы, мы их обсудили, и она согласилась с моим предложением по кандидатуре редактора листа. Мой друг и коллега И.В.Зеленин в 1963г. окончил курс аспирантуры в Лаборатории гидрогеологических проблем и получил направление на работу в Институт геологии в Кишинев. В следующем году защитил кандидатскую диссертацию. Вот его я предложил в качестве редактора.
   Добавлю, что его жена В.Н.Баранова немного позже поступила на работу в Дурлештскую ГРЭ. Первым ее объектом стала разведка подземных вод для водоснабжения г.Флорешты. Несколько лет мы работали в одной комнате.
   Не помню, было ли это обязательным, но я отправил карту с пояснительной запиской в институт ВСЕГИНГЕО, в Гидрогеологическую секцию Научно-редакционного Совета по изданию карт. Каким-то образом договорился, что рецензию напишет ответственный секретарь секции И.М.Цыпина. Когда после многонедельного путешествия по каналам спецпочты материалы вернулись обратно, мне стало дурно: одних замечаний страниц шесть. Помог пример Букатчука. Я не раз видел, как его фантазии в области стратиграфии подвергались уничтожающей критике, а он только отряхивался и продолжал гнуть своё. Я успокоился и написал пространный ответ, возражая, в основном, по каждому пункту замечаний. Ирина Михайловна ответила миролюбиво: разберемся на заседании Секции. Ну, раз ответственный секретарь Секции так настроен, чего бояться?
   В Днепропетровске состоялось совещание авторов и редакторов гидрогеологических карт нашей серии. Я договорился, экспедиция оплатила командировки, мою и редактора И.В.Зеленина. Вместе с главным редактором серии В.Г.Ткачук обсудили спорные вопросы и наметили общие для всей серии планы. В этом городе я встретил ряд коллег, с которыми работал в Киргизии, уже перебравшихся в родные края. У одного из них собрались и приятно посидели.
  
   Я подготовил все материалы по изданию и сдал их куда следует. Но карты листа L-35-V, по-моему, так и не были опубликованы. Во всяком случае, меня ни на какие рассмотрения не приглашали.
   Северная часть Молдавии очень привлекательна для геолога. Неплохая обнаженность, местами до фундамента, в других местах глубина его залегания доступна обычному бурению, многообразие стратиграфических единиц, сложность тектонического плана, дренирующая роль речной сети - все это создает исключительно интересную геологическую картину.
   Через какое-то время я представил на совещание молодых ученых Молдавии доклад о роли тектонических нарушений в формировании гидрогеологических условий региона. Тезисы этого доклада стали моей первой публикацией. По совету Букатчука написал большую статью и отослал в журнал "Советская геология". В заключение предлагал искать не известные ранее тектонические нарушения по гидрогеологическим аномалиям. Рецензент дал на нее отрицательный отзыв. Исправлять ее я не стал.
   Через 10-15 лет на V-м листе (была создана другая топооснова и назывался он Оргеевским) опять проводили съемку масштаба 1:200000. Называлась она комплексной геологической, гидрогеологической, инженерно-геологической, исполнители - П.Д.Букатчук, В.П.Покатилов и гидрогеолог В.Б.Антипович. Целесообразность подобной работы (на нашем и других листах) представляется сомнительной, т.е. прирост информации не окупается затратами. После нас эта территория была покрыта ещё 1:50000 съемкой. Она предназначалась для целей мелиорации, но требования к геологическим картам были обычными для этого масштаба. Петр Дмитриевич остался верен себе и внес изменения в существующие стратиграфические схемы. Например, число надпойменных террас Днестра возросло с 13 до трех десятков. В гидрогеологической части ничего принципиально нового я не заметил.
  
  
   КУДА ПОШЛЮТ
  
   Я возвратился в экспедицию, в которой начинал работать в Молдавии, и где многое было хорошо знакомо. Главный гидрогеолог относился ко мне доброжелательно. У нас бывали доверительные беседы. Он любил повторять, что еще давно, не будучи знакомым со мной, заявлял "если Подражанский - умный, то не будет работать в Чумае". И я, как оказалось, не опроверг его ожиданий. Но наши добрые отношения Борис Андреевич не раз использовал во вред мне. Начать с того, что он нескольким съемщикам, и мне в том числе, урезал оклады жалованья. Я сгоряча собрался уволиться, но меня успокоили в УГ, сказав, что это не надолго. Они оказались правы, но случай такой был.
   Когда я разделался с V-м листом, он спросил, чем желаю заниматься в дальнейшем. Я ответил, что хотел бы попробовать себя на разведке и в гидрогеологических расчетах. Это намерение Коробко понравилось, и мой стол перенесли из кернохранилища в главное камеральное помещение. Мне поручили отчет по разведке водозабора для г. Резины. Полевые работы на участке были закончены. Я стал соавтором Е.В.Петракова. Коробко предложил, чтобы я сначала написал все общие главы, так как хорошо знаю этот район, что и было сделано довольно быстро. В этот момент, как говорил мой чумайский приятель Виктор Скоба, власть переменилась козырьками назад.
   Коробко закрылся со мной в кабинете и произнес горячую речь о том, что только я могу вывести экспедицию из затруднительного положения и выручить его лично. Он был неплохим психологом, закатывал глаза и прижимал руки к сердцу, знал, чем подействовать на меня. Чувствовал, что интеллигентская щепетильность (в худшем смысле этого понятия) не позволит мне отказать ему. Забегая вперед, скажу, что он не раз прибегал к этому приему и каждый раз я, ругая себя за мягкотелость, шел ему навстречу. А дело состояло в следующем.
   В 1965г ЮНЕСКО объявил о начале Международного Гидрологического Десятилетия. Была разработана унифицированная программа исследований, каждая страна развивала ее применительно к своим условиям. Головной организацией по проблеме в Советском Союзе стал Государственный Гидрологический институт (ГГИ) в Ленинграде. В разных частях страны были выбраны репрезентативные речные бассейны, в которых проводились водобалансовые исследования. Один из них находился в Молдавии - бассейн небольшой речки Балцата, начинающейся у Кишинева и впадающей в Днестр недалеко от Ваду луй Вод. Выбор был обусловлен тем, что примерно в центре бассейна в одноименном селе работала Стоковая (позже Водобалансовая) станция Молдавской гидрометеослужбы. На ее базе в селе была метеостанция высокого класса, кроме того, в разных частях бассейна стояли гидрологические и метеопосты. Финансатором исследований выступало Главное Управление Гидрометслужбы при СМ СССР.
   Часть средств по специальному Постановлению была передана Мингео. Так, в нашем регионе нужно было дать полную геологическую и гидрогеологическую характеристику водосбора в плане поставленных задач, которые были детально расписаны в специальной инструкции. Проект работ составила А.Л.Гордиевская (Данченко) и он был отправлен на согласование в ГГИ. Из Ленинграда проект вернулся с разгромным отзывом заведующего Отделом подземного стока О.В.Попова. Предписания надо было исполнять. Вопрос на некоторое время завис. Гидрометслужба пожаловалась по линии Правительства, УГ получило замечание сверху за затяжку времени, а экспедиция - уже просто взбучку. Вот в этот момент Коробко и пришла счастливая мысль поручить работу мне.
   Понятно, что в нашей системе это занятие считалось мало почтенным, скучным и навязанным извне. И сам Коробко относился к нему также. Некоторые вообще плохо понимали, что это такое. Мой друг Букатчук, услышав однажды название "Стоковая станция", долгое время был искренне уверен, что я связан с какими-то проблемами сточных вод. И он был не одинок.
   Я передал свои наработки по Резинскому водозабору Петракову. Познакомился с Инструкцией ГГИ и пошел выяснять положение в Гидрометслужбу. Познакомился с начальником обсерватории, так назывался специалист, примерно эквивалентный главному геологу УГ, Г.Г.Бевзой. После разговора с ним понял, что они хотят знать. А с Григорием Герасимовичем потом пересекались по разным поводам много лет.
   Через НТС УГ было проведено дополнение к проекту, но содержание работ не имело ничего общего с первоначальным вариантом. Я наметил провести геолого-гидрогеологическую съемку, примерно соответствующую масштабу 1:50000. Были предусмотрены объемные буровые работы, площадь водосбора покрывалась сетью маршрутов. Разработана предварительная схема стационарной наблюдательной сети за режимом подземных вод.
   Всё как будто было нормально. Из ГГИ приезжал гидрогеолог, познакомился с новой программой работ, объехал вместе со мной и Г.Г.Бевзой изучаемую территорию. В беседе с главным геологом УГ он одобрил намеченные планы. Но их обеспечение осуществлялось по остаточному принципу. Например, буровой станок могли в любой момент снять с точки и перебросить на более ответственный объект. Сами станки неоднократно менялись, от УРБ-3АМ до ручного комплекта. Выбить транспорт, а его всегда не хватало, тоже было нелегко. Работа шла медленно и неритмично.
  
   Вначале я был один, потом мне дали в помощь гидрогеолога Н.Б.Голубову. Не помню, где Наталья Борисовна училась, в Молдавию попала с мужем, буровым мастером. Человеком была неглупым, но, как бы это..., в общем, со странностями. К сожалению, доверить ей что-нибудь серьезное было нельзя. Я поручил ей построить гидрогеологические разрезы, не ограничивая временем. В итоге, когда все мыслимые сроки прошли, пришлось их делать самому. Но описаниями скважин занималась преимущественно она. Но и на этом поприще создавала не вполне рядовые ситуации.
   Буровиками ручного комплекта командовал человек по фамилии Гузун. По профессии он был, кажется, учителем и жил недалеко от Кишинева. Разговаривать с ним было нелегко. Русский он знал неплохо, но был очень косноязычен, его речь напоминала клёкот индюка. Однажды утром Б.А.Коробко сообщил мне, что ему домой поздно вечером звонил по телефону Гузун: "Он говорит, что они нашли нефть. Сами знаете, как с ним разговаривать, да еще по телефону. Берите машину, поезжайте и разберитесь!"
   Я застал бригаду во главе с Голубовой в состоянии сильного возбуждения. Они бурили скважину глубиной с десяток метров в пойме ручья. Мне торжественно предъявили образцы пород современного аллювия, от которых исходил отчетливый запах нефтепродуктов. Была и проба воды с аналогичным признаком. Я осмотрелся и сразу все понял. Жаль было разочаровывать людей. Показал им два вытянутых параллельных углубления: " Что это, по-вашему? Не догадываетесь? Это следы грузового автомобиля. Здесь стоял буровой агрегат СБУД. Мы только "накрыли" точку, а его сняли и срочно угнали куда-то. Ваша скважина как раз на том месте, над которым был двигатель".
   Открытие не состоялось. Народ уныло побрел добуривать скважину.
  
   Во время вынужденных перерывов в работе мне давали какие-то разовые задания. У меня не было даже постоянного рабочего места. Я находился то в экспедиции, то в новом корпусе УГ-КГТП. Кстати, его строили довольно долго. Как-то хозяин республики молдавский генсек И.И.Бодюл, проезжая мимо, спросил, что за организация никак не закончит стойку на видном месте? И приказал, если не могут справиться, отдать другим. В пожарном порядке что-то сделали и вселили людей в совершено неподготовленное помещение. Было сыро и холодно. Все включали электронагревательные приборы, постоянно горели провода. Приказали, чтобы пустых комнат не было. Так я попал туда. Этой стройкой занимался мой старый друг Гоценко и снискал благосклонность начальника УГ.
   Роль человека "на подхвате", мальчика на побегушках, конечно, не нравилась, хотя Коробко всегда это красиво обставлял. Появлялись мысли об увольнении. Но было неловко - только квартиру от УГ получил. Я помогал писать отчеты по разведке. Пришлось поднимать свои материалы по съемке в связи с разведкой водозабора для г. Оргеев. Первые артезианские скважины там были сооружены давно. Анализ показал, что фактическое снижение уровня за время эксплуатации значительно меньше расчетного. Следовательно, существует дополнительный источник питания водоносного горизонта на этом участке. Его связывали с возможностью поступления влаги по сарматским рифовым сооружениям, которые обнажались на поверхности, а основанием опирались на водоносные известняки. Я тогда высказался, что этот дополнительный источник не единственный. Исследования подтвердили предположение значительно позже.
  
   Как-то Б.А.Коробко сказал, что его замучил зам Генерального прокурора республики: "Сами понимаете, просто игнорировать такое лицо нельзя. Он просит составить проект на бурение скважины в селе, где живут родители его жены. Проектные институты не берутся. Это на Вашем листе, разберитесь, пожалуйста!"
   Вскоре он предупредил меня, что прокурор заедет за мной. Дело было в середине дня. Мы познакомились. Ехать надо было километров 130. "Волгой" управлял родственник. В селе, прежде всего, предстояло найти председателя местного колхоза. Нам не повезло. Произошло убийство, и председатель был занят со следственной группой. Но мой спутник проявил настойчивость (помогла его должность!) и договорился по двум пунктам: колхоз оплатит строительство артезианской скважины; колхоз будет использовать воду для своих нужд, но, чтобы родителям было недалеко ходить за водой, скважину заложат вблизи их дома на окраине села. После этого мы поехали к намеченной точке. Но раньше состоялась полезная встреча.
   Во время поисков местного начальства я увидел в центре села мачту буровой установки. Случай был необычным и я не мог пройти мимо. Я уже рассказывал, что в этой части Молдавии баден-сарматские отложения относятся к литолого-фациальной зоне, для которой характерно широкое развитие прослоев мелких песков, проникающих через самые тонкие фильтры. Освоение скважин представляет большие сложности и нередко заканчивается неудачей. Это обстоятельство хорошо известно практикам, занимающимся водоснабжением. И проектировщики, и буровики предпочитали избегать этих площадей. Потому-то прокурор и обратился к Коробко, а я был удивлен, увидев буровую. Поговорил со старшим мастером, который оказался на месте, бригада занималась ликвидацией аварии. Мастер посетовал на неблагоприятные условия. Я получил кое-какие нужные сведения и сразу понял, что задача усложняется по сравнению с первоначальными предположениями.
   Был уже поздний вечер. В доме тещи с тестем нас угостили обильным ужином, основными составляющими, которого были яичница и брынза. Ну и домашнее красное вино, конечно. Водитель не пил, я под каким-то предлогом не был активен, ну а прокурор нагрузился изрядно. По дороге он, лежа на моем плече, объяснялся мне в любви, потом уснул. Домой я возвратился за полночь.
   Я доложил Коробко, что в выбранной точке уровень будет на большой глубине. Могу составить проект на бурение скважины, но он будет таким дорогим, что никто не возьмется за его реализацию, а мы ничего, кроме скандальных разборок, не приобретем. Главный гидрогеолог моментально все оценил и решительно заявил, что мы от проектирования откажемся. Как он этот отказ обставил, не знаю, но со мной на эту тему больше разговоров не было.
  
   0x01 graphic
  
   Середина 60-х
  
   Однажды меня вызвал П.В.Полев и представил незнакомому человеку. Им оказался представитель Управления внешних связей Мингео. Он приехал вербовать геологов для загранкомандировки на Кубу. Потом Полев мне рассказал, что во время встречи с руководством УГ было заявлено: заграничная командировка рассматривается кроме прочего как "средство материального становления специалиста". Бедным на общем фоне я не был, но перспектива поехать за рубеж привлекала. Видимо, я показался подходящим приезжему. Он ознакомил с основными этапами подготовки и сказал, что документы на меня будет оформлять Н.Я.Шишаков.
   Заполнение бесчисленных бумаг на себя, жену и дочь шло очень долго. Причем, чтобы получить каждый форменный бланк, нужно было его поить. Окончание процедуры стало возможным только после проверки меня соответствующими органами и их принципиального согласия. Проверка действительно была. Шишаков как-то проговорился и сообщил мне о моих родственниках то, чего я раньше не знал. Мать подтвердила, что такое возможно.
   Время шло, никаких известий. Мне случилось попасть в Москву, и я пошел в Мингео. Мой знакомый сказал, что бумаги к нему не поступали. Я был взбешен. Вернувшись, буквально втолкнул Шишакова в его кабинет и потребовал объяснений. Он выглянул в коридор, якобы убедиться, что никто не подслушивает, и сообщил, что в последний момент мои документы не подписал А.И.Живолуп, сказав, что я нужен здесь. Спросить начальника УГ я как-то не решился и до сих пор не знаю, правда ли это.
  
   Ведомство, представителем которого был Шишаков в качестве начальника Первого отдела УГ, создавало множество неприятностей и осложнений в работе. Сверстникам и поколению несколько моложе знакомы трудности, связанные с соблюдением режима секретности. Как и то, что большинство этих требований не стоили выеденного яйца.
   Мне приходилось помогать отправлять материалы спецпочтой, Шишаков давно переложил эту свою обязанность на топографа нашей экспедиции Яшу Красса. Мешок с документами завязывался бечевкой и опечатывался сургучом. Спрашивается, почему на горловине мешка должно быть 2,5 оборота бечевки? Не два, не три, а два с половиной? Иначе в белом здании на пр. Ленина не примут.
   Во второй половине 60-х вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об усилении режима секретности. От него здорово несло сталинским духом. Так же как Усатый отец народов проповедовал, что классовая борьба все время усиливается, так и его скрытые последователи считали, что враждебное окружение страны крепчает и активизируется. Может, доля истины в этом и была, но бороться надо не теми методами.
   Во исполнение Постановления у всех топографических карт было срезано зарамочное оформление и в присутствии многочисленных комиссий спрятано в сейфы или уничтожено. Вместо этого даны условные координаты, что вызвало путаницу. А общедоступные карты республик, областей в свободной продаже стали делать на искаженной топооснове. Трудно себе представить большую чушь: вы знаете, что город стоит на правом берегу реки, а на карте он на левом. И для чего все это? Чтобы враг не смог найти нужное место по карте! И это в то время, когда на военных снимках, сделанных из космоса, можно рассмотреть не только такие контурные точки как крупные сооружения или перекрестки дорог, но и прочитать номерные знаки автомобилей. Как всегда, жесткие требования и вселенский бардак сосуществовали параллельно. У меня до сих пор валяется несколько листов карт 1:50000 и 1:25000, грешен, я о них просто забыл, но никто не забеспокоился.
   Когда-то в Киргизии известный геолог академик Д.И.Щербаков рассказал, как удивился, увидев в Англии в книжном магазине комплект карт 1:50000 масштаба всей территории Соединенного Королевства. Ему объяснили, что это для удобства путешественников, краеведов и др. А вы говорите - секретность...
  
   Характер моей работы все же имел одно преимущество. В УГ и экспедицию приходили приглашения на совещания, семинары и т.п. Если отказываться и не ездить, перестанут приглашать, а это уже плохо. Я был занят вроде меньше других, и мой основной объект был не из первостепенных, вот меня и посылали на эти форумы. Участие в большинстве из них пошло на пользу. Бывали и исключения. Однажды меня прямо с поля привезли, чуть ли не прямо в аэропорт, потому что затянули решение о поездке, и я улетел в Киев. Оказалось, это было совещание по составлению каких-то карт по общесоюзной программе. Группы специалистов работали давно и собрались обсудить конкретные технические детали. От Молдавии эту работу выполнял Институт геологии (С.Т.Взнуздаев). Мне там делать было абсолютно нечего, и я тут же отправился обратно. Но это редкий случай.
   Я оказался в курсе передовых идей, и полученные сведения позже использовал на практике. Чаще всего мероприятия проводились в Москве. В качестве докладчиков выступали ученые и ведущие специалисты крупных научных и производственных центров, приезжали представители с периферии - из Киева, Минска, Ташкента, из Сибири. Со многими я познакомился лично. Даже через годы друзья удивлялись: откуда ты знаешь, сидя в своем медвежьем углу, стольких сильных мира сего?
   На одной из таких встреч я познакомился с одним из видных специалистов по разведке подземных вод Л.С.Язвиным. Его звезда еще только восходила, он стал завотделом во ВСЕГИНГЕО, доктором наук, Лауреатом Государственной премии значительно позже. Но Коробко уже тогда его боготворил. По заданию Правительства Молдавии проводилась оценка эксплуатационных запасов подземных вод для Кишинева. Делали эту работу совместно Дурлештская экспедиция и Институт геологии (это название употребляю для краткости; с 1964г и до конца десятилетия он входил в систему Мингео и назывался Институт геологии и полезных ископаемых). Руководителем был И.В.Зеленин. По окончании он пригласил Язвина в качестве эксперта. Они были знакомы по Москве, в одно время учились в аспирантуре. Язвин приехал в Кишинев. Собрались у Зелениных дома. Он спросил меня, почему не занимаюсь водоснабжением? Я сказал, что очень бы хотел, но вот не повезло, попал в такую ситуацию и действую "на подхвате", помогаю там, куда пошлют. Леонид Семенович высказался в таком смысле, что Коробко использует кадры не по-хозяйски. Предложил даже с ним поговорить, но я отказался.
  
   Работы на водосборе р. Балцата шли в прежнем вялотекущем темпе, а я между тем получил новое задание.
   Трест "Молдбурвод", несмотря на прозаический характер деятельности, делегировал своих представителей в науку. Работавший там геолог Н.М.Фролов, выпускник Кишиневского университета, собрал материал по водозаборным скважинам Молдавии и с этим багажом поступил в аспирантуру при Лаборатории гидрогеологических проблем. Он провел дополнительные исследования, благополучно защитил кандидатскую диссертацию и опубликовал популярную в те годы монографию. В середине 60-х его примеру последовал тоже работник треста, сокурсник А.А.Арапова В.Г.Шинкарюк, поступивший в очную аспирантуру при Кафедре гидрогеологии геофака ЛГУ. Этот научный центр был известен исследованиями в области химии подземных вод. Приехав в отпуск в Кишинев, стал убеждать П.В.Полева, что надо пригласить ученых ЛГУ заниматься подземными водами Молдавии на хоздоговорных началах с точки зрения возможности их использования в качестве минеральных. И убедил. Со стороны УГ кто-то должен был работать по этой теме в качестве координатора. Вспомнили, что в отчете по Флорештскому листу я касался этого вопроса и выделил на Карте полезных ископаемых несколько месторождений минеральных вод и сопоставил с известными аналогами. Дальше все ясно. Я еду в Ленинград заключать договор. Было это зимой 1966г.
   Меня должен был встретить мой друг-сокурсник. Он учился в аспирантуре в Ленинградском горном институте. Вышел из вагона. Не вижу. Направился к вокзалу. Кто-то кричит. Обнялись. - Как ты меня разглядел в такой толпе?
   - А ты оглянись: есть ли еще хоть один в шляпе? Сегодня на улице -27.
   Я нелегально поместился у друга в общежитии, место было. Следующий день был выходным, но вместо знакомства с городом, где я был впервые, посвятил его поискам зимней шапки. В понедельник с утра пошел на кафедру.
   На Кафедре гидрогеологии ЛГУ работали три профессора, четвертый, самый известный из всех, Б.Л.Личков, недавно умер. Завкафедрой М.И.Врублевский и А.Е.Ходьков были учеными старой школы. Явным лидером, хотя и теневым, была Вера Сергеевна Самарина, обаятельная женщина, живая и очень энергичная. Я слышал о ее работах еще в Средней Азии. Она выделялась научным уровнем среди других. Хорошо знала химию, была ученицей известного геохимика М.Г.Валяшко, во время учебы на геологическом факультете слушала лекции по математике на мехмате. Вот она и должна была стать научным руководителем исследований в Молдавии. Окружала ее группа ученых, аспирантов, инженеров, все примерно моего возраста. Самарина ввела меня в курс дела.
   В крупных вузах существовали научные подразделения. Они были задуманы как базы, где студенты, работая на невысоких, но оплачиваемых должностях (лаборантами, коллекторами, рабочими) приобщались бы к будущей специальности. Преподаватели, выполняя хоздоговорные работы, получали дополнительный заработок. А некоторые работники даже не были связаны с учебным процессом и жили за счет сторонних, не госбюджетных поступлений. Назывались такие подразделения Научно-исследовательскими секторами или отделами. В ЛГУ при факультетах естественного направления были институты, на геофаке - Институт земной коры.
   Немного позже я встретился с Владимиром Герасимовичем Шинкарюком. Мы были немного знакомы, но не по работе в УГ, а потому, что наши дети посещали одну группу в детском саду. Он жил в аспирантском общежитии ЛГУ, и помог мне там устроиться. Это было удобнее, чем у моего друга. Полное название - Общежитие аспирантов и стажеров. Жили там представители разных народов. Вечером в общественных кухнях или Красном уголке можно было увидеть узбекский халат, южноамериканское пончо или индусскую чалму. Обычно в двух- или трехместной комнате с иностранцами жил наш проверенный человек. И личность коменданта, который официально оформлял на жительство, не вызывала сомнений с точки зрения связи с соответствующими органами. Учащиеся иностранцы занимались, в основном, изучением литературы, театра, архитектуры. У меня там случился ряд любопытных встреч.
   Меня подселили в комнату к финну, высокому молодому человеку в очках. В Финляндии тогда был сухой закон. По выходным оттуда в Ленинград приезжали автобусы, финны раскупали все спиртное в магазинах "Березка" (фирма, где торговали за инвалюту или специальные бумаги, которые выдавали советским гражданам, работавшим за рубежом). Уже в середине дня милиция начинала собирать в стельку пьяных иностранцев и складывать их штабелями в автобусы. Никто этому не препятствовал, нефтедолларов тогда было мало, а валюта нужна. Мой сожитель в этом отношении напоминал соотечественников. По утрам повторялась одна и та же сцена: он шевелился, вздыхал, потом, не открывая глаз, начинал шарить рукой по стоявшей у него в головах этажерке. Находил бутылку "Столичной" водки, заткнутую красивой резной деревянной пробкой. Садился и делал несколько глотков "из горла", ставил бутылку на место. Надевал очки, открывал глаза и говорил: "Доброе утро!".
   Потом в течение нескольких лет я иногда получал от него красочные открытки из разных стран, но без обратного адреса, и не мог ответить.
   Шинкарюк жил в комнате с американцем по имени Чак, внешне напоминавшим тогдашнего министра обороны США Роберта Макнамару. Последний считался одним из умнейших людей страны, и Чак этим сходством очень гордился. Однажды он перевел мне большую статью из газеты "Нью-Йорк Таймс", из которой я впервые узнал о знаменитом разведчике Рудольфе Абеле, передавшим в Союз документы об американской атомной бомбе (старшие помнят его вступление к фильму "Мертвый сезон"). К Чаку приходили знакомые. Один из них привез в подарок Шинкарюку хорошую книгу по гидрогеологии Д.К.Тодда. Через несколько лет я и Зеленин зажилили у Володи эту книгу, правда, он все равно прочесть ее не мог, т.к. не знал английского.
   Приходил англичанин, звали его Тэд. Говорили, бывший разведчик. Но к нам в страну его впустили, и он углубленно изучал творчество А.П.Чехова. Однажды Тэд пригласил меня зайти к нему вечером в связи с приездом жены из Англии. Он представил меня. Моих знаний языка хватило на пару стандартных вежливых фраз. В ответ молодая красивая женщина радостно защебетала, а я просто оторопел, не понял ни слова. Тэд засмеялся: не переживай, она из какого-то графства (забыл) и говорит на диалекте, который я сам плохо понимаю. Оказалось, она - дочь чайного торговца или фабриканта, одного из богатейших людей страны.
   Некоторые явления и события выпадали из норм обычной советской жизни. Шла война во Вьетнаме. В общежитии представители противоборствующих сторон, вьетнамцы и американцы, жили в одном коридоре напротив. На двери вьетнамской комнаты был прикреплен наискось лозунг на русском языке: "Американцы, вон из Вьетнама и Доминиканской республики!". Одного из американцев спросили, как они относятся к такому постоянному протесту. Тот постучал ногтем по ладони: "Это комар, комар!".
   Аспиранту-казаху, изучавшему научный коммунизм, показалось, что жена одного из американцев оказывает ему знаки внимания. Встретив ее на кухне, нежно взял за руку. Женщина расплакалась, уронила кастрюльку и убежала в свою комнату. Научный коммунист остался на месте, тяжело соображая, что же будет. В кухню вошли муж с другом, оба высокие, широкоплечие, одетые в свитера. Они несколько раз крепко врезали герою-любовнику и удалились. Всё руководство ЛГУ замерло. Надо же случиться такому совпадению, на следующий день для встречи с соотечественниками должен был приехать какой-то ответственный чин из Посольства США. Однако мстители рассудили, что виновник получил своё, и не стали ябедничать, международный скандал не разгорелся. А наш герой уже через неделю, выгнанный из аспирантуры (и, наверно, из партии) сидел в родной юрте на почетном месте и важно рассказывал, как жил в северной столице.
   В общежитии я встретил еще одного земляка, преподавателя из Тираспольского пединститута Фельдмана. Позже он стал доктором наук и зачинателем направления, известного как "медицинская география". По вечерам, в подвале мы с ним резались в настольный теннис.
   Работники Кафедры гидрогеологии меня все время опекали. Пребывание в Питере совпало с праздником масленицы, женщины пригласили нас Шинкарюком в гости на блины. А в воскресенье большой компанией поехали в Кавголово. Это холмистое место было в то время Меккой советских лыжников. Там катались на равнинных и горных лыжах, была спортивная база ЛГУ. Среди нас были спортсмены-разрядники, недавние члены сборных команд университета.
   Мне подобрали лыжи с ботинками. Для этого случая мой финн дал красивую куртку с надписью на рукаве "SUOMI-FINLAND". Я стал на лыжи практически впервые в жизни. Ценой больших физических усилий ни разу сильно не отстал от нашей группы. Бросался за ними всюду, крутые склоны преодолевал в основном кувырком. Катающиеся с удивлением наблюдали подобный способ передвижения, он не сочетался с моей роскошной курткой. Потом на лыжной базе хорошо перекусили. Никто не верил, что это мой первый опыт. А я с того дня полюбил лыжи на всю жизнь.
   В общем, мое пребывание в Ленинграде было более приятным, чем полезным. Я успел побывать в театре, ходил по музеям. Все вопросы, касающиеся договора, были согласованы, хотя пришлось даже позвонить Коробко. Договорились, что ленинградцы приедут сразу после окончания весенней экзаменационной сессии. Экспедиция предоставит транспорт и начнется полевой сезон, главной целью которого станет отбор проб воды из скважин. Вера Сергеевна сразу же предложила поступить к ним в аспирантуру. "Название темы уточним потом, а пока готовьтесь к экзаменам кандидатского минимума",- сказала она.
   Я зашел и в Гидрологический институт. Познакомился с О.В.Поповым (тезка и однофамилец знаменитого клоуна, которого помнит старшее поколение; очень раздражался, когда ему об этом напоминали). Рассказал, что сделано по изучению водосбора р.Балцата, получил кое-какие рекомендации. Простился с гостеприимными ленинградцами и отправился домой.
  
   В нашей стране прежде праздников было немного. Первомай, 7 ноября - годовщина революции, День Красной Армии, 8 Марта, а также День Парижской коммуны, День авиации - все это были рабочие дни, кроме первых двух. Новый Год разрешили отмечать только с 1935г. После войны торжественных дней стало больше. Дни артиллерии и танкиста, как дань уважения представителям этих родов войск. А с 60-х годов стали учреждать профессиональные праздники, демонстрируя таким образом заботу партии и правительства о своем народе. Появились Дни учителя, шахтера, строителя, рыбака. Что плохого в уважении к профессии?
   День геолога был установлен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 марта 1966г в ознаменование заслуг советских геологов в создании минерально-сырьевой базы страны. В справочниках говорится, что поводом стало открытие первых месторождений в Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции. Инициаторами введения в жизнь этого праздника стала группа ведущих геологов во главе с академиком А.А.Яншиным. Считается, что время его проведения выбрано так, потому что многие партии и экспедиции уже отправляются в поле в середине апреля. Отметив праздник, геологи уходили в далекие малонаселенные районы страны на все лето до поздней осени.
   К счастью, наш романтический праздник не забыт до сего дня и грандиозно отмечается во всех геологических организациях бывшего Советского Союза. И не только геологических, его считают своим изыскатели, и даже представители горного дела, в общем, все, кто занимается исследованием недр и добычей природных богатств.
   Некоторые устраивали себе по нескольку праздников в году. Можно сослаться на опыт изыскательских подразделений системы Минводхоза, которые торжествовали в дни мелиоратора, строителя, геолога и даже работника сельского хозяйства. Некоторые праздники как бы менее веселы. Уже в новой России утверждены Дни работников налоговых органов и работников юстиции и пенитенциарных учреждений. Что делать, такие профессии существуют. А с нашим праздником иногда совпадает День следственных работников, который привязан к одной дате - 6 апреля.
   Обычно к профессиональному празднику приурочивали раздачу государственных наград. Схема выбора кандидатов действовала четко. Сверху спускалась разнарядка, в которой было указано, каким анкетным данным должен персонально соответствовать каждый из избранников в этот раз. Нужно было создать заданную социальную, статистическую картину. При этом учитывалось всё: пол, возраст, национальность, профессия, уровень образования, занимаемая должность, трудовые успехи, членство в партии и т.д. Нередко награда находила достойного человека, но так бывало далеко не всегда. Помню, среди первых награжденных был мой сосед по дому старший буровой мастер А.А.Щербак, отмеченный орденом Трудового Красного знамени. Награду он заслужил, но я могу назвать еще полдесятка его коллег, которые были ничуть не хуже.
  
   Отряд ленинградских гидрогеологов состоял из 6-7 человек. Начальником в первый год была Наталья Александровна Саргсянц. В состав включены три студента, один из них - сын В.С.Самариной Борис и Володя Шинкарюк. Сама Вера Сергеевна собиралась приехать позже. Она передала мне персональную просьбу - зарезервировать для нее хороший маршрут, с интересными объектами, красивой природой и вечерним костром.
   В договоре были предусмотрены средства по содержанию полевой базы. Шинкарюк нашел хорошее место, в доме сотрудника республиканской газеты недалеко от Комсомольского озера. Все годы работы в Молдавии ленинградцы останавливались там.
   Володя хорошо знал Молдавию. Мы с ним стали намечать первые маршруты. Напомню, тема работы - изучение минеральных вод. При желании любую природную воду можно отнести к категории минеральных, но мы хотели в первую очередь выбрать такие, которые все-таки отличаются от обычных. Насколько помню, начали с района Сорок, где Дурлештская ГРЭ бурила скважины до кристаллического фундамента, с кернами которых познакомил И.В.Блюк. Во время этой поездки мы посетили мои фонтанирующие скважины в Морошештах и Нов. Брынзенах, обследовали некоторые интересные родники.
   Против ожидания экспедиция выделила ленинградскому отряду хороший автомобиль, новый ГАЗ-63. Ездили много. У Самариной был принцип: лучше "пере", чем "недо". С позиций экономики весьма спорно, но, согласно ему, надо было обследовать как можно больше водозаборных скважин. В северных районах после управленческого задания, которое исполнял, я знал местоположение многих из них, дело шло довольно быстро. Мы с Володей научили приезжих искать скважины и их хозяев, которые откроют будку и включат насос, пользованию наземной арматурой, чтобы пробы были представительными. Из каждого водоисточника отбирали по ящику бутылок, каждые несколько дней приходилось отвозить их в Кишинев. Часть анализов делалась на базе, они привезли химика-аналитика, но в конце сезона контейнер отправлялся в Ленинград. Иногда отбирали пробы растворенного газа с помощью бутыли Савченко. Как раз в это время проводились поиски в районе курорта Сергеевка. Одну скважину заложили на косе, прямо на пляже. Мы добрались туда и опробовали ее во время откачки.
   Я ездил в маршруты время от времени, т.к. заканчивал работы на Балцате. Когда приехала Самарина, мы повезли ее на юг. Кодры, Припрутье, Баймаклийский лес. Конечной целью была скважина в Кагуле, на базе которой сейчас работает известный курорт. Незадолго перед этим в процессе нефтегазопоисковых работ из нижнесарматских отложений получили слаботермальные сероводородные хлоридно-натриевые воды с минерализацией около 70 г/дм3, с повышенными содержаниями йода, брома, еще чего-то. Уже тогда существовал небольшой бассейн, для наполнения которого время от времени включали насос, вокруг посадили деревца. Слава о воде, как средстве лечения любых болезней, распространилась далеко. Вокруг бассейна сидело много людей. Купались, загорали. Время от времени подъезжали грузовые машины, трактора с прицепами, ведрами наполняли бочки. Вера Сергеевна собрала вокруг себя "диких" отдыхающих и прочитала им лекцию. Смысл ее состоял в том, что лечиться таким способом нельзя, это опасно, в каждом случае нужна консультация врача. Все это она обосновала и изложила предельно понятно. Люди послушали,...развернулись и тихо полезли в воду. Самарина даже задохнулась от подобного невежества. Я ее успокаивал, напомнил, как себя ведут на знакомых ей термальных родниках в Средней Азии. Чтобы окончательно скрасить неприятное впечетление, вечером в небольшом лесу устроили посиделки у костра, что она очень любила.
   Они закончили полевой сезон в сентябре.
  
   Расскажу о событии, не связанном с производственной деятельностью. Но оно имело большой общественный резонанс и позволяет вспомнить его участников.
   В 1967г вся страна готовилась торжественно отметить 50-летие Октябрьской революции. Программой мероприятий предусматривалось проведение Спартакиад по министерствам и ведомствам, вначале по республикам, потом всесоюзных. Известно об этом стало заранее, был разослано Положение, профсоюзам выделены средства.
   Началась подготовка и в Дурлештской экспедиции. Не помню инициатора, но за забором, где сейчас широкая улица, соорудили волейбольную площадку. Играли в обеденный перерыв, после работы. Собиралось немало людей, кто работал на базе или не был в это время в поле. Даже Коробко участвовал пару раз, несмотря на то, что плохо поворачивал шею из-за остеохондроза. Через какое-то время уже можно было собрать команду. По остальным видам спорта подготовка не проводилась.
   Республиканская спартакиада геологов состоялась в сентябре 1966г. В Комрате собрались представители Комратской, Геофизической, Дурлештской экспедиций, Центрально-Молдавской, Припрутской, Тематической партий. Программа включала соревнования по легкой атлетике, волейболу, баскетболу, настольному теннису, шахматам. В Положении о спартакиаде была шкала очков, определялись победители по видам спорта и в общекомандном зачете. Фаворитами заранее считались геофизики, ведомые начальником экспедиции Ю.Ф.Пындой и команда Комратской ГРЭ, за них выступали учащиеся районной юношеской спортивной школы, срочно оформленные на работу.
   Ядром нашего коллектива была команда волейболистов. В нее вошли Л.П.Шараевский, А.А.Правиков, В.С.Балин, В.Е.Волошин, зав мехмастерскими А.И.Мирошник, Е.В.Петраков и ваш покорный слуга. В некоторых играх участвовал работник КГТП экономист Ю.С.Кузнецов, их партия своей команды не выставила, и ему специальным решением судейской коллегии разрешили выступить за наш коллектив. Большинство стали совместителями, скажем, почти все играли и в баскетбол, Правиков и Волошин - в шахматы, Шараевский, Петраков и я участвовали в легкоатлетических соревнованиях, я еще играл в настольный теннис. Кроме перечисленных помню в нашей команде И.М.Гольденберга, Б.В.Бурденко, Я.Р.Красса, чертежниц Аду Бубис и Люсю Вольман. Главный инженер экспедиции И.А.Иващук раньше преподавал в ПТУ, которое готовило буровиков, ряд его питомцев работали у нас. Он их хорошо знал и порекомендовал нескольких ребят. База экспедиции на несколько дней опустела. Злоязыкие женщины, шутя, сообщали непосвященным, что все дураки уехали в Комрат.
   Начали мы с поражения в волейбольном матче с командой Центрально- Молдавской ГРП. В тот же день в баскетбольной игре с ними же я получил серьезную травму ноги. Позже говорили, что коллега нанес ее мне умышленно. Но я все соревнования доиграл до конца. После первого поражения мы начали стремительно набирать форму. Победили всех оставшихся соперников. Выиграли легкую атлетику, набрали какие-то очки в шахматах и теннисе. В итоге держали общекомандную победу и привезли домой кубок.
  
   0x01 graphic
  
   Команда волейболистов Дурлештской ГРЭ
   Слева направо: ст. гидрогеолог Шараевский (капитан команды), нач. Планового отдела Балин, ст. гидрогеологи Волошин, Правиков, зав.мастерскими Мирошник, автор Всесоюзная Спартакиада геологов так и не состоялась. Говорили, денег не хватило. А наша волейбольная команда некоторое время существовала. Пополнившись игроками из Института геологии, мы выступали под названием "Геологоразведчик" в первенстве района среди производственных коллективов. Позже Шараевский, Правиков, Кузнецов и я играли за чужие команды.
  
   В феврале я ездил в Питер и принял какое-то участие в составлении первого отчета. Удалось договориться, и прямо из Ленинграда, не возвращаясь в экспедицию, пойти в отпуск. Я поехал в Москву, откуда собирался на Кавказ. Но до этого пришлось принять участие в необычном мероприятии.
   Я знал, что в эти дни в ГКЗ будет рассматриваться один из наших отчетов. Разыскал земляков, они попросили, чтобы пришел на заседание комиссии поддержать их морально. И уже там меня включили в состав еще одной группы.
   В разгаре была холодная война. Чтобы ущемить Советский Союз, правительство Западной Германии наложило эмбарго на экспорт стальных труб большого диаметра, которые были остро необходимы для строительства нефте- и газопроводов. Отечественную металлургию стали в срочном порядке перестраивать на выпуск этой продукции. При этом резко сократилось производство бурильных и обсадных труб. Создался очередной дефицит. Министр геологии издал приказ, разрешающий держать специальные бригады по извлечению труб из ликвидированных скважин. В плане снабжения молдавская геология была поставлена, естественно, на одно из последних мест. В Москву командировали делегацию с заданием достать трубы. Кто в нее вошел, не помню, хоть убей! Путь был известным, хотя неофициальным и неправедным. Взяточничества тогда почти не было, расчеты производились натурой. Молдавскими аргументами на переговорах служила пара чемоданов, наполненных бутылками вина и коньяка. Меня чуть ли не принудительно привлекли к участию в акции.
   Нашли в Мингео, в Управлении по снабжению какого-то работника, с зарплатой, наверно, меньше моей и ничтожным общественным весом, и вовтороразрядном ресторане крепко его напоили. Отвезли домой на такси,
   насовали в карманы бутылок. Утром пришли к нему на службу. Разговаривать не может - квадратная голова! Подождали. Ох, не могу! Пойдем в буфет, выпьем кофе. Выпили. Через некоторое время наш друг сказал какой-то девчонке, чтобы она переложила такую-то карточку в таком-то ящике в такое-то место. Молдавскому УГ был занаряжен вагон труб, которых в стране не было. Вот вам и плановое хозяйство!
  
   Во время последнего приезда в Ленинград В.С. Самарина окончательно уговорила меня взяться за диссертацию по теме, связанной с работой ее группы.
   В то время многие диссертанты выбирали статус соискателя. При такой форме человек прикреплялся к какому-либо учреждению, получал научного руководителя. Преимущество состояло в том, что не были нужны формальности, связанные с поступлением в аспирантуру, самое главное - вступительные экзамены. Недостатки: не было права на оплачиваемый отпуск и льготный проезд к месту учебы, кроме того, соискателя не включали ни в какие планы, выполнение которых по срокам подстегивало. Я знал многих, в т.ч. в УГ, которые, не имея ничего кроме общих соображений, готовились и сдавали экзамены кандидатского минимума, что требовало немалого труда. Все это потом закончилось ничем.
   Экзамены кандидатского минимума включали философию и иностранный язык. Так как в моей будущей диссертационной деятельности наступила какая-то ясность, я решил официально прикрепиться для сдачи этих экзаменов к Отделу аспирантуры Академии наук. И начать с более неприятного - философии. Моя жена училась в то время в очной аспирантуре при Отделе географии, от нее я получал необходимую информацию.
   Перед экзаменом по диалектическому и историческому материализму нужно было написать реферат объемом страниц 20 машинописного текста. Когда посмотрел перечень рекомендуемых тем, мне стало не по себе: во всем этом я ровно ничего не смыслил. Немногословием меня Бог не обидел, скорее наоборот. Но заниматься нагромождением словесного материала на эти темы я никогда не умел. Выход нашелся. Я решил использовать реферат жены о каких-то философских категориях, но подкрепить выводы примерами из области геологии, а не географии. Но созрел для этих подвигов только к следующей осени.
  
   Я закончил многострадальные работы на водосборе р. Балцата. Защитил отчет. Представители Гидрометслужбы остались довольны всем, кроме длительности исполнения их задания. Работы шли так долго, что я успел до их окончания опубликовать статью в Научном сборнике УГМС на эту тему.
   Подошло время сдавать экзамен по философии. Жена поговорила с преподавателем, который читал аспирантам очного обучения лекции, и попросила быть ко мне снисходительным. Надо же, в нужный момент его не оказалось на месте. А другой экзаменатор оказался суровым. Он начал с того, что мой реферат представляет, по-видимому, интерес с точки зрения естественных наук, но абсолютно беспомощен в философском отношении. Ничего дополнительного по этой части я сообщить не сумел. По другим вопросам тоже не был убедительным. Спас меня завкафедрой философии АН, который был председателем экзаменационной комиссии. Перед экзаменом он спросил о моем отце, сказал, что работал с ним в обществе "Знание". Наверно, работали неплохо, потому что я получил свои три балла с минусом. Потом минус где-то потерялся, и в справке осталась желанное "удовлетворительно".
   Следующий экзамен прошел намного проще. Я прочитал отрывки из толстой английской книги по общей геологии и сдал "знаки" - зачет по чтению и ответы на вопросы. На самом экзамене тоже особых трудностей не было, получил "хорошо". После экзамены мне сказали, что мог бы получить отличную оценку, но вместе со мной сдавали...преподаватели английского языка. Это было весной 1968г.
   Да-да, вы догадались верно: после Балцаты я опять оказался не у дел. Хорошо, не соскользнул с края Русской платформы.
  
  
   НА МЕЛИОРАТИВНОЙ ВОЛНЕ
  
   В экспедиции произошла смена руководства. У Анатолия Терентьевича Деревянкина дело в качестве начальника как-то не шло. Не будучи оригинальным, он начал искать утешения в стакане. Воздействия со стороны УГ не помогали. Он впал в депрессию, просто перестал ходить на работу, и был уволен. На его место назначили Б.А.Коробко. Вначале он сильно сопротивлялся, ходил искать защиты у Полева и Сафарова, но постепенно привык. Уже через пару месяцев он сказал мне, что на понижение в должности уже не пойдет ни за что. Благо своему месту он полностью соответствовал и проработал на посту начальника экспедиции лет 20, до ухода на пенсию.
   В 1966г (?) состоялся "исторический" Пленум ЦК КПСС, итогом которого стал лозунг: "В широком развитии мелиорации - будущее нашего сельского хозяйства!". Колесо завертелось. Были сверстаны планы во всех союзных республиках. Там, где это еще не произошло, Гос - и Главводхозы были преобразованы в министерства. Родился знаменитый приказ двух Министров СССР - мелиорации и водного хозяйства и геологии. Одним из его пунктов предписывалось проведение комплексной геологической, гидрогеологической и инженерно-геологической съемки масштаба 1:50000 для целей мелиорации в перспективных районах. Основные карты должны были быть кондиционными и удовлетворять требованиям к этому масштабу с позиций Мингео. По идее результаты съемочных работ делались взамен ранних стадий проектирования мелиораций, в отдельных случаях даже взамен проектного задания. Выполнение этих работ было возложено на Мингео, Минводхоз устанавливал очередность и осуществлял контроль над соответствием своим нуждам. Методическое руководство, хотя и создавалось в пожарном порядке, увидело свет в многотомном плохо организованном варианте только через несколько лет. Съемка 1: 50000 масштаба в отличие от государственной "двухсотки" проектировалась в административных границах республик, порой привязывалась к рамкам крупных мелиорируемых массивов. Средств было выделено немало, приступить к исполнению следовало с 1968г. Минводхоз республики представил официальное письмо с указанием очередности выполнения работ. Начинать съемки следовало с юга.
   Было решено организовать в составе Дурлештской ГРЭ геологосъемочную партию. Прежде всего, нужно было составить проект работ. Проектируемые массивы орошения не имели еще собственных названий. Согласно Генплану южный объект именовался: "Земли, орошаемые за счет оз. Ялпуг". Проект делали в спешке разные исполнители, творчество которых было не скоординировано. Геологическую съемку писал, кажется, А.А.Арапов, который уже уступил место начальника КГТП Н.Н.Кондрашкину, инженерно-геологическую часть В.Е.Волошин.
   Не помню, чем я занимался в это время, но к составлению этого проекта не привлекался. Мне стало известно, что Б.А.Коробко выдвинул мою кандидатуру на должность начальника партии, но его не поддержал П.В.Полев. Он сказал, что я слишком покладист, со всеми в хороших отношениях и это повредит делу. Время шло, начальника всё не было. Полев сказал Коробко: давайте Вашего протеже! Коробко ответил, что мне известно предыдущее заявление главного геолога УГ, и я наверняка откажусь. Короче, назначили Арапова. Через какое-то время Коробко стал уговаривать меня пойти на съемку гидрогеологом, обещая широкие возможности. Я особенно не упирался, но поставил одно условие - съездить с проектом на консультацию во ВСЕГИНГЕО. От И.В.Зеленина я знал, что один из его официальных оппонентов на защите кандидатской диссертации доктор наук Д.М.Кац ныне возглавляет в этом институте новое направление, названное мелиоративной гидрогеологией. Я написал в Москву и получил согласие на встречу.
  
   Профессор Д. М. Кац долго работал в Средней Азии. Был одно время даже замминистра водного хозяйства в Узбекистане. Известен своими работами по гидрогеологии орошаемых земель. Переехал в Москву в начале 60-х, жил вначале в подмосковном городе Сходня. Он порекомендовал познакомиться с несколькими отчетами, научными у него в лаборатории и производственными (договорился, чтобы меня приняли) в партиях "Союзводпроекта". Просмотрел наш проект и сделал ряд серьезных замечаний.
   Я собирался задать Д.М.Кацу вопрос, касающийся меня лично, даже обсудил с Зелениным фразы, которые обязательно должны были прозвучать. Но он опередил меня и сказал, что проектируемые работы могут стать базой для научных исследований, и предложил поступить в заочную аспирантуру ВСЕГИНГЕО. Выяснив, что он не возражает против того, чтобы стать руководителем моей работы, я тут же дал согласие. И пригласил его в Молдавию, где он не бывал.
   ...С Давидом Моисеевичем Кацем меня связывало более чем двадцатилетнее знакомство. Между нами сформировались хорошие, почти приятельские отношения. Он был очень умным человеком, по психологии скорее не ученым, а грамотнейшим инженером. Очень энергичен и популярен среди специалистов. Много ездил по стране, экспертировал крупные проекты, благодаря огромному опыту мог, не вникая в детали, сразу оценить - пойдет или нет. Его слово нередко бывало решающим. Интеллигентен, воспитан, очень щепетилен. Приходилось видеть больших начальников и крупных ученых, которые милостиво разрешали поить и кормить себя, делать подарки и т.п. Я ни разу не видел, чтобы Давид Моисеевич позволил оплатить такси или свой обед, хотя бы в рабочей столовой. Ко мне он относился с симпатией, и это было приятно. Я бывал у него дома, был знаком с женой и дочерьми. Обе они пошли по стопам отца.
  
   Проектом предусматривалась съемка на 5 листах масштаба 1: 50000, общей площадью около 1800 км2. Орошать из них намечалось примерно половину. Северная граница района работ проходила чуть выше Комрата, южная - ниже Тараклии; западная - примерно по меридиану р. Ялпужель, восточная - по границе с Украиной. Основные виды работ: бурение, проходка шурфов и опытные наливы в них, отбор монолитов грунта из обнажений, шурфов и скважин, лабораторные исследования. Объемов работ не помню, но они были очень большими, окончание в 1971г.
   Начались сборы в поле. Буровые станки были заняты у П.Д.Букатчука. Его группа заканчивала полевую редакцию, по-моему, ХVII, самого южного, листа 1:200000 масштаба. Состав ее изменился и уже не согласовывался с текстом старой песни. Яшкин ради квартиры перебрался в Полтаву. Куда-то уехала гидрогеолог Демченко. Славная троица была представлена Б.В.Бурденко, В.П.Покатиловым и, конечно, самим П.Д.Букатчуком.
   Случилось так, что буровые станки освободились под выходной, и мы не знали, что должны обеспечить их работой. Чтобы не допустить простоя, Покатилов по собственной инициативе задал несколько скважин на нашей территории и описал их. В наше время люди были ответственными!
   В партии работали сначала два, потом три буровых станка. Кроме автоцистерн, обслуживающих бурение, в нашем распоряжении были 8-местный ГАЗ-69 и бортовой УАЗ.
   Описывать методику съемки я не стану. Она хорошо известна, а некоторые исполнители подобных работ, слава Богу, здравствуют и поныне. Остановлюсь на некоторых нестандартных решениях.
  
   Вначале полевую базу организовали в Тараклии. Я на какое-то время задержался в Кишиневе. Знакомился с литературой, чтобы позже внести изменения в проект. И Д.М.Кац сообщил, что сможет приехать на пару дней, нужно было его встретить. Я попросил В.Г.Шинкарюка организовать гостиницу для гостя. Он уже закончил свои дела в Питере, защитил диссертацию и работал в Минводхозе. По примеру Украины была создана Мелиоративно-гидрогеологическая станция (на Украине к тому времени было 6 таких экспедиций), его назначили начальником этой новой структуры. Кроме того, он был секретарем парторганизации аппарата Министерства. Т.е. хочу сказать, его возможности были гораздо шире моих. Он и сам хотел познакомиться с московским профессором и обещал помочь и сделать гостиницу ЦК, лучшую в городе. Но в этот раз все как-то складывалось не вполне удачно.
   Я попросил у Коробко его служебный "Москвич". Он куда-то спешил и попросил не задерживаться. Надо же, самолет опаздывал, а подошедший в аэропорт Шинкарюк сообщил, что гостиница будет только с завтрашнего дня! Пришлось как-то выкручиваться. Были какие-то встречи в УГ, экспедиции. Первую ночь Д.М.Кац ночевал у меня.
   На нашу полевую базу поехали вместе с П.В.Полевым и М.П.Стасевым. Арапов провел небольшую экскурсию в окрестностях Тараклии, показал формы рельефа, обнажения, колодцы. Полев о чем-то говорил с Кацем. Оказалось, он хочет забрать машину. Все в УГ знали, что главный геолог - заядлый рыбак. Во время командировок он не упускал случая предаться любимому занятию. В нашей экспедиции был микроавтобус, который в шутку называли рыболовным. К выходным дням он, кровь из носу, должен был быть на базе, потому что утром главный геолог с приближенными отправлялись к ближайшему водоему. Это раздражало, конечно, но...Так вот, Полев выяснил ситуацию и решил отправить Д.М.Каца из Тараклии в Кишинев самолетом, со мной в качестве сопровождающего. Нас подвезли на местный земляной аэродром, и мы улетели на Ан-2.
   Когда я рассказал об этом Коробко, он хохотал. А мне было стыдно. И Кац намекнул, что мне надо поучиться принимать важных гостей у кавказцев и среднеазиатов. Я получил еще кое-какие дополнительные рекомендации и проводил его в Москву. Договорились, что осенью я приеду сдавать аспирантский экзамен.
  
   Три съемщика из нашего прошлого состава собрались под руководством Арапова - я и возвратившийся с севера Ю.В.Таптыков. Нехватало И.М.Гольденберга. С нами какое-то время работали М.Ф.Таптыкова, П.Е.Гуйван и техники Г.И.Обросова, Т.А.Крутикова, Л.И.Вольман, Л.В.Лобанова. Каждое лето приезжали студенты-практиканты из вузов и техникумов. Все техники основное время проводили на буровых. Галя Обросова специализировалась на фильтрационных опытах. Геологи ходили (или ездили) в маршруты чаще поодиночке. Все время большую помощь оказывал М.С.Овис в качестве заведующего буровыми работами, потом главного инженера экспедиции.
   Что-то изменилось в отношении Арапова ко мне. Он постоянно проявлял агрессивность, задирался под любым предлогом. Я как будто поводов для такой нелюбезности не давал. Может быть, его раздражало, что начальником он стал, так сказать, вынужденно, потому, что я отказался? Или то, что Коробко перед выездом в поле во всеуслышание заявил, что "мозговым трестом" партии буду я? На наши взаимоотношения обратили внимание остальные. Это мешало работе, и я объяснился с Сашей. Выяснилось, что он сам не знает, что хочет, и делить нам нечего. Он меня обнял и, действительно все стало как когда-то. Кроме того, нашелся-таки начальник партии. Им стал А.В.Семикин.
   Александр Васильевич окончил геофак Кишиневского университета в первом выпуске в начале 50-х. Все это время работал в Забайкалье, в основном, на съемке. У его родителей был собственный дом на Боюканах, недалеко от меня, он решил перебраться в Молдавию. Его жена, тоже геолог, устроилась в КГТП. Полев был доволен, а Коробко невзлюбил его чуть ли ни с первой встречи. Мы далеко не сразу притерлись друг к другу, но потом работали нормально. Арапов все-таки наверно затаил обиду и в конце сезона уволился и перешел в изыскательский сектор института "Колхозстройпроект". Семикин тоже покинул нас ради "Молдвинсадпроекта", но это было гораздо позже.
  
   Новый начальник партии привык, по-видимому, на старом месте к другим нормам и правилам. И плохо ознакомился с нашим проектом. Больше всего его заботила жесткая экономия. Прежде всего, он отказывался нанимать рабочих, а были запроектированы большие объемы горнопроходческих работ. И средств было - девать некуда. Началось с того, что мы сами, инженерным составом, начали отбирать монолиты грунта из обнажений. Запомнился июнь. Стояла сильная жара, а в оврагах, где мы копались, вообще пекло. Мы действовали лопатами и ножами, пот заливал глаза. Потом и его не стало, вся влага ушла. Мы заехали в село, купили пачку чая, прямо около магазина в тени вскипятили воду паяльной лампой и долго не могли утолить жажду.
   Так продолжаться не могло, пришлось провести "симпозиум" с участием Коробко и экономистов из планового отдела. Все стало на свои места. Мы приняли человек 20 рабочих, главным образом, старших школьников и организовали комплексную бригаду. Одни рыли шурфы, другие вслед за ними делали опытные наливы. Я взял в "Молдгипроводхозе" прибор Нестерова и по образцу в мастерских изготовили несколько комплектов. Можно было параллельно проводить опыты на нескольких глубинах. Бригада задерживалась на точке по нескольку дней. Выбирая очередную, я заранее старался найти полевой стан тракторной бригады, там почти всегда были столовые, и договориться о питании своих людей.
   Учитывая правила безопасности и юный возраст наших рабочих, мы сразу решили ограничить глубину шурфов тремя метрами. Позднее в экспедиции появилась установка КШК, с помощью которой можно было проходить шурфы механическим способом до 30м. Но лазить на такие глубины для отбора монолитов тоже как-то не хотелось. Для изучения больших глубин научились отбирать монолиты из скважин. Мой друг Рион Смирнов работал главным инженером института "УкрГИИНТиЗ" в Киеве. По моей просьбе и его указанию Отдел научно-технической информации начал регулярно присылать материалы по новой технике. Там мы нашли подходящую конструкцию задавливающего пробоотборника-грунтоноса, слегка изменили и внедрили у себя. Высота отбираемых монолитов - до 40см, диаметр - 10-12см. Показатели физико-механических свойств грунтов по лабораторным исследованиям монолитов, отобранных из шурфов и скважин, оказались близкими.
  
   Тараклия. Тихое летнее утро. Я ушел подальше от дома, на край огорода, чтобы сделать гимнастику. Привлек отдаленный гул, гудели авиационные моторы. Мне было хорошо видно, как с военного аэродрома в Болграде поднялся транспортный Ан-12, за ним - второй, третий. Сразу после взлета самолеты ложились на курс куда-то в западном направлении. Всего их было порядка десятка.
   На следующий день мы узнали из СМИ о блестяще проведенной десантной операции: военнослужащие Болградской дивизии без выстрела захватили ключевые объекты в Праге...
  
   Начальник Геофизической экспедиции Ю.Ф.Пында готовился писать кандидатскую диссертацию. Темой он выбрал применение новых геофизических методов исследований для целей инженерной геологии. Как раз в это время начали внедрять пенетрационный каротаж. Пында сумел выбить для Молдавии установку под номером 14. Занимались этой установкой Г.М.Шейнкман, П.Морозов, В.Осипчук. мы действовали в хорошем контакте с ними. Чтобы проверить сопоставимость результатов, сделали несколько опытов: в точке отбирались монолиты из шурфа и из буровой скважины с помощью грунтоноса, рядом проводился пенетрационный каротаж. Все выработки располагались так близко друг к другу, как позволяли технические возможности. Тогда в воздухе витала идея - заменить бурение, горнопроходческие работы и, соответственно, лабораторные исследования грунтов более выгодным с экономических позиций пенетрационным методом. Наши эксперименты показали большие расхождения данных.
  
   Одной из моих идей была возможность использования результатов наших работ для прогноза изменений гидрогеологических условий при орошении земель. Такие прогнозы уже делали в "Молдгипроводхозе", но для расчетов использовали обычно литературные данные по другим регионам. Для обеспечения надежных результатов необходимы специальные исследования водного баланса. В первую очередь нужно было оценить фильтрационные свойства водоносных пластов и зоны аэрации. С зоной аэрации все было как будто в порядке, наливы в шурфы проводились без больших проблем. Но это было далеко не все, что нужно.
   В то время должность ст. инженера ПГО по гидрогеологии (позже - главного гидрогеолога УГ) занимал Е.В.Петраков. После окончания КГУ он некоторое время работал в лаборатории Научно-исследовательского сектора, которой руководил проф. И.Е.Жернов. Петраков пригласил бывших коллег поработать в Молдавии по хоздоговору. Он с нами этого вопроса не обсуждал. К счастью, мы с гидрогеологом В.Ф.Рыбиным, который был исполнителем от КГУ, быстро сработались. Он подготовил сводку-обзор методов оценки параметров геофильтрации, которая очень мне помогла.
   По этой подсказке мы соорудили прибор для определения коэффициента фильтрации в монолитах, отобранных из скважин, установили его в лаборатории КГТП и поставили дело на поток. Мне повезло, в лабораторию поступил человек, учившийся заочно нашей специальности в Новочеркасском политехническом институте. Одним из его учителей был мой близкий друг Э.И.Ткачук. Я сказал, что эту работу он потом сможет использовать, как исходный материал не только для курсового, но и дипломного проекта. Обещал помочь в учебе. Первые опыты мы провели совместно. Потом он работал сам, проявил инициативу и выдумку. Так, только с его помощью удалось получить данные о водопроницаемости глин на приборе Ф-1.
   Парень был хорошим спортсменом, выступал за команду мастеров по гандболу. Естественно, для учебы времени оставалось мало. Пришла пора ехать на сессию. Я научил его, чтобы передал от меня привет Ткачуку и рассказал о нашей совместной работе. Это будет паролем и намеком о снисхождении на экзамене. По возвращении он рассказал, что преподаватель за привет поблагодарил, рассказ выслушал с интересом, но с экзамена первый раз погнал. Пришлось делать второй заход.
   Изучив результаты полевых и лабораторных определений, я нашел способ их сопоставления.
   Мы начали широко применять экспресс-откачки из скважин. Производство откачек обычным порядком связано с большими техническими трудностями из-за очень слабых водопритоков. Кишиневский насосный завод был готов разработать в своем КБ водоподъемник, пригодный для наших условий, и изготовить опытный образец, но на это требовались сумасшедшие деньги. Проблему можно было решить только в союзном масштабе. Миша Овис где-то раскопал чертежи и изготовил в мастерских экспедиции штанговый насос особой конструкции, но и с ним дело шло плохо. В общем, откачек, выполненных традиционным способом, было немного. Не пошли у нас и наливы в скважины. Мы от них скоро отказались, помимо технических сложностей такие опыты были слабо обоснованы теоретически.
   Рассказ о технических деталях имеет целью показать трудности, с которыми столкнулись первые исполнители работ мелиоративной волны, и желание их преодолеть.
  
   Уже с первого года работ были начаты наблюдения за режимом грунтовых вод. Пункты наблюдений выбирались с таким расчетом, чтобы охарактеризовать все типы гидрогеологических условий территории. Наблюдательные скважины строились группами с учетом возможности получения данных для гидродинамических расчетов.
   Самым сложным стало строительство опытных участков для экспериментального изучения элементов баланса грунтовых вод. На участках были установлены лизиметры. Это - натурные модели, представляющие собой монолиты грунта, заключенные в водонепроницаемую оболочку и насыщенные снизу водой через специальный поддон. Назначение их состоит в определении инфильтрационного питания грунтовых вод и его зависимости от глубины залегания уровня. Здесь я начал с крупной стратегической ошибки.
   Через несколько месяцев после начала полевого сезона база в Тараклии стала неудобной, и мы перенесли ее в с. Кангаз. В нашем распоряжении был большой двор и полдома. Село находилось примерно в центре района работ. Жили здесь почти исключительно гагаузы. Они гордились тем, что недавно в журнале "Вокруг света" появилась статья, в которой Кангаз был назван самым большим селом в мире (население 14 тыс.). На этой базе мы оставались до конца работ.
   Мне хотелось, чтобы полученные экспериментальные данные были максимально приближены к реальной природной и хозяйственной обстановке. Поэтому участки я заложил на окраинах Кангаза, первый на колхозном орошаемом огороде, второй - на поле, где выращивали зерновые культуры. Я не учел, что такие участки, это по сути лаборатории, как, к примеру, метеостанции. Они должны быть близко к жилью и находиться под постоянной охраной. Удаленность участков от наблюдателей, которых я нашел в среде местной интеллигенции, и отсутствие ограды из колючей проволоки под током высокого напряжения создавали дополнительные трудности.
   Не могу говорить о других странах, но населению Советского Союза, независимо от места жительства, национальности и возраста, свойственны варварские наклонности. Все видели изуродованные сидения в общественном транспорте, поцарапанные автомобили. В Прибалхашье пожилые казахи, проявив фантазию и выдумку, срывали оголовки с наблюдательных скважин и засыпали их песком. На водосборе р. Балцата сельчане забивали землей до устья скважины, которые я собирался передать для наблюдений Стоковой станции. Там же гидрометеорологи рассказывали, что у них пропадали измерительные приборы на отдаленных постах. Когда осушили местный пруд для чистки, их обнаружили на дне. Наконец, самый вопиющий пример. Самая глубокая разведочная скважина в Молдавии у с. Алуат (кажется, Р-21, 4075м) после окончания бурения была оставлена закрытой до испытаний. Трубы сверху заварили, соорудили бетонную тумбу и насыпали бульдозером курган. Когда подошло время испытаний, скважина оказалась открытой. Поставили специальный станок и начали вытаскивать посторонние предметы - мотки проволоки, оси от телег и много чего еще. Восстановить и испытать скважину так и не удалось. Стоила она в тех ценах несколько миллионов рублей. Причины и мотивы подобной деятельности объяснить не берусь.
   В Кангазе был крупный колхоз. Раз в неделю по радиотрансляционной сети были передачи на местные темы. Я обратился к руководству колхоза, чтобы мне дали возможность рассказать о наших работах, об их пользе для нужд сельского хозяйства и заодно попросить не трогать наших участков. Меня отговорили: село большое, часть населения о ваших делах не слышала, а после этого все будут знать, и вероятность уничтожения возрастет. Такой народ!
   Они оказались правы. Не удалось получить сведений об атмосферных осадках непосредственно на местах. Из стандартных приборов, которые мы установили, сразу утащили осадкомерные ведра, дубликаты тоже. Пришлось использовать данные ближайшего государственного пункта. Об установке приборов для автоматического поддержания уровня в лизиметрах, что я планировал вначале, и речи быть не могло.
  
   0x01 graphic
  
   Подготовка монолитов грунта для зарядки лизиметров
  
   Строительство первого балансового участка закончили зимой 1969г. Корпусы лизиметров были изготовлены из металлических труб d90см. собирали их при помощи сварки. Некоторые потекли по швам. Приступить к наблюдениям за 8 лизиметрами после ремонта удалось только следующей осенью. Все эти годы, начиная с октября, я оставался в поле один. Мои товарищи уезжали на камеральные работы, а я занимался "водобалансовыми" делами - наблюдательной сетью скважин и строительством лизиметров.
   В этой работе все было незнакомо. Перед началом прочитал, все, что мог достать по этому вопросу. Детально поговорил со своим товарищем, который построил десятки подобных установок на Украине. Но здесь строительная техника, материалы, кадры и прочие условия были совсем другими. Нужно было разрабатывать свою технологию, а приемы строительства придумывать на ходу, потому что часто возникали "нештатные" ситуации. Я собрал бригаду из местных пожилых дядек, их природная сметка и жизненный опыт часто выручали.
   Как-то мою стройку на втором участке посетил Б.А.Коробко. Он к нам в поле заезжал редко. Дела шли более или менее нормально, план мы выполняли, наши заявки как-то удовлетворялись, чего еще? Приехал вечером и остался ночевать у нас на базе. Вечер длинный. Угостили его ужином. Выпили по стакану вина. - Чем вы занимаетесь после работы, по вечерам?
   - Да ничем. Материалы обрабатываем.
   - Кино?
   - Здесь такая публика, что ходить не хочется.
   - А где ваши девчонки? Вы хоть с ними время проводите?
   - Нет, все при деле, на буровых, на шурфах.
   Шеф нас выругал и намекнул, что ненормальные. Попросил хотя бы карты. Достали засаленную колоду у хозяйки. Нужного числа преферансистов не набралось, стали играть в покер. Коробко проиграл Семикину и мне в общей сложности рублей 5. Мы отнекивались, но он по нормам картежной этики тут же рассчитался. Наутро масштаб и сложность строительства просто поразили его. Он сказал, что ничего подобного не представлял и обещал впредь помогать мне лучше.
   Все было закончено под Новый, 1971-й Год. Начаты наблюдения за 24 лизиметрами на втором участке. Останавливаться на результатах водобалансовых исследований не буду, они опубликованы в статьях и монографиях.
  
   0x01 graphic
  
   Установка лизиметров на первом балансовом участке
  
   Осенью первого года работы на съемке произошло объяснение с ленинградцами. Я сказал, что теперь полностью оторван от них и не смогу заниматься научной работой в этом плане. Мои интересы переходят в область мелиоративной гидрогеологии. Эта отрасль находится на стыке многих дисциплин - гидрогеодинамики, гидрогеохимии, метеорологии и гидрологии, почвоведения и даже физиологии растений, и это меня привлекает. Они посчитали мои соображения недостаточно обоснованными. В.С.Самарина возразила: Вы же сами назвали гидрохимию. Мне помогут и вообще, если надо, чуть ли не все сделают за меня. Пришлось с благодарностью предложение отклонить. Я считал для себя неприемлемым ехать в рай на чужом горбу. Товарищи на меня даже обиделись. Потом это прошло, наши добрые отношения сохранились на долгие годы.
   Несколько иначе оценил ситуацию Е.В.Петраков. Его вес и влияние в УГ сильно увеличились. Ему не составило труда в течение ряда лет обеспечивать финансирование хоздоговорных работ с ЛГУ. Помощь в диссертационных делах, которую предлагали мне, он принял, как должное. Человек он неглупый и специалист был отличный, но работа чужими руками имела место быть.
   А мне предстояла аспирантская страда. Оказалось, сданный экзамен кандидатского минимума по философии не может быть зачтен как вступительный. Предстояло сдать кроме специальности еще научный коммунизм в МГУ. То еще удовольствие! Подготовиться я сумел только к весне и осенью 1969 г зачислен в заочную аспирантуру ВСЕГИНГЕО, Д.М.Кац назначен моим научным руководителем.
   Экзамены - самое простое, что нужно сделать при подготовке диссертации. Но и с этим приходилось много возиться. С непреходящей наивностью (предмет постоянной критики со стороны родных) я полагал, что кто-то по долгу службы будет помогать в решении технических, организационных вопросов. Формула "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих" оказалась справедливой на все 100. Помогли мне только некоторые старые знакомые, работавшие в институте. Года через два Д.М.Кац перешел во ВНИИ Гидротехники и мелиорации, но я успел до того
   сдать кандидатский экзамен по специальности, ВСЕГИНГЕО с формальной стороны мне стал не нужен.
  
   Продолжались мои поездки на совещания. "Приказом двух Министров" было предписано каждые два года проводить Всесоюзные совещания по мелиоративной гидрогеологии (потом в название добавили инженерную геологию и мелиоративное почвоведение). Первое состоялось в 1969г в Минске.
   Бывали совещания по новым методам, по применению математики в геологии. На комплексные геологические работы, связанные с мелиорацией, выделялись огромные средства. Наряду с производством сильно расширились научные исследования. В это время начался массовый приток математиков в геологическую отрасль. Явление в целом прогрессивное - попытаться дать количественную характеристику полученным результатам и оценить их точность. При этом, однако, следует проявлять чувство меры. Математика дает возможность описать любой предмет, явление или процесс в виде уравнений или их систем, даже если по сути это совершеннейшая чушь. В первую очередь следует выявить физический смысл происходящего, а уж потом давать его формальное описание. К сожалению, этим часто пренебрегали. Самое печальное, что нередко применяли информационные методы обработки фактических данных бездумно, автоматически, плохо представляя себе, что делают. И только через несколько лет опомнились.
   Быстро распространялось математическое моделирование. Применялись аналоговые модели, которые воспроизводили природные процессы. Наверно только мое поколение помнит гидравлический интегратор Лукьянова, имитировавший геофильтрацию с помощью напоров воды в системе стеклянных трубок. Больше всего было электрических устройств - большая и малая сеточные модели, интегратор нестационарных процессов и др. Реже встречались модели, близкие к действительным условиям. Примером последних являются лизиметры. А в родном университете я видел реальный оползень, только во много раз меньше, изготовленный из смеси глины с глицерином. Там же был воссоздан участок морского побережья с набегающим на него прибоем.
   Работа с такими устройствами была сложной, неудобной и требовала больших затрат времени и средств. С развитием этого направления аналоговые модели постепенно вытеснялись цифровыми.
   Появились быстродействующие ЭВМ. Стало почти обязательным в научных отчетах и публикациях упоминать, что при работе применялась вычислительная техника. Между тем в 90% случаев она использовалась в качестве арифмометра (для молодых сообщаю, арифмометр - ручная механическая вычислительная машина, предшественник калькулятора). Неплохо, достигается экономия времени, но не надо возводить это в ранг научных достижений!
   Не скрою, и меня захватило это поветрие. Я приобщился к азам математической обработки результатов эксперимента. И задирал нос по этому поводу. К счастью, быстро получил ведро холодной воды на голову и отрезвел.
   Друг нашей семьи, старик-академик, считал, что исследования моего отца не потеряли своей актуальности и их результаты следует опубликовать. Он попросил меня попробовать отредактировать диссертацию, которую отец защитил в 1937 или 38 году. Он более 30 лет занимался определением площадей питания виноградного куста и биологическим обоснованием густоты посадки в разных условиях (Украина, Молдавия, Узбекистан). В диссертации освещался первый этап работ этого цикла. С большим удивлением я нашел в ней статистическую обработку данных. Еще больше поразили ссылки на литературу по этой части - пособия для командиров Красной Армии по статистическим расчетам, изданные 20х -30х годах! А я еще что-то полагал о себе...
   Быстро сформировалась "секта" из специалистов, работающих для целей мелиорации. Многие друг друга знали, лично или заочно, общение бывало полезным. На диссертационном поле у меня появились сподвижники, а может быть и конкуренты. Я собирался в будущей работе уделить внимание балансу и режиму грунтовых вод. Подобными вопросами занималась моя соученица по университету А.С.Присяжнюк, работавшая на Гидростанции (партии режима). Научным руководителем у нее был проф. И.Я.Пантелеев из института ПНИИИС. В середине 60-х в экспедиции появилась чета Алпатьевых. Любовь Васильевна занималась составлением гидрогеологической карты масштаба 1:200000 по Кишиневскому листу. Юрий Алексеевич работал на Гидростанции. Их фамилия привлекла внимание. Александр Михайлович Алпатьев был известным в стране гидрометеорологом, его родной брат Стефан Михайлович руководил институтом УкрНИИГиМ в Киеве. Наши сказали, что никакой связи нет, просто однофамильцы. Это оказалось ложью. Украинский Алпатьев - родной дядя Юрия, постоянно оказывал реальную помощь. Так, наши коллеги неожиданно получили квартиру в Кишиневе, правда, в старом доме. А через несколько лет Юра поступил в очную аспирантуру в Институт гидротехники и мелиорации, и семья переехала в Киев. Темой его диссертации были гидрогеолого-мелиоративные условия Молдавии. Как-то он приехал ко мне в поле вместе с руководителем, моей старой знакомой В.Г.Ткачук. Я рассказал о нашей работе, показал лизиметрический участок. "Все хорошо, - сказала Валентина Георгиевна, - вот только где вы собираетесь орошать земли? Здешний рельеф - это же Альпы!". Я ответил, что это уже дело мелиораторов.
   Что касается научных исследований, то нерешенных вопросов хватало для всех.
  
   В 1967г отсалютовали 50-й годовщине Октября. Надо было и дальше отвлекать народ от суровой действительности с помощью идеологических процедур. Очередной из них стало празднование 100-летия со дня рождения В.И.Ленина в апреле 1970г. Опять мероприятия - агитация, соревнование, повышенные обязательства. Скучать не приходилось.
   Решением ЦК КПСС и Правительства была учреждена юбилейная медаль. По Положению ее надо было носить выше всех наград, рядом со звездой Героя, у кого она была. Началась мышиная возня - кого и чем отметить. Мне, не скрою, хотелось бы получить орден, но не такую медаль. Я уехал в поле, вывез группу станков куда-то в район Бессарабской.
   Примчался Семикин с известием, что мне нужно срочно ехать в Кишинев получать медаль на торжественном собрании в УГ. Я искренне отпирался: зачем? Только в поле выехал. И по слухам мне предназначалась Почетная грамота. Обойдутся без меня. Но он сказал, что это - приказ начальства. Пришлось ехать.
   Все было очень торжественно. Медали каждому от имени общесоюзного руководства вручала Крачун, Секретарь Президиума Верховного Совета МССР. Награжденных было человек 20. Потом импровизированный банкет у кого-то в кабинете.
   С того дня я медаль не надевал ни разу. В независимой Молдове она даже не считается государственной наградой. Возражений по этому поводу не имею.
  
   В 1970г Дурлештская ГРЭ была переименована в Молдавскую гидрогеологическую экспедицию. Этой мерой подчеркивалось основное направление ее деятельности. А нашей партии подкинули работы: не увеличивая численного состава, добавили еще почти такую же, как была, площадь съемки к западу от первой. Это были самостоятельные объекты, отчетов должно было быть два. Пришлось все делать с ускорением, благо опытом мы обросли. Нас покинули Арапов и Семикин. Начальником партии стал бывший главный инженер экспедиции И.А.Иващук.
   В экспедиции начала работать моя жена. К окончанию учебы в аспирантуре она не успела подготовить диссертацию. Ее научный руководитель, заведующий Отделом географии, умер, его сменил человек, у которого она симпатий не вызывала. На следующий день после наступления срока она была уволена.
   Я попросил В.Г.Шинкарюка принять ее временно, пока не найдет постоянное место, в Мелиоративно-гидрогеологическую партию, чтобы не было перерыва в трудовом стаже (тогда это было важно).
   Как раз в эти дни УГ начинало работы по большой теме - обследованию населенных пунктов республики с целью разработки мероприятий по их защите от опасных геологических процессов. Одним из руководителей темы стала недавно приехавшая в Молдавию Т.А.Тимофеева. Я ее хорошо знал по работе в Киргизии. Когда Тамара Андреевна узнала, что жена, географ по квалификации, знающая геоморфологию и детально изучавшая оползнеопасные районы, свободна, тут же попросила машину у Коробко и, по-моему, вместе с В.Н.Ткачом, помчалась в Минводхоз. Дальше все, как в кино: они ворвались в комнату и, на глазах у удивленной публики, увезли ее с собой.
   После этого жена проработала в экспедиции больше 10 лет. В те времена семейственность не поощрялась, однако, по работе мы никак не были связаны. Правда, теперь за мной присматривало не только начальство...
  
   В Кангазе мы задержались на целых три года. Центр села, большой двор, где помещались два автомобиля, отдельный дом с тремя комнатами, который постепенно полностью перешел в наше распоряжение. На улице перед воротами часто стоял двухосный прицеп с буровым имуществом.
   С хозяевами установились хорошие отношения. Мы давали автотранспорт, когда им было нужно. Наши водители регулярно прихватывали для них дары полей, например, кукурузу курам и индюкам. Старик-хозяин - человек опытный, поездивший по стране. Каждый год, в добавление к урожаю со своего участка, покупал виноград и делал литров 500 вина, для себя и на продажу. Естественно, и нам перепадало, иногда за деньги или просто угощал. Его жена, украинка с царственной осанкой родом из соседнего села, убирала в наших помещениях, иногда готовила.
   Кстати о вине. Работа в поле в период его изготовления (сентябрь-октябрь) была сложной. Мы должны были пересекать села, на машине или пешим порядком. Люди давили вино в каждом дворе, постоянно его пробовали и находились в благодушном настроении. Увидев незнакомцев экзотического облика (сумки-молотки-рюкзаки-радиометры, девушки в брюках), выходили на улицу и настойчиво предлагали отведать продукт нового урожая. Не хотелось обижать их отказом, но надо же работать! Иногда устоять не удавалось...
   Мы устроились в доме с неким уютом и комфортом. Раскладушки с матрасами и спальными мешками. Маленький радиоприемник - дар профкома. На стенах - картинки и плакаты. Центральное место занимала карта районов перспективного орошения Молдавии, украшенная вырезанными из газет портретами Министров геологии и мелиорации и водного хозяйства. Нам выдали маленькую газовую плиту. Когда кто-нибудь на день оставался на базе, готовил на всех, ну а чай - без проблем. Два года подряд, по-моему, 1970 и 71, были очень урожайными на грибы. В сохранившихся участках леса, в лесополосах в изобилии встречалась какая-то местная разновидность, которую моя жена определила как "южный шампиньон". Местами их было так много, что, не сходя с места, можно было насобирать полведра, а то и больше. В этот период на нашем столе стояли закуска из соленых грибов, суп с грибами, на второе - тушеные грибы с картошкой.
   Как-то примчался взрослый сын хозяйки с выпученными глазами: в результате сильного ливня прорвало плотину Комратского водохранилища, а рыбу унесло! Во дворе стоял бортовой "уазик". Вся пойма р. Б.Ялпуг на протяжении нескольких километров была усеяна карпами и карасями. Мы опоздали, самую крупную рыбу уже собрали, нам досталась мелочь - карпы по 0,5-1 кг. Мы потом долго на рыбу смотреть не могли.
   Изредка ездили в райцентры в кино. В Кангазе клуб находился рядом, но смотреть фильмы было практически невозможно. Существовал странный обычай: посреди сеанса вдруг поднимался целый ряд, в основном парни, чтобы выйти покурить. Билетерша с шумом пыталась усадить их на места (зачем?!), всегда безуспешно. Через какое-то время компания возвращалась, теперь их с тем же шумом не пускали назад. Потом поднималась следующая группа.
   Семикин был не прочь выпить после ужина. И был не одинок. Одно время модным стал напиток "Кровавая Мери", кто забыл, на дне стакана слой томатного сока, выше - слой водки. Однажды осенью, было уже холодно, стук в окно. Поднимаю голову, во всю его ширину улыбающийся Саша. Киваю, в чем дело? Он наклоняется и поднимает трехлитровую бутыль томатного сока. Все ясно!
  
   В Кангазе на стенке над моим спальным местом висел большой рисунок: среди облаков с парашютом спускается И.М.Гольденберг. Подмышкой у него собака. Сюжет отображал эпизоды из жизни нашего друга. Он в это время бурил скважины и отбирал монолиты грунта по нашему методу в Болграде для обоснования проекта строительства новой взлетно-посадочной полосы для десантников. Как-то они хорошо сидели с военными, и зашел разговор о том, как бы прыгнуть с парашютом? Утром новые знакомые стали искать Илью, чтобы реализовать вчерашний план. Пришлось ему спрятаться. Он рассказал нам об этом случае (по дороге в Болград и обратно всегда заезжал). Собака? Ему кто-то обещал подарить бульдога или боксера, он это с нами тоже обсуждал.
   Полагаю, в Молдавском УГ еще не забыли Илью Михайловича. Человек он приятный, доброжелательный, общаться с ним легко. Мы познакомились почти сразу после его возвращения из Туркмении, он устраивался тогда в "Молдбурвод" с перспективой перехода на съемку. Между нами сложились отношения, основанные на взаимной симпатии. В то же время мы постоянно иронизировали друг над другом, подшучивали, подкалывали. Иногда эти шутки бывал не очень остроумными, иногда требовали отдельной подготовки. Но народ, глядя на нас, веселился, и это нас вполне устраивало.
   Помните историю со "швыцарем"? Мы уже работали в составе Дурлештской ГРЭ, когда на мое имя, но в адрес экспедиции вдруг стал поступать журнал "Свиноводство". Я на него не подписывался. Но веселых вопросов было много.
   На отчетном профсоюзном собрании Гольденберг, как один из партийных лидеров, предложил мою кандидатуру на пост ответственного редактора стенной газеты. Меня почему-то на собрании не было, все дружно проголосовали. Что делать, надо работать!
   Приближался Новый Год. Красочная газета с большим Дедом Морозом вывешена в коридоре. А тут как раз Илья в предпраздничный день пришел с младшей дочерью. Я взял малышку за руку.
   - Идем, Галочка, я покажу тебе картинки. Нравится Дед Мороз? Девочка посмотрела и говорит:
   - А это папочка!
   Собравшиеся вокруг тихо взвыли от восторга. Дочка узнала папину фотографию под наклеенными ватными усами и бородой и в наряде.
   Илюша не учел, что во время совместной работы я его часто фотографировал и негативы сохранились. Редколлегия работала ударно. В день Советской армии со стенгазеты смотрел бравый воин с Илюшиным лицом, с автоматом, у пограничного столба. Подходило 8 Марта. Да - да, на вырезке из типографского плаката в группе счастливых советских женщин одна поразительно напоминала кого-то. В День геолога Илья Михайлович, в шляпе и белом парадном плаще, только немного укороченном, колотил молотком по камню.
   Не за горами был праздник 1 Мая. Я пустил слух, что солидарность между трудящимися всех стран будет олицетворять наряду с другими кудрявый негр. Что? Цвет? Так фотографию можно легко раскрасить.
   Илья собрал группу товарищей и в их присутствии громогласно заявил, что он был неправ, и больше не будет, не посоветовавшись предварительно, назначать меня на высокий пост. Негр остался лежать за шкафом.
   Время шло. Я делился с товарищами впечетлениями и заботами, связанными с учебой в аспирантуре. Рассказывал о Д.М.Каце. Илья вышел в соседнюю комнату и оттуда позвонил секретарю экспедиции: приехал профессор Кац и меня срочно требуют в УГ со всеми материалами. Я собрал целый чемодан, но мой друг меня пожалел. Стояла отвратительная погода, а до троллейбуса нужно было идти до Перекопской улицы, или даже до фабрики "Зориле". Надежно спрятавшись, он сказал, чтобы мне сообщили о розыгрыше. Позже с удовольствием рассказывал, как следил за моими сборами. И еще долго, подмигивая, спрашивал, как поживает профессор Кац? Мое недовольство, конечно, прошло, но теперь ход был за мной.
   По Постановлению Совмина была начата большая и важная тема - составление карт сейсмического микрорайонирования городов республики. Делали ее совместно Институт геологии и УГ, которое отвечало за геологическую часть. Первым городом были выбраны Бельцы. Во время работ на его территории собирались отработать методику. Ответственным от УГ был назначен И.М.Гольденберг. Он должен был провести полевые работы - маршруты, бурение скважин, и подготовить отчет с комплектом соответствующих карт. Дело шло ни шатко, ни валко, но вдруг Правительство пересмотрело сроки окончания работ, существенно их сократив. Непосредственно Илья должен был представить отчет на три месяца раньше, чем предполагалось. Три месяца - не три дня. Он очень расстроился. Ходил по экспедиции и всем жаловался на такую неприятность. Ему сочувствовали. По роду работы Илье приходилось часто бывать в Институте, его хорошо знали. У меня там тоже было немало знакомых. Когда он появился в очередной раз, сразу спросили, как дела с Бельцами? Илюша стал жаловаться, как ему не повезло и т.д. Только он закончил рассказ и доброжелательный слушатель выразил сочувствие, подошел следующий и задал тот же вопрос. Илья ответил и пошел дальше...Пятому, спросившему, как дела с Бельцами, он вцепился в горло.
   А тут еще в экспедицию стали приходить запросы. Например, телеграммы примерно такого содержания: "Срывается проектирование зпт срочно сообщите сроки окончания работ Бельцам Тамбов Контора Главптица Индюкову". Были письма из разных городов и организаций, на служебных бланках, со штампами. Всех интересовал один и тот же вопрос - когда будет готов отчет по Бельцам? Коробко был отнюдь не лишен чувства юмора. На планерках Борис Андреевич зачитывал вслух очередное послание и громко восклицал: "Илья Михайлович, когда Вы разберетесь со своими заказчиками? Уже жизни нет!". Все вокруг веселились. Илья, конечно, догадывался, оттуда ноги растут. Но - никаких доказательств.
   Последний раз я виделся с Илюшей весной 2001-го, был у него в гостях во время поездки в Израиль. Он почти не изменился. Приехав в эту страну в 2009-м, я узнал, что Илья Михайлович умер два года назад. Я его любил, и мне очень жаль!
  
   В 1971г мы разделились. Большая часть партии ушла на следующий объект, в центральную часть республики, к северу от г.Оргеев. Я остался на юге подчищать некоторые "хвосты", присматривать за лизиметрами и режимными наблюдениями. Несмотря на летнее время, шли камеральные работы.
   Экспедиция занимала несколько комнат в здании КГТП. Нашей камеральной группе на 5-6 человек выделили одну проходную. С одной стороны была Гидростанция, с другой - кабинет Е.В.Петракова. Мы пытались договориться, чтобы его "уплотнить", но он стал уже сильно большим начальником, и ничего не вышло. А работы было много, одних результатов анализов столько, что можно утонуть. Мы с Таптыковым регулярно оставались после работы и приходили в выходные дни. Карты нам делала Е.Ф.Чобану. Нагрузка на нее выпала неимоверная. Площадь съемки занимала пять листов 1:50000 масштаба, по каждому было не менее десятка наименований карт. Работала Елена Филипповна исключительно добросовестно и профессионально. Ей можно было дать черновик в самом непотребном виде (что некоторые себе и позволяли), она все понимала, да еще ошибки находила. Но сейчас справиться не могла. Я пошел к Б.А.Коробко договариваться о переносе срока защиты отчета, понимая насколько это сложно. Подвела меня ...Лена. Она заверила начальника, что не допустит срыва планов по экспедиции, будет сидеть ночами, но все сделает к сроку. И сделала!
   А тут еще московский гость! В центральных организациях к концу года часто оставались средства на командировки. Их нужно было израсходовать, все равно пропадали, да и на следующий год могут выделить меньше. Работники разъезжались по городам и весям. К нам прибыл научный сотрудник ВСЕГИНГЕО Л.А.Островский. Он работал в отделе, руководитель которого д.г.-м.н. Н.В.Роговская относилась к Д.М.Кацу несколько критически. Узнав о моих взаимоотношениях с ним, наш посетитель сразу занял по отношению к нам не вполне дружественную позицию. Кроме прочего он курировал работу, аналогичную нашей в Причерноморской экспедиции, там подходы были иными. Мы уделяли повышенное внимание водному балансу, одесситы - инженерно-геологическому обоснованию строительства инженерных сооружений. Мы построили лизиметрические участки, они занимались опытным замачиванием котлована в лессовидных грунтах. В конечном итоге мы договорились, и Островский нашу работу одобрил.
   Все кончено. Текст отчета и приложения отпечатаны и переплетены. Карты исполнены на высшем уровне. Рисунки красиво нарисовал Н.Т.Бондарук. Он только приехал на работу по приглашению своих товарищей Шараевского и Петракова. Жил пока в кабинете последнего, делать вечерами ему было нечего, и он вызвался нам помочь.
   С помощью Д.М.Каца я договорился с его ученицей и сотрудницей кандидатом наук Н.И.Парфеновой, чтобы она написала рецензию на наш отчет. Нина Ивановна давно работала в этой области. Основной темой ее исследований был водно-солевой баланс. Высокий научный и общественный ранг рецензента должен был, по нашему мнению, оградить от нападок местных критиков, если такие будут. Ведь работа была первой из этого ряда. Мы поехали в Москву вместе с Таптыковым. Юра был автором глав по инженерной геологии, его присутствие могло оказаться необходимым. Кроме того, я один просто не дотащил бы несколько толстых томов и солидный рулон чертежей.
   Рецензию мы получили положительную. Защита была назначена на декабрь. Это стало событием, все-таки первая в Молдавии работа подобного рода. Оповестили по нашему предложению все организации, которые могли иметь хотя бы косвенное отношение к этой проблеме. Пригласили Арапова и Семикина. Все прошло хорошо. Потом мы в амплуа виновников торжества дали ужин, как пишут о дипломатических приемах. Домой я пришел поздно.
  
   Дело было сделано, действительно, большое. Но времени перевести дух у меня не оказалось.
   Институт геологии и полезных ископаемых вернулся в систему Академии наук. Характер его исследований изменился. Он теперь назывался Институтом геофизики и геологии. Центральное место заняли изучение землетрясений и сейсмотектоника. Сменилось руководство, институт возглавил представитель нового направления А.В.Друмя, бывший директор Н.К.Бургеля стал его замом по науке. При переходе Президент АН МССР Я.С.Гросул поставил условие: институт приму, но без С.Т.Взнуздаева. Дело в том, что мой коллега был человек конфликтный, известный на всю Академию скандалист. Задумали и провели комбинацию, в результате Лаборатория гидрогеологии, которой он руководил, была упразднена. Взнуздаев ушел преподавать в Сельхозинститут. Гидрогеолог И.В.Зеленин работал старшим научным сотрудником в составе одной из геологических лабораторий.
   Прошло время, Институт в установленном порядке подал заявку в Госкомитет СССР по науке и технике на проведение научных исследований по гидрогеологической тематике. Она была рассмотрена и принята. Институт получил "добро" на открытие Лаборатории гидрогеологии, подкрепленное финансами и штатом сотрудников. Заведующим назначили И.В.Зеленина. Он предложил мне работу в должности старшего инженера.
   Что меня ожидало в экспедиции? На съемке я был на месте, другой работы не предвиделось. Все то же - маршруты с рюкзаком, буровые станки, автомобили. Нет уже новизны, пройденный этап. Допустим, защищу диссертацию, хотя, исходя из прошлого опыта, времени для работы над ней не было. И уже не за горами 40.
   А в академическом институте? Тоже не все просто. Мы с Зелениным - друзья, но для него дело на первом месте и работать с ним совсем не так легко. Он сказал, что по деловым качествам я его устраиваю, как человек, который сомневается, без проверки ничего не принимает сразу. Я потеряю в деньгах, но не надо ездить в поле. Библиотека, вычислительный центр, окружение образованных людей - все это способствует профессиональному росту. И самое главное: занятие научной работой по долгу службы.
   Решать нужно было быстро. Жена не говорила ничего, но в душе мой переход не одобряла. После мучительных, но коротких раздумий я сделал выбор. Встретился с А.В.Друмя. Мы были знакомы и раньше. Один раз, когда я застрял в выходной день на море, в Затоке, он даже любезно подвез меня до Кишинева на своем "Москвиче". Друмя сказал с усмешкой, что попасть на работу в Академию - большая честь и чтобы я пока не увольнялся со старого места. Отдел кадров был общим, единым. На моем заявлении Друмя написал: "ОК. Прошу Ваше мнение". Через несколько дней сообщили, что Отдел кадров АН МССР решил мой вопрос положительно.
   Когда я пришел к Б.А.Коробко с заявлением об уходе, он потерял дар речи. Стал убеждать не делать этого. Говорил, что не сработаюсь с Зелениным. Обещал другую работу. Но я на этот раз был тверд и не поддался. Через день-другой он заявление подписал.
   Петраков сказал, что меня просит зайти А.И.Живолуп. Начальник УГ спросил, что случилось, чем недоволен? Я ответил, что всем доволен, но всегда испытывал склонность к научной работе и сейчас представляется шанс, который может не повториться. Я обещал помогать своим товарищам по съемке (действительно, написал все свои главы по следующему объекту на юге). Не знаю, насколько он был искренним, но сказал, что готов был выполнить любой мой каприз, только чтобы остался. И пожелал удачи.
   Жаль было расставаться с системой геологии, в которой я вырос. Но край Русской платформы я не покидал. Начинался новый этап моей жизни.
  
   За всю историю молдавские геологи не нашли третьего Баку или второго Запсиба. Не сделали выдающихся теоретических открытий. Но труды не пропали даром. Пополнена копилка общечеловеческих знаний. Местная индустрия обеспечена строительными материалами. Конструкции и местоположение сейсмостойких сооружений обоснованы геофизиками. Дорожная сеть обходит оползнеопасные участки. Течет из кранов питьевая вода. Это значит, что мы честно делали свое дело на том берегу, где мы были! И не зря ели свой хлеб.
   Уважаю коллег и единомышленников. Считаю, что мне в жизни везло на хороших людей. Упомянул далеко не всех, с кем сводила судьба. Я ведь рассказывал только о своей жизни. Тем, кого уже нет - вечная память! Тем, кто есть и будет, знакомым и незнакомым - здоровья и удачи! Если кого обидел незаслуженно, простите великодушно.
   После событий, описанных на этих страницах, предстояла еще долгая жизнь. Если жив буду, расскажу об этом в следующий раз.
  
  
   Конец I части
  
   Москва - 2009
  
  
  
   ОТ
   Чукотки
   до
   Молдовы
  
  
  

Записки геолога

Ч А С Т Ь В Т О Р А Я

МОСКВА

2011

   Виктор Подражанский

От

Чукотки

до

Молдовы

З а п и с к и г е о л о г а

Ч а с т ь в т о р а я

М о с к в а

2011

Моей семье

  
  
   В первой части своих воспоминаний я рассказал о начале своей производственной деятельности еще в студенческие годы. О работе в восточных районах нашей страны. О периоде, связанном с Молдавией до момента прекращения службы в геологии. О том, что толчком к их написанию послужила памятная дата - 50-летие Молдавского Управления геологии.
   Немногочисленными читателями, моими друзьями, работа была принята в целом благожелательно. Они прочитали и о себе на этих страницах, естественно, каждому больше пришелся по душе (или не пришелся) определенный раздел. Были, конечно, высказаны замечания. Кому-то не понравился общий критический настрой. Другим - не очень лестные высказывания о советском периоде. Кто-то одни и те же события видел не так, как я. А старшим выпускникам Геофака ОГУ показалось, что я недостаточно почтительно отозвался о наших учителях. За все замечания я благодарен. Но так как эти записки предназначены только для ограниченного использования, ничего менять в них не буду.
   Было выражено почти единодушное мнение, что мне следует продолжить начатое изложение. Я как-то вошел в ритм работы и решил последовать рекомендациям. Ряд разговоров и обсуждений с товарищами побудил включить в текст некоторые собственные "размышлизмы". В частности, о науке, об условиях современной жизни. Отнюдь не претендую на их истинность и даже не уверен, что сумел донести собственное видение проблем.
   Удивлялись тому, что, не ведя дневника, я сумел так много запомнить. Где-то слышал восточную мудрость: события, происшедшие в молодости человека, остаются в памяти высеченными на камне, а в старости - написанными на воде. Подобное свойственно и мне. По-прежнему основой остается собственная память, некоторые другие источники - письма, фотографии, отрывочные записи, газетные вырезки, документы или их копии. Стиль изложения постарался сохранить, язык несколько приблизить к современному. Литературное и техническое оформление все также оставляют желать лучшего. Рассуждения на специальные темы могут быть интересны не всем, их можно пропустить, некоторые даже выделены курсивом. Так же курсивом обозначены ударные слоги, я не научился ставить в тексте соответствующий знак. Не всегда удавалось договориться с контролером правописания в моем компьютере, чтобы он не подчеркивал строчек, пришлось иногда ставить запятые не так, как хотелось самому. К принятым ранее сокращениям добавим: к.г.-м.н., д.г.-м.н. - кандидат, доктор геолого-минералогических наук, ...т.н. - технических наук, чл.-корр - член-корреспондент Академии.
   Очень затянул по разным поводам работу над этими записками, основная часть ее была сделана еще в середине 2010г. Теперь представляю их на ваш суд и рассчитываю на снисхождение.
  
   Апрель 2011
  
  
  
  

С О Д Е Р Ж А Н И Е

ВТОРОЙ ЧАСТИ

   Наука умеет много гитик. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .7
  
   Жаркие дни в Иране . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 52
  
   Поехали ! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 54 .
  
   Под знаком Льва и Солнца . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .58
  
   Иранская революция . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 103
  
   При новом режиме . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .113
  
   Последний этап . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 151
  
   После профессии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .193
  
   Эпилог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .207
  
   НАУКА
УМЕЕТ
МНОГО
ГИТИК
  
  
  
   В канун Нового 1972 года я покинул геологию. С ней были связаны 14 лет жизни и работы. Отпускали меня из системы с большой неохотой. Мне казалось, что с переходом на новое место можно слегка повременить, подождать хотя бы до круглой даты, 1 января. Но завлаб Игорь Зеленин настаивал, говоря, что надо ковать железо, пока оно горячо. Видимо, у него были основания. Поэтому последние дни года прошли в страшной суматохе. Я мотался между экспедицией и институтом, заканчивая дела в своей партии и завершая канцелярские формальности, связанные с изменением места работы.
   Жена молчаливо не одобряла этот мой решительный шаг. Мать, напротив, была довольна. Ей стало спокойнее, когда она узнала, что я не буду ездить в поле, кроме того, осуществлялась мечта отца, который хотел видеть меня научным работником.
   Теперь я - сотрудник Лаборатории гидрогеологии Института геофизики и геологии АН МССР. Номинально моя должность - старший инженер - техническая, вспомогательная, но мне предстоит непосредственно заниматься самостоятельными научными исследованиями. В материальном отношении по сравнению с прежней работой потерял. И характер деятельности другой. Как-то справлюсь с новым делом, наукой?
  
   О том, что "наука умеет много гитик", я узнал еще в детстве. Это была "секретная" формула разгадки карточного фокуса. Карты раскладывались рядами, искомая их пара легко находилась по одинаковым буквам. Из решения с помощью этой формулы можно было предположить, что наука всесильна и имеет много этого самого гитика. Но что такое "гитик", никто не знал.
   Я рос в семье научных работников и много слышал о значении науки. Ну и в школе, конечно. Например, пушкинское из "Годунова": "Учись, мой сын, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни...". И много чего еще. Но все-таки теперь могущество науки не доказывалось так наглядно, как в том карточном фокусе. Ладно, Бог с ним, с фокусом. А что же, действительно, есть наука? Я в ней - человек новый, рассуждать об этом мне пока рано.
  
   Прежде всего, Игорь представил меня работникам лаборатории, потом стал водить по коридору и знакомить с сотрудниками института. Со многими геологами я встречался и ранее, но появились новые люди, в том числе физики, математики и технари. Я отказывался, но Игорь настоял, чтобы я принял участие в общеинститутском вечере по случаю встречи Нового Года. Он полагал, что это будет способствовать адаптации на новом месте. Действительно, после такого общения меня, кажется, тоже приняли за своего.
  
   Сразу после войны, в 1946г в Кишиневе была организована Молдавская научно-исследовательская база Академии наук СССР. В 1949г она была преобразована в Молдавский филиал АН СССР. На базе этого Филиала в 1961г торжественно открыта Академия наук Молдавской ССР. Приехавшего на это мероприятие Президента АН СССР М.В.Келдыша встречала у входа, с цветами моя жена.
   Первым Президентом АН МССР (и по существующему положению членом-корреспондентом АН СССР) стал историк Я.С.Гросул, первые академики числом около десятка просто назначены. Сейчас всё было, как у взрослых: Президиум со своим аппаратом, три отделения с академиками-секретарями во главе - физико-математических и технических наук (туда входил и наш институт), биологических и химических и общественных наук. Руководящие органы Академии и отделение общественных наук размещались в здании по ул. Ленина,1. Подразделения нашего отделения находились в доме на Академической, 5. Химики и биологи занимали четырехэтажный корпус рядом с нашим, первый в комплексе академического городка, который строился на бывших виноградниках на моих глазах. Площадь между улицами Академической и Прянишникова, где сейчас многочисленные административные и жилые постройки, тогда еще пустовала, были только некоторые вспомогательные службы - гараж, склады, стройучасток.
   Институт геофизики и геологии (ИГГ) занимал часть комнат на 5-м этаже и в подвале недавно построенного физмат-корпуса. Институт считался в Академии молодым. Имелось в виду его недавнее воссоздание в системе АН, а также то, что в нем не было ни одного доктора наук. Здесь работали многие геологи - выпускники Кишиневского университета, с большинством я был знаком. После переориентации института на геофизическую, точнее - сейсмологическую тематику их сообщество было разбавлено представителями других специальностей.
   В институте тогда было четыре лаборатории. Лабораторией геотектоники руководил по совместительству директор А.В.Друмя. Он в то время работал над докторской диссертацией. Ее тема была сопряжена с деятельностью еще одной лаборатории - сейсмического микрорайонирования, которую возглавлял к.г.-м.н. В.С.Саянов. Я уже рассказывал, что они работали в контакте с УГ, которое представлял мой старый приятель И.М.Гольденберг. В лаборатории был отдельный сектор, который занимался инструментальными измерениями при производстве полевых работ. Важнейшим поставщиком информации для этого направления была входящая в состав ИГГ Государственная сейсмическая станция "Кишинев". Мотором, генератором идей, лежавших в основе этой тематики, стал старший инженер Н.И.Онофраш. Николай Иванович окончил Томский политех по геофизической специальности, немного моложе меня. Работал в Норильске. Не рассказывал, но попал в эти края вместе с семьей в результате сталинских раскулачиваний. Пришел в институт года за два до описываемых событий. В числе прочего активно пропагандировал внедрение в практику научных исследований информационных методов - теории вероятностей, математической статистики, теории информации. Его мысли упали на благодатную почву, этими методами уже пользовались, в частности И.В.Зеленин. Онофраш - человек открытый, весёлый, мы быстро подружились.
   Лабораторией геологии осадочных образований заведовал к.г.-м.н. М.И.Жеру. Сам Михаил Иванович исследовал структуры глинистых пород, к.г.-м.н. Ф.С.Перес изучал развитые в Молдавии меловые отложения. Сектор под руководством к.г.-м.н.В.М.Бобринского занимался вопросами геохимии.
   Заместителем по научной работе был бывший директор, к.г.-м.н. Н.К.Бургеля, ученым секретарем - мой давний знакомец к.г.-м.н. Б.С.Слюсарь.
   Лаборатория гидрогеологии насчитывала 6 человек. Заведующим после образования института в новом облике стал И.В.Зеленин. Мы познакомились в году примерно 1950 на баскетбольной площадке. Я только осваивал азы игры, а Игорь уже был одним из ведущих игроков города в разряде юношей. Наши встречи продолжились в Университете, куда я поступил через год после него. Во время производственной практики на Чукотке мы попали в одну партию и подружились навсегда. В конце 50-х работали вместе в Киргизии. Потом, почти одновременно, он поступил в очную аспирантуру в Москве, а я переехал в Молдавию. Он закончил учебу, в срок подготовил кандидатскую диссертацию, которую защитил на Ученом совете при геологическом факультете МГУ. По окончании аспирантуры был направлен в Кишинев, в Институт геологии и полезных ископаемых (предтечу ИГГ).
   Старший инженер Лидия Андреевна Лазаревская окончила годом позже меня геофак МГУ. По распределению направлена в соответствующее подразделение Молдавской железной дороги, позже перешла в ИГГ. Правая рука заведующего лабораторией. Младший научный сотрудник Александр Петрович Волконский, выпускник КГУ, пришел из какого-то проектного института (лицом похож на доктора Борменталя в знаменитом к/ф "Собачье сердце"). Лаборанты Екатерина Пантелеевна Буженица и Татьяна Анатольевна Крутикова - техники-геологи, выходцы из Дурлештской (Молдавской гидрогеологической) экспедиции. Где училась Катя, не помню, пришла из Гидростанции, Таня попала в экспедицию после окончания Торфяного техникума в г.Клине Московской области году в 1967. Мы сидели в одном кабинете, позже работали вместе на съемке в южных районах, пока Игорь не переманил её к себе. В штате числился еще один инженер, но работал в другой лаборатории. Практически одновременно со мной была зачислена лаборантом девушка, окончившая среднюю школу, Раиса Степановна Попова. Нужно сказать, что все лабораторные дамы были очень привлекательны.
  
   Кандидатская диссертация И.В.Зеленина была посвящена изучению естественных ресурсов подземных вод межгорных впадин на примере Тянь-Шаня. Тематику, связанную с ресурсами, он продолжил в Молдавии. Вскоре после моего перехода вышла его монография "Естественные ресурсы подземных вод Молдавии". Это был капитальный труд, в котором впервые был разрешен ряд принципиальных вопросов. Например, многие годы считалось, что пополнение глубоких водоносных горизонтов, залегающих ниже базиса эрозии, на территории Днестровско-Прутского междуречья, происходит за счет потоков, поступающих со стороны Карпат. Это утверждение базировалось на общих геологических соображениях. Зеленин построил карту распределения напоров подземных вод и на основе ее анализа доказал, что ВСЕ ресурсы подземных вод региона формируются исключительно внутри междуречья. Оценка ресурсов произведена путем применения уравнения общего водного баланса. При его решении разработан оригинальный способ расчета испарения с поверхности водосборных бассейнов.
   Срок окончания официально утвержденной научной темы по лаборатории наступал в 1972г. Времени оставалось достаточно, но нужно было думать о новой. Этот вопрос мы начали обсуждать сразу же и через какое-то время пришли к следующим выводам. На длительный срок, лет на 5, будут заявлены две темы. Первая посвящается оценке параметров геофильтрации основных водоносных горизонтов Молдавии. Для этого будет разработана специальная методика. Здесь уже был хороший задел, собрана основная часть исходной фактической информации. Вторая тема связана с изучением мелиоративно-гидрогеологических условий республики. Эта проблема была актуальной в связи с широким развитием мелиораций в свете, так сказать, партийно-правительственных решений. В основу темы должны быть положены материалы специальной съемки, которую проводил я, работая в экспедиции, а также данные наблюдений в лизиметрах (см. первую часть моих воспоминаний) и скважинах стационарной сети. Первая из тем намечается отправным пунктом для докторской диссертации Зеленина, вторая - для моей кандидатской.
  
   Задачи по этим темам полностью оформились позже. Пока они не имели даже окончательных наименований. А пока завлаб предоставил мне полную свободу действий. Я засел за книги. Определенного плана не было, но я начал с литературы по математической обработке результатов эксперимента. Мне уже приходилось заниматься ею, но знания предмета были довольно поверхностными, в то время как задумки в этом направлении были. Они укрепились в особенности после ознакомления с отчетами лаборатории и упомянутой монографией Зеленина.
   В первой части своих записок я упоминал, что в те годы увлечение математическими методами исследований приобрело в нашей отрасли повальный характер. При этом подход нередко бывал механистическим, формальным. В нашем институте уровень подготовки специалистов, которые хотели этим заниматься, был достаточным, чтобы не допускать подобных ошибок. Я никогда в жизни не был особенно силен в точных науках, а через 15 лет после окончания учёбы многое из области не только высшей, но и элементарной математики, а также теоретической физики, просто забылось, т.к. не было постоянной практикой. Совсем не просто было разбираться в специальных трудах "чистых" математиков и физиков, среди которых были крупные учёные (Е.С.Вентцель, Дж.У.Тьюки, Н.В.Смирнов и И.В.Дунин-Барковский, Ж.Мот, Б.Л.Ван дер Варден, А.Шенк и др.). Даже знакомство со специальными работами И.П.Шарапова "Математическая статистика в геологии" и И.С.Комарова по накоплению и обработке инженерно-геологической информации требовало больших усилий. Некоторые тонкости я так до конца и не осилил. Но в процессе обработки литературы и участия в многочисленных обсуждениях и дискуссиях, большей частью неформальных (они нередко вспыхивали даже в коридорах), я, как мне кажется, уловил основные принципы, которые позволяли подходить к применению этого аппарата осмысленно и избегать спекуляций.
   Наряду с математическими методами я старался разобраться в физической сущности процессов движения влаги в горных породах. Принципиальная схема здесь очень проста: жидкость перемещается из области с более высоким давлением (напором) в сторону более низкого в водонасыщенной зоне и под влиянием силы тяжести в ненасыщенной. Однако эти процессы протекают в условиях сложного взаимодействия с водовмещающими породами, газом, живым веществом, в зоне аэрации (выше уровня подземных вод) к этому добавляются силы капиллярные и поверхностного натяжения. А химические соединения, растворенные в воде и заключенные в породе, находятся под воздействием конвекции, диффузии, осмоса. Этим перечень влияющих факторов далеко не исчерпан. При математическом описании процессов, когда что-то не вяжется с чисто формальной стороны, в уравнения включают для строгого доказательства разные коэффициенты пропорциональности. В физическом отношении они характеризуют природную среду. С точки зрения математики все безупречно, но чтобы научиться охарактеризовать числом подобные коэффициенты требуются усилия иногда нескольких поколений исследователей...
   Параллельно с самообразованием я работал над институтской темой, которая совпадала во многом с моей будущей диссертацией. Часто говорили с Игорем и об его теме. Он активно искал специалистов - физика и математиков. Физик был нужен для углубленной работы над проблемами, о которых сказано выше, разбора теоретических подходов и уравнений, которыми мы пользовались при изучении геофильтрации. В этой работе предполагалось участие математика. Кроме того нужен был человек, который отвечал бы за математическое обеспечение. В АН был свой Вычислительный центр, оснащенный ЭВМ БЭСМ-4 (на нынешнем языке - компьютером "Большая электронно-счётная машина"). В использовании машинного времени серьезных ограничений не было, но кто-то должен был составлять программы по нашим заданиям и обрабатывать фактические данные . В Кишиневском университете сформировалась неплохая физико-математическая школа. Зеленин был знаком с рядом ведущих ученых АН. Некоторые из них прошли через аспирантуру в крупных научных центрах Москвы, Ленинграда, а сейчас читали в местном университете. Игорь попросил порекомендовать перспективных ребят-выпускников. Забегая вперед, скажу, что через какое-то время мы приобрели отличного математика, а вот с физиком так ничего и не получилось. Приходили люди, знакомились с литературой, которую давал для ознакомления Игорь, и отказывались. Говорили, что наши задачи слишком сложны и они сомневаются в успехе. Молодой человек, проработавший несколько лет в Институте прикладной физики, которого Игорь прельщал скорой подготовкой диссертации, заявил, что в теории строения атома гораздо больше ясности, чем в наших проблемах.
   Практически одновременно со мной в лаборатории появились и математик, и физик. Обоих рекомендовал знакомый академик. Математик Миша Черней, только закончивший университет, занялся программированием и связью с ВЦ. Парень очень быстрый и без сомнения способный. Был оформлен на должность лаборанта. В Академии работа на таких постах людей с высшим образованием не была редкостью. Случалось, в лаборантах ходили даже кандидаты наук, одни по инерции, другие в ожидании более высокой должности. Жена Михаила тоже заканчивала учёбу, он не скрывал, что пребывание в нашей лаборатории рассматривает как временное. Скоро у них в семье появились сыновья-близнецы. Миша принял предложение занять место директора сельской школы где-то недалеко от Кишинева, т.к. там сразу обеспечивали жильем. Мы даже не успели привыкнуть к нему, но расстались с сожалением. Физик Валерий Дрюма уже прошел где-то подготовку после университета. Он занялся исследованием уравнений, они вместе с Игорем даже подготовили статью к печати, но он как-то не вписался в нашу компанию и вскоре ушел к математикам.
   В лаборатории еще до меня работали младший научный сотрудник и два старших инженера. Но как-то так сложилось, что я сразу стал вторым человеком после заведующего. Буквально через несколько дней после моего зачисления Игорь уехал в командировку, тут возникло какое-то срочное дело и руководство института обратилось ко мне. Замечу, подобное превратилось в закономерность: в отсутствие завлаба сразу возникали вопросы, часто сложные и ответственные, и решать их из-за предшествующих общеакадемических или институтских проволочек нужно было вчера. Если не удавалось затянуть время, приходилось выкручиваться.
  
   Мое первое лето в институте. Вместо привычных в экспедиции полевых работ сижу в душном городе. Занимаюсь самообразованием и сбором фактической информации для отчета по институтской теме и собственной диссертации. Игорь находился в отпуске.
   В какой-то день я пошел в УГ. Сидел в партии режима (Гидростанции), разбирался с какими-то материалами. Моя жена Мая работала в поле, но недалеко от Кишинева и каждый вечер возвращалась домой. Ко мне подошла одна из сотрудниц и начала задавать странные вопросы, касающиеся Маи. Короче, оказалось, что из какого-то села позвонила техник из Маиного отряда и сообщила, что произошла авария. Их легковая машина, 8-местный ГАЗ-69, перевернулась, пострадали все кроме нее и водителя. Через какое-то время подъехал начальник Молдавской ГГЭ Б.А. Коробко, подхватил начальника Гидростации и меня, мы поехали в Кишиневскую железнодорожную больницу, куда должны были доставить пострадавших. Мы нашли их еще в приемном покое. Все перемазанные, дрожащие, в состоянии аффекта после пережитого. Машина свалилась с дорожной насыпи, перевернулась два раза и уперлась в дерево. Они лежали внутри, по ним тек бензин. К счастью, это произошло рядом с оживленной трассой, подоспели люди и извлекли их прежде, чем горючее вспыхнуло. Сильнее всех досталось девушке-практикантке, у нее был перелом позвоночника. У Маи оказалась сломанной ступня, остальные отделались ушибами. Когда определили по палатам, я взял Маю на руки и понес на второй этаж. Мы проходили мимо какой-то кровати, она вцепилась в спинку мертвой хваткой, была перевозбуждена и боялась, что я ее уроню. Больные женщины в коридоре вздыхали: мол, вот до какого состояния надо дойти, чтобы тебя носили на руках!
   В конце дня я еще вернулся в институт. Мои сотрудники признались, что (с раздражением) предположили, будто я с утра отправился в Одессу, к Зеленину, был как раз конец недели.
   Маю скоро выписали из больницы, она лежала дома. Потом ей дали отпуск, выделили путевку на базу отдыха экспедиции, и мы всей семьей отдохнули две недели на море, в Затоке в маленьком деревянном домике. А потом Мая возвратилась к своим гвардейцам и продолжала колесить по селам и весям. Правда, уже на другой машине и с другим водителем.
  
   АН МССР имела свое издательство научной литературы. Результаты исследований регулярно освещались в журналах, у нас это были "Известия Отделения физ.-мат. и технических наук". Без особых сложностей можно издать сборник статей или монографию, нужно только своевременно подать заявку и соответствующее обоснование. Такую заявку на научный сборник И.В.Зеленин сделал на 1973г. Предполагалось поместить в нем две его статьи, две моих, еще кого-то из лаборатории, а также привлечь работников УГ и наших московских друзей. Игорь сразу же предупредил, что вся организационная часть по подготовке и сдаче материалов ляжет на меня. Времени оставалось не так много, чуть больше года. Нужно было сформировать издательский портфель и, естественно, написать собственные статьи. Посоветовавшись с Игорем, решил одну из них посвятить описанию гидрогеологических условий Южной Молдавии и методике их изучения в свете решения задач мелиорации земель, вторую - результатам обработки данных лизиметрических наблюдений. Последние нужно было еще получить в экспедиции и скопировать. Кроме того я собирался выполнить обещание, данное начальнику УГ А.И.Живолупу, и принять участие в составлении отчета по съемке 1:50000 масштаба по территории нескольких листов в Припрутье (я, действительно, написал к сроку гидрогеологическую часть и еще кое-какие разделы).
  
   Тем временем произошли положительные "территориальные" изменения. На улице Академической закончено строительством здание биологического корпуса. Туда переселилось несколько подразделений, а наш институт переехал полностью в освободившиеся помещения в Химическом. В физ.-мат. корпусе наша лаборатория занимала одну комнату. В дальнем углу боком к двери стоял стол заведующего, остальные столы - лицом к окну, как парты в классе. На новом месте нам достались три комнаты. Предварительно был сделан ремонт с учетом наших пожеланий. Было решено, что одну будет занимать зав, пока один, в соседней - Л.А. Лазаревская, Е.П.Буженица и Т.А.Крутикова, напротив через коридор - я и Р.С.Попова. Игорь старался избегать любых помех в работе, он отказался от установки в своей комнате не только крана с раковиной, но даже телефона (параллельного с Лабораторией микросейсморайонирования), которые были в комнате у женщин.
   Лаборатория получила настольную счётную машину "Искра-12" отечественного производства, позже болгарскую "Электронику". Математических расчетов мы делали множество, машины стали большим подспорьем. Пользователям современных персональных компьютеров трудно объяснить, что тогда для счётных операций еще пользовались не только ручным арифмометром и логарифмической линейкой, но даже бухгалтерскими счётами с деревянными костяшками (теперь такие, в увеличенном размере, можно увидеть на детских игровых площадках). Первые портативные электронные калькуляторы японской фирмы "Sharp" появились года за три до описываемых событий, но стоили дорого, в Союзе их были единицы. Таким образом, клавишный аппарат, занимающий полстола, но знающий четыре арифметических действия, извлечение корня и возведение в степень, с двумя ячейками памяти, действующий быстро и почти бесшумно, был серьёзным достижением.
   Я изучал связи подземных вод с гидрологическими и метеорологическими факторами. Нужно было переработать большие объемы цифровых данных. Этим занимались наши лаборанты и я сам. Часть информации обсчитывалась на ВЦ, но без настольных машин я наверно просто пропал бы.
  
   Подошло время сдавать в редакцию научный сборник. Меньше всего хлопот доставили наши собственные статьи. Конечно, не все было гладко. Так, свои после замечаний Игоря переделывал несколько раз. Я рассказывал, что еще молодыми специалистами в Киргизии мы учились работать над текстами своих отчетов. Это принесло плоды, в этот раз к нашим статьям замечаний было сравнительно немного.
   Гораздо больше пришлось заниматься с материалами авторов из других организаций. Они были исполнены без учета требований нашего издательства, иногда текст и графические приложения были сделаны просто небрежно. Если заказчик не укладывался в график издательства, а таких отклоняющихся и просто разгильдяев было немало, выход научного издания могли отодвинуть на неопределенный срок. Времени на обсуждение технических вопросов с авторами у меня не оставалось, и я сам на свой страх и риск редактировал тексты и карты. Редакторы нашего издательства работали жестко, но добросовестно и грамотно. Позже я убедился, что свое дело они делали лучше, чем их коллеги из известных центров всесоюзного уровня. Мне приходилось отдуваться за всех авторов, подолгу доказывая и защищая нужное слово или знак на карте. Но эта работа стала для меня хорошей школой. А в издательстве наша лаборатория приобрела авторитет заказчика, выполняющего работу в срок и с хорошим качеством.
   Сотрудничали мы постоянно, нас там знали хорошо. На 1975г была заявлена моя монография, на следующий - монография И.В.Зеленина, на 1977 - сборник статей. Кроме того, мы писали статьи в журнал "Известия АН...", которые рассматривались в той же редакции. Но некоторые их условия были, мягко говоря, не вполне логичны. Приведу примеры.
   Наша республика пограничная. Граница с соседней Румынией проходит по р.Прут. Государственная граница обозначается на карте соответствующим пунктиром. Число пунктирных линий с каждой стороны реки должно быть строго одинаковым. И не дай Бог нарушить это соотношение! Если на нашей стороне их будет меньше, это означает сдачу своей территории, если на противоположной - захват чужих земель!
   На каждую публикацию составлялся акт экспертизы, который утверждался специальным подразделением КГБ по охране государственных тайн. В акте нужно было чётко показать, что работа таких тайн не разглашает, а также не содержит элемента изобретения или открытия (иначе придется заниматься справками и согласованиями, на что уйдут месяцы, а то и годы). Готовить такой акт следовало аккуратно, иначе возникал законный вопрос: к чему это публиковать, если оно не заключает ровно ничего нового? Становится понятной наша "любовь" к т.н. Первому отделу, где проходило оформление. Впрочем, всё это только неотъемлемые черты того времени.
   Моя монография называлась "Гидрогеологические условия орошения земель в Молдавии". При рассмотрении заявки на Научно-редакционном Совете АН какое-то высокопоставленное лицо решило, что допущена опечатка и исправило слово "орошения" на "орошаемых". Я долго бился и доказывал, что такое название не согласуется с содержанием и целью публикации: орошение земель в республике только начинает развиваться, для облегчения его внедрения и написана работа, речь идет, главным образом, не о существующем, а о перспективах. Нет! Послушайте, орошение - это комплекс мероприятий, проходящих в каких-то условиях. Экономических, финансовых, географических, а также гидрогеологических! Редактора мне удалось убедить, но исправить написанное пером мог только НРС, который собирался считанные разы в году. Я заявил, что сниму книжку с издания. А это уже невыполнение плана Издательства. Удар был рассчитан точно. Нескоро, но вопрос был решен в мою пользу.
   Необходимым условием для издания сборника или монографии было обеспечение их реализации через торговую сеть. Издательство выпускало рекламный проспект, но этого было недостаточно. Авторы сами рассылали бланки заказов знакомым коллегам, а те потом своим. Тираж и способ исполнения зависели от количества присланных заявок. Компьютерной верстки еще не существовало. Если число заказов превышало тысячу, можно было договориться об издании "высокой печатью", т.е. набором типографским шрифтом, если меньше, работа выполнялась на ротапринте, это простой способ печати с машинописного текста. Впрочем, никакой дискриминации в этом случае не было, таким путем выпускались очень серьезные работы в разных областях науки и техники.
   Научным редактором монографии был утвержден проф. Д.М.Кац (далее ДМК).
  
   Я старался постоянно быть в курсе всего, что происходило в стране в интересующих меня разделах гидрогеологии. В конце 1973г в Ленинграде проходил Всесоюзный Гидрологический съезд, приуроченный к окончанию программы Международного Гидрологического Десятилетия. Игорь послал туда тезисы доклада о способах оценки испарения. А меня просто приписал в соавторы, чтобы я поехал на съезд, посмотрел, послушал, потолкался среди людей. Тема вызвала интерес в Оргкомитете съезда, доклад был выбран для представления на одной из секций. Игорь настоял, чтобы в качестве докладчика выступил я, считая мои ораторские возможности лучше своих. Доклад вызвал дискуссию, здесь уже ему пришлось выйти на первый план.
   Очередное Всесоюзное совещание по мелиоративной гидрогеологии состоялось в Саратове. Я направил в Оргкомитет тезисы доклада, еще во время работы в экспедиции. Получил приглашение на совещание, а тезисы включены в сводный доклад по вопросам методики гидрогеологических исследований. Речь шла об определении фильтрационных свойств путем лабораторного изучения монолитов грунта, отобранных из скважин. Сводный доклад подготовил сотрудник ДМК В.А.Барон. Он жестко раскритиковал меня за предложение отбраковывать монолиты, содержащие крупные пустоты. Такой прием он назвал "незаконным". Пока я раздумывал, как поступить, меня защитил в своем выступлении специалист из какой-то проектной организации. Он напомнил Барону, что он по специальности физик, не знает специфики полевых геологических работ и не понимает, что монолит с крупными полостями внутри просто не удастся довезти до лаборатории, он по дороге развалится.
   На подобных форумах я обычно встречался с ДМК, научным руководителем своей диссертации, и показывал готовые части работы. Чувствовалось, что что-то ему не нравится в целом. Он не возражал против утверждения своей кандидатуры в качестве редактора моей монографии. До этого он меня подгонял, напоминая об окончании срока учебы в заочной аспирантуре. Теперь Давид Моисеевич вдруг заявил, что защита диссертации может состояться только после выхода монографии в свет. Учитывая его большой опыт в этих делах, к рекомендациям следовало внимательно прислушаться. Я говорил, что ДМК был очень популярен и широко известен в своих кругах. У него была масса аспирантов, преимущественно среднеазиатов и представителей республик Закавказья. Он со многими меня познакомил, и это было полезно. Мы обменивались опытом, главным образом, организационно-технического порядка, но и смыслового тоже. Еще работая в УГ, на одном из совещаний я встретил старого друга по университету и Киргизии Жору Балашова. Он практически один из нашей старой компании остался во Фрунзе (Бишкек), был начальником Гидрогеологической экспедиции. Сообщил, что поступил в заочную аспирантуру и его научным руководителем является ДМК. Тема его работы связана с вопросами вертикального дренажа. Значительно позже я как-то спросил у ДМК, как обстоят дела у Балашова. Он коротко ответил: "Плохо". И ничего не стал уточнять. К сожалению, Жора так и не сумел довести начатое дело до конца.
  
   Я проработал груды литературы по специальности и смежным вопросам. Основное внимание уделялось проблемам баланса грунтовых вод, изучения их режима и методам его прогноза в различных условиях. Много времени потребовал разбор уравнений гидрогеодинамики для оценки параметров фильтрации и описания процессов миграции влаги и солей в зонах аэрации и насыщения. Теперь задачи, которые стояли передо мной и в последний период работы в УГ, решались на другом уровне, и не только потому, что в моем распоряжении находились библиотека и вычислительная техника. Трудиться приходилось много. Но я делал это охотно, с увлечением. Было много неясного, неизвестного, мне персонально или вообще, всегда был интересно узнать, что получится в результате тех или иных действий.
   Большинство математических расчетов производилось в ВЦ. Процесс был достаточно длительным: вначале фактическая информация заносилась в ведомости особым образом, потом их содержание набивалось на колоды перфокарт, которые нужно было проверить, и только после этого начинался машинный счет, и выдавались распечатки с результатами. Когда объемы изучаемого материала были невелики, я делал расчеты вручную на счетной машине, чтобы поскорее увидеть, что там, за поворотом.
   Приходилось регулярно оставаться в кабинете после работы. Я не был одинок, такой стиль был типичным для Академии. Вечерами кто-то постоянно мелькал в коридоре, заходили "на огонек" сотрудники, свои и из других институтов, что-то спросить, попросить закурить, пригласить к себе на чай или просто поболтать. Признанным местом сбора, этаким клубом, был кабинет Зеленина. У него всегда кто-нибудь сидел, хоть в рабочее время, хоть вечером. Любил приходить директор А.В.Друмя, большей частью просто поговорить. А потом начинали заглядывать те, кому он был нужен. Одни уходили с подписанной бумагой, другие оставались и принимали участие в общем разговоре. Кто-то подарил Игорю большое матовое стекло, из которого изготовили и повесили на стену грифельную доску. На ней хорошо писать мелом и удобно обсуждать темы, связанные с рисунками и вычислениями. Директор любил сопровождать свои рассказы иллюстрациями. Порой нам необходимо было срочно что-то решить, обговорить какие-нибудь дела, приходилось запираться изнутри или бесцеремонно выталкивать посетителей. Но директора ведь не выгонишь!
  
   Обстановка в институте была в целом дружественной и демократичной. Многие из сотрудников были с директором на "ты". Существовали своя история, начиная от Отдела геологии АН 50-х, легенды и герои. Весело, без нытья и надрыва участвовали в "ленинских" субботниках и поездках в колхоз подбирать остатки урожая. В соревнованиях по футболу, волейболу, баскетболу общеакадемической спартакиады вместе с молодыми инженерами и лаборантами азартно сражались лысеющие сорокалетние завлабы во главе с директором. По положению научные работники имели право заниматься иностранным языком, в рабочее время и бесплатно. Молодые якобы для подготовки к сдаче экзамена кандидатского минимума, почтенные и остепененные - для совершенствования своих знаний и улучшения условий возможных контактов с зарубежными коллегами. В АН была кафедра иностранных языков. К нашему институту был прикреплен один из преподавателей английского, отличный специалист и педагог П.Г.Ганя. Со временем и я попал в такую группу (позже это принесло большую пользу). Вместе со мной занимались на равных директор и его заместитель.
   В каждой из лабораторий существовали свои "семейные" особенности. Так, у "геотектоников" (название лаборатории несколько раз менялось, заведующими после директора становились кандидаты наук В.С. Макареску и Г.М.Билинкис, тоже кишиневцы, сокурсники моего товарища по съемке А.А.Арапова) на стенке была выставка вырезок из газет и журналов. На них были лица, похожие на сотрудников института. Никто не обижался. Среди портретов были "двойники" директора и его зама по науке. Все несли им подобные изображения, когда находили. В лаборатории еда была возведена в культ, подготовка к трапезе в обеденный перерыв, составленной из принесенных из дому "тормозков", начиналась часа за два до этого. Они были нашими ближайшими соседями в коридоре, потому мы часто общались. Мой коллега старший инженер геолог В.Л.Дубиновский давал прозвища, которые надолго прилипали к выбранному лицу. Например, директор назывался "Человек", зам по науке Н.К.Бургеля "Король". Еще до прихода в институт Н.И.Онофраша с ним связывали надежды на продвижение ряда задач сейсмологии, он получил кличку "Панацея". Инженер-геохимик О.А.Болотин, невысокий и тонкого телосложения, звался "Геракл". Были и другие, более или менее удачные, некоторые забыл, другие кажутся мне обидными. Вениамин слыл знатоком русского языка и умением давать точные формулировки, в частности, придумывать названия научным трудам. Не так мало, например, Паустовский считал придумывание названий особым талантом. И я с Веней советовался о названии своей диссертации. Позже, правда, скажу не хвастаясь, овладел в какой-то степени этим качеством.
   Кроме трепетного отношения к еде "тектоников" объединяли индивидуализм и жмотство. Как-то раз им срочно потребовалось произвести массовые арифметические вычисления (типа 4 - 1 = 3). Они ходили по институту и выпрашивали счетные машины. Мы дали свои на пару дней, скрепя сердце, потому что у нас они, без преувеличения, были в работе практически непрерывно. Похожая ситуация потом возникла и у нас, и мы наивно попросили у соседей их машину. Нам отказали, потому что "аппарат любит одну руку" и может испортиться.
   В нашей лаборатории работали самые привлекательные в институте женщины. К тем, кто был на момент моего прихода, позже прибавились математики красавица Ирина Решетько и не лишенная внешней приятности Лида Кирьякова. Нашей лабораторной традицией было празднование дня 8 марта. К женскому дню мы выпускали свою рукописную стенгазету с рисунками и стихами. Лет через 15 в лаборатории появилась своя малая ЭВМ, еще не персональный компьютер, мы напечатали на принтере праздничный выпуск под названием "Гидромарт". Основными авторами были Игорь и я. Однажды в канун праздника мы должны были куда-то уезжать, кажется, на Кавказ кататься на лыжах. Газету сделать не успевали и приветственный материал до позднего вечера рисовали мелом на доске в кабинете заведующего. В этот день всегда дарили женщинам маленькие, по возможности смешные безделушки. В праздник около наших дверей топталась толпа поклонников. Наиболее смелые (или нахальные) проникали внутрь, вроде бы посмотреть стенгазету, с поздравлениями и подарками. Самым активным и любвеобильным был Л.Ф.Романов. Он тогда работал не в институте, а в самостоятельной Лаборатории палеонтологии и стратиграфии, даже в другом Отделении АН, но постоянно отирался у нас. И оказывал знаки внимания одновременно нескольким дамам - Лазаревской, Крутиковой, Кирьяковой. Около Кати вздыхал один из самых старых работников В.Ф.Мороз.
   Наш шеф включил в жизнь лаборатории некоторые немного странные обычаи. В отличие от других мы не отмечали иных, кроме 8 марта, праздников. Редко отмечали дни рождения, хотя виновника поздравляли (этот порядок был нарушен много позже, когда пошли пятидесятилетние юбилеи). Игорь был, как теперь говорят, трудоголиком, всё остальное не то, чтобы не интересовало, но было на вторых и далее местах. Жил он в нескольких минутах ходьбы от института и обычно приходил на работу очень рано. Его ненавидели ночные сторожа, т.к. он мог начать тарабанить в запертую дверь и будить их в 4 - 5 часов.
   Общеинститутские неофициальные встречи по случаю торжественных дат не практиковались из-за отсутствия места. Поэтому после поднятия градуса в своих комнатах начинали ходить друг к другу в гости. Иногда забредали в соседний институт, благо знакомых много, а вина достаточно (а у соседей-химиков и спирта). Последний раз собирались, когда я только поступил на работу, в буфете физ.-мат. корпуса для встречи 1972г. Такие встречи возобновились в начале 80-х после открытия нового помещения академической столовой рядом с нашим корпусом, но не надолго, т.к. началась горбачевская антиалкогольная кампания.
   По поводу важных событий - защиты диссертации, присвоения ученого звания или награждения Государственной премией Молдавской ССР иногда собирались в ресторане. Институт рос, развивался, был на хорошем счету и подобные случаи, к счастью, не были редкостью. Еще в 1972г, кажется в честь 50-летия СССР, был учрежден государственный почетный знак, не помню, как назывался, для награждения особо отличившихся предприятий и организаций. Выделялось, по-моему, по одному на городской административный район. Первую такую награду присудили нашему институту.
   На "узких" встречах собиралось до половины состава сотрудников. Тамадой в большинстве случаев бывал Зеленин. Он успел создать свой особый стиль, существенно отличавшийся от классического. Было много шуток. Некоторые из них достаточно резкие, на грани фола. Присутствовавший однажды вице-президент АН В.А.Андрунакиевич удивился и спросил, как объекты шуток терпят подобное. Ему объяснили, что у нас так принято, никто не обижается. И это было правдой.
  
  
   В коллективе были записные хохмачи, любители розыгрышей, с другой стороны - жертвы таких мистификаций. Часто мишенью становился мой старый знакомый Б.С.Слюсарь. Ученый секретарь, кандидат наук, человек неглупый и образованный, но в институте его почему-то не очень любили. Он не обладал достаточным чувством юмора, потому коллеги сделали его объектом своих упражнений. По моим (и не только моим) наблюдениям воспитанники Кишиневского университета, во всяком случае, геологи, имели склонность к злым шуткам, это мне доподлинно известно. Некоторые и шутками не назовешь, они больше походили на подлость. Причем шутник получал больше удовольствия, если предметом действий был его друг.
   Бориса ловили не раз. Наверно все геологи в институте и УГ знали историю про "8 на 7 и 7 на 8". Он учился в аспирантуре при геофаке МГУ. Каким-то образом Борю убедили, что он должен срочно отправить в Отдел аспирантуры какие-то сведения и несколько фотографий размером 8х7 и 7х8. Нашлись доброхоты, готовые быстро сфотографировать и изготовить снимки. Его послали домой переодеться. Дело было летом, он возвратился, изнывая от жары, в костюме и белой рубашке с галстуком. Можете себе представить фото таких размеров? Обычно длина и ширина фотографии портретного формата соотносятся как 1,3 - 1,5, здесь это отношение было значительно меньше, еще умельцы постарались, лицо вышло сильно искаженным. Организаторы были уверены, что в какой-то момент Борис поймет, что это обман. Нет, Слюсарь запечатал всё в конверт и отнес на почту. Говорят, одному из инициаторов, Л.Ф.Романову, стоило большого труда изъять это отправление. Конечно, Борис сильно обиделся. Может быть, именно тогда между ним и Романовым возник серьезный антагонизм, продолжающийся по сей день.
   Рассказывали о таком происшествии. Группа сотрудников ИГГ, в которой был и Слюсарь, выехала в экспедицию. То ли кто-то в руководстве АН или еще выше додумался, что можно достичь экономии финансовых средств, если сократить должность водителя, то ли по другой причине, но за рулем легковой машины оказался один из сотрудников. При встрече с отарой овец на дороге, кажется, автомобиль перевернулся. К счастью, все обошлось, никто не пострадал. Когда стих грохот и улеглась пыль, Боря, находясь в состоянии стресса, развязал рюкзак и съел двухнедельный запас продовольствия на всю группу. Злые языки утверждали, что консервы в жестяных банках он сжевал, не вскрывая их, вместе с тарой.
   Уже я сам был свидетелем следующего случая. В честь 50-летия СССР выпустили красивый значок, на колодке, похожий на орден. Его купил и прикрепил к лацкану пиджака завлаб М.И.Жеру. Михаил Иванович - милейший человек, но его сумели уговорить сказать ученому секретарю ИГГ, что этим знаком его наградил Президиум АН. Тут же у Жеру значок отобрали и стали с ним по очереди дефилировать по коридору другие. Слюсарь заламывал руки, была у него такая манера в минуты волнения, и аппелировал к своим, как ему казалось, доброжелателям: я понимаю, отметили Жеру, но эти...(он называл недостойных, по его мнению, "лауреатов")? Короче, он пошел качать права и добиваться такой же награды. Результат вообразите сами.
   Не исключаю, что подобные инциденты стали одной из причин, по которым Борис Степанович вскоре покинул ИГГ.
  
   Каждый гражданин СССР был обязан участвовать в общественной жизни страны. А претендент на получение ученой степени или звания просто обязан проявить себя как активист, это отмечалось в характеристике, которая оглашалась при защите диссертации или другом соответствующем акте. Поэтому я не особенно сопротивлялся, когда меня выдвинули в местный комитет профсоюза нашего института. Мне достался бытовой сектор. Самый неудачный, потому что я практически ничем не мог помочь своим сотрудникам. Несмотря на то, что многие люди науки получали высокие по общегосударственным меркам зарплаты и, соответственно, платили большие взносы в профсоюз, средства на социальные льготы (лечение, отдых, культура и т.п.) в этом профсоюзе были значительно меньше, чем, скажем, на промышленном производстве. Таким образом (кроме прочего) идеологическое руководство страны, которое всё распределяло, намекало рабочему классу, что хуже интеллигенции только поджигатели новой мировой войны, и оно, руководство, об этом помнит. Что я мог сделать для своих людей? Выбить небольшую материальную помощь. Следить за правильностью распределения путевок на базу отдыха и в пионерские лагеря. За должным оформлением очереди на получения жилья. Временами устроить завоз продуктов из колхоза по невысоким ценам. Всё! Основным назначением профсоюзов - "школы коммунизма"- была организация социалистического соревнования. Скоро мне пришлось заняться им вплотную.
   Согласно установившейся традиции в академическом институте руководителем профорганизации должен быть работник рангом не ниже кандидата наук. Случилось так, что все достойные лица оказались заняты другими общественными делами, и выбор партийного бюро, которое все регулировало, пал на меня. Таким образом меня выдвинули и избрали председателем месткома нашего института.
   Моим непосредственным профсоюзным боссом стал...наш директор. Он защитил докторскую диссертацию и теперь хотел стать членом-корреспондентом АН. Нужно было проявить дополнительную активность, он предложил свою кандидатуру на пост главы профсоюза Академии. Мне это, конечно, было на руку.
   Любое соревнование подразумевает выявление победителя - организации и отдельного работника. Как это сделать в сфере науки? Наукой руководили (и руководят!) бюрократы, им нужен свой, понятный и доступный, измеритель качеств учёного, вот и начинается! Для людей этой профессии нет какого-то четкого критерия успеха, как и нет подлинной системы поощрений и отличий. Существовали разные подходы: по количеству защищенных кандидатских диссертаций; докторских; числу опубликованных монографий; статей в научных журналах; в местных или общесоюзных изданиях; по объему публикаций и т.д. Но позвольте, в одном институте 100 человек, а в другом 200? А как сравнить "физиков" и "лириков"? Если ставить во главу угла подобные признаки, то Эйнштейн, теория относительности которого изложена на нескольких страницах, выглядел бы аутсайдером.
   Поиск лучшего учёного - мировая проблема. Есть, конечно, способы. Например, по количеству печатных работ. Так что, чем больше, тем, значит, учёнее? Или по числу ссылок на них. Потому так сложно выбрать Нобелевского лауреата, даже без учета политической составляющей.
   Не удивительно, что при определении победителей соревнования и внутри институтов, и по Академии в целом часто возникали трения. При том, что победа не приносила кроме почета никаких, или почти никаких, реальных выгод.
   Директор предложил систему, которая после долгих обсуждений и споров была принята в качестве экспериментальной. Каждый показатель, включенный в перечень, оценивался определенным числом очков. Так, за Нобеля полагалось, кажется, 1000, за научное открытие - 300 (за 20 лет моей работы в АН первого не случилось, второе было, по-моему, одно), за издание монографии в союзном издательстве - 100, в местном - 50 и т.д. "Очковая система" не была чем-то совсем оригинальным, она применялась даже у нас в АН. Но Друмя сделал более справедливым соотношение очков, полученных за разные виды работ, и убрал количественные оценки таких мероприятий, как, например, поездка в колхоз или поход на овощную базу. Конечно, и новые оценки были достаточно условны, но это был все-таки шаг вперед. А то получалась совершеннейшая чушь: однодневный выезд 25 человек на уборку винограда давал институту больше зачётных очков, чем защита докторской диссертации!
   Значительные суммы очков в копилку соцсоревнования приносили хоздоговорные работы и внедрения результатов научных исследований в производство. И то, и другое было вечной головной болью.
   Выполнение научных работ по хозяйственному договору с производственными организациями было практически обязательным. При этом существующие порядки нисколько не стимулировали обе стороны. В отличие от вузов, где можно было содержать целый штат сотрудников за счет "договорных" денег, в системе Академии исполнители не получали дополнительно ни копейки. За эти средства можно было приобрести какое-нибудь оборудование, но только по согласованию с заказчиком и для выполнения именно этой темы. А у заказчиков никогда не было лишних финансов, за исключением не слишком частых случаев, когда они заранее закладывались в проекты и сметы. Таким образом, поиск заказчиков, обсуждения на стадии заключения договора, выбивание денег за выполненную работу или ее часть отнимали уйму времени (не говоря о самой работе). Наилучшим был вариант, когда темы договора и основной деятельности научной группы совпадали.
   Внедрение результатов научных исследований в практику - вопрос, действительно, очень важный. У геологов сказываются особенности профессии. Результаты нашего труда всегда отдалены от их прямого практического использования. Плотник может потрогать руками сделанную им табуретку, сапожник - пару башмаков, хлебороб - пересыпать в мозолистых ладонях золотое зерно последнего урожая. А от открытия геологом месторождения железной руды до первой продажи гвоздей, изготовленных из этого металла, проходят годы и десятилетия. В геологии это обстоятельство как-то учитывается. Считалось, что вся система находится не на госкредите, а на госдотации. Другими словами, труд палеонтолога, изучающего сегодня остатки окаменелой фауны в неогеновых отложениях Молдавии, частично компенсирован добычей сырья в Восточной Сибири из месторождения, найденного его коллегами много лет назад.
   Мы передавали свои научные результаты УГ и проектным организациям совершенно безвозмездно. Нужен был только акт об их внедрении. Но и здесь часто требовались длительные переговоры. Производственники опасались, что их будут потом проверять и шпынять за то, что акт подписали, а в своей работе ничего не усовершенствовали. А не использовали, надо с прискорбием отметить, часто. Помню, однажды меня попросил срочно помочь главный геолог Отдела изысканий одной проектной организации. А по интересующему его вопросу мы провели для них специальную работу по хоздоговору. За их деньги! И все материалы передали своевременно! А в наш отчет никто и не заглянул. В силу занятости и текучки. И просто лени и косности.
   На итоги соцсоревнования влияло и участие в пропаганде научных знаний. Нужно было выступать с лекциями по любой избранной теме из рекомендованного перечня, хоть о приближении коммунизма, только такое содержание нужно согласовать с кем надо. Большинство обычно рассказывали о своей науке. Я, например, о водных ресурсах республики и о бережном отношении к ним. Не скрою, иногда коллеги из других организаций подписывали путевки за лекции, которых мы не читали. Следовало соблюдать осторожность и не перебрать, а то увидят много лекций и начнут изучать передовой опыт. Приходилось участвовать в Днях науки, которые организовывались под высоким руководством (уровня отделов ЦК КП Молдавии или что-то вроде того) в сельских районах. Проводилось это через общество "Знание". Оформлялись командировки и за лекции иногда платили какие-то копейки. Ездили по селам, выступали в школах, клубах, даже на полевых станах. На такие акции выезжали, как правило, крупные фигуры. Помню, в г.Кагуле я жил в гостинице в одном номере с вице-президентом АН академиком физиком Т.И.Малиновским. Особо ценились специалисты, которые могли говорить и на молдавском, и на русском языках. Я, к сожалению, к таким не относился. Не могу похвастаться, что слушали меня с горящими глазами. Но когда бывали примеры о близких местах и даже об их селе, оживлялись. Полагаю, самим сельчанам все это было по барабану, исключение - школьники, которые иногда проявляли интерес и даже задавали вопросы. Мероприятие обычно заканчивалось крупным банкетом с участием руководителей района. Нередко угощали и на местах. Я как-то застрял в одном из сел Сорокского района, на севере республики. Опаздывал заказанный транспорт. Меня пригасили в какую-то симпатичную семью. Обычная беседа. Нехитрая закуска и, как водится, много вина. Стыдно, но когда пришла машина, я был уже очень хорош.
  
   За период работы в месткоме, кроме обычной рутины, на мою долю достались несколько крупных скандалов.
   Когда старший инженер Н.И.Онофраш поступал на работу в ИГГ, руководством АН ему была обещана квартира. Время шло, а семья из пяти человек по-прежнему жила в одной комнатушке в аспирантском общежитии. Николай Иванович, человек очень разумный и спокойный, потерял терпение и решил прибегнуть к экстравагантным мерам. Так, он хотел повесить на дверях корпуса свою большую фотографию с подписью: "Меня обманул Президент АН МССР Я.С.Гросул". Всё было уже подготовлено, с большим трудом нам удалось удержать его от этой бесперспективной затеи. Тогда он написал Президенту резкое письмо. Как выход из неловкого положения, Онофраш предлагал ему уйти в отставку (Президенту, естественно). Поднялся большой шум. Собрались в кабинете Я.С.Гросула. Со стороны института - автор письма, директор и я, требовали парторга, но он был в отъезде. Президента поддерживали люди из аппарата Президиума. Гремели громы и молнии. Удалось как-то выпереть обидчика из комнаты и уговорить разгневанного Президента ограничиться жестким разбором этого поступка на расширенном заседании месткома (или Ученого совета?) института, в присутствии представителей руководства АН.
   Главным обвинителем выступал присутствовавший и на первой встрече начальник Первого отдела АН юрист по образованию Бардиевский, был кто-то еще с ул. Ленина,1. Мы предварительно выругали Онофраша, совершенно искренне, и наказали на заседании молчать. Сами показательно топали ногами и громили своего товарища. Я, как кажется, нашел удачный ход, сказав, что он имел в виду вовсе не увольнение Президента АН: последний просто обязан выполнить свое обещание, пока занимает эту должность. Освободить его от данного обещания может только отставка. Меня тут же поддержали свои. Бардиевский вытащил письмо и перечитал. Как будто сошлось. Короче, вынесли нашему герою общественное порицание. А потом собрались в кабинете Зеленина, с участием директора, и хорошо выпили.
   А квартиру Гросул так и не выделил, ее (а потом и другую, большего размера) получила от своей работы жена Николая Ивановича.
   Через несколько лет разбирали персональное дело ближайшего сотрудника Онофраша инженера Р.З.Буртиева. Рашид поступил на работу в Лабораторию сейсмического микрорайонирования после окончания мехмата КГУ. Выступал в соревнованиях по вольной борьбе, был мастером спорта СССР. У него было три дочери, семья жила на съемной квартире. Жена Буртиева подала жалобу в местком о том, что он ее избивает. Больше всех негодовал директор: как это спортсмен, атлет издевается над хрупкой женщиной! Сказал, что только забота о ее семье удерживает его от немедленного увольнения хулигана. История некоторым из нас показалась странной. И сам виновник вел себя необычно, на вопросы отвечал, но не оправдывался, и в адрес супруги не сказал ни одного дурного слова. Как выяснилось в будущем, было за что. Сам Рашид оказался хорошим семьянином и прекрасным отцом. О его спутнице жизни (уже бывшей) можно говорить в этом плане, вы уж простите, с противоположным знаком. Сейчас Рашид Зетович ведущий научный сотрудник Института сейсмологии и геологии (так теперь называется ИГГ), кандидат наук. И мой друг.
  
   В стране всем руководила компартия, и профсоюзами, конечно. Председатель месткома научного института, не имеющий ученой степени, да еще беспартийный, выглядел, мягко говоря, несолидно. Со мной начали беседовать о вступлении в КПСС. Все обстояло не так просто. Согласно Конституции в Стране существовали рабочий класс, колхозное крестьянство и прослойка трудовой интеллигенции. Отношение идеологического руководства к последней всегда было настороженным, ведь из этой среды выходили вольнодумцы, критики режима, некоторых скоро назовут диссидентами. Академия наук была крупным сборищем этой подозрительной части населения. Поэтому вступить в партию здесь было значительно сложнее, чем на производстве, существовала квота, резерв пополнения рядов лучшей части общества. Я попал в список избранных. В общем-то не особенно и рвался в авангард, и даже путем несложных маневров избежал этого, будучи начальником отряда в экспедиции. Когда подошел срок в АН, и надо было сделать решительный шаг и оправдать оказанное доверие, мне предстояло уезжать в длительную командировку. Место досталось другому, а я так и остался до конца беспартийным.
  
   Однажды позвонил директор и веселым голосом попросил Игоря и меня зайти к нему. В кабинете он представил нас директору Института физиологии растений АН К.В.Морару. Я вспомнил, что он возглавлял Институт почвоведения, когда там работала моя жена Мая, позже стал Министром сельского хозяйства республики. Константин Васильевич, доктор наук, член-корр. нашей Академии, изложил суть дела. Он был селекционером, занимался выведением новых сортов пшеницы. В одном из колхозов, где проводились его опыты в промышленном масштабе, образовался мочар. Морару просил обследовать место и дать рекомендации по его ликвидации. В Молдавии мочарами называют явление, известное в гидрогеологии как мочажина - слабый рассредоточенный выход поземных вод на поверхность. Вокруг таких выходов часто образуется заболоченность. В районе, о котором идет речь, верхняя часть геологического разреза представлена глинистыми породами. В толще глин рассеяны многочисленные тонкие прослои песков и алевритов. Часто они обводнены, воды мало, но достаточно для того, чтобы за длительный период времени на поверхности образовалось, говоря популярно, мокрое место. Нередко участки распространения переувлажненных почв достигают значительных размеров, а в целом по республике из сельхозоборота выпадает по этой причине площадь, исчисляемая тысячами гектаров.
   Колхоз "Вяца ноу" ("Новая жизнь"), где работал К.В.Морару, находился в с.Чеколтены. Место мне было хорошо знакомо. Село распложено на площади, где я участвовал в проведении 1:200000 съемки в 1963-64гг. Одно время наш отряд даже базировался в колхозном пионерском лагере. Мочар возник на левом склоне долины р. Реут где-то в первой половине 70-х. На склоне развиты аллювиальные отложения четвертичных надпойменных террас (суглинки, пески, пески с гравием), подстилаемые глинистой толщей среднесарматского возраста. Участок по рельефу, составу почв весьма благоприятный, там разводили сады, выращивали табак, и утрата этих площадей обернулась для колхоза существенными экономическими потерями.
   Колхоз входил в число лучших хозяйств республики. В Союзе существовал общественный орган - Совет колхозов. Несмотря на бюрократическую гигантоманию тех времен, он включал не очень большое число членов. Молдавии было выделено только одно место, и его занимала председатель колхоза "Вяца ноу". Фамилии не помню, звали ее Ирина Фоминична, довольно молодая деловая, привлекательная женщина. Она поддерживала начинания Морару, понимая их важность, и он решил ей помочь. Причем, плохо представлял, как это делается, и решил, что геофизики, а нас он позиционировал именно так, лучше всех справятся с проблемой. Он не предполагал, что в нашем институте есть гидрогеологи, и задача безусловно требует гидрогеологического обоснования.
   Через несколько дней мы с Игорем выехали на место. Колхоз находился километрах в 70 к северу от Кишинева. По дороге Морару и его сотрудники рассказывали о своих опытах. Я мало чего знал о твердых сортах пшеницы или о содержании клейковины в зерне, потому было интересно. В Молдавии тогда собирали в среднем по 40 центнеров пшеницы с гектара. Для Союза это был высокий показатель. В Москве республиканских руководителей погладили за это по головке, и они, задолго до горбачевских антиалкогольных мероприятий, начали на практике осуществлять прирост площадей под зерновыми культурами за счет сокращения виноградников. Напомню, что в средней полосе России урожаи зерна составляли 5 -10, а в дождливой Голландии - около 100 ц/га. Морару занимался не столько повышением урожая и его качества, сколько выведением пшеницы с крепким стеблем, которая не полегала бы при ливневых дождях, сопровождающихся сильными ветрами, что часто случается в нашем крае.
   На участок мы поехали с главным агрономом колхоза. В средней части пологого склона раскинулось настоящее болото. Все поросло высокой осокой, кое-где были окна чистой воды до нескольких метров в поперечнике. Такие болотца или пятна мокрой почвы были разбросаны по склону на протяжении нескольких сотен метров. Общая площадь, куда не мог заехать трактор, приближалась к десятку гектаров.
   Я сделал набросок местности, отобрал пробу воды. Представителям колхоза понравилось, что мы детально копаемся, в особенности, как Игорь, сняв брюки, залез в центр одного из болот, утонув в грязи выше колен. Потом встретились с председателем. Сказали, что, возможно, приедем еще и только после этого сделаем заключение. В столовой в селе Чеколтены в отдельном зале нас накормили. Вина тоже было в достатке.
   Я, действительно, приезжал еще раз, нужно было кое-что уточнить на местности. Перед этим посмотрел отчеты по съемкам 1:200000 и 1:50000 (вторую я только успел начать перед уходом в Академию). Помогло, что недалеко от интересующего участка были пробурены скважины по створам, ориентированным сверху вниз по склону. В этот раз со мной поехал директор А.В.Друмя. Они с председательшей взаимно понравились друг другу. Может быть, поэтому на обед, куда нас опять пригласили, подали кроме вина еще коньяк.
   Образование чеколтенского мочара связано, по моему мнению, с повышенной водностью последних лет. В 1971г количество выпавших атмосферных осадков было близким к норме. В последующие два года суммы осадков оказались на 20 - 30% выше нормы. На склоне под почвенным слоем залегают четвертичные суглинки, подстилаемые толщей глин. Мощность слоя суглинков в местах образования мочаров уменьшалась с 2 - 4 до одного метра, иногда даже меньше. Уменьшение мощности покрова связано с оползневой деятельностью, в процессе которой слои глин изменили характер залегания и подошли вплотную к поверхности. Просочившиеся в почву осадки расходовались на испарение, частично фильтровались в более глубокие горизонты, а также стекали в суглинках вниз по склону. При увеличении атмосферного питания произошло "переполнение емкости" и влага вышла на поверхность.
   Мы предложили перехватить грунтовый поток закрытым горизонтальным дренажем. Заложить его следует выше отметок, где мощность суглинков уменьшается. Это достаточно простое гидротехническое сооружение. Оно состоит из цепочки канав поперек склона, заполненных по дну песчано-гравийной смесью, в которую уложены короткие (или перфорированные) асбесто-цементные трубы. Канавы засыпаются до уровня земли, почвенный слой и целостность поля сохраняются. Из каждого фрагмента делается отвод, вода собирается в одной точке, это может быть бетонная или металлическая емкость. Утилизировать дренажный сток возможно двумя способами (об использовании накопленной воды для орошения речь не идет). Первый - отвод трубопроводом на пойму р.Реут. Длина его значительна - 2-3км, потому предлагалось рассмотреть второй - возможность сброса через скважину в нижележащий водоносный горизонт. Но этот горизонт, нижнесарматский, является в Молдавии основным источником хозяйственно-питьевого водоснабжения. Поэтому дренажные воды необходимо предварительно подвергнуть тщательной очистке.
   Это была только идея. Нужно было сравнить экономические показатели предлагаемых вариантов, потом составить проект и смету. Колхоз был готов оплатить эти расходы. Несколько раз приезжал районный мелиоратор. Мы предложили поручить эту работу тресту "Молдсельхозводоснабжение" и познакомили его с главным гидрогеологом нашим старым приятелем М.Г.Оноприенко. Они вели переговоры на предметном уровне.
   Прошло года два. К нам в лабораторию опять заехал знакомый мелиоратор и рассказал, что в конце минувшего лета все мочары на склоне...исчезли сами собой. Так же неожиданно, как появились.
  
   Работа над моей темой понемногу двигалась. Кто-то попросил директора взять на работу молодого человека, окончившего какой-то институт по специальности, связанной с хранением нефтепродуктов. Его направили в нашу лабораторию, а Зеленин определил в мою "микрогруппу". Леня Тельпис оказался хорошим парнем. Играл в академическом самодеятельном оркестре на бас-гитаре. Был очень рассеян, но мне много помог.
   Программиста Мишу Чернея сменила Ира Решетько. Ей сразу пришлось включиться в работу на полных оборотах. Игорь использовал для доказательства своих выводов метод многофакторного дисперсионного анализа. Объемы вычислений были так велики, что с ними не справлялась большая ЭВМ. Приходилось изобретать всякие способы, привлекая лучших спецов Вычислительного центра. Мои расчеты проходили без осложнений.
   Решетько оказалась работником инициативным и настойчивым. Решать дела ей помогали коммуникабельность и внешняя привлекательность. Она не так давно окончила учебу, ее еще помнили преподаватели Кишиневского университета, а сама она была знакома с некоторыми студентами, кто при ней учился на младших курсах. Игорь дал ей деликатное поручение: найти пару хороших ребят-математиков, которых потом можно будет взять на работу. И она с этим заданием справилась. Академия направила в университет запрос на двух выпускников персонально. Один из них пришел в институт, но попал в Лабораторию сейсмического микрорайонирования и проработал несколько лет. С другим вышла осечка. Его на какой-то стадии "задробили" из-за непопулярной в советское время 5-й графы в паспорте. Но это выяснилось позже. А тогда родственники выпускника посчитали случившееся происками Зеленина, который был ни сном, ни духом не виноват. А молодой математик, проработав год в проектном институте пищевой промышленности, все-таки перешел в нашу лабораторию. Игорь Эмильевич Вербицкий оказался хорошим человеком и отличным специалистом. Мы с ним просидели бок о бок, за соседними столами лет 10. Он защитил диссертацию, стал старшим научным сотрудником. В известные годы уехал в Америку. Сейчас профессор университета штата Миссури, два года преподавал в Бирмингеме, в Англии.
   Рукопись своей монографии я передал в издательство в срок. Книга получилась не очень большой по объему, станиц 200 машинописного текста и рисунков, но насыщенной по содержанию. Потом мне пришлось ее сокращать по требованию издательства. Они ощипывали каждую научную публикацию и на сэкономленные ресурсы бумаги, других материалов и средств печатали спичечные или винные этикетки и т.п. и получали премии. В книге были рассмотрены закономерности режима грунтовых вод, определены разными методами элементы их баланса. Приведена схема гидрогеологического районирования территории республики применительно к целям мелиорации. Обсуждались методы оценки фильтрационных свойств грунтовых водоносных горизонтов.
   Встречаться с ДМК - редактором моей монографии и научным руководителем диссертационной работы было совсем не просто из-за его занятости. Он постоянно был в командировках. Однажды я договорился приехать и показать готовые материалы. Взял билет на самолет. Вылет должен состояться в понедельник. Накануне получаю телеграмму: "Отложите приезд вылетаю Волгоград". Через какое-то время вновь условились о встрече и перед выездом снова отбой, только теперь не Волгоград, а Краснодар. И это было не всё. Хорошо, что не прознал об этом мой приятель Илюша Гольденберг, с которым мы разыгрывали друг друга, а то я бы и от него начал получать подобные послания.
   Обе роли, редактора и научного руководителя, фактически исполнял Игорь Зеленин. С ним мы обсуждали все вопросы, и стратегические и второстепенные. Я полагал, что будущая диссертация будет мало отличаться от уже сделанной монографии. ДМК, когда, наконец, пролистал готовую рукопись и поставил редакторскую подпись, все равно был чем-то не удовлетворен. По его мнению, чего-то нехватало, но чего, он четко не формулировал. Решать нужно было самому.
   Мы с Игорем долго совещались. Он предложил следующий план повышения "рекламной привлекательности" диссертации. В монографии была глава, посвященная определению фильтрационных свойств слабопроницаемых пород. Я считал вопрос очень важным, ДМК назвал это "упражнениями". И все-таки мы решили, что главу следует дополнить и расширить. Другой ударный момент - составить новый раздел, касающийся прогнозов изменения уровня грунтовых вод в условиях орошения с использованием своих собственных результатов изучения их баланса и режима. Наверно профессор сочтет этот материал актуальным с позиций практического применения диссертационной работы. Конечно, все это потребует времени. Срок моей учебы в аспирантуре истек, но в этом не было ничего страшного. Я числился заочником, мне от института ВСЕГИНГЕО ничего не нужно, они тоже не сильно страдали, просто не могли поставить "галочку" в нужную клетку.
   Первая часть задуманного была закончена сравнительно быстро. К уже существующему были добавлены другие, дополнительные способы и примеры расчетов с их помощью. Главу о прогнозах я начал с приближенных методов, используя аппарат теории вероятностей и математической статистики. Один способ придумал сам на базе теории математического подобия. Последний развивал подход, который применил еще в 50-х годах для изучения устойчивости берегов морей и водохранилищ мой учитель Л.Б.Розовский. Когда моя статья была опубликована, я спросил своего студенческого друга Зелинского, тогда декана геофака, стоит ли подарить эту безделицу профессору? Все-таки развитие его идеи. Конечно, он уписается от радости, сказал Игорь. Все как-то не было случая. А потом Льва Борисовича не стало. Это к тому, что всё нужно делать вовремя...
   Но основную часть мы решили выполнить путем применения современных передовых средств. Наш товарищ В.С.Зильберг занимался моделированием гидрогеологических процессов и был докой в этой области. Договорились, что я буду решать свои задачи в его лаборатории в Проектном и научно-исследовательском институте по инженерным изысканиям в строительстве (ПНИИИС). Эта часть должна была войти и в отчет по нашей институтской теме. Последнее послужило основанием для поездки в командировку в Москву на месяц.
  
   С Вениамином Соломоновичем Зильбергом я познакомился в Москве в начале 60-х. Он окончил Днепропетровский горный институт одновременно со мной, вместе с Зелениным учился в академической аспирантуре и жил в общежитии. Потом мы увиделись в Молдавии, где он занимался изучением эксплуатационных ресурсов подземных вод по договору с УГ. Мы часто встречались, вместе ездили на море, совершили короткую, но приятную поездку по Карпатам на его экспедиционной машине. Веня - человек контактный, доброжелательный, между нами быстро установились добрые товарищеские отношения.
   Веня занимался моделированием с энтузиазмом и достиг значительных успехов. Аналоговое моделирование заключается в нашем случае в воспроизведении природных и техногенных процессов с помощью другой среды, которая их имитирует. Давно замечено, что структуры формул основного закона фильтрации Дарси и закона Ома, одного из основных в электричестве, близко сопоставляются. Возникла идея использовать для изучения фильтрационного поля электрическое поле. В схеме, электрическое сопротивление заменяет водопропускную способность горных пород, электрическая емкость - питание подземных вод. Веня нашел подходящих специалистов и собрал гибридную установку, включавшую сетку сопротивлений и емкостей машины МСМ-1, соединенную с измерительным устройством прибора ЭИНП 3/66 (МСМ - "малая сеточная модель"; ЭИНП - "электроинтегратор нестационарных процессов"). Узнав о моих проблемах, он согласился помочь и назначил время - октябрь-ноябрь 1974г. И остановился я у него. Тогда люди были значительно более открытыми, терпимыми и менее привычными к комфорту и роскоши. Веня жил в однокомнатной квартире с женой и сыном-школьником недалеко от недавно открытой станции метро Беляево. Мое появление в доме не выглядело чем-то необычным, хотя, конечно, доставило хозяевам много неудобств.
   Веня познакомил меня со своими сотрудниками - инженером-технарем Мишей Быковым, математиком Великиной, симпатичными девушками-инженерами Наташей и Лидой. Я подготовил исходные данные по нескольким реальным участкам в разных условиях, для которых собирался провести эксперимент методом моделирования. Само собственно решение не отнимало много времени, длительным и трудоемким было создание ситуации на модели. Для этого требовалось, в частности, воткнуть десятки и сотни штекеров (сопротивлений) определенной номенклатуры в соответствующие гнезда. Эту операцию я освоил и успешно помогал Мише. Но здесь возникли неожиданные осложнения.
   Я рассказывал в первой части записок о трудностях, с которыми столкнулся во время комплексной съемки при изучении фильтрационных свойств грунтовых водоносных горизонтов. Опытно-фильтрационные работы обычным порядком проходили плохо из-за низкой проницаемости водовмещающих пород и слабых водопритоков в горные выработки во время опытов. По этой причине мы обратились к экспресс-откачкам. Именно поэтому я считал этот вопрос важным и уделил ему внимание в монографии и будущей диссертации. Когда теперь мы воспроизвели такие условия на модели, техника отказалась работать. Наборы электрических сопротивлений, имитирующих слабопроницаемую среду, и конденсаторов (емкостные свойства горной породы, т.е. способность принимать или отдавать влагу) плохо сочетались друг с другом. Что-то все время перегорало. Миша израсходовал запас комплектующих. Он кричал, что я пущу лабораторию по миру.
   Веня был трудоголиком, сотрудники - ему под стать. Мы приходили на работу к 9 утра и сидели до 9 вечера. В выходные дни тоже. И в день национального праздника 7 ноября. Он только позволял себе в воскресенье утром пойти в баню. О его страсти к парной я знал еще по встречам в Кишиневе, там мы тоже посещали подобное заведение. Мы вставали до 6, чтобы к 7 утра быть в бане на Таганке, иначе большая очередь. Потом, умиротворенные, ехали на работу на Октябрьское поле.
   Нужно было что-то решать. Веня объявил 8 ноября выходным днем. Миша предложил поехать к нему на дачу, куда-то в район аэропорта Быково, и организовать обед с шашлыком. Девушки заранее купили мясо. На месте выяснилось, что никто толком готовить шашлык не умеет, даже Веня, отличавшийся кулинарными способностями. За дело взялся я, хотя тоже не был специалистом. В итоге шашлык съели, спиртное выпили, потанцевали под радиолу и довольно поздно возвратились электричкой в Москву. К тому времени я переехал от Вени в центр, на Садовую-Триумфальную. Там жила мама моего друга Виктора Перцовского. Он сам лег на медобследование в больницу, она на это время переехала к нему, а мне предложила пока пожить в ее однокомнатной квартире в высотном доме.
   Не зря говорят, что беда никогда не приходит одна. Мало того, что задача не получалась, так меня поразил, впервые в жизни, сильный приступ радикулита. Произошло это не на пустом месте. Когда я пришел в ИГГ, мой стол стоял под окном. Рамы были пригнаны плохо, когда открывали дверь, бумаги на столе взлетали вверх, таким был сквозняк. Видимо, это не прошло бесследно. А толчком послужила поездка за город. На дворе стояли уже настоящие морозы. Когда я делал шашлык у костра, приходилось все время бегать в дом и обратно, я был без верхней одежды, спереди жарко, а спина холодная. В общем, еле-еле доковылял до работы. Беда не беда, но неприятность точно!
   Узнав о наших событиях, в Москву примчался Игорь. Были и свои дела, просто он ускорил приезд. После споров и дискуссий выбрали путь выхода из сложившейся ситуации. Веня поговорил со знакомым математиком, кандидатом наук из МГУ, и он согласился помочь. Расчет изменений уровня грунтовых вод был осуществлен на большой ЭЦВМ по специальной программе.(Для специалистов: алгоритм представлял собой конечно-разностную аппроксимацию уравнения неустановившегося движения с учетом инфильтрации, испарения и растекания инфильтрационных бугров в межполивные периоды). Решение выполнялось в ВЦ МГУ. Это было сделано частным образом. Пришлось заплатить, кажется 120 руб. К счастью, у меня были деньги, собирался купить куртку, да всё времени нехватало.
   После появления персональных компьютеров большинство задач по моделированию различных процессов решается в цифровом виде. Мы в то время были, наверно, среди пионеров на этом направлении.
  
   Возвратившись из Москвы, я в первую очередь по горячим следам написал главу к нашему отчету по прогнозам режима грунтовых вод. В почти неизмененном виде она вошла и в диссертацию. Я прикинул, что для ее завершения мне нужно еще 3 -4 месяца. Можно было даже перевести дух. Но тут меня подстерег весьма неприятный сюрприз.
   Присуждением ученых званий и степеней в стране занималась Высшая Аттестационная комиссия при Министерстве высшего образования СССР. Уже давно в СМИ шли разговоры о невысоком качестве диссертационных работ и низкой отдаче от деятельности научных учреждений. "Ученье - свет, а неученых - тьма!". Итогом недовольства этими порядками стало Постановление ЦК КПСС и Правительства о реорганизации всей этой системы. В констатирующей части подтверждалось сказанное выше. Отмечено, в частности, что наиболее низким уровнем отличаются диссертационные работы в областях сельскохозяйственных и медицинских наук. ВАК переподчинялся непосредственно Совету Министров СССР. Определены требования к содержанию докторских и кандидатских диссертаций, авторефератов, их объемы для разных научных направлений. Приостанавливалась деятельность ВСЕХ ученых советов по защите диссертаций. Установлен порядок утверждения отдельных Специализированных советов по присуждению ученых степеней кандидата и доктора наук в новом составе (там, где ВАК сочтет возможным) и их работы. Безусловно, немало в этом решении было справедливым, но тысячи людей, подобных мне, подвисли в неизвестности.
   В ведущих научных центрах советы по новым правилам были созданы быстро и возобновили свою работу. Там сразу же образовались очереди (Постановление ограничивало частые заседания), а в других местах процесс нововведений шел очень медленно. По моей специальности первыми открылись советы в МГУ, МГРИ, ВСЕГИНГЕО. В аналогичной ситуации оказался и Зеленин. Он подготовил докторскую диссертацию, в которой объединил содержание двух своих монографий - по естественным ресурсам подземных вод и по методике оценки параметров геофильтрации. Я решил защиту своей работы пока не форсировать, т.к ему нужна была моя помощь, советом в некоторых вопросах и техническая по оформлению текста и приложений.
   У нас уже давно выработался стиль обсуждений: Игорь выдвигал какую-нибудь идею, а я, независимо от истинного отношения к ней, строил контрдоводы, которые он старался опровергнуть и доказать свою правоту. Местом его защиты был выбран Институт геологических наук АН УССР (ИГН) в Киеве. Состоялась предварительная защита, но тут вышло то самое Постановление. Совет продолжал работать по какой-то временной схеме, состав его членов сохранился, но многое предстояло изменить в свете новых требований. В частности, переделать и заново отпечатать в типографии автореферат. И провести еще какую-то процедуру в дополнение к прошедшей предварительной защите. Так что дел было много.
   Мы долго работали над текстом доклада на защите. Потом Игорь многократно его зачитывал с контролем времени. Он в жизни иногда слегка заикался и опасался, что это может произойти с ним в ответственный момент. Обращался даже по этому поводу в лечебный Речевой центр в Москве, но там сказали, что с ним все в порядке.
   Процесс защиты докторской диссертации существенно отличается от кандидатской. Кандидатов наук много, и они тащат на себе значительную часть груза научных исследований. Но тон задают, другими словами командуют, люди в ранге доктора. И распределением финансовых средств в науке, конечно не в такой степени, как нынешние "олигархи", занимаются именно они. Поэтому защита этой степени не происходит просто так, с кондачка. Ей предшествует более или менее длительный период подковерной возни. Нужно договориться с другими докторами по своей специальности, заручиться их поддержкой или, по крайней мере, непротиводействием, иначе могут быть неприятности. Игорю пришлось пройти через эти милые забавы. Тем более, что работа у него была необычная, нетрадиционная. Для подтверждения своих выводов он привлек сложный математический аппарат, чего многие не понимали и не одобряли.
   Основное содержание диссертации было изложено в двух монографиях. О первой, посвященной изучению естественных ресурсов подземных вод, я уже коротко говорил. Во второй, вышедшей совсем недавно, уже после "неучтенной" предварительной защиты, представлена оценка фильтрационных свойств горных пород с применением методов математической статистики. В работе рассмотрены причины погрешностей, предложена статистическая модель и методика анализа и сопоставления результатов, полученных разными способами. Приведена оценка водопроводимости по удельным расходам скважин, построены карты этого показателя для основных водоносных горизонтов Молдавии (для негидрогеологов: удельным называется расход на 1 метр снижения уровня воды при откачке). Последняя часть делала практически нецелесообразной разведку подземных вод на хорошо освоенных территориях в существующем ныне виде. Так, к моменту публикации в Молдавии было пробурено порядка 5000 скважин на воду. Выведенные зависимости позволяли сразу же перейти к завершающей фазе разведки при минимуме затрат времени и средств. Понятно, это не могло нравиться, т.к. буровые и опытно-фильтрационные работы стоили дорого и являлись главным путем освоения бюджетных и иных выделенных финансовых ресурсов.
   Согласно новым требованиям докторская диссертация должна была содержать либо новое направление в данной науке, либо фундаментальную разработку какой-то важной проблемы. Игорь в автореферате сделал заявку на оба пункта.
   Подошло время защиты. После переговоров и согласований были назначены три официальных оппонента: по части региональной гидрогеологии - замдиректора ИГН, член-корр. АН УССР А.Е.Бабинец; по гидрогеологическим расчетам - профессор Днепропетровского горного института, автор учебников и методических пособий И.А.Скабалланович; по математической части - известный специалист по применению этих методов в инженерной геологии доктор наук из ПНИИИСа М.В.Рац. На меня пала забота об оппонентах - встреча, размещение в гостиницах, доставка к месту защиты и др. Меня одного было недостаточно, помогали знакомые гидрогеологи из ИГН. Проще всего было с Бабинцом. Мы были давно знакомы с Андреем Евтихиевичем. Он когда-то работал в Молдавии, хорошо знал этот регион и нередко посещал его, заходил к нам в лабораторию. И гостиница ему была не нужна. А устроиться в гостиницу в советское время без предварительной подготовки было сложно. Пришлось и здесь обратиться к помощи местных коллег и использовать их связи. И выбрать нужно такое место, чтобы оппонент не почувствовал себя ущемленным, не усмотрел, не дай Бог, недостаточного уважения к своей персоне. Иван Антонович Скабалланович надулся, когда узнал, что я везу его в гостиницу ВДНХ. Пришлось долго убеждать, что в этом, мягко говоря, не первоклассном отеле ему будет комфортно одному в трехместном номере. Перед Марком Владимировичем Рацем мне было просто очень неловко, когда он в шутливой форме рассказал о ночлеге в какой-то 8-местной конюшне. К счастью, он - человек молодой, практически наш ровесник, отнесся к этому с юмором.
   Самого Зеленина с помощью Вадима Рыбина, моего старого знакомого по совместной работе на юге Молдавии, впихнули в какое-то общежитие. Я жил у нашего друга, моего одноклассника и сокурсника Риона Смирнова. Накануне защиты мы собрались у него дома. Игорь решительно заявил, что хочет побыть этим вечером в кругу друзей, и готов спать даже в коридоре на полу, но в эту общагу не пойдет. Как-то разместились в двухкомнатной "хрущобе", причем кроме нас были еще одесситы, приехавшие специально поддержать Игоря.
   Прошла защита достаточно спокойно. Я оказался прав, когда говорил, что в наборе демонстрационных плакатов слишком много математических формул. Их никто не понимал, а у некоторых членов Совета они вызывали просто раздражение. Уже после заседания вокруг меня собралась группа сотрудников ИГН, инженеров и кандидатов наук. Я объяснил, для чего нужны эти уравнения, как они связаны с содержанием нашей науки и как использованы. Не погрешу против истины, сказав, что для моих собеседников это стало откровением. Некоторые только теперь поняли, что к чему, до этого они полагали, что эти формулы - ради самих формул, ну да ладно, пускай так и будет, диссертант, видать, свой парень. Против присвоения ученой степени доктора наук проголосовал один, за - 18 или 19.
   Высочайшим Постановлением осуждалась традиция, согласно которой после защиты соискатель устраивал банкет для членов Совета и своих друзей. Это рассматривалось как скрытая форма взятки. Теперь член Совета даже под дулом пистолета на банкет не пойдет, а то могут вывести из состава (голос на защите - возможность влияния!). И организатор рисковал. На этот шаг решались только самые смелые. К счастью, среди наших киевских коллег нашлись такие. Шумного пиршества не было, мы просто поужинали в ресторане, хорошо посидели и поговорили.
   На следующий день Игорь уехал в Одессу. Там собрались его сокурсники по случаю 20-й годовщины окончания ОГУ. А я остался еще на день, чтобы отредактировать стенограмму заседания Совета и дооформить еще кое-какие документы. Вечером я возвращался на такси к Смирновым. Все был сделано. Пылал розовый закат, на душе было спокойно...
   Новые правила ВАК только начали работать. Диссертация Игоря была направлена на отзыв "черному" (анонимному) оппоненту. Через некоторое время из Экспертного совета ВАК по наукам о Земле прислали отзыв. "Черный" сделал вывод, что работа нуждается в коренной переработке, а пока диссертант не заслуживает присвоения искомой степени. Круг специалистов в нашей отрасли достаточно узок. Мы без большого труда выяснили, что "черным" был профессор МГУ В.М.Шестаков. Этот человек был очень известен. Окончил Строительный институт, занимался динамикой подземных вод. Прекрасно читал свой предмет. На вечернем отделении выдавал полноценную двухчасовую лекцию перед двумя - тремя пришедшими слушателями, хотя мог легко отпустить их по домам. Одно время руководил сверхпопулярным студенческим театром МГУ, его первой женой была известная актриса Ия Савина. Несколько лет работал во ВСЕГИНГЕО замдиректора по науке, но в геологии не прижился. Так что тому, кто собирался выступить против этого специалиста, было над чем подумать. А Игорь собирался сделать именно это.
   Мы детальнейшим образом изучили "черный" отзыв. Игорь написал ответ, мы его тщательно обсудили. Срочно проконсультировались со знакомыми по вопросам, требующим уточнения. И ответ оппоненту был отправлен по назначению.
   Зеленин был приглашен для разбора своего дела на Экспертный совет по наукам о Земле примерно через год после защиты. В состав совета входили представители разных дисциплин - географы, океанологи, мерзлотоведы, геологи разных направлений, всего человек 20 - 30. Гидрогеологов среди них не было. По идее в Экспертном совете должны заседать мыслители, философы, люди, которые, не разбираясь в деталях той или иной конкретной области науки, представляют себе общую концепцию развития человеческих знаний и могут определить ценность рассматриваемой работы. Полагаю, по крайней мере часть из членов совета соответствовала этому предназначению.
   Серьезная подготовка к заседанию принесла свои плоды. Один из членов Совета оказался хорошим знакомым нашего друга Лёдика Перчука. Он потом сказал Перчуку: твой друг - хороший парень, но уж очень сильно он обо...рал своего оппонента...Через недели две И.В.Зеленину была присуждена ученая степень доктора геолого-минералогических наук. А с Шестаковым они потом прекрасно ладили.
  
   После завершения отчета по институтской научной теме подготовить диссертацию мне не составило большого труда. Даже рисунки к отчету в виде фотографий мы заказали в количестве экземпляров на две работы сразу.
   По итогам Постановления ЦК и Правительства появился новый журнал - "Вестник ВАК СССР", который выходил раз в два месяца. Это было полезное издание. Там публиковались официальные документы, сообщения о заседаниях советов по защите диссертаций с разбором и замечаниями редакции, списки утвержденных докторов и кандидатов.
   Новыми правилами регламентировались объемы диссертационных работ, размер и содержание авторефератов. В автореферате должно быть четко отражено то, что раньше сообщалось иногда походя: цель и задачи работы; ее актуальность; научная новизна; личный вклад автора в данную проблему. Первое ознакомление с новыми нормами вызывало оторопь - требования к скромному соискателю степени кандидата наук были на уровне академика. Потом все как-то утряслось.
  
   Вышла в свет моя монография. Судя по отзывам знакомых, она была встречена благожелательно. Мне рассказали, что профессор-биолог из Кишиневского университета, затрагивавший в своих лекциях вопросы охраны окружающей среды (тогда термин "экология" был еще не в ходу), наказал своим студентам пробрести книжку.
   Игорь поехал на какое-то совещание и повез экземпляр ДМК. Произошло недоразумение. Я по долгу вежливости неоднократно говорил Давиду Моисеевичу, что считаю его не только редактором, но и вдохновителем, и своим соавтором. И подписал ее, отталкиваясь от этой мысли. Взяв книжку в руки, ДМК с негодованием спросил Игоря: а где же благодарность?! Игорь как-то выкрутился, но мне потом здорово попало от него. Увы, сильным политиком я никогда не был!
   Тем не менее Игорь видел, как мой профессор демонстрировал монографию некоторым известным специалистам как пример успеха своего ученика. И в целом она ему, видимо, понравилась. В одном из писем ко мне ДМК назвал ее "солидной".
   Теперь, когда в руках появился такой козырь, защита Игоря осталась позади,
   нужно было заканчивать собственную диссертацию. Руководствуясь тезисом ДМК о том, что лучшее - враг хорошего, что если всё время что-то совершенствовать, конца не будет никогда, и, учитывая требования ВАК, я налёг на педали.
  
   И вот увесистый "кирпич" готов. Он состоял из введения, пяти глав и заключения. Рекомендуемый объём кандидатской диссертации - 150 страниц. У меня получилось меньше благодаря тому, что по Положению в этот объём не входили таблицы и рисунки, которых было 45 и 88 соответственно. После долгих раздумий сформулировано название: "Закономерности формирования грунтовых вод Молдавии и прогноз их режима в связи с развитием орошения". На титульном листе - 1975 год. Основное отличие диссертации от монографии состояло в наличии главы, в которой рассмотрен режим грунтовых вод в условиях орошения.
   Этот раздел, по моему мнению, не являлся обязательным. Но он потребовал отдельных научных разработок. Выглядел вполне убедительно и органично влился в общее содержание.
   В процессе дальнейшей деятельности мне не раз приходилось возвращаться к собственным результатам. Во время составления этих записок я ещё раз просмотрел их. Нескромно, но всё было сделано хорошо. Доброкачественно.
   Ещё несколько слов о гидрогеологических прогнозах. Трудность задачи состояла, в частности, в том, что районов перспективного орошения Молдавии к тому времени не были разработаны конкретные схемы мелиоративных систем. А для расчётов необходимы данные о типах и расположении гидротехнических сооружений, составе культур, режимах орошения и др. Поэтому был показан характер возможных изменений гидрогеологических условий для типичных расчётных схем и главных видов поливных сельскохозяйственных культур. При этом выбирались такие площади, на которых влияние орошения может проявиться особенно заметно. В качестве исходной гидрогеологической информации (глубины залегания грунтовых вод, мощности и состав обводнённых пород и параметры геофильтрации, величины их питания и расхода) использовались результаты собственных исследований.
   Прогноз режима грунтовых вод осуществлялся разными способами: аналитическими методами расчёта; моделированием на аналоговых и цифровых вычислительных машинах; приближённая путём применения метода аналогии и уравнений связи (для случаев, когда нужные данные для моделирования или известных расчётных зависимостей отсутствуют). Впервые был рекомендован метод аналогии для целей прогноза. Я выступил с докладом по теме диссертации на заседании Учёного совета нашего института 4 ноября 1975 г. Она была рекомендована к защите. Директор подписал письмо с просьбой принять диссертацию к рассмотрению на имя завкафедрой гидрогеологии МГРИ проф. В.М.Швеца. Судя по тому, что у меня сохранился первый экземпляр письма, оно не было отправлено.
   Прошёл год, а дело с защитой никак не продвигалось. На Всесоюзном совещании по мелиоративной гидрогеологии в Баку мой друг Виктор Перцовский устроил мне встречу с научным руководителем своей темы профессором МГРИ И.К. Гавич. Виктор стал просить, чтобы меня приняли для защиты диссертации в их институте. Я был и раньше знаком с Ириной Константиновной, и теперь она отнеслась ко мне благожелательно, но сказала, что очередь на защиту длинная, и она ничего не может для меня сделать.
   Мне казалось, что место защиты диссертации должен определить мой научный руководитель, т.е. я просто не имею права предпринимать что-либо без его санкций. Но ДМК не проявлял активности в этом плане. Я решил действовать самостоятельно.
  
   На дворе - февраль 1977 года. Я, наверное, с очень большим опозданием понял, что нужно брать дело организации защиты диссертации в свои руки. Этому способствовал и пример товарища, начальника Одесской гидрогеолого-мелиоративной экспедиции Баера. Он рассказывал, что после завершения работы над диссертационной темой его научный руководитель объявил об окончании своей миссии и "спасение утопающих - дел рук самих утопающих".
   Оценив ситуацию, я позвонил в Ленинград профессору кафедры гидрогеологии ЛГУ В.С.Самариной, с которой вместе работал в Молдавии. Вера Сергеевна моментально сориентировалась в происходящем и сказала, чтобы я перезвонил через пару дней. Полученная информация превзошла мои ожидания: советы по присуждению учёных степеней доктора и кандидата наук работают, очередь претендентов существует, но Самарина постарается для меня зарезервировать место. Советы собираются не часто, если я хочу успеть до летних каникул (май), нужно действовать быстро и пройти в Ленинграде предварительную защиту на кафедре гидрогеологии.
   В запасе оставалось чуть больше двух месяцев. При этом надо учесть, что автореферат нужно разослать не менее чем за месяц до дня защиты. Не всё было готово, кое-что оставалось на последний момент: не отредактирован текст автореферата, не подготовлена демонстрационная графика. Впрочем, и сейчас я не знал точно, что нужно для предварительной защиты. ДМК мои действия одобрил.
   Я составил список необходимых операций, всё обсудил с Игорем, и работа закипела. Помогали мои сотрудники. Уже не оставалось времени для изготовления красивых плакатов на ватмане. Часть из них, в основном таблицы, начертил на обороте рулонной миллиметровки мой постоянный помощник Лёня Тельпис. На учёном совете института обсудили мою работу в связи с представлением к защите. В протоколе было указано, что работа рассматривается повторно в свете нового Положения о присуждении учёных степеней. Было отмечено, что за прошедшее с первого представления (4.11.1975) время автором опубликованы две статьи по теме диссертации. Некоторые основные положения нашли отражение в отчёте лаборатории гидрогеологии, они переданы производственным организациям для практического использования. Протокол утвердил 1 марта 1977 г. академик -секретарь нашего Отделения.
   Я был готов к отъезду, но неожиданное событие отняло несколько драгоценных дней.
  
   Вечером 4 марта я сидел на диване, читая газету и поглядывая на экран телевизора. Шли ответственные соревнования по фигурному катанию. Вдруг послышался непонятный гул, казалось, очень быстро приближается тяжёлый грузовик. В следующее мгновение дом сильно зашатался. Несколько секунд, пауза, потом новый толчок, причём заметно, что колебания уже в другой плоскости. Мая с криком: "Землетрясение!" выбежала из соседней комнаты и выскочила за дверь. Я выключил телевизор, схватил с вешалки пальто и последовал за ней. Она до сих пор утверждает, посмеиваясь, что в руках у меня была газета. Этого не помню, но что в домашних тапочках - точно. С момента, как я услышал гул, прошло 30 - 40 секунд. Дул сильный ветер. Электрические провода раскачивались, соприкасались, от них летели не просто искры, а полотнища огня. Стоял грохот, это на крышах одноэтажных частных домов рушились дымовые трубы. Лаяли собаки, кричали петухи. Это было, действительно, сильное землетрясение.
   Наш институт называется "геофизики и геологии". Геофизическое направление как раз и состоит в изучении землетрясений и сопутствующих явлений (сейчас он называется "геологии и сейсмологии"). Вспомнив, что я - предместкома, позвонил на Сейсмическую станцию, спросил, не нужна ли какая-нибудь помощь. С раздражением ответили, что сейчас не до меня. Позже выяснилось (долгие годы это держалось в тайне), что приборы были плохо настроены и не зарегистрировали этого важнейшего события. В обычное время они отмечают малейшие сотрясения, например, дрожь от проезжающего транспорта. При сильном толчке должны автоматически перейти на другой режим записи и фиксировать только самую мощную его часть. Этого не произошло. Возможно, я допускаю технические неточности, но в принципиальной схеме это так. К счастью, в других частях города были еще две станции, предназначенные для наблюдения за поведением зданий во время землетрясения, и здесь записи оказались полными.
   С утра институт буквально "стоял на ушах". Специалистам нужно было срочно проанализировать ситуацию и выдать заключение руководству республики. Уже было известно о некоторых разрушениях, сообщений о жертвах не поступало. Приходилось отбиваться от многочисленных телефонных звонков и толп посетителей, в первую очередь коллег из других академических институтов. Около полудня наш директор выступил по республиканскому радио, вечером его показали по ТВ.
   Руководители Молдавии ждали точной оценки сейсмического события. Сведения о масштабах потерь они имели из других источников. Был сделан прозрачный намек: чем больше, тем лучше. На ликвидацию последствий и на связанные с подобным природным явлением мероприятия в будущем они рассчитывали получить дополнительные ассигнования от Правительства СССР. В конечном счете силу землетрясения оценили в 6,7 балла по шкале Рихтера.
   К концу дня была разработана программа изучения последствий землетрясения по особой методике. Для этого привлечено большинство сотрудников "центрального" звена (за исключением лаборантов, завлабов и дирекции). Группы специалистов выехали в разные районы республики. Нужно было осмотреть здания и сооружения, провести опрос жителей и заполнить анкеты по специально разработанной форме. Впоследствии отдельным приказом по институту был утвержден порядок действий в аналогичных случаях. Были заранее сформированы отряды, определены маршруты их движения и районы работ. Я был назначен начальником одного из них. И эту работу пришлось делать через десяток лет. А сейчас я получил кусок городской территории, который должен был обследовать за три дня, провести анкетирование и составить краткий отчет. Распределение проводил товарищ из Лаборатории сейсмического микрорайонирования, он выделил мне несколько улиц в районе, где я жил.
   Я ходил по дворам и этажам, разговаривал с людьми. Все были встревожены и возбуждены. Было как-то неловко задать вопросы и сразу бежать дальше, я во всяком случае так не мог. Нужно было объяснить, успокоить. Ссылаясь на сейсмологов, я советовал не волноваться и постоянно быть настороже: современная наука не может сегодня ответить, когда случится следующий толчок - через 10 минут или через 10 лет. Где и какой силы, знают. Но время неизвестно. Приходилось выслушивать самые разные ответы, описывающие восприятие этого природного феномена, например, рассказы о совершенно различном поведении домашних животных. А первая мысль пожилого человека, ветерана войны, что это бомбежка. Он свалился с кровати на пол и охватил голову руками. А ведь после окончания войны прошло 32 года!
   Результаты моего обследования получили положительную оценку. Можно было возвращаться к своим делам.
  
   Прошло 10 лет со времени совместной работы с университетскими гидрогеологами. С тех пор я в Питере не бывал. Приехав, приступил к поискам места жительства. В известных мне гостиницах ничего не нашлось. Я знал точку около Московского вокзала, где собирались квартирохозяева, готовые за умеренную плату принять приезжих, и направился туда. Договорился, взял адрес. Мои вещи лежали в автоматической камере хранения. Мне не хотелось оставлять там диссертационные материалы, среди которых были и секретные документы. Я специально приехал в выходной день, казалось, будет легче с гостиницей. На кафедре гидрогеологии никого не было, а беспокоить Самарину как-то не решился. Я вспомнил, что где-то недалеко живет друг юности моего отца. Они не виделись очень долго. Я не был с ним знаком и даже не подозревал о его существовании, пока пару лет назад в Кишинев не приехала в командировку его дочь, геолог, кандидат наук из института ВСЕГЕИ. Она знала, что мои родители жили здесь, и вначале нашла меня, так мы познакомились. Она оставила телефоны, свой и отца. Я позвонил ему, представился и попросил разрешения оставить пакет. Меня тут же пригласили зайти. Встретили очень радушно и ...никуда не отпустили, оставив у себя. Я прожил у этих добрых людей (пожилая чета и внучка-студентка, дочь жила в другом месте) в небольшой двухкомнатной квартире неделю.
   На следующий день В.С.Самарина познакомила с новым завкафедрой гидрогеологии проф. Г.В. Короткевичем (его двухметровый рост не гармонировал с фамилией), который был также председателем Совета по защите кандидатских диссертаций. Он в те дни был занят освоением автомобиля после получения новеньких водительских прав и быстро препоручил меня заботам ученого секретаря Совета Е.В.Часовниковой, которую я знал по предыдущим приездам. Евгения Валентиновна мне много помогала по технической части, но все принципиальные вопросы решала Вера Сергеевна Самарина. Она договорилась с будущим официальным оппонентом доктором наук Б.Н.Архангельским, который работал начальником Северо-Западной гидрогеологической партии (по изучению режима подземных вод). Стать вторым официальным оппонентом я уговорил старую знакомую по совместной работе к.г.-м.н. Э.В.Козлову. Официальное обоснование - ее многолетняя работа в Молдавии и знание местных условий. Элеонора Васильевна сказала, что ей не приходилось выступать в подобной роли и тематики моей она не знает, и предварительно взяла с меня обещание помочь ей написать отзыв.
   Было назначено заседание кафедры, на котором я должен был докладывать. Оказалось, на предварительную защиту следует представить диссертацию и автореферат в готовом виде. Не знаю, таково ли указание ВАК или свои местные требования. В любом случае это не логично: на предварительной стадии могли быть замечания, требующие переделок, текст нужно перепечатывать, расшивать том, потом заново его переплетать. Времени на споры по этому поводу не было. Я взял с собой только два экземпляра диссертации (из требуемых трех), нужно было срочно их переплести и отпечатать текст автореферата. Он в итоге получился слишком большим. Вера Сергеевна сказала, что эти недочеты на данной стадии мы как-нибудь утрясем. На какой-то стройплощадке нашел деревянные рейки и прикрепил к ним демонстрационную графику.
   Проф. Б.Н.Архангельский пришел на заседание заранее и успел просмотреть мою работу. После доклада задал мне большинство вопросов. Дал согласие быть официальным оппонентом. Я услышал, как он сказал кому-то из университетских, что и диссертация, и ее автор ему понравились.
   Я мог защищать на любом из специализированных советов при геологическом факультете ЛГУ - по присуждению как кандидатских, так и докторских степеней. Вера Сергеевна посоветовала идти в соответствии, так сказать, своему рангу. Такая возможность была на последнем в первой половине года заседании 17 мая. Моя защита была назначена на этот день. Вторым официальным оппонентом утвердили Элю Козлову, ведущим предприятием по моему предложению - институт "Молдгипроводхоз". Всё. Обратной дороги нет!
  
   Оставалось два месяца, до рассылки автореферата - около месяца. ДМК как раз в это время надолго лег на исследование и лечение в клинику Института кардиологии. Тем не менее, присылал мне указания и рекомендации. Первые - кому нужно обязательно послать автореферат. Но его нужно было еще сократить, отредактировать и напечатать в типографии. Институт был заинтересован в появлении в своих рядах еще одного кандидата наук. Их было мало, кроме того, (помните?) - важный пункт в соцсоревновании. Я обратился за помощью к своему директору. Он в таких случаях никому не отказывал и пошел к директору издательства, взяв меня с собой. График работ издательства "Штиинца" ("Наука") был напряженным. Я рассказывал, что кроме издания научной литературы за госбюджетные средства они печатали много всякой ерунды на договорных началах. Полученные доходы позволяли приобретать кое-что из полиграфического оборудования, а также выплачивать премии своим работникам. Наш директор был хорошим переговорщиком и в конце концов получил согласие на изготовление моего реферата. А через пару часов непосредственный исполнитель довел до моего сведения, что автореферат в готовом виде вместе с квитанцией об оплате печатания (рублей 25, мне их потом должен вернуть ЛГУ) следует сдать очень скоро, в такой-то день и час, и ни минутой позже! Кто-то из сотрудников института оказался хорошим знакомым главного инженера типографии и отвел меня к нему. Удалось выторговать несколько дней, правда, ценой того, что обложка будет выполнена ротапринтным способом, как весь автореферат, а не "высокой печатью". Конечно, в последнем варианте солиднее, но дополнительные дни были необходимы, как воздух. В итоге я все успел - и обсудить с Игорем важные пункты содержания, и сократить, и перепечатать на машинке начисто. Получить готовый автореферат и разослать его по списку. Были обязательные адреса, оговоренные ВАКом (библиотеки, крупные научные и информационные центры); лица, указанные ДМК; члены специализированного ученого Совета; конечно, мои друзья и знакомые. В промежутке между этими операциями помог составить отзыв от "Молдгипроводхоза" как ведущего предприятия. Он был рассмотрен и утвержден на заседании Совета специалистов Отдела изысканий. ДМК настоятельно рекомендовал послать всем членам Совета вместе с авторефератом свою монографию. Эта идея мне не нравилась. Во-первых, сама по себе. Я подарил по экземпляру В.С.Самариной и еще некоторым, как бывшим коллегам, на память о совместной работе. Но другим, кого я вообще не знал...Неизвестно, как будет воспринята эта самореклама. Во-вторых, у меня просто не было столько экземпляров, а тираж давно распродан. На всякий случай я попросил одесских товарищей, которые заказали много экземпляров, срочно выслать наложенным платежом 10 штук. Нашлось только пять. Где-то достал еще парочку. В конце концов можно будет вручить в процессе защиты.
   Я знал, что начальник УГ А.И.Живолуп приходит на работу рано. Подошел к этому времени и подарил свой автореферат. Александр Ильич бегло пролистал его. Спросил, занимался ли я вопросами засоления почво-грунтов. Я ответил, что нет, дай Бог с влагой разобраться, а уж потом переходить к солям. И что, по моему мнению, опасность засоления сельхозугодий, о которой в последнее время много говорят, сильно преувеличена. Он спросил, нужно ли что-нибудь написать, я сказал, что это сделают без него. Мой визит ему понравился. Выслушал пожелание удачи, и мы расстались.
  
   Однажды вечером, возвращаясь с работы домой, Валя Баранова встретила на улице женщину, которая была явно чем-то сильно расстроена. Оказалось, она приехала в командировку из Ленинграда и негде переночевать. Валя забрала ее к себе домой. Женщина прожила у Зелениных пару дней. Приглашала к себе в гости, а также сказала, что может обеспечить в Ленинграде гостиницей. Игорь заметил, что очень скоро она сможет отплатить за гостеприимство: буквально через несколько дней он с другом (т.е. со мной) собирается в город на Неве по важному делу. Так неожиданно был решен вопрос с жильем в Питере.
  
   Непосредственно перед отъездом на защиту случился неприятный инцидент. В Молдавской гидрогеологической экспедиции, в партии по изучению режима подземных вод работала А.С.Присяжнюк, землячка, окончившая наш факультет года на три раньше меня. Не помню, как она появилась в Кишиневе, вначале попала в лабораторию Зеленина, но ушла оттуда еще до меня. Какое-то время мы в экспедиции даже сидели в соседних комнатах. После завершения съемки на юге Молдавии я передал лично ей для стационарных наблюдений свою сеть скважин и две лизиметрические площадки. Мы довольно часто встречались, отношения вполне нормальные. Разговоров на специальные темы бывало не много, хотя она знала о моих диссертационных делах, а я о том, что она поступила в заочную аспирантуру при ПНИИИС, ее руководителем стал начальник Вени Зильберга проф. И.Я.Пантелеев.
   Наверно не совсем хорошо с моей стороны, но за свои слова отвечаю: Анна Семеновна была в своем деле человеком, мягко говоря, не слишком грамотным. При этом обладала замечательной способностью уверенно рассуждать о вещах, которых не знает или не понимает. Хорошим голосом, подкрепленным четким жестом, нести совершеннейшую чушь, например, сказать о белом, что оно черное. И это было настолько убедительно, что слушатель ощущал себя полным идиотом!
   Накануне отъезда в Ленинград она позвонила по телефону мне домой и закатила скандал: я думала, ты занимаешься лизиметрами, а ты меня обокрал, присвоил мои материалы по режиму и мои научные достижения! Вначале я пытался ее успокоить и что-то объяснить. Да, я действительно пользовался всеми имеющимися материалами. И партии по изучению режима подземных вод в том числе, а не ТВОИМИ! И все это у тебя на глазах! С таким же успехом я мог их получить в геологических фондах УГ, просто с рабочими ведомостями на отдельных листах удобнее работать, чем с толстыми томами. И почему вопрос о твоих "достижениях" встал только сегодня? Содержание моей диссертации практически полностью опубликовано в местной и общесоюзной печати. Я знаю, что ты ничего не читаешь, кроме журнала "Огонек". Но я ведь неоднократно говорил о своих результатах вслух, выступая на совещаниях в УГ в твоем присутствии. Постепенно я завелся и уже орал в телефон. Жена потом сказала, что никогда не видела меня с таким лицом...Моя собеседница сказала, что так этого не оставит. Я бросил трубку. Хорошенькое начало!
  
   Я выехал в Ленинград сам, Игорь должен был присоединиться ко мне через пару дней. У меня с собой был целый сноп ранних еще не раскрывшихся розовых пионов. Я сразу же поехал на кафедру и одарил знакомых. Ученый секретарь Совета Е.В.Часовникова сообщила, что получено много отзывов на автореферат. Нашел где-то на шкафу под потолком свою демонстрационную графику, кто-то уже успел сорвать несколько листов с деревянных реек и утащить их, видимо, для нужд, аналогичных моим. Позвонил насчет гостиницы. Новая знакомая Зелениных направила меня в приличный отель "Выборгскую". Там оставшийся букет пионов тоже пришелся к месту, во всяком случае я нормально устроился сам и зарезервировал место Игорю.
   Все шло нормально, но работы было много. Нужно изучить отзывы официальных оппонентов и на автореферат, подготовить ответы. Причем, один из официальных еще не был готов, я ведь обещал Эле Козловой помочь сделать его. И еще масса мелких технических дел.
   Я рассказал В.С.Самариной о рекомендации ДМК преподнести членам Совета свою монографию. Сказал, что идея мне не очень нравится, и попросил высказаться на этот счет. Вера Сергеевна не была лично знакома с ДМК, но симпатизировала Н.В.Роговской, профессору из ВСЕГИНГЕО, которая критически относилась к моему научному руководителю. Усмехнувшись, она сказала, что в принципе не видит ничего дурного... - А как бы Вы поступили на моем месте? - Не стала бы этого делать. Я принял такое же решение.
  
   В прежние времена советы по присуждению ученых степеней были многочисленными и громоздкими. Каждая организация, где такой совет существовал, стремилась включить в его состав для солидности как можно больше заметных в своей отрасли персонажей. Но перед каждым заседанием возникала проблема обеспечения кворума. Все - люди занятые, один не может завтра, другой послезавтра. После введения новых правил ВАК советы стал маленькими и компактными. Специализированный Совет по присуждению ученой степени кандидата наук по специальности "гидрогеология" при ЛГУ под номером К063.57.25 включал 12 членов. Из них шестеро - доктора наук, профессора, трое - гидрогеологи, трое - специалисты по инженерной геологии. Остальные - кандидаты наук общего профиля, можно сказать. Восемь человек из ЛГУ, другие представляли ВСЕГЕИ, ВНИГРИ, Железнодорожный институт и Трест стройизысканий.
   Ленинградские гидрогеологи в большинстве принадлежат к старой школе. Они красиво описывают родники и колодцы, геоморфологические элементы, составляют хорошие карты, улавливают тонкие нюансы различия состава природных вод и объясняют их с позиций геохимической теории. Инженерный подход, динамика подземных вод, гидрогеологические расчеты - в основном не их конёк. Не потому, что мало квалифицированны, просто у них другие интересы. На защите мне нужно быть внимательным, оставить "математический лоск" и говорить так, чтобы всем всё было понятным.
  
   На заседании вместе со мной должна была защищать женщина из Петрозаводска по фамилии Лось на тему по гидрохимии. Мы встречались на кафедре, обменивались опытом подготовки.
   В процедуре защиты диссертаций есть свои правила хорошего тона, нарушать которые не следует. Некоторые из них за многие годы утвердились в виде традиций, другие теперь были оговорены Инструкцией ВАК. Например, председательствующий на Совете не может остановить доклад по теме диссертации, но говорить больше 20 минут считается неприличным. Число неофициальных отзывов на автореферат не лимитируется. Формально говоря, их может не быть вообще. Считается хорошим получить 3 - 5. У моей "компаньонки" было два, секретарь Совета Евгения Валентиновна очень переживала за нее по этому поводу. Тем более, что на мой автореферат пришло много. Среди них преобладали знакомые - коллеги из Молдавии, учителя из ОГУ, сокурсники и выпускники разных лет, друзья из других городов, знакомые Зеленина, ученики и специалисты из окружения ДМК. Всего на день защиты поступило 22 отзыва. Конечно, были замечания, но все отзывы с положительным выводом. В целом они нарисовали портрет соискателя таким, что впору изучать и демонстрировать на собраниях: тема диссертационной работы актуальна; проблемы подняты важные. Методические подходы правильны, полученные данные обоснованны. Исследования подобного рода выполнены в Молдавии впервые. Диссертант показал хорошую теоретическую подготовку и глубокую осведомленность в вопросах мелиоративной гидрогеологии. Достигнутые результаты целесообразно использовать при разработке проектов оросительных систем и выборе режимов орошения.
   Два отзыва опоздали и не были учтены. Один из них удивил. Он был составлен в раздраженном тоне, вывод был неопределенным, как бы не отрицательным, типа того, что соискателю следует доказать обоснованность притязаний на высокое звание (для этого, собственно, и устраивается защита диссертации!). Отзыв был подписан проф. П.А.Киселевым. Многие годы он работал в Белоруссии, сейчас во ВСЕГИНГЕО, крупный специалист в области изучения баланса и режима подземных вод. Я многократно ссылался на него в своих работах, даже в автореферате.
   Мой руководитель не планировал участвовать в защите, но своевременно прислал письменный отзыв.
  
   Как-то Э.В.Козлова сказала, что если я не собираюсь работать всю ночь, в чем по ее мнению нет необходимости, она приглашает меня пойти с ней на день рождения подруги. Я замялся: как-то не типично, со своим официальным оппонентом... - Оставь, пожалуйста! Это же не ты меня приглашаешь, чтобы задобрить, а я тебя. Мы пошли и хорошо провели время в приятной компании ленинградских интеллигентов. Пикантность ситуации усилилась тем, что именинница, хозяйка дома, была...членом Совета!
   За два дня до защиты приехал Игорь. Я знал, что В.С.Самарина не одобряет его диссертации и научного направления в целом. Спорить с ней я не стал, сказав, что он поговорит с ней сам. Они надолго уединились в профессорском кабинете на кафедре, когда вышли, Вера Сергеевна громогласно объявила, что только теперь все поняла и отныне является сторонником Зеленина.
   Мы еще раз вместе просмотрели мой доклад, подготовленные ответы на замечания официальных оппонентов и в отзывах на автореферат, демонстрационную графику. Как будто все в порядке.
   Последний день перед защитой. Вроде не боюсь, но мандраж, конечно, есть. Игорь сказал, что сидеть на кафедре или в гостинице бессмысленно, надо куда-нибудь пойти и отвлечься. Во дворе ЛГУ встретили Элю Козлову. Игорь убедил ее поехать с нами в Петергоф. Я прежде там не бывал. Погуляли в парке, посмотрели знаменитые фонтаны. Погода, к сожалению, не слишком благоприятствовала. Пообедали в ресторане. И тут пошел дождь. Обратно ехали катером, пока на него садились, а потом добирались до гостиницы, промокли насквозь. Запасной одежды не было. Игорь прогнал меня спать, а сам до глубокой ночи в гладильной комнате приводил в порядок наши пиджаки и брюки.
  
   Наступило утро 17 мая 1977г. На кафедре секретарь Совета Часовникова спросила, не буду ли возражать, если Лось будет защищать первой. Дама, волноваться ей меньше. И вообще лучше Вам на ее фоне, а не наоборот. Что делать, согласился. Идти ли самому на ее защиту? Лишние волнения? Но сидеть где-то и ждать еще хуже. В общем, пошел. Послушал. Где-то даже успокоился. У моей "созащитницы" все закончилось благополучно.
   В перерыве заседания ребята с кафедры гидрогеологии, инженеры и лаборанты, помогли развесить демонстрационные материалы. И вот председатель Совета проф. Г.В.Короткевич открывает "второе отделение". В работе Совета принимают участие 10 из 12 членов (отсутствуют два профессора, инженеры-геологи). Ученый секретарь оглашает личное дело, другие обязательные документы. И слово предоставляется мне. Я многократно репетировал и хронометрировал свое выступление. Проговорил его в основном наизусть, не втыкаясь носом в текст. Игорь вел себя спокойно, значит все в норме. Я даже успел заметить, как двое членов Совета листают мою монографию (Вера Сергеевна позаботилась?). Сказал, что следует - цели и задачи, какие вопросы решены, что сделано впервые. Основными защищаемыми положениями заявил характеристику закономерностей режима и баланса грунтовых вод и прогноз их режима в связи с орошением.
   Задали десятка полтора вопросов. На защите присутствовала кандидат наук главный гидрогеолог Северо-Западной гидрогеологической партии. В ее вопросе почувствовал руку своей скандальной кишиневской подруги (я знал, что они знакомы). Но он прозвучал неопасно, из всего сказанного было понятно, что я принимал непосредственное участие во всех работах, данные которых использовал.
   Эта мысль была обоснована через несколько минут в обзоре отзывов на автореферат. Все подтвердили мое право на получение искомой степени.
   Ответил на замечание из этого обзора. На замечания официальных оппонентов. Потом Эля Козлова сказала, что надо было меньше спорить и больше соглашаться. Но прошло.
   Председательствующий предложил перейти к общей дискуссии. Слово попросила В.С.Самарина. У нее было замечание, касающееся составления карты грунтовых вод. Далее Вера Сергеевна сказала (цитирую по сохранившейся копии стенограммы): "Нет никакого сомнения в том, что Виктор Александрович является вполне сформировавшимся ученым, обладающим широкой эрудицией и творческой жилкой. Об этом говорит хотя бы список его работ, включающий 17 статей и личную монографию, посвященных рассмотренным в диссертации вопросам. Заслушанные здесь послужной список и характеристика диссертанта, отзывы на диссертацию и автореферат, а также весь ход обсуждения говорят об одном: соискатель несомненно заслуживает присуждения искомой степени. Этот вопрос представляется мне настолько ясным, что я не вижу смысла в повторении всех лестных слов, сказанных в адрес Виктора Александровича и в дальнейшем обсуждении работы. С большим удовольствием я проголосую за присуждение Виктору Александровичу ученой степени кандидата геолого-минералогических наук".
   Больше желающих выступить не нашлось. В заключительном слове я всех поблагодарил. Открытым голосованием был утвержден текст заключения Совета. В конце сделан вывод, что работа вполне удовлетворяет требованиям, предъявляемым к кандидатским диссертациям. Затем приступили к тайному голосованию.
   Пока работала счетная комиссия, подошел к Самариной. Уже говорилось, что торжественные банкеты были строго запрещены. Всё как будто шло к благоприятному исходу, я спросил, сможем ли мы скромно отметить это событие на кафедре, в кругу своих. Она ответила, что, конечно, да и что сама примет участие. Я дал ребятам денег и попросил организовать стол по своему усмотрению. Проходя мимо группы членов Совета, услышал, как один сказал другому, что диссертация тянет на докторскую. Приятно, естественно, но сейчас не до того.
   И вот председатель счетной комиссии проф. М.И.Врублевский оглашает протокол. Присутствовало на заседании 10 членов Совета. Из них докторов наук по профилю рассматриваемой диссертации - 3. Роздано бюллетеней членам Совета - 10. Осталось неиспользованных бюллетеней - 2. При вскрытии урны оказалось бюллетеней - 10. Результаты голосования: за - 10, против - нет.
   Председатель Совета просит проголосовать утверждение протокола счетной комиссии. "На основе проведенной защиты диссертации и в соответствии с протоколом счетной комиссии В.А.Подражанскому присуждается ученая степень кандидата геолого-минералогических наук. Поздравляю Вас, желаю успехов в дальнейшей работе! На этом заседание Совета объявляю закрытым".
  
   Я, конечно, рассчитывал на успех. Но только сейчас гора свалилась с плеч. Мы хорошо посидели на кафедре. Шутили, смеялись, вспоминали Молдавию. Меня только тревожило, что уже вечер, а я ничего не сообщил домой. Позвонить с кафедры по межгороду оказалось сложно, даже за свой счет, требовались какие-то разрешения, а рабочий день закончился. Обстановка была такой теплой, что я не смог поторопить людей. Один из присутствующих узнал из моего личного дела, что у меня есть дочь 19 лет, и предложил выпить за нее.
   Разошлись поздно. До гостиницы довольно далеко. Но спешить не хотелось. Мы шли с Игорем белой ночью по сказочно прекрасному городу. Я знал, что в Кишиневе не спят, и обрадовал мать и жену около часа ночи.
  
   Через день Игорь уехал в Москву. На Экспертном Совете ВАК по наукам о Земле должны были рассматривать отзыв "черного" оппонента на его докторскую диссертацию и после их дискуссии принять решение. Мы еще успели вдвоем отметить мой успех в ресторане "Кронверк", оборудованном на трехмачтовом паруснике, стоявшем у одной из набережных Петроградской стороны. Теперь я всей душой желал ему удачи.
   Я вместе со стенографисткой привел в порядок стенографический отчет о заседании Совета и помог Е.В.Часовниковой подготовить всю документацию по защите. Ее должен был утвердить общеуниверситетский Ученый совет, заседание которого ожидалось в ближайшие дни. Часовникова сказала, что ЛГУ - на особом счету в ВАКе, и решения можно ожидать в самые короткие сроки.
   Я искренне поблагодарил ленинградских друзей и отбыл домой.
  
   Прошу прощения у читателей за длинное и подробное описание периода подготовки к защите диссертации и самой этой процедуры. Среди моих друзей многие имеют ученую степень. Может быть, читая эти страницы, они вспомнят собственные переживания по аналогичным поводам. И еще извините, хотя я ссылаюсь на других, за нескромные характеристики собственной персоны. Я, кажется, никогда еще не слышал столько лестных слов в свой адрес. Согласитесь, это приятно, если говорится не на поминках по самому себе. А тогда до них было еще далеко.
  
   Я тружусь в научном учреждении уже 6 лет. Опубликовал ряд научных работ. Защитил кандидатскую диссертацию. Надеюсь, ВАК утвердит. Наверное, уже имею право порассуждать о науке.
   Что такое наука? По справочникам это - особый вид познавательной человеческой деятельности, направленный на выработку объективных организованных и обоснованных знаний об окружающем мире. Основой для выводов является сбор фактов, их систематизация и критический анализ, на базе этого анализа - обобщение, синтез новых знаний, которые позволяют не только описать наблюдаемые процессы и явления, но и дать прогноз их дальнейшего развития. Хорошо сказано в словаре Даля: наука - учение, выучка, обучение; всякое ремесло, умение и знание. В высшем значении так зовут полное и порядочное собрание опытных и умозрительных истин какой-либо части знаний; стройное и последовательное изложение любой отрасли ...
   Знание, система знаний. Но также сфера человеческой деятельности. И занято в этой сфере огромное число людей. Теперь все знают, что в западном мире наука делается, в основном, в высших учебных заведениях. А в нашей стране - в научных институтах министерств и ведомств и в Академии наук СССР. Число исследователей было самым большим в мире. Само слово "академия" восходит к названию философской школы, основанной Платоном в IV веке д. н.э. Она находилась в оливковой роще близ Афин. Названа в честь героя по имени Академ. В нынешнем понимании Академия - высшее научное учреждение, а также объединение в качестве своих членов наиболее выдающихся учёных страны. Фактически - этакое министерство науки. Система. "Академический" - значит образцовый. Высшей квалификации. Действительно, в системе было сконцентрировано много светлых голов. Но и балласта было не меньше. Высокий пост в Академии, так же как и в любой отрасли народного хозяйства, это ключ к финансам, возможность управлять и добиваться общественного признания, по крайне мере, де-юре. Как эта власть достигалась, понятно из того, что всеми назначениями ведали партийные органы. Президент Академии наук СССР был приближен к высшим руководителям государства.
   Авторитет Академии в стране был высоким. И её представители приглашались для участия в качестве исполнителей или экспертов самых ответственных проектов. Хозяйственные руководители особенно любили привлекать их в скандальных ситуациях, чтобы потом спихнуть на авторитет Академии собственные проколы. К сожалению, в наши дни отношение к науке изменилось. Финансирование научных исследований сократилось по сравнению с советскими временами в 15 раз. Доля науки в ВВП составляет один процент, как в странах третьего мира.
   Есть много авторитетных выражений, хоть на скрижали записывай. "В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот достигнет её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам ...". "В науке нужно думать не о себе, не о своих интересах, а о результате, о пользе дела". " Наука требует бескорыстного служения, полной отдачи и никаких компромиссов". "Только тот достоин называться учёным, кто умеет вовремя признавать ошибки и анализировать их". "Грызите гранит науки молодыми зубами...". Можно отыскать ещё много подобного. И это истина. Но в жизни бывает и по-другому.
   Существует множество анекдотов и шуток, касающихся научных работников и защиты диссертаций. В этом проявляется некое пренебрежение, недоверие со стороны производственников, отражается не всегда высокий уровень научных работ. Увы, это бывает правдой, и не так уж редко. Мировая практика свидетельствует: "большую" науку делают три процента учёных, а 97 только помогают. Или вообще груши околачивают. Так везде, во всех странах. "Занятие наукой - это удовлетворение своего любопытства за государственный счёт". "Защита диссертации - два часа позора за обеспечение безбедного существования на всю оставшуюся жизнь". "Примерный план диссертации: 1) Бредусловие. 2)Водная часть. 3) Обвор литературы. 4) Собственные экскременты. 5) Выгоды". Ну и ещё многое в том же духе.
   Однако, не все однозначно. Любопытство? Но ведь именно оно явилось толчком к изобретению колеса, книгопечатания, открытию строения атома. И кто-то должен платить за хлеб, которым исследователь поддерживает свое бренное существование. Безбедная жизнь? В Америке и ФРГ - да. А в Советском Союзе, чтобы разъединить общество, посеять неприязнь между различными слоями населения, устроили так, что водитель троллейбуса зарабатывал больше профессора. По-моему, несправедливо! Недобросовестность в науке? Бывает. И не только в нашей стране. В 2009г. в Германии разразился крупный скандал: сотню профессоров обвинили в коррупции, они торговали учеными степенями доктора наук (кандидата, по-нашему), за деньги присуждая их недостойным. А в этой стране, судя по опросам, профессор - самая уважаемая должность. Вспомните и последнюю историю (2010 год) с ученой степенью министра ФРГ.
   Интеллигенцию легко ругать. В данном контексте это слово обозначает людей, занимающихся умственным трудом. Болтуны, белоручки, хлюпики! Много о себе понимают, неизвестно за что большие деньги получают! А ученые? Работают только на себя, на свою славу. А не хотят работать - никто не заметит. Не получилось! Вдохновения нет, и все, поди проверь!
   Все это встречается. Но бездельников среди интеллигентов, среди ученых, в частности, не больше, чем среди рабочих и крестьян. А кто спасал страну от голодной смерти, убирая под дождем и снегом брошенный на полях урожай? Кто по весне эти поля пропалывал? А гнилья на овощных базах доценты с кандидатами и лауреаты столько перебрали, что всем токарям-слесарям хватит! И не ныли. Главный недостаток - стащить у этих людей нечего. И разве так уж велики их доходы?
   Быть ученым - это отдельная психология. Состояние души. Ученые - особые существа. Постороннему они нередко кажутся чудаками не от мира сего, вздорными и тщеславными. А ведь с них начинается человеческий прогресс. И упрекать их в корысти - грех. Да вы любому из таких, настоящих, предложите двойную ставку, чтобы только перейти на другую работу - откажется! Их головы ни выходных, ни отпусков не имеют. Они отдают науке самое дорогое - мозг, все силы ума и души. И навсегда!
   Научное творчество отличается от художественного тем, что приходится работать в рамках заданной темы. Бывает, особенно вначале, что тема и не нравится, а надо! Как говорил П.И.Чайковский "Муза не посещает ленивых". Как рождается замысел, идея, научное решение? Его появление всегда подготовлено внутренним состоянием исследователя. Много дней накапливается осмысление фактической информации, груза сделанных ошибок, возможных путей достижения результата, пока не дойдет до такой степени напряжения, которая требует неизбежного разряда. Эта подготовка происходит по-разному. Иногда в процессе мучительных раздумий, сидения, охватив голову руками, до состояния, когда кажется, что эта башка сейчас треснет, как перезревший арбуз. Вот оно решение, крутится перед глазами, но никак не схватишь! В других случаях - быстрее, спонтанно, среди трудов, радостей и горестей быстротекущей жизни. А нередко в конце какого-то отрезка времени приходит понимание, что выбранный путь ведет в тупик.
   Случается, как говорил великий комбинатор О.Бендер, накатывает потный вал вдохновения. Такое случается, может быть, всего несколько раз в жизни - состояние душевного подъема, полноты мысли, сознания своей интеллектуальной силы. Это не значит, что ходишь, как тот поэт, с выпученными в непонятном восхищении, устремленными в небо глазами, закусив ручку или карандаш. Вдохновение - это рабочее состояние, когда мысль течет легко и быстро и все получается.
   Не думаю, что сам я в полной мере соответствую нарисованному выше образу ученого. Из людей науки, работу и жизнь которых мне довелось наблюдать в продолжение долгих лет, с ним в наибольшей степени совпадают мой отец и Игорь Зеленин.
   Многие производственники полагают: что они там знают, эти ученые, оторванные от живой практической деятельности? Что умеют? А у меня - фактический материал. И если бы я только захотел и взялся бы, показал бы им! Вот всё времени нет, настоящие дела заедают. Грешен, я сам когда-то так думал. И теперь знаю, что это совершенно не так. Научные работники, действительно, имеют больше времени для самообразования, потому что не всегда жестко связаны календарными планами выполнения той или иной работы. Меняются подходы, психология. Лучше что-то недовыполнить и спрятать это от дотошного резензента-проверяльщика, но в сделанном докопаться до истины.
   Однажды наша лаборатория заключила хоздоговор с институтом "Молдгипроводхоз". Согласно программе договора мы должны были обобщить имеющиеся фактические данные и дать оценку состояния гидрогеологических условий на некоторых орошаемых массивах. Кроме материалов "Молдгипроводхоза" собирались обработать результаты наблюдений за режимом грунтовых вод, которые проводила Мелиоративно-гидрогеологическая станция Минводхоза. Она была организована в конце 60-х годов по примеру украинских экспедиций, руководил ею наш приятель В.Г.Шинкарюк.
   Некоторые геологи Отдела изысканий проектного института спрашивали в шутливо-пренебрежительном тоне: как это вы будете "обобщать"? В смысле - что вам там делать после нас? Когда мы представили в срок толстый отчет, они были изрядно удивлены. Во-первых, мы обоснованно показали, что славные производственники - изрядные бракоделы. Замученным тяжелой неволей текущих дел, им не было, видите ли, времени заниматься качеством работ, в итоге значительная часть полевых экспериментов проводилась с грубыми методическими ошибками и иногда просто не годилась для последующей обработки. Во-вторых, они применяли расчетные зависимости бездумно, механически, без учета соответствия условиям проведения опыта. В-третьих, многих важных фактов, лежащих буквально на поверхности, они не заметили. Все это - уровень квалификации. После ознакомления с нашими доводами ребятам, кстати, мы состояли с ними в хороших приятельских отношениях, сказать было нечего. Я больше не слышал от них иронии по поводу слов "обобщение", "обобщать". А материалы станции оказались значительно хуже.
   После перехода в ИГГ мне иногда давали на рецензию гидрогеологические отчеты проектных организаций. Через какое-то время из моей бывшей экспедиции попросили дать отзыв о разведке одного из месторождений подземных вод. Автором была моя хорошая знакомая. Она передала мне свой отчет с некоторым недоверием: так в экспедиции решили, но что ты - съемщик, мастер картинки рисовать, понимаешь в серьезных вещах? Скажи тёте спасибо, что не забыла тебя! Но я не даром перелопатил кучу литературы по динамике подземных вод. Нашел ряд серьезных ошибок, в итоге пересчитал представленные запасы по месторождению и предложил утвердить их в моем варианте. При рассмотрении отчета на Территориальной комиссии по запасам подземных вод с моими доводами согласились без звука. Для бывших сослуживцев это стало неожиданностью. А я приобрел репутацию жесткого эксперта и не раз демонстрировал это в дальнейшем. Мне давали на отзыв свои работы авторы, уверенные в себе или не боявшиеся критики. Я вовсе не выпендривался, а следовал принципу, коллективно выработанному нами, молодыми специалистами, еще в Киргизии: нас не будет, а написанное останется. И не хочу, чтобы будущий читатель, сравнивая отчет с отзывом, упрекнул меня в недобросовестности или неграмотности. При этом к авторам я всегда относился доброжелательно, старался сделать свой отзыв заранее, чтобы у них было время подготовиться к ответам на мои замечания. В редких случаях отказывался от рецензирования: мое заключение может быть только отрицательным, передайте работу другому эксперту.
   Мой старый знакомый геолог Коля Кондрашкин в нынешние времена стал работать в комплексной контролирующей организации, созданной на базе Молдгосгортехнадзора. Проверялось не только техническое состояние, но и содержательная сторона деятельности предприятий. Он как-то позвонил, чтобы поблагодарить меня. Изучая мои заключения, он научился, как теперь должен действовать.
   Я состоял "штатным" экспертом Молдавского УГ по гидрогеологии долгие годы, до переезда на жительство в Москву. В последний период изменил своим принципам. На мои замечания никто не реагировал, одни и те же ошибки встречались в одном отчете за другим. После обретения независимости бывшими республиками СССР геология стала разваливаться. Люди думали не о качестве работы, а ожидали тех редких дней, когда им выдадут зарплату. И я все отчеты стал предлагать к утверждению с хорошей оценкой. Правда, после исправлений по моим замечаниям! Попробуй, подкопайся ко мне.
   Прошу понять меня правильно. Я вовсе не считаю, что инженеры-производственники сплошь неучи и халтурщики. Сам ведь был таким. Многие из них, в особенности специалисты проектных организаций, успешно решали важные насущные дела, требующие высокой выучки и подготовленности, давая фору представителям геологии. Скажем, обоснование строительства крупной плотины или большой оросительной системы - задача более конкретная и ответственная, чем комплексная геологическая съемка. И многие сумели бы добиться положительного результата на научном поприще. Но у кого-то не хватило терпения и упорства, другие просто не хотели этим заниматься, а третьи не желали потерять в заработке. Но совершенно уверен, что если бы не предпринял усилий для самообразования, мой собственный уровень знаний и квалификация в избранной области были бы на порядок ниже.
   ...Вот такая она, наука. К сожалению, я и сегодня не знаю, откуда и почему у нее много гитик.
  
   Выслушаны многочисленные поздравления. Перебраны и систематизированы бумаги, связанные с диссертацией. Написаны благодарственные письма всем, приславшим отзывы на автореферат. Напряжение последних месяцев постепенно спадало. Наступило состояние какого-то опустошения. Но так долго продолжаться не могло.
   В нашей лаборатории сложилось правило: еще до окончания работы по утвержденной теме создавать задел для будущей. Обычно это был сбор и первичный анализ фактической информации. В зависимости от ее объема и качества определялась новая тема, предварительный план и только потом подавалась заявка на ее выполнение. Настроение у нас с Игорем было хорошим. Мы оба выиграли, каждый на своем поле. И тут неожиданно подвернулось интересное предложение.
   Я рассказывал, что на Украине уделялось большое внимание изучению гидрогеологических условий мелиорируемых земель и прогнозам их изменений при эксплуатации. Отпускались немалые средства, в т.ч. на научные исследования. Их проведение зависело в значительной степени от инициативы исполнителей. И энтузиасты находились. Первая в республике Гидрогеолого-мелиоративная экспедиция - Каховская стала кузницей научных кадров. Была создана хорошая экспериментальная база. Двое наших хороших знакомых позже стали организаторами подобных исследований во вновь созданной Одесской ГМЭ, но уже на более высоком уровне. Оба были нашими младшими однокашниками по университету. С начальником экспедиции Р.А.Баером были знакомы еще со школы, по баскетбольной площадке, с главным гидрогеологом Б.В.Лютаевым вместе работали в Киргизии. В процессе подготовки диссертации я нередко консультировался с ними.
   Баер и Лютаев часто выступали на различных отраслевых форумах, опубликовали ряд статей и методических указаний. Но им хотелось изложить свои результаты в более солидном издании. И они обратились к Зеленину с предложением объединить усилия. Объем информации у них намного больше нашего, но мы имеем возможность заявить в нашем академическом издательстве научную публикацию. Они полагали, что это может быть книга, объединяющая результаты изучения Молдавии и юго-западного угла Украины.
   Нам идея понравилась. Эта работа продолжала тематику, которой лаборатория занималась несколько лет. Логическим ее завершением стала бы научная монография. Нужно было все предметно обсудить.
   Мы получили объемистый отпечатанный на машинке текст. Ребята считали, что основное, в принципе, готово. Они использовали данные многолетних наблюдений и экспериментов, проведенных на опытных участках в орошаемых районах. В их речах проскальзывала даже нотка превосходства: выводы сделаны, осталось как-то технически присоединить часть, касающуюся немногочисленных сведений по изучению водного баланса и режима в Молдавии (имелись в виду материалы, положенные в основу моей диссертации). Назначили дату следующей встречи.
   Хочу быть правильно понятым и не усмотреть в своей трактовке хотя бы намека на пренебрежение или недоброжелательность. Роберт и Борис - действительно наши хорошие товарищи. Опытные знающие специалисты. Но, познакомившись с подготовленным материалом, мы оба увидели ряд серьезных упущений. Их стиль, общий подход можно было охарактеризовать, как недостаток культуры научного мышления. Из представленного можно было извлечь гораздо больше ценного, чем сделали они. Ну и чисто литературное оформление оставляло желать лучшего.
   Мы прочитали рукопись каждый по отдельности и стали вместе готовиться к обсуждению. Понимали, что разговор предстоит непростой, наши выводы окажутся неожиданными. Поэтому мы выбрали характерные примеры и подготовили следующие конкретные шаги. Чтобы самолюбие наших партнеров не пострадало, предложили провести следующую встречу на их площадке, в Одессе.
   Разговор и вправду оказался долгим и нелегким. Товарищи были совершенно не готовы к подобному повороту событий. Но, я говорил, наши партнеры - люди неглупые и профессионально грамотные. В итоге наши предложения и планы были приняты практически полностью.
   Так родилась книга, названная впоследствии "зеленой" по цвету обложки. Во введении было сказано, что она не является сводкой, полученной путем формального соединения сведений, собранных по каждому из смежных регионов. В основу работы были положены личные наблюдения авторов, обширные фондовые и опубликованные материалы по природным условиям рассматриваемой территории, а также данные многолетних экспериментальных исследований Каховской и Одесской ГМЭ, Молдавской ГГЭ и Института геофизики и геологии АН МССР на балансовых станциях, солевых стационарах и ключевых участках, специальных лабораторных опытов. Отмечено, что имеющаяся информация подвергалась совместному анализу с единых научных позиций. Эти позиции были определены в процессе долгих дискуссий, возникших из-за первоначально разных подходов авторов к основным вопросам и разных стилей анализа материалов.
   В книге рассмотрены природные условия районов развития мелиораций на юге Украины и в Молдавии, вопросы методики и результаты изучения водно-солевого режима грунтовых вод и зоны аэрации в различных условиях.
   Некоторые виды исследований были поистине уникальными. Так, наши товарищи построили на базе экспедиции в Одессе "ускоритель солевлагопереноса". Это лабораторный комплекс, в котором было установлено 24 лизиметра. В первой части своих записок я описал подобные устройства - физические модели для изучения условий формирования водного баланса, представляющие собой монолиты грунта, заключенные в непроницаемую оболочку, в которых поддерживается заданная глубина залегания уровня грунтовых вод. Конструкции лизиметров "ускорителя" позволяли в любое время отбирать пробы воды из водонасыщенной части монолита для анализа. Химический состав "грунтовых вод" регулировался искусственно. Поверхности лизиметров находились в камере искусственного климата, создаваемого системой калориферов и ламп дневного света, что позволяло выращивать сельскохозяйственные культуры круглый год, при этом ротационный цикл сокращался вдвое. Обеспечивались оптимальные условия для развития растений: нормальный агротехнический фон (сроки и интенсивность поливов, внесения удобрений и т.д.) и водно-воздушный режим почвы.
   Исследованиями был охвачен обширный регион, который мы предполагали назвать Северо-Западным Причерноморьем. В процессе подачи заявки в издательство в редакции воспротивились: румыны и даже болгары могут усмотреть в этом посягательство на их территории(!). В итоге книга получила название "Мелиоративно-гидрогеологические условия Западного Причерноморья СССР".
   Результаты были получены интересные. Книга оказалась популярной, по словам коллег с Украины, настольной в проектных организациях, занимающихся вопросами мелиораций.
   В этой работе в очередной раз был реализован подход, одним из зачинателей которого без всякого преувеличения можно назвать И.В.Зеленина. Он состоит в применении наряду с традиционными детерминистскими (содержательными) математических, скажем шире, информационных методов при анализе изучаемых природных и техногенных процессов, а также оценку точности полученных данных, природы погрешностей и вклада различных факторов в общий результат. Основанием к такому подходу является достоверность, оправдываемость прогнозов, сделанных на основе гидрогеологических показателей. В связи со сложностью гидрогеологических условий и несовершенством способов их изучения используемые теоретические модели недостаточно точны и представительны. Они далеко не полностью отражают спектр возможного изменения условий и обладают невысокой надежностью. Связывая сказанное с темой книги, о которой рассказываю, можно сослаться на результаты сопоставления прогнозных и фактических глубин залегания уровня грунтовых вод на некоторых орошаемых массивах юга Украины. Это сопоставление показало, что расхождения между прогнозными и фактическими значениями даже при небольших сроках прогноза составляют десятки и сотни процентов.
   В общем случае ошибки решений, связанных с оценкой гидрогеологических условий, могут привести к утрате части урожая и промышленной продукции, нежелательным экологическим, социальным, гуманитарным потерям. Определение цены ошибки прогноза - дело экономистов и представителей конкретных производств. Задача специалистов нашего профиля дать численную оценку возможных погрешностей соответствующих гидрогеологических показателей.
   Такой подход стал "идеологией" нашей лаборатории в ее последующей деятельности, мы никогда от него не отступали. Однако далеко не все его разделяли, даже умные и квалифицированные. Лет через десять после описываемых событий мне пришлось писать главу к отчету Партии по изучению режима подземных вод Молдавской ГГЭ. Глава была посвящена анализу лизиметрических наблюдений за ряд лет. Лизиметры, которые я когда-то установил на юге Молдавии, перевезли и установили на Водобалансовой станции Гидрометслужбы в с. Балцата недалеко от Кишинева. Руководила этой и последующими операциями упоминавшаяся выше коллега А.С.Присяжнюк. При монтаже и дальнейших наблюдениях был допущен ряд ошибок, что отразилось на их качестве. Я подробно на них остановился, путем применения статистических расчетов показал достоверность полученных результатов. Начальником Партии режима в то время была выпускница ЛГУ, ученица проф. В.С.Самариной. Сама Вера Сергеевна после длительного перерыва возвратилась в Молдавию и начала работать по договору с Минводхозом. Ей показали отчет. В беседе со мной она высказала несогласие: зачем Вы заостряете внимание на ошибках? Потому что не сами выполняли эксперимент? Но Вы же автор главы, надо было как-то сгладить, смягчить. Я очень уважаю Веру Сергеевну, испытываю к ней искреннюю симпатию, наконец, многим ей обязан. Попытался объяснить свое видение, изложенное выше. Но переубедить ее не сумел.
  
   Возможно, я несколько увлекся специальными вопросами, но, мне кажется, смысл понятен и неспециалисту, а тема представляет общечеловеческий интерес. И несколько забежал вперед. "Зеленая" книга вышла из печати в 1979г, а описываемые события происходили года за два до этого.
   Так случилось, что уже после защиты диссертации я попал в цейтнот, т.к. должен был уезжать в долгую командировку. А книга еще не была готова. Предстояло собрать дополнительные материалы, выполнить расчеты и построить графики, составить таблицы и рисунки. Мне было поручено подготовить полностью, без всяких возможных доделок, общие главы, характеризующие природные условия. Кроме того, ряд разделов я должен был написать (о том же, но в несколько другой форме) для отчета по институтской теме, окончание которого предшествовало выходу в свет нашей монографии. Большего уже не успевал. Окончательно отредактировать рукопись и передать ее в издательство досталось на долю Игоря.
  
   Утверждение решения Специализированного Ученого совета по моему диссертационному делу застопорилось. Обычно материалы из ведущих вузов и научных центров страны, к которым относился и ЛГУ, рассматривались в ВАКе быстро. Но это заседание было последним перед летними каникулами, а решение перед направлением в ВАК должен был утвердить "большой" Ученый совет университета. Короче, папка с моим делом валялась где-то на подоконнике, пока ее уже осенью случайно не обнаружил там кто-то с кафедры гидрогеологии и не дал ему ход. После этого все пошло быстро. Извещение о том, что ВАК СССР "решил выдать диплом кандидата геолого-минералогических наук" я получил в середине января 1978г.
   Я сразу же сообщил об этом ДМК. Давид Моисеевич хорошо относился к моей жене. Он познакомился с Маей, когда она еще училась в аспирантуре. И всегда интересовался ее делами. Он написал мне, что сердечно поздравляет с приятным событием, хотя для него оно не явилось неожиданным. "Теперь можно приниматься за докторскую - писал он. - Но сначала надо дать Мае возможность "сравняться" с Вами, догнать Вас...". Но Мая уже давно работала в УГ инженером-геологом и оставила мысли о диссертации. Тем более, что сейчас мы собирались в длительное путешествие. О нем я расскажу в следующей главе.
   Было еще одно хлопотное, но приятное дело - отметить в институте успешную защиту диссертации и присвоение ученой степени. Мы объединили усилия с Игорем и еще двоими - Н.И.Онофрашем и Л.Ф.Романовым. Игорь уже получил докторские "корочки", а двое других звания старшего научного сотрудника. Так как мы были из разных лабораторий, у каждого был свой круг приглашенных, в кафе "Экран" собрался практически весь институт. Горбачев еще только созревал на Ставрополье, поэтому погуляли хорошо.
   Закончился очередной, важный этап моей жизни.
  
   Вторая часть моих воспоминаний уступает первой по насыщенности событиями. Действительно, что интересного в напряженном каждодневном труде, лишенном внешнего эффекта? Мне было интересно, но как передать эти ощущения, тем более, что пороха не изобрел, а чего-нибудь похожего на теорию относительности не создал. Чтобы оживить повествование, перехожу к рассказу о более ярком и динамичном периоде.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЖАРКИЕ
   ДНИ
   в ИРАНЕ
  
  
  
   Настоящий раздел более длинный и подробный по сравнению с другими, т.к. об этом периоде жизни сохранилось больше иллюстративного материала - писем, фотографий, газетных вырезок, кое-каких документов, что позволяет оживить и расширить воспоминания.
   Отпуск мы обычно проводили в Одессе. Жили у сестры жены Гали недели две, потом Мая уезжала к матери в Житомир, а я выходил на работу, которой всегда почему-то было много. За границей никогда не бывал, да меня как-то особо и не тянуло, больше хотелось поездить по Союзу. Я аккуратно вырезал из газеты "Советский спорт" и складывал в папку сообщения Советов по туризму из разных областей страны о наличии путевок в те или иные места.
   В 1976г дочь заканчивала учебу на I курсе географического факультета ОГУ. Я предложил, когда она освободится, поехать в этот раз вместо моря по какому-нибудь другому маршруту. Привлекали, в частности, два: на Алтай с посещением Телецкого озера и плавание на плотах по р. Чусовой в Предуралье. С Алтаем что-то не выгорело, а плавать на плоту жена боялась. Перебирая вырезки, я остановился на предложении из Рязани - Мещёрская сторона. Такие паустовско-солоухинские места, в каких мы никогда не бывали.
   Все сложилось удачно. Мы остались довольны двумя неделями, проведенным на турбазе недалеко от г.Касимова на берегу Оки, в сосновом бору. На обратном пути встретились в Москве с другом Виктором Перцовским. Оказалось, он собирается в командировку в Иран в качестве консультанта по разведке месторождений подземных вод. Он собирался в направляющую его организацию и предложил мне пойти вместе с ним, т.к. руководитель соответствующего отдела по фамилии Щерица говорил ему, что знает меня. Я охотно согласился. С Володей Щерицей был знаком еще со школы, мы оба играли в баскетбол за свои команды. Он поступил на наш геофак годом позже меня. Кроме баскетбола нас связывали еще кое-какие случаи. Когда у меня сорвалась по вине военной кафедры поездка на практику в Хабаровский край, я устроил его на свое место. В первые дни самостоятельной работы в Казахстане случайно встретил его на улице в Алма-Ате, что в тех обстоятельствах было особенно приятно. После окончания ОГУ он работал в Каховке, за эти годы мы пару раз виделись в Одессе, Киеве.
   Мы тепло встретились. Владимир Кондратьевич съездил в загранкомандировки от водохозяйственной организации - в Монголию, Иран и осел в Москве. Не помню точно его должности, но он в числе прочего занимался кадровым комплектованием групп, работавших на заграничных проектах. Володя спросил, не хочу ли съездить на пару лет в Иран? Дело интересное и подзаработаешь прилично. Я рассказал, что сижу, как дурак с помытой шеей, с готовой диссертацией в ожидании защиты. - А когда она может состояться? В ответ я только пожал плечами. - Ладно, все это тоже не так быстро делается. Заполни-ка пока вот эту бумагу. Я заполнил подробную анкету, т.н. справку-объективку. Мы распрощались. О справке я и думать забыл, даже Зеленину, кажется, не сообщил, рассказывая о московских встречах.
   Следующим летом, уже после моей защиты, мы встретились с Володей в Одессе. Он опять напомнил о поездке и даже дал ряд советов бытового характера. Но об определенных сроках не говорил, и я никаких конкретных выводов для себя не сделал, полагая дело не серьезным. Тем более, что мне была известна практика, когда на одно место готовят несколько кандидатур, а после едет только один.
   Щерица был типичным представителем одесской школы геологов в том смысле, что был готов помочь однокашнику скорее, чем другому. Несколько наших выпускников, благодаря ему, побывали в загранкомандировках. И сейчас в Иране трудились мои старые друзья Максим Панченко и Лев Черников. От Максима я изредка получал письма и представлял в общих чертах характер работы. По установившейся традиции специалист должен был съездить сначала в одну из стран социалистического блока. Организация Щерицы вела дела с Монголией. Но Володя для своих обеспечивал пропускание этой, почти обязательной, стадии и сразу посылал в страну, приравненную к капиталистическим.
  
  
   ПОЕХАЛИ !
  
   Заканчивался 1977г. Я активно занимался научным отчетом по лаборатории и подготовкой к изданию нашей совместной с одесситами монографии. И ждал утверждения учёной степени из ВАКа.
   В один прекрасный день позвонили из приемной директора и сказали, что он просит срочно зайти Зеленина и меня. В кабинете Анатолий Васильевич молча положил перед нами бумагу. В письме на имя директора на фирменном бланке сообщалось, что Объединение "Росглавзарубежводстрой" Минводхоза РСФСР просит рассмотреть вопрос о возможности командировать меня на работу в Иране в качестве старшего инженера-гидрогеолога сроком на два года. Я от неожиданности потерял дар речи. Да, говорили, обсуждали, но как-то не верилось. Директор сказал, что это - наше дело, он не возражает. Игорь после краткого раздумья сказал, что может отпустить меня через три месяца. - Так готовьте ответ, я подпишу.
   Я позвонил в Москву Щерице. Он согласился, но сказал, чтобы я особенно не тянул. Сообщил, что планирует направить меня на объект, куда в прошлом году выезжал Перцовский. Причем, последний тоже едет, теперь не консультантом, а таким же, как я, специалистом на два года, и мы будем находиться сравнительно недалеко друг от друга, километрах в 300.
   Вечером озадачил Маю. Она тоже полагала, что дальше разговоров не пойдет. Оказывается, получилось. Сейчас нужно срочно составить план действий, потому что дел, не считая служебных, было невпроворот. Некоторые из основных: получить согласие компетентных органов на выезд и оформить соответствующие документы; Мае подогнать свои дела и уволиться с работы; решить, что делать с квартирой; обеспечить дочери на время нашего отсутствия нормальное существование; пройти специальную медкомиссию и выправить международный сертификат; собраться, включая приобретение необходимых предметов.
   В принципе я мог бы поехать и один, но только на год, этот вариант мы не рассматривали. Советские органы предпочитали отправлять за рубеж семейные пары, даже с детьми, чтобы одинокие не смотрели на чужих женщин (мужчин), особенно из местных.
   И началась сумасшедшая гонка. Значительную часть дня я бегал по своим личным делам, вечерами работал в лаборатории. Началось с шероховатостей с разрешением на выезд. Куратор Академии от КГБ в звании майора счел себя обиженным, что поздно узнал о моих планах, и сделал мне строгое внушение. Оказывается, я должен был о них заявить, когда только такая мысль пришла в голову. Но дальше дело пошло быстрее, полагаю, потому, что меня уже проверяли на этот предмет, когда много лет назад я собирался на Кубу. Комиссия при райкоме партии, состоящая в большинстве из ветеранов партии, должна была оценить мой уровень знания внутренней и международной обстановки. Одному из ее членов не понравилась моя трактовка внешней политики Ирана (обязан знать!). Находясь в состоянии усталости и стресса, заелся с ним, к счастью, другой думал, как я, и поддержал. В Республиканской больнице следовало сделать прививки от холеры, чумы и других болезней, каких, никто не знал, потому что папка с инструкцией и дополнениями к ней была толщиной сантиметров 15. Когда, наконец, разобрались, не могли решить в какой последовательности делать, т.к. между прививками должен быть интервал дней 10 - 20. А у меня уже билет на руках. Кончилось тем, что я закатал оба рукава, и мне вкатили по уколу в каждую руку. Вечером, правда, температура подскочила почти до 40, но времени болеть не было. Не удалось также хорошо познакомиться со страной будущего пребывания - ее природой и богатой историей, пришлось ограничиться Энциклопедией и еще какими-то считанными источниками.
   Нашли одинокую докторшу из поликлиники и заключили с ней договор о сдаче в наем нашей квартиры. Часть вещей перенесли в дальнюю комнату и закрыли. Ей оставили мебель, холодильник, стиральную машину. Договорились, что арендную плату она будет отдавать дочери. Тогда можно было сдать старый телевизор, получить какие-то деньги и с доплатой купить новый (как сейчас старые автомобили в России). Мы отнесли свой добрый черно-белый "Огонек" и взяли портативный (вес 9кг) телеприемник "Юность".
   Со Щерицей я держал постоянный контакт. Подошел март 1978г. Конец сборов был уже виден. Володя сообщил, что обстоятельства изменились, и я поеду на север Ирана, в г.Шахруд. Оттуда уже возвратились после окончания контракта Лев Черников и, совсем недавно, Максим Панченко. Из писем он знал о моих планах. Не было даже времени съездить в Одессу и встретиться. В ответ на извещение о моем назначении в Шахруд мой друг прислал большое письмо с описанием работы и характеристикой каждого работника советской группы, еще некоторых фигур и коллег-персов. Эта информация мне очень пригодилась, хотя состав действующих лиц к моему приезду значительно изменился.
   Я попросил, чтобы меня, если можно, отправили не самолетом, а поездом дабы хоть немного отдохнуть в дороге от напряжения последних дней. Володя связал меня с сотрудницей, ведавшей билетами, и через пару дней я уже знал день выезда в первой декаде апреля.
   С учетом своих физических возможностей мы упаковали вещи в небольшие картонные коробки. Багаж должен был пополниться в Москве, мы собирались купить кое-что из одежды и продуктов питания. На Кишиневском вокзале нас провожала целая делегация. Директор дал машину, чтобы отвезти вещи, пришли сотрудники из института, с Маиной работы. Распили на перроне несколько бутылок вина и - вперед, в неизвестную страну за новыми впечатлениями!
  
   Оставили вещи в камере хранения Киевского вокзала и направились на Манежную улицу,7, где размещался "Росглавзарубежводстрой". Щерица познакомил с начальником Объединения Лисичкиным, с завкадрами, еще с кем-то. Мельком повидался с только что прибывшим своим предшественником из Шахруда. Беседа продолжалась буквально несколько минут. Я получил кое-какие характеристики будущих сослуживцев, совпадающие с оценками Максима, и рекомендации по приобретению радиоаппаратуры. Мы послушали вместе с отъезжающими в Монголию рекомендательные наставления. Получили загранпаспорта в обмен на советские и билеты на поезд. Нужно было пройти еще ряд инструктажей, только мне одному, сдать на хранение профсоюзные билеты в ВЦСПС, ну и решить личные дела. Нам дали направление в ведомственную гостиницу где-то в районе метро "Аэропорт". Там было не очень уютно, на другой день нас оттуда забрали к себе друзья, жившие неподалеку.
   Продукты везли с собой, не потому что там их не было, а в целях экономии иностранной валюты для других нужд. Володя Щерица посоветовал взять мясные консервы, сухую колбасу и даже подсолнечное масло. На мой вопрос сколько, он ответил, что "в пределах разумного".
   Первый инструктаж проводили в кабинете начальника Объединения. Было сказано несколько слов о гидрогеологических изысканиях вообще, но в основном, как нужно себя вести за рубежом, чтобы не опозорить высокое звание советского человека. Все работы за границей, кроме военных и некоторых специальных, осуществлялись через Госкомитет по экономическим связям с зарубежными странами (ГКЭС), они были привязаны к подразделениям по содержанию - Промэкспорту, Сельхозэкспорту, Стройпромэкспорту и т.п., наши - к "Цветметпромэкспорту". В то время за кордоном работало около полумиллиона советских специалистов, опять же без военных. Не помню, где находилось огромное здание ГКЭС, куда мне назначено прибыть в такой-то кабинет к такому-то времени. "И опять пошла морока про коварный зарубеж". Усталый чиновник часа полтора или больше толковал про "облико морале". Проявлять революционную бдительность! Не допускать провокаций! Не пьянствовать, не спекулировать, на чужих жен не смотреть, следить, чтобы жена не сплетничала. Адресную книжку оставить дома. Ну, там матери можно изредка посылать письма в установленном порядке, но "ничего такого" не писать. И дальше в том же духе.
   Во Всесоюзном Совете профсоюзов, к счастью, не учили, только отобрали членские профбилеты. В заключение пошел на Старую площадь в ЦК КПСС. Я уже начинал седеть и лысеть, но не предполагал, что правящая партия - просто часть КГБ (или наоборот), и был несколько удивлен этим адресом. Подъезд такой-то. Пропуск заказан. Военнослужащие в странной форме без знаков различия на погонах. Просверлили глазами насквозь, проверили документы, заглянули в список и сказали куда идти. Меня отвели в комнату типа небольшого читального зала. За столами сидят несколько человек. Мне дали под расписку толстые инструкции. В них то же самое, что уже слышал в последние дни, только через каждые несколько пунктов предупреждения об ответственности за нарушения со ссылкой на статью Уголовного кодекса. Когда закончил и расписался в ведомости о том, что ознакомлен и предупрежден, опять по списку нашли в какой кабинет дальше идти. Товарищ Беляев (или Беляков) сидел в большой комнате один и говорил по телефону. Была пятница, предвыходной день, разговор шел о поездке на рыбалку. Хозяин знаком предложил мне сесть. На столе перед ним лежала папка с моей фамилией на обложке. Закончив беседу, он полистал папку. Задал несколько вопросов: читал? Понял? Расписался? Знаю ли, чем буду заниматься за границей? Умею ли это делать? Потом сказал: "Виктор Александрович, Вы - человек уже не юный и, вижу, опытный. К чему я буду Вам морочить голову? Поезжайте и работайте. Желаю Вам провести время без осложнений и возвратиться домой". И отпустил. Этому человеку я остался искренне благодарен. Он не болтал по-пустому и - первым за все это время! - спросил, хотя бы формально, справлюсь ли с порученным делом. Никто, даже в командирующей организации, не произнес на эту тему ни слова. Позже я спросил об этом Щерицу. Отшутился: что я тебя первый день знаю?
   Забегая вперед, скажу, что оценка деловых качеств специалиста - вопрос не праздный. Мне приходилось встречать за границей работников, совершенно не готовых к своим обязанностям, особенно в свете требований того времени. Они не только не были профессионалами в своей области, но и не обладали тактом, минимальными дипломатическими способностями, что совершенно необходимо в работе с местными кадрами. А в загранкомандировку поехали за взятку или по знакомству (как я!).
  
   Почти ничего из намеченного в бытовом плане мы не сделали. "Развитой социализм" уже начинал потихоньку загнивать. В московских магазинах было пустовато, хуже, чем в кишиневских. Ни консервов, ни колбасы мы не достали. Нам советовали пойти в ресторан и попытаться все это добыть через официанта, но такой практики у нас не было, да и времени не хватило. Отоварились рыбными консервами, крупами, подсолнечным маслом. Мая приготовила домашние консервы - полукопченую колбасу и жареную говядину в литровых банках залила жиром. Из одежды и обуви тоже ничего не нашли.
   К поезду нас отвез на своей машине Веня Зильберг. С трудом втиснулись в салон поверх вещей. С Курского вокзала вечером 7 апреля отправлялся скорый поезд N55 (?) "Дружба" по маршруту Москва - Ереван. К нему прицеплены два вагона, которые отсоединят по дороге и направят на Тегеран. К нам бросилась толпа носильщиков, которые издали моментально вычленяли из толпы заграничных пассажиров по объему вещей. Существовала суровая такса. Мая быстро их осадила, сказав, что мы еще только едем зарабатывать деньги, и потому половину вещей донесем сами. Наш багаж состоял из 8 небольших коробок, одну передала для Виктора Перцовского его мама, коробки с телевизором, трех чемоданов и пары сумок. Веня сказал, что по сравнению с Перцовскими, которых он тоже провожал, мы едем чуть ли ни порожняком. Действительно, мы расположились в двухместном купе весьма вольготно, особенно если учесть, что вещи некоторых попутчиков стояли в коридоре и тамбурах. Почти все уместилось в отсеки для багажа. Мы первый раз ехали в международном вагоне - мягкие диваны, шкаф, буфет, секретер, умывальник. Впервые за много дней я смог если не расслабиться, то хотя бы немного перевести дух.
  
   Мы подружились с проводниками, угостив их молдавскими огурцами и сигаретами. Держали продукты в их холодильнике. Я почти сутки проспал, потом смотрел в окно (вместо чтения приготовленной спецлитературы), поедая яйца, колбасу, вареную картошку и жареных цыплят. Поезд шел черноморским побережьем. На Кавказе весна была в разгаре. Хоть и не жарко, но цвели яблони, вишни, на клумбах ирисы и тюльпаны. Пальмы, кипарисы. Народ загорает на пляжах, но купающихся не видели.
   Поезд опаздывал, а мы заранее дали телеграммы друзьям. Эрик Ткачук жил в Новочеркасске недалеко от Ростова, подумали, вдруг в этот день окажется в этом городе. Но нас никто не встретил. Зато в Тбилиси состоялась короткая, но очень приятная встреча с Маиной сокурсницей и ее мужем. Была глухая ночь, им пришлось долго ждать из-за опоздания поезда, и стоянка была сокращена до нескольких минут. Они недавно вернулись домой после трехлетнего пребывания в Сирии и дали несколько полезных советов, касающихся жизни за границей. Одарили нас грузинским коньяком и шоколадом.
   Поднялись на пустынное Армянское нагорье. После субтропиков снег и лед выглядели необычно. Кругом знаменитый розовый туф. Мы опоздали на 3 часа на станцию Масис и пропустили поезд, который должен был дотащить наши вагоны до пограничного перехода. Пришлось стоять сутки. Отсюда в туманной дали неясно просматривался Ереван.
   Дальше наш путь лежал по довольно безрадостным местам вдоль границы сначала с Турцией, потом с Ираном над рекой Аракс до ст. Джульфа-советская. Я раньше не бывал за рубежом и впервые наблюдал процедуру пересечения государственной границы СССР. Она сильно отличалась от нынешней. Усиленный пограничный наряд проводил осмотр вагонов. Заглядывали во все щели, снимали все панели с потолков и пола. За ними пришли таможенники. В отношении нас ограничились опросом. Мы особенно и не беспокоились, тем, кто вез много пищевых продуктов, включая мешки с картошкой, пришлось все это прятать.
   Локомотив втянул вагоны на мост через Аракс. Еще какая-то задержка, потом раскрылись высокие ворота из колючей проволоки. Было 12 апреля 1978г. Прощай, Родина!
  
  
   ПОД ЗНАКОМ ЛЬВА И СОЛНЦА
  
   За желтыми водами Аракса железнодорожная станция называется тоже Джульфа, только иранская. На обширных прирельсовых площадках много разных грузов советского производства, в т.ч. автомобилей. Иранские полицейские поразили своими головными уборами - огромными фуражками с очень высокой, но тонкой (в отличие от современной формы Российской армии) тульей. Пограничные формальности здесь заняли гораздо меньше времени, чем на советской стороне. Заменили вагонные тележки, здесь, как и в Европе, колея уже нашей, и двинулись дальше по незнакомой стране.
   С нами следовали несколько иностранцев восточного облика. Я заговорил с одним из них на английском еще на нашей стороне. Они оказались афганцами, ехали откуда-то из Европы через Союз, так было выгоднее. Ехали женщины, видимо жены советских специалистов, делавшие круги вокруг нас. Мы, настороженные недавними инструкциями о бдительности, инициативы не проявляли. Наконец, одна подошла. Оказалось, едет тоже в Шахруд к мужу-геологу.
   Дорога пересекала буровато-желтую пустынную выжженную равнину с редкими обработанными участками и стадами овец, коз, ишаков, видимо поблизости от воды. К Тегерану подъезжали на следующий день. С севера, слева по ходу протянулись предгорья хребта Эльбурс. Местность стала достаточно населенной. Много предприятий, дымящих труб, по облику похоже на производство стройматериалов. Чувствовалось приближение большого города. Поезд полз через район маленьких одноэтажных домиков с плоскими крышами, с густой сетью узких улиц и переулков, зажатых между глинобитными заборами. Старые кирпичные заводы, заброшенные глиняные карьеры, свалки, гаражи, автомастерские. Бедность! Прекрасная натура для съемок какого-нибудь советского фильма об ужасах капитализма.
   На вполне современном вокзале поезд встречала группа переводчиков. Это работники, действительно владеющие местным языком, но выполняющие также функции по обслуживанию советских специалистов (и присмотру за ними), выходцы преимущественно из республик Средней Азии. Персидский язык (фарси) очень близок к таджикскому. Нашего переводчика звали Насриддин. Мы погрузились в автобус и поехали в т.н. "Дом геологов". Там жили наши, постоянно работающие в Тегеране, были специальные комнаты для приезжающих. Нам выделили однокомнатную квартиру.
   Наутро Насриддин объявил, что мы на постоянное место пока не едем. Руководитель гидрогеологов отлучился по службе на несколько дней, и оставил указание, чтобы я его дождался. Потом мы пошли в иранское представительство ГКЭС, где я заполнил какие-то бумаги и получил в бухгалтерии зарплату до конца месяца и подъемные. Можно начинать жить, правда, советские паспорта отобрали, не дав ничего взамен. Делать было нечего. Насриддин сказал, что нужно сидеть дома. Но подобный вариант как-то не устраивал, мы решили познакомиться хотя бы с ближайшими кварталами.
   Главные советские учреждения находились в самом центре города рядом друг с другом. Вход в ГКЭС с большой улицы Хафез, за углом на улице Черчилля наше Посольство. Почти напротив него на ул. Сталина советский клуб со столовой. Черчилля упирается в одну из главных улиц - Фердоуси, налево по ней минут 7 пешком небольшая круглая площадь на пересечении с ул. Шахреза с памятником знаменитому поэту Востока, а там два шага до Дома геологов на ул. Ираншахр. У нас имена этих деятелей культуры пишутся несколько иначе - Хафиз, Фирдоуси. Я следую английской транскрипции на табличках на углах улиц (Hafez, Ferdowsi).
   Кто-то дал мне схему, изданную авиакомпанией SAS, "Часовая прогулка по Тегерану" на английском. Вооружившись ею, мы с Маей приступили к более детальному знакомству с городом. Провели здесь четыре дня, что, в общем, было нетипичным для начала заграничной карьеры.
   Город раскинулся у подножья хребта Эльбурс, на наклонной к югу предгорной равнине (как, к примеру, Алма-Ата). Над внушительными вершинами господствует величественный конус со снеговой шапкой - потухший вулкан Демавенд, высшая точка Ирана (5604м). Выше вокзала город довольно правильно распланирован, вполне европейского вида. О географическом положении напоминают надписи арабским шрифтом, хотя есть много вывесок и на английском, и горы в перспективе улиц. Качество жизни улучшается по мере приближения к горам. Появляются высокие дома, 10 -20 этажей, из стекла и бетона. Торговая сфера тогда сильно удивляла многочисленными магазинами, лавками, банками, типичными для центральных улиц современной России (Украины, Молдовы и т.д.). На улицах огромные стада автомобилей разнообразных марок, знакомых только по книгам и кинофильмам. Транспортные пробки. Мотоциклисты на мощных "хондах", "сузуки", "кавасаки" носятся по тротуарам. На проезжей части, когда включается зеленый сигнал светофора, тамошние рокеры вырываются вперед и мчатся, иногда на одном заднем колесе, на десяток метров впереди общей волны транспорта. Это никого не удивляет, так же как ишак, нагруженный парой мешков, которого погонщик проталкивает по тротуару через толпу прохожих. Здесь находятся респектабельные отели "Хилтон", "Олимпик", "Даймонд" и др. Чем выше, тем больше зелени, немало парков и скверов. Улица Пехлеви обсажена двойными рядами платанов и кленов, между ними по бетонному желобу бежит прохладная горная вода. За красивыми заборами в цветах и кустарниках утопают роскошные виллы (короче, представьте себе окраины нынешних Одессы, Киева, Ташкента, далее везде, но в те дни это было для нас откровением). Глаза разбегались от изобилия и ассортимента товаров. Мне показалось, что только в одном ювелирном магазине больше золота, чем в торговой сети всего Советского Союза, тогда как раз наступил очередной дефицит, даже обручальные кольца молодоженам продавали по каким-то талонам. Наша спутница по поезду сказала, что золото здесь дешево, но все время дорожает, и посоветовала брать, не откладывая. Она купила золотое кольцо популярного в то время фасона с изображением царицы Нефертити. Мая тоже приобрела кольцо, украшенное филигранью - узором из витой проволоки, и цепочку.
   Самостоятельные прогулки по этому необычному городу принесли какое-то странное чувство свободы, самостоятельности. Однажды я увидел скромную витрину магазина: под небольшим горшком с пальмой на бархатной салфетке лежали очень красивые ручные часы. Я люблю часы, так же как ножи и другое холодное оружие (это не значит, что у меня этого много), и прежде чем Мая сумела меня остановить, я толкнул дверь и вошел. В небольшом помещении сидят два немолодых джентльмена. Запах хорошего табака. - Господа говорят по-английски? - Да, пожалуйста! Объяснил, что я инженер, только что прибыл из Советского Союза. Не собираюсь ничего покупать, но мне понравились часы на окне и я прошу оказать любезность и показать их мне. Часы Rolex, о которых я только слышал, показали. Угостили кофе. После краткой светской беседы мы с благодарностью удалились. Дома Мая несколько скептически относилась к моим занятиям английским языком, но после разговоров с афганцами в поезде, переговоров на улице и этого случая, кажется, зауважала меня. В период подготовки к командировке я где-то прочитал, что в Иране английский широко распространен. Поэтому здесь я смело вступал в разговоры. Но очень скоро оказалось, что эти сведения сильно преувеличены. Нужно срочно изучать местный язык. Кстати, через время я узнал, что стоимость понравившихся мне часов равна примерно моей годовой зарплате, а магазин обслуживает семью иранского шаха.
   Мы познакомились с механиком-горняком из Шахруда. Он ездил в какую-то другую группу по служебным делам, и теперь должен был вместе с нами возвращаться домой. Работал здесь уже давно и мог объясниться на фарси. Мы подговорили его пойти с нами в Голестанский дворец, о котором я много слышал. Дворец Голестан ("Сад цветов"), построенный в середине XIX столетия, является музеем, но иногда здесь проводят наиболее торжественные государственные церемонии, например, широко разрекламированную коронацию нынешнего шаха в конце 60-х годов. Дворец находится недалеко от Большого базара, он окружен жаркими узкими улицами, забитыми грузовиками, и снаружи не производит впечатления. Обстановка резко меняется за высокой оградой. Под сенью огромных платанов журчат фонтаны, бассейны с прозрачной водой перемежаются с мраморными дорожками, розариями и клумбами с яркими экзотическими цветами. В самом дворце стены почти полностью закрыты зеркалами, полы устланы роскошными персидскими коврами. Старинная мебель, чеканные бронзовые светильники, иранская миниатюра. Главный экспонат - наверно шахский трон, отделанный золотом, самоцветами, жемчугом.
   Наш новый знакомый никогда в этом музее не бывал и, видимо, не подозревал о его существовании. Не знал он, где находятся палаты парламента, нижняя (меджлис) и верхняя (сенат). Он спрашивал дорогу, благодаря ему мы увидели эти интересные здания. Меджлис - бывший дворец кого-то из шахов, сенат - сооружение современной необычной архитектуры. Не слыхал он и о выставке драгоценностей шахской семьи, что-то вроде нашего Алмазного фонда. Попасть туда оказалось сложнее, т.к. посещения организуются в определенные дни и часы. Пыл наших спутников охладила и довольно высокая цена этого мероприятия. Официальная денежная единица страны - риал. За 1 риал, как и за нашу копейку, ничего нельзя купить. Поэтому чаще оперируют туманами (1 туман = 10 риалам). Таким образом, к нам можно было смело примерить слова популярной бардовской песни: "...а я еду за туманом...". Так вот, билет в сокровищницу стоил 10 туманов (местный хлеб-лаваш - 1 туман; золотая цепочка - 50-200 туманов). Вообще, с точки зрения общественности мы с Маей вели себя недостаточно разумно. Сильно удивлялись, когда узнали, что одна из наших коробок занята телевизором, другая - набором рюмок и фужеров. Ведь вместо этого можно было набрать круп и макарон! Через несколько месяцев нам передали записку от наших друзей Перцовских. С другого конца страны они интересовались, правда ли это про телевизор? Вот слава! Заканчивая тему, сообщу, что за все время пребывания в Иране я, к сожалению, так и не попал ни в один из тегеранских достаточно интересных музеев, хотя такие возможности были.
   Мы успели обойти значительную часть города, выйдя за рамки нашей туристической схемы. Тегеран огромен, протяженность улиц от южных окраин до предгорий километров 10-12, с запада на восток еще больше. Население, нам сказали, порядка 3,5 млн. По городу ходят маршрутные автобусы, преимущественно устаревшие английские двухэтажные модели "Leyland". Билеты надо покупать на улице в киосках, которые есть не на каждой остановке, кондуктор в автобусе только проверяет их при входе. Проезд стоит недорого, с полтумана. Не зная языка, мы не решились на поездки, по этой же причине и из меркантильных соображений не пользовались такси, и перемещались пешком.
   В эти первые дни мы встретили в Тегеране знакомую - подругу Маиной младшей сестры Гали, обе поступили на географический факультет ОГУ, когда мы учились на последнем курсе. Они с мужем заканчивали свое пребывание в Иране буквально через несколько дней. Постоянно жили в Ленинграде, но летом Ира собиралась в Одессу к матери и любезно предложила отвезти небольшую посылку. Мы купили дочери джинсы, темные очки, что-то для маленьких племянниц.
  
   Некоторые сведения и факты, в которых разобрался значительно позже, для удобства сообщаю сразу. Я не собираюсь создавать очерки путешественника, но немного о стране, которая вот уже три десятилетия привлекает к себе мировое внимание, как о фоне развития событий своей жизни, сказать следует. Сведения относятся к временам, о которых идет рассказ.
   Южный сосед Советского Союза занимает площадь 1,6 млн кв. км. Протяженность границ между нашими странами составляет 2,5 тыс км. Страна возвышенная, половина - просто горы, на севере хр. Эльбурс, с северо-запада на юго-восток протянулись хребты Загрос и в центре Кухруд, отметки вершин 3 - 4,5 тыс м, высшая точка - Демавенд (5604м) в Эльбурсе. В центральной и восточной частях страны раскинулись плоскогорья (1000 - 2000м), занятые обширными пустынями Деште -Кевир и Деште-Лут. Низменности тянутся узкими полосами вдоль побережий Каспийского моря и Персидского залива. Рек мало, в периферийных районах, судоходны Карун и пограничная с Ираком Шатт -эль-Араб. Климат резко континентальный, суммы осадков меньше 500мм, в Прикаспии влажный субтропический, у Персидского залива жаркий тропический.
   Население 35 млн., ежегодный прирост порядка 3%. Со времени моей поездки прошло 30 лет, значит сейчас должно быть 65 млн., примерно так и пишут в СМИ (70-75). В Тегеране жили 3,5-4 млн, другие крупные города - Исфаган (1 млн.), Мешхед (600 тыс.), Тебриз (550), Шираз (400), Абадан (340). В Иране проживает более 30 национальностей, наиболее многочисленны персы (16 млн.), азербайджанцы - 5, курды - 3, есть также белуджи, талыши, туркмены, армяне, ассирийцы, арабы, были даже евреи. Официальный язык персидский.
   Иран - одно из древнейших государств мира, с 2500-летней историей. Сами персы считают себя арийской нацией. До 20-х годов прошлого века страна называлась Персией, после государственных преобразований переименована в Иран, а язык в фарси. Язык, как наверно любой другой, отражает длинный исторический путь. В нем много тюркских слов, например, "хана" ("хуне") - дом, "китаб" - книга, "чешме" ("чишма") - родник. Есть общие слова с ивритом - "маркази" - центр, "мохандес" - инженер. А число "2" звучит почти одинаково по-персидски - "до", по-русски, в языках романской группы - "дё", "доу", даже по-английски близко - "ту". К сожалению, так и не было случая обсудить этот вопрос со специалистом. В тексте будут встречаться персидские слова, ударение практически всегда, в т.ч. в собственных именах, падает на последний слог.
   Иран - конституционная монархия. Главой государства является шах. С 1941г. на престоле Мохаммед Реза Пехлеви. Шах утверждает законы, принятые парламентом, назначает премьер-министра и состав правительства, является верховным главнокомандующим. Шахиня играет заметную роль в культурной, социальной, благотворительной жизни. Первой женой шаха была Сорейя. У них не было детей, и шах с ней расстался. Экс-шахиня стала актрисой Голливуда, родила детей, и у шаха с новой женой, красавицей Фарах, тоже появились наследники. Парламент является высшим законодательным органом, состоит из двух палат - меджлиса и сената. Исполнительная власть осуществляется кабинетом министров. Есть развитая судебная система. Страна делится на 19 провинций (останов), во главе каждой стоит генерал-губернатор. Государственная религия - ислам шиитского толка. Государственный герб Ирана - лев, освещенный солнцем, держащий меч.
   В начале 60-х годов прошлого века обстановка в стране характеризовалась экономическим застоем, политической неуверенностью. Росло недовольство масс, это подтолкнуло к реформам, направленным на ускорение развития по капиталистическому пути. Была объявлена программа, названная "белой революцией шаха и народа", включающая 17 пунктов, в т.ч. земельную реформу, национализацию природных ресурсов, продажу акций промышленных предприятий населению, расширение прав женщин, реформу образования и др. Иран располагает значительными природными богатствами, в первую очередь углеводородным сырьем - нефтью и газом, а также рудами - железа, марганца, хрома, меди, свинца, цинка, молибдена, кроме того углем, баритом, фосфоритами, асбестом. Главные отрасли сельского хозяйства - растениеводство (пшеница, ячмень, рис, хлопок, табак, оливки) и животноводство (овцы, козы, верблюды). Около 30 - 40% угодий орошается. Основные статьи экспорта - сырая нефть и нефтепродукты, руды металлов, сельхозпродукция, ковры, черная икра.
   Ассигнования на реализацию новой программы поступали, главным образом, от продажи нефти. В связи с резким ростом мировых цен на нее темпы экономического роста достигли небывалых размеров - 15-16% в год. В связи с быстрым развитием экономики, приростом населения Иран был вынужден ввозить из-за границы ряд основных продуктов питания. Собственное отсталое сельское хозяйство не выдерживало конкуренции. Миллионы крестьян разорились и хлынули в города в поисках работы.
   В стране 18 вузов, где обучается около 150 тыс. студентов и свыше 40 тыс. за рубежом. Насчитывается 40 музеев, 18 театров, 1700 библиотек. Я бывал только в Тегеранском университете. Организуются художественные выставки, кинофестивали, бывают гастроли известных зарубежных исполнителей.
   Отношения между нашими странами можно охарактеризовать как умеренно-спокойные прохладно-деловые. Назвать их дружественными - с большой натяжкой. Контакты советских граждан с местными тщательно отслеживались с обеих сторон и обеими же не поощрялись. Если они переходили недозволенную с точки зрения официальных органов грань, советский командированный мог быть отправлен домой, иногда в течение 48 часов, такое случалось.
   Советско-иранское экономическое сотрудничество активизировалось в последние 10 - 15 лет. В момент моего приезда советские организации оказывали помощь в осуществлении работ по полутора сотням объектов. Наиболее крупным из них, около половины общего объема работ, был металлургический завод в Исфагане, запущенный в производство в 1973г. Работы по строительству и расширению продолжались, после их окончания комбинат по объему продукции должен был приблизиться к таким гигантам советской индустрии, как, скажем, "Азовсталь" в г.Жданове (Мариуполе). Важное место занимали предприятия электроэнергетики, среди них строительство ТЭЦ в Ахвазе, гидроузел на пограничной реке Аракс. Были важные объекты в газовой промышленности, элеваторном хозяйстве, строительстве, подготовке специалистов.
   Строительство Исфаганского металлургического завода потребовало решения важных задач, связанных с обеспечением его в первую очередь железной рудой и каменным углем. Советские геологи были заняты в геологоразведочных работах на эти виды минерального сырья, а также нерудные ископаемые и, конечно, воду.
  
   "Главнокомандующим" для советских специалистов был Советник по экономическим вопросам Посольства, короче, начальник ГКЭС. На него выходили весьма редко, т.к. в этой организации у каждой отрасли, и у нас, был свой куратор. Руководителем геологов был С.А.Голубев, человек весьма немолодой, прославившийся успешной работой в Китае. Хитрый и опытный аппаратчик, в далеком прошлом работник КГБ и начальник Воркутинского геологоуправления в послевоенные годы, Лауреат Сталинской премии, кандидат наук, по-моему. Мы, гидрогеологи, были из другого "Экспорта", но решением Советника были административно подчинены ему. На деле методическое и организационное руководство гидрогеологическими работами по линии "Росглавзарубежводстроя" осуществлял Н.А.Шамрай. Николай Алексеевич, моложе меня лет на 5 - 7, окончил геофак КГУ. Раньше мы были знакомы заочно, по литературе, он занимался мелиоративной проблематикой, учился в аспирантуре. После оставил это дело и перешел в УкрГИИНТИЗ и руководил Крымским филиалом его в Симферополе. С первой встречи у нас установились особые отношения. Дело в том, что главный инженер УкрГИИНТИЗа мой близкий друг Рион Смирнов, был в курсе событий, и, не сомневаюсь, дал Шамраю указания относительно моей особы. Кроме того, они с Маей оказались земляками. После ознакомления с первым заключением, которое мне пришлось выдать очень скоро, Шамрай сделал меня своим неофициальным консультантом. Последнее в корне изменило порядок моего пребывания в Иране, о чем я расскажу дальше.
   Шамрай с женой жили в том же Доме геологов. По возвращении из командировки он пригласил нас с Маей к себе. Прежде всего выразил неудовольствие нашими тегеранскими походами. Как это, в чужой стране, незнакомом городе, без документов! Конечно, он был прав. Нас неожиданно защитила его супруга Галя: а что люди должны были сидеть несколько дней в четырех стенах? Он кратко рассказал об объекте, где мне предстояло работать, и обещал в ближайшее время подъехать в Шахруд.
  
   В середине следующего дня переводчик Насриддин сопроводил нашу группу на вокзал и посадил в поезд. Нас было пятеро - мы с Маей, наша спутница из Союза и двое командировочных. Поезд французского производства они называли "турботрен". Ехали 1 классом, в отдельном купе с мягкими креслами и кондиционером (из которого, правда, летела больше пыль). Дорога заняла около 7 часов. Нас встретил автобус. Была глубокая ночь, но на месте назначения ждали почту, которую вез я.
   Ожидание почты - особый ритуал. Привозят ее машиной, чаще поездом, который в Шахруд прибывает поздно. Весь поселок не спит. Наконец, появляется "почтальон" с долгожданным пакетом или мешком. Его тут же выхватывают и прямо под фонарем выкрикивают фамилии счастливцев, остальные в это время нетерпеливо сучат ногами. Площадка моментально пустеет, все бросаются по домам читать письма, а неудачники, не получившие ничего, просто спать.
   Письма из Союза опускались в обычные почтовые ящики, в обычных конвертах, но адресовались в Посольство СССР в Иране. Доставлялись посольской почтой. В Тегеране они попадали в ГКЭС и лежали в проходной на специальных стеллажах, рассортированные по географическим пунктам, указанным на конвертах. На точки пребывания доставлялись оказией, как в нашем случае. Таким же порядком через Тегеран шла обратная почта. Естественно, по дороге в оба конца почта подвергалась перлюстрации, может быть не вся, но выборочно - точно. В отличие от времен войны нежелательная информация не вымарывалась, просто автор, наверно, брался на заметку, где следует. Максим Панченко даже посвятил цензору шутливую Оду. Там были такие строки:
  
   Служебным рвением объятый,
   Следишь ты горы адресатов.
   На чтенье их затратив время,
   Несешь ответственности бремя
   За мысли, планы и дела
   Всех - от велика до мала...
   Но не задерживай движенья
   Вестей, что шлют без промедленья
   Жена, детишки, мать. Ей-ей
   Ведь это - кровь страны моей...
   Тем, что письмо ты задержал,
   Сомненьям темным повод дал.
   Чего не пишет, мол, жена?
   А, может, вовсе не верна?
   В наш труд ты этим внес обузу
   И причинил ущерб Союзу.
   Другой пример могу привесть.
   Допустим, враг средь нас тут есть
   И, затаясь, тебя следит,
   Ты бдишь иль спишь, по датам зрит.
   Ему письмо ты задержал -
   Себя раскрыл, Союз предал!..
  
   Хорошо, что я не послушался "инструктора-доку" в Москве и взял-таки с собой адресную книжку, со временем переписка была налажена в большом объеме. Только письма, и туда и обратно, шли нерегулярно, от недели до полутора-двух месяцев.
   Нас поместили в нашу постоянную квартиру. Кто-то передал, что завтрашний день дается мне на обустройство.
  
   Я попал на работу в Национальную Иранскую металлургическую корпорацию (НИМК) или коротко "Зобоган" ("зоубе" - плавить, "оган" - железо). Ее стержнем был Исфаганский комбинат, построенный в соответствии с "программой шаха и народа", о чем я уже говорил. Мраморные и бронзовые доски и стелы с ее изложением висели и стояли на площадях и других людных местах. Сейчас Иран является наиболее технологически развитым государством региона. Тогда страна была больше аграрной, чем индустриальной, а почти половина населения существовала за чертой бедности. Согласно программе через 10 - 15 лет страна должна была войти в десятку передовых государств мира. Развитие экономики привело к значительному росту потребностей в металле. Его приходилось ввозить из-за рубежа в больших объемах. Было давно известно, что Иран располагает огромными запасами, на несколько поколений вперед, железных руд. В центральной части страны прямо на поверхность выходят залежи магнетитовых руд высокого качества. Этой породой сложена целая гора Чогарт. Вопрос о создании собственной металлургической промышленности обсуждался с представителями западных стран несколько десятилетий. Работали эксперты разных направлений, но все их расчеты и рекомендации сводились к тому, что Ирану не выгодно создавать собственную металлургическую базу. Главный аргумент - отсутствие коксующихся углей. Импортировать их дорого, лучше продать свою нефть и покупать за границей готовый металл. В этом, собственно, и состояла идея - не потерять крупный рынок сбыта.
   В эти игры где-то в начале 60-х годов вмешался Советский Союз. Иранцев стали убеждать, что у нас - большой опыт, найдем угли нужного качества и поможем освободиться от зависимости и диктата капиталистического Запада. И сумели уговорить. В 1968г в районе древней столицы Персии г. Исфагана с помощью СССР было начато сооружение металлургического комбината. Это строительство рассматривалось как важнейшее событие в экономической жизни страны. Создание такого крупного современного комплекса требовало расширения и развития собственной сырьевой базы. Нужно было разведать и обосновать запасы железных руд, коксующихся углей, нерудных полезных ископаемых (стройматериалов, различных добавок для металлургии). На базе месторождений следовало построить добывающие предприятия, обогатительные фабрики, проложить железные дороги от этих объектов к площадке завода. Такие мероприятия привлекли крупные трудовые ресурсы и в целом изменили экономический облик страны.
   В первую очередь был создан рудник по добыче железных руд близ селения Бафк. Разведано месторождение коксующихся углей в 300 км к юго-востоку у небольшого городка Заранд, невдалеке от областного центра Керман. Проводилась разведка подобных месторождений на севере, в горах хр. Эльбурс. На всех этих объектах работали гидрогеологические группы, командированные "Росглавзарубежводстроем". В их задачу входили поиски и разведка подземных вод для водоснабжения населенных пунктов и промышленных предприятий.
   НИМК (Зобоган) - могущественная государственная организация, с собственными флагом, гербом, полицией, разветвленной социальной структурой, включающей ведомственную медицинскую службу, магазины, столовые. В корпорацию входили компании, г.Шахруде находилась дирекция одной из них - Восточно-Эльбурсской. Сам Шахруд раскинулся у подножья южного склона хребта Эльбурс, протянувшегося в широтном направлении на тысячу километров. Отсюда до советской границы всего 180 км по прямой к северу. Город довольно большой, порядка 50 тыс. жителей. Здесь восточный колорит заметен гораздо
   явственнее, чем в Тегеране. Трех-, четырехэтажные дома соседствуют с глухими
   заборами и глинобитными постройками, прямо как где-нибудь в наших республиках Средней Азии. Но там не увидишь главных улиц, занятых почти сплошь магазинами, лавками, мастерскими, кафе-чайханами, банками. На площади в центре - статуя шаха, он у них присутствует везде, как у нас Ленин.
  
   0x01 graphic
  
   Мы уже в Иране
  
   Всего несколько месяцев назад Восточно-Эльбурсская угольная компания (ВЭК) размещалась в самом городе. Советские и иранские, за исключением местных, специалисты жили на съемных квартирах. Незадолго перед моим приездом и контора, и люди переселились во вновь построенный поселок, получивший название Шахрсази ("Строителей") на окраине города. На большой площади, огороженной колючей проволокой, вытянулись рядами примерно с северо-запада на юго-восток несколько десятков двухэтажных коттеджей. При таком расположении в самое жаркое время дня солнце не бьет прямо в окна. Посреди поселка большой пустырь, где проектировался сквер с цветником и обязательным монументом. Административные здания удалены от жилых на сотню метров. В дальнем углу территории обширные складские помещения, автотракторный парк. На въезде под мачтами с государственным и зобогановским флагами домик КПП, где круглосуточно дежурит наряд ведомственной полиции в красивой коричневой форме с белыми аксельбантами.
  
   0x01 graphic
  
   Поселок Шахрсази. Наш дом - второй слева (виден только угол)
  
   Здесь уместно напомнить, что существовали разные формы сотрудничества советских и зарубежных организаций. Например, наша оказывала иранской стороне техническую помощь, содействие, т.е. мы сами как бы работу не выполняли, а только давали рекомендации, а дальше - воля ваша, хотите, следуйте им, хотите нет, по формальному принципу: я прокукарекал, а там хоть и не рассветай! Фактически дело обстояло совершенно не так, мы работали, как у себя дома, вникая во все детали. При такой форме взаимодействия жилье, доставка к месту работы, медицинская помощь, еще кое-какие жизненные блага предоставлялись принимающей стороной бесплатно.
  
   0x01 graphic
  
   Зобогановская полиция
  
   Существовала и иная форма, когда советская организация брала на себя выполнение какого-либо задания "под ключ". При этом главными показателями были сумма денег и сроки. Как это будет делаться, каким количеством исполнителей, где и как они будут жить, иранскую сторону не интересовало. При таком раскладе работать и жить было гораздо сложнее, чем в первом случае. Наши граждане стремились, естественно, заработать побольше и экономили средства, как только можно, в т.ч. на штатных единицах и условиях размещения. Последнее было особенно неприятно, снимали самые дешевые квартиры, жили порой коммунами, по две-три семьи в одной.
   И еще об одном. Мне положили должностной оклад что-то около 2500 туманов (по тогдашнему официальному курсу примерно $350). Жить на такие деньги, если полностью их тратить и при нашем воспитании и образе жизни, можно было достаточно безбедно. Я уже говорил о некоторых предоставленных льготах, кроме того, выдавали несколько комплектов постельного белья (каждую неделю его уносили в стирку), мыло и стиральные порошки, туалетную бумагу, отопительный керосин. Позже выяснил, что получаю всего процентов 15 от ставки возмещения, т.е. от суммы, которую ГКЭС брал с НИМК за мои услуги. И что американский специалист на примерно такой же должности получал в 10 - 12 раз больше, правда, жилье и транспорт оплачивал сам.
   Наша квартира ("манзель") находилась на втором этаже коттеджа и состояла из трех комнат и кухни. "Столовая-гостиная" метров 16, спальня и "кабинет" метров по 12. Умывальник, душ, туалет, большой холодильник в коридоре, газовая плита, встроенные шкафы. Комплект кухонной посуды, если чего-то не хватает, можно заказать и получить. Пол покрыт ковролином. Мебель, кроме кроватей, как и везде, металлическая, ящики столов ездят на колесиках, лесов мало и дерево ценится дорого.
  
   0x01 graphic
  
   Мая на балконе нашей "манзели
  
   В середине апреля, когда мы приехали, в предгорном районе было еще прохладно, приходилось пользоваться отоплением. Для этого применяются керосиновые печи, по-местному "бухари". В эмалированный жаропрочный кожух заключен чугунный цилиндр, на дне которого сгорает керосин. Он поступает самотеком из бачка через карбюратор, сопоставимый по сложности с таким же устройством довоенного грузовика-полуторки ГАЗ-АА. Подача горючего хорошо регулируется. Если ее увеличить, дымовая труба через короткое время раскаляется докрасна. Керосин чистый, прозрачный, как вода, почти не пахнет. Подобным образом работает и бойлер. Стоит в кухне в углу, снабжает кухню, умывальник, душ, температура воды поддерживается на уровне градусов 60, но ее можно повысить, если прекратится подача холодной воды, он автоматически выключается. На плоской крыше установлен кулер. В камеру подается вода, увлажняющая набивку из синтетических волокон. Через нее вентилятор гонит в помещение охлажденный и очищенный воздух. В отличие от кондиционера подогревать его нельзя. Имеется несколько режимов работы. Большое облегчение при 40 - 45-градусной жаре! Каждое утро бой (слуга) заправляет керосином печки и бойлер, выносит пакет с мусором, относит белье в стирку.
  
   Целый день мы с Маей мыли и убирали квартиру, раскладывали вещи. Не умея пользоваться бойлером, я устроил небольшой пожар, пришлось потом отчищать закопченные кафельные стены в кухне. Вечером зашел познакомиться руководитель группы, который занимал квартиру под нами. Максим Панченко характеризовал его нелестно. Мой друг - отличный специалист, человек широкой эрудиции, уверенный в себе и довольно воинственный. С прежним руководителем Левой Черниковым они работали нормально, с нынешним начальником взаимоотношения явно не сложились. Я понял, что Максим его крепко задолбал, это было видно по скованности и какой-то неуверенности. А когда на свой вопрос, не знаю ли я такого Панченко, он услышал, что это мой сокурсник и близкий друг, на некоторое время потерял дар речи. Беседа продолжилась, я постарался его успокоить и выразил надежду, что мы сработаемся.
   Он сказал, что все деловые вопросы обсудим на месте, а пока ввел в курс дел со стороны быта. На работу нужно выезжать в 6.30, заканчивается рабочий день в 15.30, выходной - пятница, четверг - сокращенный день, до 12.30. Офис находится на производственной базе ВЭК в 55 км от нашего поселка, дорога занимает 40 - 45 мин, автобус комфортабельный. Там есть ведомственная столовая, но наши люди ею не пользуются, каждый возит с собой "тормозок" и термос с чаем. Завтра, в мой первый рабочий день, он подвезет меня на служебной легковой машине. Она заезжает за ним ежедневно, но "по протоколу" он ездит на ней один. Одна из квартир в поселке выделена под клуб (по-персидски "башка"), там есть телевизор (программы только местные, есть на английском), шахматы-шашки, подшивки запоздалых советских газет, библиотека, фотолаборатория. Имеется медпункт, нам необходимо будет встретиться с советским врачом. В магазинчик с бакалейными товарами по утрам привозят молоко, пару раз в неделю хлеб европейского образца. Компания снимает для нас помещение Молодежного центра в Шахруде, там дважды в неделю демонстрируют старые советские фильмы. Когда станет теплее, там же плавательный бассейн. Поинтересовался моими талантами, был разочарован, что я не член профсоюза (я уже знал, что так зашифрованы члены КПСС), но удовлетворен приверженностью к спортивным занятиям. Мае он порекомендовал познакомиться с соседкой в доме напротив, которая здесь давно и все знает.
  
   Я еще в Союзе знал, что придется рано вставать, и обзавелся будильником. Часов в 7, облачившись в рубашку с галстуком по случаю первого выхода на работу, выехал с начальником на место. У нас с ним был общий кабинет. Он показал мне мой стол и уехал на участок. Я занялся наведением порядка в столе и в комнате. Пошел искать веник, но не нашел. Потом начальник сказал, что этого нельзя делать ни в коем случае, а надо позвать боя.
   В дверь постучали. Вошел высокий человек лет 30 - 32 и по-русски, с сильным акцентом, сказал, что меня просят зайти в соседнюю комнату. При моем появлении двое мужчин встали. Я представился. Со слов моего сопровождающего понял, что один из присутствующих, хозяин кабинета, является руководителем группы персидских гидрогеологов. Тот, кто меня привел, был переводчиком, кто был третьим, запамятовал. Для начала звонком вызвали боя, он принес всем чай. Скажу на будущее, что я так и не научился пить чай, как местные, несмотря на среднеазиатскую "школу". Небольшой стаканчик, "эстакан", или большой, "ливан", они могут цедить целый час, а я обычно выпивал его горячим сразу, чем ставил компаньонов в неловкое положение, приходилось специально для меня заказывать еще. Мне задали несколько общих вопросов. Я интуитивно чувствовал, что перевод моих ответов был небезукоризненным и поинтересовался, не говорят ли господа по-английски. Теперь все привыкли, а тогда для меня обращение "господин" звучало дико. Руководитель с готовностью перешел на этот язык. И начал спрашивать что-то странное. Я понял, что меня проверяют "на вшивость". Речь шла, кажется, о том, что на городском стадионе в Шахруде есть проблемы с выращиванием травы на футбольном газоне (потом я видел, что там трава вообще не растет). Я ответил, что трава - дело агронома. Вот если ее будут сильно поливать, и площадка превратится в болото, я готов заняться осушением и приведением ее в порядок. Меня пытались еще как-то поддеть, что-то насчет английского языка. Мой иностранный, мягко говоря, далек от совершенства, но выражался я вполне внятно, был в этом уверен. Сказал, что английский мне скоро не понадобится, т.к. я собираюсь овладеть фарси.
   Раз уж я познакомился с местными раньше, чем со своими советскими коллегами, несколько слов о них.
   Руководитель, начальник партии по-нашему, геолог, не гидрогеолог, господин Мадждинасаб, сокращенно Маджди, учился в Америке. По-английски говорил хорошо и, как иностранец, понятно. При этом не знал довольно распространенных слов, в т.ч. из области геологии. Провокатор. Как-то посреди разговора без всякого перехода вдруг спрашивает, сколько среди нас агентов КГБ? Я смешался, но, к счастью, быстро нашелся: столько же, сколько среди вас агентов САВАК (иранская служба безопасности)! Дальше разговор продолжился, как ни в чем не бывало. Теперь я все время был настороже. И когда он спросил, зачем мы отобрали у них Кавказ, сразу посоветовал попытаться вернуть его обратно. При Максиме начальником был приличный, по его словам, человек, доктор Магви, но его перевели в Тегеран, в аппарат НИМК.
   Переводчик господин Зольфагари учился, не помню, закончил ли, на русском отделении филфака Тегеранского университета. Язык знал не слишком хорошо. Сын очень богатых родителей. Их земельные угодья были и недалеко от Шахруда. Лоботряс. Работал, чтобы как госслужащий платить меньше налогов. Позже дал мне отличный русско-персидский словарь, которым я активно пользовался.
   Гидрогеолог господин Загеди - довольно противная личность. Русских не любил, своих, по-моему, тоже, они платили взаимностью. Знаниями не блистал, но упрямством мог поспорить с известным животным. О других расскажу по ходу дела.
  
   В середине дня собралась вся группа. Руководитель представил меня и объявил, что я являюсь его заместителем и решаю все вопросы в его отсутствие. Я коротко рассказал о себе. Выразил уверенность, что с работой справлюсь, а также намерение пользоваться советами и поддержкой коллег. Шахрудская гидрогеологическая группа насчитывала 12 человек.
   1. Кипа Николай Ильич, руководитель группы. Старше меня на два года. Из Барнаула, представитель геологии. Уже работал за границей, в Монголии. Моя оценка расходится с оценками Максима и нашего с ним общего друга, отличного гидрогеолога Н.Н.Егорова, который с Кипой тоже работал. Максим назвал его "валенком", а Коля просто неучем и бездельником. В гидрогеологических расчетах не разбирался, но общую геологию, гидрогеологию, бурение и опытно-фильтрационные работы, полагаю, знал в достаточном для начальника объеме. С персами умел договариваться. Может, я идеалист, но, по моему мнению, он своей должности соответствовал.
   2. Сучков Юлий Сергеевич, старший геофизик. Из Ташкента, ровесник Кипы. Квалифицированный специалист из геологии со среднеазиатской выучкой. Занимался электроразведкой. У нас нашлись общие знакомые.
   3. Кирсанов Валентин Иванович занимался промыслово-геофизическими исследованиями. Из Волгограда. Он и представители технической службы - все минводхозовцы, все моложе меня.
   4. Солодов Вячеслав Петрович, механик. Москвич. Знающий, но переполненный идеями, часто завиральными.
   5. Гегин Юрий Иванович, инженер-буровик. Из г. Суровикино под Волгоградом. Типичный буровик, парень хороший.
   6. Журнаев Владимир Дементьевич. Техник-буровик из Новосибирска. Классический старший буровой мастер.
   7. Чуриков Сергей Григорьевич. Мастер по откачкам. Из Старого Оскола. Отличный специалист, владел всей техникой - буровые станки, электростанции, насосы и методикой работ. Лучший спортсмен в поселке.
   8. Самсонов Владислав Александрович, инженер-геодезист. Из Ростова, кандидат наук, преподаватель. Максим характеризовал его как бездельника и интригана. В оправдание скажу, что работы у него было немного.
   9. Овчинников Василий Иванович, техник-картограф. По квалификации инженер-геодезист, из какого-то проектного института в Липецке. Очень добросовестный, карты рисовал отлично.
   10. Балашова Любовь Ивановна, машинистка. Из Новочеркасска. Одинокая. У Максима появилась идея познакомить ее с нашим другом-холостяком Эриком Ткачуком. Из этого знакомства ничего не вышло.
   11. Шакиров Евгений Дмитриевич, переводчик английского языка, из Горького.
   12. Со старшим гидрогеологом, автором этих строк, вы знакомы.
   По условиям контрактов все документы и отчетные материалы передавались иранской стороне на русском и английском языках. Гидрогеологические отчеты исполнялись в 11 (!) экземплярах. Что-то шло в ГКЭС, отправлялось в Москву в "Росглавзарубежводстрой", но зачем все-таки так много мне выяснить не удалось. Когда писали деловое письмо, страницу обычно делили надвое по вертикали, половину занимал английский, ниже шел русский текст, вторая половина оставалась свободной, туда иранцы вписывали перевод на фарси. При этом переводили чаще всего с русского, английским владели единицы, как описанный выше г-н Маджди, которые обходились без перевода. Но переводчики наличествовали в штатах большинства советских групп. Я обратил внимание, что а) ряд из них - выпускники Института военных переводчиков, был такой солидный ВУЗ, и б) многие раньше служили в армии в Германской Демократической Республике. Я наивно спросил одного из них, что делать в Германии переводчику английского? Тот в ответ засмеялся и ничего не ответил. Позже я сам догадался, что эти многочисленные военнослужащие занимались прослушиванием радиопереговоров натовских вояк в Западной Германии.
  
   В группе стало известно, видимо из моих личных документов, что у меня день рождения. Меня поздравили перед началом работы. Я тут же пригласил всех в гости, сказав, что таким образом будет отмечен мой приезд и вступление в должность (это было принято в поселке). В оставшееся время между возвращением с работы и назначенным сроком прихода гостей оставалось совсем немного, но мы сумели подготовиться. Ждем, никого нет. Но ровно в 8 вечера раздался звонок, и группа в полном составе появилась в дверях. Наше более тесное знакомство прошло хорошо.
   В пос. Шахрсази базировались три группы советских специалистов. Самая многочисленная - горняки, среди которых строители шахт, горнопроходчики, спасатели, обогатители, механики, маркшейдеры. Руководитель группы имел должность заместителя советника (как наш Н.А.Шамрай) и считался старшим в поселке. В группе геологов, разведчиков угольных месторождений, было человек 10 - геологи, петрограф, геофизики-каротажники, геодезисты, гидрогеолог прибыл сразу же после нас. Ну и наша группа. Все работали по разным контрактам и от разных "Экспортов". Геологи занимались разведкой шахтных полей, горняки строили и обслуживали эксплуатацию двух шахт и обогатительной фабрики, мы занимались вопросами хозяйственно-питьевого водоснабжения. Большинство специалистов приехали с женами, были несколько детей дошкольного возраста. Всего советских специалистов было 62.
   Рабочий день начинался в 7.30, поэтому многочисленные автобусы с ИТР и рабочими подходили к проходной к 6.30. У нас в автобусе были постоянные места. Ехали 50 км по асфальтированной трассе Тегеран - Мешхед, потом сворачивали направо, к северу, и еще 5 км по хорошему грейдеру до пос. Мехмандуст, расположенного на предгорной равнине у подножья гор. Там размещалась производственная база ВЭК - многочисленные офисы, мастерские, склады, постоянно жили рабочие с семьями. Здесь оставалось большинство приехавших. Дальше часть автобусов следовало по ущелью, по долине р. Саархон километров 5 до обогатительной фабрики и еще выше, километров 15 от Мехмандуста, до шахты Тазаре, главной в районе. На советский манер к названию прибавили приставку "капитальная", персы звали ее "Тазаре-мадар" (мать). Шахта была действительно крупной, объем добычи - порядка полумиллиона тонн угля в год. Побывать в ее забоях мне не довелось, да я особенно и не стремился.
  
   Рабочий день заканчивался рано, оставалось много свободного времени. В нашем поселке был медпункт, где принимала врач, жена специалиста из нашей группы, оформленная рабочим или уборщицей, т.к. контрактом должность врача не предусмотрена. Это стало возможным, благодаря хорошему отношению руководства ВЭК. Мы с Маей посетили ее и получили заключение, что акклиматизация прошла нормально. Тем не менее, мне было рекомендовано воздержаться пока от активных физических упражнений. Узнали, что можем бесплатно получать нужные лекарства, а также посещать поликлинику Зобогана, в т.ч. зубоврачебную. Последней возможностью я скоро воспользовался. Врач-перс, красавец высокого роста, но с больными ногами (последствия полиомелита?) лечил по незнакомой нам технологии. Все время спрашивал: "Болит? Не болит?" Установленная им пломба продержалась почти 30 лет.
   Услышав о нормальном состоянии своего здоровья, я приобщился к спортивной жизни. В поселке был неплохой спортгородок. Использовалась, в основном, волейбольная площадка, где ежедневно кипели жаркие баталии. Время от времени устраивались спартакиады. Команды шахтеров и объединенная геологов-гидрогеологов соревновались кроме волейбола в городках, шашках-шахматах, еще некоторых видах, как, например, прыжках в длину с места. Позже к нам стали приезжать команды местных волейболистов, чтобы поиграть на хорошей площадке. Скоро я стал капитаном и играющим тренером команды советских специалистов.
   Продолжая спортивную тему, вспоминаю, что как раз в это время (май-июнь) в Аргентине проходил очередной чемпионат мира по футболу. Трансляций матчей было много, заканчивались они глубокой ночью. В "башке" (клубе) все занятия - шахматы, чтение газет, изготовление фотографий, аудиозаписи (в
  
  
   0x01 graphic
  
   Геологи горнякам и в жару жару давали
  
   преферанс играли дома) - были вытеснены футболом. Небольшая комната с телевизором бывала забита до отказа. Еще один телевизор был у руководителя горняков, некоторые приближенные собирались у него.
   Помните, мы привезли с собой портативный телеприемник? Еще в Тегеране нас предупредили, что он не сможет воспроизводить звук, т.к. здесь другие частотные стандарты. Проверка это подтвердила. В Шахруде не было уже не только звука, но и изображения. В преддверии футбольного мондиаля я решил еще раз его испытать и попросил поучаствовать в этом нашего геофизика Валентина Кирсанова, как человека, знакомого с электронной аппаратурой. Стоило труда удержаться от смеха, когда он появился с...плоскогубцами и отверткой. Результат оказался прежним - на экране беззвучный "снег". В это время Мая попросила освободить ей стол для чего-то и перенести аппарат на другой, в противоположном углу комнаты. О чудо! Приемник заработал, изображение и звук высокого качества! После этого болельщики нашей группы собирались на футбол у меня дома. А по утрам прибегали дети смотреть детскую программу на фарси.
   Футбольный чемпионат превратился в суровое испытание. Пропускать трансляции было жаль, а заканчивались они в 2 - 3 часа ночи. Рано утром поднимаешься с "песком" в глазах и днем спать хочется. Наш электронный будильник звонил, пока его не выключишь. Спросонья я уронил его на пол и разбил. Собрались тут же купить новый, но общественность посчитала такой шаг ненужным разбазариванием денег. Нас буквально хватали за руки. Дело в том, что по традиции будильники передаются здесь из поколения в поколение. Несколько дней меня будил Кипа, живущий под нами, для чего специально ставил свой будильник на окно. Потом один из сотрудников оставил нам свой на время отпуска, еще через пару месяцев мы получили сразу два от уезжающих насовсем.
   Иранцы оказались страстными болельщиками, тем более что в финальной части чемпионата участвовала их национальная команда. Она не смогла выйти из группы, но несколько игроков получили приглашения выступать за европейские клубы. Каждый день кто-нибудь из местных опаздывал и догонял автобус на такси. А один раз опоздавшим оказался водитель нашего автобуса, пришлось срочно искать замену.
  
   Однако физическими упражнениями и просмотром телепрограмм на непонятном языке нельзя было заполнить все свободное время. При клубе была неплохая библиотека. Маю скоро определили заведующей читальным залом, все газеты и журналы приносили сначала нам домой. Мы подписались на "Известия" и дайджест советской прессы, который распространялся только за рубежом. Так что чтение заняло серьезное место в жизни. Максим Панченко рассказывал, что при нем время от времени специально командировали кого-нибудь из своих в Тегеран для обновления и пополнения нашего библиотечного фонда. Таким образом он сумел подобрать хорошую литературу, подготовил и прочитал лекцию по истории Ирана местным коллегам! У нас этого не было, книги увозили и привозили попутно.
   Под "башку" была отведена одна из квартир. В кухне оборудовали фотолабораторию, было все необходимое - бачки для проявления фотопленок, увеличители, ванночки, красный свет. Нужно было только иметь свои пленки и фотобумагу, по возможности химикалии, старались привозить из Союза, здесь все это стоило дороже. Через год я стал ее "смотрителем", поддерживал порядок и регулировал очередь. В одной из комнат "башки" стояли два казенных аудиоцентра, где желающие, также по очереди, переписывали с пластинок и друг у друга музыку на компакт-кассеты. Я в последние годы за работой сильно отстал от жизни и здесь открывал для себя такие имена, как Джо Дассен, АББА, Бони М, Пинк Флойд и многое другое.
   В месткоме было несколько швейных машин, каждой (каждому) из желающих они доставались 2 -3 раза в месяц на два дня. Мая сшила себе платье из японского ситца. Позже научилась отлично вязать. Не удивляйтесь помещенному выше в скобки: были мужчины, овладевшие от скуки (или по необходимости) портновскими навыками, некоторые шили такие сложные вещи, как брюки.
   В торжественных случаях (национальные и профессиональные праздники) устраивались самодеятельные концерты, а после них танцы, все это на площадке между рядами коттеджей. Обстановка была непринужденной (художественный уровень не обсуждается), мы с Маей тоже приняли участие, читали какие-то юмористические тексты. Дважды в неделю нас возили в городской Дом молодежи в открытый плавательный бассейн, вечером в те же дни там же показывали советские фильмы. Мая вместе с другими женщинами часто ездила в город за покупками. От проходной каждый час ходил "минибус". Цена поездки полтумана, обратно часто возвращались на такси, по туману с одного.
   И все-таки свободное время даже после всех этих занятий еще оставалось. Мы жили далеко от своих рабочих мест, работать по вечерам было невозможно, да и необходимости такой не было. Максим стал писать стихи (образец выше), чем никогда не грешил ранее. Привожу отрывок из его, с долей юмора, посвящения коллеге, датированного апрелем 1977г. В нем, в частности, показан и характер нашей работы, о которой я собираюсь подробнее рассказать ниже.
  
                                    Посвящение Виктору Салангину
   Подражание Юрию Усенко
  
  
   Здесь влаги нет, все иссушило солнце,
   "Пасть Дьявола" - виденье жутких снов!
   Деште Кевир...Рустам там с Дивом бьется,
   Свистят самумы меж солончаков.
   Но ты сюда приехал, как волшебник,
   Чтоб напоить иссохших мусульман,
   И воду ждут цветы, ее ждет кеклик,
   И свят твой труд не меньше, чем Коран...
   Нусрат-Абад, сай в порослях осоки,
   Пермо-триас...Звенит твой молоток.
   Детально здесь, до теплового шока,
   Все исходил ты вдоль и поперек.
   Когда ты добирался до Шахруда,
   От зноя сонный и едва живой,
   То одами звучали отовсюду
   Стон пыльных бурь, шакалов жуткий вой...
   Молитвы персов "О, Аллах, дай воду!"
   Тебе наказ! И ты не оплошай.
   Клыки шарошек в пыль дробят породу,
   Запел насос - бурлит откачкой сай!..
   Тогда с тобою мы, окинув взором
   Даль в парусах - наш пресный океан,
   Покинем обводненные просторы:
   "Хода хафез, напоенный Иран"!..
   Но если персы крикнут: "Помогите!
   Потоп Шахруду начал угрожать!"
   Заметим скромно мы "Ша! Не кричите!
   Даешь контракт - приедем осушать!"
  
Питались мы достаточно полноценно и разнообразно, в целом традиционно. Местный лаваш не очень нравился. Одно время откуда-то издалека привозили белый хлеб европейского типа, но перестали. Мая по примеру других хозяек научилась его печь в духовке газовой плиты, делать хороший квас. Она также готовила блюда, опасные по последствиям, такие как вареники и пирожки с вишнями, после чего брючный ремень плохо застегивался на обычную дырочку. У меня установился режим питания: завтрак в 6 утра, ланч в 12, капитальный обед в 16.30. После него есть уже не хочется, стакан чая с чем-нибудь в 9 - 10 вечера превратился в формальность, без которой как-то неудобно ложиться спать.
   Было, конечно, и необычное. Один из участков, где работали геологи, находился за хребтом, недалеко от каспийского побережья. Оттуда привозили осетрину. Мусульмане, жившие там (персы, азербайджанцы, туркмены), считают осетра нечистым животным, вроде свиньи, т.к. у него нет чешуи. Они добывали рыбу, в основном браконьерским способом, ради черной икры, а остальное продавали желающим задешево. Она обходилась намного дешевле мяса. Наши товарищи подходили со списком заказов, и продавец брезгливо рубил рыбу огромным тесаком. Делал он это с поразительной точностью. Не помню случая, чтобы фактический вес отличался от заявленного больше, чем на 50 грамм. Привозить этот продукт на расстояние больше 100 км было возможно только в прохладное время года. Ценную рыбу мы примитивно варили и жарили. Мая научилась делать вкусный балык.
   Овощи по весне были прошлогодние или из парников. Из нового урожая только арбузы, которые привозили, как нам сказали, с побережья Персидского залива. Они были светло-зеленого, почти белого цвета, узкие и длинные, до 70 - 80 см, очень сладкие.
   Уже через несколько недель мы влились в компанию из 6 - 8 человек. В выходные вместе ездили в небольшие городские парки. Главный из них был разбит на искусственных террасах у подножья горы. После желтых каменисто-глинистых пространств глаз отдыхал при виде зеленой травы и листвы деревьев и кустарников. Как-то раз нас застал там сильный дождь. Местная мадам, которая каталась рядом на машине, знаками подозвала наших женщин, погрузила в автомобиль и отвезла домой. А мужчины, пока добрались, изрядно промокли под теплыми струями. По дороге приобрели бутылку "для сугреву" и дома организовали общий импровизированный обед.
   Однажды предприняли вылазку в ближайшие горы, километрах в полутора от поселка. Пришлось немного позаниматься скалолазанием, надышались стерильным горным воздухом, позагорали. Я нашел нору дикобраза, для маленького племянника, который в то время интересовался зоологией, подобрал иглу и перо альпийской галки.
  
   0x01 graphic
   Шахруд. * - пос. Шахрсази
  
   Еще один вид развлечений - приемы, которые давало руководство ВЭК. Они устраивались не часто, по случаю крупных национальных и советских праздников, а также в честь наших специалистов, хорошо зарекомендовавших себя, перед их отъездом домой. Заранее объявлялся список приглашенных. В назначенное вечернее время в поселок подавались автобусы. Церемония проходила в городе, в специальном помещении. В большой комнате, квадратных метров 150, под стенками на стульях сидели с одной стороны персы, с другой наши, и те и другие с женами. Друг с другом почти не разговаривали, хотя среди них были знакомые. Крутили музыку, но танцевали редко. В зале стояли пирамиды с апельсинами, яблоками, огурцами (последние здесь приравнивались к фруктам). Среди наших наступало оживление, когда откуда-то из глубины буфета появлялись официанты с подносами, на которых стояли высокие стаканы, в каждом граммов по20 водки. Некоторые, их называли "перехватчиками", встречали официантов у входа в зал, сливали вместе содержимое нескольких стаканов и скоро доходили до кондиции.
   Такое времяпровождение продолжалось довольно долго, часа полтора-два. Потом появлялся кто-то из официальных лиц и говорил краткую речь. Если был виновник торжества, его награждали ценным подарком. После этого всех приглашали в соседний зал к накрытому столу. Ужин был а-ля фуршет. Еда вкусная, но не изысканная. И было ее не слишком много, поэтому вначале у стола возникала толчея. И наши, и персы работали на равных, стол опустошался в четверть часа. После ужина, не выдерживая никаких приличий, все быстро расходились, мы уезжали на автобусах, местные - пешком, на такси или на своих машинах.
  
   Я не случайно назвал сумму своей зарплаты и некоторые цены. Здесь семейная финансовая политика имела строго определенную направленность. Цель вполне ясна - сохранить как можно больше валюты. Шахтеры, например, и в Союзе зарабатывали совсем неплохо. Их основная задача - накопить на автомобиль "Волга". Иметь "Волгу" очень престижно, а в свободной продаже их не было. При возвращении в ГКЭС выдавали талон на его приобретение. Покупку можно было осуществить только за заграничные "дензнаки" - чеки Внешпосылторга, которые выдавали в обмен на заработанные инвалютные рубли. Этой валюты никто никогда не видел, она была какой-то виртуальной, но именно ими СССР рассчитывался за американское зерно и аргентинское мясо. "Волга" стоила тогда, по-моему, вначале 13, потом 15 или 16 тысяч рублей. Накопить такую сумму за два года, стандартный срок контракта, было возможно только ценой жесткой экономии. В "закрытых письмах" из ГКЭС и Посольства описывались случаи, кода люди питались исключительно макаронами с сахаром и доводили себя до глубокого истощения. Для предотвращения подобного в поселках даже устраивались проверки домашних холодильников, и если находили "голодающих", грозили досрочной отправкой на Родину. Другим источником средств, уже не на автомобиль, а для "общего использования" была продажа некоторых товаров, которые за кордоном стоили дешевле, чем дома, либо там их не было вообще. В качестве таковых из Ирана везли чаще всего ткани, одежду, посуду.
   Из сказанного понятна линия поведения: устраивать дома широкие приемы, званые обеды выглядело глупостью и транжирством. Однако многие находили какую-то золотую середину (мы, думаю, принадлежали к этой категории), т.е. экономили, слишком не шиковали, но у них бывали люди, и сами они ходили в гости. Справедливости ради скажу, что выпивка - центральная часть праздничного стола, стоила сравнительно недорого. А о вечернем чае и говорить не приходится.
  
   Поселок Шахрсази почти прилепился к подножью горных отрогов субмеридионального направления. Наш дом стоял на отметке около 1315м. Климат этой территории резко континентальный с жарким продолжительным летом и короткой мягкой зимой. Среднегодовая температура воздуха 15 градусов, при абсолютном минимуме -17 и максимуме +45. Годовые суммы осадков не превышают 200мм, наибольшее их количество выпадает в зимне-весенний период.
   Закончился апрель, пролетел май, наступил июнь, но нельзя сказать, что мы так уж страдали от жары. На вечернюю прогулку нужно было надевать курточку или свитер. С утра обычно бывало солнечно и тихо, позже появлялись облака, тучи, но вместо дождя начиналась пыльная буря. Скоро она успокаивалась, и в ясном небе солнце красиво садилось за горы. И все-таки днем бывало уже жарко. Мы проводили откачку, из скважины мощной струей шла кристально чистая вода с температурой около 20 градусов. Однажды мы с мастером по откачкам Сергеем Чуриковым не выдержали и на глазах восхищенных рабочих разделись и залезли в четырехкубовую мерную емкость.
  
   Я еще не успел войти в курс, когда пришлось заняться срочными неплановыми делами.
   Максим Панченко уехал примерно за полгода до меня, с заменившим его специалистом обсудить насущные задачи не удалось, мы только мельком пересеклись в Москве. Максим подготовил отчет по разведке подземных вод на небольшой площади под названием Каламарк для нужд шахты Тазаре-капитальная. Отчет был переведен, отпечатан, переплетен и передан персам как раз к моему приезду. Гидрогеолог г-н Загеди познакомился с ним и...ничего не понял. Он вообще плохо разбирался в гидрогеологических расчетах, а тут Панченко еще усложнил задачу, вывел какой-то обобщенный показатель для подсчета запасов воды. Для его получения нужно было воспользоваться специально построенной номограммой. У Загеди зубы верхней челюсти сильно выдавались вперед, как у молодого вепря, за что он получил у нас прозвище "Секач". Мой персидский коллега, брызгая слюной, утверждал, что г-н Панченко все сделал неправильно. Видно было, что он сильно не любил Максима, как, впрочем, позже и меня. Случай был и вправду не таким простым. Мне пришлось вначале самому детально изучить отчет, потом два дня растолковывать, что и почему.
   Персидские ИТР делились на категории. Наиболее уважаемым был мохандес - инженер, окончивший университет или колледж. За ним шел лисанс (от английского, французского licence - лицензия), т.е. специалист, прошедий какой-то сокращенный курс или сдавший экзамены экстерном. К последним относился и Загеди. Кадров в стране нехватало, вместо техников работали т.н. дипломники, лица с общим средним образованием после короткой специальной подготовки или вообще без нее. Таких в подчинении у Загеди было несколько человек. Старшим среди них был г-н Алимагомеди, моего возраста наверно, опытный, немного говоривший по-русски. Была еще целая группа младших техников-наблюдателей. Все подразделение называлось партией или группой "абшинаси", т.е. людей, занимающихся водой ("аб".
   Мои объяснения по отчету проходили в присутствии дипломников с помощью переводчика г-на Зольфагари. Я мобилизовал все свои педагогические способности. Чувствовал, что ребята поняли идею Максима, а их начальник никак не врубался. Наконец, все участники разговора разошлись обессиленные, но мне показалось, что Секач так до конца и не понял и остался при мнении, что все это незачем и неправильно.
  
   Руководителя группы Н.И.Кипу и меня пригласили в дирекцию компании. Генеральным директором был г-н Боруманд, по образованию, по-моему, геолог, но несколько лет работал с советскими гидрогеологами, человек неплохой, толковый, владеющий английским и немного русским. Должность, соответствующую главному геологу, занимал г-н Разави. Образование получил в Германии. Специальных его знаний оценить не могу, умный, выдержанный, нас любил не шибко, но всегда был объективен. На посту главного гидрогеолога находился г-н доктор Наджм. Учился и готовил диссертацию во Франции. Уровень его квалификации позволял, как мне показалось, не намного больше, чем построить
   0x01 graphic
  
   Группа "абшинаси" ВЭК
   Слева направо: инженер-буровик Ю.Гегин, автор, дипломники г-да Малеки и Алимагомеди, мл. техник г-н Джалали ("Десантник"), гидрогеолог г-н Загеди ("Секач"), дипломник г-н Сулеймани, картограф В.Овчинников
  
   карту распространения сульфатного или гидрокарбонатного ионов в подземных водах, во всяком случае, в вопросах разведки он был не слишком силен. Максим мне писал, что Наджм устроил негласную экспертизу работ наших специалистов и пригласил для этого своего научного руководителя профессора Саро. Возможно, профессор был из той же обоймы, что и его ученик, не знаю. Школа французских специалистов в области гидрогеологических расчетов не нуждается в рекомендациях, достаточно вспомнить терминологию или имена Дарси, Дюпюи. Во всяком случае, он дал положительную оценку результатам советских гидрогеологов. Не исключаю, что здесь имела место и европейская солидарность.
  
   Руководители компании хотели узнать возможности выполнения задания по обеспечению объекта водой. Эта инициатива исходила, по-видимому, откуда-то сверху, потому что об этом же и в то же время нам сообщил по телефону Н.А.Шамрай. Я сказал, что работы только начались, информации недостаточно, но предварительные данные представлю через несколько дней. Пользуясь случаем, попросил снабдить нашу группу электронным калькулятором. Разговор по форме прошел легко, после этого при общении с Борумандом мы обходились без переводчика.
   Это было как раз накануне Первого Мая. Персы этот день тоже празднуют, причем формально только рабочие, праздник так и называется - День рабочих ("Рузе каргари"). Но что делать ИТР и чиновникам без рабочих? Поэтому они тоже примазывались. Позже, познакомившись с людьми, я доказывал, что тоже имею право на этот праздник: хоть и не рабочий, но трудящийся. Пришлось посидеть в праздники и вечерами дома, но сразу же после них я выдал короткую пояснительную записку с расчетами. Из нее наши персидские друзья взяли только одну контрольную цифру. Разави сказал, что расчеты ему не нужны, достаточно суммы запасов воды и моей подписи.
   Все вычисления я вначале сделал вручную, потом пересчитал все у геодезистов на отличном калькуляторе размером с телефонный аппарат. Я впервые видел такой, он предназначен специально для их целей - можно легко вычислять угловые характеристики и результаты получать в виде градусов и радианов, в минутах и секундах или десятичных долях. А мы подали заявку на калькулятор для своих нужд.
   Через несколько дней работник отдела снабжения принес мне пачку проспектов. Я выбрал недорогой Toshiba, с 10 знаками после запятой, возможностью вычислять логарифмы и производить статистические расчеты. Прошел наверно месяц, и целая делегация торжественно вручила мне коробку. Компания сделала широкий жест, решила не мелочиться (средства ведь не личные, а государственные) и приобрела дорогую американскую машину фирмы Texas Instruments. Размером с обычный портативный калькулятор, только вдвое толще, это был практически компьютер. На специальной пластине можно было писать специально созданную программу мягким карандашом и работать в автоматическом режиме, потом стереть ластиком и написать новую. Питание от сети и встроенного аккумулятора. У меня его иногда брал д-р Наджм, после одного из таких случаев аккумулятор оказался выведенным из строя, теперь работать можно было только с подключением к сети.
  
   Шахрудская гидрогеологическая группа была организована в 1975г для обслуживания объектов Восточно-Эльбурсской угольной компании. В сфере деятельности ВЭК были действующие предприятия Шахрудского угольного района, в будущем планировалась работа на месторждении Зираб с большими прогнозными запасами и перспективных площадях Гомбад и Киассар. Последние три расположены на противоположном склоне хребта Эльбурс. Мои предшественники выезжали туда для рекогносцировки, даже буровой станок туда вывозили, но дальше этого дело не пошло. Максим мне через много лет рассказал, что попутно выполнил поручение советских разведывательных органов и зафиксировал расположение и характеристики дислоцированных там частей иранской армии. Полагаю, сейчас об этом уже можно говорить. Ныне основным заданием для гидрогеологов согласно программе, утвержденной НИМК в 1974г и закрепленной двумя межгосударственными контрактами, стало водоснабжение пос. Мехмандуст.
   Название его означает "гостеприимный". Я уже говорил, что на этом строящемся объекте размещалась производственная база ВЭК и жилой массив. Население в будущем должно было достигнуть 20 тыс. В последнем совсем свежем (январь 1978г) письме Центральной проектной группы НИМК потребность в воде определена в объеме около 40 л/с, а на далекую перспективу 105 л/с. Сроки производства работ, удаленность источника водоснабжения от потребителя и период эксплуатации водозабора заданием не лимитировались. В настоящее время поселок испытывал острый водный дефицит. Питьевая вода подвозилась автоцистернами из Шахруда на расстояние 60км. Для технических нужд вода, не пригодная для питья по качеству, подавалась по трубам от скважин, построенным группой в 2,5 км к северу от поселка. В связи с остротой ситуации были согласованы отклонения от утвержденной программы и принятой стадийности изысканий (поиски, затем предварительная и детальная разведки). На начальной стадии работ поисковые и разведочно-эксплуатационные скважины закладывались без предварительных исследований на участках, где по общим данным можно было рассчитывать на успех. Подобная практика во многом себя оправдала, давая экономию времени и средств. Таким образом были решены вопросы обеспечения водой пос. Шахрсази (частично), технического водоснабжения обогатительной фабрики и пос. Мехмандуст.
   Поисковые работы на подземные воды были начаты в 1975г на предгорном шлейфе, а также в ущелье Саархон. Из некоторых скважин были получены притоки воды удовлетворительного качества. Однако дальнейшим детальным исследованиям препятствовали два обстоятельства: ограниченные (по общим соображениям) ресурсы подземных вод и большое количество бессистемно разбросанных частных водозаборов, которые безусловно подверглись бы влиянию крупного водоотбора, необходимого для пос. Мехмандуст. Здесь - не социалистическое государство, кроме геоэкологических последствий нужно учитывать, что право собственности священно! Такими водозаборами были кроме артезианских скважин еще и канаты - подземные горные выработки, водосборные галереи, известные в нашей Средней Азии под названием кяризы. Они тянутся от источника воды вдоль по потоку под небольшими углами падения, почти горизонтально, на протяжении от сотен метров до иногда десятков километров. Строительство ведется через отдельные колодцы, отстоящие друг от друга на 15 - 30м. Потом колодцы сохраняются для вентиляции и обслуживания. Отвалы земли из них также остаются, благодаря чему линии канатов хорошо прослеживаются на местности, в особенности с самолета. Порой линии пересекаются, это используются разные водоносные горизонты, залегающие на разных глубинах. Поражает искусство строителей, создавших эти непростые сооружения путем тяжелого труда и без специальных приборов и инструментов.
   В последующий период поиски продолжились в сторону горных массивов, где объектом внимания стали обводненные тектонические зоны в коренных отложениях. Таким путем было выявлено несколько участков для более детальных исследований.
   Из советских гидрогеологов здесь начинал в группе геологов-угольщиков Ю.Г.Планин, хорошо известный мне своими работами в области изучения баланса грунтовых вод в Таджикистане. Первым руководителем собственно гидрогеологической группы стал мой старый товарищ Лев Черников. Работали не оставивший заметных следов представитель ВСЕГИНГЕО Старцев и мой друг Максим Панченко.
  
   Территория поисково-разведочных работ расположена на южном склоне восточной части горной системы Эльбурса. С севера она ограничена крупными широтно- вытянутыми хребтами с максимальными высотами 3000 - 3600м. К югу от осевой части отметки поверхности снижаются до 2000-2500 в горных массивах и 1400-1500м на предгорном шлейфе. Южная граница проходит по краю наклонной равнины вдоль шоссейной дороги Тегеран - Мешхед. Предгорная равнина плавно переходит в огромную соляную пустыню Деште Кевир.
   Геолого-гидрогеологическая изученность территории довольно слабая. В геологическом строении принимают участие отложения протерозойского, палеозойского и мезокайнозойского возраста. В южной половине распространены образования протерозойской группы и кембрийской системы общей мощностью 800-1500м. Отдельными пятнами встречаются отложения ордовика, девона-карбона, пермо-триаса. Все они представлены известняками, доломитами, глинистыми сланцами, песчаниками, алевролитами. Общая их мощность порядка 3000м. Юрские образования развиты широко и включают все три отдела. В нижнем и среднем (до 3500м) преобладают песчаники, алевролиты, аргиллиты, в верхнем мощностью 1300-1500м доминируют известняки. На юго-западе встречаются отложения палеогена - конгломераты, песчаники, в верхней части разреза - вулканогенные образования (туфо-песчаники с дайками андезитов). Общая мощность до 300м. Неогеновые отложения (до 200м), среди которых преобладают конгломераты, занимают значительные площади в южной части и крупных долинах. Четвертичные образования распространены почти повсеместно, на севере на склонах в виде осыпей, в межгорных котловинах, в днищах долин, на предгорном шлейфе, где их мощности достигают сотен метров.
   Наиболее крупным структурным элементом является синклиналь, на южном крыле которой размещается большая часть территории. Оно разбито многочисленными разрывными нарушениями, амплитуды смещения от 500 до 3000м.
   Подземные воды заключены в отложениях всех возрастов. По водообильности их можно разделить на две группы. К первой относятся образования протерозоя, кембрия, нижней-средней юры, палеогена и неогена. Эти породы слабо водоносны или практически безводны. Второй группе принадлежат отложения девон-карбона и верхней юры. Они представлены в основном известняками, разбитыми многочисленными системами трещин и частично закарстованными. Дебиты родников, вытекающих из этих отложений, и дебиты скважин достигают значительных величин. В четвертичных породах наибольшие запасы поземных вод концентрируются на предгорном шлейфе, являющимся аккумулятором стекающих с гор потоков. Глубины залегания, химический состав и минерализация подземных вод варьируют в широких пределах.
  
   Гидрогеологические исследования проводились по принятой в Советском Союзе методике. Гидрогеологическое обследование, в основном пешими маршрутами, имело целью уточнение существующих геологических карт, выявление общих закономерностей распространения и движения подземных вод, выбор перспективных участков для постановки геофизических исследований и точек бурения скважин на воду.
   Заложению поисковых (разведочных) скважин на воду предшествовала электроразведка методом вертикального электрозондирования (ВЭЗ) в разных модификациях. При этом решались следующие задачи: уточнение геологического разреза разведочной площади; определение местоположения и размеров зон тектонических нарушений и степени их обводненности; выделение участков и интервалов с наилучшими коллекторскими свойствами; определение глубины залегания подземных вод. Примерно те же вопросы решались промыслово-геофизическими исследованиями в скважинах.
   В процессе поисково-разведочных работ было пробурено (от их начала и до окончания моего контракта) 24 скважины различного назначения, глубиной от 70 до 300м. Бурение проводилось советскими установками вращательного бурения 1БА-15, одна скважина - ударно-канатным способом. Детали техники и технологии бурения опускаю.
   Порядок опытно-фильтрационных работ (пробные и опытные откачки) выбирался для каждого конкретного случая. Количество режимов (понижений уровня) и продолжительность опытов определялись необходимостью получения фактической информации для расчетов гидродинамических параметров и оценки эксплуатационных запасов подземных вод. Проводились короткие пробные откачки продолжительностью от 10 до 100 часов, а опытно-эксплуатационная откачка шла в течение двух месяцев.
   В процессе поисков для разведочных работ были выбраны верхнеюрские известняки. Их обводненность весьма неоднородна. Основные массы воды приурочены к породам с повышенной трещиноватостью в зонах тектонических нарушений. Они контактируют с более монолитными, где проницаемость и водообильность значительно слабее. Свидетельством таких различий, несмотря на петрографическую однородность, является, например, поглощение промывочной жидкости при бурении скважин. Существование таких интервалов в разрезе подтверждается геофизическими методами.
   Верхнеюрские известняки имеют ограниченное по площади распространение. Они окружены слабо проницаемыми образованиями палеогена, нижней-средней юры и кембрия. Тектонические зоны, пересекающие массивы известняков, служат как бы дренами для смежных площадей, которые являются их областью питания. Установление участков и интервалов повышенного водопритока представляет значительные трудности. Формальные доказательства ограниченности такими непроницаемыми контурами дают графики прослеживания уровней в процессе откачек. Подробнее на этом останавливаться не буду, мои записки не учебник, технические детали могут оказаться скучными даже для специалистов.
   Глубины залегания подземных вод в известняках от 15-20 до 150-200м, уровни воды в скважинах устанавливались на глубинах от 10 до 70м, а одна из скважин дала фонтан высотой более 20м над поверхностью земли. В тектонических зонах отложения отличаются высокой водообильностью, а вода отличным качеством.
   Оценка эксплуатационных запасов подземных вод для водоснабжения пос. Мехмандуст была произведена раздельно по 4 участкам. Первые три из них находятся близко друг от друга, тем не менее было доказано, что водоносные пласты, развитые в пределах каждого из них, представляют обособленные системы и не имеют гидравлической связи между собой.
   Первый из трех участков, получивший название Нусрат-Абад по имени расположенного ниже по склону в 1,5км оазиса и небольшого селения, был разбурен раньше. До моего приезда было проведено несколько кратковременных опытов. Это позволило мне сделать предварительные расчеты и выдать по требованию руководства ВЭК контрольные цифры по эксплуатационным запасам подземных вод, о чем я рассказал. Позже, уже по моей программе, была выполнена серия откачек, в результате получены новые ценные данные.
   Дорога от Мехмандуста до Нусрат-Абада идет по выжженной пыльной глинисто-каменистой пустынной равнине с редкими кустиками колючей травы. Справа возвышаются предгорья хребта Реште Эльбурс, слева километрах в двух тянется гряда холмов, сложенных неогеновыми конгломератами. Сам оазис - райское место. В нижней части безымянного ущелья несколько глинобитных построек, окруженных фруктовым садом - шелковица, черешня, вишня, урюк. В густой листве щебечут птицы. Снабжается водой из каната. В небольших прудах с голубой водой, прячущихся в густой высокой траве, плавают крупные золотые рыбы. Мы посещали это место беспрепятственно, т.к. вели стационарные наблюдения за расходом воды каната и, естественно, не отказывали себе в удовольствии полакомиться дарами природы. Полностью разделяю чувства, выраженные Константином Паустовским: всю жизнь во время всех моих путешествий я испытывал непоправимое сожаление из-за того, что мои близкие далеко, и я не могу разделить с ними яркие впечатления от увиденного. И в этом случае тоже. Я не мог показать эти прелести даже Мае, которая находилась менее чем в сотне километров.
  
   0x01 graphic
  
   Участок Нусрат-Абад. Расход воды при откачке 62 л/с
   Справа от автора начальник партии г-н Мадждинасаб, гидрогеолог г-н Загеди
  
   На этом разведочном участке отрабатывались методические приемы, которые использовались в дальнейшем. Место оказалось чрезвычайно интересным в гидрогеологическом отношении. Мне до этого не приходилось встречать таких высокодебитных скважин, на одном из режимов откачки был получен расход 62 л/с или почти 5 с половиной тысяч кубометров в сутки. В Молдавии целые месторождения бывают меньше! Установлена гидравлическая связь с другими водоисточниками: во время откачек расход каната в Нусрат-Абаде резко уменьшился, а находящийся в полукилометре родник вообще иссяк. Ни оазис, ни пасущиеся поблизости стада овец и коз не пострадали, т.к. пользовались в это время отбираемой из скважины водой. В качестве расчетной модели был выбран водоносный пласт небольших размеров, ограниченный непроницаемыми контурами. В таких условиях при длительной эксплуатации будет происходить его осушение. В то же время некоторая часть водоотбора будет компенсироваться за счет дополнительных количеств воды, привлекаемых к скважине при откачке. Об этом свидетельствует факт ее влияния на расходы родника и каната. Удалось подсчитать, причем разными независимыми методами, размер этих привлекаемых запасов.
   Эксплуатационные запасы подземных вод участка Нусрат-Абад на срок действия водозабора 10000 суток (27,4 года) составили 23,2 л/с или 2005 м3/сутки. При эксплуатации дебит каната, 7 л/с в среднем за год, сократится, компания будет вынуждена отдавать этот объем владельцу. Вопрос об изменениях в роднике требует специального изучения, кроме того юридический статус его неясен. В конечном итоге с участка можно будет получить 14-16 литров воды в секунду (1200-1400 м3/сут). Напомню, что по заданию мы должны были обеспечить объем 40 л/с. Отсюда следовала необходимость изысканий на других участках с целью получения дополнительного количества воды. Двигаясь в сторону Мехмандуста, изучили еще два участка и показали, что с них можно взять в сумме еще 26,2 л/с (2264 м3/сут). Общая сумма запасов составила 49,4 л/с.
   По степени разведанности, согласно действующей в Союзе инструкции, запасы были отнесены к категории В. Кроме того обоснованные в меньшей степени запасы подземных вод на предгорном шлейфе, принятые по фактической производительности поисковых скважин и отнесенные к категории С2, составили 15 л/с.
   Четвертый разведочный участок находится в долине р.Саархон в 2,5 км севернее поселка. Две скважины вскрыли аллювиальные отложения и ниже трещиноватые обводненные известняки верхнеюрского возраста. Вода подается по трубам в Мехмандуст и используется для технических нужд, т.к. по качеству не удовлетворяет требованиям к питьевым водам (отличается повышенной общей минерализацией и высокой жесткостью). Приближенную оценку параметров фильтрации и прогнозных понижений уровня в скважинах для разных расчетных схем провел М.А.Панченко. Никаких дополнительных исследований на этом участке не делалось. Но все это время велись стационарные наблюдения за уровнями и расходами воды. Я включил заключение Максима в отчет полностью в виде текстового приложения, а сам выполнил подсчет запасов путем эмпирического подхода по данным этих наблюдений. Они составили около 30 л/с (2500 м3/сут) по категории В (еще 8 л/с по категории С1).
   С целью экономии дефицитной пресной воды, которая будет подаваться с других участков, можно разбавлять ее технической водой. Я провел серию лабораторных экспериментов и составил график, с помощью которого можно приготовить смесь требуемого качества. Так, чтобы получить воду с минерализацией 1 г/дм3 и жесткостью 10 мг-экв/л (нормы ГОСТ для питьевой воды) необходимо к одному объему технической воды добавить 2,3 объема пресной. Это значит, что на каждой тысяче кубометров смеси можно сэкономить 300, а при расходе согласно заданию 40 л/с (3456 м3/сут) 1000 кубометров пресной воды в сутки.
   Эксплуатационные запасы на разных участках были подсчитаны тремя различными методами. Задание по поискам источников водоснабжения для обеспечения пос. Мехмандуст выполнено полностью. Но вся эта работа была закончена только через три года.
  
   Работа Шахрудской гидрогеологической группы не ограничивалась только выполнением задания по пос. Мехмандуст. В круг нашей деятельности попадали и другие объекты. В сфере нашего внимания всегда был, например, пос. Шахрсази, где мы жили.
   Вскоре после моего приезда, когда наступили жаркие дни, где-то в конце июня, в поселке начал ощущаться водный дефицит. Водоснабжение осуществлялось из артезианской скважины. Бригада садовников каждый день самозабвенно поливала молодые деревца и траву вокруг коттеджей и между ними, напор воды падал и на вторых этажах краны бездействовали. Однажды мы с Н.И.Кипой были с деловым визитом у г-на Разави. Он вызвал боя, чтобы заказать чай. Ответ был: "Аб нист!" ("Воды нет"). Главный геолог ВЭК красноречиво посмотрел на нас и развел руками. Мы тут же испросили разрешения, и уже на следующий день отряд геофизиков раскидывал провода у подножья горы в полутора километрах от Шахрсази к востоку. Через месяц-полтора была готова скважина, а прокладка временного водопровода заняла всего пару дней. Расход воды оказался небольшим, но острота ситуации была снята.
   Мы еще возвращались к этому вопросу. Последнюю, очень неплохую скважину для обеспечения Шахрсази я закончил перед самым окончанием своей загранкомандировки.
   Приходилось заниматься водоснабжением подразделений шахты Тазаре. О других объектах, не связанных с ВЭК, я расскажу ниже.
  
   0x01 graphic
  
   Для шахты Тазаре -10 литров в секунду.
   Ранее этот район считался неперспективным для поисков воды.
  
   Отчет по разведке подземных вод для пос. Мехмандуст написал я (за исключением небольших разделов по методике проведения геофизических и топогеодезических работ). В число соавторов приписал еще Кипу и геолога В.А.Салангина. Отчет был составлен в целом по принятой у нас в стране схеме, но были некоторые дополнения. Так, главный гидрогеолог г-н доктор Наджм попросил, чтобы я подробно описал методику расчетов параметров геофильтрации. Отчет получился солидным. Простите за нескромность, он мне самому понравился. Казалось, что знакомая мне Молдавская гидрогеологическая экспедиция ни одного такого не выпустила. Нужно сказать, что возможности у меня были более благоприятными, чем это обычно случается у нас в стране.
   Работа в Иране шла довольно неторопливо. Люди Востока вообще не склонны спешить: жарко, будешь дергаться - быстро устанешь. Темп любых действий был намного более спокойным, чем у нас при всем нашем разгильдяйстве. Политика шаха предусматривала приобщения широких масс населения к современной жизни, в т. ч. к железу, технике. Люди получали работу. На буровых станках при существующих глубинах скважин в Союзе в смене работали бы трое, здесь в государственной организации смена насчитывала 6-8 человек. Понятно, они не были загружены делом. Никто не заставлял постоянно наводить "солярочный порядок" - драить и смазывать оборудование. А когда надо было поднести бурильную штангу или другую тяжесть, вначале смотрели друг на друга, кто первый кинется. Замечу, что в частных фирмах было совсем иначе. Я встречал установки, правда, не такие мощные, как у нас, где от темна до темна вкалывали двое. Даже когда все было спокойно, без осложнений и аварий бурение твердых известняков двигалось медленно. Из сказанного следует, хотя работали три станка и шли откачки, у меня, в отличие от советской действительности, было время думать перед тем, как начинать делать.
   Квалификация советских специалистов ("Шурави каршинас", шоур - "совет", второе слово "работник", в узком смысле - специалист ) была, как правило, намного выше, чем у иранцев. Это было хорошо заметно и доставляло некоторое удовлетворение. Кажется, это особенно чувствовали рабочие, которые относились к нам с почтением и симпатией. Этому способствовали, конечно, и демократические нравы советских граждан. Скажем, сидит группа людей, проходит здешний мохандес, все встают и кланяются. Он может ответить, а может и нет. А наши люди не только здоровались за руку, но и подставляли плечо, когда нужна была помощь. Местные это ценили. Все ответственные задачи ставились нами. Это не значит, что иранские коллеги их безоговорочно принимали. Нет, они нередко взбрыкивали, имея свое видение или не понимая сути предложения. Мы старались все разъяснить, что удавалось не всегда. Они, например, не понимали, что можно заложить скважину просто с целью поиска воды. Раз заложена, значит должна быть вода, а скважина использована для эксплуатации. Очень долго приходилось растолковывать, что этот подход имеет исключения. Ну и простой принцип оценки результатов: каждая удача - их удача ("мы ведь с вами согласились"), каждый прокол - наш ("мы вас предупреждали").
   Кто-то рассказывал, может быть сам М.А.Панченко, как он пытался растолковать какой-то непростой вопрос главному гидрогеологу г-ну Наджму. Тот никак не мог понять. Максим, человек вспыльчивый и импульсивный, попросил перевести собеседнику, что он - болван! Переводчик не знал такого слова. Тогда скажите: баран! Заявить подобное персидскому мужчине, руководителю, доктору...Какое уж тут взаимопонимание!
   Бывали случаи, когда персы "упирались рогом" и желали делать по-своему. Гидрогеолог г-н Загеди изначально занимал конфронтационную позицию. В вопросах бурения упорствовал склонный к авантюрам г-н Анвари (вроде нашего прораба буровых работ). Тогда мы разводили руками: воля ваша, вы - хозяева, делайте, как хотите. Но учтите, что никто из нас больше к этому месту не подойдет! Последний удар ниже пояса обычно действовал. Через какое-то время нас похлопывали по плечу, говорили, что погорячились, что будут действовать по нашим рекомендациям.
   Таким образом удавалось реализовать задумки, которые дома могли и не пройти. Это не значит, что они были завиральными, просто способствовали получению более надежных данных в каждом конкретном случае. К примеру, хочется рассмотреть выделенную геофизиками тектоническую зону. Под современными наносами ничего не видно. Пишу заявку и отдаю персидским коллегам. Через несколько дней на трейлере привозят за 20 км бульдозер, делают расчистку, и я имею возможность рассмотреть раздробленные слои пород и замерить элементы их залегания. Хочу проверить водоносность этой зоны еще одной скважиной. По моим измерениям точка ее заложения оказывается высоко на крутом склоне. Ничего страшного. Показываю бригадиру дорожников место, он что-то рассказывает бульдозеристу, и тот без всяких топографов прокладывает дорогу серпантинами и делает площадку под буровую установку.
  
   0x01 graphic
  
   Такой лопатой...
  
   Откачки воды из скважин проводились на разных режимах. Это позволило выполнить расчеты параметров геофильтрации разными способами, что делается далеко не всегда, потом обработать данные статистическими методами. Полученные таким путем обобщенные показатели были наиболее надежными.
   Для откачек мы использовали электрические погружные насосы, в основном советского производства, с приводом от передвижных дизель-генераторов. Иногда для реализации намеченного плана не было нужного насоса, такого, чтобы совпадали требующиеся диаметр, производительность, высота напора, потребляемая мощность. Но были каталоги немецких фирм. Кипа очень любил копаться в них. Мы находили там подходящий агрегат и писали письмо руководству компании с просьбой приобрести его. Через месяц-другой (и не без напоминаний) привозили новый насос.
   Для наблюдений в скважинах использовались хорошие измерительные инструменты. Младший геологический персонал иранской группы был хорошо вышколен моими советскими предшественниками. Мы не давали им расслабляться, даже иногда вразрез необходимости. Допустим, какой смысл измерять уровень воды с точностью до полусантиметра при глубине его залегания в сотню метров? И делать это каждый час при длительном опыте, когда режим установился? Мы не делали послаблений, чтобы поддерживать их готовность на должном уровне.
   В итоге всех этих действий удалось получить исходную фактическую информацию высокого качества. Уверен, до сих пор в моей практике такой не бывало. Поэтому конечные результаты оказались хорошо обоснованными.
   Еще несколько слов об иранцах. Персы, титульная и самая многочисленная нация, считают себя арийцами (возможно, не без основания). Мужчины красивые, часто крупные, высокие. В здании нашего офиса работал высоченный бородач. Мы вначале раскланивались на расстоянии, потом здоровались за руку. После этого моя рука долго болела. Я называл его "Диктор телевидения" за очень четкую дикцию и, по-видимому, грамотную речь. Конторские служащие и ИТР одеты по-европейски. В одежде рабочих прослеживаются национальные черты, примером служат, в частности, широкие шаровары. Зимнюю одежду используют редко, хотя случаются, в особенности в горах, приличные морозы. Одевают под пиджак или легкую куртку несколько рубашек, вязаные шапочки, вместо перчаток полиэтиленовые пакеты. Им очень нравятся наши зимние меховые шапки-ушанки, пристают с просьбами продать. О женщинах судить труднее, они чаще носят национальную, соответствующую нормам шариата одежду и их труднее рассмотреть. Но иногда, при порыве ветра, отогнувшего край длинной черной чадры, можно разглядеть длинные ресницы, лукавый взгляд и туфли на шпильках под современными джинсами. А в магазинах продается косметика лучших европейских фирм, полагаю, не только для иностранцев.
  
   Со временем я облазил всю разведочную площадь. Провел несколько маршрутов, некоторые вместе с Н.И.Кипой или иранскими коллегами, по смежным участкам. Не скрою, часть из них ради удовольствия. Я вообще люблю горы, а в этом случае была возможность побыть в более комфортных условиях, чем на равнине. Мехмандуст расположен на отметках порядка 1500м. Летом только выйдешь из офиса, где работает кондиционер, становится жарко. А маршруты проходили на высотах 2000-3000м, где значительно прохладнее.
   С собой кроме геологического молотка и полевой сумки у меня были два фотоаппарата. Старый добрый "Зоркий" был заряжен черно-белой фотопленкой. Перед самым отъездом в Иран мне удалось приобрести дефицитный "Киев-4". В него была вставлена цветная диапозитивная пленка. Эта модель была без встроенного экспонометра, соответствующий прибор болтался на шее.
   Полевого дневника как такового я не вел и не отмечал маршрут на карте. Во-первых, настоящая карта не всегда была с собой, только какие-то ксерокопии. Получить ее у персов было не так легко. Это зависело не от моих постоянных партнеров, а определялось общими тенденциями межгосударственных отношений. Во-вторых, я полагал, что имеющаяся геологическая основа вполне подходит для наших целей. Действительно, я обнаружил кое-что новенькое даже в пределах наших участков, но это не меняло принципиальной картины, и я не внес изменений в уже готовые карты и геологические разрезы. По ходу маршрутов делал только краткие записи и отбирал образцы. Была идея, по-моему, еще до меня, сделать витрину, стенд и выставить развитые в нашем районе горные породы. К сожалению, она так и не осуществилась в связи с последующими событиями.
   Внизу горы голые, пустынные. Выше на склонах, покрытых крупнообломочным делювием, появляются кустики зеленой травянистой растительности. Редко разбросаны деревья - арча, стволы толстые, причудливо изогнутые сильными ветрами. В глубоких долинах встречаются заросли шиповника и барбариса. Мы нашли такие недалеко от нашего жилпоселка, и потом ездили туда собирать ягоды: из барбариса получалось удобоваримое вино.
  
   0x01 graphic
  
   В маршруте
  
   .Родники в здешних горах редки. Однажды мы с Н.И.Кипой решили пересечь хребет Реште-Эльбурс. Машина подвезла нас к его подножью, потом водитель уехал, чтобы, сделав большой круг, встретить нас с противоположной стороны в условленном месте в горном селении. С высокого гребня открылся прекрасный вид: вся верхняя часть долины р.Саархона, наземные сооружения шахты Тазаре, хребет, на противоположной стороне которого находятся наши разведочные участки. В туманной дали неясно просматривалась даже пустыня.
   Люди здесь не ходят, никаких дорог не было, только неясные козьи тропы. Перевал приурочен к проходящей через хребет под косым углом тектонической зоне. Породы сильно измяты и раздроблены. В результате выветривания образовались причудливые сооружения, острые гребни, пики, ворота. Встретили удивительное явление - родник в осевой части хребта, почти на самом перевале. Областью питания для него являются окружающие горные вершины. Ниже по склону мы ни раньше, ни позже не наблюдали ни выходов подземных вод, ни поверхностных водотоков, Саархон начинается значительно дальше. Следовательно, часть влаги, накопившейся в верхней части хребта при выпадении осадков и снеготаянии, просачивается вниз, в глубину. Возникла мысль о перехвате этого подземного потока водосборной галереей, этаким канатом, только высоко в горах. Перспективные участки можно поискать с помощью электроразведки и контрольного бурения. Вода будет поступать самотеком по трубам на объекты шахты Тазаре. Мы уже делали там скважины. Скорее всего, расход такого сооружения будет меньше, но не нужны затраты на их оборудование и эксплуатацию. Целесообразность такого пути должен показать экономический расчет.
  
   В безлюдных горах дикие животные чувствуют себя свободно. Я неоднократно встречал небольшие стада горных коз-серн. Они подходили к самому Мехмандусту. Однажды пара молоденьких козочек, величиной с кошку, зашли прямо в поселок, в район офисов. Народ с криками и свистом бросился их ловить, но они, к счастью, сумели убежать. Оказалось, наш друг г-н Разави охотник, он часто спрашивал меня, не видел ли я козлов. Я даже на карте ему отметил, где встречал стада, но не знаю, воспользовался ли он моими сведениями.
   Видел однажды корсака - степную лису. А шакалов полно. Ночами они заходили в Шахрсази, собак в поселке не было, и истошно выли почти под окнами. Однажды кто-то нашел дохлого шакала прямо в своем палисаднике.
   Из домашней фауны были кошки. Некоторые жили у советских специалистов, их знали все. Самым старым был огромный черный Пушок. У моего предшественника, геолога из нашей группы, в нашей же квартире была кошка Фрося (Максим говорил, что до этого она жила у него). Между его отъездом и нашим прибытием прошло недели две, в это время ее кормила соседка. Потом Фрося зашла к нам, критически все осмотрела и ушла. Но почувствовав в нас с Маей кошатников и съев что-то вкусненькое, вернулась на прежнее жилье. Кошка была красива - тоненькая, грациозная, черного окраса с маленьким белым галстучком, она казалась большой из-за длинной пушистой шерсти. Отличная охотница, я наблюдал, как она подбиралась к голубям, которых держали персы, жившие в дальнем углу поселка. Наружная дверь у нас была полупрозрачная, из гофрированного стекла. Как-то я услышал необычное на низких тонах пение. Сквозь стекло был виден кошачий контур. Это Фрося принесла нам пойманную птицу. Абсолютно бесстрашная, когда начинали орать шакалы, шерсть у нее вставала дыбом, она превращалась в шар, и, издавая грозные звуки, рвалась наружу. Спала обычно в ногах у кого-нибудь из нас. Когда хотела выйти ночью, не мяукала и не царапалась, а вставала на задние лапы и неотрывно смотрела мне в лицо. Ощущение не из самых приятных, когда, проснувшись под этим взглядом, видишь перед собой в полумраке черный силуэт с желтыми фонарями.
   Время от времени происходили кошачьи свадьбы. Приходили несколько кавалеров. Она предпочитала местного кота, наверно бездомного, типичного дворового бандита в 20-м поколении. Во всяком случае, котята были большей частью похожи на него. Чтобы не расширять беспризорное поголовье, приходилось совершать неприятную акцию.
   Один раз кто-то из наших заказал котенка. Или просто Мая пожалела и оставила одного. Обычный представитель дворового племени, но, как все дети, крайне забавный. Я дал ему персидскую кличку "Пишани сефид", Белолобый по-русски, но это было слишком длинно, мы звали его Пишанчик. Потом он вырос в огромного, мрачноватого в своего папу, зверя. Персы-рабочие из поселка, глядя на наших животных, говорили, посмеиваясь: - Руси горбэ (русская кошка)!
   - Ирани горбэ,- возражали мы.
   - На-на, руси (нет-нет, русская).
   Я сильно привязался к этой парочке. Они очень скрашивали существование в трудные времена, которые наступили позже. Ходили за мной по пятам, как собаки, в особенности котик. Когда я играл в волейбол, он устраивался рядом с судьей или среди зрителей и проводил там долгое время. Возникали трудности при поездках из Шахрсази в город после работы. Мама и сын провожали меня и норовили вместе со мной проникнуть в автобус. Приходилось отгонять их криками, топаньем и даже бросать камнями под хохот полицейских на КПП.
  
   0x01 graphic
  
   Мая раскрывает помощнику секреты вязания
  
  
   Главную роль в транспортной структуре Ирана играют автомобильные дороги. Их протяженность составляла порядка 150-160 тыс км. Для сравнения - длина основных железнодорожных путей около 6 тыс км.
   Автомобильный парк почти потрясал приезжего советского человека. Еще 30 лет назад улицы Тегерана были заполнены потоками транспорта, как в наших крупных городах сегодня. Часть машин иранского производства, в основном по лицензиям. Самым маленьким легковым автомобилем, больше похожим на инвалидную коляску, был "Жеан". Почти такой же "Ситроен". Вполне прилично выглядел часто встречающийся "Пейкан" размером с "Москвича-4120". Эта машина использовалась в городах в качестве такси, причем в каждом городе они были одного цвета, например, в Шахруде голубого, в Тегеране оранжевого, что позволяло легче их рассмотреть. Признаком материального благополучия хозяина были "японцы" - "Тойоты", "Ниссаны", "Мазды". Далее в иерархии шли "Форд", "Рено", "Пежо". Ну а "Мерс" - он и в Иране "Мерс". По возрасту машины самые разные, от самых новейших до очень старых, выпуска чуть ли не первых послевоенных лет.
   Дорожная полиция относится к водителям гуманно. Никто не обращает внимания на грязные или обшарпанные экипажи. Звуковые сигналы подаются свободно. Можно легко приобрести многотональный сигнал, звуки которого даже в городском шуме слышны за квартал. Никого не удивляет, когда из 5-местного "Пейкана" вываливаются 10-12 пассажиров. Как во всякой восточной стране, правила дорожного движения соблюдаются достаточно условно. Ну а аварии, особенно на загородных трассах, производят впечатление, иногда просто ошеломляют. Такие случаи пришлось наблюдать неоднократно. Видел, как после лобового столкновения многотонного тягача с легковым вездеходом от последнего остались только колеса. Последствия аварий ликвидирует не полиция, а военные.
   Про городские автобусы в Тегеране я уже рассказывал. Используются также комфортабельные 40-45- местные автобусы завода "Ираннациональ", но с эмблемой "Мерседеса" впереди, такими нас возили на работу. Широко распространены небольшие "минибусы" на 20-25 мест. Грузовые перевозки осуществляются 20-80-тонными тягачами-фурами фирм "Мерседес", "Вольво", "Ман", "Мак". Сейчас грузовые и легковые машины всех марок бегают и по нашим дорогам, 30 лет назад все это было в диковинку.
   Директор компании ездил на удобном английском "Ранджровере" с кондиционером на крыше, тогда это было еще редкостью. Таким же пользовался главный геолог С.А. Голубев в Тегеране. За Н.И.Кипой по утрам заезжал "Форд", вездеход специальной экспортной марки "Bronco" ("Жеребенок"). Внешне напоминал нашу "Ниву", но только внешне. Под капотом был спрятан мощный движок, работающий на бензине "супер" (в Иране применяются только два сорта бензина), позволяющий на трассе легко разгоняться до 140 км/час. Чтобы отключить ведущий передок, не нужно было, как на наших моделях, заменять крышки ступицы, достаточно легкого поворота хромированной гайки с ручкой. Мне больше нравился "Лендровер", на котором часто приходилось работать. Комфорт минимальный, чуть лучше, чем у нашего 8-местного "газика", но сильный мотор (по-моему, дизель), высокая проходимость, отличная маневренность. Водители приходили в ужас, когда я заставлял их ехать по крепкому бездорожью, в т.ч. по дну узких ущелий. Часто такие рейды имели успех и слух об этом быстро распространился по Мехмандусту.
  
   0x01 graphic
  
   Что лучше - ишак или наш "форд"?
  
   Утром, а иногда еще накануне, я сообщал иранским коллегам, что мне нужно поехать туда-то. Машина обычно была готова в нужное время. Порой вместо знакомого водителя в дверях появлялся небритый дядька крестьянского вида и объявлял, что прибыл для поездки с русским каршинасом. Это значило, что своей машины почему-то нет, компания нанимала на несколько часов какой-нибудь частный пикапчик.
   В России со времен Карамзина известны две проблемы. С первой, дорогами, и сегодня, как всегда. Скажем, в 2009г построено 2,5 тыс км дорог соответствующего качества (в Китае - 54 тыс). В Иране со второй проблемой - дураками - все было в порядке, а вот дороги строили отлично. Мехмандуст отстоял в 5 км от важной, государственного значения, трассы. К нему вела хорошая дорога-грейдер. На моих глазах ее превратили в асфальтированное шоссе. Вначале с двух сторон сделали хороший объезд по грунтовке. Подновили насыпь и, постоянно укатывая, засыпали ее щебенкой. Сверху положили слой суглинка и тщательно укатали. Через каждые несколько сотен метров забили длинные металлические стержни заподлицо с землей...и ушли. Мы посмеивались: работнички, почище наших! Через несколько недель кто-то заметил, что верхушки стержней высунулись на пару сантиметров. Появилась техника, опять насыпали и укатали до верхнего среза стержней. И еще раз то же самое. После чего положили асфальт. Я каждый день проезжал по трассе на работу и обратно 100 км и НИ РАЗУ не видел ни одной выбоины. Попадались свежие заплатки, ремонт производился ночью.
   Шах Ирана начал строительство дороги новейшего образца, которую планировал в перспективе сделать паназиатской, связать Европу через Турцию с Индией. При мне действовали два таких отрезка длиной км по 50 - к западу от Тегерана до г. Казвин и в южном направлении где-то от г. Кум. Три полосы в каждую сторону, металлические разделители, сплошное ограждение из сетки, надземные переходы, километровые отметки и призыв держаться с правой стороны через каждые 5 км.
   Сеть современных дорог распределена неравномерно. Центральная, восточная и юго-восточная части страны заняты почти безлюдной пустыней. Автодороги, даже между крупными административными центрами, иногда отличаются от целины только многими следами от скатов. Местность очень однообразна. От горизонта до горизонта на необозримом пространстве простирается океан глинистых площадок, щебенистых россыпей, пятен сыпучих песков, изредка пересекаемый невысокими каменистыми грядами и мелкими сухими долинами. Кое-где, например, на востоке, на древнем "шелковом пути" в Индию, в качестве ориентиров сохранились средневековые башни. В других местах эту роль исполняют кучи грунта с воткнутыми шестами. Мне приходилось ездить там, где даже таких знаков нет. Если собьешься с пути - во все стороны безводная безжизненная пустыня.
  
   Руководитель советских гидрогеологов НИМК Н.А.Шамрай приехал в Шахруд на несколько дней месяца через полтора после моего прибытия. Объехал участки разведки, посмотрел материалы, в т.ч. мое заключение по запасам подземных вод. Встретился с руководством компании. В целом остался доволен.
   Выяснилось, что он - отличный спортсмен, в прошлом легкоатлет-многоборец. Высокий, сильный, хорошо играл в волейбол. Конечно, зашел к нам домой, я сообщал, что были обстоятельства, делавшие наши отношения теснее обычных деловых. Он сказал, что намерен в будущем привлекать меня к рассмотрению результатов работ в других районах, для чего придется выезжать в командировки. Забегая вперед, скажу, что первая из них состоялась в конце ноября.
   В начале осени в Иран прибыла группа советских экспертов-гидрогеологов помочь в работах по разведке подземных вод вблизи Бафка, на железорудных месторождениях, и в Заранде, где были крупные угольные шахты. В ее составе были начальник Отдела гидрогеологических и специальных работ Мингео К.И.Сычев, главный специалист "Южгипроводхоза" из Ростова Г.Шиповалов, третьим Щерица включил Игоря Зеленина. Конечно, я очень хотел встретиться, просто повидаться и показать свои материалы. Игорь привез мне посылочку из дому (ее давно передали с оказией), в ней был транзисторный радиоприемник "Россия". Дефицитная вещь, изделие Новосибирского оборонного предприятия, с 4 диапазонами коротких волн, позволявшее ловить вражеские голоса из-за бугра. Группа уже собиралась возвращаться в Союз, я думал пересечься с Игорем в Тегеране.
   Пошел к главному геологу ВЭК с письмом-заявкой о командировке для консультации по вопросам разведки с ведущими советскими учеными. Г-н Разави, человек довольно ехидный, сказал, что разрешит, но письмо нужно переделать: по его мнению, НИМК приглашает на работу таких специалистов, которым никакие консультации не нужны. Кипа пожурил меня за не совсем дипломатичный шаг, письмо переписали, я съездил, приятно встретился и получил подтверждение правильности своих выводов и расчетов.
  
   Судьба рядового советского специалиста в Иране обычно такова. Он прибывает в Тегеран, сразу же выезжает к месту службы, и снова приезжает на день-другой, отправляясь в отпуск или насовсем. Все время проводит в своем районе. Ездить в командировки в другие города и веси удается немногим. Максим Панченко рассказывал, что принадлежал именно к таким.
   Благодаря Шамраю, мне довелось побывать в Тегеране раз 20, кроме того еще поездить по стране. Командировки инициировались советской, либо иранской сторонами. В первом случае Шамрай писал запрос, потом он с разрешительной визой отправлялся телексом (факсов тогда еще не было) в нашу компанию. Во втором он договаривался с иранскими коллегами, и уже они сами посылали предписание. На основании таких посланий я получал бумагу, дающую право на проезд и бесплатное проживание и питание по всему маршруту. Таким образом мне удалось объездить значительную часть страны. До Тегерана следовал поездом или на автомобиле.
   В Тегеране НИМК арендовала гостиницу "Надери". Старый трехэтажный корпус находился на одноименной улице в центре города. Мне приходилось жить только в "Нью Надери" - 12- (или 16 ?)этажной "свечке" в боковой улочке, в нескольких сотнях метров от старого здания. По уровню примерно двух-трехзвездочный отель, европейская кухня, без выкрутасов, но доброкачественно и сытно. Завтрак включен в счет стоимости номера, но если берешь яйцо, нужно уже подписать чек на дополнительную оплату. Прохладительные напитки за наличный расчет. Хозяин - армянин. Однажды наши крепко его напоили и спрашивают, как теперь к нему обращаться? - Зовите меня "господин-товарищ"!
  
   На юг страны нужно ехать сначала до священного города Кум, потом можно двумя путями - через Исфаган или областной центр Йезд. До крайних точек дислокации наших групп (Заранд, Керман) от Тегерана около полутора тысяч км.
   Исфаган - древняя столица Персии, город с тысячелетней историей. Как у нас говорят: "Кто в Тобольске (Иркутске и т.д.) не бывал, тот Сибири не видал", также здесь вновь приехавшему сообщают, что только в Исфагане можно почувствовать, что ты в Иране. Я бывал в этом городе раза три и подъезжал к нему с разных сторон. Он расположен у подножья предгорий хребта Загрос на краю пустынной межгорной впадины. Через него протекает значительная по здешним меркам река Зайендеруд. Уже в 20-30 км от города начинают попадаться островки обработанных полей, постепенно переходящие в крупные орошаемые плантации. Многочисленные арыки обсажены высокими пирамидальными тополями, как у нас в Средней Азии. Встречаются отдельно стоящие башни круглой формы, высотой 15-20м. Там когда-то обитали тысячи голубей, чей помет использовался в качестве удобрения.
   В центре города находятся известные архитектурные памятники - старинные дворцы и мечети. Очень эффектна Шахская площадь. Прямоугольник длиной с километр окружен грандиозными, нарядно отделанными голубой, синей, оранжевой плиткой и мозаикой сооружениями. Ворота главной мечети украшены серебром и золотом. Несмотря на огромные размеры (рассчитана на присутствие нескольких тысяч человек), она оставляет ощущение легкости. Мне рассказывали, что в центре ее есть место, отмеченное мраморной плиткой, с которого даже негромко сказанное слово слышно во всех концах помещения. Таблички с надписями на европейских языках свидетельствуют, что город посещало много иностранных туристов. Я был здесь в совсем другое время, многие двери оказались заперты. Центр площади занят цветниками и фонтанами. По периферии кроме дворцов встречается много магазинов, где торгуют коврами, украшениями из серебра и эмали, шкатулками, сделанными под старину, предметами вооружения -саблями, шлемами - и др. Прямо на улице мастера чеканят медную посуду. Блюдо с традиционным любовным сюжетом и миниатюра с всадниками, которые висят у меня дома, напоминают об этом необычном и интересном месте. В северной части площади внушительный портал отмечает вход в базар, целый торговый город. О подобном базаре я расскажу позже.
   За пределами Шахской площади привлекает внимание "Дворец 40 колонн". В глубине сада на краю бассейна стоит эффектное здание, окруженное двадцатью колоннами. Отражаясь в зеркальной воде, они создают представление о сорока.
   Город украшают мосты через реку Зайендеруд. Самый известный из них "Си-о-се поль" - "Мост 33 мостов". Он сооружен из кирпича. По обеим сторонам устроены два яруса балконов в виде лож со сводчатыми входами и кровлей, нижний на 2-3м над рекой, верхний - на уровне проезжей части. В жаркую погоду в них расстилают ковры и отдыхают на прохладе.
   Максиму Панченко Исфаган показался чем-то похожим на Одессу. Я такого впечатления не вынес.
  
   Об истории Исфаганского металлургического комбината я немного рассказал ранее. Долгие годы шли дискуссии о создании в Иране собственного производства металла. Консультации обошлись стране в астрономическую в нынешнем масштабе цен сумму 20 млн USD. Заключения были отрицательными, по мнению иностранных экспертов выгоднее закупать готовые металлоизделия за рубежом. Основание - отсутствие достаточного количества кокса для металлургического процесса. И только вмешательство Советского Союза изменило ситуацию.
   Строительство завода началось в 1966г по советским проектам в 40км от Исфагана. Инженерно-геологические условия площадки были благоприятными. Рабочая сила в избытке, на строительстве было занято порядка 30-40 тыс. человек. Обучение шло на месте, а квалифицированных специалистов для будущего производства в Союзе. Тожественное открытие первой очереди завода состоялось в 1973г в присутствии шаха Ирана и Председателя Совмина СССР А.Н.Косыгина.
   В нескольких километрах от завода, за невысокой горной грядой был заложен город металлургов Арияшехр ("Солнечный город"). Каркас его составляли несколько 20-этажных башен, как московские высотки, пространство между которыми занимали, утопая в зелени, 1-3-этажные строения.
   В южных областях страны наши гидрогеологи работали на объектах, связанных с добычей полезных ископаемых, в основном железа и угля. Раньше в этих краях производили только фисташки и финики. С развитием промышленности изменился весь уклад жизни. Маленькое поселение Бафк вблизи железодобывающего рудника Чогарт превратилось в крупный поселок.
   Город Керман основан во II веке. В XII описание его архитектурных памятников оставил Марко Поло, который жил здесь некоторое время по пути в Китай. Историческим центом является гора с крутыми скалистыми склонами. На вершине стоит крепость. Толстые стены из необожженного кирпича выдержали испытание временем и землетрясениями. Общий вид напомнил мне Сулейманову гору в киргизском Оше.
   Старая часть города застроена плотно стоящими одноэтажными домами из сырого кирпича (в Молдавии его называют "лампач") с куполовидными крышами. Узкие улицы совсем без зелени, но если заглянуть во двор через неплотно закрытую дверь в глухом заборе, можно увидеть цветник и даже бассейн с фонтаном. Дома заглублены в землю на несколько метров, так в них прохладнее. Другим стал облик древнего города после начала строительства угольных шахт. Новые магистральные улицы проходят на уровне крыш. В северной части построен микрорайон из современных 2-3-этажных домов. Сносятся глинобитные постройки, их место занимают новые жилые дома, школы, магазины, гостиницы. Открыт Политехнический институт. Вблизи Кермана сохранился памятник первым шагам советско-иранского сотрудничества. Рядом с нынешним аэропортом (я летал туда на "Боинге" из Тегерана) стоят две радиомачты, построенные ленинградцами еще в 20-х годах.
   В этих пустынных засушливых районах поверхностные водоисточники практически отсутствуют. Жизнь привязана к подземной воде, которую получают из канатов. Если подземный родник почему-либо иссякает, жители покидают это место, оставляя заброшенные постройки и безжизненные поля. Безусловно, современные способы организации водоснабжения, основанные на использовании изученных ресурсов подземных вод, неизмеримо надежнее.
  
   Как-то раз меня вызвали в Тегеран по указанию ГКЭС. Подразделению "Сельхозпромэкспорт" требовалось гидрогеологическое заключение по одному из объектов. В западной части страны, между городами Доруд и Исфаган сооружали элеватор для хранения зерна. Строительство было организовано "под ключ", т.е. было жестко связано сроками и финансовыми средствами. В какой-то момент произошел подъем уровня грунтовых вод и подтопление стройплощадки. Советские представители хотели с моей помощью доказать, что возникшие осложнения не связаны с ошибками в их работе. Кроме того им нужно было получить от иранской стороны согласование на использование денег из резерва, предусмотренного сметой, для внесения изменений в проект и на отсрочку сдачи объекта.
   Выехали из Тегерана на зеленой "Волге". Водитель-перс, специалист из "Сельхозпромэкспорта" наверно моего ранга, переводчик-фарсист и я на командирском месте. Наш автомобиль выглядел на трассе достойно, не уступая западным собратьям. А водитель сказал, что купил бы себе такую машину с удовольствием, если бы не трудности в обеспечении запчастями.
   Я увидел другие, непохожие на знакомые мне районы страны. Полюбовался снежными пиками Загроса. В пункте назначения осмотрел стоящую в воде стройку, походил по ближним окрестностям. Поговорил с местными стариками. Познакомился со строителями и посмотрел, как живут "ключари" (гораздо хуже нас).
   Обратный путь был проделан через Исфаган, куда мы въехали с западной стороны. Возвратившись в Тегеран вечером, я набросал текст заключения, устраивающий моих заказчиков. Рано утром явились начальствующие лица. Они взяли написанный на каком-то клочке черновик, сказали, что им этого достаточно. Поблагодарили меня и обещали довести свое положительное мнение до Советника (главы представительства ГКЭС). Что ж, я тоже остался удовлетворен этой поездкой.
  
   Семнадцатого сентября 1978г в Иране произошло сильное землетрясение. Эпицентр находился в восточной части страны. Эта территория, в данном случае к счастью, слабо обитаема. Но два города с населением тысяч по 30-40 Табас (Тебес) и Фердоус оказались полностью разрушены. Число жертв насчитывало десятки тысяч.
   Еще раньше меня удивляли здешние строительные конструкции. В первой части своих записок я рассказывал, что в Узбекистане потолки в домах фанерные, чтобы при падении в случае землетрясения не побить людей. В наших квартирах в Иране потолки выполнены из положенных на ребро кирпичей, несколькими рядами пересекающих комнаты. При сильном толчке такое сооружение разрушается с образованием тяжелых обломков. Если дома в пострадавших городах были такими же, большие жертвы не удивляют.
   Наши родственники в Союзе при отсутствии оперативной связи очень переживали за нас, но мы в сейсмически активной зоне, где мелкие толчки случаются очень часто, этого события даже не заметили. Как раз в эти дни мы проводили откачку из скважины, заложенной в тектонической зоне. Кристально чистая вода заметно помутнела, затем начал выноситься мелкий глинистый материал и даже песок. Это продолжалось около суток.
   В связи с национальной трагедией шах Ирана отменил традиционные торжества по случаю своего дня рождения, который отмечался в октябре как государственный праздник. Средства, выделенные для этого, он повелел направить на помощь пострадавшим. Один из наших буровых станков сняли с точки и вместе с бригадой и инженером-буровиком Ю.И.Гегиным отправили в Табас делать скважину на воду в палаточном лагере, где разместились оставшиеся без крова. К сожалению, добиться успеха не удалось из-за сложной аварии. А потом станок вернули.
   Район бедствия посетила шахиня Фарах. ТВ показало волнующую сцену. Шахиня вышла из машины. От толпы отделяется женщина и медленно идет к ней, они бросаются друг к другу в объятия и плачут. Нет никаких сословий, общественных положений, только горе! Общее горе!
   В этом районе, на площади примерно 1000 км2, известны месторождения каменного угля. Общие прогнозные запасы солидны, они оценивались в 2 млрд тонн. Километрах в 50 от Табаса угольные пласты мощностью 1,5-2 м выходили прямо на дневную поверхность. Но всякая, как теперь говорят, инфраструктура отсутствовала - ни жилья, ни дорог, воды тоже нет. Тем не менее, кое-какие изыскания в небольших объемах проводились. Нужно было составить четкий план поисковых работ на воду. Для выработки конкретных действий мне пришлось побывать там дважды.
  
   Едем в большое путешествие на юг Ирана. Командор пробега - г-н Тахи-заде. Он долго работал с советскими гидрогеологами, последнее время в Заранде, потом был переведен в геологический департамент Зобогана. Должность вроде главного гидрогеолога. Мы с ним уже знакомы и состоим в хороших отношениях. Выезжали вместе в командировку. Он даже передавал записки на русском языке, обращаясь ко мне: "Мой уважаемый сопутник (так написано - В.П.) г-н Подражанский!". Едет также Н.А.Шамрай. Цель поездки - ознакомление с последними результатами изысканий на разных объектах, обсуждение и уточнение программ дальнейших исследований. Объясняемся на смешанном русско-персидско-английском наречии. Всю первую часть пути часто останавливаемся по просьбе Шамрая. Он - простите!- с большого бодуна и все время просится попить.
   Начали с Исфаганского металлургического завода. Говорили, в частности, об организации наблюдений за режимом грунтовых вод на его территории. Идея была поддержана советскими специалистами. Остановились в неплохой гостинице в городе-спутнике Арияшехре. Там живут много наших. В клубе демонстрируют советские кинофильмы, сеансы отдельные для русских и для иранцев, власти не поощряют излишних контактов между народами. Вечером показывали ленту Г.Данелия "Не горюй". Я люблю эту картину, и подговорил Шамрая пойти посмотреть. Неожиданно Тахи-заде выразил желание присоединиться к нам. Произошел скандал: иранский привратник не пропускает его в зал. Иранского гражданина, высокопоставленного служащего госучреждения. Заминка, растерянность. Я оттеснил контролера и просто протолкнул своего спутника вперед. Думаю, об этом инциденте сообщили соответствующим службам. Я сел у него за плечом и постарался синхронно переводить, кое-что объяснил потом. Фильм так понравился нашему коллеге, что он тут же пошел на следующий сеанс для иранцев. Вот она, волшебная сила искусства!
   В окрестностях Бафка на рудниках я набрал целый мешок образцов магнитного железняка, но он оказался таким тяжелым, что часть пришлось почти сразу оставить в камералке у местных геологов. В то время шли разговоры об освоении медно-никелевого месторождения где-то за г.Сирджан в юго-западной части страны. Я стал накручивать Шамрая, чтобы он помог уговорить Тахи-заде съездить туда на рекогносцировку для определения состава и объемов будущих гидрогеологических исследований. В действительности я имел в виду совершенно другую цель - по дороге посетить г.Шираз и посмотреть знаменитые развалины античного Персеполиса. Ну а там до Бушира (где сейчас АЭС, вокруг которой ломают копья) на берегу Персидского залива остается всего ничего, почему бы не съездить выкупаться? От Бафка туда и обратно каких-нибудь тысячи полторы километров, есть ли о чем говорить! Мы вдвоем так живо изобразили пользу и приятность такой поездки, что Тахи-заде заколебался. Помешала начавшаяся ирано-иракская война. Мы двинулись по ранее намеченному маршруту.
  
   Выехали из Бафка в сторону Табаса. Нужно было дать большой крюк к северу, но нам рассказали, что есть более короткий путь. Объяснялись Тахи и водитель. Нужно было строго следовать указаниям, чтобы не сбиться с дороги - вокруг безжизненная пустыня Деште Лут!
   Жара, хотя уже сентябрь. Постоянные миражи в виде воздушных замков. Брошенные поселения. Живописные пустые караван-сараи за высокими стенами. Между развалин я нашел несколько чахлых кустиков граната. На ветках были даже мелкие плоды, они оказались очень кислыми. Люди ушли отсюда потому, что не стало воды. Куда она исчезла и почему?
   По пути встретили оазис под названием Парварде. Он выглядел точно таким, как описано в известном стихотворении Лермонтова. Течет ручеек, вокруг несколько пальм и кустиков, больше ничего, только бескрайняя каменистая пустыня. До этого места ехали иранские коллеги из Бафка, здесь наши дороги разошлись.
  
   0x01 graphic
  
   Оазис Парварде
   Слева направо: водитель и геофизик из Бафка, автор, г-н Тахи-заде
  
   Мы ехали по мелкому сухому руслу (вади). Впереди в дрожащем знойном мареве показался силуэт грузовика. Вначале я подумал, что это мираж. Нет, что-то вроде нашего ГАЗ-66. Едет перпендикулярно нашему направлению с юга. Мы повернули к нему, чтобы лишний раз спросить про дорогу. Грузовик остановился. Когда оставалось метров 300, прогремела очередь. По звуку крупнокалиберный пулемет, только фонтанчики пыли сбоку взлетели. Мы дружно выпали из машины и попрятались за колесами, потом переползли и укрылись под бровкой русла. Грузовик тронулся, слегка свернув к северо-востоку, и вскоре скрылся из глаз.
   Возбужденно обсуждаем происшедшее. Скорее всего, это контрабандисты. Известно, что через Афганистан и Пакистан идут большие объемы импортных товаров, в основном японского производства. Граница в этих диких местах охраняется чисто условно. Но до нее по прямой отсюда километров 250, ближе уже есть хорошие дороги. Как их сюда занесло? Может, просто бандиты? Иди знай! Понятно одно: они приняли наш большой цвета пустыни иранский "джип" за армию или полицию. Выждав немного, мы двинулись в том же направлении. Позже этот случай казался даже забавным, но тогда нам было совсем не до смеха.
  
   Лагерь изыскателей стоял у подножья обрывистого края плато. Оазис, похожий на шахрудский Нусрат-Абад - родник, вокруг небольшая роща, в основном финиковых пальм. Живут в отражающих солнечные лучи дюралевых вагончиках. Двухэтажные места для спанья (нарами их и не назовешь), электрическое освещение, душ, кондиционер. Я вспомнил "культбудки", в которых когда-то обретался на буровых.
   Поиски нужно начинать наверно отсюда, от существующего водоисточника. Вначале провести электроразведку, по ее результатам выбрать точки заложения скважин. Я походил по ущельям, рассекающим плато, поездил по ближним окрестностям. Набросал схему отработки профилей вертикального электрозондирования.
   Мы объехали значительную часть Табасского угленосного района. Видели пласты угля, торчащие под углом прямо на поверхности. Кругом россыпи щебня, черного от пустынного загара. И вдруг - что за чертовщина! - впереди все покрыто снегом. Подъехали ближе, оказалось, это соль.
  
   Северная широтная трансиранская автотрасса, проходящая через Шахруд, на западе заканчивается в г.Мешхеде, крупном центре, одном из святых мест для мусульман. Недалеко находятся разработки, где добывают бирюзу. Она продается во многих магазинах в виде готовых изделий и необработанных кусков, вкрапленных во вмещающие породы, причем последние стоят дороже, и намного. У меня не оказалось достаточно денег (в командировке для размещения и питания они не были нужны), одолжил у кого-то из спутников и приобрел два набора камней. Из каждого можно изготовить серьги, кольцо, кулон и колье. В ресторане впервые попробовал пиццу.
   Между Шахрудом и Мешхедом есть город Нишапур. Я преодолел нежелание товарищей и настоял, чтобы заехать туда. Никто из них не знал, что в этом городе жил Омар Хайам. Нашли мемориальный центр, небольшой и видимо не слишком посещаемый. Обошли двор и садик, внутрь дома попасть не удалось. На аллее, идущей от ворот, стоит небольшой современный мраморный бюст с надписью на фарси и английском: "Омар Хайам - математик, астроном и поэт". Мне кажется, в Европе его творчество более известно, чем у себя на Родине. Возможно, сказываются противоречия, которые у него были с исламскими традиционалистами по поводу нарушения их норм жизни. Здесь Хайам безусловно проигрывал в популярности другим деятелям культуры. Монумент Фердоуси высится в центре Тегерана, а в Мешхеде создан грандиозный мавзолей. В Ширазе среди роз и фонтанов красуются мемориалы Саади и Хафиза, в Хамадане стоит большой памятник Авиценне, я видел красочные открытки. А тут так скромно. Но все равно очень приятное место.
  
   Я рассказывал о разных моментах своей жизни в Иране, не привязываясь к конкретным датам. Между тем время пребывания в этой стране разделилось на совершенно различные периоды серьезным историческим событием - революцией. Излагаю историю, опираясь на собственные наблюдения, советские источники того времени, сведения, почерпнутые из общения с иранцами, из сообщений забугорных радиопередач, местного ТВ, англоязычных газет "Техран таймс" и "Кейхан интернейшнл".
  
  
  
   ИРАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
  
   Иран, до 1935г Персия, согласно принятой в 1906г конституции являлся парламентарной монархией. Парламент, высший законодательный орган, состоял из двух палат - сената (верхней) и меджлиса. Все законы утверждал шах. Ему принадлежала и верховная исполнительная власть. Шах имел право внеочередного созыва и роспуска парламента, назначал премьер-министра и утверждал состав кабинета, являлся верховым главнокомандующим вооруженными силами, присваивал высшие воинские и почетные звания, имел право помилования преступников.
   Монархия в Иране насчитывает 2500 лет. В 1925г утвердилась последняя династия - Пехлеви, когда ставший шахом Реза, бывший младший офицер казачьих войск России, сверг династию Каджаров. В 1941г к власти пришел его сын Мохаммед Реза Пехлеви.
   В начале 50-х годов в результате широких народных волнений шах был изгнан из страны. Несколько лет у власти стояло правительство во главе с Мосаддыком (иранцы произносят это имя "Мосадех"). Оно было устранено путем государственного переворота, организованного, как считают, ЦРУ. Нужны были какие-то уступки, изменения. И тогда в 1963г на экономической конференции была провозглашена "белая революция шаха и народа" с целью создания в короткие сроки "великой цивилизации" на основе классовой гармонии и социальной справедливости и вывода страны в число передовых экономик мира. Как знак единства нации, в 1967г была устроена торжественная коронация Его Величества Ариямехр ("Солнцеподобного") шаха Ирана Мохаммеда Реза Пехлеви, прошедшая во дворце Голистан. Об этом событии написаны книги, сняты кинофильмы.
   В программе ключевая роль отводилась нефти. В середине 70-х Иран вышел на 4-е по добыче и на 2-е место по экспорту нефти в мире. Мировые цены на нее резко подскочили, казалось, страна действительно вступает в эру экономического чуда. Хозяйство росло фантастическими темпами. Вместе с тем увеличивался разрыв между богатыми и бедными. Первой жертвой новой экономической политики стало сельское хозяйство. Интенсификация сельскохозяйственного производства, концентрация земли в руках латифундистов привели к разорению массы крестьян. Миллионы людей бросали скудные угодья и устремлялись в города, от безнадежности к видениям экономического бума. Иран 10 лет назад был крупным экспортером продуктов земледелия, в мое время значительная его часть ввозилась из-за границы.
   В конце 70-х темпы экономического развития замедлились, с новой силой обнажились противоречия и диспропорции. Становилось ясным, что политическая структура не может решить проблем, стоящих перед обществом. Недовольство росло. Высшую власть заботило поддержание порядка в стране. Эти функции осуществляли в основном две структуры.
   Секретная служба САВАК была создана с помощью ЦРУ и израильского Моссада. Она насчитывала 20 тыс. кадровых сотрудников и 3 млн. платных осведомителей. Кроме разведывательной деятельности служба широко применяла недозволенные методы дознания.
   Вторым оплотом верховной власти считалась армия. Преданность режиму поддерживалась высокими оплатами офицерского корпуса и рядового состава, другими подачками. Кроме этого были еще многочисленные жандармерия и полиция.
   Недовольство существующим строем охватило различные слои населения, от нищих до средней и даже части крупной буржуазии. Всех объединили следующие моменты.
   1. Несправедливое распределение богатств. Основные средства страны оказались сосредоточены в руках нескольких десятков семей, представлявших промышленную и торговую элиту. Крупнейшим собственником были сам шах и его ближайшие родственники. Недвижимость в Италии, Испании, Франции, ФРГ, Мексике, земельные наделы в США; изделия из драгоценных металлов и камней в сейфах иностранных банков; вклады на сумму 20 млрд. долларов - это лишь часть состояния семьи Пехлеви.
   2. Система государственных расходов. Огромные средства тратились на военные цели. Армия была оснащена, главным образом, американским вооружением. На его приобретение выделялось ежегодно 10 млрд. долларов. В стране находилась целая армия военных экспертов и советников.
   Значительная часть национального дохода растрачивалась на предметы роскоши. Дух потребительства, желание урвать лакомый кусок привели к безудержному росту продажности и коррупции в государственном и административном аппарате.
   3. Экспансия западного образа жизни. Воспитанные в духе мусульманских ценностей, иранцы плохо принимали современную буржуазную культуру. Воспевание насилия, стяжательства, секса, ночные бары со стриптизом, западные печатная продукция и кино, алкоголь - все это было чуждым большинству населения в то время.
   Антиправительственные выступления периодически случались в течение всего времени правления династии Пехлеви. Все они жестоко подавлялись. Любые оппозиционные действия - со стороны интеллигенции, студенчества, духовенства - преследовались полицией, жандармерией, армией. Первую скрипку играла, конечно, тайная полиция САВАК. Во главе ее стоял генерал Насири. Саваковцы применяли к противникам режима пытки, многолетнее заточение без суда и следствия, содержание заключенных в одиночных камерах.
   Ядром сопротивления власти стало духовенство. В мечетях звучали революционные проповеди. В Персии (Иране) в отличие от других мусульманских стран мечеть почти всегда находилась в оппозиции к монархии. Теперь интересы религиозных институтов, позиции лидеров совпали с требованиями широких масс, снискали их уважение и позволили объединить под зеленым знаменем ислама различные слои общества. Выразителем интересов народа стал аятолла Хомейни. Ярый противник режима и самого шаха, он последовательно осуждал его политику. Среди светских наибольшую силу представляла Народная партия Туде, с 1949г работавшая в подполье.
   Такова была обстановка в стране, где я начал работать весной 1978г. Собираясь в командировку в Иран, ничего об этом не знал.
  
   Звонок прозвенел в январе, когда съезд прошахской правящей партии предложил в своей резолюции усилить репрессии в борьбе с оппозиционными выступлениями. Через несколько дней в г.Куме, одном из крупных религиозных центров, состоялась массовая демонстрация с требованием социальных реформ. В демонстрантов стреляли. Тогда волнения перекинулись на крупнейшие города Тебриз, Исфаган, Мешхед. Абадан и, наконец, Тегеран. Происходили яростные схватки, протестующих травили слезоточивым газом, расстреливали из пулеметов, давили танками. Движение носило явно демократический характер. Его участники наряду с экономическими требованиями призывали к свободе слова, освобождению политзаключенных, изгнанию американских империалистов.
   Власти должны были отступить и пойти на уступки. Освободили несколько сотен заключенных. Несколько раз менялся состав правительства и его глава. Шах вынужден был отстранить ряд офицеров САВАК, а его руководителя направил послом в Пакистан. Генерал Насири - зловещая одиозная фигура в истории Ирана. Убежденный монархист, личный друг шаха, он возглавил тайную службу вскоре после ее создания в 1957г. Прославился жестокостью при подавлении антиправительственных выступлений. Сам изгнал из страны аятоллу Хомейни в 1964г.
   Одновременно с либерализацией было сильно увеличено денежное содержание армейским офицерам. Из-за границы ввозили слезоточивый газ и водометы. Для оказания помощи приезжали специалисты из США и Израиля. В район Персидского залива стягивались корабли НАТО.
   Поворотным моментом в политической обстановке стала страшная катастрофа в середине августа. В г.Абадане в самом большом кинотеатре во время сеанса произошел пожар. Он начался с нескольких взрывов, а все двери оказались запертыми. Кто не сгорел, погиб от удушья. Число жертв по официальным данным достигло четырех сотен (позже его оценивали больше чем в 600). Несмотря на широкий резонанс в стране и за рубежом, расследование этой трагедии было спущено на тормозах. Обвиняли мифических преступников, которые якобы принадлежали то ли к марксистским, то ли к религиозным группировкам. Но все-таки правительство пришлось оправить в отставку.
   Как раз в это время Хомейни написал фетву - предписание правоверным с призывом к свержению монархии. Его авторитет среди иранского народа значительно возрос. После изгнания Хомейни жил в Турции, Кувейте, из Ирака вел по радио активную антишахскую пропаганду. Обеспокоенный шах оказал давление на правительство соседней страны, тамошние власти вынуждены были держать изгнанника под домашним арестом. Хомейни покинул Ирак. Он поселился под Парижем и оттуда продолжал руководить выступлениями против режима.
  
   Волнения не прекращались, забастовки участились. Нам, иностранцам, не знающим деталей истории, в отсутствие объективной информации, как и в нашей стране, трудно было оценить ситуацию. Слушали вражеские голоса, но советское воспитание не позволяло полностью им доверять, тем более что и у них было много вранья. От своих коллег-иранцев тоже не могли все узнать в силу недостаточного знания языка, кроме того эта масса по своим политическим предпочтениям была весьма неоднородной. Многие из нас симпатизировали шаху, еще и потому, что о нем знали гораздо больше, чем о его противниках. И то правда - высокий, красивый, европейски образованный, отличный спортсмен (летчик, яхтсмен, конник), жена красавица - этот человек производил впечатление. Организовал "белую революцию". Отменил празднование своего дня рождения в связи с катастрофическим землетрясением. Отставил непопулярного генерала-гебиста. А что он там раньше делал, откуда нам знать?
   Мы слышали, что где-то еще в прошлом году после взрыва на шахте Тазаре происходили большие волнения. Тогда погибли люди, нашлось много желающих отомстить руководителям и ИТР. Под раздачу чуть не попали и советские специалисты-горняки, к счастью кто-то вспомнил, что они предупреждали об опасности, ну и вообще представляют государство рабочих и крестьян. Иногда, когда мы утром выходили к автобусу, нам сообщали, что сегодня работы не будет, и отправляли по домам.
   В начале сентября в Тегеране и еще 10 городах после многолюдных демонстраций было введено военное положение. Армия получила приказ стрелять. Официально было заявлено, что в результате беспорядков, организованных безответственными провокаторами, по всей стране погибли 173 человека. Зарубежные радиоголоса говорили о нескольких тысячах. Последовал ряд куцых послаблений, но эти меры уже никого не успокоили.
   В ночь на 5 ноября из Тегерана были выведены войска и полиция, а к утру город охватили пожары. Горели кинотеатры, банки, магазины (в большинстве торгующие алкоголем). Поджоги были приписаны противникам режима. Таким способом власть показывала, что будет, если она ослабеет. Любопытно, что в верхней, богатой части города пожаров и погромов не было. Позже было доказано, что эта акция была спланирована и осуществлена САВАК.
   К власти пришло военное правительство. Оно обещало навести порядок, действуя демократическими методами. Арестовали ряд государственных деятелей по обвинению в коррупции. Некоторые депутаты парламента лишены неприкосновенности. Создана комиссия по проверке источников дохода шахской семьи. Проведено повышение зарплаты госслужащих процентов на 10-15. Но одновременно закрыты газеты, приостановлены ряд передач по радио и ТВ. Однако общая обстановка продолжала ухудшаться. С перерывами работали нефтепромыслы и перерабатывающие заводы, энергосистемы, закрыты школы и вузы, бастовали служащие и торговцы. В стране ощущался недостаток денег. Банки перестали выплачивать кредиты. Богатые вкладчики старались перевести деньги за границу. Все это вызвало рост цен.
   С этого времени перемены стали заметно сказываться на жизни советских специалистов. Если прекращение демонстрации кинофильмов и посещений плавательного бассейна можно пережить легко, то дальнейшие события были не столь безобидны. Посольство СССР в Иране приняло решение об эвакуации жен и детей. Был составлен график, назначены дополнительные специальные авиарейсы из Москвы.
   В Шахрсази эта акция была назначена на 17 ноября 1978г. С утра весь поселок собрался на площади. Руководил начальник Отдела общественных связей ВЭК г-н Санджари. Он преподнес отъезжающим женщинам большой букет от руководства компании. До Тегерана автобус сопровождала его заместитель мадам Нароги. Симпатичная женщина, хорошо владеющая английским, мне во время посещений центрального офиса приходилось встречаться с ней по разным поводам.
   В Тегеране всех разместили в отеле Старый Надери. Мая встретилась там с Шамраем и Игорем Зелениным. Она увезла с собой наши приобретения, самым ценным из которых была портативная стереомагнитола "Айва".
   Прибытие ее в Москву вызвало шок среди спутниц, некоторые потом описали это своим мужьям. Когда самолет приземлился, прямо к трапу подкатила "Волга", из нее вышел Володя Щерица, расцеловал Маю, усадил в машину и увез к себе домой в Бирюлево.
   Полсотни мужиков остались в Шахрсази одни. А я через несколько дней выехал в Тегеран для встречи с Зелениным и другими экспертами. Поезд "турботрен" ходил нерегулярно, но мне повезло. Маю уже не застал. Игорь со спутниками тоже улетели через пару дней. А я задержался, поезда не ходили. И попал в центр революционных событий.
   В Тегеране действовал комендантский час с 9 или 8 часов вечера. Во всяком случае ужин в гостинице "Нью Надери" был в 6, чтобы работники ресторана могли успеть попасть домой. Было скучно, нарушая порядок, я шел к знакомым в Дом геологов. Правда, потом оттуда было трудно выбраться: главный геолог С.А. Голубев приказал запирать входную дверь и установил дежурство. Обратно в отель приходилось красться вдоль стен.
   Народ, игнорируя комендантский час, ночами выходил на демонстрации с требованиями ликвидации существующего режима, установления республиканского строя, здравицами в честь Хомейни. Демонстрантов встречали огнем. Солдатские цепи стреляли поперек улиц, на крышах сидели снайперы и пулеметчики.
   Демонстрации возникали в разных частях города. Нередко они проходили по одной из центральных улиц Шахреза, которую мне нужно было пересекать по дороге из Дома геологов в гостиницу. Учитывая мой иностранный внешний облик, лучше было не попадаться на глаза ни демонстрантам, ни солдатам. Все как-то удавалось. Появилась некая залихватская смелость, хотя мне это совершенно не свойственно. Демонстрации проходили и днем, тем более, что 1 декабря начался один из главных религиозных праздников дни Ашура (Шахсей-Вахсей). И тоже стреляли. Нам запрещено было выходить на улицу, но я осторожно выползал по утрам и видел, как собирали убитых.
   Много позже, в 90-х годах, мне попался отрывок из воспоминаний генерала Леонида Шебаршина. В конце 1978г он прибыл в Иран с заданием КГБ, в следующем году стал резидентом в этой стране. Из его описаний мне показалось, что в одно и то же время мы находились в одних и тех же точках в Тегеране. Его общие впечатления близко совпадали с моими.
   Каким-то образом удалось узнать, что будет поезд. Стрельба прекратилась. Переводчик Насриддин повез меня на вокзал на такси. Выехали рано утром, с запасом. И хорошо сделали. Пришлось делать объезды: главные улицы были завалены мертвыми телами. Трупы собирали скреперами и складывали в грузовики. Трудно забыть эту картину.
  
   В Шахруде тоже были антиправительственные выступления. Стреляли, но жертв было намного меньше, чем в других местах. Говорили, что местный воинский начальник оказался разумным человеком и сумел как-то оговориться с оппозицией. В Шахрсази, в противоположной от нашей части поселка, за площадью, протестующие забирались на плоские крыши и что-то кричали, иногда всю ночь. Мы могли понять только "Алла акбар"! ("Аллах велик"!).
   Все работы остановились. Однажды нас пригласило руководство компании. Я был включен в состав комиссии. Вместе с заклятым другом Загеди мы поехали в Мехмандуст , в офис, сложили все служебные бумаги (самые важные я спрятал еще раньше), опечатали столы, шкафы, помещения.
   Делать было абсолютно нечего. В городе тоже, кроме необходимых походов за продуктами. Электричества часто не бывало. Трудности с керосином. Торговля шла вяло, случались перебои с продовольствием. Спортивные упражнения свернуты - холодно, да и выходить наружу лишний раз порой не стоило. Не отходили от радиоприемников. Информация была противоречива. Советское радио вроде бы сочувствовало революционным настроениям, но постоянно нагнетало атмосферу. Дикторы замогильными голосами вещали о боях и многочисленных жертвах. Почты, естественно, не было. Кто-то придумал занятие, ставшее всеобщим: по вечерам, уже в темноте, ходили вокруг площади, группами, кто неспешно прогуливаясь, кто быстрым или очень быстрым шагом, отсчитывая круги.
  
   Приближался Новый Год. Наш "главнокомандующий" С.А. Голубев, и сейчас и в дальнейшем, показал себя большим паникером. Вместе с праздничными поздравлениями от Посольства, ГКЭС, Комитета профсоюза ( читай: парткома) пришло его предписание: сидеть по домам, больше двух не собираться; быть готовым к эвакуации - уничтожить письма, другие личные бумаги, чтобы не достались врагу (?!); сложить вещи с таким расчетом, чтобы можно было бросить менее ценное. Наши шахтеры тоже получили от своего начальства разъяснения по последнему вопросу, но в гораздо более мягкой форме.
   Наша группа насчитывала в тот момент 10 человек. Уехали механик Солодов, переводчик Шакиров, геодезист Самсонов, машинистка Балашова, им на смену прибыли двое - москвич механик В.Н. Уханов и машинистка Н. Семейкина из Ростова.
   Кипа огласил распоряжение начальства. Было довольно тоскливо. Даже выпить было особенно нечего. Магазины, торговавшие спиртным, были закрыты, часть из них разгромлена. Перед этим самые разворотливые из продавцов сумели сообщить в наш поселок, что распродают товар по дешевке, некоторые сумели сделать кое-какой запас. Правда, гендиректор ВЭК г-н Боруманд преподнес к празднику из каких-то закромов по нескольку бутылок крепких напитков на каждую группу. В наборе был даже французский коньяк "Наполеон". Повисла пауза. Я сказал, что уважаю начальство. И нашего руководителя группы в том числе. Но у нас - праздник. И мы - коллектив. И не надо раскисать. И я приглашаю всех к себе 31 декабря в 23 часа. Детали потом. А в случае провокаций или других осложнений, разберемся по мере их возникновения. С тем и разошлись.
   Скоро выяснилось, что все готовы вместе встречать Новый Год, только Кипа промолчал. Утвердили меню и распределили обязанности. Я отвечал за салат, кроме того был определен помощником к Юлию Сучкову. Он готовил главное блюдо - узбекский плов. Надо сказать, делал он это мастерски. Но выбирал нужные ингредиенты (мясо, рис, специи) страшно долго, я впал в полуобморочное состояние. Подобную процедуру я наблюдал, к счастью, со стороны, лет через 5, когда был в гостях у Сучкова в Ташкенте.
   Встреча Нового Года прошла на должном уровне. Поговорили, повспоминали, попели и даже потанцевали. Кипа не пришел. На звонки дверь не открыл. Может, затосковал. Или принял на грудь из запасов и уснул. Заходили гости из других компаний, но всей группой собрались только мы. Разошлись часа в три. Никаких эксцессов не произошло. После этого не очень значащего события мой авторитет вырос. И эта тенденция, уж простите меня, продолжалась до конца моего пребывания в Иране.
  
   В начале января 1979г образован новый кабинет министров во главе с одним из лидеров оппозиционного Народного фронта Бахтияром. Он выступил с обещаниями - демократические свободы, роспуск САВАК, но при сохранении монархии. Народный фронт исключил его из своих рядов как ренегата.
   Шах Ирана неоднократно заявлял об усталости, необходимости отдыха, и что только тревога за судьбу страны удерживает его от отречения. И все-таки, опасаясь за свою безопасность, 16 января он покидает страну, передав власть назначенному регентскому совету. Было сообщение, что экипаж шахского борта под названием "Шахин" ("Орел") отказался лететь, но не покинул самолет. Шах сам сел за штурвал и направил лайнер в Египет. Позже он перелетел в Марокко, откуда летчики похитили самолет и вернулись в Иран.
   Регентский совет распался. Военные советники из США, представители ЦРУ, старались любой ценой консолидировать режим. Против него в едином порыве объединились самые разные силы. А 1 февраля в Иран возвратился Хомейни. Ему пытались помешать - каким-то образом повредили навигационные приборы самолета, закрыли воздушное пространство, войска заняли международный аэропорт Мехрабад. Но миллионная толпа все смела и восторженно приветствовала своего лидера. Он провозгласил программу: прекращение деятельности всех органов старой власти и немедленная отставка правительства; проведение выборов в парламент, который должен разработать республиканскую конституцию. Сразу же было сформировано временное правительство во главе с Базарганом, бывшим соратником Мосаддыка.
   В стране наступило двоевластие. Кровопролитные схватки не прекращались. Но правящий режим постепенно разваливался. Отдельные министерства, звенья административного аппарата, некоторые государственные деятели заявили о неповиновении правительству. Брожение в армии, случаи неподчинения целых подразделений, братание солдат с демонстрантами вынудили Высший военный совет заявить о нейтралитете и отдать приказ вернуться в казармы. На стороне режима остались Шахская гвардия, отряды САВАК, частично полиция и жандармерия. Им противостояли правые и левые силы.
   В ночь на 10 февраля в Тегеране началось восстание. Основу антишахских воинских формирований составляли моджахеддины и федаины. Нынче на слуху слово "моджахед", имеющее некий негативный оттенок. Означает дословно "борец". Это не только воин, участник джихада, но любой мусульманин, борющийся с пороками, в т.ч. собственными, во имя Аллаха. "Моджахеддин" - множественное число этого слова. Тогда оно понималось иначе: воин-оппозиционер, представляющий правые силы. Федаины - леворадикальная вооруженная организация маоистского толка. Именно их участие решило судьбу сражения. Танки были остановлены баррикадами и бутылками с зажигательной смесью. Захвачены арсеналы, откуда вынесли 70 тыс. единиц стрелкового оружия и боеприпасы. 11 февраля считается днем победы революции. Последние очаги сопротивления пали 12-го. Дольше всех сопротивлялись "бессмертные" - гвардия, но их было 20 - 30 тыс., а повстанцев - миллион.
   Несмотря на призывы Временного правительства и религиозных деятелей, в стране началась вакханалия. Самым невинным занятием были разъезды по улицам вооруженных людей в кузовах грузовиков и пикапов с криками и стрельбой в воздух. Громили полицейские участки, госучреждения. Сваливали статуи шаха и, прицепив к автомобилю, таскали по улицам. Отлавливали сотрудников САВАК, полицейских, жандармов, линчевали на месте, раздевали догола и подвешивали за ноги на столбах и деревьях. Я это видел.
  
   0x01 graphic
  
   Тащат разбитый монумент павшего тирана. После разгрома полицейского участка
  
   Схвачены, преданы суду трибунала и уже 16 февраля казнены четверо самых ненавистных палачей - бывший шеф САВАК Насири, командующий ВДВ, начальник Тегеранского гарнизона и комендант Исфагана. 19-го в столице объявился мокрогубый Ясир Арафат. Все отношения с Израилем были прерваны, дипломаты с позором изгнаны, а в здании Посольства обосновалось представительство Организации освобождения Палестины. Арафат торжественно обещал, что его организация берет на себя физическое уничтожение шаха и его семьи.
  
   Власть на местах перешла к исламским ревкомам. Временное правительство призывало соблюдать порядок, прекратить полугодовую забастовку и приступить к работе. Открылись базары и магазины, возобновили работу госучреждения, предприятия, в т.ч. нефтепромыслы. Открылись двери учебных заведений, начали летать самолеты.
   Представители западных стран массово покидали страну. Одних американцев уехало больше 40 тыс. Наших в то время было порядка 2000. Правительство попросило советских каршинасов проявить понимание и остаться на своих местах. Уехали единицы. И мы пережили эту тревожную зиму. Длинными вечерами, сидя по "манзелям", перемигивались через окна карманными фонариками. Я был в хороших отношениях со своим боем. Он притащил большую емкость с керосином и баллон с газом и спрятал на запас на кухонном балконе под картонками. Чтобы экономить топливо, я перетащил кровать из спальни в гостиную и топил только один "бухарь". У меня регулярно собиралась компания. При свете керосиновой лампы или свечи гоняли чаи. Все было переговорено. Рассказывали о прошлой жизни, работе, вспоминали общих знакомых. В общем, поддерживали друг друга, как могли. Но были и потери.
   У двоих-троих произошел "сдвиг по фазе" ("крыша поехала" - по современному). Здоровенные мужики буквально выли от тоски. В поселке оставалась только одна женщина, машинистка из нашей группы. При попытках снискать ее расположение произошли стычки между несколькими представителями сильного пола. Руководители групп горняков, геологов и гидрогеологов пришли к единому мнению - отправить ее в Тегеран, что и было сделано при первой возможности.
   У нашего геофизика-каротажника заболело горло. Он почему-то решил, что это - злокачественная опухоль. Обследование в медцентре компании ничего не показало. Он соорудил систему зеркал и буквально часами рассматривал свой зев, при этом громко стонал. Никакие уговоры не действовали. С большим трудом удалось отвезти его в Тегеран, в советский госпиталь. Там тоже ничего не нашли. Но он все-таки уговорил Шамрая, и его отпустили домой, в Союз.
   Добраться до дома в те дни было непросто. Самолеты и поезда ходили нерегулярно, без расписания. Циркулировали слухи, будто кто-то уехал морем из порта Пехлеви в Баку. А другие якобы автобусом до приграничного пункта Астара, потом поездом из одноименной станции уже в советском Азербайджане. При этом свои вещи через нейтральную полосу перетаскивали на горбу. Но все это были разговоры, никем официально не подтвержденные.
   Приятным событием стал необычный для этих мест сильный снегопад. Образовался слой снега толщиной сантиметров 30. Мы лазили по крышам своих коттеджей и очищали их. Больше всех был удивлен мой кот. В своей короткой жизни он ничего подобного не видел. Когда вышел за дверь, вначале сделал несколько прыжков, потом забрался на столб и в ужасе замер. Пришлось его оттуда снимать и успокаивать.
   0x01 graphic
0x01 graphic
  
   Мой кот очень удивлен: такой снег в этих краях - большая редкость
  
   Может, я излагаю происшедшие катаклизмы излишне подробно? Мы ведь здесь как бы сторонние наблюдатели. Но они существенно повлияли на нашу дальнейшую жизнь на этой земле. Кроме того все было необычно и интересно. И очень похоже на много раз слышанное, прочитанное в учебниках, увиденное в спектаклях и кинофильмах об Октябрьской революции. И кто мог предположить, что через какой-то десяток лет мы сами станем свидетелями и участниками подобного в собственной стране!
   Прошедший сложный и, в целом, малоприятный отрезок времени я описал, опираясь на собственные наблюдения и факты. Более эмоциональное изображение дал в посвящении другу шахтер из Кузбасса Василий Коробейников. Привожу его полностью.
  
   Друг мой, когда настанет время
   Загранку покидать - всему свой срок,
   И, сбросив каршинаса бремя,
   Оставь скорей взорвавшийся Восток.
   Твоих три года, прожитых в Иране,
   Не рай, но люди всюду говорят:
   Здесь золото метлой метут, возами
   Добро увозят, дарят всем подряд.
   Знакомы от соседей басни эти,
   Но голова от них не закружилась.
   Ты здесь работал в пору лихолетья
   И видел то, чего другим не снилось.
   Спокойно жить с тобой вполне могли мы
   Среди долин и гор чужой земли,
   Но час настал. Детей и жен любимых
   В автобус посадили, увезли.
   И проводив домой родных и милых,
   Мы чувства теплые хранили, берегли.
   Тоска тяжелым камнем придавила,
   Боролись долго с нею, как могли.
   Белье стирали, жарили, варили,
   Хотя хотелось просто волком выть.
   Мы долго вечером по площади кружили,
   Стараясь в одиночестве не быть.
   В пустой "манзели" шорохи бродили,
   Во тьме ночной шакалы выли - жуть!
   Мы сутками приемники крутили,
   Надеясь в них услышать что-нибудь.
   Бессонница. Ты не забудешь это.
   Проснешься поздно, уж в разгаре дня.
   Подушка на полу, и одеяло где-то,
   Веревкою скрутилась простыня.
   Мы писем от родных так долго ждали,
   Как счастлив тот, кто ждал наверняка,
   И, прочитав, кощунствуя, сжигал их,
   Чтоб не коснулась полицейская рука.
   В тревожную лихую эту зиму
   Иран бурлил, ты знаешь, почему.
   Но нам нельзя, и мы смотрели мимо
   Событий, накативших на страну.
   В "манзелях" керосина тусклый свет,
   Стрельбою вспорота ночная тишина.
   Шахруд гудит. В душе покоя нет.
   Что будет через день? Что ожидает нас?
   Нам неизвестно. Выстоим, и дружно
   Считаем километры на кругах.
   Что в Тегеране? Им гораздо хуже,
   Нет отопленья, света, спали в сапогах.
   Все позади. Сейчас ты счастлив, выбрит,
   Друзья несут к минибусу багаж.
   Пройдет день-два. "Ту" на дорожку вырулит,
   Взревет моторами, уйдет в вираж.
   Прощай, наш друг! И в это время,
   Над Родиной, постлав платок,
   Ты опустись тихонько на колени
   И помолись украдкой на восток.
  
   Еще одно стихотворение наш поэт написал лично мне, но об этом позднее.
  
  
  
   ПРИ НОВОМ РЕЖИМЕ
  
  
   Мы вышли на работу, но дела шли еще медленнее, чем раньше. Новое правительство приняло решение о конфискации имущества шаха и его семьи, а также лиц, скомпрометировавших себя активным сотрудничеством со старым режимом, коррупцией, злоупотреблением властью. Официально объявлено, сколько это составляет в миллиардах долларов. Наши иранские коллеги враз превратились в Шариковых, ничего не делали, только ходили с калькуляторами, считали и обсуждали, какая часть этих богатств достанется каждому. Вы уже догадались, что получили они от мертвого осла уши.
   Беспорядки продолжались. По-персидски называется "шелюх", это слово не исчезало из оборота. Говорили, что сейчас их основной причиной являются вылазки врагов. Будто бы 8 тыс. саваковцев укрываются в стране, проводят теракты, подталкивают народ к уже ставшими привычными забастовкам. Как-то главный гидрогеолог ВЭК г-н д-р Наджм предупредил, что мы с ним должны выехать на пару дней в район г.Горган на каспийском побережье. Я собрался, но в назначенный день он объявил, что поездка отменяется - там "шелюх".
   За несколько месяцев до смены власти в кабинетах нашего офиса вешали портреты вождей. Я попросил, чтобы на стенке надо мной повесили шахиню Фарах. Когда офис расконсервировали, Загеди взобрался на стол и начал ногтями выцарапывать глаза на портрете, потом сорвал его совсем. Присутствия изображения Хомейни мне как-то удалось избежать. Только товарищи, зная мою любовь к нему, позже подарили мне в виде шутки чашку с его фотографией. В городе на улицах, возле магазинов, харчевен выставляли портреты шаха и членов его семьи, и каждый желающий мог попробовать попасть камушком в глаз. А что, приятно пнуть упавшего льва!
   На поверхность всплыло много всякой пены, осевшей в том числе в исламских революционных комитетах ("комитэ"). Можно было пойти в "комитэ" и сказать, что вот этот - плохой человек. Реакция иногда следовала незамедлительно. С калейдоскопической быстротой менялись руководители разного звена. Страшные грехи приписали гендиректору ВЭК г-ну Боруманду и удалили его. Через два дня обвинения были сняты, но он отказался работать дальше и уехал. К сожалению, мы больше не встречались, хотя было известно, что он устроился где-то в центральном офисе Зобогана.
   Приказали отправить в Тегеран буровой станок с бригадой. Потом туда же послали гефизиков-электроразведчиков. Советские специалисты не привлекались. Перед выездом дружественные иранцы сказали, что сами не знают предстоящего задания. Якобы нужно найти в окрестностях Тегерана тайную подземную тюрьму САВАК, где до сих пор томятся заключенные. Мы предложили им передать своим боссам, что для такой цели неразумно гнать за 400 км станок, предназначенный для бурения полуторакилометровых скважин. И геофизики без нас с таким делом не справятся. Не послушались. Насколько известно, ничего не нашли.
   Из "комитэ" пришла команда: пробурить скважину для обеспечения водой бедных крестьянских хозяйств. Снимаем с точки агрегат, ставим в долине в десятке километров к востоку от Шахруда. Сначала пробурили пилот малым диаметром. Вскрыли песчано-гравийные отложения. Расширили скважину, обсадили трубами большого диаметра, установили фильтр с гравийной обсыпкой. Не помню сколько, но получили море воды. В этих местах строили скважины многие частники, но ни у кого из них ничего подобного не получалось. Слух распространился мгновенно. В "комитэ" образовалась очередь заказчиков. Кипа пошел к очередному директору компании (главного геолога Разави уже не было) и сказал, что поставит в известность советские органы о том, что персонал и оборудование используются в целях, не имеющих ничего общего с нашими контрактами. Нас на время оставили в покое.
   Однажды мне передали из Отдела общественных связей ВЭК, что завтра я должен поехать. Куда? Зачем? Только пожимают плечами: распоряжение "комитэ". Утром приехали незнакомые люди. Я попросил нашего шахтера, который был дома в отгуле, чтобы записал номер машины. Поехали куда-то в горы километров за 30 - 40. Остановились на окраине аула. Прошли еще несколько сотен метров.
   - Вот здесь! Нет, здесь (полтора шага в сторону) нужно сделать скважину. Сколько будет воды? Морось, туман. Ничего вокруг не видно. Пытаюсь объяснить, что все не так просто и не так быстро. Не понимают. Ладно, поговорим в Шахрсази. По дороге и туда, и обратно со мной почти не разговаривали. Отношение прохладно-спокойное, без хамства, но и без всякого почтения.
   Я почти впал в истерику. Сразу зашел к Кипе. Этим же вечером дозвонились до Шамрая и попросили принять меры. Вместе с иранским главным гидрогеологом посетили гендиректора ВЭК и потребовали прекратить подобную деятельность. Если местному хозяйству нужна наша помощь, то ее следует как-то организовать. Мы не можем уподобляться фокуснику, который вынимает яйцо из уха у собеседника, приехав в незнакомое место, сразу предсказать результат. А наш отказ дать окончательный и определенный ответ немедленно рассматривается как нелояльная акция.
   Больше ничем подобным мы не занимались.
  
   Новые власти страны были далеко неоднородны. Трения начались с первых же дней. Религиозные деятели были не прочь превратить Иран в теократическое государство, основанное на законах шариата. Но и среди них не было единодушия. Хомейни был ближе к тем, кто склонялся к религиозному фундаментализму. Гораздо мягче в этом отношении был второй по авторитетности человек аятолла Талегани (кстати, вскоре умерший при невыясненных обстоятельствах). Национальная буржуазия была против. А левые силы, которые фактически посадили победителей на трон, были вообще оттеснены далеко в сторону и ничего уже не решали. В марте состоялся общенародный референдум о форме государственного правления. Подавляющее большинство высказалось за исламскую республику, которая была провозглашена 1 апреля 1979г. Советский Союз поддержал ее.
   Новое государство стояло на трех китах: исламе, национализме и антиимпериализме. Третья составляющая была направлена, в основном против ненавистных США, однако ее острие отклонялось также в сторону Израиля, Великобритании, иногда СССР. На агитплакате воин Хомейни со щитом в форме карты Ирана, размахивая мечом, борется с многоголовым чудовищем, голова шаха уже отсечена, остались президент США Картер, премьер Великобритании, израильский лидер Бегин, руководители Японии и Китая и наш Брежнев.
   Религиозные нормы стали играть ведущую роль в жизни. Конечно, никакого алкоголя. У женщин - платки до бровей, длинные рукава, подол до щиколоток, еще лучше хиджаб или чадра. Советским женщинам, оставшимся в стране, тоже не рекомендовалось ходить с коротким рукавом. Наши жены были постоянными покупательницами немецкого журнала "Burda moden", откуда извлекали новые образцы одежды. Журнал продолжал поступать в Иран, но перед продажей из него предварительно вырывали страницы, если было видно тело, например в рекламе чулок или нижнего белья.
   Обязательные намазы (по правилам 5 раз в день). В каждой организации были выделены специальные помещения, где полы устланы коврами или ковриками. Как-то я ехал поездом из Тегерана в Шахруд, уже не "турботреном" (он сломался, а специалисты уехали во Францию), а, по нашей терминологии, "телятником" - в шестиместном купе человек по 10. Глубоким вечером поезд взобрался на перевал горной гряды и остановился. Раздался протяжный клич - время намаза. Все вышли, в вагоне остался я один. Вокруг пустыня. Светит полная луна. За окном неясное бормотание сотен людей. Жутковато.
   Признанные виновными в нарушениях норм жизни, часто в результате доноса, предавались шариатскому суду. Расправа была скорой, осужденных наказывали палками. В Шахруде экзекуции проводились на городском стадионе. Первые из них собирали толпы хохочущих зрителей. Если палок назначали много, наказание разделяли на части с интервалом в несколько дней, чтобы не убить провинившегося. Скоро это зрелище надоело, народ перестал ходить.
   Некоторые мероприятия были не совсем понятны не только чужакам-гяурам. Какие-то инспекторы выявили, что в доме, который строила ВЭК, вделанные в пол, как здесь принято, унитазы неправильно ориентированы по странам света. Оказалось, Хомейни написал специальный трактат на эту тему. На нескольких страницах на полном серьезе обсуждалось и доказывалось, куда должна быть направлена, пардон, жопа во время опорожнения кишечника. Пришлось переделывать! Высказывания рабочих-строителей по этому поводу были недвусмысленно саркастическими.
   На ТВ также преобладало исламское направление. Часто выступали видные представители. Прекрасные ораторы, это было понятно даже без знания языка, правда, их никто не останавливал: никаких программ и расписаний, хочет, вещает час, хочет - два. Аятолла Монтесари (умер в 2009г, был в оппозиции к нынешнему режиму) обычно стоял на сцене, опираясь на автомат Калашникова.
   В Тегеране началось массовое переименование улиц. Например, улица Шахреза стала улицей Свободы. Были увековечены имена действующих героев. Так, одна из центральных улиц Тахте Джамшид именовалась Талегани. Причем, стирались имена, не только связанные с шахской династией. Улица Черчилля, где был главный вход в Посольство СССР, стала называться Напле Шато по имени пригорода Парижа, где в изгнании жил Хомейни. Исчезли имена Сталина, Рузвельта. Каспийский порт Пехлеви стал Анзели, сменила название и гавань Бендер Шах.
   Проводить все эти мероприятия помогали бойцы, присланные Арафатом. По некоторым данным они засветились провокационными действиями еще во время массовых выступлений. Снайперы-палестинцы при противостояниях демонстрантов с правительственными войсками с крыш стреляли в солдат, подталкивая их открывать огонь по безоружной толпе. Они действовали в контакте с местными участниками корпуса Стражей исламской революции (пасдаране по-персидски) - военизированными формированиями сторонников Хомейни, созданными в 1979г. Если первые имели какой-то военный и террористический опыт, полученный в борьбе с Израилем, то вторые - шпана типа хунвэйбинов времен китайской "культурной революции". Но позже они превратились в элитное подразделение, гвардию новой иранской армии. И те, и другие - публика, мягко говоря, малосимпатичная, но наделенная немалыми полномочиями и возможностями. Мне понятны чувства вооруженного человека, сам ходил, хоть и короткое время, с карабином и охотничьим ружьем. Обладание оружием как-то возвышает над остальными, в особенности индивида с интеллектом дождевого червя. Идешь по городу, вечером, в сумерках, сопляк, метр с кепкой, провожает тебя дулом "калаша". Ощущение не из приятных.
   Далеко не все приветствовали новые времена. Среди нашего окружения было много молодых, европейски ориентированных людей. Им нравились далеко не все шаги новых властей, мы не раз слышали пренебрежительные высказывания о происходящем. Старались пропускать намазы, осуждали запрет на алкоголь. Цвета национального трехцветного флага (зелено-бело-красный) сохранились, только теперь на нем сиял новый герб. Он состоял из четырех полумесяцев и меча, стоящих вертикально. Этот сюжет символизирует слово "Аллах", но некоторые острословы по секрету уверяли, что он больше похож на мужской детородный орган в венке. Переводчик Зульфагари замучил просьбами дать рецепт приготовления самогона и не верил, что я его не знаю.
   - Как Вы, русский человек, можете без этого жить?
   - Я спиртного всегда употреблял мало. Спортом занимался. Обхожусь без этого легко. А Вы не боитесь, что "комитэ" узнает и сделает больно?
   - Нет, у нас дома высокие заборы, никто не увидит.
   Я, действительно, не знал деталей и описал технологию в общих чертах. Дальнейшего не знаю, но, думаю, он нашел другого надежного человека среди наших и удовлетворил свое желание.
   Через несколько лет я где-то прочитал, что аналитики КГБ прогнозировали падение шаха еще со второй половины 1978г., в отличие от американских, китайских политиков и экспертов, которые считали режим стабильным. Наши спецы понимали, что у левых сил в тот момент нет шансов на победу, но не предполагали, что духовенство будет у власти столь длительный период.
  
   Революционные страсти понемногу стихали. Работа пошла в более или менее нормальном ритме. Конечно, были отличия от жизни при "старом режиме". Время от времени напоминали о себе "комитэ", чаще в негативном плане. Бывали перебои со снабжением на производстве, дома с керосином, газом, продовольствием. Стало уже тепло. Мы возобновили походы в город за продуктами. Было указание не ходить по одному и двигаться, как армейские патрули, один на полшага сзади, и постоянно меняться местами. Забили холодильники мясом и молоком. Появилась мороженая новозеландская баранина, покупали тушу на четверых, рубили и части разыгрывали по жребию. Электричество бывало не всегда и какое-то слабое. Инженер, исполнявший обязанности коменданта советской части нашего поселка, ходил по домам и просил не зажигать одновременно больше одной лампочки. В какой-то момент свет отрубили совсем суток на двое. Холодильники потекли, продукты пропали. Тогда мы, согласовав предварительно с дирекцией ВЭК через Отдел общественных связей, притащили с участка 60-киловаттный дизель-генератор. Подключили весь поселок, включая дома иранского персонала. С некоторыми ограничениями хватило всем.
   Во время блокады единственным источником информации оставалось радио. Наши геофизики подарили мне целый ящик батарей с большой емкостью, я сделал удлинитель и таскал преемник, который был включен постоянно, по всей квартире. Изредка приезжали представители ГКЭС, Посольства, "профкома", иногда высокопоставленные. Рассказывали о нашей стране, о внутреннем положении в Иране. Доверительно, как сказали бы сейчас, эксклюзивно. Помните, среди лекторов-международников кроме представителей общества "Знание" были так называемые лекторы ЦК? В своих выступлениях они сообщали слушателям кое-что по секрету ("только для вашей аудитории!"), о чем не писали советские газеты, но во всю трубили радиоголоса из-за бугра. Здесь было нечто подобное.
   Начали приходить письма. Возобновились физкультурные баталии. К мусульманскому Новому Году (Новрузу) иранцы копили отгулы. Набиралась неделя. Принято было уезжать в гости. Производство останавливалось. Нам было абсолютно нечего делать. Провели спартакиаду в расширенном объеме, но все равно еще много времени осталось. Правда, были и свои праздники - 23 февраля, 8 Марта, День геолога. И мы старались их отмечать. Нашлись умельцы, которых так искал Зульфагари. Сахар стал наряду с другими дефицитным продуктом. Мы получали его время от времени в подарок от руководства компании вместе с макаронами, мукой и т.п. Его копили, потом обобществляли и изготавливали народный напиток на всю группу. Дрожжи в продаже были, различные сиропы для облагораживания вкуса тоже. Мастер по откачкам Сергей Чуриков придумал усовершенствованную конструкцию аппарата, вырезав кусок тракторного радиатора. Он вешался на водопроводный кран, через одну систему трубок текла вода для охлаждения, другая подсоединялась к емкости с исходным материалом, стоящей на огне, с противоположной стороны капало зелье. Нужно было, как водится, непрерывно пробовать его, чтобы вовремя остановить процесс. Основная сложность - скрыть сам факт изготовления алкоголя, чтобы не оскорблять чувств правоверных и не вступать в конфликт с исламскими правилами. Когда барда доходила до кондиции, обычно на балконе, предательский запах распространялся далеко. Кто сам делал, знает.
   Наша группа из 7 человек неизменно собиралась вместе. Веселились, как могли. Нашим гимном стала известная песня в исполнении популярной певицы Глории Гейнор со значащим названием "Я выживу" ("I'll survive").
   Когда эвакуировали наши семьи в ноябре 1978-го, я объявил, что не буду бриться, пока они не вернутся. Некоторые последовали моему примеру. Но моя борода, не хвастаюсь, правда, стала самой красивой. Четырехцветной. И последствия оказались неожиданными. Во-первых, в этом обличье я нравился иранцам, они считали, что таким способом я выражаю солидарность с мусульманами, которые не должны брить бороду. Во-вторых, незнакомые нередко принимали меня за своего, что повышало собственную безопасность, нужно было только стараться не открывать рот. В Тегеране меня спрашивали: "Турки?" (турок, т.е. азербайджанец). Я неопределенно мычал в ответ. А однажды спросили, не похожа ли моя фамилия на "Карапетян". Бороду я сбрил в преддверии Дня геолога, оставил только чапаевские усы. Знакомые продавцы встречали вопросительно-осуждающим выражением лица: "Рижь куджё?" ("Борода где?"). Приходилось отшучиваться. Позже я отрастил ее снова.
  
   Минул год моего пребывания в Иране. Я полностью адаптировался, и это состояние продолжало укрепляться.
   С самого начала мы с Маей начали заниматься языком по русско-персидскому разговорнику, оставленному предшественником в квартире. Первую фразу из 3-4 слов на фарси я сказал через несколько дней после приезда. Мой собеседник Алимагомеди зааплодировал. Позже переводчик Зульфагари дал мне отличный толстый Русско-персидский словарь, я в него постоянно заглядывал. Есть люди, которые легко объясняются, обходясь минимумом иностранных слов. К таким относился Кипа. Знал мало, все глаголы употреблял (как и подавляющее большинство наших) в форме инфинитива ("Я пойти и сказать делать то-то" и т.п.), но говорил непринужденно и его понимали. Я как-то процитировал из "Золотого теленка" про людоедку Эллочку, словарь которой был меньше, чем у дикаря из племени Мумбо-Юмбо, и она прекрасно им обходилась, и сравнил ее с Кипой. И сказал это с положительным оттенком. Присутствовавший при этом Шамрай хохотал, Кипа обиделся. Казалось, я достиг более значительных успехов. Собирался научиться читать и писать. Но начались революционные события, стало не до того. Когда начали работать уже на Исламскую республику, главный геолог Голубев продолжал нагнетать напряженность: не расслабляться, быть готовым к эвакуации в любой момент и др. К этому вроде бы и не относились серьезно, тем более наши шахтеры подобных указаний не получали, но желание пускать глубокие корни как-то улетучивалось. По этой же причине я так и не научился работать на своем сложном калькуляторе в автоматическом режиме.
   Еще о языке. Известно, как было поставлено изучение иностранных языков в советской школе и вузе. Попадая за кордон, наши граждане чувствовали себя неуютно. Но при этом считали, что их должны понимать. И к изучению местного языка относились часто несерьезно. Утверждаю на основании многочисленных примеров.
   Будучи в Тегеране, встретил в гостинице горняка из нашего поселка, который уезжал домой. Он купил большие красивые наручные часы, но не знал, как с ними обращаться. В магазине ему что-то говорили. Но он не понял. Попросил помочь. Я тоже не сумел овладеть многочисленными кнопками и предложил пойти с ними к продавцу. Он мне тут же объяснил, что предупреждал русского господина о том, что все эти штучки - декор, они не работают. Взять их назад отказался.
   Все покупали различные ткани, изделия из трикотажа, которых было великое множество. Нередко, особенно если вещь дешевая, попадался брак, такой товар продавцы без звука обменивали на другой. На фарси брак, неисправность, авария - "хараб". Пошли в Шахруде в магазин с одной дамой. Она рассматривала какие-то отрезы и каждый раз спрашивала: а он не "хараПнутый"? Продавец вопросительно смотрел на меня. Другая, выбирая нужную вещь, показывала пальцем, где она лежит на полке. Хозяин залезал на лестницу, и тут она в знак подтверждения говорила по-донбасски "ага". По-персидски это значит "господин". Человек останавливался и предупредительно возвращался к покупательнице. И это продолжалось довольно долго.
   Верхом "совершенства" считаю случай в Кермане, когда коллега обратился к женщине: "Агаи!". На фарси звук "Г" надо произносить мягко, как на украинском, что-то среднее между Г и Х, а он твердо, по-московски. Но дело не в произношении. Во-первых, так обращаются исключительно к мужчине, женщинам говорят "ханум", можно по-европейски "мадам". Во-вторых, общая форма "ага", "и" в конце добавляется только при общении со знакомым или большим начальником. Бедная женщина остолбенела от удивления, а я чуть не катался по земле от смеха. А ведь мой спутник уже провел в этой стране больше двух лет!
   В Иране все приобретали изделия из золота и серебра. В Тегеране на центральной улице Надери было два ювелирных магазина, где хозяева, одного звали Вартан, фамилия другого Гаспарян, немного говорили по-русски. Наш народ валил к ним валом, а эти друзья, пользуясь конъюнктурой, изрядно задирали цены. Я у них не брал ничего, потому что мог объясниться и в других местах.
   Осенью 1979г. съездил в отпуск. По возвращении рассказал, обратив в форму анекдота, как покупал дома яйца. У нас они продаются поштучно, а в Иране на вес. Я по привычке попросил килограмм яиц, а продавец меня не понял. Чтобы приукрасить, я добавил будто бы он спросил, не выпил ли я с утра. Рассказ имел успех у первых слушателей-иранцев. Но это было далеко не все. Меня неоднократно просили его повторить. Приезжаю на буровую или иду на склад. Приближается группа рабочих. Один подходит и замирает в почтительном полупоклоне. - Что вам угодно? - Господин, расскажите, как покупали яйца в Шурави!
   Этим эпизодом хочу показать, что овладел фарси на первоначальном уровне.
  
   Вопросы быта, снабжения, медицины решались через Отдел общественных связей. Там давали направления в поликлинику, больницу медцентра компании, где врачами работали, в основном, индусы, разрешения на бесплатное получение лекарств. В Тегеране действовал советский госпиталь, учитывая языковые проблемы, мы иногда просили разрешения поместить наших больных туда (компания оплачивала лечение) и почти всегда его получали. По условиям контрактов болеть с сохранением содержания можно было ограниченное количество дней, но на это наши партнеры не обращали внимания.
   Как-то меня схватил сильный приступ радикулита. Я даже отключился на мгновение, упал и побил голову. Пришлось остаться дома. Известили Отдел общественных связей. Через пару часов пришел медбрат (медсестра к мужчине - ни под каким видом!) и сделал укол. Одноразовый шприц, который оставил на подоконнике, я увидел впервые. Толщина иглы, не такая, как сейчас, привела в ужас, но при уколе я ничего не почувствовал - человек умел находить безболезненные точки на теле.
   Начальником Отдела первое время был г-н Санджари. Объяснялся по-русски. По национальности курд. Курдов в Иране дискриминировали. Курд-шофер - уже успех. Карьеру Санджари можно было считать блестящей. Но после революции его понизили в должности, а после вообще уволили. Может, слишком активно сотрудничал с САВАК на почве контроля советских граждан?
   В Отделе работали несколько местных женщин и переводчик г-н Самими, очень прилично знавший русский. Со всеми у меня сложились хорошие отношения. Порой я получал такие привилегии, для группы или для себя лично, каких другой не добился бы. По большим праздникам принято было письменно поздравлять иранских коллег. Нам дарили открытки с изображениями красавиц с миниатюр, позже имамов. Мы для таких случаев запасались советскими почтовыми карточками с видами Москвы, других городов, архитектурных памятников и т.п. Я перед праздником приходил в Отдел общественных связей с целой колодой.
  
   Иранцы - люди вежливые, воспитанные. Захожу в комнату к персидским коллегам - все встают. Я всегда старался, чтобы люди понимали, сознательно делали свое дело. Договорился с переводчиком Зольфагари, мы оба готовились, я провел несколько занятий с дипломниками по гидрогеологической тематике, в основном, как получать исходные данные для подсчета запасов подземных вод. Приходил начальник партии, даже д-р Наджм заходил. Г-н Загеди не присутствовал, видимо по принципиальным соображениям: мол, чему он может у меня научиться! Однажды он разговаривал с незнакомым мне человеком, я понял, что тот узнаёт обо мне. Через какое-то время один из рабочих, которые тоже слышали разговор, спросил, правда ли, что я - лисанс? Какая разница в конце концов, но нужно было блюсти престиж советского специалиста! Я ответил, что нет, не лисанс, а полный мохандес. И еще доктор. - Как наш г-н д-р Наджм? - Нет, ваш г-н доктор, как наш техник г-н Чуриков. А таким, как я, г-н Наджм станет, когда у него вот здесь (я показал ладонь) вырастут волосы. Это было рискованное заявление, я знал, что мои слова тут же разойдутся, как круги по воде. Но ничего не случилось. На занятиях я старался меньше говорить, больше рисовать, потому что Зольфагари переводил неважно. Один раз я написал и пояснил простую формулу. Это было ошибкой. Узнал на практике, что такое не работающий при социализме принцип "ноу хау". Ко мне подходили поодиночке несколько человек и просили продать такую формулу, чтобы они могли торговать подземной водой. И только мне, господин, другим не продавайте! Я снова собрал всех и стал толковать, что так не делается, что формула сама по себе ничего не значит, надо изучать природу и т.д. Меня не поняли и посчитали, что я хочу сохранить монополию. Хотя и знали, кроме зарплаты других доходов у меня нет.
   Некоторые интересовались нашим ремеслом. В маршруте я показал молодому человеку, дипломнику г-ну Малеки как измерить расход потока поплавковым способом. Он был в восторге. Не раз подходил с конкретными вопросами. А однажды по секрету сообщил, что хочет учиться на гидрогеолога и попросил рекомендовать литературу. Я ответил, что, к сожалению, не знаю ни иранской литературы, ни общего состояния отрасли и науки в стране. Записал ему латиницей несколько русских источников и популярную американскую книгу Д.К.Тодда. Многому научились у нас дипломники мастер по откачкам Сулеймани, геофизики Чарони и Бастами. Когда уехали наши специалисты, они сумели в какой-то степени их заменить.
   Не обходилось и без нашего отрицательного влияния, сказывался уровень культуры некоторых приезжих. Работавший раньше меня инженер-буровик учил партнера русскому языку. Тот лучше всего освоил приветствие "Здравствуй-здравствуй, х... мордастый!". И это на фоне того, что нас заранее просили не употреблять некоторых слов, даже фамилий, которые на фарси звучат неприлично. Так, нельзя было произносить "костюм", "космос" и даже фамилию "Кирсанов", к нему обращались по имени - Валентин.
  
   0x01 graphic
  
   Сказали, что я похож на кубинца-консультанта курдских повстанцев
  
   Иранцам трудно давалось произношение моей фамилии. С моего разрешения они звали меня "г-н Виктор". Но когда приехал буровик Заднепряный, все сказали: это же так просто - г-н Подражанский, а тут Бог знает что такое! Как-то принесли мне пенопластовую упаковку от газосварочного оборудования, там четко значились выдавленные буквы "VICTOR". Я поблагодарил и тут же прикрепил на стенку у себя за спиной.
  
   Мы выезжали из дому на работу рано, жители Шахруда еще раньше и обычно без завтрака. Прибыв на место, они тут же посылали боя в столовую или магазин за едой. По утрам ели чаще всего тонкий лаваш с брынзой (брынза болгарская, доставлялась в рассоле в больших запаянных жестяных банках), яичницу или вареные вкрутую яйца. Вообще, яйца здесь потребляют в огромных количествах. Ну и. конечно, чай. Добавлю, что самое распространенное блюдо в обед - люля-кебаб, и в столовой компании, и в любом пункте общественного питания. Приносят большую тарелку или блюдо, сбоку две мясные колбаски, кусок масла грамм на 50 и гора риса. Часть риса и масла даже в трудные послереволюционные времена не съедали, оставляли в тарелке.
   В "старое время" мы обычно ждали, когда иранские коллеги придут, чтобы решать какие-то текущие вопросы. Теперь трудовой энтузиазм у них как-то спал. А наше советское нутро осталось. И желание закончить дело тоже. Поэтому действовали по примеру Магомета, шедшего, сами знаете куда. Так вот, не дожидаясь партнеров в своем офисе, которые никуда не спешили, иду к ним сам. Прихожу в разгар утренней трапезы. Приглашают к столу. Отказываюсь, иногда только чай и отщипну лаваша с брынзой. И начинаю доставать, будто в былые годы в своей экспедиции: это заказали? За тем послали? Народ, естественно, не очень доволен. Однажды старший из буровиков г-н Анвари сказал, якобы в шутку, что так хорошо и спокойно было, когда я уезжал в командировку.
   Был случай, когда я, забывшись, полез явно не в свое дело. Превысил служебные полномочия, как теперь часто сообщают о судебных разбирательствах. На скважине произошла авария, обрыв бурового инструмента. Долго возились с ловильным инструментом - ничего не получается, не могут зацепиться за оборванный конец. В соответствии с контрактом наше дело - давать советы. Но уже давно мы действовали по-другому, а именно, работали сами. Я предложил спустить в скважину "печать", чтобы лучше представить себе положение в точке обрыва. А наш буровой мастер Володя Журнаев, воспитанник Минводхоза, не знает, как это делается, там строят скважины попроще. Я вспомнил свое молдавское прошлое. Нужные материалы - кусок бревна, гвозди, проволока, смола - на буровой нашлись. Быстро изготовили, спустили в скважину, резко стукнули, подняли наверх. На засмоленной поверхности четко виден отпечаток чего-то острого. Но что делать дальше, не знаю. Позор? Время около полудня. Отошел в сторону. И тут осенило! Я попросил Володю отвлечь своих работяг. Ну, пусть поедят, что ли! Мы с ним сняли с МАЗа, на котором смонтирован буровой агрегат, зеркало заднего вида и пустили в скважину солнечный зайчик. На глубине нескольких десятков метров оборванный конец виден, как на ладони, понятно, как его взять. Рабочим об этом эксперименте не сообщили. Мой авторитет был спасен.
  
   В результате революции геополитическая обстановка изменилась. США лишились плацдарма в стратегически важном регионе Персидского залива. Они потеряли верного жандарма, утратили контроль над нефтяными месторождениями и средствами доставки углеводородов.
   Хомейни, что там ни говорить о фундаментализме с элементами чистого мракобесия, стал народным героем. Провозглашенный им главный лозунг "Ни Запад, ни Восток - только исламская революция!" свидетельствовал как будто о стремлении к нейтралитету. Не помню точно, когда была принята новая конституция и прошли выборы президента. Им стал Банисадр. Хомейни присвоили высший шиитский религиозный титул имама и наделили верховным постом Руководителя Исламской Республики. Он удалился в священный город Кум и оттуда давал основополагающие указания, оставаясь "над схваткой". Этот мрачный неулыбчивый старик (лично я ему нисколько не симпатизирую) все-таки всегда предпочитал Западу Советский Союз. При этом отношение к нашей стране складывалось неоднозначно, оставаясь в целом больше настороженным, чем дружественным. И это, естественно, сказывалось на советских специалистах.
   Ненавистная шахская тайная полиция САВАК распущена, но организована САВАМ - служба разведки и информации. И не все сотрудники САВАК были разогнаны, остались, в частности, специалисты по Советскому Союзу. А учителя были из США и Израиля, так что квалификация у них была высокой.
   За нами постоянно следили. Помню, вскоре после приезда мы с Маей вечером пошли прогуляться за поселок. Большой кусок пустыни был огорожен колючей проволокой. Отошли от домов на километр. Полюбовались на редкие мелкие пустынные цветы. Слышим звук мотора. Подъезжает зобогановский полицейский на мотоцикле. Знаками показывает, что надо вернуться к своим домам. Тогда мы не придали этому значения, не поняли, что наблюдают за каждым нашим шагом.
   Когда мы сооружали скважину для водоснабжения Шахрсази, километрах в полутора от поселка, я однажды остался дома, мне нужно было побывать на буровой. И пригласил прогуляться вместе со мной жену коллеги из группы геологов, техника-гидрогеолога по специальности. Я сделал свои дела, мы засобирались обратно. Видим, к буровой пылит легковая машина. За рулем начальник Отдела общественных связей г-н Санджари. Усадил, довез до поселка. По дороге как бы невзначай выяснял, зачем на буровой присутствовала госпожа. Через некоторое время об этой прогулке сообщили Кипе. Он сделал мне замечание: никаких посторонних, даже советских, на наших объектах! Я рассказывал о походе на гору (у подножья которой заложена упомянутая скважина) в выходной день. После этого нам в мягкой форме было высказано пожелание воздержаться впредь от подобных "несанкционированных акций".
   Категорически не разрешалось задерживаться после работы. Если необходимо, например, ликвидация аварии на скважине, нужно было специально договариваться с администрацией компании, указав количество людей. Их потом доставляли домой, не помню, чтобы кто-нибудь оставался на ночь. Шахта работала без выходных, присутствие наших горняков на рабочих местах оформлялось особым образом.
   В нерабочее время мы со своими иранскими коллегами не общались, разве что случайно встретившись в городе, хотя со многими сложились хорошие отношения. Контакты не поощрялись ни с иранской, ни с советской стороны. А в рабочее время нередко вели вполне дружественные беседы на разные темы. Конечно, они интересовались жизнью в Шурави. Как-то я просматривал советскую газету, где был опубликован проект директив очередного партсъезда с программой экономического развития страны на следующую пятилетку. У нас работал в качестве младшего техника г-н Джалали (по-моему, самая распространенная фамилия у персов, у нас в группе таких было несколько). Воевал где-то в горячих точках. Религиозный, очень активный, на общественных началах командовал в Шахруде в городской библиотеке. Между собой мы называли его "Десантником". Он спросил, о чем пишут в газете. Я назвал несколько цифр из народно-хозяйственного плана. Он попросил подождать, сбегал за блокнотом и все законспектировал. Как использовал потом, не знаю.
   Понятно, общая политика отражалась на экономических связях. Время от времени кого-то из специалистов, отнюдь не из спецслужб, высылали из Ирана. На места закончивших работу по контракту не всегда прибывали новые. Причем эти процедуры осуществлялись не всегда корректно. Скажем, известно, что сейчас в Москве нет кандидатуры на замену такой-то должности. Договариваемся по всей форме с руководством Зобогана о продлении контракта действующего специалиста на 3, 6 или 12 месяцев. Если человек не подходил корпорации, это всплывало сразу. Нет, договорились, порядок! И вдруг - извещение об аннулировании права на работу и необходимости покинуть страну в течении 5 - 10 дней. Такое случалось и в нашей группе. Здесь без вмешательства политики не обошлось.
   Отношение к советским специалистам изменилось и на бытовом уровне. Иранцы очень политизированы, внимательно следят за информацией газет, радио и ТВ. Вдруг бросаются с рукопожатиями: было сообщение о прибытии самолета из Москвы с препаратами крови для помощи раненым. Или наоборот, замечаем, что еле-еле здороваются, воротят морду в сторону. Проходит несколько дней. Некоторое смягчение. - Так что случилось? - В газете напечатано, что ваша страна хочет делать колбасу из иранских детей (утрирую). - Но у тебя самого есть голова на плечах? Можешь представить такое? И даже если так, причем я и мои товарищи? Мы что, плохо работаем? Плохо к вам относимся? Начинают извиняться и клясться в вечной дружбе. Или даже так. Утром заходим в автобус, чтобы ехать на работу. Часть наших мест занята, никто не собирается их уступать. Все, советские, выходим из автобуса. Полиция на КПП находит нам другой транспорт.
   Где-то на востоке слышал такую поговорку: коварный, как перс.
  
   В Доме геологов в Тегеране телефон был в квартире у С.А.Голубева, еще у кого-то, в принципе можно было вечером поговорить с Шамраем. У нас в поселке телефоны стояли у руководителей групп шахтеров и геологов, у Кипы не было. Но звонить от них было не всегда удобно. Узел связи ВЭК помещался в одной из квартир на первом этаже коттеджа на иранской стороне поселка. Однажды я пошел туда на разведку. Меня сопровождал мой кот. Последнее обстоятельство сыграло большую роль. Дежурный оператор, видимо любитель животных, долго смеялся, а когда узнал, что у кота персидское имя, совсем размяк. Позже он познакомил меня со своими сменщиками. Короче, я получил возможность говорить с Тегераном практически когда захочу. Через какое-то время договорился, чтобы двое моих сотрудников могли звонить мне, когда я в командировке.
   На КПП у въезда в наш поселок дежурил зобогановский полицейский двухметрового роста. На нас смотрел явно неприязненно. Оказалось, играет в волейбол. Мы затащили его в свою компанию, отношения нормализовались. Звали его Хасан, мы дали ему прозвище "Кучулю" (малышка, крошка), он, смеясь, отзывался. Теперь в его смену можно было звонить в Тегеран из проходной.
   Связаться по телефону с Союзом возможно чисто теоретически. В смутное время я ходил на почту в Шахруд, неоднократно делал заказы, но безрезультатно. Уверен, по вине советской стороны. Меня там уже знали, ко мне выходил кто-то из руководителей связистов и говорил, что может соединить меня со Стамбулом, Парижем и даже Нью-Йорком, а с Москвой не получается (тогда международные переговоры со всеми городами осуществлялись через Москву). И все-таки единицам удавалось. А телеграммы, написанные латиницей, доходили в обе стороны.
   Существовал еще один, виртуальный по нынешней терминологии, вид контактов. Какая-то из советских радиостанций вела передачу, мы называли ее "Родина", специально для работающих за рубежом. Можно было передать в редакцию короткое сообщение, сопроводив его исполнением любимой песни. Станцию было плохо слышно, передача бывала обычно днем, ее слушали шахтеры, находящиеся в отгулах за работу в выходной. Наготове был магнитофон, если звуковое письмо было для кого-то их своих, записывали. Один из наших геологов заказал песню для самого себя и услышал ее (помню, "Листья желтые над городом кружатся..."). Однажды и я получил послание от мамы и жены, только песня была не та, что они просили.
  
   Я уже упоминал, что для многих целью поездки в загранкомандировку была возможность приобретения автомобиля "Волга". Покупали на месте и разные товары. Предпочтения были самые разнообразные. Брали и для себя, и для продажи дома, чтобы получить советские деньги. В основном то, что там было дефицитом - ювелирные изделия, радиотовары, автозапчасти и принадлежности, посуду, джинсовую одежду, ткани. Моя личная практика несколько отличалась от других. Во-первых, я не собирался приобретать автомобиль, никакой. Во-вторых, покупая что-либо для последующей реализации в Кишиневе или Одессе, нужно было учитывать высокий уровень вкуса обитателей этих мест.
   Были соблазны в "автомобильном вопросе". Среди знакомых в Шахруде и Тегеране были оборотистые представители кавказских республик. До окончания моего контракта было еще далеко, когда я начал получать предложения. Например: я беру специальный талон для приобретения "Волги" в московском магазине, от меня требуется оплатить покупку чеками "Внешпосылторга" и выгнать автомобиль за ворота. Всё, я тут же получаю двойную цену советскими деньгами и могу быть свободным. Не скрою, такие условия привлекали к размышлению. Пока кто-то из товарищей не нарисовал такую ситуацию: я совершил удачную (нечестную по закону) сделку и лечу на крыльях, а мой покупатель по пути в ГАИ, где за взятку оформит автомобиль на себя, случайно сбивает человека. Из документов на машину у него только товарный чек с моей фамилией. Что дальше? После этого я стал уклоняться от подобных разговоров.
   В Шахруде было несколько традиционно посещаемых торговых точек. У "Ханумки" - хозяйка красивого магазина женщина - покупали опаловые и золотые сервизы, украшения, безделушки. В почете были настенные и настольные часы в разном оформлении. Шахтерскому вкусу импонировали картины с вставленным циферблатом, сюжеты - горный или морской пейзаж, красавицы в пеньюарах и в постели, короче, 1:1 коврики с лебедями на наших базарах. "У цепей", рядом с небольшим сквериком, огражденным цепями на столбиках - магазины тканей, трикотажа. Были места постоянных покупок ковров. Ткани - очень красивая и настолько же вредная всякая японская и местная синтетика. Ковры тоже синтетические, мы купили себе бельгийский (на настоящий персидский такого размера не хватило бы средств, заработанных за все время контракта). Ходили к знакомым продавцам за радиоаппаратурой. Кое что из этого изобилия было выгоднее приобретать в Тегеране или его в Шахруде вообще не было. Во время командировок у меня с собой всегда был длинный список поручений. Отказывать надо было аккуратно, потому как дело святое. В столице было также несколько обязательных мест посещения. Рядом с улицей Фердоуси спрятался небольшой рынок Кучек ("кучек" на фарси значит "маленький"). В основном, всякое тряпье - ткани, изделия из трикотажа, всё недорогое. В одном из магазинов предприимчивый хозяин выставил надпись на картонке: "Добро пожаловать, дорогие русские, венгерские, болгарские (было еще несколько национальностей) друзья!". Прямо в проходе стоит лоток, кучей навалены батники, водолазки, "бобочки", все по одной цене, продавец орет истошным голосом: "Бист-о-паньджь (двадцать пять)!". Можно торговаться, но не везде, в приличных магазинах на двери скромная надпись "price fix".
   0x01 graphic
0x01 graphic
  
   Иранские торговцы
  
   Перекресток улиц Хафез и Сепах - место, известное советским гражданам как "Мохеровая площадь". Действительно, на небольшом пространстве там находились около десяти магазинов, торгующих популярными нитками, причем, отличающиеся по ассортименту: в одном английский королевский мохер, в другом полусинтетический "Пингвин" и т.д. Я уже забыл названия, тонкости и стандарты, но таскал этот товар целыми тюками. Очень привлекательное место - радиобазар на площади Сепах. Глаза разбегаются от множества моделей приемников, магнитол, музыкальных центров. Были стереотипы, которым следовали многие, например, для автомобиля (тогда это не было обязательной частью заводской комплектации) брали магнитофоны "Roadstar", из музцентров преобладала система "Pioneer", вещи очень неплохие. Цены на товары в разных магазинах и в разных частях города могли отличаться на десятки процентов, даже в разы. Значительная часть этих товаров - контрабанда, доставленная через плохо охраняемую границу с Афганистаном и Пакистаном, об этом рассказывали знакомые продавцы. За радиобазаром на улице Амир Кабир царство автозапчастей и принадлежностей. Оттуда я тоже вывез тонну заказов - лампочки, накладки на руль, запирающиеся крышки бензобака, запальные свечи, кофейники, работающие от гнезда прикуривателя и еще много чего. Только в одном магазине, который разыскали жившие в Тегеране соотечественники, можно найти набор столовых приборов из нержавейки с золотым напылением. Недалеко от Дома геологов была мастерская, где шили на заказ кожаные и замшевые пиджаки и пальто, приходилось забирать готовые.
   В Иране живет много армян. Их завез в страну, по-моему ненасильственным путем, шах Аббас в позднем средневековье за способности к ремеслам и торговле. В Тегеране есть целые армянские кварталы с православными храмами. Многие из них держат магазины. На бывшей улице Сталина был мясной магазин Микаэляна (не помню точно, кажется и в других городах). Сосиски иранского производства очень привлекательны внешне, но есть их отказывались даже мои кошки. Только у армян можно купить свинину и изделия из нее. Магазин отнюдь не дешевый, но людям иногда хотелось вкусненького. В моем перечне поручений всегда значились ветчины-колбасы.
   В общем, когда я возвращался из Тегерана, меня кроме дежурного боя часто встречали добровольные носильщики.
   Я нередко заходил в хорошие магазины на центральных торговых улицах Надери, Лалезар, Истанбули. Это совсем другой, отличный от советского, мир, с другими стандартами и правилами, к которым нужно было привыкнуть. К чему, скажем, перед магазином на тротуаре ярко горит электрическая или газовая лампа? Значит, тут распродажа. В Союзе маленькие потребители были привилегированным сословием, на товары для детей делались скидки, здесь наоборот, они стоят дороже. У нас спорт в категории "все для народа", здесь спорттовары - предмет роскоши. Дочь Игоря Зеленина занялась теннисом, я решил привезти ей ракетку фирмы "Dunlop", какую у нас не достать. Но как-то смешался, узнав, что она стоит, как кожаное пальто.
   К чему все это рассказываю? Все уже бывали за границей, видели и знают, да и наша торговая сеть, неважно в Москве или Кишиневе, выглядит таким же образом. Сообщаю как о форме времяпровождения. Тогда это впечатляло. Может быть, читатель почувствует мое состояние.
  
   Отдельный разговор о Бузорге ("бузорг" значит "большой") - Большом базаре. Опять-таки, сейчас многие видели подобное, но не рассказать не могу. Это, без преувеличения, одно из крупнейших торжищ в мире, соизмеримое по размеру, скажем, со знаменитым рынком на 7-м километре Овидиопольского шоссе около Одессы.
   Вход в Бузорг находится в южной части центра Тегерана, недалеко от дворца Голестан. На маленькой полукруглой площади несколько входных порталов. Рядом стоит мечеть. Через портал спускаешься по ступеням ниже уровня окружающей территории и попадаешь в ряды-улицы. Они накрыты цепочкой сводчатых куполов, в вершинах оставлены круглые отверстия. Иногда они украшены изнутри цветной узорной керамикой. Так устроены многие восточные базары - в Исфагане, Кермане, Шахруде, популярный рынок в Стамбуле. Такая архитектура обеспечивает прохладу в жаркое время года. Зимой, правда, в отсутствие отопления сыро и холодно, продавцы греются у газовых горелок.
   В рядах - бесчисленное множество крупных и мелких лавок и магазинов, Торговля идет от мелочей до крупных оптовых партий. По лестницам можно спуститься на 2 - 3 этажа вниз, там тоже магазины и большие склады. Первое впечатление - сплошной хаос из запутанных улиц, переходов, закоулков, тупиков, лестниц и нескончаемых потоков людей, движущихся в разные стороны. Иногда за поворотом вдруг открывается площадка, вымощенная цветной плиткой с фонтаном. Или небольшая мечеть. Но первое представление обманчиво. Есть четкая система. На каждой улице или квартале преобладает определенный вид товара. Главные улицы расходятся от входа. Склады товаров большей частью располагаются по периферии и на нижних этажах. Торговля продуктами питания имеет ограниченный характер, Но утолить голод и жажду можно в небольших харчевнях и у разносчиков. Оценить общую площадь Большого базара затрудняюсь, тем более, что он местами незаметно переходит в собственно город, те же торговые ряды, но вдруг замечаешь, что находишься уже на поверхности. Полагаю, протяженность торговых улиц Бузорга не менее 12 - 15 км.
   Советским гражданам настоятельно не рекомендовалось посещать Большой базар. Действительно, в этом лабиринте человек может исчезнуть быстро и бесследно. А на улице четырехмиллионного города? Это указание систематически нарушалось. Во-первых, интересно. Ходишь неоднократно и не перестаешь удивляться. Во-вторых, если есть цель купить что-то определенное, то здесь огромное разнообразие товаров, а цены пониже, чем в городе. Не могу сказать, что меня больше привлекало. Конечно, часы, которые я люблю. Моделей и фасонов очень много. Преобладают японские - "Orient", "Citizen", "Casio", примерно вдвое дороже остальных "Seiko". Популярен среди местных и приезжих швейцарский "Omax", хороший ширпотреб. Я читал в какой-то англоязычной газете о результатах исследования: по экспертным оценкам часов этой фирмы продается в мире втрое больше, чем производят все ее заводы. Нередко часы можно купить с земли, с подстилочки прямо на улице. Я шутил, что они продаются на вес. Дешево, но это лотерея. Такие могут исправно служить годами, но могут через час остановиться навсегда. А продавца на этом месте уже не будет. В одном магазинчике понравились японские "Ricoh". Небольшие, чуть овальные в поперечном плане, золотые цифры на бутылочно-зеленом фоне, более густом в нижней части циферблата. Но у меня часы были. Зашел в следующий раз - лежат. На обратном пути из отпуска еще в Москве мой старый добрый "Восток" вдруг стал. В Тегеране я сразу же направился на Бузорг, понравившийся экземпляр ждал меня на прежнем месте. Еще, помню, покупал на Большом базаре отрез синтетической ткани специально для продажи. Меня консультировала знакомая сотрудница ГКЭС. Она посоветовала взять то, что мне больше всего не понравится (?!), и это гарантирует успешную реализацию дома. Взял ярко-красные цветы на травяно-зеленом фоне, целую штуку (рулон, метров 25). Время от времени ходили слухи, что на советской таможне у кого-то что-то отобрали, потому что его было много, значительно больше нормы беспошлинного ввоза товара. Я был дружен с переводчиком геологов Михаилом Чернилевским. Мы почти что земляки, он приехал из Львова, родом из Могилева-Подольского. Жил в Доме геологов. Его жена Валя прострочила на машинке мой рулон в нескольких местах, и он стал выглядеть, как покрывало. А это уже не ткань, а готовая вещь! (Дома отрез, действительно, ушел со свистом.)
   С самого начала я старался не забывать английский. У переводчиков была кое-какая художественная литература, в основном, американская (повезло, все ребята были люди думающие). Я просил у них для чтения такую, чтобы минимально пользоваться словарем. Так, прочитал старую брошюру про Бермудский треугольник. Попался свежий бестселлер, который меня удивил, как представитель современной американской литературы. Назывался "Машина любви", автор женщина, книга за год-два выдержала полтора десятка изданий. Жуткий примитив, жаль не попался на глаза известному сатирику Михаилу Задорнову, ему хватило бы на много концертных программ. С Чернилевским у нас было еще занятие в Тегеране. Он покупал английские книги и знал нескольких хозяев книжных магазинов. Там мы шарили по полкам, брали книги, садились и читали, что хотели и сколько хотели (интересно, как реагировали бы советские продавцы?). Однажды хозяину нужно было отлучиться, так он просто запер нас и ушел.
   За время пребывания в Иране мы купили две магнитолы, себе и дочери, ковер на стену, ювелирные изделия, сервизы, ткани. Водолазки, батники, темные очки. Хватило и себе и для подарков. Я взял пару часов "Omax",совершенно одинаковых, только одни мужские, другие женские, думал, будем носить с Маей, и это будет занятно. А ей больше понравились другие. Эти мы подарили ее сестре с мужем.
  
   В Иране отмечают много праздников, даже больше чем в современной России. И в эти дни не работают. Дни рождения пророка Мухаммеда, святых имамов, праздник провозглашения пророком своей миссии, праздник пожертвования в пользу бедных. С некоторыми я так и не разобрался. Например, летом, в выходной на улице возле каждого дома стоит сладкое угощение. Наши стеснялись, а я подходил и пробовал, хозяева были довольны.
   Большинство праздников религиозные. По конституции официальной религией является ислам шиитского толка. Суннитов в стране около 10%. Разница между этими течениями состоит в том, что по суннитскому преданию духовная власть от пророка Мухаммеда перешла с согласия общины верующих к халифам, а шииты полагают, что повелителем мог стать только зять пророка Али, а затем 12 его прямых потомков-имамов.
   Не все могут совершить хадж в Мекку, но и в самом Иране есть святые места. Главным из них является священный город Мешхед, где находится гробница имама Резы - величественная мечеть, по углам четыре минарета. Мы в тот раз были в Мешхеде проездом. Утро выходного дня. Зима. Фонтан у входа не работает. Как-то случилось, что я отстал от своих и остался на улице один. Решил осмотреть и, если удастся, сфотографировать религиозный комплекс. Вошел внутрь во время намаза. Снял туфли и взял их подмышку. Огромный зал квадратной формы, колоннада, наверху хоры. Стены украшены мозаикой. Глубокая ниша на западной стене указывает, по-видимому, направление на Мекку. В зале одни мужчины, женщины в соседнем поменьше. На возвышении стоял мулла, но ничего не говорил. Молящиеся то тихо бормотали, то оглашали помещение пронзительными криками. Прошел вперед. Я был одет в пальто европейского фасона, его оттопыривал висящий на шее фотоаппарат. От стены отделились двое, типа дружинников, и пошли следом. Я был с бородой, но, присмотревшись, можно понять, что гяур. Перехватил пару недобрых взглядов. Другие были в трансе, глаза белые, ничего не видят. И крики. Как-то не по себе. Увидел боковую дверь и вышел на улицу. Те двое отстали. Вытер пот. Религиозный фанатизм - дело серьезное. Меня уже искали свои. Описание моего посещения выслушали с интересом, но сам факт этого осудили.
   По дороге из Тегерана на юг лежит г.Кум. Издалека видна красивая мечеть с золотыми куполами и минаретами. В ней находится гробница дочери имама Резы Фатимы. Кроме этого святого места город известен духовной академией. Сейчас значимость города еще возросла, здесь учился и преподавал аятолла Хомейни, ныне находится его резиденция.
   Большие трудности в работе создавал мусульманский пост Рамазан. В светлое время суток нельзя есть и пить, кое-что еще. Событие выпадало на летние месяцы. Это не так просто - не пить в 40-градусную жару. Вечером, когда черную нитку нельзя отличить от белой, наступает торжественный момент, иногда его обозначают выстрелом из пушки или сигналом по радио, когда можно начинать кушать. Народ набрасывается на вкусную еду. Обжорство продолжается далеко за полночь. Утром встают тяжелые и невыспавшиеся. Какая после этого работа? Христианский пост (отвлечемся от духовной стороны) физиологичен. Мусульманский обычай не понятен. Правда, как и у христиан, есть послабления - для детей и стариков, больных, беременных женщин. Меня возил на "форде" г-н Джалали, человек хороший, но водитель отвратительный. Во время Рамазана сидит с красными глазами и засыпает за рулем на ходу. Приходится неотрывно следить и толкать в бок кулаком. Говорю ему, что Коран допускает отклонения от правил и для путешествующих, мы едем долго, ему можно попить. Отказывается.
   Широко отмечается траурный день мученика имама Хусейна (дни Ашура). Несколько дней церемонии проходят в специальных помещениях. Потом по улицам проходят шествия с возгласами "Шах Хусейн, вай, Хусейн!" ("владыка Хусейн, горе, Хусейн", откуда пошло старое русское название события "шахсей-вахсей"). Обнаженные по пояс верующие бьют себя цепями, Рассказывали, что раньше люди истязали себя, не только били цепями до крови, но и наносили раны кинжалами. Я не раз наблюдал эти ритуалы. Они превратились в шоу. В магазинах перед праздником продавались цепи разных размеров, толщины и фасонов, с ручками и без. Люди размахивали ими артистически и только поглаживали тело, никаких увечий себе не наносили.
   В Кермане приходилось видеть зороастрийцев-огнепоклонников. Они исповедуют древнейшую доисламскую религию. Остатки их храмов встречаются, по-моему, в Сумгаите, недалеко от Баку. Общины отличаются от других, к примеру, женщины не носят чадру. И праздники другие.
   После революции намазы, соблюдение религиозных обрядов, праздников стали обязательными. Духовенство руководило всем. Помню праздник 1 Мая 1980г. "Рузе каргари" ("День рабочих"), выходной день. По улицам Шахруда идет демонстрация. Какие-то лозунги, белые и красные флаги. Через несколько кварталов встречаю ту же демонстрацию. Но уже не совсем ту. Чувствуется организация и дисциплина. Впереди полтора десятка мулл (как переиначил слова из песни Окуджавы мой товарищ, "комиссары в белых чалмах"), за ними две шеренги с зелеными знаменами, красных не стало. Возгласы "Алла акбар!". Показательный эпизод.
   Ничего не осуждаю и не критикую, просто описываю необычное. Теперь любой знает, что такое исламский фундаментализм и терроризм. Я упоминал, что уже через короткое время после победы революции эйфория у многих жителей страны сменилась неким отрезвлением. Новые порядки невольно сравнивались со старым шахским режимом. И это сравнение нередко складывалось в пользу последнего. Шах сильно воровал, установил жестокие порядки, заигрывал с американцами и много еще чего плохого, но при этом приметами жизни были просвещение, прогресс. Например, с того времени на перекрестках дорог сохранились вывески с изображением книги, красного креста. Это означало, что в том населенном пункте работают волонтеры из Корпуса просвещения или Корпуса здравоохранения. И вместо этого - назад в Средневековье.
  
   В середине 1979г прошел слух, что разрешат возвращение жен специалистов. Кипа сказал: если это произойдет, первой приедет Мая Платоновна. Он ошибся. Действительно, женщины начали прибывать небольшими группами, но моей жены среди них не было. Я решил сам съездить в отпуск домой и осуществил это осенью. Повидался с родными, посетил Одессу. Мая временно вернулась на работу в экспедицию. До конца моего контракта оставалось еще полгода, мы решили, что она закончит производственные и семейные дела и выедет в Иран вслед за мной.
   В отпуск туда и обратно я летел самолетом. Сухой закон в Иране действовал в полной мере. Я знал, что везти спиртное туда нельзя. Но товарищей порадовать хотелось. Добыл в Кишиневе литр спирта, закрасил компотом и закатал в литровую банку, бросив туда несколько вишенок. По возвращении в здании международного аэропорта Мехрабад сразу почувствовал сложный алкогольный запах. На выходе наряд полиции проверял всех, и когда находил водку или коньяк у менее предусмотрительных, чем я, соотечественников (таких было немало), тут же под их грустными взглядами разбивал о железную бочку. Мою банку смотрели, но я убедил, что это компот, подарок бабушки.
   Я получил извещение, что Мая прилетает в Тегеран в последних числах декабря. Пошел в отдел общественных связей к своим знакомым, поговорил. Дали машину и направление в гостиницу на двоих. Поехал на нашем "форде" с Джалали. Она прилетела под выходной день. Мы успели пробежаться по магазинам. Потом я повел ее к Посольству США.
   Незадолго перед этим в мире стало известно, что свергнутый шах собирается посетить Америку. Новость вызвала в Иране взрыв возмущения, протесты, демонстрации. Шах все-таки приехал в Нью-Йорк, на лечение. Четвертого ноября полутысячная толпа студентов ворвалась на территорию американского посольства в Тегеране и захватила ее вместе с заложниками. Эта акция "ударной силы Хомейни" по стилю больше напоминала действия обученного спецназа. Женщин и негров вскоре отпустили, но осталось больше 60 человек. Освободить их соглашались в обмен на самого шаха и "награбленное" им имущество. Грозились убить. Время от времени показывали заложников по ТВ, иногда связанными и с повязками на глазах, якобы перед тем, как предать "исламскому суду". Янки плакали, просили о помощи, выглядели жалко. Не знаю, как вели бы себя в подобной ситуации другие. СССР иранских студентов не осудил.
   Территория Посольства выглядела впечатляюще. Мы, не задерживаясь, прошли мимо него по противоположной стороне безлюдной улицы. Высокий забор весь расписан лозунгами. Рядом с призывами к ЦРУ и американцам вообще убираться домой - перечеркнутые серп и молот. По углам забора сооружены вышки с пулеметами.
   Во время нападения американцы начали уничтожать документы. Для этого существует специальная техника. Механические ножницы режут бумагу на тонкие полоски, их загружают в печь с кислородным поддувом, где они сгорают мгновенно. Подобное оборудование я видел в здании ГКЭС. Американские дипломаты допустили оплошность: не успели сжечь всю бумажную смесь, полагая, что разобраться в ней будет невозможно. Они не учли трудолюбия иранцев и их склонности к мелкой скрупулезной работе (вспомните об иранской миниатюре). "Лапшу" начали разбирать и восстанавливать бумаги (писали, что эта работа продолжается по сей день), время от времени вбрасывая в масс-медиа информационные бомбы.
   "Дипломатический кризис" продолжался почти полтора года. США бряцали оружием, но советский лидер Л.И.Брежнев выступил со специальным заявлением, предостерегая от возможной интервенции. Люди вышли на волю только после смены власти и инаугурации нового президента Р.Рейгана. Однако, ранее была предпринята "неофициальная" попытка их освобождения.
   Операция под кодовым названием "Орлиный коготь" была разработана ЦРУ. В конце апреля 1980г 80 бойцов отряда спецназа "Дельта" должны были стартовать на 8 вертолетах с борта авианосца "Нимиц", стоявшего в Персидском заливе. Посадка их была намечена на краю пустыни Деште Кевир, примерно в 300 км к ЮВ от Тегерана. В этой точке должны были сесть три транспортных самолета "Геркулес" с десантниками и еще три заправщика. Оттуда после заправки вертолеты направлялись в Тегеран. Посадка ранним утром на стадионе недалеко от Посольства. В это время верные люди должны были для отвлечения внимания спровоцировать беспорядки в городе. В назначенный час поле стадиона было освещено, но никто на нем не приземлился. Операция провалилась.
   О результатах журналистского расследования я прочитал в журнале "Time". ЦРУ - организация серьезная, но эта операция явилась образцом непрофессионализма, в сочетании, правда, с неблагоприятными случайными обстоятельствами. Почти уверен, что этот случай изучают именно в таком плане в соответствующих учебных заведениях.
   Началось с того, что два вертолета заблудились во время песчаной бури и совершили вынужденную посадку в другом месте. Там близко проходила дорога, не автострада, но используемая. И как раз в это время по ней шел местный автобус с 40 пассажирами. Автобус задержали. Пока размышляли, что делать с нежелательными свидетелями дальше, подъехала груженая автоцистерна. Водитель попытался сбежать. Выстрелили вслед из гранатомета. Пламя от взрыва было видно километров за 70. Наконец, все участники собрались вместе. Но при заправке столкнулись самолет с вертолетом. Пожар, погибли 5 летчиков и 3 вертолетчика. Еще один вертолет был поврежден. Успех операции становился нереальным: фактор внезапности фактически утерян, в оставшиеся летательные средства заложники и их освободители не поместятся. Командующий операцией полковник скомандовал "отбой". Люди погрузились и улетели назад.
   На следующий день прибыл иранский военный патруль, нашел следы пожара, обломки и...4 брошенных полностью исправных вертолета. Их угнали. На авиационных останках я имел возможность сфотографироваться несколько месяцев спустя. И оторвать на память алюминиевую пластинку от блока зажигания вертолетного двигателя с названием изготовителя (см. фото ниже). А в советском Посольстве начали регулярно проводить учения по срочному уничтожению документов.
   Утром за нами в гостиницу "Нью Надери" пришла машина. При выезде на центральную улицу пришлось пропустить довольно большую демонстрацию. Крики, тем более лозунги были непонятны. Я спросил Джалали в чем дело. Водитель был смущен и что-то неясно пробормотал. Только в Шахрсази мы поняли, что это был протест против введения советских войск в Афганистан.
   Практически одновременно с вторжением советский Посол в Иране Виноградов поехал в Кум и попросил аудиенции у Хомейни. Объяснил причины этих действий. Сказал, что иранскому лидеру первому сообщают об этом. Виноградов - человек уважаемый не только среди своих, дуайен иностранного дипломатического корпуса. Имам был даже слегка польщен. В конце разговора сказал: "Вы делаете большую ошибку!". К большому сожалению, оказался прав.
  
   0x01 graphic
  
   У Ирана с Афганистаном отношения были непростыми. Вскоре после приезда в 1978г мы видели на трассе колонны грузовых и легковых автомобилей,
   нагруженных домашним скарбом. Иногда между ними группы людей шли пешком. Эта масса двигалась на восток и напоминала исход беженцев. Оказалось, депортировали афганцев в связи с приходом к власти в их стране прокоммунистического правительства Тараки. Но то были все-таки братья-мусульмане, а тут вмешательство неверных. Отношение к Шурави и нам, его представителям, заметно ухудшилось.
   Новый, 1980-й, Год Шахрудская группа гидрогеологов встречала у нас дома.
  
   Шел 1980 год. Срок моего контракта истекал, а конец работ на основном объекте был еще далек. Нужно было определяться с будущим. Конечно, хотелось завершить все самому. Тогда нужно поднимать вопрос о продлении срока. С другой стороны, многое здесь изрядно надоело. Хотелось домой. Кроме того было большое желание посмотреть игры Московской Олимпиады. Масштабы бойкота Игр, связанного с вводом советских войск в Афганистан, еще не были видны. Я даже писал в Москву товарищам с просьбой достать для меня билеты на соревнования по баскетболу и легкой атлетике. Поговорил по телефону с Шамраем, изложил свои соображения. Он сказал, что от иранской стороны уже есть представление о пролонгировании моего пребывания еще на год. Как вариант, он предложил остаться на 3 - 6 месяцев, предварительно на месяц. Короче, приезжайте окончательно согласуем здесь!
   Пока что мы решили, что Мая уедет домой. Дочь заканчивала учебу в университете, госэкзамены, распределение на работу, лучше при этом присутствовать. Заказали вылет самолетом на середину мая. Шамрай выбил мне командировку в Тегеран, чтобы я мог ее проводить, а потом обсудить с ним дела. В Отделе общественных связей я попросил направление в госпиталь, чтобы пройти обследование, если нужно - лечение после недавнего сильного приступа радикулита.
   По дороге в Тегеран произошел непрятный инцидент. Провожавший нас на вокзале дежурный бой что-то напутал, мы с Маей оказались в одном вагоне, а вещи, несколько коробок и тюков, в другом и неизвестно в каком. Я только успел показать ему через окно кулак, он в ответ развел руками. Поезд набит. Стоим в проходе с частью пожитков. Что делать, неясно. Подошли двое мужчин. Я, как мог, объяснил в чем дело. Прошло немного времени. Появились парни, подхватили наши шмутки и потащили Маю за руку вперед через толпу. Мне не оставалось ничего, как двинуться следом. Через несколько вагонов в купе были аккуратно сложены наши вещи. Нас усадили рядом с ними. Я хотел дать денег, но они только махнули рукой и скрылись. В поездах дежурили бригады, типа наших дружинников. Полагаю, это были они. Оказывается, в "комитэ" умеют не только болтать.
   Мы прожили в "Нью Надери" пару дней. Сделали кое-какие покупки. И распрощались, как я считал, на короткий срок. Я пошел в госпиталь.
   Первая русская амбулатория в Тегеране была открыта в 1912г по распоряжению императрицы Марии Федоровны, которая была покровительницей Российского Общества Красного Креста. В 20-х годах под эгидой этого Общества, уже советского, был организован госпиталь. Теперь он занимал несколько зданий на ул. Вилла в армянском квартале, в минутах 20 ходьбы от Дома геологов. Там работали советские врачи, но технология лечения, лекарственное обеспечение европейские. Младший медперсонал и обслуга - почти все армяне. Некоторые могли объясниться по-русски. Мне приходилось там бывать и раньше, в частности, привозить своих товарищей. Лечение было платным, но цены сравнительно низкие, госпиталь был очень популярен среди местного населения. Были большие очереди, но мы как-то проникали довольно быстро. Вот и на этот раз я уже через несколько минут беседовал с врачом. Мне назначили несколько процедур - уколы, массаж, что-то еще.
   Пошли с Шамраем в ГКЭС к нашему куратору Чулкову. Он выслушал и сказал следующее: "Во-первых, ни на какую Олимпиаду Вы не попадете. Есть специальное решение - освободить Москву от всех "лишних" людей, чтобы избежать перенаселения с том числе. В эту категорию входят не только тунеядцы и проститутки, но и дети, которых отправят в пионерские лагеря в более массовом масштабе, чем обычно, Там сказано и о возвращающихся из заграницы, как только приедете, получите билет домой, и до свидания! Во-вторых, скоро заканчивается трехлетнее пребывание в Иране руководителя Вашей группы. Замены ему пока нет. Кроме того, Вы - единственный ведущий специалист, как можно оставить дело? Наконец, персы довольны Вашей работой и просят ее продолжить, наша организация поддерживает, это случается далеко не с каждым. Нужно помочь дочери на первом этапе самостоятельной жизни? Так ведь Ваша жена отправилась домой". Он что-то еще обосновывал, то напирал, то уговаривал. В общем, оформляем продление контракта на год, а там посмотрим!
   Думаю, насчет Олимпиады он врал. Но я ничего толком не возразил, тем более сам не знал, как поступить. И уехал в свой родной Шахруд.
   Кипа действительно скоро убыл на Родину. Последнее впечатление тех, кто видел его перед отъездом в Тегеране: он стоит посреди вестибюля гостиницы и сильно ругается. Оказалось, когда он пошел в ГКЭС получать вожделенный документ на право приобретения автомобиля "Волга" ГАЗ-24, выяснилось, что в самый последний момент цену на него существенно повысили, и заработанных денег ему нехватает...
  
   Когда было принято решение о строительстве Исфаганского металлургического завода, вопрос об источнике угля для доменного процесса не имел окончательного решения. Что уголь в стране есть, как и железная руда, было известно давно. Проблема в том, годится ли он для приготовления кокса, где месторождения такого угля, каковы запасы, доступны ли они для разработки по горно-геологическим условиям. В Иране есть учреждение, занимающееся геологическим изучением страны - Геологический департамент Министерства экономики. Там хранятся материалы исследований природных условий, в т.ч. результаты работ западных фирм. По их данным иранские угли не пригодны для получения металлургического кокса. Нужно было в сжатые сроки либо опровергнуть такое заключение, либо найти другие месторождения.
   Геологическое строение региона, как и любой складчатой области, отличается большой сложностью. Коксующиеся угли были выявлены. Но угольные пласты не выдержаны по простиранию и по мощности, меняется и состав самого полезного ископаемого, часто в одном и том же слое и на коротких расстояниях - несколько сотен метров и уголь становится не годным для коксования, оставаясь обычным топливом.
   На основе имеющихся данных для первого этапа исследований была выбрана площадь к ССВ от г. Кермана размером примерно 200х30 км. Для эффективной работы современных угольных шахт должны быть обеспечены благоприятные горно-технические условия, детально изучены участки спокойного залегания пластов со стабильно кондиционным качеством сырья. Советские специалисты не стали сосредоточивать внимание на первых обнаруженных перспективных участках. Они стали изучать все пункты, где можно рассчитывать на успех. Была составлена первая геологическая карта Керманского района, позволившая установить закономерности распространения угольных пластов. Только после этого начаты детальные разведочные работы под строительство шахт.
   Первой крупной шахтой стала "Победана" недалеко от Кермана. Но еще до нее были построены четыре небольших горнодобывающих предприятия. Здесь преобладали горизонтальные горные выработки - штольни. Пересеченный рельеф позволял от бортов глубоких долин быстро достичь полезного ископаемого. Советский опыт свидетельствовал, что такой путь примерно на порядок дешевле проходки вертикальных стволов. Кроме того был обеспечен задел перед пуском первой домны еще до окончания строительства главной шахты. Наконец, для таких работ привлекали строителей канатов, выносливых, дисциплинированных, имеющих опыт труда под землей.
   Практически одновременно приступили к изучению других районов страны, в частности, хребта Эльбурс, где через несколько лет была пущена крупная шахта "Тазаре-капитальная", для обеспечения нужд которой работал я.
   Однако через несколько лет всплыли серьезные трудности. Эксплуатационная разведка велась непрерывно, и все-таки нередко случались "проколы": разрабатываемый по плану угольный пласт вдруг исчезает или ухудшаются свойства полезного ископаемого, скажем, до недопустимых пределов повышаются зольность, содержание серы. Это обусловлено сложностью геологического строения. Чтобы отыскать потерянный или найти другой, проходит много времени. Ситуация порой становилась критической - запаса кокса на заводе оставалось всего на несколько дней. А останавливать доменный процесс, как известно, нельзя.
   Я не угольщик, но рискну предположить, что были допущены две ошибки стратегического порядка. Во-первых, не следовало строить всех этих "капитальных" шахт. Действительно, на них можно широко использовать механизацию и обеспечивать добычу в больших объемах. Когда все хорошо. Не случайно я чуть выше указал, какие условия должны соблюдаться для бесперебойной работы подобных объектов. Но когда возникают осложнения, экономические потери растут в такой же пропорции. Нужно было сосредоточить силы на пусть многочисленных, но более мелких выработках, в основном горизонтальных. Там, кстати говоря, тоже можно применять современные средства добычи, я это сам наблюдал на небольших частных разработках. Во-вторых, среди советских специалистов, работающих на предприятиях угольной промышленности Ирана, доминировали представители Донбасса, как шахтеры, так и геологи. Нисколько не сомневаюсь в квалификации последних. И все-таки более продуктивным было бы шире использовать опыт профессионалов, работавших в горно-складчатых областях, например, в Кузбассе, а условия Кавказа и Эльбурса практически идентичны.
   В такой обстановке стали уделять больше внимания мелким предприятиям, где добыча шла ритмично, а качество сырья хорошим. Одним из таких был Сангеруд на северном склоне Западного Эльбурса. Добывали здесь в 5 раз меньше, чем на "Тазаре", но уголь был высокого качества, он шел прямо на завод без обработки на обогатительной фабрике. В одноименном поселке возникли трудности с водоснабжением. Я выезжал туда с группой геофизиков. В нижней части ущелья наметил площади для электроразведки. Вместе с г-ном Чарони (у нашего специалиста Ю.С.Сучкова контракт уже закончился) выбрал точку заложения скважины. Направили туда наш буровой станок и другую технику. Второй раз поехал проводить откачку из скважины. Результат был хорошим.
   В Сангеруде я познакомился с нашими специалистами, в частности, с геологом из Луганска, который жил на одной лестничной площадке с моими соучениками по университету. Он неплохо играл в настольный теннис, так что было чем заняться в нерабочее время. В выходной день мы ездили на побережье Каспия. Я получил возможность познакомиться с новым для себя районом. Посетил крупный город Решт и морской порт Анзели (бывший Пехлеви).
  
   Иранцы любят спорт. Считается, что национальным видом является борьба. Действительно, у борьбы вольного стиля много поклонников. После революции в Шахрсази, в надувном ангаре, где раньше был склад, сделали спортзал. Его случайно обнаружил наш лучший спортсмен Сергей Чуриков. С тех пор мы с ним регулярно заглядывали туда. Я часто играл в настольный теннис с тренером по борьбе. Играл он неважно, отчаянно жульничал, но отвращения не вызывал. У него было прозвище "Фани", что-то вроде "весельчак". Заведующий залом всегда нас радостно приветствовал, угощал чаем. На нашей спортплощадке был теннисный корт. Я подумал об аналогии с настольным теннисом и сказал, что мы с Сергеем хотим попробовать. Он немедленно притащил ракетки и мячи. Оказалось, приемы игры в настоящий теннис коренным образом отличаются. Стало понятным, почему новички проводят долгие занятия у стенки. После пары неудачных попыток возвратили инвентарь.
   Завзалом был ходячей энциклопедией вольной борьбы. Знал советских мастеров гораздо лучше меня. Как-то рассказал случай, о котором я не слышал. На крупном международном турнире в Тегеране наш борец, выдающийся чемпион Леван Тедиашвили оказался стоящим спиной к сопернику. Тот моментально начал проводить прием с захватом ног. Леван инстинктивно почувствовал это и поднял одну ногу. Противник промахнулся, а наш спортсмен в итоге победил. После окончания поединка Тедиашвили пригласили в правительственную ложу. Шах, который понимал толк в спорте, поблагодарил атлета, снял с руки золотые часы и подарил ему.
   В спортзал приходили дети. Некоторые занимались борьбой, дзюдо, каратэ, другие просто бесились - бегали, кричали. Иногда забрасывали мяч на ковер, на котором занимались борцы. Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь рассердился, сделал им серьезное замечание.
   В новые времена спортивная жизнь окончательно не замерла. Проходили какие-то соревнования, их иногда показывали по ТВ. Спортсменам мужского пола даже разрешалось выступать в трусах. В Тегеране состоялся международный турнир по борьбе. Советский Союз тоже прислал команду, надо было укреплять контакты с новым режимом в соседней стране. Руководителем делегации был прославленный в прошлом борец, трехкратный олимпийский чемпион Александр Медведь. Состоялась встреча в советском клубе. Я как раз в это время был в Тегеране. Он с большим почтением общался с публикой, считая нас чуть ли не героями, живущими во вражеском окружении в постоянной опасности. Потом в кулуарах состоялась беседа. Разговор шел о грядущей Московской Олимпиаде. Медведь высоко оценивал иранских борцов, сказал, что некоторые (не помню сколько) могут претендовать на медали любого достоинства.
   В Зобогане была сильная команда борцов. Несколько спортсменов входили в состав национальной сборной. Трое из них жили в Шахруде. После раздумий Хомейни присоединился к бойкоту Олимпийских игр в Москве. Когда объявили об этом решении, один из атлетов, полутяж, входивший в основной состав, плакал и грозил кулаком портрету имама.
   По моим наблюдениям спортом N1 в Иране, во всяком случае там, где я бывал, истинно народным, стал волейбол. Глядя на игру, я вспоминал предвоенные и первые послевоенные годы, когда мои родители и их сверстники были еще молоды, и половина нашего поселка собиралась после рабочего дня на волейбольной площадке.
   В поселке Мехмандуст, казалось, играют все. Площадок было с десяток. В обеденный перерыв (в 40-градусную жару!) кипели горячие баталии. Играли по каким-то диким правилам. В команде могло быть не 6, а 8, даже 10 человек. Очень почетным было место у сетки слева (зона четвертого номера). Систематических переходов со сменой мест на площадке не было. Также привлекательной была роль подающего. Когда мяч вылетал за пределы площадки, несколько человек устремлялись за ним, стараясь завладеть, вырывая друг у друга. Играли, в основном, плохо, но с таким увлечением и азартом, что смотреть приятно. Иногда и нас приглашали принять участие. В партии "абшинаси" ("водников") сформировать отдельную команду не удавалось, приходилось объединяться с геофизиками. Дипломник г-н Муслими хорошо нападал, он был левша, я становился под ним и старался обслужить соответствующей передачей мяча.
   К нам в Шахрсази приезжали иногда местные команды, и мы ездили в гости. Нас после игры угощали, а мы не могли отплатить тем же, поэтому такие встречи были нечастыми. А между собой мы играли чуть ли не круглый год. Порой, особенно в холодный период, пытались играть в футбол, но когда входили в раж, это занятие становилось слишком травмоопасным.
  
   Я был в командировке в Бафке с Н.А.Шамраем и Тахи-заде. Нас пригласил в гости иранский коллега. У его родителей было свое кофейное дерево. Он угощал свежим без всяких добавок напитком. Вкус непривычный, после маленькой чашечки ощущение будто выпил 100г водки.
   В соседней комнате работал телевизор. Вдруг передача прервалась. На экране появился имам Хомейни и начал говорить. Наш хозяин и Тахи помрачнели. Оказывается, Ирак совершил военное нападение на Иран. Это случилось 22 сентября 1980г.
   Отношения между странами давно стали напряженными. Центром конфликтов была демаркация границы по р.Шатт-эль-Араб. Иран неоднократно нарушал соглашения, подписанные в 30-х годах. Помогал курдским боевикам, действовавшим на территории Ирака. В послешахское время, несмотря на заявленный нейтралитет, Хомейни на деле претворял идею экспорта исламской революции в других странах региона, в т.ч. поддерживал шиитские вооруженные формирования в Ираке. Последний тоже делал соседу пакости, например, потворствовал сепаратизму в пограничной провинции Хузестан. Все это не способствовало нормализации.
   Саддам Хусейн, незадолго перед тем ставший президентом, решил "сыграть на повышение". Момент казался благоприятным: в ходе революции иранская армия была сильно сокращена. Многие генералы и офицеры уничтожены или изгнаны, их заменили неопытные командиры, даже муллы, имеющие склонность к военному делу, в итоге - общее снижение боеспособности. Иракская армия вторглась в Хузестан. В самом начале, чтобы продемонстрировать серьезность намерений, бомбили крупнейший нефтеперегонный завод в Абадане, с целью помешать действиям иранской авиации, перепахали бомбами взлетно-посадочную полосу международного аэропорта Мехрабад в Тегеране, которая использовалась и военными самолетами.
   Почти сутки непрерывно транслировали обращение имама Хомейни к шиитам Ирака, которые составляли почти треть населения, с призывом свергнуть своего президента-безбожника и установить в стране власть ислама. Но этого не произошло.
   Уже через несколько часов стали заметными действия властей. Мы находились довольно далеко от границы и района военных действий, но уличное освещение было отключено, приказано организовать затемнение жилых, производственных, торговых помещений. На бензозаправках образовались большие очереди - установлен режим экономии, заправляли в ограниченных объемах и в первую очередь транспорт госорганизаций. Мы возвращались в Тегеран через Мешхед, нигде не задерживаясь. Дальше в сторону Шахруда остановились на заправку. Тахи-заде с водителем пошли к начальству, показали бумаги. Нас пропустили довольно быстро. Глубокая ночь. Светит полная луна. Не знаю, по собственной инициативе или по приказу, но большинство машин ехали со стояночным светом или вообще с выключенными фарами. Глухо гудящие очереди у бензоколонок. Зловещая картина. В Шахрсази тоже затемнение. У меня не было с собой ключа от "манзели". Чтобы не будить товарищей, пришлось с помощью полицейских искать лестницу и лезть через балкон.
   Война внесла коррективы в наши производственные планы. Сократились поставки горючего, пришлось уменьшить продолжительность откачек. Снова пошли разговоры об эвакуации. С объектов, расположенных недалеко от театра военных действий, наши люди были вывезены незамедлительно. Всех сразу отправить домой было нельзя. Многие строители ТЭЦ в Ахвазе заполонили традиционные торговые точки в Тегеране, сверкая золотыми цепями и перстнями от Вартана и Газаряна (так что мода эта пошла еще далеко до "новых русских"). Нам сделали прибавку к зарплате, т.к. цены моментально сильно подскочили. Эти деньги в ГКЭС назвали "гробовыми", предупредили, что надбавку снимут, если боевые действия прекратятся.
   Моя зарплата по сравнению с начальной возросла, наверно, вдвое, но инфляция была еще сильнее. Так, золотые изделия в магазинах за время моей загранкомандировки подорожали в 5 - 7 раз. Обычно мы получали зарплату не полностью, только часть, необходимую для нормальной жизни. Остальное переводилось на специально открытые счета в Русско-Иранском банке. Это солидное заведение было открыто в 20-х годах. После революции он прекратил свою деятельность. Но наши средства не пропали. Их перевели во Внешэкономбанк СССР. Они лежали там в виде золотых рублей. Каждый месяц все подавали заявку на следующий и указывали суммы получения наличными и перевода остальных на банковский счет. Перевод приходил чаще всего единый на нашу группу вместе с геологами, иногда с шахтерами. Наличные получали в городском банке Шахруда. Мне пришлось всего раза два проводить эту операцию. Иранские денежные купюры большие и дешевые, как советские до 1961г., т.е. их много. Когда я заполнил необходимые бумаги, служащий банка с быстротой фокусника отсчитал нужную сумму, банкноты только мелькали, и настоятельно потребовал, чтобы я отошел от стойки. Я ничего не успел заметить. Сгреб кучу денег в чемодан и уехал домой. Все совпало до копейки. Я спросил у более опытных "кассиров", что будет, если клерк ошибется, это вполне возможно при такой скорости счета. Ничего, ответили мне. Если тебя обсчитает, ты в проигрыше, если выдаст лишнее и ты ему захочешь возвратить - не возьмет. Потому что банк работает без ошибок! Таков принцип.
   Вначале иракцы имели успех, но иранская армия упорно сопротивлялась и остановила агрессора. Захваченные территории были возвращены. Саддам не планировал длительной кампании и начал поиск путей к перемирию, но его предложения были отвергнуты. Началась война на истощение. Налеты авиации на Тегеран продолжались, но они носили характер скорее психологического давления, я не помню больших разрушений и жертв в городе. А вот на фронте люди гибли. На тротуарах появились щиты с фотографиями убитых. Общественная атмосфера поменялась не в нашу пользу. А как иначе, если иракские МиГи советского производства сбрасывали на Иран советские бомбы?
   Это был крупнейший военный конфликт между государствами Третьего мира. С обеих сторон применялось химическое оружие. Много жертв, сведения об их количестве противоречивы. Военные действия продолжались 8 лет, до августа 1988г.
  
   Посольство СССР в Иране находится в центре города. Это не то Посольство, где в XIX в. озверевшие фанатики убили русского Вазир-мухтара (Посла) А.С. Грибоедова. На этом месте, недалеко от Большого базара, теперь размещается советское Торговое представительство. В садике стоит небольшой памятник автору "Горя от ума". А нынешнее Посольство занимает большую территорию между улицами Хафез, Черчилля и второстепенными переулками. Скажу сразу, что известный фильм Алова и Наумова "Тегеран-43" снимался в других местах. Со стороны Хафез его ограничивает здание и двор ГКЭС. За красивым металлическим забором со стороны Черчилля раскинулся парк с высокими старыми деревьями, аллеями и кустарниками. Над ним летают пестрые длиннохвостые попугаи, оглашая воздух пронзительными криками. Их над верхушками деревьев хорошо видно с верхних этажей гостиницы "Нью Надери". В западной части, примыкающей к ГКЭС, стоят жилые дома с квартирами дипломатов. В заборе между территориями есть калитка. В противоположном углу парка бассейн и хорошая спортплощадка. Рассказывали, что этот земельный надел отошел к Советской России по завещанию бывшего соотечественника-эмигранта. Местные власти неоднократно пытались выкупить этот участок и переместить Посольство в другое престижное место, но наши не согласились.
   Попасть в ГКЭС было сравнительно легко. Охранник на проходной рассматривал посетителя с помощью системы зеркал, через переговорное устройство выяснялась цель посещения. Некоторые из них знали меня в лицо, были даже знакомые. Посольство - особая статья. Как это было принято, и в современной России тоже, заграничные службы относятся к своим согражданам враждебно-наплевательски. Мой старый товарищ и предыдущий руководитель Шахрудской гидрогеологической группы Лева Черников решил осмотреть Посольство. По наивности начал рассказывать охране, кто он такой есть, ветеран войны и член партии (тс-с!), т.е. профсоюза, стал проявлять настойчивость. Не пустили, хорошо, что не получил по шее!
   Мне приходилось бывать в Посольстве несколько раз. Попадал туда по заранее подготовленному пропуску, передавал членские взносы от Шахрудской "профсоюзной" организации. Мне это поручалось, хотя я сам не член "профсоюза". Охранники - здоровые амбалы с выправкой и манерами искусствоведов в штатском. Говорили, что они офицеры-пограничники. Не удержусь от похвальбы: отношусь к не очень наверно многочисленной группе людей, которые посетили места проведения всех трех исторических международных конференций, определивших судьбы мира на вторую половину ХХ столетия - Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской. Зал заседаний первой из них находится на первом этаже посольского здания. Украшен скромно, со вкусом, предметами, представляющими художественную ценность. Коридоры через каждые 10 - 15м перегорожены запертой решетчатой дверью, если возле нее нет человека, нужно звонить и по переговорному устройству сообщать в какой кабинет и к кому идешь. Здание небольшое, но система коридоров разветвленная, обратно выводят другой дорогой (и провожают до проходной). Как будет видно дальше, эти охранные мероприятия оказались не лишними.
   В Тегеране проводились спортивные мероприятия между совзагранработниками разных организаций, в т.ч. по волейболу. Помню, участвовали команды Посольства, из нескольких "экспортов" ГКЭС, Торгпредства, советского госпиталя. Выставлял команду и Зобоган, где первую скрипку играл Н.А.Шамрай. За эту команду выступал и я, когда оказывался в Тегеране в соответствующий момент. Благодаря этому появилось много новых знакомых. Одно время игры проводили на приятной прохладной площадке Посольства. Участников пропускали на территорию по списку одним заходом. Но посольские бабы, жены дипломатов, стали крутить носом, что мол, ходят всякие, шумят, и после воняет потом. Пускать перестали, игры перенесли в другие места.
   Напротив входа в Посольство стояла будочка какого-то мелкого торговца или ремесленника. Все знали, что это пост наблюдения, организованный еще САВАК, и продолжавший свою деятельность при новом режиме. Фиксировался каждый входящий и выходящий. Время от времени у входа пытались дефилировать некие недружественные элементы. Такие случаи участились после ввода советских войск в Афганистан. Полиция лениво наводила порядок. Иногда казалось, что манифестантами руководят из той самой будки.
   В конце декабря 1980г перед воротами Посольства стала собираться толпа. Размахивали флагами и лозунгами, выкрикивали призывы явно враждебного свойства. И через какое-то время ворвались на территорию, одни через проходную, другие перелезли через забор. Охране пришлось отступить. В глубину, к жилым домам нападавшие не пошли, а сразу направились к административному зданию. Выбили двери и окна в зале, где в 1943г проходила знаменитая конференция. В вестибюле сорвали мемориальные доски, разбили старинные зеркала, люстры и вазы, порезали мебель, шторы, картины. По коридору дошли до первой решетки и остановились. И вообще толпа вела себя организованно. Никто из наших людей не пострадал. В этой явно спланированной акции устрашения участвовало по оценкам советских дипломатов около 3000 человек.
   В интересах нормализации двухсторонних связей советская сторона не стала нагнетать атмосферу. Не потребовали даже возмещения материального ущерба и наказания виновных. На экономических отношениях этот инцидент в целом не отразился. Но сразу же после него бригада каменщиков заложила металлическую решетку вокруг Посольства кирпичом снаружи и изнутри и подняла этот новый забор на полметра выше прежнего.
  
   Я предпринимал какие-то не очень решительные шаги, чтобы уехать домой. Шамрай уговаривал потерпеть. Кто без меня закончит разведку на нашем основном объекте? Конец ведь уже виден? Убедил меня подождать его возвращения из отпуска. Вот тогда сразу и решим!
   Новый 1981 Год встретил на месте. Только перебрался на другую квартиру. В коттедже напротив меня устроили молельный дом, выставляли на улицу мощный громкоговоритель, все время толпа...В общем, все это было не совсем приятно. Я договорился со старшим боем и перенес вещи в пустующую "манзель" подальше. Взял на новое место даже посуду и мебель, расставил все, как было раньше, чтобы быстрее адаптироваться.
   Дочь заканчивала университет. Сама на распределении выбрала место работы в одном из районов Одесской области, сама обменяла его на более близкое к Одессе. Вышла замуж. Все это без меня. Наступило странное почти сомнамбулическое состояние. Действовал на автопилоте. Стало безразлично, сколько еще находиться здесь - неделю, месяц или год.
   Я де-факто исполнял обязанности руководителя группы, о новом не было слышно, но официально на эту должность не переводили. В Отделе общественных связей компании меня принимали именно в таком качестве. Работа шла медленно. Случались осложнения, связанные, главным образом, с перебоями в снабжении. Приходилось все программировать по минимуму. И все-таки дело двигалось. Закончили с хорошим результатом скважину для водоснабжения Шахрсази. Для пос. Мехмандуст осталось опробовать одну скважину на последнем разведочном участке.
   Уезжали, закончив контракты, надежные, проверенные в деле товарищи. Я договорился о задержке на 3 месяца старшего бурового мастера Журнаева и мастера по откачкам Чурикова. Вдруг из ГКЭС пришло распоряжение об их немедленной отправке домой: едут сменщики, нужно срочно освободить места. Замена оказалась неравноценной. Например, новый мастер по откачкам был "чистым" буровиком и об этом деле имел недостаточное представление. После двухгодичного перерыва появился геофизик-каротажник. Дома он ходил в начальниках, все забыл - и материальную часть и интерпретацию данных, работать без предварительной подготовки не мог. Не придумал ничего лучшего, как попросить дипломника-перса подучить его. С тем я был в хороших отношениях, он пришел ко мне и заявил, что из Шурави прислали неуча. Пришлось выкручиваться, защищая наш престиж.
   Возвратился из отпуска Шамрай. Ездил знакомиться с дочкой, родившейся в его отсутствие. Сразу вызвал меня в Тегеран. И тут же огорошил сообщением, что наш иранский спутник в командировках г-н Тахи-заде предлагает мне остаться еще на один год (четвертый). Я зашел по делам в ГКЭС и случайно встретил нашего куратора. Чулков сказал, что ему нужно переговорить со мной и Шамраем. Назначил время аудиенции.
   Поинтересовался состоянием дел на объекте, моим настроением. Я ответил, что заканчиваю и собираюсь домой. - Вы офицер запаса? Значит, должны хорошо понимать ситуацию. А она очень непростая. Мы все здесь сейчас, как на войне. И не можем оставлять бреши в "линии фронта". А наш фронт - укрепление отношений с новой властью, завоевание авторитета. Потом он прозрачно намекнул, что если я покину "боевой пост", будут вынуждены сообщить по месту постоянной работы о моем, так сказать, неправильном поведении и это отразится на будущей карьере. Позже я понял, что это - чушь, блеф, но в тот момент озаботился таким поворотом.
   Шамрай сказал, что в Москве подготовили специалиста. Я могу съездить в отпуск, а тот сможет, хотя бы на время, подменить меня. Под столом он толкал меня ногой, чтобы соглашался. Чулков против этого не возражал. Когда вышли, я набросился на Шамрая: что Вы ему говорили? Почему он ко мне прицепился? Я что - незаменим? Николай Алексеевич сказал, что планирует создать в Тегеране небольшую группу. Персы не возражают. В первую очередь нужно будет заняться составлением программ работ на близкую и дальнюю перспективу. (Постоянная жизнь в столице, кстати говоря, вовсе меня не прельщала.) Поезжайте в отпуск, посоветуйтесь дома. Если решите не возвращаться, оформите все в Москве. Только обязательно известите меня о своем решении. На том и остановились. Скоро сообщили, что мне заказан билет на поезд на середину марта.
   С оказией переправил в Тегеран часть своих вещей. Причем, там они лежали в разных местах. Договорился с недавно прибывшим молодым горняком, что он примет моих кошек. Научил его обращаться с ними, подготовил запас еды на месяц вперед. Почти полностью написал текст отчета по разведке подземных вод и, было время, отпечатал черновик на машинке в двух экземплярах, один для Шамрая, второй для переводчика, которого Шамрай перевел на время из Бафка. Я успел обсудить с ним терминологию и другие особенности. Чертежи готовы и размножены в 11 экземплярах. Осталось буквально несколько страниц и один чертеж. Завершить все я мог только после откачки, которая должна была вот-вот начаться. Привел в порядок всю документацию. Написал памятку, что нужно сделать в Шахрудском угольном районе и где какие документы лежат.
  
   Подошли последние дни перед отъездом. Я прощался с Шахрудом, советскими и иранскими коллегами в общем-то навсегда, если вернусь, то уже не сюда. Никаких мероприятий по случаю торжественных дат или в честь отдельных лиц в компании уже давно не проводилось. Иранцы дарили мелкие сувениры. Каротажник Бастами предложил кусок детонирующего шнура. - Зачем он мне? - А может и у вас будет революция, пригодится (через 10 лет, вспоминая, я иногда жалел, что отказался). От руководства компании я получил в подарок большой поднос из нержавейки.
   В советской колонии существовала давняя традиция, согласно которой каждому отъезжающему вручался памятный альбом, обычно со стихотворным посвящением и подписями всех специалистов. Я сам, будучи ответственным за фотолабораторию, участвовал в изготовлении многих альбомов, написал несколько стихотворений. Для собственного альбома сам отобрал фотографии, а оформил его наш картограф В.И.Овчинников.
   Моя деятельность в последнее время раздражала руководителей групп горняков (он был и старшим по колонии) и геологов. Как это, они - легитимные по современной терминологии, руководители, а этот, выскочка, самозванец, а туда же, и в Отдел общественных связей вхож, и с руководством компании общается без посредников! Когда стало известно о моем отъезде, один из них пробурчал что-то о новой головной боли с проводами и что стихов писать некому. Это почему-то задело, я объявил, что фото сделал сам и стихи сам себе напишу. Одногруппники подарили хрустальную вазочку, которая давно мне нравилась. А посвящение в альбоме все-таки появилось, его написал шахтер Василий Степанович Коробейников. Не скрою, читать его было приятно (о литературной стороне не говорю). Привожу его с сокращениями.
   Вместо эпиграфа
  
   В загранке жил и мед там пил,
   Но горек он в краю чужбины.
   Порукой в том твои седины,
   Неуваженье к сарацинам
   И та тоска, что пережил.
  
   Подражанскому В.А.
  
   Желаем Подражанскому
   На Родине своей
   Простора океанского,
   Он - истый водолей.
   Возьмет кирку с лопатою,
   О землю постучит,
   Немного телепатии
   И ручеек журчит.
   Не зажурчит, то скажем мы:
   Он будет терпелив,
   Но воду точной скважиной
   Добудет из земли...
   Иранцы им довольные,
   Он нес с собою в жизнь
   Атаки волейбольные
   И фотомонтажи.
   Жил правильными нормами,
   Всегда спортивный вид.
   Зла ни на ком не сорвано,
   И не было обид.
   Не страшно с ним, товарищи,
   Берлогу обложить,
   Легко с таким товарищем
   Работать и служить...
   Тревогою объятая,
   Семья лишилась снов.
   Раскрой свои объятия,
   Весенний Кишинев.
   Прими неугомонного
   Под пологи берез.
   Ирине и Платоновне
   Не скрыть счастливых слез...
  
   По согласованию с Н.А.Шамраем я должен был прибыть в Тегеран за неделю до отъезда. Пошел в Отдел общественных связей и попросил получить для меня в Медцентре лечебные мази, каких в нашей стране тогда и в помине не было (например, широко известный "Финалгон"). Через них я обратился к дирекции ВЭК с просьбой выделить мне машину для поездки в Тегеран. Через пару дней все было сделано.
   В последний раз объехал район работ. На ближнем к Мехмандусту разведочном участке началась откачка. Мне должны были по телефону сообщать в Тегеран о ее ходе. Последние прощания. В 8 утра за мной должен заехать на "форде" г-н Джалали.
   Во время краткой церемонии прощания в "башке" от нашей группы выступил механик Володя Уханов, старший по загранстажу после меня. "Законные" руководители групп еще почему-то дулись на меня, хотя и немного оттаяли. В ответном слове я поблагодарил всех за дружбу, поддержку и понимание. Никого персонально не приглашал, но оставил на столе свои адрес и телефон в Кишиневе и сказал, что буду рад любому. На этот момент в нашей группе оставались четверо, всего в колонии - 20 советских каршинасов.
   Последний вечер в Шахрсази. Вещи сложены. Холодильник практически пуст, только что-то на завтрак. Солнце уже село, когда я услышал за окном шум мотора и автомобильные гудки. Около дома остановились две легковых машины, и ко мне ввалилась компания иранских дипломников и младших техников, человек 10. Среди них - неожиданно - буровик г-н Анвари, с которым мы часто конфликтовали.
   Чай и сахар у меня нашлись. Была заветная бутылка самогона, которую я собирался распить с товарищами в Тегеране. Отозвал в другую комнату кого-то из вольнодумствующих и спросил, уместно ли поставить ее на стол, ведь среди них есть истинно верующие, им это будет неприятно? Он провел короткое совещание со своими и дал добро, кто не хочет, пить не будет, но не обидится. Закуска ограничилась несколькими апельсинами.
   Поговорили, как смогли. Похлопали друг друга по плечам, обнялись на прощанье. Я был растроган буквально до слез. Люди специально собрались после работы и приехали из города, чтобы выразить мне свою доброжелательность, зная при этом, что полиция их всех поголовно запишет, и этот факт ляжет минусом в досье каждого.
  
   В памятный альбом вставили по моей просьбе стихотворение, написанное в порыве раздражения. Я использовал размер и даже отдельные обороты из стихов уехавшего луганского геолога.
  
   Не нужно мне стихов, мне хватит и альбома.
   Скорей из этой клятой стороны!
   Устал, устал я вдалеке от дома,
   От матери, от дочки, от жены.
   Не нужно мне восторженных похвал,
   И не нужны подарки дорогие.
   Изрядно я в Иране попахал,
   Пускай теперь попробуют другие...
   Мне жаль впустую прожитые дни
   В волненьях и заботах непрестанных,
   И если были тягостны они,
   Что толку в заработанных "туманах"?
   Нет, пусть нам было всем невмоготу,
   И пусть от зноя потемнели лица,
   Мы были здесь на боевом посту,
   Ну, а покой? Покой нам только снится.
   ...Скользит по сторонам растерянный мой взгляд.
   Лицо напряжено в улыбке косоротой.
   Не отрываясь, я смотрю назад,
   Пока Шахруд в последний раз мелькнет за поворотом...
  
   В Тегеране я сразу же купил себе приличный калькулятор "Casio". Каждый вечер в гостиницу звонил Володя Уханов и диктовал данные наблюдений за уровнем и расходом воды при откачке. Через день я остановил ее и поручил пронаблюдать за восстановлением уровня в течение суток. Получив все это, произвел окончательные расчеты. Написал несколько вставок в текст отчета и в последний чертеж. Подробно изложил, что и куда поместить и передал Н.А.Шамраю.
   Приехавший недавно новичок-буровик из ростовского "Южгипроводхоза" сказал, будто слышал, что на мое место направляют специалиста из их института. На мой вопрос о нем коротко ответил: железный. Этот слух нашел подтверждение в Тегеране. Я сказал Шамраю, что все указания оставлены, больше ничего писать не буду. В телефонном разговоре с Ухановым попросил встретить нового старшего по должности в духе традиций нашей дружной группы.
   Ошибки при эксплуатационной разведке угольных месторождений, о чем я рассказывал выше, плюс почтенный возраст привели к отставке С.А.Голубева и отзыву его в Союз. На место главного геолога в системе НИМК (Зобогана) прибыл новый человек. Меня познакомил с ним Шамрай. Состоялась краткая беседа. Новый попросил, чтобы я обязательно зашел к нему перед отъездом. Поселился он в Доме геологов. Геофизик (или геолог?), специализирующийся на разведке угля, насколько помню, доктор наук. К сожалению, забыл, как его звали. В отличие от прожженного номенклатурщика Голубева, который чуть ли не лопался от сознания собственной значимости, этот был весьма прост в общении. Усадил меня в кресло, принес чаю и устроился на полу у моих ног. Я даже почувствовал себя неловко. Но вопросы задавал грамотные и точные. Я сказал, что по Шахрудскому угольному району программа изысканий практически выполнена. Чтобы закрепиться там, нужно срочно составить новую. - Насколько я информирован, Вы сами этим займетесь после отпуска? И не только по Шахруду? Пришлось промолчать.
   На вокзал стали собираться загодя. Нужно было собрать мой багаж, раскиданный по разным местам. Провожали дежурный переводчик, мой приятель Миша Чернилевский и Шамрай. На вокзале - толпа, как во время эвакуации в 1941г. На перрон не выпускали, пока не подадут поезд. Он, как обычно в те времена, опаздывал на много часов, стоянку и время посадки сильно сокращали. Вагоны брали с боем. В двух международных было легче, пассажиров меньше, но до них надо было еще пробиться. Вещей у меня по существующим масштабам было не много. Переводчик нанял каких-то людей, они помогли донести багаж. Я погрузился одним из последних, картонные коробки пришлось сложить в тамбуре. Поезд дрогнул. Кажется, всё?
   Растаял сзади тегеранский смог.
   Увижу скоро за окном родные дали,
   Но до конца мне позабыть едва ли
   Пережитые месяцы тревог...
  
  
   Хотя наши два вагона были заняты только советскими гражданами и не подвергались атакам иранских пассажиров, но были забиты под завязку. Я попал в трехместное купе с горняком из Кузбасса и его женой. Иранскую границу пересекли быстро. Здесь нашими вещами особенно не интересовались. С приближением к советской напряжение стало нарастать, наши таможенники были не столь лояльны. Почему то придирались к письмам, которые везли до первого советского почтового ящика. Отбирали и якобы сами опускали в ящик прямо на перроне. Были известны случаи, когда такие отобранные письма не доходили до адресата. Некоторые даже боялись брать письма для доставки в Союз. Перед отъездом и в Шахруде, и в Тегеране я объявил, что почта принимается без ограничений. Хорошо знал, как важно быстрее передать весточку. Набралось несколько десятков конвертов. Перед нашей границей - от греха подальше - я разместил их под рубашкой вокруг пояса. Но самое главное - заканчивалась зона действия исламского сухого закона! Народ трепетал в ожидания скорого возвращения к родным традициям.
   Бригада из троих во главе с женщиной (почти былинная личность, о ней знали все) начала досмотр с противоположной стороны вагона и дошла до моих вещей в последнюю очередь. В знак такого обстоятельства она предложила самому предоставить одно из мест для контроля. Мне было все равно и одинаково неудобно. Было очень плотно упаковано, в пространство размером с карандаш я вставлял предмет толщиной в палец. Дама действовала, как лиса, копающая нору. Мгновенно в коридоре вагона образовалась гора. На дне коробки лежали вырезки из иранских газет - про шаха, революцию и образцы западной даже не порно, а скорее эротической продукции. "Какая гадость!" - сказала таможенница. Не притронувшись ни к чему, они ушли. С другого конца вагона уже доносились громкие крики доходивших до кондиции соотечественников. Мои попутчики нервничали. В купе трудно было зайти, кроме того мы договорились компанией отметить такое важное событие. Чтобы кое-как запихнуть содержимое коробки обратно, ушло полчаса.
   Торопиться было некуда. Вагоны стояли, из-за опоздания поезда пропустили состав, к которому их должны были прицепить. Сосед уже сбегал в торговую точку. К сожалению, вожделенная жидкость скоро закончилась. Стали изыскивать средства на новую порцию. У меня с собой было мало советских денег. Я отказался. Уговаривали: что, не дотянешь до Москвы? Не потерпишь пару дней без еды? Буфет на вокзале работает! Душа горит! Объясняю, мне нужно будет доехать от вокзала до места на такси. Женщина-попутчица тоже выпила, но меня поддержала. Куда там! Не понимают. Стыдят. Выцыганили все-таки. Добавили. Как мало нужно для счастья!
   На этот раз ехали другой дорогой, не через Ереван, а через Баку. В Москве на Курском вокзале меня встречала дочь. Ей пришлось провести там много часов, т.к. точное время прибытия не было известно. С ней был тесть Володи Уханова. Я привез для него передачу, целый чемодан. У Ирины накопилось несколько свободных дней, и было заранее согласовано, что мы остановимся в их квартире в Печатниках.
   В "Росглавзарубежводстрое" меня тепло встретил Володя Щерица. Я откровенно рассказал о своих намерениях. Он посоветовал не спешить, съездить домой в Кишинев, обсудить все с Маей, вернуться и, в зависимости от принятого решения, закончить здесь свои дела. Ему почему-то активно не понравилась моя борода. Я держал в руках анкету и фото своего преемника. Он был еще в Москве, но встретиться не довелось.
   Дочь посетила магазины "Березка", купила кое-что. На Котельнической набережной уговорила меня взять себе красивую югославскую дубленку. За прошедшие до сего дня 30 лет я одевал ее не больше сотни раз.
   Долгожданная встреча с родными. В институте. Поездка в Одессу. Общее мнение было единодушным: хорошего понемножку, надо оставаться дома. Возвратился в Москву. Походил по кабинетам. Раздал служащим мелкие сувениры (хорошие авторучки, безделушки). Щерице сделал подарок раньше, вместе с Н.А.Шамраем мы купили ему в Тегеране кожаный пиджак. Некоторым специалистам для поездки оказывалась, так сказать, дополнительная поддержка. Было принято благодарить Отдел кадров ценным подарком, например, сервизом. Я плохо умею проводить подобные акции. Володя - мой товарищ, помогал мне бескорыстно. Я на его месте поступил бы точно также. И подарок ему сделал с удовольствием. А другие - кто они мне? Правда, еще раньше, во время моего приезда в отпуск, Максим Панченко сказал, что мне не стоит об этом беспокоиться. Почему? Твой облик не располагает что-нибудь от тебя брать. Я так и не понял, что он имел в виду. Володю я просто пригласил пообедать, мы хорошо посидели в кафе "Валдай" на Новом Арбате. Как обещал, сообщил Шамраю телеграммой о том, что не вернусь. Щерица сказал, что со своей стороны подробно напишет ему.
  
   С п р а в к а
   Выдана настоящая Подражанскому В.А. в том, что в соответствии с принятыми обязательствами по межправительственным соглашениям он работал в Иране в качестве старшего инженера-гидрогеолога с 11 апреля 1978г по 19 марта 1981г. За время работы предоставлен отпуск на 70 рабочих дней с 25 марта по 17 июня. По окончании отпуска направлен в распоряжение Института геофизики и геологии АН МССР с 18 июня 1981г.
  
   Начальник Отдела кадров
   "Росглавзарубежводстроя" Голицын
  
   Наиболее ценным приобретением за заработанные деньги стала квартира для дочери в Одессе. Совзагранработники имели через "Внешпосылторг" возможность
  
   0x01 graphic
  
   Таким уехал, таким возвратился, таким был там
  
   вступить в жилищно-строительные кооперативы на льготных условиях. Оплата производилась инвалютными рублями. Таких денег никто в глаза не видел, но именно их (в долларовом эквиваленте) Советский Союз получал за нефть и ими же рассчитывался за импортные зерно, мясо и пр. Районные власти и строительные организации были заинтересованы в получении таких денег и включали претендентов в списки членов кооперативов без очереди, в этом и заключалась льгота. Хуже было в Москве, где "инвалютчиков" много, очереди избежать не удавалось, но она была все-таки не такой длинной, как для обычных граждан. Там существовали целые кварталы для жильцов подобного рода.
   Действовала целая система: мои денежные средства хранились во Внешэкономбанке СССР (без начисления каких-либо процентов). По заявке в специальном месте они обменивались на чеки, не помню курса - несколько за один рубль. За чеки можно приобретать товары, в т.ч. дефицитные, в магазинах сети "Березка" (иностранцы могли рассчитываться валютой, не всякой, только СКВ, монгольские тугрики не проходили). Около таких магазинов всегда толкались темные личности, предлагавшие купить чеки за советские рубли (наиболее ходовой курс - 1,8-2 рубля за чек). Многие держатели чеков этим промышляли или прибегали по необходимости. Моряки загранплавания в своих особых магазинах рассчитывались бонами, причем ассортимент товаров отличался от "березового". На черной бирже шел обмен чеков на боны и наоборот.
   Заявление на покупку квартиры я подавал в Москве, в центральном офисе Внешпосылторга. Хотели купить двухкомнатную, включив в список жильцов бабушку. Не тут-то было! Даже за свои деньги, даже инвалютные, нельзя было получить, что желаешь. По советским нормам положено столько-то метров на человека и все! Вот когда бабушка пропишется в Одессе, тогда поговорим. А пока - можете жаловаться во Всемирную лигу сексуальных реформ! Причем, решение это исходило от каких-то высоких советских органов. Сотрудницы Внешпосылторга пытались помочь, где-то что-то узнавали, и отказ я получил через довольно длительное время. Потом нужно было оформлять кучу бумаг, дочь много бегала по присутственным местам в Одессе. В итоге это оказалось все же намного быстрее, чем обычным порядком. Она тогда уже жила и работала в городе и вселилась в новое жилье летом 1985г. В этой квартире мы и сейчас живем в летние месяцы. Только тогда она находилась на крайней улице города, из окна была видна степь и подъемные краны Ильичевского порта, а сейчас этот пейзаж закрыт высокими домами нового жилого массива.
   Второй крупной покупкой стал автомобиль "Жигули" 11-й модели. Она не планировалась, я себе даже не привез никаких запчастей и принадлежностей. Вначале этой игрушкой пользовались дочь с мужем, но так случилось, что скоро она перешла в мои руки. Ездил на ней 8 лет, потом продал крайне невыгодно, надеясь купить новую. Но настали другие времена, новой не появилось. А деньги от продажи сгорели вместе со Сберкассой и всей страной.
  
   Как оценить свою загранкомандировку в целом?
   + + +
   1. Впервые побывал за границей и познакомился с необычной страной.
   Стал свидетелем важных событий мирового масштаба.
   2. Провел интересную работу и получил положительные результаты.
   3. Заработал приличные средства, благодаря которым улучшилось
   качество жизни, и которых хватило до распада СССР.
   - - -
   1.Длительная разлука с родными и близкими. Связанное с этим ухудшение
   отношений в семье.
   2. Потеря времени и выпадение из ритма на основной работе.
   3. Нахождение в состоянии почти непрерывного стресса в течение длительного
   времени отразилось на здоровье не лучшим образом.
   = ?
  
   Вскоре после возвращения, не помню, каким образом, узнал следующее. Моему преемнику в Шахрудской гидрогеологической группе по фамилии Нефедьев (Нефедов?) не понравились результаты моей работы. Он всячески критиковал мою деятельность в Шахруде. Жаловался Н.А.Шамраю. От разговоров среди своих перешел к иранцам. Результат оказался неожиданным. Мои бывшие коллеги из ВЭК выразили резкое несогласие с оценками нового гидрогеолога. Кончилось тем, что через руководство Зобогана они потребовали убрать его из Шахруда. Нефедова перевели, в Бафк, кажется.
   "Росглавзарубежводстрой" вел переговоры о больших работах по поиску и разведке подземных вод питьевого назначения в Ливии. Щерица очень хотел, чтобы я принял участие в этом проекте. Но межправительственное соглашение не состоялось. Потом он задумал издать монографию по гидрогеологии Ирана. Авторы - гидрогеологи, работавшие там на разных объектах в разных частях страны. Ответственный редактор - И.В.Зеленин. Щерица составил проспект и развернутый план работы над книгой. Предусматривались даже командировки авторов в Иран. Но грянула перестройка, этим задумкам не суждено было сбыться. А сам Володя серьезно заболел и, к большому сожалению, умер совсем еще не старым.
   С товарищами по Шахрудской группе контактов как-то не получилось. С некоторыми обменивались поздравлениями по праздникам какое-то время. Другие на письма не ответили, в т.ч. Кипа. Через кого-то я узнал, что его нет в живых. Были встречи с геофизиком Ю.С.Сучковым, я об этом расскажу. Но самая необычная случилась в Одессе. На переполненном пляже на Б.Фонтане Маю окликнул Сергей Чуриков. Он отдыхал в каком-то пансионате. На вопрос, почему не известил о приезде, совершенно серьезно ответил: был уверен, что и так увижу вас. Что и произошло в летней Одессе, где население в этот период, возрастает вдвое. Однажды в Кишинев по турпутевке буквально на один день завернул Володя Журнаев. Он забежал ко мне рано утром перед выездом на экскурсию. В это время Мая была больна, я как-то растерялся, мы толком не договорились и не увиделись больше. Я очень перед ним виноват. Будучи в Симферополе, я позвонил домой Шамраю. Его жена Галина, не дослушав представления, обрушилась на меня с руганью, видимо приняла за собутыльника. Николай Алексеевич сильно закладывал. Позже до меня дошли слухи, что его по этой причине уволили. Сейчас из этой группы людей в поле зрения не осталось никого.
   Поездка в Иран стала заметным событием, очередным важным этапом моей жизни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Последний этап
  
  
  
   В Одессе в послевоенные годы исключительно популярны были легкоатлетические эстафеты по улицам города. Проводились они дважды в году. Весенняя знаменовала открытие летнего спортивного сезона, осенняя, более длинная, его окончание. Я несколько раз принимал участие в этих соревнованиях, выступая за команды школы и университета. На последнем, коротком этапе эстафет борьбы, как правило, уже не было, но бежать его было почетно. Приятно было финишировать на Приморском бульваре у памятника Дюку под аплодисменты большой толпы. Сейчас, выходя на старт очередного этапа, я не предполагал, что он станет для меня последним...
   Я возвратился из заграничной командировки в конце марта 1981г. Сразу же по приезде встретились с Игорем у него дома, и он ввел меня в курс событий. Конечно, за время моего трехлетнего отсутствия многое изменилось. Лаборатория приступила к выполнению многолетней темы, в рамки которой можно было уместить всю науку гидрогеологию. Но отдельные разделы были вполне конкретными. Кое-что было закончено или находилось на стадии завершения, другое разрабатывалось на полном ходу.
   Одним из направлений стало изучение взаимосвязи подземных и поверхностных вод Молдавии. Игорь давно задумывался об этой проблеме. Еще до моего отъезда в Лабораторию был принят молодой человек - гидролог. Но его скоро призвали в армию, и тогда идея продолжения не получила. Теперь ее реализация была поставлена шире, оформлена и включена в научный план. На первом этапе работы проводились совместно с УГ. Они включали специальные обследования опорных водосборных бассейнов рек, отбор проб воды из родников, колодцев, поверхностных водотоков для химического и изотопного анализов, бурение скважин. К исследованиям привлечены ученые из Института водных проблем АН СССР (ИВП) и ВСЕГИНГЕО.
   В круге вопросов, изучаемых по проблеме, серьезное внимание уделялось гидрологии. В связи этим к нам перешел В.А.Корчинский. С Валерием мы были знакомы давно. Гидролог по специальности, выпускник Черновицкого университета, раньше работал в Отделе географии, потом в Институте зоологии. Он был основным связующим звеном между нашей лабораторией и УГ. Последнее представляли от Партии по изучению режима моя приятельница А.С.Присяжнюк (у которой я украл ее научные достижения) и мой бывший сослуживец А.А.Правиков. Он занимался только бурением, а Анна Семеновна все пыталась вникнуть в суть.
   Корчинский - парень в целом неглупый и знающий. В связи с выполнением этой темы он собирался готовить диссертацию, в чем его полностью поддерживал Игорь. Он даже попросил быть его научным руководителем своего хорошего знакомого проф. И.С.Зекцера, с которым был связан как с завотделом Подземного стока ИВП. Но у Валерия Александровича было одно несколько странное свойство характера: когда возникала какая-нибудь задача, он начинал искать, кто ее выполнит. При этом проявлял чудеса изобретательности, а времени на поиски порой тратил столько, что скорее смог бы сделать эту работу сам.
   Направление деятельности тройственного альянса Корчинский- Присяжнюк- Правиков в нужное русло потребовало от Зеленина много усилий. Сейчас все это было как будто позади, но Корчинским он был по-прежнему недоволен. Эти волнения явились, возможно, одной из причин ухудшения состояния его здоровья в мое отсутствие. Возникли проблемы с позвоночником. У него отнялась нога, пришлось полежать в больнице. Вопрос до конца не был решен, врачи туманно рассуждали об операциях и нейрохирургах (через полтора десятка лет я сам оказался в подобном положении и слушал такие же разговоры).
   Я сильно отстал, мне нужно было быстрее вписываться в общий темп работы. Игорь попросил меня отложить свой отпуск и заняться выполнением предусмотренного планом раздела по региональной оценке подземных вод. Для решения этой задачи по выбранной нами методике требовались сведения о водоотборе из артезианских скважин. Я обратился по этому поводу в три организации - УГ, Комитет по охране природы и Минводхоз. В Министерстве с удивлением узнал, что разрешение на использование нужных материалов я должен получить в Водной инспекции у бывшего начальника УГ А.И.Живолупа. Александр Ильич спросил, для чего это нужно, подписал бумагу и кратко со мной побеседовал. Я, естественно, ни о чем не спрашивал, причину смены места его работы узнал позже.
   Хозяином Молдавии долгие годы был Первый секретарь республиканского ЦК партии, приятель Генсека Брежнева И.И.Бодюл. В 70-е годы появилась группа молодых руководителей, которые считали, что он несколько устарел, и не мешало бы его заменить. Среди них были бывший комсомольский вожак, ныне секретарь ЦК по идеологии П.К.Лучинский и первый секретарь Кишиневского горкома В.И.Каниковский. Бодюл все это знал и спокойно наблюдал, как резвится молодежь. В какой-то момент он решил, что они становятся опасными, и разом прихлопнул. Лучинского отправили в почетную ссылку - Послом в Монголию, а Каниковского, геолога по специальности, назначили начальником местного УГ. Живолупа грубо и бесцеремонно вытолкали на пенсию, он сам нашел себе работу в Минводхозе.
  
   Мне передали из Ленинграда диплом кандидата наук. В институте я по-прежнему занимал должность старшего инженера. Администрация решила перевести меня на место старшего научного сотрудника. Вакантная единица была. Нужно было пройти процедуру конкурса. Сказали, что это будет простая формальность. Но прошел слух, что у меня есть реальный конкурент, кандидат наук, с опытом руководящей работы, член партии. В итоге документы на конкурс он не подал, видимо, посчитал, что здесь я - свой человек, кроме того отношения с институтом у него были не самые теплые, когда-то наш Ученый совет разгромил представленную им на отзыв диссертацию.
   Я благополучно прошел конкурс и через 10 лет после начала работы в институте законным путем перешел из вспомогательного персонала в ряды научных работников. Через пару лет в Президиум АН СССР в установленном порядке были поданы документы, и в 1984г я был утвержден в научном звании старшего научного сотрудника (соответствует доценту в ВУЗе). Приятно, что аттестат подписал достойный человек вице-президент АН, геолог академик А.А.Яншин.
  
   Отчет по результатам изучения подземных и поверхностных вод получился интересным. Дана гидрогеологическая характеристика типичных водосборных бассейнов малых рек Молдавии, описаны особенности формирования баланса подземных вод. Некоторые решения были весьма оригинальны.
   Известно, что одними из "меток", позволяющих проследить направление и скорость потоков влаги, являются изотопы кислорода и водорода (кислород-18, дейтерий, тритий), а также радий и радон. Например, радиоактивный изотоп водорода тритий содержится только в атмосфере и может попасть в подземные воды с просочившимися осадками. Для оценки содержаний трития в атмосфере использованы опубликованные материалы по Одессе, Москве, а также Югославии, Дании, Канаде, т.к. в Молдавии такие наблюдения никогда не проводились. Тритий в атмосфере образуется естественным путем под влиянием космогенных процессов. До начала 50-х его концентрация была невелика и практически постоянна. После этого срока в связи с испытаниями ядерного оружия и выбросами промышленных радиоактивных отходов содержания существенно возросли. Возникла идея заменить недостающие данные путем изучения состава молдавских вин. Исходили из того, что количества изучаемого компонента в атмосфере и вине в году, когда был собран урожай, близко совпадают. Через руководство Академии и ЦК партии Молдавии удалось проникнуть в знаменитые Криковские подвалы и получить образцы коллекционных вин за период с 1953 по 1979г. Анализы для определения этих компонентов проводились в Москве. Полагаю, наши коллеги брали для анализа минимальные количества материала, а остальное использовали по прямому назначению, качество молдавских вин в рекомендациях не нуждается. Результаты анализов подтвердили сведения из литературных источников.
   По данным изотопного опробования И.В.Зеленин и наш математик И.Э.Вербицкий создали оригинальную интерпретационную модель, на ее основе получены представления о питании подземных вод и их динамике. Так, оценки интенсивности инфильтации (просачивания) в области питания удовлетворительно сопоставлялись с данными, полученными ранее при анализе лизиметрических наблюдений. Расчеты показали, что в области транзита на значительных глубинах подземные воды движутся с очень малыми скоростями. При различных сочетаниях природных условий за период от 10 до 40 лет они могут пройти от единиц до 2 - 3 тыс. метров. Пополнение подземных вод начинается с глубин их залегания более
   3 -5 м, выше этих отметок расход влаги на испарение в атмосферу превышает инфильтрацию. Проводя районирование территории по глубине залегания грунтовых вод (первый от поверхности водоносный горизонт), можно оценить величину атмосферного питания. Кроме того по глубине залегания можно косвенно судить о соотношении бокового притока или оттока к тому или иному участку: среднегодовые глубины меньше 3 - 5м (атмосферное питание равно 0) свидетельствует о превышении притока над оттоком; глубины выше этих значений - о преобладании оттока. Таким образом, распределение площадей с различной глубиной залегания уровней грунтовых вод дает ориентировочное представление о влагообмене водоносных горизонтов с атмосферой. Основное содержание научного отчета было опубликовано в виде монографии, выпущенной нашим академическим издательством в 1984г.
  
   Роль подземных вод в природных процессах и хозяйственной деятельности человека очень велика. В Молдавии она проявляется особенно заметно. Здесь доля подземных вод в хозяйственно-питьевом водоснабжении превышает 80%. В результате интенсивной эксплуатации существующий водоотбор приблизился к пределу, определяемому природными условиями. Возникла опасность истощения естественных ресурсов, подтягивания к эксплуатационным скважинам вод неудовлетворительного качества из соседних участков и пластов, проникновения в продуктивные горизонты поверхностных загрязнений.
   Значение подземных вод не ограничивается вопросами водоснабжения. Они должны рассматриваться как основная регулирующая часть общего водного баланса. По нашим оценкам более 90% выпадающих на территории атмосферных осадков вначале просачивается в грунт, попадает под землю, и только после этого расходуется на испарение, образует речной сток и проникает в более глубокие горизонты. Понятно, что искусственные воздействия могут сильно изменить гидрогеологические условия. Например, вследствие изменений водного и теплового баланса в районах жилой и промышленной застройки начинается подъем уровня грунтовых вод, что в свою очередь приводит к ухудшению несущей способности грунтов, сопровождается повреждением сооружений, удорожанием их строительства и эксплуатации. Подъем уровня грунтовых вод в связи с орошением может вызвать не только заболачивание и засоление земель, но и многократное увеличение испарения. Последнее в свою очередь станет причиной возрастания влажности воздуха, уменьшения радиационного баланса, вызвать активизацию эрозионных и оползневых процессов, изменения речного стока, структуры почв, условий развития растений.
   В своих последних работах и публичных выступлениях мы постоянно твердили о необходимости изучения гидрогеологической ситуации для разработки комплексной программы мероприятий по обеспечению оптимальной экологической обстановки. При этом исследования нужно проводить не только традиционными для гидрогеологии методами, а искать новые, менять информационную основу.
  
   Смена руководства Академии наук МССР произошла давно, еще до моей загранкомандировки. На место историка, бесхребетного номенклатурщика старого закала, пришел президент иного плана. Александр Александрович Жученко, чуть моложе меня, учился в Кишиневском сельхозинституте. По программе обмена студентами закончил аналогичный ВУЗ в Болгарии. Работал в каких-то хозяйствах. В поле зрения партийных боссов попал, будучи директором совхоза "Зернешты" недалеко от г. Кагула. Развивал орошаемое земледелие на пойме р.Прут. Уже тогда начал заниматься наукой. Был начальником департамента в Минсельхозе республики. Подошло время заменить известного специалиста - директора Молдавского НИИ орошаемого земледелия и овощеводства, Жученко направили в Тирасполь на эту должность. За исследования в области генетики томатов он был отмечен почетной Золотой медалью им. Н.И.Вавилова. Его избрали членом-корреспондентом и перевели в Академию на пост вице-президента, а вскорости он стал академиком и президентом.
   Еще на первой академической должности он проявил интерес к водным проблемам. Так, попросил доставить ему последние отчеты нашей лаборатории. Потом я отвечал на его вопросы (Игорь был в отпуске), связанные с их содержанием и организацией работы. Жученко оказался энергичным жестким руководителем, по моему прежнему и теперешнему представлению типичным менеджером (тогда этого слова и в помине не было) капиталистического типа. Активно работал в области науки, пользуясь своими возможностями, создал себе Институт экологической генетики, построил несколько крупных экспериментальных установок. Нашего директора не взлюбил сразу. Сам - человек четкий, организованный, а А.В.Друмя, очень неглупый, с хорошей реакцией и быстрой обучаемостью, но из тех, кто от работы не умрет, по характеру разгильдяй. Жученко все это быстро разглядел и не упускал случая поговорить об этих качествах. Директор, естественно, тоже недолюбливал Президента АН. На всех углах он шутил, что главным свойством выведенных Жученко томатов является их твердость, когда падают на асфальт, остается вмятина (сейчас, по-моему, этот признак стал основным у всех фруктов и овощей, продающихся в магазинах). Но вернемся к водным делам.
   Любой деятель, когда ему нужно выделиться, поднять свой статус, берется продвигать какую-нибудь важную в научном или народно-хозяйственном отношении задачу. При этом не имеет значения, будет ли она успешно решена, или нет. Главное - вызвать общественный резонанс. К примеру, крупный специалист инженер-геолог, профессор МГУ Е.М.Сергеев захотел стать академиком. Звания член-корра АН СССР и многолетнего пребывания на посту секретаря парторганизации университета ему показалось недостаточным. Он выдвинул идею о положении инженерной геологии как науки. Утверждалось, в частности, что гидрогеология является частью инженерной геологии, с чем я согласиться не могу. Но это разговор долгий. Главное, пошли волны, было задумано и осуществлено капитальное 11-томное издание "Инженерная геология СССР" коллективом авторов во главе с Сергеевым. Труд был отмечен Ленинской премией, а вдохновитель получил желанный титул. Другой случай имеет отношение к нашему рассказу. Академиком захотел стать научный руководитель одного из Вычислительных центров АН член-корр Н.Н.Моисеев. Он обратился к водной проблеме. Дефицит влаги и аридизация климата, обмеление Аральского моря, начинающиеся разговоры о переброске стока северных рек - все это было весьма актуальным. Моисеев взялся за сравнительно небольшой, но важный вопрос - создать постоянно действующую математическую модель какого-нибудь речного бассейна. Чтобы вовлечь широкие научные и общественные круги, была заявлена проблема, объединяющая силы трех республик - Украины, Белоруссии и Молдавии, а именно, проблема рек Днепра, Днестра и Припяти. Промолчим о том, что объекты в природном плане притянуты друг к другу за уши: Припять просто часть бассейна Днепра, Днестр с ними никак не связан, кроме того, хоть он и национальный символ, на территории Молдавии формируется всего несколько процентов его стока. В разных местах проходили встречи, читались научные доклады, составлялись обращения к руководителям министерств и ведомств. Научные форумы организовывались чаще в Белоруссии. Я несколько раз ездил туда. Кроме Минска пришлось побывать в районах, больше западных, и городах Бресте, Пинске, Пружанах, Барановичах. Большая часть обсуждаемых вопросов, по правде говоря, была довольно далека от гидрогеологии, но ездил я с удовольствием, нравилась природа, люди. Никита Николаевич Моисеев - человек высокой культуры, отличный специалист своего дела не мог не понимать, что эта задача не может быть решена по ряду причин, в первую очередь из-за своей сложности. Но ведь хочется! И весь этот шум оказался небесполезным, потому что привлек внимание к важному вопросу, способствовал решению некоторых частных задач. А Моисеев добился своего. На одном из таких совещаний в Кишиневе присутствовал директор нашего института член-корр АН МССР А.В.Друмя. Понял важность водной проблемы. И отложил в память один из перспективных путей к званию академика.
   Президент А.А.Жученко обращался к водной проблеме от случая к случаю. Помню такой эпизод. На химическом комбинате в г. Стебник в Западной Украине прорвало дамбу бассейна-накопителя и высокотоксичные стоки попали в р. Днестр. Забудем про мелочи и напомним, что водой из Днестра питаются Кишинев и Одесса. Запахло гуманитарной катастрофой. Нам никто ничего не говорил, но мы с Игорем отложили другие дела и сделали расчеты: а) как быстро загрязнение может дойти до одного артезианских водозаборов, расположенного вблизи Днестра в пгт Ваду-луй-Водэ, вода которого шла в Кишиневский водопровод; б) сколько воды можно получить из подземных источников на территории города. Жученко с этой бумагой помчался в ЦК партии. Наши выводы были учтены при разработке плана чрезвычайных мероприятий. К счастью, все обошлось, ядовитая масса осела в глубине Могилев-Подольского водохранилища. Жученко погладили по головке, нас он тоже похвалил за оперативность.
   Поступил еще какой-то руководящий сигнал. Президент АН отреагировал быстро и четко. Существовал какой-то Научный совет по водным делам. Во главе стоял гидролог из Отдела географии, Зеленин был его замом. Совет объединял несколько организаций, что-то обсуждал и рекомендовал, но в целом его деятельность была не особенно заметна. Теперь совет был реорганизован. После проведенной Президентом работы в верхах он стал называться Советом по научно-технической проблеме "Водные ресурсы", проблеме присвоили номер 01, а Академия стала играть в нем ведущую роль. Но этого показалось мало. Как реакция на сигнал, решением Президиума АН в составе Академии была создана Секция водных проблем. После дискуссий ее включили в состав Отдела географии. В нее вошли Лаборатория гидроники (мудрое название гидрологии, которого и в словарях нет) этого отдела, лаборатории гидрогеологии и гидрогеохимии из нашего института, еще была создана группа для руководителя Секции сельскохозяйственного профессора, занимавшегося вопросами эффективности орошаемого земледелия. Организации Минводхоза и геологии остались без изменений.
   Мы сидели в тех же комнатах за теми же столами. Но кое-что изменилось. Другое начальство. Другие требования, традиции. Другие задания, потому что Отдел географии входил в состав Отделения биологических и химических наук АН. Завотделом, геоморфолог, многие оргвопросы решал быстрее, чем наш бывший директор, но всегда хотел хорошо выглядеть в глазах руководства. Он настаивал на участии в решении задач, за которые мы не могли взяться из-за малочисленности нашего персонала, либо не имели к ним отношения вообще (например, проблема использования навозной жижи). Руководитель Секции - человек не злой, но плохо понимавший проблемы наук о воде. К тому же он часто болел. Короче, очень быстро стало ясно, что Секция работает неэффективно. Обратным постановлением Президиума через 10 месяцев вернулись в родной институт, "прихватив" Лабораторию гидроники. Гидрологи приняли это с охотой.
   Наверно, с самого начала было понятно, что Секция водных проблем в таком виде - мертворожденное подразделение. Но Президент Жученко был опытным аппаратчиком и чутко прислушивался к мнению руководства республики. Раз так хотят, сделаем! А что без толку, так это - дело десятое! А шум тем временем уляжется.
   Наш директор не забыл о важности водной проблемы. Пока не решался ухватиться за нее, только отслеживал, выжидал и чьи-то попытки стать во главе мягко блокировал.
  
   Со мной связался товарищ по работе в Иране геофизик Юлий Сучков, который жил в Ташкенте. После загранкомандировки он ушел из геологии и занимался инженерными изысканиями в "Атомпроекте". Попросил меня помочь принять участие в совещании по сейсмологии, которое проводил в Кишиневе наш институт. Я организовал вызов, а когда они с товарищем приехали, день прожили у нас. С тех пор мы поддерживали постоянный контакт.
   Как-то я узнал о совещании, которое должно было пройти в Ташкенте. Тема его была мало связана с вопросами, которыми я занимался, но мне хотелось побывать в Средней Азии через 10 лет после последнего посещения. Я послал заявку на участие, известил Сучкова, он устроил персональное приглашение. Мне дали командировку от Отдела географии. Мая была уже на пенсии и поехала со мной за свой счет.
   Товарищ встречал нас в аэропорту на своей "Волге" и категорически заявил, что ни о какой гостинице речи быть не может, мы будем жить у него в собственном доме. В работе форума я участвовал не очень активно, но записался на экскурсию в горы в район Чарвакского гидроузла. Когда-то, после окончания университета, я получил направление на работу как раз в эти места, но потом назначение изменили и я попал в Казахстан. Место очень красивое. Кроме прочего оттуда были видны уже заснеженные (конец октября) вершины Чаткальского хребта, где я бывал. На обратном пути был устроен банкет с пловом. Самому почетному участнику профессору МГУ Г.С.Золотареву подарили узбекский халат. Плов, правда, уступал тому, который приготовил дома Сучков.
   Еще я решил съездить в Самарканд, посмотреть места, где прошли тяжелые годы эвакуации во время войны. Кроме того там жил мой родственник. Он приходился мне двоюродным дядей, но мы - ровесники и дружили с детства. Правда, на многочисленные звонки из Ташкента его телефон не реагировал.
   До Самарканда ходит удобный поезд, ехать нужно ночь. Мы совершили автобусную экскурсию по древнему городу, осмотрели главные достопримечательности. Потом мне захотелось найти места, где мы жили. Дом, где разместились бабушка с дедушкой, нашел легко. Дед попал сюда вместе с Одесским мединститутом, в котором заведовал кафедрой. В Самарканд была эвакуирована из Ленинграда Военно-медицинская академия, он там тоже преподавал. Наша семья жила в 8 км от города на Научно-исследовательской виноградарской станции. Когда я спрашивал о ней у доброжелательных узбекских парней и говорил, что ищу место, где жил 40 лет назад, в их глазах возникало странное выражение. Такой срок ими не воспринимался, с равным успехом я мог бы сказать, что это было в палеозойскую эру.
   В ресторане мы поели прекрасный лагман (бараний бульон с круглой лапшой). Жена очень устала от хождений. Обратный поезд был в 1 час ночи. Я оставил Маю на скамейке и пошел искать родственника по адресу. На мою беду их улицу несколько раз переименовывали, я долго ходил, а это было совсем рядом. Дядина жена оказалась дома и очень обрадовалась. Телефон у них просто поврежден. Они никак не соберутся его починить ( и это при том, что дочь учится в Москве и часто звонит!). Я вернулся к Мае, сообщил, что ее ждут, рассказал дорогу, а сам предпринял последнюю попытку найти станцию. Какие-то мужики рассказали, как доехать автобусом. Дело в том, что станция была давно преобразована в Узбекский НИИ виноградарства им. Шредера. И когда я расспрашивал, мне не раз говорили про Шредера. Самое обидное - я знал это название, оно упоминалось в разговорах моих родителей, Просто забыл!
   До места доехал уже в сумерках. Моментально нашел одноэтажный дом и квартиру, где мы жили, места, в которых проводил много времени - кузницу, столярную, скотный двор с развалинами конюшни. От встреченной женщины узнал, что здесь еще живут семьи, знакомые с тех времен, среди них одна узбекская, с которой мы приятельствовали и долго переписывались. Но у меня не было времени. Хотя это было на окраине города, ехать нужно было долго, я знал, что жена и родичи беспокоятся, а до мобильной связи было еще далеко. Я жалел потом, что не смог побыть там дольше и повидаться с людьми. И ни одного фото не сделал, потому что была уже ночь.
   Мы хорошо посидели за ужином. Не без труда добрались до вокзала, он находится далеко. Во время войны туда из города пустили поезд - "кукушку", сейчас мы не могли дождаться троллейбуса. Хорошо, поймали попутный "газик".
   В Ташкенте много ходили и ездили по городу. Конечно, посетили базар и были удивлены высокими ценами. Не заладилось с обратными билетами, пришлось дать телеграмму на работу с просьбой о продлении командировки. Усталые, но довольные вернулись домой аккурат под Октябрьские праздники.
  
   Следующей темой нашей лаборатории стало изучение режима подземных вод. К тому времени был накоплен обширный фактический материал. Наблюдения за уровнем воды в скважинах (иногда и температурой) проводились УГ с 1960г с частотой один раз в три дня. Более короткие ряды были собраны Мелиоративно-гидрогеологической партией Минводхоза.
   Качеству исходной информации мы всегда уделяли много внимания. Когда работали над диссертациями, каждый над своей, писали "зеленую книгу", хорошо знали фактические данные и были в них уверены. Теперь приходилось использовать другие материалы. Все было тщательно проверено, данные, достоверность которых вызывала сомнения, отбракованы. Ответственность за качество фактического материала лежала на мне. Эта часть работы отнимала едва ли не больше времени, чем его последующая обработка.
   Мы регулярно изучали информационные источники и постоянно были в курсе последних достижений в нашей области. Позже библиограф из Научной библиотеки АН готовила для нас ежемесячные подборки.
   Процессы, происходящие в гидросфере, отличаются большой сложностью. На первый взгляд кажется, что закономерности можно достаточно просто установить путем простого сопоставления колебаний основных метеорологических факторов и уровней подземных вод. В действительности это далеко не так. В период работы над "зеленой книгой" мы пытались установить зависимость режима и элементов баланса грунтовых (первых от поверхности земли) вод от атмосферных осадков, температуры и влажности воздуха. По нашей просьбе в Институте автоматики и процессов управления одного из центров АН СССР была создана синтетическая модель, учитывающая не только связи между указанными показателями, но и инерционность системы. Оказалось, грунт "помнит" погодные условия за прошедшее время продолжительностью 1,5 - 2 месяца. К сожалению, точность полученных результатов на этом этапе была невысока.
   Колебания уровня подземных вод в физическом отношении относятся к временным рядам, таким же, как изменения температуры воздуха, количества пассажиров на железнодорожном или авиационном транспорте, колебания среды, вызванные источником звука. Для анализа таких рядов существует ряд способов. Нам так и не удалось найти "чистого" физика. Обоснованность применения тех или иных формальных математических методов с позиции их соответствия физическому смыслу происходящих процессов взял на себя наш математик Игорь Вербицкий. Зеленин вместе с ним разработал специальную методику интерпретации фактического материала. Не стану останавливаться на деталях. (Для любителей-знатоков: с целью расшифровки характера колебаний использовались математические методы автокорреляции и спектрального анализа.). Были изучены основные тенденции и закономерности внутригодовых и межгодовых изменений уровней подземных вод на разных глубинах, характер связей между временными рядами на разных площадях и в разных интервалах геологического разреза, Подход и результаты изучения существенно отличались от того, что делалось раньше в этом направлении. На основании своих выводов мы предложили свой вариант развития наблюдательной сети скважин на территории Молдавии и частоты наблюдений. Для изучения режима подземных вод на застроенных территориях разработали в качестве примера программу наблюдений в г.Кишиневе.
   При обработке фактических данных в Вычислительном центре АН всплыл целый ряд неудобств. Поэтому мы договорились со специалистами проектного института одного из промышленных министерств и все свои операции реализовали там на малых ЭВМ типа "Наири". Если ВЦ АН занимал целый этаж, то малая модель состояла всего из двух шкафов и стола-принтера. Впервые была создана база данных по режиму подземных вод Молдавии. Сведения о наблюдательных скважинах, ряды наблюдений и результаты их обработки хранились не на привычных сегодня изящных дисках, а на тяжелых громоздких катушках магнитных лент. А я еще долго не решался выбросить традиционные распечатки на бумаге.
   Аналогичным образом был проведен анализ временных рядов многолетних водобалансовых наблюдений в лизиметрах. Последние результаты позже были использованы для математического моделирования с целью прогноза гидрогеологических условий при орошении, выполненного на цифровых ЭВМ (компьютерах по-современному). Эти работы делались в рамках научной тематики, а также на хоздоговорных началах по заданию Минводхоза. В них принимали активное участие новые работники лаборатории, математик, выпускница Кишиневского университета Лена Кучерик и гидрологи Л.Х.Гуранда и Т.Э.Украинская.
  
   При проведении исследований в течение последних лет был разработан аппарат, т.е. набор методов и приемов, позволяющий решать широкий круг задач, применить их для прогнозов изменений гидрогеологических условий, связанных с водоснабжением, строительством, орошением. Теоретическая часть была подкреплена в материальном, техническом отношении.
   В академическом городке закончилось строительство нескольких корпусов - пятиэтажного биологического, лабораторных помещений. Было построено двухэтажное здание для Геофизической обсерватории нашего института. Туда перешли геофизики и сейсмологи. В результате всех перемещений нашей лаборатории досталось еще три комнаты. В одной из них установили ЭВМ "Мера" польского производства, среднего размера, вроде отечественной "Наири". Она состояла из пары шкафов с электронными потрохами, пульта управления. Работала очень шумно, пришлось предварительно обложить стены звукоизолирующей плиткой. Теперь мы могли большинство своих вычислительных задач, кроме самых объемных, решать на месте, не прибегая к помощи академического центра. И, наконец, в лаборатории появился персональный компьютер IBM PC XT (забыл номер модели). Тогда это было еще редкостью. Мы не относились к продвинутым физикам или математикам, но в Академии он был одним из первых, повезло, кто-то оказался в нужное время в нужном месте и первым подал заявку на аппарат стоимостью 27 тыс. золотых рублей.
   Всем этим техническим арсеналом командовал Л.Х.Гуранда. Гидролог по специальности, Леонид Харлампиевич работал в Лаборатории гидроники. После неудачного эксперимента с Секцией водных проблем и возвращения в свой институт, он перешел в нашу лабораторию. На старом месте он не слишком продвинулся на научном поприще. Но каким-то образом овладел вычислительной техникой, включая начала программирования, управление машинами и техобслуживание, делал это неплохо и с увлечением. А в рамках основной специальности Зеленин поручил ему некоторые вопросы обработки временных рядов. Леня с победоносным видом ходил по комнатам вместе с электриками, выбирал места для установки специальных розеток и провозглашал, что скоро отучит всех нас от всех этих бумажек и записных книжек: у каждого на столе будет стоять устройство с монитором, и все нужные сведения будут извлекаться из памяти центрального лабораторного компьютера.
   В наш компьютер заложили игры, тогда довольно примитивные - какие-то автогонки, стреляющий американский танк "Абрамс", что-то еще. Леня неоднократно предлагал научить меня программированию, приглашал просто поиграть. Но все как-то времени не было. Я полагал, что каждый должен заниматься своими делами, а их всегда хватало. Я научился понятно излагать суть задания и иногда чувствовал ошибку результата. Леня удивлялся, когда я просил повторить расчет, и там находилась ошибка. Откуда Вы знали? Ничего сверхъестественного, порой чисто интуитивно или потому, что ожидал получить другое. Сейчас, когда сам пользуюсь компьютером, немного жалею, что не стал учиться этим важным вещам.
  
   Несмотря на скепсис в отношении к интеллигенции вообще и Академии наук, в частности, авторитет этой организации был в целом высок. Государственные и партийные чиновники любили поручать академическим подразделениям разрешение всяких скандальных случаев: любое заключение выходило под самой солидной вывеской. На простого обывателя производило впечатление само название. Неравнодушные люди нередко обращались по волнующим их вопросам. Конечно, иногда они не содержали позитивного начала, встречались просто маниакальные идеи типа создания вечного двигателя или эффективного прогноза землетрясений. Но бывали и интересные сообщения.
   Однажды летом из аппарата Президиума АН в наш институт передали письмо. На конверте значился адрес: "Кишинев. Академия наук". Оно валялось дней 10 в канцелярии, потом несколько дней на столе у директора, пока попало к нам в лабораторию. А жаль! Автор, как выяснилось позже, школьный учитель писал, что в одном из сельских колодцев появилась горячая вода! Уже на следующий день я на директорском "уазике" выехал на место.
   Путь лежал на север, в с.Бутучены, километрах в 40 от Кишинева. Нашли учителя, который отвел в усадьбу Владимира Михайловича Шептелича. Примерно две недели назад заметили, что температура воды в колодце стала повышаться. Нагрелась каменная кладка. Хозяин сказал, что рука не могла терпеть. Я посмотрел на крестьянскую ладонь, покрытую слоновьей кожей, и решил, что она могла выдержать градусов 50. Сейчас температура воды была 29о. Что ж, колодец как колодец. Левый склон долины р.Реут. Сооружен минувшей зимой, используется постоянно. Глубина 4 м, столб воды в нем 0,7м. Пройден в суглинках, на забое известняк среднесарматского возраста. Вода слабо мутная с немного неприятными запахом и вкусом. Ниже по склону почти на урезе воды в реке и примерно на уровне зеркала воды в колодце вытекает родник. Я осмотрел десяток бытовых колодцев, вправо и влево от "горячего" метров на 200. Все они захватывают один и тот же водоносный горизонт. Во всех водопунктах, кроме "горячего", вода пресная прозрачная с температурой 11 - 12о.
   Техногенные источники повышения температуры отсутствовали. В селе не было не только горячей воды, но даже элементарного водопровода. На всякий случай поспрашивал: вдруг кто-нибудь из соседей устроил грандиозную стирку? Ковров, например? Нет, ничего такого не было.
   Недалеко находится историко-археологический заповедник - раскопки и следы поселений, датируемых XI-XVвв. Найдены остатки сооружения, напоминающего римские термы. Каким образом они обеспечивались горячей водой? Нам рассказали, что на территории заповедника в крутых, почти отвесных бортах долины есть пещеры, в которых по предположению историков древние жители этих мест укрывались от вражеских набегов. В пещерах наблюдали выделения горячего пара. Наблюдатель - другой местный учитель. Чтобы добраться до этих пещер, нужно специальное снаряжение типа альпинистского - веревки, крючья, молотки. Я попросил познакомить меня с этим человеком. К сожалению, он уехал куда-то по своим делам.
   Я отобрал пробы воды из нескольких колодцев и родника на общий химический анализ, на тритий и гелий. Мы говорили выше, что по содержанию трития можно судить об атмосферном происхождении воды. Повышенная концентрация гелия свидетельствует напротив о водопритоке из глубины, т.к. этот элемент связан с процессами, происходящими в далеких недрах Земли.
   Сельские жители наблюдательны и любознательны. Я объяснил, для чего взял пробы воды, высказал предположения о возможных причинах этого феномена. Сказал, что обязательно приеду еще и расскажу о результатах анализов.
   Эти результаты, к сожалению, ничего не прояснили. Химический состав воды во всех водопунктах был примерно одинаковым и типичным для этого участка. Содержания трития и гелия близки к фоновым. Случай, прямо скажем, необычный.
   Первый раз я посетил с. Бутучены 15 июля. Побывал там еще несколько раз. Через неделю со мной была приехавшая в Кишинев в командировку моя подруга детства и коллега, научный сотрудник ОГУ. В то время она изучала возможность выделения зон тектонических нарушений по аномалиям радиационного поля. Кроме того увлекалась нетрадиционными методами поисков, чем занимались наши далекие предшественники, которых называли рудознатцами. Они искали месторождения полезных ископаемых по конкретным геологическим признакам, а также использовали свои экстрасенсорные способности, ходили с прутиком, там, где он изгибался в сторону земли, копали колодец для отбора воды или промысловую шахту. Отсюда название "лозоходцы". В последние годы предпринимались попытки возродить эти методы. Привлекала их простота и дешевизна. На Урале состоялось даже Всесоюзное совещание по этому вопросу. Правда, теперь ходили не с прутиком, а с более совершенными антеннами, например, с медными и алюминиевыми рамками.
   Подруга сказала, что все очень просто. Нужно взять в руки рамку, идти и думать о предмете поиска, в моем случае, скажем, о роднике, колодце или представить как вода течет под землей. Мы выехали за город на ближайший виноградник. Я отломал от шпалеры кусок стальной проволоки и выгнул ее в виде буквы "П" с ручками по бокам. Решил вначале действовать от известного: нашел в нижней части склона родник и пошел по горизонтали выше его на сотню метров, стараясь сосредоточиться на соответствующей мысли. Когда оказался примерно над родником, к моему удивлению рамка начала шевелиться в руках. Повторил опыт в другом месте, уже не выбирая предварительно водопункта. Шел и думал, что где-то должна быть подземная вода. Вдруг рамка начала вращаться, сильно, просто-таки вырывалась из рук. Неподалеку я обнаружил мочажину. Способ мне понравился. Рамку я стал держать вертикально, одной рукой за одну ручку. При приближении к водопункту она начинала крутиться. В конце дня я почувствовал себя очень усталым, как после многокилометрового маршрута. Мне было сказано, что ничего удивительного в этом нет, такая работа связана с большим расходом энергии, особенно при недостатке опыта.
   Я рассказал подруге все, что знал про "горячий" колодец. Она предположила, что аномалия может быть связана с тектоническими нарушениями, а их можно поискать с помощью радиометра и описанной выше методики. Мы выехали на место и стали действовать независимо, она с прибором, я - с рамкой, только теперь сосредоточивался мыслью не на воде, а на трещинах, разломах, обломках и т.п. В итоге отметили одни и те же места. В этом не было ничего удивительного. Село расположено на склоне долины р. Реут. На этом участке долина представляет собой ущелье, выработанное в известняках. Извилистая, S-образная, расстояния между верхней, средней и нижней линиями "буквы" составляют несколько сотен метров, ширина "буквы" около 2 км. Река не станет просто так вилять из стороны в сторону. Известно, что она выбирает себе путь, приспосабливаясь к аномалиям гравитационного поля. Такие аномалии могут быть связаны, скорее всего, с тектонически нарушенными зонами. Не нужно даже быть большим знатоком для заключения о сложной структуре этой небольшой площади. Русло реки приурочено к основным тектоническим линиям. От них в стороны бортов долины отходят оперяющие трещины, которые мы и фиксировали. Иногда их можно было наблюдать визуально по особенностям строения рельефа или залегания слоев горных пород. Получилось, линии простирания нескольких таких трещин пересеклись примерно в точке нахождения нашего колодца. Сегодня температура воды в нем была 17,8о, в окружающих - по-прежнему 11-12о.
   Последний раз я приезжал в с. Бутучены в середине декабря. Температуры воды в колодцах, за которыми я наблюдал, и в роднике были примерно одинаковы, в "горячем" колодце даже немного ниже.
   Измерения, проведенные моей подругой с помощью радиометра, свидетельствовали о "разуплотнении" горных пород, что неудивительно для участка со сложной структурой. Если в толще создались дополнительные каналы, связанные с трещинами, благоприятствующие перемещениям потоков воды или пара, почему это не происходит постоянно? Этот вопрос был коренным. Удивительный феномен можно попытаться объяснить, опираясь на работу Г.В.Куликова и Г.С.Вартаняна. Действующий директор головного института ВСЕГИНГЕО и его преемник на этом посту стали авторами научного открытия, зарегистрированного под названием "Эффекта Вартаняна - Куликова". Суть его заключается в том, что в подземной гидросфере происходят пульсационные, "мерцательные" изменения, носящие глобальный характер. Они обусловлены ее способностью реагировать на смену напряженного состояния земной коры. В литосфере постоянно происходит образование многих деформационных структур (сжатий и напряжений). Структуры эти короткоживущие - от суток до нескольких месяцев. Подземные воды, газы активно "откликаются" на изменения, при этом меняется емкость коллекторов (вмещающих пород), что проявляется в колебаниях основных показателей - уровней, температур, фильтрационных свойств.
   В те дни я не мог использовать это открытие, потому что оно еще не было опубликовано. Значительно позже, уже в новом веке, мне встретилась статья литовских специалистов. Они провели эксперименты и с помощью высокоточной измерительной аппаратуры показали, что даже фильтрационные свойства песков циклически изменяются в суточном диапазоне времени под влиянием вариаций гравитационного и магнитного полей. Этот факт они связывают с гидрогеодеформационными процессами. Быстро протекающие пульсационные изменения в гидросфере использовались при наблюдениях за состоянием земной коры и прогнозированием землетрясений на Камчатке. А Бутученским феноменом, к сожалению, больше заняться не удалось.
   Было еще несколько вызовов на "горячие" точки. Кто-то из сельской интеллигенции сообщил о повышении температуры в неглубокой скважине в долине одного из притоков Реута в северной Молдавии, километрах в 160 от Кишинева. Дело было зимой. Надо же, как раз перед нашим приездом в скважине произошла какая-то авария. Провозились целый день, оборвали шнур уровнемера, но так и не сумели измерить температуру и отобрать пробы воды.
   В с. Яловены неподалеку от Кишинева нас пригласили представители районных властей. В колодце в центре села температура воды стала градусов на 10 выше, чем в соседних. Несколько лет назад село стало районным центром и преобразовано в поселок городского типа. На окраине выше по рельефу от колодца был выстроен микрорайон современных пятиэтажек. Там было центральное отопление. Я предположил, что повышение температуры может быть связано с утечками горячей воды. Сантехники такую возможность, естественно, отвергали. Отобрали пробы воды. На Кишиневской ТЭЦ нам дали справку о реагентах, которые добавляют в воду для предотвращения образования накипи. Оказалось, эти компоненты наличествуют в воде колодца в повышенных концентрациях. Наше предположение подтвердилось. А в другом пригородном селе Бубуечь все оказалось еще проще, мы нашли протечки из трубы с горячей водой недалеко от подозрительного колодца.
  
   Полученные в Лаборатории результаты научных исследований, приобретенный опыт, оснащенность теорией, методикой, вычислительной техникой позволяли браться за решение гидрогеологических задач любой сложности. И, без хвастовства, делали мы это на высоком уровне. Как-то Игорь сказал мне, что авторитет нашей команды в республике и за ее пределами достаточно высок, и надо закрепить это положение де-юре. Почему бы не выдвинуть наши научные результаты на соискание республиканской Государственной премии?
   У нас в институте уже была группа лауреатов, возглавляемая директором. Госпремия Молдавской ССР в области науки и техники была присуждена за сейсмическое микрорайонирование территорий городов Молдавии и рекомендации по сейсмостойкому строительству, которые показали свою эффективность при землетрясении 4 марта 1977г. Значимость этих исследований была подтверждена приглашением нашего института к участию в работах по микросейсморайонированию г. Каракаса - столицы Венесуэлы. Директор А.В.Друмя, один и с сотрудниками, трижды ездил туда. А из Венесуэлы приезжал для налаживания контактов хозяин фирмы по проектированию строительства. Его пребывание вызвало брожение в умах. Так, он попросил познакомить его с организацией, занимающейся проектированием жилищного строительства. После консультаций в КГБ решили, что прилично выглядит "Кишиневгорпроект". Гость спрашиал: - Сколько квадратных метров в год проектируется? О, моя фирма примерно столько же. А сколько человек работает? Шестьсот? А каков управленческий персонал? 10-12% от общей численности? Пощелкал языком. Но на вопросы, сколько и как у него не ответил, промолчал. Позже, у нас в институте за кофе прижали его и выяснили, что такой же объем работ, как наш проектный институт, выполняют 40 человек, а администрация вместе с ним самим насчитывает ("о, много, дорого!") 4 (четыре) человека. Но вернемся к своим делам.
   Мы продумали тему, состав участников. Директор горячо поддержал наши намерения и тактический план. Игорь пошел к начальнику УГ В.И.Каниковскому, рассказал о нашем решении и о том, что есть мнение включить в авторский коллектив представителей Управления. Возражений не было. Друмя переговорил с Президентом АН, который был кроме прочего председателем комитета по присуждению премий в области науки и техники. Он отнесся благосклонно. Мы подали предварительную заявку в комитет на 1986г. Перед оформлением документов все кандидаты собрались в кабинете Зеленина.
   Академия была представлена доктором геол.-мин. наук И.В.Зелениным (руководитель работы) и вашим покорным слугой. От Молдавской гидрогеологической экспедиции - главный гидрогеолог к.г.-м.н. Л.П.Шараевский и старший гидрогеолог В.Н.Баранова; от собственно УГ - главный геолог Ю.Ф.Ильинский и начальник ПГО к.г.-м.н. Н.Т.Бондарук. В состав группы мы включили также начальника ПО "Молдсельхозводоснабжение" к.т.н. М.Г.Оноприенко и старшего научного сотрудника Молдавского филиала УкрНИИ гидротехники и мелиорации к.г.-м.н. Е.В.Петракова. Нужно было подготовить по определенной форме довольно объемное изложение содержания работы, кучу справок и свидетельств, что-то вроде досье на каждого участника, включавшего объективные данные и описания персонального вклада в общую работу. Все нужно было отпечатать и переплести. Распределили обязанности. Каждый должен был представить данные о себе и своей части работы. Названия у нее еще не было. Придумать его, сделать описание и общая редакция всего были поручены Зеленину и мне.
   Об основных исследованиях нашей лаборатории я писал. Деятельность работников УГ была связана в основном с разведкой месторождений подземных вод и искусственным пополнением их запасов. Валя Баранова была автором многих отчетов по разведке, лучших в экспедиции. Утверждаю это как рецензент и эксперт. Ее коллеги - знающие опытные специалисты, владеющие широким набором методов исследований, в т.ч. самыми современными. Миша Оноприенко разработал оригинальную методику оборудования скважин, вскрывших подземные воды в мелких песках. Петраков первым описал распространение фтора в питьевых подземных водах Молдавии.
   В республиканских газетах был опубликован список соискателей Госпремий за 1986г. Знакомые поздравляли меня, но я отвечал, что это преждевременно. Процесс "раздачи слонов" регулировали партийные органы. Всё подчинялось каким-то идеологическим установкам и не всегда здравому смыслу. И вовсе не обязательно отмечались самые достойные. Случались и скандальные, и смешные ситуации.
   Задолго перед этими событиями в руководящих кругах "появилось мнение", что надо выдвинуть на избрание член-корром АН МССР физика-теоретика, одного из ведущих ученых Института прикладной физики. Когда все было подготовлено, он вдруг заявил, что не примет этого звания раньше, чем его не получит его учитель - профессор Кишиневского университета. А о том человеке и речи не было, он был уже не молод, кроме того "инвалид 5-й группы" (еврей). А кандидат на высокое звание уперся и заявил, что напишет в ЦК о своем отказе. Согласиться с "отказником" никак нельзя: он раньше был аспирантом, а теперь состоял в приятельских отношениях с академиком АН СССР Н.Н.Боголюбовым, ссориться с которым было рискованно. Боголюбов - мало того, что мировая величина, так еще академик-секретарь Отделения физ.-мат. наук, от него зависело финансирование научных исследований. Назревал крупный скандал. Тогдашний Президент АН, не отличавшийся большой решительностью, теперь вообще наложил в штаны от страха и помчался в ЦК искать выход. Кончилось тем, что выделили дополнительное место, почетные звания получили и учитель, и ученик.
   В печати было организовано обсуждение работ, выдвинутых на соискание премий. Появилось несколько статей и о нашей, в т.ч. большое, на два подвала, интервью с И.В.Зелениным.
   Официальное извещение о решении Комитета по премиям появлялось обычно ближе к очередной годовщине Октябрьской революции. Но мы еще раньше узнали, что в окончательный список не попадаем, количество премий ограничено, а отметить в этот раз нужно было кого-то другого. При этом председатель Комитета, он же Президент АН, дал понять, чтобы мы подавали опять, на следующий год и успех гарантируется. Все входило в правила этой игры без правил, поэтому мы не особенно расстроились и начали готовиться к следующему раунду. Согласно положению, если работа выдвигается повторно, нужно изменить ее содержание и состав соискателей. Название менять не стали, а включили в список двоих сотрудников АН - И.Э.Вербицкого и В.М.Бобринского. Об Игоре Эмильевиче я уже рассказывал. Проработал в лаборатории около 10 лет. Способный математик, специалист по дифференциальным уравнениям, у нас он занимался не только ими, но и расшифровкой физических процессов, вопросами обработки данных формальными методами, математическим моделированием. Виктор Михайлович Бобринский, выпускник Кишиневского университета, старше меня по стажу на несколько лет. Вначале занимался петрографией, защитил кандидатскую диссертацию. Позже увлекся геохимией, начал осваивать современные высокоточные методы анализа. Его группа со временем выделилась в самостоятельную Лабораторию гидрогеохимии. Наша и его лаборатории работали в тесном контакте. В связи с введением нового ГОСТа на питьевую воду была заявлена тема по оценке качества подземных вод Молдавии, при этом основное внимание уделялось токсичным элементам (фтор, стронций, селен, цинк и др.). Были получены результаты, интересные как в научном, так и в народно-хозяйственном плане. Таким образом, два новых участника органически влились в состав группы.
   Мы пересоставили нужные материалы, представили их в Комитет. Президент не обманул. В назначенный срок в торжественной обстановке нам вручили почетные дипломы и нагрудные знаки лауреатов Государственной премии Молдавской ССР в области науки и техники за комплекс научных исследований и технических работ, обеспечивших широкое использование подземных вод в народном хозяйстве Молдавии с учетом их рациональной эксплуатации и охраны. Было много поздравлений со всех концов Союза. Премия в денежном выражении - слёзы. Но не по этой причине мы не смогли торжественно отметить успех, а потому, что это произошло в разгар горбачевской антиалкогольной кампании. Нам было строго-настрого запрещено проводить какие-либо широкие мероприятия, а собираться только авторским коллективом как-то не захотелось.
   Никаких материальных выгод эта награда не принесла. Некоторые заказчики хоздоговорных работ просили, чтобы в документах при перечислении своих титулов мы упоминали и этот. Когда стали давать надбавки к пенсиям за государственные награды, эта в перечень не попала. Ее учитывали только в независимой Украине, где жили теперь Игорь Зеленин и Валя Баранова. Я долго искал по их просьбе документальные следы распределения денежного вознаграждения, но тщетно: часть архива АН МССР пропала.
  
  
   Я говорил о дружественной Лаборатории гидрогеохимии. Первой ее темой по воде мы занимались совместно. К тому времени уже было известно о широком распространении фтора в основном эксплуатационном горизонте. В центре Молдавии из-за повышенных содержаний его в воде выделены большие площади, эпидемические по флюорозу (напомню, флюороз - опасное заболевание костных тканей, возникающее при избыточном потреблении фтора). В этих районах мы провели массовое опробование водозаборных скважин (более 200). В поле выезжал я, иногда Игорь.
   В Лаборатории гидрогеохимии применялись самые совершенные методы анализа, среди них ионо-селективная электродная потенциометрия и колориметрия и атомно-абсорбционная спектрофотометрия. В середине 70-х лаборатория оснастилась прибором шведской фирмы "Перкин-Эльмер". Это замечательный аппарат. Для анализа нужна лишь капля жидкости, пипеткой она помещается в графитовую кювету и нагревается до 1000о, вещество распыляется на атомы. Анализ идет быстро и в автоматическом режиме, повторяется десятикратно, в конце на ленте выдаются результаты и среднее значение. Бобринский ("Бобер" на институтском сленге) по характеру был технарем, возня с приборами, в которых он разобрался очень скоро, привлекала его, по-моему, больше, чем смысловая сторона работы. По данным анализа составлены карты распространения в подземных водах фтора, бора, меди, алюминия, марганца и др. и переданы заинтересованным организациям.
   Аналитическая аппаратура точная, но тонкая и чувствительная. Временами приезжали иностранные специалисты, что-то отлаживали, что-то заменяли. Однажды какой-то узел забарахлил, была дана заявка, а ремонтер всё не ехал. Фирма "Перкин-Эльмер" регулярно проводила в Москве для продвижения своей продукции выставки и семинары. Как раз в это время Бобринский поехал на такую выставку. В беседе с представителем фирмы у одного из стендов он похвалил их аппаратуру, но посетовал, что была заявка, а наладчик не едет. Бобра поблагодарили за сообщение и записали координаты института.
   Прошло недели две. В лаборатории раздался телефонный звонок, и иностранный голос попросил подготовить прибор к осмотру на завтра к 10-ти утра. Оказалось, фирма, получив сигнал, связалась со своим человеком, который обслуживал аналогичную технику в Харькове, купила ему туристическую путевку в Кишинев, включающую обслуживание на персональном автомобиле. Мастер сделал, что нужно, попрощался и уехал.
   Минуло дней 10 - 15. О ремонте начали забывать, когда в лабораторию ворвалась группа работников КГБ. Они только теперь (!) узнали из гостиничного отчета (!!) о несанкционированном (!!!) посещении государственного учреждения (!!!!) иностранным гражданином. В первую очередь были выделены сотрудники, которые общались с иностранцем или даже видели его издали. Их изолировали от остальных и друг от друга и посадили писать объяснения, как все происходило. Когда закончили, бумаги отобрали и тут же приказали то же самое писать по-новой. Следствие продолжалось дня два. Затем проведено совещание с участием дирекции института, парторга-профорга, начальника Первого отдела АН и виновника торжества. Было сказано, что гр. Бобринский В.М. не имел права просто так приглашать иностранца ("Я не приглашал, только сообщил о неисправности..." "Молчите, Вас не спрашивают!"), это делается в строго установленном порядке. Потопали ногами, постучали по столу, погрозили пальчиком. Не 1937 год, но неприятно. На ближайшем расширенном заседании Ученого совета института, сдерживая смех (Бобер сидел, понурив голову), вынесли ему общественное порицание с формулировкой "за потерю бдительности".
  
   После успеха "зеленой книги" наш друг Роберт Баер решил подняться повыше на научный Олимп. Не торопясь, обдумывал, консультировался, договаривался. Наконец, определился и начал готовить диссертацию на соискание ученой степени доктора...сельскохозяйственных наук. Тема - гидрогеологическое обоснование мероприятий по обеспечению высоких урожаев. Он многое добавил к тому, что уже было сделано, например, по определению критической глубины залегания грунтовых вод, оросительных норм и др. Текст написан, подобрано место защиты, получено принципиальное согласие будущих официальных оппонентов - гидрогеолога проф. Д.М.Каца, почвоведа-"аналитика" проф. Н.Г.Минашиной из Почвенного института им. В.В.Докучаева, почвоведа с географическим уклоном проф. И.Н.Гоголева из ОГУ. Роберт попросил Зеленина просмотреть работу и, если нужно, подредактировать.
   Опять прошу отнестись ко мне с пониманием. Я не брюзжу и не завидую. Роберт Баер мне вполне симпатичен. И я считаю его хорошим специалистом. Но с изложением своих мыслей у него не все в порядке, и по части логики, и с литературной стороны. Такое бывает. И нередко. Известный гидрогеолог Г.Н.Каменский, доктор, профессор, чл.-корр. АН СССР, крупная фигура, совершенно не обладал ораторским талантом. К нему в полной мере относится юмореска, написанная моим другом Гориком Коффом про другого, кстати говоря, хорошего человека и специалиста: "Когда он лекции читает/ И даже просто говорит,/ То зал мгновенно засыпает/ И до конца устало спит...". Что делать, не всем все дано. То же с письменным изложением. Начав читать диссертацию, Игорь пришел в полную растерянность. Жаловался, что не знает, с чего начать. Сетовал: зачем согласился? Но слово - не воробей, кроме того Роберт - наш товарищ. И своей работы никто не отменял, а тут еще такая дополнительная нагрузка. Я от этого был отстранен (полагаю, Роберт попросил), а Игорь возился несколько месяцев. Мне кажется, большую часть переписал заново. Вознаграждением стали признательность товарища и его успешная защита.
   Ситуация сложилась редкая, если не уникальная: начальник производственной экспедиции из системы Минводхоза Украины - доктор наук, по образованию гидрогеолог, по диплому ВАК сельхозник. К сожалению, Баер не смог в полной мере воспользоваться открывшимися возможностями, приближались лихие 90-е. Сейчас он рассекает на автомобиле просторы американского штата Флорида. И тем доволен, дай ему Бог!
  
   В руководстве нашего института произошли изменения. Должность зама по науке больше десятка лет занимал Н.К.Бургеля, до того директор института в его прежнем виде. Темы его кандидатской диссертации я не знаю. В последние годы он формально занимался геохимией, был соавтором нескольких научных статей вместе с выпускником МГУ Н.Ф.Мырляном. В геологической науке был, по-моему, человеком случайным. Его интересы лежали в гуманитарной области. Он неплохо ориентировался в вопросах, истории, культуры. Знание молдавского языка, типичного представителя романской группы, позволяло слушать по радио западные голоса. Ярый антисоветчик (скрытый, конечно), он осторожно распространял услышанное между сотрудниками. Ответственных решений не принимал, на жизнь института большого влияния не оказывал. И неожиданно умер.
   Освободившаяся должность была предложена нескольким из своих. Обсуждалась и кандидатура Зеленина. Все отказались, ибо понимали, как работать в этом качестве с нашим директором. В этот момент на горизонте замаячила новая фигура.
   Александр Мечиславович Монюшко учился со мной на одном курсе. Первые годы учебы мы контактировали не только в учебном процессе, но и в общественной работе, художественной самодеятельности, в одной компании отмечали праздники. Я неоднократно бывал у него дома. Отчим, фамилию которого он носил, был директором обувной фабрики в Одессе, мать - юрист, оба симпатичные воспитанные люди. Шура был звездой художественной самодеятельности городского масштаба. Он прекрасно читал басни и юмористические рассказы, позже в паре со сверстником-филологом Володей Загоруйко вел конферанс на концертах. Тексты им писал наш сокурсник Горик Кофф. Нисколько не погрешу против истины, сказав, что эта троица была предтечей своих знаменитых последователей М.Жванецкого, Р.Карцева и В.Ильченко. Шура активно участвовал в общественной жизни, был членом Комитета комсомола ОГУ. Учился отлично, не удивительно, что на последнем курсе стал лауреатом Ленинской стипендии (по размеру втрое больше, чем у обычного отличника).
   Шура был человеком умным, расчетливым и осторожным. Помню такой эпизод. Я уже как-то говорил, что ОГУ - ведущий вуз города, был консервативной, почти реакционной организацией. Так, текст доклада Н.С.Хрущева на закрытом заседании ХХ партсъезда, в котором разоблачались страшные злоупотребления, связанные с культом личности Сталина, в Кишиневе читали на комсомольских собраниях в школах. В нашем университете его собирались огласить на закрытом партсобрании в обстановке повышенной секретности. Кое-что об этом было известно по прессе из выступления на съезде А.И.Микояна. Очень хотелось узнать подробности. Я провел разведку и нашел на чердаке отдушину как раз над актовым залом, откуда все было слышно и даже видно. Идти туда большой группой было нельзя из-за опасности быть обнаруженными. Договорились пойти впятером: четверо однокурсников - Горик Кофф, Игорь Зелинский, Шура Монюшко, я и сверстник-историк. Среди них трое - члены комитета комсомола ОГУ, секретарь и член комсомольского бюро факультета. Несмотря на такой высокий общественный статус, если поймают, возможное наказание - не преувеличиваю - исключение из комсомола и из университета. Договорились встретиться в точно назначенное время в дальнем конце коридора. Шура не пришел. Его объяснений по этому поводу не помню.
   Монюшко после окончания учебы в ОГУ подписал направление на работу в Ригу. В первой части своих записок я подробно рассказывал, как некоторым из нас изменили назначения. Шуре заменили Ригу Томском. Он самостоятельно нашел себе место в Свердловске (Екатеринбурге). Через три года поступил в очную аспирантуру при Лаборатории гидрогеологических проблем АН СССР, где учился одновременно с Игорем Зелениным и жил в одном общежитии. После окончания и защиты диссертации получил назначение в филиал Лаборатории в Ставрополь и через какое-то время стал его директором. Занимался структурой глинистых пород, защитил докторскую. За все годы после окончания учебы мы встречались всего пару раз. И вдруг он появляется в институте с решением Президиума АН о назначении его замдиректора по научной работе. Я, конечно, обрадовался однокашнику. Предложил свою помощь в любых вопросах, деловых и бытовых. Но Шура был сдержан. Аналогичным образом держал себя в отношении Зеленина. Помня его по студенческим годам, я не очень удивился. Причину переезда в Кишинев он объяснил сильнейшей аллергией на цветение растения под названием "амброзия", которая широко распространена в Ставрополе, а в Кишиневе неизвестна. Его временно поселили в одной из однокомнатных квартир, которые институт использовал в качестве сейсмостанций. Со временем он обменял ставропольскую квартиру на Кишинев и поселился недалеко от института. Скоро он возглавил вновь открытую Лабораторию инженерной геологии, пригласил на работу ведущего специалиста одного из местных проектных институтов, по его заявке наш сокурсник Игорь Зелинский, ректор ОГУ и завкафедрой, прислал троих хороших ребят-выпускников.
   Все у Шуры складывалось как-будто удачно, если бы не взаимоотношения с директором. Новый зам ему пришелся не по душе. Друмя нащупал слабину и со временем просто подмял его под себя. Стал вести себя нетактично по отношению к нему, временами грубо. И в итоге превратил Монюшко в свадебного генерала. Мне неприятно говорить об этом. Полагаю, в сложившейся ситуации Шура виноват сам. Он совершил, на мой взгляд, две стратегические ошибки.
   Шуре показалось недостаточным общественное положение, которое он занимал в Ставрополе. В Москве, в аппарате ЦК партии нашлись знакомые, которые обратили его внимание на возможность стать член-корром АН Молдавской ССР, а со временем, глядишь, и академиком. Тут бы ему приехать в Кишинев, поговорить с директором института Друмя, познакомиться с народом. Он же ориентировался только на своих высоких доброжелателей и появился перед своим будущим непосредственным начальником и ближайшим коллегой, как чертик из табакерки. Кто знал характер Анатолия Васильевича, мог сразу предположить, что такого он не забудет и не простит.
   В институте Шура сразу резко дистанцировался от Игоря Зеленина и меня, людей, которые были его товарищами. После приезда, когда он еще жил один, я неоднократно приглашал его в гости. С моей женой Маей они были прекрасно знакомы. Он каждый раз отказывался, ссылаясь на занятость. Однажды попросил, чтобы я в выходной день поводил его по мебельным и хозяйственным магазинам. Я предупредил, что после этого похода мы пойдем ко мне. Мая приготовила праздничный обед. Когда мы закончили обход, он мягко, но решительно отказался. Я пошел домой один, как дурак с помытой шеей. Аналогичным образом он уклонялся от приглашений Зеленина. Подобное поведение было не вполне понятным. Чего он опасался? Панибратства, амикошонства с нашей стороны? Попыток получить какие-либо привилегии для себя с учетом "особых" отношений? Шура плохо разобрался в ситуации и неправильно ее оценил. Держал нас за каких-то шестерок. А мы в то время были людьми самодостаточными и далеко не последними в институте, в Академии и в республике в целом. И наша поддержка могла стать реальной. Это было тем более важно, что особыми любовью и авторитетом он не пользовался. И когда Шура понял все это, было уже поздно. Он предпринял какие-то движения в нашу сторону, но Игорь их не принял. И категорически запретил мне любые шаги за рамками обычной справедливости.
   В середине 80-х в институте пошли 50-летние юбилеи. Кто-то отмечал дома, кто-то прямо в лаборатории. Подошел черед Шуры, он пригласил гостей к себе. Это был первый и, по-моему, единственный раз, когда я встретился с ним у него дома.
   Но работа шла. Монюшко кем-то руководил, распределял исполнение распоряжений Президиума. Мы с ним даже написали совместный доклад, представленный на совещании по инженерной геологии урбанизированных территорий. На расширенном заседании Ученого совета с участием Президента АН институт был подвергнут критике. Что-то не нравилось, состоялась показательная порка невиновных и поощрение непричастных. С учетом разноплановости деятельности нашего института Президиум решил, что у директора должно быть два зама по науке. Незадолго перед этим к нам поступил молодой гидролог, кандидат наук, питомец Одесского гидрометинститута (ныне Экологический университет), человек инициативный, трудоспособный и без сомнения знающий. Вскоре после ликвидации Секции водных проблем он стал заведующим Лабораторией гидроники. Зеленину и мне казалось, что новый сотрудник окажется полезным для всех на должности заместителя директора института по научной части. У нас его многие недолюбливали, мы с Игорем агитировали членов Ученого совета поддержать эту кандидатуру. Общественное мнение было услышано и наш фаворит назначен на высокую должность. В отличие от Монюшко он во всем советовался с директором, выказывал почтение и уважение, и работали они в тесном контакте. Позже выяснилось, что он оказался, если пользоваться классификацией Великого комбинатора О,Бендера, басмачом ("басмач - нехороший человек"), и наши сотрудники ехидно напоминали нам с Зелениным за кого мы агитировали.
   В те годы в стране начинались обсуждения кандидатур перед назначением на ту или иную руководящую должность. Начало этому положила "Комсомольская правда", ставшая инициатором всесоюзного конкурса на замещение вакантной должности директора Латвийского автозавода. Для любого поддержка коллектива была совсем не лишней. Через эту процедуру прошел и наш директор. В результате тайного голосования оказалось, что против него выступили около 40 процентов членов Ученого совета. Друмя был взбешен, но, к счастью для него, у нас в Академии результаты голосований имели пока совещательный характер. Признаюсь, сам я повел себя не лучшим образом. Все было непривычно. Я, конечно, трезво оценивал роль и возможности директора. Но кто придет на смену? Как-то сразу бросить черный шар я не решился. Ходил по коридору, размышлял. И каким-то образом испачкал избирательный бюллетень. Пытался его подправить, но из двух, признанных недействительными, один был, по-видимому, мой.
  
   На середину октября 1988г было назначено проведение I Всесоюзного съезда инженеров-геологов, гидрогеологов и геокриологов в Киеве. Из названия видно (инженерная геология на первом месте), что организатором и вдохновителем его был академик Е.М.Сергеев. Зеленин, Монюшко и я были делегатами съезда. Игорь уехал на совещание в Грузию и должен был прибыть в Киев прямо оттуда. Как-то перед обеденным перерывом ко мне в кабинет зашел Шура. Мы обсуждали детали подготовки к съезду. Бросилось в глаза его непривычное по сравнению с всегдашним поведение. Он был какой-то мягкий, умиротворенный. Потом он ушел домой пообедать. А через два часа позвонила его жена и сообщила, что Шура Монюшко скоропостижно скончался от сердечной недостаточности! Я был последним, кто видел его живым.
   Это было страшно, неожиданно и странно. Он всегда следил за своим здоровьем, на сердце никогда не жаловался. В Киеве собрались около десятка его старых товарищей и знакомых. Меня расспрашивали, а я сам толком не знал подробностей, т.к. не был достаточно близок с его семьей. Ему было всего 54. Каковы бы ни были наши взаимоотношения, это мой сокурсник, земляк, геолог, и мне его искренне жаль!
  
   Торжественное открытие и закрытие Всесоюзного съезда состоялись в Киевском Оперном театре. Делегатов было очень много, на эти церемонии попали далеко не все. Основная работа проходила в павильонах ВДНХ. Мы приехали в Киев в разное время, Игорь жил в гостинице "Киев", я в "Украине".
   Игорь и я подготовили доклад о нашей методике обработки данных наблюдений за режимом подземных вод. Он был отобран для оглашения на Секции динамики, ресурсов и режима. Игорь, как обычно в таких случаях, настоял, чтобы доклад прочитал я. Потренировавшись дома, я уложился в отведенное время. Оставалось даже минуты две. Я решил их использовать и высказался по поводу ранее начавшейся дискуссии. Речь шла о толковании понятия "мониторинг окружающей среды". Термин только начали употреблять, и единого понимания его не было. До нынешнего уродливого глагола "мониторить" (любимое словечко В.В.Путина и некоторых его приспешников) не дошло и подавно. Я сказал, что под мониторингом нужно понимать систематическую обработку информации с целью повышения надежности принятия решений. Следуя за автором термина (имя, к сожалению, запамятовал), нужно рассматривать систему из четырех звеньев: наблюдение - оценка - прогноз - управление, и опять сначала.
   Заседание секции вел Л.С.Язвин. Он мирно подремывал на председательском месте, а тут вдруг окрысился: что Вы тут со своими измышлениями, когда в подземных водах Молдавии содержится фтор? Вот чем надо заниматься! Я удивился, но не растерялся и парировал выпад Леонида Семеновича: вопрос о фторе на нашей секции не рассматривается. Я представляю здесь научное учреждение, которое много сделало в изучении этой проблемы, если ему интересно, на соответствующей секции есть ряд докладов по этому вопросу. Лёсик что-то пробурчал, а я покинул трибуну. Игорь сидел в зале и спокойно наблюдал происходящее. Потом сказал мне: будешь знать, как вылезать со своими инициативами.
   Кроме прослушивания докладов на съезде было много интересных и полезных встреч. В гостиничных коридорах на каждом шагу встречались знакомые из разных республик и регионов. Земляки-одесситы собрались дома у Риона Смирнова. Шире всех был представлен мой курс - кроме хозяина дома и его жены, сверстницы с Географического отделения, присутствовали Горик Кофф, Игорь Зелинский, Эрик Ткачук и я, были также Зеленин, Лютаев, Баер, еще кто-то. Первым делом помянули безвременно ушедшего Шуру Монюшко.
   Съезд прошел хорошо. К сожалению, он был первым и последним.
   Игорь принял участие еще в двух крупнейших форумах - Международном гидрогеологическом симпозиуме, в Вильнюсе, по-моему, и Всемирном геологическом конгрессе, который в этот раз состоялся в Москве. В обоих случаях он представил доклады, тезисы которых были опубликованы в трудах этих совещаний. В доклад для московского съезда он включил в соавторы меня. Зеленина избрали с состав какого-то международного общественного совета по гидрогеологии. Для участников геологического конгресса были подготовлены экскурсии по интересам в разные районы Союза. Специалисты в области изучения кайнозоя имели возможность посетить Молдавию и увидеть в натуре интересные геологические разрезы.
  
   Проблема воды в Молдавской республике всегда стояла остро. В последние годы ее справедливо стали увязывать с вопросами экологии. Наш институт был известен неплохими научными разработками в этой области, часть из которых была внедрена в практику, участием в ряде государственных программ. Государственная премия по этой отрасли опять же. Директор нашего института решил, что час настал: пора выдвигать проблему, во главе которой должен стоять академик.
   Напомню, что комплексная геологическая съемка для целей мелиорации 1:50000 масштаба была начата с южных районов. Реализацию "исторических" решений ЦК партии и Правительства СССР о широком развитии мелиорации собирались в нашем регионе начинать оттуда. Планировалось оросить разрозненные из-за сложного рельефа участки общей площадью около 90 тыс. га (это много - В.П.). Источник оросительной воды - озеро Ялпуг, 80-километровый водоем средней шириной 3,5 км в низовьях долины одноименной реки, доходящий почти до Дуная. Все крупные объекты проектировались обычно в Москве ("Гипроводхоз", "Союзводпроект"), местному "Молдгипроводхозу" доверялись колхозные пруды или орошаемые участки площадью до первых тысяч гектаров. Стройка была объявлена ударной комсомольской. Село Тараклия преобразовано в поселок городского типа, районный центр, построено жилье. Люди с разных концов страны откликнулись на призыв и приехали строить важный народнохозяйственный объект. Согласно проекту вода самотеком двигалась по каналу, который начинался от верхнего конца озера и тянулся по долине реки километров на 15 до насосной станции. Там она поднималась на несколько метров и шла далее еще километров на 10 до накопительного водоема - Тараклийского водохранилища, откуда должна была подаваться на поля. Все это было уже готово, часть водораспределительной сети в самом современном исполнении доведена вплоть до орошаемых участков. И тут, как гром среди ясного неба: воду озера Ялпуг нельзя использовать для орошения! Химический состав ее таков, что при поливе молдавских черноземов, одних из лучших в мире, произойдет их слитизация - деградационный процесс, вызывающий уплотнение и разрушение исходной структуры почвы. Он приводит к образованию крупных комьев, глыб, отличающихся в сухом состоянии высокой твердостью. С ним связано резкое снижение урожайности сельскохозяйственных культур, вплоть до выпадения площадей из оборота. Причиной является повышенное содержание в воде натрия, который при контакте с почвой образует труднорастворимые соединения. Процесс этот обратимый, но для промывки и возвращения почве прежнего плодородия нужно столько воды, что не хватит не только Ялпуга, но и Дуная.
   На дворе была пора перестройки и гласности. История получила широкий общественный резонанс. Начало положила статья, по-моему в "Комсомолской правде". Как такое могло случиться? Почему вопрос не был проработан на ранних стадиях проектирования? Тысячи людей сорвались с насиженных мест, переехали на стройку, чтобы после ее окончания переквалифицироваться в мелиораторов, а сейчас они остаются без дела?
  
   К экологическим скандалам, к сожалению, не привыкать. Мы давно превратились в истребителей природы, я имею в виду человеческое общество вообще с авангардной ролью нашей страны. Причем, часто без всякого следа в смысле полезных результатов. Вспомните популярную фразу из репортажей со строек: "Взревели моторы и природа отступила!". Сопляк, сидящий за рычагами огромного механизма, чувствует себя властелином. А почему, собственно говоря, надо властвовать? Может быть, лучше научиться ее понимать и жить в согласии? Итог почти всегда одинаков, как на известном БАМе: после окончания строительства в девственной тайге на 500 км по обе стороны от магистрали - ни зверя, ни птицы, ни ягоды, ни цветка! Примеров бездумных, безответственных решений можно привести множество.
   Я был еще школьником, когда заканчивали строить Волго -Донской канал. На канале предложили два варианта строительства плотины Цымлянской ГЭС - с бетонным покрытием и без него. Решал Отец всех народов в качестве Председателя Совета Министров СССР. Он решил сэкономить и выбрал второй. Прошло несколько лет. Фильтрация воды из водохранилища через тело плотины приняла угрожающие размеры. Рассказывали, что на всех ближайших железных дорогах движение было нарушено, зеленый свет давали поездам, которые везли цемент. Их останавливали выше плотины и разгружали чуть ли ни лопатами прямо в воду, чтобы заткнуть дыры. Кто подсчитает убытки, связанные с отклонением от разумного?
   Аналогичная история случилась на Северо-Крымском канале. Гидрогеолог, кандидат наук Е.М.Ришес, чуть ли ни в одиночку, доказывала, что нужна бетонная облицовка его стенок. Большинство было против, ссылаясь на удорожание проекта. Ее обвинили в непонимании государственных интересов, грозились отобрать партбилет. Прошли годы, канал был построен, засушливый Крым получил воду. Но проезжая мимо, можно наблюдать ряды экскаваторов, складирующих грунт, который обваливается со стенок канала.
   А знаменитый "Атоммаш" в г. Волгодонске? Технология производства требовала микронной точности обработки деталей. Прецизионные станки должны были покоиться на надежном основании. "Лично дорогой Леонид Ильич Брежнев" (старшее поколение помнит эту формулу) указал перстом: строить здесь, место красивое! И все промолчали, хотя это был оползнеопасный склон. Через какое-то время завод поехал вниз, производство остановлено.
   Этот перечень, к сожалению, можно продолжать бесконечно. Напоследок еще один недавний случай, близкий к рассказу о Ялпуге. Во исполнение того самого решения о развитии мелиорации с целью обводнения засушливого региона на юге Украины намечено строительство грандиозного сооружения - канала Дунай-Днестр-Днепр. По проекту причерноморские озера должны были стать накопителями оросительной воды. Первой крупной оросительной системой на этой трассе должна была стать Татарбунарская (десятки тысяч га) на юго-западе Одесской области. Она должна была снабжаться водой из оз. Сасык. Это озеро отличается от Ялпуга происхождением и геологической структурой. Днище Ялпуга выполнено современными лиманными отложениями - песками, иногда с гравием, глинами, илами общей мощностью 0,5 - 3,5м. Вода имеет невысокую минерализацию. Сасык ближе к таким, как широко известный Куяльницкий и хорошо знакомый мне с детства Сухой лиман. Здесь в днищах залегает многометровая толща лиманно-морских илов, насыщенных морской фауной, растительными остатками, газами, а вода соленая. Именно к этим черноморским лиманам еще с конца ХIX в ехала знать и, по словам Куприна, скучные чиновники с семьями купать свои ревматизмы и геморрои. Гидрологи подсчитали, что если отделить Сасык от моря дамбой и трижды сменить объем воды, она станет пресной, наполняйте озеро дунайской водой, поливайте и радуйтесь!
   На первом этапе была сооружена 15-километровая дамба. Соленую воду многократно меняли на дунайскую, не считаясь с затратами. Даже начали орошать поля. Пока не загубили их. За несколько лет из-за полива минерализованной водой было засолено и осолонцовано около 30 тыс. га уникальных южных черноземов. Поливы прекратили. Но оз. Сасык тоже погибло из-за отсутствия водообмена с морем и нарушения многовекового режима. Рыба в озере стала ядовитой, а вода в колодцах вокруг озера соленой. Человек в очередной раз победил природу!
  
   Начатую крупную стройку никто никогда не остановит. Слишком много вложено средств, втянуто много людей, ответственные лица должны признать свои ошибки. Из Центра в Молдавию посыпались проверяющие. Народ жаждал крови. Главного инженера проекта от греха подальше срочно направили в загранкомандировку. В республике создали межведомственную комиссию. Во главе, естественно, Академия наук, как самая авторитетная организация, хотя она этой проблемой никогда раньше не занималась. Представители разных учреждений, имеющих хоть какое-то отношение к воде. И наш институт, конечно.
   Нескольких авторитетных представителей этой комиссии вызвали "на ковер" к руководству республики. - Вы что там, понимаете ли... Делайте что-нибудь! Игра желваками и грозные взгляды с уничтожающим осмотром с ног до головы и обратно. Но, я говорил, время было уже другое. Специалисты набрались мужества, не пали ниц, напротив, разъяснили, что думать надо было раньше. И спросить у понимающих людей, ибо причина случившейся большой неприятности лежит на поверхности.
   В естественных условиях оз. Ялпуг было тесно связано с Дунаем. В периоды весеннего половодья и крупных паводков объем воды в озере обновлялся практически полностью, В многоводные годы паводковая волна не только захватывала все озеро, но и поднималась вверх по долине реки Б.Ялпуг километров на 20. Общая минерализация воды оставалась низкой. В 60-е годы начался поиск прироста посевных площадей. Так, "молдавской целиной" стали поймы малых рек. Во время снеготаяния и половодья они превращались в болота, после высыхания использовались как пастбища, частично как огороды. Приступили к массовому обвалованию русел рек. Русло Дуная тоже было обваловано, протоки к озеру перекрыты, на осушенных площадях стали культивировать рис. О сказочных урожаях на новых (отвоеванных у природы!) землях я что-то не слышал, но и на малых реках Молдавии, и на озере Ялпуг ликвидировали источники естественной промывки. Почвы на поймах через несколько лет оказались безнадежно засолены, в озере состав воды изменился, а общая минерализация возросла с 0,5 до 1,5-2 г/л и более. Московские специалисты не были вредителями. Просто, приступая к проектированию, они заглянули в справочники и воспользовались старыми сведениями. Ошибка в том, что позже не проверили, какова ситуация сегодня.
  
   Итак, обратной дороги нет. Совет Министров Молдавской ССР специальным Распоряжением выдал задание: "Изучить возможность опреснения вод озера Ялпуг до уровня пригодности для полива сельскохозяйственных культур, имея в виду сохранение плодородных свойств почвы". Работы по заданию координировались Советом по водным ресурсам и инженерной геологии в рамках межотраслевой научно-технической проблемы "Мелиорация". Казалось, что там изучать? Соединить обратно озеро с Дунаем и вся любовь! Но не так просто все. На осушенных землях не только созданы сельхозугодья, но проложены дороги, ЛЭП, построены различные сооружения, даже люди живут.
   Чтобы легче вписаться в процесс и повысить значимость института (и свою собственную), наш директор решил организовать новое подразделение - Отдел гидрогеологии в составе трех лабораторий. Две - гидрогеологии и гидрогеохимии - уже существовали, нужно было открыть еще одну. Зеленин и я с самого начала были против этой идеи, хотя меня рассматривали в качестве основного претендента на должность нового зава. Мы исходили прежде всего из того, что начинать новую тему имеющимся составом сотрудников нельзя, учитывая срочность ее исполнения. Пополниться специалистами в короткие сроки нереально. Ставший после Бобринского завом Лабораторией гидрогеохимии Коля Мырлян занимал нейтральную позицию.
   Короче, в конце 1987г Отдел был создан. Лаборатория гидрогеологии переименована в Лабораторию гидрогеодинамики, новая - "мелиоративной гидрогеологии". Руководителем отдела и одновременно Лаборатории гидрогеодинамики стал И.В.Зеленин, завом новой назначили меня. Штат был создан путем деления имеющегося, позже приняли на работу еще 2 - 3 человек. Но мы добились, что весь отдел работал над одной темой, связанной с мелиорацией: разработать схему гидрогеолого-геохимических процессов на территории Молдавии и передать ее Минводхозу Молдавской ССР для использования в проектировании мелиоративных систем с учетом охраны окружающей среды. Гидрогеологи занимались вопросами динамики подземных вод, режимом и балансом и прогнозами их изменения, геохимики, естественно, геохимическими процессами, происходящими в грунтовых водах и в зоне аэрации.
  
   Состоялось несколько групповых выездов в "район бедствия". Осмотрели долины малых рек. На полях почвоведы отобрали образцы почв на анализ. Объехали озеро Ялпуг. Постояли на берегах канала о около неработающей насосной станции. Председатель комиссии облетел все на вертолете. Ситуация была в общем ясна: ничего изменить к лучшему нельзя. Год был засушливым, растения пропадали на полях. Руководитель одного из хозяйств заявил, что все равно будет поливать, хотя вода и негодная, иначе урожай погибнет. При этом он не скрывал, что его больше всего волнуют не проблемы экологии, а перспектива невыполнения плана (последствия в таких случаях - многие помнят). На совещании сразу после объезда принято решение о выдаче рекомендаций о временных допустимых нормах полива. Почему-то в группе не было никого из гидрологов нашего института. Они попросили, чтобы я понаблюдал за интересующими их явлениями. Я даже выступил вместо них и высказался за создание единого плана распределения стока малых рек. Сейчас каждый руководствовался только своими интересами. Строили плотины, где хотели, и накапливали запасы воды для своих нужд, в итоге уже в среднем течении таких рек стока практически не было. Я назвал такой подход партизанским, что очень понравилось председателю комиссии, бывшему Министру сельского хозяйства, ныне вице-президенту АН академику М.Ф.Лупашку. Через некоторое время он пригласил меня к себе и попросил изложить свои предложения по рациональному использованию поверхностного и подземного стока и не забыть слов "партизанские методы".
   Используя наблюдения во время этих выездов, мы с Игорем написали небольшую статью о влиянии подземного стока на формирование химического состава воды в небольших водохранилищах. Ее напечатал журнал "Сельское хозяйство Молдавии".
   Одним из сопредседателей Совета по водным ресурсам, несмотря на его активное противодействие, назначили И.В.Зеленина. Мы возражали, говорили, что это - епархия Минводхоза, во главе должен быть его человек. Но наверху считали, что такое место следует занимать представителю Академии. Что касается правительственного задания по оз. Ялпуг, главных исполнителей было два: по гидрогеологической части - Институт геофизики и геологии АН, научный руководитель д.г.-м.н И.В.Зеленин; по части, касающейся поверхностных вод - Молдавский филиал УкрНИИГиМ, научный руководитель к.т.н. Н.В.Лалыкин (кончал аспирантуру в ОГУ в наше время). Координационным планом предусматривалось, что сводный отчет по заданию будет представлен в двух частях. Первая должна содержать характеристику гидрогеолого-геохимических условий и оценку подземной составляющей водно-солевого баланса оз. Ялпуг. Результаты должны передаваться исполнителям второй части. Работы проводились по хоздоговору, заказчиком и финансатором правительственным распоряжением определен институт "Молдгипроводхоз".
   В проблеме "Мелиорация" тон задавал наш директор А.В.Друмя. Он не желал знать ни УкрНИИГиМа, ни Лалыкина и все требовал с Зеленина. В свою очередь "Молдгипроводхоз" хотел видеть результаты исполнения работы по этапам, ему было совершенно безразлично, что она разделена на две части между двумя организациями. Представлением отчетной документации заказчику занимался я. Пришлось хлебнуть горя, земляк-гидролог оказался страшным резинщиком. Ни одного задания он не выполнял к сроку, приходилось постоянно подгонять его и вырывать нужное чуть ли ни клещами. В то время условия финансирования изменились, денежное содержание работников института зависело от своевременного перечисления средств заказчиком, а у того и без лалыкинских задержек свои заморочки. Директор не давал нам покоя, а у меня все эти дела отнимали массу времени.
   Правительство установило жесткие сроки исполнения задания. Казалось, власти надеются на чудо: вот ученые скажут, какой кран закрыть, какой открыть и вода в озере станет хорошей. А нам с самого начала было ясно, что в формировании химического состава озерной воды подземный сток играет подчиненную роль по сравнению с поверхностным и атмосферными осадками, и ничего изменить нельзя, во всяком случае, по нашей части, т.е. путем изучения геологической среды. Потому и не хотели идти в этом задании первым номером.
  
   Тем не менее, мы стали серьезно готовиться. Были изучены и проаналзированы обширные архивные материалы. Я выезжал в Одессу, в институт "Укрюжгипроводхоз" и Причерноморскую ГРЭ. Знакомые геологи любезно предоставили самые свежие данные съемки 1:50000 масштаба в районе оз. Ялпуг. Позже, во время полевых работ я собрал результаты наблюдений на метеостанциях в Измаиле и Болграде, сведения по эксплуатации местных оросительных систем.
   В последние годы мы часто сотрудничали с учеными из Института водных проблем АН СССР. Этому способствовало близкое знакомство Зеленина с завотделом подземного стока проф. И.С.Зекцером. В отделе был опыт изучения подземного питания морей и других крупных водоемов с помощью геофизических методов. Игорь пригласил их принять участие в нашей работе. Оказалось, для исследований нужно плавсредство, причем с достаточно мощной электростанцией с генератором постоянного тока. Вопрос не простой. Пришлось идти знакомиться с молдавским Министром мелиорации и водного хозяйства. Василий Иванович Грек лишь недавно был переведен на эту должность с поста Министра сельского хозяйства. На новом месте к нему отнеслись настороженно, как к чужаку, представителю другой системы. Но Игорь при первой встрече сумел его обаять, он проявил интерес к нашей работе и обещал помочь.
   Мы выехали в поле и обосновались на левом берегу озера Ялпуг в каком-то пансионате, километрах в 5 южнее г. Болграда. Компания собралась довольно большая: гидрогеологи и геохимики из нашего института, москвичи, наш старый знакомый Е.В.Петраков из молдавского филиала УкрНИИГиМ с сотрудниками, всего человек 20. Ездили в маршруты на машине, ставили специальные фильтрационные опыты по берегам озера, бороздили озеро на моторной лодке для отбора проб воды и донных осадков. Вечерами собирались, обсуждали дела, просто беседовали. Погода стояла прекрасная, вода в озере теплая. Купанию несколько мешали водяные змеи, наполнявшие в огромном количестве прибрежные камыши. Но они были не опасны, и к ним скоро привыкли.
   Министр Грек договорился с Дунайским речным пароходством о выделении катера. Но на этом судне не было нужной электроустановки, а когда нашли подходящую передвижную станцию, выяснилось, что она слишком тяжела и катер не выдержит такого веса. Стали искать другой катер. Он оказался таким крупным, что не мог пройти водным путем из Дуная в озеро. Его нужно было везти на трейлере, но предварительно на всем пути следования убрать электрические провода. Короче, все это было слишком сложно и закончилось ничем. Москвичи отработали несколько коротких профилей у берега, сколько позволяла длина кабеля от их прибора до ближайшего стационарного трансформатора. Скажу сразу, что мы не получили также фактической информации о глубоких водоносных горизонтах непосредственно на площади Ялпугского водосбора. Буровые работы и гидрогеологическое опробование предусматривались Распоряжением Совмина, я написал задание для УГ, но оно так и не было реализовано.
   Работы по этой теме продолжались почти 2,5 года. Была разработана гидродинамическая модель формирования подземного водопритока в озеро, дана количественная оценка его, а также ионного стока. Расчет подземного стока был выполнен четырьмя разными независимыми методами.
   Т е р м о г р а ф и ч е с к и й метод заключался в обследовании акватории с борта вертолета с использованием специальной аппаратуры, позволяющей выделять температурные аномалии, связанные с очагами водопритока через дно озера. Таких аномалий выявлено не было.
   Для определения подземного питания методом в о д н о г о б а л а н с а были использованы материалы многолетних лизиметрических наблюдений на водобалансовых станциях степной зоны юга Украины в сходных природных условиях. Мы с ними уже работали, когда готовили "зеленую книгу". Задача сводилась к определению среднего годового инфильтрационного питания грунтовых вод на единицу площади. Вся площадь водосбора оз. Ялпуг была предварительно разделена на балансовые районы по особенностям гидрогеологических условий. Методика учитывала возможные различия, связанные с разными глубинами залегания грунтовых вод, составом пород зоны аэрации, климатом, растительным покровом. Она включала как содержательный, так и математический анализ.
   Метод ф и л ь т р о м е т р и и позаимствован из статьи в американском журнале. Для определения направления и интенсивности водообмена между озерными и подземными водами использовались фильтрометры. Устройство представляет собой полый стальной цилиндр. Нижняя, открытая, часть задавливается в дно водоема, в верхней крышке есть отверстие, к которому герметически присоединен контейнер. Заполнение или опорожнение контейнера водой указывает на направление потока (в озеро снизу или из озера вниз), изменение объема - его интенсивность на площади, ограниченной цилиндром. Для удобства вычислений внутренний диаметр его 0,57м (площадь 1 м2).
   Мы довольно долго осваивали этот простой прибор на базе Одесской гидрогеолого-мелиоративной экспедиции. В статье не были указаны технические тонкости, хотя американцы нередко делают это. Трудно было подобрать материал для изготовления контейнера. Вначале сделали его из автомобильной камеры, потом из камеры для футбольного мяча (молодые такого мяча никогда не видели). В конце концов остановились на ...презервативе. Это доставило дополнительные заботы, т.к. в те годы подобное изделие было дефицитом, а менять контейнеры приходилось часто из-за их непрочности.
   Измерения провели примерно в двух десятках точек по обеим сторонам озера. Приборы устанавливались в зависимости от глубины в 10 - 50м от берега, для повышения точности попарно, в нескольких метрах друг от друга.
   Г и д р о д и н а м и ч е с к и й метод оценки подземного стока основан на классической зависимости Дарси. Для этого нужно знать ширину, мощность (толщину), гидравлический уклон подземного потока и фильтрационные свойства водоносных пород. Оценка последних представляет особую трудность, что обусловлено как естественной фильтрационной неоднородностью гидрогеологического разреза, так и характером имеющейся фактической информации. Для выбора надежных расчетных значений использовали подходы, которые я рассматривал в период подготовки своей диссертации.
   Сопоставление результатов определения подземного питания озера Ялпуг перечисленными выше методами, показало, что различия между ними не являются принципиальными. Учитывая взаимную независимость этих методов, для наиболее достоверной оценки подземного питания можно взять среднее значение из всех трех. Это питание характеризуется величиной около 20 млн. м3/год. С подземными водами в озеро приносится в год примерно 37 тыс. тонн солей.
   Наша работа в рамках проблемы озера Ялпуг была сделана хорошо. Конечно, мы не могли улучшить создавшуюся хозяйственную ситуацию, но полученные результаты безусловно полезны для решения практических задач по рациональному использованию и охране озера. Они представляли также методический интерес для гидрогеологических исследований водосборных бассейнов.
   А наш директор стал-таки академиком, но через несколько лет, когда о водном буме уже успели забыть.
  
   Расскажу еще пару подобных "скандально-экологических" историй, непосредственным участником которых довелось быть.
   К северу от Тирасполя лежит село Ближний Хутор. Оно практически слилось с городом. В северной части этого села ряд домов оказались подтоплены. Особенно пострадала одна из усадьб. В домашнем погребе вода плескалась на уровне порога. Со временем там завелась рыба, и хозяин ее ловил! А в жилом доме мало того, что под досками пола хлюпало, так еще ощущался сильный запах нефтепродуктов.
   Хозяин дома обращался в сельсовет, но там только разводили руками. Районные власти просто отмахнулись, как от назойливой мухи: мы ничего не можем сделать! Так бы человек и страдал, но в это время (прямо, как в кино) к нему приехал родственник, который давно жил за границей. В разгаре была перестройка, такое стало возможным. В отличие от местного жителя приезжий оказался знаком с юридическими нормами и возможностями свободного мира. Он составил обоснованное заявление, собрал подписи других пострадавших и свидетелей, в котором требовал полностью возместить стоимость дома и хозяйственных построек и выделить участок для нового строительства. В райисполкоме заявителей в очередной раз погнали. Но все-таки кто-то поинтересовался сообщением, что будут жаловаться: куда? Ответ насторожил мелких чиновников. Это сейчас никого не удивляют обращения в Страсбургский суд, а тогда одно это название да еще упоминание Комиссии ООН по правам человека вызвали некоторое смятение. Короче, делу дали ход и поручили Госкомитету по охране природы МССР разобраться и доложить Правительству. Создали межведомственную комиссию, в которую от Академии направили меня.
   Причина подтопления была более или менее понятна. В непосредственной близости от села раскинулся крупный орошаемый массив. Так как он находится выше по рельефу, возросший подземный сток в сторону села вызвал подъем уровня грунтовых вод. А вот источники специфического запаха могли быть разными. Совсем близко от зараженного участка и друг от друга расположились два "подозрительных" объекта - нефтебаза общего назначения и войсковая разгрузочная площадка на железнодорожных путях, откуда получали горючее лётные части, дислоцированные вблизи Тирасполя. Понятно, что на нефтебазе, эксплуатирующейся много лет, всё вокруг и в т.ч. почва, было пропитано нефтепродуктами. На прирельсовой площадке у военных царил полный бардак, было не просто грязно, стояли лужи керосина. По идее виновника загрязнения можно было легко найти путем сравнения анализов проб, взятых на участке загрязнения, на нефтебазе и прирельсовой площадке: на последней был разлит только авиационный керосин, которого на нефтебазе вообще не было.
   Хозяева нефтебазы - соответствующий Госкомитет МССР - валили все на вояк и проявляли большую активность. По их просьбе Молдавская гидрогеологическая экспедиция пробурила рядом с нефтебазой неглубокую скважину, откуда отобрали пробы грунта (до уровня грунтовых вод не дошли). Но в химико-аналитической лаборатории ничего определить не сумели. После этого комиссия была созвана в расширенном составе.
   Нефтепродукты в пробе определяются с помощью хроматографического анализа. При перегонке смеси каждому из них соответствуют свои температура и цвет в спектре. Анализ этот достаточно сложный. Выяснилось, что в Молдавии никто его выполнить не сумеет. Нефтяники нашли подходящую лабораторию в Одессе, в Черноморском пароходстве. Они отобрали пробы воды и грунта, как было записано в акте, "комиссионно", т.е. с участием заинтересованных сторон. Только военных не было, они по укоренившейся в стране "военно-промышленной" традиции плевать на всех хотели! Но и теперь установить истину не удалось, результаты анализа оказались неоднозначными. Я предложил привлечь криминалистов, которые, судя по литературе, умели работать с микроколичествами вещества и владели высокоточными методами. А сам тем временем составил программу комплексного изучения неблагоприятного участка, включающую визуальные обследования, бурение, опытно-фильтрационные и аналитические работы, стационарные наблюдения. Программа была передана Управлению геологии и принята к исполнению. Моим бывшим сослуживцам очень хотелось предстать перед Правительством в качестве эффективных исполнителей задания, и они тихо вытеснили Академию в лице нашего института, благо технические средства были в их руках. Конечно, посторонней работы меньше, но было жаль, что даже не узнал, чем дело закончилось.
   С топливными организациями связан еще один случай. Однажды замдиректора по науке, гидролог, попросил меня пойти вместо него на заседание комиссии по сдаче в эксплуатацию нефтебазы, т.к. он сам был занят чем-то более срочным. Со мной пойдет еще сотрудник его лаборатории. Это в общем-то формальность, нужно подписать акт от имени института.
   Новая железнодорожная нефтебаза в с.Бульбока - крупное строительство, которое я неоднократно наблюдал из окна поезда по пути из Кишинева в Одессу. Она была спроектирована в специализированном проектном институте в г. Грозном. Кроме элементов, свойственных ее прямому назначению, там было бомбоубежище, резервная энергоустановка, узел связи. В случае военного нападения и возможного вывода из строя центра руководства и снабжения в Кишиневе она должна была заменить его.
   На длинном столе лежало много толстых книг проекта. Что-то докладывали. Мой спутник, старый знакомый, человек критического склада, был чем-то недоволен по части учета гидрологических условий. Я взял том по инженерным изысканиям и стал лениво листать страницы. Вдруг я увидел такое, что волосы буквально зашевелились на голове: на одном из геологических разрезов было видно, что сарматские известняки прямо на территории нефтебазы залегают практически на поверхности, под слоем суглинков мощностью всего около полуметра. Известняки ниже по разрезу заключают основной для Молдавии эксплуатационный водоносный горизонт. Ближайший крупный водозабор, снабжающий райцентр Нов. Анены с населением тысяч 30, находится на расстоянии 4 км. Я попросил слова. Несмотря на то, что территорию нефтебазы намечено заасфальтировать, в этих условиях избежать загрязнения геологической среды не удастся. Согласно экспериментам один литр керосина или дизтоплива при попадании в воду делает непригодными для питья 1000 м3. Что нужно сделать для защиты водоносного горизонта, я не знаю, но акт не подпишу. Кто-то во главе стола стал постукивать кулаком, я ответил, что не являюсь членом комиссии и доложу ситуацию руководству института. Меня поддержал коллега, у которого тоже нашлись серьезные возражения.
   Разгорелся скандал. Создана очередная комиссия во главе с зампредом Совмина республики. В качестве эксперта по водным проблемам в нее включили нашего директора. Вначале пытались на нас давить. Потом приехали разумные представители ведомства, состоялся спокойный разговор. Мы сказали, что не являемся специалистами в вопросах строительства и не знаем как поступить. Может быть, закачать под землю жидкое стекло? Или другой непроницаемый материал? Но в таком виде эксплуатировать объект нельзя, последствия могут быть без преувеличения катастрофическими. Но это еще не все. Существует опасность загрязнения р. Бык, протекающей рядом и впадающей в Днестр. А вблизи ее устья на берегу стоят артезианские водозаборы городов Бендеры и Тирасполь, скважины при откачке подсасывают воду из реки. А ниже прямо из Днестра берет воду Одесса. Что будет, если на нефтебазе случится авария и массовый разлив нефтепродуктов и все это попадет в реку?
   Уже наступила пора свободного предпринимательства, кооперативы и проч. Нефтяники предложили по договору с конкретными специалистами провести углубленную проработку и дать заключение. Мы согласились с условием, что не будем касаться технических вопросов ликвидации угрозы загрязнения. В научную группу вошли гидрологи - замдиректора и сотрудник его лаборатории, гидрогеологи - Зеленин и я.
   Мы несколько раз выезжали на место. Я собрал нужные архивные материалы. Участок оказался сложно устроенным в геологическом отношении. Непосредственно через площадку нефтебазы проходило тектоническое нарушение. Трещина, по-видимому тектонического происхождения, проходила прямо под одним из баков. Известняки, залегающие в основании огромных емкостей для хранения горючего, совсем недалеко были вскрыты скважиной уже на глубине 50м под слоем глин. Почему это было выяснено только сейчас? Место для строительства удобное, но ничего страшного не случилось бы от переноса площадки на сотню метров в сторону. Я выяснил, что поток грунтовых вод проходит под нефтебазой и разгружается в реку, частично в нижележащие слои. Каким образом защитить подземные воды мы, действительно, не знали. А гидрологи нашли способ улучшения ситуации, правда, очень недешевый - отвести в сторону русло р. Бык.
   Комиссия собралась в очередной раз прямо в административном здании нефтебазы. Наш директор взял с собой меня. Я говорил, что Анатолий Васильевич- человек совсем не глупый, но не всегда склонный к глубокому анализу и способный "ради красного словца не пожалеть и отца". В своем выступлении он понес, извините, просто совершеннейшую чушь. Сразу после него я поднял руку и попросил разрешения дополнить. И в округлых выражениях высказал прямо противоположное. У начальников так принято, должностной уровень членов комиссии был высоким, все всё поняли и закивали.
   Не помню, как дальше складывалась ситуация. По-моему, договаривались о доработке проекта. Но нефтебаза так и начала функционировать. Из окна поезда было видно, что конструкции стали понемногу ржаветь. А огромный бак, под которым проходила тектоническая трещина, покосился. Последний раз я проезжал рядом лет 7 назад. И смотрел на этот очень дорогой памятник человеческой небрежности и непредусмотрительности. И вновь размышлял, что вроде это я похоронил этот объект. Моя позиция была справедливой на 100%. Но мне грустно.
  
   Наша деятельность в Совете по водным ресурсам и по проблеме "Мелиорация" неожиданно привела к не очень крупному, но неприятному инциденту. Я упоминал, что гидрогеологи ЛГУ снова начали работать в Молдавии по договору с Минводхозом. И их научный руководитель проф. В.С.Самарина время от времени наведывалась в Кишинев. У нас с ней были самые лучшие отношения. К Зеленину она вначале отнеслась более чем настороженно. Но после их личной встречи перед защитой моей диссертации многое пересмотрела и приняла его концепцию и подходы. В один из ее последних приездов мы договорились о встрече. Вера Сергеевна собралась посетить наш институт, как организацию, занимающую ведущее положение в проблеме "Мелиорация", Зеленина, как заместителя председателя Совета по водным ресурсам, а меня, как старого приятеля. Ее сопровождал ее ученик Е.В.Петраков.
   Мы хорошо откровенно поговорили. Игорь рассказал, как отбивался от руководящей роли, полагая, что она должна принадлежать Минводхозу, но на этом настояло Правительство республики, когда началась Ялпугская эпопея. Обсудили вопросы, представляющие, как пишут в газетах, взаимный интерес. Расстались вполне дружественно. Тем удивительнее оказалось выступление Самариной на совещании в Минводхозе через несколько дней. Она осудила ситуацию, когда водной проблемой командует Академия, отвергнув наши совершенно искренние сожаления по этому поводу. Заявила, в частности, что наша "фирма", пользуясь своим положением в межведомственных советах, обокрала (!) водное ведомство. Мы, дескать, использовали фактические данные инженерных изысканий, наблюдений Мелиоративно-гидрогеологической партии для своих научных исследований, а вот хороший человек, начальник этой партии, мог бы положить их в основу своей кандидатской диссертации.
   Я всегда испытывал самые теплые чувства к Вере Сергеевне. И очень ей обязан возможностью защиты диссертации в ЛГУ. Но в данном конкретном случае она была абсолютно не права. Скажем, использование нами данных Минводхоза (являющихся, кстати говоря, государственной собственностью) ни в коей мере не являлось препятствием для их анализа другим лицом. И этого лица Самарина разглядеть не сумела. Начальник партии вовсе не стремился к научному росту. Он был вообще случайной фигурой на своем посту. По образованию энергетик (или строитель?), он занимал в Минводхозе высокую должность в части то ли снабжения, то ли складского хозяйства, благодаря покровительству своего высокопоставленного отца. Позже, лишившись этого преимущества, он был переведен на менее престижное место, заменив ушедшего на преподавательскую работу нашего коллегу В.Г.Шинкарюка.
   Узнав об этом выступлении, Игорь буквально пришел в ярость. Он усмотрел в поступке В.С.Самариной не только нежелание его понять, но и обыкновенное коварство. Я пытался его успокоить, сказал, что выясню мотивы и подробности. Но он схватил бумагу и, разбрызгивая чернила, написал ей резкое письмо.
   Больше мы не встречались. Через пару лет я ездил в Ленинград на совещание. Был в университете, на кафедре гидрогеологии, но Вера Сергеевна там уже не работала. Домой к ней я не пошел.
  
   Впервые приступ радикулита случился у меня в 1974г. Повторения бывали нечасто, но каждый раз в более тяжелой форме, с потерей трудоспособности. После очередного случая решил, что с этим нужно бороться каким-то способом. Причем лучшим лекарством от этой и других болезни я всегда считал физические упражнения. В 80-х годах, когда "железный занавес" стал трескаться, начала проникать информация из-за рубежа, в т.ч. по вопросам здорового образа жизни, в стране началось повальное увлечение оздоровительным бегом. Я подумал, что таким путем можно укрепить мышцы спины и брюшного пресса, снять таким образом часть нагрузки на позвоночник и снизить риск заболевания.
   В конце 1981г в Кишиневе организовался Клуб любителей бега со звучным названием "Бизон" ("Бег - Источник - Здоровья - Отличного - Настроения"). Я примкнул к этой общественной организации и состоял в ней до ее фактического распада уже в новом веке. В клубе образовалась группа людей, которая занималась бегом не только для укрепления здоровья, но и для достижения высоких (на своем уровне) спортивных результатов. Я тоже попал в это число. У нас в стране и за рубежом проводилось множество пробегов, соревнований, включая национальные первенства, чемпионаты Европы и мира среди ветеранов спорта. Экономическая ситуация в Союзе становилась напряженной, идеологические органы поощряли любые занятия, отвлекавшие население от главных проблем. На поддержку этого движения отпускались немалые средства, ничтожные, правда, по сравнению с затратами на спорт высших достижений. Позже часть расходов в целях рекламы стали брать на себя спонсоры.
   Поездки на соревнования часто финансировались государством. Таким путем мне удалось побывать в местах, куда бы другим способом вряд ли занесло. У нас в стране, например, в Архангельске, Новгороде, Смоленске, Риге. За рубежом, частично за свой счет, в Польше, Румынии, Франции, Англии. А в Израиль я попал, когда между нашими странами еще не были установлены дипломатические отношения. В спортивном отношении я достиг неплохих результатов, в возрасте 50 - 55 лет выполнял на некоторых дистанциях нормативы III разряда.
   Занятия эти были необычными и не всегда находили понимание не только у сотрудников, но и у родственников. Вполне возможно потому, что я чересчур увлекался и много об этом говорил. Раздражение возникало и у И.В.Зеленина.
   Конец этим занятиям был положен позже серьезным нездоровьем. Обо всем этом я подробно рассказал в своих воспоминаниях ("Взглядом бизона", 2005).
  
   Между тем наступили новые времена. Перестройка, гласность, зарождение рыночных отношений. Разгул националистических идей, движение за независимость союзных республик. Молдавская Советская Социалистическая республика стала именоваться Советская Социалистическая Республика Молдова. Начался разброд внутри Компартии.
   Люди внимательно слушали прямые трансляции заседаний Совета народных депутатов (так теперь назывался бывший Верховный Совет СССР). В организациях радио не выключалось в течение всего рабочего дня. На экранах телевизоров мелькали лица представителей науки, культуры, которые ранее никогда политикой не занимались. Часто в кадре появлялся ректор ОГУ наш друг Игорь Зелинский.
   С большой ответственностью отнеслись к выборам нового состава Совета и в Верховный совет Молдовы. Активные люди, не обладая никаким политическим опытом, искренне хотели помочь своему народу и вмешаться в происходящий процесс, который, как известно, пошел. Кандидатом в депутаты в Совет выдвинули нашего приятеля Н.И.Онофраша. Я участвовал в кампании, на выборах был его доверенным лицом. Наши предвыборные усилия по составу и объему мероприятий выглядели детским лепетом по сравнению с нынешними технологиями. Николай Иванович проиграл конкуренту, обладавшему некоторыми средствами и административным ресурсом (у нас и то, и другое было близко к нулю).
   Когда подошел срок выборов в Верховный Совет республики, ко мне пришла делегация сотрудников института с просьбой дать согласие баллотироваться в депутаты. Как мы все были тогда наивны! Мои возражения со ссылкой на полное отсутствие опыта в подобных делах не принимались во внимание: главное, чтобы человек был хороший! К счастью, у меня хватило твердости решительно отклонить это предложение.
   Во всю громили имперские замашки и засилье русских (русскоговорящих). В авангарде этого движения было много людей ущербных, обиженных и имеющих весьма туманные исторические представления. Общество стало расслаиваться. По краям стояли ярые националисты-сепаратисты и не менее ярые сторонники Союза ССР. Большая часть населения присматривалась, не могла пока определиться. Раньше в Кишиневе по-молдавски почти не говорили. Я как-то, уже в Институте, попросил сослуживца-молдаванина поучить меня языку, учебник был слишком скучным. Он искренне удивился: - Зачем тебе это нужно? - Как же, я ведь живу здесь. - Оставь, все молдаване говорят по-русски! Теперь хорошим тоном стало говорить на национальном языке и ругать русских оккупантов.
   В нашем городе проходили митинги разной направленности. Я ходил и на те, и на другие, пытаясь разобраться, кто чего хочет. Постепенно оформилось основное противостояние - между Народным фронтом с одной стороны и Интердвижением с другой. Программа первого сводилась к двум главным пунктам: а) воссоединению с матерью-Румынией и б) неприятию русскоязычной части населения, отраженному в известном лозунге "чемодан - вокзал - Россия". Вторые занимали просоветскую позицию. Взаимоотношения людей обострились, митинговые страсти переместились во дворы, предприятия и учреждения. Все это напоминало известные по описаниям события русских революций и гражданской войны и позже переросло в вооруженный конфликт, с жестокостью и кровопролитием и образованием Приднестровской Молдавской республики.
   В первой части своих записок я уже касался национального вопроса, проблемы сложной и деликатной. Вместе с тем национальная идея как будто понятна, легко доходит до людей и позволяет манипулировать ими. Считал и считаю, что сообщения о притеснении народов национальных республик великодержавными русскими шовинистами сильно преувеличены. Я рассказывал, как в Киргизии давали по мозгам руководителям предприятий, где было мало работников титульной нации. Принадлежность к ней в любой союзной республике было скорее дополнительным преимуществом, вторым дипломом, как говорили тогда. Позвольте пример из личной жизни.
   Мой отец очень много работал. Когда он заболел сахарным диабетом, моя мама оформила пенсию и оставила службу, чтобы дома обеспечить ему отдых и уход. После смерти отца материальное положение семьи ухудшилось, мать решила вернуться на работу в научную библиотеку АН МССР. У нее два высших образования, в т.ч. специальное библиотечное, вакансия, как она выяснила, имелась. Академия по численности была тогда небольшой, все друг друга знали. Мама была знакома с Президентом и написала ему личное письмо. Президент передал письмо в библиотеку, которой руководил недавно направленный идеологическими органами отставной полковник. Прочитав письмо, он сказал примерно следующее: зачем нам это старье? Найдем м о л д а в а н и н а (разрядка моя - В.П.), если повезет, члена партии, а что до высокого образования, так книги по размеру и цвету можно расставлять и без него (последнее немного утрирую). Маме было тогда 56 лет. А мне будут толковать про национальное угнетение!
   Очень легко посеять неприязнь к другому человеку только потому, что он не такой, как ты. Черный или белый. И не говорит на твоем языке (значит, не хочет!). А не было такого социального заказа (см. выше)! Но теперь это уже не важно. И кучка из всего нескольких сотен, иногда и десятков, но организованных, перегораживает основные магистрали в городах и, выпучив глаза, орет с надрывом: "Вон! Геть! Jos! Go away!". Воистину сами не знают, что творят, как сказано в Евангелии.
   В марте 1991г состоялся Всесоюзный референдум, касающийся будущего СССР. Тогда более 70% высказалось за его сохранение. Это волеизъявление было, как мы знаем, отправлено коту под хвост.
   Высоко взметнулась волна эмиграции. Десятки тысяч людей из Молдавии, преодолевая трудности и издевательства, покинули родные места и устремились в разные страны на всех континентах. Теперь бывших соотечественников можно встретить практически в любой точке планеты. Уехали и из нашего института, среди них добрые товарищи Н.И.Онофраш и И.Э.Вербицкий.
  
   Мы у себя в Отделе, как впрочем большинство людей, продолжали по инерции работать, думали о перспективах, строили научные планы. Для обсуждения и согласования приходили какие-то грандиозные проекты, например, строительства в Академгородке отдельного здания гидрогеологической и инженерно-геологической лаборатории. Создавались коммерческие организации, позволяющие заработать деньги. В нашем институте открылся Молдавский центр научных исследований и социальных инициатив (МолдЦНИСИ). Теперь если поступал заказ на проведение исследований, научные обоснования в нашей области, с центром заключался договор, для исполнения задания принимались на работу люди из числа сотрудников института на оговоренные сметой срок и размер вознаграждения. Все это должно было выполняться в свободное от основной работы время.
  
   Мы хотели взяться за тему, которая позволила бы использовать наработанные методики в максимальной степени. Обсуждали и совершенно новые тематики, например, связанные с изучением оползневых процессов. По-прежнему интересовали проблемы влагопереноса в разных средах. Коллеги-киевляне подарили несколько тензиометров - приборов, позволяющих в конечном счете определить направление потока влаги и дать его количественную оценку. Мы начали на базе Одесской ГМЭ серию беспрецедентных опытов: вставили тензиометры в монолиты грунта в лизиметрах, что давало возможность получить искомый результат в одной точке совершенно независимыми путями.
   В 1989г я поехал в Ленинград. В ЛГУ проходил симпозиум, т.н. Личковские чтения. В программу был включен доклад, который составили мы с Игорем. Кроме того я получил задание познакомиться со специалистами Агрофизического института, занимающимися проблемами влагопереноса. АФИ был основан в начале 30-х годов в составе ВАСХНИЛ по инициативе знаменитого академика А.Ф.Иоффе, который стал создателем школы ученых и науки о физических, физико-химических, биофизических процессах, протекающих в почве и связанных с ней растениях и атмосфере. В наше время там работала сильная компания физиков-теоретиков. Я планировал встретиться с директором член-корром АН С.В.Нерпиным, но он оказался в отъезде. Меня отвели к завотделом физики почв д.с.-х.н. Б.Н.Мичурину. Я рассказал о наших исследованиях и о том, что нас интересует. Он внимательно слушал, иногда задавал короткие точные вопросы. Совершенно не кривя душой, я выказал уважительное отношение к вопросам гидрологии почв и к почвоведам в целом. Мой собеседник был удивлен: ему не приходилось встречать гидрогеологов, которые так близко стыкуются по интересам. Подарил мне свою монографию по энергетике почвенной влаги, несколько оттисков статей и заявил о готовности к сотрудничеству.
   Приятели с кафедры гидрогеологии ЛГУ рассказали о трудностях с определением кандидата на выборах в Совет народных депутатов: есть двое и оба очень хороши. Я запомнил фамилию одного из них - Собчак.
   У меня не было обратного билета, а выехать из Питера на юг в летнее время - задача не из простых. Поехал прямо в аэропорт и организовал около касс четыре очереди за "лишним билетиком" на четыре направления - Кишинев, Одесса, Николаев, Херсон. Идея оказалась плодотворной, уже в середине дня меня подсадили на проходящий борт из Мурманска в Одессу.
  
   Зеленин как-то сказал, что пора вылезать из коротких штанишек и опубликовать книгу в солидном союзном издательстве. Идея постепенно обрела конкретные очертания. После подготовительной работы подана заявка в специализированное издательство геологической литературы "Недра" на издание книги по методике изучения режима подземных вод, авторы - И.В.Зеленин, И.Э.Вербицкий и я. Известный специалист-гидрогеолог Л.С.Язвин дал положительный отзыв. Мы обеспечили ряд заявок на будущую книгу, тираж определен в количестве 3000 экз. Она была включена в тематический план издательства, с авторами заключен договор, мы даже получили какой-то денежный аванс.
   Основную работу по подготовке и сдаче рукописи и все дела с издательством пришлось вести мне. Объем работы, если не изменяет память, 17 авторских листов. Это не так много с учетом большого количества рисунков и таблиц. Верные своим обычным принципам, мы поместили много фактической информации, что позволяло при желании проверить наши выкладки. Издательство "Недра" помещалось там же, где сейчас, в здании станции метро "Белорусская-кольцевая". Мы готовили рукопись, руководствуясь указаниями специальных справочников. Для первой редакции представили ее в назначенный срок. Требования редакции существенно отличались от знакомых нам по работе с нашим местным издательством "Штиинца", поэтому замечаний технического плана, в основном по оформлению рисунков, оказалось довольно много.
   Мы своевременно внесли нужные поправки. Но обстоятельства изменились. В новые времена издательству стало выгоднее вместо научно-производственной литературы печатать детективы и серию романов про Анжелику. Договор с нами был расторгнут. По почте прислали какие-то копейки в качестве неустойки и сообщили, что мы можем получить свою рукопись в любое время. Что я и сделал, оказавшись в Москве по каким-то другим делам.
   Через несколько лет в Кишиневе группой известного капиталиста Джорджа Сороса был организован Фонд поддержки образования. Игорь уговорил меня пойти и попытаться пристроить нашу книгу. Там мне было сказано, что могут помочь в публикации учебника, а результаты просто научных исследований лежат за рамками деятельности Фонда.
  
   Наша лаборатория неоднократно получала заказы на проведение исследований с целью обоснования водных ресурсов, мелиоративных мероприятий. Работы выполнялись по договорам, которые заключались с МолдЦНИСИ. Могу напутать в деталях, но за подписи и печать мы (состав исполнителей) отстегивали 15% общей суммы, большая часть из которых доставалась администрации института. Однажды Игорь сказал, что это глупость - платить такие деньги ни за что. И послал меня в разведку. Незадолго перед этим бывший сотрудник нашего института, молодой человек, физик по специальности, открыл посредническую контору. Оказалось, бывший коллега за те же услуги (заключение договора с заказчиком, прием на работу исполнителей и исполнение заказа) берет меньше, а именно, 4%. Как раз в это время подоспел крупный заказ от Минводхоза - дать прогноз изменения гидрогеологических условий под влиянием орошения северных районов республики ("Бельцкая степь"). Суть работы нисколько не пугала, но для расчетов нужен был если не проект, то хотя бы основные показатели: сроки и нормы полива, схема размещения оросительных каналов и их конструкции (глубина, угол наклона стенок и характер их облицовки и др.) и т.п. А ничего этого не было готово. Получился замкнутый круг: дайте прогноз, и мы составим проект, а мы не можем его дать без ваших, хотя бы предварительных, построений.
   Чтобы сгладить разногласия, мы предприняли тактический ход - сделали руководителем нашей творческой группы человека из системы Минводхоза, нашего хорошего знакомого, главного геолога Отдела изысканий института "Молдгипроводхоз". И договорились, что сделаем прогнозы в нескольких вариантах: для разных трасс каналов; для разных их конструкций; для разных оросительных норм. И все это для точек, удаленных на разные расстояния от каналов и поверхностных водотоков.
   Работу сделали хорошо и в срок. Защищать отчет на НТС Минводхоза поручили своему руководителю, но он оказался несостоятельным, пришлось по ходу дискуссии посадить его и отвечать мне самому. К его чести, он потом стеснялся получать денежное вознаграждение, но Игорь его успокоил и сказал, что таковы правила игры.
   А директор нашего института остался очень недоволен тем, что крупная денежная сумма прошла мимо. И затаил зло.
  
   Демократия набирала обороты, а экономическая ситуация в стране в целом ухудшалась. Росла инфляция, моя зарплата увеличилась вдвое. А за талоном на приобретение дешевого электроутюга местного производства нужно было стоять в очереди несколько часов (равно как за эмалированной кастрюлей, стиральным порошком, изолентой и пр.). В Академии постоянно пытались путем каких-то мероприятий снизить расходы и повысить эффективность. Еще несколько лет назад при Президиуме был организован Патентный отдел. За ним очень следил Президент, и мы испытывали постоянное давление. Как только заканчивалась тема и выдавался отчет, требовали найти в нем предмет если не открытия, то хотя бы изобретения и защитить патентом. Особенно придирались к внедрениям результатов в производство и заставляли обосновать экономические выгоды от этого. Я уже обсуждал выше особенности нашей профессии. Строго говоря, более совершенная методика гидрогеологических расчетов или повышение их точности приносят положительный экономический эффект, но в мире еще не научились давать этому оценку. При внедрении подобных результатов в практику расходы по какому-то конкретному объекту вообще могут вначале возрасти, а преимущества всплывут где-то в отдаленном будущем.
   Встал вопрос о реорганизации структуры нашего института. Работала очередная комиссия. В кабинет Игоря зашел один из ее членов, академик-физик, популярная личность. Одно время он был членом Президиума Верховного Совета МССР. Почему-то его понадобилось наказать, ему вменили в вину, что он скрыл какие-то детали своей биографии (будто КГБ не проверило его до седьмого колена перед выходом на столь высокий уровень!!!), его лишили нескольких ответственных постов. После этого он косил под дурачка, хотя был очень умным человеком и весьма неплохим ученым. Мы оказались в кабинете втроем. Близко знакомы раньше не были, но разговор получился откровенный. Мы рассказали, как и зачем был организован Отдел гидрогеологии, и что мы с самого начала были против. И теперь предлагаем вернуться к прежнему положению - отдел ликвидировать, оставить две лаборатории - гидрогеологии и гидрогеохимии. Лично я терял при этом высокую должность, но для дела так было лучше.
   Вскоре наше предложение было закреплено решением Президиума АН.
  
   Вслед за Россией и Украиной наша республика, называвшаяся теперь Молдова, объявила о своей независимости 27 августа 1991г. Руководителями стали глава Верховного Совета (главный коммунист, естественно) Мирча Снегур и председатель Правительства Мирча Друк. Последний был ставленником Народного фронта. Выдавал себя за ученого, т.к. одно время ходил в аспирантах у одного из самых известных демократов того времени профессора МГУ, позже мэра Москвы Г.Х.Попова. Хвалился знанием нескольких иностранных языков. Как говорил в знаменитом фильме руководитель немецкой разведки Шелленберг, маленькая ложь порождает большое недоверие. Вот оно-то у меня появилось, когда я услышал на митинге его попытку приветствовать иностранных гостей по-английски.
   Глава Правительства решил поближе познакомиться с Академией. Он провел объезд всех институтов с целью выяснения, на чем можно заработать. В наш институт он приехал в воскресенье. Разговор происходил с дирекцией, я вместе с другими экспертами дежурил на всякий случай в предбаннике. Институт представил возможности сейсмологических, гидрогеологических прогнозов, точных химико-аналитических определений, наработки по использованию местного минерального сырья. Выйдя после беседы, Премьер громогласно заявил, что его интересует только то, что можно немедленно продать. Странный подход к научным исследованиям! После объезда прошло общее собрание Академии. Были приглашены все от старшего научного сотрудника и выше. Друк выступил с большой речью. Распинался в любви к науке и сожалел, что не может поменять свой высокий пост на скромный стол в тихом кабинете. Такое стремление вполне законно, но в целом по содержанию эта речь была достойна не академической аудитории, даже не руководителей колхозов, а совещания колхозных бригадиров и звеньевых. Некрасиво в отношении лица такого ранга, но я утвердился во мнении, что глава правительства соответствует определению незабвенного М.С.Паниковского, а именно - жалкая ничтожная личность.
   ...Спустя короткое время наш герой сбежал в Румынию, прихватив какие-то государственные средства. И больше о нем никто не слышал.
  
   В 1990г я реализовал свое право выхода на пенсию в 55 лет. Мой трудовой стаж после окончания вуза составлял 33 года, из них около 15 в полевых условиях (по действующему законодательству для оформления пенсии нужно было 25 и 12,5 соответственно). Работающий пенсионер мог получать пенсию не более двух месяцев в году. Через год правительственным постановлением было разрешено получать и пенсию, и зарплату пенсионерам, работающим по трудовому соглашению. В институте все - приятели, директор предложил воспользоваться этой возможностью. Таких набралось несколько человек. Договор мог быть заключен на срок до двух лет. Дело было летом, но когда подошло время его подписывать, там стояла дата 31 декабря 1991г, т.е. всего на несколько месяцев. Когда спросили директора, он замахал руками, мол, так удобнее, потом продлим, ведь свои люди! Свои, кто бы сомневался...Таким образом я стал в своей лаборатории и.о. старшего научного сотрудника, работающим по трудовому договору. И даже не мог предположить, какая идея лежала в основе этого события.
  
   Моя дочь Ирина после окончания Географического факультета ОГУ работала учителем географии вначале в с. Б.Долина недалеко от Одессы, затем в одесской школе N36 (ныне Ришельевский лицей) рядом с домом, где я когда-то жил. Без отрыва от работы она закончила курсы по изучению чешского языка, организованные Бюро международного молодежного туризма "Спутник". После этого ее стали иногда приглашать для сопровождения групп туристов из дружественной страны в качестве гида-переводчика. С этими обязанностями она справлялась, по-видимому, неплохо, потому что в середине 80-х ей предложили перейти в "Спутник" на постоянную работу. А еще через пару лет, в позднеперестроечные времена группа инициативных товарищей отпочковалась от организации и создала частное туристическое агентство "Примэкспресс". Агентство специализировалось на морских круизах по Средиземному морю и скоро стало популярным в стране. Для круизов фирма фрахтовала крупные лайнеры Черноморского пароходства. Ирину назначили директором круизов, для будущего путешествия она должна была сама сформировать контингент участников, совсем немалый, порядка полутысячи. Действовали путем рекламы, через профсоюзные комитеты крупных предприятий и др. Уже появились шальные деньги, работников иногда премировали такой поездкой.
   В подобных круизах (в советские годы, кстати, тоже) всегда оставались свободные места. Работники "Спутника" по договоренности с руководством получали возможность взять в поездку своих близких на льготных условиях или вообще бесплатно. Однажды я совершил таким способом плавание по маршруту Одесса - Батуми - Одесса. Следующий шанс появился в конце 1991г. Ирина проводила короткий круиз из Одессы в Пирей (Афины), далее в египетский Порт-Саид, через Стамбул обратно в Одессу и взяла нас с Маей.
   Настроение у меня было странным. С одной стороны, все вокруг рушилось, с другой, все как-то привыкли за последние годы к крупным и мелким передрягам - митингам, демонстрациям, реорганизациям, независимости республик. Даже случай с ГКЧП в августе 1991-го не слишком напугал. Казалось, все обойдется. Никто не предполагал, что через считанные дни в результате Беловежских соглашений на карте мира исчезнет страна СССР. Короче говоря, я договорился на работе об отгулах за несколько дней и спокойно уехал.
  
   Новый Год встречали в открытом море. Благодаря близости к директору круиза, я смог даже поздравить друзей радиограммой через судовой узел связи. Когда пришел в институт в первый рабочий день следующего года, выяснилось, что я там уже не работаю. Срок трудового договора со мной закончился, а продлевать его никто не собирался. Почему? Финансовые затруднения! Завкадрами, дама, в общем симпатизирующая мне, но не блиставшая умом, сообщила с радостной улыбкой, что я могу даже не писать заявления, меня и без него уволили. Все было оформлено в мгновение ока. Мне сразу же вручили выписку из приказа и трудовую книжку с соответствующей записью. Как будто речь шла о грузчике или стороже, а не об одном из ведущих научных сотрудников института. Правда, я пострадал не один. Вместе со мной были уволены еще шестеро пенсионеров, также работавших по трудовому соглашению, среди них три ст.н.с.
   Сам директор чувствовал себя немного неловко. Он отнюдь не был сентиментальным, но все-таки был связан со всеми этими людьми многолетним знакомством и почти приятельскими отношениями.
   Одного из уволенных восстановили на работе чуть ли ни на следующий день. Старейший работник института, молдаванин, без ученой степени, но выдвигаемый в последний период на роль лучшего выразителя национальной культуры и науки. Среди уволенных трое были членами Ученого совета института. Из состава последнего их пока не исключили. Более того, попросили прийти на ближайшее заседание, рассматривался какой-то вопрос, где были нужны голосование и кворум. Во время этого посещения намекнули, что надо пойти к директору и попросить. Четверо так и поступили, их на какое-то время вернули обратно. Не пошли проситься двое - старший научный сотрудник из Лаборатории гидроники и я.
  
   Увольнение было задумано еще несколько месяцев назад. Именно для этого придумали план с работой по трудовым соглашениям, чтобы, якобы, облагодетельствовать пенсионеров. Задумано было ради одного человека, а именно, меня. Не сочтите это проявлением мании величия на старости лет. Цель состояла в том, чтобы разрушить тандем Зеленин - Подражанский, деятельность которого раздражала дирекцию самостоятельностью, а потом лишала части дополнительного заработка. План сам по себе был изящен, просто великолепен! Все было сделано на законном основании, не подкопаешься! В институте упорно говорили, что разработчиком этой хитроумной операции был замдиректора по науке. Расчет недругов Лаборатории гидрогеологии оказался верным, жить им стало значительно спокойнее.
   Мне не так легко нарисовать свое положение в лаборатории и взаимоотношения с Зелениным. Я много думал, и попробую сделать это. Мы с Игорем не просто знакомые и сослуживцы. Дружим, если отсчитывать от сегодняшнего дня, более полувека. При этом очень отличаемся друг от друга. По научному потенциалу, как генератор идей и аналитик, я сильно ему уступаю. Слабее его как политик академического масштаба. Игорь по натуре боец, я больше склонен к компромиссам, даже конформизму. В нашем маленьком сообществе он безусловно ведущий, N1. Я выступал как "штатный" критик любых выдвигаемых планов. Мог удачно сформулировать мысль, название работы. Ну и, пожалуй, еще одно немаловажное обстоятельство: Игорь мог быть спокоен за свою спину, пока там был я. Мы много спорили, в последние годы он был недоволен мной, полагая, что я часто отвлекаюсь на посторонние дела. Но все это не мешало генеральной, так сказать, линии нашего сосуществования. Думаю, мое отсутствие стало для него большой потерей. Мое увольнение, повторяю, было проведено законно, Игорь никак не мог защитить меня. И остался один. И перестал "качать права" и воевать с дирекцией. И взять меня на работу даже лаборантом не мог, потому что, действительно, настали времена, когда зарплату выдавали несколько раз в году. Он что-то еще делал по науке, а также чинил желающим зажигалки, очки, замки, всякую мелочь, где требовалось терпение. Путем ухищрений ушел с поста завлаба, передав его младшему коллеге. Вышел на пенсию и навсегда уехал в Одессу. А со мной, как со специалистом, все было кончено.
  
   Отшумели песни нашего полка,
   отзвенели звонкие копыта...
   Булат Окуджава
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   После профессии
  
  
  
  
   Писать этот раздел я не планировал. Но после окончания профессиональной деятельности прошло много лет, а я все еще живу на этом свете. Кто-то из прочитавших первую часть моих воспоминаний высказался, что и этот отрезок жизни следует осветить. Хотя бы потому, что он совершенно не типичен для моего прошлого, а мои занятия никак с ним не связаны. Хорошо, быть по сему.
  
   Я довольно часто приходил в институт (уже не мой). Меня неизменно дружелюбно встречали. Помогали, если нужно. Например, пускали в фотолабораторию, где я проявлял пленки и печатал фотографии, используя казенные аппаратуру и химикалии. Виделся и с директором. Анатолий Васильевич широко улыбался, жал руку, спрашивал, как живу. Я неизменно отвечал, что лучше всех (он наверняка слышал, что я бываю в заграничных круизах, не знал только, что всего два раза). Однажды он сказал: позвони мне дней через 10, мы для тебя что-нибудь придумаем. Странный, однако, человек! Глядя мне в глаза, лгал, знал, что врет, и что я знаю, что он врет. Но говорил. Хотел сделать приятное на эти 10 дней ожидания?
   Прошло много лет. Я решил отметить свое 70-летие в одной из лабораторий института среди дружественных мне людей. Академик Друмя, давно уже не директор института, частенько захаживал сюда в гости. Хозяева комнаты колебались: стоит ли мне приглашать его, мол, он стал нудным, болтливым, слова никому не даст сказать. Все-таки я его пригласил. Он сидел рядом со мной и был очень доволен. Мне он в общем-то сломал жизнь, но я не испытывал к нему неприязни. Столько воды утекло. А сделал он это из-за того, что я лишал его денег. Кто ж такое спустит?
   ...Летом 2010 его не стало. И даже после кончины институт, уже совсем другой, продемонстрировал антипатию к прежнему боссу. Как-то все же некрасиво. Пусть земля ему будет пухом!
  
   Положение мое после увольнения стало совсем незавидным. Я хорохорился перед самим собой и перед другими. Подумаешь, уволили! Да мне все это до лампочки! В действительности, в моральном плане я чувствовал себя очень неприятно. Мне было 57. Я обладал неплохими профессиональными знаниями и достаточным опытом. Физическое состояние, сформированное интенсивными тренировками, порождало высокий уровень самооценки. И все это в момент рухнуло. И с материальной стороны не все было в порядке. Пенсию выплачивали более регулярно, чем зарплату работающим, но прожить на нее было невозможно. Иногда попадались какие-то разовые заработки, скажем, судейство спортивных соревнований или небольшие призовые суммы за личное участие в них. Наши скромные сбережения, как и у всех, пропали. Я много зарабатывал в последние годы, но почти все спустил на зарубежные поездки по линии Клуба любителей бега. Толкались толпы безработных. Многие желали стать маклерами и брокерами, при этом их подготовка сводилась к знанию, что существуют нал и безнал, а вагоны с товаром нужно раскредитовывать. Позже у меня появилась парочка продуктивных идей, но для их реализации кроме смелости нужен был начальный капитал. Его не было, а заложить квартиру я как-то не решился. До копания в мусорных баках в поисках съестного не дошло, но активно собирать и сдавать стеклотару, железный лом и макулатуру приходилось. Потом понемногу стала помогать дочь, а сам я устроился на работу.
  
   И почему вообще случилось то,
   что случилось с Россией, погибшей
   на наших глазах в такой волшебно
   краткий срок?
   И.А.Бунин
  
   Мне однажды уже пришлось стать свидетелем революции - в Иране в 1979г. Теперь меня поразило, несмотря на огромные различия между ним и Советским Союзом, большое сходство некоторых черт этих исторических событий. И там, и здесь мощным побудительным мотивом послужила личная неприязнь между лидерами противоборствующих сторон. Аятолла Хомейни стал вождем исламской революции в т.ч. потому, что ненавидел лично иранского шаха. У нас, чтобы отомстить Горбачеву, в Беловежской пуще разрушили в одночасье огромное государство. Правда, там - оголтелый фанатик средневекового толка, а здесь - целый триумвират, один полупьяный, второй, ошалевший от свалившейся на него власти, о третьем и вспоминать не стоит. Еще параллель: и иранский шах и Михаил Горбачев не довели перестройки, в которых их страны безусловно нуждались, до конца, и по одной и той же причине - проявили политическую нерешительность, если по-простому, оказались слабаками. Вот только шах давно умер, а Горбачев теперь учит нас, как надо жить. И здесь, и там новые правители стремились в кратчайшие сроки любой ценой откреститься от прошлого. Ну, чтобы никакой связи, никакого сходства! Ни с плохим, ни с хорошим. На бывшем советском пространстве сразу же стали разыгрывать антироссийскую, антирусскую карту, хотя на первых порах все "младшие сестры" повторяли до деталей все, что делала Россия. Например, одним из первых мероприятий новых властей стали снос памятников и переименование улиц. Иногда таблички с новыми названиями сразу делались капитально. Как будто в такой сложный период нечем больше заняться, а средств в избытке? И вообще: может быть лучше не спешить, подумать? Как в Испании, например, где последние памятники диктатору Франко убрали через 35 лет после его ухода. И с личностью Сталина повременить, подождать, пока не останется тех, кто при нем жил (не будем касаться их умственных способностей и гражданской позиции, вспомним только об их возрасте и заслугах перед страной). Мне, как и многим другим, очень скоро стало ясно, что распад СССР приведет к непредсказуемым долгоживущим, в основном, негативным последствиям глобального масштаба.
   Горбачев имел большое желание изменить страну к лучшему, но у него не было ясного представления, как это сделать. Ельцин нашел два ключевых лозунга: "долой КПСС" и "отменить привилегии", и этого хватило, чтобы одолеть Горбачева. А потом утвердились такая коррупция и такие привилегии, которые и не снились бедной советской номенклатуре.
   Начались экономические преобразования. В оценке действий "команды Гайдара" общество разделилось. Одни швыряют камнями. Другие считают, что положение было безвыходным, иных путей не было, люди этой команды - герои истории, спасшие страну от новой гражданской войны.
   Не хотелось бы углубляться в дебри, тем более, что я не являюсь специалистом в данной области. Но забыть, как все было, не могу. Ориентируюсь на личные впечатления, разговоры с людьми, пропущенные через себя, материалы СМИ. Реформы были необходимы, неизбежны, кто бы спорил. Но способы и размеры "шоковой терапии" должны были, на мой взгляд, быть другими, с учетом особенностей страны, где не было гражданского общества, нормальной экономики, отсутствовала частная собственность, где все привыкли только получать и чтобы за них делали и решали другие. И сгоревшие при реформах деньги были не такими уж пустыми, как нас уверяют. И "ваучеризацию" нужно было проводить не так. Есть примеры, где подобные мероприятия прошли гораздо спокойнее (Чехия, Польша). Известно, что было потом - полное разграбление страны, торговля алкоголем и табаком через спорт и православную церковь и много чего еще.
   "Младореформаторы" - люди способные, смелые, взяли на себя ответственность. В бескорыстии самого Е.Т.Гайдара у меня лично сомнений нет. Но к тем, ради кого все это делалось, и кому они желали якобы только добра, относились совершенно безразлично. Да, действительно, не всем повезет, кто-то проиграет. Ну и что? "Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу!". Они действовали, как прилежные студенты в институтской лаборатории, строго следуя указаниям учебников: мол, все произойдет само собой в результате свободной денежно-кредитной игры, спроса и предложения. Но кроме применения экономических знаний надо еще немного сочувствовать людям. Женщинам и мужчинам, детям и старикам, а не огромной безликой массе, именуемой "населением", для которого все затеяно, но чьи потери не имеют ровно никакого значения. Критиковать не моги! А некоторые вполне серьезные экономисты считают гайдаровские реформы наихудшим выходом из сложившегося положения. Полагают, что "дикий рынок" нужно регулировать, и принципиальный отказ от применения таких механизмов - свидетельство непрофессионализма и неграмотности. Наиболее решительные противники избранного пути считают, что если экономист и политик равнодушен к страданиям людей вследствие его реформ и обвиняет народ в неумении приспособиться к ним, то после отсидки срока с конфискацией имущества его больше нельзя допускать к руководству.
   И что же через полтора десятка лет? Это, правда, "заслуги" не только молодых реформаторов. Это не я придумал, слушайте радио, смотрите ТВ, читайте в газетах. Не построено ни одного крупного предприятия. Мафия во всех слоях общества. Бедность. Войны и террор. Что вместо "советской империи"? Государства не существует, есть режим. Везде. И не надо мне рассказывать про демократию грузинского или украинского образца, при упоминании о которых наши апологеты делают под себя от умиления. Со второй я достаточно знаком. Да, выборы президента, да борьба. Но не народа, а империалистических кланов. Итоги: все ветви украинской власти - парламент, умеющий только блокировать радиоузлы и туалеты; правительство с его пустопорожними обещаниями; суды, неспособные навести порядок - не работают. После Октябрьского переворота отменили свободы, якобы во имя справедливости. После распада СССР сделали наоборот. Но одного без другого не существует. Мы были раньше недовольны несправедливостью замалчиваемой, и получили несправедливость циничную и откровенную. Не свобода, а более изощренная форма угнетения под видом борьбы с тоталитаризмом. Всеобщая ложь и вседозволенность. Сегодня говорят одно, завтра - совсем другое, а после заявляют, что их неправильно поняли. Какую политику проводить, безразлично, лишь бы иметь возможность стоять у кормушки и набивать карманы.
   Мы живем в аморальном климате. Люди работать либо разучились, либо просто не хотят. Принцип - ничего (или очень мало) делать, но за это много получать. Полная деформация морально-ценностных ориентаций в обществе. По мнению популярного писателя Михаила Веллера, революция, гибель страны - время подлецов. От себя добавлю - также болванов, неучей, непрофессионалов. Недавний Министр сельского хозяйства России - железнодорожник, Министр обороны - торговец диванами, руководитель геологической службы - ветеринар. В знакомой мне Молдове на должность подбирают по степени владения государственным языком. Конечно, есть целая наука об управлении, согласно которой руководителю не обязательно быть специалистом в данной конкретной области, но "менеджеры сегодняшнего дня", послушно выполняющие указания свыше, как-то не похожи на стратегов, способных руководить разработкой перспектив развития отрасли.
   Торжество невежества и лени. А что сделали с русским языком? Не обогащение его за счет новых форм и понятий, а простое засорение без всякой надобности иностранными словами. Разве нет русских аналогов всем этим гаджетам, дисконтам, креативам, контентам? От подобных словечек в голове образуется мусор. Паустовский считал, что человек, равнодушный к родному языку - дикарь. Небрежность по отношению к нему объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа. А потом мы удивляемся, когда выпускники престижных лицеев заявляют, что столица Америки называется "США", а Эфиопия находится где-то в Италии, что Ленин не был согласен с экономической политикой Путина, и только самые продвинутые слышали, что Пушкин погиб от руки "дантиста".
   Потеряна идея жизни. В прежние времена было множество ошибок, бестолковщины, глупостей. Мы строили социализм, коммунизм. Постепенно эти слова стерлись, выдохлись. Но осталась надежда, грезы о красивом будущем, ради которого можно было потерпеть. Жили бедно, подчас голодно, но мечтали об удивительном, замечательном, справедливом обществе. И хотели его построить! А современные люди желают только обогащаться. Ныне охаивается все, что раньше пропагандировалось - товарищество, дружба, взаимовыручка, коллективизм и носители этих качеств, способные сочетать в себе силу, гуманность, способность к состраданию и культуру.
   Некоторые в этих обстоятельствах выжили (я не имею в виду откровенное жульё). И преуспели даже больше, чем при советской власти. Среди них мои товарищи, которые добились успеха, благодаря своим способностям и упорному труду. А вот лично меня лишили Родины, объявив, что ее в общем-то и не было никогда, а было имперское чудовище. Молодые критики нынешнего поколения негативно оценивают деятельность предшественников. По их мнению, это были сплошь придурки, неучи и трусы, раз допустили и терпели такое, от Ленина до Брежнева. Тысячу раз нет! И в те смутные времена было множество прекрасных специалистов - рабочих, инженеров, ученых, военных, интеллектуалов. И просто хороших людей. Тем, кто склонен иронизировать по поводу слабостей предков, стоит задуматься, легко ли им было со всем этим мириться. Кто полагает, что вот они в тех условиях показали бы, как надо, плохо представляет, что тогда происходило. Конечно, сегодня куда как легче веселиться за деньги папиков, продавших страну, и демонстрировать через телевизор на весь мир свою голую жопу!
   Примеров сказанному не счесть. Я находился тогда уже в другой, независимой стране. Но все происходило точно так, как в России, и на всем постсоветском пространстве (кроме Прибалтики), только с неким национальным колоритом, естественно. Пережить все это, правда, было нелегко. Но раз уж так случилось, возникает вопрос: хочу ли возврата к прошлому? Лично я? К гарантированной работе, бесплатной медицине, государственному жилью, колбасе за 2,20? К райкомам-горкомам? Советским профсоюзам и соцсоревнованию? К ложной многозначительности, Первым отделам и комиссиям ветеранов партии, решавшим, можно ли меня выпускать за кордон? К борьбе с буржуазными лженауками, "продажными девками империализма" - генетикой, кибернетикой? Еще не было голода. Не было гражданской войны и терроризма. Лично я потерял, больше, чем приобрел. Особенно в начальный период перемен. Любимую работу - навсегда. Но правильно говорится, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду в реке. Что случилось, то случилось. И возврата к прошлому не хочу. Надеюсь на перемены к лучшему. Не скоро, понятно, даже не в обозримом будущем. Но если не надеяться, зачем жить? И кончим об этом! А то я заговорил цитатами из газет.
  
   Осенью 1992г дочь пригласила нас с женой в круиз по Средиземному морю, который она проводила в качестве директора. Фирма "Примэкспресс" использовала для этого старое, но большое судно "Петр Первый". Этот лайнер был переоборудован из морского парома, называвшегося раньше "Михаил Суслов". Двое туристов оказались из Кишинева. Они собирались ехать из дому до Одесского морвокзала на своей машине, и любезно согласились захватить нас. Во время путешествия мы познакомились ближе. Один из них был президентом акционерного общества, второй - финансовым директором. Фирма была многоотраслевой, как сказали бы теперь, холдингом - строительство, торговля, операции с ценными бумагами. Вице-президентом АО был физик в прошлом, кандидат наук, наверно поэтому оно носило звучное название "Экситон" (элементарная квазичастица, одно из энергетических состояний электрона). Этот термин входил и в наименования всех отделов, например "Экситонстрой". Их интересовало и развитие туризма. Об этом консультировались с дочерью. Как-то она сказала, что они могли бы взять для работы на этом направлении меня. Так в конце октября я стал сотрудником нового отдела "Экситонтур". В трудовой книжке моя должность была обозначена как "экономист".
   Начали мы лихо. Продали несколько путевок на "Предрождественский круиз" по Средиземноморью с выходом в Атлантику и посещением Канарских островов и острова Мадейра, содрав со своих клиентов хорошие комиссионные. Мой новый начальник, президент, требовал, чтобы я добился от фирмы "Примэкспресс" эксклюзивного права для нашего АО продажи путевок во всей Молдове. Я поехал в Одессу, переговорил и доложил, что приобретение такого права на условиях "Примэкспресса" для нас нереально. Президент начал горячиться и фыркать. Я спросил: Вы готовы выкупить сейчас 50 путевок? Средства на это имеются? Уверены, что мы сумеем их реализовать? Молдова - не Украина, здесь нет столько богатых людей. Он со вздохом согласился, что я прав.
   Начали рекламную кампанию по продаже путевок. Муж одной из сотрудниц работал на студии "Молдовафилм", через него договорились с исполнителями. Я написал сценарий двухминутного ролика для показа на ТВ, подготовил текст и иллюстративные материалы. Красавица с ослепительной улыбкой приглашала в круизы. Когда показали готовый клип президенту, он его не одобрил. Девица ему, видите ли, не понравилась, и он не разрешил пускать это в эфир. Уплаченные немалые деньги пропали. Как я понял позже, это был характерный пример стиля руководства. Старался не вмешиваться. Короче говоря, туристический бизнес не пошел и был фактически закрыт, а меня перевели в Отдел ценных бумаг.
   Наша организация, еще до меня, продавала в Молдове акции российских компаний, занимавшихся нефтью, страховыми услугами, еще чем-то. Люди не знали, куда пристроить свои деньги, пока их не съела инфляция, и покупали акции в том числе. На немалые суммы, некоторые продавали для этого автомобили, ценные вещи. Часть этих компаний разорилась и исчезла вместе с деньгами; другие обещали вернуть их позже; одна прислала дивиденды, но в таком размере, что лучше бы их не было вовсе. Мне пришлось по долгу службы объясняться с акционерами. Это было совсем нелегко. Многие - пенсионного возраста. Я выслушивал упреки, ругань, не будучи виноватым ни на грамм, старался проявлять терпение. Как-то главный инженер нашей фирмы услышал такие разговоры и сказал, что поражен моей выдержкой. А мне было просто жаль людей, которых кинули в очередной раз.
  
   В мае 1993г меня хватил инфаркт миокарда в тяжелой форме. В больнице я стал даже чемпионом кардиологического отделения: в таких случаях лежали обычно две недели, я провел там 52 дня и был направлен "на доизлечение" в специализированный санаторий в пгт Ваду-луй-Водэ на Днестре. На бюллетене пробыл максимально возможный срок - 4 месяца, после чего вернулся на работу. Все это было неожиданно и неприятно, к тому же на фоне войны в Приднестровье.
   Трудно определить причину столь крупного нездоровья. Конечно, сыграли роль интенсивные физические упражнения. А один из моих товарищей считал, что толчком к ухудшению здоровья и спусковым крючком для несчастного случая стал морально-психологический фактор, в частности, увольнение с работы, и сам факт, и способ его реализации. В качестве доказательства он указывал на потерю моего веса (доходило до 53,5 кг). Может быть. А за три дня до случившегося я сильно переживал по поводу переезда дочери на постоянную работу в Москву. Впрочем, какое это все теперь имело значение?
   Только сейчас я осознал в полной мере, что произошло. Из немолодого, но физически крепкого и бодрого человека я в один момент превратился в инвалида (присвоили II группу). Потерял сон, не помогали таблетки, уколы и аутотренинг, который я освоил в минимальном объеме. Выручил знакомый экстрасенс, после разговора по телефону я заснул впервые за несколько недель. В пору было хоть вешаться! Ничего нельзя - поднимать, быстро ходить, грустить и радоваться. Но жить надо! Потихоньку стал выходить из эмоционального штопора. Со временем начал быстрее ходить, а там и бегать. И даже участвовать в соревнованиях, конечно, с гораздо меньшей интенсивностью, чем прежде.
   Выйти из этой неприятной ситуации помогали Мая, Ирина, друзья. И еще одно обстоятельство. Во время сердечного приступа я впал в какое-то промежуточное состояние между жизнью и смертью, описать которое не мог раньше и не берусь сейчас. После этого что-то изменилось в характере и в целом пошло на пользу.
  
   В первые годы независимости в Молдове использовались советские деньги, только назывались они купонами и цена была другой. Потом появилась национальная валюта - молдавские леи. Поначалу стоили дорого, чуть ли ни доллар, но цена их стала быстро снижаться. Моя зарплата была очень скромной и составляла 22 лея. По-хорошему надо было уйти, но я как-то по инерции оставался на месте. Время от времени удавалось подзаработать заключениями и рецензиями в своей области знаний.
   В 1994г неожиданно выпал шанс опять поплавать по Средиземному морю. Я спешно оформил отпуск и уехал. Президент АО был в отпуске, его зам спросил, почему я сорвался, не получив даже отпускных денег. Ему ответили, что таких денег ждать не стоило. Когда сказали, какая у меня зарплата, не поверил. И после возвращения президента настоял, чтобы мне ее увеличили, причем сразу втрое: во-первых, это унизительно; во-вторых, если он (т.е. я) кому-нибудь расскажет о таком жалованье, нашу фирму уважать перестанут.
   Характер деятельности холдинга изменился. Проектирование городских районов закончилось, строители, архитекторы, конструкторы были сокращены. Основным видом добывания денег стала торговля - чаем, маргарином, медикаментами, товарами секонд-хенд. Предпринимались странные плохо продуманные предприятия. Например, решили разводить экзотических аквариумных рыб и продавать их за границу (в Польшу, Венгрию, еще куда-то). Был организован отдел "Экситонфиш", приняты специалисты в ранге кандидатов наук, в специальном помещении построена сложная установка с проточной водой и искусственным климатом. Идея неплохая. Наш президент был по специальности экономистом, но своими действиями меня в очередной раз удивил. Не было толком продумано ничего - возможности и объемы рынка сбыта, способы доставки, вопросы с таможней. Затея с треском провалилась. Продажа телевизоров секонд-хенд европейских марок вначале пошла хорошо, но расходы на приведение этой техники в порядок оказались слишком велики. Надо же было эти проблемы продумать заранее? В исполнении всех этих дел я принимал участие. В промежутках был мальчиком на побегушках.
   Наша фирма арендовала помещение под офис и торговые точки в высотном здании, принадлежавшем так хорошо мне знакомому институту "Молгипрводхоз" (теперь он назывался "Аквапроект", но работы не было, народ разбежался). Там же размещался и Минводхоз. Однажды мы получили на продажу партию портвейна. Я, одетый в какой-то драный халат, носил коробки с бутылками и в дверях столкнулся нос к носу со старым знакомым - министром В.И. Греком. "А Вы что тут делаете?" В те годы никого нельзя было удивить тем, что профессор работает продавцом или экспедитором, но я был смущен: да вот пробы в лабораторию привезли...
   Понятно, что доходы фирмы оставляли желать большего. Сократили размеры офиса. Уволили еще ряд сотрудников. Зарплату задерживали. Я своим местом не больно дорожил, но меня не трогали. Я превратился в этакий неотъемлемый атрибут организации. В целом в АО царил бардак. Вещи, представлявшие ценность, приводились в негодность (телефонные аппараты, ксероксы, канцелярские принадлежности). Видя такое отношение, я кое-что из мелочей унес домой. Когда закрылся отдел, занимавшийся страхованием, печати, в т.ч. круглая, валялись, где попало. Я подобрал их и отнес президенту. А мог бы использовать в нечистых целях.
   Но один обычай выдерживался неукоснительно: раза два в месяц, по пятницам после работы, устраивались выпивки, причем за счет фирмы. Повод каждый раз придумывали. Кто-то предложил по примеру названия отделов ("Экситон-инвест", "Экситон-ТВ") назвать этот день "Экситон-пятница". Я тоже приглашался, иногда в качестве почетного гостя, например, как самый старший по возрасту на фирме, был единственным, кто помнил 22 июня 1941 и 9 мая 1945г.
  
   Когда дела пошли совсем скверно, одну из комнат сдали каким-то дельцам. Им звонили по нашему телефону, мне приходилось принимать сообщения и потом передавать им. Недели через две они перебрались в другое помещение. Встретив меня в коридоре, один из этих людей попросил зайти к ним. - Наша фирма занимается производством и продажей недорогого шампанского. Мы за Вами понаблюдали и предлагаем перейти к нам в качестве менеджера по сбыту. - А чем нужно заниматься? - Будете продавать нашу продукцию. Зарплату они предложили раза в 4 больше, чем я получал в "Экситоне". Разговор состоялся перед наступлением нового 1998 года. Я подумал и принял предложение. Договорились, что приступлю к работе на новом месте 1 февраля 1999г. Ушел из "Экситона" раньше и успел съездить в Москву, в гости к Ирине. Проработал в этой организации 5 с половиной лет.
   В назначенный день с утра я был на месте. Но делать было нечего, производство не запущено. Руководителей фирмы было трое, все молодые люди, немного за 30. Ребята жлобоватые по внешнему облику и манерам, хотя у президента АО на столе лежала книга Ницше. Малиновых пиджаков не носили, распальцовку не делали, но не очень большие золотые украшения наличествовали. Средства для организации бизнеса дал еще один человек, фактический хозяин, формально владельцем контрольного пакета акций числилась его мать (это я узнал, конечно, позже).
   Я не очень хорошо представлял себе, как работать, потому что на прежнем месте торговля осуществлялась по-другому, в стационарных пунктах фирмы. Вначале попытался выяснить как можно больше о нашем товаре - качестве, оформлении, цене и т.д. Собственного рабочего места в офисе у меня не было. Сидеть просто так рядом с секретаршей не хотелось. Я попросил руководство назвать точную дату поступления первой партии продукции. Посовещавшись, они назвали срок - через две недели. Я начал ходить по магазинам, кафе, недорогим ресторанам и предлагать ее. Выглядело это не слишком убедительно. Никаких документов у меня не было, только слова. Напечатал на машинке самодельные визитки, но это создавало представление о бедности, несолидности. Но даже эти действия оказались преждевременными. Я смог приступить к реализации только через месяц-полтора после указанного мне срока. И в глазах потенциальных покупателей болтуном выглядел я, а не те, кто меня подвел.
   И вот в моем распоряжении "бусик" - полуторатонный "фольксваген", загруженный двумя десятками картонных коробок с шампанским, в каждой 12 бутылок, водитель Арик в наилегчайшем весе и грузчик, парнишка старшего школьного возраста. В первый рейс поехал один из руководителей, финансовый директор, посмотреть, как буду работать. Я получил указание продавать товар только за наличные или сразу оформлять счет на оплату по перечислению. Мне повезло в том, что фирма только начинала работать, и меня не с кем было сравнивать. Я предварительно позвонил по нескольким адресам, где побывал раньше. Где-то меня уже успели забыть, где-то вспомнили, что я называл совсем другие сроки. Короче, нужно было начинать практически с нуля. Я двинулся в район города, где жил сам, полагая из суеверия, что здесь мне больше повезет.
   Посетил несколько точек. Финдиректор молча слушал мои переговоры и не вмешивался. Был предвыходной день. Мне удалось все-таки толкнуть десяток коробок, правда, не за живые деньги, а под обещание оплатить в ближайшие дни. Мне показалось, что мои действия пришлись по вкусу руководителю. После работы меня подвезли к дому. Прощаясь, он вручил мне бутылку шампанского в виде премии.
  
   Я попросил показать мне цех по производству шампанского. Он находился недалеко от Кишинева, в с.Крикова. Пара комнат, автоматическая линия по розливу в бутылки. Несложная лаборатория, складское помещение. Обслуживает хозяйство несколько человек.
   Узнав о характере новой работы, мой друг Максим Панченко подарил мне книгу известного ученого о шампанском (я вспомнил, что в библиотеке отца была такая же). Из нее я пополнил свои знания. Производство шампанских вин в классическом виде - процесс длительный и сложный. Напомню, что шампанским, строго говоря, может называться только продукт, произведенный во французской провинции Шампань из определенных сортов винограда. Но известную торговую марку терять жаль, и сегодня в разных странах СНГ изготавливается напиток "Советское шампанское". Группа советских специалистов разработала упрощенный, ускоренный способ его изготовления. При этом получалось действительно шампанское, а не газированное вино-шипучка. Требовалось для этого вместо многих месяцев всего три недели. Изобретение было отмечено Ленинской премией - высшей наградой за работы подобного рода. Именно таким способом изготавливали шампанское на нашем заводике. Командовал производством опытный специалист, которого переманили с какого-то крупного винодельческого предприятия. На вкус оно было совсем неплохим, а стоило значительно дешевле сделанного традиционным путем.
  
   Я колесил на "бусике" и постепенно охватил весь город. За "быстрые" деньги удавалось продавать лишь в единичных случаях, в основном, в кредит, т.е. рассчитывались после реализации. Моему начальству пришлось с этим смириться. Боссы обычно ждали меня в конце рабочего дня. Им были нужны деньги. Всегда! Расходы, конечно, большие. Требовалось приобрести вино, шампанский материал. Сахар. Бутылки и пробки. Картонную тару. Изготовить этикетки. Вернуть кредиты, оплатить налоги, сертификат качества, аренду помещений. Все понятно, мне тоже приходилось заниматься снабжением и финансовыми делами. И вот каждый вечер, как голодные птенцы в гнезде с разинутыми клювами: "Деньги привезли?". Я передаю в переводе на доллары 50, 100, иногда 200. И они тут же идут в ресторан и все проедают вместо того, чтобы отложить для целей, перечисленных выше.
   Вообще, они всё делали как-то не так. Чуть выше я нелестно высказался о руководителях на прежнем месте работы. Конечно, критиковать легко. Я не экономист, не финансист, не винодел-технолог, но утверждаю, что действовать надо было иначе. Я об этом и своим говорил в открытую. Спрашивают: - Как? -Вот это надо было покупать не там, где вы мне сказали, а в другом месте, дешевле. А то не надо было набирать в запас, лучше деньги потратить на другое. А это - не знаю как, но точно не так, как вы делаете! Меня слушали, иногда меняли прежние решения.
   В долгах были постоянно. Фирму лихорадило: то банк не открывает очередной кредит, то хозяин здания "Аквапроект" отключает телефон за неуплату аренды и т.п. Отдавали в залог предприятие, чтобы получить кредит в другом банке и рассчитаться с первым. Прятались от кредиторов. При этом хотели выглядеть современными и крутыми. Постоянно неразумно расходовали заработанные средства. Я не завидовал, что они ужинают в хороших ресторанах. На здоровье, но раньше нужно вылезти из финансовой ямы. Дыры на производстве латать нечем, сотрудники зарплату не получают, нет, приспичило купить один из первых образцов мобильной связи. Это был даже не телефон, а радиостанция, с большой переговорной трубкой и тяжелой батареей. Ее нужно было возить в машине, слышно было плохо и не везде. Через пару месяцев ею перестали пользоваться. Я с трудом доказал, что нужно сделать визитки руководству и мне. Сам их заказал и теперь гордо представлялся как "менеджер по сбыту" или "agent commercial" по-молдавски.
   Тогда многие работали подобным образом. И никакой капиталистической этики - кто кого быстрее и лучше обманет. И меня нередко обижали в торговых точках: "Что Вы показываете свои сертификаты? Лучше расскажите, в каком гараже свое пойло делаете!"
  
   В первую же получку, месяца через два после начала работы, меня ждало разочарование. Выдали ровно вдвое меньше обещанной при переходе на это место суммы. Президент АО извинился: обстоятельства не позволяют, не можем выполнить обязательств перед Вами и еще одним работником. Я объявил, что немедленно ухожу с работы, потому что нарушено главное условие - договор, который, как известно, дороже денег. И пошел писать памятку, что нужно делать сразу же и потом.
   Ко мне пришел фактический хозяин фирмы. Назовем его А. Он сидел на корточках передо мной, положив мне руку на колено. Нашел какие-то слова и уговорил остаться. Я знал из официальных документов его фамилию. Но по телефону часто спрашивали кого-то с кличкой, похожей на название населенного пункта, а я не знал, что речь идет об А., и отвечал, что такого у нас нет. Истинное положение вещей уразумел значительно позже. С виду он особенно не выделялся. Но с руководящим трио нередко говорил на повышенных тонах и его слушались. С ним часто ходил И. - высокий молодой мужчина крепкого телосложения. Его в свою очередь обычно сопровождали трое-четверо парней спортивного вида. Вся эта компания разговаривала со мной вежливо, даже почтительно. Один из них был студентом-дипломником, то ли юристом, то ли экономистом. Они меня очень зауважали после того, как я отредактировал студенту какую-то его работу, а остальным помог решать кроссворды. Юноши были уже из нового поколения, заканчивали школу в период всеобщего распада, их удивляло, как человек может знать столько фамилий знаменитых людей, названий рек, озер, городов. Выяснилось, что эта группа - наша служба безопасности. Иногда кто-нибудь из них сопровождал меня, особенно когда я ехал за деньгами. Не думаю, что в качестве проверки, начальники мне доверяли, а в целях охраны.
   У меня появились новые знакомые в торговых точках, хорошие и плохие. Хорошие аккуратно рассчитывались. С некоторыми установились даже доверительные отношения. Торговля - занятие для меня глубоко чуждое. Но даже в этом деле можно найти интерес. К примеру, два приблизительно одинаковых магазина (выгодность расположения, площадь, ассортимент и т.п.), но в одном продается быстро, в другом нет. Почему? Я делал заметки, пытался анализировать. Плохие - кто плохо торговал, не скоро рассчитывался. Должники, одним словом. Приходилось неоднократно объясняться по телефону, ездить на личные переговоры, особенно, если задолженность велика. Однажды хозяйка магазина грубо обошлась со мной. Я сказал, что передам дело в свою службу безопасности и услышал совет, куда мне следует пойти. Обратился к И. Он спросил адрес и какую сумму должны. Я не слышал начала разговора с его гвардейцами. На последний их вопрос он ответил: "Нет, только обозначить". Через два часа ребята вручили мне долг. Видимо, поговорили соответствующим образом, а ведь могли, наверно, магазин разгромить.
   Не в этот раз, а через какое-то время я понял, что эта команда - настоящие бандиты, а сам А. в большом авторитете. Был случай, мы куда-то спешили и, выезжая со двора на улицу, водитель "бусика" подрезал старую иномарку (на новых в Кишиневе тогда еще не ездили). Через пару кварталов нас догнали. Несколько молодых парней стали избивать моего водителя. Меня держали и вытащили из портфеля часть выручки. Я пожаловался А., назвал номер автомобиля. Через некоторое время пришли, извинились, вернули деньги. Как-то А. попросил меня и девушку-секретаря (я увел ее с собой из "Экситона") выйти из офиса и погулять. Оказалось, разбирались с одним из команды, он присвоил какие-то деньги. Уборщица рассказала мне, как отмывала кровь с пола и стульев.
   Кончилось все это очень плохо. Меня успели предупредить, что в нашем офисе будет обыск. Документов много, я только спрятал в портфель свой рабочий журнал, где были записаны все клиенты, заказы, движение денежных сумм. Выяснилось, что тело А., завернутое в полиэтилен, нашли на одной из окраинных улиц. Одного из нашей руководящей троицы посадили в СИЗО, но через некоторое время выпустили. Со мной следователи кратко поговорили, это был даже не допрос. С пристрастием допрашивали моего водителя. Его забрали из дому в пригородном селе, по дороге в город завели в кукурузу и, предварительно, на всякий случай, крепко поколотили, потом заперли. Но тоже выпустили. А И. сел всерьез и надолго. Это он убил А. И, как намекнули мои шефы, это было сделано во благо остальных. Суд состоялся не скоро. Ему дали, кажется, 10 лет. Служба безопасности тем временем незаметно растаяла в воздухе. Но все это было позже.
  
   Случались нештатные ситуации. Трио зовет меня в кабинет. Срочно нужны деньги (именины, похороны, срочные закупки и др.). Хотя бы полтысячи леев. На Вас вся надежда! Начинаю изучать рабочий журнал. Ищу "хорошего" клиента, кому сдал на реализацию большую партию. Еду, прошу выручить меня. Получаю часть требуемой суммы, двигаюсь к следующему. Постепенно набираю нужное. Противно, конечно. Так мне помогали директора (или хозяева) магазинов, товароведы. Преимущественно женщины. Когда привозил товар, иногда совали чаевые, 5 - 10 леев. Неужели выглядел несчастным, или так принято? Еще более противно. Как-то привык. Тоже делал ответные ходы, одной даме вместе с накладной на шампанское вручил цветы.
   Или такое: на складе пусто, а для нужного человека требуется коробка шампанского (3, 5 или 10). Кровь из носу! Если Вы не найдете, мы все погибли! Опять еду к хорошим людям, прошу часть доставленного заказа назад. Некрасиво, но почти всегда удавалось.
   Узнал, как можно нарваться на "паленый" товар даже в приличном магазине. Получаю заявку и привожу заказ в такой магазин. Сделка оформлена, машина поставлена под разгрузку, товаровед отошел. Из-за угла манит пальцем знакомая продавщица: - Пара коробок найдется? Сует в руку пачку денег и быстро прячет "лишние" коробки. Платит немного меньше, чем магазин, но зато прямо на месте звонкой монетой. Теперь она будет подкладывать к "казенному" свой личный товар и выручку класть в свой карман. Хорошо, это одна и та же продукция, доброкачественная, защищенная сертификатом. Но таким путем можно подставить все, что угодно.
   Были эпизоды, когда нас кидали, т.е. товар так и не был оплачен. Как-то в офисе появился человек средних лет, живой, общительный, вежливый. Пока ожидал наших боссов, развлекал разговорами. Девушку-секретаря просто обаял, мне, не скрою, понравился. Намекнул, что служил в военной разведке, обнаружил знание некоторых деталей про Афган, Иран. Мы чуть ли ни общих знакомых начали искать. Он договорился о покупке крупной партии на выгодных для нас условиях. Сделкой, к счастью, занимался не я. В свой рабочий журнал записал его под именем Андрея-разведчика. Отвез заказ по указанному адресу. По стечению обстоятельств это был склад магазина недалеко от моего дома, куда я захаживал. Когда назавтра по договоренности приехал за деньгами, принимавших товар там не оказалось. В магазине узнал, что какие-то люди арендовали склад на один день. Вызываю на место руководство. По данному "Разведчиком" адресу его нет, телефон молчит. Просто, как апельсин!
   Прошли месяцы. На одном из оптовых складов я увидел "Разведчика". Срочно звоню с ближайшего телефона. Примчался финансовый директор, человек грубый, решительный, с крупной фигурой, еще с кем-то в качестве силовой поддержки. Когда "Разведчик" заметил меня и тоже узнал, бежать было поздно. Отвезли его в наш офис. Убивать не стали, а получили с него что-то хорошее, не помню, может быть машину. Или даже квартиру.
   Однажды кто-то не смог расплатиться, у него отобрали стальную дверь, обшитую полированным деревом. Когда мы поменяли офис, в том же здании переехали с 11-го этажа на первый, установили ее. А у другого должника конфисковали белую "Волгу" ГАЗ-24. Сняли заднее сиденье, я на ней развозил товар по заявкам.
   Самые большие заказы бывали под Новый Год. Другие праздники не шли ни в какое сравнение. Вся фирма буквально стояла на ушах. Приходилось договариваться о дополнительных объемах вина, сахара, тары и проч. Я ездил в какие-то хозяйства за цистерной вина, во Флорешты на стеклозавод за бутылками, привозил со складов сахар. Нанимали помещение, десятки местных женщин, они наклеивали этикетки, укладывали бутылки в коробки и т.п. В спешке появлялся брак. Так, мне пришлось заменить несколько коробок, т.к. отлетели не успевшие просохнуть этикетки. Начальство многократно переиначивало списки клиентов-покупателей. Обязательно забывали кого-нибудь нужного, мне потом приходилось ездить выпрашивать излишки, чтобы не обидеть и обеспечить "своего человечка". В этот период обслуживали не только местный рынок, однажды отправили вагон в Москву. После аврала отдыхали две недели.
  
   Я всегда хотел, чтобы работа была вторым домом. Когда пришел на эту фирму, ничего не было обустроено. Я притащил новым шефам свои канцпринадлежности, бумагу, калькулятор. Позже украшения на стены, старый, но в рабочем состоянии, пылесос. Я вошел в курс до деталей, со своими обязанностями как будто справлялся. Никто мне не хамил. Премиальным шампанским был обеспечен надолго. И все-таки своим это место не стало. Не хватало тепла.
   Во второй половине 1999г дела пошли совсем неважно. Только в офисе был сделан ремонт и красиво оформлен кабинет руководства. Но приходила туда, в основном, всякая шантрапа. Зарплату не платили несколько месяцев. Я подумал, что пора сматывать удочки. Договорился об отпуске. Трудовую книжку я хранил у себя. Круглая печать часто бывала в моем распоряжении, мне не составило труда сделать запись, что я уволен по собственному желанию с 1 февраля 2000г. У меня были бланки доверенностей, я получил долги у некоторых крупных заказчиков, но в бухгалтерию сдал только чеки, а деньги оставил себе в счет зарплаты. Не исключал возможности крупного скандала, но обошлось. Фирма осталась мне должна еще месяца за два. Проработал я в ней ровно два года. С этого момента официально нигде не работаю.
  
   Свободного времени и на вольных хлебах было мало. Ходил по магазинам и на рынок за продуктами. Вечерами регулярно тренировался на ближайшем стадионе. Смотрел телевизор. Временами давали работу по специальности, иногда попадались крупные заказы. Несколько раз пришлось полежать в больнице - проблемы с сердцем, позвоночником, хирургические операции. В общем, нормальная пенсионерская жизнь.
   Дочь Ирина окончательно обосновалась в Москве. У нее были приличная работа, собственное жилье. Постоянно поддерживала нас, в т.ч. материально, настолько, что мы сумели совершить пару туристических поездок за рубеж. Однажды мы оба одновременно заболели. Как говорится, воды некому подать. Дочь вдалеке сходит с ума от беспокойства. Поразмыслил и, взвесив все обстоятельства, решил, что следует перебираться в Москву. Нам было совсем не так плохо на прекрасной земле Молдовы, и всякие неприятности вроде постепенного выдавливания из жизни русского языка мы бы пережили. Но нужно было подумать об Ирине, разгрузить ее от забот о нас на расстоянии, о нашем имуществе и квартире, когда пробьет соответствующий час.
   С момента принятия решения прошло 5 лет. Процедуру перемещения на новое место излагать не буду, я уже об этом многим рассказывал. Считаю, что на этом отрезке нам еще повезло. Продали свою кишиневскую квартиру недорого, но быстро и без всяких осложнений. Затратили много нервов и средств на перевозку своего скарба? Зато теперь комната обставлена знакомой мебелью, и деньги на новую не тратили, и адаптация облегчилась. Живем в своей квартире, в районе, который нам нравится, совсем недалеко от дочери. Мы успели купить жилье за смешные по нынешним меркам деньги, нас никто не кинул, о чем можно слышать чуть ли ни ежедневно. Получаем пенсии. Дочь нам по-прежнему помогает. Благодаря ей мы совершили еще ряд путешествий. Есть несколько старых друзей, с которыми изредка видимся. Время от времени посещаем спектакли, концерты, выставки. Поликлиника рядом. В общем, все соответствует нормам. Почти растительное существование. Закончился последний этап жизни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эпилог
  
  
  
   Когда пишешь о своей жизни и работе, волей-неволей приходится часто употреблять личное местоимение первого лица "я", далеко не всегда его можно заменить на вбитое в сознание с детства "мы". Возникает представление о нескромности автора. Я написал о том, что видел и слышал сам. Как-то автоматически происходит сортировка материала. Автор порой выглядит умным, мудрым, находчивым, этаким гуру, решения, пусть не сразу, выбирает верные, а если что-то не получается, то исключительно из-за каких-то внешних помех. Мне не хотелось бы выглядеть в глазах читателя подобным образом. Совершено много ошибок, которые я не пытался скрыть. Трудно было соблюдать баланс в содержании. Я писал не производственный отчет для знатоков и не научно-популярную книгу. Хотелось сообщить о смысле своей работы, чтобы это было интересно и профессионалам, и неспециалистам.
   Время подводить итоги. Окончательные. Как у Есенина: "...пора уже в дорогу бренные пожитки собирать". Существует достаточно избитый журналистский прием, когда человека спрашивают, как бы он прожил свою жизнь, если бы представилась возможность начать ее заново. И традиционный ответ - ничего не стал бы менять. Трудно быть оригинальным. Но я бы в таком фантастическом случае кое-что изменил. Кое о чем сожалею. Мне неловко за некоторые свои поступки, совершенные в разное время, от раннего детства до наших дней. Мне обидно, что я, как и многие мои сверстники, не позволял себе жить по велению сердца, а был занят, главным образом, неотложными и обязательными делами. Мне стыдно за недостаток внимания, которое уделял своим близким - родителям, бабушке, ведь они отдавали мне всё без остатка. Понимание приходит потом. Мне жаль, что в последний период жизни некоторые мои действия, совершённые из самых лучших побуждений, не находили понимания у моих родных и друзей. Сожалею по поводу своего недостаточного культурного уровня, многие важные явления по тем или иным причинам казались за пределами моего внимания. Но основную часть оставил бы так, как оно было. Считаю, что по большому счету мне в жизни повезло:
   - я родился, жил, потом имел возможность бывать в прекрасной Одессе на берегу прекрасного Черного моря;
   - я случайно выбрал профессию, которая мне подошла, и долгие годы занимался любимым делом;
   - я видел, слышал, встречал знаменитых современников - писателей, ученых, артистов, спортсменов;
   - я стал свидетелем крупнейших событий в области науки, техники, общественной жизни;
   - я побывал во многих городах и странах, которые оставили яркие впечатления;
   - я успел увидеть окрашенные в цвета вечности безлюдные морские берега, степи, горные склоны, сожженные солнцем и наполненные чистейшим воздухом. "Есть уголки нашей земли, настолько прекрасные, что каждое посещение их вызывает ощущение счастья, жизненной полноты, настраивает наше существо на необыкновенное лирическое звучание" (К. Паустовский);
   - я пережил вместе со своей страной важнейшие исторические моменты - Великую Отечественную войну, годы послевоенных пятилеток, "великие стройки коммунизма" и подъем целины, "развитой социализм", перестройку и то, что наступило потом. Этой страны уже нет, а я перемещаюсь по независимым государствам, стоящим на ее развалинах.
   И еще. Всю жизнь меня окружали хорошие люди. Друзья дарили тепло своих сердец, между нами были взаимопонимание, взаимопомощь и поддержка. К сожалению, многих уже нет на этом свете.
   Точное наблюдение известного барда Вадима Егорова: "Друзья уходят как-то невзначай. / Друзья уходят в прошлое и в память, / А мы смеемся с новыми друзьями, /А старых вспоминаем по ночам/ ...Друзья уходят, кем их заменить?..". Евтушенко в стихотворении "Старый друг" высказал мысль, не бесспорную, но близкую мне по духу. Ему снится старый друг, который стал врагом.
  
   ...Мне снится старый друг -
   он, как и я, дурак.
   Кто прав, кто виноват -
   я выяснять не стану.
   Что новые друзья!
   Уж лучше новый враг.
   Враг новым может быть,
   а друг - он только старый.
   Контакты со старыми друзьями - нечастые личные встречи, по интернету, почте, телефону, не дают чувствовать себя одиноким. И не надо стесняться и скрывать своих теплых чувств к ним. Не то будет поздно.
  
   О милых спутниках, которые наш свет
   Своим сопутствием для нас животворили,
   Не говори с тоской: их нет,
   Но с благодарностию: были.
   В.А.Жуковский
  
   Я дошел, дожил до вполне почтенных лет. А ведь мог бы даже и не доползти. С учетом возраста, состояния здоровья, некоторых других обстоятельств меня следует относить к группе риска. Трезво оцениваю, что в любой момент могу "склеить ласты". Но из этого вовсе не следует, что нужно непрерывно прислушиваться к себе и при любом "звоночке" паниковать. Ноги пока носят, глаза видят. Мне интересно знать, что показывают в театрах Москвы, какая погода в Одессе, кто станет президентом Молдовы, чем закончится турнир Лиги чемпионов по футболу. Меня, как и всех, тревожат последние события в нашем неспокойном мире. И вообще - всё, что будет завтра. А в предутреннем сумраке до сих пор иногда чудится в полусне, что слышу удары молотка по камню и отдаленный рокот агрегата, направляющего буровой наконечник к неизведанным глубинам...
   Большую часть жизни я прожил весело. И сейчас поводов для сильного уныния нет. Пусть только всем будет хорошо! Осталось присоединиться к молитве Булата Окуджавы:
  
   ...Господи, мой Боже, зеленоглазый мой!
   Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
   пока ей еще хватает времени и огня,
   дай же ты всем понемногу...И не забудь про меня.
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
   Москва - Одесса - Москва
   2011
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   291
  
  
  
  
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"