Ноябрь 1942 года выдался холодным и страшным. Солнце еще не успело сесть за близкий лес, когда во дворе раздались шаги, за дверью раздался торопливый шепот. Клава сразу очнулась от морозного оцепенения и оглянулась по сторонам с отчаянием загнанного в угол зверька. Хороших людей она не ждала. Внезапно за ручку дернули. Дверь скрипнула, но старенький запор выдержал первый натиск. Второй должен был стать последним! Если увидят - убьют!
Клава дремала, завернувшись в старую пропахшую дымом бабушкину шаль. Уличный мороз проникал через маленькие, забранные чем попало окошки и заставлял поеживаться. В избе было холодно, печка погасла еще ночью.
Бабушка ушла на работу, старший брат, несмотря на метровые сугробы, отправились к единственному работающему в селе магазину. Только там на продуктовые карточки можно было получить четко отмеренную порцию продуктов.
Отец ушел воевать почти сразу после начала войны. Хоть бы он остался жив, скорее пришел бы домой и обнял дочурку своими сильными и нежными руками!
Мама... - слезы выступили на полусонном личике. Ну, как могли люди в казенной форме три месяца назад арестовать ее любимую мамочку?! Враг народа! Пять лет!! И за что?!!! За расхищение социалистической собственности. Только за то, что женщина попыталась вынести с завода немного еды из своего рабочего пайка, чтобы дети не умерли от истощения. После войны станет известно, что и в блокадном Ленинграде женщины выносили во рту немного каши и кормили еле живых от голода детей.
Один из соседей прибежал домой и попросил быстро собрать узелок. Он-то и рассказал, что маму отправляют в Сибирь. Бабушка молча собрала немногие вещи и передала. Потом, когда мужчина ушел, она села на лавку и беззвучно заплакала. Клава и старший брат Николай молча сидели. Они никак не могли поверить в произошедшее: ведь их отец воевал на фронте.
Бабушка успокоилась, но за эти минуты она разом постарела на годы. Негнущиеся руки поставить на стол чугунок с болтушкой, состоявшей из кусков картофеля, крапивы и других былинок травы, собранной недавно. Иной еды просто неоткуда было достать. Хорошо, хоть в лесу можно было набрать ягод! Продуктовых карточек на нормальную еду не хватало. Голодали все!
В конце сентября бабушка пришла домой немного пораньше, взяла два стареньких ведра и позвала детей за собой. До поля идти было далековато.
Картошку уже убрали, а черная земля с клочками травы выглядела угнетающе. Бабушка молча начала копать, Николай взял лопату и стал ей помогать. Клава опустилась на коленки и стала ползать, разгребая холодную и твердую землю в поисках картошки. Любой картошки!
Луна была почти полна и давала достаточно света. В конце концов все утомились настолько, что уже не видели ничего, кроме темени вокруг. Бабушка повела их домой. Оба ведра были полны.
До морозов они успели набрать почти десять ведер. Самую гнилую варили сразу, остальную рассортировывали и ели понемногу.
В середине ноября по селу поползли слухи о начавшихся кражах. То ли преступники, то ли сами озверевшие от голода жители стали ходить ночью по селу и воровать продукты.
В этот день бабушка ушла на работу в колхоз, а Николай отправился в магазин. Если повезет, то немного крупы или консервов удастся получить. Мальчик стоял в длинной очереди. Люди изредка перебрасывались словами. Говорить не хотелось - сил почти не осталось. Люди сновали туда и суда, подходили к магазину и спрашивали: 'Сколько еще осталось продуктов'? Получалось, что должно было хватить. Должно.
Ближе к вечеру подошла и очередь Николая. Он с замиранием сердца полез в карман старенького пальто за драгоценными карточками. Сначала мальчик не поверил, потому что негнущиеся от мороза пальцы нащупали только грубую ткань. Коля вывернул карман, но он был пуст. Неужели выпали? Он с затравленностью зверька стал оглядываться вокруг.
- Если нет карточек, отходи.
- Они были, наверное, в другом кармане.
- Люди добрые, - взвилась рядом старушка, - опять антихристы украли карточки! Да что же это делается?
Николай, еще не до конца поверив, что ловкие руки вора-карманника украли три их жизни, поплелся домой. Как рассказать? Как?
Когда Клава услышала шум, ее первой мыслью было - 'воры'! Она испугалась, очень испугалась. Сейчас, вот сейчас они войдут в избу! Внезапно девочка бросилась к стоявшей в темном углу печке. Она быстро, как воробышек, залезла внутрь и схватила тяжеленную металлическую заслонку. Дверь распахнулась от еще одного рывка. Клава тихонько прикрыла отверстие, куда она залезла, и затаила дыхание.
- Ну, где?
- Да, должна быть в подполе. Вот люк.
- Лезь сам.
- Держи карман! Я покараулю!
Раздался шорох - кто-то шумно слазил по деревянной лесенке в подполье. Через какое-то время раздалось шуршание, и мешок картошки ударился об пол.
- Тише, ты. Много еще?
- Да, мешка два будет.
- Хорошо, быстрее, давай, а я пока избу проверю.
- Ты еще в печи посмотри! Я с утра караулил, так они ее даже не топили.
- Собирай, не умничай.
Клава чувствовала, что руки совсем затекли. Еще немного, и стальная заслонка упадет на пол. Тогда ее сразу обнаружат. И...
Второй грабитель выбрался наверх:
- Ну, что у тебя?
- Да, тут больше поживиться нечем. Идем, а то еще кто-нибудь с работы вернется.
- Ты что, бабки испугался?
- Старуху я не боюсь, а вот детей никогда не трогал. Пока...
Дверь скрипнула и закачалась на единственной уцелевшей петле. Стылый пронизывающий ветер врывался порывами в помещение. На полу были отчетливо видны грязные следы. Клава, сжавшись в комок, приросла к печной заслонке.
Так ее и нашла бабушка. Она вернулась домой и увидела, что дверь почти оторвана. В конце улицы в сгущающихся сумерках показалась маленькая детская фигурка очень похожая на Колю.
Бабушка вбежала в избу. Пусто!
- Клава, внученька, - старушка заплакала.
Внезапно заслонка упала.
- Жива, моя маленькая. Жива.
- Бабушка, меня не заметили, только картошку все забрали, - девочка заплакала, словно она могла задержать двух мужиков и не позволить им совершить злодеяние.
- Да, бог с ней, с картошкой, главное тебя не тронули!
В дом вошел Николай. Он выглядел осунувшимся. Руки были пусты.
- Что случилось? - бабушка сглотнула, словно ей было трудно дышать.
- Из кармана вытащили. Все. - Слезы потекли по лицу.
Бабушка посмотрела на опустившуюся за окно темень и полезла в подпол. Еды нет. Дров оставалось на пару ночей, если экономить.
Вскоре печка начала давать хоть какое, но тепло. Две уцелевшие картофелины оказались в чугунке. Они были наполовину гнилые, но больше в доме еды не было. Она насыпала в чугунок снега и поставила его в печь. Дети забрались наверх. Кирпичи немного прогрелись и давали ощущение комфорта и тепла.
Собранного хвороста надолго не хватило, картошка получилась недоваренная, но и такую бурду съели до последней капли. Ночь тянулась долго. Бабушка не ложилась. Она сидела, прислонившись спиной к печи, часто вставала и проверяла детей. Несколько раз терла ручки и ножки. За окном бушевала пурга.
Наступило новое утро. Снега выпало столько, что пробраться в лес за хворостом стало совсем невозможно. Бабушка сидела в утреннем сумраке и думала. Клава спустилась с печи и подошла к ней.
- Бабушка, не плачь, с мамой все будет хорошо.
- Я сейчас о вас беспокоюсь, - старая женщина погладила внучку по волосам.
- Ты боишься, что мы умрем?
- Нет, вы не умрете, я не позволю! - бабушка отстранила внучку и встала. Морщинистое лицо превратилось в маску, губы плотно сжаты.
- Я скоро вернусь, а ты пока закинь в печь оставшиеся дрова.
- Мне разбудить Колю?
- Нет, пусть спит. Во сне голод не так сильно чувствуется.
Бабушка осторожно открыла дверь. Сейчас же внутрь ворвался круговорот снежинок и припорошил пол. Женщина пошла на другой конец улицы к дому председателя. Там уже все поднялись, однако, и удивились столь раннему визиту.
- День добрый.
- Здравствуй. Случилось чего?
- Случилось. Вчера у внука карточки украли, а из дома всю картошку вынесли.
- Плохо. Совсем плохо, - председатель сел за стол. Его изможденное лицо ничего не выражало. Столько всего навалилось, а тут еще это. И помочь он ничем не может. Пока милиция выловит подонков, сколько еще людей пострадает.
- Уезжать Вам надо, - хозяйка торопливо клала в узелок кусочек лепешки и пару картофелин.
- Куда они поедут, тем более сейчас?
- Так у тебя же сегодня сани в Дуван едут, - мужу, - а у Вас там родственники, - уже бабушке.
- У меня там сестра, год не виделись.
- Если соберетесь, я накажу, чтобы Вас довезли до дома.
- Видно и вправду стоит к сестре податься! - бабушка встала.
- Ты пока вещи теплые собери, а как расцветет, за вами заедут, - председатель встал. - Если не примут, возвращайтесь.
- Через пару часов сани везли трех горемык в соседнее, ставшее таким далеким по зиме село. Председатель выдал все документы, какие смог. А сверток его жены лежал, закутанный в платок. Кто не отдавал последнего, не сможет понять величину этого дара!
Вечер уже давно наступил. За горой раздавалось нудное и страшное завывание. Но волк был не так голоден, чтобы нападать на людей. Бабушка смотрела, как в темноте вырастал первый деревянный дом села Дуван. Двухэтажный, построенный каким-то купцом еще в прошлом веке, он олицетворял добротность, продуманность и несгибаемость русского народа. Его вид придал бабушке уверенность.
- Куда дальше?
- Мы сами дойдем, спасибо.
- По таким сугробам? - да председатель с меня три шкуры спустит, если узнает, что я вас оставил. - Давай, говори куда, а то мне еще разгрузиться надо успеть.
- До конца села, а там направо.
Бабушкина сестра жила в небольшом бревенчатом домике вместе с дочерью и ее семью детьми.
Малыши уже ложились спать, когда в дверь постучали. Старушка открыла дверь и обомлела.
- Скорее, заходите, пока совсем не замерзли.
- Пустите, Мария? - бабушка смотрела на сестру и не могла сдержать слез.
- Конечно, - молодая хозяйка подошла, запустила всех приехавших в дом и закрыла плотно дверь. Она ловкими движениями начала помогать раздеваться детям.
- Спасибо Вам, бабушка протянула одну картошку вознице.
- Да полно Вам, меня в сельсовете накормят. Удачи вам всем, - мужчина взял лошадь под уздцы и повел назад к зданию сельсовета.
Клава шмыгала носом и во все глазенки смотрела вокруг. Вдруг на столе она увидела чугунок. Из него шел запах вареного картофеля. Внезапно она почувствовала, как животик заурчал.
- Садитесь, - Мария раскладывала на столе ложки.
- Спасибо Вам, - бабушка стояла, и вытирала слезы.
- Ничего, сестренка. Ничего! Шестерых пока прокармливаем, и восьмерых деток накормим. А там и весна, а весной у нас трава зеленая, а летом ягоды пойдут. Помнишь, как мы босиком до речки бегали? - Старушки сидели, обнявшись, рядышком. Словно и не было жуткого голода, войны и лютого мороза за окном.
Клава грелась на лавке и бережно сжимала в руках половину картофелины. Как же она была вкусна!
С той поры она навсегда запомнила сладковатый вкус подмерзшего картофеля. Вкус ее детства.