274. Тролль Подстрочный2011/11/09 22:19 [исправить] [удалить] [ответить] Че, Андрюха, говорят, к врагам переметнулся?))) ГЫ))))) Все правильно: будь честным, адекватным и непредвзятым) Вон, Рихарда Зорге за что в паравозвоной топке спалили?! Или не его?
Шифровка юстас - алексу: - "Товарищ Ивасенко зпт поздравляем наступающем днем милиции тчк ставка внедрение одобрила тчк ваша главная задача на ближайшее время выяснение пола сам знаешь кого также сбор информации агенте кличка бурундук тчк"
Офицер в костюме майора СД зажег дешифровку и прикурил от нее папиросу "Герцеговина Флор".
*Голос за кадром*: Имперский разведчик Андрей Юрьевич Ивасенко, которого здесь все уважительно звали "герр Бользен", уже десять дней не заходил на другие СИ страницы. Он ждал. Ждал выхода на контакт со своим первым и давним агентом. От этого зависела вся дальнейшая операция и, возможно, благополучие самой Темной Империи. Алиби у майора было железное: он пил мюнхенское пиво. Но так хотелось жигулевского!)))
За кадром поет И. Кобзон - "Я прошу, хоть не надолго, Боль моя... ты покинь меня..."
ПРЕДИСЛОВИЕ 2
За окном шел снег и рота темноармейцев.
Иосиф Виссарионович отвернулся от окна и спросил:
- Товарищ Жюков, разве вас еще не убили?
- Нет, товарищ Сталин.
- Хорошо. Тогда дайте закурить.
Жуков покорно вздохнул, достал из правого кармана коробку "Казбека" и протянул ее Сталину. Покрошив несколько папирос в трубку, главнокомандующий задумчиво прикурил от протянутой спички.
Через десять минут он спросил:
- А как там дела на Западном фронте?
- Воюют, - просто ответил Жуков.
- А как чувствует себя товарищ Ивасенко?
- Ему трудно, - печально сказал Жуков.
- Это хорошо, - сказал Сталин, - У меня для него есть новое задание...
А за окном шел снег и рота темноармейцев.
ГЛАВА 1
Низкий закопченный потолок кабачка "Три поросенка" был почти черным от сажи, стены были изрисованы сценами из знаменитой сказки, в честь которой был назван кабачок. Кормили в кабачке не очень хорошо, поили еще хуже, но это не отпугивало его завсегдатаев. Отпугивало их другое. С недавних пор в кабачок повадился заглядывать майор СД фон Бользен - Штирлиц.
Вот и сейчас он сидел у дальнего столика, который был заставлен едой на семерых, а бутылками на восьмерых. Бользен был один и никого не ждал. Иногда ему становилось скучно, он вытаскивал из кармана маузер с дарственной надписью "Чекисту Ивасенко за освобождение Дальнего Востока от Феликса Эдмундовича Дзержинского" и с меткостью истинного ворошиловского стрелка расстреливал затаившихся по углам тараканов.
- Развели тут! - орал он, - бардак!
И действительно, в кабачке - флудилке - был бардак.
Пол был залит дешевым вином, заплеван и завален окурками. Создавалось впечатление, что каждый считал своим долгом если не наблевать на пол, то хотя бы плюнуть или что-нибудь пролить.
То и дело, ступая по лужам и матерясь, проходили офицеры - гауляйтеры раздела. За соседним столиком четверо эсэсовцев - зареганых френдов грязно приставали к смазливой официантке. Ей это нравилось, и она глупо хихикала.
В углу, уткнувшись лицом в салат из кальмаров, валялся пьяный унтер без сапог, но в подтяжках. Иногда он начинал недовольно ворочаться и издавать громкие неприличные звуки. Два фронтовика, попивая шнапс у стойки, тихо разговаривали о событиях на самиздате. Молоденький лейтенантик в компании двух девушек подозрительной яойской наружности громко распинался о том, какой он молодец, и как хорошо он стреляет из пистолета.
Бользен отпил из кружки большой глоток пива, поковырялся вилкой в банке тушенки и пристальным взором оглядел окружающую действительность разлагающегося Форума СИ, изредка задерживая взгляд на некоторых выдающихся подробностях снующих между комментариями девушек.
- Какие сволочи эти темные, - неожиданно для всех сказал молоденький лейтенантик, - я бы их всех ставил через одного и стрелял по очереди.
В помещении воцарилась тишина. Все посмотрели на Бользена. Бользен выплюнул кусок тушенки, встал, и, опрокинув три столика, строевым шагом подошел к зарвавшемуся лейтенанту.
- Свинья зазвездившаяся, - процедил он и влепил лейтенанту пощечину.
- Простите, я не совсем понимаю... - пролепетал оторопевший лейтенант.
Бользен вышел из себя и, схватив табуретку, обрушил ее на голову незадачливому лейтенанту. Лейтенант упал, и Бользен начал злобно пинать его ногами.
- Я темный разведчик Ивасенко и не позволю грязному светлому псу оскорблять темного офицера!
Четверо эсэсовцев бросились разнимать дерущихся. Развеселившегося Бользена оттащили от стонущего лейтенанта и, чтобы успокоить, предложили выпить за Родину, за Дарта Вейдера.
- Да, - сказал Бользен, немного успокоившись.
Он выпил кружку шнапса, рыжий эсэсовец с готовностью налил вторую. Бользен выпил еще, лейтенант стал ему не интересен.
- Ну как же можно, - шепнул один из фронтовиков рыдающему лейтенанту, - при самом Бользене говорить такое о темных, да еще и в таких выражениях! Я бы вас на его месте убил.
- Бользен - добрая душа, - вздохнул второй фронтовик, - я помню три дня назад тут били мамченского шпиона, так все били ногами, а Бользен - нет.
- Добрейший человек, - подтвердил первый фронтовик, и они вывели лейтенанта на свежий воздух.
Бользен, обнявшись с эсэсовцами, громко пел "Кузьмин зольдатен".
Пьяный унтер-офицер поднял голову из салата, обвел зал мутным взглядом и восторженно заорал:
- Хайль Кузьмин!
Весь зал вскочил, вскинув руки, стены задрожали от ответного рева:
- Зиг хайль!!!
А Бользен уже спал, снились ему соловьи, темное поле и березки. Снились ему голые девки, купающиеся в озере, а он подглядывал за ними из кустов.
Сейчас он спит, но ровно через полчаса он проснется, чтобы продолжать свою нелегкую, нужную для Форума работу.
Интерлюдия 1 (автор - тов. Ивасенко А.Ю.)
- Знаешь, Сосо, сегодня в "Правде" двенадцать раз подряд упомянуто твоё имя. - Вот как? - насмешливо прищурился Иосиф Виссарионович. - Может, ты скажешь, сколько было вчера? - И это скажу. Вчера было девять, и ни разу не упоминалось слово партия. - Сказал Орджоникидзе. - Разве это важно, Серго? - Излишества никогда ни в чём не приносят пользы. Это похоже на слишком громкий крик о самом себе. - Это не крик, Серго, - деловито и спокойно, как о давно обдуманном, сказал Сталин, доставая папиросу. - Это такой тон, к которому следует привыкнуть самим и приучить других. - А разве необходимо? - Да, страна огромна, в ней десятки разных языков, сотни разных обычаев, несколько вероисповеданий. - Мы создаём единую социалогическую культуру... Зло рулит! - Совершенно верно, Серго. У нас замечательные учёные, шпионы, у нас есть большие писатели, хорошие инженеры и провокаторы, но огромная масса людей находятся на очень низком уровне развития. Это и русское, и грузинское крестьянство, это кочевой казах, и узбек в пустыне и оленевод-якут. Совсем по-разному живут и думают эти люди. Подавляющее большинство их совершенно не понимает оттенков и тонкостей нашей борьбы за торжество Зла. И не обязательно понимать. Но как объединить их? - Сталин словно бы начертал в воздухе знак вопроса резким движением руки. - Нужны простые идеалы, простые слова, доступные для всех. Нужна не Империя Зла вообще, не партия вообще с её органами и организациями, нужен конкретный человек, который воплощал бы высшую власть, к которому можно обращаться, называть по имени, слова которого звучали бы как закон. В любой пирамиде нужна завершающая фигура. Сталин выдохнул табачный дым и кольцо приобрело форму черепа. - Как наш агент, Серго? - спросил Вождь, прищурившись. - В Мюнхенской газете упоминали, что он попал под лошадь... - Жив-здоров! Лошадь и извозчик больше пострадали - герр Бользен был пьян в стельку и избил их до неузнаваемости. Герр Бользен отлично справляется с заданием,Сосо, - ответил Орджоникидзе. - Успел внедриться к кузьминцам, раздаёт сладкие печенюшки их детям, переманивая неокрепшие умы на сторону Зла. Может ему орден дать, а? Сталин выдержал паузу. - Знаешь, Серго, я бы пока с этим не торопился. Говорят, что пьёт он сильно и песни с ними, с врагами, горланит. Не по-нашему это как-то. Может, его ликвидировать, пока на Светлую сторону не переметнулся? - Сосо! - воскликнул Орджоникидзе. - Но ведь он это для маскировки делает! Можно, конечно, записать выговор в личное дело, но он родственник Дарта Вейдера, а тот шутить не любит. Да и в Рыбачуляндии он отлично себя показал. Сколько информации переправил через линию фронта с обученными кивиканарейками. - Думаешь, он чист перед нами? - строго спросил Сталин. - Уцелеть среди акул весьма сложно. - Уверен, Сосо! Кузьминцам его не сломать! Если он и деградирует по какой-то причине, то это от пьянства и ностальгии по Родине. Ему Героя дать надо! Он почти раскрыл агента Бурундука! - Даже так? - немного удивился Сталин. - Но пока что до конца не раскрыл, верно? Так что Звезду Героя отдайте Леониду Ильичу, он такие цацки любит. - Хорошо, Сосо, сделаем. - Да, а герру Бользену вышлите через Женеву бандероль с волшебной дудочкой Ганса. Пусть подудит, парализует волю врагов, тогда может кузьминцы пойдут за ним, да и потонут все в Балтийском море? Товар иноземного производства, думаю, не подведёт. - Отличная идея, Сосо! - восхитился Орджоникидзе. - Прямо сейчас отдам распоряжения. - Да, Серго, иди, - согласился Сталин. - Тянуть время нужно быстро. Орджоникидзе вышел. Сталин потянулся в кресле, встал и подошёл к зеркалу. Снял с лица маску. Отражение в зеркале его порадовало. - Я ещё покажу им всем, как из Феникса фрикасе делать! - произнёс он. - И чего эти кузьминцы так на меня ополчились? Как говаривал Джебран Халиль Джебран: " Истинно добр тот, кто един со всеми, кого мнят злыми".
ГЛАВА 2
В кабинете вечно Негодующего Мюллера стоял сейф, в котором он хранил дела на всех сотрудников рейха. Негодующий часто с любовью залезал в свой сейф за очередным делом, чтобы пополнить его, восстановить в памяти, просто полистать или привести в действие. Но последнее случалось редко, ибо Негодующий Мюллер, как истинный коллекционер, не любил расставаться с делами своих подопечных. Сейфы с делами были почти у всех сотрудников рейха, кроме фон Бользена, но такого обширного собрания сочинений не было ни у кого, даже у самого Брутального Кальтенбрунера. Это было маленькое и невинное хобби шефа гестапо, в его коллекции были Воробьев, Крези, Михеев, и даже сам Бользен - Ивасенко.
Обергруппенфюрер сидел у камина и листал дело Бормана, это было одно из самых объемных дел в его сейфе. Негодующий насвистывал арию Мефистофеля из "Фауста" и перечитывал любимые строки об агенте "Бурундук".
Партайгеноссе Борман был мелкий пакостник. Если Борману не удавалось досадить кому-нибудь, он считал прожитый день пропавшим. Если же получалось кому-то нагадить, Борман засыпал спокойно, с доброй, счастливой улыбкой на лице.
Любимая собачка Бормана, которая жила в его кабинете, кусала офицеров за ноги, и поэтому всем приходилось ходить по рейху в высоких сапогах. Негодующий, у которого было плоскостопие, от этого очень страдал. Однажды он имел неосторожность зайти в кабинет Бормана в кедах и был злобно укушен за левую пятку. Собачку пришлось отравить. С тех пор они с Борманом стали злейшими врагами.
Бурундук был любитель подкладывать кнопки на стулья, рисовать на спинах офицеров мелом неприличные слова, натягивать в темных коридорах сложные системы веревочек, споткнувшись о которые несчастная жертва в лучшем случае падала или обливалась водой, в худшем - получала по голове кирпичом.
Особенной любовью Бормана пользовались ватерклозеты. Какие только гадости он не писал на дверях и стенах об офицерах рейха, а иногда перерисовывал из французских бульварных журналов непристойные картинки. Под одной из таких картинок он подписал: "Это Ева Браун". Фюрер оскорбился и поручил ему же, Борману, выяснить, кто это сделал.
Два месяца все в рейхе пресмыкались перед Бурундуком, а Бользен даже придумал версию, чтобы оградить себя от подозрений, что это сделал китайский шпион. В конце концов пострадал адмирал Моргот Канарис, который неосторожно выиграл у Бормана в преферанс его новую секретаршу.
Секретарши были второй страстью Бурундука. Он то и дело увольнял одних и нанимал других. Менялся секретаршами с Абердиным, Куном, просил подарить секретаршу Негодующего, но Мюллер отказал.
В рейхе Бормана не любили, но побаивались. Кому же приятно видеть свое имя на стене сортира? Он был толст, лыс и злопамятен.
А сам Бурундук в это время был занят делами. Острым ножом он вырезал на двери туалета надпись: "БОЛЬЗЕН - СКОТИНА И ТЕМНЫЙ ШПИОН". Удовлетворенно чмокнув, Борман дернул за веревочку и вышел. Он тщательно вымыл руки и с чувством выполненного долга направился в свой кабинет. День обещал быть удачным.
В кабинете Бурундук открыл сейф, запертый на семь секретных замков и просунул голову внутрь. Вчера он повесил в сейфе табличку на темном языке: "Темним развечикам смареть заприщено!" Кто-то красным карандашом исправил ошибки и подписал: "Борман дурак". Бурундук достал светло-темный словарь, перевел и логически помыслил: "Кто-то исправил ошибки..., значит кто-то залез в сейф. Это не я..., значит это темный шпион..., и плюс ко всему он лично знает Бурундука. Следовательно, я его тоже знаю."
Борман надолго задумался. Через полчаса он догадался поискать отпечатки пальцев. Еще через полчаса он их нашел. Видимо, темный разведчик ел тушенку. Банка стояла тут же, в сейфе. "Здесь чувствуется работа Бользена. Интересно, что сказал бы Брутальный Кальтенбрунер?" Бурундук вздохнул. С Бользеном связываться не стоило, все равно что-нибудь придумает, еще и сам виноват окажешься. Это знали все.
Борман еще раз вздохнул и достал из сейфа дело пастора Томаса. За пастором он следил давно и с интересом. Этот человек имел обширную женскую клиентуру. Пастор бегал за любыми женщинами: старыми и молодыми, красивыми и не очень, замужними и наоборот. И женщины отвечали ему взаимностью, что Бормана, которого женщины не любили, очень удивляло и даже сердило.
"Зачем одному человеку столько женщин? Я понимаю, если бы они были, во-первых, секретаршами, во-вторых, у меня, а так... Наверно, он работает на чью-то разведку. Скорее всего, это не наша разведка. Следовательно, иностранная, - Бурундук поднял палец вверх, - его надо пощупать..."
И Борман, позвонив Айсману, отдал распоряжение.
От сильного удара ноги дверь распахнулась, и в кабинет вошел хмурый и заспанный Бользен.
- Борман! Дай закурить!
"У Бользена кончились папиросы, - подумал Бурундук, протягивая портсигар с профилем фюрера, - значит он много курил. Много курят, когда думают, значит он много думал. Бользен просто так не думает, значит, он что-то замышляет."
И Борман посмотрел в честные глаза Бользена.
- Как дела?
- Плохо.
"Я, как всегда, прав! - обрадовался Борман. - Точно, что-то замышляет! Надо его пощупать."
- Не хочешь ли кофе?
- Нет, - Бользена передернуло, - Лучше пива. Борман нажал на кнопку, и вошла секретарша. Бользен ее раньше не видел.
- Новенькая?
- Да, - похвалился Борман.
- А ничего, - одобрил Бользен.
- Мне тоже нравится, - сказал польщенный Бурундук.
- Пива принеси, дорогая.
- Слушаюсь, партайгеноссе.
Секретарша принесла пива и стала ждать дальнейших распоряжений.
- Можешь идти, - махнул рукой Борман.
Секретарша, разочарованно покачивая бедрами, вышла. Бользен оторвал взгляд от двери и взял кружку с пивом.
- Садись, - предложил Бурундук, подставляя стул.
Бользен привычным жестом смахнул со стула кнопки и сел.
"Заметил, - ядовито подумал Бурундук, - Бользена на кнопки не возьмешь. Чувствуется рука Дарт Вейдера."
Глаза Бользена потеплели.
- Хорошее пиво, - сказал он.
"Темнит, сукин кот. Обмануть хочет. Нет, брат Ивасенко, не на того напал. А не сыграть ли мне с ним шутку? Что если ему очень тонко намекнуть, что им интересуется Ева Браун?"
- Бользен! Да ведь вами интересуется Ева Браун! - вскричал Борман.
Бользен поперхнулся. С Евой Браун он встречался всего один раз, и то на приеме у фюрера - Кузьмина. Бользен был о себе высокого мнения, как о мужчине, но эта мысль никогда не приходила ему в голову.
"Ева Браун может стать ценным агентом. Надо запросить Центр." Бользен встал и высморкался в занавеску.
"Клюнет или нет?" - подумал Борман.
Бользен посмотрел в окно.
- Какие ножки у этой крошки! - сказал он стихами, - Смотри, Борман.
Борман достал из стола цейсовский бинокль и пошел к Бользену. Минуту они молчали. За это время Бользен успел обдумать слова Бормана, а Бурундук догадался, что Ивасенко его отвлек.
"Водит за нос," - подумал Борман и ловко перевел разговор в другое русло.
- Послушай, Бользен, у тебя такие обширные связи. Не мог бы ты достать умненькую собачку с острыми зубами?
- Могу.
"Этот все может," - подумал Борман.
Бользен часто обещал что-либо Бурундуку, как, впрочем, и всем остальным, но никогда ничего не делал.
Бользен стрельнул у Бормана еще парочку сигарет, механически сунул лежащее на столе дело под мышку и направился к выходу.
Бурундук бросился к столу и резко открыл верхний ящик. Около самой двери в десяти сантиметрах от пола натянулась бельевая веревка. Бользен резко перепрыгнул через нее и, сказав "До свидания", скрылся за дверью.
"Профессионал!" - простонал Борман - Бурундук.
Да, Бользен был профессионалом. Он не стал листать украденное дело в коридоре, как поступил бы на его месте флибустовский или либрусековский шпион, а выбрал самое укромное место в рейхе.
Войдя в ватерклозет, Бользен обнаружил свежую надпись: "БОЛЬЗЕН - СКОТИНА И ТЕМНЫЙ ШПИОН". Бользен старательно зачеркнул слово "ШПИОН" и надписал слово "РАЗВЕДЧИК", а внизу приписал: "БОРМАН - ТОЖЕ СКОТИНА".
Здесь же он пролистал дело пастора Томаса. В голове его начал созревать еще неясный, но уже план.
Интерлюдия 2 (автор - тов. Ивасенко А.Ю.)
В зале раздавались многочисленные возгласы членов тёмного политбюро ЦК ВКП (б): - Бис! - Браво! - Спойте арию!.. - Спойте романс!.. Митрофан Сосискин растерянно озирался, не зная: к какой именно программе выступления приступать. Тут вмешался И. В. Сталин: - Товарыщи, нэлзя покушаться на свободу художника. Товарыщ Сасыскын хочэт спэть 'Я помню чудный мгновэнье'. А затэм споёт нам и пэсню о лэтающэм драконэ импэриалызма. Раздались бурные, продолжительные авации из зала. Сталин, как всегда, не ошибался.
* * *
На улице шёл дождь. Герр фон Бользен всегда держал себя в руках при встрече со связными или агентами. И всегда заходил в бар вприпрыжку, чтобы не вызывать ни у кого подозрений в том, что он задумал что-то нехорошее, а просто бежит, как обычно, напиться после всех рутинных дел трудового дня разведчика. Но в этот раз он остановился возле дверей 'Припрыжки' и замер. Раньше он часто врывался в эту забегаловку, выхватив дедовскую шашку и крича: 'Порублю!'. Это эффективно действовало на завсегдатаев - светлые гестаповцы скидывались по рублю и убегали. Правда, был и один минус - приходилось идти в обменный пункт, чтобы поменять русскую валюту на ненавистные рейхсмарки. А затем возвращаться. Зато и тратить зарплату на пропой не надо, а можно было купить для жены на сэкономленные средства пару колготок и переправить в Москву. 'Странно, - подумал Бользен, почесав затылок под будёновкой. - Сменили название... При чём тут - 'Элефант'? Нужно срочно замаскироваться, чтоб не узнали. Здесь бывает полно тёмных, а встреча с ними не сулит хорошего рейтинга моему личному досье у Мюллера. Хотя и в этом был и свой плюс: светлые слишком много болтали и часто выдавали много полезной информации, с пафосом комментируя свои победы над Тёмными. Голос за кадром: 'Бользен всегда знал, что уж лучше один раз подслушать, чем сто раз услышать'. Бользен полез в карман, нашарил рукой нужную вещь, и водрузил на нос тёмные очки. 'Так будет спокойней', - решил он. И вошёл внутрь заведения. Он пришёл на встречу со своим агентом, которого сразу же заметил в углу с бокалом в руке. Пастор Шлаг пил разливное пиво и делал вид, что не заметил появления майора СД. Бользен - Штирлиц прошёл к барной стойке и заказал себе 200 грамм кагора. - Сожалею, но кагор у нас закончился два дня назад, - извинился бармен. 'Шайзэ! - вспомнил Бользен. - Как же я забыл! Раз кагор закончился, то значит, что пастор Томас меня уже тут два дня ожидает. Нужно будет купить на рынке петуха, а то будильники часто выходят из строя'. Голос за кадром: 'Вчера Штирлицу всыпали по первое число в рейхсканцелярии за прогулы. И будильник здесь был ни при чём. Бользен неделю не появлялся на работе. После попойки юркие гестаповцы-кузьминцы нашли его на даче. Он был пьян до бесчувствия и лежал на полу среди пустых конячьных бутылок, обнимая темное знамя. Рядом валялась скомканная шифровка: 'Задание выполнено успешно, можно расслабиться'. Герр Бользен и расслабился. Да и было от чего. Он успешно вытянул из секретного сейфа записку Бормана-Бурундука, и как тот ни сопротивлялся и ни кричал, он довёл его причастность к надписям в кабинке ватерклозета. 'Смотри, какой он чувствительный, - подумал тогда Штирлиц и рассказал Бурундуку пошлый анекдот, загнав того в краску. Теперь оставалось лишь захлопнуть на бочке с краской крышку'. Бользен попросил бутылку русской водки, подошёл к пастору Шлагу и спросил: - Вы продаёте славянский шкаф? Пастор не отреагировал. 'Японский альбатрос! - вспомнил Штирлиц. - Это не тот пароль!' - Скажите, а как пройти в библиотеку? - вновь поинтересовался у пастора Бользен, зевнув. - А какой ваш любимый фильм? - вопросом на вопрос ответил пастор, вжав голову в плечи. 'Волга-Волга', хотел было ответить Штирлиц, но вовремя опомнился и ответил громко, чтобы все услышали: - "Одер - Одер"! Пастор Томас кивнул: - Присаживайтесь, Бользен, в ногах правды нет, - сказал проповедник. - В жопе тоже, - ответил Штирлиц, приседая на предложенный стул. На всякий случай, смахнув с него рукой всё, что могло лежать. Но ничего не было. Это порадовало майора. Бользен забрал у пастора бокал, понюхал содержимое и поморщился: - Тими, уважаемый, я же вам давал наводку, а вы пиво разбавляете шнапсом! Что за фигня? - Кагор нынче подорожал, дорогой фон Бользен, - виновато произнёс Шлаг и добавил: - Вы бы не ругались так. Господь он ведь всё слышит... - Меня Дарт Вейдер воспитывал с Йодой, а не пушкинская няня! - с гордостью выпалил Бользен. - Гусарским нежностям не обучены. Да и вы не дама с камелиями. Сами-то чего до сих пор не женаты? Вам лет-то сколько? - Пятьдесят шесть. - Ну и?.. - Я ещё молод, герр Бользен, чтобы думать о женщинах, - ответил пастор, смущённо глядя в пол. - Вы китель, почему не снимаете? Бользен с тоской посмотрел на смазливую официантку, вздохнул, и сказал: - Фройляйн Китель не снимается... Пробовал уже. - Я не о том... - А! - догадался Штирлиц. - вы об униформе? Запомните, святой отец: настоящий разведчик должен терпеть все тягости и лишения. Так гласит устав. А устав - это та же библия для военного человека. За вами никто не следил? Пастор вновь вздохнул. - Было семеро, но я оторвался переулками. - Кто? - По-моему, это был Гиммлер и один из его шестёрок. - Так, пастор, - сказал Бользен, откупоривая бутылку с водкой. - Давайте повторим инструкцию. Вы хорошо запомнили пароль? - Да. Ко мне подойдёт бледный человек с красными глазами и спросит: 'Почём опиум для народа, поп?' - И что вы должны делать? - Не помню, - пожал плечами пастор. - А что я должен предпринять? - Как что? - возмутился Штирлиц и стал сердиться на священника ненашутку. На шутки он обычно никогда не сердился. - Если сойдётесь в цене, то отпустите страждущему товар! Понятно? Пастор кивнул. - Ладно, - подобрел Бользен. - Давайте веселиться и отдыхать! Время у нас мало. Завтра у вас марш-бросок по пересечённой местности, да и вставать нужно будет рано.
* * *
Проснулся Штирлиц на следующий день около двух в доме пастора Шлага. - Славные девочки, - рассуждал про себя Бользен, наблюдая, как обе монашки приводят себя в порядок. Когда они ушли, Бользен вскочил с кровати и побежал на улицу, чтобы растереться по-русски снегом, но замер на пороге. На улице пели птички. Стояло знойное лето. 'Не сезон, - подумал Штирлиц, сразу погрустнев. - Ни берёзок тебе, ни соловьёв. Надо бы как-то развеять сей неприятный дискомфорт'.
* * *
Когда пастор Шлаг выглянул в окно на улицу, то он заметил, что фон Бользен общается с дворниками. Пастор горестно вздохнул и подумал: 'Опять герр Штирлиц обкурился' - и выбежал на улицу, чтобы отогнать штандартенфюрера от своего старенького 'Запорожца'.
* * *
Пока герр Бользен и пастор Шлаг добирались до швейцарской границы, им пришлось сменить 17 автомобилей, начиная от 'Опеля' и заканчивая 'Москвичом 412'. В горах пастырь с трудом переставлял ноги, а его лыжи никак не хотели скользить по камням и траве. Скрежет эхом раздавался по горам. Стоял июль 1946 года. Штирлиц с удовлетворением отметил, что кроссовки 'Найк' не жмут ему ноги и прикрикнул на ворчащего всю дорогу Шлага: - Томас, поторапливайтесь! И бросьте вы эти свои пораженческие штучки-дрючки! Кому щас легко? Как говаривал Суворов: 'Тяжело в учении, легко в бою!'. Вы меня ещё благодарить после будете за эту физкультуру! Они подошли к ущелью с отвесными краями, между которыми был натянут тонкий канат. На другом конце обрыва сиротливо стоял пограничный столб Швейцарии. Штирлиц дружески похлопал пастора по спине: - Вперёд, мой друг! Шлаг сделал несколько неуверенных шагов по канату и с диким криком сорвался вниз. 'А ведь он совершенно не умеет ходить по канату', - отметил Бользен, достал маузер и выстрелил в воздух. С соседней горы начала сходить лавина, наполняя снежным потоком горное ущелье. Штирлиц посмотрел вниз, увидел быстро удаляющуюся с лавиной фигурку пастора Шлага, и подумал: ' Если и дальше всё пойдёт столь же хорошо, то пастор окажется в Берне довольно быстро'. Бользен достал папиросу, закурил. Война близилась к концу и там - в России-матушке - его ждала жена, банька и холодный русский квас. Остались лишь мгновенья до встречи с привычной жизнью...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В бункере фюрера уже третий час длилось совещание. За круглым дубовым столом восседали высшие офицеры рейха. Под портретом великого фюрера сидел сам великий фюрер, грустный и задумчивый. На него никто не обращал внимания. Обсуждалось два вопроса: почему потерпели поражение на последнем форуме от троллей, и как бы напроситься к Бользену на день рождения.
- Мало черных ников, - гундосил Гиммлер.
"А во френдах много идиотов," - думал всезнающий Мюллер.
- Мало посещений ...
Генерал фон Шварцкопфман встал, прокашлялся, высморкался в зеленый носовой платок и прохрипел:
- Господа! На форуме потерпели поражение не из-за того, что было мало наших тяжелых троллей и черных ников, которых у нас, слава богу, хватает, а из-за наглости темных партизан. Командующему светлыми войсками генерал-фельдмаршалу фон Петру они подложили, извиняюсь, в раздел гомосека...
Все оживились.
- Да, да, господа! Светлого яойщика! Вследствие этого командующий упал со стула на шипастый орган и получил ранение. И без мудрого руководства наши посетители раздела, - генерал вытер слезу, - не знали, с кем им общаться.
Борман мерзко ухмыльнулся. Это по его приказу фон Петру подложили слэшера. Шутка удалась.
- Так, - сказал фюрер.
Воцарилась тишина.
"Почему я импотент?" - горько подумал фюрер.
Через несколько секунд умному Геббельсу случайно пришла в голову мысль.
- Надо уничтожить гомосеков, и мы захватим весь сайт.
- Не проще ли уничтожить троллей? - предложил Гиммлер.
- Так, - сказал фюрер.
Все снова замолчали.
"Ну почему же я импотент," - страдал великий фюрер.
- Надо удалить всех троллей с СИ, - глубокомысленно сказал Геринг.
- И тогда на сайте нарушится биологическое равновесие, - подхватил Гиммлер, - и яойщики перейдут на нашу сторону.
- Гениально! - восхитился подхалим Шелленберг.
- Так.
Фюрер поднялся, обошел стол, встал за спиной Бормана и похлопал его по потной лысине.
"Господи! Ну, почему же я импотент? Почему не он, не Геббельс, не кто то другой, а именно я?"
И фюрер пошел к Еве Браун. Все проводили его сочувствующими взглядами.
Дверь за вождем закрылась. Разговор возобновился.
- Предлагаю закодировать операцию словом "Кондом", - предложил Геббельс.
- Я за, - сказал Мюллер, которому было все равно.
- Шелленберг, - попросил Гиммлер, - доставайте.
Шелленберг достал из-за пазухи бутылку армянского коньяка и разлил в рюмочки. Хватило на всех, а то, что осталось, Шелленберг вылил себе в рот.
- Предлагаю выпить за операцию!
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату ворвался фон Бользен. Все тут же осели. Бользен услышал только несколько последних слов.
"Скрывают," - подумал он и решил сделать вид, что он просто так зашел. Бользен подошел к сейфу, достал отмычки и в гробовой тишине вскрыл его. Он копался минут пять, но ничего нового не нашел.
"Бездельники," - подумал Бользен и с шумом захлопнул дверцу.
- Товарищ Бользен, - послышался осторожный голос Геринга, у которого недавно пропала половина доклада фюреру, а вторая половина оказалась сильно испачканой, - когда берете документы из сейфа, возвращайте обратно и не заворачивайте в них блины, пожалуйста.
- Нужны мне ваши документы, - обиделся Бользен, - у меня своих хватает.
Он подошел к столу, отнял у Геббельса рюмку коньяка и провозгласил:
- За моего любимого фюрера!
С недовольными лицами все выпили. Обделенный Геббельс обиженно посопел, достал бутылку шнапса и отхлебнул прямо из горлышка.
- Хайль! - и Бользен вышел.
От шнапса Геббельса передернуло, и он подумал: "Яка гарна горилка!"
- На чем мы остановились? - спросил он, вытирая рот рукавом мундира.
- На операции "Кондом", - сказал Шелленберг. Дверь снова внезапно приотворилась, и в нее просунулась довольная физиономия Бользена.
- Да, господа, когда я вошел, забыл поздороваться.
- Здравствуй, здравствуй, - сказал вежливый Мюллер.
Бользен еще раз закрыл дверь и ушел. Подслушивать под дверью он считал ниже своего достоинства.
Гиммлер встал, обошел стол и выглянул за дверь. Убедившись, что Бользена нигде не видно, он оглядел своих соратников и, прищурившись, спросил:
- Кстати, господа, о Бользене, как попасть к нему на день рождения?
- Предлагаю на халяву, - сказал Геббельс, - заодно и подарок покупать не надо.
Гиммлер взял из хрустальной вазы большое красное яблоко, с хрустом откусил половину, и, жуя, сказал:
- У меня на складе завалялся маленький списанный бронетранспортерчик человек на десять-двенадцать. Поедем на нем, а потом подарим Бользену. Все равно выбрасывать.
Все потянулись за яблоками.
- А как назад? - спросил Геринг.
- Назад нас отвезут.
Они еще немного посплетничали. Борман похвалился новой секретаршей, разговор зашел о женщинах, перекинулся на французскую порнографию, а потом у каждого нашлись свои дела.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Бользен родился в январе, но день рождения отмечал первого мая, чтобы показать свою солидарность с международным рабочим классом. В прошлом году в этот день он пригласил одного Мюллера, но по гнусной инициативе Гиммлера, к нему домой заявилась вся верхушка рейха, которая считала своим долгом поздравить его с праздником, и каждый, как бы издеваясь, дарил то портрет Сталина, то кирзовые сапоги, то полное собрание сочинений Дарт Вейдера на китайском языке, а Борман даже сподобился подарить свою старую секретаршу. Этого Бользен ему простить не смог, секретаршу он тут же вручил Шелленбергу, который за это подмешал Борману в нарзан немного пургену.
Только один добрый и интеллигентный Мюллер преподнес Бользену подшивку французской порнографии за 1917 год.
Все было бы хорошо, если бы офицеры не укушались до свинского состояния и не загадили бы Бользену всю квартиру. Бользену было не жалко разбитой хрустальной люстры, сервиза, поломанной мебели, но это было дело принципа, и на этот раз Бользен приглашать никого не стал. Он со всех сторон обдумал свое положение и предусмотрительно решил отметить день рождения на даче в обществе пастора Шлага и его прихожанок, скрывшись тем самым от непрошенных гостей.
Стол поставили буквой "Ш". Довольный Бользен щедро раздавал указания и, хотя его никто не слушал, чувствовал себя большим начальником. Агентура пастора Шлага, одетая в белые переднички, хлопотала на кухне, накрывала на стол, и с восторгом ловила каждое слово штандартенфюрера. Агент Бормана, загримированный под женщину и тоже в белом передничке, кропотливо маскировал по углам микрофоны. Сердце его пело. Он, наконец-то, вышел на самого Бользена.
Автобус с женщинами приехал всего три часа назад. Любопытные женские лица выглядывали из окон автобуса на вышедшего им навстречу Бользена - Штирлица. Он был в халате, распахнутом на волосатой груди, на его голове была натянута сеточка. Зачем, Штирлиц не знал, но он видел точно такую же у Шелленберга.
Сегодня Бользен снова принимал ванну.
Пастор Шлаг вылез из кабины и отдал честь.
- Сколько? - спросил Бользен, бросая быстрый взгляд на автобус.
- Двадцать одна.
- Очко, - порадовался Бользен.
- Двадцать проверенных агентов и одна новенькая, - сказал пастор Шлаг, розовощеко улыбаясь.
- Командуйте, - разрешил Бользен.
Пастор Шлаг набрал полную грудь воздуха и препротивным голосом заорал:
- В одну шеренгу становись!
- Становись, становись... - отозвалось эхо, и в кустах что-то зашуршало.
Женщины, хихикая и переговариваясь, вылезли из автобуса, и через двадцать минут пастору удалось их построить.
Бользен принял боевой вид и сказал:
- На первый-второй рассчитайсь! Первые номера - на кухню, вторые - накрывать на стол.
Женщины сновали туда-сюда, а Бользен и пастор играли в подкидного дурака на щелбаны. Когда все было накрыто, Бользен сел во главе стола, а пастор Шлаг оправил белую манишку и поднял бокал шампанского.
Внезапно во дворе заурчал мотор. Бользен посмотрел в окно. Из подъехавшего бронетранспортера вылезал Борман. Дача была оцеплена эсэсовцами. Эсэсовцы сидели на всех деревьях, в кустах, на крыше и в других интересных местах. Практичный Шелленберг хотел застичь Бользена врасплох и еще за неделю приказал окружить дачу. Из бронетранспортера выползли Гиммлер и Геббельс, Бользен смачно плюнул на только-что вымытый пол. Геббельс, уже порядочно набравшийся (по дороге они заехали в женский концлагерь, и комендант угостил их наливочкой), убеждал Гиммлера, что Бользену будет в три раза приятней, если бронетранспортер заедет прямо в дом.
Бользен умел сдерживать свои чувства.
- Заразы!!!
Он схватил бутылку шампанского и метнул в сервант. Посыпались осколки.
- Я тоже не люблю шампанское, - сказал подошедший Мюллер.
Офицеры весело рассаживались за столом, обнимая прихожанок пастора Шлага. Борман потянулся за гусем с яблоками и опрокинул канистру с квасом.
Мюллер поднес Бользену букет красных роз.
- Предлагаю, - заорал Гиммлер, - выпить за истинного патриота рейха, майора СД фон Бользена.
- Хайль Бользен! - закричали гости.
Мрачный Бользен один за другим кушал из большого серебрянного блюда пельмени.
Шелленберг привстал, потянулся за куском торта, Борман подложил ему большую кнопку. Шелленберг подскочил до потолка и приземлился на стол, опрокинув на Гиммлера трехлитровую банку с майонезом. Не растерявшийся Гиммлер, не разобрав, кто это сделал, дал в нос сидящему рядом Геббельсу. Тот опрокинулся вместе с креслом.
Бользен наливал Мюллеру очередную стопку коньяка.
Опрокинутый Геббельс подполз к столу и попытался встать. Вставая, он зацепился головой за ногу Геринга, который произносил тост, и приподнял его над столом. Геринг, ничего не понимая, закричал "На помощь!" и упал на стол. Женщины зашлись от смеха.
Мюллер наливал Бользену очередную стопку коньяка.
Геринг, угодивший лицом в блюдо с карпами, пытался доказать ничего не понимающим рыбам превосходство арийской расы над всеми другими и агитировал записываться в "Кузьминюгенд". Карпы лежали с открытыми ртами.
Укушавшийся адьютант Гиммлера, шатаясь, подошел к Бользену и стал поздравлять его с днем рождения.
- Я восхищаюсь вами, господин майор! Вы - мой идеал контрразведчика!
Они выпили на брудершафт.
Мюллер, которому понравилась сидящая рядом блондинка, посмотрел на часы и сказал:
- По-моему, нам пора спать.
Гиммлер встал и покачал перед носом Бользена указательным пальцем:
- А все-таки, Бользен, вы большая свинья, пытались от нас скрыться на даче...
- Извинитесь! - возмутился адьютант и влепил Гиммлеру пощечину.
Пьяный Борман обходил стол и по очереди пытался завести знакомство с женщинами. От него несло водкой и чесноком, и женщины с отвращением отталкивали его. Борманский агент спрятался от Бормана под столом.
Не солоно хлебавши, Борман сел рядом с пастором Шлагом.
- Б-Борман, - сказал Борман, протягивая потную ладонь.
Они познакомились и выпили. Закусили. Еще выпили. Вскоре пастор Шлаг, подтягивая в терцию с Борманом, запел:
- От Москвы до британских морей...
Вольф, Холтоф и фон Шварцкопфман затеяли преферанс. Пулю писали мелом на полу. Фон Шварцкопфман проигрывал и ругался. Вокруг них столпилось большинство женщин, они с азартом наблюдали за игрой и подсказывали незадачливому фон Шварцкопфману.
Геббельсу стало плохо, он залез под стол и заснул, потеснив бормановского агента.
Бользен вспомнил, что сегодня у него день рождения. Он с отвращением оглядел зал и понял, что праздник испорчен.
"Их бы собрать всех гадов где-нибудь... Только не на моей даче... И запалить фитиль у ящика с динамитом..." - устало подумал Бользен.
Он плюнул в Геббельса, прихватил с собой бутылку портвейна и направился в туалет отдохнуть от вульгарного шума.
Из-под стола вылез агент Бормана и по-пластунски пополз в том же направлении.
Туалет Бользена был отделан югославским кафелем. Рядом с бассейном стоял голубой финский унитаз. Бользен присел, подпер щеку кулаком и задумался, глядя на репродукцию картины Левитана "Русская осень". Бользену вспомнились родная деревня, стог сена, девушка с родинкой на левой груди.
"Черт возьми, - подумал Бользен, - кругом одни яойщики!"
И тут ему пришла в голову мысль поздравить Центр со своим днем рождения. Бользен попытался вспомнить, куда он в прошлый раз засунул рацию. Ни под умывальником, ни в бачке он ее не нашел. Зато в самом унитазе обнаружил нечто похожее. По крайней мере, это нечто было со знаком качества.
"Феликсу от Юстаса. Совершенно секретно, - передавал Бользен открытым текстом, - поздравляю со своим днем рождения, желаю счастья в труде и в личной жизни. Юстас."
Центр не отвечал.
"Заснули они там, что-ли?" - подумал Бользен и повторил сообщение.
Было похоже, что в Центре уже отметили день рождения, надрались и спят. Бользен огорчился, что там надрались без него. И выключил рацию.
"Понавешали тут!" - он дернул за веревочку, бачок заурчал.
Агент Бормана за дверью сменил кассету.
Неудовлетворенный Бользен пнул дверь ногой, дверь ударила агента по носу, и Бользен, забыв бутылку портвейна, пошел к столу.
Агент, потирая распухший нос, вошел в туалет.
"Где он прячет рацию?"
Агент стал искать и нашел бутылку портвейна.
Борман напоил пастора Шлага так, что тот упал под стол. Привязал его шнурки к ножке стола и, потирая руки, по привычке пошел в туалет. В туалете его агент в женском платье пил портвейн.
- П-Пардон, мадам, - сказал Борман, закрыл дверь и тупо уставился на букву "М".
"У Бользена перепутаны таблички на дверях. На женском туалете висит табличка "М". Тут надо подумать. Что скажет по этому поводу Кальтенбрунер?"
Задумчивый Борман взвесил все "за" и "против", загнул три пальца и поменял таблички. Потом подумал, что сделал доброе дело, и поменял таблички назад.
- Люблю порядок, - сказал он вслух и вошел в другую дверь.
Раздался визг, и Борман вышел с отпечатком ладони на правой щеке.
"Левша, - подумал Борман, - ничего не понимаю!"
И обиженный Борман пошел в сад.
В зале все уже спали. Генерал фон Шварцкопфман во сне бормотал:
- Шесть пикей - Сталинград, куда вы с бубями, ваши не лезут...
И только Бользен сидел в углу и при свете торшера читал Есенина:
- "Нет, не могу я видеть Вас - Так говорил я в самом деле, И не один, а сотню раз, - А Вы - и верить не хотели..."
ГЛАВА ПЯТАЯ
Встреча с новой радисткой была назначена на пляже. Предыдущая радистка Штирлица неожиданно ушла в декрет, и ее отправили на Большую землю. Бользену очень не доставало радистки, и в Центре было решено послать новую.
Чтобы не привлекать внимания, Бользен не стал ходить по пляжу в мундире, а разделся и решил купаться. Жаркое солнце поливало землю своими лучами, как кипятком, и от одной мысли о купании уже становилось легко и приятно на душе. Зажав двумя пальцами нос, Штирлиц нырнул в воду. Вода была теплая, прозрачная, и он несколько минут позволил себе понежиться. Бользен лежал на спине и слегка шевелил пальцами. Через час, посмотрев на часы, он вылез из воды. Зашел в кабинку, выжал свои семейные трусы и причесался.
Он шел по пляжу, насвистывая, как было условлено с Центром, "Интернационал" и среди многих девушек пытался найти темную радистку, полагаясь на свою интуицию. Интуиция Бользена никогда не подводила.
Темная радистка стояла у пивного ларька в броско-черном купальнике с шестеренкой на левой груди. В одной руке она держала газету "Правда Ситхов", а в другой - чемоданчик с рацией и шелковое платье.
Бользен три раза обошел вокруг пивного ларька - он не мог рисковать новым агентом. Слежки не было.
Радистка Бользену понравилась.
- Вы не скажете, который час? - спросил он. Это был пароль.
- Я оставила часы в Корусанте, - с готовностью ответила радистка.
Бользен взял ее под руку, и они прогулялись по пляжу.
- Позагораем?
Радистка кивнула.
Они сплавали до буйков, позагорали, поговорили о погоде в Империи, отослали в Центр радиограмму об успешном прибытии радистки, Бользен рассказал ей пару скользких анекдотов. Она деликатно посмеялась, и Бользен пригласил ее в ресторан.
- Одну минутку, я только переоденусь.
Штирлиц заехал домой и ровно через минуту вышел в черном, только что постиранном фраке. Этого с ним не случалось с 39-го года.
Когда цивильный Штирлиц с радисткой зашли в кабак, по залу пронесся удивленный стон.
На полусогнутых подскочил развязный официант с еврейской физиономией.
- Вам как всегда, господин майор? Графин водки и банку тушенки?
Бользен наклонился к радистке:
- Хочешь тушенки?
Та отрицательно покачала головой.
- Наглец, - вскипел Бользен, - ты что, скотина, не видишь, что я с дамой?
Чтобы загладить свой промах, официант подхалимски захихикал и мерзким голосом спросил:
- У вас опять новенькая?
- Да. Новенькая радистка, - сказал Бользен. Он взял у дамы меню и грязным обгрызанным ногтем отчеркнул добрую половину.
- Нам этого... И еще...
- Понимаю, - понимающе ухмыльнулся официант и побежал на кухню.
- Что ты понимаешь, мерзавец? - закричал Бользен вдогонку, - коньяку мне и шампанского даме! И чтоб сию минуту!
Он повернулся к радистке.
- Официанты на Светлой Стороне такие свиньи, вы уж его извините. - и Бользен поцеловал радистке руку.
Весь СИ замер с отвисшими челюстями. Флибустовский шпион сохранял это невиданное событие на "рабочий стол". Агент Бормана ковырял пальцем в носу: "А что скажет по этому поводу Кальтенбрунер?"
Двое эсэсовцев -френдов ожидая драки, достали недавно отлитые кастеты. Все находились в томительном ожидании.
Бользен заказал марш "Темной Империи" и пригласил радистку на тур вальса.
"Ну, сейчас начнется!" - потерли руки эсэсовцы. Теперь им все было ясно.
Но марш кончился, Бользен проводил даму на место, а драки все не было и не было.
Завсегдатаи форума были совсем шокированы, когда Бользен заплатил по счету и, подав руку даме, направился к выходу. Эсэсовец сказал, что это был не Бользен, а кто-то другой. Агент Бормана возразил, и через минуту драка началась.
Машина Бользена остановилась у дома, в котором Штирлиц снял квартиру для своей новой сотрудницы. Бользен помог даме выйти и они поднялись на третий этаж.
- Куда деть это? - спросила радистка, приподняв тяжелый чемодан с рацией.
- Положите на антресоль, - нежно сказал Бользен, - а я сварю кофе. Радистка прошла в комнату, переоделась в форму лейтенанта войск связи, села к столу, достала наган и, разобрав, начала его чистить.
Вошел Бользен с подносом кофе и сел напротив.
Попив кофе, они послушали Чайковского.
- Ну, мне пора, - заторопился Штирлиц. Ему не хотелось уходить, и он тянул время.
- Ну, я пошел.
Радистка вздохнула.
- А может еще кофе? - спросил Штирлиц, робкий, как школьник.
Радистка кивнула, и он остался.
- Как вас зовут? - поинтересовался Штирлиц.
- Катя.
- Катюша, значит! Хорошее имя. Чисто русское. А меня фон Бользен - Штирлиц. По моему, нам пора спать - томно произнес разведчик, облизывая языком пересохшие губы радистки.
Завтра предстоял трудный день.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
"Операция "Кондом". Что, черт возьми, они имели в виду? Что эти гнусные рожи задумали?"
Штирлиц сидел у себя дома, у камина, и курил трубку. На его колeнях лежал томик Палпатина, открытый на 57 странице. Бользен для конспирации делал вид, что читает. Никто не должен был знать, что он погружен в раздумья.
"А что, если на форуме должны вступить либрусековцы? С провокацией?"
Бользен набил новую трубку, взял из камина уголек и, прикурив, стал пускать колечки. Он знал, что без его участия Родине будет плохо.
"Эти негодяи что-то задумали и от меня скрывают. И Мюллер молчит... Надо их всех убрать, и все будет в полном порядке. А для этого надо собрать всю верхушку рейха вместе, в церкви у Шлага, приманить их наличием женщин и водки и взорвать! Динамит у меня есть..."
В голове Штирлица нарисовался четкий план, теперь он знал что делать.
"А потом я узнаю, что такое операция "Кондом", и доложу Центру."
В дверь позвонили.
- Кто там?
- Свои.
"Айсман" - подумал Бользен.
Горничная открыла дверь.
- Здравствуй, милашка, - сказал Айсман и, похлопав ее по щеке, устремился в туалет. Из туалета донесся его облегченный голос:
- Между прочим, вы не слышали, Штирлиц, Борман налил в чернильницу Герингу серной кислоты, и тот испортил докладную фюреру!
Айсман вошел в комнату, поправляя подтяжки.
- Понаставили, сволочи, платных сортиров за 10 пфенингов, я и думаю, дай зайду к Бользену. Где тут у тебя "Беломорчик"?
Штирлиц кивнул на сервант.
Айсман выдвинул ящик, положил пачку "Беломора" в карман мундира и достал папиросу из уже открытой пачки.