Аннотация: Рабочий день в парламенте для депутата Сергея Зайцева проходил так, как он того и ожидал: обычно и без происшествий. Но внезапно он начал видеть то, чего не могло быть ни здесь, ни где-либо еще...
Рабочий день в парламенте для депутата Сергея Зайцева проходил так, как он того и ожидал: обычно и без происшествий. Пиканье системы голосования, толкотня в кулуарах, словесные перебранки между властью и оппозицией, наглые журналисты, пытающиеся все время что-то выведать. Все как всегда.
Зайцев весь день просидел в кресле, периодически лениво тиская кнопку для голосования, и слушал выступления коллег.
Обговаривали очередной митинг, грозивший плавно перерасти в бунт. Кто-то то ли в шутку, то ли всерьез предложил залить за городом бетонную площадку размером с футбольное поле для нужд митингующих. Мол, чего им в очередной раз громить центр города? Или, как минимум, мешать обычным людям там отдыхать? Создать специальное место, где любители помитинговать могли бы устраивать свои сборища. А рядом установить несколько магазинов с разной атрибутикой наподобие флагов, транспарантов и прочего. И город остался бы цел, и любители публичных демонстраций получили бы желаемое. Так сказать, и волки сыты, и овцы целы.
Весь парламент после этого выступления громко рассмеялся, но все-таки какое-то зерно здравого смысла в нем было.
"Подобное действительно не помешало бы", - подумал Зайцев, осмотрел зал заседаний и собрался снова уткнуться в свой спортивный журнал. Он кинул взгляд на наручные часы, где стрелка лениво двигаясь по циферблату, отмеряла время до следующего перерыва. Еще десять минут. Зайцеву ужасно хотелось курить, но на голосование вот-вот должны были поставить законопроект, для принятия которого требовался голос каждого члена его фракции.
Спикер с трибуны провозглашал очередную вызубренную назубок речь, призывая объединиться ради будущего народа. Мялся в своем кресле, будто сидел на ежах, один из лидеров оппозиции с ультраправыми взглядами. Что-то рассказывал ему его коллега по фракции Лочко - здоровенный мужик с квадратным лицом, напоминающий робота-терминатора из американского фильма. Одна из немногих женщин-депутатов вытирала вспотевшее лицо салфеткой. Оператор новостной службы с увесистой камерой ловко маневрировал между креслами, нацеливая объектив то на спикера, то на сессионный зал. Все как всегда.
Сергей никогда не отличался активной позицией. Он не любил выступать за трибуной, не любил вступать в диспуты, доказывать, почему его партия хорошая, а оппозиционеры плохие. Он вообще был скорее ведомым, чем ведущим. Но народными избранниками такие люди становились довольно часто. Зайцев хорошо умел выбирать своих знакомых и правильно себя вести с ними, благодаря чему и стал членом парламента. Одним из тех невидимых депутатов, которые мало мелькают перед телекамерами, не возносят громких речей, чьих имен почти никто не знает. Они просто сидят на заседаниях и голосуют так, как укажут лидеры партии. Да и самим лидерам наличие таких людей в партии было на руку. Им не надо объяснять, почему нужно сделать так, а не иначе. Они не переходили из одной фракции в другую, не строили каких-то подковерных интриг. Они были верными слугами лидеров своих партий, за что и получали место в парламенте.
Зайцев снял слегка запотевшие очки, начал протирать их салфеткой, тем временем окидывая взглядом помещение. Сергей страдал близорукостью, поэтому лица людей на расстоянии он видел немного расплывчато.
Возле выхода сидели десятка два журналистов, что-то помечая в своих блокнотах. Кто-то глубоко вздыхал. Кто-то говорил шепотом, пытаясь не мешать спикеру, но таким шепотом, что слышно его было на весь зал.
Зайцев посмотрел на своего ближайшего коллегу - толстенного мужчину в сером костюме. Тот сидел, подперев лицо рукой, и смотрел в другую сторону. Но словно почувствовав на себе взгляд Сергея, он повернулся.
Что это? Неужели Сергей переутомился? Он протер пальцами глаза и еще раз взглянул на толстого депутата, по фамилии, кажется, Медведенко.
У того не было лица. Единая масса, на которой не было ни рта, ни носа, ни глаз. Будто там, где должно быть лицо, внезапно оказалось колено.
Зайцев быстро надел очки, решив, что его расстройство глаз прогрессирует. Лицо Медведенко стало вполне обычным - красноватым с минимумом волос на голове, массивным носом, утопающими в складках жира маленькими глазками... Он одарил Зайцева непонимающим взглядом, что было вполне обосновано. На худом, еще не успевшем растолстеть от прелестей депутатской жизни лице Сергея читалось удивление. Челюсть отвисла, взгляд замер, брови приподнялись и образовали собой два полумесяца.
Зайцев сдвинул очки на нос и опять узрел вместо лица Медведенко что-то напоминающее какую-то маску.
"Неужели со зрением совсем плохо?" - раздумывал Сергей.
Раньше лица на расстоянии без очков он видел слегка размытыми, расплывчатыми. Но черты вполне угадывались. Сейчас Медведенко сидел не так далеко, чтоб не видеть его лица четко. Ну а тем более, не видеть вообще. Тем не менее лица у Медведенко не было. Присмотревшись, Сергей увидел небольшие вмятины там, где должны были быть лицо и рот. Небольшой бугорок вместо носа. Но это было не лицо. Это была какая-то небрежно отлитая из воска маска.
Медведенко отвернулся, заняв привычную для себя позу - подперев лицо, а точнее то, что было вместо него, рукой.
Зайцев обернулся, стал разглядывать зал. Сзади за ним сидела женщина из союзной фракции в синем деловом костюме. Она всегда внимательно слушала всех говоривших, часто выступала сама. Людмила Ковальская - так её звали. Назвать её представительницей слабого пола можно было с трудом. Женственности в ней содержалось ровно столько же, сколько её содержится в куске хозяйственного мыла. Крупное телосложение. Не толстое, а именно крупное. Широкие плечи, как у профессиональных пловцов. Низкий тембр голоса, помноженный на резковатые жесты, дополнял эффект. Только выпирающий бюст не давал спутать её с мужчиной.
Зайцев обычно подшучивал над ней. Говорил, что из неё была бы отличная пара "Терминатору" из оппозиции.
И сейчас у неё тоже не было лица. Все так же, как и у Медведенко. Лицо заменяла желтоватая маска.
Ковальская окинула Зайцева недобрым взглядом. Сам взгляд Сергей, конечно, увидеть не мог, так как у женщины-депутата отсутствовали глаза. Но он это понял. Он множество раз видел этот её холодный взгляд, которым она обычно выражала неодобрение, и мог четко его себе представить.
Зайцев взглянул на выступающего спикера и заметил, что у него с лицом то же самое. Отсутствие оного. На секунду в поле зрения Сергея попал оператор новостной службы, и Зайцев окончательно понял, что не близорукость всему виной. У оператора все было в порядке. Нос, глаза, рот, морщины, уставшее выражение. Все как у обычного человека. А вот народные избранники были безликими статуями.
- Прошу проголосовать! - прогремел голос спикера.
Сергей осмотрелся и увидел, что все опять пришло на свои места. Ковальская внимательно взирала на спикера своими серыми глазами, Медведенко убрал руку, подпирающую его увесистую голову, и тянулся к кнопке голосования. Ультраправый лидер оппозиции что-то бормотал про себя. Все было обычно, все было как всегда. У всех были обычные лица. Нервные из-за затянувшейся сессии, но все же вполне обычные.
Показалось? Зайцев переутомился?
Несмотря на то, что в сессионном зале было прохладно, лицо Сергея покрыли большие, словно бусины, капли пота. Он тяжело дышал, будто только что пробежал несколько километров. Если взглянуть со стороны, казалось, что депутата вот-вот хватит инфаркт.
Зайцев машинально ткнул пальцем в кнопку на столике.
Как-то тревожно, как показалось Сергею, пропищала электронная система голосования. Депутаты застыли в напряжении. Кто-то закусил губу, кто-то сжал пальцы в кулаки, кто-то закрыл глаза, ожидая результата голосования.
- Решение не принято, - объявил глава парламента. - Не хватило одного голоса.
Ультраправый лидер оппозиции по фамилии Бокотяг радостно подпрыгнул в своем кресле, сжав кулаки, а Зайцев понял, что нажал не на ту кнопку.
На Сергея уже злобно смотрел лидер его фракции. Вид у того был такой, словно он был готов разорвать члена своей партии в клочья. И Зайцев виновато опустил взгляд, уперев его в пол.
- Перерыв тридцать минут, - объявил спикер.
Сергей поднялся с кресла, быстрыми шагами двинулся к выходу, по пути чуть не врезавшись в скалоподобную Ковальскую. На пороге он отмахнулся от журналистов, чьих слов сейчас даже не слышал.
- Ты что творишь? - услышал он голос за спиной, но не обернулся.
Зайцев вошел в туалет, снял очки, аккуратно положив их на край умывальника. Расслабив узел галстука, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Открутил кран с холодной водой, начал умывать вспотевшее лицо.
Что это? Что с ним было?
Во время предыдущего перерыва он поел в депутатской столовой. Рядом с ним сидел представитель противоборствующей фракции. Неужели что-то подсыпал? Но зачем? Если он, Сергей, сдаст кровь на анализ и там найдут следы наркотика, причем если удастся доказать, что ему это подсыпали - позор на всю страну будет не только на том депутате, а и на всей его партии.
То, что Сергей никогда не увлекался наркотиками, знали все его знакомые. Кто сидел рядом с ним в столовой, тоже видело множество народу. Или тот оппозиционер сошел с ума, или ничего он Зайцеву не подсыпал. Но что тогда случилось?
Сергей смотрел в свое отражение в зеркале, вглядывался в капли воды, которые медленно стекали по его гладко выбритому лицу, пытался что-то высмотреть в своих карих глазах.
Дверь за спиной хлопнула, и Зайцев резко развернулся. В туалет вошел лидер его фракции Максим Юрьевич Антонов - начинающий лысеть мужчина среднего роста и плотного телосложения. Зайцев инстинктивно принял позу провинившегося, устремив взгляд в пол и немного поежившись. Но, как ни странно, Антонов улыбнулся.
- Да не переживай ты так! - громко, весело, словно вещающий со сцены конферансье, начал Антонов и похлопал Зайцева по плечу. Сейчас потребуем, чтоб повторно на голосование поставили.
Тон Максима Юрьевича показался Сергею странным. Тот почти никогда не улыбался, всегда был серьезным и сосредоточенным. Всегда требовал точного выполнения своих указаний. Наверное, из Антонова получился бы хороший военный командир. Улыбку на лице лидера фракции Зайцев видел всего лишь раз - на праздновании Нового Года. И то, тогда Антонов был в пьяном виде. Но сейчас он явно не был пьян. А по взгляду, которым Максим Юрьевич одарил Сергея в зале, можно было понять, что на голову Зайцева посыплются все возможные проклятия.
Но сейчас Антонов был весел, сиял улыбкой, голос его изменился, став более игривым и ласковым. Если бы в комнате было темно и Сергей не видел Максима Юрьевича, ни за что не мог бы определить, что это он.
Лидер фракции вошел в кабинку, справил малую нужду, вымыл руки. А Зайцев все смотрел в зеркало, уже даже позабыв о том, что хотел курить, и думал, что происходит.
Признаваться кому-то, а тем более Антонову, что видел галлюцинации, Сергей не желал. Наконец он решил, что это обычное переутомление и стресс. В конце концов, он не железный. Со всеми бывает.
- Покурим? - спросил Антонов.
Максим Юрьевич курил довольно-таки своеобразно, причмокивая при каждой затяжке. Большинству коллег это не нравилось, и Антонов это знал. Он предпочитал курить вместе с Зайцевым, которому то ли было все равно, то ли он не смел об этом говорить лидеру партии.
Сергей молча кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, закурил.
- Да у тебя руки трясутся! - воскликнул Максим Юрьевич. - Перепугался небось, что я тебя из партии выгоню?
- Да так, сердце, кажется, пошаливает. Потому и ошибся, - попытался объясниться Зайцев.
- Та не надо передо мной оправдываться, - выпуская клубы дыма изо рта и при этом причмокивая, громко сказал Антонов. - Если хочешь - сходи в медпункт. Сейчас заткнем рты этим оппозиционеришкам!
Зайцев виновато пожал плечами, чувствуя на себе взгляд Антонова. Смотреть в глаза лидеру своей фракции он не хотел. Причем нежелание это было скорее интуитивным, чем логическим. Сергей просто молча курил, потупив взгляд. Антонова он не слушал. Зайцев все еще искал какое-то разумное объяснение произошедшему. Почему изменился Максим Юрьевич? Что заставило его вести себя не так, как обычно? Сергей не разбирался в психологии, здесь строить догадки он не мог, но почему перемена настроения лидера фракции прошла именно после того, как Зайцев увидел то, что увидел? Причем моментально? На эти вопросы ответов в голове депутата не находилось.
Антонов докурил и щелчком отбросил окурок на пол, придавив его ногой. Он никогда не славился культурой в таких вопросах. Считал, что ему, раз он депутат, а тем более, лидер фракции, позволены такие вещи. Уборщики уберут.
Зайцев же, наоборот, считал, что чужой труд нужно уважать и не гадить там, где сидишь. Поэтому свой окурок он аккуратно потушил в стоящей на подоконнике пепельнице.
- Ну что, пошли, Серега, - сказал Максим Юрьевич, делая шаг к двери. - Сейчас поговорю с попугаем (так он за глаза называл спикера), и все утрясется.
Зайцев взял с умывальника свои очки, протер их тряпочкой, пристроил на носу и молча двинулся вслед за Антоновым. На секунду его взгляд упал на зеркало в аккуратной деревянной раме.
И там вместо своего отражения Зайцев увидел восковую статую, облаченную в деловой костюм.
Сердце Сергея дернулось, руки машинально потянулись к лицу. Нос, глаза, рот, на ощупь все было на месте. Но вот в зеркале он только что видел не человека. Он видел что-то, отдаленно его напоминающее. Какой-то дешевый манекен из магазина одежды, одетый в его костюм.
Зайцев убрал трясущиеся руки от лица и снова осмотрел в себя в зеркале. На этот раз он видел себя обычным, каким он и должен быть. Он провел рукой по волосам, и отражение повторило его движение. Растянул рот в подобии ухмылки, взглянул на свои зубы, заодно проверяя, есть ли рот на самом деле.
Нужно, все-таки нужно и даже необходимо наведаться в медпункт для проверки здоровья. А если там ничего не скажут - найти частного психиатра, который не будет никому болтать, кто и зачем к нему приходил.
Все это предстояло обдумать позже. А сейчас - в зал заседаний. Нужно исправлять свою ошибку.
Сергей вышел из туалета, оказавшись в просторном коридоре, увешанном абажурами ручной работы. Прошел мимо горстки о чем-то дискутирующих депутатов, мимо рослого двухметрового охранника, которому Зайцев едва доставал до груди. Вошел в зал заседаний, уселся на свое привычное место.
Возле трибуны Антонов о чем-то перешептывался со спикером. В зал ввалилась Ковальская и с грацией гиппопотама плюхнулась в кресло. Вбежал Бокотяг с таким видом, будто ему хотелось начистить кому-нибудь лицо. Славился этот человек своей агрессивностью даже больше, чем своими ортодоксальными взглядами и слепой убежденностью в ультраправой идее.
Мимо журналистов протиснулись еще несколько человек. Зал наполнялся, парламент был готов снова приступить к своей работе.
Антонов отошел от спикера и уселся на свое место в первых рядах.
- Продолжаем заседание, - с ноткой усталости в голосе объявил глава парламента, вытирая свой высокий, напоминающий неприступную стену, лоб.
Зайцев снова уставился в спортивный журнал, раскрытый на странице со статьей о победе мадридского Реала в финале Лиги Чемпионов.
Началось выступление одного из оппозиционеров, которые пытались пропихнуть на обсуждение свой законопроект.
Сергею сейчас было не до журнала, и депутат спешно его закрыл. Лучше просто посидеть, прикрыв глаза, пытаясь избавиться от стресса. Лишь бы в камеру не попасть, а то опять в программе новостей промелькнет кадр с очередным спящим во время заседания народным избранником, а в еженедельной юмористической передаче появится пародия соответствующего содержания.
Зайцев окинул взглядом зал, пытаясь высмотреть оператора, но его он так и не нашел. Вместо этого Сергей увидел сидящего рядом с собой мужчину довольно странной, как для этого места, внешности.
На вид ему было лет тридцать, максимум тридцать пять. С головы свисали темные кудрявые давно не мытые волосы длиной примерно до плеч. Нижнюю часть лица скрывала коротенькая бородка. Одежда этого человека явно отличалась от той, которая была здесь принята.
Даже журналисты и оператор были облачены в деловые костюмы, не говоря о самих депутатах. Человек же этот был одет в джинсы и черную толстовку. На улице такой - вполне обычное явление, но здесь... Сюда даже депутата не пропустили бы в подобной одежде. Да и лицом он был не похож ни на парламентария, ни на журналиста, ни на охранника. Скорее выглядел как музыкант из какой-то рок группы.
И человек этот что-то нашептывал себе под нос.
Зайцев не видел, как входил этот человек. Не видел, как он садился на это место, хотя он должен был заметить. Сергей вообще никогда раньше его не видел.
А тот отстраненно, будто все происходящее его не касалось, сидел в кресле, мял что-то в руках и нашептывал какие-то слова.
Слова его разобрать было невозможно, но Зайцев чувствовал, что незнакомец что-то говорит, а не просто двигает губами.
- Вы кто? - обозвался Зайцев полушепотом, но неизвестный не ответил.
- Вы кто? Как вы здесь оказались? - уже громче повторил депутат, но тот, кому адресовались эти слова, даже не шелохнулся.
Зайцев привстал с кресла, жестом подозвал охранника, дежурившего возле одного из выходов. Охранник - невысокий крепыш, напоминающий профессионального штангиста, - быстрым шагом подошел к депутату.
- Кто это? - негромко спросил Сергей, кивком указывая на незнакомца.
- Где? - переспросил охранник.
- Да вот. В толстовке и джинсах.
- Извините, но я никого не вижу, - пожал плечами охранник, возвращаясь на свое место.
"Он не мог его не видеть! - раздумывал Зайцев. - Ладно, мне может показаться, что у коллеги нет лица. Но человек, которого никто не видит?"
Сергей приблизился к незнакомцу, который сидел все в той же позе и что-то бормотал себе под нос. Его бормотание, похожее на шелест листьев, уже было отчетливо слышно.
Зайцев потянулся к незнакомцу.
- Вы кто? Что вы здесь делаете?
И рука депутата прошла насквозь, будто через пустое пространство.
Сперва Зайцев не поверил своим глазам. Он еще и еще пытался прикоснуться к незнакомцу. Но рука все время проходила через его тело как сквозь воздух.
"Это невозможно! Это уже не переутомление, а самые настоящие галлюцинации!" - всплывали в голове Сергея панические мысли.
Он почувствовал на себе чей-то взгляд, краешком глаза заметил, что это Ковальская. И у неё снова не было лица. Та же желтоватая маска, будто выплавленная из воска. Точно так же изменилось и лицо Медведенко. На остальных депутатов Зайцев даже не смотрел. Он знал, что у них нет лиц, что они сейчас похожи на небрежно отлитых кукол. Все четыре с половиной сотни человек. Они были сейчас не людьми. Кем-то другим. А точнее, чем-то другим. С такими лицами их нельзя было назвать живыми существами, а тем более, людьми.
А незнакомец с внешностью музыканта все бормотал. Шепот его нарастал, становился все громче. Но ни один депутат, кроме Зайцева, похоже, не слышал его. Они были заняты своими делами - обсуждением какого-то нового законопроекта, спорами между собой. Яростными перепалками, иногда граничащими с откровенной грубостью.
А шепот нарастал. Он звучал словно отовсюду. Снизу, сверху, спереди, сзади.
Сергей поднялся с кресла. Он, тяжело дыша, теребил пальцами лацкан пиджака, пытаясь успокоиться. Но когда он взглянул на свои руки, понял, что пальцев на них нет. И рук тоже. Вместо них было только что-то отдаленно напоминающее человеческую ладонь. Что-то бесформенное, будто наспех вылепленное из пластилина. Вместо пальцев были какие-то кривые обрубки. Один уже, другой толще. Один короче, другой длиннее.
Зайцев перестал чувствовать свои руки, ноги. Биение сердца отсутствовало. Тело будто обращалось в камень. А шепот все нарастал. Вокруг меркли краски, все становилось нечетким, расплывчатым, размытым.
Реальность будто удалялась куда-то, расползалась, переставала существовать.
Зайцев хотел закричать, но не смог. Не было чем. Не существовало ни рта, ни языка, ни голосовых связок. Сергей застыл в единой позе, без возможности пошевелить пальцем или издать звук.
Зал заседаний вокруг мерк. Люди исчезали. Вместо голосов депутатов и системы голосования было слышно только бормотание этого неизвестного человека.
Сергей уже ничего не видел. Вокруг был только серый дым, появляющийся ниоткуда и исчезающий в никуда. Он полностью окутал Зайцева, проникая в глаза, уши, рот, ноздри... А были ли у него глаза, уши и рот? Или же он был наспех сделанной куклой из воска, которая только отдаленно могла напоминать человека? Ответ на этот вопрос Сергей не знал.
Но как такое могло произойти? Если он и все депутаты являются некими куклами, вылепленными на скорую руку, кто тогда правит страной? Кто принимает законы? Зачем, черт возьми, вообще все это?
Дым развеивался. Его становилось все меньше и меньше. Он рассасывался, уходил в стороны, испарялся. Но когда он окончательно развеялся, Сергей увидел, что находится не в парламентском зале заседаний. Это была какая-то комната без окон, возможно, подвал. Но довольно чистый подвал.
И шепот. Тихое бормотание, доносящееся откуда-то справа. Зайцев повернул голову. Как же это было трудно! Чертовски трудно. Словно шея сделана из металла. Депутату даже показалось, что в его позвонках что-то хрустнуло. Не как обычно может хрустнуть хрящ, а как будто сжимают пивную банку.
Незнакомец с бородкой сидел рядом на кресле, в той же позе, в которой он сидел в зале заседаний. Но место явно было другим.
- О, ты уже переместился, - вскочил он с кресла, почувствовав на себе взгляд Зайцева.
Он посмотрел куда-то депутату через плечо.
- Леня. Узнай, кто совершил магическое воздействие, - обратился он к кому-то, кого Сергей не видел, но ощущал присутствие. А повернуться и посмотреть, кто там находится, он не мог. Все тело словно налилось свинцом и слушаться не хотело.
- Конечно, Костя, - ответил чей-то низкий мужской голос.
- Если воздействие неумышленное, пусть этому человеку навсегда запретят входить в парламент, - сказал тот, кого называли Костей - незнакомец с бородкой. - Если умышленное, - он несколько секунд помялся, - сам решишь, что с ним делать.
- Понял, - ответил человек за спиной. - Ты Антонову нормальное поведение верни. Думаю, его изменение вообще было лишним.
- Не учи меня работать! - взвился Костя. - Накричи Антонов на Зайцева - он начал бы видеть еще больше. А вдруг я бы не смог его переместить? И что тогда? Намекни он кому-то из големов об увиденном - у того тоже начала бы исчезать иллюзия. Иди уже, тебя работа ждет.
Послышался вздох, звук удаляющихся шагов, эхом отражающийся от стен этой комнаты.
- Ну что, сто тридцать первый, - Костя взглянул на Сергея, пригладил свою бородку, - из-за какого-то доморощенного колдуна теперь придется тебя заменять.
Зайцев не понимал, что происходит. Колдуны, этот дым, коллеги без лица. Все это казалось ему каким-то жутким сюрреалистическим сном, а за сном должно обязательно последовать пробуждение.
Костя подошел к круглому столу, достал из кармана зажигалку, поджег несколько свечей, стоявших по кругу.
- Что происходит? - спросил Сергей. Он не узнал свой собственный голос. Он был грубее, чем обычно. При каждом звуке, казалось, внутри что-то булькало. Да и рот Зайцева не открывался. Голос доходил откуда-то изнутри.- Я народный депутат, вы не имеете права! - сам не зная почему, сказал Зайцев.
- Не депутат ты, - не отвлекаясь от черчения на столе каких-то символов, монотонно ответил Костя. - Ты - голем. Существо из глины и воска, служащее для того, чтоб играть роль своего прототипа-политика на публике. Благодаря магии, - Костя подкурил тоненькую дамскую сигарету, - люди воспринимают вас с виду неотличимыми от ваших прототипов. А ментальный контакт с прототипом обеспечивает сходность поведения.
- Зачем? Ты кто? - спросил Сергей. Каждый звук ему давался с трудом, поэтому больше он сказать ничего не мог.
- Я колдун при парламенте, Константин Иванович Торкин, - представился Костя, слегка поклонившись. Понимаешь ли, народные избранники нуждаются в защите. Не только физической, а и магической. Именно этим я и занимаюсь. Парламент - самое проклинаемое место в стране. Ни на кого не сыплется столько проклятий, как на депутатов.
Торкин закончил рисовать символы, затянулся сигаретным дымом и продолжил:
- Между прочим, каждый десятый человек на Земле имеет способности к магии. А каждый сотый - сильные способности. Конечно, это все не афишируется, и девяносто пять процентов латентных колдунов так и доживают свой век, не узнав, какая сила в них таится. Но тем не менее проклясть они могут. И депутатам не хватает защитных заклинаний и амулетов. Тысячи проклятий в день сносят подобную защиту на раз. Поэтому настоящие народные избранники не афишируются, они не заседают в официальном парламенте, не появляются на людях, никто не знает их имен. Вместо них на публике работают големы, невосприимчивые к проклятиям. С задержкой в несколько минут они говорят и делают то же, что и их оригинал. Удобно, - Костя усмехнулся. - Правда раз в месяц-два в парламент проходит кто-то из колдунов, обычно латентных, и случайно гасит контакт между прототипом и его големом. Обычно это кто-то из журналистов. Таким образом, голем начинает ощущать, что он не совсем человек и видеть все таким, каким оно есть на самом деле. Подобной атаке в большинстве случаев подвергается голем с самым слабохарактерным прототипом. Вот ты мой пятый Сергей Зайцев за год. В случае подобного воздействия я вынужден провести замену, что сейчас и делаю. А хотя зачем я это все рассказываю кукле? А тем более кукле, которая сейчас будет расплавлена?
Сергей больше ничего не чувствовал. Никаких ощущений, эмоций, страха. Он смотрел на Костю, который, потушив сигарету, начал опять что-то бормотать себе под нос.
И Зайцев начал расплываться. Он не чувствовал, как тают его ноги. Как большими каплями падает воск с пальцев рук. Как деформируется, обращаясь в жидкость, его голова. Где-то в глубине себя он надеялся, что вот-вот проснется, но этого не случилось.
Отвалилась рука, с треском упала на пол, растеклась по сероватой плитке. Затем нога. А после этого и голова. Искусственное тело Сергея, в которое вдохнул жизнь чародей Костя, распадалось на куски, расплывалось, превращалось в жидкость. А гладкий пол эту жидкость впитывал в себя.
Когда Зайцев полностью распался, маг достал из кармана черный мешочек. Высыпал из него на пол черные крупинки, напоминающие песок. Пощелкал пальцами, начал бормотать очередное заклинание.
В зале заседаний, где на несколько минут было приостановлено время, начал сгущаться воздух. Миллионы черных песчинок выплывали из ниоткуда. Они собирались в кучу, склеивались одна с другой, становились единой массой. Вот существо, созданное из песчинок, обрело форму человека. Появились рот, нос, глаза, одежда. Все приобретало свои естественные цвета и формы.
Время пошло.
Спикер говорил с трибуны, мялся на своем кресле националист Бокотяг, внимательно слушала все происходящее мужеподобная Ковальская.
Депутат Сергей Зайцев был готов к работе.