Смотри, как ласков небосвод,
он мне всегда врачует сердце.
Я, убежав от несвобод,
хочу на небо наглядеться.
Смотри, как ласкова земля,
как гибки веточки и травы
от закоулков до Кремля -
и во спасение державы.
Смотри, как солнце в мире звезд
сияет нашей жизни ради -
от первой тропки до берез,
что льнут к кладбищенской ограде.
Какая жизнь тебе дана.
Не увязай в болоте тягот,
моя прекрасная страна,
страна подснежников и ягод.
Живя с оглядкой на врагов,
ты не поднимешься над ними.
Нет для меня страны другой.
И кто ее теперь отнимет.
И день, и ночь
Несбыточна взаимная любовь -
она по большей части исключенье.
И потому тоска живет в любом,
усиливаясь в сумерках вечерних,
терзая сердце раннею порой,
напоминая о себе годами.
Пусть счастлив с верной спутницей герой,
но снова грезит о прекрасной даме.
Пусть героиня гордостью полна,
что утопает в ежедневной неге,
но делает открытие она,
что по ночам мечтает о коллеге.
Премудрые любезные ханжи,
как много вас, оракулов и судей,
что уличат сейчас меня во лжи.
Да, в мире нашем много перепутий,
любовь с любовью встретится везде,
и человек себе находит пару,
держа порывы тайные в узде.
Но мой герой опять берет гитару,
которая пылилась в уголке,
и прячет взгляд от милой половины.
И гриф дрожит в слабеющей руке,
а в сердце... с гор срываются лавины.
Февраль
Февраль. Расцвет еловых роз.
Ветров ослаблена подпруга.
Не ожидается мороз -
одна заносчивая вьюга.
А на рассвете снежный смог.
Неясный свет окошек сонных.
Февраль жует последний стог
холодной солнечной соломы.
Слова
Я знаю слов великую ненужность,
когда прошла любовь.
Я знаю слов смешную неуклюжесть,
когда не нужно слов.
Речей бывает много покаянных,
когда не виноват.
Как часто речи тихи и лояльны,
а нужно бить в набат.
Я слышу лжи бесстыдной осторожность
воителей лихих.
Я помню строгой правды невозможность,
когда пишу стихи.
Приволье
Переболеть одной любовью,
потом другой и третьей, и
однажды выйти на приволье
одной единственной любви,
той, что с тобою смежит веки,
когда придет последний миг.
Любовь - одна, одна навеки,
ты эту истину прими.
И тот, кому она досталась, -
пусть был к нему всевышний строг -
спокойно может встретить старость
на перекрестье двух дорог.
Хотя порой бывает грустно,
свои сомнения развей:
любовь - что бог, и это чувство
есть оправданье жизни всей.
Осколки
Ни шороха, лишь сердца стук негромкий.
Что там, в тарелке с голубой каёмкой?
Что там, за гранью первого отчаянья?
Вот колонтитул и строка начальная,
и целый белоснежный лист молчания.
Зима вернулась с первым снегом искренним.
Не станут быстро ветки серебристыми
и повторится полумгла вчерашняя,
и новость будет горькая и страшная,
её подсыплют в утреннюю кашу нам.
Земля давно на лоскутки разрезана
вершителями ушлыми и резвыми.
А снег летит, границ людских не знающий,
изъяны человечества скрывающий,
летит сквозь пепел и дымы пожарища.
Осколки блюдца с голубой каёмкой
присыплет снегом, унесёт поземкой.
Мир замер под белеющими крышами,
привычно уповая на Всевышнего
и херувимов с крыльями неслышными.
Провидцы бесполезны на Голгофе.
Мир осторожно пьёт горячий кофе
в присутствии глухого телевизора.
Пичуги словно бусины нанизаны
на провод меж соседними карнизами.