Аннотация: В спешке уже даже не правлю. Так что извините за небрежность. Сейчас в силу ряда обстоятельств я в основном ( опять!!!) правлю первый роман. Ну и работа еще есть, конечно.
Глава 7. Счастливчик
Из дневника Юэ " Записки о буднях войны"
Двенадцатый день месяца Пиона.
" Вчера у меня опять был приступ лихорадки. Я ничего не помню о том, что было, но Су сказал, что я бредил и звал женщину по имени Ы-ни. Как стыдно быть беспомощным и выдавать свои сокровенные мысли! Лекарь господина Бастэ, милосердно присланный ко мне после жалоб господина Сишаня на мою немощь, прописал мне какое-то очень горькое лекарство. Но сегодня я чувствую себя от него намного лучше!
Разведчики донесли о перемещениях бьетов. Мы все еще не нашли их затерянную в джунглях столицу, зато сожгли десяток деревень и один укрепленный город. Истощенные воины убивают женщин и детей, столь сильна их ненависть. Это был приказ господина Сишаня - не щадить никого. Таким образом он надеется вселить ужас в сердца бьетов и повторяет, что Первая Южная война была слишком гуманна. Но я вижу, что Вторая происходит еще хуже. Ведь сказано: " Не бывало еще, чтобы длительная война была выгодна государству."
В моей сотне большие потери, потому что господин Сишань постоянно высылает нас на передовую. Пурех погиб. Удо тоже погиб. Иногда я думаю о его матери, - она проводила на войну обоих своих сыновей и оба погибли. Это воистину печально! В хайбэ моих воинов зовут " счастливая сотня", а меня " Счастливчиком". Жестокая насмешка! Вероятно, скоро нас останется человек сорок, и господин Сишань велит расформировать нашу сотню, и разобрать людей другим военачальникам. Я действительно оказался плохим полководцем, если не смог, в отличие от других, сохранить своих людей. Удивительно, что они до сих пор мне подчиняются.
Господина Мядэ-го и двоих их трех его командующих, включая господина Бастэ, вызвали в столицу. Должно быть, готовится новый план операции. Вместо него армией командует господин Мяо Линь, и он приказал немедленно отступать. Мы отступаем.
По местному календарю, который делится на не месяцы, как у нас, а всего на три сезона, лето уже наступило. Лето здесь знаменуется ужасающей влажной жарой. Каждый день в одно и то же время проходит короткий сильный ливень, а потом снова ударяет жара. Влага испаряется прямо на глазах, над джуглями висит постоянное марево, а внизу, под кронами огромных деревьев, где проходят наши пути, похоже на баню для изгнания злых духов, когда ставят палатку и бросают в воду раскаленные камни. Быть может, злой дух несчастья выйдет из меня, наконец?
Я стараюсь ободрять своих людей как могу. Но я вижу, что их силы не просто истощены - их совсем не осталось. Раньше была ярость, гнев,обида, - хоть какие-то чувства. Сейчас не осталось ничего - они пребывают в тоскливой апатии, как, в общем, и остальное войско. Как сказано " Когда воины не охвачены яростью, они не могут убивать" Поэтому продолжают убивать нас.
Бьеты ставят на нашем пути ловушки : замаскированные ямы, наполненные кольями, как для охоты на тигров. Несколько человек провалились в такую яму. Их вытащили оттуда живыми, но через короткое время их раны вспухли и почернели, а потом они умерли в мучениях. Падме, сохрани меня от столь ужасной смерти! Смерть от вражеского меча уже не страшит меня."
Юэ дописал отрывок, аккуратно свернул свиток вместе с остальными и перевязал лентой. Кипа бумаги и тушечница - вот все, что у него осталось на память о цивилизации. Он не мылся уже много дней, его одежда превратилась в неузнаваемые лохмотья и пахла, как у последнего сжигателя падали, из дыры в сапоге высовывался палец. Не лучше выглядела и его поредевшая сотня. Беспомощные маневры командующего Мядэ-го приводили Юэ в ужас : он то приказывал разыскать столицу, то вернуться назад, то ускоренным машрем идти штурмовать горные крепости. Господин Бастэ в те редкие минуты, когда он его видел , выглядел уставшим, постаревшим, оплывшим, словно истаявшая свеча. Он сильно похудел, и кожа на посеревшем лице висела складками. Об их поездке в столицу ходили упорные слухи, что она последняя, и их казнят за провал военной компании. Такие случаи были скорее обыкновением, чем исключением, и Юэ безрадостно прикидывал, что с ним станет, если господина Бастэ казнят. Тогда, пожалуй, действительно стоит геройски погибнуть в каком-нибудь бою : неприязнь его командира после той памятной встречи и еще нескольких совещаний, где господин Бастэ в нарушение субординации спрашивал его мнения, и дважды поступил по его совету, разделяли остальные хайбэ. Вот так: даже то, что приносит благо, может вызывать ненависть... Надо будет записать эту мысль, когда вновь появится возможность...
Юэ без особой охоты развернул свой завернутый в широкие листья паек: немного слипшегося риса и сушеных слив. В этом проклятом климате он давно уже зарекся есть мясо : половина его солдат мучились от него животом, а один даже умер. Мясо здесь загнивало моментально, отравляя все вокруг, и даже свежее могло нести заразу. От такой диеты он временами чувствовал слабость и головокружение, - он был бы ни на что не годен в классических боях древности, где лучшие бойцы двух войск, выкрикивая свои титулы и заслуги, вызывают противников сойтись в схватке один на один. А здесь, если он способен волочить ноги и держать лук, и так сойдет: бьеты большой силой не отличались, большинство были ниже Юэ на голову. Он не раз с удивлением видел в их рядах женщин, вертких , как обезьяны и яростных, как змея. Стреляли они ничуть не хуже, разве что не лезли в рукопашный бой. Но при взятии одной из деревень ему довелось убить женщину, - он просто не понял, кто бросился на него с широким бьетским мечом, одним ударом разрубил противнику плечо так, что меч застрял в кости. Шляпа упала с наполовину отрубленной головы, и из-под нее вывалились длинные черные волосы. Юэ в ужасе отступил, выдернул меч. Тело женщины осело мешком, зубы оскалились в страшной мертвой ухмылке. Мертвая бьетка еще какое-то время снилась ему по ночам.
" Вот так-то, великий стратег Юэ, - горько говорил он сам себе, - О тебе в военной истории так и запишут: Юэ, великий стратег, известен тем, что проигрывал даже войны с женщинами."
- Эй, Счастливчик! - мимо него, злорадно скалясь, прошел сотник их хайбэ Ору, - невысокий полноватый крепыш с крепким затылком и широкими сросшимися бровями, - Еще ветром не унесло тебя? Ты, смотри, держись, не умирай, ты нам тут живой нужен - все наше воинское счастье к себе притягивать!
- Иди себе, - вяло махнул рукой Юэ. У него не было никаких сил препираться.
- Ну, не переживай. Ты слышал - вернулся господин Бастэ, скоро опять пойдем в атаку. Вы, как всегда, впереди! - Ору заржал, не стесняясь.
- О, да тебе не терпится! - еще больше развеселился Юэ, - Если ты глухой и слепой, то специально сообщаю: господин Бастэ теперь наш новый командующий, а старого командующего за наше топтание в грязи подвесили за ребра на площади перед Шафрановым Чертогом!
- А господин Бастэ уже вернулся - или только послал ото-ри? - спросил Юэ. Ору, которому хотелось, посплетничать, рад был и такой компании.
- Как ты ничего не знаешь? - удивился он, - А еще сотник.... Ну ладно, так и быть. Господин Бастэ теперь и не вернется - ему по рангу не положено. Он теперь займет ставку командующего в крепости Уюн. Теперь кто-то из его хайбэ, скорее всего, займет его должность, а кто-то из сотников - должность хайбэ. Ты понимаешь, о чем я толкую? А впрочем, уж тебе-то стать хайбэ точно не грозит, - и Ору снова залился своим похожим на конское ржание хохотом.
Юэ слабо улыбнулся
- Да псу ее, эту должность хайбэ. Главное, что теперь у нас есть командующий, который не будет бестолково гонять нас по этим смердящим болотам!
- Э-э, не скажи, - хитро прищурился Ору, - Разве ты не затем воевать пошел, чтобы стать сначала хайбэ, а потом главнокомандующим?
- Тот, кто залез на высокую гору, должен знать, что , упав с нее, можно и разбиться, - усмехнулся Юэ. - Я уже забыл, зачем я вообще пошел сдавать на степень сэй. По-моему, я тогда просто начинался умных изречений стратега Фэня и был очарован его словесностью.
- А кто не был? - неожиданно дружелюбно хмыкнул Ору, - " Когда противник покоряется без борьбы, сам собой, - это искуснейшая победа" - процитировал он, и, помолчав , добавил, - Что-то непохоже, что бьеты сами собой покорились, хоть ему, хоть кому бы то ни было...
- Он говорил об идеальной ситуации, - вздохнул Юэ.
- За что не люблю свитки с письменами, так это за то, что они всегда врут, - в сердцах сказал Ору, - и при этом еще сохраняются! Лживое слово человека вылетит и погаснет, а свитки с письменами переживут нас всех, и еще тысячи таких же желторотых юнцов, раскрыв рты, пойдут умирать. А стратег Фэнь будет попивать чжан в своем роскошном дворце.
- Не будет, - тихо сказал Юэ, - Стратег Фэнь умер в эту осень.
Ему снова вспомнились бессильно волочащиеся за лошадью руки.
- И хорошо, что умер, - убежденно сказал Ору, - Хватит и того, что он успел наплодить. Еще на внуков наших, если успеем их завести, с лихвой хватит!
- Знать истину и следовать ей - две совершенно разные вещи, - сказал Юэ.
- Да ты ко всему еще и умник! - в голосе Ору снова прорезались неприятные, издевательские нотки, - О-очень тебе это помогло, я вижу!
- И я о том же, - невесело усмехнулся Юэ, разглядывая свои руки: все в мелких порезах, с обломанными ногтями, под которыми темнели полоски грязи.
- Ну, я пошел, - Ору счел, что на этой ноте стоит удалиться и отошел, что-то насвистывая.
" Он ведь на самом деле не злой человек, - думал Юэ, глядя ему вслед, - Просто следует общему настрою, заданному моим хайбэ."
Он еще раз вздохнул и поплелся обратно в свою палатку.
***
Против обыкновения бьеты напали днем, осыпав не ожидавших этого воинов дождем игл. Несколько человек упали, но куаньлины уже были опытными в такого рода переделках, и мгновенно сомкнули над головами плотный ряд щитов, превратившись в длинную бронированную змею. Стрелки отступили, с обезъяньей ловкостью перемещаясь по кронам деревьев А потом раздались высокие трубные звуки, и Бэ увидел надвигающихся на них серых чудищ на колонноподобных ногах. Огромные животные, которым люди едва доходили до колен, мчались на них, размахивая клыками величиной с руку мужчины. Самое удивительное, что на огромных морщинистых головах чудищ сидели бьеты. Несколько человек упали, вопя от страха и прикрывая руками голову, остальные разбежались кро куда. Юэ увидел, как огромная нога вдавила в грязь человека из его сотни, раздался отвратительный хруст раздавливаемого тела.
Еще секунда, - и огромная нога раздавит второго, обезумевшего от ужаса....Выкрикивая что-то нечленораздельное, Юэ бросился наперерез животному, стараясь достать его флагштоком, который обычно нес за его спиной Су и который подвернулся ему под руку. Яркое пятно флажка отвлекло внимание гиганта, и он двинулся прямо на Юэ. Он увидел маленькие черные глаза с неожиданно длинными, воловьими ресницами, морщинистую серую кожу с редкими бесцветными волосами, почувствовал жар и вонь огромного,несущегося на него тела.... Махнув флагштоком, Юэ еле успел отскочить за дерево, когда животное пролетело мимо него. Дерево треснуло от удара, острая щепка распорола Юэ руку, он отлетел в грязь, но драгоценное время было выиграно: воины пришли в себя от первого шока и убрались с дороги. Неповоротливые гиганты, а их оказалось всего три, не могли гоняться за рассыпавшимися во все стороны людьми, тем более что Су удалось ранить одного из поводырей. Юэ услышал команду на языке бьетов, и животные исчезли в глубине леса.
Вся вылазка продлилась совсем недолго, - так, что, не отреагируй они столь быстро, десятки людей могли быть затоптаны , не успев даже поднять тревоги. Он дал знак сигнальщику предупредить остальных, и хотел было послать погоню, но вдруг обнаружил, что так дрожит, что не может сказать ничего связного, и по лицам воинов понял, что ни один из них не пойдет за чудовищами вслед. Юэ махнул рукой, и оставил эту мысль. Ему , пожалуй, стоило промыть рану после таких кувырканий по грязи.
Рана была пустячной, но началось воспаление, а вместе с воспалением вернулась и лихорадка. Юэ метался в бреду, то приходя в себя, и равнодушно глядя на возникающие над ним лица, то содрогаясь в своих горячечных видениях : ему чудилось, что он выносит Ы-ни из горящего дома, что бьеты напали на Нижний Утун и мертвая женщина с развевающимися волосами гонится за ним. В какой-то момент он отчетливо понял, что хочет умереть. Он спокойно размышлял о своем желании и своем долге перед родителями, которых было нестерпимо жаль. Но у него есть брат и сестра, и, когда они вырастут, смогут рассказывать, что их брат геройски погиб во Второй Южной, и сверстники, тараща глазенки, будут им завидовать.
Потом ему снова привиделись Ы-ни, она грозила ему пальчиком и кокетливо манила за собой. Все вокруг было каким-то ватным, за спиной распахивалась бархатная тьма, и Юэ очень хотелось обратно, но Ы-ни топнула ножкой , что-то закричала, и он, протягивая руки и спотыкаясь, бежал за ней. Когда он очнулся, ему еще долго чудился ее серебристый смех, прикосновение маленькой ладони, - видение было очень ярким, словно произошло наяву. Снова увидеть протекающую крушу из пальмовых листьем, вдохнуть тошнотворный запах джунглей было нестерпимо. Юэ до боли сжал челюсти и отвернулся к стене.
Потом опять все куда-то провалилось. Новый приступ лихорадки и начавшееся заражение окончательно вымотали его, и он в какой-то из моментов отчетливо слышал, что кто-то рядом с ним говорит, что его состояние безнадежно, и он непременно умрет. По лицу Юэ разлилась блаженная улыбка : наконец-то! Ему снилась длинная дорога, под бледной луной, он стучал в Ворота Предела Печали, обитые человеческими черепами, и черепа- души умерших, что сторожат вход в царство Синьмэ - бога человеческих судеб, Повелителя Царства Мертвых, говорили с ним. Одна из голов была головой стратега Фэня, из ее пустой глазницы выполз червь и загадал ему загадку. Юэ катался по своему ложу, силясь разгадать ее, но так и не смог.
.......... Однажды он открыл глаза и понял, что умер. Должно быть, он все же разгадал загадку, и Ворота, ведущие в царство Синьмэ, распахнулись. Потому что вместо гниющих пальмовых листьев над ним колыхался шелковый балдахин цвета желтой сливы, и его тело утопало в чем-то восхитительно мягком.
" Я умер, и Синьмэ, взвесив на своих чудовищных весах, где мерой служат отрубленные головы, мои грехи и заслуги, почему-то определил меня на Острова Блаженных. Они существуют!"
Полог отдернулся, и Юэ увидел лицо господина Бастэ.
- О, как жаль видеть вас здесь, - произнес он, - Значит, вас все-таки казнили....
Господин Бастэ сначала озадаченно посмотрел на него, а потом расхохотался. Его смех был каким-то ну очень живым и сочным для призрачного царства.
- Так ты решил, что попал на небеса? - хохотал он, держа себя за колыхающийся живот, - Ну, насмешил ты меня, сотник
Юэ озадаченно моргал, начиная понимать, что все еще жив, каким-то образом.
- Нет, сотник, так просто ты от меня не отделаешься! Еще выдумал, - умирать! Ты мне тут нужен!
- Где ...мы? - с трудом спросил Юэ, - Мои... люди?
Мысль о том, что , пока его сотня, должно быть, окончательно полегла, обожгла его.
- Хвала Синьмэ, ты уже хоть что-то начал соображать, - одобрительно сказал господин Бастэ, - Я приказал стянуть все войска под Уюном. Необходимо провести смотр и перераспределить силы.
- О! - только и сказал Юэ, но в его голосе было столько облегчения, что Бастэ на это шевельнул пальцами:
- Знаю, знаю, можешь не говорить, как вы все этому рады. Император разрешил мне дать людям месячный отдых. И собрать новый обоз.
Юэ подумал о том, что на месяц избавлен от джунглей и выматывающего ожидания удара со спины, и почувствовал, что снова хочет жить. Должно быть, это отразилось у него на лице, потому что господин Бастэ, внимательно наблюдавший за ним из-под своих тяжелых, будто вечно сонных век, улыбнулся:
- Вот это мне уже больше нравится! Поправляйся! Это приказ!
С этими словами он вышел, а Юэ озадаченно уставился в затянутый шелком потолок. По мере того, как к нему возвращалось сознание, возвращался и привычный порядок вещей. И это порядок был немыслимым образом нарушен тем, что он, простой сотник, лежит в шатре главнокомандующего, и господин Главнокомандующий запросто заходит осведомиться о его здоровье.
Все, что он знал о военном деле, противоречило этому. В куаньлинской армии испокон веков культивировалась строжайшая субординация. Так почему он, даже не будучи хайбэ, так интересует господина Бастэ?
Разгадка нашлась через три дня, когда лекарь господина Бастэ заверил его, что основная угроза жизни миновала, и лихорадка не вернется. Юэ действительно чувствовал себя намного лучше. К нему вернулся аппетит, и он снова начинал интересоваться окружающим. К вечеру третьего дня господин Бастэ сам пришел его проведать, и на невнятные благодарности Юэ за столь высокую честь попросту отмахнулся:
- Ты что же, думаешь, я всех наших воинов так обхаживаю, сотник? Э-э, нет,мой мальчик, ты мне нужен, и я собираюсь тебя использовать. А мертвый ты мне совсем не нужен.
- Как прикажете, - все внутри Юэ напряглось в ожидании. Бастэ остро глянул на него, и рассмеялся.
- Ладно, не буду тебя томить. У меня есть сведения, что новую столицу бьеты построили в горах. Тащить туда армию наугад глупо. Сведения моих разведчиков противоречивы и путаны. Путь туда сложен. И кроме того, мне нужен человек, который не просто запомнит то, что увидит, но и оценит с точки зрения военного стратега: расположение возвышенностей и низменностей, водные и пешие пути, высоту стен, особенности рельефа.... Который сможет впоследствии помочь мне спланировать нападение, если мы ее найдем, эту их столицу. Этот человек, - ты, Счастливчик.
- Откуда вы знаете... - ахнул Юэ, густо покраснев. Он считал свое прозвище всего лишь докучным, но в устах командующего армией было стыдно его слышать.
- Я знаю больше, чем ты думаешь, - усмехнулся Бастэ, - Я пошлю с тобой всего двадцать человек. Ровно столько, чтобы суметь отбиться в мелкой стычке, и унести ноги, если что. Твоя главная задача - просочиться туда и остаться незамеченным. Это было бы лучшим, поэтому с тобой пойдет проводник из бьетов. Хоть что-нибудь по-бьетски понимаешь?
- Да, немного, - Юэ некстати вспомнил окровавленное лицо Нгу.
- Вот и отлично, не придется посылать еще и переводчика, они у меня и так на вес золота, - обрадовался Бастэ.
- И когда.... Когда нужно будет это сделать? - осторожно спросил Юэ. Мысль об отпуске и Ы-ни слабо трепетала в его голове.
- Через два дня - это самое позднее, - жестко сказал господин Бастэ, - Когда мы подтянем обоз, и воины наберутся сил, я уже хочу иметь продуманный и достоверный план наступления. Я не могу себе позволить ничего , кроме победы, - его лицо на мгновение сморщилось, стало старым и некрасивым, - Мы все не можем.
- Я очень постараюсь вернуться, мой господин, - пробормотал Юэ, чувствуя, как на него снова наваливается ватная усталость.
Господин Бастэ наклонился к нему, черные глаза впились ему в лицо:
- Уж постарайся, мой мальчик. Потому что я буду ждать тебя с приказом о назначении хайбэ. Заслужи его - или умри при попытке.
***
Господин Хаги пребывал в растерянности. Все получалось так, как он хотел в самых потаенных мечтаниях... и в то же время что-то тревожило его.
Ведь когда он приглашал судью Гань Хэ в свой дом в двенадцатый день месяца Пионов, приглашал ведь не без умысла, так? Так. Дочь и жену предупредил, чтобы были любезны и одеты в лучшее, так? Так. А дочь ведь у него умница и красавица, так? Так.
Так почему же он неприятно удивился, когда судья Гань Хэ спустя половину луны высказал ему по этому поводу приличествующее случаю восхищение, которое он, Хаги, принял со всей возможной благосклонностью, а еще через половину луны попросил ее руки?
Да, верно и то, что здесь , в Нижнем Утуне, он мог выбрать любого из сотни богатых и знатных юношей. Но так он породнится с семьей столичного чиновника, судьи, которого сам Шуань-ю послал провести столь важное расследование....
И все же господин Хаги колебался. Что-то точило его, словно червь. Возможно, то, что он позволили себе нарушить незыблемое правило и испытывать к судье неприязнь. Одно дело - дотерпеть и отправить гостя восвояси и совсем другое - отдать ему любимую красавицу-дочь.
Господин Хаги решил поступить против всех правил, которые предписывали главе семейства исходить при выборе замужества для дочерей из собственных интересов, и спросить мнения дочери. По крайней мере, она видела его гостя и даже беседовала с ним, умудрившись весьма мило сыграть на цитре простенькую мелодию и обсудить с Гань Хэ несколько старинных любовных историй печального и невинного содержания, какие приличествовало читать девушке ее возраста.
На самом деле он почти надеялся, что Ы-ни проявит характер и взбунтуется, - он достаточно хорошо ее знал. Но, к его удивлению, дочь только довольно улыбнулась, польщенная, что столичный гость обратил на нее внимание. Господину Хаги хотелось сказать ей, что ее новоявленный жених чем-то неуловимым напоминает ему ядовитую змею, что он опасен и она никогда не сможет им вертеть, как скорее всего рассчитывает, обманувшись его тихим мягким голосом и неврачным видом.
Но разве можно в чем-то убедить семнадцатилетнюю девственницу, все подруги которой одна за другой выходят замуж? Господин Хаги вздохнул.
" Почему ты так странно настроен, уважаемый отец? - вполне резонно подняв брови, спросила дочь, - Моя дочерняя почтительность твоему приказу подразумевала быть любезной и производить впечатление. Еще ни один человек, которому я оказывала внимание, не оставался равнодушным. Если ты не хотел, чтобы судья Гань Хэ увлекся мной, то зачем ты меня ему показал? Сейчас уже поздно ему отказывать, насколько я понимаю. И , кроме всего прочего, я смогу жить в столице."
Она высказалась на редкость здраво, кисло подумал господин Хаги. Сейчас действительно поздно, - хотя бы потому, что само по себе его приглашение на домашнюю чайную церемонию звучало.... Почти как приглашение на смотрины. Судья его по меньшей мере не поймет, и не смотря на то, что под присмотром печального секретаря росли пухлые папки отчетов и опросов, которые никак его не касались, делу еще не вынесет окончательный вердикт, а уж господин Хаги прекрасно знал, сколь гибким оружием является правосудие.
Так что пути назад особенно и не было. Господин Хаги провел в непритворном отчаянии целых три дня, а затем дал слегка озадаченному столь долгим раздумыванием судье свой цветистый и главное - положительный ответ.
Новость мгновенно разлетелась по Нижнему Утуну, и к дому господина Хаги потянулись гости, спешившие выразить свою радость по столь достойному поводу.
В связи с этим деятельность Дома Приказов, находившегося в ведении господина Хаги, оказалась практически парализованной. Свадебная церемония есть свадебная церемония, и от того, насколько пышно справлена свадьба, зависит благоволение богов к молодым, и, значит, их благополучие. Господин Хаги уцепился за это и принялся обсуждать с судьей бесконечные детали, надеясь тем самым убить двух зайцев, - затянуть по возможности свадьбу и отвлечь судью от дальнейших изысканий.
Однако гость проявил завидную прыть и самым решительным образом заявил, что сгорает от страсти и не в состоянии ждать до нового года, а его предсказатель объявил для него благоприятное для бракосочетания время уже в следующем месяце!
Это было двойным ударом, - и потому, что рушились планы господина Хаги, и потому, что теперь ему действительно придется напрячь все силы, чтобы сделать церемонию хоть сколько-то достойной. Господин Хаги был искренне опечален.
Зато госпожа У-цы сияла от счастья. Еще бы, новость о предстоящей свадьбе была самой волнующей во всем городе, и теперь каждый день с самого утра к дверям их дома торопились слуги с надушенными записочками, часть из которых госпожа У-цы небрежно отметала, а на некоторые позволяла себе ответить с должной долей пренебрежения. Они обе, - и мать, и дочь, вновь чувствовали себя так, как должны себя чувствовать первые женщины провинции. Поэтому госпожа У-цы, хоть и замечала непритворную озабоченность мужа, склонна была не придавать ей такого уж значения. Гораздо важнее были принесенные им вести о том, что свадьба состоятся так скоро. Это можно было приписать только одному, - судья действительно сгорает от страсти! Свадьбы знатного сословия планировались годами, иногда даже с рождения. И, даже если это и было не так, то куда больше следовало ожидать, что судья Гань Хэ вернется в столицу, и где-нибудь через полгода или около того пришлет одного из своих приближенных или родственников, чтобы сыграть свадьбу по доверенности и сопроводить молодую супругу в столицу. Конечно, у них было бы куда больше времени, чтобы подготовиться, быть может, даже совершить паломничество к монастырю У в предгорьях Хадэ с целью испрошения покровительства ста божеств для молодой пары. Но, - ах, - и столь необычная горячность со стороны высокопоставленного столичного чиновника была так романтична! Многочисленные распросы гостей, сгорающих от любопытсва, заставляли обеих женщины заливаться краской и смущенно отмахиваться от обильно льющихся комплиментов несравненной красоте Ы-ни, которая, вне всякого сомнения, заставила судью потерять голову и стремиться к воссоединению с ней, забыв о соблюдениях всех приличий.
Судья действительно демонстрировал нетерпение, и господин Хаги после нескольких несмелых попыток привести свои аргументы смирился с неизбежным. В конце концов, он так умело подготовил для этого почву, что же теперь тянуть с посевом?
Свадьба, само собой разумелось, оплачивалась родителями невесты. Вообще-то, в уме господина Хаги шевельнулись нехорошие мысли, когда он понял, что судья Хэ не проявляет никаких признаков желания профинансировать это весьма затратное мероприятие ( традиция традицией, однако во многих домах было принято делить расходы поровну либо возвращать родителям невесты тэгу - эквивалент "стоимости" невесты). Теперь он клял себя за поспешность : кто знает, не является ли судья Хэ всего лишь никчемным мелким клерком, которому неожиданно выпала великая честь? По крайней мере, чем еще можно объяснить столь постыдную жадность вкупе со столь же постыдной поспешностью? Раздираемый сомнениями, господин Хаги места себе не находил, - конечно же, как человек предусмотрительный, он сразу после предложения судьи направил в столицу голубя с запиской, в которой содержалась просьба разузнать о сеьме и происхождении господина Хэ. Ответ запаздывал, и господин Хаги злился.
Кроме того, в Нижний Утун пришла летняя жара, и становилось невероятно душно. Воздух вечерами звенел, напоенный запахов цветом и пением цикад, но уже за час до полудня из дому лучше было не выходить. Обычно летом жизнь Нижнего Утуна сталовилась сонной и непримечательной, все словно застывало в этом липком, звенящем воздухе. А теперь он вынужден в такую жару заниматься бурной деятельностью, которая вовсе не благотворно может сказаться на его здоровье, и без того изрядно подорванном заботой о благе империи. Господин Хаги становилося все раздражительнее. Он теперь перестал посещать Дом приказов, ограничиваясь коротким докладом, который ему давали его заместители, и диктуя ответы на самые неотложные письма прилежному Ито.
Поэтому он пришел в полное неистовство, когда в одно особенно жаркое утро его заместитель Лю пришел к нему с совершенно нелепым сообщением о том, что на северной дороге хозяйничают лисы и погубили с десяток человек. Господин Хаги в сердцах грохнул об стол кулаком:
- Неужели в такой момент ты вздумал меня беспокоить этими крестьянскими сказками! -бушевал господин Хаги, в то время как Лю, пухленький коротышка с круглым, вечно как будто удивленным лицом, в испуге кланялся разгневанному начальнику, - У тебя что, совсем нет собственных мозгов?
- Крестьяне принесли жалобу о падеже скота, - пролепетал всерьез перепуганный Лю, - и убэй Ла свидетельствует о смерти восьми человек приблизительно две луны назад.
- Причем здесь лисы? - досадливо поморщился господин Хаги, все же несколько сбавив тон, - На дорогах во все времена грабили и убивали...
- Убэй Ла прислал доклад, что тела были найдены в самом странном виде, - коротышка Лю испуганно округлил рот и понизил голос для пущего драматического эффекта, - Они будто сдулись, и при прикосновении рассыпались, словно песок!
- Идиот, он что, сам это видел? - взорвался господин Хаги, - Ему эти вонючие холопы чего хошь нарассказывают! Скотину свою, поди, сами же и зарезали, чтобы подать не платить, а теперь рассказывают байки! А ты мне тут что... головой думать поставлен или задом? Почему не проверил достоверность доклада?
- Д-да, конечно, как я об этом не подумал? - лепетал окончательно уничтоженный Лю, пятясь задом, - Я немедленно пошлю в деревню, - пускай устроят допрос!
- Я слышать не хочу ни о каких лисах, - велел господин Хаги, - Если пошалили разбойники, - найти, доставить и на кол на центральной площади. Если сами крестьяне заврались - по сто розог каждому и на оловянные копи. Все. Больше чтоб я тебя с такими заявлениями тут не видел. Понял?
- Понял,понял, - в полном ужасе Лю выполз из приемного покоя.
- Лисы, - фыркнул господин Хаги, глядя ему вслед, - Тоже мне - лисы!
- Это не лисы. Это гули, - неожиданно раздался у него за спиной голос господина Ито, немого свидетеля разыгравшейся сцены, - Сведения о гулях содержатся в комментариях к "Хроникам Сынь" у известного придворного историка Лу Дуя, и он утверждает, что эти существа были полностью истреблены с помощью секретных заклинаний Желтого Монаха великим придворным магом Жуй Дэмином в правлением императора Камму, - больше пятисот лет назад.
- Да какая разница? Вполне допускаю, что лисов, - или даже, как ты говоришь, этих гулей, - приплел к делу убэй Ла, чтобы оправдать смерть восьми человек в подвластном ему уезде, - холодно процедил господин Хаги. Ему не понравилось вмешательство маленького секретаря.
- Это очень редкий комментарий, - пояснил господин Ито, - Мне довелось видеть его всего один раз двенадцать лет назад, когда я сдавал на очередную степень, и у нас вышел ученый спор с преподавателем по поводу некоторых аспектов правления императора Камму. Манускрипт Лу Дуя хранится в оригинале в императорской биббилотеке, и с нее имеются всего три копии.
- К чему мне все эти подробности, писарь? - поморщился господин Хаги.
- Убэй Ла, если и слышал о гулях, то вряд ли мог сообщить такие подробности о них, как, например, то, что высосанное гулем тело убиенного рассыпается подобно песку, - возразил господин Ито, сверкая глазами, - О лисах или прочих мелких бесах, которыми обычно пугают крестьян, рассказывают совсем другие истории...
- Да ну? - заинтересовался господин Хаги. Его злость потихоньку улетучивалась, - Что ж, тогда расскажи мне о гулях, Ито.
- Гули являются порождениями Огня и Ветра. Поскольку все в мире имеет двойственную природу, сотворив мужчину из сухого, светлого, теплого начала, боги вдохнули в его душу благородство, мужество и почтительность. А плохую, оборотную сторону, - низость, трусость и непотребство собрали в огненный комок и отбросили. Из этого-то комка и появились гули. По крайней мере, так пишет Лу Дуй. В его времена эти гули расплодились в таком количестве, что их стало ничуть не меньше , чем людей, и никогда нельзя было узнать, с гулем ты встретился или нет, с женой ты лег в постель или с гулем.
- Как такое возможно? - изумился господин Хаги.
- Потому что, по свидетельству Лу Дуя, гули - существа бесплотные, однако могут принимать любой облик, в том числе облик человека.
- Нет, не любого, - уверенно ответил господин Ито, отирая рот рукавом, - Гуль какое-то время находится рядом с выбранной жертвой, потихоньку высасывая ее жизненные силы и привыкая к ее окружению. А потом убивает жертву и занимает ее место, да так, что окружающие ни о чем не могут догадаться. Лу Дуй упоминает, что глава восстания краснобровых Ики Тэно был гулем.
- Нда, действительно странно, - пробормотал господин Хаги, - так что, ты говоришь...
- Господин Хаги! Господин Хаги! - в приемный покой в большом возбуждении вбежал смотритель голубятни, и господин Хаги враз забыл о том, что собирался спросить. Он сделал Ито жест, приказывающий немедленно удалиться, и взял из рук смотрителя свернутый в трубочку лист тончашей бумаги, испещренный шифрованными значками, - система, которую для передачи секретных сведений разработал он сам и которую, кроме него, знали всего два человека. От нетерпения у него задрожали пальцы. Отослав и смотрителя, он быстро вынул из потайного ящичка своего письменного стола плоскую коробку и аккуратно развернул свиток. На первый взгляд, он был заполнен беспорядочно расположенными знаками, прочитать которые представлялось совершенно невозможным. Единственное, что имело какой-то смысл, был рисунок змеи внизу, под письменами. Господин Хаги открыл коробку. В ней лежали листы плотной бумаги с вырезанными в ней в причудливом порядке отверствиями. Господин Хаги отыскал ту, на которой была нарисована змея, - отверстия в ней располагались волнообразно,подобно движениям змеи, и наложил трафарет на полученное послание. Оно гласило:
" Уважаемый человек. Из западных Лянов. Осторожен. Богат. Имеет дом и земли в Сяо Линь. Ничего порочащего. Связан с партией Восьми Тигров. К нему прислушиваются. Хорошая партия."
Господин Хаги повернулся на юг и аккуратно трижды поклонился. Согласно новому учению кань юй, приверженцем которого он втайне являлся, юг был благоприятным направлением для тех, чьи помыслы устремлены к славе. А он, Хаги, с этого моменты мог справедливо считать, что его звезды восходят. Несмотря на все опасения, продолжающие грызть душу, словно червяк. Это все пустое, - так бывает, когда удача столь велика, что и сам не в силах в нее поверить, все чудится какой-нибудь подвох. Но вот письмо от доверенного человека, который по его просьбе навел о судье Гань Хэ справки. И человечек тот был дотошнейший, господин Хаги это прекрасно знал.
Господин Хаги еще раз перечитал письмо, затем аккуратно сжег его и прошел на женскую половину. Там его появление вызвало целую бурю притворного смущения, - Ы-ни примеряла свадебное платье. Уважаемому отцу, однако, дозволили взглянуть на это великолепное творение из нескольких слоев тончайших шелков, и верхнего одеяния традиционного для невесты персикового цвета, которое, правда, было настолько густо заткано золотым шитьем и жемчугом, что и впрямь казалось золотым. Еще вчера Хаги приходил в ужас от его стоимости.
Но сегодня все изменилось. Он благодушно наблюдал, как Ы-ни с восторгом разглядывает себя в огромном бронзовом зеркале, гладит руками сверкающую ткань.
- Прорицатели известили, что благоприятные дни для жениха и невесты наступают в первый день месяца хризантем, - господин Хаги специально припасал эту новость до того момента, как получит ожидаемые известия из столицы. Женщины, как им и полагалось, издали радостный визг, на который он снисходительно покивал, - Не слишком ли это рано, моя уважаемая жена?
- Это будет для нас настоящим испытанием! - в притворном негодовании воскликнула У-цы, - Но, если так приказывает наш повелитель и господин, мы просто обязаны справиться!
- Конечно, мы справимся, - Ы-ни решительно дернула плечиком, - Нам ведь нужно еще успеть в столицу до дождей.