Погудина Любовь Владимировна : другие произведения.

Лешачье отродье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пестун положил ладони на стол и запустил пальцы в кукушкин лён. Так что же она задумала? Изба, занавешенные окна, клеть, печь, мышь в углу. Накрыла стол, своими руками накрыла. В её руках плесень съедала яблоки, под её ладонями плясали тени, от одного её взгляда всё покрывалось мхом. Болото без трясины, но к чему?
  - Чувствуешь, чем пахнет?
  Клевер подпёр плечом дверной косяк и принюхался. Он глубоко вдыхал, выпячивал грудь и молчал. Пахло сенями. Землёй, старым полом, душистыми травами. Вон они висят у той стены вниз корзинками и головками и отбрасывают длинную тень. Она притаилась на почерневших от времени брёвнах и не двигалась.
  Пахло хлевом, только Менхель два раза обошёл его и никого не нашёл. Ни пёрышка, ни белого или красного куриного яйца, ни клочка овечьей шерсти. Ничего. Клевер снова втянул носом воздух и попытался угадать в смешении запахов, есть ли в нём сено. У него особенный аромат: когда ощущаешь его, всегда хочется сказать, что на сеновале поселилось лето. Даже если на улице лютый мороз, а сугробы скрывают окна первых этажей изб.
  - Пахнет укропом и, кажется, вон теми травами.
  Пестун покачал головой, угрюмый и весь в своих мыслях. Он зарился вокруг без лишней суеты, внимательный, словно знал тут каждый угол. Клевер было подумал, что если он позволит себе лишний раз моргнуть, то упустит момент обращения Пестуна в краснохвостого кочета или в облезлую мышь. Он сплюнул себе под ноги и растёр подошвой вязкие капли.
  Неосознанно пальцы потянулись к маленькому холщовому мешочку на шее, наполненному чертополохом и зверобоем. Турмалин и золото трав должны суметь защитить его, ведь ещё мать вязала ему оберег и шептала.
  Менхель вошёл с улицы в сени, пригнувшись в дверном проёме, и положил на бурый стол серп. Вот, дескать, что нашёл. Вся находка - искать больше нечего.
  - Нет, Клевер, здесь пахнет смертью.
  Клевер ухмыльнулся и осмотрелся ещё раз. Ни козьих черепов, ни сушёных мышей, ни высушенных обезглавленных тел, ничего, что бы говорило о чём-то тёмном. Может, котлы должны быть? Клевер прошёлся по сеням, по скрипучим доскам, засыпанным землёй, и заглянул под ткань, накинутую на что-то большое и высокое. К его удивлению, там скрывались ящики, наставленные друг на друга. Он откинул ткань и снял один из них, опустил на пол и убрал сухую траву. Под ней ничего не было, кроме деревянного дна.
  - Так ведь...
  Клевер выпрямился и постучал носком по стенке. Для кого хранить скошенную траву?
  - Там за домом всё заросло дягилем. Впечатляет, будто из дома выходишь в дикое поле, только болот и сосен не хватает. - Менхель встал рядом с Пестуном.
  Клевер махнул на них рукой, щёлкнул языком и отошёл от ящиков. Велико дело - перебирать сено, в котором даже не спрятано ничего. Так, для отвода глаз, чтобы порылись и выругались на собственную доверчивость.
  - Девка умна, - вздохнул Клевер и толкнул дверь в избу.
  Пестун не успел ухватить его за рукав рубахи и остановился за спиной. Кухня встретила их кислым, спёртым дыханием. Нежилая, чуждая, одичавшая, вся в хозяйку. Не зря говорят, что куда баба идёт, туда и изба смотрит. Может, и правда умна. Пестун протиснулся между Клевером и стеной, но внутрь не вошёл. Порог как жизнь: переступить край легко, а вернуться не каждый сумеет.
  - Огня дайте. - Его угрюмый голос нарушил тишину. - Кому говорю? Чего телитесь?
  Менхель долго копошился в наплечном мешке, чем-то шуршал, беззвучно ругался на себя и на девку. Иногда краем глаза улавливал тени, прятавшиеся по углам. И как будто одна скользнула около него и нырнула на узкую лесенку, ведущую не иначе как на сеновал. Прячутся, бегут, чуют, что скоро огонь нарушит их покой.
  Вспыхнувшее пламя озарило сени и бросило отсвет в избу. Теперь за порог ступать не страшно, любой запечник заторопится унести ноги подобру-поздорову. Сколько же здесь не зажигали огня? Пестун посветил над столом и пробежался по нему взглядом в поисках лучины или подставки. Ничего, кроме глиняной плашки и деревянного половника. Лежат, ждут хозяйку, готовы служить ей правдой и своей верой, понятной только им да ей.
  Пестун обвёл факелом кухню. В огне всё преображалось, даже сумрачная печь явила ему свои белые бока, кое-где запачканные сажей. В устье стояли маленькие горшки и чугун. На деревянном столбце, подпирающем потолок, висел ухват.
  Кислый запах растворился в аромате пыли и залежавшихся трав, когда Менхель приподнял крышку одного из горшков, стоявших на лавке. Мимо него, видать, проскочила мышь, и рослый мужик выругался, уронил крышку и задел рукой висевшую рядом одежду. Пыльное облако поднялось с пола и окутало Менхеля, скрыв его в удушливом тумане. Он замахал руками и зашёлся в кашле. Пестун сердито посмотрел на него и перевёл взгляд на Клевера.
  - Что скажешь?
  Тот пожал плечами и перенял факел.
  - А что говорить-то? Варев всяких я не вижу. Да и не пахнет ими, если быть честным. Что расторопши нет, так это плохо, но ни о чём не знаменует. Может, набрешил кто?
  Пестун покачал головой и указал Менхелю на печь: дескать, осмотри.
  - Сам ведаешь, всякую девку можно назвать ведьмой или шельмой. Моя Мира тоже иногда как зыркнет, так сердце в пятки уходит. Любого запечника изведёт не хуже ихних, - Клевер обвёл факелом кухню и растеряно кивнул.
  Пестун не ответил. В сумраке, даже в свете огня, он не видел избу доброй. Нет в ней этого. Если женской руке и приходилось касаться вещей или хозяйничать тут, то не ради света. Солнце сюда не заглядывало, вон, окна занавешены. Только кое-где углы штор задрались или выбились, а иначе тут царили бы мрак и тени.
  - Вот вроде бы всё к месту, а что-то не приладится в голове никак. Не пойму только что. Кроме этого не к чему вязаться, Пестун. Да и что ты с девкой сделать хочешь? Сжечь или заколоть? Утопить в болоте? Только основываясь на предчувствии и занавешенных окнах? Она неряха, а ты неспустиха. Вон сколько паутины прижила, а делов-то - веником пройтись и смести. Может, ничейный дом, как думаешь? Я бы сына, Варежа, сюда сослал с его женой. Их-то изба сгорела в том году, сам знаешь.
  - Они тут сгинут. Пропадут и сын, и жена, и дети их.
  Пестун уверенным и быстрым шагом подошёл к окну и грубым движением сорвал ткань. Утренние красные лучи хлынули внутрь, и стало видно, как летает в них пыль. Лавка, у которой недавно стоял Менхель, давно не протиралась. Явились миру хрустевшие под ногами сухие травины и листья, лежали, как на ладони.
  - Шкаф открой.
  Клевер, замешкавшись, открыл дверцы, потянув за обшарпанные круглые ручки, и осмотрел полочки. Мешочки, перевязанные льняными верёвками, да деревянные шкатулочки, баночки. Ни одной подписанной. Запах стоял слабый, но всё-таки пряный, и в животе заурчало.
  Менхель вывалился из клети, ухватился за пачкающиеся бока печи и закашлял. Утренний свет не доходил до него и не касался, иначе он вошёл бы в него и нарушил спокойствие танцующей пыли. А если и так, то Пестун увидел бы позеленевшее лицо Менхеля и его синие губы. В сумраке все сливались с серым оттенком вещей, никто не исключение.
  - Ведьма, - откашлявшись, прохрипел Менхель.
  - Она там? - встрепенулся Пестун и вошёл в клеть.
  За ним поспешил Клевер и остановился в дверях, освещая нутро факелом.
  - Этого тебе достаточно? - обернулся Пестун.
  Посреди клети стоял массивный и древний стол. Четыре задвинутых стула, на стенах луковые и чесночные вязанки. Клевер обвёл их факелом и отшатнулся: каждая покрыта плесенью, и запах сразу ударил в нос.
  На столе стояли кувшин - вот откуда тянулся смрад. Молоко свернулось и загнило. Две деревянные утки наполнены не квасом или мёдом, а хлебом. Четыре глубокие чашки и столько же ложек. Чугун, - наверное, с кашей, - Пестун не рискнул его открывать, так как и без него от зловония становилось дурно.
  Здесь окон не было, поэтому и свету неоткуда проникнуть. Под полом заскреблась мышь. Клевер обернулся, разглядывая стены и утварь. На лавках стояла сложенная друг на друга посуда, сверху лежал веник, а под низом, на полу, скатерти. В дальнем углу небольшая поленница, на ней прислонённая кем-то кочерга. Он посмотрел на стол, и разыгравшийся ранее аппетит тут же сник: вся снедь покрыта мхом, от корки до корки. Каша в чашках - и та в кукушкином льну. Если в чугуне сидели живые жабы, Клевер бы удивился им не более чем мясной похлёбке.
  Снова зашуршала мышь.
  Обросшие чашки, казавшиеся мягкими на вид, как пеньки вдоль болот, окружены плесневелыми яблоками, почерневшими и зачервивевшими. Мох врос и в стол, въелся в дерево, разрушая его, пожирая.
  - Где появится ведьма, там червивеет и портится еда, - Клевер удивлённо разглядывал мшистую утварь. - Но ведь тут нет котлов и... что ещё должно быть у ведьмы?
  Пестун положил ладони на стол и запустил пальцы в кукушкин лён. Так что же она задумала? Изба, занавешенные окна, клеть, печь, мышь в углу. Накрыла стол, своими руками накрыла. В её руках плесень съедала яблоки, под её ладонями плясали тени, от одного её взгляда всё покрывалось мхом. Болото без трясины, но для чего? Клевер сказал, что ничего не нашёл, кроме ящиков с сеном.
  - Что ты искал?
  Клевер встрепенулся и задумался. Котлы и всё прочее - это для отвода глаз. Шельмам нравится, когда их уважают, боятся, идут к ним, чтобы посмотреть, как в котле кипит и пенится какое-нибудь варево. Там может быть и бульон из гусака, а может, вывариваются свиные копыта - на холодец. Щепотку красных специй, крупинка жёлтых, на кончике ножа зелёных, вот и весь стряпчий секрет.
  - Что-то привычное глазу, - Клевер выглядел растерянным.
  Пестун постучал пальцами по мягкому столу и окинул взглядом стену, усеянную вязанками. Тоже для отвода глаз?
  - Только стульев-то аж четыре штуки. Если нас поджидала, то кого-то нам ещё ждать придётся. Не мышу же эту проклятущую, - усмехнулся Клевер.
  - Она нас сюда привела, поймала, как завшивевших псов, обманула, проклятая. Лесное отродье, - Пестун сжал кулаки. - Обманула, как малых детей.
  Он прислушался к шуршанию мыши. А ведь Клевер прав, ведьма не для забавы обставила клеть и накрыла стол. Если бы она приказала кому-нибудь это сделать, при этом ни разу не войдя в дом, это не несло бы в себе тайны. Но ведь сама накрыла, ходила по дому, зачем-то жала траву, сушила её, потом развешивала. Пустила землю на дягиль.
  Пестуна прошиб озноб, словно его окатили студёной водой из кадки. Так ведь сами обманулись. И изба, и путь до неё, и всё в ней - всё это хлебные крошки, по которым они сюда и пришли. Пестун оттолкнул Клевера и стоявшего у двери Менхеля и выскочил в сени. Он распахнул дверь в сад и остановился на пороге.
  Клевер и Менхель последовали за ним и встали позади, выглядывая из-за его спины.
  - Это дудник, дурья твоя башка! Ты что, дудник от дягиля отличить не можешь, гриб поганый?
  - Да хоть камышом она тут всё засей, что толку-то, а? - взбеленился на обвинения Менхель. - Хоть головами козлиными...
  - Да то, мухомор плешивый, что дудник она заговорила. Сеяла и шептала, он рос, а она всё шептала, резала волосы и наговаривала. Ведьмачья трава, будь она неладна. Пропали мы, братцы...
  Пестун стянул с себя валяный колпак, сжал его и уткнулся в него лицом. Обманула-таки, завела, да не в болото.
  - Да что ты запричитал-то, а? Сам увалень вон какой, а рыдаешь, как баба. Нет тут никого, пора возвращаться. Тьфу на ведьму, дурная девка, глупая кобылица, вот и всё. Заигралась - и полно, неужто мужиков испугает травищей подзаборной?
  Клевер оттолкнул Пестуна и вышел в сад. Дудник ли, дягель ли, да хоть чем тут всё порасти. Он сплюнул себе под ноги и обернулся, сверкая недобрым взглядом. Злился, что мужиков дурища и пигалица запугать вздумала, а они тут как тут заныли и запричитали. Рано, видать, из-под материных юбок вылезли.
  - Клевер, да ты ли это?
  Менхель попятился, но упёрся спиной в поленницу. Глазищи на лоб вылезли, разве что волосы дыбом не поднялись и колпак не сбросили с головы. А Пестун встал, как вкопанный, и рот разинул.
  - Белены объелись, мухоморы? - Клевер едва сдерживался, чтобы не прикрикнуть на них.
  Пестун шагнул за порог и посмотрел на солнце. Чай последний раз видит его. Им теперь не лесные тропы и бабы с детишками, а глухое подполье да клеть станут родным домом. Обманула, шельма.
  Клевер шагнул назад, оступился и упал. Закричал, глядя на Пестуна, развернулся и заскрёб руками, ополоумев от увиденного. Он вопил, как недорезанный, и вдруг смолк, уставившись на свои мшистые руки.
  - Братцы, миленькие, да что же это такое-то?
  Клевер чуть не плакал, заскрёб ногтями по коже, сдирая с себя мягкий зелёный мох, но пальцы только глубже утопали в нём, погружались в бескровную плоть. Он обернулся и уставился на замшелого Пестуна. Весь во мху, на плечах только успели поганки вырасти, а глаза и не глаза вовсе, а кора. Ляжет в лесу на землю и сольётся с ней. Кто пройдёт - не заметит.
  Менхель вышел к ним и упал на колени, уткнулся в тёплую землю и зарыдал, как обиженное дитя. Он был сморщенный, чёрный, с подпалинами, будто яблоко залежавшееся. Весь в плесени, и лицо, и руки, и рот, всё зеленым-зелено, только кое-где белые просветы, тоже плесневелые.
  Пестун поднял лицо к небу и закрыл глаза. - Сгубила, лешачье отродье.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"