Аннотация: Месть драконессы. Посвящается Жанне Лебедевой. С чувством огромной благодарности за ее серию Сиреневый черный и в знак искреннего восхищения.
Та лишь рассеяно кивнула, погруженная в свои мысли.
- Да. Этот медовый соус просто необыкновенный.
Отблески множества свечей плясали на золоченых рамах портретов героев, давно умерших, и причудливые, жуткие тени ложились на темно-синий шелк стен.
Мать и дочь ужинали сегодня вдвоем, без привычной свиты, и никто не смел тревожить их в этот час.
Печаль о судьбе горячо любимого дитя тяжелой плитой из лунного опала - ледяного, жестокого - лежит на сердце Кьяры, но прекрасное лицо, статная фигура, весь благородный облик владычицы дышит спокойствием и силой. Нет места пустой жалости в душе того, кому подвластно небо.
Моя драгоценная дочь. Чудно хороша драконья царевна. Высока, тонка станом. Тяжелые косы золотыми змеями лежат на белоснежной груди. Соболиные брови и колдовские глаза - говорят, способна Эвелина зреть не только мир живых, но и тех, кто ушел за Грань - один черен, будто ночь, другой лазурный, ярче вод южных морей. Улыбка алых губ, способная пленить самое черствое сердце.
Храбра и не по годам мудра наследница Сумеречных, но добровольно отдала гордая драконесса свободу той, что пленила ее сердце.
Глаза блестят от так и не пролитых слез. Невозможно оплакать возлюбленную, нет сил поверить, что нет больше изумрудных глаз, что смотрели так нежно, чистого, будто горный ручей, голоса и теплых ласковых рук. Тело сожжено в погребальном костре и пепел отдан ветру.
Лилиэн. Воспоминания казнят изощреннее, нежели самый жестокий палач, заставляя вновь и вновь переживать благословенный момент, когда впервые Эвелина увидела княжну Лесных эльфов, что приехала в Кэррину с отцом, желающим торгового союза с крылатыми.
Совершенное, воздушное создание, озаренное сиянием серебряных волос - эльфийка часто жаловалась, что копну этих кудрей расчесать ох как нелегко.
Боль бьет прямо в солнечное сплетение, и невозможно дышать.
Первые признания - искренние. Дрожь тонких пальчиков, что будто осыпаны серебристой мерцающей пыльцой. Первый робкий поцелуй, сорванный украдкой, и столь сладостный, желанный ответ в глазах той, за которую и крылья отдать не жалко.
Вот только Ткачиха, будто насмехаясь, отпустила влюбленным слишком мало сладостных минут вдвоем.
Беда пришла посланником из Лесного королевства, туманной ночью на исходе поры Багряных листьев. Страшные, невероятные вести: некроманты, запретным нечестивым волшебством проникнув на территорию Священной рощи, похитили тринадцать эльфийских дев, и среди них - ее белоснежную лилию, ее единственную.
Безумие багряной пеленой заволокло рассудок, и ненависть расправила золотые крылья. Не сумели, не сберегли. Ни драконесса, ни отец Лилиэн не смогли защитить дивную, и боль стальными когтями рвала душу.
В мгновение ока перекинулась царевна, и раздался боевой клич. Стрелой понеслась Эвелина к Северным горам, и ледяной ветер пел песню великой скорби для нее.
Некроманты же застыли, будто мухи в янтаре, поклоняясь жалкой иллюзии Жизни - что могли они противопоставить воплощенной Первостихии, разрушению и созиданию, кружащимся в вечном танце?
Черный город сгорал в истинном Пламени, исполненный дыма и смрада обугленной плоти.
- Где она? Где?
Адамантовые когти, повинуюсь бушующей в крови ярости, не исчезают даже в человечьем облике. Эвелина крепко сжимает горло главы Вороньего Ордена, и по белоснежной руке драконессы стекает черная кровь. А Рене смеется ей в лицо.
- Не найти тебе своей зазнобы больше. Никогда.
Алые губы кривит презрительная усмешка. Друг, что предал так легко. Кинжал перерезает сухожилия, и некромант падает на колени перед Эвелиной. Узкая ладонь царевны ложится на влажный, покрытый испариной лоб Рене, вливая в черноволосого по капле энергию истинного Творения, буквально выворачивая нечестивца наизнанку.
Вокруг копоть и гарь, замок рушится градом серых камней, а малиновое зарево освещает ночное небо - огонь, веселясь, задумал поглотить весь мир.
Некромант кричит и извивается на полу. Эвелина касается его почти ласково, но на его щеке тут же расцветают багровые полосы шрамов. Наконец, не выдержав пытки, Рене заговорил, и голос его подобен шелесту змеиной чешуи о мокрый песок.
- Зря мы искали секрет истинного возрождения жизни в вас, крылатые. И даже немного жаль, что напрасно погиб твой батюшка, - некромант нашел в себе силы ухмыльнуться, - только время зря растратили, втираясь в доверие к Магнусу Ветрокрылу. Ответ был сокрыт в древних гримуарах, которые нам удалось прочесть лишь недавно. Основной ингредиент зелья - отвар тринадцати лунных трав, который должен получить абсолютно уникальные свойства при взаимодействии с кровью лесной девы. Причем необходим был именно живой сосуд, тепло невинного тела. Но Лилиэн, как и все остальные, не выдержала действия отвара. Они, - черноволосый судорожно закашлялся, - все мертвы.
Душу Эвелины, скованную страданием об отце и о возлюбленной, окутала тьма. Драконесса спустилась в подземелье. Рене не врал: эльфийки действительно находились там. Безмолвно приняла на руки тело Лилиэн и устремилась вверх, к свету занимающейся мертвенно-розовой зари. Огонь кружил в дикой пляске, и Эвелина знала, что вернется еще в Черный город.
Своими руками омыла царевна возлюбленную Лилиэн в горном ручье. Вода так холодна. Ах, если бы я могла согреть тебя. Мой свет, угасший навеки.
Поднявшись в воздух с драгоценной ношей, драконесса увидела, что на западных рубежах лесные отчаянно теснят выживших некромантов. По всему видно, сражения будут жестокие и кровопролитные, но... горе эгоистично, и Эвелине не было дела ни до разгорающейся войны, ни до тел двенадцати эльфиек, оставшихся под сводами подземелий разрушенного замка.
За это она, кстати сказать, укорила себя немногим позднее, на церемонии погребения. У каждой девушки были любившие ее. В глазах переживших страшную потерю стыла та же боль, что пожирала саму царевну, и соль на щеках разъедала кожу.
Подумать только, это было лишь два оборота светил назад. А кажется, что прошла целая жизнь - долгая, наполненная скорбью жизнь.
Пальцы невольно коснулись жемчужного ожерелья - единственного, что осталось ей от Лилиэн.
- Матушка, заживет ли эта рана когда-нибудь?
Кьяра вздыхает. Так хочется солгать, утешить, но...
- Не знаю, доченька. Сужу по себе: со дня смерти твоего отца, моего возлюбленного супруга, прошло уже пять лиг. Но я не заметила этого времени, поверь. Оно остановилось для меня, когда Мангус ушел.
Вино горчит - а может быть, это испытания, выпавшие на долю прекрасным драконессам, роняют невидимые слезы в хрустальные кубки?
- Думаю, с этим нельзя смириться. Но страдание может переплавиться в силу.
Эвелина наколола на серебряную вилку еще один кусочек мяса и неожиданно улыбнулась - холодно и жестоко.
- Говорят, что труп врага всегда сладко пахнет. Но оказывается, он и на вкус весьма хорош, если подобрать правильный соус. Не так ли, матушка?