Я уже упоминал об этом интересном для меня событии, называл имена, некоторые имена я менял. Не менял, а видоизменял. Делал я это из опасения, что владельцы этих имён вдруг да возмутятся, что их не спросили, да втиснули в какое-то повествование. Бывает такое. Люди, в которых я уверен, этого не сделают, но ведь люди-то разные. Некоторые и причины-то назвать не смогут,что их возмутило, но возмут и возмутятся. Бывает такое.
Да, действительно по программе нашего обучения на военной кафедре должны мы были отслужить в военных лагерях 42 дня и 42 ночи. По окончании 4-го курса нас повезли в лагеря. Посадили на теплоход "Алексей Толстой" и повезли. Повезли механиков и энергетиков и почему-то не повезли движенцев. Всего нас, будущих курсантов было человек 180-200, короче говоря - рота. Теплоходишко был не ахти какой комфортабельный, двухпалубный - одна палуба верхняя под открытым небом, а вторая нижняя. На обеих палубах расставлены пассажирские диваны и кресла. Конечно было очень тесно. Только на носу и на корме было немного места, чтобы размять ноги от постоянного сидения. Ни еды, ни воды у нас с собой не было, и буфета на корабле не было. Голодно стало уже вечером после отплытия. Только на следующий день утром два матроса разносили пирожки с ливером и денег не спрашивали. Всем досталось по одному пирожку. Это, видимо, наши сопровождающие нас пожалели. А сопроводжпбщих было трое и все три - полковники. Подковник Чернов заведовал строевой подготовкой, полковник Бажанов преподавал у нас сопёрное дело и полковник Шумский - ничего не преподавал. Полковник Чернов был с лицом хулигана и забулдыги, полковник Бажанов был маленький, толстенький и кругленький, а полковник Шумский - просто пожилой человек. Плыли мы по речке Дон вверх по течению, должны были доплыть до Цымлянского водохранилища, высадиться в каком-то порту и оттуда поездом лобраться до Разгуляевки и там проходить службу.
Перед шлюзами, которые были воротами в Цымлянское море мы пришвартовались в каком-то маленьком порту. Некоторые ( и мы с Митей Соцким) сошли на берег, чтобы размяться. Недалеко, за каким-то забором мы нашли базарчик, где торговали огурцами, яблоками, чем-то ещё и в том числе варёными раками. Мы с Митей купили десяток на дваих и давай их лущить, потрошить, пытаясь добраться до белого вкусного мяса. Находящиеся в порту карабли гудели каждый на свой лад, а мы посматривали на свой - во-о-он стоит отличающийся по цвету от других. Теплоход наш стоял и мы стояли. Вдруг я увидел, что наша посудина движется. Рванули мы на причал, но когда прибежали, нос теплохода уже отвалил от стенки метров на 10, а корма была вроде бы недалеко, можно было бы прыгнуть если бы мы были чемпионами по прыжкам, но чемпионами мы не были, а кроме того меня в охапку схватил милиционер, а Соцкого сграбастала какая-то крепкая женщина. Вобщем - мы не прыгнули, а теплоход тихонько отплыл и уплыл, а с палубы, саркастически ухмыляясь, смотрел на нас матерщинник полковник Чернов.
Это был шок! Мы были испуганы и растеряны - что нам бедным было делать!
Мир не без добрых людей - нам сказали, что километрах в 10-ти от этого несчастного порта будет боьшой порт-Цымлянский Порт, и в этот порт придёт наш "Алексей Толстой" через 2 часа. За это время мы должны добраться до Цымлянского Порта. А сейчас, минут через 10 из посёлка, до которого киломнтра два с половиной, отходит в Цымлянский Порт автобус, и, если мы спортсмены, то успеем добежать. Мы побежали. Я-то был бегун- второразрядник и вполне бы успел, но Митя был только футболист средней руки, и в этом была проблема. Но он решил постараться. Он сразу стал отставать - я его подождал, бежим дальше - снова пришлось подождать. До посёлка оставалось мнтров 500-600, я рванул побыстрее в надежде успеть и задержать автобус. Бегу изо всех сил, остаётся метров 80 - автобус тронулся,набрал скорость и уехал. Не догнал я его. Подождал Митю и мы с ним, отдышавшись, пошли тихонько в посёлок. Снова добрые люди подсказали , что нам надо добраться до шоссе, там ходят рейсовые автобусы и можно доехать до Цымлянского Порта. Как добраться до шоссе? - до него 5 километров. Подвернулся нам грузовичёк, который возил куда-то на стройку цементный раствор. В кабине сидел чумазый пацан годов этак 14-15 от роду. Двери в кабине не открывались (только со стороны водителя дверь открывалась), никаких приборов не было - только руль торчал. Пацан был только в майке и в трусах. Поехали. Высадил он нас на шоссе, а сам развернулся и уехал. Теперь мы спокойно ели своих раков, которые торчали у нас из карманов.
И автобус минут через 15 прибыл, мы залезли, объяснили шофёру, кто мы и что нам надо. Поехали. В Цымлянский Порт мы прибыли за 40 минут до прибытия нашего теплохода.
На причале какой-то дядя ловил удочкой карпят с лодошку величиной. Он дал мне удочку и кусочек хлеба, и стал я тоже ловить. Клёв был отменный - я надёргал десятка полтлра рыбок и, конечно, отдал их дяде.
Прибыл наш теплоход, мы взошли на палубу и сделались героями, нас все поздравляли с благополучно закончившимся приключением. Надо было идти в каюту к полковнику - повиниться. Принял нас полковник Чернов милостиво, пожурил, похвалил, что выкрутились и пообещал по прибытии на службу посадить на ГУБУ.
Через Цымлянское Море мы плыли всю ночь. Наутро нам снова дали по пирожку, и мы прибыли куда-то, пришвартовались, высадились, построились и пошагали на ж.д. станцию. На станции, на перроне, под стеной станционного здания мы увидали большой штабель артиллерийских снарядов, сложенных как дрова в поленнице. Да, действительно , это были места ужасных боёв за Сталинград в 1942-м году. Снаряды были большого калибра, этак миллиметров 150, заржавленные.
- А они не взорвутся? - спросили мы у проходящего мимо дежурного по станции.
- А хто же их знает - может и взорвутся. Хотя вряд ли - 13 лет тут лежат, не взрываются. Военные про них знают. В металлолом их не берут.
Нас посадили в поезд, составленный из вагонов дореволюционной постройки и повезли. Приехали, высадились, построились и пошагали куда-то. Пришли в лагерь. Это была большая территория гектаров на 10, обнесённая невысоким забором, внутри которой были казармы, столовая с кухней, склад, арсенал, административное помещение,ГУБА, плац и беседка со столом и скамейками. Нас расселили в 3 казармы, к каждой казарме подъзжал грузовик, и худенький старшина выдавал военную форму и сапоги, ничего не спрашивая - он ориентировался не рост и телосложение очередного. Мне, Вадиму Овчарову, Лёвке Русакову и Сёме Евзовичеву ничего по размеру не было. Нас сначала подержали в беседке, а потом пришёл полковник Чернов и распорядился отправить меня на ГУБУ, остальных увели в каптёрку - там они сидели в трусах и в майках 2 дня, а я эти 2 дня тоже в трусах сидел на ГУБЕ. Мне солат-часовой дал одеяло и какие-то ботинки, оказавшиеся даже большего размара и сказал, что там в палатке, если в песке покопаться, можно найти махорку, газетку и спички - это ГУБешники прячут. А Соцкий почему-то остался ненаказанный.
Всё образовалось: надел я всё, что положено, по размеру, встал правофланговым, научили нас скатывать шинель в скатку, выдали винтовку со штыком и две обоймы хоостых патронов, ходили мы строем по плацу и пели песни, были у нас два запевалы: Петя Якушев и Петя Журавцов. Моисей Вартбаронов никак не мог научиться катать шинельную скатку, он её переделывал почти ежедневно - ничего не получалось, а потом ребята ему скатку скатали. Кормились мы в столовой. Некоторые ребята сразу забрезговали, не могли прикасаться к мискам и ложкам, которые никогда основательно не вымывались и были покрыты слоем жира. Да так забрезговали, что ничего не ели кроме утреннего чая и вынуждены были что-нибудь покупать в магазинчике, который был здесь на территории лагеря. Я ел с аппетитом и с удовольствием, иногда съедал порцию Толи Ерёменко, но всегда отдавал ему свой сахар к чаю. Жили мы в казармах с двухэтажными нарами. Я спал на втором этаже. Здесь же в казарме находилась пирамида с оружием, а патроны были в подсумках, но некоторые ребята патроны держали в карманах гимнастёрки, а в подсумке держали махорку с бумагой и спичками. Выдали нам алюминиевые фляжки в тряпочных чехлах, мы налили в них воды, заткнули деревянными пробками и кто хотел, мог в походе из фляжки глотнуть. А я за 42 дня фляжку ни разу не открыл, а по окончании лагерей ототкнул, и вылил завонявшуюся воду - её там мало осталось, она через деревянную пробку испарилась.
Во главе всей роты был полковник Чернов, над взводами поставили местных офицеров, были эти офицеры старенькие и замухрыженные. У нас тоже был командир, старший лейтенант Евсеев. Он был маленького роста и возрастом лет к 50-ти. С командирами взводов нам повезло: были они добрые, бегать не хотели, в походе часто останавливались на отдых. К нам они относились лойяльно. А помощниками командиров взводов назначены были наши ребята, которые уже служили. Нашему взводу достался Коля Лисин, старослужащий, хороший парень.
Распорядок дня был такой: подъём ( дежурный орёт: "Рота, подъё-о-ом!") в 6 утра, пробежка, физзарядка, умывание, строем на завтрак и или поход , или занятия по программе наших полковников, часа в 3 обед, чистка оружия, если стреляли (я не стрелял, чтобы не чистить, а патроны отдавал Толе Ерёменко - он любил стрелять) и свободное время, в 10 отбой - спать ложились. Парни долго галдели и куролесили, а я засыпал сразу и на правом боку спал до утра.
Особенно донимала нас газовая практика и её руководитель полковник Ажажа - интересная фамилия, правда? Начал он нас приучать ходить и бегать в противогазах. Дышать в противогазе было трудно, но я терпел. А многие, да почти все, парни повынимали клапана из противогазов и дышали свободно. Однажды нас загнали в какую-то балку и разрешили присесть, прилечь и отдыхать. Я сразу предположил, что это какой-то подвох. Что-то стало меня сбоку подогревать - я обернулся и увидел струйку дыма, идущую из травы рядом со мной. Вот оно что! Газы!
- Газы-ы-ы!! - заорал я и быстро надел свой противогаз. Балка быстро наполнялась дымом, началась суматоха, парни вскакивали куда-то бежали, спотыкались, падали, некоторых рвало. Клапана, которые парни хранили, сразу не вставлялись, а некоторые их вообще потеряли. Я в своём протвогазе чувствовал себя отлично. Я видел как Жора Литвинов брёл среди лежащих тел, закрыв глаза и дыша непосредственно через коробку - он догадался отвернуть коробку от маски и дышал через неё. Многие так и сделали - нас этому учил тот же Ажажа. В балке уже ничего не было видно, несколько человек выбежали из балки наверх на свежий ветерок. После этой газовой атаки мы построились на краю балки и Лисин, пресчитав всех, доложил старшему лейтенанту:
- Взвод весь построился, нету только курсанта Зарубы.
Ст. Лейтенант немедленно отреагировал:
- Левофланговый! Надеть противогаз, спуститься в балку и найти курсанта Зарубу.
Левофланговый побежал выполнять приказание, но вдруг остановился, приложил лодонь к пилотке и отрапортовал:
- Я курсант Заруба!
Взвод грохнул хохотом, а ст. лейтенант очумело развёл руками. Заруба встал на свой левый фланг, Лисин снова всех пересчитал и доложил:
- Все построились, нету только курсанта Прокоповича!
- Пересчитайте ещё раз! - засомневался командир.
Пересчитали - нет Прокоповича. Последовала команда:
- Весь взвод в балку - найти курсанта Прокоповича!
Пошли искать. Колю Прокоповича нашли спящим в противогазе под маленьким кустиком.
В другой раз на походе неожиданно из придорожных кустов в нас полетели дымовые шашки и слезоточивые гранаты. Шашки дымились, а гранаты взрывались, разбрасывая белую крупу, которая тут же превращалась в белый пар. Снова все кашляли и плакали. А потом стали хватать шашки и гранаты и швырять их в те самые кусты, из кустов в разные стороны побежали, как тараканы, солдаты взвода химзащиты - это Ажажа их туда посадил и заставил нас атаковать.
Мы сильно сердились на полковника Ажажу - он и на военного-то мало походил: вроде на толстого повара по ошибке натянули офицерский мундир. Мы сочинили про него песню и однажды спели её во время вечерней маршировки на плацу:
Мы на лавочке сидели,
Во все стороны глядели,
Прибегает Ажажа,
Весь от ярости дрожа.
Ажажа, Ажажа - а! Эх!!
Ажажа зашёл в казарму,
Потерял сознание:
Оказалось в той казарме
Газоиспускание.
Ажажа, Ажажа-а! Эх!!
Лицевая часто пробита,
Трубка к чорту перебита,
Засувай коробку в рот,
В .... грёбаный народ!
Ажажа, Ажажа-а! Эх!!
За эту песню нас заставили ходить по плацу лишних полчаса, а Петю Якушева, т.е. запевалу, посадили на ГУБУ, а полковники, отдыхая в беседке вечером, трунили над Ажажой и хохотали.
Наша жизнь в лагерях настолько отличалась от жизни в институте, что её можно назвать экстремальной. И в этой экстремальности проявлялись качества всех участников в другом свете, о котором и подумать в институте было невозможно. Многие проявили себя с неожиданной стороны.
Стали мы замечать, что во время обеда стало нехватать хлеба. Сидим за столом, хлебаем щи или рассольник, возьмём по куску хлеба, может и по второму достанется, а по третьему - и не говори! Стало нехватать хлеба. Однажды, когда вышли из столовой, помкомвзвода Коля Лисин схватил Мишку Бакшина за карман и провозгласил:
- Вот он наш хлеб, у Мишки в кармане!
Да, действительно, Мишка Бакшин во время обеда наталкивал общий хлеб себе в карманы, а потом потихоньку где-нибудь его съедал. Жора заставил Мишку вытащить из карманов весь хлеб и съесть его перед строем. Мишка поел немного, а больше не смог.
В другой раз нас направляли по программе на какие-то строительные работы, и для этого надо было всем вооружиться лопатами. Стояли мы строем перед каптёркой, командир послал в каптёрку за лопатами несколько человек, и меня в том числе. Я обернулся и дал свою винтовку Мишке подержать, пока я в каптёрку сбегаю. Мишке надоело мою винтовку держать, и он прислонил её к скатке впереди стоящего Сёмы Евзовича. Сёма этого не почувствовал, шевельнулся и винтовка упала на пыльный плац. Это сразу увидел ст.лейтенант:
- Вам, Евзович, товарищ доверил подержать его винтовку, а вы бросили её в пыль - такой-сякой нехороший товарищ Евзович! На ГУБУ пойдёте!
А Сёма ни сном ни духом не знал, почему вдруг моя винтовка валяется на полу и почему он в этом виноват. Парни говорили Мишке, что это он должен признать сою вину, но тот, посмеиваясь, как-то отговаривался. Сёма отсидел сутки на ГУБЕ. Потом, когда мы занимались на железнодорожном полотне ( опять же по программе) пробиванием дыро- стрелами отверстий в шейке ресьса, а Сёма с ГУБЫ вернулся, Мишка стал язвить по отношению к нему и насмехаться, увалень, тихоня и молчун, толстяк и силач Сёма так звезданул его по уху, что тот брякнулся в бурьян и заныл жалобно. Никто Мишку не пожалел.
А ещё один раз дело было так.
Снова на каких-то учениях помкомвзвода послал нас троих принести во-он то бревно - Мишку, Митю и меня. Я, как самй рослый, взялся за комель, Митя как самый небольшой - за тонкую часть, а Мишка как самый хитрый, устроился посередине. Понесли. Мишка нисколько не нёс, он демонстративно присел, шёл на полусогнутых и припевал: "Ой тушки мои, да тритатушки мои!" Я надрывался-нёс это бревно, в глазах моих потемнело, спина отваливалась, я уже готов был падать, но надо было как-то это проклятое бревно дотащить. Дотащили, сбросили, я едва стоял на ногах. А Мишка всё припевал. Он не предполагал, как эта шутка для него обернётся. К нему подошли два паренька - энергетика, они всё видели и отвели его за штабель шпал: "Ну-ко, Мишка, иди сюда." Лёня Родько резко врезал Мишке в подбородок, Мишка слетел с ног. Юра Блохинцев пнул Мишку два раза в живот, а когда тот попытался встать и поднялся на четвереньки, дал ему напоследок сапогом под зад. Такой был у нас Мишка Бакшин. А в институте он учился хорошо, был весёлый и немного озорной, был он стиляга.
А тот самый Сёма Евзович, котолый толстяк, тихоня и молчун, который дал оплеуху Мишке (этого от Сёмы никто не ожидал) оказывается не знал элементарного - он не знал, что, чтобы оружие стрельнуло, надо нажать на спусковой крючёк. Это все пацаны знают. На стрельбище ( стреляли из питолета ТТ) Сёма нажимал на скобу, сжимал рукоятку пистолета так, что из него аж вода капала - а пистолет не стрелял . Откуда-то появился полковник Шумский. Он хотел, наверное, поприсутствовать на этом важном для будущих офицеров занятии. Он подошёл к Сёме и спросил, что за проблема.
- Не стреляет! - взмолился Сёма, уставив ствол пистолета полковнику у живот. - Вот смотрите - жму, а он не стреляет.
Полковник бросился от Сёмы в сторону, а Сёма снова повёл стволом за ним и доказывал, что пистолет неисправный и поэтому не стреляет.
- Уберите вы этого идиота! - кричал Шумский. - Заберите у него пистолет! Он тут всех перестреляет!
Ст. лейтенант Евсеев спокойно подошёл к Сёме, взял у него пистолет и показал, куда надо нажать, чтобы пистолет стрельнул. Сёма стрельнул и все три раза попал. Я, например, ни разу не попал.
Даже странно и удивительно, как это за 42 дня может произойти столько хохм , казусов и серьёзных событий. Все вспомнить невозможно, но некоторые, наиболее яркие в памяти запечатлились, и не сердись, дорогой читатель - я о них Вам расскажу.
Несомненно у наших полковников была программа нашей воинской практики и всяческие мысли по её ис полнению. Много чего они напридумывали. Так вот - однажды ночью дежурный по казарме заорал благим матом:
- Ро-ота, па-а- дъё- о- о- ом!!!
"Да чтоб ты пропал!" - мелькнуло в полуторо сотнях молодых голов. Но делать было нечего: подъём так подъём - вставай, одевайся, обувайся и - строиться!
- Р-р-р-няйсь! (Это означало "ровняйсь). Хр- р-но-о-о! (это значит "смирно"). Правое плечо вперёд! Прямо! Шире ша-аг! Шире шаг! За-а-пе-ва-а-ай! - " Вот те и на - разбудили, подняли, а теперь - "запевай!" Деваться некуда, служба есть служба:
- Аты-баты шли солдаты,
Аты-баты на базар,
Аты-баты что купили?
Аты-баты самовар.
Солдаты!
В путь! В путь! В путь!!
А для тебя родная, есть почта полевая! Пускай труба зовёт!
Солдаты!
В поход!
Голоса хриплые, удали в голосах не чувствуется --
- О-отставить песню! Шире шаг! Бего-о-ом - марш!
" Ну, т-твою мать" - промелькнуло в наших головах. Побежали. Бежим. Я бегу легко, в своё удовольствие. Я в голове колонны, со мной в голове колонны Лёвка Русанков - баскетбол, Вадим Овчаров-волейбол, Сёма Евзович -просто высокий парень.Вся поднимаемая нашими сапогами пыль - сзади колонны, Митя Соцкий там - он росточка-то не особенного. Только тут я разглядел, что все команды нам отдавал молодой лейтенант, невысокий, широкоплечий, худощавый, с узким мальчишеским лицом. Он легко бежал рядом с колонной в лёгких брезентовых сапогах. Пилотку он держал в руке. Я тоже снял пилотку. Бежим, бежим...
- Ша-а-гом! Шагаем, отдыхиваемся. - Подтяни-ись! Русаков дышит тяжело, Вадим - вроде ничего, а Сёма Евзович весь мокрый.
- Бе-е-го-ом! - побежали.
Бегом, шагом, бегом, шагом, бегом, шагом - через 2 часа мы добежали до неширокого канала. Может быть это был знаменитый канал Волга-Дон.
- Отдыхай! 15 минут отдых! Садись, ложись, отдыхай!
Сам лейтенант тоже присел в сторонке и ноги калачём сложил. Большинство курсантов разлеглись на траве у дороги, а Сёма прямо на дорогу лёг - от его пота подним сразу образовалась грязь. Оказалось, что леётенант у нас не один, а целых 4 лейтенаета. Они сели вместе и двое из них закурили. Мы тоже закурили свою махорку.
- Па-а дъё-ом! Становись! Строиться! Наша задача - преодолеть водную преграду, занять на том берегу платцдарм и приготовиться к отражению контратаки противника. Задача ясна?
"ДА УЖ КУДА ЯСНЕЕ - КОНЕЧНО ЯСНО! Только кто это среди ночи в речку-то полезет" - опять подумалось каждому.
- Первая шеренга - вперёд! "Ну гадство! - я как на грех в первой шеренге, правофланговый". Пошли. Лейтенант с нами.
- Скатки снять - будут для вас в качестве поплавков, винтовку на скатку! Вперёд!
- А у вас-то, товарищ лейтенань, скатки нет. Как же вы?
- Знать судьба моя такая!
Я плыл, огребаясь правой рукой, а левой держался за скатку, на которой лежала винтовка - всё как учили. Вода была не холодная, освежающщая - вот так бы плыть да плыть. Я почувствовал , что цепляю ногами за дно, встал - мне было по грудь. На моё удивление рядом стоял Сёма Евзович. На берегу стоял летенакнт, а около него отряхивался от воды Митя Соцкий. Больше не было никого - только мы четверо " преодолели водную преграду". Я - потому что был исполнительный и делал всё, что мне говорят, Митя потому что он был халерик, а поэтому храбрый до невозможности, лейтенант - знать судьба его была такая, а Сёма - видимо из любопытства. Из числа остальных некоторые вошли в воду по пояс, некоторые - по колено, а остальные (больше сотни) ничего не замочили, как ни надрывались лейтенанты. Мы выкрутили и вытряхнули одежду и портянки,протопали вдоль по каналу 3 километра до моста, подхватили ПАЗик, который вёз продукты на нашу кухню, приехали в часть и завалились спать. Одёжка наша высохла, мы умылись и позавтракали, а потом прибыла и вся пропылённая рота.
Снова были мы в каком-то походе, шли куда-то долго, наш старенький старший лейтенант устал, разрешил нам сесть и отдохнуть и сел отдохнуть сам. Я опёрся о землю у себя за спиной, и что-то меня жёстко кольнуло в ладонь. Я обернулся посмотреть, что это такое и увидел торчащие из травы короткие металлические усики. Что это было такое? Я сказал об этом нашему командиру, тот с трудом поднялся, подошёл, разглядел и немедленно скомандовал всем встать, отойти в сторону и построиться. Усики эти были от нажимного устройства противотанковой мины. По рации, которая висела в футляре у лейтенанта на поясе, он доложил в часть о нашей находке, через час пришли запыхавшиеся два сопёра, нас отогнали метров на 300 в сторону, посадили, и сопёры что-то стали колдовать над миной. Потом они подошли к нам, установили "адскую машинку", повернули рукоятку, и на том месте, где я сидел, поднялся чёрный столб дыма и приглушённо ахнуло. Мину взорвали.
Потом нас обучали взрывному делу- в этот раз был только наш взвод., Сначала нам дали взрывные детонатору - трубочки размером в половину попиросы и по кусочку Бикфордова шнура сантиметров до 15, показали, как надовставить шнур в детонатор и обжать плоскогубцами. Плоскогубцев на всех не было, и сержант показал нам, как можно обжать детонатор просто зубами - навкрное это было грубым нарушением установленных правил. Конец шнура торчащий, из детонатора был косо срезан и была видна коричневая серцевинка. К этой сердцевинке надо было приложить головку спички и чиркнуть коробком. Шнур задымился, зашипел, и надо было детонатор бросать подальше от себя. Ничего сложного. Кждое отделение выходидо на "огневой рубеж" - так сказал лейтенант - чиркали спичку и бросали вперёд от себя. Все бросили, у всех взорвалось, только у Гришки Князева не взорвалось - у него шнур не загорелся, и он просто так бросил детонатор. Лейтенант этого допустить не мог - он заставил Гришку повторить все монипуляции - снова ничего не взорвалось. В конце концов всё было сделано, как надо, и Гришка бросил детонатор, но не вперёд, а вверх над соящим отделением, и сам по-заячьи заорал, Мы бросились врассыпную, детонатор упал на землю, дымился и шипел, лейтенант подошёл и наступил на него сапогом. Потушил. Так Гришка и не взорвал детонатор.
А потом получилось смешней - уже со мной. Нас поставили вдоль по 10 шагов друг от друга, мы выкопаали перед собой неглубокие ямки, вдоль нашей линии прошёл старшина и каждому из мешка в ямку насыпал кружку тола. В этот тол мы должны были втавить детонатор с обжатым шнуром, приложить спичку, чиркнуь и убежать назад метров хотя бы на 50. Всё я сделал, как положено, а спичка не загоралась. И другая спичка не загоралась. Я уже видел боковым зрением, как побежали назад некоторые ребята, а всё вожкался с детонатором. Мне уже кричал старшина, чтобы я убегал, но я продолжал чиркать. Уже ахнули взрывы слева от меня, когда мой шнур задымился. Я бросился назад, но во-время сообразил, что сейчас взорвётся тол который был рядом и, отбежав десяток шагов, упал на землю. Рядом вверх взлетел взрыв. А потом и мой взорвался. Я немножко струсил.
Снова мы куда-то шли и куда-то пришли - рядом была деревушка и лесок.Сели мы отдыхать. Посидели, встали и построились. Ба-атюшки мои - у Моськи Вартбаронова нет винтовки, скатки и поясного ремня!! Что такое? В чём дело!? Вартбаронов ничего объяснить не мог кроме того, что сказал, что он отлучился в лесок "до ветру", а там бегали деревенские ребятишки....
- Может быть они взяли.... предположил растерявшийся в конец курсант Вартбаронов.
У нашего старшего лейтенанта челюсть отвисла, чуть он с ума не сошёл. Весь взвод стоял под палящим солнцем, а Вартбаронов пошёл искать свою амуницию. Мы простояли час, и вдруг приехал к нам на телеге мужик и привёз всё вартбароновское хозяйство, но теперь не было самого Вартбаронова. Простояли ещё час, пришёл из поиска Вартбаронов и скаазал, что он ничего не нашёл и мальчишек тоже не нашёл. Все мы перематерились. Снова построились и пошли. Перед нами стояла задача научиться бросать взрывпакеты. Взрывпакет это такой шарик с порохом, из которого торчит шнур, про который я уже говорил. Надо было шнур поджечь и бросить подальше вперёд. Всё мы так сделали, и лейтенант спросил, все ли взрывпакеты взорвались, и тут Вартбаронов сказал, что его взрывпакет не взорвался, т.к. он не сумел его поджечь. Сттарший лейтенант расстроился и послал Вартбаронова искать взрывпакет. Тот ничего не нашёл, но зато сказал подвернувшимся пацанам, чтобы они нашли взрывпакет, но не взрывали бы его, а принесли бы в часть. Наш командир сел на землю и заплакал. Команду принял помкомвзвода Лисин. Он распорядился теперь уже всему взводу искать в траве взрывпакет. Мы икали, искали и Вартбаронов же его и нашёл.
По плану нашей военной кафедры положено было нам в военных лагерях пройти большой курс обучения в том числе и несение службы в дозоре. Отправили нас в дозор троих: Петю Якушева, Петю Журавцова и меня. Отвёл нас сержант за лагерь, обвёл пальцем по окрестностям - "Располагайтесь". Мы расположились в ямке среднего размера, видимо воронка от авиабомбы времён войны. Рядом шла заросшая бурьяном железнодорожная ветка - какоё-то тупичёк. Мы сели в воронку, Петя достал карты и стали мы играть. А винтовки поесили на поручень тамбура подвернувшегося двухосного вагончика, стоящего ряром с воронкой. Играли мы в карты, вдруг откуда ни возьмись припыхтел паровозик 9-П, трёхколёсный, зацепил вагончик с нашими винтовками и потихоньку поехал, и наши винтовки за ним поехали. Мы вскочили - "Ай! Ой! Боже мой! Куда!?" Первым очнулся я - бросился бегом за паровозиком, метров через 100 я его догнал, вскочил в тамбур и сбросил наше оружие на землю. И сам спрыгнул. Я тогда был второразрядник в бкге на 800 и 400 метров. Отдал винтовки парням и сели мы дальше играть. Потом обратили внимание, что приближаются к нам две женщины совсем даже не старые и одетые более-менее прилично. Подходят они ближе, Петя Якушев выскакивает из воронки с винтовкой наперевес:
- Стой! Кто идёт? Ваши документы!
- Да какие там документы! - возмутилась одна. - Я жена капитана Мордюкова, а это моя сестра. Идём в часть, в магазин.
- Тут хода нет. Не положено!
- Есть тут ход - вон там в заборе дырка. Чего это нам версту обходить на КПП, мы в дырку пойдём.
- Не пойдёте вы в дырку! - возразил Петя Якушев. Вы есть у нас арестованные. Идите вон в воронку, там наш пост, будем вместе в карты играть.
Женщины с возмущениями и с руганью спустились к нам в воронку и стали с нами играть двое-на-двое. Меня в сторонку посадили с винтовкой, чтобы охранял. Потом женщины снова возмутились и стали требовать, чтобы их отпустили.
- И что вам не нравится здесь - стал объяснять Петя Якушев - сидим, играем, мы вам не грубим, не насилуем....
- Да уж лучше бы понасиловали маленько. - сказала сестра капитанши.
Все заулыбались, засмеялиь, захихикали, и женщин отпустили. Вот такой был дозор.
В нашей казарме всегда был дневальный. Дневальный - это от слова "день", но ночью тоже был дневальный, а как он назывался - да кто его знает. Пришлось ночью дежурить и мне.Порядок дежурства был такой: 2 часа дежуришь, 2 часа бодрствуешь и 2 часа спишь. Начинали дежурить после отбоя, тоесть в 10, а в 6 утра надо было кричать "подъём".Мы - трое кинули жребий, кому как начинать дежурство - выпало мне начинать со сна, это означало, что именно я буду спать в конце дежурства. Повезло! Во время моего бодрствования из кухни пришёл Боря Карасик - он учился на энергетическом факультете и был до невозможности аккуратист, а на кухне он чистил картошку за какую-то провинность. Брился он дажды в день, портянки стирал каждый день, через день стирал гимнастёрку и штаны. Был он отличный прыгун в высоту и очень прилично выполнял десятиборье. Ежедневно он писал письма своей девушке в Ростов. И ответы получал тоже ежедневно. И винтовку он чистил каждый день, даже когда в этот день не стрелял. Он был очень положительный парень. Боря принёс из кухни несколько банок консервов - рыбных и мясных. Эти банки были на кухне лишние, и Боре разрешили их взять. Боря взял и принёс, но он сомневался - а вдруг срок годности консервов вышел, и можно отравиться. Я сделал ему предложение - я одну банку сейчас съем, и, если до утра со мной ничего не случится, то банки можно будет все употребить. Боря согласился, и я с радостью съел банку свиной тушёнки. Боря смотрел на меня с чувсвом ужаса на лице. Подошло время моего второго сна, я уснул, а Боря ушёл со своими банками обратно на кухню. Утром он обнаружил, что я жив и здоров и отдал банки ребятам. А сам он не ел.
В этот день из Сталинграда, из Дома офицеров прибыла к нам в часть баскетбольная команда. Команда очень солидная, но и мы были тоже не лыком шиты: Русаков входил в сборную Ростова - они были чемпионами РСФСР, Вадим Овчаров был мастером спорта по волейболу, но тоже под 2 метра ростом, Блохинцев и Родько были вихревые парни и резурьтативно били издати, Колю Прокоповича взяли, того, что в балке под кустиком уснул во время газовой атаки, баскетболистов было много, команда собралась сильная. Сначала офицеры вышли вперёд, потом Вадим наловчился перехвадывать их передачи и забирать мячи от щита, Русаков грамотно распоряжался на площадке,Блохинцев и Родько - эта вихревая пара раз за разом проходили под кольцо и безудержно забивали. Мы выиграли. Потом был обед, а после обеда ещё игра. Снова мы выиграли. Наши полковники болели за нас, а Чернов в пальцы свистел. Вечером с солдатами играли в футбол, друзья мои Соцкий и Люблинский тоже играли. И Люблинский при всей своей многопудовости оказался очень подвижным и забил 3 гола, и вообще мы у них выиграло на ноль.
Посадили нас в машины и отвезли ближе к Сталинграду в другой лагерь. Здесь мы жили в палатках, а питались на бугорке, что был рядом с палатками. На завтрак нам выдавали по огромной селёлке - "каспийский залом". Селёдки были огромные, толстые и жирные. Толя Ерёмин сразу отказался от такой селёдки и отдавал её мне, а я отдавал ему свой хлеб и сахар к чаю. После селёдки всем хотелось пить, а мне не хотелось, все пили из фляжек, которые наполняли из-под крана, а я не пил. Положено было нам поупражняться в искусстве окапывания, и заставили нас выкопать траншею. Поставили нас по фронту шагов через 10 друг от друга и сказали копать в полный профиль, т.е. по грудь. Так получилось, что я выкопал быстрее всех - некоторые и по колено не выкопали. А мне лейтенант сказал, что вот здесь недалеко есть небольшой пруд, и там можно искупаться. Я нашёл этот пруд, он был рядом с какоё-то усадьбой в саду. Я отлично поплавал, а когда одевался, ко мне подошла женщина и дала полный тазик огурцов и поллитровую банку вишни. Вишню я всю съел, а с огурцами вернулся к траншее. Парни сразу огурцы расхватали, а тазик я отнёс и оставил в садике.
Напоследок ещё полковники заставили нас заниматься строительством - строили мы трубу, которая должна была пропускать маленькую речку под желеснодорожное полотно. Труба была железобетонная квадратного сечения приблизительно 20 метров по ширине и метров 5 по высоте. Нам предстояло уложить водонепроницаемый слой из глины толщиной 20 сантиметров. Технология была идиотская: в 100 метрах от трубы самосвалы высыпали глину, рядом был колодец с глубинным насосом. Мы должны были месить глину до определённой консистенции, носить её носилками на поверхность трубы, вываливать, растаптывать и разравнивать до нужного размера. Первым очнулся я - "Да что это за дурость такая! Чего это таскать глину чорт-те откуда, если можно самосвалами завозить прямо на трубу, а здесь разравнивать, поливать водой и топтать". Так мы и начали делать. И так работали до обеда и много чего наработали, пока какой-то майор-строитель не обнаружил наше новшество. Он сразу разорался :
- Кто это такое придумал!!
Я почему-то сказал, что это я придумал.
- А вы знаете, что эта технология разработана подполковником Поляковым и утверждена Министерством?!
- Неи, мы не знали. А он что - был военный?
- Кто?
- Подполковник Поляков.
- А как же! Он же подполковник!
- Ну тогда понятно. - вырвалось у меня.
- Что вам понятно?
- Что технология такая дурная.
- Что же по-вашему подполковник Поляков дурак что ли?
- Я этого не говорил. Это вы сказали.
Майор ушёл. Прибежал солдат и сказал, что меня вызывает полковник Божанов. Я быстро вымыл ноги, надел сапоги, нашёл свою пилотку, надел и прямо в трусах побежал к полковнику. Там были все наши полковники, майор-строитель и ещё какие-то офицеры. Я подбежал, щёлкнул коблуками отдал честь и доложил, что "курсант Поличенко по вашему приказанию прибыл"! Полковник Божанов чуточку ухмыльнулся - у меня чуть-чуть отлегло.
- Так что, курсант Поличенко, все военные - дураки?
- Никак нет - не все!
- Но встречаются?
- Бывает....
- На ГУБУ на Волгу - 20 суток! - у Божанова снова в ухмылке скривился рот.
ГУБА на Волге представляла собой слелующее: в полукилометре от берега на якоре стояла баржа, обнесённая по периметру колючей проволокой посередине баржи стояла 4- местная палатка и - всё. Под палящим солнцем днём и на холодном ветру ночью узникам предстояло коротать время до освобождения пока не выйдет срок.
На губу меня не отправил,сказали, что по окончании лагерей отправят, но и потом не отправили - не имели права сажать на эту губу курсантов, которые были почти уже офицеры. Я был спокоен. А когда в зимнюю сессию я сдал гос. кзамен по СПЕЦ -5 на "отлично", Божанов снова спросил меня все ли военные дураки, и я снова сказал, что нет не все.
Подошло время и срок нашей службы закончился. Мне в общем-то понравилось, но не сильно. Когда ехали в Ростов в поезде какой-то сволочь заорал "подъём" - я чуть с ума от ужаса не сошёл. Шутнику набили морду. А когда в институте во время танцев перед общежитием какой-то сволочь взорвал взрывпакет, ему тоже набили морду.