- Ро-ота-а-а!! На выход! Строиться! Ста-анови-ись!! - Пропел петушинный голос Витьки Цырюльника - дежурного по роте в это хмурое мартовское утро. Витька забегал во дворы и хаты, где расположилась первая рота 620-го полка и продолжал кричать своё "рота становись". Такого раньше вроде бы не было, и юнкера, недоумевая и чертыхаясь, выбегали неумытые и недобритые, набросив шинели внапашку, на хуторскую улицу и строились "по ранжиру".
- Плохо, господа! Подзаспались вы тут у хуторянок под боком! 12 минут на сборы и - новое построение, оружие не брать! Р-разойдись! - Капитан Зорин, розовощёкий, выбритый, наверняка пахнущий французским одеколоном и, конечно, коньяком, разрешительно махнул рукой с зажатыми в ней лайковыми перчатками. На капитана Зорина не сердились - он был хоть и командир роты, хоть и поорать любил, но юнекра его любили за незлобливость, за храбрость и за то, что он был "в доску свой". Когда в прошлом году летом Зорина ранило, и на его место временно был поставлен поручик Хорьх, все озлобились, стали ругаться по пустякам между собой, а командира за глаза называли "хорьком". Витька Цырюльник даже (по ошибке) обратился к нему не "господин поручик", а "господин Хорь". Хоть и был этот поручик далеко не трус и службу знал исправно, но не любили его и старались надерзить.
Юнкер Андрей Сахаров автоматически набросил гимнастёрку, надел шинель (нащупал в корманах перчатки), поискал фуражку - нашёл, вышел на улицу и занял своё место в строю - при его росте это было место правофлангового. А на месте левофлангового уже стоял его друг ещё по Новочеркасскому офицерскому училищу Коля Погиба - он недавно был произведён в прапорщики и даже нарисовал себе на шинели и на гимнастёрке химическим карандашём новые погоны. После двух стирок погоны с гимнастёрки смылись, и вместо них на плечах и рукавах были синие потёки. После осенних боёв и потерь роту пополнили кубанскими пластунами до полного состава. Пополнили три недели назад, и по этому было видно, что предстоит что-то такое особенное. . Пластунов было полный взвод, и стояли они отдельной шеренгой. По внешнему виду пластуны резко отличались от щеголеватых даже после 2-х лет боёв и походов юнкеров - на голове у них были не фуражки, а шапки-кубанки, шинели были смятые и грязные, на винтовках не было штыков, у многих были кавказские кинжалы. В течение последней недели капитан Зорин кое-как заставил пластунов побриться и потребовал впредь быть бритыми. Юнкера быстренько поделились с пластунами бритвенными принадлежностями.
Капитан прошёлся перед строем, похрустывая по остаткам снега своими хромовыми сапогами (вроде и не на войне всё это было).
- Господа! Двум ротам нашего полка приказано построить переправу через Кубань и охранять до полного прохода через неё всех 3-х дивизий нашей Дроздовской армии. Вторая рота и сопёры уже в пути, они вышли 2 часа назад - вам дали немного поспать. Выходим через час, идём обозом по 5 человек на подводе, сами назначте старших, пулемёты забираем все, полк остаётся без пелемётов, с нами идёт артилерийский дивизион - два орудия. Сейчас - привести ранцы в походное состояние, патроны - боевой комплект, обувь - в порядок, завтрак - по расписанию. Третий взвод - обеспечить подводы, пулемётчики - погрузить пулемёты. (третий взвод это были пластуны) Вопросы? Никаких вопросов! Разойдись!!
Строй немедленно рассыпался.
Ранец (это был обычный солдатский вещмешок) собирался быстро - бритвенный прибор, сухие портянки, чистая рубаха и чистые кальсоны, запасная гимнастёрка, сухой паёк (полбулки ржаного хлеба, 200 граммов свиного сала, упаковка с сахаром), и 8 обойм винтовочных патронов (9-я в магазине винтовки). Андрей повертел в руках свой наградной (за бой под Тихорецкой) наган-самовзвод и после короткого раздумья сунул его в карман шинели. В бою под Тихорецкой летом позапрошлого года Андрей в штыковой схватке заколол двоих: пожилого усатого комиссара и солдата с красным бантом на груди. Комиссару штык попал,видимо в сердце - под левую руку сквозь хромовую офицерскую куртку, а солдат бессмысленно размахивал перед собой штыком, и Андрей выбрав мгновение длинным выпадом, как на плацу, ткнул его под грудь - гимнастёрка только чуть-чуть закраснелась возле дырочки. Приходилось Андрею и ещё неоднократно убивать: он стрелял по атакующей коннице , выцеливал, лёжа в окопе фигурки перебегающих атакующих матросов и видел, как они, взмахнув руками, валились навзнич и ничком. В расстрелах пленных Андрей не участвовал ни разу - противно было стрелять в раздетого и обезумевшего от страха человека. Расстрел - дело было добровольное.
Обоз 1-ой роты растянулся на добрые полверсты. Было начало марта, днём хорошо подтаивало, ночью подмораживало, и утром под сапогами похрустывал хрупкий ледок. В бричках сидели и лежали молодые, здоровые, розовощокие парни в обнимку со своими винтовками, подложив под головы тощенькие "ранцы". За кучера сидел казак пластунского взвода.
- А что, ваше благородие, не противно вместе с нами в одном окопе валяться? - обратился к Андрею черноусый казак-кучер с некоторой наглинкой в зелёных глазах.
- Что ж тут противного - за одно дело дерёмся.
- Это ж за какое дело вы, юнкера, дерётесь? Да дерётесь-то здорово!
- За Единую и Неделимую.
- И все так - за неё матушку сражаетесь?
- А то как же?! Все! А вы, господтн казак, за что воюете?
- Ну уж прямо-таки: "господин казак" - не привыкши мы к такому званию. Степаном меня кличут. А за что такое я воюю? Так за дом свой, за жинку та за диток своих. Спасаю их от большевиков та от красных - больно лютуют они. Насмотрелся я. Так, значитца, из буржуёв вы будете?
- Андреем меня зовут. Ни из каких я не из буржуёв - отец мой - учитель музыки, а мать английский и французский языки в гимназии преподавала. Обыкновенный трудовой народ.
- А всё ж таки есть вы из благородных!
- Да уж лаптем сопли не ватирали - это точно.
- А приходилось Вам, господин... не знаю какое Ваше звание.... ефрейтор? Ладно, пусть так. Так вот не приходилось ли вам, господин ефрейтор, убивать простого, неграмотного человека?
- Я у них образование не спрашивал. Конечно приходилось - война!
- А душа не саднит?
- Нет, не саднит! Слушай, Степан, отстань со своими дурацкими вопросами. Надоел....
- Вот и поговорить Вы со мной не захотели. Ладно - не надо...
Ехали молча.
Разговор со Степаном разворошил в голове Андрея воспоминания о родителях, о сёстрах, об их доме на окраине Новочеркасска, о гимназии, об училище, о Лидочке Заволокиной. Дом Сахаровых был большой и по местным понятиям необычный: он был построен в 3-х уровнях, будто бы 3-этажный, с балконом, с просторным жилым подвалом , за домом было полторы десятины фруктового сада. Эту усадьбу 40 лет назад построил дед Андрея Сахаров Фрол Васильевич, отставной генерал-поручик, участник Туркестанского похода генерала Скобелева. Он считал, что такой дом в годину лихолетья можно будет выгодно продать, и это может обеспечить владельцам безбедную жизнь. Так и сделал отец Андрея преподаватель музыкальной школы Сахаров Владимир Фролович - дом продали богатому рыботорговцу Анкудинову, на всю сумму купили у ювелира некоторые товары (тот срочно ликвидировал своё предприятие), добавили к ним то, что изредка надевала на себя мать Андрея Анна Николаевна Сахарова (урождённая Анна Будберг) - и на эти средства семья собиралась худо-бедно обосноваться где-нибудь во Франции.
Мать слёзно уговаривала Андрея уйти из училища и уехать вместе с семьёй. Отец ещё летом предрекал, что к власти придут большевики, что будет Гражданская война, что большевики обязательно победят и что это будет катастрофой для России, и Андоею следует не ввязываться в бесполезную и кровавую свалку. Андрей склонялся к мысли об отъезде, но, когда прочёл большевистские прокломации, когда представил, что во главе городской думы Ростова будет стоять их садовник Никифор, а наказным атаманом Войска Донского поставят какого-нибудь урядника, он записался в "летучий отряд" штабс-капитана Чернецова и стал жить в казарме вместе с кадровыми офицерами. Он стал свидетелем и участником истоков формирования Добровольческой Армии.
Андрей Сахаров был добросовестным и дисциплинированным юнкером, он впитал в себя все добродетели, которые прививали офицерские училища своим питомцам: приличное знание французского и английского языков, безукоризненное знание военной истории России, как цирковой гимнаст он выделывал гимнастические фортели, выжимал 2-пудовку несколько раз, отлично стрелял и владел штыковым боем. Ему было присвоено звание ефрейтора. Кроме того Андрей проявил себя и в "самообразовании": они с Колькой Погибой похаживали по вечерам на ферму, что была в 2-х верстах за городом - там оставались ночевать молодые казачки из соседних хуторов. Приобретя кое-какой опыт, Андрей обратил внимание на дочку садовника Никифора Веру, которая работала по дому и помогала отцу в саду. Вера была "жалмеркой", т.е. муж её Петро был на срочной и воевал где-то в Польше.
С Лидочкой Заволокиной Андрей познокомился в прошлом году на новогоднем балу. Они стали встречаться, Андрей провожал её, церемонно держа за пальчики. Потом они стали целоваться, а потом однажды (уже весной) во время страстных поцелуев Лидочка прижалась к нему всем телом и застонала:
- Ну что же ты!! Ну давай! Давай сейчас! Давай вот здесь!!
Всё это произошло "прямо вот здесь". Они пошли домой. Лидочка щебетала о своей новой классной даме: какая она старая и глупая и наверняка старая дева, а Андрей чувствовал себя опустошённым, обманутым и обгаженным. Они встречались всё реже, а потом Лидочка уехала с родителями во Францию. Сейчас о Лидочке думать не хотелось.
Степан причмокивал на лошадь, и она бодро бежала лёгкой трусцой, колёса брички повизгивали и попискивали по обледеневшей дороге, вокруг была заснеженная степь, видны были большие проталины. За 2 года войны Андрей разобрался в её стратегии: армии Юга России шли на север, имея общее направление на Москву, отклоняясь на восток к Царицыну и на запад - на Украину. Доброволческая Армия была в центре, она заняла Орёл и подходила к Туле. Но чувствовался надрыв во всех армейских операциях. Сопротивление красных возрастало с каждым новым населённым пунктом, с каждым километром пройденного пути. Их контратаки были более осмысленные, это уже не были толпы красногвардейцев и матросов, которые разбегались после любого штыкового удара добровольцев, они умели окопаться, правильно расставляли пулемёты, вовремя применяли конницу и самое главное: их было вдвое и втрое больше белых. Белые армии истекали кровью: в тылу оставались госпитали заполненные больными и раненными, Донская армия, выйдя за пределы своей области, утратила наступательный порыв, в ней участились митинги и дезертирство, казаки занимались грабежом и расстрелами пленных. На левом фланге фронта кубанцы под командой молодого генерала Шкуро взяли Воронеж , но не смогли его удержать, армия ввязалась в изнурительные бои с бандами Махно и других "самостийных" атаманов. После сдачи Воронежа фронт покатился назад к Ростову, отдали Ростов и Новочеркасск и, отдавая после кровопролитных боёв станции и станицы вдоль железной дороги, медленно отступали на Екатеринодар и Новороссийск.
Сейчас Андрей отчётливо представлял себе, как трудно было командующему снять с фронта 2 роты лучших бойцов и, приказав им защитить переправу, практически подвергнуть их уничтожению. Это понимал Андрей, это понимал Колька Погиба и даже шалопай Витька Цырюльник это понимал, и все другие это понимали, но не было у этих ребят уныния и чувства обречённости - они были молоды, здоровы, закалены в боях и походах, почти все были награждены орденами и медалями. Андрей, Колька Погиба и Серёга Брузжак были награждены Георгиевскими Крестами за ночной приск, когда они прйдя в тыл красных с двумя ручными пулемётами и с ящиком пулемётных дисков, встретили отступающих красных из засады шквальным огнём, чем обеспечили полный разгром и истребление полка красных курсантов. Серёжка Брузжак во время этой вылазки погиб - пуля разбила ключицу, и он умер от болевого шока. Крестом он был награждён посмертно. Серёжку похоронили не в братской могиле, а отдельно.
К полудню въехали в хктор Топки, куда уже притопала 2-я рота. После короткого отдыха, и наскоро закусив, 1-я рота вышла из хутора маршем, а 2-я, заняв место в подводах, через 2 часа на отдохнувших лошадях двинулась следом.
В станицу Мигулинскую обе роты прибыли практически одновременно.
- Ро-ота-а!! Подъём! 40 минут на сборы! В поход!!
Снова перед строем мягкой кошачьей походкой пошествовал Капитан Зорин (вчера он весь день провёл в седле).
- Всё в порядке, господа! Вчерешний марш вы провели на "отлично". К вечеру будем в станице Орловской, после завтра будем готовить оборону. Вопросы? Вопросов нет! Напра-во! Шаг-ом----арш!
Сразу за околицей станицы роту стали догонять вчерашние подводы, и юнкера рассаживались в них снова по 5 человек. Подъехал Степан, и Андрей, Колька и остальные вчерашние ребята завлились в мягкое, пахучее сено.
Степан ехал задумчивый и угрюмый, молчал. Затем повернулся и заговорил, ни к кому не обращаясь.
- А ведь побьют нас! Как пить дать - побьют. Так шмякнут, что потечёт с нас мокрая жижа! Как думаете, господа офицеры?
\- За такие разговоры я прямо сейчас тебя расстреляю! - откликнулся Игорь Недошкуло.
- Застрелить - это можно. Мы воинскую дисциплину понимаем. А всё ж - таки не правое наше дело. Почему же Россия против нас? Какая ни на есть она Советская власть, а ить стоит она два с лишним года, и хто идёт супротив власти, тот и есть натуральный бандит. Значит, бандиты мы с вами, господа хорошие. Как думаете?
Андрей начал злиться.
- Вчера ты, Степан, другое говорил - говорил, что семью свою от большевиков спасти хочешь.
- То вчера было. Ночевали мы с хуторянами, говорили про всё и поняли, что зряшная эта война, не для народа она, хозяйству нашему от неё один вред.
- И не боишся ты разговор такой со мной заводить?
- А што тут страшного? Што ты, господин офицер, мне изделать могёшь? Убить? А за што?
- Ведь товарищи твои, с которыми ты вчера говорил, не думали, что ты такой трепач и разболтаешь все ваши мысли.
- А мысли это ить не дела. Раз связались мы с вами, с беляками, значиться судьба наша такая, значиться помирать вместе будем. А не охота помирать-то.
-Ты-то сам откуда будешь? Где скмья твоя?
- Под Новороссийском. Станица Троицкая. Кулешёв моё фамилие. Дом, скотина, жонка, дети.
- Ну и топай до своей станицы, а там видно будет. А то, вишь ты, - помирать он собрался. Поживёшь ещё.
- А я, господа, - заворочался в санях Недошкуло - пойду доложу капитану про наш разговор. -он легко выпрыгнул из саней и бодро зашагал в хвост обоза. Минут через10 раздались сигнальные револьверные выстрелы - два подряд. Обоз остановился.
Проскакал капитан Зорин.
- Стой! Строиться. Становись повзводно! - Быстро построились недоумевая - в чём тут дело?
- Кру- гом! Третий взвод - 10 шагов вперёд! Оружие - в козлы! Быстро, быстро! Оружие - в козлы! Быстро - я сказал!!
Пластуны, недоумевая, смяли строй и составили винтовки в козлы и снова построились.
- Второй и первый взводы - в ружьё!! - по команде "в ружьё" положено было дослать затвором патрон в ствол. - юнкера дружно заклацали затворами.
- Господин урядник - обратился Зорин к пожилому рыжеусому командиру
пластунов Мартынову - Я получил сведения, что пластуны сомневаются в правоте нашего дела, что им чужда идея белого движения, и они практически готовы покинуть наши ряды и по возможности перейти к нашим врагам. Я не буду производить дознание - у меня нет для этого времени, тем более, что это могла быть преступная или глупая дезинформация.
- Господа казаки, каждый день на фронте льётся русская кровь, и я считаю, что я не должен сейчас
расстрелять вас, хотя, сами понимаете, время военное и ситуация не ординарная. Сделаем так: кто продолжает поход в составе роты - занять место в строю! Кто желает уйти в свои станицы - остаться на месте!! Повторяю: мы и пальцем не тронем тех кто не хочет воевать. Между прочим многие мои товарищи по оружию осудят меня за преступную мягкотелость в боевой обстановке. Итак- кто продолжает поход - занять свои места в строю!
На месте осталось около десятка казаков, остальные вернулись в строй.
- Взять оружие! И винтовки дезертиров взять!
- Занять места на подводах! Продолжать движение! - Капитан Зорин вскочил на
коня, которого держал под уздцы его вестовой Гришка Павлов.
Юнкера быстро разбежались и разошлись по своим саням. К удивлению Андрея Степан Кулешов
уже сидел в санях и деловито разбирал вожжи.
- Что ж ты не остался, Стёпа? - с ехидцей обратился к нему Колька Погиба.
- Успеется. Вон господин ефрейтор говорит же, что до станицы надо добраться, а там поглядим.
На берег Кубани вышли к вечеру и расквартировались на западной окраине станицы Орловской.
На инцидент, произошедший в пути юнкера отреагировали по-разному: одни считали, что капитан Зорин поступил правильно - незачем лишний раз убивать безоружных русских людей, сиротить детей, разрушать хозяйство; другие говорили, что присягу никто не отменял, что честь дороже хаты и хозяйства и что они не согласны подставлять свои головы под пули во имя казацкого хозяйства.
Андрей Сахаров не был трусом и не был дураком. Он ясно представлял себе, что белые на Юге
России войну проиграли, что ни в Екатеринодаре ни,тем более, в Новороссийске добровольцы не удержатся, что донцы уже не воюют, что разойдутся по домам и кубанцы и будут править Россией большевики. Никакая заграница белым не поможет, у них у самих там демонстрации да революции. Разгромлены Колчак и Юденич, остались только махновские банды да шайки несогласных казаков - с ними красные управятся, если уж с Деникиным управились. Сейчас Андрей твёрдо знал, что остатки армии надо спасать от разгрома, на который расчитывают красные, надо переправить на левый берег Кубани госпитали, полные раненных и больных, надо спасать воинское имущество, надо дать возможность отступить армии с меньшими потерями. Армия это прежде всего люди, и их надо спасать от уничтожения. Так рассуждал Андрей, так рассуждали юнкера Дроздовского 620-го полка. Они дрались уже не за Единую и Неделимую, а за жизни и свободу этих нескольких тысяч измученных войной людей.
- Траншеи рыть в полный профиль, 3 сажени между ячейками, по 2 пулемёта на флангах,
2 пулемёта в центре. - Наведением переправы и организацией оборонительного опорного рубежа руководил полковник Сретенский, прибывший в станицу Орловскую неделю назад. Навести переправу и переправить армию надо было именно сейчас, в эти дни,т.к. приближающаяся весна должна была растопить снега в верховьях реки и сделать её мутной и бурной, подобной горному потоку, через такую реку переправляться было практически невозможно. Сейчас Кубань была неширокая.неглубокая и не быстрая. Сапёры в течение 2-х дней навели переправу, поставили на якоря деревынные пантоны и соединилм их тросами. Фронту доложили, что переправа на левый берег реки возможна и должна быть проведена в течение недели не позже.
Через 3 дня прявились первые обозы с раненными, кононада слышалась постоянно в
течение полных суток. За госпиталями покатила артилерия. Дороги уже развезло, лошади хлюпали копытами по лужам, орудия скатывались на обочины, и номера, берясь за стволы и спицы колёс вытаскивали их и ставили на дорогу. Один зарядный ящик перевернулся. Солдаты перегрузили снаряды и движение продолжалось.Теперь войска шли круглые сутки: шли офицерские роты, шли пластуны в захлюстаггых шинелях, тащили пушки, ехали походные кухни, рысила кавалерия. Войска подходили сплошным потоком, скатывались по траншее, прорытой в береговом откосе и накапливались между рекой и откосом, растекаясь вдоль реки вправо и влево. Это огромная масса войск при такой скученности не была боеспособна, при артналёте все эти войска могли быть уничтожены. Это понимали командиры и белых и красных - ожесточённые бои шли слева и справа от переправы, куда стремились прорваться большевики и куда не пускали их офицерские заградотряды. Понтонная переправа, (наплавной мост) пока выдерживала напор всё прибывающей воды, солдаты бегом перебегали на ту сторону, кавалерия должна была переправляться только шагом, причём лошадей вели в поводу. Уже свалились с моста до десятка подвод, ездовые обрезали постромки, спасая лощадей. Там внизу в входа на мост устанавливали очерёдность наиболее стойкие офичерские части. Бой шёл непосредственно на подходе к переправе. Линия окопов юнкеров подковой подходила к берегу, была 1000 шагов в длину и 500 - в глубину. Вершина дуги была обращена в сторону наступающих красных. Юнкера дежурили в траншеях по 4 часа пока остальные в это втемя находились в станице в полной готовности занять окопы по первому сигналу. В глубине оборонительной линии артилеристы оборудовали позиции для 2-х орудий. Окружить обороняющихся было невозмлжно, пройти к переправе можно было только при условии, что юнкера покинут позицию или все погибнут.
Для переправы через Кубань всех вооружённых сил Юга России было наведено 4 переправы, но
оказалось так, что только "Дроздовская" переправа действовала безукоризненно, и к полудню появились отставшие части Корниловской, и Марковской армий и растрёпанные сотни Шкуро. Хорошо, что эти части успели где-то переправить свою артилерию (а может быть просто бросили её в степи). Эти прибывшие части, отступившие, вышедшие только что из боя, были нервные, издёрганные и имели намерение немедленно переправиться на левый берег, они считали, что имеют на это право, что они это право отвоевыли. Но "дроздоацы" имели конкретный приказ: после окончательной переправы собственной армии из вновь пришедших частей первыми будут переправлены раненные, затем обозы и артилерия, потом пехота и последней будет переправляться кавалерия. Но именно кубанцы Шкуро вносили сумятицу и хаос: десятка 2 конников прорвались на мост и поскакали на ту сторону, раскачивая его и подпергая его разрушению. Офицеры заградотряда дали по ним недружный залп и обратили штыки против беснующихся кубанцев. В конце концов порядок был восстановлен. К мосту подходили всё новые части, некоторые несли на своих плечах наступающих и атакующих красных. С левого фланга юнкеров в пределах видимости приближался небольшой отряд, это были уже не отступающие, а бегущие части, через мнговение показалась конная лава красных, которые стремительно нагоняли бегущую пехоту.
- На помощь! - крикнул капитан. - Бегом! Вперёд! В штыки!
Отступающие поздно остановились, не успели построиться, дали по набегающей лаве недружный
залп, и над ними уже засверкали клинки. Юнкера подбежали во время и немедленно втесались в схватку. Андрей выстрелом в упор ссадил бравого командира, защитился винтовкой от сабельного удара и прикладом наотмаш сбросил с седла на землю молоденького "краснюка" и тут же ткнул его штыком в спину пока тот не успел встать на ноги. Передёрнул затвор и пальнул в следующего, но попал в голову лошади, всадника сразу же заколол Недошкуло.
Красные стали поворачивать коней, кто замешкался - перекололи и застрелили. Всего пехотинцы
(и юнкера в тои числе) потеряли в этой схватке около 20 человек, у юнкеров был один убитый и 6 человек с различными ранениями рук и головы. Тяжело был ранен капитан Зорин - у него была отрублена кисть правой руки. Приблизительно столько же потеряли и красные.
Вернулись в окопы. Перевязали капитана и отвели его на берег, где полковник Сретенский
обосновал себе штаб в походной палатке.
- Весьма сожалею, господин капитан! - полковник прохаживался перед палаткой. - И это на конуне основных боёв, которые предстоят вашей роте. Что будем делать? Кого-то надо
ставить командиром. Взять любого со стороны - нельзя. Чужой будет. Надо кого-то своего.
- Я бы сам хотел остаться, господин полковник. Как-нибудь справлюсь. - Зорин
едва держался на ногах.
- Нам "как-нибудь" не подходит. Вы давайте лечитесь. Рота от вас никуда не
денется. Говорите: кого ставим командовать ротой?
-Ефрейтора Сахарова, господин полковник!
- Это этого длинного верзилу? Справится? А из взводных никого не хотите?
- Нет. Не хочу. Сахаров грамотный офицер, он не мальчик - ему 22 года, меломан -
отлично играет на фортепиано, спортсмен, английским и французским владеет, стрельба, штыковой бой - всё в полном порядке, сегодня в бою очень хорошо себя показал.
"На время излечения капитана Зорина назначить командиром второй роты Дроздовского 620-го полка прапоршика Сахарова ( я своей властью поизвожу его в офицеры), зачислить на соответствующее довольствие". Прошу вас, господин поручик, доставьте этот приказ в окопы - они здесь наверху. Передайте приказ по цепи. Да осторожней там! Бой там идёт!
А наверху шёл бой. Красные хотели во что бы то ни стало захватить переправу или хотя бы выйти
к реке пока она не превратилась в мутный бурный поток. Весна в этом году была ранняя, снег уже таял вовсю. Ночами почти не подмораживало. Степь превратилась в топкое. липкое месиво, в окопах хлюпала грязь. Командиры взводов, прапорщики Чулов, Северин и урядник Мартынов приняли назначение Андрея на место икомандира роты благожелательно и, видимо, легко вздохнув, т.к. командовать ротой в предстоящих боях в их представлении было равносильно самоубийству.
Андрей Сахаров воспринял приказ как очередное испытание судьбы (Всупление в Добрармию,
отъезд родных во Францию, первое убийство человека, сегодняшний штыковой бой и вот оно - назначение командиром роты, когда ежу понятно, что остаться в живых шансы резко уменьшились): он не обрадовался, не испугался, просто панял, что теперь он отвечает за то чтобы красные здесь не прошли, чтобы по возможности максимально сберечь людей и чтобы как-то прожить эти 2-3 дня до того, как он получит приказ отступить.
Андрей собрал командиров взводов. Чулов и Северин были ровесники Андрея, только урядник Мартынов был усатый казак средних лет.
- Господа, принимаю ваши поздравления и за неимением времени тороплюсь отдать
приказания именно сейчас. Станицу, по видимому, сегодня ночью займут красные, и правый фланг - это Вы, господин прапорщик (Андрей обращался к Северину) будете под его непосредственным давлением. В связи с этим прошу вас сегодня же из станицы уйти (это я обращаюсь ко всем). Ротное имущество, паходные кухни, провиант и патроны перевести под берег. Думаю, что так же поступит и 2-я рота. Вам, господин Северин, придаётся половина взвода пластунов. Урядник Мартынов поступает в ваше распоряжение. При Вас будут 2 пулемёта. Оборудуйте для них гнёзда. Мы ещё не вступили в непосредственный контакт с противником. Видимо, это случится завтра. Сегодня надо во что бы это ни стало хорошо покормить людей, чтобы была горячая пища с мясом. Спирт выдавать только по выходу из ночного дежурства. Видимо, будут потери - назначить людей для сопровождения раненных на берег. Убитых из окопов вынимать сразу же по окончании атаки. Костры в непосредственной близости от окопов не жечь - только под берегом. Всё, господа. Да поможет нам Бог! Моё место на левом фланге для непосредственного контакта со 2-й ротой. Сейчас я уйду в штаб, представлюсь. За меня остаётся прапорщик Чулов. Вопросы?
- Есть один, господин прапорщик! - Мартынов поднял свою широкую
лодонь.
- Слушаю Вас.
- Я так соображаю - всё может случиться: может и не достанется нaм
через мост перейти - взорвут его по какому-нибудь приказу и нам не доложат и нас не спросят. Как переправляться будем? На этот случай думку такую имею: перегнать из станицы все какие ни на есть лодки и баркасы сюда к нам, прямо к мосту и вот за тем тальником спрятать, чтоба антилерией не побили. Надёжно будет, когда за спиной спасение есть. И солдатики в окопах повеселеют. Как думаете, господин прапорщик?
- Считаю мысль правильной. Спасибо, господин урядник! А поскольку инициатива наказуема - эту вашу идею пручаю исполнить Вам же.
- Слушаюсь!
Взяв винтовку на ремень, Андрей быстрым шагом направился к берегу. Сейчас он увидел и понял, насколько умно и правильно было выбрано место для переправы - пляж и мост находились в мёртвом пространстве и были недоступны для огня противника. Только преодолев линию окопов и выйдя непосредственно на "кручу", можно было прицельно обстреливать пляж и мост. Мост можно было обстрелять из орудий с флангов, если там красные смогут выйти на "кручу" и установить орудия.
- Ну этого-то, господа, мы вам не позволим.... - пробормотал Андрей.
- Здравия желаю, господин полковник! Посчитал необходимым явиться к Вам
лично.
К командованию ротой приступил, в роте 3 взвода - 142 человека, 6 пулемётов, провиантом и патронами обеспечены. Имею к Вам вопросы, господин полковник!
- Слушаю, вас, господин прапорщик! - полковник Сретенский с любопытством
рассматривал высокого ладного офицера в захлюстанной грязью шинели с юнкерскими ефрейторскими погонами - у меня к Вам тоже будут замечания. Слушаю Вас.
- Подготовлена ли переправа к взрыву? Кто отдаст приказ взорвать переправу?
- Переправа к взрыву готова. Приказ отдам я. Ещё вопросы?
- Каковы будут действия армии не левом берегу?
- Не надо быть особенным стратегом, чтобы понимать, что самое розумное это
продолжать наше отступление вдоль Кубани до станицы Воздвижкнская на линию Воздвиженская -
- Псыж - Алибердуко. Что решат в верхах - не знаю, но думаю, что через месяц мы с Вами будем в Екатеринодаре. Всё? Нет больше вопросов?
- Нет вопросов.
- А у меня к Вам есть - пройдите сейчас к моему коптенармусу (нриказ о Вашем
назначении у него есть) - он выдаст Вам командирскую форму с соответствующими погонами и оружие. Желаю удачи. Там наверху без ваших 2-х рот нет никого. Я с моим штабом остаюсь здесь.
Коптенармус, пожилой фельдфебель, сам прикрепил прапорщицкие погоны к хромовой куртке,
вынул из какого-то загашника одну портупею с кабурой. Вложил в неё новенький револьвер и вторую портупею с шашкой.
- Вот фуражки офицерской у меня нет, придётся Вам свою донашивать. А шашку
Вы возьмите, возьмите - во-первых по форме положено, во-вторых будет что сыну подарить. Благослави Вас Бог!
По дороге обратно Андрей увидел десяток своих юнкеров, которые уже покинули станицу и
сейчас натягивали под обрывом берега 4 брезентовые палатки, в которых предстояло коротать время между атаками красных.
На линии окопов было неспокойно - в пределах видимости видны были конные массы
противника, которые, видимо собирались атаковать. Андрей прошёл в окопы 2-й роты. Чтобы представиться своему соседу капитану Бехтереву.
- Поздравляю! - Бехтерев, невысокиё кркпыш пожал Андрею руку. - Хотя в нашем
положении моё поздравление эвучит по меньшей мере двусмысленно. Что ж - будем стоять вместе. Вы только что из штаба? Много там ещё тех, кого мы будем защищать? - К ночи должны все пройти.
- А ведь они уже пошли! - Бехтерев показал в сторону красных. Андрей увидел конную лаву, которая стремительно приближалась к окопам.. - И без разведки пошли! Андрей бросился бежать к своей роте, на ходу вынимая только что полученный наган, в котором, как оказалось, не было патронов. Его юнкера и пластуны, видимо, по команде командиров взводов уже выбегали из окопов и строились в 3 цепи - лёжа, с колена и стоя. Андрей нашёл свою винтовку и последним встал в строй в задней шеренге. Команду взял на себя комвзвода прапорщик Чулов.
- Не трусь! - звенел его голос. - Целься! Слушай команду!
Всадники были уже на расстоянии хорошего залпа. Но Чулов молчал.
" Ну что же это он?" - подумалось Андрею. Чулов молчал ещё несколько мучительных секунд.....
- Залп !! - взвизгнул Чулов.
Залп грохнул оглушительно. Андрей забыл выстрелить. Тут же грохнул залп 2-й роты.
Всадники остановились будто налетели на каменную стену.
- Патрон! Залп!
- Патрон! Залп!
Красные ещё пытались преодолеть две сотни шагов, которые отделяли их от юнкеров, но
сказалось то, что пошли они в атаку без разведки: в сотне шагов от окопов была неширокая низинка, которая в это весеннее время была залита водой и представляла собой трясину, по которой кони только кое-как могли двигаться шагом . Больше половины конников угодили в эту низинку и бессмысленно топтались в ней, понукая и дёргая коней.
-Залп!
- Залп!!
Залпы гремели один за другим и сменились стрельбой пачками. Андрей лёг в цепь и
стрелял, стараясь выцеливать лошадь. Раза 2-3 он попал (или ему так показалось).
Красная конница полегла почти вся, десятка 3 всадников ускакали обратно. Раненные и
спешенные будённовцы выбирались из трясины и, подняв руки, шли к юнкерам.
- Что с пленными делать будем? - спросил Бехтерев. Он всё ещё держал в
руке свой револьвер. - кормить их всё равно нечем.
- Не знаю. - ответил Андрей.- Перебить их что ли? Вот что - оружие
отобрать и пусть катятся к чортовой матери. Возиться с ними некогда и некому.
Пленных отпустили. Они, подхватив своих раненных, которые не могли двигаться, побрели
\через трясину к своим.
Подошёл Бехтерев:
- Сейчас дадут нам жару - артилерия у них наверняка есть. Сметут нас. А
атаковать в лоб ни пехота ни конники после такого угощения не будут, заходить будут с флангов. Как думаете?
- Думаю так же. И считаю целесообразным оба фланга отнести в глубь
шагов на 300 и постараться отрыть если не траншеи по линии до самого обрыва, то хотя бы одиночные ячейки. У Вас гранаты есть? Нет? У меня есть- могу поделиться, по моему сегодня и до гранат дойдёт.
- Согласен с Вами. За гранаты спасибо
Получив необходимые указания , юнкера под командой своих офицеров немедленно приступили
к организации круговой обороны. Около часа работали спокойно. И тут началось!! Снаряды ложились сначала с недолётами, потом стали падать всё ближе к траншее, несколько попало в окопы. Взрывы вздымали столбы грязи и поэтому впечатление от артналёта в психологическом плане было ошеломляющее. Юнкера лежали и сидели на дне окопов, некоторые курили и даже закусывали. Андрей пробежал по своему фронту. Добежал до 2-й роты и спрыгнул в окоп.
- Ну как командуется? - ехидненько спросил его Витька Цырюльник. - ---
Скоро драпать начнём?
- Да уже скоро! Ещё пару таких артналётов переживём, да штуки 3 пеших
атак, и можно сушить портянки. А ты чего так спешишь? Не терпится?
- Скучно подыхать здесь под самым домом - я ведь из Екатеринодара. Мать
у меня там.
Сверкнул огонь, грохот, обвал земли и осколков, снаряд взорвался в 2-х десятков шагов
прямо в траншее. Андрей оглох и ослеп, он был засыпан мокрой землёй и грязью, сгоряча вскочил, отряхиваясь и тут же снова упал в окоп. Цырюльник был ранен в живот, отколок распорол и смешал все его кишки. Он был ещё жив и побелевшими губами едва слышно прошелестел:
- Жив будешь - к матери моей зайди: Кирпичная 42. Скажи ей как дело
было.
Витька Цырюльник умер, он лежал, поджав под себя ноги, держась окровавленными
руками за живот. За 2 года походов, боёв и лишений Андрей впервые увидел смерть так близко.
Девять человек было убито, 14 ранено - полвзвода рота Андрея потеряла в результате
этого артналёта. Юнкера перевязывали друг друга и торопирись отрыть себе ячейки , чтобы следующий обстрел был для них менее губительный. 2-я рота пострадала ещё сильнее - там выбыло около 30 человек. Артилерийский дивизион нисколько не помог - он был уничтожен первыми же снарядами.
Все 6 пулемётов Андрей перенёс на правый фланг. Прибежал посыльный от Бехтерева.
Отдал записку:
- Если есть возможность, дайте пулемёт.
Один пулемёт отдали.
Две красные цепи двинулись в атаку во второй половине дня. Шли, теряли людей, но шли вперёд. Не ложились. Шли ещё. Залегли. Оттуда полыхнул протяжный, гулкий залп.
Андрей пробежал по цепи, пуля свистнула где-то рядам:
- Стрелять через одного, пусть подходят ближе! На лежащих патроны не тратить. Пулемёты - только по моей команде!
Стрельба юнкеров резко ослабела. Пулемёты молчали. Красные стали перебегать -
ближе, ближе. Залегли - значит перед броском. Андрей пробежал по цепи обратно: - Сейчас пойдут! Готовить залп!------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Залп!! Пулемёты!!
Вскочившая и бросившаяся вперёд цепь была сметена шквалом огня. Вторая цепь
остановилась, потопталась на месте и отступила в станицу. Бехтерев тоже свою атаку отбил.
В перестрелке снова потеряли 8человек. На этот раз пулей в голову был убит друг Андрея Коля Погиба.
Решено было на время артобстрела увести часть людей под обрыв тем более, что была
вероятность атаки красных вдоль реки по пляжу. Пляж был не широкий - каких-нибудь 100-150 шагов, в атаке не развернуться. Но от красных можно было ожидать любой глупости.
Новый артобстрел вздыбил землю вокруг окопов, засыпал ячейки, доставал осколками людей.
Рота Андрея потеряла 18 человек только убитыми, в том числе прапорщики Чулов и Северин.
И вдруг под обрывом, на берегу что-то грохнуло. Потом ещё 2 раза. " Что это? Неужели
переправа?" - пронеслось в голове у Андрея. Прибежавшие из-под "кручи" юнкера доложили: понтонный мост взорван, его останки уносит водой вниз по течению. Следом пришёл полковник Сретенский в сопровождении 2-х десятков офицеров заградотряда.
- Вот, прибыли в Ваше распоряжение. Получил приказ взорвать переправу.
Ослушаться было нельзя, предупредить вас не было времени. Эти господа и я не посчитали возможным уйти по мосту на ту сторону. Так что ставьте нас на довольствие, мне дайте винтовку и командуйте нами. Вы свою задачу выполнили, буду писать представление всех к орденам.
- Я так понимаю, что оборонять нам теперь нечего и защищать некого - надо
принимать решение о наших дальнейших действиях. Сейчас посоветуемся. Господин Короленко - крикнул Андрей пробегавшему мимо юнкеру - будьте так добры: позовите к нам капитана Бехтерева. Скажите, что здесь полковник Сретенский.
Через 20 минут вернулся ефрейтор Короленко и с ним пришёл комвзвода поручик
Судзиловский.
- Капитан Бехтерев убит. Ротой с утра командую я - поручик Судзиловский.
В роте большие потери, после последнего артналёта убитыми потеряли 23, остальные почти все ранены. Перевязочных материалов нет, патроны на исходе, из пулемётов не стреляем.
- Прапорщик Сахаров! Принимайте решение! - полковник требовательно
смотрел на Андрея. - По праву старшего по званию назначаю Вас командиром сводной роты, мои люди и я - в Вашем распоряжении.
- Слушаюсь. Сегодня вечером и ночью будем уходить на плавсредствах, которые добыли наши пластуны,
на ту сторону. Господин Судзиловский - убитых отнести к нашим палаткам под берег, кто может держать оружие, должен остаться в окопах, патроны взять в 1-й роте - я распоряжусь.
Господин полковник - взять в моей роте 2 пулемёта и занять оборону на пляже -
красные могут там атаковать. Одновтеменно прошу Вас приготовить братскую могилу для погибших. У всех изъять докумкнты и сохранить.
Андрей сам удивился своему спокойствию и деловитости своих распоряжений - Люди спешили
выполнить его указания.
2-ю роту не атаковали, а Андрею пришлось отразить ещё одну атаку, причём дошло до
гранат: первая атакующая цепь была почти полностью уничтожена. Вторая цепь залегла и стала пятиться от этого вала взрывов - каждому юнкеру удалось метнуть по 2-3 гранаты. Метали бы ещё, но убивать было уже некого. На развороченной земле лежало полсотни трупов, ворочались и дёргались раненные.
Темнело. Похоронили убитых всего насчиталось 132 трупа. Дали прощальный залп. Грузили раненных в баркасы
и сплавляли их наискось поперёк течения на левый берег. В роте вместе с офицерами заградотряда насчтитано было 188 человек, половина из них были ранены. На вёсла по приказанию Андрея садились пластуны, как имеющие навык обращаться с лодками и вёслами. Красные заняли окопы юнкеров. Раздалось несколько винтовочных выстрелов и всё смолкло - стремительно надвигалась ночь.
Андрей Сахаров вместе с полковником Сретенским уходили на последнем баркасе, в
который были погружены пулемёты и палатки. Баркас осел до самой верхней доски.
- Не хватало ещё потонуть возле своего берега.... - пробурчал полковник.
- Не потонем. Если перевернёмся, за палатки будем держаться, как за
поплавки. - Андрей даже улыбнулся.
На берегу в одиночку и группами стояли и бродили юнкера и пластуны. Увидев
Сахарова, бросали недокуренные самокрутки и подходили.
- Урядник Мартынов! Натянуть одну палатку, выгрузить пулемёты и
имущество, взять в своё распоряжение по своему усмотрению 10 человек - вы остаётесь стеречь пулемёты и имущество, я пришлю за вами подводы. Ро-та-а! Строиться повзводно, отправляемся маршем в станицу. Ночевать будем в тёплых хатах.
Андрей с полковником розыскали командира 620-го полка.
- Я вами горжусь, господин прапорщик! - произнёс командир. -мы не
расчитывали увидеть здесь Вашу роту. Собственной волей отвожу Вашу роту в резерв. Отдыхайте, лечитесь. Вы не ранены?
- Никак нет!
- Что, пули таких не берут? Имеете личные просьбы!
- Мне необходимо приехать в Екатеринодар. Прошу отпустить меня на
несколько дней.
- Хорошо. Утром получите отпускное свидетельство.
Кирпичную улицу, дом 42 Андрей розыскал быстро. Перед глазами стоял умирающий Витька Цырюльник. Андрей постучал в калитку.
- Иду, иду! - раздался мелодичный женский голос. По дорожке к