Когда-то в двадцать первом веке. Где-то на российско-украинской границе.
- Кузьмич! Кузьмич! Да хде ж ты есть, чёрт окаянный...
Седой сутулый мужичонка, слегка подволакивая левую ногу, переходил от окна к окну невысокой глинобитной мазанки и методично, словно отсчитывая про себя удары, чтоб всем досталось непременно поровну, барабанил в бывшие когда-то голубыми перекрестья деревянных рам.
- Залил зенки, поди, со "с ранья" и дрыхнет, кацап недобитый, - беззлобно матюгнулся вполголоса мужчина, заворачивая за угол. С недоверием оглядел правую ладонь, ощупал, поморщился слегка, покачал вправо-влево головой и продолжил колошматить очередную раму другой рукой.
- Когда ж тока печёнки у тебя отымутся, Кузьмич?! И жрёшь , и жрёшь ты её, стервозину!.. У-уй, йо!.. Штоб те повылазило! - напоровшись на торчащий из рамы гвоздь, мужчина присел и заскулил по-собачьи.
- Фу ты, ну ты! - кто-то тронул мужчину сзади за плечо, а затем, просунув руки под мышки, резко дёрнул худощавое тело вверх. - А я-то в толк взять не могу, шо за вражина мне с утра пораньше спать не даёт. Микола! Вы, хохлы, когда-нить угомонитесь там у себя? Самим не живётся и людЯм всё не даёте... Ну и шо, ще не вмерла Украина? Сало не кончилось?
- Тю-у-у... - словно продолжая давний спор, взвился тот, кого назвали Миколой, - Зараз я вам, клятым москалям, и выдал военную тайну! Не дождётесь, оккупанты!.. Мы ще на костях ваших гопака спляшем!..
Тут же, будто вспомнив что-то важное, Микола втянул улыбку под казачьи усы и продолжил серьёзно:
- После пошуткуем, Кузьмич. Беда у нас, слышал? Потрещать бы...
- Ну, коли так, до хаты просимо... Там и потрещим. Не май-месяц, чай...
Мужчины прошли в дом.
- Пригубишь трошки, Коль? Накось, бачь, яку чудну горилку вчерась раздобыл. Хе-не-си, - по складам разобрал незнакомое иностранное слово Кузьмич, - Хенеси Хо, понял? Так и сказал давеча этой крашеной в лабазе: Хей, ты, говорю, неси хо, и точка. Самогонка, Коль, прикинь, у меня кончилась - пришлось до города шкондыбать. Я ж не ты, Коль, я же без смысла жизненного уснуть не могу. Ты ж пойми, чудак-человек, тока вот через енто дело смысл глубинный мироздания постигается, - мельтешил словами Кузьмич, хлопоча вокруг щербатой тарелки с нарезанным хлебом и салом да огромной слегка початой банки чёрной икры с воткнутыми в неё ложками, - Э-э-э, да где там тебе понять, приземлённый ты индивидуум... Проткнув укоризненным взглядом собеседника насквозь, он наполнил две рюмки коричневой жидкостью.
- Удивляюсь я тебе, Кузьмич, - Николай присел на краешек некрашеной табуретки, - Смолишь, вон, "Беломор" всю жизнь, а в глотку в присест больше моей зарплаты выливаешь...
- Чего?! - Кузьмич выпучил глаза на гостя, - А-а-а, то-то мне показалось, что крашеная чутка со сдачей ошиблась. Не стал связываться - ну её... По роже видно - без мужика живёт, хай ей будет полегче трохи. Дюже дорогой, говоришь? Хмм... А по мне - бухло бухлом. Моя самогонка всяк сладче...
- Так чего, говоришь, стряслось у тебя, Коляш? - поинтересовался Кузьмич, как только третья рюмка, не сильно, впрочем, отставая, отправилась вдогонку за второй и первой.
- А то ты не знаешь! - снова взвился Николай. - Не говори только, что тебе, как обычно, до лампочки.
- То, что вы власть поделить не можете? Да три кучи насрать! Я вам двадцать лет талдычу - разделитесь, как цивилизованные люди. Давно бы жили припеваючи! Так нет - чубы друг другу в Раде рвуть, ну чисто детишки в песочнице. Всё им мало! Всё им целиком подавай! А несогласных - к ногтю! Тьфу! В Африке племена дикие и то себя так не ведут. Ты на карту посмотри - вам даже зигзагов и загогулин рисовать не надо. По прямой аккурат на две части лёд и пламень разделяются. И живи себе в радости, силы на пользу лишь трать, а не на грызню лютую...
- Угомонись, Матвей Кузьмич, прошу! Выслушай хоть раз. Сейчас всё страшнее намного. Эти наши либералы мягкотелые настоящих волков к власти пропустили. Но они-то не мы. Они с нами церемониться не будут. Ты сам подумай, каково в родной стране чужаком быть. Мы хотим-то всего ничего. Чтобы с нами считались, чтоб жить как люди, говорить на своём языке. Разве много хотим?
-Тьфу на тебя! Даже слушать противно. Слизняки! Вы хоть одного не мудака за двадцать лет могли выбрать? Чужие вас дрючат, свои обдирают, что тую липку... А вы, знай, задницу поудобнее подставить норовите, чтоб им, значит, ловчей...
За день до этого. Офис в центре Москвы.
- Ты мне Воркуту хоть раком нагни, а чтоб поставки угля на сорок процентов мне, понял? Как хочешь крути! Домны новые ждать не могут. Я с Индией контракт на металл заключил. Такие бабки просираем...
- Игорь Матвеевич, - голос секретарши из селектора сух и бесстрастен, - Ваш отец на третьей линии. Соединить?
- Что у него? Скажите, я ему после совещания перезвоню.
- Не знаю, Игорь Матвеевич. Говорит, срочное дело.
- Ладно, пусть.
Мужчина в строгом сером костюме поморщился и посмотрел на часы. Он не любил, когда его отвлекали от дел по пустякам. А в том, что разговор с отцом обещает затянуться на добрые полчаса, он не сомневался. И в том, что будет это обычный пустой трёп подвыпившего старика - тоже. Отец почти никогда не звонил трезвым.
Мужчина, словно пианист, пробежался пальцами по полированной дубовой столешнице и потянулся к трубке, одновременно делая помощнику повелительный жест: сиди, мол, я с тобой ещё не закончил.
- Пап? Привет, пап. Пап... Ладно, пап, давай сразу к делу, у меня мало времени... Ну да, да, важные, пап... Что?! А что там? Мне некогда, пап, новости смотреть. У меня дел выше крыши!.. Ты в своём уме, пап?! А? А? А-а-а... Успокойся, пап. Да кому он нужен! Пошумят, успокоятся. Впервой, что ли. Будешь ты к куму в гости ходить, будешь... Успокойся, говорю... Понял, понял, пап. Да, обещаю...
Положив трубку, мужчина задумался, с минуту не сводя невидящего взгляда с темно-синего галстука подчинённого.
- Донбасс, Донбасс... - несколько раз повторил он нараспев едва слышно, а затем продолжил уверенным властным голосом, которым обычно говорил со своими сотрудниками:
- Так, Евгений Борисович, по Воркуте, надеюсь, понятно. Продолжайте работать. А сейчас соберите-ка мне всё по Украине за последние месяцы. Через два часа чтоб мне на стол.
- Пресса, телевидение? Какого рода информация?
- Ты что, Жека, на старости лет нюх потерял?! На кой ляд мне эти балаболки? МИД давай, ФСБ, всё по-взрослому. Что там у них за кипеш? Да, и администрацию президента тоже напряги. Ну что мне тебя, учить, что ли? Давай, давай, бегом, Евгений...
Тот же день, к вечеру. Рублёво-Успенское шоссе, сауна.
- Похоже, есть тема...
- Тэма есть, дэвочек нет? Что так, ара? Стареешь, брат? - из-под войлочной будёновки с огромной красной звездой на голове волосатого толстяка раздалось гортанное карканье, лишь отдалённо напоминающее смех.
- Уймись, Сурен! Вопрос порешаем и хоть всю Москву перетрахай, слова никто не скажет. - подал голос из угла бритый качок с треугольным шрамом на щеке. - Давай, Гарик, мы слушаем.
- Короче, парни. Совсем мы расслабились в последнее время. Теряем хватку. - говорящий, в котором, хорошенько приглядевшись, можно было узнать олигарха Игоря Матвеевича Потребко, зябко поёжившись, плотнее запахнул махровый халат. - Вот ты, Лука, знал, что пока мы с тобой хлебалом щёлкаем, Незалежную уж на части попилили?
- Ну так клёво же, Гарик. Крым наш, российский. Мне по кайфу. За братанов радостно, да и этим хохлам яйцеголовым козу сделали. В чём проблема?
- Эх, Лука, был ты тугим, да так и остался. Вован-то наш каков? Крым оттяпал, а за остальных братанов впрягаться не хочет. Всё, стоп машина. Договор у них такой, понял? Вован им газ, да обещание в дела не вмешиваться, а Яйцо с Турком ему за это Крым отстегнули. Всё распилили чики-пуки. Кто бы, ты думаешь, иначе дал им референдум проводить, а? Политика, брат - тот ещё гнилой базар, похлеще наших разборок по понятиям. На весь мир они вон лаются, как псы цепные, а под ковром дела делают. Эти крысы бендеровские, конечно, и Крым бы ни в жисть не отдали, да тут - надо Вовану должное отдать - умело он на больное надавил. Да и в казне у Яйца мышь повесилась - не до понтов.
Но остальных русских, своих таких же братанов, получается, сдал Вован. На весь мир помощь сулил своим, и - хоть бы палец о палец. Менты бендеровские спецназ уже вводят, армию подтягивают наших братишек душить. А эти-ж , работяги, как дети, право слово, думают, живым щитом БТРы отпугнут. Голыми руками. Скажи, когда фашисты крови боялись? В одну ночь порешат братанов. Что-то кумекать надо, пацаны.
- Гы-ы! Ну хват ты, Гарик! Ты им - независимость, а они тебе - в благодарность - бизнес нехилый? Ну, ходок!..
- Это разве несправедливо? Поможем друг другу. Были у них хозяева хохляцкие, станут - российские. Работягам не всё разве едино? Да к тому же когда в кармане прибавится, и дышать легче станет. Ну что, пацаны, скинемся на благое дело?
- Не лез бы ты, Гарик, в политику. Есть у тебя своя жила - радуйся - разрабатывай себе в охотку. Куда суёшься? Забыл - одного вот такого едва-едва помиловали. Десятку зону оттоптал, ватники шил. Другой в Англии в забвении полном якобы сам загнулся. Чего тебе неймётся? Америка хай подымет, ваши и ссыкнут в штаны. Тебя выпорют показательно. Донбасс не Крым. Никто уже не помнит, что он вашим был.
- И это мне ты говоришь, Сурен? Ты, который плечом к плечу с учителем и чабаном за свой Карабах родной бился? Тогда ты ведь так не думал. И о деньгах забыл, и о бизнесе. Что изменилось, Сурен? Ты теперь не за свободу? Позволишь ублюдкам изголяться над людьми на их же земле?
- Брось, Гарик - не на митинге! Что конкретно предлагаешь?
- Ну вот, наконец, пацанский базар. Другое дело. А из Кремля, парни, слушок дошёл, что, наоборот, только памятник нам при жизни поставят за такое дело. Сами-то никак не могут, и помогать не будут, и открестятся, если что, дипломаты, блин, херовы, но... Молчаливое сочувствие, парни, нам пообещали.
Вот тут и законный президент, кстати, незалежный в России загостился. Нефиг нежиться и водку нахаляву жрать. Пора бы ему делом заняться, как считаете? Давай, Лука, пусть твои молодцы его сюда за шкирку волокут - будет щас указы тайные подписывать, раз в своё время не сумел явную власть в руках удержать. А что - этим самозванцам можно наёмников частных приглашать, а законному президенту нельзя? Нифига! Завтра же расставим "вежливых людей" на всех подступах. Поля охранять. С телевидением я договорюсь. Будут охранники у нас все коренными украинцами. С родословной аж до гетмана Мазепы.
- Гы-ы. Ага. Хорошо бы тех же америкосов прикупить, а, пацаны? Ну или натовцев ещё каких. Прикольно - пусть друг дружку мочат...
- Погоди, Лука. Серьёзный базар...
Спецназа надо совсем чуть-чуть. Сурен, займёшься? Снайперов десяток-другой. Танков нельзя. Зачем скандал раздувать. Мы ж мирные люди - никакой российской военщины и в помине быть не должно. А Камазов с украинскими номерами, да строительной техники - побольше. Стрелять начнут - их же пушки и отберём. По воинским частям тамошним - гонцов. Думаю, офицерам-патриотам деньги не помешают. Поддержат свой народ...Таможню покупать не будем. Нехрен душегубов кормить. Батя мой все тропки местные знает, хоть целую дивизию проведёт - никто даже не заметит. Ну, с богом?
День спустя. Россия близ границы.
- Ты чего раздухарился, Кузьмич? Нешто ваши лучше? Ну скажи, скажи, нешто лучше?
- А-а-а... - махнул рукой Кузьмич, - Прав ты, Колюня. Хрен редьки не слаще. Всяк в твой карман залезть норовит. Но нас хоть немного в покое оставили. Видно, нефти насосались, вот мелочь по карманам трудовым им лень тырить стало. А вам-то, Колюня, совсем хреново, знаю я. Раздавят вас, Коляш, раздавят как клопов.
- Так я, Кузьмич, за тем и пришёл к тебе. Не хотим мы как клопы подохнуть. Помозговали с мужиками на селе - решили в город идти, к нашим. Поддержим. Другого случая, может, и не будет вовсе. Сегодня их положат, завтра до нас доберутся. Так поодиночке всех и порешат. Вместе надо, вместе отпор фашистам давать. Как отцы наши, сообча. Иначе каюк.
Николай помолчал, набрал в грудь побольше воздуха и, наконец, решился:
- Ты, кум, я знаю, всегда при грошах был...
Микола, воровато оглянувшись, склонился к уху Кузьмича и зашептал с громким присвистом. Зайди кто-нибудь из соседей в этот момент к Кузьмичу на огонёк, он, прислушавшись, скорее всего разобрал бы в страстном шипении некоторые слова: склад, прапорщик, калаши... Но, по счастью, никто не зашёл.
- Что ж ты мне тут титьки мнёшь? - загрохотал Кузьмич, роняя табуретку, - Пришёл тут слёзы лить. Сразу бы сказал. Это ж... Мужики же... Герои... Так мне ж... мне же... Разве ж мне для святого дела жалко?!
Через минуту Кузьмич вышел из соседней комнаты, таща в руках старую, советских годов, сетчатую авоську, доверху набитую мятыми купюрами.
- На, держи, - протянул он сетку куму, - Тут и на "калаши", и на "маслята" хватит. Не давайте им только спуску, мужики. За своих детей бьётесь.
- Спасибо, кум! - на глазах Николая появились слёзы, - Только...
- Что ещё?
- Да ладно, ничего. В обменник зайду. Боюсь, рубли сейчас у нас не в почёте...
- Ох-хо! Вот я дурень старый! Что же я не подумал! Кузьмич снова бросился в дальнюю комнату.
- Держи, - он протянул ошеломлённому Николаю с десяток серо-зелёных пачек. Держи- держи. Этих-то фантиков американских мне вообще не жалко - куды мне они... А Игорёк про них, похоже, и вовсе забыл.
- Как там, кстати, он в Москве, остепенился? Или всё пошаливает, проказник?
- Что ты! Серьёзный такой, важный. Про девяностые и не вспоминает, тьфу-тьфу-тьфу...
В дверь громко постучали. Мерно, будто вбивали гвозди. Точно так, как два часа назад дубасил по окнам Микола.
И тут...
Сегодня. Обычная хрущёвка на окраине Санкт-Петербурга.
- Ну? И тут?
И тут я проснулся. Телевизор над башкой - бу-бу-бу, - по экрану прям на меня танк ползёт... Приснится же такое! Я бутылки пустые на полу пересчитал - нет, вроде с прошлой недели не прибавилось...
Говорят - есть такая версия - сновидения мы смотрим в последние мгновения перед пробуждением. Разбудит нас какой шум или фраза чья-то - и мозг тут же нам под это дело "предысторию" достоверную подкладывает. Ну как достоверную? Свою версию, конечно. Но чтоб в итоге с пробудившим нас финалом обязательно тютелька в тютельку совпала. Не знаю, братцы, честно не знаю, почему мне такая вот странная досталась. Мозг, он ведь, сами знаете, штука тёмная, неисследованная. Я вам решил рассказать, вдруг вы больше меня в этом соображаете - разъясните дураку...
Ой, ёшкин кот! В дверь-то и впрямь барабанят. Побегу. У меня звонок сломан - а вдруг важное чего?! Вдруг на гуманитарную помощь нашим собирают? А как ещё помочь? Не знаю...