Политов Зяма : другие произведения.

Как стыдно бывает

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Маленький словарик для тех, кто не жил в эпоху светлого завтра и всеобщего равенства и братства. Дефицит - это когда вкусненькое или нужное не покупают, а "достают". Преимущественно к празднику. Пишущая (печатная) машинка - это если у ноутбука оторвать дисплей, а оставшееся приделать к принтеру. Только всё это огромное, железное и гремит.
   Про любовь, халяву и пишущую машинку
  
  
  Эта рукопись была найдена мной в пустом и заброшенном расселённом доме, возле бездыханного тела неизвестного пожилого мужчины. В ту пору я ещё числился простым стажёром районной прокуратуры одного крупного российского города. Старик, по всей видимости, вскрыл себе вены самостоятельно, но, к слову сказать, следствию так и не удалось ни доказать этот факт, ни опровергнуть. Рукопись, обнаруженную рядом с трупом, можно было посчитать за предсмертную записку только лишь человеку с очень богатым воображением, так как была она такого объёма, что иные из нас не напишут и за всю свою жизнь после окончания средней школы. Скорее, в качестве таковой записки сошёл бы томик Есенина из кармана пиджака потерпевшего, заложенный черепаховым медиатором на странице, начинавшейся словами: "...друг мой, я очень и очень болен..." Больше при неизвестном не оказалось никаких вещей или документов. Как и во всем доме не было найдено каких-либо улик, проливавших свет на причину его трагической кончины.
  Рукопись и по сей день пылится в архиве, подшитая к делу в качестве вещественного доказательства. А мой скромный вклад в расследование заключался в подготовке служебной записки для руководства, в которой я в сухой протокольной форме излагал, по сути, исповедь этого несчастного. В неё я перепечатал лишь отдельные места, непосредственно, как мне показалось, относящиеся к сути происшествия. Впоследствии мой обзор также подшили в общую папку за N 138-574, чем я безмерно горд, ибо фактически то был мой первый литературный опыт. Перед списанием дела в архив мне удалось тайком от начальства снять ксерокопию той рукописи. И, таким образом, я представляю её вам целиком, в первозданном виде, без купюр.
   * * *
  
  Вам бывало когда-нибудь стыдно? Вам ведь бывало стыдно, а? Хоть разочек обязательно бывало - не бойтесь в этом признаться. Уверен, даже самому циничному и бессердечному злодею пусть однажды в жизни, но приходилось испытывать чувство стыда за свой неблаговидный поступок.
  Хотя бы в детстве, помните, когда мама прятала огромную коробку дефицитных шоколадных конфет в сервант и строго-настрого запрещала их есть до праздника, когда придут гости. А уж тогда-а-а... Но где нам утерпеть до праздника! Это ж ещё целый месяц жить по соседству с таким сладким соблазном! И вот однажды, как говорят в сказках - в один прекрасный день, мама уходит на работу, а ты, наоборот, прибегаешь из школы пораньше, сачканув ненавистную литературу и, наконец, решаешься. Тут ведь всего ерунда - подцепить ноготочком, а лучше ножиком потоньше, полосочку прозрачной клейкой ленты (слово скотч в те времена в нашем лексиконе ещё не успело обосноваться) и аккуратно приоткрыть коробку. С другой стороны ленточка вообще нетронутой останется, а эту мы потом незаметно на место прилепим.
  "Чёрт, она почему-то вместе с бумагой оборвалась, зараза!"
   Ладно, теперь уж что поделаешь - отступать поздно. После аккуратно клеем капнуть - мама и не заметит.
  "Бляха-муха, вот не везёт, так не везёт!" - Конфеты не навалом в коробку насыпаны, а каждая в отдельной ячейке лежит. Мама точно заметит пропажу...
  Но червячок сомнения тебя уже гложет. Как говорится: коготок увяз - всей птичке пропасть. И вот, положив было коробку на место и сделав два круга вокруг серванта, ты вдруг додумываешься до спасительного варианта:
  "Бывает же, что на фабрике ошибаются - бывает же?!" - уговариваешь ты себя. А мысленно и маму тоже как бы уговариваешь. Ну, пришла, допустим, эта укладчица N9 в тот день на работу расстроенная. Может быть укладчицу N9 её собственная мама накануне за что-нибудь отругала, и она от огорчения и обиды нечаянно перепутала и не положила в одно из углублений конфету. Ну с кем, скажите, не бывает!
  Или... или мама всё-таки не заметит впопыхах? Гости ведь будут - разве найдётся время конфеты пересчитывать?
   Но мама заметила. Нет, даже не в тот момент, когда вынесла коробку гостям к чаю. Гораздо раньше заметила. Ты ведь снова не утерпел. Подумал: а вдруг укладчица N9 так тогда расстроилась, что не одну, а две конфеты забыла положить. И ты обнаружил эту её рассеянность ночью, когда все спали. А маме, как на грех, в туалет приспичило в тот именно момент, когда ты половину той второй конфеты уже откусил. И вот стоишь ты посреди внезапно осветившейся всеми четырьмя рожками люстры комнаты с недожёванной конфетой во рту - губы в шоколаде, руки в шоколаде, щеки - и те умудрился извозюкать. И окатывает тебя эта огненная волна стыда. Сначала жаром вспыхивают перемазанные щеки, затем волна разделяется: одна часть обжигает лицо, голову аж до корней волос, а другая через всё тело спускается до самых пяток...
  Теперь признавайся давай, циничный и бессердечный злодей - ведь было у тебя в жизни нечто подобное? Ни за что тебе не поверю, если по-прежнему ответишь: нет.
  А мне, представьте, хватит сил и мужества признаться, что мне было стыдно. Мне было стыдно целых пять раз. Именно так: мне было стыдно не всего лишь пять раз за все прожитые годы, что автоматически зачисляло бы меня в ту бессовестную компанию циничных злодеев. Когда-то мне было стыдно пять раз за один и тот же случай в моей жизни, причём каждый раз мой стыд наполнялся новыми оттенками.
   Согласись, если твоя мама снова и снова будет припоминать тебе тот случай с конфетами, то это не будет каждый раз какой-то новый стыд и, более того, раз за разом он будет всё слабее и слабее. Со временем ты и вовсе привыкнешь и тебе совсем не будет стыдно. То есть, теоретически понимать будешь, что поступил тогда нехорошо, а вот краской твои щёчки обдавать уже не будет.
   Иное дело со мной.
  По мере поступления информации моя совесть обдавала меня очередной удушающей жгучей волной. Если представить себе то одно единственное событие красочным кубиком - вроде тех, в которые играют дети, - то я как бы вертел его в руках, и каждая следующая грань открывала мне новую картинку, которая заставляла меня краснеть не меньше, чем в самом начале.
  Не можете взять в толк, как же это может быть? А я вот вам сейчас расскажу - устраивайтесь поудобнее...
  
  Вы же помните нашу Галочку? Ну как же, староста наша, её же, почитай, весь институт знал. И все любили. Не было человека, который бы её не любил или, более того, испытывал к ней какую-либо неприязнь. Я вам даже больше скажу. Я сам бы на ней непременно женился ещё в те самые, молодые мои годы. Не раздумывая ничуть, ей-богу, женился бы. Но...
  Но было одно "но", сами понимаете.
  Тот самец, который в обязательном порядке живёт внутри каждого мужчины и самым нахальным образом вмешивается во все его дела, а нередко пытается даже вершить его судьбу, во мне, разумеется, тоже обитал. Я же не марсианин какой-нибудь, я как все, обычный. Но поскольку сам я, в силу своей безусой юности, по женской части был полнейшим профаном, я полностью доверялся мнению того типа, что жил внутри меня. Он старше и мудрее, верил я по своей наивности, он впитал в себя тысячелетний опыт человеческой эволюции, он знает, что делает.
  А делал он странные вещи. Мой самец в ту пору оценивал отнюдь не чистоту души, ясность мысли и пламенность девичьего сердца. Смазливость девичьей мордашки он оценивал, гад, причём по своим, одному ему ведомым критериям. И мне, на правах старшего, это своё мнение навязывал, чем, признаться, нередко причинял мне неимоверные душевные страдания.
  Но я в дебри наших с ним внутренних противоречий вас заманивать не стану, просто скажу, что на Галочку мой глупый самец отчего-то никак не реагировал, а своего собственного голоса я тогда не имел.
  В общем, чуда не случилось, и я на ней, на Галочке, не женился. Даже предложения не сделал. Нет, если вы до сих пор не поняли, я снова повторюсь: у меня и мысли такой никогда не возникало - посмотреть на нашу любимую Галочку как на особь противоположного пола. Самец внутри меня молчал, пропади он пропадом, и всё тут. Хоть тресни! Она была не в его вкусе. И я продолжал любить Галочку, как любили её все мы: всепоглощающей и искренней народной любовью.
  И никто из нас даже не мог допустить, что вовсе не о народной и всеобщей любви грезит наша староста. А как и всякая девушка на свете мечтает о любви одного-единственного, и чтоб долго и счастливо и, как водится - в один день, так и не надышавшись друг другом.
  Нет, впрочем - нет. Не буду, пожалуй, поручаться за всех: может статься, кто-то да и подозревал об этаких её девичьих грёзах. Но я - точно нет. Ни сном, ни духом. Как бы то ни было, мы все её продолжали любить как родину, как мать, как боевую подругу. Любили за то, что она сама нас всех любила. Как знать, может, добрая половина нашей группы не закончила бы институт, не люби нас наша Галя, не взваливай на свои хрупкие девичьи плечи добрую толику наших повседневных тягот. А мы любили и пользовались. А она любила и везла наш груз. А мы видели, что она везёт, любили её ещё сильнее и ... наваливали ещё большую кучу собственных проблем.
  А я, как самый ленивый студент нашего ВУЗа во веки веков, наглел больше всех.
  Нет, не спешите: за это мне вовсе пока не стыдно было.
  Ни ка-пель-ки!
  Ну, это ж всем ясно как божий день. Вон, даже поговорку такую народ сочинил: бьют - беги, дают - бери. Везёт человек, не сильно ропщет - ну и вали, значит, на него всё и все кому не лень. Ежу понятно! Чего тут, спрашивается, стыдиться, если человеку этакая благотворительность в радость? Наоборот, помогать надо, обеспечивать человека этой самой радостью бесперебойно.
  А стыд мой тогдашний весь ещё впереди: все пять разочков, один за другим, аки пальцы на руке, последовательно при счёте загибаемые. Дальше слушайте...
  
  И был день. И задали нам реферат по истории партии...
  Тогда одна она была, партия, всенародная, всемогущая и горячо всеми любимая. Партия была, а интернета с ноутбуком - не было. Вертись как хочешь, но, как правило, путь один: будь любезен в библиотеку и, будто Ленин в шалаше - работать, работать и работать! Словом, сплошной геморрой и потеря драгоценного студенческого времени.
  Дел-то и так выше крыши: музыка, книжки, да ещё вот спорт, да выпить иногда во дворе с бывшими однокашниками - а как же! - да и за девушками приударить тоже обязательно. Как без этого? И вот я и спрашиваю: какой, к чертям, реферат по истории партии при такой адской загруженности?
  Настроения как не бывало. Понятно, все мысли теперь только об одном: как бы с этим рефератом извернуться? И не списать ведь - вот напасть! - тема у каждого своя.
  Трудно сказать, как бы оно вышло, если бы не случай. Как нарочно - не раньше, не позже.
  Студенты, надо вам сказать, не всегда только об учёбе между собой общаются. Вернее, не так: об учёбе они стараются говорить пореже. А ещё если честнее - лишь в самых крайних случаях. Ну, вот вы, к примеру, о чём в своём кругу беседуете? Дома, на работе? Правильно, обо всём на свете. А мы, думаете, не люди? Нам бы тоже, не сомневайтесь, о чем угодно, лишь бы не учиться. Вот и в тот день между парами болтали мы как обычно на околовсяческие темы. Слово за слово дошли до того, кто чем успел до поступления позаниматься. Не все ведь после школы поступили, некоторые уже сумели настоящую жизнь пощупать или даже пороху понюхать. Интересно ведь - жуть!
  Доходит до Галки очередь.
  - А я, - говорит - секретаршей два года оттрубила. От звонка, как говорится, до звонка.
  Не знаю, кто о чём в этот момент подумал, но мои-то мысли тогда только вокруг одного крутились. Реферат, мать его итить, реферат - правильно, - будь он трижды неладен!
  - Ух ты! - восклицаю я с плохо скрываемой чернейшей завистью в голосе, - везёт тебе!
  - А что?
  - Так ты свой реферат можешь по-быстрому на машинке отстучать! А мне вот мучайся, ручкой по бумаге вози!
  И вздохнул. Тяжело так, тяжело. И жалобно-жалобно: - Везука ты, Галя! Раз, и в дамки. А мне - потей!
  - Да ерунда, - дружески улыбнулась Галочка, - хочешь, тебе напечатаю? Мне же это раз плюнуть. Неси черновик, я мигом сделаю...
   Зачем она это сказала? Нет, я вас спрашиваю, какой дьявол её за язык тянул? Само собой, я тут же согласился. Все посмотрели на меня. Кто-то сказал: - У-у, гад!
  Завидуют, конечно.
  Что? Мне? Стыдно?! Да ничуть! Она же сама - все слышали.
  Конечно, ещё будет стыдно, будет, успокойтесь. Не забыл я. Сейчас-сейчас, вкусите ещё моего позора. Уже близко...
  Хмм... Неси черновик, сказала она. Япона мама, да где ж я его тебе возьму, а? Его ведь всё равно писать надо! А какая мне разница, писать черновик или сразу на чистовик? Объём работы-то один. И немаленький! И нафиг мне такая помощь, думал я в смятении и отчаянии. Это ж как у деда Щукаря получается: хучь сову об пенёк, хучь пеньком сову - всё одно сове каюк. Да, дорогие мои, мне бы тут призадуматься хорошенько да и отказаться от предложенной помощи. С одной стороны благородно, с другой - умно. Но я же говорил: вы меня, лентяя, ещё плохо знаете!
  В библиотеку я всё же отправился. А что делать! Справедливо рассудив, что эту часть работы мне ни на кого взвалить не удастся, как бы ни старался, я, тяжко вздохнув, потопал. Благо, библиотека в соседнем здании: на переменке выскочил - ших-ших-ших - пошуршал по каталогам и нагрузил полнёхонькую авоську увесистых томов.
  Подозрительно новенькие, волнующе пахнущие типографской краской и неизвестностью. Такое впечатление, что до меня их не читала ещё ни единая живая душа. Не удивлюсь, если и сами авторы своих бестселлеров не прочли. Что, полагаете, такого не бывало?
  "И не мудрено, зараза! - думал я со злостью, волоча эту неподъёмную котомку. - Там ни одно название натощак не выговоришь, а в содержимое так вообще лучше, наверное, не соваться!"
  "Как же люди рефераты пишут, книжек не читая? - продолжал я свои невесёлые размышления, зажатый потными телами в вагоне - по одним конспектам, что ли?" Конспекты, кстати, парочка, тоже в моей котомке лежали. Нее, не мои - я на такие мелочи не разменивался. Вот ещё, какой-то партийной ахинеей бумагу марать и мозоль на пальцах натирать! Конспекты мне, по заведённому неписанному обычаю, приволокла из общаги всё та же наша мать-тереза Галочка, выклянчив их, чудом каким-то сохранившиеся, у старшекурсников. Ибо весь наш курс в полном составе писал реферат - клянчить бесполезно. А также заботливая Галочкина рука впихнула мне в сумку пару-тройку толстенных общественно-политических журналов - авось, сказала, тоже пригодятся. Представляете, каково с этакой поклажей в метро, да в час пик?
  Дома, поужинав, я пришёл в себя. Поразмыслив малость и ещё раз окинув взглядом поклажу, понял, что ноша, пожалуй, будет Галочке не по плечу. Первым делом я откинул в сторону все самые толстые тома. Ну и ещё парочку потоньше, но с больно уж заковыристыми заголовками. Негоже, думаю, хрупкой девушке таскать эти кирпичи. Надорвётся ещё - и что нам всем, её так боготворящим, прикажете делать? Где ещё мы найдём такого золотого человека?! Короче, оставил я только конспекты и журналы. А также три тоненькие, почти методички, брошюрки со вполне вменяемыми названиями.
  О хрупких Галочкиных плечах беспокоился я, конечно, неспроста. Черновик - ну, в смысле, отдельно, на листочках - я ведь писать не собирался. Нет, ну кое-что я там начиркал, ваша взяла. Только не ручкой, а карандашом. Самим мягким. Аккуратненько. Почти наугад обвёл абзацы в брошюрах и журналах. А конспекты, приглядевшись, тоже выкинул в угол подальше - к тем новеньким, волнующе пахнущим партийно-историческим хитам. Некогда мне каракули разбирать. Вон, Славик уже трубку телефонную оборвал - всё меня на променад вызывает. Говорит, такие девочки будут - обалдеешь! "Щас, щас, Славик, недолго осталось".
  Так, главы намечены, абзацы вроде готовы. Осталось только связки написать. На листе? Не смешите! Там же - в бесценных исторических творениях, тем же мягоньким карандашиком, на полях. Чтоб хоть какое-то подобие единого целого сложилось.
  Да! Не забыть бы в суете сборов закладки сделать с номерами. Это чтоб Галочка знала, что и в каком порядке печатать. Ну, а вы говорите - черновик. Какой, к дьяволу, черновик, если и так все понятно. Галя умная девочка, сообразит как-нибудь, чай не маленькая.
  - Всё, мам, пап, не ждите меня, ложитесь, я поздно приду.
  И - вперёд, с неимоверным облегчением и сознанием выполненного (за неполный час) долга, навстречу "тридцать третьему" портвейну и призрачной - да, пока призрачной, но кто знает! - надежде потискать этих невесть откуда взявшихся новых Славкиных подружек в сумерках на лавочке соседнего двора.
  
  Наутро я стоял перед Галкой как ни в чём не бывало: свеж, в меру нагл, чисто выбрит, гладко причёсан и даже без запаха перегара. Почти.
  - Галюнчик, здравствуй! Значит так, слушай: здесь печатаешь, здесь не надо, тут вот я закладки вложил и всё подписал. Связочки, связочки не забудь вставлять - вот тут вот карандашиком, а то переходы будут неплавные. Ну, если что непонятно, сама там докумекай, ты же староста! Ага? Ну все, Галь, я побежал, у меня куча дел, ладненько?
  Дальше... Дальше - "Ревизор"... Читали? Просто мне так Галкин взгляд легче объяснить.
  Ну да, немая сцена гоголевская - фигня! Вы бы Галкины глаза видели!
  Я увидел. Я увидел и - решил судьбу не испытывать. Убедился, что "черновик", растопырившийся во все стороны разномастными огрызками-закладками, держится в Галкиных руках надёжно, да и был таков.
  Думаю, если бы не похмелье, то может быть - да, соглашусь, - может быть я и почувствовал бы в тот момент лёгкий укол совести. Может быть. Лё-о-о-гонький... Облегчил бы он мои терзания в дальнейшем? Не знаю. Сомневаюсь.
  Обрадованный, что всё так удачно образовалось и Галочка не высказала никакого недовольства... Не считать же недовольством лёгкую укоризну в глазах - мы же с вами материалисты, не так ли?.. Короче, побежал я. По делам. Но сначала в буфет, конечно. Я ведь из дому выскочил без маковой росинки во рту.
  
  Столкнулись мы вечером, у деканата. Каким ветром меня туда забросило, до сих пор взять в толк не могу. Я деканат за три версты обычно обхожу.
  - Галя?!..
  Галка выходила из деканата, и я чуть не сшиб её на полном ходу.
  - Галя?! Ты?!..
  Было странно не то даже, что она выходила из дверей деканата. Она полноправная староста нашей группы и, как всякий уважающий себя староста, ежедневно посещает деканат. По долгу службы - тут все понятно. Непонятно и странно именно то, в какое время выходила она из деканатских дверей.
  - Галя?! Ты?! Ты как?..
   Семь часов вечера! По моим расчётам она должна была вот уже как часа три корпеть в общаге над моим рефератом, а она по деканатам шляется. Она меня под монастырь подведёт. Послезавтра - сдача. Или армия. Мне почудился военком. Он манил меня хищным пальцем с одного из портретов, висевших на стене деканатского коридора...
  - Галя?! Ты?! Ты как?.. Т-т-ты что здесь делаешь?..
  - Да вот, зашла к ним на машинке пишущей попросить поработать, у меня ведь... своей нет...
  Я опустил взгляд. Действительно, как я сразу не заметил пачку листов в её руках и свою - свою "родную" - связку учебно-научной макулатуры, которую собственноручно всучил ей утром!
  И вот тут мне стало стыдно. Только тут. Здесь и сейчас. Впервые.
  Но как!
  Меня словно запихнули в парилку на верхнюю полку. Нет, меня опустили в кипяток. Точно. Нет, кипяток слишком прохладно. В кипящее масло! Тунговое! Я испугался, что жаром, исходящим от меня, испепелю и портреты на стенах вокруг, и дерматиновую дверь деканата, и саму Галочку.
  Что портреты! Портреты - чёрт с ними! Но от Галки я на всякий случай отступил на пару шагов, и отступил так резко, что стороннему наблюдателю показалось бы, будто я собираюсь от неё сбежать. Сбежать с позором. Как последний трус.
  Дураки вы все, если думаете, что я усовестился своих необоснованных подозрений. Якобы она прохлаждается как раз в тот момент, когда мне так нужна её помощь. Дураки да и только! Не потому мне стало стыдно, совсем не потому...
  Вспомните, из нашей давешней беседы выходило, что Галка легко сумеет настучать пару десятков страниц, раз работала секретаршей аж два - подумать только! - два года. Что называется, одной левой. Но, ослеплённые очевидностью того, что Галка сумеет, все мы, а особенно я, даже не подумали задать себе элементарный вопрос. А сможет ли? На чём, собственно? Не имелось в то время у людей пишущих машинок. Табу. Не продавали кому попало. Напрокат разве что взять. Или писателем стать знаменитым - тогда выделят под расписку из "фондов".
  В том ступоре, в который ввергла меня молнией посередь ясного неба открывшаяся правда, моей фантазии хватило на одно лишь короткое русское слово: блин!
  - Да как же... Что же ты это... Вот. - Заблистал я красноречием вперемешку с отборными извинениями, едва обретя способность ворочать онемевшим языком. - Ты бы это... Вот... Галь... И я бы... Сам... Может... Это... Ну вот... Сам я... а?
  - Да ничего страшного. Я попросила реферат напечатать, что такого? Объяснила ситуацию. Я у них на хорошем счету, не переживай. Завтра допечатаю, чуть-чуть осталось.
  - Спасиб... бо... Тогда я ага? Того?
  - Да беги, беги, бегун. До завтра...
  Блин! Ситуацию она объяснила! Я, мол, тут халтурку на дом взяла... Неужто и про меня тоже рассказала? В деканате! Ага, как же, это несомненный мне "бонус" при выставлении оценки. И не отвертишься уже! Назад не вернёшь - уже "допечатать чуть-чуть"! Да не-е-е. Вряд-ли. Не могла она. Что она, глупенькая что ли!
  "Да о чем ты думаешь-то, козёл! Ты глянь, блин, какую работу она для тебя проделала и на жертвы ещё какие решилась! В деканат! Под танки!"
  Не-е-ет, "спасибом" тут не отделаешься. Наверное, как-то отблагодарить нужно...
  А как? Бли-и-н! Как это делается-то, кабы знать.
  Эврика! Советский шоколад - лучший в мире шоколад! Разве не этому учит нас партия и правительство? Вот лучшая благодарность - шоколад "Алёнка". Ух, сам бы съел! Прям здесь, не выходя из магазина. Но нельзя - Галочке!
  
  - Дурак! - сказала Галя через два дня, вспыхнула пунцовым цветом и, одарив меня на прощание исполненным величайшего презрения взглядом, скрылась в полумраке деканатского коридора. А меня снова схватил столбняк. На этот раз я ничего не понимал, а лишь стоял в позе Ленина на броневике у Финляндского вокзала, но, в отличие от вождя - с зажатой подмышкой прозрачной папочкой с бесценным рефератом, и машинально пересчитывал горячие волны, перекатывавшиеся по телу от макушки до пяток, а потом обратно - от пяток к макушке. Только ленинская рука указывала политически незрелым верный путь, а моя, простёртая вослед исчезающей вдали Галочке и с дрожащей в ней плиткой самого вкусного в мире шоколада "Алёнка", напротив, как бы вопрошала...
  "За что?! " - недоумевал я. Что теперь я сделал не так? Что крамольного в исполненной благодарности фразе "а это тебе, Галочка, за беспокойство"? Может, она не любит шоколад? Самый лучший в мире шоколад не любит?! Может, аллергия, а я не знал... Болван. Или ей почудился непристойный намёк в названии " Алёнка"? Блин, ничего не понимаю! Блин, блин, блин!!!
  
  Третий раз не заставил себя ждать...
  Я входил в аудиторию под бравурную медь духового оркестра. Музыка, конечно, звучала не для всех: она, музыка, в моей душе играла. А как же, победитель идёт получать свои заслуженные лавры.
  - Ну, ребятишки, как дела? - поинтересовался, поздоровавшись, вошедший сразу вслед за мной преподаватель.
  Он хороший дядька, весёлый, незанудливый и справедливый. Я бы даже осмелился сказать - добрый, если бы меня не смущало то обстоятельство, что преподаёт он не что-нибудь, а такую мерзость, как историю партии. Дослужился аж до доцента, а скоро, по секрету вам скажу, вообще возглавит кафедру научного коммунизма. Лучше, на всякий случай, держать с ним ухо востро. Каждому советую.
  - Как дела, спрашиваю? - не получив отклика от "ребятишек", продолжал настаивать вошедший дядька, - все помнят, что сегодня за день?
   Как же, забудешь такое! На протяжении последней недели только и разговоров вокруг было, как бы с рефератом не облажаться.
  Ха, нам-то с Галкой волноваться вроде бы не о чем. В наших с ней рефератах будет сплошной ажур и загляденье: не надо разбирать кривые раскоряки - читай себе в радость, дядька, про свою любимую коммунистическую партию. Ровнёхонькие, чёткие печатные строчки. Любо-дорого смотреть!
  - Сдаём, сдаём, - бодро захлопал дядька в ладоши, - давайте, ребятишки, снимите тяжесть с души, пусть вас больше ничто на занятии не отвлекает. - И радушным жестом метрдотеля обозначил ту область своего стола, на которую всем следовало водрузить выполненные работы.
  Как так получилось, что я оказался у стола вслед за Галкой, до сих пор не пойму. Мы даже сидели на разных рядах. Как совпало, что мы подошли "сдаваться" одновременно? Господи, ну как?!!
  Галя аккуратно положила реферат поверх внушительной стопки сданных работ. Я, в моём обычном стиле, дурашливо ей подмигнул. И уже было занёс руку, чтоб небрежно плюхнуть свой - а вернее, тоже больше её, Галкин - опус, но тут взгляд мой случайно упал вниз, на стол. Торжественный марш в моей душе сделал "у-у-у-у-у " и замер. Такое бывает в кино, когда герой неожиданно попадает в ситуацию "всё, приплыли!" и музыка за кадром резко замедляется до полной остановки.
  Я остолбенело пялился на Галин реферат. Чистенький, аккуратненький, красиво перевязанный голубенькой тесёмочкой - да, всё что делает Галя, она делает аккуратно - реферат покоился на вершине и сиял во все стороны каллиграфическим Галиным почерком.
  Он был написан от руки!
  - Можно мне выйти? - больше для порядка спросил я у насторожившегося вдруг дядьки и, не дожидаясь ответа, выбежал вон...
  
  Когда случился четвёртый раз, я точно не вспомню. А что вы хотите - столько лет миновало! Одно лишь могу утверждать почти наверняка: где-то между вторым и пятым курсом. Какая теперь разница?!
   Было в нашей группе несколько "кумушек". Я их ещё трындычихами называю. Все, чем они отличаются от обычных девчонок - это что они постоянно в движении. Вернее, не все, собственно, целиком, а только некоторые их части. Язык в первую очередь. Он издаёт звуковые колебания с такой частотой, что у вас в ушах стоит постоянное тра-та-та-та-та. Слов не разобрать. Впрочем, слова и не предназначены для ваших ушей. Кумушки группируются по двое-трое и стрекочут друг для дружки.
  Их руки тоже всегда заняты делом, тоже в вечном движении. Хотя нет, не так: одна рука как раз большее время неподвижна - держит зеркальце, стараясь не сильно дрожать и отклоняться от оптической оси. Зато вторая мелькает туда-сюда, туда-сюда. Накладывает всё новые слои румян, пудры, тональников, теней, туши, кремов и разной прочей помады. Вот. И это бесит.
  Нет, их "салон красоты" мне как раз пофиг. Это хотя бы тихо. Сосредоточиться или, наоборот, отдохнуть не мешает. А вот их постоянное "ля-ля-ля" меня просто выводит из себя.
  Помню, однажды сижу я, по обыкновению, на любимой задней парте и списываю. Неважно, что списываю - к делу не относится. Ну, пусть это будет "дэ зэ" по математике, хотя математику я обычно старался делать самостоятельно. Не успел, стало быть. Или заленился или загулял, что вероятнее. Не важно. Важно, что сижу, занимаюсь ответственным делом под чьё-то пустопорожнее ля-ля-ля (придушил бы собственноручно этих трещоток!) и никому ничего плохого не делаю - просто списываю. А эти, спереди, знай, себе мордахи намалёвывают и - ля-ля-ля да ля-ля-ля. А меня в упор не замечают. Как будто я мебель.
  - А Галя-то, Галя - да?- и так и сяк перед ним прогибается, а он-то, козёл неблагодарный, хоть бы пожалел девку, у-у-у . . .
  Я сижу, носом не веду. Ну мало ли кому они там кости перемывают, за всеми и не уследишь.
  - Да он ей нравится просто.
  - Ну! А я про что! Какое там нравится: втрескалась по уши, а он из неё верёвки крутит!
  Я насторожился. "Это они про нашу Галю, что ли? Гадство! Какой засранец посмел нашу Галю обидеть?! Урою!"
  - Ага, ага. И на лекциях этого прогульщика не отмечает и даже на семинарах умудряется отмазать и вообще всячески угождает...
  Ха! Наша Галка, похоже, влюбилась в кого-то. Вот умора! И, выходит, из нашей же группы. Чудеса! Кому повезло-то?
  - А на истории, на истории-то, помнишь, чего они учудили?
  - Нет, а что?
  - Ну, помнишь, мы рефераты на первом курсе писали?
  - Ну...
  -Так она ведь попёрлась в деканат, выпросила пишущую машинку, ему реферат печатала, представляешь? Её уже в деканате в штат было оформить хотели - два дня у них просидела, прикинь? А сама себе пять страничек успела накропать. Чуть пару не схлопотала. Пожалели, как старосту...
  - Ох ты, господи! Серьёзно, что ли?
  - Ну ты что, мне не веришь? Да мне Ленка сама рассказывала...
  Я вжался в парту...
  
  Шли годы. Как-то незаметно, сессия за сессией, мы превратились в старшекурсников. За чередой событий, приятных и не очень, я подзабыл и про дядьку, и про реферат, и про то, как совершенно заслуженно кто-то из моих небесных кураторов четырежды макал меня мордой в дерьмо за излишнюю тягу к халяве. С каждым курсом халява прокатывала всё меньше, волей-неволей приходилось впрягаться самому; и я совсем было уже уверовал в то, что небесами прощён окончательно и бесповоротно. Но, как выяснилось, контрольный выстрел небеса всё же приберегли на потом.
  "Ура! Я еду за границу!"
  История о том, как я затесался в группу студентов (тоже, кстати, Галя постаралась), едущих летом на практику в одну дружественную нам страну, вероятно, достойна отдельной книги. Как и вообще весь тот кошмар, связанный с выездом в мир из-за железного занавеса, в условиях тотального идеологического идиотизма.
  А пока мы с Галкой идём печатать список нашей делегации.
  - Куда пойдём?
  - В деканат, может?
  Я чувствую неприятный укол куда-то в область диафрагмы. Вздрагиваю и смотрю на Галю. Да нет же, она не специально - вряд-ли она помнит. Так, машинально брякнула, без задней мысли... Но, на всякий случай, подстраховываюсь:
  - Да ну, давай в профком. Он ближе, да и машинка там лучше - электрическая.
  Решено, идём в профком. Меня там знают, поэтому долгих объяснений не требуется. Машинку уступили безоговорочно. Да нам и делов-то на пять минут. C Галиным-то опытом секретаря-машинистки.
  Чтоб ещё быстрее было, договорились так: я диктую, Галя печатает. В бумажку, стало быть, не смотрит и не отвлекается.
  Сколько мы провозились?
  Час, два?
  Не упомню.
  Помню только, как начал бодренько диктовать.
  А в ответ мне редкие: тук... тук-тук... тук-тук... тук...
  И ещё:
  - Не спеши так, я не успеваю...
  И горячие волны снова мгновенно заблокировали мой разум.
  Галя совершенно не умела печатать!
  Ей-богу, сейчас я на клавиатуре печатаю двумя пальцами.
  Но быстрее.
  Потому что Галя печатала одним.
  Товарищи дорогие! Откуда, скажите, откуда я мог это знать?! Лишь в наше время каждому известно, что если у человека имеются водительские права, то вовсе не обязательно, что он умеет водить. А в стране советов всё было строго: секретарь-машинистка - значит, будь ласков тренькать клавишами, аки заправский барабанщик. Иначе нельзя! Галя, на мою беду, была единственной в СССР секретаршей, которая не умела обращаться с пишущей машинкой.
  
  Лет пять назад я стал старым, седым и сентиментальным. Воспоминания начали являться ко мне ночами. Я вспомнил, прослезился и ещё раз проанализировал тот давний эпизод моей безбашенной студенческой жизни. С тех пор я редко сплю ночами. Один и тот же вопрос в образе Максима Галкина является ко мне где-то к пяти утра еженощно и предлагает на выбор лишь два варианта ответа: да или нет. А я никак не могу вспомнить правильный...
  И кошмар начинается снова...
  
  Галка, ответь мне, ответь мне через годы, умоляю тебя, дай мне заснуть спокойно:
  
   Я хоть бумагу тебе тогда купил или ты на своей печатала?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"