Тёмная, липкая, жирно чавкающая жижа всякий раз крайне неохотно отпускала тяжёлые военные ботинки, уже больше походящие на немыслимые бесформенные обмотки, забитые травой и мхом вперемежку с жирной болотной грязью. Их вес с налипшей грязью увеличился втрое, добавить сюда полтора десятка с лишком фунтов за спиной да дюжину пройденных миль с утра по бесконечной топи и получится среднее арифметическое усталости. И этот "турвояж" продолжался уже четвёртый день, да с такой ничтожной пайкой, состоящей из вяленого армагила и кружки випа.
Да ещё москиты. Эти клубящиеся тучи убийц сопровождали их аж от самого Грота, с тупым упорством надеясь лишь на то, что ультразвуковые антимоскитные брелоки когда-то наконец сдохнут и уже ничто не будет стоять между ними и этими тремя обречёнными. Как раз сегодня утром их шансы дождаться своего часа заметно возросли, когда один из троицы, вислощёкий очкарик, утопил свой брелок, оскользнувшись на валуне у брода. Его долго и гнусаво материл высокий и крепко сложенный метис, пока сам не отшиб затылок о подводные валуны ручья. Его брелок, выпустив из своего нутра тоненькую струйку воды, погасил оранжевый светодиод и безжизненно повис на шнурке. Метис обречённо выругался и зашвырнул его в заросли осоки. Однако последний ещё работающий брелок делал своё дело, и кровососущая армада, словно пылевой вихрь, лишь в бешенстве кружилась в отдалении, размазывая чёткость горизонта и скрадывая видимость.
Эти трое, несмотря на смертельную усталость, упорно продвигались дальше и дальше, подгоняемые страхом. Это был не страх перед бесконечным Болотом, и не страх перед москитами-могильщиками, это вообще не был страх перед кем-то или чем-то. Это был СТРАХ. Животный, всепоглощающий, лишающий воли и разума СТРАХ! Это было то, что называется отчаянием, безумным опустошением. Трое двигались вперёд, лишь подгоняемые инстинктом выживания, будто чувствуя спиной ненавидящий, горящий злобой и жаждущий смерти взгляд.
Физически взгляда не было, его и не могло быть. У этой адовой твари вообще не было глаз и не известно, чем вообще оно определяло своё местонахождение и предметы окружающей среды. Никто не решался заговорить об этом, поделиться мрачными ощущениями, но все трое, не сговариваясь, продолжали монотонно переставлять ноги, подсознательно осознавая, что остановка будет означать смерть. Мучительную, кошмарную. Какой подох возле Грота Торец. Он всегда был чересчур наглым и любопытным. Не верил в приметы, не молился своим богам. Вот и получил три пуда счастья.
Они как раз только выбрались из треклятого Грота. Грязь стекала с них селевыми потоками, на лицах, превратившихся в чёрно-бурые маски, лишь светились глаза, красные от недосыпа и ядовитых пещерных испарений. Кашель доводил до рвоты, волосы были слипшимися от засохшей крови от неоднократных ударов головой о своды пещеры. Пальцы рук с трудом удерживали ягелевые самокрутки. Но паршивее всего было на душе. От осознания того, что все труды пошли прахом. Нет там ничего, в этом проклятом Гроте. Видать, кто-то сюда добрался раньше их и вынес всё под чистую. И осознание полной бесполезности и никчёмности положенных усилий доводило до исступления. Даже на обычные монотонные перебранки не было сил.
Только тупая и смертельная усталость от многодневного блуждания в чреве Грота. Пока все смаковали чистый свежий воздух, повалившись на мох, Торец, процедив что-то сквозь зубы, достал из своего вещмешка дозу нитроглюкококаина и отошёл, сославшись по нужде, в кривую расщелину, оскалившуюся остроконечными останцами правее и выше чернеющей пасти Грота. От этой расщелины тоже тянуло каким-то необъяснимым беспокойством. И чего он туда попёрся?! Дурень хренов. Вечно находил себе приключения на свой беспокойный зад.
Лежащие уже готовы были уснуть тут же, на мшистом склоне, прогреваемом ещё тёплым осенним солнцем, как над ущельем растёкся низкий басовый гул, напоминавший стон. Земля дрогнула и забилась в какой-то нервной судороге. С останцев посыпалась крошка, в рюкзаках задребезжали верёвочные крючья и карабины. Сон сняло как рукой. Трое дремавших вскочили на ноги, ошалело вглядываясь в расщелину, в которой скрылся Торец. Именно оттуда исходил странный и тревожный гул.
Когда раздался душераздирающий крик, ноги уже уносили троицу прочь от этого места, однако повторный надрывный крик заставил их остановиться и обернуться. То, что предстало их глазам, вряд ли могло присниться даже в самом страшном кошмаре. Из ущелья потянулась какая-то прозрачная субстанция, которую только и можно было угадать по мареву и ряби воздуха. Нечто пузырчатое и бесформенное выпучивалось из расщелины и тянуло за собой Торца. Он был видимо, оглушён, но находился в сознании, мотая головой и пытаясь сообразить, что твориться вокруг. И едва троица была уже готова сорваться в неконтролируемое бегство, как это Нечто на их глазах с лёгкостью выжало Торца будто тряпку. Его тело брызнуло во все стороны и упав, отпущенное нечистью, осталось лежать жутким скрученным свёртком. На какой-то миг, казалось, установилась гробовая тишина. Даже ветер, даже москиты замерли, словно в остановившемся кадре, и пудовая тяжесть налила конечности. И воздух не пробивался в лёгкие, упираясь в холодеющий комок в горле. И тело онемело в остановившейся мышечной конвульсии. И начало меркнуть в глазах.
И дробный звон, ударивший в виски, сверзивший очки с носа Шикаря, ошеломивший и выведший из исступления. И началось бегство!
Глаза не видели пути, ноги делали трёхметровые прыжки и тело было похоже на заведённую механическую игрушку. В висках набатом барабанил бешенный пульс, подстёгиваемый слоновьими дозами адреналина, достаточно было бросить беглый взгляд назад. А позади...
Нечто, перекатывая свои клубы, скользило следом, едва различимое на фоне болотных испарений, поминутно вытаскивая встреченных на пути болотных тварей и выворачивая их наизнанку. Будто снегоуборочный комбайн, эта хреновина устилала за собой свой путь выжатыми тряпками звериных тушек. А перед беглецами, почуяв неладное, из нор уносились прочь те из тварей, что обладали особым чутьём. И весь этот обезумевший зоопарк казался живым ковром, а точнее дорогой смерти.
И стучала в голове лишь одна мысль - бежать..! Бежать, главное, не останавливаться, не снижать темп, не провалиться в топь и не вывихнуть ногу. И они бежали, сопровождаемые роем гладкокожих, чешуйчатых, склизских, вонючих и шипокрылых тварей.
А потом усталость взяла своё. И темп стал падать, и адреналин уже не мог помочь, да и нечто скрылось вдали, и никто не знал, преследует ли ещё оно. Но остановиться тоже не было сил. Бегущие превратились в автоматы, движимые инстинктом и потребляя последние крохи энергии.
И когда уже казалось, что батарейки полностью сели и вертикальное положение тела такая же невозможная штука, как свободный полёт, это дьявольское порождение ада добралось до Грида. До маленького щупловатого весельчака Грида. Оно не стало его выжимать подобно стиральной машине. Оно его прикончило, вытащив позвоночник из обмякшей требухи, обёрнутой тряпками. Бедняга так и не успел понять и испугаться, и это обстоятельство, кажется, взбесило нечисть. Её взбесила собственная торопливость. И оставшиеся нутром догадались, что им лёгкой смерти не ждать.
Какое адово место породило эту тварь. Что ей понадобилось у Грота и что такое сделал гнида Торец, что теперь эта тварь не успокоится, пока не вывернет наизнанку последнего из троих обречённых. И неужели ей нечем заняться, кроме как гнаться за двумя обезумевшими от ужаса двуногими. А может, это и есть её любимое занятие. А может, это её предназначение..? Тогда какому умственно неполноценному уроду пришла в башку мысль вывести эту пузырчатую смерть на прогулку? И почему именно сейчас.
Шикарь и Полоз, уже петляя и сталкиваясь локтями от перенапряжения и усталости, ковыляли вдоль заросшего высокой травой ручья, сменившего болотные пространства, поминутно проваливаясь в невидимые подводные ямы. Холодная ключевая вода постепенно сковывала движения, но двое этого не замечали. Они брели вперёд, уже не представляя, куда лежит их путь. Плевать куда, лишь бы подальше от этой твари! И когда в очередной раз Шикарь, лишённый своих очков, зацепился за корягу и рухнул в ледяную воду, Полоз не заметил его пропажу. Да и сомнительно, что он знал о существовании Шикаря последние несколько часов. Он уже и не соображал, почему нужно обязательно двигаться и кто он такой. Безмолвие и обнаглевшие москиты уже не трогали его, лишь угасающий отблеск мысли ещё бился жилкой в его мозгу - вперёд, вперёд. И в подступивших сумерках он уже не мог заметить, что практически топчется на месте, а вокруг него очертания травы и кустов уже теряют свои резкие очертания и атакующие москиты песком сыплются на землю. И лишь когда новый дробный звон ударил в переносицу и прояснил на миг сознание, Полоз увидел перед собой своё размытое и изгибающееся изображение и последней угасающей мыслью его было - Торец, сволочь, твой нитроглюкококаин снёс башню этой душегубке...