Аннотация: Один день из жизни работника издательства. Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения случайны.
Ночной уборщик.
"...Мы сидим на веранде пивного ресторана. Ты села со стороны солнца и , хотя оно по-осеннему неяркое, мне приходится прищуривать глаза, когда я пытаюсь взглянуть на твоё лицо. От этого я кажусь лукавее, чем на самом деле; и ты хитренько улыбаешься, показывая, что давно раскусила все мои потуги охмурить тебя уже на первом свидании. Ах так! Знаю я один способ... К нам подходит молоденькая официантка и я делаю заказ, улыбаясь ей как умею только я. Попутно отпускаю ей пару завуалированных комплиментов. Ей понравилось и она уходит, задорно виляя попкой. Сзади её мини-юбка ещё короче, чем спереди. Я внимательно гляжу ей вслед. Ты смеёшься над моими выкрутасами уже не сдерживаясь, но я замечаю, что твои пальчики рефлекторно уже пробуют остроту ногтей на коже дамской сумочки. Похоже, пора сбавить обороты...
Меня выручает наша официанточка. Быстро же она обернулась. Я хватаю высокую двухлитровую кружку с пивом и делаю вид, что оно для меня важнее всего на свете, важнее даже официантки. Уммм. Пиво не очень холодное, как я люблю. Первые глотки - они самые вкусные. С трудом оторвавшись от кружки я спрашиваю тебя:"Слушай, а давай знакомиться? Меня зовут Кузнец."
"Давай. Меня зовут Шачи."
..." Та-ак. Если мне не изменяет память, это богиня ревности и гнева. А ревность - это симптом. Я же говорил, что знаю один способ... А не надо было так на меня смотреть. Эдак оценивающе-понимающе... Чё-то слишком серьёзный взгляд-то для первого знакомства. Девочка не так глупа, как хочет казаться. Она, похоже, настолько умна, что пытается это скрывать. Да и шарм... М-да.. Не очень хорошее сочетание в прогностическом плане. И независимость какая-то в ней ... А, может, это незаинтересованность?
-Слышь, Кузнец, похоже нас сегодня продинамят. - Это уже моё второе Я поддакивает, мой внутренний голос. Он - мой лучший друг, мы с ним не-разлей-вода. Вот такая у нас тесная компания. Связь у нас телепатическая, постоянная. С одной стороны. вроде, неудобно, всегда быть на связи. С другой стороны, всегда есть с кем посоветоваться, да и просто поговорить. И он - парень вежливый, всегда свои реплики только вовремя, под руку никогда ничего не говорит. Но всегда чувствует, что познакомиться поближе с понравившейся мне девушкой ему не судьба. Вот, например, как сегодня. Так, ну, это я отвлёкся. Надо что-то говорить, как-то ломать настрой в свою пользу. А то девочка что-то заскучала."
И я решаюсь:"А Вы замужем?"
...Пашка захлопнул рукопись, открыл титульный лист и начертал резолюцию:"Афтар, нипириживай. Шекспир хахочет. Эта плагиатничать нибудут." И расписался:"Генеральный редактор П.У.Мудрюченко." Расписывался Пашка крупно, размашисто, украшая свою подпись завитушками для красоты. Привычно бросил чьё-то творение на пол, в кучку валяющихся там же рукописей, широко потянулся и сладко зевнул. Затем снял ноги со стола главного редактора, встал с кресла главного редактора, взял чашку главного редактора и вышел в приёмную. Включил чайник, нашёл в шкафчике секретарши банку растворимого кофе и сыпанул в чашку. Взглянул на часы - на циферблате обе стрелки опускались ближе к четырём. "Близится утро, - вдохнул Пашка, - скоро опять домой." Любимое время суток почему-то всегда текло намного быстрее, чем днём. "Куда Академия Наук смотрит, - проворчал Пашка, - приказали бы физикам измерить скорость времени днём и ночью - вот вам и Нобелевка." Поворчать Пашка любил. Это позволяло ему вслух высказывать свои мысли, а отсутствие оппонентов, а значит, и возражений, создавало иллюзию неоспоримой правоты его суждений. "Ладно, ещё пару романов, и перейдём к эпистолярному жанру," - решил Пашка. Он залил кофе кипятком и направился в кабинет. Стараясь не пролить кофе, Пашка круто уселся в кресло главного редактора, задрав ноги на стол, и взял следующую рукопись. Начинался его личный священный ритуал: все новые рукописи Пашка открывал посредине, читал первый попавшийся кусок текста в страницу или две. Затем накладывал резолюцию на титульном листе и бросал произведение в кучку таких же шедевров на полу.
-Нуте-с, что у нас тут? О, " Анна с кореньями", часть вторая. По частям пишем, батенька, - сарказмнул Пашка, - опять какая-нибудь любовная драма про Анну под паровозом? Ну-ка,ну-ка , посмотрим..
"...Пробуждаясь от хмельного угара , Анна испытывала двойственное чувство. Одно чувство скользко шевелилось в промежности, а второе вкрадчиво пыталось развести ей ягодицы.
-Так , - подумала Анна, - опять эротические сновидения, сколько можно?
-Столько , сколько нужно,- ответило сновидение, сопя в ухо.
Оказывается, Анна делилась мыслями вслух.
- Ловлю на слове, - поставила вопрос ребром Анна и открыла глаза. Сновидение оказалось пузатым начальником вытрезвителя, сзади же робко шестерил один из подчинённых-сержантов. "Ну, наконец-то реал, "- удовлетворённо вздохнула Анна, хотя до удовлетворения было ещё далеко. Начальник вытрезвителя и сержант затравленно переглянулись: "Опять долгоиграющая попалась!"
-Товарищ капитан , подмогу вызывать? - сдавленно прошептал сержант, - может с опорного пункта?
-Сами справимся,- ритмично прорычал сквозь зубы капитан, - нам ещё молодое поколение надо обкатать.
-Да салаги ж ещё. Мелкие.
-Мал золотник да дорог ,- с"афориздил капитан. - Ты , вот что, Смирнов, я сейчас закончу, подменишь меня тут, а я схожу наши резервы мобилизую.
-И это правильно, - приоткрыла один глаз Анна, - и , вообще, капитан, ваш сержант сачкует. Вы тут будете дискутировать или медицински меня отрезвлять? У вас тут медвытрезвитель или кулуары парламента?
-Слыхал , Смирнов? Видишь, дама жалуется? А если жалобу напишет на плохое обслуживание? Смотри у меня тут! - а сам зачастил, стараясь поддержать репутацию органов.
Анна сразу объективно отметила улучшение самочувствия.
-Ну дык...,- задыхаясь, отвечал капитан,- Если б не... мог... ффф... - хрен бы... они тут... меня... слу-...ша...-лись!!! - капитан задёргался и подозрительно притих.
-Сержант! Чё это с ним? - взвизгнула Анна.
-Девушка, не обращайте внимания - это он у нас так кончает. Контуженный он у нас. Ещё на Первой Чеченской...
-Да, капитан, никогда ты не станешь майором,- пробормотала Анна.- Ну и чо делать будем?
...Капитан , отдуваясь, поднялся. Поднимаясь , сделал даже попытку чмокнуть Анну в щёчку , но не попал.
-Смирнов , вперёд , на мины! - скомандовал капитан.
-Кстати, насчёт мин, - за гандонами я уже сбегал, - деловито ответил сержант и попёр на Аннушкину амбразуру как танк.
-Во , - закряхтела Анна,- чувствуется молодое пополнение. Затем расслабилась и закатила глазки.
Начальник завистливо вздохнул и вышел из камеры.
Капитан направился в приёмник, хозяйски по звукам отмечая рабочий ритм вверенного ему учреждения. В приёмном атмосфера была боевая - привезли новую партию контингента.
-Петров,- окликнул начальник старшего сержанта, - раскидаешь этих по камерам, зайди ко мне.
-Значит так , Петров, - через пять минут инструктировал капитан подчинённого, - в третьей камере Смирнов обслуживает посетительницу, но , чувствую, один не справится. Девка попалась скандальная, может жалобу написать , если плохо обслужим. Тогда останемся без премии. Поможешь Смирнову, от других работ вас на сегодня освобождаю. Можете привлекать и другой персонал , если понадобится. Всё , иди.
...Войдя в третью камеру , старшой застыл в умилении: волосатая задница Смирнова ритмично вздымалась меж разыгравшихся ног Анны , слышалось довольное порыкивание сержанта. Аннушка , поставив пятки на поясницу Смирнова , энергично ему подмахивала. Ругань старшого вывела Анну из прекрасного далёка.
-Сержант, ну кто же так делает? - разорялся Петров,- в конце толчка надо чётче держать фиксацию и вход надо мягше , мягше. С женщиной надо неежно. И подушку ей под жопу - всё комфорт какой-никакой.
-Тарщ старший сетжант, я уже два гандона порвал , а она не отпускает , - оправдывался Смирнов, при этом ревниво заграбастывая Анну в медвежьи объятья.
-Так, - подумала Анна, - про волнообразный мультиоргазм мужики-то не знают.
-Ничего, Смирнов, начальник меня к тебе на помощь прислал. Если надо и смену пришлёт, справимся.
-Тарщ старший сержант , ты пока морально попомогай , ага?
-И долго?
-Ещё минут десять, и можно ченч ( сержант в детстве учился в школе с углублённым изучением английского).
-Ну, давай , полиглот, работай. А я тут пока над разнообразием подумаю...
...Когда крики и стоны из третьей камеры стали настолько неприличны , что начал просыпаться обслуживаемый контингент в соседних камерах , начальнику вытрезвителя доложили о том , что Смирнов и Петров хулиганствуют безобразия и морально неустойчиво дискредитируют личный состав вытрезвителя. Капитан вынужден был вмешаться. Уже в коридоре звуковое сопровождение из третьй камеры нарисовало в мозгу начальника приблизительную картину происходящего. Войдя в камеру , капитан испытал скрытое восхищение действиями подчинённых: Анна , зафиксированная "ласточкой" , в охотку обслуживалась обоими сержантами. Смирнов выполнял упражнение "зю" , а Петров заправлял " слоника" с другого конца. Анна , отплёвываясь, игриво повизгивала при особенно бурных движениях Смирнова.
-Товарищ старший сержант, - взревел начальник, - вы что себе позволяете?Немедленно прекратить! Спецфиксация категорически запрещена приказом по управлению ещё на заре перестройки!
-Извиняюсь , привычка, товарищ капитан, - засмущался старшой, - но Вы не беспокойтесь, ей нравится. Она даже чо-то бормотала типа в саду мазу держит.
-В каком саду?
-Не знаю, товарищ капитан, - может , она в детском садике работает? Сами знаете , они с похмела-то чего хошь бормочут.
-Немедленно расфиксировать контингент! И , вообще...
Тут Анна отвлекла их особенно сладострастным стоном: "Капитааан, никогда ты не стааанешь майором", - и опять уплыла на волнах блаженства.
Капитан покраснел и сказал:" Продолжайте... Гм... Если что , смену пришлю." Завистливо вздохнул и вышел из камеры.
...Когда подуставшие сержанты начали тоскливо переглядываться и с надеждой посматривать на часы , сзади стукнула дверь.
-Петровна , ты чо? - в один голос вскричали и старший и просто сержант.
На пороге стояла фельшерица вытрезвителя Петровна и держала в руках два наполненных шприца.
-Ребята , смены не будет...
Тишина наступила полная. Даже Анна открыла рот больше чем надо.
-В пятой общаге пьяная драка , весь личный состав бросили на ликвидацию беспорядков. Но начальник о вас помнит. ( У Анны потеплело на душе - пупсик о ней помнит!). Вот , ребята , капитан прислал папаверинчик вам вколоть... Ещё часик продержитесь. Сержанты дружно взвыли: "Мать!Мать!Мать!!!"
-Да, ребята, я вам как мама родная. Я вас жалею от всей души и уколю не больно. Подставляйте,- хищно улыбнулась Петровна , встряхивая шприцами...
...Через 40 минут вернувшийся с выезда капитан застал в дежурке идиллическую картину: Смирнов с Петровым молча пили конфискованное пиво и чему-то своему блаженно улыбались.
-А...- нервно сглотнул начальник,- Анна где?- с надеждой во взоре обратился он к старшему сержанту.
-Отдыхает... В четвёртой камере...- виновато опустил голову самый исполнительный подчинённый.
-Да ты чё , в натуре! - не сдержался капитан , - там же нелегалы!
-А-а... А Вы сами , товарищ капитан велели привлекать других в случае необходимости. Этот случай настал полчаса назад.
-А как же Петровна?
-Да у ей , наверно , папаверин разбавленный был ,- заложил Петровну Смирнов.
Их прервал громкий стук в коридоре. Стучали из четвёртой камеры...
-Петровна! - заорал начальник , - бросаясь к дверям четвёртой камеры.
-Бегу, бегу, товарищ капитан, - Петровна неслась из своего закутка , путаясь в сумках с красными крестами.
- Гражданын началнык , выпускай нас нада, - умоляюще смотрел покрасневшими глазами на капитана загорелый жгучий брюнет, - ми дамой хатым, в сваю страну, за свой счёт.
-Белий женщин силна шибко любит , однако, - добавил он ,глядя в сторону, - наш старший сколка можыт иё пака сдэрживаит, но надолга иво ни хватит... Канэчна ми нэ баимса , но...
На угловой койке Анна в позе наездницы в хорошем темпе скакала на чреслах огромного, лежащего кверху брюхом , обильно поросшего чёрным волосом нелегала. Ладони гиганта страстно отбивали ритм на ягодицах Аннушки. Ягодицы раскраснелись от удовольствия.
-Какие будут соображения , товарищи персонал? - спросил капитан в пространство.
...Бигмудяев был легендой 26-го вытрезвителя. А Петровна его тайно и безнадёжно любила. Но была она персоналом старой закалки и человеком долга. И работа была для неё на первом месте. В молодости эта широкостная с лошадиным лицом девица вертухайствовала в лагерях , но по молодости-глупости вляпалась в какую-то неприятную любовную историю с нарушением правил несения службы и из ГУИНа её попёрли. Потом она закончила медучилище , распределилась в этот вытрезвитель и всю свою жизнь здесь и проработала.
А Бигмудяев представлял из себя неунывающего низкорослого , около 40 лет мужичка с блестящей лысиной и венцом седых волос по бокам головы и на затылке , но с шикарной чёрной вьющейся бородой. Приличных размеров шнобель его был постоянно покрасневшим , глаза лукавыми , язык хорошо подвешен , а ручки шаловливыми. Общее впечатление он всегда производил завораживающее и все знакомые женщины были от него без ума. Ходили слухи ,что когда-то он был кандидатом наук то ли по филологии , то ли по лингвистике , шёл на докторскую , но влип в какие-то дела с молоденькими студенточками и из универа вылетел , запил горькую , да так и не смог завязать насовсем-то. Работал он кочегаром в котельной сутки через трое и почти каждые две недели в дни получки попадал в этот вытрезвитель. Когда он попал в вытрезвитель в первый раз , то вид имел довольно грязный( дело было осенью) и был препровождён в душевую и там-то и произвёл неизгладимое впечатление на весь персонал , сбежавшийся на его крики , т.к. вода в душе была только холодная. А впечатление он произвёл размерами своего мужского хозяйства, которое от холодной воды почему-то пришло в рабочее состояние. Прибежавшая вколоть ему аминазин Петровна была поражена этим настолько , что ходила с квадратными глазами всю смену , а когда Бигмудяев по пьяни начал читать ей стихи Бодлера и Есенина - влюбилась в него сразу и навсегда...
-Столько , сколько нужно! - рявкнул начальник сразу ставшее крылатым во всех вытрезвителях города распоряжение.
Через две минуты милицейский УАЗик умчался в ночь...
-Значит так , гражданин Бигму... То есть , гражданин Брусницкий...( Бигмудяевым его звали неофициально , с лёгкой руки англофила сержанта Смирнова после всем посвящённым известного случая) , - капитан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Пьяненький Бигмудяев смотрел своими лукавыми глазками на капитана и подсознательно чувствовал некоторую неправильность происходящего.
-Значит , Вы к нам попали... И ещё не раз попадёте... Если будете вести себя правильно, в будущем можете расчитывать на некоторое снисхождение... В общем, Вы к нам попали... Гм... А местов в общем зале нету... Места есть , но только в третьей камере... В общем , Вы там сильно не шалите...
Через два часа ахов , криков и стонов Анна и Бигмудяев вышли из третьей камеры трезвыми и счастливыми. Аннушка то венец седых волос ему пригладит , то воротничок рубашки поправит , и щебечет, щебечет... А Бигмудяев лукаво-снисходительно посматривал на Аннушку , но был похож на кота около полной миски сметаны.
...Они ,обнявшись, медленно шли в огнях фонарей ночного города, а Петровна долго смотрела им вслед. Потом ушла в свой закуток , приняла полный стакан неразбавленного спирта и всю ночь то роняла скупую одинокую слезу , то пела лагерные песни.
Капитан приказал не беспокоить её до утра..."
...Пашка открыл титульный лист и наложил резолюцию:" Эротика форева. Аффтар жжош. Пеши исчо." Привычно расписался и задумчиво почесал в правом брючном кармане. Но тут взгляд Пашки упал на циферблат часов шикарного письменного прибора на столе главного редактора и благодушное настроение пропало. Надо было поторапливаться, иначе не успеть. А любимое дело для Пашки всегда было превыше всего. Он, нехотя, выбрался из кожаных объятий главредовского кресла , собрал с пола использованные рукописи и поплёлся в приёмную. Предстояло выполнить самую лакомую часть работы - написать письма авторам. Издательство, в котором Пашка имел честь работать, изо всех сил пыжилось казаться солидным и потому, в отличие от крупных издательств, в обязательном порядке рассылало письма-отзывы всем авторам, приславшим свои рукописи на рассмотрение. Вообще-то этим занимались две младших редакторши - бывшие училки русского и литературы, по разным причинам потерявшие работу в школе и пристроившиеся в Пашкино издательство за невеликую зарплату, но, всё же, по литературной части. У каждой из них было под началом по десятку внештатных чтецов: студентов-гуманитариев и старшеклассников. Эти внештатники приходили раз в неделю, сдавали прочитанные рукописи с вложенными в них, написанными от руки, листочками-отзывами, получали свои невеликие деньги за прочитанное, забирали пачку следующих рукописей и пропадали ещё на неделю. Младшие редакторши, на основе с трудом разбираемых студенческих каракулей, печатали свои краткие отзывы-рецензии, вкладывали их в красивые конверты с уже напечатанными на них адресами авторов и канцелярскими скрепками прикрепляли эти конверты к обложке рукописи на последней странице. Обработанные таким образом рукописи отправлялись на большущий стол в углу редакторской и пылились там в кипах, ожидая своей очереди. Когда у главреда появлялось желание поработать, его секретарша брала десяток рукописей и несла в кабинет к шефу. Тот, не глядя, подписывал отзывы; и , в зависимости от настроения, или запечатывал письма и относил их в приёмную на полку исходящей почты, не забыв на ходу погладить секретаршу, или, чаще всего, оставлял подписанные письма на своём столе. В конце рабочего дня секретарша сама запечатывала эти конверты и отправляла их по адресу. Рассмотренные же рукописи переносила в приёмную на отдельный столик. Дальше с ними занимался Пашка.
В издательствах рукописи авторам обратно не высылаются. И сначала Пашка таскал отработанные рукописи домой и на старенькую дачу в деревне, используя бумагу для разжигания печки и других потребностей. Потом, когда количество бумаги превысило все разумные потребности на годы вперёд, он попытался сдавать их в макулатуру. Но, посчитав свои трудозатраты и полученный с этого доход, стал просто относить рассмотренные рукописи в ближайший мусорный контейнер. Дело в том, что Пашка работал в этом издательстве ночным уборщиком. Конечно, он дошёл до этой должности не сразу. Нельзя сказать, что Пашке не везло в жизни. Родители его были интеллигенты в первом поколении, непьющие, в меру своих сил воспитывали Пашку на примере литературных героев, старались дать ему хорошее образование, водили в кружки, даже записали в музыкальную школу. И учился Пашка неплохо: не отличник, но в хорошистах ходил всегда. Вот только от рождения он, как в песне поётся, не вышел ростом и лицом. Худой, небольшого роста, узкое лицо с тонкими и, почему-то, всегда мокрыми губами, открывающими в какой-то угодливой улыбке мелкие, редко поставленные, зубы. Заискивающий взгляд исподлобья придавал выражению лица чувство неискренности и потому среди парней он был не в авторитете, а девушки его просто не любили. Вырос Пашка замкнутым, одиноким человеком, без друзей и приятелей. Из-за отсутствия общения Пашка пристрастился к чтению, а в старших классах даже пытался писать стихи. Он много читал классиков сверх школьной программы и в выпускном классе, анализируя прочитанное, стал замечать, что многие произведения мог бы написать гораздо лучше. Читая, например, ранние рассказы Чехова, Пашка искренне недоумевал: и почему Чехова считают гениальным писателем? Ведь даже Зощенко по сравнению с Чеховым - это как столяр супротив плотника.. И однажды Пашка начал писать своё. Писал самозабвенно, забывая есть и пить, часто ночами напролёт не вылезал из-за письменного стола, даже во время выпускных экзаменов. Сначала он посылал свои рукописи в крупные и солидные издательства и даже пару раз получил письма с ответом: рукописи не возвращаются и не рецензируются. Затем Пашка стал рассылать свои творения во все издательства, какие только знал. Ответов не было... После окончания школы Пашка поступил в педагогический, хотел стать учителем литературы, мечтал уехать затем в провинцию и за пять лет написать там гениальное произведение как Флобер. И тогда все узнают какой Пашка талантище. А уж вот тогда он им всем покажет! Кому и что покажет, Пашка ещё не знал, но , что покажет - это точно. Мечты рухнули на втором курсе после вечеринки в общаге, когда перепивший Пашка пригласил соседку по столу покурить на лестничной площадке и, не имея опыта обращения с девушками, стал оказывать ей слишком активные знаки внимания. Страшного ничего и не произошло, но пьяненькая девчонка подумала неведомо что и закричала. Вышел скандал и Пашку отчислили за поведение несовместимое со званием будущего педагога. От дальнейших разборок Пашка сбежал в армию и, оттрубив положенное, вернулся домой ожесточившимся на судьбу и на весь мир, и без всяких перспектив на будущее. Первое время он мыкался по разным работам от курьера до рыночного торговца и даже позволил продавщице из соседней палатки выйти за него замуж. Но писать и рассылать везде и всюду свои рукописи Пашка не переставал никогда. Писал Пашка в основном фэнтези, где главный герой - рыцарь на белом коне - преодолевает многочисленные трудности, побеждает сонмы врагов, спасает златокудрую принцессу и она одаряет его неземной любовью... Возможно, эта духовная отдушина и спасла Пашку от пьянства и безнадёги, и дала возможность чувствовать себя писателем и уважающим себя человеком. А когда братья предложили ему место вечернего уборщика в небольшом издательстве, согласился сразу. Его не остановило даже то, что добираться до дома приходилось ночью через полгорода со всеми прелестями ночного путешествия. Однажды к нему даже привязались менты, заставив показать что он несёт в довольно объёмистой сумке. Пашка открыл сумку, показал рукописи и предъявил редакционное удостоверение. Красивые корочки Пашка в своё время купил в подземном переходе, прилеил свою фотографию, и напечатал на редакционном принтере текст, удостоверяющий, что предъявитель сего удостоверения является генеральным редактором частного издательства "Басенник"( так называлось издательство в котором он работал. Печать Пашка шлёпнул, найдя её в столе секретарши во время одного из первых своих дежурств). Менты прочитали удостоверение, внимательно посмотрели на его кроличью шапку, поношенное демисезонное пальто, шерстяные брюки с манжетами, старомодные ботинки , переглянулись и отпустили Пашку восвояси. После этого случая Пашка поймал шефа в хорошем настроении, рассказал о случившемся( про удостоверение он, конечно же, скромно умолчал) и попросил его разрешения оставаться в редакции на всю ночь, пообещав выполнять ещё и функции ночного сторожа. Разрешение было получено, и с тех пор Пашкина жизнь наполнилась новым содержанием, в ней появился смысл. Он стал вершителем судеб новых и начинающих авторов. Дело в том, что новыми авторами в Пашкином издательстве мало кто интересовался. Издательство это было организовано на базе небольшой производственной типографии бывшего почтового ящика, под шумок приватизированного в своё время кем-то из чиновников городской администрации. Чиновнику этому при распиле городского бюджета досталась и статья расходов на культуру, поэтому он организовал "карманное" издательство "Басенник", через которое успешно эти денежки и осваивал. Командовать издательством был поставлен страдающий приступами графомании дальний родственник того высокопоставленного чиновника. Конечно, для соблюдения приличий какие-то деньги выделялись и непосредственно на нужды самого издательства, подкидывались заказы от города на печатание каких-либо брошюр, плакатов и рекламных листовок , например, к дню города или перед выборами, печатали также книги авторов, на которых указывала рука дающего и т.д. В-общем на хлеб хватало, даже особо не напрягаясь. Но, вот на масло главред, по уговору со своим благодетелем, должен был зарабатывать сам. Спервоначалу он с головой погрузился в работу: рассылал рекламу в коммерческие структуры, искал перспективных авторов, пытался пригласить маститых и признанных, начал энергично печатать свои опусы. Но... У коммерческих структур были свои прикормленные издательства, маститые авторы запрашивали слишком большие гонорары, его собственные произведения, после нескольких пробных партий, торговая сеть не хотела брать категорически, а новые авторы все, по мнению главного редактора , писали хуже его самого. Да и проводить среди них селекционную работу главреду очень скоро стало некогда, т.к. , ему хватало не только на хлеб, но и на водку. Так и пылились эти стопы никем не считанных рукописей на огромном столе в редакторской и тоскливо дожидались очередного послезапойного приступа трудоголизма у шефа.
Вот эти-то рукописи и были для Пашки манной небесной. Каждый вечер, по быстренькому прибравшись в кабинетах, Пашка брал десяток-другой рукописей, садился в кресло главного редактора и блаженствовал. Он искренне считал себя таким крутым профи в литературе, что мог определить ценность любого произведения, лишь прочитав на выбор одну-две страницы из всей книги, что он и делал такими короткими для него ночами. Пашка смаковал эти страницы, выискивая орфографические ошибки, стилистические и смысловые ляпы. Ему доставляло неописуемое удовольствие накладывать уничижительные резолюции на творения всех этих тупиц и бездарей. Затем он садился за компьютер секретарши в приёмной и печатал свои рецензии-отзывы всем этим графоманам. И уж вот тут Пашка отрывался по полной. Он жонглировал словами так, что полные сарказма фразы, имея двойной и тройной смысл, просто размазывали авторов по паркету, заставляя их чувствовать себя ничтожными книжными червями, пытающимися ползать у подножия литературного Олимпа. Иногда, отвечая особенно не понравившимся авторам, Пашка доходил до откровенного хамства, но, почему-то всегда без последствий. У него даже были некоторые любимые выражения для этих рецензий, например: "Вы пишете восторженно-дурацкую, наивную муйню", или "не надо размазывать по страницам палитру дерьма и разбавлять его небезосновательным пафосом пополам с унылой хенрёй." Но, самое главное: в этих рецензиях Пашка творил! Он чувствовал себя гигантом мысли и титаном интеллектуальной мощи! Ради этого стоило жить!..
...Пашка вытащил из-под скрепки конверт с рецензией, приготовленный кем-то из младших редакторов, вынул эту рецензию из конверта и заменил её на свою, только что написанную( подпись главреда Пашка научился подделывать со второго раза, талант к этому проявился у Пашки в третьем классе, когда приходилось немножко изменять записи учителей в дневнике о Пашкином поведении на уроках). Заклеил конверт и положил на полку для исходящей почты. На сегодня всё. За окном вовсю буйствовал рассвет. Пора было собираться домой. Пашка уничтожил все следы своего пребывания в кабинете главреда, загрузил в сумку все отработанные сегодня рукописи, оделся и двинул на выход, слегка перекосившись под тяжестью произведений теперь уже точно неизвестных авторов.
...Пашка вошёл в прихожую, осторожно закрыл дверь, заперев замок. Стараясь не шуметь, начал снимать пальто и ботинки. Из туалета вышла патлатая жена в засаленном халате, широко зевнула, обдав Пашку запахом несвежего рта, и непотопляемым линкором направилась в спальню, пробурчав: "Опять свою макулатуру припёр. Все антресоли забил, нужные вещи положить некуда." Пашка молча продолжил переобуваться. "Тебе там письмо пришло, я на кухне положила." - добавила жена уже из-за двери спальни. Пашка в одном тапочке бросился на кухню. На подоконнике белел солидный конверт из отличной мелованой бумаги. Сердце Пашки забилось в грудной клетке как испуганная птичка в силках. Пашка схватил конверт, разорвал его дрожащими руками и вынул единственный листок письма. В глаза сразу бросилась фраза:" Уважаемый автор. Вы пишете восторженно-дурацкую, наивную муйню..." Пашка медленно перевернул конверт. На лицевой стороне конверта ехидно скалился логотип родного издательства "Басенник"...