Дорогая Симона, откровенно говоря, я уже начинаю выходить из себя, твои письма на 15 страниц, объединенный одной мыслью о безутешности твоей жизни... Ты думаешь, тебя никто не любит? Встаешь с утра чуть свет, ставишь чайник и ищешь причины для того, чтобы из дома не выходить, потому что спинным мозгом чувствуешь- все только и ждут, когда ты появишься, чтобы, склонив головы, нашептывать про тебя веселые гадости и хихикать. Неужели ты правда думаешь об этом каждое утро? Я помню, помню. Симона, что с тобой было много всего страшного.
Самое страшное, что когда люди говорят, что их никто не любит, это зачастую значит, что они сами себя не любят. Главное то, что гораздо проще сделать так, чтобы полюбили тебя- можно быть милым, забавным, безотказным человеком, каких любят, но при этом гораздо труднее полюбить себя в таких образах, переступить через свое эго ради других людей и все равно себя уважать. Когда ты сам себе не друг, тебя сложно любить. Невероятная дилемма. Чего же ты хочешь, если все так сложно?
Ты помнишь, что трещал под ухом наш безнадежный писатель Роки( ты, конечно, помнишь, что его никогда не звали Рокки, но мы потакали ему в этой маленькой слабости почувствовать себя другим посредством имени)? Помнишь, что он говорил, когда упал с лестницы и сломал ногу в доме своей бывшей девушки, как раз тогда, когда бросил ее? "Это произошло не потому, что я сделал плохо, а потому, что она меня никогда не любила". И все. И кончено. Нога зажила и он остался спокоен, без лишних разговоров и жалоб. Попробуй каждый день представлять, что ты ломаешь ногу по чьей-то вине, и ты сойдешь с ума.
Иногда полезно быть виноватым, полезно почувствовать себя не единственно правым, не обиженным, а в более брутальной позиции- жестокого, циничного тирана, по вине которого другому человеку плохо. Ты это и делаешь, люди от тебя на стену лезут, а ты продолжаешь вить из них веревки, доказывая, что тебя все мучают, а ты терпишь.
Лет пять назад, когда еще наш старый Ух был жив, ты мне сказала- что мы будем делать, когда он сляжет? Чьи нудные нотации о брошенной молодежи мы будем слушать каждое утро, чьи крики будут лететь нам в спину, когда мы в очередной раз громко хлопнем дверью? Тебя уже здесь не было, но за пару недель до смерти он мне многое говорил, рассказывал про жизнь, просил его слушать и просто не уходить. Он извинялся, как нашкодивший детсадовец, который боится, что вечером ему не покажут мультфильм про паровозик и заранее просит прощения. Он был так рад, что смог перебороть свой страх перед собой же и наконец признать, что был неправ, и сказать наконец, какие мы замечательные и как мы развлекали его своими выходками день тот дня. Мне было жаль его до слез, но он умер счастливым и уверенным. Это ведь хорошо- самому первым признать свои ошибки и извиниться за них, чтобы оставаться для людей светлым человеком в ладах со своей психикой.
Что же ты вытворяешь с собой и своим мужем, Симона? Он любит тебя и пытается исполнять даже те прихоти, которые ты еще не придумала но ты старательно убеждаешь его, что все твои беды- из-за нехватки мужского внимания, что ты не чувствуешь в себе уверенности, как в женщине. Разве он не живое доказательство твоей уверенности? Ты можешь обидеться, но я удивляюсь, как он терпит тебя такую? Возможно, его любовь к тебе перешла границы любви двух взрослых людей и превратилась в любовь родственников, которых мы никогда не оставим в любом состоянии. Этим он лучше нас всех, вечно выбирающих себе спутников жизни по заданным критериям, нацарапанным в 15 лет на последней странице скучнейшей тетради по физике. Если ты упустишь эту тоненькую ниточку, которая вас еще связывает, будешь жалеть очень долго и вообще не дашь никому спокойной жизни, поэтому предупреждаю заранее, и не говори, что я промолчала.
Кстати, вчера я взяла из подъезда очаровательного Дымку. Он появился как тень в углу почтовых ящиков, и я уже не смогла от него отказаться. Если бы ты видела эти желтющие глаза, Симона, ты бы разрыдалась от бессилия перед этим гордым очарованием. Он не просился ко мне, нет, это я десять минут звала его выйти из угла и обещала лучшие условия, если он будет жить со мной. Мой Дымка, которого я все-таки отвоевала у него же самого- он как твой Касс, такой же шикарный, только мне он достался раз в сто дешевле, ценой в холодные 10 минут и разговоры на лестничной клетке с темным углом. Ты была права, дорогая, сколько бы ты не заплатил за кошку, ты никогда ее не купишь. Он вымаливает у меня рыбу, а потом насмешливо прыгает на окно и ухом в мою сторону не ведет. Типичный мужик. Были бы все мужчины такие мягкие и теплые на ощупь, с такими безумными глазами и жесткими усами, наверное, я простила бы их всех и продолжала бы каждый вечер кормить рыбой.
Симона, мне жаль, что я давно разучилась говорить с тобой грубо. Чтобы не ранить твою хрупкую душу, хотя тебе это здорово бы дало по мозгам и, может, поставило бы их в правильные пазы. Я помню тебя совсем другой, беспечной и сочувствующей не только себе самой. Я хочу увидеть это снова. Сделай так, чтобы я в день приезда к тебе не плакала от бессилия перед твоими капризами. И не вздумай умереть, я знаю, ты можешь, ты каждый раз обещаешь это перед праздниками, ноя прошу тебя, подожди на этот раз, я привезу тебе огромный теплый шарф для твоей вечно продутой шеи, и ты протянешь еще дай бог несколько лет. В следующем году тебе 25, поэтому я не делаю долгосрочных прогнозов, но постарайся радовать нас подольше. И пожалуйста, не плачь, не плачь, не плачь больше, от этого грустят даже твои горшки с цветами. Целую, твоя с.