Аннотация: "Есть место подвигу ухода..." Вишневский
"Есть место подвигу ухода...", как говаривал один известный юморист однострочник. Ведь всё могла быть иначе, совершенно иначе. Я не говорю про то, что я могла не родиться или ещё какие вариации до моего рождения, а я говорю про нынешнее время. Всё могло произойти совсем по другому, если бы не одно "но". Эти вечные "но", которые намного хуже "бы", но не лучше того что есть.
Каждый день разрушение охватывающее мою жизнь, не видное, но отлично чувствующееся, подталкивало меня к какому-то решение. Причём чем ближе подходило время к увольнению, чем ближе было первое сентября, тем страшнее становилось. Тем сложнее было поднимать себя каждое утро, чтобы доработать те дни, которые остались в этом проклятом месяце. Доработать, получив на руки расчёт и оказаться совершенно свободной ото всего.
Всё вокруг отлично отвечало внутреннему кризису, порождая разруху во внешнем мире. Каждый день я ловила себя на мысли, что мне хочется сорваться и уйти куда глаза глядят, просто раз и навсегда, потому что та жизнь, которая меня окружала, причиняла боль не только мне и не столько мне, сколько тем людям, которых я, казалось, любила. И я невольно услышала всё то, что говорят небезразличные мне люди, что моя жизнь направлена исключительно на себя, что я действительно паразит, которым так не хотела стать. Я стала тем, кем меньше всего хотела бы быть - потребителем, которые не может, а главное не хочет чего-либо отдавать другим. И который не стремится что-либо менять в своей жизни. Но когда дело дошло до основательных перемен, изнеженный червяк в душе встрепенулся и ощутил пропасть перед собой и тут его проняло.
Я постоянно чувствую страх, внутреннюю дрожь, которая даже ночью не проходит. Это дрожит паразит в душе. Который желает, чтобы мир крутился исключительно вокруг него. Хуже было то, что раньше это локализовалась в стенах "дома". И нет в том вины родителей, что дом вдруг оказался в кавычках моих заморочек. Дом переставал быть домом, потому что только я никак не могла заставить себя считать его таковым. Это было раньше... но зараза охватила всё окружающее меня пространство, вовлекая в потребительство и друзей. И вот уже невольно или намеренно я смотрю на них, как на потенциальных давателей, которые горазды давать и не имеют права требовать что-либо взамен. Они переставали быть людьми, для которых что-то делалось, переходя в разряд - "дай и не колышет". И знаете что самое паршивое? Я не хотела что-либо менять в таких отношениях. Именно не хотела, потому что для того чтобы менять, нужно действовать. Действовать вопреки своей природе паразитизма. Куда не плюнь, попадёшь в паразита. Все живут для себя и даже те, кто делает что-то для окружающих, на самом деле тоже живут для себя, потому что благодействуют исключительно для собственного самоудовлетворения. В нашей действительности не найдётся ни одного человека, который был бы человеком по жизни.
Эти мысли выедали мне сознание, и с каждым утром всё сложнее было подниматься и заставлять себя что-то делать. Душещипательный вопрос: "А для чего?" не находил ответа. Самое печальное, что я действительно хотела стать человеком. Я перестала пить, я не курила, я занималась спортом, помогала другим и имела прекрасную и светлую цель в жизни... но вот незадача, зачем? Зачем мне всё это?
Я никогда не думала, что могу исключать из своей зоны комфорта родственников, и вспоминать о них лишь тогда, когда мне это нужно. Никогда не думала, что сознание будет настолько избирательно и не в пользу людей, которые делали для меня всё. Постоянные упрёки выводили из себя, подтачивая уверенность и углубляя дыру в душе. Последней каплей был звонок брата. Человека, который находясь в нескольких тысячах километров от дома был намного осведомлённее меня и знал, что фактически неделю назад отец пересёк сплошную линию и уже несколько дней ходил, как в воду опущенный. Он переживал и не знал куда себя деть и потому уехал на дачу, чтобы отдохнуть и расслабиться. Отдохнуть, и хоть как-то забыть гнетущее чувство, которое не даёт спать. Отец, который приехал ранним утром с дачи домой по моему звонку, когда я потеряла ключи. Приехал, ограничившись фразой: "Осторожнее нужно быть, внимательнее". Отец, который делал ремонт в моей комнате, чтобы сделать мне сюрприз, пока я отдыхала в отпуске и даже не вспоминала о нём. Отец...
Что ж я за сволочь такая, которая за всё, что для меня делалось, даже спасибо не сказала? "Ты мне отцу не делай горя, я так всегда горжусь собой...". Я до сих пор помню эти слова, которые прочитала в открытке, подписанной его рукой. Прошло уже девять лет, а я только и делаю что, причиняю боль и горе этому замечательному человеку.
Говорят, горбатого могила исправит и мне кажется, что это действительно так. Просто и незамысловато исправит всё то, что не смогла сделать жизнь. Иной раз думаешь, что взять и полоснуть по венам и закончить в конце концов то, что было незакончено несколько лет назад. Это было бы лучшим вариантом в данном случае. А иной раз казалось, что лучший выход - собрать вещи и уйти. Уйти куда глаза глядят, без цели, без возможностей к существованию, просто уйти, не попрощавшись, и никогда не возвращаться обратно.
- Юль, - послышался крик сквозь сон. Голос раздавался сзади, что было очень необычно. Я уснула ногами к окну? Мысль, промелькнувшая было в сознание, была столько же легко вытеснена действительностью. - Юль, ты просила тебя разбудить. - Голос, который так чётко вписался в сон, оказался не родным и близким. Это был голос, человека, который вот уже несколько недель ютил у себя мою скромную персону не требуя ничего взамен.
- Спасибо, Маша.
Вот ведь странно, сначала мы бежим от тех людей, которых очень любим, чтобы раз и навсегда отрезать от себя боль, которую они могут причинить и боль, которую причиняешь мы, а потом их призраки преследуют нас на протяжение всего пути. Я бежала от однообразности, но каждый новый день новой жизни был похож на предыдущий.
Выйдя 31 августа из дома на работу с рюкзаком, я уже несколько лет не возвращалась обратно, перебиваясь редкими заработками, попрошайничая на улицах и убегая, убегая, убегая от того, что преследовало меня попятам. Я нигде не задерживалась больше чем на неделю. Как ни странно - помогало то, что постоянно уничтожало мою душу - письма. Нет, я не отправляла письма друзьям, я просто писала. Собственно и эта книга, есть ни что иное, как компоновка писем. Мне просто вдруг подумалось, что написать её было бы разумно, потому что кому-то она стала бы помощником, а кого-то удержало бы от необдуманных решений. Но могу вас уверить в одном, человек может выжить в любой ситуации... было бы желание. Впрочем, желание жить всегда пересиливает все остальные.
Как всё произошло? Всё очень просто. Последней каплей была ссора с тётей Ирой перед работой 30 числа. Ссора и упрёки с моей стороны, упрёки маленькой девочки, которая никак не хочет повзрослеть и стать обывателем, которые живут как все.
Когда я шла, спрятав глаза под очками, я думала, что лучшим вариантом будет - убиться. Просто и незамысловато. Проходя через дорогу меня с сигналом и матом обогнула какая-то машина, она проехала в нескольких сантиметров от моих ног, но мне было всё равно. Как-то недавно я думала, что люди, которые совершают самоубийство бросаясь под машину или под поезд не любят ничего. Вообще. Ни себя, что и понятно из поступка, ни других, раз заставляют страдать ни в чём неповинных людей, которых назначают палачами. Когда я об этом думала, я для себя решила, что мой уход будет тихим. Не будет упрёков, не будет невольных свидетелей душевной истерики. К сожалению уберечь от боли родных не получится, но постараться максимально облегчить её, написав огромное послание, которое объясняло бы поступок или, точнее говоря, бегство от дальнейших поступков всё же можно было. Просто есть люди, которым не суждено стать людьми и в то же время быть обывателем для них самое страшное наказание в этой жизни. Просто есть люди, которые, несмотря на все старания, не могут отдавать и из-за своей несовершенной натуры постоянно потребляют и потому делают больно другим. И это двойственное состояние, этот раскол души в итоге приводит к тому, что человек решается на отчаянный шаг. Это плохо, конечно же, и ни к чему хорошему не приводит и ничего не решает, но на взгляд именно этого человека, это единственная возможность перестать делать больно другим. Когда какую-то часть тела поражает гангрена, её отрубают, так и с людьми, они сами отрубают себя от тел тех, к кому присосались.
Именно по этому, когда я собиралась уходить из жизни, я разослала письма друзьям и родителям, купила моток верёвки, в интернете нашла, как делается петля, купила каких-то успокаивающих таблеток, шкалик водки и ушла в лес. Ушла, чтобы не быть обнаруженной людьми, которые могли пострадать от созерцания нелицеприятной картины.
Из всего этого можно было сделать только один вывод, что я готовилась к уходу очень длительное время. Если честно, я намёками и вообще своим состоянием пыталась дать понять людям, что мне плохо, что не просто плохо, а ужасно, и что каждый день приближает меня к конечной точке. К точке, которую после моего решения не переделать в запятую и не дорисовать до многоточия. И никто не понимал.
В какой-то момент при очередной ссоре с родителями, папа в сердцах крикнул:
- Ты что, убить себя хочешь?!
И ведь был прав как никогда. Но вместо того, чтобы сказать, что мне ужасно плохо, я покачала головой и ушла в свою комнату. Когда-то наличие комнаты было оплотом и какой-то гранью между моим миром и окружающим, но тогда это больше походило на персональную клетку. Я засыпала, и просыпалась с одной и той же мыслью: "Скоро всё кончится".
Я точно знаю, что у меня не всё хорошо с головой и совершенно уверена в своей ненормальности. Кто-то называет это чуткостью и ранимостью души, а я думаю, что это какое-то психическое заболевание, которое прогрессирует со временем и обостряется в какие-то периоды. Потому что нормальный человек не пойдёт резать себе вены и вообще вряд ли решится на такой шаг. И я ничего не путаю, потому что от верёвки и таблеток ничего не осталось, а вот порезы на запястьях до сих пор напоминают мне о том дне, когда я почему-то не ушла.
После этого мне показалось, что я нашла решение. Что моя жизнь не может так продолжаться, что в ней нужно что-то менять. Вот только чтобы избавиться от гнетущего ощущения, нужно было сделать несколько больше, чем просто решиться жить по другому. Нужно было рассказать родителям о том, о чём было написано в письме, о причинах своего незавершённого поступка.
Нужно ли говорить, что родители так и не узнали, что их дочь весь день провела в лесу, стоя на доске и не решаясь ступить и повиснуть безвольной куклой? Стоит ли говорить, что дальнейшие попытки закончились шрамами на руках? Не знаю, стоит ли, но раз я решила быть до конца откровенной, то скрывать этого не буду. Люди, которые возможно будут читать эти строки, могут найти что-то общее со своими ощущениями и может быть не решаться на тот отчаянный шаг, который был сделан мной. Мне бы не хотелось, чтобы люди приходили к этому решению, потому что, как бы банально это не звучало - это не выход.
И в какой-то момент, буквально через год после попытки суицида, я рассказала родителям, что не учусь вот уже почти два года. Что всё это время я их обманывала, что жила для себя и деньги, которые я якобы тратила на учёбу, уходили на развлечения. Если бы рядом не было брата, я бы никогда не решилась рассказать, а скорее всего опять попыталась покончить с собой, потому что ложь выжигала меня изнутри. Это было настолько мучительно, что даже приятно. Наверное, именно тогда я свыклась с душевной болью и с тем, что почти перестала замечать её. После той боли, любая физическая казалась благом. Так, наверное, и становятся мазохистами. Я чёртов меланхолик, который совершенно не знает, что хочет от жизни и которому легче писать эти строки, чем заниматься делом.
- Юль, может останешься? - Машин голос, оторвал от воспоминаний и разрушил оцепенение, которое накатывало каждый раз, стоило начать погружаться в воспоминания.
- Омут памяти, - хмыкнув, сказала я.
- Что? - не поняла моя собеседница.
- Да в Гарри Поттере у Дамблдора была такая магическая штукенция, - пояснила я, - туда он сгружал все свои воспоминания, чтобы пересматривать то, что мог забыть, чтобы... Ай, ладно.
- Юль, ну, правда, ну куда ты пойдёшь в такую погоду?
- В России погода бывает либо плохой, либо очень плохой. - Храбрясь, ответила я. - К тому же и не в таких... эм... в общем, и не из таких ситуаций выбирались.
- Ты хоть позавтракай, - не унималась моя благодетельница.
- Если меня ждёт твой замечательный кофе, то я не смею отказаться.
Мне всё-таки удалось развеселить собеседницу, и она улыбнулась.
Самое страшное, что эта Маша была очень похожа на мою Маню, которую я... Они даже улыбались похоже. Улыбка, которая преображала всё лицо.
Когда Маша нашла меня в полуобморочном состоянии на какой-то скамейке в парке, я уже мысленно прощалась со своей неудачной жизнью. И потому совершенно не удивилась призракам прошлого, которые являлись мне сквозь бред.
Склонившись надо мной, она спросила:
- Девушка, Вам плохо?
- Маша, - пьяно улыбнулась я. - прости меня.
- Откуда Вы знаете, как меня зовут? - удивилась девушка.
- Маша... моя Маня, - улыбнулась я и отключилась.
Потом она рассказывала мне, что посчитала меня сумасшедшей, но меня бил такой озноб, что она испугалась. Она пыталась меня тормошить, расталкивала, просила идти домой, а я твердила из раза в раз только одно слово: "прости". И этот человек на своём горбу потащил меня домой, потащил совершенно незнакомую личность в совершенно невменяемом состоянии вопреки здравому рассудку. Потом, когда я её спрашивала, почему она не отравила меня в больницу, тем самым успокоив свою совесть и в тоже время сложив с себя всю ответственность, она сказала, что почему-то думала, что мне нельзя в больницу. В течение недели она приводила меня в чувство, подключила знакомого врача и выходила совершенно незнакомого человека.
Когда я пришла в себя, она спросила:
- Откуда ты знаешь моё имя?
Вот ведь странно, человека не интересовало ни кто я, ни откуда, ни то, что я здесь делаю, а вопрос о мнимом знание имени никак не укладывался в её голове.
- А я не знаю твоего имени, - честно призналась я.