Швейцария на рубеже двенадцатого и тринадцатого веков восстала против немецкого и австрийского владычества. Легенда об искусном стрелке Вильгельме Телле гласит, что он сбил стрелой с расстояния двадцати шагов яблоко с головы своего малолетнего сына. К этому принудил его жестокий наместник в наказание за то, что Вильгельм не поклонился шляпе австрийского герцога, висевшей в центре города на шесте. Иначе - смерть обоим. После такого жестокого испытания Телль, естественно, при первом удобном случае застрелил наместника.
Вильгельм Телль является национальным героем и символом борьбы за независимость страны. По всей Швейцарии ему установлены многочисленные памятники. Фридрих Шиллер посвятил ему драму, а Джоаккино Россини - оперу.
В легенде мало внимания уделено сыну Вильгельма - Вальтеру. Во многих вариантах у него отсутствует даже имя. "Малолетний" - а сколько ему на самом деле было лет? Как он переживал реальную угрозу смерти? Ясное дело, он не трясся от страха, иначе яблоко скатилось бы с его головы. Согласно драме Шиллера это был настоящий храбрец: он воспротивился тому, чтобы ему завязали глаза и привязали к липе, он сам поставил яблоко себе на голову. После выстрела отец рухнул на землю, - так он переволновался, а сын принес ему яблоко, сбитое с головы. У ребенка нервы оказались крепче, чем у папаши.
Будем считать, что так оно и было, не стоит портить пафос замечательной легенды.
Как говорится, аналогичный случай был у нас в Одессе в 1969 году в феврале месяце на армейских сборах, которые проводились в качестве подготовки к соревнованиям по пулевой стрельбе. Об этом мне рассказал мой давний друг Серега. Мы часто вместе охотились, на его счету было много метких выстрелов. Оказалось, что во время срочной службы в армии он занимался спортивной стрельбой. Один случай мне показался интересным, постараюсь передать его рассказ.
"Началось с того, что я, командированный из рядовой стрелковой части, стоявшей под Симферополем, в первый же день "обстрелял" известных фаворитов - мастеров спорта из специального спортивного батальона, квартировавшегося в Одессе. После заключительного упражнения ко мне подошел майор Касаткин (я тогда был сержантом) и предложил поехать на соревнования во Львов, он руководил стрелковой секцией батальона. Мне он понравился уважительным тоном разговора, я, конечно, согласился с радостью, стараясь особо не проявлять ее. На следующий день картина повторилась: все упражнения я выполнил на отлично. Ко мне подошел командир батальона полковник Дугин и предложил поехать на соревнования аж в Москву. По дошедшим до нас сведеньям, он до нас командовал штрафбатом и был прислан для укрепления дисциплины среди разболтавшихся спортсменов. Такой почести я не ожидал, однако вместо радости почему-то холодок пробежал вдоль моего позвоночника. Вариантов не было, захотелось вытянуться в струнку, взять под козырек и сказать: "Слушаюсь". Свое согласие я кое-как промямлил почти что шепотом.
Фавориты из спортбата были уязвлены.
После официальной программы можно было потренироваться индивидуально, народ не спешил уходить из тира. И был там один, старший меня по званию - прапорщик, заводила, лидер, которого охотно слушались остальные. Разговаривая, он часто посмеивался, втягивая голову в плечи, словно говоря "хочешь - верь, хочешь не верь". Проиграл он мне совсем немного. Несколько человек во главе с ним окружили меня и завели разговор о том, что стрелковые упражнения - это так себе, ерунда. Не хочу ли я поучаствовать в солдатской развлекухе под названием "подстрелить сигарету"? Как выяснилось позже, это был современный вариант средневековой драмы.
Предложенный сценарий был таков: один, в роле сына Телля, должен был взять в рот сигарету и встать боком к стреляющему - "Вильгельму Теллю" так, чтобы тому был ясно виден профиль "сынка" и сама сигарета. Можно было закурить. Современный Вильгельм Телль должен был попасть в сигарету из малокалиберной винтовки без оптического прицела с расстояния примерно в двадцать метров.
Этот разговор показался мне шуткой, испытанием меня на трусость. Деваться было некуда, я согласился, тоже, вроде бы, чтобы поддержать веселое настроение. Для себя я решил, что буду стрелять, целясь подальше от человека и сигареты. Такая мысль, наверно, мелькнула и у остальных. Но тут веселый прапорщик внес коррективу в сценарий. Поскольку "смена караула" не зависела от результата выстрела, надо как-то наказывать промахнувшегося, - предложил он. А как? Проще всего рублем: промахнулся, - клади в банк десятку. Попавшие в сигарету делят банк между собой.
В то время это были хорошие деньги. Спортбатовцы имели государственные стипендии, я таких денег не имел, поэтому мне надо было обязательно попасть в сигарету.
Решили "морским счетом" определить, кому первому "закурить". Следующий по часовой стрелке должен был стать первым стрелком, потом он сменял "сынка", и так - по кругу, нас было пятеро. Стреляем до тех пор, пока не замкнется круг или до первого ранения, но об этом не хотелось думать.
Встали в круг, при счете "три" кинули пальцы. Мне выпало быть четвертым стрелком, а веселый прапорщик, стоявший рядом, оказался пятым. Не странно ли?
Винтовку заряжал прапорщик, демонстративно щелкая затвором. По его команде менялись стрелки. Меня поразило хладнокровие спортбатовцев. До меня, стоявшие под выстрелом, попыхивали сигаретой. Трое стрелявших передо мной промахнулись и бросили в банк по десятке, цедя проклятья, похожие один на другого. Мой "сынок" заметно побледнел, становясь под выстрел. Он и прапорщик перебросились фразами, содержание которых мне осталось неясным.
Меня охватило волнение, ведь можно ненароком застрелить человека! Потом как будто кто-то окатил меня холодной водой: на какое-то мгновение я стал спокоен, как на учебных стрельбищах. Этим состоянием я и воспользовался, убедив себя, что это очередное упражнение. Не давая разгуляться эмоциям, я прицельно выстрелил, как только "сынок" сказал: "Готов". Было видно, как половина сигареты отлетела в сторону, а живая мишень затряслась, словно под порывом ветра и, повернувшись к нам спиной, блеванула. Все на мгновение застыли, в их позах отразилось удивление, но лица были обращены не ко мне, а к прапорщику. Его улыбчивое лицо застыло и превратилось в неприглядную маску. Он коротко сказал: "Поздравляю", - и принял от меня винтовку. Кстати, банк стал моим.
Пришла пора и мне встать под выстрел, а стрелять - веселому прапорщику.
Я зажал губами сигарету (никогда не курил), натянул на глаза шапку, чтобы не видеть белый свет, и, скрестив руки на груди, отрешенно сказал: "Готов". Непроизвольно стал отсчитывать секунды. Я знал, что надежный выстрел делается в первые двадцать, потом мушка начинает гулять. С каждой отсчитанной секундой на меня накатывал необоримый ужас. Казалось, вот сейчас это произойдет, пуля попадет не в сигарету, а мне в висок. У этих спортбатовских стрелков, судя по результатам, довольно часто бывают неточные выстрелы. Прошла двадцатая секунда, кожа на моем затылке затрещала и заныла от боли, словно ее стали натягивать на колоду. Я сдвинул шапку и увидел то, что никогда и никому не удавалось - увидел свои губы. Они вытянулись и стали подобием хобота: кожа сама по себе с затылка и шеи перемещалась на губы. Мой организм зажил самостоятельно и постарался удалить сигарету подальше от убойного места. Он как бы протестовал против моих дурацких действий. Я машинально продолжал считать. На тридцатой секунде конец моей сигареты завибрировал, и попасть в нее стало возможным только у самых губ.
(Может быть, у реального Вальтера были не столь стальные нервы, как описано в легенде? Может, в ожидании выстрела у него на голове стали дыбом волоса с тем, чтобы удалить как можно дальше яблоко ото лба? Да и кожа на голове, наверно, сделала большую складку)?
При счете "сорок" я, раздавленный ужасом, выплюнул сигарету и отпрянул назад. Повернувшись лицом к стрелкам, я вместо своего "Вильгельма Телля" увидел с грозной гримасой майора Касаткина, который, по всей вероятности, был знаком с этим вариантом русской рулетки. Стрелки прятались друг за другом.
Майор взял из рук прапорщика винтовку, отвел затвор и извлек из нее патрон, он был боевым. Держа злосчастный патрон в руке, он объяснил нам, что все мы предстанем перед трибуналом за намеренье причинить умышленное членовредительство, равное самострелу. И нам грозит штрафбат со значительным сроком. О случившемся ЧП он сегодня же доложит командиру батальона Дугину.
Наш прапорщик попытался убедить майора, что это была шутка, и все стреляли холостыми с тем, чтобы разыграть новичка, то есть меня. Боевой патрон в винтовке оказался случайно, он не успел заменить его на холостой. А должен был это сделать, пока я шел к рубежу мишеней.
Такой версии случившегося майор Касаткин, конечно, не поверил, но она его устроила: ЧП - не шутка, начнут трясти всех от мала до великого, никому не поздоровится. А потому всех стрелков, кроме прапорщика (должен же кто-то поддерживать дисциплину в тире), "за курение в неположенном месте" отправили чистить от снега военный полигон. Там мы - незадачливые стрелки подружились, и ребята рассказали мне, как было дело.
Веселый прапорщик должен был снаряжать винтовку для всех стрелков холостыми патронами. По его расчету деньги должны были вернуться к хозяевам, поскольку все промажут. А понаблюдать за эмоциями новичка было всем интересно. Однако для меня он заложил боевой патрон в твердой уверенности, что я либо откажусь стрелять, либо выстрелю "в молоко". А еще он опасался, что я по отдаче отличу холостой выстрел от боевого. Моего "сынка" он успокоил, сказав, что уговор остается в силе, а не то тот мог сдрейфить и отказаться быть мишенью или просто непредсказуемо занервничать.
После того, как я попал в сигарету, прапорщика заела совесть, да и с деньгами не хотелось расставаться, и свой выстрел вслед за мной он тоже решил сделать прицельным, заложив в винтовку боевой патрон.
А дальше в нашу судьбу вмешался майор Касаткин, заодно реквизировав наш банк".
О, эта безрассудная русская храбрость! Нам ничего не стоит просто так поиграть со смертью. Спроси меня - зачем я спускался в кратер действующего вулкана? - Я только пожму плечами.