Аннотация: На что можно решиться ради больших денег? Должны ли деньги быть на первом месте? И что такое родина - это там, где хорошо, или там, где твой дом? Но все меняется, когда бизнесмен Роман встречает своего бывшего одноклассника Сергея Демина.
16
В середине мая класс, в котором учился Глеб, отправлялся на военные стрельбища. Школьные дни подходили к концу и, поскольку все юноши выпускного класса были в призывном возрасте, согласно школьной программе было решено проверить их стрелковые способности, необходимые для прохождения армейской службы.
Одноклассники Глеба были возбужденны, и радостно галдели, в предвкушении возможности пострелять из боевого оружия бое-выми патронами. И, хотя большинство одноклассников Глеба в армию никогда не попадут, никто из них не собирался упускать та-кой возможности, как стрельба из автомата Калашникова. Всю поездку в автобусе только и велись разговоры о войне, об армии, и об оружии.
Во всем классе был только один человек, который не радовался предстоящим стрельбищам. Это был Глеб.
И он совершенно не понимал своих одноклассников, которых радовали и возбуждали подобные вещи. Он, с каким-то ужасом, и даже отвращением, наблюдал на уроках военной подготовки за тем, с каким восторгом его товарищи разбирали и собирали автоматы, перебирали патроны, внимательно разглядывали их и заряжали обоймы. Глеб не понимал этого восторга. Все, что касалось войны и убийств вызывало у Глеба полное неприятие. Когда ему приходилось брать в руки боевой автомат, он испытывал какой-то суеверный ужас перед ним. Оружие словно жгло ему руки, вызывая непреодолимое желание отбросить его от себя подальше, и бежать без оглядки.
Как можно радоваться оружию, думал Глеб, если его единственное предназначение сеять смерть? Как можно с восторгом и гордостью рассказывать о войне, о военных подвигах, если все они сводились лишь к пролитию человеческой крови. Глеб закрывал глаза, и представлял перед собой поле боя, усеянное сотнями, тысячами мертвых тел, и ему становилось нехорошо. Он представлял себя самого в центре этого поля, с автоматом в руках, и что все эти солдаты были убиты им собственноручно. И при этой мысли Глеб чувствовал, что холодный ужас пронзает его сердце. Да неужели же можно продолжать оставаться нормальным человеком, если у тебя на руках кровь! Как можно себя успокаивать словами о том, что все убитые тобой являются врагами, и что твой поступок является ничем иным, как настоящим подвигом? Как может быть подвигом пролитие человеческой крови? Глеба нимало не убеждали слова о том, что все убитые тобой являются вражескими солдатами. Для него все они были, в первую очередь, людьми. У каждого были се-мьи, близкие, родственники. А он, одним нажатием спускового крючка, лишил кого-то отца, кого-то сына, кого-то брата, а кого-то просто родственника или друга. Он принес своим выстрелом горе чужой семье, горе, невосполнимое никакими средствами, никакими добрыми делами. Смерть нельзя компенсировать ничем. Тем более что убивать придется людей, совершенно не знакомых ему, никогда в жизни не причинявших ему ни малейшего вреда. Все они шли в бой, лишь подчиняясь приказам, все они были загнаны в бой силой, загнаны для того, чтобы убивать других, и быть самими убитыми.
Сама мысль о том, что ему придется служить в армии и, воз-можно, стрелять в солдат, в живых людей, все преступление которых состоит в том, что они оказались на противоположной стороне, была для Глеба невыносима. И даже если допустить, что солдаты противника являются наемниками и откровенными головорезами, даже в этом случае Глеб не мог себе представить того, что он будет хладнокровно убивать их. Нет, нельзя заставлять человека убивать себе подобного. Поступать подобным образом - это преступление против человечества. В худшем случае, это должны делать добровольцы, а не пацаны с улицы, которым исполнилось восемнадцать лет.
И как вообще может существовать такое понятие как "военный подвиг"? Ведь любые военные действия сводятся лишь к убийству человека. Как можно за это давать орден? Как можно этим гордиться и хвалиться перед подрастающим поколением, перед соседями и перед знакомыми? Глеб никогда не понимал тех, кто носит свои ордена напоказ. Неужели таких людей никогда не терзала совесть за то, что они лишили жизни чьего-то отца, сына, брата, мужа, жениха? Ведь это страшно, если вдуматься! И как человек, проливший чью-то кровь, может учить жизни кого-либо? Как он может призывать к чьей-то совести, как он вообще может говорить о совести! Ведь это же верх бесстыдства. Человек, убивавший другого человека, не может и не должен называть себя героем, он должен понимать, что он совершил убийство, пускай даже вынужденное, пускай необходимое в данной ситуации, но все равно убийство. И каждый солдат должен это понимать, каждый! И когда это произойдет, может быть, именно тогда и прекратятся войны на земле. Когда каждый солдат поймет, что, убив, он сам становится убийцей, что не существует таких великих целей, ради которых можно убивать человека.
А пока идет активная пропаганда войны, когда в сердцах людей, с самого их рождения, закладывают романтику войны, не будет мира на земле. Ведь в человеке закладывается ни больше, ни меньше, как стремление убивать ближнего, убивать человека.
Да, конечно, и Глеб любит играть в компьютерные игры. Да, и Глеб любит убивать экранных монстров и злодеев. Но это лишь доказывает, что и в Глебе заложен этот инстинкт убивать себе подобного. А это страшно, страшно и опасно! А школа, родители и общество должно прикладывать все усилия к тому, чтобы погасить в человеке этот пагубный инстинкт. И, к тому же, одно дело убивать компьютерных злодеев, но совсем другое дело убивать живого человека. И Глеб надеялся, что в реальной жизни ему никогда не придется поднять руку на человека.
И сейчас, сидя в школьном автобусе, он был единственным, кто не был восторжен предстоящими стрельбищами. Он был един-ственным, кто за всю дорогу не проронил ни слова. Если не считать военрука, который сидел отдельно от всех и, с рав-нодушным видом, смотрел в окно.
Автобус прибыл к месту назначения, и юные стрелки стали выбираться наружу. В предвкушении удовольствия они крутили головами, в надежде увидеть щиты, с расположенными на них мишенями. Их желание скоро было исполнено.
В широком поле они, наконец-то, увидели долгожданные мишени, которые находились на таком большом расстоянии от школьников, что казались совсем крохотными.
Начался экзамен. Когда очередь дошла до Глеба, он, с явной неохотой, взял в руки автомат. Тот показался ему невероятно тяжелым.
Его одноклассники, глядя на Глеба, переглядывались и пе-решептывались, явно не понимая, почему Глеб не радуется. Военрука тоже удивило, что на лице Глеба было выражение какого-то ужаса и даже отвращения.
- Что с тобой, Глеб? - спросил он. - Тебе плохо?
- Нет. Не знаю, - выдавил из себя Глеб.
- Так в чем же дело?
- Мне не хочется стрелять, - признался Глеб.
- Как это не хочется? - не понял военрук. - Почему?
- Я не люблю оружие.
Среди одноклассников пронесся гул - как это парень может не любить оружие? Видимо то же самое подумал и военрук.
- Ты что, Глеб? Все мужчины любят оружие. Настоящие мужчины, и особенно в твоем возрасте.
Глеб дернул плечами.
- Видимо, я - исключение.
В глазах военрука отразилось недоумение, и даже неверие; такое он слышал первый раз. Военрук повернулся к одноклас-сникам Глеба, надеясь встретить среди них поддержку.
- Да ты что, парень! Как же ты будешь родину защищать, если боишься оружия?
- Не знаю, - честно ответил Глеб.
Такой ответ не понравился военруку, и он решил прийти на помощь Глебу.
- Бери автомат, и прижимай приклад к плечу, - строго сказал он.
Глеб так и сделал. Он понял, что избежать неприятной про-цедуры стрельбы из боевого автомата ему не удастся.
- Тверже его держи, - подбадривал военрук. - Руки чтобы не дрожали. Так, теперь прищурь левый глаз, а правым целься! Прямо в десятку целься! Прицелился? А теперь - огонь!
Грохнул одиночный выстрел, и военрук припал глазом к оп-тическому прибору. У него вырвался вздох разочарования.
- Ну что же это ты! Куда же ты стрелял? Ты же в молоко попал! Давай еще раз!
Второй выстрел был немногим лучше первого. Военрук ото-рвался от окуляра, и посмотрел на Глеба.
- Ну, ты что же, будь мужчиной! Теперь стреляй очередью.
В рожок было вставлено три патрона.
- Огонь!
Прострочила короткая очередь.
- М-да, - произнес военрук. Лишь одна пуля зацепила мишень.
- Ну что с тобой делать? Ты же ведь наверняка любишь играть в компьютерные игры.
- Ну, люблю.
- Вот и представь себе, что перед тобой стоит твой враг. Представь, что перед тобой живой вражеский солдат!
- А если я не могу выстрелить в живого человека?
- То есть, как это не можешь? Какой же из тебя солдат полу-чится, если ты не можешь человека убить?
Военрук вдруг осекся, словно сам испугавшись своих слов. Глеб рывком повернул голову, и посмотрел на военрука, словно желая удостовериться, что все услышанное ему не показалось.
Военрук как-то сник, опустил глаза, и замялся. Стараясь не встречаться с Глебом взглядом, он проговорил:
- Ну ладно, сделай еще попытку.
Но слова военрука, неосторожно вырвавшиеся наружу, жгли Глеба. А ведь действительно, к чему их готовят, для чего при-везли сюда? Для того чтобы научить убивать. Значит, военрук и прочие рассчитывают на то, что Глеб когда-нибудь будет убивать вражеских солдат. Убивать человека; как выразился только что военрук.
Стрельбища закончились, и Глеб, как и следовало ожидать, получил неуд. Возвращался домой он в подавленном состоянии.
Нет, он не хотел быть солдатом.
17
Когда Глеб вернулся домой, он почувствовал себя так, словно вышел из тюрьмы, в которой провел длительное заключение. Он почувствовал, как огромная гора, наконец-то спала с его плеч. Он был дома.
Но страшные слова военрука не хотели выходить у него из головы. Глеб попытался от них отвлечься, сев играть в компь-ютерную игру. Но тут же с отвращением понял, что стрелять в экранных монстров ему также невыносимо, как и в живых людей.
Глеб с раздражением выключил компьютер.
Его отношения с Ольгой тоже складывались не лучшим образом. Ольга темнила, не желая полностью порвать с Глебом, но и избегая свиданий с ним.
С тяжелым чувством Глеб бродил возле своего дома, в надежде на то, что свежий воздух сумеет разогнать его мрачные мысли.
Глеб не обратил внимания на то, что к нему, не торопясь, приближается соседский старик Дмитрий Андреевич Звягин, которого все в округе называли либо дядей Димой, либо вообще просто Димкой, не смотря на то, что возраст старика был под семьдесят, а выглядел он, благодаря постоянному пьянству, еще старше.
Шаркая ногами, и расчесывая одной рукой свою седую бороду, старик направлялся прямо к Глебу.
- Здорово, Глеб, - приветственно взмахнул рукой Дмитрий Андреевич, когда Глеб, наконец, его заметил.
- Здравствуйте, дядя Дима, - с напускной веселостью ответил Глеб. У него не было ни малейшей охоты продолжать разговор с известным местным пьяницей, но тот, видимо, не собирался проходить мимо.
- Как жизнь молодая?
- Потихоньку, - ответил Глеб, обдумывая, как бы половчее улизнуть.
- Чем занимаешься? - не отставал Дмитрий Андреевич.
- Да ничем таким, просто гуляю.
- О-о, - протянул Дмитрий Андреевич. - Правильно, правильно, гулять надо. Не угостишь ли старика сигареткой?
- Да я ведь не курю, дядь Дим.
- Отчего так? - удивился старик. - Ты что, чай уж не маленький. Сколько лет-то тебе?
- Семнадцать стукнуло.
- О, ну вот видишь! Пора уж и курить начинать.
- А для чего? - спросил Глеб.
- Как это для чего? - опешил старик. - Для чего люди курят?
- Не знаю.
- Чтобы удовольствие хоть какое-то от жизни иметь.
- Куренье вредно для здоровья, - сухо сказал Глеб.
- Глупости все это! - махнул рукой старик. - Знаешь поговорку; "Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет".
В ответ Глеб только хмыкнул.
- Что же ты, может быть, и не пьешь тоже?
- Может, и не пью.
- Ну, что же ты, совсем как не мужчина! Не пьешь, не куришь, с женщинами, наверное, тоже дела не имеешь?
- Точно.
- Для чего же ты живешь тогда? На что тратишь свои годы молодые?
- А на что их надо тратить? - спросил Глеб. - И для чего надо жить? Неужели же в жизни есть хоть какой-то смысл?
Настал черед хмыкать старику.
- Оно, конечно, так, жизнь, как таковая, вообще не имеет смысла. Да и не может иметь. Но жизнь нужно прожить так, чтобы было чего вспомнить в старости. Вот ты, например, отказываешь себе в самых главных удовольствиях, которые только доступны человеку. А для чего? Что ты будешь вспо-минать в старости? А старость ведь она наступит быстро. Не успеешь опомниться, как молодость пролетит. И что ты будешь вспоминать? Жизнь пролетела, а ты упустил все удовольствия? Вот оно ведь как!
- А что я должен вспоминать? - вдруг вспыхнул Глеб. - Как я всю свою жизнь пропил, и свои легкие прокурил? Это что ли?
- Э, - махнул рукой Звягин. - Ничего-то ты не понимаешь! Ты послушай меня, мне уже почти семьдесят, и я жизнь знаю. С годами-то она, мудрость, приходит. И я тебе советую, не упусти молодость. Жизнь, она ведь такая, упустишь все радости земные, потом жалеть будешь. Жизнь она для того-то и дана.
- Для чего того? - не выдержал Глеб. - Ну, для чего того? Чтобы жизнь свою пропить, как это делают алкаши, и потом ничего не иметь! Вечно ходить с трясущимися руками, и с одной только мыслью в голове; где бы выпить? Так что ли? Старческая мудрость! Да какая уж там мудрость! Пить, курить и материться, вот она вся та жизнь, за которую вы агитируете! Да посмотрите же вы на себя! Что вы-то можете вспомнить хорошего в своей жизни? Одна водка, и ничего более! От такого-то смысла жизни люди и превращаются в животных, вот так и происходит деградация! Эх, вы! А еще других учите!
Раздраженный и раздосадованный, Глеб вернулся к себе во двор. "Что ты будешь в старости вспоминать?" - вертелись в его голове слова старика. А что надо, в самом деле, вспоминать в старости? Уж не водку, это-то точно. И для чего жить? Молодость надо прожить так, чтобы было не стыдно старости, чтобы была обеспеченная старость. Вот именно! Чтобы старость была обеспеченная. А для этого необходимо в молодости зарабатывать деньги, ну и, конечно, получать от жизни удовольствия. Но эти удовольствия должны быть разумными, они не должны приносить вред и ломать жизнь. Все должно быть в меру, ко всему надо подходить здраво.
Вот, например, мать моя, думал Глеб, она всю жизнь устраивала свое благополучие. Она поступала правильно, она поступала ра-зумно. Теперь у нее и дом хороший, и автомобиль импортного производства, и все такое прочее. Вот только жаль денег маловато, экономить их приходится. Но это не ее вина, отчим разорился. Вот и я должен идти по ее стопам, зарабатывать деньги, но следить за тем, чтобы не разориться.
Правда в России становится все труднее и тяжелее зарабатывать деньги, вот в этом главная загвоздка. Правда мать вынашивает за-мысел о переезде в Соединенные Штаты. Это было бы, пожалуй, самым лучшим выходом из ситуации. В Америке-то заработать деньги гораздо проще, чем в России. Но чтобы переехать в Америку, необходимо иметь уже здесь деньги, иметь уставной капитал. Но у них его нет. Получается заколдованный круг и, чтобы там не говорили, все упирается в деньги. Деньги, вот что главное в жизни, вот в чем смысл. Все остальное; философия, нравственность, моральные принципы, все это не имеет значения. Все это пустое и бесполезное. Единственное, что имеет смысл - это деньги.
Так думал Глеб. И в том была не его вина. Нельзя вменять человеку в вину то, что он вырос в мире, где правят деньги. И не является виной современной молодежи тот факт, что родители и школа прививают им с самых малых лет понятия о том, что ради денег можно идти на все, перешагивая через любые нравственные принципы.
Но вот с родителей и учителей, эту вину снимать нельзя. Ведь именно школа и родители являются теми основными факторами, которые закладывают в детях все то, на чем они будут основывать всю свою будущую жизнь. И аморально потом винить во всех смертных грехах молодежь, обвиняя в тех поступках, совершать которые научило ее старшее поколение. Именно на старшем поко-лении лежит ответственность за то, каким становится новое поколение, так как молодежь, безусловно, является зеркалом, отражающим истинное лицо своих родителей, дедушек и бабушек.
Но когда молодежь вырастает, создает свои семьи, обзаводится своими детьми, то тогда наступает момент, когда они сами стано-вятся учителями, и тогда уже поздно перекладывать ответственность на других. В момент создания семьи человек берет на себя ответственность за будущее своих детей, ответ-ственность за то, кем они станут, и какие понятия в них будут заложены.
Школа закончилась. В середине июня Глеб сдал последний экзамен. При помощи денег это было сделать нетрудно, трудно сдать экзамен без них. И дело здесь было вовсе не в бездарности учеников, а в самой школьной системе, в педагогах.
- И куда он теперь будет поступать? - спросил Сергей у Ксении через некоторое время после того, как Глеб получил аттестат.
- Ой, ума не приложу! - воскликнула Ксения. - Разумеется, необходимо его в институт пристроить. Но в какой? Вот в чем вопрос стоит.
- А на кого бы он хотел выучиться? - спросил Сергей.
- Да бизнесменом он хочет стать, само собой. Сейчас все хотят быть бизнесменами. Это самая престижная профессия, да похоже, единственная, при которой человек может достойно прокормить себя.
Сергей помрачнел.
- Бизнесменом, - тихо проговорил он. - Плоха та страна, где востребованы только бизнесмены.
- А что поделаешь! Больше в нашей стране никто не востре-бован. И в какой институт Глеба пристроить, тоже не знаю. Хороший ведь институт имеется только за границей, в западных странах. В России нет нормального образования.
- А ты уверена, что за границей образование хорошее? - спросил Сергей. - И вообще, что ты подразумеваешь под хорошим институтом?
- Известно что, - сказала Ксения. - Чтобы ученики смогли, как положено свою профессию изучить, чтобы специалистами могли стать, а не просто корочку получить. И за границей, в дорогих университетах, там же ведь совсем иной подход к студентам. Там обучение очень тщательное, и со студентами обращаются как с людьми, а не как со скотами. В отличие-то от наших вузов. У нас ведь преподавателям глубоко наплевать на то, знает ли студент предмет или не знает. Им лишь бы взятку в карман положили по-больше, тогда и оценка была бы лучше. Э - эх, да что там говорить!
Ксения раздосадовано махнула рукой.
- То, что предмету там обучают тщательно, это хорошо, - произнес Сергей. - Но ведь и это же еще не все. Образование - это не только обучение наукам.
- А что же это еще? - не поняла Ксения.
- Образование - это создание в человеке образа, то есть за-кладывание в человеке тех нравственных основ, которые бы определяли его судьбу в будущем.
- Вот еще! Ни школа, ни институт вовсе не обязаны закладывать в человеке ничей образ.
- Но они закладывают, - возразил Сергей. - Так или иначе, но они закладывают. Впервые в западные школы отдавать своих детей, у нас в России, начали во времена Петра I. В те времена Петр I рассчитывал на то, что в Европе нашу молодежь обучат тем наукам, которые не были развиты в России до тех пор. По-тому-то и назвали тот процесс прорубанием окна в Европу. Петр I хотел сделать России передовой и развитой державой. Но он не мог предвидеть того, что произойдет вследствие этого. Вместе с научными знаниями русская молодежь приобрела, вдобавок, и ненависть к России. Ведь всем уже давно известно, что Запад ненавидит Россию, видит в ней корень зла, причину всех своих бед. Вполне естественным оказалось и то, что когда русская молодежь попала в Европейские школы, то ее, наравне со всеми, стали обучать и этой ненависти к России. В результате чего они возвратились назад людьми с промытыми мозгами, полностью уверенные в том, что Россия отсталая страна, мешающая развиваться всей мировой цивилизации, что российский император - это есть зло, да и вообще вся русская монархия в целом. Они были уверенны в том, что всю историю России надо перечеркнуть, и написать заново. Тут уж ни о какой любви к родине и речи быть не может. Молодежь вернулась из Европы лишенная понятия Родины. Даже сам русский язык стал считаться языком варваров, все начинали говорить на "цивилизованном" французском языке. Это был язык культуры. Именно с Запада к нам попали масоны, несущие пагубную революционную идею. Отсюда и пошли декабристы, вольнодумцы, и прочие смутьяны. Кстати, именно тогда и возникли в России атеизм, нигилизм и идеи социального равенства. Единственное, что мешало Западу разрушить и поработить Россию - это самодержавие, державшееся на уверенности народа в том, что царь нам дан от Бога для хранения России. И Запад коварно развратил наш народ, настроил его против царя, вытравив из него уважение и почитание царской власти. В глазах народа царь перестал быть помазанником Божьим. Потому-то и произошла революция 1917-го года, которая и привела Россию к тому, что мы сейчас видим.
- К чему ты это все говоришь? - враждебным тоном спросила Ксения. - Что ты хочешь этим мне сказать?
- Я хочу сказать, что посылая своего сына в западный институт, ты, тем самым, научишь его ненависти и презрению к России. Он вернется оттуда уверенным в том, что из России надо выкачать все, что в ней еще осталось ценного, и за бесценок продать за границу. Бизнес? Да какой же это бизнес? Это просто-напросто разворовывание России! А бизнес - это совсем иное! Настоящий бизнесмен заинтересован в том, чтобы его родина развивалась, процветала, а вовсе не в том, чтобы повыгодней продать ее! В дореволюционной России купцы и промышленники так и поступали. У них не было такого дикого представления, что все надо продать и растащить! А ведь именно такому бизнесу будет обучать Запад твоего сына!
- Господи Боже! - воскликнула Ксения. - Но разве наши школы не учат тому же самому? Разве все эти сегодняшние олигархи, казнокрады и расхитители не обучались в наших школах? Все они закончили советские школы, советские институты! И вот резуль-тат! Чем же наше образование лучше западного?
- И наше образование тоже не подарок, - согласился Сергей. - Систему образования необходимо в корне менять.
- Речь не о том, менять систему или нет, - возразила Ксения. - Речь о том, куда мне отдавать своего сына. В какой институт? Где оно, это учебное заведение, которое бы человека человеком делала? В западных учат Россию ненавидеть, в советских учили доносы на соседей писать. Кстати, современные наши учебные заведения как раз построены по западному образцу. В них о любви к родине и речи не ведется. Так вот, я еще раз спрашиваю, куда мне отдавать учиться своего сына?
- Если честно, я не знаю, - признался Сергей, под пристальным взглядом Ксении.
- Ну, а раз ответа нет на этот вопрос, то я предпочитаю, чтобы мой сын учился в западном институте. Там, по крайней мере, он сможет изучить специальность, как следует. А не просто получить аттестат.
Этими словами Ксения дала понять, что разговор окончен.
18
- Ох, наконец-то закончилась эта ужасная школа! - воскликнул Глеб, комфортно развалившись в роскошном кресле. - Даже не верится, что больше не придется в нее ходить! Наконец-то можно отдохнуть душой.
Глеб, в предвкушении блаженства прикрыл глаза.
- Ты не больно-то расслабляйся, - осадила его Ксения. - Тебе еще нужно в институт поступать.
- Ох, ну обязательно тебе нужно такое прекрасное настроение испортить!
По лицу Глеба пробежала тень.
- Разумеется, я поступлю в институт, но не сегодня же.
Глеб посмотрел в окно.
- Ты посмотри, какая прекрасная погода стоит. Лето!
Внезапно Глеб встрепенулся, словно вспомнил что-то важное.
- Слушай, поехали в воскресенье куда-нибудь на природу. Отдохнем от всего.
Ксения удивленно вскинула брови.
- Что это вдруг тебе пришла в голову эта идея?
- Как это вдруг? Помнишь, ты мне весной обещала, что мы летом съездим вместе на природу. Помнишь, ты же обещала!
На лице Ксении появилось усталое выражение.
- Не сейчас. Сейчас я не могу.
- Ну, пожалуйста, мы ведь так редко бываем вместе где-нибудь!
- Да я бы поехала, но ты знаешь, у нас с твоим дядей Ромой важные дела. Мне надо делом заниматься.
Глеб сник.
- Да у тебя всегда дела, - в сердцах воскликнул он. - Неужели же нельзя хотя бы один день выделить? Отдохнуть на природе. Я ведь тут зачах совсем. Школа, дом, и ничего более. Сидишь вечно в этих четырех стенах. А мне хочется на волю, на природу!
На лице Глеба вновь появилось мечтательное выражение.
Ксении стало жалко сына.
- Скажи, ты очень хочешь поехать на природу? - спросила она, после некоторого раздумья.
- Хочу.
- А куда именно ты хочешь поехать?
- Да мне все равно; в лес, на речку, куда-нибудь! Лишь бы на простор!
- А тебе обязательно ехать со мной?
- А с кем еще?
- Ты мог бы съездить с дядей Сергеем, - предложила Ксения.
- У, это совсем не то, - разочарованно протянул Глеб. - Мне хотелось бы с тобой.
- Но сынок, я и вправду не могу. Может, все же съездишь с ним?
- Да с ним не интересно. К тому же он слишком старый для меня.
- А я для тебя не старая? - улыбнулась Ксения.
- Ты мама моя, а он чужой человек. И о чем мне с ним говорить? Он странный какой-то, отсталый.
- Отсталый, - да, - согласилась Ксения. - Ну, все-таки, может быть, ты найдешь с ним, о чем поговорить.
Глеб помрачнел еще больше.
- Что ж, если другой возможности нет, придется с ним ехать.
- Съезди, правда, Глеб, - оживилась Ксения. - А мы потом, как-нибудь, все же съездим вместе. Появится у меня время, все равно. Должно появиться.
Глеб вздохнул, смиряясь с неприятной участью поездки на отдых с водителем.
- Только, - спохватилась Ксения, - я не знаю, как быть с машиной. Наша мне понадобиться. Придется попросить дядю Сергея свозить тебя на своей машине. А у него "Жигули".
- Да какая мне разница! - воскликнул Глеб. - Только не слишком ли ты многого от него хочешь? Чтобы свозил меня на природу, да еще на своей машине. Какая ему радость от этого?
- Я же заплачу ему за это, - удивленным тоном произнесла Ксения. - Не бесплатно же ему придется с тобой ехать.
- Заплатишь, - горько произнес Глеб. - Какой же это отдых, если за него платят деньги.
- Это для тебя отдых, а для него это будет работой.
- А мне хотелось бы, чтобы и он чувствовал себя на отдыхе, а не просто выполнял работу, за которую ему платят.
- Ну и пусть совмещает два этих дела сразу. Ему же и лучше; и отдых получит, и денег заработает. Радоваться должен.
- И ты доверишь меня ему? - хитро посмотрел на мать Глеб. - Ведь ты же его почти совсем не знаешь.
Ксения хмыкнула.
- Все у вас будет в порядке, - произнесла она, после недолгого раздумья. - Не бойся, он человек надежный.
Глебу не очень понравились слова матери, но он не стал перечить. Он в раздумье посмотрел в окно, за которым раскачи-вались верхушки деревьев.
- Ну, а почему бы и нет, - ответил Сергей на предложение Ксении. - Пускай парень съездит на природу. Ему это будет только полезно. Кстати, а он прав, отдыхать на природе лучше всего в кругу семьи.
- Но я же тебе уже объясняла, что я не могу ехать с ним, - раздраженно начала Ксения. - Господи, Глеб вчера весь вечер приставал ко мне с этим.
- Парня можно понять, ему хочется провести отдых с матерью.
- Но меня-то тоже можно понять! Я должна заняться важными делами. Кстати, это связано с рестораном, в котором Ромка обещал тебе место охранника. Так что, либо соглашайся, либо нет.
- Но ведь я же уже дал свое согласие, - произнес Сергей. - А в какие именно места вы хотите, чтобы я его свозил?
- Вот этого я не знаю, - призналась Ксения. - А ты не мог бы его свозить куда-нибудь на свое усмотрение?
Сергей на минуту задумался.
- Хорошо, я думаю, что смогу что-нибудь придумать.
- Вот и замечательно! Будем считать, что мы договорились.
В воскресенье утром, "восьмерка", принадлежащая Сергею, отъехала от дома Ксении. Глеб, сидевший рядом с Сергеем, был явно не в духе, хотя старался не подавать виду. Сергей понимал, что не о такой поездке мечтал парень, поэтому он попытался, как мог, его взбодрить.
- Ну что, ты давно не бывал за городом?
- Достаточно давно, - нехотя ответил Глеб. Он оглянулся, чтобы посмотреть на то, как его дом скрывается за углом.
Погода стояла прекрасная, словно специально заказанная для этого дня. Ослепительное летнее солнце сверкало на ярком го-лубом небе, таком чистом, каким оно бывает довольно редко.
- А вы сами бываете на природе? - спросил Глеб, когда дом скрылся из глаз, и они выехали на главную дорогу.
- Не так часто, как хотелось бы, - ответил Сергей, ведя машину.
- А мы куда едем?
- А куда бы тебе хотелось?
- Куда-нибудь, где места покрасивее, - ответил Глеб, после недолгого размышления.
- Угу, думаю, я знаю такие места, - хитро подмигнул Глебу Сергей.
Некоторое время они ехали молча.
- Дядя Сергей, а почему вы не женаты? - вдруг неожиданно спросил Глеб.
- А с чего ты решил, что я не женат? - удивился Сергей.
- Ну, мне мама про вас рассказывала.
- От твоей мамы ничего не утаишь.
- Ну, так почему вы не женаты?
Сергей пожал плечами.
- Наверное, я никогда всерьез этого не хотел.
- И вы ни разу не женились? Ну, с кем-нибудь вы, наверняка, жили?
- Не женился и не жил, - твердо сказал Сергей.
- И у вас нет детей?
- И детей у меня нет.
- Все-таки это как-то странно, - после некоторого раздумья произнес Глеб. - Разве бывает человек, который всю свою жизнь прожил один. Я имею в виду - без женщины.
- Мне это не кажется странным, - возразил Сергей. - Видимо моя логика отличается от логики большинства людей.
- В чем же она заключается, ваша логика? - поинтересовался Глеб.
- Ну, разве можно объяснить логику в двух словах. Да и, по-моему, логику вообще нельзя объяснить. Почему, например, все люди такие разные? Разве можно объяснить, почему одним людям нравится один цвет, а другим другой. Почему один человек любит рок-музыку, а другой классическую. И почему в голове людей все время стоит какой-то хаос из мыслей. Например, начинаешь думать о чем-то одном, а в голову лезут посторонние мысли, порой совершенно абсурдные. Нет, брат, изучать человека очень сложно, очень сложно его понять, особенно, когда тот, кого ты хочешь изучить, сильно отличается от тебя самого.
- Так вы изучаете людей? - догадался Глеб.
- Во всяком случае, пытаюсь изучать, чтобы понять человека, и самому стать человеком.
19
Автомобиль, на котором ехали Сергей с Глебом, выехал за город, и перед ними, с обеих сторон дороги, раскинулись широкие поля, уносившиеся, казалось, в бесконечность.
Сергей съехал к обочине, и остановил машину.
- Выходим, первая остановка.
Глеб покрутил головой.
- Что, мы будем отдыхать в открытом поле, у самой обочины дороги?
- Для начала побудем здесь. Я хочу тебе кое-что показать.
Глеб открыл дверцу, и выбрался наружу. Свежий воздух тут же ударил ему в голову. Несмотря на то, что они находились рядом с шоссе, воздух здесь нельзя было даже сравнить с городским. Всевозможные запахи кружили в воздухе, вызывая чувство опьянения. А широкие бескрайние просторы вызывали радость и, одновременно, какое-то умиротворение на душе. И Глеб, сам того не замечая, почувствовал, что его слегка подпорченное настроение, само собой улучшилось.
Сергей тоже вышел из машины и, обойдя ее, встал рядом с Глебом.
- Красиво?
Глеб кивнул.
- Да, живя в городах, мы отвыкли от подобной красоты, от красоты родных просторов. Да и забыли мы, что такое настоящая жизнь, настоящее уединение с природой.
Сергей спустился с дороги вниз и, оказавшись на лугу, сорвал пучок травы.
- Запах, - произнес он, поднося траву к носу. - Ничто не сравнится с тем, как пахнет трава, цветы и прочие растения. Куда там всей нашей парфюмерии, всем нашим одеколонам и духам. Они и близко не способны передать настоящий запах природы.
Сергей протянул пучок травы Глебу.
- Понюхай.
Глеб понюхал.
- Вот так пахнут родные просторы. Русь - матушка, вот она раскинулась перед нами, вот ее бескрайние просторы.
Сергей обвел рукой свежевспаханное поле, лежащее непода-леку.
- Придет время, и на этом поле созреют злаки. Хлеб, пшеница, - вот настоящие ценности. Они дают человеку жизнь.
Глеб тоже сорвал с земли пучок травы, растер ее, и теперь нюхал руки.
- А ведь каждая травинку, каждый ее сорт, пахнет по-своему. Сколько всего природного разнообразия создала земля. И ведь любая трава, любое растение способно приносить человеку пользу. И медицина. Самый лучший врач - это природа. И не нужно всей этой химии, что пичкают в нас в аптеках. Все, что врачи-фармацевты пытаются создать искусственно, все это есть в природе. Нужно только знать, где искать, повернуться лицом к природе, а не отворачиваться от нее. А человек губит природу, уничтожает ее. И природа мстит человеку. Откуда берутся все эти неурожаи, природные бедствия и катастрофы. Природа злится на человека, но все равно терпит его, дает ему шанс на исправление. А мы...
Сергей замолчал, и сделал несколько шагов вперед. Некоторое время он с наслаждением дышал, закрыв глаза, затем повернулся к Глебу.
- Человек и природа - едины. Были созданы едиными, и должны оставаться едиными. А вся эта погоня за богатством, за матери-альными благами, славой и властью, все это пустое. Все это лишь губит человека, не приносит ему счастья, да и не способно прине-сти. Человек подменил настоящие ценности искусственными. Человек наслаждается видом сверкающих камней и блеском желтого металла. А ведь это сами люди обманывают себя. Они совершенно забыли о том, как прекрасны голубое небо, зеленые просторы. Разве какие-то блестящие камни могут заменить природную красоту?
Глеб невольно почувствовал, что его ноги сами несут его по-глубже в поле, и подальше от дороги.
- Нет, - продолжал Сергей. - Нигде в мире не существует такой красоты, как в России.
- Ой ли? - усомнился Глеб.
- Ну, по крайней мере, в странах, которые мы называем ци-вилизованными. Разве в той же Америке существуют такие девственные просторы, места, которые не загадил еще человек. Если проехаться вдоль полей и лугов Америки, то увидишь там совсем иную картину. Там все четко размечено и распланировано. Там каждый клочок земли вымерен и размечен. Там просторы как бы искусственные, все механизировано, все какое-то не настоящее. Нет, Глеб, такого зрелища в Америке не увидишь. Тот, кто пожил на родных просторах, видел всю эту красоту, не сможет уже жить на Западе. Его измучает тоска. Не захочет человек променять родные просторы на чужбину. Конечно, тот, кто всю свою жизнь прожил в городе, не бывая на природе, не сможет оценить все прелести земли русской.
- А вы видели когда-нибудь индейские леса? Горные просторы Америки? Они ведь тоже представляют собой красоту неописуе-мую.
- Может быть, это и так, - признал Сергей после минутного колебания. - Но все равно, взять хотя бы нашу Сибирь. Вот где настоящие просторы! И такой огромной территории нет ни в одной стране в мире.
- Да ведь за границу люди едут вовсе не оттого, что там красоты лучше, - возразил Глеб. - Туда люди стремятся потому, что там жизнь лучше. А когда ты сыт и здоров, уверен в завтрашнем дне, то и красоту ты сможешь найти в любом месте, не отходя далеко от дома.
- Это оно верно, конечно, - согласился Сергей. - Да только, может, человеку лучше махнуть рукой на города, переселиться на природу, поближе к лесам, озерам. Там-то и будет жизнь куда более спокойная, нежели здесь, где живем мы сейчас, в задымленных грязных городах.
- А как же цивилизация? - спросил Глеб. - Ведь современный человек не сможет жить без цивилизации. Не сможет без компьютеров, телевизоров и автомобилей.
- А для чего все это нужно? И телевизор, и компьютер легко заменит общение с природой. Какой отдых может сравниться с отдыхом в лесу или на озере?
- Для большинства людей лучшим отдыхом является водка, - ехидно произнес Глеб.
- Тем более. Вот видишь, ты сам признаешь, что современный человек настолько деградировал, что ему ничего, кроме водки, и не надо. А кто, и каким образом сможет улучшить жизнь пьющего? Ведь для него что ни делай, а все равно главным останется водка. И никакой природы ему, по сути, и не надо. Вот ты заметил, как отдыхают туристы за городом? Они ведь везут с собой полные машины водки и пива. Включат музыку, напьются, а после себя оставят горы мусора. Разве же это отдых на природе? Разве таким он должен быть? Это свинство, а не отдых. А настоящий отдых, - это слушать природу, слиться с ней, стать единым целым. Вот тогда-то, и только тогда, получишь истинный отдых, истинное наслаждение души. И всякие тут роскошные автомобили, всякие "Мерседесы" здесь просто не нужны. Именно находясь один на один с природой, человек получает настоящую свободу, а цивилизация лишь сковывает его, губит человека, всеми способами отдаляя его от прекрасного. Погоня за роскошью, погоня за модой, она же никогда не удовлетворит человека. Ну, приобретет он определенные материальные блага, а кто-то другой приобретет их еще больше. И вновь будет на душе у человека неудовлетворенность, вновь недовольство. И так всегда, так бесконечно. Вот ты сам захотел отдохнуть на природе. Это значит, что твоя душа потянулась к ней. А значит, ты еще не совсем пропал, ты еще не разучился чувствовать прекрасное. И это хорошо, никогда не теряй этого чувства, никогда!
Сергей замолчал. Он стоял и обводил взглядом горизонт. Рядом с ним стоял Глеб, перебирал в руках лепестки травы, и лениво бросал их на землю, наблюдая за тем, как они, кружась в воздухе, плавно опускаются вниз.
- Видишь, впереди трактор едет, - сказал Сергей.
Глеб посмотрел в указанном направлении.
- Вижу.
- А ведь раньше, на Руси, никаких тракторов не было. Все делалось вручную.
- Каторжный, наверное, труд был, и как люди только выдер-живали.
- Да, современный человек не выдержит. Я думаю, может быть, сама природа ему помогала. Сама природа давала ему силу, чув-ствовала, что человек относится к ней с любовью и, соответственно, и она относилась подобным образом к человеку.
Сергей обернулся, и посмотрел на шоссе.
- А ведь раньше этого шоссе не было. Не было и машин, ды-мящих и коптящих. Люди ездили на лошадях, а лошадь - это живое существо. Следовательно, человек сближался с природой. Представляешь, Глеб, едут по дороге телеги и кареты, дилижансы и брички. И никаких мертвых механизмов, бездушных машин. Все живое, все от природы. Лошадь - ведь это же совсем не то, что машина, с ней надо разговаривать, ее надо кормить. И лошадь ласку любит. Знаешь, как она на доброе слово реагирует. Э, чем ласковее с нею будешь, тем она тебя быстрее донесет. Вот оно ведь как. С природой по доброму надо, тогда и она человеку помогать будет. А мы разучились. Разучились мы жизнь любить. Сотни видов трав нас окружают, а мы даже не знаем им названия, не можем отличить лекарственные травы от всех прочих. Нет, совсем не такой человек был в средние века, совсем не такой.
- Я вижу, вы тоскуете по средневековью, - улыбнулся Глеб. - У вас ностальгия по тому, чего вы никогда не видели, по тем време-нам, в какие вы и не жили. А смогли бы вы, дядя Сергей, жить в те времена? Я понимаю, выбраться на природу в выходные, отдох-нуть на ней, это одно. Но смогли бы вы жить на ней, работать на природе, не имея под руками ни современных инструментов, ни машин? Смогли бы работать в поле, надеясь только на собственные силы? Выдержали бы вы такой труд?
- Наверное, нет, - сказал Сергей, после недолгого молчания. - Нет, не смог бы. Слишком уж я избалован цивилизацией, слишком испорчен.