|
|
||
Дождь меленько барабанил по крышам пригородных касс, неопрятно шлёпался об асфальт и тревожил сонные лужи. Пассажиры горбились и торопились проникнуть внутрь электрички. Стародубов осмотрелся: народу нынче мало - три калеки на том конце вагона - это хорошо! Он сложил зонт, прислонил к пунцовой коже диванчика. Потом раскрыл сумку, вытащил и аккуратно поставил на приставной столик дорожный атрибут. Небольшая коробочка разложилась поддончиком, на котором поместились серебряный стаканчик и фляжка. Коньяк обжёг гортань и начал разливаться приятным теплом по озябшему телу. Стародубов расстегнул пиджак и расслабленно откинулся на спинку, прикрыв глаза. Он любил ездить в одиночестве: не нужно старательно отводить взгляд от попутчиков, избегая никчёмных разговоров. На дне каждого сердца есть осадок. Стародубову надо было обдумать слова городского доктора. - Ба! Кого я вижу! - этот противный голос мог вывести из равновесия любого, но особенно - тех, кто лично был знаком с его обладателем. - Почтеннейший Василий Ильич едет к своей маленькой жёнушке! - ёрничая и кривляясь, на весь вагон возвестил мужик в подвёрнутых болотниках. - Здрась, - выдавил Стародубов и развернул газету, отгораживаясь от неприятного ему человека. Генку Мельника, бывшего одноклассника и нынешнего соседа по загородному дому, это не смутило. Небрежно бросив на крюк сумку и ружьишко, он бесцеремонно плюхнулся на сиденье, схватил серебряный стаканчик и сунул в него любопытный нос, с шумом втягивая аромат. - Ух ты, славный коньячок! - Генка опрокинул стаканчик над своей пастью и ловко поймал языком янтарную капельку. - Наливай, а то уйду! - жизнерадостно пригрозил он и достал из охотничьей сумки большую алюминиевую кружку. Стародубов поморщился, снял и неторопливо сложил очки, плеснул наглецу на донышко, налил себе. Чокнулись. - Ну, за тебя, сосед! - с хитроватой улыбочкой сказал Генка и, сделав внушительный глоток, зацокал языком. Василий Ильич выпил молча, не ощущая прежнего удовольствия, и снова взялся за газету. Генка посидел, разглядывая свои сапоги, и спросил елейным голосом: - Ну, и что пишет пресса? - Объявления читаю, хочу дом продать, - нехотя ответил Стародубов. - А чего так? - удивился Генка. - У тебя же домишко приличный, и участок большой - до самой реки. Не жалко? - И река неподалёку, и ручей протекает. Чудесный участок! Жене нравится... Только топит каждое лето, вода уже чуть ли не к крыльцу подбирается. - Ба! - Генка подпрыгнул на сиденье. - Да у тебя никак бобёр завёлся! Сейчас их знаешь, сколько развелось! - Да ну, какой бобёр? - Стародубов недоверчиво взглянул на Генку. - Хотя, может, и бобёр... И что делать? Продам - избавлюсь от неудобного соседа. - Стародубов многозначительно помолчал, глядя на Генку. - Так убить паршивца - и дело с концом! - Охотник возбуждённо потёр ладони. - Наливай ещё, обмозгуем это дело! - Как убить-то - они ведь в Красной книге, - вяло возразил Стародубов, отвинчивая крышечку фляжки. - Э-э! Устарели твои сведения! - Генка проглотил содержимое кружки и азартно блеснул глазами. - Бобров не то, чтобы вычеркнули из Красной книги, а просто вырвали листы с их именем. Их развелось столько!.. Короче, стрелять разрешили без ограничений! - В его голосе чувствовался привкус коньяка и желание тяпнуть на халяву ещё. - Да я и стрелять не умею... - А сосед у тебя на что? - закричал Генка, энергично стуча себя в грудь. - Эх, ты, бобыня! С соседями дружить надо. Давай выпьем за это, - Генка снова подставил свою безразмерную кружку. - И куда мы потом его денем? - спросил Стародубов, разливая остатки. - Как куда?! Съедим! Бобрище же - со свиньищу! Мяса-то сколько! Экологически чистого... - Да ну? - удивился Стародубов. - Он ведь чего попало не жрёт - только лечебные травки кушает! Ох, хорош коньячок! Так и лёг на язычок! - Генка крякнул и с чувством продолжал: - Шкура опять же - жене твоей на шубку. Настя, Настенька, шубейка красненька! - Он сыпал прибаутками, а Стародубов, поднося ко рту серебряный стаканчик, неприязненно подумал: "Ишь, балагур, словно конфетку во рту катает имя моей жены!" - А самое ценное, что у них есть, - Генка приблизил мокрые усы к уху Стародубова и заговорщицки прошептал: - Струя... - Какая ещё струя? Моча, что ли? - Василий Ильич брезгливо отстранился. - Не знаешь, что такое бобровая струя? Вот темнота! Это ж смазка такая, секрет, в кожаных мешочках под хвостом. Первейшее средство для таких, как ты! - В смысле - как я? - Стародубов неприятно удивился, что разговор так близко подобрался к нему лично. - У тебя ведь жена молодая? Факт! А ты с моего года?.. Значит, уже того... седьмой десяток разменял. Не всегда справляешься... Так? Поди, и к доктору уже обращался? Не помогает? - он сочувственно заглянул в глаза собеседника. - А ты откуда з... Ладно, проехали. - Стародубов насупился и замолчал. Генка отвёл глаза, а Стародубов, преодолев странное чувство - то ли обиду, то ли брезгливость, спросил: - А что ты про струю говорил? - А то! Это ж настоящий эликсир молодости! С утреца столовую ложечку заглотил - и весь день жужжишь, как электровеник. К вечеру - никакой усталости, наоборот - жену быстрее в койку тянешь! - Не врёшь? - Зуб даю! Бомба! Я как потреблять начал, будто ключиком завели - забегал. И усталости нет, и жить охота! Про женщин уж молчу. Готов на всех прохожих бабёнок кобелём кидаться! "Может, и не врёт, - подумал Стародубов. Наконец, стало ясно, кто его враг. Посягать на территорию - никому не позволено! Убив бобра, он решит проблему с затоплением. Не надо будет продавать дом. Вот Настенька обрадуется! А ещё, убив бобра, он получит чудесное лекарство. Съешь сердце врага - получишь его храбрость. Выпьешь бобровую струю - обретёшь... весну в конце осени. Охотники встретились через день на развилке дорог и зашагали к ручью, который смущал спокойствие Стародубова. Шли краем поля, развороченного картошкой. Ночь старательно накладывала на пейзаж слои сепии, делая непрозрачным воздух, в котором летали и ложились на землю редкие снежинки. Поле упёрлось в перелесок. Осень изрядно пообтрепала деревья и кустарник. Лишь кое-где трепыхались на ветру и зябко жались друг к дружке жухлые листья. - Бобр хитёр, - наставлял Стародубова Генка. - У него отличный нюх, слух и зрение. Подходи к засидке с подветренной стороны. - К засидке? - переспросил Стародубов. - Это к хатке, что ли? - Сам ты хатка, невежда! Слышал звон, да не знаешь, где он! Засидка - это по-вашему, интеллигентному - засада, западня. Делать засидку у хатки - плохая идея. Вода срикошетит - оставишь подранка или вовсе стрельнёшь в пустоту. Мы будем делать засидку в другом месте... Тише! - шикнул вдруг Мельник, прислушиваясь, и нагнулся, разглядывая что-то на земле. - Смотри! В подмерзающей грязи виднелись чёткие рифлёные следы. - Трое. Не так давно прошли. - Охотники? - спросил Стародубов. В груди зашевелилось нехорошее чувство. Кто посмел охотиться на его земле? "Врёшь! Это мой бобёр!" Стародубов решительно побежал между кустами, освещая путь фонариком. Генка поотстал. Он споткнулся и напоролся на сучок. У самой воды сидел мужик в ватнике. - Эй вы, а ну-ка брысь отсюда! - закричал Стародубов. - Сам брысь! Вам чё, бобров мало? - огрызнулся мужик. - Давай, давай, без разговоров! Убирайтесь. Это мой бобёр! - Тво-ой?! - протянул мужик. - А где на ём написано, что твой? - Так ручей по моему участку течёт, бобёр тут плотину построил, мою землю затопило - значит, мой! - приводил железные аргументы Стародубов. Но мужик руководствовался совсем иной логикой. - А вот мы сейчас посмотрим, чей... Бей интеллигента, братва! - закричал он. Из-за его спины вынырнул ещё один - заросший чёрной щетиной. Он с размаху сунул кулачищем в лицо Стародубова, тот согнулся от жуткой боли, из носа потекло горячее. Третий пнул его сзади, свалив на землю. - Мой бобёр! - исступлённо орал Стародубов. - Врёшь, гнида! Мы первые... Василий Ильич вцепился в чью-то телогрейку, стараясь дотянуться до морды. Кто-то заехал ему в ухо. Грохнул выстрел. Все замерли. - Ша, гаврики! А ну разбежались! В следующий раз пальну уже не в воздух! Не ваш бобёр и весь сказ! - Генка направил ружьё на мужиков, и даже в темноте было видно, как устрашающе вращается его правый глаз. Левый - прятался под набрякшей бровью. - А мы что? Мы ничего. Супротив ружжа-то чего мы сделаем? Ваша взяла. -Телогрейка вырвалась из рук Стародубова. - Ну вот, всех бобров распугали, - сказал, разминая шею, заросший щетиной тощий мужик. - А в мешке у тебя что? - подозрительно спросил Генка. - Да так. Поймали одного, мелкого. - А ну, покажь! - Генка снова наставил ствол. Мужик заматерился, но вытряхнул из мешка небольшого бобра с вывернутой задней лапой. Пахнуло смрадом. - Фу! - замахал окровавленными руками Стародубов, отгоняя вонь. - Капканы ставили? - спросил Генка, кивнув на сломанную перепончатую лапу. - Ну да, ружжа-то нету. Самоловами ловили. - А чё не проверяли тогда? Вонять начал - значит, дня три уж, как подох. А до этого сколько мучилась животина?! Не, ну что, за народ, а? Сволочи! - Ну, мы пошли? - вежливо спросил тощий. - Да идите уже! И добычу свою прихватите, охотнички! Стародубов подошёл к ручью, нагнулся и зачерпнул воды, чтобы смыть кровь с саднящего лица. Вода обожгла, но стало легче. - Не, ну я же правильно сказал, бобёр мой - коль на моём участке? - Он будто оправдывался перед Генкой, вытирая лицо носовым платком. Мельник промычал что-то невнятное, отвернулся и начал мочиться - звонко, с напором, словно конь. - Ну, чего приуныл, бобыня?! - бодро сказал он, застёгивая молнию. - Сейчас пойдём твоего бобра стрелять. - А этот чей? - Этот - не твой. Молодой, сеголеток. Вот и попался, глупыш. Пошли! Я знаю, где у них жировка. Там засидку сделаем. Они шли, продираясь через тальник. Генка наклонялся и разглядывал что-то на земле. Наконец, остановился. - Вот видишь сломанные веточки? Тут он жирует. Скоро опять придёт. Надо только затаиться и подождать. Так, откуда у нас ветер? - Генка облизал палец, поднял его кверху, посоображал немного и указал: - Вот здесь сиди. - И что потом? - Как что? Стрелять надо! А, у тебя тоже "ружжа нет",- передразнил он давешних "охотников". - Что ж, одолжу своё. Плохая это примета: отдай ружьё дяде, а сам иди к... - Генка хохотнул. - Ладно, прорвёмся! Твой бобёр, ты и стрелять должен. - А ты? - Я к медичке загляну. Как бы глаз не вытек, - ответил Генка и пропал. Сначала Стародубов сидел на корточках, вглядываясь в темноту. Время от времени включал фонарь. Потом подумал, что свет отпугнёт зверя, и тот не придёт совсем. Решил, что включит, когда услышит какие-нибудь звуки. Холодало. Морозец пробирался под куртку. Начала зябнуть поясница, затекли ноги. Стародубов сел было в припорошенную снегом траву, потом встал, прислонился спиной к дереву. Тут и послышалось лёгкое шевеление. Стародубов замер. Он? Или ветер играет, срывая последние листья? Включить фонарь? А вдруг спугнёшь? Шорох становился отчётливей. Так шуршало Настино муслиновое платье, когда они познакомились на приёме у губернатора. Послышался хруст. А ведь это он! Кому ещё тут быть? Ветки жрёт! Жирует! Стародубов включил фонарь. В десяти шагах, опираясь на широкий, как весло, хвост, сидел к нему боком крупный, с овчарку, зверь. Короткие передние лапки проворно подавали в рот веточки, которые исчезали там с невероятной быстротой. "Совсем как я, когда ем длинную лапшу, - подумал Стародубов. - Вот тоже бобыня!" Стало трудно дышать и вовсе не из-за мороза. Все одинаковы! Бобёр кушает, толстеет, копит жирок - чтобы с меньшими потерями перенести холода. Так и он, Стародубов, пытается облагородить, обставить удобствами осень своей жизни, женившись на молоденькой - чтобы было кому согревать зимними ночами. Этот бедолага даже не догадывается, какую силу носит под чешуйчатым хвостиком. Желающих отнять у него драгоценность - оказывается, не меряно... Так и Стародубов каждый раз испытывает страх, мучается ревностью, когда кто-то посторонний бросает взгляд на любимую. Во всяком, кто ходит в брюках, видит врага. Всё кажется, что отнимут его сокровище. А чтобы не отняли, приходится отбирать самому. Такая философия. Либо ты, либо тебя... Стародубов вскинул ружьё, прицелился и нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, но пуля пролетела мимо. Бобёр повернул к нему голову и выставил длинные зубки. - Эх ты, мазила, - сказал он. - Горе-охотник. Да не суетись, перезарядить не успеешь. Я щас нырну - и поминай как звали. - Ты говорить умеешь? - удивился Стародубов. - Я всё умею, - солидно сказал бобер. - А вот ты... Ну, чего ты всё время надутый, спесивый ходишь? Точно - бобыня! На людей волком смотришь. В меня пальнул. Скажи: на кой ляд тебе нужна моя струя? - Так это... Говорят, в интимной сфере помогает. Жена у меня молодая... - Моя струя - тебе? Поможет, как мёртвому припарка, - насмешливо фыркнул бобёр и сложил пальчиками что-то наподобие кукиша. - Накось, выкуси! Решай-ка свои проблемы сам. Ну, люди! Идут на убийство, чтобы добыть афродизиаки! - Он презрительно отвернулся. Стародубов замер столбом, не в силах пошевелиться. Бобёр обернулся, словно сжалился, поманил лапкой. - Да ведь можно и без убийства обойтись. Подходи - поделюсь. - Уважаемые пассажиры! Наш электропоезд прибывает на станцию "Осман". Василий Ильич вздрогнул и открыл глаза. Его остановка! Фляжка лежала на боку. Потряс её: пустая! "Но я же всего стаканчик выпил". Надо было выходить, электричка стояла недолго. Он быстро сунул дорожный наборчик в сумку, подхватил зонтик и шагнул на перрон. Из соседнего вагона вывалился Мельник. Его покачивало. "А! Вот кто мой коньяк выжрал! - сообразил Стародубов. - Ну, проныра!" - О, привет! - весело, как будто ничего не произошло, воскликнул Генка. - Ильич, так ты в соседнем вагоне ехал? Вот не знал, а то зашел бы, поболтали. Его левый глаз не открывался под заплывшим веком. "Ну да, - смутно вспоминал Стародубов. - Это ж он на охоте пострадал". Пошли рядом. - К окулисту ездил, - рассказывал Мельник. - Выписали лекарство. Зашел в аптеку. Мать честная! Наличных не хватило. А на поллитру - как раз. Да ничего, глаз не ватерпас, проморгается... А у тебя, я слышал, проблемы? - Какие еще проблемы? - У тебя на участке вроде бобёр плотину построил. Так может, подстрелить его? - Генка участливо заглянул единственным глазом в лицо. - Это мы запросто! Шкура у него знатная. Молодой жене шубейку сварганишь. Ну, мясо - само собой - пополам. - Он приблизил к уху мокрые усы и понизил голос: - А самое главное у бобра - струя... - Враки! - Кто сказал? - гоношисто спросил Генка. - Бобёр и сказал. - Стародубов прибавил шагу, чтобы оторваться от балагура, вруна и халявщика. Холодный ветер выворачивал зонт наизнанку, дождь хлестал с боков, спереди и сзади. "Враки, ничего не поможет, не получится весны вместо осени, - подавленно повторял Стародубов, поспешая к усадьбе. - Враки и... наваждение". Настенька встретила мужа приветливо, кормила ужином, щебетала, рассказывая новости, но спросить, что сказал доктор, не решилась. Промолчал и он. Спать по привычке легли в разных комнатах. "Чёрт побери! - Василий Ильич ворочался в холодной постели. - Враки! Кто сказал - не получится? Доктор? А бобёр сказал, должно получиться!" - Встал с дивана и пошлёпал в спальню, под тёплый бочок своего сокровища.
|