Herr Oberst всего натерпелся в пути:
Шофер косоглазый рулил - мать ети!
Из ямы в канаву, по пням и столбам...
Какой там, блин, нахрен, к чертям, Autobahn!
Загадив салон, матерясь на чем свет,
Набив себе шишку, свалившись в кювет,
Von Pinsel с немецкой тоскою в окно
Смотрел. За окном были Schmutz und говно.
Крестьяне копали, сажали, рыхлили,
Первач из картошки, вестимо, варили,
Кого-то доили, кормили, пасли...
Короче, жила в полный рост соль земли.
Но, вскоре пейзаж деревенский сменился,
И замок трухлявый вдали появился.
Все дальше и дальше унылые пашни,
Все ближе и ближе замшелые башни.
С лягушками ров, мост давно неподъемный,
Собаки, эсэсовцы, тучей вороны.
Охраннику свой предъявив Ausweis,
Проехали внутрь. Ну, Pinsel, вылазь.
Дворецкий в ливрее и в каске с рогами,
Увидев, насколько тверд Pinsel ногами,
Немедля его подхватил, как мешок,
И внутрь, к хозяину прям, поволок.
Разбив по пути три китайские вазы,
Раз десять сходив поблевать к унитазу,
Двух рыцарей ржавых в труху измолов,
Наш Herr, наконец, попадает в альков.
Картина, представшая мутному взгляду,
Пришлась бы по вкусу маркизу Де Саду:
Какие-то Nutten наказаны поркой;
Вот - Knabe накакал дымящейся горкой,
И это едят две страшенные бабки;
Grosvater урину льет в старые тапки;
Там юношу нежного чести лишают;
И Fraulein во все ее щели сношают.
При этом, едят, пьют и курят столбом,
Орут, сквернословят и в стену бьют лбом.
А в центре сего "благолепия" кучей
Лежит, обжираясь, сам Геринг могучий.
Одна ему делает Gudrun минет,
Другая ногтям придает красный цвет.
"Hallo, mein Genosse! Komm schneller, Zuruck!
Вот - Rheinwein und Kummel, Mosel und индюк...
Kognak, извини, только высшим чинам,
Прости мою слабость, его я не дам.
Вот, хочешь, понюхай... Какой аромат!
Надел труселя, lieber Freund? Ну, я рад.
Так что же, приступим к разврату?
Итак..." Как будто был там не содом и бардак...
Reichsmarschall учтиво поднялся. Затем,
Стал прыгать козлом, подставляя зад всем.
Herr Oberst едва удержал правый глаз.
Был боров на шутки такие горазд.
Но тут, чуть не выпало левое око -
Фон Пинзеля Геринг прижал своим боком!
Букетом ромашек патрона хлеща,
Бедняга стал пятиться, двери ища.
А асов воздушных глава нажимал
И нес ахинею, как он его ждал,
Как видел в своем перламутровом сне,
Как Pinsel манит его влезть по сосне,
Зовет его голосом дивным в поля,
Чтоб страсти предаться, сорвав труселя.
Нащупав ключ в двери, его повернул
Герой наш, и пулей во двор ускользнул.
А вслед ему крики, угрозы, проклятья...
Сам боров и свинская пьяная братия,
SS и прислуга, и кухня, похоже,
И, даже, собаки с воронами тоже.
Влетевши в авто, ствол приставив к шоферу,
Наш Зигфрид дал храбро позорного деру.
Мораль для порока явилась помехой...
А Herr, между тем, прямо к Гиммлеру ехал.
Что знал он о нем? Психопат, мракобес,
Маньяк-оккультист и Reichsfuhrer SS;
Еще, что хапуга, деляга и вор
(Давно, еще в школе, пенал его спер).
Но, как бы там ни было, как бы ни шло,
Все ж, Heinrich являл собой меньшее зло.
Опять же - порядок, уют, тишина;
Не станут жалеть коньяку и вина.
Конечно, ведь Гиммлеру Teufel не Bruder,
По части евреев весьма Heinrich мудр -
Он мыло из них изловчился варить!
И может кусочком-другим угостить.
К тому же, у Хайнриха Чаша Грааля.
Вот выпить бы с ним из нее viele Male...
Итак, решено! Прямо к Гиммлеру! Что ж,
Я знаю, читатель, что ты подождешь.
Дорога длинна, да и Oberst уж спит,
Пусть Kraftfahrzeugfahrer косой порулит.