Экономический дарвинизм

Это был пыльный грязный город где-то за границей пригодной для жизни белого человека экологической зоны и потому присутствие в нём высокой фигуры в идеально отглаженном чёрном костюме в серую вертикальную полоску было крайне удивительно для местных жителей. По своей наивности и навязанном СМИ чувстве национального и расового превосходства любой попрошайка в дырявых джинсах и замусоленной футболке даже и не посмотрел бы в сторону пришельца из другого мира, считая его явно недостойным внимания. И именно по этой причине человек шёл по проулкам и дворикам без тени сомнения в собственной безопасности, он шёл спокойно и размеренно, также, как и местные жители, не обращая на окружающих внимания, до тех пор, пока не увидел у стены свернувшуюся калачиком фигуру нищего, это был негр в дырявой серой футболке и непонятного происхождения джинсах. Зло ухмыльнувшись, проходя мимо, белый человек достал из кармана крошечную монетку, не имевшую хождения в этой стране, и бросил чернокожему под ноги. Тот сперва непонимающим взглядом уставился на одноцентовую монету, а потом, когда белый уже успел отойти шагов на десять, яростно воззрился тому вслед, сцепил зубы, но не проронил ни слова. Монета хождения не имела, но толкнуть её какому-нибудь зажравшемуся богачу-коллекционеру было вполне реально. Негр протянул руку, схватил крошечный серебристый диск и спрятал его в карман штанов.

Человек в деловом костюме, покинув, наконец, район трущоб, вышел к обширному свободному пространству, огороженному металлической стеной под электрическим напряжением. У прохода, оказавшегося прямо перед ним, стояло два офицера корпоративной безопасности, носивших тёмно-синюю форму, такого же цвета берет и чёрные очки, они оба несколько оживились, завидев собрата по цвету кожи, отступая от турникета - прохода в закрытую зону. Человек стал неспешно приближаться к ним, любуясь тем временем уходившим в небо стройным зданием из стекла и железа, возвышавшимся над всем этим благами забытым городом и находившемся точно посредине закрытой зоны. Гигантское здание было окружено сетью куда более мелких построек - павильонов, жилых зданий и технических сооружений, также, уже вокруг этих строений, находились бесконечные, как грядки моркови на какой-нибудь эко-ферме в старушке-Европе, стройные ряды панелей солнечных электростанций. Проходя через турникет и двигаясь к ближайшему стеклянному куполу, он думал о том, что весь этот город, в котором, если он правильно помнил, существовал лишь за счёт ренты, получаемой от аренды корпорацией этого жалкого клочка земли. Двести пятьдесят тысяч человек имели возможность влачить своё жалкое существования только благодаря подачке тех, кого они ненавидели и презирали. Человек злорадно ухмыльнулся этой мысли, бережно открывая стеклянную дверь.

В помещении, несмотря на то, что, казалось, лишь тонкое стекло отделяло его от пышущего жаром пространства улицы, было прохладно и солнечные лучи досаждали не так сильно. Тёмные очки наконец можно было снять. На встречу вновь прибывшему двигались две фигуры: здоровенный солдафон с суровым славянским лицом, хмуривший брови и бывший серьёзным сверх всякой меры, и хрупкая брюнетка, чьи волосы были подстрижены под каре, носившая деловой костюм.

- Господин Кирхнер, - глава отдела безопасности отдал честь, вытянувшись в струну, так он стал ещё выше, под два метра, - надеюсь, вы прибыли без происшествий?

- Всё в порядке, Агитационный Отдел Колониального Политического Бюро работает на славу. У них даже и мысли не может возникнуть о том, чтобы тронуть хоть пальцем европейца, - Кирхнер изобразил улыбку на своём лице, это у него получилось не слишком хорошо, в прочем, в корпорации его ценили вовсе не за обаяние.

- Господин Кирхнер, господин Хаапсари ожидает вас, - состроив милое личико, сказала брюнетка. - Прошу, проследуйте за мной, - она ловко развернулась и зашагала к лифту. Немец бросил взгляд на улицу, где сильный ветер разносил песок по бескрайним пустынным пространствам, а затем последовал за девушкой.

Стеклянная капсула лифта нежно возносила двух людей на верхний этаж, город с каждой секундой выглядел всё более и более жалко. Кирхнер старался не смотреть на сопровождавшую его девушку, зная свои слабости, которые, мягко говоря, не способствовали делу, он откладывал всё, что могло бы помешать исполнению его должностных обязанностей, на потом. Зеркальная поверхность стекла же предательски демонстрировала, тыкала ему в лицо, прелестность спутницы, тяжело вздохнув, он решил отвлечь себя беседой:

- И давно вы тут служите...? Прошу прощения, не знаю вашего имени, - произнёс он без тени эмоций, как бы между делом, разве что из вежливости.

- Мария, - девушка легко улыбнулась своему отражению на стекле, также смотря прямо перед собой, как и её собеседник. - Три месяца, если точно, то три месяца и два дня, итого - девяносто три.

- И не скучно вам тут? Нет отвращения к миру вокруг?

- Нет, не скучно, постоянно кто-то приезжает, новые знакомства, беседы, вечеринки... и... не только. Видимо, всё из-за новой линейки дешёвых товаров массового потребления, которые корпорация хочет вбросить на рынок этого региона... Вам лучше знать, - она ещё раз весело улыбнулась. - А что до отвращения, между мной и неблагоприятной зоной - непреступная стена, так что это не имеет особого значения.

Кабина лифта остановилась и раскрыла двери, раздался характерный звуковой сигнал, перед гостем и сопровождающей предстал бесконечный мир прозрачных стен и минимализма, белёсый, разбавленный синей униформой служащих корпорации.

- Интересно... - многозначительно произнёс Кирхнер, делая первый шаг из замкнутого помещения. Мария последовала за ним, вообще, провести гостя к пункту назначения было её обязанностью, но складывалось такое ощущение, что он и сам неплохо справляется. Всегда на полтора шага впереди, дело было в том, что там, где, фактически, нет стен, разве что некоторые из стёкол могут оказаться замутнены, за что отвечала специальная технология, служившая исключительно праву на конфиденциальность консультации, беседы или любого другого социального, и не очень, взаимодействия, очень легко ориентироваться, и за долгие годы командировок Кирхнер научился этой науке. Эта технология также делала стеклянные перегородки непроницаемыми для звука, что особо пришлось по нраву современникам. К тому моменту, когда человек в костюме в серую полоску остановился и повернулся к спутнице, они уже дошли до нужного кабинета, стекла были непрозрачны, поэтому можно было и помедлить. - У вас есть планы на это вечер? Я слышал, на одном из этажей этого комплекса расположился отличный ресторан, не составите ли мне компанию?

- Это очень даже возможно... - девушка покраснела, но было отчётливо видно, что только лишь для вида. Не каждый день из центрального филиала приезжают видные бюрократы на высоких должностях. - Вот, возьмите, - она быстро написала номер телефона на вынутой из внутреннего кармана визитке, - позвоните как освободитесь.

Кирхнер несколько мгновений смотрел вслед удалявшейся фигуре, а затем развернулся и нажал на кнопку запроса на вход. Несколько секунд на панели мигал красный огонёк, после чего она загорелась зелёным. Мужчина повернул ручку двери, с любопытством заглянул внутрь кабинета, там он не увидел ничего интересного, до тех пор, пока в стерильности офисного пространства его глаза не нашли господина Хаапсари, человека в белом пиджаке и круглых очках, склонившегося над каким-то документом.

- Входите, - в его голосе, пробиваясь сквозь автоматический переводчик речи в ушных раковинах гостя, промелькнул явственный специфический акцент. Немец широкими шагами проследовал к стулу, находившемуся напротив стеклянного стола, но всё же стоявшему чуть в стороне, чтобы, в случае чего, вновь прибывших гостей можно было разглядеть без вытягивания шеи. - Гер Рудольф Кирхнер из Центрального Филиала, я правильно понимаю?

- Да.

- Люди из Центрального Филиала никогда не пребывают первыми, говорят, что это немецкая неспешность, что же тогда прикажете делать нам, людям Северо-Востока? - владелец кабинета не отрывал взгляда от бумаг, его лицо было сложно разглядеть, гостю предоставлялась уникальная возможность лицезреть аккуратно подстриженные светлые волосы директора Третьего Ближневосточного Филиала. - Впрочем, оставим это, - он наконец оторвался от своих бумаг и воззрился на пришедшего леденящим душу взглядом глаз цвета северных озёр, которыми так славилась родина Хаапсари, - вы, вероятно, хотели бы получить отчёты, а также провести инспекционный полёт?

- Да, впрочем, я могу ограничиться проверкой документов.

- Не хотите смотреть на город?

- Именно, видите ли, я не люблю колонии и местный народ.

- Однако, - господин директор взял некий лист и, поправив очки, продолжил, - Дмитрий докладывал мне, что вы решили прогуляться по улочкам этого самого города. Прошу прощения, но это как-то совсем не сходится с тем, что вы говорите.

Никогда не стоит делать того, чего можно избежать, Кирхнер всегда придерживался данного утверждения во имя максимизации полезности времяпрепровождения как такового, поэтому отступать не входило в его планы.

- Решил прочувствовать атмосферу, мало ли, чего не понимаю, деньги-то служащим колониальных филиалов неплохие платят, пара лет - и можно спокойно жить в роли рантье всю оставшуюся жизнь. Но, как-то быстро я надышался всем этим.

- Ваше право, - прокомментировал Хаапсари, смотря тем временем на другую распечатку, когда он отложил её, рассекая в процессе движения воздух, Рудольф почувствовал дуновение тёплого воздуха. Распечатка была совсем свежей, о чём же она могла быть кроме как о нём с Марией? Гость выдохнул, в этом движении чувствовалось едва уловимое негативное напряжение. - Что ж, портфель для вас уже приготовлен, приходите, если у вас возникнут какие-нибудь вопросы или если вы захотите сделать какие-либо замечания, - из-под стола директор достал чёрный кожаный портфель и передал его в руки Кирхнеру.

- Господин Хаапсари, - перед тем, как открыть дверь и выйти, мужчина обернулся и бросил ещё они взгляд на сидевшую за столом фигуру, - можно мне задать вопрос, который не относится к делу? - Человек с леденящим взглядом коротко кивнул. - Почему вы всё ещё пользуетесь бумажными документами, в то время как весь цивилизованный мир уже лет сорок полностью перешёл на систему электронной документации? - Кончено, он хотел спросить совсем другое, но в последний момент передумал.

- Порой, это удобнее, и почти всегда безопаснее, - последние четыре слова он произнёс заметно тише. - Думаю, это всё, что вы хотели бы знать. До свидания.

***

Чёрная ночь опустилась на город, Кирхнер сидел за крайним к окну столиком и мог со всей уверенностью сказать, что ни в одном из домов за пределами специальной зоны не горит свет. То ли жители сами экономили, то ли местные власти останавливали выработку электроэнергии, вполне возможно по той причине, что жители экономили. Как ни крути, но свет в этих землях, нищих и ободранных даже по меркам колоний, был слишком дорогим и слишком не необходимым для жизни для того, чтобы у потребителей возникала даже тень мысли о том, чтобы выбирать между ним и водой или едой. От мыслей об окружающем мире его отвлекла приближавшаяся фигура в лёгком воздушном белом платьице а-ля девушка-подросток на отдыхе где-нибудь за пределами мегаполиса. На её фоне Рудольф выглядел излишне деловитым отцом, который решил один из вечеров своей крайне занятой жизни посвятить своему чаду.

- Местный шеф-повар - итальянец, он очень вкусно готовит, я бы посоветовала вам взять говядину средней прожарки с картофелем по-деревенски, - серьёзным тоном произнесла Мария садясь напротив своего спутника на этот вечер. - Он также варит прекрасный кофе, когда заказов не очень много, так, для души.

- А из местной кухни ничего не предлагается? - всеми силами пытаясь скрыть нотки язвительной иронии спросил Кирхнер.

- О, нет конечно, кто в здравом уме станет есть колониальную еду?

- Я имел в виду ту, что характерна для ближневосточной кухни.

Девушка с некоторым недопониманием посмотрела на него, сопровождая множественные попытки дойти до смысла услышанных слов периодическим сдвиганием бровей. После полуминутного раздумья её лицо наконец прояснилось:

- А, так вы имеете в виду блюда архаичной кухни местных народностей, как и многие другие, с большой охотой потребляемые ценителями с особыми запросами на эксклюзивность? Нет-нет, такого тут не найти, все подобные заведения не встречаются ни здесь, ни в каком-либо офисе Третьего Филиала. Господин Хаапсари утверждает, что неевропейская кухня негативно сказывается на работоспособности и самочувствии европейцев, главный медицинский наблюдатель, впрочем, с ним полностью согласен.

На самом деле, ни в одном из колониальных филиалов нельзя было найти и намёка на "неевропейскую" кухню, это была политика корпорации, Кирхнер прекрасно знал это, ему просто любопытно было посмотреть на реакцию собеседника. Он часто сталкивался с озлобленными на местное население служащими, которых, такое ощущение, что специально отправили именно за пределы их родины - на перевоспитание и, когда они обнаруживали, что защищают то, что того не заслуживает, их милость сменялась на гнев. Но Мария была совершенно другой. Мужчина удовлетворённо хмыкнул.

- И прекрасно, меньше соблазнов, - он для вида посмотрел в меню, с первого мгновения, как он увидел в разделе "Напитки" красный китайский чай - прекрасный пример того, что главное - это удовлетворение запросов потребителя, а на принципы порой можно закрыть глаза, по крайней мере, пойти на компромисс, потому как чай для Европы, можно считать, стал традиционным напитком за долгие годы его импорта, он знал, что возьмёт его. - Может перейдём на "ты"?

- Я только за, - Мария улыбнулась своей чудесной искренней улыбкой, - уже выбрал, что будешь брать?

- Да.

В этот момент к столику, будто подслушав разговор, подошёл официант - высокий парень в идеально отглаженной белой рубашке, чёрных брюках, налакированных туфлях и жилетке, всё это венчала чёрная шёлковая бабочка. Хлопнув естественными длинными светлыми ресницами, он спросил:

- Вы уже определились с выбором заказа?

- Я возьму жаренного лосося с овощами и свежевыжатый морковный сок.

- А я возьму говядину средней прожарки с картофелем по-деревенски и красный китайский чай. Одно меню можете оставить, может, мы выберем что-то ещё.

- Как пожелаете, - закончив чертить что-то неведомое, что точно не могло быть словами, в своём блокноте, парень принял меню из рук Марии и удалился.

По периметру отгороженной зоны гуляли огни прожекторов, отчего-то казалось, будто бы они пляшут в каком-то странном неспешном танце. "Даже неодушевлённые предметы склонны к удовлетворению потребностей, им скучно существовать просто как функционирующая вещь, - подумал Рудольф. - Или же, людям свойственно приписывать им подобное свойство, поскольку сами они не мыслят свой жизни без удовольствия? Никогда не мыслили".

- Ты так странно смотришь в окно, о чём-то задумался? - дружелюбно спросила девушка, подпирая подбородок рукой.

- Да, пожалуй. Мне говорили, что посещение колоний может вызвать странные изменения в восприятии действительности, вроде как смена уровня восприятия самого факта существования явного и внушительного разрыва в уровне жизни одной части населения планеты от другой. Так, попивая кофе в Мюнхене, ты, конечно, знаешь об этом, но какое тебе дело до этих незнакомых, невидимых за горизонтом, людей, выживающим в далёких пустынных землях? А тут, как мне говорили, ты видишь их и проникаешься сочувствием.

- И ты проникся? - спросила Мария, принимая из рук официанта стакан со свежевыжатым соком.

- Ни капли, - он скрестил пальца и положил на тыльную сторону ладоней свой подбородок, пристально смотря на собеседницу, - сдаётся мне, это всё ложь. Или же у меня напрочь отсутствует сочувствие.

- Вы настоящий "человек экономического мышления", - девушка звонко и по-настоящему весело рассмеялась, тем временем официант принёс чайник и аккуратно поставил чашку прямо перед Рудольфом. - Мне это нравится, вы такой же, как и я, также наслышанная о возможном перевороте сознания, я прибыла сюда в состоянии стресса и тревоги, но через считанные дни поняла, что мне плевать. Я живу так, как я живу только за счёт того, что все те люди, - она мельком глянула на мрачный город, казавшийся заброшенным и мёртвым, - живут так, как они живут. Я не виновата в том, что их руководство не смогло приспособиться, а они оказались неконкурентоспособными.

"Всё было не совсем так, - подумал про себя Кирхнер, - но пускай в её голове будет именно эта версия". Он с нежностью поднял чайник и тонкой струйкой, чуть ли не по капле, стал наливать себе в чашку ароматную жидкость рубинового цвета.

- Предлагаю выпить, - закончив, он поднял чашку вверх, собираясь произнести тост. - За свободу от ненужных угрызений совести, подаренной нам Чарльзом Дарвинов и его трудом "Происхождение видов".

- Никто не должен страдать от того, что он превосходит других, - без тени злорадства улыбнулась девушка, символически поднимая стакан вверх.

"Однако, если ты стоишь ниже других, ты просто обязан страдать," - подумал Рудольф, но вновь промолчал. Этот вечер нравился ему слишком сильно, чтобы отвлекаться на частности, пускай даже от этих частностей тебя отделяет всего лишь металлическая стена под напряжением и отряд внутренней службы безопасности. На мгновение он представил, как толпы людей, покрытых толстым слоем песчаной пыли прорывают ограждения, оставляя обугленные тела своих товарищей на погнутых останках корпоративного имущества, по ним открывают автоматические системы обороны, управляемые ИИ, всё это напоминает какой-нибудь дешёвый фильм о зомби-апокалипсисе. "Какой бессмысленный расход материала, - мелькнуло у него в голове, он сделал первый глоток, - где же нам тогда прикажете изыскивать новых потребителей низшего класса, если это случится?.."