По шелестящей под дождём улице спешил, прикрываясь от падающих капель чёрным зонтом, молодой человек, опрятно одетый в почти деловой костюм, единственное, чего у него не было, так это пиджака. Он поспешно подошёл к будке, где обычно сидел охранник и набрал номер кабинета, вероятно, он хотел что-то сказать, как-то объяснить своё прибытие, но не успел, каким-то безрадостным, пустым, нажатием кнопки на часах, синхронизированных с системой безопасности, всё ещё директор открыл калитку. Гость быстрым шагом пересёк пустующее пространство, вероятно, навевающее не самые радостные мысли отсутствием чьего-либо присутствия.

Человек на двадцать шестом этаже отвернулся от окна и прошествовал к своему рабочему столу, удобно расположившись в кожаном дорогом кресле, он начал наблюдать за передвижениями молодого человека через камеры внутреннего наблюдения. Ради экономии средств, во всём здании свет горел только в двух коридорах и одном кабинете, так что директор ничуть не удивился, увидев некоторую нервозность вошедшего в помещение человека. Щупленький парень лет двадцати пяти то и дело оглядывался и несмело проходил мимо запертых дверей, из-за которых не доносилось ни звука. Наконец, спустя долгие десять минут пути, пришедший человек осторожно заглянул в кабинет.

- Добрый вечер.

Человек, который ровно в полночь сложит свои полномочия и больше не будет директором компании своей мечты, медленно встал, выдерживая паузу. Для того, чья мечта была порушена, он был не слишком расстроен, конечно, чего-то подобного следовало ожидать, в любом случае, уже заработанных денег ему хватит на многие и многие годы.

- Добрый, Гавриил Александрович, правильно? - директор широко улыбнулся с некоторой хитрецой и протянул руку для приветствия. Несколько секунд длилось неловкое молчание, где-то в одном из соседних помещений гудел ветер, кто-то забыл закрыть форточку.

- Да, всё верно, мистер Хрусталёв? - Хитрая улыбка чуть дёрнулась, не слишком дружелюбно, брови едва двинулись навстречу друг другу, это мимолётное явление можно было спокойно не заметить, но журналист заметил.

- Он самый, прошу садиться. - Продолжая гостеприимно улыбаться, директор указал на небольшое, но удобное кожаное креслице напротив своего стола, приглашая гостя сесть. Гавриил благодарно принял приглашение.

За окном мелькнула какая-то бледная, невзрачная молния, за которой не последовал гром, вернее, как факт, раскат грома был, но услышать его обитатели небоскрёба не могли. Два человека, единственные, кто был во всём громадном здании, удобно устроились каждый на своём месте и молчали, ожидая каждый хода противоположной стороны. Журналист, уже доставший записную книжку осторожно разглядывал странного человека перед собой, конечно, лицо он видел множество раз, но весь облик в целом был ему в новинку. Слишком худое тело, габариты которого визуально увеличивались за счёт ношения костюма, руки, покрытые отчётливо видными венами, коротко, но не слишком, стриженные русые волосы, зачёсанные на правую сторону. Из всего этого невзрачного великолепия выделялись только чёрные брови и бородка, волосы которой, по-видимому, запутались, какого цвета им быть.

- Перейдём к делу? - изобразив благожелательную улыбку, спросил директор.

- Да-да, конечно. - Разученным движением теоретически подкованного человека, Гавриил развернул записную книжку и настроился много писать. - Думаю, этот вопрос очевиден... Почему вы решили закрыть свою компанию?

- Вот так сразу? - хохотнув, спросил Хрусталёв. - Позвольте, я отвечу на этот вопрос в конце нашей встречи, думаю, это будет хорошим завершением. Можно сказать, эффектным. - Он расплылся в улыбке, явно фальшивой и столь же явно контрастирующей с глазами искренне усталого человека.

- Тогда... мммм... - журналист задумался, он несколько раз стукнул себя кончиком ручки по подбородку. - Когда у вас появилось желание создать то, что принято теперь называть машиной времени?

Директор устроился поудобнее в кресле и, обхватив четыре пальца на левой кисти правой рукой, произнёс:

- Где-то в пять-шесть лет у меня возникло желание сделать, тогда ещё в классическом понимании, машину времени, оно и понятно, начало нулевых, этим бредили многие, эта тема была очень популярна. Прошло целых тридцать лет, а изменилось немногое, - он улыбнулся. - Понятное дело, тогда я ещё не понимал, что времени, как материальной единицы, не существует и им нельзя манипулировать, это знание придёт ко мне в середине десятых, тогда-то у меня и возникнет идея создать программу, которая бы могла смоделировать историю человечества. Отчасти потому, что я никогда не относился к учебникам по истории иначе, как к хорошим романам в жанре реализм, отчасти, потому что мне было просто интересно, как всё происходило на самом деле. Возможно, вы скажете, что по сути, эти две причины близки друг к другу и могут трактоваться как одна, но нет, это две разные причины. Я никогда не доверял тому, что было написано другими людьми - это характеризует меня как скептика, мне было интересно - это проявление исследовательских наклонностей. - После некоторой паузы, директор добавил. - Не думайте, что я хвастаюсь, просто я не люблю, когда мои слова трактуют не так, как я того хочу.

Как только кончик ручки перестал шуршать по бумаге, Гавриил спросил:

- Были ли какие-то неудачи во время первых шагов?

- Конечно же, были, - Хрусталёв рассмеялся почти правдоподобно, - в первое время у нас страшно сбоила программа из-за своей сложности, но, думаю, это не самое интересное. - Он устроился поудобнее в своём кресле. - Долгое время, порядка нескольких месяцев после первых публикаций, мы не могли моделировать длительные отрезки истории. Причём, чем ближе к нашему времени были эти отрезки, тем меньше было расхождений с официальными версиями событий, но чем дальше в древность - тем сложнее становилось дело. Поскольку мы пошли по лёгкому пути и, довольно условно, считали, что историю творит личность, расхождения были колоссальными. У нас возникала идея пойти по противоположному пути, но правдоподобно описать толпу не как единую личность было почти невыполнимой задачей, массы нельзя описать, крайне сложно понять их логику и уж точно не так просто сделать её не единым целым, а всё же множеством элементов. Тогда мы предприняли попытку создать вероятностную программу, в которую мы включили различные случайные побудительные события, которые могли повлиять на личности. Для программы наша история, а, вернее, то, что она создаст, - это будущее, а не прошлое, значит, подумали мы, это вероятность. И только тогда мы смогли получить результат, который нас хоть как-то устроил.

- То есть, вы не ставили с самого начала создать развлекательную программу наподобие компьютерной игры?

- Конечно нет! Вопрос о монетизации произведённого товара встал с первыми финансовыми проблемами, благо, решение мы нашли моментально - виртуальная реальность. - Хрусталёв сделал не слишком понятное по смыслу движение, будто бы он ладонями обрисовывал перед собой закруглённый экран. - Люди так и не приобрели иммунитет к этому наркотику, хотя прошло уже немало лет с момента его появления. Движок мы скачали из сети, благо сейчас развелось неимоверное количество добрых самаритян, готовых раздавать свою продукцию забесплатно, хоть и с крайне заманчивыми условиями в случае финансового успеха результата его использования. Но, я немного увлёкся, деньги потекли рекой и, скорее всего, вы сейчас сидите и пишите мою занудную речь только из-за того, что наш проект ушёл в сторону бизнеса от позиции чисто научного эксперимента.

Повисло странное молчание, казалось, будто бы единственное лишнее слово нарушит атмосферу момента. Директор выжидающе смотрел н человека напротив, журналист, пытаясь прочитать мысли собеседника, смотрел тому прямо в глаза. Резко нарушая общую недвижность, поднялась рука и подпёрла голову хозяина офиса.

- Знаете, что я вам скажу, - казалось, что говорили вовсе не голосовые связки, а остекленевшие глаза, уставившиеся в далёкие объекты незримого для простых смертных мира. - Представьте себе чёрную комнату, абсолютно чёрную, не потому что её покрасили в тягостно чёрный, нет, просто туда не попадает и не может попадать свет. Про то, что находится и происходило когда-либо в этой комнате написано множество книг, многие из которых противоречат друг другу, причём, содержимое этой комнаты, вроде как, священно и поэтому есть несколько течений, каждое из которых отстаивает свою точку зрения на её содержимое. И внезапно появляется сканер, который может показывать пространства сквозь стены и являет миру то, что содержит эта комната, но при этом то, что там оказалось, не сходится ни с одной из версий. Как вы думаете, будут ли рады представители всех тех течений, которые свято верили в свою правоту?

- Не думаю, что их чувства можно будет назвать радостными. Но я пока не могу понять, к чему вы ведёте.

- Я подвожу наш разговор к логическому завершению, к вашему вопросу о том, почему я закрыл своё дело. Знаю, это довольно эгоистично и нечестно с моей стороны, но я устал и хочу побыть последние часы существования своей компании один. Надеюсь, я не сильно обижаю вас подобным подходом к делу?

- Ни в коем случае, вы и так оказали мне честь тем, что приняли моё предложение о встрече, мистер Хрусталёв, - якобы доброжелательная улыбка дёрнулась отчётливее, но достаточно неявно для сохранения правил приличия.

- Но перед тем, как приступить к началу конца, я хочу спросить кое-что у вас: Почему вы пишите ручкой, хотя могли бы включить автоматически записывающего робота или хотя бы диктофон? Просто, понимаете, молодой человек, я никогда не понимал моду на прошлое. Свершившееся ушло и ему больше не быть у руля, таков порядок вещей, но подобные вам почему-то считают своим долгом сохранить не самые лучшие проявления уходящего в небытие времени.

- На самом деле, мне просто так привычнее, я родился в глухой деревне, и различного рода техника была для меня диковинкой вплоть до переезда в город.

- Ваш путь достоин уважения и, признаться, я бы с куда большим удовольствием читал бы в газетах о том, как в жизнь вырвалась нынешняя молодёжь, а не зажравшиеся уроженцы мегаполисов вроде меня, - широкая улыбка, вероятно, впервые за вечер она не походила на ложь. - Но, впрочем, мы отвлеклись, вы на работе и я не хочу мешать. - Он отстранённо посмотрел на потолок, где мягко светила миниатюрная лампа. Продолжение последовало после глубокого вздоха. - Так вот, мы посмотрели туда, моя компания была ближе всех к тому, чтобы увидеть и понять, как происходило развитие человечества на самом деле, конечно, это всего лишь модель, подсчитывающая вероятности, но результаты, видно, были слишком резки. Мы просчитали наиболее вероятный сценарий и устроили пробный показ для тысячи человек разного пола, возраста и нации, реакция, что характерно, оказалась до пугающего предсказуемой. Восемьдесят два процента людей не хотели расставаться со своими иллюзиями, поэтому, когда они увидели то, что должны были и прослушали лекцию про обоснования данной версии, они обвинили нас во лжи. Я не вправе раскрывать подробности, ибо одна влиятельная, так скажем... организация, заплатила мне кругленькую сумму за неразглашение определённой информации в ближайшие пятьдесят лет.

В кабинете повисла напряжённая тишина, сквозь которую было слышно только жужжание различного рода электроприборов. Такое редко случалось, что наступала такая тишина и оттого, непривыкшие к тишине нового типа и века, люди испытывали отнюдь не приятные ощущения. Но, казалось, Хрусталёв не обращал на эти звуки никакого внимания, он возвышался над ними, тиканье и шорох будто поднимали кресло, на котором он восседал ввысь. Человек, мечтавший о научном познании и бесконечном прогрессе, чувствовал себя как нельзя лучше в окружении шумов вечного движения вперёд. Сотни всевозможных вопросов крутились в голове журналиста, а невозмутимое лицо кого-то, кто хотел казаться человеком, не выражало и доли интереса к тому, что происходит вокруг.

- Друг мой, я, конечно, вас не выгоню, но не могли бы вы, наконец, задать тот самый вопрос, ради которого пришли?

- Если бы история, та, которая является наиболее вероятной, по мнению вашей программы, была бы цветом, то каким? - Немного подрагивающие блики в глазах молодого человека скрывали настоящую волну переживаний, которую тот испытывал в этот момент. Это нечто скрывает информацию, способную, если не разрушить, то встряхнуть мир и неизвестно кто окажется раздавлен, а кто взлетит. А он, Гавриил, тот, кто должен познавать подобного рода тайны, мог лишь приподнять завесу тайны и, заглянув внутрь, не обжечься.

- Цвета запёкшейся крови, - невозмутимо ответил директор.

На столе тихо жужжал телефон, это звонил кто-то из родственников, но человек перед окном не хотел поднимать трубку, он смотрел на удаляющегося юнца, возжелавшего приблизится к солнцу познания и испугавшегося этого жестокого светила. Подёргивающаяся спина, неровная походка, лёгкая сутулость и полное безразличие к дождю, вот они, первые признаки любви, одержимости и шока. А может, всё это проявления одного и того же, любви к получению информации, одержимости познанием и знанию, истинному, к которому так стремится весь мир. Держа в своих руках страшное солнце тайны, Хрусталёв смотрел в него мёртвыми глазами и видел ту силу, что в нём сокрыта. Те самые люди, заплатившие ему несколько бюджетов не бедных стран, сами не знали, за что платили, они не хотели этого знать. Не хотели и не узнали, а он узнал и хотел забыть.