- Сержант, - жалобным голосом заговорил рядовой, - долго нам ещё идти?

В ответ было лишь молчание и тяжёлые выдохи, искажаемые в пугающий хрип противогазом. Плетущийся позади человек остановился, винтовка прикладом упала в мёрзлую грязь, он стал молча стягивать свой противогаз, когда услышал грозное рычание старшего по званию:

- Не снимать противогаз!

- Но ведь... - начал было оправдываться рядовой.

- Это приказ! Я обещал вытащить с этой войны как можно больше людей, не хватало мне потерять ещё одного! - яростно жестикулируя, и то и дело задевая револьвер на поясе, гневно говорил сержант. Его лица не было видно и оттого было лишь страшнее.

- Но ведь война кончилась... - пытался продолжить рядовой, но никакой реплики со стороны его собеседника не последовало. Он послушно убрал руки от головы и, поправив винтовку, побрёл дальше.

Из-за стелившегося по земле черноватого тумана ничего не было видно дальше десяти-пятнадцати метров, но судя по тому, что земля становилась скользкой и уходила вниз под незначительным наклоном, солдаты спускались к реке. Сержант неуклонно шёл вперёд, ни разу не поскользнувшись, в то время как измотанный до неимоверной степени солдат чуть было не упал, но ему и так было стыдно перед товарищем по оружию за отсутствие собственного железного стержня, за постоянные жалобы и недовольство положением, что этот стыд удержал его от падения. Он, как только мог, старался удержать равновесие, правда из-за этого он сильно отстал, медленно спускаясь по склону, в тот момент, когда спуск был практически завершён, он услышал треск и ругань товарища.

- Стой, стой на берегу! - крикнул сержант, когда увидел, что подчинённый ринулся было к нему. - Чёртов лёд не выдержит всех! - сержант побежал, громыхая сапогами по тонкой прослойке прозрачной тверди между ним и ледяной водой, таща за собой санки. Поначалу они скользили легко, пока не наткнулись на неровность льда у самого берега и из-за неустойчивости перевернулись. Свёрток выпал из санок и покатился по скользкой поверхности, грузно давя на неё всем своим весом, уже не распределённым по полозьям санок.

- Томаш! - крикнул рядовой, всё так же беспомощно стоявший на берегу, прекрасно понимая, что стоит ему ступить на ломкую поверхность мёрзлой воды, как он лишь усугубит ситуацию. Поэтому всё, что ему оставалось - это наблюдать за тем, как сержант, рыча и глухо ругаясь преследует свёрток, пытаясь не провалиться под лёд и не упасть. Преследуемый объект перестал скользить, тогда раздался едва слышный, но прозвучавший громче батарейного залпа, треск. Спустя считанные секунды он стал погружаться в обжигающе холодную воду, сержант быстро лёг на лёд, продолжая двигаться по направлению к цели, пока его руки наконец не вцепились в начавшую промокать ткань, он попытался подняться, но предательский лёд не дал ему этого сделать, и сержант провалился.

Рядовой неловко отбежал на расстояние сорока метров в сторону, после чего, то и дело оглядываясь на товарища, пересёк реку. Когда он наконец оказался рядом с местом, где перевернулись санки, старший по званию уже выбрался из воды на берег и сидел со снятым противогазом в руках, бормоча что-то под нос.

- ...никому не снимать противогазы... противник может применить газ в любой момент... шесть тысяч погибших в мучениях... никому не снимать противогазы...

На развёрнутых простынях лежало нечто, отдалённо напоминавшее человеческое тело, только без каких-либо конечностей.

- Томаш... - жалостливо протянул рядовой.

- Он захлебнулся, - мрачно сказал сержант. Он промок до нитки, но сидел не раздеваясь, с шинели и тёплых штанов стекала вода, возвращаясь в злосчастную реку, - потому что я не снял с него противогаза, вода залилась внутрь и всё, конец. Пока я выбирался, он медленно умирал... - он смотрел прямо перед собой, а голос был опустошённым, лишённым чувств.

- Ты хотел, как лучше...

- Я был слишком увлечён, думал, думал, думал, а когда понял, что нахожусь на льду, то было уже поздно, либо вперёд, либо назад. Я так хотел вывести нас отсюда... а потерял ещё одного.

- Тебе надо раздеться, сержант, ты заболеешь и умрёшь...

- А какая разница, что так, что этак, здесь так холодно, будто мы уже в аду, в ледяном Хеллхейме или Туонелле... северяне явно знали лучше, на что похож ад. Посмотри вокруг, мы не знаем куда идём и что вокруг, мы слышали, что война кончилась, но до сих пор боимся газовой атаки, и даже если мы выберемся отсюда живыми, хотя бы один из нас, война будет преследовать нас до самого конца жизни. Они, - сержант показал в сторону, где, как он считал, находилась сторона победителя, - забудутся триумфом, массы очень плохо помнят то, что им не приятно, останутся лоск генеральских машин на параде, вспышки от торжественных залпов и только громадные списки, перечисление всего, что было потрачено, чтобы купить эту победу. И Томаш станет лишь строчкой в разделе "Безвозвратные потери" ...

Промокшие седые волосы сержанта лениво колыхались на ветру, рядовой, не дожидаясь разрешения наконец снял противогаз, ему стало так хорошо, так легко, впервые за долгие месяцы его жизни, которая, как он надеялся, вновь станет прекрасной сразу после конца войны. Но он, сержант и Томаш, бедный Томаш, бродили в этом треклятом смоге уже третий день и мучения всё продолжались. Порой он даже хотел, чтобы война возобновилась, на пару минут, чтобы всё вновь стало предельно понятно, тут, "мы", - друзья, там, "они", - враги, и точно известно где и кто находится. А теперь, теперь была надежда лишь на то, что чернеющий туман наконец развеется.

Сержант поднялся рывком, отряхнув противогаз от воды, он с трудом натянул его, затем надел каску и, вытянувшись в струну, рявкнул:

- Рядовой! Надеть противогаз и продолжить движение в направлении спасения! - он зашагал рваными неровными шагами, словно был не живым существом, а механизмом. - Мы проиграли этой войне нашу гордость, наше благополучие и наше здоровье, но нашу жизнь мы ей не проиграем! - рядовой последовал приказу и лишь с грустью бросил взгляд на тело покойного Томаша, проходя мимо. Сил хоронить его не было, сил на приличия вообще не было. Уже совсем скоро оба исчезли из виду, скрывшись в тёмных пластах тумана.

Они так и не вернулись домой.