Пономарева Мария Васильевна : другие произведения.

Черный дом по соседству.1-8 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о девочке Марине, которая напросилась в ученицы к колдуну Халуру, но не для того, чтобы учиться.
  Первая глава, написанная на запотевшем окне
  
  В доме номер шесть по Таракановской улице жила одинокая мадам. Колючка, к старости все растерявшая.
  Брань лилась из ее рта илом: язвина, струп, рвань, гнусь, вшивка - любого она бы пришпилила словцом, будто бы какой колдун вставил ей в глаза дурное стекло, и видела она только злое.
  Ее семья давно позабыла реверансы и вконец разорилась. И сейчас, глядя на Софью Ивановну, никто бы не признал в ней дворянку. Ленивая медвежья поступь, тусклые глазки-буравки, приплюснутый нос, покрытый красной ноздреватой кожицей - к рождению мадам благородная кровь совершенно скисла.
  В свободные минуты Софья Ивановна вязала носки, и легко могла сойти за обычную пенсионерку. Но узор рассыпался, петли путались - старушка думала совсем не о носках. Как у всех приличных людей, у нее был маленький секрет.
  Когда-то, работая почтальоном, она крала письма, выбирая наугад, первых встречных. Софья Ивановна читала их вечерами, цедя чай и строки сквозь надменно сжатые губы. Ее лицо, плоское, камбалье, выражало иногда высокомерие, иногда брезгливость. И никогда - волнения, которое захватывало ее, стоило коснуться пожелтевших страничек. Особенно старушке нравились тягучие, пересыпанные многоточиями письма, какие старательно выводят трепетные девицы, не находя нужных слов, глупые.
  Сколько их, бумажных узников, Софья Ивановна не знала - старушка складывала конверты в стопки бережно и нежно, связывая их шелковыми лентами, будто боясь, что сбегут. Любопытные - желтыми или пунцово-красными, скучные - зелеными или черными. Те, что она перечитывала чаще, всегда лежали под рукой - на тумбочке у изголовья кровати, затертые на сгибах. Старушка любила их странно и ревниво, не отдала бы даже скучных, сожгла бы их.
  Вечерами, всласть начитавшись, мадам включала телевизор. Скачущие картинки усыпляли ее. Старушка смотрела сводки новостей, фальшиво хихикая. Софья Ивановна умела смеяться невпопад. Поэтому жила одна.
  Так проходила ее жизнь - в притворном смехе и ядовитых плевках.
  Несколько лет назад мадам вышла на пенсию, она перестала красть письма, но купила добротный бинокль - принялась следить за соседями.
  И вскоре всем ее вниманием завладел Черный дом. Он стоял, зажатый между желтым и белым и казался чернее черного. Словно его вырезали из старой фотографии и вклеили в яркий журнал.
  Хозяин дома носил чудное имя - Халур, о чем гласила табличка, украшавшая зеленую дверь.
  Халур не знал, что, по мнению Софьи Ивановны, имя его звучит неприлично странно для Таракановской улицы. Ботинки непристойно блестят, а трость бесстыже громко цокает по асфальту.
  Порой из трубы Черного дома валил яркий дым - сиреневый, искрясь, он лениво поднимался замысловатым узором. Старушка могла простить Халуру и его имя, и привычку хромать и даже ботинки, но подозрительный дым - никогда.
  Эта история началась в шесть часов тринадцать минут двенадцатого сентября две тысячи десятого года, когда старушка с редким хобби поднялась на чердак, откуда обыкновенно наблюдала улицу. Софья Ивановна села в гобеленовое кресло у окна, окруженная связками писем, шамкая беззубым ртом. Она поднесла бинокль к глазам и увидела Халура, который, заметно нервничая, запирал дверь.
  В серых пятнах Мурзик, больше похожий на крысу, чем на кота, вился у ее ног гадюкой - готовый в любую секунду зашипеть и броситься вон. Софья Ивановна частенько забывала покормить питомца утром, когда мысли занимал лишь один вопрос: "Что делают соседи?". И сегодня, отпихнув Мурзика тапком, она и не вспомнила о давно пустой миске любимца.
  Старушка зорко наблюдала за Халуром. Особенно ее интересовало, в какую сторону он крутит ключ, запирая дверь.
  Долговязая его фигура горбилась. Светлые волосы - золотистый пух - кудрявил ветер, пока Халур не усмирил его, поймав в цилиндр, или старушке показалось? Кожаные перчатки висели, небрежно заткнутые в карман, остроносая обувка износилась, вот-вот подошва отойдет, но все такая же начищенная, шарф змеей висит на шее, намотанный второпях - заметила Софья Ивановна.
  "Ишь, какой франт, при пинджаке и цалиндру" - плюнула, кисло скривившись.
  Сосед ковырялся в замочной скважине довольно долго, и Софья Ивановна совсем потеряла терпение.
  Среди стопок, перевязанных скучными лентами, притаилось письмо, отправленное Халуру, лет двадцать назад, неким М.С. Кляксиным. Конверт был пустым. И мадам помнила то горькое разочарование, которое принесло ей письмо.
  Возможно, двенадцатый день сентября стал бы одним из тех немногих, в который ничего не произошло. Если бы не злополучный заедающий механизм. Ключ застрял в замке, и Халур страшно разозлился.
  Чудаковатый сосед обернулся и посмотрел на дом Софьи Ивановны. А как показалось мадам, прямо ей в глаза. Трость с сухим щелчком коснулась асфальта, с белой вспышкой перегорел уличный фонарь, а в доме номер шесть перестали происходить странные вещи.
  Добропорядочная старушка вспомнила о Мурзике.
  Более того, часом позже, прохожие видели ее, взвалившую на плечо тяжелый мешок.
  Только к двенадцати ночи она пришла в себя. Это случилось как раз в ту минуту, когда последнее письмо скользнуло в почтовый ящик.
  Милая дама воровато огляделась и тут же попыталась вытащить конверт, но он исчез. Чужие слезы, улыбки и мечты, наконец, спустя столько лет, освободились.
  Из горла Софьи Ивановны вырвалось рычание, в котором булькали проклятия в адрес Халура.
  А, тем временем, волшебник летел над городом, придерживал шляпу, чтобы она не слетела, и понимал, что как всегда опаздывает.
  Халур не любил ездить на метро; он опасался эскалаторов и бабушек, продающих жетоны. Думал, что жетон стоит пятьдесят копеек - в последний раз покупал его в одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году. Когда на станции Нарвская испытывали первые турникеты.
  Халур путался в названиях улиц, иногда почитывал втайне людские газеты и ничего не смыслил в моде.
  И даже среди колдунов он слыл чудаком.
  
  ***
  
  
  Марина и Халур жили в параллельных мирах.
  С волшебником чудес не случалось только по четвергам после обеда. А девочка знала, что чудес не бывает.
  Халур носил цилиндр, и кланялся при встрече со знакомыми, учтиво приподнимая шляпу. Марина не раз теряла шапку с помпоном, но та всегда возвращалась самым мистическим образом, хотя, казалось бы, чудес не бывает.
  Волшебник задержался в девятнадцатом веке. В последний раз Халур менял гардероб в одна тысяча восемьсот двадцать третьем году. С тех пор он заказывал костюмы в швейной мастерской "Гетерингтон и ко".
  Марина выглядела, как чучело. Одежда на ней всегда ходила ходуном. Пуговицы застегивались через одну. А шнурки, цепляясь, волочились по земле.
  Волшебник не мог припомнить, когда появился на свет, и праздновал день рождения в марте, иногда в сентябре, но чаще в июне. А Марина точно знала, что родилась тринадцатого апреля одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
  Серым утром, когда на улице Таракановской в доме под номером шесть перестали происходить странности, Марина не спала.
  Она старательно что-то писала. Все движения и мысли девочка примеряла на героев, как одежду на кукол. Иногда Марина отстранялась от тетради и раскачивалась на стуле, задумавшись или бубня под нос какую-то околесицу. Любой решил бы, что она сошла с ума.
  К семи утра пол усеяли смятые листы. И если бы из выброшенной бумаги выросли деревья, то за спиной ее уже бы колыхался и шумел лес, наполненный персонажами живыми и картонными. Несмотря на все трудности перевода с ее языка на человеческий, Марина верила, что когда-нибудь станет писателем. Ее первое сочинение, названное "Мистер Блажек против", лежало в верхнем ящике стола, между тетрадью по физике и коллекцией фантиков. Мистер Блажек был против, он чувствовал себя забытым и брошенным.
  Марина не очень-то любила свое имя, мечтая завести псевдоним мудренее. Еще она мечтала о печатной машинке, старой и страшно трещащей, об усах, как у Конана Дойля, о многих вещах, чаще - несбыточных.
  Летом она жила в комнате на чердаке. Между сломанными часами и ящиком с потрепанными книгами.
  Ее день всегда начинался одинаково - с пары стоптанных туфель.
  Обычно, в семь тридцать Марина заправляла кровать, в семь тридцать пять чистила зубы и умывалась, а в семь пятьдесят садилась завтракать. Так было всегда, в течение семи лет. А для Марины - половины жизни и даже чуть больше.
  Но в то утро все шло кувырком. Девочка оторвалась от сочинения только в семь тридцать три, принялась умываться - в семь тридцать восемь и в итоге опоздала к столу на пять минут.
  Светлая кухонька, обставленная просто и тесно, встретила ее шумом телевизора - прогноз погоды был неутешительным - неотвратимо наступала осень, хотя еще вчера Марина могла мечтать о том, что мир сойдет с ума и лето вернется.
  Люстра с мутными от времени украшениями звякала пластмассовыми льдинками фальшиво, но уютно. Дребезжал старый холодильник, блестя потертыми боками. В воздухе витал терпкий аромат чая и мяты. Полупрозрачные занавески, расшитые цветами, обрамляли единственное окно, которое плохо пропускало свет - закоптилось.
  Марина и мама завтракали, обедали и ужинали на почтительном расстоянии друг от друга. Девочка ела торопливо, постоянно давясь и чувствуя приступы тошноты.
  Мама, Людмила, пережевывала пищу ровно тридцать три раза, соблюдала пост и планировала. Красивая в юности, сейчас она напоминала засушенную ветку, хрупкую и безжизненную. Время стерло с ее лица свежесть и румянец, а болезнь украла улыбку.
  - Ты задержалась! - увидев Марину, сказала она, сжимая в нитку тонкие губы. Опоздание дочери сдвинуло мир на пять минут - катастрофа. Мама смяла салфетку костлявой рукой и отвернулась. Жила дрогнула на ее белой шее и Марина подумала, что мама сейчас расплачется.
  - Это из-за твоей этой писанины? Это вредное занятие, и никому не нужное, - продолжила мама на высокой ноте, нервно мешая манную кашу. Недавно у нее обнаружили опухоль. Мама не сказала, где болит, но когда говорила, держалась за живот и Марина догадалась. Врачи сказали - поздно, болезнь расползлась, пустила корни - мама медленно и страшно умирала. Она чаще злилась и ворчала; одолевали страх и отчаянье.
  - Ты совсем забросила учебу, - холодно продолжала она, не глядя на дочь.
  Иногда по ночам мама плакала, Марина с чердака прекрасно слышала ее всхлипывания и шепот. Мама спрашивала только одно... В мире много людей, но смерть ткнула в нее, сказав: "Ты, милочка, ты!"
  - Почему у всех дети как дети, а у меня - одно расстройство? - пытаясь сдержать слезы, продолжала мама, положив руки на колени, чтобы дочь не видела, как ее трясет.
  Временами Марине казалось, что мама уже умерла, а в ее тело вселился злой дух.
  - Ты должна бросить это, когда я...- говорила она с трудом, - тебе придется жить ... а ты не готова...
  Марина молчала, и испуганно глядя на нее, искала правильные слова, и не находила.
  Врачи сказали, что мама встретит новый год, но до следующего лета уже не доживет.
  - Господи, да ты даже не заметишь... я умру, а ты не заметишь! - всхлипнула мама, закрывая лицо руками.
  Она в последнее время если говорила, то только жестокие слова, от которых у дочери сердце заходилось, немели руки и ноги.
  - Это неправда, - шептала Марина, перебирая кружево скатерти.
  - Господи, за что мне это? - причитала мама, ничего не слыша.
  - Я пойду...
  Поднявшись на чердак, Марина выглянула в окошко. Дождь стучал по тротуару. Мир сузился до размеров тетради в клетку. Девочка загрустила, обида и страх душили ее. Пропахшая старыми вещами, опутанная липкой паутиной, она мечтала навсегда остаться здесь - в темноте, талым призраком. Если бы только мама навсегда осталась там - в свете.
  Девочка вышла из дома, полная горестных мыслей, и открыла почтовый ящик. Внутри желтело письмо. Адресата звали кукольно - Х-л-р.
  Так, впервые за тринадцать лет с Мариной произошло чудо. Хотя могло показаться, что это - дело случая, что зрение у Софьи Ивановны плохое и семерка на конверте со временем превратилась в единицу.
  Марина жила по адресу Таракановская один.
  - Что за ерунда? - сказала девочка, - Х-л-р...Хилар... Хелор...Халур.
  Было в имени "Халур" что-то языческое с песочной ноткой. И Марина вспомнила. Странного человека из седьмого дома. Чудак носил цилиндр и хромал на правую ногу, напоминая пирата. Девочка подозревала, что нога у Халура деревянная.
  В ветреную погоду дом чудака пугал Марину завыванием и свистом в водосточных трубах. Треском обшивки, похожим на кашель, в холодный день. И сонным молчанием в летнюю жару.
  На зеленой двери всегда висела табличка с надписью: "Халура нет дома". Чуть ниже: "И не будет до четверга".
  Четверг все никак не наступал.
  Девочка повертела конверт и обнаружила, что он открыт. Но потом она вспомнила, что мир сдвинулся на пять минут и, сунув письмо в сумку, пошла в школу, не вспомнив пересчитать желтые листья по пути, как делала всегда.
  Весь день Марина думала о чудаке. На уроке труда Халур сидел, согнувшись в три погибели над часовым механизмом, и слыл самым странным часовых дел мастером. На втором занятии, истории, все тот же Халур брал на абордаж торговые суда Великобритании, не вынимая изо рта курительной трубки. К концу занятий он обзавелся врачебной практикой где-то на северо-западе города. В общем, пока девочка гадала, кто же такой этот таинственный человек с кукольной фамилией, Халур вовсю развлекался.
  Марина совсем извелась, елозила на стуле, мучаясь от ожидания.
  "Ну, я только одним глазком, я никому не скажу!" - подумала она и открыла конверт. Внутри лежала маленькая жестяная коробка и сложенный вдвое желтоватый лист. Марина закрыла конверт и ошарашено огляделась. Ничего не изменилось. Вова Носов апатично жевал карандаш, Лиза Морозова уткнулась в зеркальце, Толик Куксин зевал, сонно моргая. А письмо было плоским, как все обычные.
  Она вновь заглянула в конверт. Коробка все еще лежала там, дразня блестящим боком.
  Так, для Софьи Ивановны письмо оставалось пустым, для Марины стало наполненным приключениями и надеждами.
  "Ой-ёй-ёй, кажется у меня температура!" - девочка отложила конверт, потом вновь взяла его и прочла адрес. Затем она решительно вытащила коробку, оставив в покое записку, вряд ли заметив - так была удивлена. Ее ладони вспотели, а в горле пересохло. На крышке девочка с трудом разобрала - "Мастерская Чудес и Забав Кляксина".
  Замусоленные и потертые, внутри ютились карандаши. Сточенные наполовину, и еще никогда не рисовавшие, поблекшие и яркие.
  Взяв в руки один из них, фиолетового цвета, девочка не почувствовала ничего, о чем так любят писать в книгах. Зачесалось левое ухо, но Марина не поняла, что это - знак.
  Она наточила карандаш и уже прикоснулась грифелем к бумаге, когда заверещал звонок. Вокруг все ожили, собирая учебники и тетради.
  Марина шла домой, как всегда в одиночестве. Вокруг клубились мысли о двух двойках по химии, Халуре и Мастерской Чудес Кляксина. Даже проливной дождь не мог прибить их к земле.
  Она вернулась на чердак промокшая и ничего не понимающая, села на пол и вытащила из сумки счастливую находку. И, только теперь увидев письмо, бережно выудила его. Тяжело вздохнула, решаясь.
  "Надо просто отдать его Халуру и все, и совсем не зачем знать чужие тайны..." - Ей казалось - бумага жжет руки. - "А если это не Халур, а какой-нибудь Хилар или Холер? Если он живет на Таракановской семнадцать или одиннадцать?" - послание еле заметно дрожало, будто от нетерпения. Она развернула листок, словно невзначай.
  "Халур!" - прочла девочка, и стало ясно, что она не ошиблась. Взгляд скользнул дальше, цепляясь за округлые петельки и аккуратные запятые.
  "Халур!
  Серёжа совершенно распоясался, или даже подурнел! Рваче стащил карандаши и нарисовал этакую образину, что ни в одном кошмаре не привидится! Зовет его Рохлей и уверяет, что это - пудель! Эта гадина обкопала уже все жабродыхи и лизошмыги! И я не удивлюсь, если они вскорости захиреют!
  Нет, я не перенесу этого! Мой чудеснейший сад!
  Спасите, прошу! Спрячьте в самый дальний угол и забудьте. У Вас это выходит отменно.
  Уберегите меня от крокодилоплюхов, котышей и жабоваков!
  С почтением, Михаил Кляксин."
  Марина еще раз перечитала письмо и произнесла вслух, будто пробуя на вкус:
  - Рваче? Жабродыхи? Жабоваки?
  Немного подумав, она открыла жестяную коробку и рассыпала по полу карандаши. Пересчитала их и, выбрав фиолетовый, принялась чиркать и растушевывать. Психологи непременно увидели бы в изображенном саму Марину, она заметила лишь маленького ежа.
  Он дважды моргнул, над гладью листа появились иголки.
  Девочка тоже пару раз моргнула. И зашвырнула тетрадку под кровать.
  Ежик содрал обложку и, увидев Марину, поспешил к ней, неуклюже перебирая лапками. Девочка отползла в дальний угол комнаты и, вжавшись в стенку, нашла метлу. Выставила ее, целясь в незваного гостя. Зверек остановился. С минуту он придирчиво разглядывали ее, забавно шевеля ушками.
  Марина икнула, он тоже икнул.
  Девочка нервно хихикнула. Зверек недовольно зыркнул, и заполз обратно под кровать. Там он долго шуршал и фыркал. Марина вскоре успокоилась, но веник из рук не выпустила.
  - Извините, вы кто? - спросила она, не надеясь на ответ.
  - Да черт его знает! Какая-то гнусная болотная крыса! - гортанно воскликнул зверек. Марина подпрыгнула от неожиданности. Минуту она молчала, прислушиваясь к шуршанию.
  - Я плохо рисую, извините, - осмелилась произнести девочка.
  - Для человека с метлой вы слишком часто извиняетесь, - холодно заметил еж. Девочка отложила веник в сторону.
  - Выползайте ... У вас имя есть? - Марина с трудом сдерживала невесть откуда взявшийся смех - до того он был забавен.
  - Нет! - ответил зверек, гордо задрав нос.
  - Тогда будете... - девочка задумалась - ... Рогаликом.
  - Нет, ты издеваешься? - фыркнул еж. Девочка засмеялась.
  Дверь открылась, и в комнату вошла мама, держа куртку Марины, промокшую насквозь. Хмурая, зло сжав губы, она с осуждением глядела на дочь, которая еще секунду назад улыбалась, теперь - потухшая, вскочила с пола, смиренно склонив голову.
  - Что это такое? - строго спросила мама, - Ты же видела, что идет дождь? Почему зонт не взяла?
  Марина не знала, что ответить. Она не взяла зонт просто потому, что не любила зонты.
  - Ты меня вообще слышишь? - прошипела мама, бросив злополучной куртку под ноги, - Теперь из нее разве что половая тряпка выйдет!
  Марина не могла смотреть ей в глаза. Девочка следила за губами мамы.
  Мама недовольно покачала головой. И, придирчиво все оглядев, закрыла за собой дверь, бросив напоследок:
  - Высуши ее и не сиди на полу!
  - Кто это? - спросил Рогалик, робко выглянув из-под кровати.
  - Это моя мама. - Марина печально вздохнула, - Всегда такая, когда возвращается из больницы.
  - Почему? - Рогалик пытливо смотрел на девочку.
  - Рак, знаешь, что такое рак? Мама умирает. Врачи говорят, что мы можем надеяться только на... чудо. - Её голос ослаб. - Только вот беда - чудес не бывает.
  - А я? - произнес зверек со скучающим видом.
  Марина озадаченно улыбнулась и села на край кровати.
  - Судя по тому, с какой скоростью тетрадь угодила под кровать, могу сказать только одно - с тобой впервые за тринадцать лет случилось чудо, - напустив серьезности, произнес Рогалик.
  - Мне, конечно, не повезло, что волшебные карандаши попали в руки такой неумехи, как ты, но остается только смириться с этим, - добавил он, поразмыслив, и начал рассказ:
  - Однажды, много лет назад, гроза ударила в волшебное дерево, и оно погибло. Люди не знали, что это было самое первое дерево на Земле. Они его спилили. И так могло случиться, что оно сгнило бы где-нибудь на дороге или пошло на дрова... Но его нашел Кляксин, большой затейник и мастер на все руки. Он сделал много разных вещей. И будь то стул, карандаши или трость, он хранил в себе часть той волшебной силы, которой обладало дерево. Карандаши попали к тебе, а трость принадлежит колдуну Халуру. Он живет в Черном доме. Там спрятан камень Квивир. Он исполняет желания. Если его найти, конечно.
  - Так Халур волшебник? - изумленно подняв брови, произнесла Марина.
  - Да, говорящие фиолетовые ежи - ерунда по сравнению с этим, - с досадой глядя на девочку, сказал Рогалик.
  - Но... - Марина вновь погрустнела, потупив взгляд. - Как я его добуду?
  - Ты напросишься к Халуру в ученики, - ответил зверек, следя за каждым ее движением.
  - Вообще-то, я - не волшебница, - напомнила девочка.
  - Но он об этом не знает, - напомнил еж.
  
  ***
  Вороны царапали по крыше, чистили клювы, и хрипели, изображая злых драконов, скреблись - "скр-скр-скр". Но игрушки, книги и прочий хлам их не боялись.
  Марина любила чердак. Сказки росли здесь, как плесень, из каждого угла. Мутный мир, край которого виднелся в маленькое чердачное окошечко, не отвлекал от фантазий, баталий и интриг. В грозу девочка воображала, что свирепствует шторм, а она - отважный пират, ведет корабль среди скал - Свистать всех наверх! В ясный день она могла стать волшебником-недоучкой, засесть где-нибудь с книгой и наслаждаться одиночеством. Ближе к вечеру из темноты выползали крюкамарюки, и уж тогда она бралась за меч. Марина могла быть всем и никем, ведь при кое-каком воображении, в космос можно слетать и на стуле.
  Дни становились холоднее. Девочка жила на чердаке с июня до середины сентября. Марина знала, что скоро "писательский сезон" закроют, и старалась не вспоминать.
  Она лежала на полу, распластавшись и глядя в свод. Мысли текли медленно - о маме и чердаке, о двух двойках по химии, о расставании с родным очагом.
  - Хватит бездельничать! - произнес Рогалик в который раз, тыкаясь мордочкой ей в руку. Она то, как заведенная бегала по комнате, хваталась за все и бросала, то затихала, опускалась на пол и растерянно оглядывалась, а сейчас и вовсе легла и буравит взглядом крышу.
  - Страшно, - сказала Марина дрожащим голосом, как будто только сейчас осознав, что ждет ее впереди. - Я еще никогда не сбегала из дома. - Поначалу побег казался ей романтичной и милой затеей, но позже она струхнула.
  - Вставай уже, - проворчал Рогалик. Марина, нехотя, послушалась, отряхнула помятую пижаму.
  - Только необходимое, - деловито произнес еж. - Иначе мама может заподозрить, увидев чемодан.
  - А если связать простыню и одеяло и спустится из окна? - предложила девочка, кое-как встав.
  - Что-о-о?! - У Рогалика усы встали дыбом.
  - Ну, как в книгах пишут. - Марина открыла верхний ящик стола.
  - Нет, давай, как-нибудь через дверь.
  Между коллекцией фантиков и тетрадкой по физике мистера Блажека не оказалось. Более того, он не затаился между словарем и набором пластилина, не ждал ее между учебником литературы и дневником.
  Мистер Блажек исчез.
  - Ну, и где же он? - Девочка громко хлопала ящикам. Сердце бухало в груди, и ее бросало то в жар, то в холод. Среди рисунков, тетрадей и журналов черновика не нашлось. Слезы брызнули, отнялись руки и ноги.
  - Мистер Блажек! - Марина упала на пол и на четвереньках поползла к кровати, но Рогалик уже ничему не удивлялся.
  - Мистер Блажек! - сквозь слезы звала девочка, оглядываясь.
  - Господи, что за дикие вопли... - произнес еж.
  - Я... потеряла... я потеряла его... - девочка беспомощно опустила трясущиеся руки.
  - Кого? - осторожно спросил зверек, боясь, что слезы хлынут снова.
  - Мистера Блажека-а-а! - взвыла Марина, сжав кулачки.
  - Как ты могла потерять целого человека в такой маленькой комнате? - ничего не понимая, спросил Рогалик.
  - Ты... не... - всхлипывая, произнесла девочка. - ... не чело-ек...
  - Не реви и объясни, - вздохнув, сказал Рогалик, - Из твоих слов я только и смог понять, что я не человек. Но тут не стоит так убиваться.
  - Я потеряла свою книгу... - икая с горя, произнесла Марина. - Я написала книгу и потеряла ее... - повторила она.
  - Тогда это все объясняет. Но куда же она могла исчезнуть?
  - Не знаю, - срывающимся голосом сказала девочка. Еж вдруг занервничал.
  - Возможно, это заговор мышей? Они постоянно плетут интриги. У вас в доме есть мыши? - Рогалик ощетинился, и Марине показалось, что его мордочка стала длиннее, а зубы заострились.
  - Ну, есть, - ответила она, утирая слезы, испугавшись - зверек будто раздулся. Он сейчас, и правда, напоминал гнусную болотную крысу, только в иголках и еще страшнее.
  - Так вот. - Еж посмотрел по сторонам, и зашептал, - Мыши хотят захватить мир.
  Марина молчала. Она вдруг догадалась, куда исчезла рукопись, смирилась и притихла.
  - Это мама, - расстроенно произнесла она мертвым голосом.
  - Мама? - спросил Рогалик, вмиг пригладив иглы.
  - Это она забрала рукопись, пока я была в школе. Она не хочет, чтобы я стала писательницей, считает, что я занимаюсь глупостями. Наверное, уже выбросила черновик, - вздохнув, сказала девочка легко.
  - И что ты будешь делать? - шевеля усами, пискнул еж.
  - Ничего, я ничего не буду делать.
  
  ***
  Со временем, возможно, Марина стала бы записочным маньяком, как Софья Ивановна - конвертным; девочка иногда находила мятые листочки в библиотечных книгах и долго не могла с ними расстаться.
  Она бы стягивала их лентами - голубыми, лиловыми и желтыми. Или завела альбом в красной обложке. Что несомненно - она бы их перечитывала, цедя чай сквозь надменно сжатые губы.
  Но пока, глядя на мятый листок, будь то прощальная записка, любовное признание, или просто школьный разговор, Марина мучилась. Ее пугало то, как легко люди предают забвению очень важные вещи.
  Свое прощание она оставила на запотевшем окне - оно мало-помалу прояснится и исчезнет. Противореча самой себе, она хотела, чтобы ее письмо не стало важным, хранимым и последним, даже если она не вернется.
  Девочка искала слова, способные успокоить маму, не зная, что их попросту нет. Мысли путались и сбегали, тошнотворные, головокружительные.
  - Ты знаешь, я никогда ни с кем не прощалась. И даже на кладбищах никогда не была, - призналась Марина, старательно выводя на стекле - "Дорогая мама".
  - У тебя никто не умирал? - спросил еж. Они сидели на кровати, Марина тянулась к окну, Рогалик уткнулся в подушку.
  - Бабушка - еще до моего рождения. А папу я не помню, родители развелись, когда я была совсем маленькой. - Марина пожала плечами.
  - Почему они развелись? - спросил Рогалик, будто нечаянно.
  - Не знаю, может, папа ел яйца, или носки оставлял, где попало, - предположила девочка, путаясь в словах. - Может быть, он ковырялся в носу.
  - О, это, конечно, ужасно! - притворно изумился Рогалик. Марина, следя за волнистыми строками, произнесла:
  - Иногда любовь... - девочка отвлеклась, внимательно посмотрела на ежа, - ... в одну несчастную минуту любовь теряют в автобусе, случайно оставляют на остановке, забывают в вагоне метро...
  Рогалик положил когтистую лапку на ее ладонь.
  - И каково это, когда в тебя молния попадает? - протараторила она, смутившись.
  - Страшно и щекотно, - серьезно сказал еж.
  - А ты боишься смерти? - с фальшивой веселостью спросила Марина.
  - Умру ли я, кто знает? - ответил Рогалик.
  - А я не умру ни-ког-да. - заявила девочка.
  Хвост "Дорогой мамы" все рос и рос, обретая очертания и покрываясь чешуей подробностей.
  "...Не волнуйся, не плачь, - писала Марина, - Я хочу помочь, и когда я вернусь, а я вернусь, все будет хорошо, ты будешь жива и я".
  Потом еще долго не затихали разговоры; Рогалик рассказывал о волшебниках. О том, какие они простофили и глупцы, что иногда зазнаются, а порой просто невыносимы, как, впрочем, и люди.
  Свет на чердаке дома номер один по Таракановской улице погас, когда мимо него шла взъерошенная и решительная мадам. Прическа ее сбилась, вязаная кофта съехала с плеч, очки воинственно блестели в свете фонарей. Она не замечала чудной погоды - той, какая бывает только в сентябре, когда лето отступает, воздух еще пахнет августом, но уже холодно - на лужах тонкий лед - он завтра будет крепче, лед, в котором замерзли опавшие листья, как жуки в янтаре.
  - Ах, этот чертов паскудник! - полушепотом ругалась старушка. Софья Ивановна торопливо семенила по асфальту, квохча и охая.
  - Да я ему всю дверь измажу... - планировала бывшая почтальонка, - нет, накидаю дохлых кошек в трубу...будь он проклят!
  Фантазия Софьи Ивановны иссякла. Ей оставалось только, скрепя вставными зубами, возвращаться домой. Где ее ждал Мурзик.
  Вторая глава
  Халур. Рухал. Лухар. Рахул. Лурах. Рулах
  Утро встревожило запахом дыма. Сорвав с головы шапку, Марина бежала к Черному дому. Асфальт заледенел, и кажется - одно неверное движение и ухнешь в темную пучину. Бездонную и мутную и полную чудовищ.
  Мимо брели сонные прохожие, в серых куртках и шарфах, как угрюмые призраки. Небо, затянутое смогом и тучами, висело низко, в двух сантиметрах от земли. Сквозь дымку проступали очертания домов, похожие на отпечатки в песке.
  Одним словом, утро было подходящим, чтобы исчезнуть.
  Девочка плакала. В груди больно трещало сердце, как уголек, искря и рассыпаясь. Все родное и любимое превращалось в прошлое, что, кажется, уже не вернется. "Никогда-никогда-никогда!" - клокотало внутри.
  Марину не замечали. Она слилась с тенями-прохожими в одну длинную и безликую.
  Софья Ивановна увидела девочку лишь потому, что она остановилась у Черного дома. Ее волосы смутили пенсионерку. Скорее светло-русые с чуть заметным медным отливом, но для мадам - только и только - рыжие.
  Старушка окончательно убедилась, что дело тут не чисто. Она и раньше подозревала Халура в сатанизме и людоедстве. С появлением девочки ее опасения подтвердились. Если в истории замешаны рыжеволосые, то счастливого финала и не жди.
  "Все беды от этих рыжих, все несчастья!" - рассуждала мадам.
  Девочка топталась у зеленой двери в нерешительности.
  - Ну, что ты встала, как вкопанная? - прошептала Софья Ивановна, потея от волнения.
  Слева от входа висел шнурок, дразня позолоченной кистью. Зацепившись за металлический прут, он раскачивался на ветру. Марина потянулась к нему. Окно чердака открылось с леденящим душу звуком. И наружу, хлопая крыльями, вырвалась стая летучих мышей. Они шумно понеслись неизвестно куда, напоминая черные полиэтиленовые мешки, подхваченные ветром.
  Девочка запрятала руки в карманы и огляделась. В эту минуту она мечтала, чтобы Земля на миг перестала крутиться. Замерло движение миллиардов сердец, миллионов трасс, тысяч городов. Прохожие застыли, нелепо раскинув руки, с раскрытыми ртами, едва ли не падая - вдохнули и задержали дыхание. Всего на миг.
  Девочка решилась, наконец, позвонить. Она дернула за кисть два раза, внутри прозвучал грохот - колокольчик был стар и глух.
  - Кто это с утра пораньше? - раздраженно и весьма неучтиво спросили из-за двери, надтреснутым хрипловатым голосом.
  - Мне нужен Халур, - ответила Марина, дрожа от холода и волнения..
  - Нет его! И не будет до четверга! На табличке же написано! Читать научись! - прокаркал загадочный некто и заскрипел ступенями. Халур ли это - Марина не знала.
  Она растерянно смотрела на зеленую дверь, мысленно переставляя буквы на табличке. Халур. Рухал. Лухар. Рахул. Лурах. Рулах. Лахур. Поняв, что лучшее, что можно составить, это - Халур, девочка вдруг решительно сжала кулачки. Марина усмехнулась, и слезы в ту же секунду высохли. Дом Халура еще никогда не слышал столь фееричной игры на дверном колокольчике.
  - Ну, что еще? Ходят тут, отдыхать приличным людям мешают, - проворчали за дверью.
  - Можно мне подождать внутри? - спросила девочка, храбрясь.
  Но загадочный некто промолчал. Марина некоторое время ждала ответа, а потом вновь дернула за шнур.
  - А там, правда, никого нет, - произнес молодой сильный голос, не похожий на прежний.
  - Как это никого нет дома? - удивилась Марина, решив, что умрет, но не отступит.
  Из дымки вышел юноша. Сутулый и худой. Его темные волосы топорщились. Черные глаза-жучки глядели насмешливо и в то же время приветливо.
  Почему-то он напоминал трубочиста. Очень хорошая примета - случайно встретить человека такой редкой сейчас профессии. Следует поклониться или поприветствовать его. Правда, трубочист с чистым лицом не особенно ценен.
  Впервые рак диагностировал в одна тысяча семьсот семьдесят пятом году английский хирург П.Потт. У трубочистов. Марина слишком много знала об онкологии для своих тринадцати лет.
  Она улыбнулась и поклонилась неизвестному. И даже понимая, что никакой он не трубочист, и лицо его не измазано сажей, девочка верила, что это принесет удачу.
  - Это планета Земля, между прочим, - произнес юноша и вытащил из кармана ключ.
  Его звали Тимуром, он был чародеем - подмастерьем Халура. И не часто чему-то удивлялся. Разве сравнится поклон Марины с дождем-радугопадом, выпавшим недавно в гостиной, вопреки всем прогнозам?
  - Ты ученик Халура? - спросила девочка.
  - Т-с-с! - Он осмотрелся и открыл дверь. - Старушка из соседнего дома следит за нами.
  - Так смог, ничего не видно, - заметила Марина.
  - О, поверь, она сосчитала все пуговицы на твоей куртке, уж я-то знаю, - произнес Тимур, улыбаясь, как детям улыбаются взрослые - чересчур радушно.
  - А-а, один мой друг утверждает, что мыши затеяли заговор, - прошептала Марина, приложив ко рту ладонь, чтобы Рогалик не слышал. Юноша громко засмеялся. Прихожая, обклеенная полосатыми обоями, наполнилась хохотом, а с крючка упал зонт кадамейнового цвета.
  Девочка стояла на пестром коврике у входа, округлив глаза, мысли роились в ее голове, путаясь.
  - Мне нужно поговорить с Халуром, - неуверенно сказала она, уняв дрожь в коленках.
  - Обувь снимай и за мной, - пригласил чародей, поднимаясь по скрипучим ступеням. - Мастер примет тебя, если только у него будет настроение.
  Марина не успела стянуть с плеч рюкзак - разразилось удивленно-негодующее:
  - Святые угодники!
  Святых, тем более угодников, девочка никогда не видела, поэтому она резво сняла обувь и поспешила следом. Кроме Тимура в комнате никого не оказалось.
  Увиденное ее не потрясло. Мама тщательно следила за чистотой, чем довела дочь до ее полного неприятия. Марина ненавидела расписания, порядок и диеты.
  Гостиная, заваленная книгами, объедками и прочей дребеденью, порадовала ее уютом. Девочка улыбнулась. То там, то тут лежали исписанные листы, кое-где щедрой россыпью. Носки, ботинки и незнакомые Марине вещи - запечатанные сургучом бутыли, с синеватым свечением, пара чучел странных животных, и то, что девочка не знала с чем сравнить - сущие головоломки. Пучки душистых трав и чашки, наполненные чем-то зловонным. Конфетные обертки, мутные колбы и книги в старинных переплетах. Масло, разлитое посреди комнаты и шарф, висящий на люстре, дополняли картину. Сквозь беспорядок робко проглядывала мебель.
  Справа разевал огнедышащую пасть дракон-камин, сложенный из темно-серых изразцов, закрытый кованой решеткой с прелестными цветными стеклышками. Так странно и естественно сочетались изящество узоров и грубость камня, заставляя любоваться, ворожа. На полу играл отблеск огня, расцвечивая темные доски оранжевыми пятнами. На каминной полке теснились несколько дорожных булыжников. Марина посчитала их трижды. В первый раз их оказалось семь, во второй - девять, а в третий - восемь.
  С другой стороны - кухня. Перед Мариной предстали ящички, ножи, набор разделочных досок, терки всех мастей, развешанные по стенам, мойка, наполненная до краев грязной посудой, часть которой уже грозила соскользнуть вниз и вдребезги разбиться. Кухонная плита так же не отличалась чистотой, это серое чудовище, из рода первых кухонных плит, выглядело агрессивно, словно вот-вот оторвется от стены и побежит, громыхая духовкой. Зато диван с выцветшей обивкой, гревшийся в тепле очага, вызывал уютные мысли.
  - Меня зовут Марина - произнесла девочка, вдохнув жуткую вонь, пропитавшую каждый глоток воздуха.
  - Тимур, рад знакомству, - сказал юноша, немного сердито.
  - Я слышала голос за дверью, это - Халур? - спросила Марина
  - Что-то вроде автоответчика. - Он вмиг просиял, - А как тебе мышиная пугалка? Это мое изобретение.
  - Мыши, где мыши? - из рюкзака Марины донесся встревоженный голос Рогалика. Вжикнула молния и наружу показалась мордочка ежика.
  - Кто это? - Тимур склонился над зверьком.
  - Его зовут Рогаликом.
  Ежик чихнул и затараторил:
  - Я не ослышался, вы говорили про мышей? Я знаю, что они плетут интриги, прикрываясь мышиной возней.
  Ученик чародея вопросительно посмотрел на Марину, та лишь бессильно пожала плечами.
  - Мы попросту замышляли попить чайку, - произнес Тимур, перешагивая через ворох бумаг.
  - С печеньицем? - спросил еж, позабыв о мышах.
  Они устроились за столом и долго ждали, когда закипит закопчённый чайник.
  - Меня не было всего три дня...- извиняющимся тоном проговорил Тимур, сгребая со стола мусор. - Интересно, Халур, вообще, жив? - Юноша не усидел на месте, вскочил, порылся в шкафчиках, будто ища там мастера.
  - У него много учеников? - спросила Марина, с любопытством оглядывая домашнюю утварь.
  - Всего двое, я и Саша, - ответил Тимур, разливая чай по чашкам, которые выудил из горы грязной посуды и вымыл. Рогалик, пользуясь случаем, пододвинулся к сахарнице, сверкая глазами-бусинами.
  - Так зачем вам мастер? - спросил чародей, без интереса. Куда больше его волновала грязь - а ее в Черном доме было много.
  - Я хочу стать его ученицей, - ответила Марина, помешивая чай.
  - Сезон колдовства еще не скоро. Ты знакома с правилами? - произнес Тимур, сдергивая и стыдливо пряча полотенца - все в подозрительных пятнах.
  - Правилами? - внутри Марины все завязалось узлом.
  - Мастер устроит тебе ... испытание, и если... ты не пройдешь, он превратит тебя в камень. Как всех тех, кто сейчас стоит на камине, - сказал Тимур. По спине девочки пронеслись мурашки, а на лице отобразилось изумление.
  - Рогалик? - Ее голос взмыл на высокой ноте.
  - М? - блестя невинными глазами, промычал еж.
  - Ты знал? - спросила девочка.
  - Ва амп онем, - попытался ответить Рогалик, прожевывая печенье.
  - Не разговаривай с набитым ртом, подавишься, - строго сказала Марина.
  Сначала они услышали шорох. Потом раздался ужасный грохот. По полу пронеслась дрожь. Тревожно затренькали чашки.
  - Землетрясение? - Марина вскочила, но нечто черное, окутанное дымом, вырвалось из кухонной вытяжки, сбив ее с ног. Девочка перелетела через стол и плюхнулась в масляную лужу. Внутри что-то со звоном лопнуло, а над головой свистнули коричневые сапоги сорок первого размера. Именно сорок первого.
  - Эй, жива? - Тимур попытался поднять ее на ноги, но она съехала обратно в лужу, оставив на его руках масленый след.
  - Да вроде, ничего, - призналась она, потирая ушибленный бок. Умирать в луже масла было глупо и безнадежно. Особенно, если последнее, что ты видишь - чьи-то ужасно грязные сапоги.
  Пока она приходила в себя, Тимур пытался привести в чувство Халура, хозяина тех сапог. Юноша тряс его за плечи и звал, но - тщетно.
  Мастер напоминал марионетку, небрежно брошенную на пол. Издалека он казался молодым - лет тридцати. Но когда Марина подошла ближе, убедилась - лицо Халура избороздили морщины. Они тянулись от носа к уголкам рта и от глаз к вискам, как русла высохших рек. Лоб, высокий с залысинами, придавал мастеру породистый вид титулованного английского сэра.
  Когтистая рука волшебника дрогнула и расправилась. Трость выскользнула из ладони и клацнула об пол тяжелым набалдашником - головой крокодила, но Марине померещилось, что клацнули зубы.
  - Ну, что за... все прожжено... - Тимур осматривал плащ мастера .
  - Впервые вижу Халура так близко! Вот это нос! - восторженно сказала Марина и склонилась над волшебником. Красно-желтые мурены плавали по его жилетке, скаля зубы. Одна из них, покрытая темными крапинами, с почти человеческим лицом, цапнула девочку за палец.
  
  
  ***
  
  Есть волшебная формула, по которой можно рассчитать, какова была вероятность того, что соседкой Халура станет старушка с маниакальными наклонностями. Или, что конверт попадет в почтовый ящик семьи Марины. Или, что спустя двадцать лет чародей все еще будет жить по адресу Таракановская семь. Чудеса часто притворяются случайностью. И происходят повсюду вне зависимости от математических аксиом. Они не подчиняются силе притяжения. Хотя создатели невероятного - как ни странно, часто падают с лестниц.
  - Мамочки! - завопил кто-то истошно, потом сквозь сон Марина услышала топот босых ног, а уже через секунду вниз спустился Халур - запнувшись, он кувырком скатился с лестницы.
  - На меня что-то напало! - с ужасом глядя вверх, сказал он, потирая бока.
  - Оно такого фиолетового цвета? - на всякий случай уточнила Марина, откидывая плед.
  - Не знаю! - взволнованно произнес чародей, поднимаясь, отряхивая зеленую пижаму.
  - Ни на кого я не нападал! Я мимо шел! - фыркнул еж из коридора второго этажа.
  - Кто это? - не своим голосом произнес Халур. - Что-то мне нехорошо. - Бледнея.
  - Это Рогалик, - представила зверька Марина.
  - А, то есть ты тоже его видишь? - приободрился чародей. Халур подошел к столу нелепой паучьей походкой, цепляясь за все, что подвернется под руку. Он не всегда мог отличить реальность от выдумки. Как и Марина иногда.
  Тимур спустился, потирая заспанные глаза, одетый в серую пижаму. Жители Черного дома призирали халаты.
  Марина вспомнила вчерашний день и повела плечами. Она чудом не надорвалась, помогая Тимуру тащить мастера на второй этаж. Девочке казалось, что Халур притворяется. К тому же мурены, изображенные на шелке жилетки, агрессивно извивались и норовили укусить.
  - Что у нас сегодня на завтрак? - спросил Халур, а ученик зажег огонь и сказал:
  - Ваш плащ.
  - А?
  - Вы лучше объясните, что вы делали в вытяжке и почему вы вернулись домой, перемазанные... чумазые, как черт? - спросил Тимур, повернувшись к мастеру, изучая его настырным взглядом.
  - Э-э-э... Софья Ивановна... я даже подумываю разделаться с ней, - неуверенно ответил Халур, устраиваясь за столом. - Объявить войну.
  - Давайте только не за завтраком. Боевые действия ухудшают пищеварение, - заметил ученик, принимаясь стряпать
  - Я не хотел попадаться ей на глаза, решил - по вентиляции, и зацепился плащом за какой-то штырь... и вот... приношу извинения, Марина, - колдун посмотрел на девочку, которая щупала шишку на затылке. Она смущенно улыбнулась и отдернула руку.
  - И это в вентиляции вы перемазались сажей и прожгли дыру в брюках? - спросил Тимур. Говорил он с той интонацией, какую часто выбирают строгие мамаши.
  - Может быть, у нас там вулкан? - Впрочем, он не ждал ответа.
  Халур был похож на кого угодно, только не на мудрого волшебника. Словно шутница-судьба вырвала его из мира, полного несуразностей - кривых зеркал, злобных хлопушек и живых теней. Долговязый и нескладный он напоминал цирк, если бы только цирком мог быть человек. Казалось, вот-вот из его рукава выпорхнет птица, из-за пазухи выглянет кролик, а из цилиндра посыплются тараканы - сам волшебник растворится в воздухе, и только его костюм останется пить утренний кофе, заливая его за шиворот.
  - И как же вы намерены с ней бороться? С ней, Софьей Ивановной, - спросил Тимур, хотя еще минуту назад и слышать не хотел о войне. На плите дымилось молоко, а подмастерье держал в руках полотенце, готовый в любую минуту погасить огонь.
  - Позавчера я заставил ее разнести все украденные письма, - произнес Халур.
  Юноша чуть не выронил пакет с овсянкой.
  - Но вы ведь только собирались! - напомнил он и устало прибавил. - Иногда кажется, что это мне тысяча лет.
  - Мне тоже. - Халур лукаво скривился, - Сначала я объявил, а потом решил.
  - Приличные люди сперва посылают приглашение, да, да, - насмешливо произнес подмастерье, поворачиваясь к плите.
  - Я еще никогда не воевал, - задумчиво произнес Халур, глядя куда-то в пустоту.
  - Не чудно заниматься глупостями на старости лет? - спросил Тимур, едва ли не ерничая.
  - Я здеже! - крикнул кто-то, открывая входную дверь. Как позже узнала Марина - "дома".
  - Как дела у Бабули? - ответил Халур.
  В гостиную поднялся светловолосый мальчик. Он крепко держал плетеную корзину, накрытую белым полотенцем, таким белым, каких в Черном доме отродясь не водилось. По веснушчатому лицу катился пот, очки съехали на кончик носа. Щуплый и светленький, мальчишка напоминал цыплёнка. Единственной его приметой была разве что отметина на виске - красный след, будто ожег.
  Увидев Марину, он смущенно потупился, но бойко ответил:
  - Бабуля как всегда ругает демократов, так что, с ней все в порядке. Она послала гостинцев. Там с творогом, малиной, картошкой и капустой... - Надо заметить, что мальчик картавил и говорил слегка в нос.
  Халур откинул полотенце, и в комнате запахло пирогами. Мальчик не успел закончить тираду, а мастер уже проглотил ватрушку и вытащил изо рта кольцо.
  - Она моей смерти хочет? - рассматривая находку, спросил волшебник.
  - Нет, это примета есть такая, если нашел кольцо в пироге - значит, скоро женишься! - улыбаясь, произнес мальчик.
  - Нет, это значит, что повар его потерял, - ответил Халур, с укором глядя на него. - Она все украшения на булки перевела? Надо проверить...
  - Э-э-э, нахватаетесь, а потом кашу есть не будете! - Тимур спрятал корзину под стол.
  - Каша? - разочарованно пролепетал мальчишка.
  - Пока меня не было, только конфеты на завтрак ел?
  - Я тут не причем, - отмахнулся Халур.
  - Знакомься, Марина, это Саша, будущий Темный Властелин, - произнес Тимур. Улыбка, вспыхнув на лице девочки, мигом исчезла - мальчишка, рассерженно фыркнув, отвернулся. Борясь с неловкостью, Марина принялась складывать плед и поправлять подушку. Она не могла знать, что Саша мечтает стать Темным Властелином. Чтобы носить длинный страшный плащ с капюшоном. Или, чтобы говорить жутким голосом: " Во имя..." Или " Ибо". А может: " Повелеваю...". Троекратно проворачивая в ком-нибудь меч. Ему нравилось, что в этих фразах нет было буквы "р".
  - А вот еще, чуть не забыл. - Мальчик вытащил из кармана помятый конверт и протянул его Халуру. - Бабуля хотела послать по почте, но нынче она не надежна.
  - Это приглашение на войну? - с опаской спросил волшебник.
  - На званый ужин, как сказала Бабуля, но если вы не придёте - на войну. Сегодня в восемь, - озадаченно произнес ученик.
  - А сколько там будет гостей? - хитро сощурив глаза, продолжил Халур.
  - Все мы, Бабуля, и ее знакомая с дочерью, - охотно ответил Саша.
  - О нет, нет, здесь пахнет смотринами. - Халур ужасно расстроился.
  За завтраком мастер мычал песенку. Знакомую, несмотря на все попытки чародея ее исказить. Ежик резво уплетал завтрак, а Саша капризничал.
  - Овсянка... - ныл мальчишка, шлепая ложкой по склизкой массе.
  - Прекрати уже, во все стороны летит! - сердился Тимур.
  - Я умру от овсянки! - выл в ответ Саша.
  - От овсянки еще никто не умирал - В глазах Тимура зажегся злой огонек.
  - Тогда я буду первым! - продолжил мальчик, трагически закатывая глаза, - И вообще, я уже ел у Бабули.
  - Саша, - прорычал Тимур, - если ты сейчас не съешь кашу, я буду готовить ее всю неделю!
  - Я хочу стать вашей ученицей! - выпалила Марина, краснея. Она долго искала подходящий случай, чтобы сказать, но он все никак не подворачивался. Халур то падал с лестниц, то объявлял войну, то завтракал - все невпопад.
  - Хорошо, - опешив, медленно произнес Халур, - но я еще не придумал тебе испытание...Пока живешь в Черном доме, ты должна кое-что знать...
  Девочка насторожилась.
  - Тимур говорил тебе о двери? - поинтересовался волшебник. Марина покачала головой.
  - В доме есть дверь, которую нельзя открывать, - сказал он. Девочка с подозрением глядела на мастера.
  - Эта дверь в конце коридора. Ни в коем случае не входи, как бы тебе этого не хотелось, - прошептал Халур, как будто боясь, что его услышат.
  - Кстати, ключ от нее висит над камином, рядом с ножницами, - добавил он с небольшой паузой.
  Ученики притихли, глядя на волшебника. Марина поежилась.
  - Так. - Халур поднялся и обеспокоенно пробормотал. - Я полетел на Собрание Чванливых Хрычей, непозволительно так сильно опаздывать. Буду вечером!
  Когда чародей скрылся из виду, девочка спросила:
  - Он в своем уме?
  - Нет, и никогда не был, - ответил Тимур.
  - Но он хороший человек, хотя и чудак. Бабуля говорила, что он родственник какого-то Сумасшедшего Шляпника, - серьезно промолвил Саша.
  - Думаю, что Бабуля все-таки образно выражалась, - заметил Тимур.
  
  
  ***
  
  Бабуля жила в синем доме на Рождественской улице. Синем - именно с маленькой буквы. Он мало чем отличался от голубого и серого, стоящих по соседству.
  Бабуля открыла после первого звонка, видно - ждала.
  - Здравствуйте! - сказала она, радушно улыбаясь.
  - Здравствуйте! - хором ответили ей.
  - Халур, я же просила не опаздывать, - напомнила Бабуля. - Тут же пройти-то всего ничего.
  Она умела одеваться с шиком. Сегодня, в темно-синем шелковом платье, старушка напоминала птицу, какую-нибудь загадочную редкую птицу. Бабуля сохранила величавую осанку, несмотря на свои сто девятнадцать лет. Серые волосы, заплетенные в аккуратный узел, ухоженные руки, все еще яркие синие глаза. Строгость и доброта, воспитание и развязность сплелись в тугой клубок. Всякий, кто знал Бабулю - знал силу, бурлящую в ней страшным зельем.
  Марина решила, что Бабуле не больше шестидесяти.
  Но Саша был ее праправнуком. Старушка могла рассказать историю о том, что род ее проклят. Когда-то давным-давно, начала бы она, в славные дни, когда волшебство разжигало очаг в каждом доме, жили-были две сестрицы - Мурия и Олека. Сколько здесь выдумок и догадок, а сколько правды - никто не знает, но, говорят, будто Мурия выросла гордячкой, а Олека скромницей. Мурия любила быстрых лошадей, бой, да жарче и сон в луговой траве. Олека любила тканых лошадей, бой, да жарче - в книгах, и сон в уютной спаленке. Любили друг друга сестры, и расставаться не хотели, но посватался к старшей Мурии волшебник из далеких краев, проезжал он мимо и увидел ее на быстроногом жеребце - страсть как любил он гордячек да строптивиц. Жених был стар, но богат и великий волшебник - не могла семья Мурии и Олеки ему отказать. Чахла невеста и бледнела - отчаянье грызло ее изнутри: она перестала бродить по лесам, забыла лошадей и бой, потеряла сон. А потом нашли ее у вишни в саду. Обняла Мурия ее и умерла. Прошел год, старик-волшебник посватался к Олеке, а на вишне созрели ягоды - черные, как глаза Мурии. Из ягод тех Олека испекла пирог и принесла его волшебнику-старику. Тот откусил и помер, но перед смертью прохрипел что-то - Олека не разобрала. Много лет прошло и стали замечать - мужчины рода едва доживали до тридцати, а женщины умирали лишь тогда, когда появлялась преемница. Кто проклял - Мурия или старый волшебник - не знают. Только вишневых пирогов с тех пор не пекут.
  - Знакомьтесь, это Марина, - представил Халур. - А это Фекла Васильевна.
  - Ой, ну что ты, так меня только студенты называют. Можно просто - Бабуля.
  - Рада знакомству, - пискнула девочка, хотя вообще-то еще не знала, рада она или нет.
  Предполагаемая невеста оказалась засушенной девицей неопределенного возраста с восковым желтоватым лицом.
  Халур поклонился, а Бабуля спешно всех знакомила, волнуюсь и путаясь. Так Саша очень скоро стал Мариной, Тимур - Лидией Александровной Свечкодуй, а Халур пришел на смотрины самого себя.
  Хрупко белели фарфоровые чашки. Бабуля доставала их из серванта только в торжественных случаях. Все остальное время они тренькали и звенели на полке. Сервиз на тринадцать персон Халур подарил в одиннадцатом, на ее двадцатилетие. "Это сервиз-самоубийца" - шепнул он ей тогда, а она рассмеялась. Она не помнила, какая погода стояла в тот день, во что вырядился Халур, и какие пожелания он написал в открытке.
  Первая чашка треснула в шестнадцатом, когда умерла мама.
  Вторую разбила Елена, дочь Ракитиных, на их похоронах в тридцать втором, девчонка наговорила много глупостей, но если тебя уже однажды прокляли, второй раз это невозможно.
  Третья рассыпалась в пятьдесят пятом, когда единственный сын Андрей пропал без вести. Четвертая разлетелась в дребезги в восьмидесятом, когда внук - Василий утонул в реке, вылетев с моста на любимом мотоцикле. Пятая досталась Халуру и он расколотил ее на счастье в восемьдесят шестом, надеясь, видно, остановить череду совпадений. Шестая упала со стола в две тысячи первом, в тот день Бабуля узнала, что Юрий, ее правнук, и его жена, Наталья, погибли в автокатастрофе.
  Так, к две тысячи десятому году их осталось семь. Каждую субботу Фекла Васильевна чистила сервиз, рискуя собственной жизнью.
  Она преподавала литературу в институте, а в хорошую погоду летала на метле, раскидав по плечам серые волосы. На факультете она всегда улыбалась, студенты любили ее предмет, и даже самые отпетые прогульщики никогда не пропускали лекций; иногда Бабуля позволяла себе волшебство на рабочем месте. А еще в свободное время она женила Халура.
  В гостиной ее маленькой квартирки на Рождественской сегодня скучали семеро. Они молчали уже шесть минут, Фекла Васильевна то и дело поглядывала на часы, подбирая слова для беседы.
  Халур сидел, скрючившись, над чаем, сосредоточено о чем-то размышляя. Предполагаемая невеста с ужасом косилась на желтые ботинки чудака. Он поразил ее с порога. Не раскрывая рта.
  Тимур уже мысленно видел розовые прихваточки на кухне. Он елозил на стуле и покрывался пятнами. Даже кислая гримаса будущей невесты не убеждала его, что все усилия Бабули - зря. Третьи на его памяти смотрины грозили вот-вот превратиться в еще один скучный вечер.
  Марине казалось, что они внутри шкатулки с безделушками - комната тонула в бархате, подушках с бахромой и статуэтках-кошках, словом, во всех тех мелочах, которые так ценят столетние дамы. Единственное, что задержало взгляд девочки - чучело крокодила. Бабуля уютно устроила на нем ноги, царственно расположившись в кресле. Рептилия хищно скалила зубы, алчно блестя янтарными глазами. До того живая, что чудилось, сейчас прытко проскользнет по скользкому паркету и укусит за ногу.
  - Я родилась на Рождественской, юность провела на Советской, а старость встречаю опять на Рождественской, - сказала Фекла Васильевна, чтобы прервать тягостную тишину.
  - Переезжали? - спросил Тимур, хотя это его не слишком занимало.
  - Да нет! Улицу переименовывали два раза, - и она рассмеялась.
  Саша болтал ногами под белой скатертью, ничуть не заботясь об их целости. Мальчик слышал эту историю не единожды. Сейчас он сожалением думал, что Бабуля слишком часто вспоминает прошлое.
  - Тимур, ты уезжал из города на несколько дней, - осторожно произнесла Фекла Васильевна, опасаясь совершенно зря - не было вопроса, на который у чародеев не нашлось бы опасных ответов.
  - Да, на той неделе я отравился, - охотно ответил юноша.
  - Как? - дрожащим голосом спросила невеста и покосилась на Халура.
  - Во всем виноват радугопад, оказалось у Тимура аллергия, - оживился Саша.
  - Я ездил в деревушку Неподалеку - на лечение, я весь исчесался, честное слово, - пустился в разъяснения Тимур.
  - Ой, не надо продолжать... - пролепетала восковая дама и едва не свалилась со стула.
  - Радугопад? Халур, твои причуды? - шепнула Бабуля, ткнув волшебника в бок, но за него ответил Саша:
  - Халурово чудовство хоть и кажется безобидным, страшное и, иногда, вредное, но не со зла, это будто талант какой, - громко затараторил мальчишка, - Лицо Тимура распухло и он напоминал... - но тут Сашу прервала Бабуля:
  - Хотите еще чайку? У меня есть с крокусом и тмином, давайте, я заварю, уверяю, вы еще не пробовали ничего подобного! - она вскочила, напоминая расторопную курицу.
  - А это правда, что Вы, Халур, клеймите учеников? - Отмерла мамаша невесты, говорила она, причмокивая и напустив тумана в глаза, но получалось смешно и совсем не солидно - фальшиво.
  - Конечно! - энергично отозвался мастер, не растерявшись. - У меня есть специальная кочерга со звездой, я раскаляю ее в камине. Одно то, что они мои ученики - несмываемое клеймо, не находите?
  - Откуда у вас крокодил? - сама того не ожидая, спросила Марина, чтобы смягчить тон беседы. Но ошиблась.
  Бабуля, вдруг побледнев, настороженно ответила:
  - Это не крокодил, а китайский аллигатор... - голос ее звенел сталью, будто Марина назвала крокодилом ее, а не чучело.
  Званый ужин завершился, так и не начавшись. Скоро Халур, Марина, Саша и Тимур уже шли, болтая, домой.
  - Ты видел ее лицо? - Тимур изображал изумленную невесту, а Саша просто кривлялся, позабыв о том, что он Темный Властелин, хоть еще и маленький.
  Холодный ветер пробирал до костей, но они не замечали ничего, согретые весельем. Только Халур кутался глубже в плащ, поднимая шарф, как забрало. Брел следом за детьми, спрятав руки в карманы.
  - Не понимаю, почему Фекла Васильевна так рассердилась? - спросила Марина; эта загадка донимала ее весь вечер.
  - Из-за крокодила? - уточнил Тимур.
  - Она просто растерялась! - поспешно ответил Халур.
  - Знаете, есть истории, о которых не следует напоминать посреди званного ужина, - продолжил мастер, - мятежные и страшные истории.
  - Первый снег! - закричал Саша, тыкая вверх. Как все дети, он умел радоваться пустякам. Снежинки падали и тут же таяли на асфальте, лицах прохожих и крышах спящих домов. Обыкновенные осадки превращались в нечто чарующее и доброе.
  - Первый снег в этом году! - прыгая, воскликнул Саша.
  - Первый снег в году бывает в январе, - заметил Тимур, улыбаясь.
  - Говорят, если поймать самую первую снежинку и загадать желание, пока она тает на ладони, оно обязательно сбудется, - произнесла Марина. Снежок покрыл асфальт, и даже зная, что завтра он превратится в грязь, девочка радовалась. Глядя на детей, Халур улыбался в шарф.
  Третья глава
  Наизнанку
  Свет фар, проезжающей мимо машины, чиркнул по окнам гостиной. Тикали часы и в их звуке Марине мерещился укор, будто кто-то строго цокал языком. Девочка не могла уснуть. Она ворочалась и вздыхала. Ночь, полная шорохов и шушуканья снега за окном, окрасила комнату в строгие цвета.
  Марина открыла глаза. Дом скрипел и ухал, по водосточным трубам урчала вода. Дом спал.
  Девочка выудила из рюкзака фонарик, тайком прихваченный из комода мамы, и пошла к камину. Луч дрожал в воздухе, сразу ставшем густым. Темнота переливалась синевой, разбрасывая там и тут силуэты-кляксы.
  Свет скользнул по стене и остановился на каминной доске.
  Если хочешь что-то скрыть - прячь на самом видном месте. Марина знала этот нехитрый закон. Камни выглядели одинаково - безжизненно. Серые, красноватые, с темными крапинками и разводами.
  "Что там говорил Рогалик? Квивир ни на что ни похож и похож... на все разом, он - оборотень и обманщик," - припомнила Марина, как будто считалочку. Девочка протянула руку, пытаясь достать до булыжников.
  - Не надо! - Ее дернули за плечо. Марина ойкнула и обернулась. Сердце замерло, спина мгновенно покрылась потом.
  - Тимур? - спросила она шепотом. Из-за спины подмастерья выглянул Саша. Еж всхрапнул и задергал во сне лапками.
  - Вы чего? - произнесла Марина все так же тихо. - Напугали меня.
  Тимур ответил, заговорщицким тоном:
  - Если снимешь ключ, на руке останется след, и Халур будет знать, что ты его не послушалась.
  - Не нужен мне этот ключ... э-э-э... Вы замечали, что камней все время ... то семь, то десять
  - Восемь.
  - Девять.
  Сказали они одновременно, и получилась цифра "десемь". Они несколько минут сосредоточено считали, а потом Тимур произнес:
  - Ничего не понимаю, всегда думал, что они здесь для устрашения лежат.
  - Для устрашения? - спросила Марина, хмурясь. - Как мышинная пугалка?
  - Мыши...мыши... - пробормотал сквозь сон Рогалик.
  - Слышала историю о том, что Халур превращает в зорежи тех, кто не смог пройти испытание? - протараторил Саша, лихорадочно блестя очками.
  - Зорежи? - прошептали Марина и Тимур одновременно.
  Мальчишка приподнял брови и пожал плечами.
  - Ты сейчас сказал зорежи? - будто сомневаясь, спросил Тимур.
  - А что это? - нетерпеливо произнесла Марина.
  - Знаешь, ты тоже стоишь здесь, - буркнул Саша, отвернувшись от Тимура, и окончательно все запутав.
  - Эй! - Марина напомнила о себе и тут же пожалела.
  Они вдруг что-то сообразили и ответили подозрительными взглядами.
  - Ты не знаешь ручного наречия, - осторожно произнес Тимур, как будто только сейчас расслышав ее вопрос. Марина не успела рот открыть, а Саша уже кричал:
  - Ты - неумеха!
  Девочка клацнула зубами. Мама часто называла ее раззявой, капушей, и даже растяпой, так что ничего страшного, что она оказалась неумехой.
  - Так называют тех, кто родился среди людей, - пустился в объяснения подмастерье.
  - Неумеха, - протянула Марина, чувствуя, как сердце стукнуло и снова пошло, - довольно обидно.
  - Колдуны спесивы, себя-то они, ясное дело, называют исключительно благородными волшебниками, а вот людей так вообще бездарями, - произнес Тимур, - Для каждого найдется меткое словечко.
  - Но если станет совсем обидно, их можно называть чистоплюями или зазнайками или неженками, - оживился Саша. Подмастерье одобрительно улыбнулся и сказал:
  - Уж ты-то у нас мастак на словечки.
  Марина потихоньку успокоилась. Подумать только, она едва не выдала себя - если бы не выкрик Саши, все вышло бы иначе.
  - Про камни - все вранье. Слух Халур сам пустил, чтобы кто попало в ученики не просился, - произнес мальчик, весь сияя.
  - Это обыкновенные булыжники? - чуть помедлив, недоверчиво спросила Марина.
  - Это - испытание, - сказал Саша. - Если не станешь открывать дверь, то завтра будешь ученицей Халура.
  Так они стали друзьями, хотя кто знает, где начинается дружба.
  Уж точно, не Марина. В школу и домой она всегда возвращалась одна. Даже в автобусе место рядом с ней занимали в последнюю очередь. Молчаливым спутником девочки стало одиночество. И она привыкла к нему, как к собственной тени, или отражению в зеркале. Марина не боялась быть непонятой и покинутой. Она попросту не знала, как много теряет, научившись любить одиночество. Не знала, как легко быть одинокой, и как сложно с кем-то быть.
  - Что вы здесь делаете? - поинтересовался Халур, зевая. Он лениво спустился по лестнице, держась за перила, и прошел к столу.
  - Камни считаем, - ответил Саша, пока остальные приходили в себя.
  - Обычно люди баранов считают... или овец, а вы камни... - пробормотал мастер, наливая воду в стакан.
  - Мы их считаем и их то семь, то восемь, то девять, - затараторил мальчик. Халур, шурша тапками, подошел к камину.
  - Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь... раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь... загадочно, - Волшебник еще некоторое время упражнялся в арифметике.
  А потом поплелся к лестнице. Друзья переглянулись.
  
  ***
  
  К утру снег растаял. Волшебник-дождь раскинул над городом облачный плащ. Капли стучали по окнам, серебристыми змейками ползли вверх, подтверждая, что все в Черном доме кувырком. Соль здесь хранили в перечнице. Из крана с холодной водой текла горячая. Стрелки часов отсчитывали время вспять.
  Каждое утро, если только и тот и другой ночевали дома, мальчишки наперегонки бежали в ванную. И каждое утро Тимур хлопал дверью перед носом Саши, а потом кричал:
  - Заправь Обитель Зла!
  Мальчик обижался, и выходил к завтраку, даже толком не расчесавшись. Обычно, жуя безвкусную овсянку или тертую морковь или что-то еще противнее, он обдумывал план мести, или сочинял фразу, которую скажет, когда однажды опередит Тимура.
  Подмастерье всегда долго возился с чаем - ошпаривал, переливал, цедил и встряхивал с видом знатока.
  Халур читал "Колдовской вестник", закинув полосатую ногу на клетчатую. Чародей надевал разные носки, чтобы различать право и лево - иначе, зачем вообще носки? Иногда Халур включал старенький проигрыватель - комнату заполняли по-английски развязные голоса "The Beatles", но не сегодня.
  - Чертовы Крокодилы! - выругался мастер, раздраженно поджимая губы. Остальные вздрогнули; Саша пролил чай - на скатерти расплылось пятно, Тимур поперхнулся и громко закашлял, Марина выронила ложку и тут же бросилась поднимать. Только Рогалик остался невозмутим.
  - Чертовы Крокодилы! - продолжил мастер, смяв газету. Та сверкнула заголовком "Трагедия на Черепашьем горбу" и полетела в корзину.
  - Чертовы Крокодилы - это как святые угодники? - сказала Марина, вынырнув из-под стола.
  - Да, - улыбаясь, произнес Тимур, - только чертовы и крокодилы.
  - Тебе не семь лет случаем? - спросил Саша, поставив сахарницу на чайное пятно.
  - Ты не знаешь, кто такие Крокодилы? - удивленно протянул Халур, внимательно рассматривая девочку.
  - Она - неумеха, - объяснил Саша.
  - О-о-о, - пропел мастер, приподняв кустистые брови.
  - Это бандиты, - шепнул Тимур.
  - Крокодилы - террористы, они воюют против ФОКУСа, - произнес Халур и, опередив ее вопрос, продолжил, - фокусники это волшебники, которые следят за другими волшебниками, чтобы те ненароком не наделали бед.
  - А кто следит за фокусниками? - спросила Марина.
  - Никто.
  Девочка нахмурилась и произнесла задумчиво:
  - И кто же из них зло?
  Мастер расхохотался. Ученики тревожно переглянулись, но не прервали беседу, хотя Тимур еле устоял, чтобы не предложить чаю. Политические разговоры его утомляли.
  - Никто, - произнес мастер. Марина не слышала его, она вдруг вспомнила аллигатора в доме Бабули, а следом Халурову трость. Оглянулась - зубы рептилии скалились так же хищно, как и при первой встрече.
  "Один крокодил - не крокодил, два крокодила - не крокодил, но три..." - она с подозрением покосилась на мастера, а тот продолжал, тем более, что никто его не перебил; Саша и Тимур онемели от удивления.
  - Иногда чтобы выиграть, нужно проиграть, иными словами...- тут он отвлекся - закурил трубку и пустил дым, - ...иными словами ФОКУС свергнет ФОКУС.
  - Вы хотите сказать, что террористы - это фокусники? - спросил Саша, весь вытянувшись.
  - Отличный перевод, - не без насмешки заметил мастер.
  - Вы совершенно спятили, - огорченно вздохнув, произнес Тимур.
  - Миру нужны злодеи, - хитро подмигнув, сказал Халур.
  В тусклом свете дождливого утра мастер вдруг напомнил Пьера Ришара. Марина почувствовала укол, как будто зонтиком и вспомнила, что когда-то была влюблена в "высокого блондина в черном ботинке". Она сохла по нему два месяца, пока не пошла в первый класс. И не встретила Семена Липниха.
  "Что бы он сказал, узнав, что я тут среди крокодильего террора и мышиных заговоров?" - подумала Марина.
  Липних ее, вообще-то, не замечал. Они жили в одной стороне, и, бывало, она провожала Семена домой, шагая далеко позади. Однажды он извинился, когда случайно толкнул ее в коридоре. А Марина промямлила что-то невнятное, и, вернувшись домой, еще долго придумывала оригинальные фразы. Потом все заботы и переживания вытеснила болезнь мамы.
  Если бы Марина не вспомнила Липниха, она бы заметила, что Тимур то и дело поглядывает в окно, Саша беспокойно болтает ногами, а Халур неотрывно следит за стрелкой часов.
  Глухо затрещал колокольчик. И Саша побежал открывать.
  У дверей он недолго с кем-то шептался.
  - Мой выигрыш! - Мальчишка ликовал.
  - Это грабеж! - Марина услышала старушечий голос.
  Щелкнули каблучки, посыпалась мелочь.
  Вошла Бабуля. Она напоминала актрису с черно белых фотографий - чересчур жеманная и немного старомодная. Фекла Васильевна сняла зеленое пальто и царственным жестом подала его Саше, чудом умудрившись не выпустить из рук блюдо, накрытое запотевшей стеклянной крышкой.
  - Доброе утро, - широко улыбаясь, поприветствовал мастер.
  - Халур, вчера был, пожалуй, самый ужасный вечер, что я помню! А уж как они расфыркались, когда уходили! Вы уже пили чай? - нескончаемый словесный поток полился из ее уст.
  - Милейшая, почти девять, - пробурчал мастер, делая вид, что никакую Бабулю он и не ждал все утро.
  - Налейте мне скорее чашечку! Марина, разрежь, пожалуйста! - сказала Фекла Васильевна, подавая ей тяжелое блюдо. Девочка развязала белую тесемку и подняла крышку. Пахнуло ванилью. Сладкие узоры заворожили Марину, маня ткнуть пальцем, или окунуть лицо - странные мысли рождались в ее голове при виде чудесных тортов. Бабуля была волшебницей, бесспорно.
  - Режь, чтобы каждому куску - по бутону, - объяснила Фекла Васильевна и продолжила щебетать, - И на что они надеялись? Я же говорила, что это будешь ты. Они, видно, мечтали о принце, но все же знают, что ты Халур!
  - Давайте забудем об этом, - отмахнулся мастер.
  - Вы представьте, дочурке уже тридцать пять, а они ей все о крови да о крови, тут уж не до благородства, лишь бы не осталась старой девой! - Бабуля не могла остановиться, - Ох, ка же мне стыдно! - тут она выхватила трубку из рук Халура, - Курить вредно!
  - Саша левее, - напомнил мастер, ничуть не расстроившись.
  От угощения поднимался душистый пар. И сквозь него Марина заметила, что Халур вдруг странно оживился и не может скрыть волнения - руки его то ложатся на стол, то вновь принимаются теребить бахрому скатерти.
  - Ой, что это? - воскликнула Фекла Васильевна, когда едва не наступила на Рогалика.
  - Половую щетку что ли не видали? - огрызнулся зверек. Будь Бабуля слабой женщиной - упала бы в обморок. Но она пережила революцию, войну и перестройку.
  - До сих пор они не пытались со мной заговорить, - недоверчиво уточнила она.
  - Это Рогалик, - ответил Тимур, разливая чай.
  Бабуля ничего не сказала - принялась отнимать тарелку у Саши.
  - Все, я сама разложу, садись за стол!
  - Носишься, как курица, - буркнул он. Кое-как все успокоились, и чаепитие продолжилось. А Марине показалось, что оно никогда не кончится.
  Что-то вот-вот должно произойти, решила она. Чародеи неестественно замолчали, как будто затаились, делая вид, что заняты чаепитием. Если бы Марина знала историю о вишневом пироге, она бы и не притронулась к угощению, но она ее не знала.
  Марина ковырнула торт ложкой и обнаружила внутри желтоватый комок.
  - Что это? - спросила она осторожно. Девочка слышала, что иногда в хлебе попадаются тараканы и мыши, но никогда прежде не видела сама.
  - Разверни и узнаешь, - ласково ответила Бабуля. На лицах чародеев застыло одинаковое выражение радушия.
  Липкий листок, изрезанный вензелями и пострадавший от многочисленных печатей, оказался в ее руках, и девочка с трудом разобрала:
  - Это договор с Халуром, согласно которому Марина поступает на семилетнее обучение к мастеру. И получит волшебное образование, если не нарушит трех правил. Первое - не вредить с помощью колдовства лицам, которые не обучены колдовству. Второе - не пользоваться приворотной магией. Третье - не желать бессмертия. - Она не верила глазам.
  - Мне показалось, что вы хотите меня отравить, - сказала девочка, краснея.
  - Халур, ты уже успел наплести про меня небылиц? - сердито спросила старушка. - Я просто захотела сотворить что-нибудь чудесное! - смягчившись, объяснила она.
  - Нетрудно догадаться, - сказал Халур, - когда это пироги были без начинки? - он выразительно поглядел на Феклу Васильевну.
  - Но как вы узнали, что... - Марина растерялась.
  - Мы с Сашей заключили пари, и он выиграл, - произнесла Бабуля. Марина нахмурилась. "Он смухлевал!" - так и крутилось на языке.
  - Ты слышала, что Халур превращает в камни тех, кто не прошел испытание? - вкрадчиво спросила Бабуля.
  - Да, - робко произнесла Марина.
  - Так вот, все это чушь! - продолжила Фекла Васильевна.
  - Не может быть! - не удержалась девочка, и тут же одернула себя, укорив за излишнюю дерзость.
  - Да-да! Обычно тому, кто не прошел испытание, подсыпают зелье забытья, а потом он просыпается в своей кровати, совершено обо всем позабыв.
  - Правда есть один недостаток, нет полной уверенности, что он не появится вновь, - встрял Халур.
  - В одном из кусков - договор, а в другом - зелье, и только я знаю в каком - по узору! - гордясь собой, заявила Бабуля и без остановки затараторила, - О, семь лет обучения стали самыми лучшими моими воспоминаниями! - воскликнула она, раскрасневшись. - Это было воскресение. Мне только исполнилось десять и я сбежала от надоедливой няньки...кажется ее звали Марта, но она была уже четвертой, совсем глухая немка, медлительная, неуклюжая...Будто вчера! Я увидела Халура...Одна тысяча девятьсот первый год, еще до революции...
  - Какая же ты древняя! - протянул Саша, скучая. Он слышал эту историю не раз.
  - И вовсе я не древняя, мне всего-то восемьдесят шесть. - Она поправила прическу.
  - Так мы все еще живем в семидесятых! - улыбаясь, воскликнул Тимур.
  - Ой, не перебивай! - отмахнулась Бабуля. - Так, вот, Халур показался мне подозрительным, весь какой-то ужасно пыльный! Карманник - точно! И я проследила за ним...
  - До самого Черного дома... - сказал Саша.
  - Нет, нет, не путай меня, в то время мастер жил на другом конце города, помните, Халур? - Она дернула его за рукав и, не дождавшись ответа, продолжила, - Дом выглядел солиднее. С аркой. И лепниной. До сих пор не могу понять, зачем нужно было переезжать в развалину, как Черный дом. Ну да ладно, я опять отвлеклась. И вот я прокралась за Халуром. Подстерегла, когда уйдет, разбила подвальное окно и проскользнула внутрь. Я так увлеклась поисками улик, что не услышала, как Халур вернулся домой. Мы столкнулись в коридоре, но он прошел мимо, будто и не заметил! - Бабуля округлила глаза, - Я испугалась до икоты, и убежала, но потом вернулась. Вскоре я вообразила, что Халур не видит меня, могла свободно разгуливать по дому, и поняла, что он не злодей. Однажды я засиделась допоздна, и он спросил: "Твои родители не будут волноваться?" - и воцарилось молчание.
  "О-о-о, вряд ли в Черный дом можно попасть обычным путем," - подумала девочка. И поняла, что обманывает этих хоть и чудаков и пройдох, но в общем-то славных людей.
  - Добро пожаловать! - Мастер протянул Марине перо.
  Девочка ничего не чувствовала, когда стояла перед камином ночью, совершенно ничего, даже уши не чесались. Теперь она густо покраснела. Только Рогалик знал, что это не от радости, а от стыда. За то, что открыла чужое письмо, и обманула их, притворяясь волшебницей. Девочка хотела признаться, но слова расползлись во рту, как каша.
  
  ***
  
  - Ты умеешь хранить секреты? - лукаво спросил Халур. Марина ответила не сразу, не зная, куда спрятать взгляд.
  - Мне никто никогда их не доверял, - поразмыслив, сказала она.
  В конце коридора была дверь. Вся изъеденная древесными жучками, как будто истыканная острой иглой, она напоминала выброшенный на берег осколок никому не нужной сказки. Серебристая ручка с тонким рисунком отражала, искажая веселого волшебника и печальную девочку. И мастер не казался таким уж веселым, а Марина - слишком печальной.
  - Это и есть та дверь, которую нельзя открывать? - спросила девочка шепотом.
  Халур блеснул глазами и вытащил из кармана ключ.
  - Но это же совсем не тот, - заметила Марина. - Он был с круглым ушком, и намного меньше.
  Мастер улыбнулся. Ключ звонко клацнул в замке, и Халур шагнул внутрь, щелкнув крокодиловой тростью. Свет белой полоской лег на паркет.
  Марина вслед за чародеем вошла в просторную комнату, обшитую разноцветными листами металла, напоминающую кубик Рубика, вывернутый наизнанку. Из стен выступали шестеренки, они скрипели и двигались, как будто Марина и волшебник оказались внутри механизма. В трубах шумел пар, иногда вырываясь молочным туманом.
  На одной из стен мигали разноцветным калейдоскопом тусклые лампы. Звон и свист раздавались повсюду.
  У потолка бестолково порхали, жужжа, как ленивые осенние мухи, круглые светильники.
  Марина увидела стол и книгу на нем - в тяжелом кожаном переплете, ярко-красном, красном, какого она еще никогда не видела. Там и тут на полу лежали самые разные вещи. Нет смысла их перечислять - казалось, что это все то, что оставляют на случай. То, что обычно лежит на чердаках.
  - Где мы? - спросила Марина.
  - Это Коллекция Потерь, - ответил Халур, устраиваясь за столом, - Иногда люди теряют не только перчатки и шапки - любовь, талант, совесть, детство... И тогда потерянные или забытые чувства и мысли оказываются здесь. - Он открыл книгу, - Сколько страниц в ней не знаю даже я.
  - Нужно посмотреть последнюю, - подсказала Марина, начиная злиться; все в Черном доме наизнанку - и глупые смотрины и торты с подвохом и даже книги не так просты, как кажется.
  - Это совершенно бесполезное занятие, - он начал с конца.
  - Но как? - удивилась девочка, листая и листая - страницы шуршали и шуршали.
  - Это Колдовство, - произнес Халур.
  - Вы смеетесь? - Марина совсем запуталась.
  - Нет, - мастер беспомощно всплеснул руками.
  Халур закурил. Курил он долго и часто, почти всегда. Девочке представилось, что внутри него - шестеренки и поршни, а дым заставляет их двигаться, его - жить.
  - Я думала, что вы пират, и что у вас деревянная нога - знаете, колышек. - Марине стало неловко, и она разоткровенничалась, - Или вы собираете часы и пьете часовой чай и ... Или вы врач, и можете вылечить... - она хотела сказать "мою маму", но вовремя прикусила язык.
  Халур расхохотался и выронил изо рта трубку.
  - Однажды я встретил Волшебство, - сказал мастер, всласть насмеявшись, сквозь слезы. Марина не понимала, грустно ему или он забавляется.
  - Однажды я встретил Волшебство, - повторил он спокойнее, - Я спросил у него, кто я? - Он вздохнул, - А оно не умеет говорить, ты только представь, - глаза его хитро блестели.
  - Волшебство? - удивилась Марина.
  - В ответ оно протянуло мне это, - Халур вытащил из кармана ключ от Коллекции Потерь. - И исчезло.
  - Возможно, здесь есть то, что поможет вам? - предположила Марина.
  - Но я знаю, кто я, - произнес Халур. Девочка растерянно заморгала, и промямлила:
  - Тогда зачем вы спросили?
  - Хотел услышать.
  Все отразилось на лице Марины - и желание сбежать и страх и растерянность - странности и нелепости окружили ее, и она запуталась.
  - Иногда мне кажется, что спроси я тогда о погоде, ключ так же оказался бы в моих руках, - Халур поднял и отряхнул курительную трубку.
  - Почему? - промолвила Марина.
  И он протянул ей ключ.
  
  ***
  
  Софья Ивановна, пыхтя, попивала чай. Глазки зло щурились.
  - Попляшешь у меня! - кровожадно обещала она. - Прохвост.
  Она предвкушала триумф - а это, как известно, самое сладкое в победах. На плите фыркал чайник.
  Теперь она жила Халуром. И пропади он однажды, мадам впала бы в депрессию и вскоре бы умерла. Но сейчас, сидя на кухне, и с подозрением поглядывая на Черный дом, она об этом даже не догадывалась.
  - Я устрою тебе, старикан! - прошипела Софья Ивановна, и вдруг осознала, что Халур и не старик вовсе. Мадам растерялась.
  "Он уже должен быть древним стариком!" - она заметила очевидное.
  "Когда он переехал сюда, он был лет на двадцать старше меня, а теперь он ровно на двадцать лет младше!" - Она несколько минут сидела, выпучив глаза, словно громом пораженная.
  "Вот кровопийца, упырюга, ирод!"
  Тем временем волшебник сидел в кабинете и ровным счетом ничего не чувствовал. Он вставил перо в левое ухо. И вспоминал.
  Мать Халура стирала - он навсегда запомнил ее распухшие красные руки. Отец изобретал для них с сестрой игрушки - куклы и кораблики. Он мастерил домашнюю утварь и продавал их на маленьком городском рынке.
  Сестра умерла первой.
  Однажды в городе появился старик-кукловод. Его арлекины сверкали острыми зубами.
  Чума разнеслась почти мгновенно. Город вымер за несколько дней. Больше никогда в жизни Халур не видел столько покойников. Трупы гнили и смердели, чародей мог поклясться - в смерти нет ничего привлекательного.
  Халур - единственный, кто выжил. Умом он тронулся еще тогда.
  Потом в город вошли бродяги или солдаты, разобраться сложно, да Халур и не пытался. Они обошли дома в поисках наживы. Только корысть могла подавить страх перед чумой. Халур копал могилу для отца, который сопротивлялся болезни дольше всех, когда они заметили его, худого, черного от грязи и бесстрашного. Он показался им наваждением. Мародеры бросились бежать, гонимые священным ужасом. Но он уже знал - дня через три-четыре они умрут, обнимаясь с награбленным. Смерть - не корыстна, от нее не откупишься.
  Кто-то зло кричал: "Чертово отродье!"
  Иммунитет. У Халура был иммунитет к чуме. Но крик: "Чертово отродье!" - не покидал его уже никогда. Годы заглушили свирепую фразу, но слова пульсировали в чародее полушепотом.
  Мастер слышал, что ученики смеются в гостиной.
  Халур похоронил семью, когда был чуть старше Марины и младше Тимура.
  "Чертово прошлое, чертово забытое!" - он стиснул зубы.
  Где-то на другом конце города, Мышкин Григорий Юрьевич именно в эту минуту заполз на чердак в поисках ковра. Ему на глаза попалась коробка с надписью "Игрушки". Он открыл ее и наружу высунулся нос корабля "Нипатопимого". Мышкин вспомнил, как он гонял по лужам с другом Костиком.
  - Право руля! - звонко командовал Гриша.
  - Впереди скалы! - кричал друг.
  Блаженная улыбка расплылась на лице адвоката, он погладил кораблик и вернулся без ковра.
  "А позвоню-ка я Косте, может, в поход соберемся, надо же когда-то отдыхать," - решил Мышкин Григорий Юрьевич.
  Он так радовался, что набрал неверный номер, и трубку сняла Ледкова Мила Львовна.
  - Да?
  - Ой, извините!
  И запиликали короткие гудки.
  Мила Львовна села в кресло у окна. Артрит совсем замучил ее. Старушка взяла с подоконника книгу. И из нее выпал засушенный цветок. Он медленно спланировал на пол.
  - Господи, что это? - удивилась старушка, цепляя на нос очки.
  Мила, позабыла про все болезни. В руках лежала незабудка, которую подарил ей статный офицер на дне города много-много лет назад.
  "Где ты сейчас?" - подумала она, и ей вдруг стало душно и нечем дышать.
  Старушка раскрыла окно настежь. Ветер запутался в занавесках, перепуганный схватил со стола платок и унес.
  Достигнув берегов Хоккайдо, платок залепил глаза Ямато Танаки, гуляющего по берегу.
  - Уф! - японец запнулся и упал. Платок съехал с его лица и прытко прыгнул в воду.
  - Что за черт? - Ямато поднялся и заметил в песке что-то блестящее. Он выкопал зеленую бутылку, внутри которой белел сверток. Руки японца задрожали, он откупорил ее и прочел:
  - Солнце, как большая круглая рыба...
  Так, пущенное семнадцать лет назад послание вернулось.
  - Солнце, как большая круглая рыба... - повторил Ямато и замер.
  Его голос волнами разошелся в воздухе.
  - Солнце, как большая круглая рыба... - булькнуло в одной австралийской ванной. Шарлотта Уилсон подумала, что ей мерещится. По-японски она совсем не говорила.
  Шарлотта смотрела в зеркало и курила. Она обещала бросить уже не раз.
  "Я старею" - она заметила новые морщинки.
  - Мама, мама, посмотри, что я нашла! - дверь распахнулась, и на пороге показалась дочь Шарлотты - Кэти. На ее шее красовались бусы - дешевые стекляшки, но Шарлотта узнала их сразу и, улыбнувшись, сказала:
  - Смотри, не потеряй, - "как я" хотела добавить, но вместо этого, открыла окно и выкинула сигареты. Чайка схватила пачку на лету и сбросила на голову Григория Мышкина.
  - Что? - он потер макушку и огляделся.
  "Детишки шалят" - решил он и пошел дальше, с парусником подмышкой.
  Круг замкнулся - потери вернулись. Квакеры забулькали в трубах. "Ква-ква-ква!" - фальшиво пели они.
  Четвертая глава
  Рассказанная зимним вечером
  Марине досталась комнатка у лестницы, в трех шагах от кабинета Халура, в девяти от ванной, и в пятнадцати от запретной двери - в самом сердце дома.
  Сюда, утомившись, вечером сбегал шум - плеск воды, скрип несмазанных петель и старых половиц, звон чашек и дребезжание окон - словом ничего чудного порознь, но вместе - расстроенный оркестр.
  Она была комната с характером. Характер этот мерзкий проявлялся в том, что распухшая от дождей форточка не открывалась, створки шкафа из темной вишни скрипели по ночам, а палас пускал волны, норовя подставить подножку.
  Она могла принадлежать кому угодно, но до сих принадлежала мисс Совершенству.
  Казалось, хозяйка отлучилась ненадолго, но вот-вот вернется с прогулки и выгонит Марину взашей. Шляпки ждали ее у зеркала, бело-сине-желтой чешуей свисая с крючков, сундучок с шитьем нетерпеливо следил за дверью, распустив по полу кружевной язык, скучал старый шарф, забытый на спинке стула. И только часы знали, что хозяйки нет уже двенадцать тысяч сто сорок три часа десять минут и три секунды, когда на пороге комнаты появилась Марина, совсем не похожая на мисс Совершенство. Так сказали шляпки.
  Девочка решила, что комнатка жутко опрятная. Здесь не прижилась даже пыль, перекати-полем снующая по Черному дому.
  Первыми в кладовку отправились шляпки. За ними - шитье - Марина запуталась в кружеве и едва не закончила сказку печально. Последним - шарф - без причин, он не раздражал, как россыпь шляпок и не пытался ее убить, как сундук, но все-таки полетел следом.
  Провертевшись в кровати до двенадцати, Марина отчаялась заснуть - по крыше царапали вороны, в ванной капала вода, на кухне дребезжал старый холодильник. Девочка свесила ноги с постели и прислушалась. Ей вдруг подумалось, что сегодня неплохая ночь для ловли Квивира. Если бы ее застали за обыском кухонных шкафчиков, она бы сказала что-нибудь невнятное - странностям здесь никто не удивлялся.
  Марина вышла в коридор, стараясь не шуметь. В коридоре было темно и пусто. Свет пробивался только из-под одной двери - Запретной.
  "Вот уж подходящее место для пряток!" - решила девочка и тихонько подкралась к ней - мигом припала к замочной скважине. Внутри стучало, скрежетало, свистело и фыркало. Мелькали силуэты - мучнисто-белые, прозрачные, как призраки. Марина мысленно чертыхнулась, но продолжила подглядывать, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
  - Не спится? - раздалось сзади. Марина вздрогнула и оглянулась.
  - Не...немного, - проблеяла она. Тимур зевнул, поправил пижаму и открыл дверь.
  У потолка так же, как и прежде, сновали фонари, и тени метались по стенам, пытаясь укрыться от света. Скрипело и переливалось и пахло старьем и везде лежало старье. Никаких мучнисто-бледных призраков не было, как не было святых угодников и чертовых крокодилов.
  - А вот я бы не прочь вздремнуть! - протянул Тимур, сладко потянувшись. Он просидел за столом уже не один час и смертельно устал записывать потери.
  - Шумно? - спросил он, роясь в ящиках - ища перо, старое совсем истерлось.
  - Да, - робко произнесла Марина, разглядывая пол.
  - Алиса шутила, что эта комната мечтала стать музыкальной, но у нее, к сожалению, нет слуха, - насмешливо произнес Тимур. Марина отвлеклась от пола и посмотрела на него хмуро.
  - Но ты права, у Алисы плохо с чувством юмора, - ему вдруг стало неловко, и он открыл книгу.
  - Я видела здесь кого-то до того, как ты меня...отвлек, - прошептала Марина. - Призраков.
  - Сколько живу здесь - призраков не видел, кроме Халура, и чудовищ, кроме Саши, и ведьм, кроме Бабули, - ответил Тимур, ничему не удивляясь. - И что, ты разглядела их в замочную скважину?
  - Не разглядела, они мельтешили...белые... - произнесла девочка взволнованно.
  - Кто знает, ты видишь лучше остальных, или в замочную скважину видно лучше? - принялся рассуждать Тимур. - Наверное, это - квакеры. Но никто не знает, как они выглядят, - он заткнул перо за ухо.
  - А кто такие квакеры? - девочка оглянулась, убедилась, что они не маячат за спиной.
  - Халур не рассказал тебе? - спросил Тимур, мигом забыв о делах. - О чем вы так долго говорили?
  - Он нес какую-то околесицу о том, что волшебство подарило ему ключ, и он никак не мог отвертеться, - Марина замахала руками, как будто отбиваясь от назойливых мушек.
  Тимур улыбнулся.
  - Когда-то я мечтала о чудесах и даже не верила в них, но сейчас, наяву, чудеса пугают, потому что я ничего в них не смыслю, - призналась Марина, скривившись.
  - Но это не беда, - приободрил ее подмастерье и начал рассказ, - Некоторые волшебники верят в Волшебство, не просто волшебство, а в Волшебство, вездесущее, всемогущее и живое. Живое, как мы. Еще они верят в Судьбу, Удачу, Смерть...
  - Любовь... - подсказала Марина.
  - Нет, не в любовь... тут, видишь, какая история - любовь придумали люди, как и ненависть. - Тимур почесал лоб и, вздохнув, сказал, - Долго объяснять, но, поверь, Халур встретил Волшебство, - и, чуть помедлив, добавил:
  - Так он не рассказал о потерях? - он был немного растерян.
  - Я не спросила. - Девочка пожала плечами.
  - Ох, - вздохнул Тимур как-то укоризненно и, теперь уж точно отложив все дела, начал:
  - Люди - единственные, кто может мечтать, жалеть, любить и тосковать. Бог создал нас, мы создали чувства, но мы не можем убить Бога, но чувства могут убить нас, - голос Тимура звучал глухо и сонно, - Коллекция Потерь - коллекция того, что только человеческое: чувства, воспоминания и прочее, забытое и брошенное, но все еще живое.
  - Но зачем хранить их? Не лучше ли все это... убить? - спросила Марина, едва выговорив последнее слово.
  - Это невозможно, - терпеливо отвечал подмастерье. - Отчасти они обретают душу, не хуже человеческой. Чувства укрываются в вещах, как улитки - в панцире. Но исчезнет панцирь, не они станут беззащитны, а мы.
  - И как они оказываются здесь? - Марина спросила первое, что пришло в голову, не потому, что интересно, а потому, что иначе - разговор оборвется, а она так ничего и не поймет.
  - Их приносят квакеры-невидимки. Они любят застрять в трубе и квакать-булькать, как засор, - объяснял Тимур. - Они рождены на Метлиных болотах из ядовитого белесого пара, что поднимается над трясиной. Кажется, я слышал какую-то легенду о квакерах, но сейчас не припомню, - юноша замолк на мгновение, - так вот, они приносят потери, а мы их сортируем - где любовь, а где, тоска, где детство, а где сумасшествие... - перечислял он торопливо, желая закончить рассказ скорее.
  - И как же вы понимаете, кто из них кто? - Марина перебила, косясь на хлам.
  - Они говорят сами, - заверил Тимур, резко вскочил и цапнул с пола мяч.
  - Вот, попробуй, - он протянул находку Марине. Та осторожно взяла его и ощутила легкое покалывание на кончиках пальцев. Внутри кто-то счастливо рассмеялся, и ей вдруг полегчало, все заботы спали с ее плеч, будто тяжелое покрывало.
  - Аккуратнее, - Тимур вырвал мяч из ее рук, и все вернулось на места - стыд, страх и грусть.
  - Так можно и в детство впасть, - строго предупредил чародей и без запинки продолжил, - Иногда мы их возвращаем, но редко. Так случается, что люди теряют то, что им не нужно. А мы храним, но сейчас ты все увидишь сама.
  Волшебник поднял с пола тетрадь и крикнул:
  - Мечта!
  Одна из заплат-квадратов открылась, и наружу высунулась металлическая рука. Она ужасно скрипела и клацала. Марина застыла, боясь пошевелится. Волшебник поднял над головой зеленую тетрадь, и девочка узнала ее - "Мистер Блажек против".
  Одним прыжком она перемахнула через стол и вцепилась в тетрадку. С другого конца ее уже тянула клешня. Но Марина ухватилась крепко - как люди хватаются за жизнь.
  - Отдай, пожалуйста! - кричала Марина, отрываясь от земли. Но механизм, глухой к мольбам, не останавливался. Тимур замер, провожая девочку недоуменным взглядом. Ее ноги в синих носках, мелькнули в проеме, и дверца захлопнулась.
  - А-а-а? - запоздало удивился подмастерье и, выудив шахматную доску, вновь позвал:
  - Мечта!
  Он нашел ее, сидящую на берегу, она плакала, громко хлюпая носом. Под ногами хрустела бумага, ветер носил в воздухе ноты, пару картин прибило к берегу. Где-то в небо рвалась ракета, в самое чистое небо. Корабли рыли белую пену волн, а воздух так и звал полетать, просто так, раскинув руки. Исписанные листки, брошенные чертежи и осколки слов тянулись до горизонта этого мира наизнанку. Тоскливый пейзаж заставил Тимура поежится - как-никак и у него были мечты.
  Рядом с Мариной сидел человек в черном. Когда Тимур подошел к ним, незнакомец оглянулся и протянул:
  - Кто вы? - Он злился.
  - А кто вы? - спросил юноша, склонившись над ними.
  - Мистер Блажек, кто же еще? - ответил темный силуэт и фыркнув, отвернулся, оскорбленный.
  Девочка всхлипнула и размазала по щекам слезы.
  - Вы обидели ее? - строго спросил Тимур, судорожно соображая, что сказать, чтобы она перестала.
  - Да уж, скорее вы, - выразительные глаза глянули из-под шляпы. Юноша, пару раз поскользнувшись на рассыпанных по берегу карандашах, устроился рядом с Мариной подальше от Блажека.
  - Ты что? - спросил он вкрадчиво. Марина посмотрела на него красными глазами.
  - Чт-то это? - заикаясь, ответила она. - К-как мечта может быть не нужна?
  - Так случается. - Он вытянул ноги, вода коснулась пяток. Марина уткнулась в колени и снова заплакала.
  - Вот Саша мечтает стать Темным Властелином, разве это хорошая мечта? - спросил Тимур, наслаждаясь здешним ветром. Марина вскинула голову и посмотрела на него зло - точь-в-точь, как Блажек.
  - Но я не хочу быть Темным Властелином! - напомнила она.
  - Что вы такое говорите? - негодующе воскликнул Блажек, - Это вы говорите девочке, от которой чуть не удрала ее мечта?
  - Значит, ты писательница, - осторожно сказал Тимур, не обращая внимания на злодея. Пахло солью, бумагой и немного масляными красками. Ветер бросал и встряхивал обрывки слов, листал эскизы. Он прилепил Марине на волосы цветок - смятый набросок. Она перестала всхлипывать.
  - Это единственное, что есть у меня. Единственное, что всегда будет со мной... так я думала, - Девочка утерла лицо рукавом.
  Прибой лизал наросты черновиков. Слышался далекий шум - скрежетание и плеск.
  - Это - очень много для одного человека, - ободряюще произнес Тимур.
  - Да-да, давайте, эту вашу мумифицированную мудрость...- пробурчал Блажек.
  - Мама говорит, что все чушь, - сердито продолжила Марина, крепче сжимая сочинение.
  - Мама не всегда бывает права, - заметил подмастерье, косо поглядывая на злодея.
  - Иногда я боюсь, что никогда не допишу, - пожаловалась девочка, вновь склонив голову.
  - Но это значит, что не напишешь плохой, что страшней вдвойне, - голос Тимура слился с волнами в ласковый шепот.
  - Но тогда я умру навсегда, - произнесла она печально, гнусаво, но уже успокаиваясь, - Если я забуду о мечте, у меня не будет дороги назад, - она встретила непонимающий взгляд Тимура и принялась объяснять, - Когда я умру, останется только это, - она показала тетрадь, - мое последнее волшебство.
  - Как-как ты сказала? - спросил Тимур удивленно.
  - Последнее волшебство, - растерянно повторила Марина. Юноша хмыкнул, о чем-то задумался.
  - Где мы, как называется это место? - совсем успокоившись, спросила Марина.
  - Никак, - ответил Тимур, - Как бы ты назвала ад?
  Блажек пробурчал что-то невнятное.
  - Ад?
  - Забытые и брошенные мечты - это всегда ад. Здесь хорошо запускать воздушных змеев.
  
  ***
  Уже несколько минут Саша лежал под кроватью, прислушиваясь и изредка поглядывая на порог - не мелькнут ли ноги Тимура. Мальчишка таился здесь, зарывшись в пыль и паутину, неспроста.
  Дрянная буква "р" в его рту то пропадала, то превращалась в клекот или рокотание. И в том не было его вины - когда он родился, звезды висели криво, перепутавшись. Сам Саша их не видел, но Бабуля не могла врать. Она не стала бы наказывать его за ерунду - вроде поколоченной посуды или горящих штор, но то Бабуля - иногда строгая, но понимающая звезды. А не Тимур, зазнайка и чистюля, готовый за каждую ошибку отвесить подзатыльник.
  Что тут поделаешь, когда вместо одного заклинания изо рта вырывается другое? И все волшебство шиворот-навыворот, задом наперед. Какая скука.
  - Негодник! - от грустных мыслей Сашу отвлек крик Тимура. Мальчишка попытался глубже зарыться в пыль, но ничего не вышло. Подмастерье нашел его сразу и выудил из-под кровати, как какого-нибудь дрянного кота.
  - Какого черта ты опять там наколдовал? - злился он. Сегодня с утра все не заладилось - сначала подгорела каша, потом, ярко вспыхнув, умер старенький утюг, а теперь - Саша опять что-то не выговорил.
  - Отпусти, изверг! Ха-а-алур! - взревел маленький Темный Властелин. Тимур отпустил его ногу и тут же схватил за ухо.
  - Не думай жаловаться! Ты знаешь, какие редкие эти книги? - голос подмастерья звучал трагично.
  - Отпусти, отпусти, говорю, оно само! - выл мальчишка, брыкаясь. А Тимур словно и не слышал - вытащил в коридор, где стояла растерянная Марина, беззвучно открывшая рот, дура дурой, как подумалось Саше.
  - Это звезды кривые! - оправдывался он.
  - Звезды, говоришь, кривые! - Тимур ухватил его за шиворот и втолкнул в библиотеку, - Посмотри, что ты натворил! Глянь на справочник "Сонные зелья и рассей-травы" - она же вся разлетелась!, - тряся исхудавшей книжкой, разорялся юноша, наступая.
  - Оно само! Само! Я просто не мог дотянуться! - тоненько пропел Саша, пытаясь разжалобить.
  - Лестница на что? - проворчал юноша.
  - Просто заклинание неправильное, - мальчик принялся собирать книги и страницы небрежно - виня их.
  - А, может, у кого-то плохие отношения с буквой "р"? Настолько плохие, что он даже думает, картавя? - усомнился Тимур.
  Марина робко топталась на пороге, боясь войти. Пыль, взбаламученная книгопадом, клубилась густым удушливым облаком, но и сквозь него было видно - окно переливается сине-зелеными стеклышками, желтыми крапинами и прозрачными огнями. Потолок пропадает, скрытый паутиной. Прогнулся под тяжестью тетрадей и связок, маленький столик темного дерева, за которым едва устроились бы двое. Табуреты здесь такие же колченогие, как стулья в гостиной, и, Марина заподозрила, что они приходятся друг другу троюродными братьями.
  - Проходи, - в голосе подмастерья все еще звенели страшные нотки и девочка, вздрогнув, подскочила к нему, воображая, что Тимур вцепится ей в волосы, посмей она задержаться хотя бы на секунду. Саша усмехнулся украдкой - вот была бы потеха!
  - А ты не вздумай улизнуть! И попробуй хоть страничку перепутать, ушей не сыщешь! - пригрозил подмастерье, как будто что-то заподозрив. Тимур видел его насквозь, от этого порой у Саши потели руки - со страху и обиды. Подмастерье был слишком строг, и если не таскал Халура за уши, то только из уважения к годам.
  - Займемся-ка делом, - между тем продолжил Тимур. Уже не так громко и строго. Назло ему, Саша начал шумно шуршать и пыхтеть.
  Но Тимур держался - шуршал в ответ, краснея или бледнея, мальчик не видел.
  - О, наконец, нашел! - слишком весело воскликнул он. - Мой словарик, тут самое необходимое... есть транскрипция... мы составили его с Халуром, когда я учил ручное наречие.
  - Учил? - удивилась Марина, листая исписанные буквами-букашками листочки.
  "Учил?" - Саша хотел передразнить ее, но вовремя одумался - еще не хватало схлопотать подзатыльник.
  - Я тоже неумеха, - признался подмастерье. Маленький Темный Властелин фыркнул - невмоготу было слышать их чириканье. Измятые странички и змеистые буквы так и скакали у него перед глазами.
  - Ручное наречие, оттого и называется ручным, что не сразу его одолеешь, но когда приручишь - не будет друга лучше, - говорил Тимур, - Говорят на нем немногие, и все чаще в кругу семьи.
  - В кругу семьи? - удивилась Марина, и Саша почувствовал - обернулась и глянула на него.
  - Смотри-ка сюда! - произнес Тимур, тыкая в словарик - старую рыхлую тетрадь серо-синего цвета. Саша как-то заглянул в нее, но ничего так и не смог разобрать.
  - Х-а-алу-р-р-р! - прочитала Марина, и Саше оставалось только завидовать ее раскатистому зычному рычанию.
  - Это "случай". Так переводится имя мастера, - пояснил Тимур, и Саше захотелось обернуться - а он не знал!
  Вдруг мелькнул черный хвост, пепельно-черный в желтых крапинах. Холодный и скользкий, кто-то зарылся и спрятался между страниц. Саша прищурился - очки слетели под кроватью, да там и остались. Затаив дыхание, он приподнял обложку и куда-то провалился - Саша вспомнил тихий вечер.
  На улице мело. Белые мухи кружили, кололи лицо, и норовили забиться за шиворот. Силуэты деревьев резали нежное розовое небо. Бабулин дом одичал - оброс снегом и отрастил клыки-сосульки.
  Саша вернулся мокрый и счастливый. Носки, колготки и штаны, с которых капало, испортили вид на камин, украшенный фамильными гербами. Макушкой мальчик чувствовал неодобрительные взгляды портретов. Мог ли его прапрадед Ульрих, или тетка Бабули по материнской линии, Брастина, могли ли они предположить, что Александр, а они звали бы его не иначе, совсем обрусеет: забудет о геральдике и манерах - убежит на улицу лепить снеговиков?
  Бабуля называла их смешно - Ульрих Кабаньи-Усы и Брастина Гусиные-Лапки. Она знала о них больше, чем хотели бы портреты. А Саше казалось - знала все.
  - Ох, как со Времени шкура-то лезет! - выглянув в окно, сказала Бабуля в тот вечер.
  - Разве время может облезать? - переспросил Саша, жмурясь - он долго смотрел на огонь и теперь там и тут расплывались оранжевые и синие пятна.
  - Еще как, мой милый, еще как! - она села рядом на старую рассохшуюся табуретку, - У Судьбы по весне отрастает три хвоста! Три хвоста! Но она их никогда не расчесывает.
  - Почему? - Пятна так и не рассеялись.
  В них-то он впервые и встретился со Временем.
  - Вначале было Время, хотя кое-кто говорит, что скука, и вроде мы живем со скуки, или все вовсе вышло случайно, ну тогда уж вначале был Случай, - завела неспешный рассказ Бабуля. Саша задремал, и снилось ему бесконечное синее в оранжевых пятнах небо. Или оранжевое в синих - не разобрать. И будто идет он по незнакомому грифельно-черному хвосту, юркому, усыпанному желтыми пестринами. Из знакомых хвостов он мог припомнить разве что хвост соседской Найды - пушистый и серый.
  Вокруг горят огоньки, не похожие на городские фонари или звезды, не похожие на светлячков или огоньки новогодней гирлянды. Не близко не далеко. Саша запутался, где он - в воздушном шаре или в мыльном пузыре. Он даже вздумал назвать это место как-нибудь, когда уж точно распутается.
  Саша шел по хвосту, а тот все вился и вился тугой живой плетью. Рваные облака, клоками овечьей шерсти, неспешно плыли по пятнистому небу, сплетаясь и разрываясь. Саша, задрав голову, разглядывал их, и чудилось ему - миры рождаются и умирают. Он так увлекся, что не сразу заметил - из облака выглянула сомья голова. Где начиналась голова, и заканчивался хвост, Саша не понял. Напрасно он всматривался в густой облачный воротник - тот заворачивался каракулем и гримасничал - в нем болтыхался и прадед Ульрих и Брастина Гусиные-Лапки.
  - Короток же твой путь, - печально вздохнуло чудище, выпуская ноздрями клуб дыма. Глаза сома блестели холодно, усы покачивались, путаясь в тумане.
  - Зачем пришел? - он шумно втянул воздух. Сильно - одеяло, наброшенное на сашины плечи, чуть не слетело.
  - Я...- мальчишка растерянно огляделся по сторонам - он совершенно забыл, как оказался здесь. - Я пришел за хвостом...по хвосту.
  Сом задумался - его темные глаза заволокла пелена.
  - А как вас зовут? - спросил Саша. Чудище, кажется, удивилось такому нахальству - склонилось и хмыкнуло. Запахло плесенью и дымом.
  - Я - Время, - выдохнуло оно. Саша просиял и радостно выкрикнул:
  - А я вас знаю!
  - Все меня знают, - ничуть не удивившись, сказала сомова голова.
  - Бабуля говорила мне, что вы были в начале, постойте...или не вы, а Скука...или Случай...- Саша запутался.
  Время склонилось еще ниже. И, разинув пасть, вдруг проглотило его.
  Мир перевернулся, и теперь уж Саша не сомневался, что в начале было Время.
  Мальчишка скатился с лестницы, завернутый в одеяло, как гусеница в кокон. Он сбил кого-то с ног - рядом пискнуло, охнуло и повалилось.
  - Мои хвосты! - жалобно протянул кто-то, выдергивая из-под Саши мягкую подстилку, на которую он так удачно приземлился.
  - Ой, - Саша поднялся на ноги и отряхнулся.
  - Коленку разбил, - задумчиво произнес кто-то. Темные костлявые пальцы теребили серый хвост - свалявшийся, грязный. Еще два хвоста подметали дощатый пол. Черные глазки щурились близоруко и подозрительно, розовый нос принюхивался, усы дрожали.
  - Ты как сюда попал? - громко спросила зверушка. Они стояли посреди кухни - у закопчённого котла. В калейдоскопе старых книг, запотевших склянок, чудных амулетов и мигающих огней.
  - Я шел по хвосту... - начал рассказ Саша.
  - Ходить по хвостам нельзя, это возмутительно! - возмутилась зверушка, сграбастав все три своих веника.
  - Вы...вы - Судьба, - догадался Саша, удивляясь, как великое может жить в таком тщедушном.
  - Судьба - не Судьбы, какая разница, - она принялась перебирать колбы и склянки, всем видом давая понять, что не желает разговаривать.
  - А что у вас тут? - Саша сунулся в котел - яркие разводы расходились волнами, булькая и ворожа.
  - Бесполезная каша, - отмахнулась Судьба, - все бесполезно, с тех пор, как появились эти бездельники... - под конец она перешла на бормотание.
  - Какие бездельники? - спросил Саша, окунув палец в жижу.
  - Бездельники, каких поискать, - зверушка отвернулась и добавила невнятно, - Чудо, Удача и Случай.
  - Говорят, Случай был вначале.
  - Тогда вначале был мой хвост! - Судьба сипло рассмеялась, как будто закашлялась.
  - Время не согласится с вами, оно проглотило меня, когда я...
  - Случай появился из моего хвоста - второго, - Судьба повернулась к мальчику, припоминая, - Удача из первого, а Волшебство было последним.
  - Не удивительно, - пробормотал Саша, из грязных метелок Судьбы могло появиться все, что угодно.
  - С тех пор я их никогда и не расчесывала, - со слезами в голосе произнесла Судьба, - Хотя, кажется, чего боятся? Все мои предсказания уже мутны, и запутать их больше вряд ли можно, - она подошла к Саше.
  Котел вдруг покачнулся, опасно накренился, и опрокинулся на мальчика. Он только и успел подумать, что Судьба коварна.
  Саша вынырнул "не пойми где" - толкнул тяжелый люк и вылез.
  Он стоял на большом крокодиле, похожем на уродливую собаку. Образина хищно разевала пасть. Нарисованная мелком на асфальте.
  Саша растер ногой пару ее клыков и заметил стрелку, потом еще одну и еще. И ему оставалось только идти.
  Как раньше он шел по хвосту, теперь он шел по белому следу.
  Земля горела под ногами, как летом, когда от асфальта поднимается раскаленный воздух, и все размазывается, словно на нечеткой фотографии. Но Саша не чувствовал зноя. Он кутался в одеяло, гадая, когда и где завершится путь.
  Сашу окружала пустошь, тоскливая и голая - ни одного чахлого кустика или деревца, нет даже травы. Чтобы разогнать страх, мальчишка запел - сначала тихо, потом все смелее и смелее. Кажется иногда Халур мычал что-то такое.
  Потом Саша остановился и замолк - он оказался там, откуда начал.
  Серый комок шерсти подправлял крокодилу зубы, те, которые Саша испортил.
  - Ты кто? - прошептал мальчик, не решаясь подойти ближе, помня - Время его проглотило, а Судьба хотела утопить.
  - Ты поиграешь со мной? - спросил комок, встрепенувшись и резво поскакав к нему. - Случай и Волшебство не пускают меня в свои игры, и я совсем одна. - Вблизи существо оказалось еще чуднее, чем издалека.
  - Ты Удача? - догадался Саша, отмахиваясь от назойливого комка, который так и лип к нему.
  - У Случая есть кукольный театр, у Волшебства - коллекция потерь, у меня - только этот мелок! - она ткнула им Саше в лицо и попала в висок. - Я только и могу указывать чей-то путь, и ставить метки наудачу.
  
  Пятая глава
  В которой Халур теряется
  Порой Халур молчал весь день, порой болтал без умолку. А Марина все гадала, кто же он. Плела печальные истории. И все бы ничего, но одного она понять не могла - почему мастер выбрал Черный дом и кто кого выбрал?
  Они встретились случайно. Халур шел по Таракановской, и прохожие ошарашено смотрели ему вслед. Моросил мелкий дождик, липкий и мерзкий. Ботинки давно промокли, и волшебник уже подумывал о простуде.
  Халур остолбенел совершенно одуревший на перекрестке Таракановской и Советской. Незнакомое чувство поразило его - отняло дыхание и мысли - опустошило и наполнило. Любовь, испеченная по простому рецепту - две чашки восторга, ложка боли и щепотка ностальгии. Соль по вкусу.
  Так встретились они - дом и человек. Оба со съехавшей крышей.
  - Вот и здравствуй, - произнес Халур.
  - ...здравствуй, - эхом ответил Черный дом. Сквозь его фасад - волшебнику мерещилось - проступали очертания родного дома, опаленного чумой.
  А завтра дверь, тогда еще не зеленая, хвасталась новой табличкой - "Халура нет дома". Приписка "И не будет до четверга" появится только через несколько лет.
  Халур выбрал Черный дом. Черный дом выбрал Халура. Птичка сплела под крышей гнездо, вышила его золотистой прядью.
  В тот день Софья Ивановна, просто Софья, впервые увидела алые занавески. Она не знала, что ждет ее совсем не тихое соседство, и Таракановскую вскоре зальют странные дожди. Что теперь по соседству живет волшебство.
  И даже спустя сорок лет она не могла вообразить, что чудесное рядом, носит цилиндр на полразмера больше, изредка сходит с ума и никогда не спит.
  Но заглянув сегодня утром в Черный дом, она бы догадалась. И жаль, что она не любит ходить в гости. Ее бы накормили утренней овсянкой, самой гадкой, какую только можно представить.
  Халур даже немного ее ждал, нетерпеливо закинув ногу на ногу, листая и не читая вчерашнюю газету. Остальные не ждали никого: Тимур растапливал камин, жалуясь, что не поймешь топить или не топить, Марина читала словарик, будто сомнамбула - бессмысленно округлив глаза, а Рогалик ловил кого-то под диваном, пища и царапая паркет.
  Оттого звонок их напугал.
  - Это Саша, наверное, опять ключ потерял! - Мастер, единственный, кто не вздрогнул, вскочил и пошел к двери.
  Он открыл и отшатнулся.
  Серая шляпа, натянутая на брови, не скрывала бесчувственного взгляда мутных глаз. И они, покрытые сеточкой сосудов, вызывали отвращение. Маленький нос незнакомца потянул воздух, и широкий рот раскрылся:
  - Доброе утро, мы получили жалобу от ваших соседей. Меня зовут Григорий Делошей, - он протиснулся в прихожую и, не снимая блестящих туфлей, проскользнул дальше. Волшебник наступил бы ему на хвост, чтобы остановить, но у гостя не было хвоста. Халур хотел спросить, из какой канализации выполз Делошей, но промолчал, мудро рассудив, что все равно.
  Делошей считал себя важной птицей - лоснился и блестел. Поправляя белый воротничок, он не растерял портфель и папки. Весь какой-то липкий, прилизанный, гадкий.
  Когда он прошел мимо, Марина поморщилась, уловив запах тухлятины.
  Незваный гость бесцеремонно сел за стол, придирчиво разглядывая обстановку. В руках он держал линейку, которая так и дрожала, примериваясь.
  - Что же привело вас в Черный дом? - вкрадчиво произнес Халур, особенно вкрадчиво последние слова - будто подчеркивая, что его здесь не ждали и выставят при любом удачном и неудачном случае. Волшебник на дух не переносил Делошеев - правильных снаружи, но тухлых внутри.
  - Ваша соседка...- гость снял шляпу. - Монморансьева Софья Ивановна, написала жалобы. - Он открыл блокнот. - В милицию, пожарникам, в санэпидстанцию, в ЖКХ, ГИБДД, в министерство гражданской авиации, фонд охраны диких животных, Юнеско, и президенту. Откуда жалобы перенаправили к нам - в Службу Магического Контроля, Учета чудес и Стандартизации волшебства.
  - Она слишком в своем уме! - не растерялся Халур. Гость посмотрел на него подозрительно, он тоже был в своем уме и даже слишком.
  - Сейчас я вижу, что ее жалобы вполне обоснованы. Не стоит злоупотреблять волшебством, господин Халур, - Делошей кинул взгляд на Рогалика, который с кряхтением выполз из-под дивана.
  - Может быть, чаю? - предложил Тимур, любезно улыбаясь.
  - Пожалуй, - хмурясь, произнес Делошей. Пока подмастерье колдовал над чашкой, гость оглядывался, гримасничая, вытирая нос и фыркая.
  - Если я не ошибаюсь, вам шестьсот восемьдесят девять лет? - спросил Делошей, обращаясь к Халуру.
  - Возможно, - уклончиво ответил чародей.
  - Но люди не могут жить более ста двадцати лет, даже волшебники! - обеспокоенно произнес Делошей.
  Халур отодвинулся и заметил:
  - Так мне умереть прямо сейчас, или уже слишком поздно? - еле сдерживая улыбку.
  Делошей покраснел и процедил сквозь зубы:
  - Закон, принятый в одна тысяча восемьсот восемнадцатом запрещает продлять жизнь... любым магическим методом, открытым или изобретенным.
  - Дайте-ка подумать, - Халур прикинул что-то в уме и сказал, - в одна тысяча восемьсот восемнадцатом мне уже исполнилось пятьсот семнадцать, и я ничего не мог поделать.
  - Но... это... это не освобождает от ответственности...- Чиновник приложил линейку к столешнице.
  - А вот, пожалуйста, ваш чай! И угощение! - Тимур поставил перед ним чашку и блюдце с последним куском вчерашнего торта. Он сел рядом с Мариной и подмигнул ей, когда непрошеный гость склонился поправить брюки. Делошей тянул время; взгляд метался, ища к чему придраться.
  Он отхлебнул чая и подозрительно покосился на Рогалика. Линейка так и дрожала, норовя измерить нос Халура.
  - Ежи не бывают фиолетового цвета. - Гость отправил в рот треть десерта и Марина начала гадать, когда же зелье подействует.
  - Это вы ей скажите! - Рогалик ткнул лапкой в сторону девочки. На лице Делошея на миг отобразилось беспокойство, но уже через секунду его вновь сменило привычное безразличие.
  - Вы не платите налог на говорящих зверей, - сказал гость и повернулся к Халуру.
  - За каждое его слово? - уточнил волшебник.
  - Какое унижение, беда-беда, горесть несусветная! - забеспокоился еж.
  - Семь и три четверти монеты в месяц, - произнес чиновник все с тем же ледяным спокойствием и икнул.
  - Но, как вы уже сказали, фиолетовых ежей не существует, - заметил Халур, приветливо улыбаясь.
  - Так и норовит государство нас обмануть! Ай-яй-яй...- поддакнул Рогалик. Гость задумался и округлил глаза, зелье начало действовать. Он обтер заляпанные кремом руки о жилетку и сонно заморгал.
  - Как еж, которого не существует, может разговаривать? - с интересом спросил Халур. Делошей озадачено молчал.
  - Вы пейте чай, пейте, - сказал Тимур.
  - Разберемся... - выдавил Делошей и вновь икнул, теперь громче - как будто квакнул. - Что-то мне не хорошо. Мне определенно пора домой... - рассеянно пробормотал он и с беспокойством огляделся. - Так, зачем это я...
  - Но вам уже пора домой, - напомнил Тимур.
  - Ах, да! - вяло отозвался Делошей, глядя холодно и бессмысленно.
  И он, прихватив с собой штампы, стандарты и мерки, ушел.
  
  ***
  Однажды, найдя старый ботинок, Марина вообразила его - мистера Блажека. С ним неприятностей не случалось только по четвергам после обеда. Детство прошло в гимназии для мальчиков, где он обучался иностранным языкам. И никто не догадывался, что милый сорванец родился в потрескавшемся ботинке. А ботинок попал на чердак случайно. Когда повзрослевший Блажек, аферист и проныра, скрывался от полиции. Он так торопился, что туфля соскользнула. Как все злодеи, он бежал от закона по крышам и чердакам.
  Мистер Блажек был отпечатком Марины.
  Он боялся того же, что и она - проснуться столетней старухой и вдруг понять, что растратил жизнь по пустякам. Призраки преследовали злодея повсюду. В криках ворон, он слышал рычание драконов, в скрипении ступенек - хихиканье домовых, шорохе увядающих листьев - шепот смерти.
  В затылке Тимура он тоже видел что-то большее, чем просто затылок.
  "Он догадается, догадается рано или поздно. Он узнает, что ты соврала!" - шептал злодей Марине, сверля чародея тяжелым взглядом. Для вида девочка шуршала страницами словаря. Тимур зубрил урок, устроившись за столом, спиной к ней. Халур как всегда расстарался - спрятал где-то в параграфе заклинание, и теперь подмастерье мучился, испробовал все хитрости, но заклинание никак не попадалось.
  "Мистер Блажек, отвяжитесь хоть на минуту!" - неучтиво ответила Марина.
  Тимур почесался
  "Он точно догадался!" - запаниковал Блажек. Марина заерзала. Диван покрылся буграми, словно под его обивку насыпали гороху.
  "И давайте уже переходить на "ты", столько лет вместе!" - предложил аферист.
  "Мне сейчас совсем не до вас, милейший!" - отмахнулась девочка.
  "Все-таки вы слишком старомодны, вы даже говорите, как моя бабушка!" - съязвил мистер Блажек.
  Чародей кашлянул.
  "Точно, он уже знает!" - вздрогнув, произнес злодей.
  Тимур зевнул и потянулся.
  "Он специально молчит, хочет, чтобы ты сама сказала. Почему ты раньше не призналась?" - не унимался Блажек.
  - Ты что такая? Болит что-то? - заботливо спросил Тимур, заметив ее беспокойство.
  - Да нет, все нормально. - Марина уткнулась в словарик.
  - Или не понимаешь чего-то? Я могу объяснить, если хочешь, - доброжелательно предложил подмастерье. Мысли Марины спутались, и она выдала первое, что пришло на ум:
  - Халуру шестьсот восемьдесят девять лет?
  - Ну, не знаю, он и сам-то не помнит, - усомнился Тимур, дернув плечом.
  - Разве это возможно - быть бессмертным? - спросила Марина, не зная, куда девать руки - они тряслись как в лихорадке.
  - Способов много, но все они противозаконны и очень опасны, - ответил Тимур и, посмотрев на часы, добавил, - пойдем-ка, поможешь мне, - он, бросив учебники и записи, позвал ее за собой - наверх.
  За Запретной дверью гуляло эхо, оно охало, скрипело и клацало. Изредка слышалось мокрое шлепанье - крались квакеры. Гора потерь все росла и росла.
  - А если он заболеет раком, не умрет? - спросила Марина, переступив порог следом за юношей.
  - Что за вопросы? - вздохнул Тимур, подозревая что-то или не подозревая, Марина уже не могла разобраться.
  - Да...ерунда, - отмахнулась она и решила ненадолго замолкнуть. И толком даже не слышала, что говорил Тимур дальше, погруженная в мысли, скачущие безумными кроликами. Только и смогла понять, что нужно клеить и записывать, записывать и клеить.
  Марина клеила ярлычки, а Тимур записывал находки в толстую книгу учета.
  - Ведь в комнатах с потерями может быть все, что угодно? - спросила она, хотя твердо решила держать язык за зубами.
  - А? - не понял волшебник.
  - Комнаты, в которых прячут потери. - Марина бросила ему игрушку. Он не поймал.
  - Это опасно, - отмахнулся чародей. - Рыться в них. И искать что-то. Мы притягательны для потерь, - добавил Тимур.
  - Но в комнате, где спрятаны мечты...я не заметила ничего. - Марина мысленно вздохнула с облегчением - он ничего не спросил, о ее странных интересах.
  - У тебя там был мистер Блажек, - напомнил Тимур.
  Несколько минут они молчали. Марина смущалась, а юноша гадал, что сказать, чтобы она не краснела. И он завел уж очень странную беседу:
  - В последнее время мастер подозрительно ведет себя, - вдруг ни с того ни с сего заметил Тимур и стало ясно, что он тревожится уже давно.
  - Он, вроде, всегда такой. - Марина приклеила ярлык, - когда он вел себя не странно?
  - Вся кутерьма с ФОКУСом не просто так. - Тимур старательно прятал глаза.
  - Да что такое? ФОКУС? - Марина наклонила голову, чтобы лучше разглядеть лицо волшебника.
  - Делошей пришел сюда неспроста, да и все, что затевается в Союзе Мастеров... - он ее запутал, - Еще и...- он посмотрел на нее строго, - Только никому ни слова. Ты умеешь хранить секреты?
  - Мне никто никогда их не доверял, - поразмыслив, сказала она.
  - Он... это случилось ... - Тимур говорил не уверенно, - Халур обычно сам справлялся с находками ... однажды он вернулся отсюда взъерошенный и напуганный... он иногда таким бывает - потерянным, но тогда... он оторвал головы всем марионеткам, которых принесли в тот день.
  - Это случилось впервые? - Марина нахмурилась, воображая, как мастер швыряет кукол. - Ты давно его знаешь?
  - Я стал учеником три года назад. Пришел в Черный дом, совсем не зная, что ждет внутри...
  Черный дом выглядел заброшенным, кое-где с него облетела черепица, а местами в кровле зияли темные провалы. Софья Ивановна, прятавшаяся за трубой, отлично все видела. Она смотрела в бинокль, и отгоняла голубей метлой.
  Стемнело быстро. Словно мир накрыли покрывалом, как клетку попугая. Только накидка сквозила дырами. На земле их называли - звезды. Они отражались в крышах домов. Шумели редкие тополя, посаженные вдоль Таракановской. Галдели вороны.
  "Какой прекрасный, все-таки вид!" - вдруг подумала старушка, глядя на фиолетовое небо. Городской пейзаж, расцвеченный мерцающими окнами, а где-то вдалеке - яркой неонной рекламой, настраивал на романтизм.
  Еще никогда Софья Ивановна не видела город с такого ракурса, а город - Софью Ивановну.
  Окна Черного дома вдруг замигали и погасли все разом. Но зрение мадам слишком ослабло, и даже если бы она была самой зоркой старушкой на свете, не смогла бы увидеть, как двери распахиваются, и в Запретную комнату влетает Саша.
  - Халур опять потерялся! - кричит мальчишка, широко раскрыв испуганные глаза. Очки еле держатся на веснушчатом носу, волосы взъерошены, пуговицы застегнуты через одну.
  - Черт, - Тимур выскочил из-за стола. По его лицу стало ясно - происходит что-то тревожное. Марина судорожно соображала, как Халур мог потеряться, а подмастерье уже выбежал в коридор, мимо взволнованного Саши. Марина поспешила следом - на цыпочках.
  Девочка слышала только невнятный разговор и грохот. В кабинете Халура что-то падало с полок и билось. Тихо говорил, почти шептал Тимур и кричал мастер. Кричал на незнакомом языке - Марина не могла понять ни слова. Хрустело, скрипело и бухало. Марина сжалась в комок от страха, не в силах уйти - оцепенев.
  Что-то покатилось, толкнуло дверь - она раскрылась. Сквозь щелку, с два пальца шириной, девочка увидела мастера и испугалась еще больше. Он обезумел - вращал глазами и скалил зубы. Халур отмахивался и метался. Потемнело - падал пепел. Он все запорошил, усыпал голову Марины, пропитал воздух горечью.
  - Пойдем, - Саша потянул ее за рукав. - Не на что тут смотреть.
  - Что с ним? - Она протянула "с".
  - Никому не говори!
  Неизвестно откуда появились слухи, но именно с того дня, как потом болтали многие - Халур совсем помешался. То есть совершенно обезумел. Тронулся умом. Или - окончательно сбрендил. Кто-то даже сплетничал, что у него съехала крыша.
  - А Халур-то сегодня появился в разных башмаках! - шушукались в приличном обществе.
  - Он из крокодилов - точно, а ботинки - шифр! - кудахтала дама с павлиньим пером в прическе.
  - Он злодей, каких еще поискать, - громче и громче обсуждали кумушки. Сплетни все раздувались и раздувались. Халур и раньше был отличным поводом для пересудов. О нем болтали тогда, когда разговоры о погоде заходили в тупик.
  А это случалось часто. По домам, во двориках, у подъездов квохтали и кудахтали.
  Теперь Черный дом обходили стороной, и называли Проклятым. Хотя "Черный" - не лучшее имя для дома, "Проклятый" и вовсе не предвещает ничего хорошего.
  С Халуром еще здоровались, но вслед ученикам уже шипели.
  Саша наслаждался славой прихвостня Зла, хотя и метил на его место.
  "Ничего, ничего, я вырасту и обязательно стану Темным Властелином, и даже Халур признает мое могущество!" - рассуждал он. Саша уже видел себя в мрачном плаще в окружении приспешников. Мальчик мечтал о перчатке с длинными острыми когтями и, обязательно, чтобы рука под ней сморщилась, как у мумии.
  Тимур не разделял восторгов Саши. Он злился, но спокойно терпел обидные слова, и иногда, казалось, что он их попросту не слышит.
  Марина не слышала сплетен. Когда она выходила из дома, всегда зорко смотрела вперед - не появится ли мамин силуэт. В каждом лице ей мерещились родные черты, в любой походке - что-то знакомое. Девочка краснела, бледнела, закрывала лицо и шла то медленно, то слишком скоро. И кумушки часто принимали это на свой счет.
  "Вот, наверное, заблудшая овечка, смотрите, как ей стыдно за себя, маленькую ведьму!" - злорадствовали они.
  Марина не замечала пристальных взглядов.
  Ее мысли витали далеко.
  Марина скоро поняла, что найти Квивир не так-то просто. Как отыскать то-не-знаю-что.
  Марина тщательно обшарила гостиную и ванную, заглянула даже в камин и в сливной бочек.
  "Он с душей, значит, должен как-то отличаться от обычных" - думала она, рассматривая камни в очаге.
  Марина не отчаивалась, в доме оставалось место, куда она не совала нос. Кабинет мастера.
  Уже не раз она оставалась в Черном доме одна, но всегда находился предлог, чтобы отложить вылазку. Марина драила пол, чистила камин, мыла посуду, размораживала холодильник, пока однажды не обнаружила, что стоит на пороге Халурова кабинета.
  - Тебе нужно пойти туда, иначе никак, - пыхтел Рогалик, путаясь под ногами.
  - Мне страшно, я еще никогда не делала такого, никогда не шпионила и не лезла в чужую жизнь, - выдавила она и тут же исправилась, - специально, во всяком случае.
  - Никто не заставляет тебя подглядывать, - ответил еж.
  - Но это получится случайно... - волновалась Марина
  - Иначе - никак, у мамы мало времени - сама знаешь, - настаивал Рогалик.
  Марина открыла дверь, и налетела на стул.
  - Господи, такого бардака даже у тебя не видел! - ежась, воскликнул Рогалик. С балок свисали коренья и травы, корзины, наполненные чудными вещицами, пара зонтов, клетка с бабочками. Пол был выложен серо-зеленой плиткой. Кое-где вытертый, исцарапанный, закапанный сургучом, выжженный пеплом, который Халур вытряхивал из трубки прямо под ноги, пол напоминал старую географическую карту.
  Стены покрывала чешуя записок и рисунков, размашистых и странных, в шкафу, за витражными птицами - оранжево-красными, теснились книги в кожаных переплетах.
  Солнечный свет искрился в склянках и зельях, расставленных на подоконнике.
  Повсюду клубками лежала пыль и смятая бумага, кое-где россыпью - осколки. Паутина свисала с потолка.
  - Как грязно! - Марина провела пальцем по столу.
  - Эй, не оставляй улик! - шикнул еж.
  - Чувствую себя отвратительно, - произнесла Марина, попривыкнув к полумраку комнаты.
  - Когда-нибудь ты постареешь и совать нос не в свои дела - станет смыслом твоей жизни! - ехидно ответил Рогалик из облака пыли.
  - Я никогда не стану такой! - заверила девочка.
  - Вот все так говорят, а потом все равно становятся, - заверил зверек.
  - Шутишь? - она перебирала вещи на столе - гусиные перья в стакане, пестрые камешки, старые книжки, пока не наткнулась на шкатулку с вырезанным на крышке крокодилом.
  - Смотри-ка, - она показала ее Рогалику и вытряхнула - внутри оказались письма.
  - Покажи ближе! - вдруг воскликнул зверек, - Там есть перевернутая буква "R"?
  - Английская... - Марина заглянула внутрь, - на дне, или, может быть, это русская "Я"?
  - Крокодильское. Чертовокрокодильское, - осторожно произнес еж.
  - Ты решил так из-за буквы?
  - Я кое-что знаю, - Рогалик начал шептать, - Ну... то, что знает трость... Мы же из одного дерева, - со скучающим видом произнес он.
  - Получается, Халур - злодей, - прошептала Марина.
  - Не могу сказать наверняка, трость стара и глуха, - пояснил ежик. - Но она слышала про "R". - Он перехватил удивленный взгляд Марины, - Крокодилы появились не сейчас. Впервые о них узнали в тридцатых годах двадцатого века.
  - Восемьдесят лет назад? Да им за сотню! - воскликнула девочка, забыв о тишине.
  - Сегодняшние Крокодилы - другие. В тридцатых они и впрямь боролись с ФОКУСом. Двоих из них поймали и пытали, но они умерли, ничего не сказав. А выдала их - дочь. Ей исполнилось в ту пору четыре года, и она научилась писать символ семьи - перевернутую английскую р. Она-то и написала ее на дне шкатулки, в которой передавали шифровку. Ларец перехватили. Дочь спасли Крокодилы, но она и сейчас не знает о роковой "R".
  - Жуткая история, - произнесла Марина, опустив находку обратно.
  - Давай за дело. Сплетничать о Халуре мы можем и позже, - спохватился Рогалик и юркнул в мусорную корзину.
  Девочка перебрала пузырьки , стоящие на подоконнике, потом открыла дверцу шкафа - провела пальцем по корешкам, проверяя нет ли тайника, и вновь подошла к столу. Дернула один из ящиков. Он с легкостью поддался. Внутри звякнули склянки, в них плескалась жидкость - прозрачная, рубиново-красная, коричневая, темно-синяя, как чернила. Она выбрала одну из них и прочла надпись - " Седьмое августа одна тысяча девятьсот восьмого года".
  Рогалик вдруг навострил уши и насторожился:
  - Уходим, - прошептал он.
  - Что такое? - Марина струхнула - взгляд так и заметался.
  - Идем-идем! - заторопил еж, метнувшись к выходу.
  В дверях они столкнулись с Халуром.
  - Так-так, что такое здесь происходит? - спросил он, преграждая им путь. Друзья отступили на шаг. Марина и еж молчали.
  - Вы объясните, что вы тут делаете? - Халур прошел к столу.
  - Марина, по-моему, это подходящая минута, чтобы сказ...
  - Вы что-нибудь трогали? - забеспокоился волшебник. - Кто вы? Вы - шпионы?
  - О, Нет...нет, - Марина замахала руками.
  - Ты что-нибудь пила? Ты брала что-то из моего стола? - Он обогнул стол и вцепился в Марину. Халур раскрыл ей рот и заглянул в него. Девочка вырвалась.
  - Я не волшебница. Моя мама смертельно больна... И доктора сказали, что ее спасет только чудо. И однажды я получила письмо. Ваше ... От Кляксина. Я не удержалась и посмотрела, что внутри...Извините...И там оказались волшебные карандаши, потом я нарисовала Рогалика и он ожил. И рассказал, что в Черном доме есть камень желаний. И вот я здесь, - зажмурившись, протараторила Марина.
  Сначала Халур смотрел на нее с подозрением, но потом вдруг улыбнулся и сказал:
  - Это слишком невероятная история, чтобы быть выдумкой.
  - Я верну вам карандаши...
  - Оставь их себе. Это тебе подарок за смелость. Хотя смелой ты совсем не выглядишь.
  - Простите нас... - потупив взгляд, пролепетала Марина.
  - Так значит, ты - человек?
  - Да, теперь я не могу называться вашей ученицей, - девочка совсем сникла.
  - В контракте и слова нет о том, что ты должна быть волшебницей. Но впредь стучись, когда входишь в кабинет.
  - Извините, - проблеяла Марина.
  - Я потерял Квивир. Камень играет в прятки, это его любимая забава. И я решил, если не буду его искать, ему вскоре наскучит, и он сам объявится, - произнес Халур, потирая нос.
  - И давно вы так играете? - взволнованно спросила девочка.
  - Лет уже семь или восемь, - смущенно сказал мастер.
  - Отлично, и, конечно, вы даже не представляете, как он выглядит? - фыркнув, заметил еж.
  - Кто знает, как он выглядит? Он же оборотень и может стать чем угодно.
  - Как же нам его найти? - озадаченно спросила Марина.
  - Знаю только одно - вы должны его обмануть.
  - Ну, это мы легко! - произнес Рогалик.
  - Зачем нам его обманывать? - Только одна мысль о лжи, угнетала девочку.
  - Камень желаний мечтает о том, что никогда не исполнится. Он хочет стать человеком. Вы его спросите, а он должен ответить. Вы пообещаете, что исполните его желание, только тогда он исполнит ваше.
  Шестая глава
  Ольха, пенсне и звон-трава
  Бессонница скребла окно костлявой веткой ольхи. Тени играли в прятки - там и тут торчали серые хвосты и сизые хохолки. Уже двести тридцать четыре года Халур изобретал сонную микстуру. Он ничего не смыслил в алхимии - зелья пахли болотной тиной, разъедали язык и вызывали изжогу.
  В колбе бурлила кашица - тщательно перемолотые крылья синеглазки и корень крахолова.
  - Прекрасно, - сказал волшебник, любуясь темной мутью. "Чем горче снадобье, тем оно сильнее," - рассуждал чудак. В прошедшем сентябре он умер двадцать шесть раз. И это грозило стать вредной привычкой.
  Волшебник выпил варево одним махом. Ольха застучала по стеклу чаще. Дыхание перехватило, мир потускнел и исчез, а Халур умер в двадцать седьмой раз.
  Он попал в свой маленький ад.
  Здесь пахло дымом и жженой кожей, как в любом аду. Халур снова был мальчиком, который пришел посмотреть, как евреев сожгут в собственном доме. Он равнодушно слушает крики умирающих, трусливо думая, что теперь чума не придет в его город.
  И будет там стоять, пока не обвалится крыша, хотя крики давно уже стихнут. Как все, он ненавидит евреев и не считает их людьми.
  Он - мальчик, кидающий камни в прокаженных. Больных лепрой можно отличить по серому плащу, пунцовому капюшону и трещотке, извещающей об их появлении. Евреи носят на одежде вышитый круг желтого, красного или зеленого цвета.
  Мальчик знает, что убийство еврея, бродяги или прокаженного - не преступление.
  Летом одна тысяча триста двадцать первого года в Аквитании возник слух о заговоре прокаженных и евреев. Преступники хотели погубить христиан, отравив родники и колодцы. Они изобрели страшный яд, составленный из человеческой крови и трех тайных трав с добавлением просфоры.
  В том же году указом короля Филиппа V разрешено преследование прокажённых, бродяг, нищих, умалишённых и евреев.
  Мальчик слышал о заговоре, но не догадывается, что это ложь. Он - часть порочной машины со страшным именем - Религия.
  Проказа свирепствовала уже столетие, когда из Азии пришла Чума.
  Она охватила Италию, Константинополь, Испанию и Грецию и в начале одна тысяча триста сорок восьмого года пришла на юг Франции в Авиньон.
  На флюгер теперь смотрели с тревогой. Ветер, дувший из зараженных краев, нес смерть.
  Люди обезумели. Во всем вновь обвинили евреев. Начались погромы. Даже в тех городах, куда чума еще не добралась. Евреев запирали в домах, обкладывали стены хворостом и поджигали. Их закатывали в бочки и бросали в реки. Связывали по рукам и ногам и оставляли на съедение дворовым псам.
  Семья еврея-сапожника жила недалеко от рыночной площади. Однажды утром мальчик услышал крики и вышел к их дому. Вокруг толпились люди. Дольше всех верещала старая еврейка, ее охрипшие вопли, похожие на крик вороны, вызывали отвращение. Дым неровным сладко-тошнотворным облаком поднимался над городом.
  На следующий день на пепелище мальчик увидел старика-кукольника.
  Мир опять померк и волшебник вернулся. Он лежал на полу и судорожно глотал воздух. И вот теперь, спустя сотни лет, он плакал. Ослепленный, исколотый, убитый.
  - Бессонница, мой верный друг, - шептал чародей. Под руку попал осколок стекла, видно ольха пробила окно. Халур сжал ладонь - осколок омылся кровью. Мастер хотел заглушить пустоту, которая свернулась клубком на груди, и нестерпимо давила - трещали ребра. Как кровля дома, охваченного огнем.
  - Имма. - Вспомнил Халур. Светловолосая и нескладная, похожая на лягушонка, сестра всегда таскала с собой деревянного человечка. Поэтому она не боялась острозубых арлекинов старика.
  Одна из чертовых кукол укусила ее.
  - Имма, - повторил волшебник, и стало так больно, как больно дереву с обрубленными корнями. Как больно птенцу, выпавшему из гнезда. Как больно одинокому человеку.
  
  ***
  Неказистая, узкоглазая и пухлая, София никогда не привлекала взглядов. Со временем она привыкла к маске высокомерия, так уютно скрывающей страх. Старушку воспринимали, как дождь. Он всегда не вовремя, но уже льет и можно только смириться. Софья Ивановна стала обстоятельством. Ее старались не замечать, прикрывая голову куртками, газетами и пакетами - всем тем, что хоть как-то ограждает от неприятностей.
  Внимание Халура польстило ей, и вскоре старушка простила пропажу писем, хотя внешне, как все кокетки, продолжала злиться и негодовать. Теперь она не выходила из дома без вставных зубов, спала на бигуди и рисовала брови.
  К сожалению, бигуди накручивала так усердно, что пряди на макушке выпали, и Софье Ивановне пришлось прикрывать плешь цветастым платком.
  В ночь, когда Халур умер в двадцать седьмой раз, старушка смотрела ток-шоу, размазав по лицу сметану. Она не испытывала к волшебнику любви, просто он замечал ее.
  Мурзик не узнавал хозяйку. Он сверкал глазами из-под кресла, а когда старушка приближалась - шипел.
  - Ну, что ты, старый болван! - отвечала Софья Ивановна, ничего не понимая.
  Старушка переключала каналы, когда между роликом о йогурте и рекламой зубной пасты услышала щелчок. Она тут же выключила телевизор. Снова прозвучал щелчок и еще один. Софья Ивановна отдернула кружевную штору и увидела Халура. Он стучал тростью по тротуару, словно хотел разжечь искру. И старушка могла поклясться, у него это пару раз получилось.
  - Чем это он занимается? - спросила она у Мурзика, но тот лишь злобно сверкнул глазами. Волшебник, придерживая цилиндр, смотрел вверх, как будто звал кого-то. Он был одет опрятно, но как-то торопливо - не застегнул плащь, шарф намотал на шею не так элегантно, как всегда, к тому же он забыл перчатки - волшебник порылся в карманах и обернулся на дверь, раздумывая вернуться или идти дальше, и выбрал второе - направился вниз по улице.
  Старушка выбежала из дома в том же зеленом халате, в котором обычно проводила скучные вечера. Она шустро семенила за Халуром, делая вид, что прогуливается, позабыв о маске. Улица опустела еще несколько часов назад, после двенадцати, и старушка не боялась, что ее кто-то увидит.
  Халур обернулся, и Софья Ивановна спряталась за фонарным столбом. Старушка напоминала сумасшедший огурец.
  Халур продолжил, не торопясь, шагать по тротуару в задумчивости, не обращая внимания на звуки шагов своих - глухих и гулких и чужих - шаркающих. Он свернул в переулок. Старушка поспешила за ним.
  Но Халур исчез.
  Софья Ивановна оторопело прошла еще пару шагов, и остановилась. Вокруг светились окна, проступали из синевы - желтые пятна ложились на дорогу. Ветер свистел в трубах.
  - Так-так, что это у нас за песочница? - услышала она. Из тени дома выползли два долговязых силуэта. Старушка разглядывала их, судорожно ища приметы, но мальчишки были обычными. Два оболтуса - хулигана, каких много.
  - Смотри, она уже плесенью покрылась, - хихикнул один из них.
  - Бабуля, деньги есть?
  Софья растерялась. Она ничего не могла сказать.
  - Деньги давай! - потребовал один из них, угрожая ей ножом.
  - Мальчики, а не пора ли вам домой? - спросил Халур, свесившись с фонарного столба, как летучая мышь. Шляпа не слетела с него, и плащ сидел на плечах так же безупречно и комично.
  - Что за херня? - не литературно, но весьма емко выразился гопник с ножом. Мальчишки попятились, а потом и вовсе бросились бежать, спотыкаясь, не разбирая дороги.
  - Мадам, вы следили за мной? - спросил Халур, так серьезно, как только мог. - Вы - шпионка?
  - Я не шпионка! Как вы могли подумать такое? - всплеснула руками Софья Ивановна.
  - Гуляете, значит? Я вот тоже решил пройтись, подумать. Вы когда-нибудь замечали, что на ходу думается гораздо легче, чем сидя или стоя или лежа? - поинтересовался чародей. Старушка пораженно хлопала глазами, сегодня он сказал ей больше слов, чем за предыдущие сорок лет.
  - Э-э-э, наверное... - пропела старушка, взволнованно.
  - Не стоит в столь поздний час гулять по улице, - предостерег Халур.
  - Я... то... и... - Софья Ивановна не находила слов.
  - Давайте, я провожу вас, - не отставал волшебник.
  - Нет, что вы не надо!
  - И все-таки, мне кажется надо, вы привлекаете слишком много внимания.
  - Ничуть не меньше, чем вы, свесившись с фонарного столба! - заметила старушка, начиная злится.
  - Ах, точно! - Растерянно улыбнулся волшебник и спрыгнул.
  - Господи, что с Вами? - воскликнула Софья Ивановна, косясь на окровавленную руку.
  - Да так, порезался, - сказал Халур так, будто это было пустяком, - А вы лицо измазали в сметане.
  - Ну-ка, покажите! - Старушка вцепилась в его рукав. Порез широкой полосой перечеркивал линию жизни. А посреди ладони белела отметина - уродливый узел, похожий на ожог.
  - А-а-а, это? - Халур заметил, что Софья Ивановна рассматривает шрам. - Один чародей повесил меня на дерево и сказал - "созреешь, упадешь и станешь человеком". Обманул.
  Старушка вытащила носовой платок и перевязала рану. Халур смотрел печально и немного растерянно.
  - Вот так лучше, - она осталась довольна.
  - А, знаете, я вдруг решил, что у меня завтра, то есть уже сегодня, будет день рождения, - заявил он со скучающим видом. - Приходите, я буду рад.
  Софья Ивановна покраснела и промямлила что-то.
  - Приходите, - повторил чародей.
  После долгих препираний она все-таки согласилась. И они странной парочкой прошли к дому номер шесть по Таракановской улице. И только на крыльце Халур заметил:
  - Значит, вы к Софье Ивановне?
  - Э-э-э... - старушка растерялась.
  - А с виду она такая скучная.
  Старушка выпучила глаза.
  - И я вас должен предупредить, она немного в своем уме. Скучная, немного.
  Софья Ивановна попятилась назад, как краб, нащупала ручку и молча скрылась за дверью. Халур не узнал ее.
  - На себя бы глянул! - возмущалась старушка, одним махом стирая с лица сметану. - Это я скучная? Я устрою тебе веселье!
  
  ***
  Фёкла Васильевна выписывала каталог "Вселенная книги". Он приходил по четвергам, но Бабуля открывала его в пятничное утро.
  - Это не причуда, это - традиция, - говорила она при любом удобном случае.
  Бабуля листала каталог, нацепив на нос пенсне, очки без дужек, придающие лицу выражение строгого критика. Будучи малышом, Саша плакал и прятался под кровать, когда бабушка превращалась в профессора литературы Ф. В. Жукову.
  Внук уходил в подкроватье только в двух случаях - когда видел пенсне и, если обижался. Там он мог просидеть полдня тихо, как мышка. Так, то ли от пыли, то ли от обиды и появился Темный Властелин.
  - Эти злодеи, они от сырости заводятся, - вздыхала Бабуля, когда знакомые спрашивали о странном увлечении Саши. Как однажды заметил Халур, она всегда знала, что сказать.
  И если бы полюбопытствовали, почему профессор литературы читает фентази, Бабуля бы, ни минуты не колеблясь, ответила: "По двум причинам. Во-первых, потому что я - волшебница, во-вторых, потому что я - профессор литературы". Как все критики, она обожала второсортные сочинения, и только ради этого сомнительного и понятного не многим удовольствия выписывала каталог. Ф.В.Жукова строчила разгромные рецензии, которые пестрили словами - "фальшь", "шаблон" и "нелепица".
  Хотя без пенсне Фекла Васильевна кровожадностью не отличалась. Она не скандалила с соседями, лепила чудесные пирожки и баловала внука.
  Письмо, выпавшее из каталога, она увидела сквозь толстые стекла очков. Фёкла Васильевна открыла его и прочла: "Дорогая Бабуля, приглашаю Вас на мой день рождения в пятницу 9 октября в 8:30, Халур".
  - Какое канцелярское предложение, сухое, безвкусное, да еще дата прописана цифрами, запущенный случай графомании, - сказала напоследок профессор литературы, а Бабуля сняла пенсне и озадаченно нахмурилась.
  Как-то Халур заглянул к ней и услышал песню Битлз "Все, что тебе нужно - это любовь". Он не признался, но Бабуля все поняла - под звуки марсельезы в его сердце без боя вошла любовь, любовь к Битлз.
  На следующий день рождения она раздобыла старенький проигрыватель и три альбома ливерпульской четверки. Фёкла Васильевна завернула подарок в яркую зеленую бумагу и повязала красный бант. Открыв сверток, Халур испытал культурный шок от вида проигрывателя, найденного Бабулей на барахолке.
  А через два дня среди ночи на пороге ее дома возникли Саша и Тимур с раскладушкой и засохшей мимозой. В пижамах, сонно покачиваясь, они протиснулись в прихожую.
  - Что случилось, мальчики?
  - Естудэй, - вкрадчиво ответил Саша.
  - Ол май трэбл зимдзу фарувэй, - поддержал Тимур, засыпая на стуле у дверей.
  У Бабули они жили, пока Халур не заездил две пластинки из трех. Последнюю он берег, и Битлз все реже и реже выступали на их кухне. А к сентябрю они и вовсе смолкли. Но Фёкла Васильевна усвоила урок.
  - Никаких громких вещей, - решила она.
  
  ***
  Часто Марина вела неслышный разговор не только с собой, но и с людьми посторонними. Она спускалась в гостиную, споря с мисс Совершенство. И не сразу заметила Халура. Марина налила воды в стакан, поднесла к губам, и замерла, застав чародея за странным занятием. Он сидел у окна, глядя в подзорную трубу на соседний дом.
  - Мастер? - спросила девочка, будто вообще сомневалась, что это Халур. - Вы что делаете?
  - Слежу за Софьей Ивановной, - произнес чародей, не отрываясь от окна.
  - О, - выдавила пораженная Марина. - Вы смотрите на Софью Ивановну, она смотрит на вас.
  - Я встретил милую даму, она направлялась к нашей соседке, - продолжил волшебник. - Но ведь она никогда ничего не праздновала и никто к ней никогда не захаживал!
  - И? - Марина удивлялась дальше.
  - Дело не чисто. Окна давно погасли, а та дама так и не вышла. - Халур поделился своими подозрениями.
  - Ну, не могла же она ее съесть! - улыбаясь, сказала Марина.
  - Кто знает, - произнес мастер, не спуская глаз с соседского дома.
  Марина пожала плечами. А Халур неожиданно произнес:
  - У меня сегодня день рождения.
  - Поздравляю! Вы будете праздновать? - девочка сказала первое, что пришло в голову.
  - Конечно, ведь день рождения бывает всего-то раза два-три в год, - ответил Халур, не отрываясь от трубы.
  - Два-три? - робко спросила Марина.
  Она с сомнением посмотрела на чародея и решила вернуться в кровать - досматривать утренние сны.
  Стоило ей оказаться на втором этаже, дверь комнаты мальчиков распахнулась, и на пороге показался сонный Тимур. На его щеке краснела полоса - отпечаток подушки. Пижама в мелкий серый узор висела на плечах, как мешок. Волосы, всклокоченные и спутанные, обрамляли бледное лицо.
  - Мастер совсем спятил, - заявила Марина, опираясь на стену.
  - Не новость, - потирая глаза, произнес волшебник, - я в ванную.
  - Он сказал, что у него сегодня день рождения.
  - Че за шум? Спать мешаете, - пробурчал Саша, в Тимура полетела подушка. Перья взвились в воздух. В темноте что-то глухо бухнуло. Мальчик обычно ночевал в Черном доме, и только в полнолуние уходил к Бабуле. Он утверждал, что Тимур ужасно храпит, но на самом деле юноша разговаривал во сне. А Саша ненавидел хранить чужие секреты.
  - Ладно, одевайся, надо зайти в лавку Кляксина, - сказал Тимур Марине. В ту минуту девочка не подозревала, что день превратится в погоню за странностями. Она вздохнула. Марина уже привыкла особо не задумываться над сумасшествием.
  Через полчаса наскоро позавтракав, Тимур и Марина вышли на улицу. Девочка поежилась от холода. Ее дыхание леденело и изморозью оседало на асфальт. Шаги гулко разбивались о стекла домов, звенели в синеватом воздухе.
  На Таракановской пять сердце Марины затрепетало, как бабочка в ладонях, нежно и тревожно. Она прошла мимо третьего дома, чувствуя, как ноги наливаются кровью. Марина замерла на Таракановской один, прилипшая к асфальту, пришитая к нему нервами, приколотая булавкой, как мотылек.
  На чердаке ее дома горел свет. Он пробивался сквозь утренние сумерки желтым пятнышком, похожим на солнечный зайчик. Мама зажигала его для Марины. Мама ждала, она была жива.
  - Свет горит! - отмерев, крикнула девочка.
  - Свет горит! Горит! - разнеслось эхом.
  - Ты что орешь? - Тимур схватил ее за локоть.
  - Пока горит свет, она жива... - прошептала Марина.
  - Мама жива. - Девочка улыбнулась, и слезы оставили на лице две лунные дорожки.
  - Ты плачешь? - спросил Тимур. Он ослабил хватку, но продолжал держать ее.
  - Да это ерунда, - сказала Марина, вытирая щеки свободной рукой. Тимур смотрел, сурово сжав брови.
  - Я должна тебе кое-что сказать, и отпусти меня, в конце концов, пойдем, - произнесла Марина, смутившись. Они продолжили путь, и девочка размахивала руками, рассказывая о письме и чудесных карандашах, о том, как узнала о Халуре и камне желаний. С каждым словом ей становилось легче. Чародей внимательно слушал, иногда кивал и хмыкал.
  - Я не волшебница, - призналась Марина.
  - А как же, у тебя же все из рук валится, - усмехнулся чародей. - Я еще таких бездарей не видел.
  - Да-а-а, - протянула Марина. - Ты старательно подобрал слова.
  Знакомый дворик причесанной лужайкой разлегся на полпути к школе. Многоэтажки склонились над детской площадкой ниже, чем обычно. Там и тут вспыхивали окна. Ветер гонял по двору обрывки вчерашней газеты.
  - Нам сюда. - Тимур остановился у канализационного люка.
  - Отличное начало дня, - заметила Марина. Чародей откинул крышку и вытер ладони о джинсы. Девочка воровато огляделась - вокруг никого.
  Люк раскрылся зубастой рыбьей пастью. Асфальт ощетинился зеленой чешуей.
  - Идем! - Тимур схватил ее за руку и прыгнул. Марина поскользнулась и нырнула за ним.
  - Не-е-ет! - булькнуло в люке. По двору пробежала овчарка.
  - Мики! - крикнул хозяин собаки. - Черт, опять какие-то уроды люк открыли.
  Мир Марины перевернулся с ног на голову, потом с головы на ноги, и снова с ног на голову. Она падала, сжавшись в комок от ужаса. Девочка уже не понимала, где верх, где низ, и только теплая рука Тимура была единственным ее ориентиром.
  Марину тряхнуло, как тряпичную куклу. Чародей аккуратно поставил девочку на пол.
  - Я чуть не померла, - призналась она восторженным голосом. Тимур рассмеялся.
  Веяло сыростью. Плитки под ногами поросли травой и мхом. С пестрого потолка капала вода, а кое-где лилась искрящимся потоком. Ручейки бежали по трещинам, и с плеском лились на затопленные рельсы. Друзья оказались на станции метро.
  - Зонтик забыл, - с досадой произнес Тимур.
  - Где это мы? - спросила Марина.
  - Это заброшенная ветка метро.
  Впереди у путей из лужи вырос костлявый силуэт. Он цепко держал клетчатый чемодан и апатично покачивался. Помятая шляпа украшала плечи незнакомца.
  - У него нет шеи? - прошептала девочка, с любопытством косясь на незнакомца.
  - У него нет головы, - ответил Тимур. Длиннорукое чудовище оглянулось.
  - Добрый день, мастер Нуль! - учтиво произнес подмастерье. Силуэт кивнул и отвернулся.
  Задребезжали лампы, и из туннеля выплыл красный речной трамвайчик, он дважды крякнул и резко остановился. Слабо ухнуло. Волна лениво поползла по перрону.
  - Да этой развалюхе лет сто, - выдавила из себя Марина.
  - А теперь запомни - не разговаривай с незнакомцами, - предупредил волшебник.
  - Почему?
  - Мы опоздаем, - Тимур поднялся по трапу вслед за безголовым. На верхней палубе пахло водорослями. Она была наполовину пуста или наполовину полна, кому как нравится. Призрачные пассажиры молча их оглядели, а потом вновь занялись делами - кто-то читал газету, кто-то смотрел по сторонам, кто-то песочил лихача-капитана. Костлявое чудище село впереди у носа трамвайчика, импозантно забросив ногу на ногу. Марина устроилась рядом с Тимуром на длинной скамейке.
  - Мы отправляемся! - раздалось громко и противно. - Следующая остановка - Черепаший горб.
  Если бы Тимур не запретил Марине раскрывать рот, она бы дернула его за рукав и спросила, тот ли это Черепаший горб, о котором говорилось в газетах.
  Трамвайчик нырнул в тоннель. Река бурлила, пена желтоватым мятым кружевом тянулась следом. Сначала пахло плесенью и тиной, потом - гарью и металлом. Призраки носились вокруг, сквозняк пронизывал, заставляя ежиться. Марина подумала, что сюда заползла Зима - переждать летнюю жару и проснуться после осенней листвы, потянуться и вихрем пронестись по метро, срывая шляпы.
  Не прошло и десяти минут - трамвайчик выплыл наружу. Марина повернулась и обомлела. Станция выгорела дотла. Огонь полыхал долго, он вздымался и ревел, руша и обгладывая - воображение Марины живо нарисовало ей страшную картину.
  Фрески покрытые копотью проглядывали любопытно, обрывки газет задорно носились по перрону. Над аркой, ведущей куда-то в кротовьи норы уже висела новенькая табличка - "Швейная мастерская Гетерингтон и ко". Внизу кто-то смеялся. И этот смех раздавался снова и снова, пугающе, но с надеждой. Жизнь продолжалась.
  Над палубой поднялся черный зонт, за ним ридикюль и клетка, покрытая цветным платком, щелкнули каблуки, касаясь мокрых досок. Тучная дама умудрилась вытереть лицо платком. Речной трамвайчик тряхнуло. Незнакомка навалилась на Марину.
  - Ой, - пискнула девочка и потерла ушибленную коленку.
  - Следующая остановка - Станция Красных Пионеров.
  Двигатель устало вздохнул и выпустил на перрон облако тумана. Пассажиры качнулись. Над готовой Марины снова сомкнулся туннель. Со свода свисала паутина, стараясь за что-нибудь зацепиться. На перилах загорелись желтые лампы, пугливо мигая, как светлячки.
  От дамы удушливо пахло фиалками. Мясистые пальцы напоминали сосиски, украшенные черными когтями-семечками.
  - Какая нынче молодежь невоспитанная, не уступят место старушке, - сказала дама, тыкая Марину зонтиком. Палуба оставалась такой же полупустой, как и раньше. Девочка оглядела клетку и ридикюль и решила, что дама ничего из-за них не видит. Марина отодвинулась.
  Но незнакомка продолжала негодовать:
  - Пьют, курят, сигарки в зубы и думаете - все дозволено? - Она гневно повела плечами, скрипнула челюстью. Марина покраснела и отодвинулась еще дальше.
  - Никакого уважения к старшим.
  - Да уймитесь вы уже, госпожа Ракитина, - произнес Тимур ледяным тоном.
  - Ах, это вы, Тимур. Я вас и не приметила, - сладко пропела женщина.
  - И не мудрено, уважаемая. - Волшебник покосился на ридикюль. - Опять багаж не оплатили.
  - А вы шутить изволите, - улыбаясь, выдавила дама. Она плюхнулась между друзьями. Чародей отпрянул. Шелка и перья всколыхнулись, оседая на пышной фигуре Ракитиной. Платок сполз, оголив часть надписи на ручном, и резную букву - зеркальную "R". Марина покраснела.
  - У Вас новый аромат, - между тем Тимур вел неспешную беседу.
  - Да, называются "Прелестный дух", - медовым голосом пропела дама. - Вам нравится?
  - Я аж прослезился от восхищения, - ответил Тимур, пытаясь отдышаться.
  - Все-то вы замечаете, такой галантный мужчина, - покраснев, произнесла Ракитина. Марина прыснула от смеха и получила укол зонтиком.
  - Знаете, когда Халура лишат права обучать, приходите ко мне, - добавила госпожа Ракитина. - Или решили учиться у Нуля?
  - Я еще ничего не решил, - уклончиво ответил Тимур.
  - Олечка будет рада! - ворковала дама, которая, видно, только себя и слышала.
  - Ах, Олечка, она уже освоила метлу? - без интереса спросил юноша.
  - Метлу, вы, верно, шутите? Все приличные люди летают на зонтах.
  - Что может быть приличного или неприличного в колдовстве? - удивился Тимур.
  - Это все пагубное влияние Халура. Мне будет жаль, если вы превратитесь в чудака, - фыркнув, произнесла Ракитина.
  - Чудаки крутят эту планету, не стоит их презирать, - заметил Тимур.
  - Станция Красных Пионеров! - объявил неприятный голос.
  - Это наша, до свидания, госпожа Ракитина!
  - До встречи, Тимур.
  Друзья вышли на перрон, и Марина произнесла:
  - Почему волшебники ездят в метро? Ведь можно щелкнуть пальцами и - адью!
  - Ага. - Чародей одернул куртку. - Ведь можно щелкнуть пальцами - и вот он - Конец Света.
  - Ладно, - отмахнулась девочка.
  - Тем более это самый короткий путь, - продолжил Тимур. Под голубым куполом мерцали звезды, и блуждал полумесяц, желтый, как глаз кошки. Ковер плюща покрывал колонны, местами сквозь сердечки-листья проступала желтая краска. Здесь не пахло сыростью, только немного ночной прохладой.
  - А кто такая госпожа Ракитина? - спросила Марина, скрываясь вслед за Тимуром в высокой траве.
  - Ведьма, - коротко, но точно ответил юноша.
  - Ведьма - в смысле ведьма, или ведьма? - Девочка плыла в зеленом море. Стебли били по ногам, листья резали ладони. Вокруг летали изумрудные, желтые и голубые стрекозы, шурша крыльями из слюды.
  - Ведьма - в смысле колдунья, - пояснил чародей, отгоняя насекомых.
  - Она в меня зонтиком тыкала всю дорогу, - пожаловалась Марина.
  - А в меня своим остроумием, - отозвался Тимур.
  - Ее зонтик был острее, - насмешливо произнесла девочка. - А что она говорила про Халура? Про то, что его лишат прав... - полюбопытствовала она.
  После некоторой паузы, поразмыслив, Тимур ответил:
  - Существует Союз Мастеров, и только те чародеи, которые входят в него, их двадцать три, и всегда было двадцать три, могут обучать колдовству. Когда один из них умирает, на его место выбирают другого. И очень редко - кого-то исключают. За нарушения правил, но на самом деле - эти правила - формальность и за триста лет существования союза никого не выгоняли. Хотя всякие слухи ходят.
  - Значит, и Халура не исключат? - робко спросила Марина.
  - Я тоже так думал, до некоторого времени. Но год назад умер, при очень странных обстоятельствах Михаил Зеленодуб, - "при очень странных обстоятельствах" - прозвучало зловеще.
  - Ты думаешь, что его убили? - задыхаясь, произнесла Марина.
  - Ну, это точно неизвестно. Главой союза лет пятьдесят назад стал Александр Кривич. Он занял место старика Степного, который умер точно так же, как и год назад - Михаил Зеленодуб, - сказал Тимур, ноги увязали в грязи.
  - Смертельное заклинание?! - воскликнула Марина.
  - Нет, смертельных заклинаний много, но если кто-то произнесет одно из них, он лишится волшебства, - сказал юноша.
  - А как же тогда?
  - Не забывай - волшебники, прежде всего, люди, и есть очень много человеческих способов убить. А еще есть алхимия и яды. В случае со Степным и Зеленодубом смерть списали на случайность - оба уснули и не проснулись. Вот и все. - О страшном Тимур всегда говорил казенным языком, мешая и "странные обстоятельства" и "лишиться волшебства" и " списали на случайность", как будто отгораживаясь.
  - А при чем тут Халур?
  - Так вот, на место Зеленодуба выбрали другого, и им оказался племянник Кривича. Собрание по поводу выборов произошло недели две назад, и на нем же Халур заявил, что голосование - липовое.
  - А другие об этом не догадываются?
  - Кто-то запуган, кто-то подкуплен. Только Халур ничего не боится.
  - И теперь его выгонят, и запретят обучать волшебству?
  - Да, - Тимур кивнул, немного помыслив. - Если раньше свод правил Мастеров не был официальным и передавался устно, теперь они создали Устав - в котором, конечно же, опоздание - самое страшное нарушение, - он грустно улыбнулся.
  - Что же делать? - сказала Марина слабым голосом, не разбирая, шутит Тимур или говорит серьезно.
  - Тут уже ничего не поделаешь, да и Халур сам хочет уйти.
  - Значит, ты найдешь другого мастера?
  - Чему могут научить трусы, подхалимы и корыстолюбцы? - рассмеялся Тимур. Под ногами неприятно чавкала земля. Листья назойливо лезли в уши, глаза и нос.
  - Знаешь, это ведь звон-трава, - заметил Тимур. - Если трус скосит ее в полночь - станет смельчаком. Только вот все думают, где прикупить хитрости, а храбрость только для глупцов.
  Они вынырнули из травы.
  М.С. Кляксин жил за высокой черепковой стеной. Нет, вы не ослышались, именно за черепковой. Из нее торчали носики чайников, фарфоровые ручки и расколотые бока супниц. Ветер пел в чашках.
  - Это знаменитая счастливая стена, - произнес Тимур.
  - Корабль-призрак, волшебная трын-трава, а теперь еще счастливая стена - не слишком ли много для одного дня? Почему у чародеев все так странно...
  - Э-э-э?
  - Почему вы живете за стенами из битой посуды? - спросила Марина. Тимур внимательно посмотрел на нее, и девочка заметила в его взгляде грусть.
  - Мои родители живут за стальными дверями, они подозревают соседей, презирают нищих, боятся чернокожих и никому не верят. У них все нормально.
  Марина не знала, что сказать.
  За коваными воротами загавкал пес.
  Седьмая глава
  Под конфетным дождем
  В саду за фарфоровой стеной круглый год цвел сиреневый куст. Мышки-малютки вили в его листве гнезда из рыжей и серой шерсти, но особенно им полюбилась черная - пуделиная. Вечером сирень умирала, осыпая на дорожку цветы - бурыми лохмотьями, а утром воскресала, протягивая к солнцу нежные гроздья. Рохля, косматый пудель, прятал под ней кости. В доме жили три собаки, семь кошек, ворон с перебитым крылом и человеческий детеныш. Рохля не хотел делиться. "Мое!" - рычал, осклабив острые зубы.
  Марина увидела за коваными воротами сцену, которая повторялась изо дня в день - чудище, фыркая, подкапывало куст сирени. Рохля не был собакой, хоть его и звали пуделем. Длинномордая образина покрытая овечьей шерстью волокла за собой пять кривых ног - разной длины. Она пыхтела, неуклюже ковыляя по лужайке - жуткая тень.
  - Рохля! - Из дверей, размахивая хлипкой метлой, выскочил Кляксин. Он ткнул пса в бок, что было скорее обидно, чем больно, пудель лениво оглянулся.
  - Иди, иди отсюда, - произнес волшебник, хлопая Рохлю по холке. Тот раздраженно тявкнул и побежал к воротам, виляя клокастым хвостом.
  Волосы мужчины серыми змеями опускались на плечи. Краснолицый, кряжистый с большими ручищами, он напоминал то ли краба, то ли кузнеца. Худые лодыжки косолапо торчали из-под пол халата. Удивительно, как Рохля и Кляксин были похожи - оба нескладные, как будто сшитые из кусков, кроме того волшебник заказывал одежду в "Гетерингтон и ко" не просто так - слева из его подмышки росла третья рука. Чуть короче и тоньше остальных, но рабочая - она держала веник.
  Еще, Кляксин был не молод и отчаянно бос.
  - А-а-а, это вы? - он заметил их, - Я уже заждался!
  - Заждались? - переспросил Тимур и просунул руку между прутьями, чтобы погладить Рохлю.
  - Ну да, час назад из кухонной вытяжки прямиком в мой кофий упало приглашение. - Чародей открыл ворота. - Давненько ты не заходил.
  - Замотался, знаете ли, я и сейчас по делу. Фейерверки готовы? - Тимур шагнул во двор.
  - Залежались уже! - заверил Кляксин.
  Лужайка зеленым озером расплывалась под ногами. Первый этаж дома выпячивался красным кирпичом, второй - скромно белел. У крыльца в траве затаилось колесо, деревянное, заросшее плющом. Окна округлялись белыми рамами. Ласковый, пропахший теплой землей, ветерок гулял по двору, подметая дорожки. Странный сад открылся Марине - никогда она не видела таких диковинных цветов. Если бы спросила, Кляксин ответил бы, что зубодерки посадил в прошлом году по осени, а жабродыхи и лизошмыги любил его покойный папаша, особенно лизошмыги - они приятно звенели на ветру, вот чертепухи совсем не прижились - Рохля постарался.
  - Марина, Михаил, - представил Тимур.
  - Рад знакомству! - чародей галантно поклонился, а потом воскликнул, - Вы же насквозь мокрые! Скорее в дом, пока не простыли!
  Через несколько минут они чаевничали на кухне, любуясь сиренью из окна. Одежда сушилась, раскинутая на веревках во дворе. Марина то и дело одергивала розовый халат, который Михаил предложил, смущенно бормоча: "Это все, что я мог найти."
  Кляксин суетился вокруг гостей, предлагая то сахар, то варенье. Комната обнимала белыми занавесками, холодным кафелем и ароматом крепкого чая с бергамотом. На коленях девочки курлыкала серая кошка Маруська, черный кот Василий заглядывал на стол - не стащить ли чего вкусненького. Рохля выпрашивал блинчики.
  - Фейверки вышли замечательные. - Кляксин сел рядом с Тимуром. - Они получились чудесные. Да что я пустозвоню!
  Он тут же вскочил и, пошарив в одном из зеленых шкафчиков, вытащил разноцветные хлопушки, россыпь зеленых, красных и золотых конфет.
  - В небе будут китайские драконы и золотые птицы и лупоглазые сомы, - рекламировал Михаил, кривляясь, и махая руками. - Драконы подойдут для зимы, птиц оставь до весны, а сомы - если Халур устроит день рождение в конце лета.
  - Боюсь, он запустит их всех сразу, и хорошо, если на улице, а не в доме. - Тимур рассмеялся, любуясь цветом, рассыпанным на ладони. - Это как раз то, что нужно!
  - А почему станция называется - "Красных пионеров"? То есть меня не особо удивляет звон-трава и трамвайчик-призрак, но почему - "Красных пионеров"? - встряла Марина, до того погруженная в мысли и молчавшая.
  - Она ничего не смыслит в магии, - предупредил Тимур.
  - Я не волшебница, - добавила девочка.
  - Это очень долгая история, - начал Михаил, нисколько не удивившись.
  Чародейство плавало в магме Земли, ручьями вливалось в реки, мутило ил клешнями, хихикало скрипящими ступенями, царапало по крыше. Чудовство было всегда.
  И так случилось, что оно полюбило людей. Всем сердцем, хотя кто знает, есть ли у Чудовства сердце. Говорят, оно похоже на клубок пыли. У Волшебства совиные глаза и длинные цыплячьи лапы.
  Оно доброе и злое, как принято говорить - со странностями.
  Чудовство подарило людям крупицу себя. Без желания посмотреть, что будет, без корысти и не ради смеха, а из чистой любви.
  Но люди разленились. Чудеса испортили их.
  И тогда чародейство лишило их силы. Волшебниками остались лишь те, кого называли сумасбродами - они трудились вместо того, чтобы бездельничать.
  Лишенные магии, решили сделать вид, что чародейства не существовало.
  Но оно живет повсюду: желтым на светофоре, стучит колесами поезда, плавает в смоге над городом, и плещется в канализации. Волшебство живет повсюду, но ему пришлось научиться притворяться
  Иногда оно прячется за именами. Станция называется - "Красных пионеров" и никто не догадывается, что здесь живет волшебство. Даже, если человек забредет сюда - ничего не заметит.
  Марина слушала, разглядывая осадок в чашке, и не сразу заметила, что Кляксин замолк.
  - Но "Черепаший горб" - странное название, - заметила она.
  - Это лазейка для мечтателей, - ответил Кляксин, ничуть не растерявшись, - Для тех, кто верит в волшебство. И хоть чародеям и запрещается рассказывать людям о Чудовстве, если ты попала сюда случайно - они должны принять тебя, таковы традиции. Считается, если человек видит больше других - Волшебство выбрало его.
  - Но это большая редкость, - добавил Тимур.
  - Что редкость? - не поняла Марина.
  - И те, кто верит в чудо, и волшебники, способные принять человека, как равного, - пояснил юноша.
  - Как равного... - эхом отозвалась девочка.
  Чародеи переглянулись.
  - Мы живем закрыто и чтим традиции, - сказал Кляксин, - Мы знаем друг друга, но не знаем людей. Суть волшебника - его прошлое и будущее - высечено на его гербе. А человек может оказаться кем угодно.
  - Они боятся потерять свой мир, это можно понять, - добавил Тимур.
  - Глупо судить о человеке по его гербу, - заметила Марина.
  - Знаешь, что написано на гербе Ракитиной? - спросил юноша, - Написано: "Согнется, но хлестнет", и перевернутая "R" превращается в "Я", и нечего спорить - это ее характер. - Он усмехнулся.
  - Если Волшебство выбрало чудаков - почему не все волшебники - чудаки, - Марина вспомнила Делошея. Как сначала показалось - невпопад.
  - Эта история приключилась очень давно, у тех чудаков родились дети, у их детей родились дети, и со временем - поколение за поколением, чудачество куда-то выветрилось, - сказал Кляксин, - Что уж тут поделать, у чудаков чаще всего рождаются посредственные дети. А волшебство и вовсе портит, каким бы прекрасным оно не казалось. Оно прекрасно только в руках мечтателей.
  - Так о каких гербах вы говорите? - спросила Марина.
  - Тима! - восторженно воскликнул кто-то. На кухню влетела девочка лет семи. Вертлявая, как цирковая обезьянка. Она повисла на шее Тимура, ткнув Марину пяткой в бок.
  Маруська спрыгнула с колен и шустро убежала. За ней, так же резво шмыгнули Василий и Рохля.
  - Что это? - Девочка потянула Марину за рукав. - Почему на ней мамин халат?
  - Аля...- произнес Михаил с укором.
  - Сними его сейчас же! - взвизгнула девочка, сморщившись.
  Марина покраснела и пискнула:
  - Я не могу.
  - Сними! - капризничала Аля, сжимая кулачки.
  - Аля, веди себя прилично, - робко промямлил Кляксин
  - Прилично? - процедила Аля.
  - Марина ничего не знает о твоей маме, - произнес Тимур.
  Девочка зло сжала губы и, кинув на Михаила обиженный взгляд, вышла из кухни. В коридоре что-то разбилось.
  - Уже почти десять, как быстро идет время! - воскликнул Тимур, явно намекая на то, что им пора.
  - Вам еще, наверное, нужно много всего сделать, - подхватил Кляксин, пытаясь скрыть неловкость.
  Когда за друзьями скрипнули ворота, Марина осторожно спросила:
  - Что с мамой Али?
  - Она умерла два года назад, - ответил Тимур, шагая сквозь траву.
  - От рака?
  - С чего...а-а-а... нет, аппендицит вырезали, от наркоза остановилось сердце.
  - Аппендицит? Волшебники лечатся обычными человеческими способами? - Марина удивилась, да так, что остановилась.
  - Иногда вылечится человеческим способом намного легче, чем с помощью магии. - Тимур тоже остановился, прямо посреди лужи, - Тем более это был всего лишь аппендицит, кто же знал, что так получится... Видела куст сирени у окна?
  Марина медленно кивнула. Между зубодерками и жабродыхами сирень смотрелась странно.
  - Это ее последнее волшебство, - ответил подмастерье, - Когда умирает волшебник - он оставляет след.
  - Это что-то злое, - Марина сорвалась с места и почти побежала.
  - Что? - не расслышал Тимур.
  - Почему волшебство дало мне шанс, а Але - нет? - в ее словах бурлил страх. Она хотела бы верить, что у нее есть шанс.
  - Ты пойми, с тобой случилось чудо, просто так, возможно в первый раз в жизни, и единственный. А с кем-то не случилось. В первый раз в жизни.
  Марина не ответила.
  - Эй, не расстраивайся! Ты что, весь день глаза на мокром месте, - произнес Тимур.
  - И вовсе нет! - холодно ответила Марина.
  - Найдем мы твой Квивир, - радушным тоном сказал юноша, потрепав ее за плечо.
  - Он не мой! - она стряхнула его руку.
  - А если не найдем, то придумаем что-нибудь еще, - сказал он уверенно.
  - Вы даже аппендицит вылечить не можете! - вздохнула Марина.
  - Продавать душу за аппендицит как-то глупо, не находишь?
  
  ***
  Мисс Совершенство хранила фотографию, где мисс Лягушонок сидит на коленях матери, дородной грузинки. Где они еще похожи, только мама округлая, мягкая, а Алиса - вся в острых углах. Она безобразна - улыбка от уха до уха открывает мелкие зубки, нос с горбинкой, словно, вот-вот клюнет, а рябая кожа, будто всегда грязная. Мисс Совершенство до дрожи в коленках боится мисс Лягушонка.
  Все началось невинно - Алиса подправила брови, получились игривые дуги, а потом она уже не смогла остановиться. Заклинание за заклинанием - и от прежней мисс Лягушонка осталась лишь едва заметная горбинка носа, которую она так и не свела.
  Марина робко поглядывала на Алису - лаковые туфли, изящные руки и тонкую шею. Мисс Совершенство не понравилась девочке - показалась уродливо безупречной, только небольшая горбинка носа, пожалуй, спасала ее от титула "мисс Посредственность".
  Алиса перехватила взгляд Марины и вздрогнула.
  "Неужели она... если она... она ... видит меня настоящую?" - взволнованно подумала мисс Совершенство.
  А Марина размышляла совсем о другом. У всех волшебников, которых она встречала, носы были приметной частью лица. У Бабули и Халура - крючковатые, только у Феклы Васильевны - меньше, у Тимура - с характерной ромбовидной косточкой, у Саши - длинный веснушчатый, даже у мисс Совершенства с горбинкой. Не считая остальных.
  "Неужели в этом дело? Неужели все дело в носах?" - удивлялась Марина.
  Пока девочка сидела, рассматривая скатерть, Алиса украдкой за ней следила. Марина напоминала мисс Лягушонка - такая же неказистая: плохая осанка, желтоватая кожица, острые коленки, спутанные волосы. Отвернешься и вмиг забудешь.
  "Ей бы в шпионы," - подумала Алиса и ошиблась. Если бы пригляделась, заметила бы маленькую родинку на щеке, смешинку в краешке рта, легкую золотинку у висков. Но Алиса словно ослепла.
  Она истребляла себя расчетливо, так, чтобы казалось, что все изменилось само собой. Ведь часто случается, что из мисс Лягушонка вырастает мисс Совершенство.
  Мастер поначалу ничего не заметил; он всегда витал в облаках. Она не меньше года исправляла глаза, по чуть-чуть, так что разницу замечали только те, кто давно ее не видел.
  Халур наблюдал за девочками краем глаза - Марина разочарованно отвернулась, мисс Совершенство побледнела, окинула девочку изучающим взглядом и вроде успокоилась - мелькнуло презрение и самодовольство.
  В Марине жило то, что Алиса потеряла, и, казалось, потеряла навсегда.
  Когда мисс Лягушонок сменила лисий прищур на голубые пуговицы, он понял, что она погибла. Он стал называть Алису мисс Совершенство в последней попытке остановить. Халур не решался сказать, что красота живет не на лице.
  Мастер любил ее даже такой - фальшивой. Хотя иногда он морщился и с трудом сдерживался, чтобы не крикнуть:
  - Ты врешь!
  Она лгала всем своим видом. Он надеялся, что где-то за кукольной маской еще живет мисс Лягушонок.
  - А кого мы ждем? - улыбаясь, произнесла Фекла Васильевна, когда они устроились за столом, нахохлившись совой.
  - Одну даму, - игриво проворковал Халур, загадочно улыбаясь.
  - Неужели у вас появилась... возлюбленная? - Бабуля подалась вперед, округлив глаза.
  Но прозвучал звонок, и Халур сорвался открывать.
  - А вот и она! - пропел волшебник. Бабуля хмыкнула и пожала плечами.
  - Добрый вечер!
  В гостиную вошла дама.
  "Наверное, ее лицо обезображено, сожжено и все в шрамах." - Саша затаил дыхание в восторге.
  "Ну, ничего удивительного, что она его очаровала," - успокоительно рассудила Бабуля.
  "У-у-у!" - Рогалик выглянул из-за Марины.
  И только Тимуру было все равно.
  Софья Ивановна не придумала ничего лучше, чем прийти в сметанной маске.
  - Присаживайтесь, меня зовут Фекла Васильевна! Очень рада! - пропела Бабуля.
  Софья Ивановна растерянно улыбнулась. Она не знала, что сказать.
  "Чего она от меня хочет? Расфуфыренная какая! Все руки в брульянтах, видно не всех хапуг советская власть перебила, " - думала старушка, сверля волшебников подозрительным взглядом.
  - Михаил, а это моя дочь - Алевтина! - Кляксин встал и поклонился, Аля вымученно улыбнулась.
  "Какие бесцветные, как лабораторные мыши, словно из подземелий, а может и правда?" - осенило Софью - "Пьют кровь, едят мертвечину! О боже, что это у него, третья рука?"
  - Я - Саша! А у вас все лицо в сметане! - воскликнул мальчик, тыкая в нее пальцем.
  "Ну, этот рахитный долго не протянет, дай бог до весны доживет."
  - Алиса, - холодно произнесла мисс Совершенство.
  "Смазливое личико, экая фифа, видно еще и на каблуках ходит!" - так и припечатала Софья Ивановна.
  - Марина, и Рогалик!
  Старушка только поморщилась.
  - И Тимур, - добавила Марина, тот не отреагировал.
  "А, сумасшедший, сразу видно... бормочет что-то? Проклятия, небось."
  - А вас как зовут? - спросил Кляксин.
  - Меня?! - взвизгнула Софья, - Я... Светлана Ляпишкина... - она вспомнила к чему-то двоюродную сестру, которая удачно вышла замуж и не менее удачно сменила фамилию на "Мышкина".
  - Какое красивое имя, - пропел Халур медовым голосом, и ученики решили, что он совсем рехнулся. Бабуля с опаской глянула на волшебника. Софья Ивановна согласно закивала.
  "А, все-таки, сегодня подходящий день для дня рождения!" - подумала Марина. Гостиную украшали флажки и гирлянды, в воздухе летали оригами - золотые рыбки. Весь день ученики готовились к празднику - чистили камин, вырезали конфетти и клеили колпаки. К началу восьмого Тимур совершенно выбился из сил. Бабуля готовила ужин, бормоча, что пирожки, испеченные без помощи магии, вкуснее. Она резала, давила, обжаривала, парила и запекала, пританцовывая. А мастер брался то за одно, то за другое, и все больше мешал.
  Рогалик придвинулся к Марине и пока все принялись за ужин, прошептал:
  - Под диваном кто-то живет.
  - И пусть, может, мышь.
  - И вовсе это не мышь, они пахнут заговорами и обманом. А там запах совершенно другой.
  - И какой же?
  - Запах пыли.
  - Чудно. И кто же, по-твоему, пахнет пылью, если не пыль?
  - Я думаю - это Квивир.
  Софья Ивановна к счастью не слышала их разговора, она слишком сосредоточенно следила за Халуром.
  Старушка всегда хотела заглянуть в Черный дом. Она бывала здесь ребенком, еще до того как дом стал Черным и в нем поселился Халур. София почти забыла то время, когда ходила в гости к соседскому мальчишке. Он потом уехал, и обещал писать, но ни одного послания она так и не получила.
  Гостиная значительно изменилась. Немного потрепанный английский стиль, сказала бы Софья Ивановна, если бы знала, что такое английский стиль.
  - Сегодня Халуру исполняется шестьсот девяносто лет! - торжественно произнесла Фекла Васильевна.
  - Шестьсот восемьдесят восемь, - поправил Халур.
  - Как? Но я точно помню...
  - Я решил отсчитывать дни рождения назад.
  - С чего это пришло вам в голову? - удивилась Бабуля.
  "Было бы странно, если бы не пришло!" - вяло подумал Тимур.
  - У меня так много времени, что я решил отсчитывать его назад.
  - Как так можно? Это не правильно! - взъелась Софья Ивановна.
  - А что в этом такого? - спросил Халур.
  - Но это же странно, что о вас могут подумать?
  - Да мне совершенно все равно. Удивительно слышать от вас такое, судя по вашему лицу, я думал, что вы более раскрепощенный человек.
  - Да будет вам, спорите из-за ерунды! - Бабуля махнула рукой.
  - А вы когда-нибудь участвовали в кознях, интригах и распрях? - спросил Саша у Софьи Ивановны.
  - Саша, давай не за ужином! - шикнула Фекла Васильевна.
  - Но что случится, если время закончится? - задумчиво произнесла Марина.
  - Начнется какое-нибудь еще, - ответил волшебник.
  Потом они замолчали увлеченные ужином. Софья пару раз ткнула мясо вилкой, будто ожидала, что оно завизжит. Саша ел, громко чавкая. Тимур заметно приободрился, даже немного выпрямился.
  - Светлана, Вы гостите у Софьи Ивановны? - спросил мастер.
  - Да, - сказала старушка, немного помедлив, забыв, что она - Светлана.
  - За сорок лет, что я живу на Таракановской, она ни сказала мне и слова. И первые двадцать лет я даже приподнимал шляпу, когда мы встречались, но она всегда отворачивалась. Странно, что она не нажаловалась на меня в ОБКОМ за столь буржуйский вид, - с печалью в голосе поделился Халур.
  "Она жаловалась!" - подумала Софья, а вслух сказала робко:
  - Ну, наверное, у нее не было времени.
  - Софья Ивановна, возможно, хорошая женщина, но подглядывать нехорошо, - сказал Халур, видно, позабыв, что делал утром.
  - А если правду можно узнать только так? - взъелась Софья Ивановна, выпучив глаза.
  - Зашла бы к нам хоть раз, по-соседски и поняла бы, что мы просто волшебники, - ответил Халур.
  - Но волшебников не существует! - она брякнула тарелкой.
  - А кто же тогда существует? - встрял Тимур.
  - Людоеды, маньяки, инопланетяне, НКВД.
  - В каком страшном мире вы живете, - побледнев, сказал юноша. - Но ведь волшебников вы встречаете куда чаще, чем людоедов и НКВД.
  - Волшебников не существует! - отчеканила старушка.
  - Давайте выпьем за... за мечту Халура, мастер, а о чем вы мечтаете? - громко произнесла Бабуля, она не любила споры за праздничным столом. Она вообще не любила споры, если не спорила сама.
  - О чем я мечтаю? Да о вещах совершенно обыкновенных, о конфетном дожде, например.
  - Давайте, за конфетный дождь!
  - Ага, - вяло отозвался Саша, которому шампанского так и не налили, как он не канючил. И если Марина и Аля спокойно пили компот, Саша ныл и под конец привел последний аргумент:
  - Мне всего-то и осталось - лет двадцать! Я же ничего не успею!
  - Это ты-то не успеешь? - усмехаясь, произнес Тимур, а потом наклонился к нему и прошептал:
  - А кто курил вчера в туалете?
  Звенели бокалы, и Марина была счастлива. Она никогда не праздновала своего дня рождения, а на чужие ее не приглашали. Все эти годы, она загадывала одно-единственное желание - отметить день рождения, неважно чей, с кем-то, неважно кем, но только не одной.
  - А я никогда не праздновала свой день рождения - воскликнула вдруг Софья. Марина вздрогнула и посмотрела на старушку, будто хотела разглядеть в ней себя.
  - Ну, тогда следующий мы встретим вместе! Когда он? - сказал Халур.
  - Двадцать первого декабря.
  Бабуля достала из холодильника торт - двухъярусный, с многочисленными рюшками и узорами, с одной единственной свечой.
  - Я не стала все ставить, а то торта бы не увидели, - как будто извиняясь, сказала она.
  Стрелки близились к одиннадцати. У потолка шуршали оригами. Трещали дрова в очаге. Где-то взвизгнула электричка.
  Халур прикрыл глаза и задул свечу.
  - Пойдемте запускать фейерверки! - воскликнула Аля, вскакивая.
  - На улице, - уточнил Тимур.
  Где-то стукнуло. Марине послышалось - вверху. Остальные покосились на дверь.
  - Кого это принесло? - спросил Тимур. На крыше клацнуло, снова и снова. Все замерли. Окно за спиной Кляксина треснуло. Смачно звякнув, разбился глиняный горшок. Что-то отскочило от подоконника и просвистело над головой Марины.
  - Метеоритный дождь? - спросил Тимур. Старая с прорехами крыша не выдержала, каменный поток хлынул в гостиную.
  - Вниз! - крикнул Халур.
  "А устоит ли стол, если крыша не спасла?" - запаниковала Марина. Стол мореного дерева закрыл их. Как они поместились - навсегда останется секретом. Справа в ухо Марины дышал Тимур, слева, потирая ушибленный бок, сидел Саша. Михаил обнимал Алю, мисс Совершенство нависла над будущим Темным Властелином, а Халур втиснулся между Бабулей и Софьей Ивановной.
  На пол сыпалось стекло. Камни стучали барабанной дробью, пару раз Марину задело рикошетом.
  - Это мне не нравится! - запаниковала мисс Совершенство.
  - Можно подумать, я получаю море удовольствия! - сказал Тимур, но услышала его только Марина.
  - По-моему столешница треснула! - оповестил Саша, начиная паниковать.
  - Вы волшебники или кто? - закричала Софья Ивановна.
  - Не волнуйтесь! - не выдержал Халур.
  Камни переливались всеми цветами радуги - зеленые, синие, лиловые, красные.
  Воздух пропитался сладостью.
  "Странно," - подумала Марина.
  - Не пихайте меня, Халур, пожалуйста, - кряхтела Бабуля.
  - Ты что делаешь? - спросил Тимур, увидев, что девочка взяла один из камней - красный в желтых полосках. Она понюхала находку, а потом попробовала на вкус.
  - Это опасно! - пытаясь перекричать, канонаду заметил юноша.
  - Ну, если только для зубов. Это конфета.
  - Конфета?
  - Конфетный дождь?
  - Конфетный дождь...Халур-р-р! - Бабуля свирепо глянула на волшебника в подмышку.
  - Это не я! Может, какой-нибудь ураган разорил кондитерскую фабрику? Нет?
  - Не выдумывай, - процедила сквозь зубы Бабуля.
  - Это всего лишь деньрожденное желание!
  - Бойся своих желаний!
  - А вы знаете, что Халура хотят изгнать из Союза Мастеров Волшебства? - спросила мисс Совершенство. Марине захотелось ткнуть ее в худой бок - нашла, что сказать.
  - За что? - ахнула Бабуля.
  - За клевету... или еще за что-то...
  - Халур!
  - А что, возможно, я впервые за триста лет почувствую себя свободным.
  Бабуля схватилась за сердце. Мастер окончательно вывел ее из себя.
  - Дождь, кажется, затихает! - крикнул Саша.
  - Дайте мне веник! Осторожнее, мисс Совершенство, Саша, не выходи, пока не стихнет совсем! Рогалик, не высовывай нос! - командовала Бабуля; в минуты стресса она становилась сущей мегерой.
  Когда дождь, наконец, перестал громить гостиную, от той почти ничего не осталось. Кое-где конфеты пробили диван и пол. В крыше зияла черная дыра, усыпанная звездами. Посуду, ту, что стояла на столе, искромсало в мелкие черепки, ящички висели криво. Кое-где летали чудом уцелевшие оригами.
  - Сколько сластей! - воскликнул Рогалик, чем вверг Софью Ивановну в ступор.
  - Не ешь с пола! - предостерегла Бабуля.
  - А с дивана можно?
  - Аккуратнее, не трогайте ничего! - надрывно заорал Тимур.
  - Я так понимаю, танцев не будет? - спросил мастер.
  Про фейерверки они уже не вспомнили.
  
  ***
  
  Стараясь не ступать на конфеты, Марина скакала по гостиной, луч фонарика прыгал с ней. Гостиная выглядела заброшенно. Будто дом оставляли впопыхах. Как будто в город после бомбежки вошла вражеская армия. Так подумала Марина, которая никогда не видела войны.
  Девочка почти сразу замерзла - горел камин, но весь теплый воздух мгновенно улетучивался через дыру в крыше.
  "Эх, куртку не надела, балда!" - укорила себя Марина.
  - Тише, не спугни! - шикнул Рогалик, путаясь под ногами.
  В детстве у нее под кроватью жил Крюкамарюк, похожий на крокодила, поэтому заглядывать под диван было боязно.
  "Я уже не маленькая девочка и никакие крюкамарюки меня не пугают!" - храбрилась она, хотя на деле дрожала от страха.
  Что-то пискнуло и зашуршало. Рогалик метнулся на звук.
  Луч фонарика скользнул под диван. Первое, что девочка увидела - большие совиные глаза.
  "Что еще за чертовщина!"
  Существо напоминало клубок пыли.
  " Неужто это..."
  - Рогалик, вылезай, сейчас же! - девочка пошарила рукой, и, ухватив ежа за лапу, вытащила. Потом вновь заглянула под диван.
  Марина смотрела на Волшебство, Волшебство смотрело на Марину.
  Восьмая глава
  Самый счастливый несчастный день
  Кайциг не любил свое имя. Во рту оно клацало и кололо, а когда вылетало наружу и вовсе резало слух. Волшебник называл себя Каем, отбрасывая бряцающий хвост - "циг". Он родился в маленьком приморском городке, где мостовые скрипели соленым деревом, а чайки пронзительно звали: " Кай! Кай!"
  В поморье зимовала поздняя осень, осыпающая мокрым снегом и тонким инеем. Маленький дом Кайцига, почти полностью вросший в землю, заметало пожухшей листвой, и только кривая труба торчала наружу.
  Соседские мальчишки, забавляясь, кидали в дымоход снежки, камни и комья грязи.
  - Ох уж эти сорванцы, ничего их не пугает! - возмущался волшебник. Кайциг боялся Затрубного мира, населенного чудовищными тенями и шуршащими всполохами, зловещим бульканьем и крадущимися скрипами. Когда он выходил из дома прочистить трубу, трясся от страха, ворчал и грозил. Сердце клокотало, как бурлящий котел, волшебник трусливо оглядывался - не ползет ли где крюкамарюк. Эти существа, похожие на заморских гадин, что Кайциг видел в древних свитках, рыскали вокруг, норовя проглотить.
  Назад волшебник бежал так быстро, как только мог, ему мерещилось клацанье зубов и шорох перепончатых лап. У двери чародей всегда оглядывался, и крюкамарюк исчезал. Кайциг входил в дом спиной вперед, чтобы никакая опасность не могла проскользнуть внутрь, затаиться и поджидать удобного случая.
  Он родился слововаром. Так сказали повитухи, две старые карги с большими цепкими руками. Мать решила, что он прославит род, и зваться должен неповторимо. Она всегда говорила:
  - Имя начинается с великого человека.
  А он был всего лишь Кайцигом, единственным на земле.
  - Ка-а-айциг! - смеясь, кричали ему вслед. Волшебник перестал выходить из дома, во всем виня мамашу.
  Он колдовал - как дышал. Не замечая. Как все в его роду, как все в городе, как все на плоскости мира.
  Как все неудачники, Кайциг всегда находил, чем оправдаться.
  "Вот если бы меня звали как-нибудь обыкновенно, я мог бы выходить из дома три раза в день - в одиннадцать, на утреннюю прогулку, в два часа - проведать знакомых, и в шесть - нагулять аппетит перед ужином, " - рассуждал он. Но знакомых за все свои тридцать два года Кайциг так и не завел, он даже толком не знал, кто живет по соседству. Мир казался ему враждебной, полной опасности пустыней. И только маленькая уютная нора под листвой спасала от верной гибели.
  Он все-таки прославился, но совсем не так, как мечтала мать. Имя Кайцига стало нарицательным.
  - Не будешь слушаться - станешь кайцигом! - пугали детей.
  Выглядел он, как обыкновенный волшебник - с толстым брюшком, краснолицый и мягкотелый. На досуге Кайциг варил зелья, изобретал и пел. Заклинания - маленькие черные черви, живущие в ящике у двери, расползались по дому, и волшебник частенько занимался тем, что собирал их на совок потрепанной метлой.
  Кайциг не обманывал себя - однажды он умрет, и никто не заметит. Его жалкие кости, обгрызенные мышами, найдут года через три, когда какая-нибудь сердобольная мамаша из соседок, заметит, что Кайциг не прочищает трубу.
  Он не надеялся что-то изменить, пока одним ужасным утром не изменилось все.
  Кайциг уже давно не жил по времени Затрубного мира. В шесть, когда только рассветало, у волшебника наступал вечер. Окон в его домишке не было, и он мог позволить себе немыслимую роскошь - собственное летоисчисление.
  Вечер сорок шестого аврилга наступил внезапно, в ту минуту, когда Кайциг развалившись в кресле, листал "Трактат о будущем" Арвития, как раз на сто пятдесят восьмой странице. Почтенный автор рассуждал о том, что будущее меняется каждую минуту и остановить перемены никак нельзя. Поэтому однажды заглянув в будущее, ты увидишь лишь одну из вероятностей.
  Кайциг закрыл книгу и уставился в потолок. Потом вскочил и недолго бродил по дому, чего раньше за ним не наблюдалось. Он, то садился, то вскакивал и к половине восьмого совсем выбился из сил.
  Он, конечно, знал, что у него нет будущего, но какое-то странное чувство подталкивало переступить запретную черту и подглядеть.
  - Ну, я только одним глазком, я никому не скажу, - произнес Кайциг, достав с полки большую глиняную чашку. Руки онемели, затряслись, и он с трудом налил воды.
  - Покажи мне последнего в роду. - Язык еле ворочался.
  Серебристая гладь пошла рябью, но ничего не изменилось - в воде все еще колыхался и морщился Кайциг. Внутри опустело, но стало спокойно.
  - Ну, ничего тут не поделать, такова моя судьба, - равнодушно пожав плечами, решил он. Но тут, прежде чем погаснуть, гладь вдруг почернела - Кайциг увидел девочку. Призрак исчез, а сердце волшебника, до этого молчавшее болезненно встрепенулось.
  - Что это? Или показалось? Или правда? - он вскочил, и схватился за грудь, пытаясь успокоиться. Потом волшебник вновь произнес:
  - Покажи мне последнего в роду.
  Гладь молчала. Кайциг щелкнул пальцами, подул на воду.
  - Что за черт! - он опрокинул чашку. Внутренности засаднило. Кайцик пробовал заклинание за заклинанием - ничего не получалось. Он зря перебирал слова.
  "Все-таки мама была права, я прославлю наш род, как единственный, потерявший волшебство!" - мелькнуло. Он оперся на стену и тихо сполз, расплылся по полу, большой бесформенной медузой.
  - Лучше бы я потерял зрение, или стал немым, ... но не волшебство! - прохрипел Кайциг натужно.
  "Господи, какое же я ничтожество, какое ничтожество!" - думал он.
  Волшебство облетало с мебели и кухонной утвари, клоками оседало на полу. Дом, который только на магии и держался, рассыпался, но Кайциг ничего не замечал.
  "Что я скажу маме? Нет, лучше мне уйти! Пусть меня разорвут крюкамарюки, но никто не узнает про мой позор!" - решил он и кое-как встал, борясь с одышкой.
  Кайциг босиком выскочил на улицу, упал и вымазался в грязи. Отчаянье бурлило в нем, наполовину с глупостью.
  Как только волшебник перестал бояться крюкамарюков, они исчезли, словно их никогда и не существовало. Затрубный мир был таким же как в дни его детства - укутанный прозрачным небом, висящим на шпилях, и деревьях, усыпанный домами с резными калитками и ставнями. Пропахший осенью - сладкой желтой листвой. Освистанный вьюжицами.
  Из домов потянулись волшебники, они оглядывались, как будто впервые видели город. Кайциг поначалу решил, что это из-за него, и осторожно попятился. Но его не замечали.
  - Волшебство исчезло... пропало... - слышал он. - Что будет дальше?
  Шепот перелился в крики, стенания и плач.
  "Что же это..." - мысли его оборвались. У трубы, на крыше его дома, держа в руке ком грязи, стояла полупрозрачная девица. Серые волосы украшал репей, а с подола сыпалась засохшая грязь.
  - Ты... - прохрипел Кайциг, забыв про страх.
  - Так это ты забиваешь трубу! - резко выкрикнул он. Незнакомка тепло улыбнулась, выбросила грязь и, вытирая руки о бока, сказала:
  - Я.
  - Ты...
  - Это отличный повод выходить из дома время от времени.
  Кайциг потрясенно молчал.
  Мир рушился, осыпаясь яичной скорлупой.
  - Волшебство исчезает, - произнесла девушка.
  - Как такое возможно?
  - Волшебство похоже на клубок пыли и любит повалятся в темных уголках и иногда оно бывает не в настроении.
  Кайцинг с трудом сдержался, чтобы не завыть в голос. Сегодня они проснулись людьми.
  - Меня зовут Змейка, или Травка, а иногда Репей, но это ведь совсем не важно, как тебя зовут, - сказала чудачка и спрыгнула на землю.
  Кайциг так и не узнает, что та девочка в глиняной чашке, Марина, сохранит крупицу волшебства, научится словшеству, совершенно особенному волшебству слова. Вдохновение вернется к ней в конфетно-дождливый день.
  Марина достанет синюю тетрадь, подпишет и начнет новую историю.
  - Неужели наша сказка уже закончилась? - пробормочет Блажек.
  - Когда заканчивается одно время, начинается какое-то еще, и кто сказал, что тебя в нем не будет?
  И мистер Блажек вдруг прослезиться по-злодейски скупо. И будет еще долго сидеть на ее плече, глядя, как она пишет и зачеркивает, зачеркивает и пишет, и строки шуршат, соединяя времена, счастливые дни и несчастные.
  
  ***
  
  Марина проснулась в шесть часов и, не умывшись, села за письменный стол. Аккуратно вывела: "Черный дом стоял на перекрестке Таракановской и Советской."
  - Когда заканчивается одно время, начинается какое-то еще, и кто сказал, что тебя в нем не будет? - фраза тихая днем прозвучала в утренней тиши резко, как неожиданный стук в дверь, когда никого не ждешь.
  Рогалик проснулся и зашуршал в гнезде. Он не особо интересовался литературой и думал, что желание марать бумагу - следствие комплексов. Иногда он читал черновики, из которых слепил гнездо, и убеждался в том, что в писательском ремесле Марина еще подмастерье.
  Она нарисовала его, вложив много чудных мыслей. Марина мечтала стать писателем, обзавестись усами и научиться курить трубку, как все приличные авторы. Она не хотела славы и денег, просто кусочек своей земли, пусть даже с бумажной травой и чернильными ручьями.
  В праздники Марина дарила маме открытки, рисовала их тайком цветными тусклыми карандашами. А однажды, накануне праздника, она случайно услышала слова сказанные недовольно:
  - Опять намалюет что-нибудь.
  Ее впервые оттолкнули.
  Она разорвала открытку и закинула карандаши подальше.
  Когда Марина открыла письмо Халура, как будто получила билет в тот день накануне. Девочка рисовала Рогалика, а он подслушивал мысли. О том, что она напишет книгу, и мама будет ею гордиться. А через много лет, когда Марина уже умрет, кто-то откроет ее сочинение, не важно, в твердом переплете или это будет тетрадка в клетку, найденная на чердаке, он откроет дверь в ее мир. Герои оживут, и оживет Марина.
  А еще она вспоминала мальчика из школы, и что сегодня забыла посчитать желтые листья по пути домой. И что не любит зонты, норовящие ткнуть в глаз, или вывернуться наизнанку.
  Рогалик задремал, опутанный мыслями Марины, и видел ежиные сны, в которых выкуривал мышей из подполья.
  К восьми часам утра, когда девочка спустилась в гостиную, конфеты чудесным образом исчезли. Тимур и Саша пили чай. Мальчик нацепил на плечи темное покрывало, которое топорщилось и мешало, но он продолжал невозмутимо звенеть ложкой, пытаясь вывести Тимура из себя.
  - Почему так тепло? - спросила Марина. Она думала, что из-за пробоины в крыше к утру в гостиной будет так же холодно, как и на улице. И надела носки из собачьей шерсти, которые воняли псиной.
  - Тебя еще что-то удивляет? - произнес юноша со скучающим видом. - Скоро зарастет.
  - Зарастет? - Марина села рядом с Сашей, тот недовольно приподнял покрывало, чтобы она не села на него случайно.
  - Дом-то живой, - преспокойно ответил Тимур, попробовав чай.
  - Иногда ступеньки появляются, иногда исчезают, и двери ползают туда-сюда. И много другого. А этот занудина еще и график рисует, - встрял Саша. - На туалете листок висит. Не замечала?
  - Не на туалете, а на двери туалета, - поправил юноша, решив не обращать внимания на дерзость мальчишки. Тимур частенько поправлял Сашу, и, в конце концов, так его допек, что тот начал говорить так же, как подмастерье, лишь бы не слышать постоянных придирок.
  - Здорово, а-то пришлось бы на крышу лезть, хотя... можно было бы наколдовать что-нибудь, - заметила Марина, глядя в потолок.
  - Ты еще не знаешь, что бывает с теми, кто колдует, чтобы бездельничать? - возмущенно спросил Саша.
  - А что бывает с теми, кто не моет тарелку после еды? - усмехнулся Тимур.
  - Я что-то ничего не понимаю, - растерянно произнесла девочка.
  - Да об этом постоянно талдычат! - воскликнул Саша, всплеснув руками в точности, как Бабуля. - Волшебство исчезнет!
  - Она не волшебница, - сказал Тимур, все с тем же каменным лицом, лениво попивая чай.
  - Да знаю - неумеха, - пискляво протянул Саша, отстраняясь.
  - Бездарь, - уточнил Тимур.
  - Ты шутишь! - не поверил мальчик. - Как это возможно? - он густо покраснел, разглядывая Марину с любопытством, будто видя впервые.
  - А некоторые чародеи вообще никогда с людьми не разговаривали. Некоторые Темные Властелины. - Тимур обращался к Марине, - И теперь ты подпортила чью-то безупречную репутацию.
  Он расхохотался, изображая самый злодейский смех самого Темного Властелина.
  - Ты знал и не сказал! - взъелся Саша, сжал кулаки и даже не заметил, как покрывало соскользнуло.
  - Ради таких моментов и стоит жить! - пропел юноша.
  - Рад, что поддерживаю жизнь в твоем теле, - огрызнулся мальчишка, задрав нос.
  - А вы знаете, у нас под диваном живет Чудовство, - сказала Марина, пытаясь перевести разговор в мирное русло.
  - А кто-то вчера слишком сильно ударился головой, - пробурчал Саша. - Не может Волшебство жить под диваном! Оно вообще не существует!
  - Дети-и-и, - осторожно ступая, в гостиную спускался Халур. Он был необычайно бледен и помят.
  - Это он конфет, наверное, переел, - прошептал юноша. Мастер тем временем зацепился рукавом за гвоздь, удачно торчащий из перил, и скатился вниз, потеряв по пути и важный вид и мелочь, что завалялась в карманах.
  Тимур бросился помогать, кудахтая, как курица-наседка:
  - Все нормально? Где болит? Голову не ушибли?
  - Я бессмертный, - напомнил Халур, поднимаясь, - а эта старая хибара совсем ополоумела. Вечно ко мне цепляется!
  - Пойдемте, вы переоденетесь и ляжете отдыхать. Я вам полотенце мокрое принесу.
  - Ну, я только спустился! - Мастер смешно взмахнул руками и едва не растянулся на полу.
  - Вам лучше сейчас лежать, вы неважно выглядите, - поддерживая его за плечи, пропел Тимур, - Саша, помоги мне.
  - А есть что-нибудь от тошноты? - услышала Марина уже из глубины коридора.
  - Есть-есть. Марина, подними там, что мастер растерял! - крикнул Тимур и все стихло.
  Марина принялась собирать мелочь - чародейские деньги, которые назывались монеты, и делились на четверти и трети. Из тетради, в которую Тимур записывал покупки, Марина знала, что булка с изюмом стоит четверть, как и один ведьмовской нос - сморщенный гриб для рвотного снадобья или как пуговица из козьей кости. Задумавшись, Марина выудила последнюю монету, закатившуюся в щель под ступенькой, но оказалось вовсе не монету - маленькую трубку с двумя болтами. Кусочек металла потемнел от времени и изрядно закоптился.
  - Халур сказал идти в библиотеку, он там, видите ли, всю ночь собирал для нас машину Кайцига, - сказал Тимур, махнув ей с лестницы. Марина хотела спросить, зачем ей и Кайциг и машина, и учить ручное наречие, если она человек. Но промолчала. В договоре ничего не написано о том, что она должна быть волшебницей - припомнила Марина. За то, кажется, написано что-то про учебу.
  Она сунула находку в карман. Марина и сама не смогла бы внятно ответить почему.
  Библиотека окружила их стеной книг, клубами пыли и сетью паутин.
  Неясные тени ползали по книгам, шурша между строк. Тишина, в которой иногда слышалось тонкое поскрипывание, усыпляла.
  Тимур ушел в дальний угол, где у низенького шкафчика, наполненного свитками, в уголке притаилось нечто. В полумраке, который не рассеивали закоптившееся лампы, Марине показалось, что чудище сверкает чешуей. Но приглядевшись, она поняла, что это машина утыканная трубками и рычагами с круглой емкостью похожей на аквариум.
  - Изобретение Кайцига, для слововарения. - Тимур водрузил машину на стол.
  - Что такое слововарение? - спросила Марина, сомневаясь, что это ей когда-нибудь пригодится.
  - Изготовление заклинаний. Помнишь историю о том, что волшебство исчезло?
  - Какая скучища, - заныл Саша. Он припомнил - кажется, Бабуля рассказывала что-то о волшебстве, клоками осыпавшем пол и имени, на которое возлагали так много надежд, и о чем-то еще - Саша слушал сквозь дрему. - Я знаю эту историю.
  - Так расскажи же нам, - попросил Тимур с усмешкой. Саша сначала насупился - он рассчитывал сбежать и залезть под кровать, но потом вдруг зло заулыбался.
  - Это случилось одной жуткой ночью! - начал мальчик мрачно, - Свет мигнул, в окно стукнула ветка, - он выразительно смотрел на Марину.
  - Откуда ты знаешь? - перебил Тимур строгим голосом.
  - Мне Ба рассказывала, - с оскорбленным видом ответил Саша. - Она сама видела, - убежденно добавил он.
  - Боюсь тебя разочаровать, но ей не так много, как кажется, - произнес Тимур, еле сдерживая смех.
  - Однажды страшной ночью, когда светила полная луна, желтая, как кошачий глаз... - Саша решил продолжить и не слушать всяких неумех. - И ветер выл в трубах по-волчьи тоскливо, волшебство исчезло из дома Кайцига, из благородного дома Кайцига, носившего три герба...
  - А какой у тебя герб, и какой твой лозунг? - спросила вдруг Марина. Тимур склонился к ней и прошептал:
  - Не верь и половине.
  - Какой именно? - спросила она.
  - На моем щите написано - "Близорукость не слепота", - ответил мальчишка. - Но вы меня совсем не слушаете!
  - Нет, ну что ты... продолжай, - произнес Тимур.
  - В ту ночь Кайциг проснулся от неясной тревоги - ему показалось, что один из родовых гербов украли! - Саша врал, он назвал бы это - приукрашивал. - Еще лежа в постели, он заподозрил соседских сорванцов. Волшебник вскочил и бросился к камину - гербы висели над ним, как прежде. Он уже хотел вернуться в постель, когда услышал... тихий скрип. Дверь отворилась и в комнату прокралась девушка. Платье на ней было ободрано, волосы растрепаны, кроме того подол был измазан грязью. За ней тянулся странный след - ежился паркет, шелухой облетала штукатурка, тускнели цвета и сыпался пепел. На хвосте она принесла Бездарье, - увлеченно рассказывал Саша.
  - Что такое Бездарье? - спросила Марина с любопытством.
  - У всякого есть две стороны, а у некоторых и больше, - рассержено ответил мальчишка, недовольный тем, что его перебивают, - Волшебство не могло просто исчезнуть. Оно бы исчезло и на его месте не осталось бы Ничего. Тогда-то и появилось Бездарье! - И продолжил рассказывать, пока Марина не задала еще один какой-нибудь глупый вопрос. - Он не сразу узнал в ночной гостье дочь соседа.
  - Вы Змейка, Травка или, может, Репей? - произнес Кайциг с каменным лицом и таким же сердцем... - тут Саша сбился - Тимур захихикал в кулак.
  - Простите, но через вашу гостиную самый короткий путь в город N, - сказала она.
  - Что происходит? - заволновался Кайциг. Волшебство облетало с мебели и утвари, клоками. Оно клоками оседало на полу. Дом, который только на магии и держался, рассыпался. - Саша усердствовал - корчил рожи и крутился, изображая действо в лицах.
  - Я воспользуюсь вашей трубой? - спросила Змейка-Травка-Репей.
  - Кайциг гордился трубой своего дома - это была самая прямая, самая прочная и самая высокая труба в округе, путешественники ориентировались по ней, когда ... - мальчик сбился, и вновь по вине Тимура - тот расхохотался, но почти сразу замолк.
  - ... тут Кайциг услышал, как ломают дверь его дома, которой он мог гордиться так же, как и трубой. Девушка схватила его за рукав и прошептала:
  - Боюсь, я виновата, кто-то видел, как я вхожу сюда, и теперь вас убьют.
  Кайциг испугался, он совершенно не собирался сегодня умирать.
  - Однажды я предсказала, что волшебство исчезнет, они сначала смеялись надо мной, а теперь винят! - прошептала она.
  Когда толпа ворвалась в дом Кайцига, внутри не было ни Кайцига, ни Змейки-Травки-Репея, ни гербов. А через минуту не было и дома. - Саша выдохнул и смолк.
  - Кажется, правды здесь не больше одной двенадцатой? - спросил Тимур, глядя на мальчика хитро.
  - Ну и что? Никто не знает правды! - фыркнул Саша, отворачиваясь.
  - Почему? - удивилась Марина.
  - Заладила, - презрительно произнес мальчишка.
  - Ты же слышала, дом исчез, - напомнил Тимур, - Исчезло все, что создали волшебники, ставшие бездарями - целые города. Остались жалкие осколки и обрывки. Кайциг был одним из тех, кого покинуло Чудовство. Но он обладал даром слововарения, которое не исчезло. Около пятидесяти лет назад умер последний маг-слововар. Старик Степной. Его считали самым могущественным волшебником. Он мог словокудесничать без машины.
  - А слововаров больше не рождалось? - Марина нащупала в кармане трубку, которую нашла в гостиной и покосилась на машину.
  - Все по порядку. Маг Кайциг лишился силы, но не лишился дара.
  Он остался в мире волшебников и изобрел первое простейшее устройство для смешивания слов для тех, чей дар слабее, ведь человеку создавать заклинания труднее, чем магу. Его женой стала волшебница Змейка-Травка-Репей. Как и рассказал Саша, она знала, что Чудовство исчезнет. Но чародеи не поверили. А позже, когда магия пропала, обвинили в том, что она наслала беду.
  Кайциг умер молодым. Старший сын остался среди волшебников, и его ветвь оборвалась на старике Степном. Младший ушел к людям и его следы затерялись.
  - Почему он ушел? - Марина ерзала на табурете, поглядывая то на Тимура, то на Сашу, теребя трубку в кармане.
  - Как бы тебе объяснить. - Юноша секунду медлил. - Это очень опасный дар. Он скорее принесет несчастье, чем удачу. Есть и у людей и у волшебников. Но если первые об этом не догадываются, то чародеи - скрывают.
  - Быть слововаром - опаснее не придумаешь, - встрял Саша. - Тебя или убьют, или пленят.
  - Слововар может изобрести Страшное Смертоколдовство, заклинание, которое уничтожит мир. Обмануть Чудовство непросто, но, говорят, можно, - произнес Тимур.
  - Но Степной жил среди волшебников... - пролепетала Марина.
  - Он, прямой потомок Кайцига, всегда был на виду. Один из самых сильных волшебников, и мог за себя постоять, семьи не завел, к старости оборвал все связи и жил почти затворником. К тому же он умер не своей смертью.
  - А другие, до него?
  - Не все потомки Кайцига умели творить заклинания. После старшего сына и до Степного известны всего четверо. Все они умерли в раннем детстве или юности.
  - Вот тебе и чудесный мир волшебства, - вымолвил Саша.
  - Хоть он и волшебный, но все же такой же человеческий, а люди из волшебников не ахти, - заметил Тимур.
  - А я в нее уже говорил, - горестно вздохнув, произнес мальчик, - только у меня ничего не вышло. Иначе Смертоколдовство было бы у меня в кармане.
  - Если бы ты был слововаром, смог бы без машины колдословить, - сказал подмастерье.
  - Так мне попробовать? - Марина изучающе смотрела на Тимура. Юноша отвернулся и пугающе весело произнес:
  - Ну, попробуй.
  - Шепни что-нибудь, вот сюда, - Саша показал на воронку, он говорил спокойно, словно бы между прочим, но странный блеск глаз выдавал его волнение.
  - У меня в кармане трубка, - девочка и сама еле расслышала фразу, до боли сжимая металлический цилиндрик, ставший влажным.
  Ничего не произошло. А все потому, что у Халура всегда оставались лишние детали.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"