Про плюшевого медвежонка все позабыли, будто это не он был недавно на сцене главным героем гнуснейшего фарса. Мирка устал торчать на помосте, путаясь под ногами у гвардейцев и пожарных. Ему было одиноко и плохо. Он предал своего хозяина, и хотя это пока никак последнему не навредило, он все равно мучился от душевных терзаний. Он обращался с одним и тем же вопросом - "Что мне теперь делать?" ко всем в ком видел главного. Он надоедал капитану гвардейцев, главному пожарнику, и даже звездочету. От него равнодушно отмахивались, а когда он перестал задавать вопросы, то его просто перестали замечать. К жрецу он подойти боялся, потому предпринял несколько безуспешных попыток постучаться по прежним адресам.
Если он мешался или попадался под ноги, то просто получал болезненный пинок. "Болезненный", боль и слёзы были для него новыми ощущениями. Да, практически, все появившиеся чувства были для него новыми. Он размышлял над своим прошлым, и задавался вопросом, - "Ощущал ли он себя живым, пока был обычной бессловесной игрушкой?" и не мог получить ответа. Воспоминания полностью сохранились. Он помнил себя с момента изготовления, помнил витрину, глазеющих покупателей, как его купили, восторг, любовь и нежность Оли. Помнил, как маленький хозяин говорил, что стесняется признаться друзьям, про то, что плюшевый медвежонок его любимая игрушка. Помнил все мальчишеские секреты, поведанные ему. Но вот, осознавал ли он тогда себя живым, или нет - было непонятно. Ему казалось, что несколько дней назад его просто запустили, словно механизм. Подобно тому, как впервые заводят стоявшие прежде ненужные часы. Все это было сложно для его понимания, поскольку мыслей, впечатлений, и образов было настолько много, что он не понимал как со всем этим разобраться. Это так мучительно ожить, и не понимать для чего. Какой во всем смысл? Что происходит? Кто я такой? И самое главное, - что делать дальше? Он пытался общаться с другими ожившими игрушками, осыпал их вопросами, в надежде найти подсказку, но как оказалось - никого, ничего особо не волновало. Большинство кукол бездельничало. Некоторые сплетничали относительно внешности и выправки солдат, или других пустяков, некоторые бесцельно бродили по городу, глазея, по сторонам. Самые изобретательные взбирались на подоконники, и любовались собственным отражением в безжизненных окнах. Было похоже, что те, кто не занят поиском его хозяина, просто бездушные механизмы, с зачатками ума, или вообще не разумные. Вроде того заводного цыпленка, который мог двигаться и раньше, а теперь, озверев, ходит, тыкая дурацким клювом во все блестящее и гладкое. А есть ли душа у него? И что это такое? Лавина информации, хлынувшая в его голову, не давала ответов ни на один из множества вопросов. Почему он знает, что такое механизм? Почему он считает себя живым? Было ясно одно - он предал единственного, кто его любил. Он предал маленького хозяина. И сделал это очень быстро, почти не раздумывая. Все из-за страха. Но страх перед чем? Чего ему бояться? Причин для боязни не было, но он боялся, значит все это не просто так.
То, что он предал, худшее из всего, что могло случиться, и он уже это сделал. Что может быть еще хуже? Предать во второй раз. Возможно. Только предавать теперь некого. Не исключено, что он не просто так обрел способность мыслить. Он многое знает, но пока не умеет внятно находить связи между событиями, и прогнозировать последствия.
"Во всем этом должен быть какой-то смысл" - думал Мирка, убегая с площади. Он еле слышно шлепал по брусчатке кожаными подошвами, и его утешала мысль о предусмотрительном мастере, не пожалевшем пару лоскутов свиной кожи ему на подмётки. Или на подошвы? Да какая разница! Ну почему же ему так плохо?! А что если он может искупить свою вину перед хозяином? Он поможет ему избавиться от этого ужасного жреца и его приспешников. Спасет ему жизнь.
Эта мысль заставила мишку остановиться. Ему показалось, что внутри загорелся слабый огонек новой правильной мысли, или догадки. Он почесал голову, в надежде на то, что решение осенит его тотчас, но вышло наоборот. Вспомнилась правда - он не знал, где искать Оли, и он не имел ни малейшего представления, как сможет ему помочь. Следом на ум пришел еще один неутешительный вывод - он слаб, беспомощен, и безнадежно глуп. Обрушившаяся на него лавина информации, слов, значений и фактов не для его пустой головы.
Мирка опустился на мостовую и горько заплакал. Он чувствовал тепло своих слез, стекающих по шерсти, оставляя влажные дорожки на щеках и груди. Когда слёзы кончились, он поднял голову и стал смотреть на звезды, размышляя о том, как ему лучше убить себя.
Вдруг он почувствовал прикосновение, словно мягкое перышко коснулось его где-то внутри головы. Он успокоился, почувствовав, как кто-то совсем одинокий приглашает его. Это не было похоже на ту холодную безжалостную силу, которая заставила его прийти на площадь и предать мальчика, это было прикосновение живого существа, в котором чувствовалась ласка и печаль. Он закрыл глаза и позволил таинственному гостю проникнуть глубже.
Лапы сами понесли его вперед, повернули за угол, сделали несколько шагов, остановились, исполнили на месте короткий танец с коленцами. Когда он отошел назад и открыл глаза, то увидел, как посреди мостовой открывается вход в подземелье. Он, не раздумывая, начал спускаться вниз.
Церемония награждения. Я стою на ледяном пьедестале. Человек с головой белого медведя надевает мне на шею хрустальную медаль и пожимает руку. Нас осыпают розовыми снежинками. Толпа, вспышки камер, протянутые листки с просьбами автографов. Каким-то образом в руке оказывается фломастер, несколько раз автоматически расписываюсь, мельком заметив, что роспись зеркальная.
Меня берут под руку и куда-то ведут. В груди холод, в голове вата, мысли путаются, ног не чувствую. Непонятно, как я вообще передвигаюсь. Наконец, мы подходим к шикарному отелю, сотворенному из льда, стекла и металла. Здание венчает хрустальный купол. Где-то я уже подобное видел. Мы поднимаемся по лестнице. На нас все оглядываются, один тип пробился к нам, дергает за руку, и что-то говорит. Слов не разбираю, лишь замечаю, как двое дюжих лысых охранников оттесняют от меня парня в оранжевом комбинезоне и куртке. У него была голова овчарки. Он что-то кричит, или гавкает, но я не разбираю слов, отложился лишь обрывок фразы - "... из холода". Это явно адресовано мне, но через минуту я уже забываю об этом, поскольку меня проводят в номер, усаживают в кресло, и дают стакан с трубочкой. Я сфокусировал взгляд и рассмотрел высокий хайбол доверху наполненный голубой жидкостью с большим количеством льда.
- Нет, - отвечает мне человек-бульдог, - это энергоохлаждающий коктейль - "Голубой полюс", он охладит тебя, и разгонит холод по жилам. Ты слишком тёплый, а у нас завтра еще водное поло в проруби на открытой воде. Я для тебя выбил лучший номер - самый холодный, с шестью кондиционерами. Тебе нельзя перегреваться, ты можешь заболеть, а нам еще на четырех стартах выступать - поло, коньки, двоеборье, бобслей. Кстати, Ажерес, у тебя как память-то вернулась?
- Я покачал головой.
- Это ничего, - он ласково похлопал меня по плечу, - после первого старта не у всех возвращается. Завтра вспомнишь, что ты наш, - полярник. А то, как не родной, сидишь насупившись. Если завтра котиков победите, думаю, все будет хорошо.
Тренер улыбнулся, или скорее оскалился, обнажив белоснежные клыки.
- Ты не голоден? Могу принести мороженной рыбы, или строганины с клюквой.
- Нет.
- Ну, ладно, вижу, устал ты. Отдыхай, набирайся сил. А мне пора, дел еще полно.
Он закрыл за собой надраенную до блеска металлическую дверь. Я продолжал сидеть, не в силах подняться. На меня накатило полнейшее безразличие ко всему происходящему. Хотелось спать. Закрыл глаза, и попытался уснуть.
Провалявшись, некоторое время в безуспешных попытках отключиться, понял, что мне что-то мешает. Какая-то ускользающая размытая мысль или воспоминание шевелиться на задворках сознания, напоминая о чем-то очень далеком и вроде бы важном. Что-то неправильное происходит. Что-то не так. Я почувствовал беспокойство и открыл глаза. Окружающая обстановка меня восхитила. Это был просторный роскошный номер в стиле хайтек. Сочетание, льда, металла, стекла и светлого дерева. Белый угловатый рояль, с ломаными ножками, стоял перед окном во всю стену, изогнутые кресла, на стенах полярные пейзажи, в углу на подставке большая ледяная глыба в форме пирамиды с вмороженными желтыми и черными рыбами. Ничего себе аквариум. Я прошел в ванную, включил кран и посмотрел на себя в зеркало.
Белое лицо, белые глаза, белые губы. На лице возле носа россыпь синих точек, волосы тоже синие. Открыв рот, полюбовался фиолетовым языком с беловатым налетом. Казалось бы все нормально. Почти. С волосами явно что-то не так. У меня был другой оттенок! Я точно помню. Они должны быть сиреневыми. Волосы нужно привести в нормальный вид. Я открыл зеркальный шкафчик, загреб рукой, выметая все подряд, сбросил в раковину пакетики, пузырьки, и склянки. Стал рыться в поисках краски для волос, пока меня не отвлек посторонний звук. Это был очень тихий писк. Писк доносился со стороны серебристой ванны, доверху наполненной колотым льдом.
Я подошел, встал на четвереньки, и посмотрел под ванну. Увиденное меня позабавило. Маленький белый мышонок отчаянно пища, с трудом толкает носом навстречу небольшую красную коробочку прямоугольной формы. Я протянул руку, и достал её. Это была картонная пачка сигарет "Друг".
Очень яркая красная пачка. Ретро. Вызывающе яркая. Сверху надпись - "Сигареты высшего качества c фильтром" - под ней голова овчарки, еще ниже - "ДРУГ". На торце: "Made in USSR" - что-то до боли знакомое, но не помню. Захотелось курить, нужны спички. Спички. В голове щелкнуло. Спички, зажигалка, огонь.
Мне стало страшно. Где я? Почему я здесь, и чем, черт возьми, занимаюсь? Почему мышь притащила сигареты? Человек-овчарка друг? Я вышел из ванной и сел в кресло. Еле бившееся до этого сердце, прерывисто застучало. В солнечном сплетении появилась ломящая боль. Я буквально почувствовал, как теплая кровь пытается протолкнуться через сосуды забитые вязкой холодной жижей. Холод столкнулся с огнем. Меня скрутило, я свалился на пол и завыл. В груди происходило что-то ужасное, там, раздирая ребра и внутренности, извивалась ледяная змея. Я попытался подняться, но вместо этого рухнул на карачки. Меня начали сотрясать рвотные судороги. Невыносимая боль. Мелькнула последняя мысль - "Так чувствует акула, которой мстительные сингапурские рыбаки затолкали в глотку морского ежа". Я вырубился.
Боли не было. Только ужасная слабость. В луже черной рвоты, как ни в чем не бывало, переливался бриллиант. Я схватил "Глаз", и поднялся. Нужно промыть его водой. Только я двинулся в сторону ванной, как раздался звонок. На тумбочке подпрыгивал полупрозрачный телефонный аппарат.
- Слушаю вас.
- Это друг. Ты в большой заднице, слушай внимательно. Вслух спроси: "Что у вас еще из напитков?"
Собеседник говорил отрывисто с придыханием. Без акцента, но чувствовалось, что этот язык для него не родной.
- Что у вас еще из напитков? - громко спросил я.
- Выйдешь из гостиницы, повернешь направо, до угла, направо. Пройдешь квартал, увидишь тумбу с афишами, жди там. Постарайся не вызвать подозрений у персонала. Если что-нибудь почувствуют, уйти не дадут.
Я промыл алмаз водой и спрятал на привычное место - в трусы. Моя внешность претерпела некоторые изменения. Губы и щеки немного порозовели, а волосы стали цвета сливы. Пришлось надеть шапку и запихать под нее выбивающиеся вихры. Лицо и губы щедро припудрил, вернув первоначальный мертвенный оттенок. Когда открывал дверь, чуть было не сшиб человека в белой униформе с тележкой.
- Ох, пардон, месье Йегрес, - произнес служащий безо всякого раскаяния, - спускаетесь в ресторан, или желаете заказать что-нибудь в номер?
- Благодарю, - ответил я, прикрывая рот рукой, делая вид, что зеваю, - уже поздновато для еды, спортивный режим, знаете ли. А вот небольшая прогулка перед сном мне не повредит.
Спустившись по лестнице со скучающим видом, я остановился около лобби, и поинтересовался у администратора, можно ли заказать завтрак в номер. Получив развернутую консультацию, кивком поблагодарил портье, и прогулочным шагом проследовал к дверям. Тело чувствовало отовсюду пристальные взоры.
Я приближался к двум крупногабаритным охранникам с волчьими головами. Судя по белому меху, головы были позаимствованы у полярных волков. Под их тяжелыми взглядами по спине пробежали неприятные мурашки.
- Господин Йегрес. Поздравляем вас с трудовой победой. Финиш был великолепным. А разве у вас не режим? - спросил тот, который пониже.
- Вы правы. Сейчас время отдыха, но вот беда. Никак заснуть не могу , видимо перевозбуждение, - ответил я с лучезарной улыбкой, - тренер рекомендовал небольшой моцион для сна.
Он предупредительно распахнул передо мной дверь.
- Не увлекайтесь, завтра важная игра.
Выйдя из отеля, я обернулся, и приветливо раскланялся.
Около тумбы никого не было. Пришлось нескольких минут, изучать бредовые афиши, рекламирующие идиотские шоу типа - "Оргии накачанных карликов" или "Поединки плюшевых панд", пока кто-то больно не ткнул меня в плечо. Оглянулся, и увидел удаляющуюся спину человека-овчарки в оранжевом комбинезоне. Пришлось поспешить за ним. Это было очень странное перемещение. Как только я пытался его догнать, он тут же ускорялся. Стоило мне сбавить темп, и он притормаживал, сохраняя между нами дистанцию порядка десяти шагов. Учитывая то, что он ни разу не оглянулся, я сделал вывод, что на спине у него дополнительная пара глаз. Мы шли не спеша по ледяным тротуарам, присыпанным песочком, я успевал вертеть по сторонам головой, обозревая экзотическое окружение. Параллельно тротуару, вместо прилегающих велосипедных дорожек, пролегали гладкие ледяные полосы, по которым горожане катили на коньках. На снежной утрамбованной проезжей части шло оживленное движение, - проносились снегоходы, собачьи упряжки, санные экипажи, квадроциклы, и гусеничные вездеходы. Обычных машин не наблюдалось. Я с интересом разглядывал красочные рекламные вывески с названиями совершенно неизвестных брендов. Один раз увидел, как распахнулось окно, на втором этаже и из него высунулась большая рыба с толстыми губами. Она зыркнула на меня красноватыми селедочными глазами, и прокричала звонким девичьим голосом: "Удачи тебе, солдатик!" Я помахал ей рукой, не переставая соблюдать дистанцию. Порой попадались парадоксальные существа. Помимо обычных людей, и монстров со звериными головами, встречались гибриды живого и механического. Больше всего, меня поразил организм с мускулистым телом ротвейлера и раскрытым ноутбуком вместо головы. На мониторе хлопали два больших грустных желтых глаза, под ними бежала строка с иероглифическими кракозябрами. Единственными знакомыми символами, кроме точки, были вопросительный и восклицательный знаки. Он проводил меня взглядом полным надежды, что я смогу расшифровать его эмоциональные послания. Вспомнились слова из редкой старинной баллады про магов - "крылья как у пчелы, вместо ушей цветы".
Мы петляли по городу не менее часа, миновали деловой центр, торговые кварталы и одноэтажные трущобы, населенные исключительно седобородыми стариками. К моему удивлению, вскоре стал, виден хрустальный купол, венчающий знакомый отель. Путь вел обратно! Я больше не мог терпеть этого идиотизма, и остановился неподалеку от мрачной серой многоэтажки. Оранжевый тоже замер.
- Эй, ты, как там, тебя?! - выкрикнул я, - Я больше не собираюсь ходить за тобой как бычок на веревочке! Мне надоела эта бестолковая прогулка.
"Друг" развернулся, подошел, схватил меня за руку, и молча поволок в ближайший подъезд.
Мы стояли на лестничной площадке между этажами. Вход в отель был виден как на ладони. Там наблюдалось нездоровое оживление. Стояло несколько бело-синих полицейских снегоходов. Суетились вооруженные охранники; мой тренер, отчаянно жестикулируя, что-то яростно втолковывал человеку с двумя доберманами.
- Долго же ты шел за мной, не решаясь принять решение. Похоже, любишь плыть по течению. Пришлось тебя провоцировать.
- Так я, что, мог раньше...?
- Да, ты мог, а я нет. Здесь не всегда, получается, удалиться от объекта, убегая прочь, а прямая не является кратчайшим расстоянием между точками. Если ты быстрым шагом пойдешь в сторону гостиницы, в лучшем случае, доберешься к утру, - равнодушно сообщил Друг.
Я обратил внимание, что он почти не шевелит челюстями при разговоре, издавая звук человеческим горлом. Бульдог гавкал на каждой гласной, потому складывалось ощущение, что говорит собачья голова. Чревовещатели чертовы.
- Ну, и зачем мне об этом знать? - спросил я, еле сдерживаясь от гнева.
- Пригодится. - безо всякого выражения сказал он, - Могу дать еще совет от себя лично - не будь течением, будь изменчивым руслом, не будь пылинкой, будь несущим ее потоком воздуха.
Друг посмотрел на меня грустными собачьими глазами и спросил:
- Что, ты прячешь в штанах? Покажи.
Предложение прозвучало весьма двусмысленно.
Я извлек из трусов "Глаз", и показал овчарке. Тот мельком взглянул, и снова перевел взгляд на меня.
- Чем больше здешних вещей приобретаешь, тем сложнее отсюда выбраться. Деньги, имущество, - тяжкий груз. Представь, что ты на дне морском, и тебе надо подняться на поверхность. Так вот, этот камешек весит тонну. И он прикован к твоему телу мощнейшей толстой цепью, выкованной лично тобой. Сможешь выплыть? Кстати, избавиться от цепи просто так не получится.
С Другом стали происходить изменения. Сначала он поблек, оранжевый комбез стал выглядеть как пожухлый лист, потом я увидел, как сквозь него пролетела снежинка.
- У меня кончается энергия, я фантом - явление временное, скоро исчезну. Перехожу к передаче основного сообщения, дай руку.
Я послушно протянул правую, он коснулся пальцем тыльной стороны запястья, и кожу ожгло огнем. Я вскрикнул, и отдернул руку. Осмотрев запястье, обнаружил вместо ожога оранжевую тату - пиктограмму пламени в виде трилистника. В мозгах одновременно стало разрушаться множество плотин. Воспоминания хлынули по свободным каналам, рождая яркие образы, проливая свет на происходящее.
Как же так?! Неужели я такой слабак? Боже, как стыдно. Ну почему, последнее время, все идет через жопу?
Пока я предавался бесполезным стенаниям, тело Друга продолжало меркнуть, растворяясь в воздухе, в конце концов, осталась только собачья голова, висящая на уровне моего лица.
- Галлюцинация перестает быть галлюцинацией, когда ты сделаешь из зеленой мухи розового слона, или вырастишь себе вместо плавников крылья. Подумай над этим, - сказала голова и исчезла.
Некогда было думать, пришло время действовать. Первым делом, я выбросил в окно "Дурной Глаз", и поскакал по ступенькам вниз. Я бежал в обратную сторону, удаляясь от купола. Нужно как можно быстрее вернуться в отель, не доверять посланцу не было оснований. Руку жгло, посмотрел на запястье, татуировка пульсировала.
Миновав несколько кварталов, я подбежал к знакомым трущобам. Они немного изменились. Перед глазами была узкая улица, окруженная с двух сторон типовыми ветхими лачугами. У каждой лачуги имелось деревянное крыльцо со ступеньками, и на всех крылечках сидели седобородые старики. С двух сторон по бокам уходили вдаль ровные ряды неподвижно сидящих стариков в ушанках. Сплошные ряды "Львов Толстых" в зимнем обмундировании. Сюрреалистическая картина. Недолго думая, я рванул как с низкого старта, и развил хорошую скорость.
Это называется катиться кубарем. На скорости споткнулся о вытянутую ногу второго старика, сделал кувырок, и растянулся в снегу, упершись лбом в холодный металл. Подняв глаза, увидел изогнутое лезвие доисторического конька "снегурка", которое было приторочено к серому валенку. Это был уже другой старик. Послышался каркающий смех. Дедок ржал. Вскоре смех подхватили остальные. Квартал превратился в гомонящую конюшню. Я вскочил, и, матерясь, поспешил дальше, но через десяток шагов снова растянулся. Очередной дед басистым рокерским голосом прокричал:
- Йэс! О-бэ-хэ-эс!
И заразительно захрюкал. Улица взорвалась свистом, гоготом и аплодисментами.
Дальнейшее походило на экстремальный бег с барьерами. Кто знал, что у меня получится так ловко скакать. Упал всего один раз. Теперь стало получаться предугадывать момент, когда очередной дед выставит ногу. Я пружинил толчковой, элегантно пронося вперед прямую маховую. Затем, сгибая, подбирал толчковую, стараясь держать угол сустава в горизонтальной плоскости, перенося через препятствие одновременно с приземлением опорной ноги. Скорость бега росла. Дедки корячились в безуспешных попытках неожиданно задрать повыше свои копыта. Некоторые от перенапряжения испускали дух, предательски падая под ноги. Со временем, я перестал замечать любые препятствия. Тело летело по трущобам, мимо проносились фигуры сидящих стариков, которые одобрительно свистели и улюлюкали. Больше никто не ставил подножки. Скорее наоборот, я чувствовал дружеские шлепки по заду, которые только придавали дополнительную скорость. Трущобы стариков не кончались, улица пролегала далеко вперед, и это было здорово. После очередного шлепка пришло понимание, что можно не ступать ногами, а просто лететь.
Ноги оторвались от поверхности, и я взмыл в воздух. Я шел на низкой высоте. Мысленно прибавил скорость, и понесся как ракета. Остановился, завис в воздухе, проверил управление, и снова устремился вперед. Восторженный рев снизу провожал меня. Приятный холод восторга наполнял грудь. Эйфория длилась недолго. Внезапное жжение на запястье отрезвило. Я на мгновение завис в пространстве, и кулем рухнул перед очередным крыльцом.
Старик осклабился, показав в провале рта, пару желтых зубов, и резко подсек меня ногой. Реакция выручила, я успел подпрыгнуть, поджав ноги. Гад продолжал ухмыляться, и я пригнувшись, от души, вломил ему в зубы. Один есть, - почувствовала рука.
Старик закашлялся, и, склонившись, стал распухшими губами пускать на снег тягучие кровавые слюни, выплевывая зуб. Я одним взмахом смел его с крыльца, и проник в халупу.
Изнутри халупа таковой не выглядела. Вряд ли просторный зал ожидания современного столичного вокзала сойдет за муниципальную каморку нищего старика. Но мне уже до этого не было дела.
Прозвучал режущий ухо немелодичный аккорд - "Ту-лу-лу-ла-та" И сразу раздался всепроникающий механический голос вокзальной дамочки: " Рейс сто двенадцать в "Рай для Дебилов" задерживается, по причине перегрузки живого веса. Просьба всем пассажирам, которые видят на лбу сопутствующих лиц номер восемь, вытолкать нарушителей в нерабочий тамбур для дальнейшей эвакуации. Благодарим за внимание".
Я немного обалдел от услышанного, но вида не подал, поскольку вида не подал никто. Похоже, здесь это обычное дело. А народу в зале ожидания было хоть отбавляй. Причем самые обычные люди, никаких монстров! Слава богу. Обычный вокзал, обычные пассажиры, нормальные менты в сером тряпье. Я даже увидел неподалеку банкоматы с терминалами, и с облегчением нащупал в кармане куртки кошелек с мобильником. Я в куртке, это здорово. Сунул руку в боковой карман, и обнаружил постороннюю ледышку. Вынул. Это был "Глаз". Камень радостно искрился на ладони, прожигая холодом плоть. На меня стали оглядываться. Черт, черт, черт! Вернулся, гад.
Я убрал алмаз обратно, и направился к выходу на платформы, когда прозвучало:
- "Ту-лу-лу-ла-та" - Лавров Сергей, около мужского туалета вас ожидает лучший друг. Повторяю, - вас ожидает лучший друг.
Я двинулся к сортиру. Запястье жгло. Значит, от камешка, и в самом деле, так просто не избавиться. Что ж, друг - это очень хорошо. Вопрос какой именно из "лучших друзей", коих у меня к сожалению не было. Что там овчарка говорил про галлюцинацию? Появилась одна идея, надо ее опробовать. Нужна партия. Одна выигрышная партия.
В голове закрутился калейдоскоп из образов приятелей и знакомых, пока не остановился на одном из них. Лучший вариант. Пока я шел к толчку, меня несколько раз пытались задержать разные личности. Нищий, торговец, и промоутер сотовой связи. Каждый из них что-то говорил мне, а последний и вовсе схватил за рукав, причем лицом он был похож на бульдога. Я вынул алмаз и сунул ему в улыбающуюся рожу. Брылястый тип с ужасом отшатнулся как от змеи, и поспешил убраться.
Неподалеку от надписи "WC" под светящимся лайт-боксом с рекламой известного пива, стоял улыбающийся Поляна. Витька Полянников собственной персоной. Тот, кто мне нужен.
Мы крепко пожали руки, и обнялись.
- Жрать хочу, - без предисловий сообщил Поляна, и потащил меня к бистро, которое располагалось на противоположной стороне зала.
Мы сидели и ели горячие бутерброды, запивая холодным пивом. Все было вкусно и восхитительно обычно. Даже деньгами здесь служили российские рубли.
- Говори зачем, позвал, - с набитым ртом спросил Витька, - я по твоей милости из такого чудесного сна вынырнул.
Я сделал удивленное лицо, и пожал плечами.
- О чем ты, Поляна? Ты что обкурился? Кто кого по громкой связи к толчку пригласил? "Вас ожидает лучший друг" - неумело спародировал я интонации вокзальной дикторши, -И как ты, вообще узнал, что я здесь? Признавайся, увидел меня раньше, а потом придумал дурацкую хохму с объявлением.
Я шутливо погрозил ему пальцем. А Поляна удивленно открыл рот, продемонстрировав неэстетичное месиво из недожеванного бутерброда. Пауза длилась недолго. Он моргнул, и вернулся к жевательному процессу, почесывая в задумчивости нос.
- Действительно, странно как-то, а я был уверен, что это ты меня позвал, а оно вон как выходит, - робко произнес Витька, - все пора с травкой завязывать. А то скоро, блин, чокнутым экстрасенсом стану.
Я видел, что он не в своей тарелке, мне это было на руку. Потому, как не сможет полностью сосредоточиться на игре.
- Да расслабься ты, Витюха!
Я с радостной улыбкой, хлопнул его по плечу.
- Помнишь, я тебе про дядьку своего двоюродного рассказывал? Ну, про того, который сейчас в дурке слюни пускает.
Он кивнул.
- И что с ним?
- Да ничего. Хорошего. Полная утрата дееспособности, целыми днями тараканов невидимых ловит, да под себя ходит каждые пять минут.
- К чему это ты? - настороженно поинтересовался Поляна.
- Да как, к чему! - веселясь, - продолжал я, - У дядьки год назад, очень похоже все начиналось. Помню, тетка рассказывала, как он приехал к ней в район на съемку сюжета, и устроил скандал на пустом месте, дескать, какого черта, она его вызвала, оторвав от важных дел. Причем тетка и сама утром не ведала, что ее именно в это район отправят. Прикинь?
Лицо весельчака Поляны посерело. А я, будто не замечая происходящих перемен, продолжал глумиться:
- Как представлю тебя в твоем льняном итальянском костюме за штуку баксов, да в дурке, да обоссанного! Аж смех разбирает!
Я громогласно заржал.
- Кстати, он на метадоне торчал, - сказал я, отсмеявшись, потихоньку радуясь маленькой мести за прошлые проигрыши.
Ох, и вытянул он, по молодости, из меня деньжищ в храп и буру. Витька был игроком от бога, а точнее от лукавого. При наличии денег, он был готов играть во что угодно, в любое время суток. Сейчас, благодаря мне, он находился в расстроенных чувствах.
Я еще раз потрепал его по плечу, и ободряющим тоном произнес:
- Да, что ты так напрягся? Пошутил я.
- Правда? - спросил он с облегчением.
- Ну да. Про метадон наврал, он сидел на кетамине, - сказал я, и сразу продолжил, - Что, мы все про дурика этого. У меня до поезда еще целый час. Давай, лучше партеечку организуем.
- На что играем? - моментально собравшись, задал стандартный вопрос Поляна.
Я выложил на стол "Дурной Глаз".
Витя не дотрагиваясь, склонился, внимательно изучил предмет, и медленно поднял голову. Я увидел в его глазах запредельный азарт.
- Тяжелый вексель. Очень серьезная игра, - с расстановкой проговаривая каждое слово, вымолвил Поляна, - отменяй поездку. Твоя поездка, однозначно, фигня по сравнению с нашей игрой.
Он поставил на стол маленький пузырек с коричневой жидкостью.
- Здесь мой недуг, Сережа, - почти шепотом сказал Поляна, и, едва слышно, хлопнул ладонью по столу. - Я импотент. Ставлю это. Играем баш на баш.