Сам городишко был маленький. Однако градоправитель его имел огромное брюхо, должно быть, наеденное им в этой высокой должности. И огромный гонор в придачу. Сначала толстый бюргер так упорно торговался с Вензелем, что бывший солдат уже решил плюнуть на это дело. Общаться с ним было все равно что разговаривать с каким-нибудь скрягой-ростовщиком. Гралоправитель цеплялся за каждый медный грош, словно собирался оплачивать работу господина Гримма из собственного кармана, а не из городской казны. Двадцать лет он находился при своей должности и за столь долгий срок позабыл, вероятно, что это совсем не одно и то же.
Вензель развернулся и ушел не прощаясь. Он мог и обождать. У них с сестренкой еще оставались деньги, вырученные за поимку оборотня в столичном Дрездене. В эту дыру они заехали, чтобы переночевать по пути в Крайворст, только и всего. И если бы не слухи о заведшейся в городке нечисти и не испуганные глаза младшей дочери трактирщика Эммы, Вензель бы и не почесался, чтобы пойти к толстому скряге-градоправителю. Совесть взыграла, будь она неладна. Хотя бывший наемный солдат мог бы поклясться, что не приглашал к себе в дрянную гостиничную комнату эту капризную и своенравную госпожу.
Переговоры не увенчались успехом. Поэтому Вензель проверил окно и дверь, а потом спокойно улегся спать. Для остальных жителей городка они с Гретой были всего лишь заезжими кукольниками, которые, как им и полагается, дали представление на базарной площади, собрали немного серебра и чуть побольше меди, а утром уехали бы дальше по своим кукольным делам. Однако ночью нечисть разыгралась всерьез и устроила в городишке свое представление. Бесплатное, однако впечатляющее. Настолько, что скряга бюргер передумал и с раннего утра прислал в гостиницу за Вензелем мальчишку. На этот раз они пришли к соглашению удивительно быстро.
Вензель с Гретой проделали необходимые процедуры, и нечисть угомонилась. Но чтобы получить со скряги деньги, кукольнику пришлось потратить добрую половину дня. За время этого отнюдь не увлекательного занятия Вензелю не раз приходила в голову мысль выйти из образа добропорядочного горожанина и стать тем, кем он когда-то был - наемником, не знающим ни страха, ни жалости. Господин Гримм совсем уже было собрался вернуться в комнату за оставленным там мечом, однако тут до вспотевшего от долгого спора градоправителя дошла наконец вся бесперспективность его продолжения. Скряга скривился напоследок так, словно объелся лесных дичков, и выдал всю требуемую Вензелем и честно заработанную им плату. Словно от собственного сердца оторвал.
Но время было потеряно, и поэтому они с сестрой выехали из города далеко за полдень. И поздним вечером оказались в месте, которое должны были проехать еще засветло. Глухая лесная дорога с заросшими колеями не внушала доверия даже их запряженным в повозку мулам. Животные поводили длинными ушами, издавали тревожные звуки и торопливо, без всяких дополнительных понуканий со стороны хозяев, одолевали длинные лиги дневного пути. Грета взглянула на брата и, не говоря ни слова, покачала рыжей головой. Потом подтянула поближе колчан со стрелами. Вензель вытянул из поклажи простые деревянные ножны со своим старым мечом и переложил оружие под правую руку. Он подумал было, не достать ли еще и щит, однако решил, что это уже будет чересчур. Вокруг росли обычные деревья, дубы и вязы, а не какая-нибудь набитая нечистью колдовская чаща.
Однако Вензель был удивлен, когда навстречу им выехал из леса дюжий рыцарь на белом коне. Потемневшая от времени и ратных трудов сталь его отнюдь не парадных доспехов отливала красным в свете закатного солнца. Круглый шлем с широким наносником и кольчужной бармицей вокруг мощной шеи рыцаря не позволял как следует рассмотреть его не по-здешнему загорелое, а может, просто смуглое лицо. У Вензеля невольно дернулся шрам на щеке, но не от страха, когда рыцарь подъехал к повозке и ткнул затянутой в перчатку рукой прямо ему в грудь.
- Отдай мне свой кошель! - потребовал благородный господин у проезжего кукольника в изысканной разбойничьей манере. - Он слишком тяжел для тебя.
Господин Гримм трясущимися для вида руками снял с шеи шнурок с висящим там холщовым мешочком. В мешочке лежали деньги. Те, которые они с сестрой получили от горожан за представление на базарной площади. Чуток серебра и немного меди. Причем часть денег была потрачена на уплату гостиницы. Ими Вензель готов был пожертвовать, чтобы благополучно миновать это разбойничье место.
Рыцарь жадно вырвал мешочек из рук Вензеля. Заглянул в него и поморщился от досады.
- Доставай еще! - потребовал он.
- Я бедный кукольник! - сказал Вензель, глядя не столько на разбойника в рыцарских доспехах, сколько на лес за его спиной — оттуда могли выйти и другие охочие до чужого добра темные личности. - Это все, что мне удалось заработать на вчерашнем представлении.
Благородный разбойник медленно объехал повозку, внимательно осматривая ее содержимое. Углядев бочонок с пивом, он, не слезая с седла, выдернул его из поклажи. Выдернул пробку и как следует приложился к отверстию. Пиво, весело булькая, полилось в разбойничью глотку. Часть его пролилась на доспехи, но благородный фон не обратил на это внимания. Солнце неторопливо сползало за край леса. На дорогу, к удовлетворению напряженного любопытства Вензеля, никто больше не вышел. Похоже, господин разбойник предпочитал обстряпывать свои темные делишки в одиночку.
Напившись пива, фон, а возможно, даже и барон — такие на лесных дорогах тоже встречались, вытер рукавом свой слюнявый рот и подъехал к Грете, которая сидела на облучке повозки рядом с братом. Девушка опустила глаза, не желая смотреть в смуглое лицо обиравшего их разбойника. Тогда тот схватил Грету за волосы и заставил поднять голову. Удовлетворенно чмокнул губами и велел девушке слезать с повозки.
Спешившись, фон разбойник поволок Грету в лес, предупредив Вензеля, чтобы тот не вздумал рыпаться.
- Веди себя прилично, кукольник! - заявил он. - И тогда с твоей рыжей подружкой ничего не случится.
Грета бросила на брата многозначительный взгляд, в котором благородный господин с большой дороги, даже если бы он его заметил, отнюдь не увидел бы страха. Прежде чем они скрылись в лесу, фон успел отпустить пару скабрезностей по поводу того, чем им с девушкой, как он считал, теперь предстояло заняться.
Вензель быстро препоясался мечом. Потом подумал и захватил с собой крепкий дорожный посох, которым пользовался, когда предпочитал идти пешком, а не ехать в повозке: разбойник был силен как бык, а хорошая палка в умелых руках неплохо заменяла собой оружие. Он огляделся кругом, внимательно прислушался и скользнул под сень древесных ветвей следом за сестренкой и ее нежеланным ухажером.
Грета, выполняя свою часть плана, вела себя смирно. Фон завел ее совсем недалеко, на ближнюю лесную полянку. Видать, пиво ударило в голову и ему не терпелось. Девушка сидела на земле, а благородный господин стоял над ней, сладострастно сопя в предвкушении и пытаясь уже не очень послушными толстыми пальцами развязать шнуровку штанов. Проделывал он это слишком долго и слишком шумно, чтобы расслышать за спиной пусть осторожные, но не такие уж и легкие шаги господина Гримма. Вензель и сам не мог пожаловаться ни на рост, ни на телосложение, хоть и уступал в кондициях дюжему любителю легкой наживы. Поэтому он свалил фон-барона с первого удара. Такого крепкого, что Вензель испугался, как бы сгоряча он не сломал свой посох. Но надежная дубовая палка выдержала, и только круглый шлем сумел спасти голову разбойника. От тяжелой раны, но не от беспамятства, в которое тот впал после удара.
Когда фон пришел в себя, то оказался скручен собственными разрезанными на полосы штанами. Провести бы его в таком неприглядном виде по улицам ближайшего городка, чтобы люди могли вдоволь потешиться над пусть не очень смешным, зато бесплатным представлением, мстительно подумал Вензель. А потом отдать судье, чтобы тот приказал вздернуть разбойника на ближайшей виселице. Прямо так, без штанов. Вот только дело может и не выгореть, если он действительно фон.
Словно угадав направление мыслей господина Гримма, очнувшийся разбойник сразу зашел с козырей:
- Мой отец барон фон Крессель! - заявил он, едва понял, что самостоятельно освободиться от стягивающих его руки обрезков штанов не получится. - Развяжи меня, ублюдок, или он сдерет с тебя кожу, а я буду втыкать в нее свои ножи!
- Младший сын? - уточнил на всякий случай Вензель.
- Это тебе не поможет, кукольник! Мой отец меня любит не меньше моего старшего брата, а может, и более! Не сносить тебе головы, псовое отродье! Ты посмел поднять руку на баронета!
Грета была все-таки расстроена невежливым обращением с ней младшего отпрыска столь славного генеалогического древа. Девушка нанесла удар. Всего один, зато в нужное место. Удар получился столь болезненным, что верзила скрючился от боли и заскулил, как побитая собака. Из черных глаз его даже брызнули слезы.
- Ты сдохнешь на виселице, рыжая стерва! - пообещал Грете младший фон Крессель. Правда, он смог сделать это далеко не сразу, а только когда перестал скулить.
- Я сдам тебя на руки судье! - предположил Вензель, когда недобаронет наконец утих, перестав изрыгать проклятия. - Как ты знаешь, проходимцев с большой дороги ждет суровая кара: темница, а в твоем случае, возможно, и петля.
- Это сыну барона? - справедливо усомнился фон.
- Тогда ты не оставляешь мне выбора, - заметил господин Гримм.
Он сорвал с головы фона круглый шлем вместе с кольчужной бармицей. Под шлемом оказалось пухлое молодое лицо, нездешне-смуглое или же загоревшее до черноты, с жиденьким пучком черных волос на благородной голове, по форме напоминающей тыкву. Жилистая шея у плененного молодца была такой толстой, что Вензель даже немного позавидовал столь богатырской стати. Он заглянул в бегающие черные глазки фона своими зоркими серо-стальными очами, но как ни старался, так и не смог разглядеть в них ни капли стыда. И ни грана раскаяния за совершенное преступление. Наоборот, благородный молодчик, судя по всему, был уверен, что это злодеяние сойдет ему с рук.
- Такой молодой, а уже успел растерять на большой дороге свою совесть! - сокрушенно произнес Вензель. - Я не могу сдать тебя городскому судье, потому что не имею надежды на его правосудие. Придется потрудиться самому. У меня в повозке, совершенно случайно, завалялся моток крепкой веревки, способной выдержать даже такого борова, как ты. Лес вокруг дубовый, так что любая ветвь к твоим услугам. Выбирай. Когда все кончится, я обещаю похоронить тебя здесь же, фон Крессель. Твоему отцу я ничего не скажу: ни к чему благородному барону знать, что младший сын опозорил его, занявшись разбоем на дорогах.
- Ты не посмеешь! - заявил молодой фон.
Вензель пожал плечами и отправился к повозке за веревкой. Нужно было управиться с этим делом, пока совсем не стемнело. Когда он вернулся назад, фон уже успел осознать свою неправоту и, насколько позволяли его связанные за спиной руки, ползал на коленях перед Гретой, визгливым бабьим голосом умоляя ее о спасении. Даже в наступающих сумерках было видно, что смуглое лицо его было обильно покрыто потом. Фон обещал девушке жениться на ней, а Вензелю сулил груду золота за то, что тот его отпустит.
- Не верю! - коротко ответил ему господин Гримм, перебрасывая веревку через подходящую по размеру ветку дуба.
- Клянусь спасением своей бессмертной души! - завыл верзила, справедливо решив, что пришел его смертный час. - Я был в Иерусалиме. Я воевал на Святой земле. Всего полгода прошло с тех пор, как я вернулся из крестового похода!
Вензель сделал на конце веревки петлю.
- Ведь ты же христианин, я знаю! - крикнул фон в совершенном отчаянии. - Мы одной веры! Пощади меня, кукольник, умоляю тебя!
Крик захлебнулся, потому что верзилу вырвало пивом и тем, что он жрал до этого. Когда рвотные спазмы перестали скручивать мощное тело фона, Вензель увидел, что того колотит крупная дрожь.
- Так вспомни ее, эту самую веру, ради которой ты воевал на Святой земле! - рявкнул Вензель, стоя над поверженным телом фона. - Ради собственной жизни вспомни, пока не стало поздно!
Он отвернулся и нехотя стал снимать веревку с дерева.
- Я вспомню, я вспомню! Клянусь, я ее не забуду! Добрый человек, славный человек… добрый христианин… славная девушка… добрый человек…
Так бормотал младший сын барона Кресселя, от которого только что отступила тень смерти. Но Вензель уже не слушал его, занимаясь своим делом.
Это происшествие случилось весной. А осенью того же года на обратном пути из Крайсворта в Дрезден брату и сестре Гримм вновь довелось проезжать по знакомым местам. В ближайшей придорожной таверне хозяин уверял Вензеля, что о разбойниках он не слыхивал уже несколько месяцев. Что дороги безопасны и даже странствующие купцы уже перестали нанимать людей для охраны своих повозок с товарами. Что мир наконец снизошел на эту землю, благодаря заботам барона Кресселя и его благочестивых сыновей. Особенно младшего, всего год как вернувшегося из крестового похода.
Вензель поблагодарил доброго хозяина, но свой меч все равно положил на повозку поближе к правой руке. Рыжая Грета сделала то же самое со своими луком и колчаном. Они выехали в путь на рассвете, и немного времени спустя после полудня уже приблизились к тому самому опасному месту. Лесная дорога была пустынна. Дорожные колеи ее были до верху набиты опавшими дубовыми листьями.
Вензель, сам того не замечая, временами поглаживал левое плечо. Оно было заботливо перевязано сестренкой: последний упырь, которого скрутил господин Гримм, оставил на нем рваную рану. Грета обработала ее кипящим вином, а потом для верности еще и святой водой, но заживала рука все равно медленно. Однако правая работала как должно, и это не могло не радовать Вензеля: он был правшой.
К несчастью, случилось так, что разбойничья стрела, вылетевшая из леса, угодила именно в раненое плечо. Боль скрутила Вензеля с такой силой, что он свалился с повозки и на некоторое время выпал из текущей реальности. Когда же господин Гримм пришел в себя, его руки были крепко связаны, а в их с сестренкой имуществе уже копались некие темные личности самого потертого вида. Зато все они были при оружии.
Однако Вензель очнулся, и признаться, был очень удивлен этому обстоятельству. Руки господина Гримма были связаны, но он был жив. Хотя должно было быть наоборот. Свободный и мертвый — вот каково должно было быть его нынешнее состояние. Потому что разбойники, как правило, старались не оставлять в живых свидетелей своих темных дел.
Эта загадка разъяснилась, когда два, судя по запаху, давно немытых молодца подняли Вензеля с земли и поставили перед смуглым молодым человеком, одетым в потертые рыцарские доспехи. Старый знакомец плотоядно улыбнулся и собственноручно ударил господина Гримма в лицо. Вензель почувствовал, что левый глаз его начал быстро заплывать: похоже, заметно разъевшийся на сытных родительских харчах младший отпрыск барона Кресселя за время, прошедшее с их последней встречи, стал только сильнее.
- Ну что, ублюдок, выбирай подходящий сук! - ухмыляясь, заявил господину Гримму фон. - Крепкую веревку мои люди уже отыскали в твоем кукольном барахле. Хоронить я тебя не стану — оставлю висеть на съедение воронам! Вместе с твоей рыжей стервой, которую перед тем изнасилую на твоих глазах.
- А как же тогда быть насчет веры? - стараясь не морщиться от боли, спросил Вензель.
- Чего?
- Ты говорил, мы с тобой одной веры, фон Крессель.
В ответ отпрыск благородного рода плюнул под ноги господина Гримма.
- Мой отец, барон, в таких случаях всегда говорил мне, своему сыну: я христианин лишь до тех пор, пока это выгодно.
- Ты сражался на Святой земле. Я пощадил твою жизнь.
Кто-то из разбойников выдернул стрелу, попавшую в плечо Вензеля. Однако кровь по руке не текла, потому что веревки плотно прижали ткань перевязки к ране. Это было хорошо. Рана, конечно, болела, но терпимо. А вот то, что левый глаз быстро заплывал, и Вензель, хоть и временно, терял половину зрения, было хуже.
- За это я не стал сдирать с тебя шкуру живьем, кукольник! - громко рявкнул фон. - Хоть ты того и заслуживал. А еще — ради твоей рыжей подружки, эдакого персика, с которого я скоро сорву первоцвет! И чем дольше она будет угождать мне, тем дольше ты проживешь, псовое отродье! Помни мою доброту!
Смех недобаронета оказался таким же визгливым, как и его голос. Пока фон объяснял, на каких нетвердых основаниях зиждились его моральные устои, господин Гримм незаметно, почти одним оставшимся глазом, успел оглядеться. Ни лука, ни колчана сестренки на повозке не было. Значит, она не просто ускользнула от разбойников, но и оказалась вооружена. А отыскать Грету в лесу, когда она того не желала, и сам Вензель не смог бы. Как бы он ни старался. А еще господин Гримм не без удовольствия отметил, что на дороге с фоном осталось только трое разбойников. Всего только трое. Ах, если бы ему удалось развязать руки и добраться до своего меча… Впрочем, можно было надеяться, что сестренка справится: в ее колчане, насколько Вензель помнил, стрел было предостаточно, чтобы трижды положить всех разбойников, включая фона. А Грета никогда не имела дурной привычки тратить свои стрелы впустую.
Видимо, что-то в выражении лица господина Гримма не понравилось бывшему крестоносцу, потому что он резко оборвал свой смех.
- Мое терпение заканчивается, кукольник! - мрачно заявил фон Вензелю. - Если Герхарт и Рюмер не приведут девчонку ко мне, я буду пытать тебя. Надеюсь, твои громкие крики заставят ее выйти из леса.
Вензель промолчал в ответ. Он был твердо уверен, что фон никогда больше не увидит вышеупомянутых персонажей. Господин Гримм сам придумывал сценарии своих кукольных представлений и знал, когда дело приближается к развязке. Ждать ее оставалось недолго.
Уже не разбойничья стрела вылетела из леса и вонзилась прямо в шею одного из державших Вензеля молодчиков. Второй тут же выпустил кукольника из рук и схватился за висевший на поясе топор. Господин Гримм поспешил воспользоваться предоставленной ему относительной свободой. Он упал и перекатился под свою повозку, попутно отметив, что видавшие виды их с сестренкой мулы даже ушами при свисте стрел не повели.
А стрелы свистели вовсю. Грета явно осерчала и не собиралась повторять ошибку брата, в прошлый раз по доброте своей оставившего фон барону жизнь. Тот разбойник, что схватился за топор, тут же свалился рядом со своим неудачливым приятелем: выпущенная девушкой стрела пробила ему грудь. Третий лихой молодец, копавшийся в повозке, через несколько мгновений рухнул лицом в дорожную колею: из спины его торчало деревянное древко со знакомым Вензелю оперением. Спустя какой-нибудь век английские лучники прославились своим непревзойденным воинским умением на всю Европу. Однако разъяренная немецкая девушка задолго до появления бобби на континенте наверняка превзошла их в мастерстве владения этим, в общем-то, не женским оружием.
- Рыжая потаскушка! - завопил фон, и в голосе младшего отпрыска знатной фамилии Вензель услышал изумление и страх. Это ругательство стало последней фразой, которую тот произнес в своей, как выяснилось, короткой и столь далекой от благочестия жизни.
Грета разрезала путы на руках своего брата и помогла ему подняться. Вензель крепко, как мог, обнял сестренку. Плечо вновь закровило, и его пришлось перевязывать по-новому. Потом господин Гримм быстро уложил в повозку разбросанные разбойниками вещи, а девушка, чтобы не оставлять следов, собрала обратно все свои стрелы. Они тронулись в путь и долго ехали молча. Только когда мулы вытянули повозку с опасной лесной дороги на проезжий тракт, Грета сказала брату:
- Об этом случае я не стану придумывать сказку.
- А я не стану сочинять представление! - заметил он.
- Бывают люди, которые хуже нечисти, Вензель. Правда?