Ох, горюшко горемычное. Удавиться бы с тоски, да веревки нет, а на портках вешаться – срам один. Спасибо Претичу, хоть взашей из города не гнал, а что кричал громко, вестимо – князь слышать должон был. Спасибо и Даниле-Новгородцу – догнал за воротами, да сунул в руки узелок на дорогу. Узелок небольшой, но самое необходимое вместил. Там и харчей немного есть, сразу с голоду не помру, а там видно будет.
Одолеваемый такими мыслями, Василий, не заметил как привели ноги к той самой берлоге. Он присел на месте, где сидел хазарин, и заплакал. Долго текли слезы. Оплакивал бывший богатырь не позор свой. Совестно было Василию, что не сумел князя упредить. Что теперь будет? Сколько слез прольют люди русские от нашествия поганого?
Незаметно подкралась ночь. Одна за другой зажглись на бархатном небе звездочки. Долго всматривался Василий Игнатьевич в крохотные огоньки. Волхвы говорили что по ним можно судьбу узнать, главное истолковать правильно. Пожалел Василий, что не нашел времени обучиться столь нужной премудрости. Может и впрям там богами ответ написан? И почудилось на какой-то миг, что одна из звездочек колыхнулась на небе. Сморгнул. Нет, и правда, не держится на небесном склоне. Эх, подумал Василий, закрепили плохо, теперь такая красота на землю бухнется. С такой высоты вдребезги небось, даже кусочков не найдешь.
Сорвавшаяся звезда, тем временем, неслась по небесному куполу, оставляя за собой длинный огненный след. Вот бы волхва сюда, подумал Василий. Того же Белояна. Уж он-то, небось мигом определил, к чему подобное знамение, не зря ж, голова такая большая…
Он провожал звездочку взглядом до тех пор, пока она не скрылась за верхушками высоких деревьев. И тут, звонко хлопнул себя по лбу. Вот растяпа, к чему волхвы, когда дело и так ясное! Звездочка в какую сторону-то летела? - спросил он сам себя. - Правильно, в сторону степи. Значит сами боги указывают куда путь держать. А раз боги указали, то идти супротив их воли не дело.
Пойду в степь, - решил Василий, - встречу богатырей, авось смогу убедить, что опасаться нападения надо. Все-таки остались еще на заставах бывшие друзья-товарищи.
И словно камень с сердца упал. Неизвестность, всегда страшна. А теперь известно что делать. А что голову потерять можно, так ведь вечно жить вроде и не собирался. Хотел бы спокойной жизни - не стал бы когда-то богатырем, а хлеб сеять начал. Бросив последний раз взгляд на звезды, Василий прошептал благодарность богам за совет, и полез в давешнюю берлогу спать.
Не знал Василий, что в это самое время, в корчме Саргона, Антоний выложил на стол увесистый мешочек с золотом. Его собеседник – высокий, мускулистый мужчина - небрежным движением подхватил золото. Несмотря на то, что народу в корчме было на редкость много и лавки с трудом вмещали гуляк, подсесть за их стол никто не решался. Уж больно хорошо местному лихому люду была известна недобрая слава Чернобоя, собеседника византийца.
- Хм, царьградец, - ухмыльнулся Чернобой, взвесив золото в широкой, твердой ладони. – Видать здорово насолил тебе этот пьяница.
- Константин не говорил, что ты любопытен как девка, Чернобой – тонкие губы Антония растянулись в хищной улыбке. Кожа туго обтянула череп. Пламя в очаге нервно дернулось, и в какой-то миг Чернобою показалось, что сидит за столом с самой смертью. Истово перекрестившись, произнес хриплым, от в миг пересохшего горла, голосом:
- Избави Бог, любопытствовать, - он выдавил из себя натужный смешок. – За такие деньги можно десятерых…
Маг задумчиво посмотрел на украшавший широкую грудь Чернобоя, тяжелый золотой крест. Не многие в Киеве осмеливались вот так, в открытую, признавать свою принадлежность к Святой Церкви.
- Можно, – благосклонно кивнул Антоний. – Но ты постарайся одного. И побыстрее.
Он еще договаривал последнее слово, когда Чернобой оказался на ногах.
- Пойду, своих соберу. Где нам этого пьяницу искать?
- А вот это уже твоя проблема. Я тебе плачу деньги не маленькие, подсуетись.
Кивнув, Чернобой без лишних вопросов повернулся, и зашагал в сторону двери. Гуляки, даже самые хмельные, торопливо отовигались с его пути. Антоний, потягивая вино, задумчиво смотрел на удаляющуюся широкую спину. Хорошо, когда хоть кто-то из варваров принимает истинную веру. Собственные руки пачкать не приходиться.
Утром, едва городские ворота распахнулись, на дорогу выметнулись пятеро всадников. Только наметанный глаз мог углядеть укрытые плотными рубахами кольчуги…
Сложно идти по лесу, коли ни дороги, ни тропки. Словно сговорившись, деревья с кустами так и норовили либо рубаху порвать, либо веткой по глазам садануть. Совсем упарился Василий. Ну и лес – что ни шаг, либо овраг, либо деревья ветрами поваленные. Только и смотри как бы ноги не переломать. Василий остановился смахнуть пот, заливающий глаза. По дороге бы идти, да боязно. Не ощущал в себе Василий прежней силушки богатырской. Вот и с утра, сунулся было на дорогу, да заслышав конский топот схоронился в кустах. Как-то неспокойно на душе стало. Видно потихоньку стали возвращаться воинские навыки – не в безопасном Киеве как-никак, а в дороге всякое случается. Вот и решил довериться сердцу.
Затаясь, Василий наблюдал за проскакавшими мимо всадниками. Верно говорят – мастерство, его не пропьешь. Мигом ухватил привычный взгляд и скрытые от посторонних глаз брони, и мечи в седельных сумах, что для тайны обмотаны тряпьем, скрывающим истинную форму. Может тати, а может и просто путники оружные – дороги-то сейчас неспокойные. Но было в них что-то… опасное. Может, насторожил выставленный напоказ золотой крест одного из всадников? Как ни старался Василий, так и не смог пересилить себя выйти на дорогу. Подумал, подумал, и решил уйти подальше от Киева лесом, а там и дороги искать. Так оно спокойнее выйдет.
Раздавшийся сбоку треск, заставил Василия подскочить от страха трусливым зайцем. Всматриваясь в непролазную чащу, он пошарил по земле в поисках хоть какого оружия. Наткнувшись на увесистый сук, пальцы плотно ухватили деревяшку на манер палицы.
В кустах неподалеку захрустело, ветки жалобно затряслись, и на свет вынырнула огромная медвежья морда. Маленькие глазки внимательно осмотрели человека сжимающего в трясущихся руках корявую ветку. Жуткая клыкастая пасть оскалилась, и Василий весь сжался в ожидании оглушительного рева.
- Хе, и это бывший богатырь? – вместо рева раздался насмешливый, вполне человеческий голос. Не очень разборчивый правда, ну да что с медведя возьмешь? – Штаны-то еще сухие?
- У, забери тебя леший! – зло сплюнул Василий, выбрасывая ненужный более сук. – Какого… кхм… по лесам бегаешь и людев пужаешь?
- Окстись! Разве я пужаю? – продравшись сквозь густые ветки, выбрался из кустов Белоян. – Ты в штаны наложил раньше чем меня увидел.
Василий недобро смотрел на волхва. Он и раньше, в бытность свою богатырем, его недолюбливал. А после такой шутки и вовсе возненавидел. Ишь, скалиться, медвежья морда! Да и весь как тот медведь, что восхотев медку из высокого дупла, встал на задние лапы. И чего такой в волхвы поперся? Небось силищи хватит и Илью Муромца заломать. А ведь нет, даже морду себе медведячью вырастил, что бы девки от волхования не отвлекали.
- Ну, чего надо? – Грубо спросил Василий. – Хоть и похож на медведя, только не поверю, что просто так по лесу побегать потянуло.
Прежде чем ответить, Белоян присмотрел поваленное дерево, уселся на него переводя дух. Небось от самого Киева бежал, подумал Василий, и чего ему надо?
- Садись, – волхв хлопнул по стволу рядом с собой. Ладонь широкая, пальцы короткие, словом не рука а медвежья лапа. – Садись. Разговор предстоит долгий, А в ногах, сам знаешь, правды нет…
Присев, Василий хмуро посмотрел на волхва.
- Ну, говори, что у тебя за дело. Мне спешить надо!
- Какой ты занятой оказывается, – насмешливым тоном протянул Белоян. – Ладно, не дуйся ровно дите малое. Повтори-ка лучше то, что ты Претичу поведал.
- А ты, подумать, не слышал?
- Слышал, – согласился волхв. – Со слов Претича. Теперь хотелось бы от тебя услышать.
- А не пошел бы ты… - Василий демонстративно высморкался ему под ноги.
Поморщившись, Белоян отодвинулся чуть в сторону.
- Будет тебе. Неужели думаешь, я за тобой от самого Киева гнался для собственного удовольствия? Рассказывай давай, а там уж вместе будем думать, что делать надо.
Сначала неохотно, но затем увлекшись рассказом, Василий пересказал все, что с ним произошло. Белоян слушал внимательно, изредка уточняя интересующие детали.
Рассказал Василий и о своем намерении упредить заставы.
- Что ж, недурная мысль, – немного подумав согласился волхв. – Вот, только, дойдешь ли?
- Конечно дойду! – уверенно ответил Василий.
Белоян неопределенно рыкнул. Маленькие медвежьи глазки безостановочно рыскали по кустам, словно отыскивая лазутчика. Внезапно, Василию показалось, что на лес набежала незримая тень. Так бывает, когда легкое облачко на миг закрывает собой солнце. Но солнце светило по-прежнему ярко, а вот лес поблек, выцвел. Даже птахи лесные, испугавшись неведомого, затаились. Непривычно тихо стало в лесу. Василий повернулся к волхву и отшатнулся. Лохматая медвежья морда перекосилась, глазки остекленели, с клыков оскаленной пасти потянулась тягучая ниточка слюны. Волхв хрипел, будто старался удержать на своих широких плечах всю тяжесть небесной тверди. Василий похолодел – что ж такое творится, коли могучего волхва так скрючило?
Наваждение продлилось недолго. Точно незримой рукой сдернули с леса странную тень. Робко щебетнула невидимая птичка, за ней другая… и вот уже весь лес наполнился привычным дневным шумом. Рядом раздался полувсхлип-полувздох. В последний момент удалось Василию удержать от падения грузное тело волхва.
- Вот так… - со свистом вырвалось из груди Белояна. – Вот так. Пока удерживаю. Но они с каждым разом все сильнее… Боюсь не сдюжу. Чую не последнюю роль и ты здесь сыграешь…
От последних слов волхва повеяло таким ледяным холодом, что Василий невольно поежился. Слава богам – солнышко пригревает.
Архимандрит Василий с интересом наблюдал за работой Феодосия. Никогда прежде магу не доводилось видеть столь странных обрядов. За столетия уже успел понять, что все его познания в магии на самом деле песчинка в неоглядной пустыне. И все равно, каждый раз сталкиваясь с чем-то неизвестным, поражался многообразию и гибкости древнего искусства.
В полумраке небольшой комнаты, отбрасывала на стены зловещие багровые отблески небольшая жаровня. С тихим шипением поднимались клубы дыма от сжигаемых снадобий и трав. Облаченный в длинный балахон, Феодосий, воздел сжатые кулаки вверх. Глубокий капюшон полностью скрывал лицо старого мага, но архимандриту казалось что он отчетливо видит напряженное лицо и застывший, немигающий взгляд.
Архимандрит мысленно покачал головой. Этот язык был ему незнаком. Из какой же седой древности, старый маг принес эти заклинания?
- Сирагизам рот, иримат чет! Гирт Ашураздам!
Воздух в комнате сгустился, потяжелел. Тело старого мага воспарило над полом. Полы балахона развевались словно в порывах сильного ветра. Сила заклинания была такова, что Василий в какой-то момент оглох, ослеп, потерял ориентацию. Словно кто-то невидимый высасывал все магические соки из его тела. Рот распахнулся в неслышимом крике… и все кончилось.
Василий бросился к рухнувшему камнем Феодосию. Откинув капюшон с морщинистого лица, с тревогой всмотрелся в потухшие старческие глаза.
- Не получилось... – губы старца растянулись в некое подобие улыбки. – Но чувствую, если объединим мощь – не устоит…
- Кто не устоит, Старейший? – с тревогой уточнил архимандрит.
- Тот кто нам противостоит… Я видел его миг… - Феодосий содрогнулся. – Узнай все о маге с головой медведя.
- Да, - протянул оправившийся от незримой схватки Белоян. – Видишь, брат, какие дела ныне творятся? Неужто ль, никогда они Русь в покое не оставят? Не могут никак понять, что талисмана им как собственных ушей….
- Какого талисмана?
- Долгая это история, – отмахнулся волхв. – Потом как-нибудь на досуге… Спеши, Василий Игнатьевич. Князь и слушать не хочет о заговоре царьградцев. Пока сам не увидит, мы его не убедим. Так что, упреди заставы во что бы то ни стало! И вот еще…
Маленькие глазки пристально впились в Василия. Василий невольно поежился.
- Избавить тебя от власти вина, увы, мне не дано… - вздохнул волхв. – Но кое-что в моих силах.
Волхв отвязал от пояса небольшую баклажку. Василий уж давно глаза вывернул, косясь на нее. Теплилась в душе надежда – вдруг, да вино окажется, а добрый волхв глотнуть даст.
- На-кось, испей, – протянул баклажку Белоян. – Да не трясись ты так. Не вино то…
Но Василий и сам уже это понял. Жидкость в баклажке на вкус напоминала настойку из старых, не стираных онучей… Пожалуй, с большой добавкой болотной жижи.
- Я те выплюну! – опередил порыв Василия, Белоян. – Глотай, давай. Как уже сказал, от пристрастия к вину не избавлю, а вот прежнюю уверенность в своих силах, вернуть это снадобье поможет. Силушка, я смотрю, тебя не покинула, но многие пахари да кузнецы не слабже будут. А что их от богатыря отличает?
С трудом глотающий отвратительное пойло, Василий лишь мыкнул неразборчиво.
- А отличает, - нравоучительно продолжил волхв, - уверенность в себе. Да навык воинский. Навыка-то у тебя хоть отбавляй, а вот веру в себя потерял… Тут я тебе и помогу. Вновь богатырем тебя, конечно, никакое снадобье не сделает, но коли страха поменьше будет, и сам в богатыри вернешься… Допил? Вот и славненько.
- Что ж, - Белоян вздохнул. – Ступай, Василий Игнатьевич. Удачи желать не буду. Коли сможешь себя перебороть, вновь сильным стать, она тебе не понадобиться. А не сможешь… то и удача тебе не поможет…
- Что-то снадобье твое не действует, – хмыкнул прислушиваясь к себе Василий. -
Какой был, такой и остался…
- А ты, Василий Игнатьевич и не почувствуешь это. Зелье тебя уже изменило. Поймешь, когда время придет. Ступай.
Василий неловко потоптался на месте. Идти надо, но уж больно неохота вновь одному по лесу шастать. А здесь, хоть с этим медвежьемордым перемолвиться можно.
- Куда идти-то? – оттягивая миг расставания спросил Василий. – Я уж и заплутал почти…
- Иди, вон в том направлении, – указал тяжелой рукой волхв. – Через три дня аккурат на дорогу выйдешь. По ней и пойдешь далее. Коли что, у людей дорогу спросишь. Язык он ведь не только до Киева, а и от него завести может.
- Три дня по лесу? – засомневался Василий. – А не заплутаю?
- Не заплутаешь, – уверенно сказал волхв. – Я лешим словечко замолвлю. Они тебе сбиться не дадут.
- Ну что ж. Коли так, то прощай, волхв. Не держи зла, если что не так. Пойду…
Не дожидаясь ответа, Василий развернулся в указанную сторону. Долго еще его спина мелькала меж толстых, коричневых стволов. И все это время, Белоян пристально всматривался в эту широкую спину. Что-то предстоит вынести этому пьянице?
- Но, волчья сыть! – срывал злость на коне Чернобой. – Шевелись, мешок с костями. Еще наддай!
Легко можно было понять его раздражение. Пьяница, за голову которого уже было получено полновесным царьградским золотом, как сквозь землю провалился. У стражей на воротах Киева удалось узнать в какую сторону он направился. Но ни в одной деревеньке, что лежали по этой дороге, никто и слыхом не слыхивал о таком. Видно, либо стражи напутали, либо не пошел пьяница по дороге. Но не через лес же… А если, все-таки, через лес?
Чернобой с такой силой осадил коня, что бедное животное с жалобным ржанием встало на дыбы, и обиженно заколотило передними копытами воздух. Железная узда чуть не в кровь рвала конские губы. Рядом, с такой же поспешностью, останавливали своих коней подручные Чернобоя.
- Лабута, - окликнул одного из них Чернобой. Огромный, заросший до самых глаз, черной бородой мужик, мигом оказался по правую руку. – Лабута, если он через лес пошел, как думаешь, где выйдет?
- А чо ему через лес переться? – не понял Лабута. – Мало, что ноги переломать можно, так и лешие в этом лесу людев не любят…
- Я спросил, где выйти может? – нахмурился Чернобой.
- Ну… - поспешно начал соображать насмерть перепуганный Лабута. Не дай бог, разозлиться вожак, такое сотворит что и не вымолвишь в страхе. – Ежели не заблудиться… На закат идти, аккурат во владенья Охлябы выйдет.
- Сколько ему идти?
- Дня три, не меньше. Лес-то непролазный.
- Значит три дня… - задумался Чернобой. – А мы за сколько туда поспеем?
- Мы за сколько? – задумчиво переспросил Лабута. – Через лес на конях и думать нечего. А в обход… Не меньше седьмицы. Коням тоже отдых нужен.
- Значит так, Лабута, – угрожающе сдвинул брови Чернобой. – Либо ты приводишь нас через пять дней к Охлябе, либо…
Не дожидаясь, пока Чернобой закончит свое обещание, Лабута развернул коня, и что было сил погнал по одному ему ведомым тропкам, ведущим в обход непроходимого леса.