Эту рукопись я нашел в недостроенной гостиничке поселения Усть-Кокса. Мы там ночевали после возвращения, или, точнее, поспешного бегства из Верхнего Уймона. Это Горный Алтай, долина реки Катуни, в трех днях пешего пути до вершины горы Белухи. Мы туда решили взойти в день моего 50-летия. Просто так. Решили и пошли. Это лишний раз подтверждает, что с возрастом ума не прибавляется. Иногда мне кажется, что я - Старый Ребенок, Лао-Цзе в новом воплощении. Но только я еще и начисто забыл всю китайскую грамоту и премудрость. Остался только божий дар, или наказание, или просто детская тяга - играть словами. И странное стремление к передвижению. Не туризму - а именно - странствованию. Чему - а именно подвижническому подвигу в духе странных людей старой Руси - весьма способствовала в последнее время жизненная необремененность имуществом, деньгами и обязательствами. Всё, что было нажито за полвека, благополучно отобрал очередной - третий по счету - большой пожар в обозримой биографии моего рода. Это не новость на Руси - огонь у порога. Избы горят, барские усадьбы горят. Москва горела не раз. Пройдет очищающий огонь-огнец, - и идут погорельцы Христа ради...
Я рассказываю это не просто так, для связки слов, а чтобы читателю было понятно, с кем имеет дело. В смысле - хочу сразу отделить автора публикации от тех несусветных вещей, которые, признаюсь, с большим любопытством читаю и готовлю к публикации. При всём том, что я нормальный человек, чиновник в прямом смысле, то есть человек служащий в чине муниципального советника первого класса. При всём том я не могу отрицать, что очевидность, это еще не вся реальность. И что ОГОНЬ - это движущая сила значительно более весомая, чем принято считать. Например, в быту мы просто не задумываемся, что нефть, царица двадцатых веков, просто некая кровь, носитель энергии огня. Но это я знаю по службе. Вы скажете - это поэзия? Ну - не в большей степени чем положено быть поэту чиновником, например, в среде законодателей чиновничьих традиций последних 40 тысяч лет, традиций, возрожденных Кун-Фу-Цзы.
Но и другая сторона огня мне близка даже по моей, сравнительно нормальной биографии математика, инженера, немного стихотворца и чуть-чуть журналиста. Иная сторона - она тоже мне близка, это я сразу понял, читая случайно попавшие мне тетради.
Иная сторона Огня... У нас ведь даже такая поговорка очистительная ходит "ГОРИ ОНО ОГНЕМ", как будто может ещё чем-то гореть, да? И случаются эти пожары не случайно. Первый, о котором я, раз уж начал пояснять, коротко расскажу, случился накануне 1917 года. У нашего дворянского рода было пару десятков дворов прямо в центре деревянного города Вологды. На берегу реки Вологды. И сгорела вся улица. То есть к мировому пожару, что был на горе всем буржуям, мы пришли уже полными голодранцами. И лишенцами нас не делали, и на Колыму не отсылали, ибо мои славные родичи рады были работать равно честно и за царскую милость Христа ради, и за пролетарский паёк имени Ленина. Сгорел дворянский гонор, и это была уже не потеря, а подарок судьбы - пролетарская индульгенция, путевка в новую жизнь.
Второй пожар прокатился почти через полвека уже прямо по мне. Лет семь мне было. Но до сих пор страшно видеть себя со стороны в горящем с двух углов сразу бревенчатом доме. Стоял и смотрел, пока меня не вывели за руку. Точнее - стояло моё тело. А тот, который во мне сидит и видит моими глазами, он был высоко, выше потолка, но видел сквозь потолок. Когда я это рассказал маме, она попросила никому не говорить больше. О том, который извне. "Но ведь врать нельзя?" - спросил я. "А ты, если никто не спросит, и не говори", - пояснила мама. Но дом был казенный. И дяденька на суде спросил. И не просто спросил - он ЗНАЛ. Он умел спросить. И он знал, о чём. Он был настоящий Апостол Силы Сталина. Он спрашивал так, что отец мой через полгода после суда умер. Поэтому я, ребенок, в страхе отвечал честно и был прощен и спасен. От чего - не знаю. По смерти отца решение суда отменили за неимением истца и жили мы потом за три тысячи километров от места события. И это была моя вторая жизнь, куда не приходил Хозяин Огня.
Но потом я уехал в Сибирь и там меня всё-таки нашел третий пожар - он прошел сквозь мою жизнь, почитай, снова ровно через половинку тибетского века. Вот такие, почти равные по весу промежутки для трех выходов огня. Случайно ли? Думаю, что нет. Когда у меня сгорело всё, нажитое при социализме, точно так же, как веком ранее у моих предков сгорело всё, нажитое при царизме, я понял, что мне надо менять харизму. В первую ночь после ночи пожара мне приснился Старый Ребенок, он принес мне мешок папирусов. Чистых. И в этом сне было всё понятно даже ребенку, без знания китайской грамоты и мудрости Дао. Полжизни прожито и ничего не написано в полную силу. Так, забавки детские. Надо менять себя, надо отдать божий дар, иначе он превращается в наказание, в тяжкий груз неизреченных слов.
Подсказка простая, но три месяца я не мог решиться на такое. Чтоб всё бросить - диплом, спокойный кусок твердого инженерного хлеба. Всё решилось, только когда в Новосибирске, в "Академической книге", в букинистическом отделе, открыл старое издание Бодлера, кое-что там прочёл. Не скажу что - это моё. Это уже не Бодлер. Это тот мыслеобраз, одну сторону которого увидел и описал смельчак Шарль. Надо сказать? Хорошо, попробую... Может быть "Цветы зла", может быть "Гаспар из Тьмы"... Нет, даже название не скажу точно, потому что читал часа два, листая беспорядочно академическое издание, и это не вызывало никаких вопросов ни у продавцов, ни у таких же, как я, старателей золотого слова. Четко запомнилась фраза "по ночам Скарбо пьёт мой мозг". Потому что тогда сразу положил книгу на прилавок, купил пачку чистой бумаги и неделю сидел в номере гостиницы и писал, писал, писал.
Мне позвонили из проектного института, куда я был командирован для работы над проектом некоего транспортного узла, я сказался больным и дал консультации по телефону, причём видел альбомы с чертежами не просто ТАМ, а словно насквозь. И наперёд, уже исправленными. За часа полтора ребята получили задание на всю эту самую, очень нужную мне неделю. На период смены кожи. На пачку листов никому не нужной, сожженной перед отъездом писанины. На переход из инженеров в журналисты. Всего-то на 9 лет. Но, боже мой, если действительно рукописи не горят, и это писание тоже мне зачтется суровым Агни....? Да ладно. Так подробно я останавливаюсь на этих эпизодах недолгой апологии Огня, длиной менее чем в одну жизнь, потому что и в этой сказке путь наш лежит не только через огонь, но и через Новосибирск. Есть в этой точке земли, видимо, какая-то притягательность, не случайно ведь растут города - миллионники?
И - забегая вперёд - но всё-таки надо прямо сейчас сказать, что в этой, чужой, найденной случайно, крупными полупечатными буквами начертанной рукописи о Шиве-Лама-У-Ши, тоже речь идёт о явлении одного из рода Агни. И он был не Агнец Божий в нашем православном восприятии, он больше был похож на тяжелые видения Чюрлениса, тоже странного человека, над которым явно довлеют какие-то кармические тени туманных нибелунгов. ...был - Он...? Нет. Он там. Просто нас там нет, а он есть. Но об этом чуть позже, когда придём на место. В чудную долину у ворот Беловодья. А пока мы идём по Новосибирску в поисках ночлега. Моя гостиница, где я в прошлой жизни неделю праздновал, воссоздавал главы сгоревшей рукописи "День рождения Маргариты Николаевны". Зашли. Нет, ночевать здесь? - нет, это нам сейчас дорого. Не в командировке, а за свои - нет, это уж не дважды в ту же реку... Вечер тихий и теплый, бабье лето. Оперный театр, "Лебединое озеро - все билеты проданы". Жаль. Кафе. Очень-очень дорого. Решено - остановка отменяется, на вокзал, ужинать и спать в поезде.
__________________
2. Первые вестники пути
Утро. Пьём кофе под спокойный перестук колёс. Ощущение, что снова по-домашнему стало всё. Как много лет назад. Когда мы с женой недолгих девять лет были журналистами. Творили в свободном полете. Сейчас мы можем себе это позволить только в отпуске. Никакого телевизора, из которого сыплются новости-хреновости. В окне чистое зеленое высокое и голубое. Не северное тяжелое низкое серое и корявое. Не бесконечный мелкий дождь тяжелого болотного лета. Высоко. Легко. Мы не на службе, мы живём в поиске. Мы читаем у окна. Выходим по очереди курить. В тамбуре для курящих сладковатый запах сена. Понятно - едем в направлении чудной Чуйской долины. За окнами пейзаж узнаваемый, знакомый, хотя не были мы здесь еще никогда. Это бывает, когда идешь в правильном направлении. Вроде как ветер чуешь. Разговорились с попутчиком. Он угадал в нас журналистов, назвал себя - имя я тоже назову, потому что встречи с ним потом еще будут - редактор местной студии телевидения, Николай Бардамай.
Удивился, что едем так поздно: "у нас обычно в это время уже снег лежит на перевалах, не сезон. Зато сейчас отдых - не то чтоб дешево, - бери даром! Зимний горнолыжный бум еще далеко. Так что вы верно выбрали время для ознакомительного круиза". Может быть, Николай немного подшучивал над нашей интеллигентной бедностью. А может быть и просто хотел сказать приятное. Горы он не знал. Уймонская долина? Ни разу не был, всё как-то недосуг, да и зачем? - горы везде горы. Вот они под окнами, чуть ли не в огороде. На вокзале, прощаясь, о дивных местах он порекомендовал нам узнать в городском книжном универмаге, там собирается вся ойкумена местной эзотерики. Такая вот шутка. Нам не понравилась. Но я пожал его руку, и понял, что это он от неловкости сказал, что на самом деле хотел сказать другое. И действительно, отойдя на пару шагов, Николай повернулся к нам: "если захотите, вместе работать, готов хоть сегодня взять вас на работу в нашу телекомпанию. Звоните". И очень уверенно обозначил: "до встречи".
Это радостно, когда ты людям нужен в такой степени. И спокойно, когда вестник выходит тебе навстречу. Потому мы вошли в зал эзотерической книги яко во Храм, яко в часовню при дороге. В очень приподнятом настроении. Прошли, посмотрели знакомые книги, прикоснулись пальцами к корешкам - хорошо, когда всюду есть родные и близкие. Посмотрели карту Алтая. Дорого. Впрочем, нам тогда всё было дорого. Но пора спрашивать дорогу. И девушка-продавец тут же отвела нас к стеллажу, за которым подписывала тоненькие брошюры стройная сероглазая женщина с абсолютно не запоминающимся лицом. Просто как силуэт помнится. Бывают такие блок-защиты. Человек-невидимка. Она написала нам на брошюре адрес и номер квартиры, мы знали, где этот дом - только что проходили мимо.
В этом доме пахло восточными пряностями и церковным ладаном. В этом доме наливали душистый чай и подавали на стол бездрожжевое печенье. В этом доме звучали псалмы и мантры, странное сплетение ритмов Европы и Азии... Нет - скорее двух Азий - двух Востоков - ближнего и дальнего. И почему странное сплетение? Азия утро плюс Азия вечер. В мире сегодня нет ни европейских, ни африканских, ни американских вер. Христианство, Ислам, Буддизм, Дао - всё это возникло даже территориально в Азии. Это есть отражения некой Единой Веры из Сердца Азии. День Бога смотрит в зеркала по склонам Гималайских отрогов.
За чашечкой умиротворяющего хорошего чая возражать было бы неловко, да и зачем? Много извилистых троп ведет в Гору. Так говаривал один мудрый петербуржский ясновидец. О вере с нами быстро перестали говорить, поняли, что мы несём что-то своё. Интересно - со стороны люди видят, а я сам не знаю, что несу... Не себя ли несу у себя на плече? - так переспросил бы я сегодня Рабиндраната Тагора.
Нам показывали карты Горного Алтая, книги с картинами странных электрических явлений, камни-знаки, фотографии со светящимися объектами, не то что аурами людей - прямо их световыми двойниками. И нетерпение перед шагом в неизвестность яро разгоралось. Почему-то меня заинтересовал острый камень-пирамидка на вершине горы, нависшей над Верхним Уймоном. Что за знак? Но - увы - сами эзотерические дамы в этих местах не бывали. Никого из бывалых пока не было. Должны были подойти попозже. Дамы показывали нам книги интегральной йоги, трансцедентальной йоги, Агни-йоги, йоги Ошо... И здесь, при имени Ошо, была оказана в подаче книг определенная торжественность. Я понял, что для них это главное. Что эти люди уже увидели свой Свет и ослепли для всего остального. Захотелось курить. Но не в этой же трансцедентальной чистоте дымить нечистым зелием... Попросились на балкон. Я сам очень с большим удовольствием купаюсь зимой по "Детке" Порфирия Иванова, с еще большим удовольствием читаю книги и смотрю, нет - вхожу в картины Рериха. Но это не весь мир. Пределов нет. Узкая тропа не по мне. Может быть потому и привлекла меня к себе эта загадка Альт-сталкера, к первому знаку которой мы быстро приближаемся.
Курили, смотрели на спокойную тишину предгорья. Когда мы вышли - обстановка изменилась. Пришла женщина в сером, "человек-невидимка" из книжного магазина. Все сидели на ковре в свободных позах, человека два - в лотосе. Ведущая рассказывала о работе по продвижению Дела в Центре, в Сибири, в Красноярске, в Иркутске. Мы послушали немного. Потом на какой-то момент она сделалась видимой, мы посмотрели глаза в глаза. На немой вопрос я улыбнулся, поблагодарил за всё и объяснил, что нам пора решать или с ночлегом, или с движением дальше. Нам строго пожелали доброго пути. И действительно путь оказался добрым, нашлись свободные места в автобусе на Горноалтайск, нашлись в полночь свободные места в единственной городской гостинице, чайник нашелся в гостиничном номере и подаренный кулечек бездрожжевого печенья приятно порадовал нас.
Впервые за пять ночей мы спали не раскачиваясь под стук колёс. Хорошо курить, вдыхая свежесть у открытого окна, запивая горячим кофе ароматы горного утра. Автобус в Уймонскую долину был только назавтра, поэтому мы день погуляли по городу, по сути по горному ущелью, по нескольким узким извилистым улочкам, зажатым горами. Зашли в республиканский музей. Нам показали Алтайскую Принцессу - длинную мумию женщины с высокой прической на особом шесте. Это был не просто раритет, это была вновь обретенная легенда Алтая. Мы начали задавать вопросы, возникла неловкость, к ней допуска не было, да и день был не для посещений, а нас приняли по ошибке за ученых-экспертов, которых ждали. Мы предъявили удостоверения журналистов... По лицам старших научных сотрудников явно читалось "А еще в шляпе..." Короче - нас не выдворили, но вежливо попросили больше не фотографировать здесь ничего. Экспозиция была еще не утверждена. А были там прелюбопытнейшие вещи...
Но об этом лучше рассказывать отдельно, в подробных комментариях к данному путевому листу, и потому пропустим некоторые интересности. Промелькнет пусть Чуйский тракт до поворота на Онгудай, промелькнет Усть-Кан, промелькнут серпантины ремонтируемых дорог, где с одной стороны - пропасти страшные по глубине - как в окно самолета смотришь - и с другой стороны - прекрасные по мощи каменные стены - как перед штурмом древней крепости стоишь. Промелькнут мелкие поселения по два-три домика, пастбища по нескольку десятков перламутровых коров или огневых скакунов, мосты и мостики, через которые пробежит старенький тряский автобусик до Усть-Коксы. Всего-то часов десять езды от Горно-Алтайска. И вот мы уже попали на место слияния Катуни и Коксы, в самое начало Уймонской долины. Оттуда, нам говорили, легко можно добраться до Верхнего Уймона. Да, мы увидели поселение на той стороне долины, на другом берегу разделившейся на несколько рукавов Катуни. Километра полтора по прямой. В объезд до 20 км. Но туда автобус не ходил уже две недели. Потому что пошел на Чонгар и сорвался в пропасть. Другого нет. Не очень обнадеживающая новость. Нам не врали. Женщина, которая это всё рассказала, говорила "Якши урус", своей подруге. То есть - им понравилась наша городская пара. Но правда - она такова.
Это дело надо было переждать. Перекурить с чашечкой дешевого горячего кофе. Что мы и сделали на скамейке возле сельсовета. И снова вестник вышел навстречу. На этот раз - женщина, которая тоже ехала с нами в автобусике из Горно-Алтайска. Она узнала в нас земляков. Сама работала в Нефтеюганске, но у неё был куплен домик в Мульте, это уже на той стороне Катуни, оттуда нам до Верхнего Уймона останется километра три. Она, как уже местная, легко нашла попутный транспорт. Что на самом деле было очень не легко приезжим, многие местные нас просто обходили стороной. Какое-то ощутимое неприятие исходило от них, в ответ на наше жадное любопытство, может быть?
__________________
3. Ночь у порога Беловодья.
Мы ехали по прямой, как стрела, дороге через долину. Золотистые стены гор не спеша выдвигались навстречу, как плечи выходящих во широко поле-дол, во былинную долину, древних великанов, тела самых дальних гор светились невесомо прозрачной синевой, как облик юного Кришны-Леля.
Моя жена сказала об этом водителю. Тот озадаченно посмотрел на неё - "горы, как горы" - хмыкнул, но посмотрел в окно и по-детски радостно закричал "ВИЖУ!". Мы весело засмеялись: да, это как любовь с первого взгляда, когда созерцаешь юным оком красоту того, что замыленному каждодневным визированием глазу просто и серо видится. А ведь реальность намного прекраснее очевидной обыденности. И здорово, когда человеку удается помочь увидеть сквозь...
Вообще это было, если со стороны взглянуть, до колик смешно, наверное. Я в шляпе и с профессорской бородкой, моя супруга в элегантном артистическом шарфе поверх плаща, сидим в пифагорейских позах в фургоне старого УАЗика на каких-то ржавых ящиках и рассказываем основы классической этики. Всего за каких-то сто рублей в час. Потому что парень за разговорами сердечными не только нас отвез из Мульты в Верхний Уймон, но потом с нас и за дорогу не взял, только мостовые мы оплатили вскладчину - шлагбаум на мосту через Катунь открывался за деньги и тут уж мы настояли на своём малом вкладе.
Вышли мы возле музея Рериха. Да! - в глухом горном селе есть настоящий дом-музей Николая Рериха с подлинниками картин. Об этом нам однажды рассказал мальчик по имени Денис, увлеченный рериховец, участник Сибирского Рериховского общества. Настолько ярко живописал, что мы загорелись и, через все невозможности, пришли в эту точку входа в Беловодье. Что любопытно, потом, когда мы показывали Денису фотографии с места события, и начали говорить "а помнишь?", тогда только выяснилось, что сам мальчик здесь не был и, естественно, не помнит, чтоб рассказывал нам о том, чего не видал. Но это было потом. А сейчас и здесь мы смело вошли в музей, директор-экскурсовод Валентина была здесь, время было нерабочее, но мы ходили, смотрели, трогали, то, что можно трогать, фотографировали то, что можно фотографировать. Главный раритет, картина Рериха "Гонец", весьма потемнела от времени. Ее сила стала какой-то твердокаменной. Никакой профессиональный фотоаппарат не мог взять эту силу, но я всё-таки сделал пару снимков своей японской оптикой.
Мы вышли во двор. Поговорить нам было о чем. Как раз сегодня был день рождения Рериха. По не менее, чем сегодня, счастливой случайности мы год назад, в этот же день, побывали на Третьих международных Рериховских чтениях в Санкт-Петербуржском университете. Там слушали лекции и о Беловодье. О горе Белухе. Куда хотим мы... - и тут наш энтузиазм Валентина остудила реальностью - лошадь по этому маршруту стоила 100 долларов в сутки. И не сейчас, а в сезон, хотя бы месяцем ранее, ибо обычно в это время в долине уже лежит снег. "Наверное - мы какая-то аномалия", - пошутил я, но Валентина восприняла это серьёзно. Поскучнела, принесла нам из каморки за дверью несколько книжек, подаренных ей искателями аномалий. Явно нечитанных книжек, подписанных авторами. Сама она никаких НЛО и протчего не видала никогда. Обычный человек.
Может быть, может быть... Но потом мы побывали в ее собственном недостроенном доме на излучине Катуни. Это было чудо! Дом, с высокой крышей, с четырьмя мансардами, высокие окна которых выходили на четыре стороны света... У меня даже сердце сжалось - как это было похоже на дом Мастера и Маргариты, где как-то мне довелось единожды побывать. Мысленно, если можно так сказать, если можно сравнить песчинку записанного слова с молнией породившей его мысли. А здесь не песчинки - мириады круглых камней катила с космических высот вокруг этого дома Катунь. Силу ее движения, низвержения с высот перевала отметкой более 1200 метров - эту силу, эти вихри, кружащие поперек течения бирюзовые кольца, мы испытали на себе, вошли в осеннюю воду на несколько минут. Ноги от дна отрывать было, оказывается, нельзя, мигом уносит на перекат. И там я ухватился за большой камень, но от него отделился и остался у меня в руках кусок, размером и формой напоминающий литой белоснежный череп. Я нырнул и осторожно отпустил этот подарок обратно в реку, он зашуршал по гравию рыхлого переката - "Шива-У-Шшиии" - тогда, под водой я впервые услыхал это сочетание ведомых и неведомых мне имён.
вы в доме Маргариты, вокруг которого читала мантры круглолобая Катунь, нам заночевать не довелось. Хозяйка отказала ввиду ремонта, зато взамен нашла нам ночлег у одинокой бабушки Медведихи. Признаюсь, при всём уважении к уймонцам, но было немного досадно, проехать несколько тысяч километров и у порога Беловодья встретить стену прохладного, мягко говоря, отношения. Я не описываю два предыдущих отказа в ночлеге, которые мы успели получить от власти в лице сельсовета, несмотря на предъявление журналистских удостоверений, и от рериховцев из СибРО, которые там строили свой музей своего Рериха...
Может быть это работал тот неучтенный нами фактор, по которому староверы после поган выбрасывают чашки и ложки... Тогда мы об этом не думали, огорчения те вправду были невелики, так как восторг от этого места и от ощущения приближающейся тайны был велик. По-детски рассуждая мы к одинокой бабушке Медведихе шли как благодетели, считали, какую сумму дадим за десять дней на пределе своих финансовых возможностей, чтоб и помочь по максимуму человеку, и чтоб хватило домой вернуться. И бабушка запросила с нас именно ту сумму, которую мы при обсуждении высчитали. Но за одну ночь. То есть отпуск у нас резко кончился, ибо торг накануне ночи был неуместен. Тем более с заходом солнца быстро похолодало, черные крылья четко очерченных теней горных хребтов сразу сомкнулись над чудной долиной. Открылись огромные звёзды, алмазы в бархатной тишине, близкие, нисходящие с небес сумасшедшей красоты алмазы...
Бабушка щедро напоила и накормила нас. Чай на травах, яичница на ярко-желтом масле, еда очень обильная и тяжелая. Назавтра она обещала нам баньку, мы не стали ее разочаровывать отсутствием средств на эти цели. Она успела рассказать нам всего о двух убитых лично медведях, пошла спать. Очень довольная. В это время года продолжать туристический бизнес - это был подарок судьбы. А для нас это был урок новой русской экономики. Взяла-то с нас бабушка, по норме, и, если в долларах, то не так уж много. Такова цена чистого экстрима, щедро оплачиваемая бесчисленными бельгийцами, американцами и другими братьями нашими старшими.
Около полуночи я вышел перекурить в огород. Холод уже ощутимо пронзил долину. В стоящем воздухе, то ли по небу, то ли по склонам гор, двигались отдаленные огоньки и, не менее удивительными причудами горного эха, - странные звуки. Будто кто-то прямо в середине черного горного склона колотил в жестяную баночку. И в колокольчики Дзен позванивал. И невидимый пробежал через огород. Это слышал не только я - вслед за ним по селу волной прокатился сердитый собачий лай. Ворота в сказочный мир были приоткрыты. Но не все могли войти в эту сказку. Здесь, в предгорьи, жили люди, которым осталось три дня пути до Беловодья. Туда Рерихи ходили почти ровно 60 лет тому назад, если верить упрямым староверам. Туда ушла Соколиха, потом письмо присылала, но к себе не звала. Это целый пласт легенд, до которых рукой подать, но не пускает нынче незримая стена. Или сам я боюсь. Как и эти люди. Дальше порога - ни шагу. Райская долина, это ведь последнее искушение на пути туда. Зачем идти на лёд и голые скалы, если здесь даже простая корова перламутровым светом сияет. Вот оно счастье. Здесь и теперь. Но отчего же так угрюмы стоящие при входе? Тоже, как и я, чувствуют, что грехи не пускают? Или - что дела земные не сделаны еще? Сильное беспокойство вливает в душу весомая эта тишина...
Утром мы побежали окунуться в Катунь, чем утренняя горная вода отличается от вечерней - это во-первых светом, во вторых... Да, в общем, в эту реку можно нырять до бесконечности и всегда это не дважды в одну воду! Радость огромная после того! Сила Белой Воды в душе и в теле!
Но пора и честь знать. Бабушка очень расстроилась, и видно было, что не столько из-за денег, сколь из-за того, что не успела рассказать про всех своих мужиков да медведей. И ещё про многое могла бы порассказать, ведь еще до войны ходила по этим горам до самого Китая, а то и туда, а когда и в Монголию - туда-то граница не была никогда особо строгой. Да и как ее охранишь на неприступной горе - границу-то? А зверя-то раненого зачем на чужую землю отпускать? В общем - прощание вышло немного со слезой, немного с торопливым дорассказом. И ещё в огороде ко мне подбежал большой белый пес. Вообще собаки здесь очень злые, у Медведихи на цепи сидела кавказская овчарка, даже на вид покрепче волка. Этот белый был другим. Я присел к нему навстречу, чтоб глаза были на уровне глаз. И поверх его головы четко увидел на вершине горы ту самую треугольную пирамидку на вершине горы, которая меня в своё время так притянула на старой фотографии рериховской экспедиции. В общем - находки продолжали сыпаться, как из рога изобилия. Жаль, что нам не по средствам было пожить в этих местах десять дней хотя бы...
Всё-таки повезло с отъездом. Местный автобус был в запое, образно говоря - наполовину. То есть один хозяин был дома и готов был бы оказать нам и односельчанам платную услугу до райцентра, но вот беда - партнер неделю уж пил. А у них действовал суровый договор - начинать движение только при решении обоих глав бизнеса. В общем, если бы не случайно заехавшие в село в поисках порыва связисты, нам пришлось бы идти пешком. Об этом, пожалуй, уже не стоит говорить, но вся поездка состояла из цепочки случайностей. Мы несколько раз съездили из Уймона в Мульту, туда и обратно, исколесили всю округу, даже увидели издали одно из знаменитых Мультинских озер, наконец порыв нашли, кабель заменили и вот снова мост, для служебной машины бесплатный, вот прямое как стрела шоссе через долину. Слава Богу, снова мы попали в убогий райцентр, который теперь казался нам вершиной цивилизации. Нас вместе со связистами пустили на ночлег в недостроенную гостиничку. И взяли по цене, как для местных, без перевода в валюту. И поужинали мы, чем бог послал, в сельской харчевне, и снова быстрая ночь сомкнула крылья над долиной. И сны были снова странными, беспокойными.
4. Первая тетрадь Альт-сталкера.
Около полуночи я вышел покурить в недостроенный каминный зал гостиницы. Ярко светила полная луна. Хоть читай - подумалось. И тут я увидел эту тетрадку. Точнее - половинку тетрадки. Вторая часть была оторвана и брошена в огромную яму, где по замыслу устроителей должна была к следующему туристическому сезону появиться подвальная котельная. Честное слово - это подвиг - вырубить в скале такую ямищу. Видимо - камень шел непосредственно на строительство дома. Но вернемся к рукописи. Она лежала скрытно за фанерным щитом. Сначала я увидел выброшенную часть, и только потом - хранившуюся, недописанную. Ровные четкие рукописные буквы. Я читал их, как сквозь сон. Даже сейчас пишу, и спать хочется, не в те буквы на клавиатуре попадаю. Пишу пока по памяти. Хотя текст рядом где-то есть. И такое ощущение, как в детстве, когда нельзя, но хочется.
"ШИВА-ЛАМА-У-ШИ, слышу Огонь!
...машина повернула на Черный Ануй. Здесь не было никакого шоссе, колея, не колея, просто след чьих-то шин. Мы ехали, ехали, ехали. Было хорошо. Мы курили один косячок на троих и весело смеялись. Хорошие ребята попались. Пусть не в ту сторону пока едут, ничего, они еще дозреют. Поймут, что я могу их вывести на настоящие высокогорные поля. Где трава тянется к твоему телу, обвивает его и гладит. Где ты врастаешь в тайный зов горного звона. Где не надо ни курить, ни глотать наркотики, можно просто закрыть глаза и врасти в тайную жизнь растений. Где... я не то спал, не то словно вываливался из сладкой полудрёмы. Мы остановились на ночлег.
Здесь вообще был заповедник, стояла охрана обычно, но сегодня был какой-то праздник. Все были пьяные и обливали друг друга водой. Алтайская Купала. На въезде в заповедник нам навстречу попался тоже довольно нетрезвый алтаец на старой "копейке". В одних трусах и ноги на руле. Но ехал. Ребята спросили его о каком-то камне. Он помолчал, потом сказал "Туда. Увидите сами". Так мы и нашли эту стоянку.
На большом плоском камне были вырублены фигурки бегущих человечков. Они не охотились, они убегали. Было на рисунке и дерево. Как неровный трезубец. Этим рисункам должно быть 10-12 тысяч лет. Но это дерево стояло в пределах видимости. Дерево столько не живёт. Почему оно на камне и в жизни? Я спросил. Ребята отругали меня, но потом сами увидели то, во что не верили. Так мы и стали здесь, на кургане, посреди каменных колец. Я не захотел спать в круге Принцессы, разложил свой спальный мешок там, в сторонке, под трезубчатым деревом. Вокруг него был ручей, только узкий перешеек соединял его с остальным лугом. Я проложил по перешейку цепочку белых камушков, замкнул свой круг. Никого. Только внутри, на сухих ветках, как глянцевые листья густо сидят черные дрозды. Про дроздов я промолчал. Ребята их не видели, они смотрели карту, рисовали что-то. Они уже разложили костерок. Картошки достали. Я пришел, взял котелок. Снова пошел к себе, к ручью. Когда наклонился за водой, увидел вращение песчинок вокруг бьющих ключей. И в отражении за ручьем, прямо на фоне круглого белого камня, человека в сером френче и широкополой шляпе. Он, каким-то металлическим стилом, скоблил буквы на камне. Не то стирал, не то нарезал.
- Ты кто? Это что? Зачем? - стал строго спрашивать я.
- Сензар, - ответил он. Положил стило на камень и легко перескочил через широкий ручей. Посмотрел мне в глаза, горестно вздохнул: - Зря ты здесь, глупый маленький туман.
- Почему зря, мне хорошо. Ты красиво сказал. Я - туман. Ты - ветер. У меня добрые хорошие друзья. Меня ждет тихая трава. Почему - зря?
- Попей воды из котелка, - сказал Сензар. Я не знаю, это слово было ли его имя, или означало то, что он нарезал на камне, но другого слова-имени красивее я ему не подобрал бы. У него был глаз добрый. Я доверил бы ему даже двери между ведомым и неведомым открывать. Он был добрее, чем даже Микис, что из девятой палаты. Которого у нас любили все больные, и медсестрички, и врачи. Глаза у Микиса были добрые-предобрые. У него только руки были страшные от многих поперечных порезов, он очень часто резал себе вены, там рубцы были уже крест-накрест. Это Микис.
А Сензар нет. У него руки были сильно белые, чисто белые, даже синевой какой-то отливали. Я это заметил, когда оторвался от сладкой воды в ковшике. Он в это время, пока я пил, легко провел несколько раз мокрым пальцами у меня за ушами, как будто собаку почесывал. И у меня в ушах вдруг очень громко загрохотал ручей, как надо мной. Потом дрозды зашелестели жестяными крыльями, пересаживаясь на старом дереве. Потом я словно ниже опустился, прямо к костру в центре круга, и ясно услышал, что говорили мои добрые друзья, нарезая большим ножом хлеб и колбасу:
- ...как это место наркоша прочитал на карте? Ума не приложу. Он на собаку похож. Нюх, верхнее чутьё. Это точно здесь. Утром копнём. В центре круга. Это она.
- Ты уверен? Ты уже три раза был уверен! А первую принцессу нашли эти... Какие бабки мимо нас! Она же святая для всех этих узкоглазых. Сейчас её пилят на кусочки эти, в музее. А мы могли бы продать каждый кусочек по 30 долларов, а если в сандаловой ладанке, то и за 100. Завтра начнем копать здесь. В центре круга. Мы своё возьмём.
- Нехорошо слушать чужие разговоры, - сказал я Сензару. - Меня за это били.
- Не будешь слушать - убьют, - грустно усмехнулся он. И попросил: - сыграй мне песенку грустного скрипача о черных дроздах.
Меня два раза просить не надо. Ехали так далеко, и вот даже тут человек знает, как я легко летаю за черным дроздом в этой песенке. Я достал из мешка за спиной свой альт. Оперся спиной о теплый камень и играл, закрыв глаза, пока ребята не пришли за мной. Жалко, что я не заметил, как Сензар ушел. Я хотел его что-то спросить. Он это знать может. Раз может дарить яснослышанье, значит он ясновидец".
...я услышал чьи-то шаги в коридоре. Закрыл тетрадь и сунул на место, за фанерный щит, прислоненный к недостроенному камину. И громко чиркнул спичкой, закурил, наконец. Но никто не вошел сюда. Хлопнула дверь в конце коридора гостиницы, повернулся ключ четко. Я подумал о том, что моя жена спит одна в незапертом номере, что где-то в другом месте это было бы опасно, но не в этой чуткой тишине. Так я себя успокаивал. Потому что и замерз, и страшно было, и странно в этом нереальном лунном, и дочитать хотелось...
5. Вторая тетрадь Альт-сталкера.
Я слез в яму по хлипкой деревянной лестнице и достал вторую половинку тетради. Там я впервые прочел это имя:
"- Сегодня Сензар мне сказал, что будет меня пока звать Альт-сталкером. Потому что моё настоящее имя он прочел, но мне лучше пока не вспоминать себя. Еще идёт охота. Но я в безопасности, пока мне не надо будет кому-то сказать несколько цифр. Потом я не нужен. Я не один. Я просто запасной ключ. Может быть, и не понадоблюсь, если будет близко и жив один из других ключей.
Это я понял. Это ключи от Бездны. Это нельзя никому. Но я и не говорил ничего. Сензар сам сказал. Он не из нас. И не из них, не из хозяев. И не Мастер. Просто местный шаман. В сером френче и французской шляпе, как у Д'Артаньяна? Да. Ездил камлать в Альпы на Конгресс, там подарили шляпу. Смешной. Говорит всё время, как будто шутит. Даже страшное говорит, а легко, как будто не боится. Я спросил. Он ответил:
- Нужно уметь идти по струне через бездну. Жизнь прожить не как в чистом поле туда-сюда.
Нет, я неправильно записал. Он сказал красиво. Он говорит, как орёл летит. Я пишу, как курица лапой. Это потому, что мне закрыли многое в памяти. Альт оставили, если это умение убрать, я умру.
***
Девятый день. Мы вскрыли сегодня второй каменный свод склепа. Она была белая и чистая, как живая. И совсем не узкоглазая. Не китайская раса. И не алтайская. Ал-тай, Ки-тай, разные приставки к корню тайны. Почему тогда их семью зовут "алтайские принцессы"? Ребята растеряны. Они не ожидали. Они боятся. Они не знают, что делать. Находка слишком ценная. Она как живая. Старший сказал, что у китайцев такие мертвые живут по 300 лет. Лежат и ждут. Потом приходит новое тело, считывает знания и лежит рядом свои 300 лет. Так старший думал, но не сказал. А я уже могу слышать других людей, когда захочу. И они не слышат меня в своей голове. Так научил Сензар.
Мне жалко принцессу. Она - как Звездный Мальчик. Кто такой - Звездный Мальчик? Я вспомнил. Я это вспомнил сейчас. Сензар говорил, что это начнется. Хочу спать. Надо зайти спать в свой круг. Там защитят жестяные дрозды. От них отражаются волны спутниковой связи. Дерево сухое, потому что напитано железом. Большая радарная радиопомеха.
Я проснулся потому, что услышал голос Сензара. Он просил манны небесной, пел свой вечерний "Ом манне падме хум". Много у него песен, я пока запомнил эту одну. Она для меня - как "Дети Времени" Дип Пёрпл. Так звучит мощно. Как будто и правда - навсегда - симфонический оркестр вместе с группой останавливают вращение Земли во времени. Я помню эту музыку вечно. Я знал ее всегда. Я не мешал Сензару петь, слушал и осматривался, улыбаясь. Но мне не понравилось то, что я увидел.
Ребята сложили большой костер. И уехали в село за вином. Им надо выпить для храбрости. Я услыхал - они хотят обжечь Принцессу, потому что на воздухе она быстро портится. Мне это не понравилось. Я захотел, чтобы пошел дождь. Я попрошу Сензара. Он шаман, он позовет дождь. А пока я набрал в ковшик воды и потихоньку отнес, полил дрова. Но с них вода скатывалась. Они сильно пахли бензином. Тогда я собрал все спички и зажигалки, какие нашел, принес и положил в своём доме. Сложил в стопку, в свой небольшой костерок под деревом. Но не поджигал - а вдруг они передумали? Зачем лишний огонь вызывать?
Не передумали. Они приехали, выпивши, уже сильно. Добавили ещё. Открыли двери машины, где были вделаны динамики, и на всю мощь запустили музыку. Похоже на "Огненный шар", но жестче, резче. Мне было очень больно это слушать. Я обнял свою голову руками. Не заметил, когда они подошли. Они хохотали. Попинывали меня ногами. А я почему-то не мог подняться на две ноги, убегал на четырех, как собака больная. Наверное, я что-то не то скушал, мне в обед они отдельно тарелку солили. "Ясно видел, так зачем же кушал?" Это Сензар спросил издалека. Ребята забрали свои спички, плеснули бензина на моё дерево. Я переполз через ручей. Уже начали вечерние тени быстро двигаться к дереву черными зубцами. Дерево вспыхнуло ярко, подняло огненные руки в небо. Дрозды с горящими хвостами метались между искрами. Дерево накалилось, ствол лопнул впродоль и из получившейся трещины пошло звонкое шипение "Шива-Лама-У-Ши - слышу Огонь..."
Я не только ясно слышал голос дерева, я ясно видел, с каким трудом ему даются эти шипящие слова. "Иди ближе сюда" - громко позвал Сензар. Он снял шляпу, распустил волосы, сидел на своём, расписанном мантрами белом камне, в позе лотоса. "Я хочу спасти дерево" - сказал я. "Оглянись" - и я увидел! Огромный клык, о который со всего разгона ударялась река, ожил, покачнулся, начал оседать. И к открывшейся пасти медленно поползла черная лента. Точнее - зеленая лента почвы поползла в пропасть. А черная дымящаяся лента - это был след от узкого, как уж, оползня. Точнее - два ужа. Две трещины змеились по долине. А между ними медленно двигалась зеленая почва, сползала в прорву. Оставляя за собой черную дымную ленту.
Черный след начинался с того места, где было раньше горящее дерево, место, над которым кружились только железные красные бабочки. А мои жестяные дрозды уже расселись на упавшем дереве и медленно ехали вслед за холмом, на котором лежала поленница для принцессы. Ребята пытались завести свой джип. Если бы они всё бросили и побежали ко мне по дымящейся черной вязкой полосе, если бы они это сделали до того, как Красный Огонь вышел из пропасти!.. Вспыхнула поленница, вспыхнул джип, вспыхнула принцесса - но не красным светом, а синим. Огонь докатился и до нас - черная полоса хорошо горела, как нефть. Огонь вплотную приблизился к Сензару, прошел через него и стал из Красного - Белым. Холодным - он коснулся меня холодным! Я вспомнил, что я видел этот переход из Красного в Белое там, в Центре. Когда мне давали Код. Значит скоро..."
Вторую тетрадь я положил за фанеру, к первой. Бред. Но красиво, зримо. Особенно для апологетов огня. Я люблю смотреть в огонь. Но замерз в этом продувном каминном зале, жутко. Когда вернулся к жене под одеяло, она даже вздрогнула, насколько ледяной жабой я был. Поругала меня сквозь сон: "разве нельзя было одеться? Ледышка сплошная..."
6. Через Черный Ануй.
Утром нам даже не пришлось выходить на трассу. Официант-портье-администратор позвал нас: "Хотите уехать до Усть-Кана? До рейсового автобуса еще 4 часа. Если еще он будет". Какой разговор? Учи ученого! Мы в тридцать секунд собрались, ибо без вещей были. И вот уже едем на стареньком "москвиче" по горному шоссе. Алтаец, председатель сельсовета, ездил в район. Теперь надо было поехать в соседний район. У него были два пастбища - одно в низине, одно на высоте 1600 метров. В разных районах. Исторически, со времен порядка при Чингисхане, означенные места его семьи. Село, которым он руководил, по факту было всё его семьёй. В разной степени родства. Невест и парней брали у других сельсоветов. Для этого ездили на скачки, даже на озеро Алтын-Кёль, иногда и в Казахстан.
У нас тоже большая семья - детский клуб, - пошутили мы. Это ему понравилось. Мы обменялись телефонами. Потому что мы и на самом деле собирались вывезти своих ребят на Алтай. Что и сделали на следующий год. Но, забегая вперёд, сразу скажу, что высокогорье нам зарубили, дальше курортного Чемала детскую группу не пропустили. Но об этом мы еще не знали. В Усть-Кане расставались деловыми партнерами. Обнялись дружески. Он уехал, мы пошли попить кофе. За столик подошел молодой парень в черной шапочке, предложил отвезти до Маймы, а там мы сядем на любой проходящий автобус. Цену назвал по стоимости автобусного билета. Уж не знаю - или родственные связи с нашим предыдущим партнером сработали, или парню было надо в Майму. То есть перекур не затянулся.
Жена моя быстро задремала на заднем сидении опять очень старого "москвича", чуть ли не 401-го. Я сидел на переднем, штурманском месте сего лихого транспортного средства. Ехали не по шоссе, свернули на гравийный проселок, пойдём через Черный Ануй, потому что там, на основной трассе, ремонт развернулся во всю, только и будем объезжать по серпантинам. Хорошо. Только погода резко начала портиться. Разом пошел огромными хлопьями снег. Уже ехать было не страшно - белая мгла слева и справа, короткий отрезок пути перед собой видишь, и всё. Вдруг парень резко затормозил. Мы чуть не врезались в сломавшийся скотовоз. Хорошо, хоть неподалеку был "карман". Туда удалось откатить скотовоз. А то заночевали бы, мягко говоря, если не зазимовали здесь, ибо развернуться было нельзя.
Погода всё более осложняла дорогу. Парень часто снимал шапочку и что-то шептал, видимо мы проходили сложные, опасные места. Возле Черного Ануя как-то просветлело, да и дорога стала шире. И тут я увидел ЭТО.
Обгорелое дерево на краю пещеры. Оно зацепилось-таки за черный клык перед входом в пропасть. Длинная дымящаяся черная лента. Посреди белоснежного поля. Я машинально снял шляпу, перекрестился, отгоняя наваждение ночи, но всё-таки сам себе тихонько прошептал: "Шива-Лама-У-Ши - слышу Огонь!" Но парень услышал мой шепот и что-то тоже сказал по-своему. И положил свою черную шапочку рядом с моей шляпой, хотя дорога была, по местным понятиям, абсолютно безопасной, почти шоссе.
Дальше мы ехали без приключений. Снова повалил густой снег. Не помню даже, где пересели, в какой точке Чуйского тракта, на рейсовый автобус. Может быть - Манжерок? А дальнейшая дорога пошла уже в абсолютно цивильных условиях, на супер крейсерской скорости огромного "Вольво". И, более того, - о чудо из чудес! - когда мы вышли в центре Новосибирска у Оперного театра, на билетной кассе не было таблички "все билеты проданы". Билетов было ровно два. В прекрасном месте бельэтажа. Уже отзвучал первый звонок. Мы сумели, успели даже, чуть-чуть привести себя в порядок.
Смотрел я "Лебединое озеро" и вспоминал вчерашний вечер почти за тысячу километров отсюда, возле Мультинских озёр. Какая всё-таки маленькая земля. Как на ней немного людей, готовых жить вместе. Надо чаще встречаться. И словно в ответ на мой призыв в антракте, в буфете к нам подошел Николай Бардамай. Он приехал на открытие театрального сезона. Я рассказал ему о своём Альт-сталкере. Николай видел его у себя в городе на вокзале. Иногда он играл в переходе, ему давали неплохо. Всё это лето музыкант где-то пропадал. Так значит, строил гостиницу в Усть-Коксе? Там у Николая был знакомый авиадиспетчер - да, при Советской власти в долину можно было добраться за 40 минут самолетом АН-2. В общем - тетради он раздобудет.