Аннотация: использованы подлинные строки из подлинной переписки Поэтов фото - Violka
"...золотой мой друг, изумительное, сверхъестественное, родное предназначенье, утренняя, дымящаяся моя душа..." - Марина шла босиком по горячей пыльной тропинке.
"..за плащом рдяным и рваным, за плащом лгущим и ждущим..." - тропинка то виляла вдоль ручейка, то пересекала его по плоским камушкам, влажным, но не скользким. Трещины на крутых склонах ущелья Инферно светились изумрудной, умытой, молодой травой. Светились, хоть день был серый (окраска сна?) и ветру не было, а было ощущение чужого Троицына дня.
"...я не живу назад, я никому не навязываю ни своих шести, ни своих шестнадцати лет, - почему меня так тянет - тянуть тебя в своё? (Детство - место, где всё осталось ТАК и ТАМ)". Ущелье оборвалось враз, будто обрезанное ножом поперёк. И Море вспыхнуло синим!
"...я не люблю моря. Не могу. Сколько места, а ходить нельзя. Раз. Оно движется, а я гляжу. Два. Слушай: да ведь это же сцена, то есть моя вынужденная или заведомая неподвижность, моя, хочу или нет, терпимость.
А ночью!
Холодное, шарахающееся, невидимое, исполненное себя - как... (себя или божества - равно).
Землю я жалею, ей холодно. Морю не холодно, это и есть О Н О, все, что в нем ужасающего - О Н О.
Его нельзя погладить (мокрое). На него нельзя молиться (страшное! Так Иегову, например бы, ненавидела, как всякую власть).
Море - диктатура.
Гора - божество. Гора родная. Гора умаляется до ребенка (умиляясь им). Гора дорастает до гетевского лба и, чтобы не смущать, перерастает его.
Гора с ручьями, норами, играми.
Гора - это прежде всего - мои ноги... Моя точная стоимость.
Гора - и большое тире - .......- которое заполни глубоким вздохом. Море смеет любить только рыбак или моряк". А Море слушало крики чаек и людей, и не слышало ни звука из другой жизни в небе и на берегу
"...к Нему (Рильке?) не обращаюсь. Слишком большое терзание. Бесплодное. Ему не нужно. Мне - больно. Я не меньше Его (в будущем) но я моложе Его. На много жизней", - да, она еще не знала, что навсегда. Если не... повернуть... колесо сансары?...
"...глубина наклона - мерило высоты. Он глубоко наклонился ко мне...
Его рост. Я его и раньше знала, теперь знаю его на себе.
...я не буду себя уменьшать, это вас не сделает выше (меня ниже)
Это вас сделает еще одиноче, ибо на острове, где мы родились - все - как мы.
Через все миры.
Через все страны
По концам всех дорог
Вечные двое
Которые никогда не могут встретиться.
Я так скучаю по тебе, словно видела тебя только вчера".
Марина приложила холодные руки к вискам, закрыла глаза. И увидела Врата Открывающиеся. И... еще не сделала шаг! Не в этот раз, не в этот раз! Она побежала прочь, но не по той тропинке, которая привела ее на берег, а прямо вверх по склону, ведь это во сне, в легком летучем теле! Пусть даже море взволновалось и начало выходить на берег, волна за волной, змеясь, шипяще скатываясь - не оглядывайся!
"...оборот Орфея - дело рук Эвридики! (РУК - через весь коридор Аида!) - либо слепость ее любви, невладение его (скорей! скорей!) - либо приказ обернуться и потерять.
Все, что в ней еще любило, какой-то мысок сердца, не тронутый ядом бессмертья - помнишь - "...с бессмертья змеиным укусом кончается женская страсть!"?
Сон стал желт. Марина шла по сухой степи. Здесь царил горячий ветер, ибо выдохи холодного влажного моря остались внизу и забыты утром.
"...ну вот и решилось", - сказала он вслух, - "не полюбила".
- Ай! Как больно! - громко вскрикнула Марина и запрыгала на одной ноге, вытаскивая из пятки белую тонкую колючку. С этой болью стало почему-то весело.
"...я постоянно, с тех пор, как впервые не полюбила (в детстве любила, как и любовь), порывалась полюбить его, в надежде, что может быт выросла, изменилась, ну просто - а вдруг понравиться?"
- Какая нелепость - эта ваша жалость! - она зажмурилась, обернулась назад, к воображаемому страшному и великому Морю, и старательно высунула язык, повторяя насмешливо в уме сострадательную формулу Его, Великого, ...ого! - "когда-нибудь в иксовом поколении и эта душа будет поэтом, вооруженным всем небом!"
- Какая нелепость! Марину, выходящую из морской пены, вооружать небом?! Маргариту, выходящую из адского огня - жалеть? В море темно и холодно. В огне черно и жарко. Но - мужской божок - тебе ли жалеть Женщину - если она не полюбила тебя?
И она засмеялась во сне и побежала по горячей степи, не чувствуя ног, и сухой ветер не поспевал за ней, и не догнал ее, укрывшуюся вдруг во влажной придорожной роще, и открылась полночь, и весна, и ...
Разрывая кусты на себе, как силок
Маргаритиных стиснутых губ лиловей
Горячей, чем глазной Маргаритин белок
Бился, щелкал, царил и сиял соловей.
Он как запах от трав исходил. Он как ртуть
Очумелых дождей меж черемух висел
Он кору одурял. Задыхаясь, ко рту
Подступал, оставался висеть на косе
И, когда изумленной рукой проводя
По глазам, Маргарита влеклась к серебру
То казалось, под каской ветвей и дождя
Повалилась без сил амазонка в бору
И затылок с рукою в руке у него
А другую назад заломила, где лёг
Где застрял, где повис её шлем теневой
Разрывая кусты на себе, как силок
(и было это первее первой любви и проще всего на свете)
- "...ты не спишь? Ты знаешь?" - сонно спросила Маргарита, устраиваясь поудобнее на руке Мастера. - "Я была Мариной. Просто мне до страсти захотелось ощутить Эвридику: ждущую, идущую, удаляющуюся...через глаза или дыханье? Не знаю. Если б ты знал, как я вижу Аид! Я, очевидно, на еще очень низкой ступени бессмертия..."
- "Спи, спи," - ласково погладил ее волосы, плечо. - "Каждая стена там - это начало следующей ступени. Но сегодня ты пришла. И здесь мы дома. Спи".
