1. СЕМЕЙКА.

С завидным упорством, злорадно, с усладой
терзаешь ты, дьявол неистовой плоти!
Стою и слежу с нестерпимой досадой
за голой соседкой в окошке напротив.

А теща моя, повязавшись косынкой,
воюет на блюдце слепую котлету.
А тесть с распахнувшейся настежь ширинкой,
пыхтя сигаретой, читает газету.

В углу, погрузившись в медовые грезы,
жена отмывает от жира половник.
Ей так не хотелось выбрасывать розы,
которые тайно поднес ей любовник.

А бабушка тушит вонючие почки,
тем временем сын ветчиной поперхнулся...

Какой-то поэт написал эти строчки
и дал прочитать мне, чтоб я ужаснулся.

Я не ужаснулся - пускай перебьется,
и пусть несторонник я строгих запретов, 
но нам в нашем мире неплохо живется,
не надо печатать подобных поэтов.

2. ПОБЕДИТЕЛЬ.

Вот он вошел!
Скорее - туш в ансамбле!
Ах, нет, молчите!
Не смыкайте глаз!
Он о себе сейчас заявит сам, бля,
так, как не скажет ни один из нас!

Здесь для него всегда свободен столик, 
ему здесь в жизни не предъявят чек.
Вот он кричит: "Гульнем, ребята, что ли?!
Подать двенадцать пива, человек!"

С какой неизъяснимою тоскою
Смотрели дамы на него, жуя, - 
как он самоуверен, как спокоен,
в сравненьи с ним, как жалки их мужья!

С ним каждый хочет обменяться словом, 
хотя бы на глаза попасться рад.
Мы для него на многое готовы, 
но знать бы нам, что два часа назад

руками, перепачканными кровью,
он зашивал разинутые рты
и буднично, не дрогнув даже бровью,
распарывал тугие животы.

Да знать бы обомлевшим нам в восторге, 
что тот, кто взял удачу под уздцы,
наш идол - санитар, он служит в морге,
залог его богатства - мертвецы.

И если костью кто-то поперхнется 
сейчас из нас и в сей же час умрет,
на нем и волосок не шелохнется,
он подсчитает новый свой доход.

А как он деликатен, как он тонок,
и деньги для него - всего лишь пыль.
Он знает, сколько вырезать печенок,
чтоб заработать на автомобиль.

Вы - в ужасе?
             Он - оборотень!
                                  Впрочем, 
а так ли отвратителен нам он?
Подумайте, а кто из нас не хочет,
разок напрягшись, хапнуть миллион?!

Потом идти и в зале ресторана
Своим явленьем всех повергнуть в шок!
Жизнь по плечу, точнее - по карману!
Двенадцать пива - двести грамм кишок!

3. УЛЫБКА АРЛЕКИНА.

Где-то люди заржали, как сытые кони, 
застонал саксофон, загремел барабан.
В ожидании тела вспотели ладони, -
это где-то открылся ночной балаган.

Вот и время поспело, пора представленью 
начинаться, но сцена мертва и пуста.
Ожиданье сменило уже раздраженье,
за кулисами - шум, кавардак, суета.

Кто-то ставни открыл и нетвердой рукою
тайный знак подает легким взмахом платка.
Встрепенулись шаги и слились с темнотою, - 
это кто-то бежал, отцепившись с крючка.

Вышел конферансье - в зале рукоплескали.
Он, смутившись, сказал, от волнения ал:
"Господа, тот, в кого вы обычно плевали, 
гвоздь программы, сбежал, вот и рифму унес".

И в рояль ссыпав пальцы от края до края,
стал  тапер положенье наивно спасать.
Все сидели, недобрым словцом поминая
кто тапера, а кто и таперову мать.

И толпа, не дождавшись обещанных оргий, 
мчится за беглецом мимо битых витрин.
Слышен хохот - хохочут в безумном восторге, 
это где-то кривляется злой Арлекин.

Жадно воздух глотаешь хрипящей гортанью, 
рвется грудь - на бегу не хватает глотка.
Все шумнее и ближе чужое дыханье, - 
это кто-то собаку спустил с поводка.

Он бежал, так бежал от арены, что стерло
встречным ветром и пудру, и кожу с лица.
Но проворно собака вцепляется в горло, 
вот момент - и настигла толпа беглеца...

... Расходилась толпа и, в сердцах сквернословя, 
обтирала кровавые руки об снег.
А вокруг - клочья мяса, одежды и крови, -
три минуты назад это был человек...

Эти строчки могли о любви петь, так нет же!
В этих рифмах, должно быть, валялась свинья!
Это черт знает что, это бред сумасшедших, 
это кто-то придумал, но только не я.

*   *   *