Приёмный покой детской больницы напоминал газовую камеру, которую я видел недавно в кино про немцев. Вот, угораздило же! Не немцев, меня. За все свои одиннадцать с половиной лет я наконец-то заболел! Нет, конечно, я болел и раньше, но так чтоб в больницу... Короче - докатился...
Я сидел на какой-то кушетке, застеленной белой, не очень-то чистой простынёй и вспоминал друзей-приятелей, Вовку с Игорем, которые, как ни в чём ни бывало, весело - я их видел из больничной машины - шли себе в школу. И день-то какой сегодня выдался, прямо как назло! Солнечный, ясный, и небо такое - синее-синее, ну... как глаза у Наташки Веткиной, что сидит за две парты от меня. Эх, совсем забыл, ведь первое апреля сегодня! Все люди как люди - веселятся сегодня, прикалываются - уж Игорюха с Вовкой - точно - один я, как... Тьфу! Вот уж, действительно, угораздило, как сказала моя мама сегодняшним утром, вызывая по телефону "Скорую"...
И так вдруг грустно мне стало, что прямо невмоготу. Задумавшись, я опустил голову - сколько так просидел - не помню - а когда поднял, то...
Лучше бы и не поднимал! Вошедшая в приёмный покой санитарка совсем не лучилась добротой и ласковостью, а наоборот, как две капли воды была похожа на злую бабу-ягу из старой сказки про Новогодние приключения Маши и Вити!
- Чего расселся? Давай, собирайся! - прошипела она и злобно зыркнула на меня застывшими, какими-то оловянными глазами. Взглянув на неё, я внезапно почувствовал, что вот-вот заплачу, возможно даже громко...
От такого позорища меня спасло появление симпатичной медсестры, , похожей на солистку "Стрелок". Звали медсестру Наташей.
- В шестую палату! - увидев меня, кивнула она, - Ой, да ты, никак плакать собрался, такой большой мальчишка!
- Да ничего я и не собрался, - грубо пробурчал я себе под нос, чувствуя в уголках глаз предательскую влагу.
- Какая у тебя жилетка красивая! - воскликнула медсестра, - Это тебе мама связала?
- Бабушка, - кратко ответил я и пояснил, - Чтоб не замёрз.
- А, понятно... - сказала Наташа, - Ну, ты её не снимай, у нас тут прохладно...
- Это уж точно, что прохладно! - пробурчал я себе под нос, тяжело вздохнул и поплёлся вслед за Наташей.
Палата номер шесть оказалась довольно людной, можно сказать, даже чересчур. Населяли её трое мальчишек примерно моего возраста, может, чуть старше. Двое, сидя на полу, азартно резались в шашки, а третий - востроглазый, с ярко-жёлтыми, давно не стрижеными вихрами, валялся на койке кверху пузом и плевал в потолок из пластмассовой шариковой ручки с отломанным колпачком.
"Интересно, чем он стреляет, крупой, или, может, бумагу жуёт?" - подумал я, проникаясь уважением к стрелку.
- Ващенков! Сейчас получишь! - немедленно сообщила вихрастому медсестра Наташа. Тот спрятал ручку под матрас и уставился на меня зелёными, вытянутыми, словно у динозавра, глазами.
Медсестра скрылась за дверью. Я прошёл
на своё место и, достав из пакета с припасами прихваченный с собой
китайский кассетник с растянутым пассиком, который (кассетник, а не пассик) недавно позабыл у нас один мамин знакомый, засунул его в тумбочку.
Вихрастый следил за мной краем зелёного глаза. Пристальный взгляд его мне почему-то не понравился. "Наверное, хочет морду набить!" - опасливо подумал я и приготовился к худшему. Вихрастый ухмыльнулся. Поглощённые игрой шашисты не обращали на меня внимания. Задетый этим, я вытащил из тумбочки кассетник и принялся возиться с ним, пытаясь снять крышку. Шашисты, бросив игру ( Ага!), заинтересованно подняли головы, а вихрастый подскочил на своей койке.
- Что, не работает? - шёпотом поинтересовался он, - Дай посмотреть!
- Смотри, жалко, что ли...
Пожав плечами, я протянул магнитофон вихрастому.
- Чего там, пассик? Ништяк, счас починим! - заверил тот, подбросив аппарат на ладони. Я тут же пожалел о том, что сделал, но было уже поздно... Сначала кассетник исследовал вихрастый: он, поминутно нажимая на все кнопки сразу, зачем-то яростно закрутил настройки звука и тембра, что-то открывал, закрывал, отвинчивал...
Затем несчастный кассетник перешёл к шашистам, которые проделали с ним то же самое, только в четыре руки, а потом отдали его вихрастому, который тут же распотрошил бедный маг на составные части. Я обалдел. Шашисты заинтересованно подобрались ближе. Руки их дрожали. Глаза блестели.
- Нну... и что теперь? - слабым голосом поинтересовался я.
- Будь спок, мы ведь его не насовсем разобрали, - успокоил меня вихрастый, - Счас починим, а потом обратно соберём. Небоись! Короче, Митька, - он посмотрел на крайнего шашиста, - Дуй к Витке-электрику, пока он не ушёл, спроси отвёртку... а то мы тут ни фига не сделаем...
"Это точно!" - запоздало подумал я, наблюдая как ловко Вихрастый принялся орудовать принесённой отвёрткой, настолько ловко, что уже минуты через две то, что осталось от магнитофона, не только не могло нормально работать, но и вряд ли подлежало дальнейшей сборке...
- Ну? - набравшись смелости, поинтересовался я, - Разобрать разобрали, а кто собирать будет?
Вопрос повис в воздухе. Шашисты вновь принялись за свои шашки, время от времени виновато косясь на меня и моргая. Вихрастый завалился на койку и задумчиво ковырял отвёрткой в носу.
"В жопе бы ещё поковырял!" - обиженно подумал я, чуть не плача...
Застучали каблуки по коридору, дверь открылась и в палату вошла медсестра Наташа, за которой маячила фигура моей мамы с какими-то свёртками подмышкой.
"Передачку принесла!" - обрадовался я.
Мама передала мне принесённые продукты и ласково поинтересовалась, не видал ли, случайно, магнитофона, который третьего дня забыл у нас
приятель, дядя Гена и теперь "так расстраивается, так расстраивается, магнитофон-то не его, ему друг дал, починить". Я
хотел было сказать, что никакого магнитофона отродясь не видал. тем более, у нас дома, и уже открыл рот, чтобы возможно более правдиво произнести эту насквозь лживую фразу... Но тут вдруг увидел, как мамин взгляд упал на пол, рядом с моей койкой, где, отсвечивая пайкой, сиротливо валялись жёлтые китайские микросхемы...
Махнув рукой, она повернулась и вышла вон из палаты... В ту же секунду вихрастый сгрёб валяющиеся на полу детали в коробку из-под бисквитного торта и метнулся вслед. Я посмотрел вокруг невидящими от стыда глазами, прислонил голову к холодной спинке кровати и горько заплакал.
"Сволочи они все поганые" - думал я, роняя на подушку крупные солёные слёзы.
Потом обернулся и увидел рядом с собой вихрастого.
- Слышь, Миха, ты это... прости нас... - виновато произнёс он и, шмыгнув носом, добавил, - Ты не думай, я твоей матери все части отдал... И сказал, что это мы кассетник разобрали, без твоего, в общем, согласия... Починить хотели. Так что ты того, не очень реви...
"Спасибо, утешил!" - язвительно подумал я и почему-то улыбнулся.
- "Дирол" будете? - пошарив в принесённом матушкой пакете, спросил я.
- Будем! - радостно отозвался вихрастый.
Так я нажил себе друзей. Вернее, друга, так как шашистов на
следующий день выписали. Счастливые, они усвистали домой, и мы
с Генкой Ващенковым (вихрастым) остались в палате вдвоём.
Бывший старше меня года на полтора года Генка оказался страшным хвастуном! На все мои рассказы он отвечал одним междометием - Ха! - а если чего-то не знал, то ловко переводил разговор на другие темы, менее, как он думал, для него скользкие... Короче, по этому поводу мы ссорились. Ругались даже, и чем дальше - тем громче.
- Змей ты, Геночка! - орал я.
- От змея слышу! - не менее - а, может, и более - громко отвечал Генка.
- А ты не простой змей, Генка, а гремучий!
- А ты - подколодный!
- А ты - кобра!
- А ты... А ты... А ты... А ты вообще - уж!
- А уж и не змей вовсе!
- Как это не змей? Он же шипит!
- Нет, не змей! Хоть и шипит. Сковородка вон тоже шипит.
- Сам ты сковородка, а уж - змей!
- Нет, не змей!
- Змей! Змей!! Змей!!!
- Не змей! Не змей!! Не...
- А ну цыц! Шшто этто вы тут раззорались?! Немедленно спать!
Расспорившись, мы и не заметили, как в палату ворвалась разъярённая
медсестра. Не та, которая Наташа, молодая и красивая, а другая - рыжая и вредная! Она даже уколы специально ставила как можно больнее, очень уж не любила нашего брата, мальчишек, не то, что Наташа...
- Ващенков, ты почему до сих пор в одежде? - ругалась медсестра, -
Немедленно раздевайся - и в постель! Тихий час для вас что, не писан? Всё будет доложено Анатолию Александровичу, всё!
Андреем Александровичем звали нашего доктора.
Дождавшись, когда вредная медсестра уйдет, Генка показал ей вслед язык и очень похоже передразнил:
- Всёооо будет долошено Анатолю Алессанычу, всёооо!
Я засмеялся. В дверях тут же возникла фигура медсестры. Подслушивала, что ли?
- Быстро на укол! - сквозь зубы прошипела она. Теперь смеялся Генка. Ему-то уколы давно отменили.
Вернувшись, я потёр ладонью уколотое место, и сообщил, что рыжая медсестра и в самом деле пожаловалась на нас по телефону Анатолию Александровичу.
Генка заметно приуныл. Заведующий отделением Анатолий Александрович Жегоров был единственным человеком в больнице, кроме стоматолога, которого Генка уважал и боялся... Притихшие, мы тихо проходили до самого вечера и улеглись спать в предчувствии скорого и неминуемого возмездия.
Утром пришёл Жегоров. Послушал меня и Генку, а потом на полном серьёзе заявил, что если мы не будем спать в тихий час, то он, Жегоров, обязательно пропишет нам дополнительно самые болезненные уколы. Генка в ответ укоризненно посмотрел на врача и нахально заявил, что он и я не малыши
какие-нибудь, а вполне взрослые и самостоятельные люди...
- Ну да, я вижу! - хмыкнул Жегоров, собираясь уходить.
Генка подбежал к двери.
- Вот вы, Анатолий Александрович, днём спите? - нагло осведомился он.
- Эх... я б с удовольствием всхрапнул бы минут эдак шестьсот... - Жегоров мечтательно закрыл глаза, - Но ты, Ващенков, на личности-то не переходи, - тут же добавил он, - Говори прямо, чего вам обоим от меня надо?
- Так я и говорю! - Генка ах раскраснелся, - Не можем мы, Анатоль Саныч, спать днём! Не можем - и всё тут!
- Ну и не спите, - пожал плечами Жегоров, - Кто вас заставляет-то? Лежите себе спокойно, книги вон, читайте... "Дон Кихот" вижу, у вас лежит, это кто ж читает-то?
- Я. - отозвался я.
- Молодец!... Так вот - читайте, в игры какие-нибудь тихие играйте... в шахматы там, шашки... Умеете хоть?
- Умеем!
- Ну вот и играйте. Только чтоб всё было в порядке, ясно?
Мы дружно кивнули. Показав нам на прощанье кулак, Жегоров ушёл.
На следующий день, во время тихого часа, мы с Генкой играли в шахматы. Разложили на полу деревянную шахматную доску, расставили фигуры... Первым же ударом я ловко поразил сразу штук пять Генкиных фигур, улетевших от моего щелчка далеко за пределы доски. Однако,
и Генка не терял времени даром, проделав в моей обороне крупные бреши.
- Ах, ты тааак!? - завопил я, и нанёс сразу несколько ударов подряд, очень качественных и техничных, но к сожалению, не достигших цели...
Генка тут же воспользовался моим промахом.
- Ага! И враг бежит, бежит, бежит!!! - обидно проорал он и в миг расщёлкал оставшиеся у меня фигуры, словно рыночная торговка подсолнечные семечки.
Не говоря ни слова, я схватил стоявшую на тумбочке пластмассовую коробку с шашками и прицельно метнул её в Генкины боевые
порядки... Пешки, слоны и шашки с треском покатились в разные стороны!
- Ураа!!! - ликовал я.
Генка не остался в долгу и тут же произвёл бомбардировку моих
позиций подвернувшимися под руку средствами: куском клубничного мыла,
тюбиком зубной пасты и отвёрткой, так и не возвращённой Витьке-электрику после разборки моего несчастного кассетника.
Битва разгоралась. Катались по полу фигуры. С треском таранились шашки.
От произведённой канонады громко заоради проснувшиеся в соседней палате младенцы и их родительницы. Младенцы орали заливисто, а их родительницы - разными нехорошими словами. Мы их не слышали. В ход пошла тяжёлая артиллерия - подушки! В результате ожесточённых боёв противник прорвал мою линию обороны и, совершив обходной манёвр, предательски напал на меня с тыла и принялся колошматить подушкой. Полетели перья, вперемешку с рваной наволочкой и чьими-то дырявыми носками...
- Сдавайся, подлый трус! - орал Генка.
- Рейнджеры не сдаются! Друзья отомстят за нас!
- Это ещё что тут такое?! - неожиданно прогремел на всю палату громкий разъярённый бас, - А ну, прекратить безобразие!
Я обернулся и в страхе спрятался за Генку. На пороге грузным белохалатым айсбергом маячила крупная фигура завотделением Жегорова.
- В угол. Оба. - кратко скомандовал доктор, - Ты, Ващенков, - в тот, а
ты... - Жегоров сурово посмотрел на меня, - в этот! И не дай Бог
шевельнётесь!
Мы с Генкой медленно вышли в длинный больничный коридор,
украшенный обглоданным фикусом и разошлись по противоположным углам.
- Мхх!!! - сказал нам Жегоров, погрозил волосатым кулаком и крылся в
процедурной.
- Наташа, последите, пожалуйста за этими оболтусами! - донёсся оттуда его рассерженный голос. Из процедурной вышла симпатичная медсестра Наташа.
- Что, попало? - сдерживая смех, осведомилась она и уселась в кресло
дежурной сестры, - Вот, стойте теперь...
Мы дружно вздохнули, при этом Генка состроил такую несчастную рожу, что я громко захохотал и, держась за живот, медленно опустился на пол. Генка засмеялся тоже. Взглянув на наши веселящиеся рожи, медсестра Наташа закрыла лицо руками и затряслась вдруг в приступе необъяснимого смеха. Генка кивнул на
неё, притворно вздохнул и покрутил пальцем у виска.
- Хи-хи-хи! - смеялась Наташа.
- Хе-хе-хе! - заливался я.
- Ха-ха-ха! - заразительно ржал Генка.
Из процедурной выглянула возмущённая физиономия Жегорова, недовольно
посмотрела на меня и Генку и велела зайти...
Мелкими шажками мы подошли к двери...
- Можно, Анатоль Саныч? - осторожно спросил Генка.
- Заходите, заходите, голубчики! - не сулящим ничего хорошего тоном
отозвался доктор, - Ну, что скажете?
Мы подавленно молчали.
- Вот, например, ты, Ващенков, - наехал Жегоров на Генку, - Объясни мне, пожалуйста, чем вы, скажите на милость, занимались во время тихого часа?
Генка поднял глаза.
- Только не ври, отвечай честно! - предупредил доктор, - так чем же вы там занимались?
- В шахматы играли, - честно ответил Генка.
- Что, попало? - когда мы уже вышли от Жегорова, высунула голову из палаты Светка, недавно поступившая в отделение белобрысая девчонка примерно моего возраста.
- Тебе-то что?! - независимо ответил я и показал ей язык.
- Да ничего, так просто спросила, - Светка сейчас явно не была склонна заедаться.
- Ребята, а, ребята! - крикнула она нам вслед.
- Чего тебе? - обернулся я. Генка её игнорировал.
- Заходите, в карты поиграем!
Толчком ноги Светка гостеприимно распахнула дверь своей палаты. Мы с Генкой пожали плечами и вошли. Кроме Светки, в палате ещё находилась Ленка, совсем мелкая девчонка, класса из второго, если не из первого. Увидев нас, Ленка резко затолкала в тумбочку разбросанные по полу картонки с покемонами. Можно подумать, очень они нам нужны были!
--
Ну, раздавай... В тысячу хоть умеешь?
--
Не... В дурака только.
* * *
На следующее утро по палатам забегали медсёстры и санитарки. Мыли, тёрли, красили. Готовились к приезду какой-то мэрской комиссии, которую почему-то жутко боялись. Заведующий отделением Жегоров рыскал по коридору в ослепительно белом халате и ярком пижонском галстуке.
- Крутой! - сразу же оценил эту деталь жегоровского костюма Генка. Нам с ним было, между прочим, вполне конкретно сказано, что если мы будем вести себя прилично то, после отъезда комиссии нам разрешат смотреть в холле видео до самой поздней ночи, "пока наши бесстыжие глаза не лопнут!"
Когда Генка попытался вполне вежливо уточнить, о чьих именно глазах идёт речь, на него тааак зыркнули... Тааак! В общем, мы больше никого ни про что не спрашивали, себе дороже, а, предупреждённые, мы с любопытством ждали приезда комиссии. Ждали час,
ждали два, ждали три... После обеда мы про неё забыли. Мы - это я и Генка.
Медсёстры, санитарки, нянечки и вся прочая шайка во главе с Жегоровым с надеждой смотрели в окна, словно Робинзон Крузо на море в ожиданьи паруса...
Мы с Генкой никого не ждали. Просто играли себе в подкидного дурака
В компании Светки вырезанными из картона картами. Нормальные атласные карты были незадолго до этого конфискованы Жегоровым. Куда он потом их дел, мы не спрашивали, боялись...
Генка выиграл несколько раз подряд и от души влепил мне три смачных
щелбана. Да так больно! Друг называется...
В этот момент, судя по торжественно-подобострастному гулу, донесшемуся из коридора, вся медицинская братия наконец-то дождалась свою комиссию. Я еле успел спрятать карты под подушку, как в нашу
палату впёрлось человек шесть, все в халатах и дурацких белых
колпаках. В одном из халатников я сразу признал Жегорова.
- Палата номер шесть! - льстиво улыбнулся он, - Мальчики.
- Ого! - прошамкала какая-то седая бабка в больших роговых очках, - Я вижу, тут и девочки! - бабка кивнула на меня.
- Я не девочка! - тряхнув давно нестриженной башкой, недовольно отозвался я, - Я мальчик!
- Ой! А какой заросший-то! - удивилась бабка, - Я думала - девочка! Надо тебя обязательно подстричь!
" Ага подстричь!" - про себя возмутился я, - "Рискни здоровьем!"
Генка забрался с головой под одеяло и заржал.
Бросив пару ничего не значащих фраз, Жегоров быстро увёл халатников прочь. Видно, ему не очень-то понравилось наше веселье. Впрочем, я на его месте поступил бы точно так же, ведь кто знает, что эти малолетние придурки ( Я и Генка) выкинули бы ещё...
Выперев из нашей палаты, "комиссары" прошаркались по коридору и
затихарились в процедурной...
После ужина я потащил Генку к Светке, посидеть. Генка поартачился для вида, а потом согласился, а чего ему ещё делать-то? Одному в палате валандаться? С тех пор, как выписали любителей шашек, Митьку с Вовкой, других ребят в отделение не поступало, видно, был не сезон...
Сыграв пару партий в дурака, я, пока Генка тасовал колоду, подошёл к окну, пытаясь среди скопища далёких домов найти свой. Кажется, отыскал. А, может, ошибался... В темнеющем небе стремительно проносились стаи грачей. С крыши капало. По всему подоконнику были рассыпаны какие-то белые таблетки.
- Это чего у вас тут? - полюбопытничал я.
Светка подняла голову и объяснила, что - димедрол.
- Мы его не едим, выбрасываем...
- Да? - бросив карты, неожиданно заинтересовался Генка, - А чего, вам этот димедрол не нужен, что ли?
- А тебе нужен, что ли? - фыркнула Светка, - Говорят, от него спать хочется.
- Не знаю, не знаю... - я с сомнением покачал головой.
Генка усмехнулся и самонадеянно заявил, что может проглотить таких таблеток аж хоть десять штук и нипочём не заснёт.
- Ага, не заснёшь? А ну-ка, проглоти! - фыркнула Светка, - Спорим на десять щелчков, заснёшь, как миленький!
- Я?!
- Ты, ты! Слабо, да?
- Мне?! А ну, Миха, давай сюда таблетки!
Схватив поданные мной таблетки, Генка, не говоря больше ни слова, тут же проглотил их целую горсть! На моей ладони оставалось ещё штук пять...
- А ты что, не будешь, что ли? - посмотрела на меня Светка.
- Отчего же не буду? - понимая, что деваться всё равно некуда, я независимо пожал плечами и храбро доел оставшиеся димедролины.
- Ну что, заснули мы, да? Заснули?! - наехал на Светку Генка, - Давай-ка, подставляй башку!
- Ой, да ещё рано, наверное! - опасливо отбивалась Светка, - Таблетки-то, наверное, ведь не сразу действуют... Давайте подождём немножко...
- Чего? - возмутился я.
- Не спорь с ней, Миха! - перебил Генка, и предложил подождать до
самого вечера, а уж потом выдать "этой вреднюге Светке" не десять, а
целых двадцать щелбанов!
- А почему двадцать? - слабо возразила Светка.
- Десять - я, и десять - Миха, - пояснил Генка, - Он же тоже таблетки ел!
Димедрол упорно не хотел действовать. Может - просрочился, а может -
отсырел, на подоконнике-то... Прошёл час... Два... Безрезультатно!
Мы с Генкой уже доигрывали партию в козла со слепыми и, когда у меня на руках оставалось три дамы и два вальта, я вдруг неожиданно почувствовал в голове некую тяжесть... Веки сомкнулись, словно сами собой и башку неудержимо потянуло вниз... Последнее, что я помнил, был Генка, валявшийся на полу, возле батареи, словно какой-нибудь привокзальный бомж...
Очнулся я от шума. Сразу же увидел Генку, сидевшего там же, около батареи, и очумело вращающего вихрастой башкой. Палата была полна народу, но никакого внимания на нас почему-то никто не обращал. Нянечки, санитарки и толстая повариха тётка Серафима с Жегоровым во главе столпились всей своей белохалатной бандой вокруг Светкиной койки, на которой лежала... медсестра Наташа, бледная, как жертва вампира!
- Вату! Нашатырь! Валидол! - командовал Жегоров. Санитарки сновали в
процедурную и обратно.
- Ну как, Наталья Сергеевна, легче? - Жегоров склонился над койкой, держа в руке смоченную нашатырём вату.
- Ой, да зачем же? - Наташа села на койке, - Нормально уже всё,
Анатолий Саныч, не надо меня заменять, лучше скажите, с мальчишками что?
Живы хоть?
- С мальчишками-то? - с угрозой в голосе Жегоров медленно повернулся к нам, - Да живы они... пока... Что с ними сделается!
- Ну, слава Богу, - обрадовалась Наташа, - А то я уж боялась... Ну, теперь можно и в процедурную, мне ещё сегодня банки ставить...
- Вам действительно лучше, Наталья? - ещё раз осведомился Жегоров,
заботливо взяв медсестру под руку.
- Да, да... Прошло уже... Спасибо, Анатолий Александрович!
Бросая на нас с Генкой возмущённо-укоризненные взгляды, вся белохалатная компания, включая санитарок и повариху тётку Серафиму, скрылась в процедурной и заперлась там.
- А с этими-то не будете разговаривать, Анатолий Александрович? -
попыталась наехать на нас похожая на бабу-ягу санитарка.
- С этими? - отозвался из процедурной презрительный бас Жегорова, - Да с этими мне не только разговаривать, мне даже и видеть-то их противно до глубины души! Так им и передайте!
- Обязательно передам, Анатолий Александрович! - согласно кивнула санитарка и злорадно ухмыльнулась...
А перед моими глазами стояла медсестра Наташа с бледным, почто что
мёртвым, лицом. Я представил, что было бы, если б она не очнулась...
И кто был бы тогда виноват в её смерти? По всему выходило, что не какие-нибудь вампиры, а вполне конкретные люди - мы с Генкой!
Ведь это именно из-за нас Наташе стало плохо! Из-за нас... Я шмыгнул
носом...
- Эй, Мишка, - тихо спросил Генка, - Ты ревёшь там, что ли?
- Тебе то что? - отозвался я и в самом деле заревел.
- Сволочи мы с тобой, Генка... - размазывая по лицу сопли, проныл я.
Генка молчал. А что ответишь-то?
Ещё немного поревев, я успокоился и предложил пойти извиниться.
- Толку ей с наших извинений, - буркнул Генка, но согласился.
Словно две побитые собаки мы вышли в коридор и поплелись к процедурной, дверь которой вдруг резко распахнулась и в коридор, чуть не сбив нас с ног, выбежала медсестра Наташа с большой алюминевой
миской в руках.
- Ой, мальчики! - увидев нас, воскликнула она, - вы чего тут?
Мы замялись, а потом дружно попросили прощения тусклыми, какими-то враз Скисшими, голосами.
- Мы больше не будем, честное слово! - заверил Генка.
- Эх, - неожиданно рассмеялась Наташа, - Дать бы вам по головам вот этой вот миской!
- Дай, дай, Наташа! - тут же согласился Генка, - Только сперва Мишке, у него голова крепче!
Наступивший день выдался тёплым. Солнечным и звонким, словно высокое весеннее небо. Смешными колючими брызгами ( мы открыли окно) разбивались о подоконник падающие с крыши капли, орали прилетевшие с юга птицы: галки, снегири и вороны. Может быть, среди них были ещё и сороки, не знаю, я в птицах разбирался плохо. Генка уселся на подоконник, свесив вниз ноги.
- Смотри, вот уже и проталины появились. - грустно заметил он, - А я, блин, всё ещё тут... с самого февраля...
По щеке его, оставив длинную мокрую полосу, тяжело сползла крупная
прозрачная слеза. - Да ещё родичи, блин, не приходят... - Генка вздохнул и отвернулся. По улице весело прыгали воробьи и сам Генка тоже был похож на воробья, такой же щуплый, с победно торчащими вихрами, только не весёлый, как они, а грустный... Даже - очень грустный...
Я тихонько уселся на подоконник. Рядом радостно щебетали птицы. Внизу, не очень далеко - второй этаж - зеленели первые весенние травы.
- Смотри-ка, цветы! - Генка кивнул на большую проталину шагах в пятнадцати от окна где, среди молодой изумрудной травы ласковым весенним солнцем желтели цветы мать-и-мачехи. Мать-и-мачеха! В апреле!
--
Генка, это ж первые цветы! - радостно воскликнул я, - Правда классно?
Ничего не ответив, Генка почесал затылок и неожиданно предложил спрыгнуть вниз:
- Тут же не высоко, а обратно по трубе можно, - он кивнул на ржавую водосточную трубу, притулившуюся у кирпичному углу старого больничного здания.
- А не заругают? - усомнился я, опасливо посматривая на трубу.
--
Кто ж за цветы заругает? - резонно возразил Генка, - Тем более, знаешь, кому мы их подарим? Наташе!
--
Мог бы и не говорить...
Мы дружно спрыгнули с подоконника и попали в лето! Тёплый, почти что летний, воздух поднимался с земли к высокому бездонному небу, синему-синему, под ногами ярко зеленела трава, в небе пылало жёлтое солнце. Первые цветы мать-и-мачехи - такие же солнца, только маленькие, прятались средь травы. Я посмотрел не Генку. Он улыбался.
Подарить Наташе цветы? Это он здорово придумал!
...Сорвав три пушистых солнышка мы подошли к водосточной трубе. Высоко в небе медленно плыли облака, белые, словно сахар. Толстые галки нагло скакали по проталинам, искоса поглядывая на нас своими маленькими вороватыми глазками.
Я посмотрел на наше окно... и замер!
Зловещим белесым призраком там угрожающе маячила грузная фигура доктора Жегорова...
Генка был тут же приглашён в процедурную для срочной промывки мозгов... Мне
было велено зайти позже, для того же самого...
О чём Жегоров они там беседовали, я не знаю. Генка не рассказывал.
Вернувшись в палату, он сразу же завалился на койку лицом к стене. Глаза его были подозрительно красные.