Журнал Самиздат: Транс-Формер. Конкурсы Для Души
Конкурс. Номинация "ФИНАЛ" ( список для голосования)

Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву.
А. Чехов, "Вишневый сад"

"Жизнь человека одаренного представляет собой пародию, талантливого - гротеск, жизнь обычного человека не представляет собой ничего", - так или примерно так рассуждал мой полубес полубессонницы, показывающий зеркалу оливковые гланды. Увы, гладкие, как норвежский лен, метафоры и каламбуры, к которым я всегда имел склонность, не могли выразить всего отчаяния моего положения. Две недели назад баловень Меркурия, богатеющий легко и быстро, вдруг обнаружил... Впрочем, не важно.

Поселившись в небольшом бунгало у реки, которая пересекалась с еще одной под острым углом наподобие буквы Х, я все еще надеялся, что в лучшем случае... В худшем случае по-другому. Тропические сумерки, марлевые противомоскитные ночи, отдаленный шум немецко-английского вассерфола, который на рассвете почему-то становился громче. Случись мне выбраться в деревеньку неподалеку, привыкшее ко всему аборигены смотрели на меня, как коровы вслед уходящему поезду, но и эти быстрые вылазки скоро сошли на нет. Три девушки, три мулатки, три наемных сестры милосердия, надежно упакованные в трехмерное пространство, а также шорты и прочее, ухаживали за мной и делили со мной бед энд брекфаст. Покрытый с головы до ног молодой порослью, я, должно быть, был похож на св. Хлорофилла со своей свитой: Флора одесную, Фауна ошую и еще одна, символизирующая минеральную жизнь, отошла на минутку, чтобы приготовить дефолиант. Позеленевший гроссфатер в окружении сикильдявок. Все они годились мне в дочери, все они лучились профессиональным оптимизмом, приветствуя того, кому предстояло прожить как минимум еще один день. "Как спалось, президент? Что-то лебедушка сегодня выглядит слегка пожёванной. Твой пульсик, мой пупсик: он меня беспокоит. Откуда эта царапинка? Зацепился за гвоздик? Бедненький! Ну ничего, сейчас будем поливать цветооооооочки". Милые девочки! Они честно старались установить вертикально мой поросший мхом дряблый посох, и время от времени их покупная старательность была окрашена в розовые тона искренней нежности. Niezhnosti. Какая гадость! В чувствах такого рода есть что-то болезненное, вроде рака... Черт возьми, я все-таки произнес это слово!

И еще раз. "Жизнь человека похожа на цветущую пустыню ночью при полной луне", - думал я, рассматривая себя в зеркале. То, что я видел, описывалось в одном из медицинских журналов так: "Фитоморфизм, пожалуй, одно из самых распространенных онкологических заболеваний декоративного типа. Его можно выращивать не только для украшения, но и для производства посадочного материала. Для выращивания на срезку можно рекомендовать следующие сорта: "Аленушка", "Голубая", "Гортензия", розовато-белая с чуть проступающим лиловым налетом "Красавица Москвы", кремовая "Лебедушка", махровый, пенистый, пурпурно-лиловый "Президент Пуанкаре". Уже прошедший через все это доктор Арчимбольдо дал мне дельный совет: "Веди рассказ от первого лица, и доживешь до самого конца*". Он утверждал, что начало вегетации придется на начало мая, так что в моем распоряжении оставалось по меньшей мере еще четыре пальца, если верить вруцелето, нашему православному способу подсчета времени, оставшегося до конца жизни. "Я умру?!" Отлично помню, как эта мысль выскочила на двор в одном белье, словно фермер, у которого воры ночью угоняют трактор. Smiert. Событие, выходящее из ряда вон только для того, чтобы занять место в другом ряду событий и происшествий. "Не может быть!" Может. Смогло. Отрицание, гнев, попытка договориться ("Да-да, Господь: самую толстую свечку!"), черная тоска - так это обычно бывает. Ни отличное белое барона Ротшильда, ни превосходное розовое маркиза де Карабаса, ни легендарное красное виконта де Бражелона не помогли мне справиться с депрессией, но тут она, что называется, нашла кокса за камнем. Сестрички с неодобрением смотрели на то, как я шмыгаю томатным носом, но синьор-помидор выкупил для них находившуюся в закладе банановую рощу: дал на девяносто тысяч больше, и лопух Лопахин был вынужден удовольствоваться вишневым садом. Взаимопонимание и отличный колумбийский суперфосфат - вот что действительно нужно тому, кто готовится к переезду в царствие небесное (апельсиново-синий рай, населенный полненькими, полуобнаженными, безрукими женщинами, которые взяли за образец идеал красоты Венеры Милосской, - так я себе его представлял), однако мелкие, но болезненные, как камни в почках, артефакты из прошлой жизни все еще давали о себе знать.

Даже самое дорогое воспоминание со временем темнеет, как инициалы возлюбленной, вырезанные на березовой коре. "Он раз тюкнул - она вздрогнула, он другой тюкнул - кровь ли брызнула, он третий тюкнул - слово молвила". И действительно: "В сочетании букв "с" и "т" есть что-то астральное, - скажет позже самая младшая из сестер, задумчиво поглаживая эбеновым пальчиком мои шрамы, - хрустальный мост, астры, стела, стилет"... Очень романтично. А еще снег в складках одежды, задор, живость движений, избыток молодости и белые, расшитые люрексом варежки, одну из которых девушка с синими ресницами потеряла где-то в районе Исаакия, чей полупрозрачный купол светился в темноте, как опаловый абажур... Первые проблемы начались, когда однажды в полночь я ни с того ни с сего превратился в тыкву. Душа моя, твоя радость была похожа на памятник горю - мраморно-белый, холодный и неподвижный обелиск, основание которого уже обвивал ядовитый плющ, к счастью, не передающийся половым путем. Я уклонялся от встреч, и все же между нами произошел разговор даже пофательней того, что имела малышка Кармен с доном Х.З., в то время как под восторженные крики толпы где-то за сценой убивали невидимого быка. "Почему?" Потому. "Не понимаю". Писатель - не иностранный язык, чтобы его понимать. Когда же она предложила разделить со мной мое будущее на манер разорванной на две части газеты, я удалился в изгнание, не оставив обратного адреса.

Когда твои ноздри испачканы в цветочной пыльце, то любая метаморфоза не лишена удовольствия - индиговая "у", пара молочных "о", салатовая "и", от которой вяжет рот, как от неспелых яблок, и "я", похожая на красносмородиновый мармелад. Если в твоих венах вместо крови течет забродивший клюквенный сок, то поневоле испытываешь душевный подъем и воинственно поводишь лопатками, как бы давая знать потустороннему, что тот, кого ты видишь в зеркале, тебе хорошо знаком. Домен - эукариоты, царство - растения, а ты сам, соответственно, сын лесного царя. Листья супротивные, цветки белые, лиловые или розовые. Пройдет немного времени, и деревенская девчонка сплетет из них венок, чтобы украсить им голову дровосека с острым топором, которым тот умеет орудовать, как черт, ловко. И еще немного. Любознательный ботаник посчитает мои годовые кольца; дружное семейство ложных опят поселится на моем пне; хорошенькая любительница чтения в роговых очках воспользуется моим засушенным пестиком, чтобы заложить страницу в антологии английских поэтов... Господи, чего только не выдумаешь, чтобы унять страх перед неумолимо приближающимся счастьем! Или еще можно обратиться ко второстепенным деталям - посев, опыление, приносящий удачу пятилепестковый венчик, - делая вид, что не замечаешь целого, которое уже воняло так, что было трудно дышать. Или это сестрички забыли поменять воду в цветочной вазе? Нарцисс скурвился, Гиацинт скончался от спортивной травмы, Мелеагр, сын калидонского царя, стал жертвой своей противоестественной страсти к полену, но почему, почему, расфосфаттвоюмать, обязательно должен быть счастлив я, на 75% растение, на четверть заколдованный принц?

"Ну вот, снова куксится", - качает головой Дафна, старшая из сестер, входя ко мне в комнату. Не исключено, что так ее и звали на самом деле. "Сиринга, - кричит она в открытое окно, - принеси леечку". Не надо леечек, позови-ка лучше Мирру, младшенькую, самую темнокожую из вас. Кажется, бедная девочка неравнодушна ко мне, что, впрочем, не удивительно, если принять к сведению нашу разницу в возрасте. Мне нравились ее ладные руки, когда она, положив мою голову к себе на колени, вычесывала из моих зеленых спутанных волос гусениц тутового шелкопряда, которые уже успели там поселиться; я оценил ее горьковато-дымный запашок; мне пришлись по вкусу ее истории, длинные, как негритянские сиськи. "Жил да был автогонщик на свете, и была у него маленькая белочка; и вот однажды...**" - начинает она, и мои глаза закрываются.

Этим солнечным утром мой сон представлял собой инверсию реальности: "залитая лунным светом терраса, принцесса, которую пользуют четыре вполне прозаических врача***", а когда я проснулся, то обнаружил, что наступил май.

"В сок превращается кровь, в малые ветви - персты, в кору - затвердевшая кожа". Отвали, Овидий! Несмотря на навалившееся предчувствие счастья, я не собирался сдаваться без боя: стал лугом, а сестры - коровами; обернулся садом, а они - поденщицами; я превратился в реку, но девушки, подобрав юбки, перешли ее вброд и подступили ко мне. Они работали молча, только мелькали их быстрые, как ласточки, садовые ножницы. Солнечная пестрота и стрекот; бриллиантовые брызги из-под ресниц; закушенные, соленые от наслаждения губы... А вот и четвертый врач - плодово-ягодный доктор Арчимбольдо, который, шустро, как на похоронах в старых фильмах, прошел из одного угла моего мозга в другой.

"А теперь, дружок, закрой глаза и открой рот".


Примечания:

* В.Набоков, "Смотри на арлекинов!"
** В.Набоков, "Подлинная жизнь Себастьяна Найта".
*** В.Набоков, "Агасфер".

2

  0k  

3

Велич Р. Просто скажи 'Да!'   13k   Оценка:8.00*4   "Рассказ" Проза, Постмодернизм

ПРОСТО СКАЖИ "ДА!"

*   *   *

- Кто хочет первым поделиться своими чувствами? - терапевт обвел взглядом группу психологической поддержки.

Молодежь, склонная к суициду, собиралась по воскресеньям. Кто знает, сколько таких в современной Москве?! Но эти восемь пришли сегодня поговорить о том, как они любят жизнь. Или просто не хотели оставаться наедине со своими страхами и проблемами.

- Ну как можно радоваться жизни, когда вокруг столько боли и страданий?! - с вызовом бросила мрачная девушка с бэйджиком "Марла", теребя сережку в носу.

- Марла, я думаю, что жизнь сама по себе ни хороша, ни плоха, - сказал психолог. - Это мы сами выбираем: видеть в ней счастье или страдания.

- Мой прадед Иван, например, прошел всю войну, насмотрелся много ужасов, - вдруг подал голос тихий мальчик справа от терапевта. - Был в плену, бежал из концлагеря. Но до конца жизни был очень веселым, жизнерадостным человеком. Он часто повторял, что в любых обстоятельствах человек сам решает говорить жизни "нет" или "да".

- Отличное замечание! Спасибо, Миша, - отозвался психолог.

И, повернувшись к девушке, добавил:

- Марла, просто скажи жизни "Да!".

*   *   *

- Здравствуйте, девочки! Вы тоже пришли в мюзик-холл?! - Билли в парадной форме сиял, как золотой доллар.

Из холла долетала бодрая музыка. Стайка юных жительниц Лондона нерешительно топтались у дверей.

- Да, мы пришли послушать выступление сэра Гленна Миллера, - сказала самая бойкая из них.

- О! Отличный выбор! - не растерялся Билли. - Майор Гленн Миллер и Армейский оркестр военно-воздушных сил - ручаюсь, ничего лучше вы не услышите в Лондоне летом сорок четвертого года.

- Чепуха! - отозвался стоящий рядом Майк, не вынимая изо рта "Лаки Страйк". - Свинг надо не слушать. Его надо танцевать! Свинг - это лучшее, что привозили из Америки в Европу. Ну разве что за исключением бомбардировщиков B-17. Вот Вы, например, умеете танцевать свинг?

Он подошел к черненькой кудрявой девушке, которая ему приглянулась больше других.

Девушка чуть попятилась:

- Знаете, война - не лучшее время для танцев! Да и мои родители считают свинг не вполне пристойным. К тому же его жутко сложно танцевать.

- Да, бросьте! - Майк решительно одернул свой парадный китель. - Берете базовый шаг из джайва, чуть расслабляете колени, слушаете музыку и - от винта! Хотите, научу?

Подружки многозначительно переглянулись, глядя на красавца-пилота.

- Знаете, может все-таки завтра? - девушка замялась.

- Никаких завтра! - Майк был непреклонен. - Вы же знаете, сейчас война. Ваши британские ребята бомбят фрицев ночью, мы - бомбим днем. Завтра мы с Билли будем лететь уже где-нибудь над Руром. Ну так что? Идете?

И Майк решительно протянул руку.

- Рози, говори "Да!" - толкнула ее в бок светлокудрая подружка.

*   *   *

На вышке дул пронизывающий ветер. Ганс спрятался за дощатые перила и тайком раскрыл томик Гессе. Оставалось надеяться, что герр майор не застанет его за этим занятием на посту.

"Я считаю себя патриотом, но прежде всего я человек, и, когда одно не совпадает с другим, я всегда встаю на сторону человека..." - прочел он в предисловии.

Ганс любил читать. Классическая литература, история, философия. В школе, откуда его призвали в неполные семнадцать лет, ему прочили университетское будущее. Но вместо университета Ганс попал в вермахт. Хорошо хоть не на Восточный фронт, а в тыловую часть, что сторожила лагерь военнопленных, работающих на стройке.

Далекий гул отвлек Ганса от чтения. Эскадрилья американских бомбардировщиков прошла стороной, направляясь в сторону Рура. Ганс не сильно их боялся - поблизости не было стратегических объектов. Поэтому, проводив строй самолетов близоруким взглядом, он поправил очки и снова раскрыл книгу.

Свист бомб и взрывы разорвали тишину совершенно внезапно. Бах! Бах! Бабах!!! Вышка, подрубленная осколками, вместе с Гансом опрокинулась в густые кусты.

Отряхнувшись, Ганс подслеповато шарил вокруг: томик он нащупал тут же, но никак не мог отыскать очки и карабин. Наконец, найдя оружие, Ганс огляделся. За посеченными ветками виднелась большая воронка и несколько поваленных секций забора. Внезапно услышав треск кустов, Ганс поправил очки и стал спешно приводить себя в порядок: сейчас наверняка герр майор заявится с проверкой!

Они шли прямо на него по руинам забора. Худые, изможденные, в полосатых робах. Десятка два, не меньше. Кто-то совсем ослабевший, опирался на товарищей. Ганс горячечно пытался вспомнить инструкцию. Что ему сейчас делать? Кажется, он должен их задержать! Но как? И зачем?!

Метрах в пяти от него узники остановились. А пожилой горбоносый мужчина в очках, заметив в руках у растерянного Ганса книгу, неожиданно интеллигентно сказал по-немецки:

- Молодой человек! Я вижу, Вы - умная и образованная личность. Не будете ли Вы так добры, пропустить нас?

В этот момент другой молодой арестант со скуластым русским лицом, дернул у Ганса карабин из рук и запустил подальше в кусты:

- Просто скажи "Ja!".

*   *   *

Отто включил форсаж и потянул ручку на себя. Тяжелый "Фокке-Вульф" усиленно завибрировал, набирая высоту. Отто знал, что у него будет всего пара секунд, чтобы на встречном курсе достать хотя бы один американский бомбардировщик, строй которых показался на горизонте.

Отто ненавидел эти моменты. Хоть ты и ас, но каждый раз, когда идешь лоб в лоб с десятком "Летающих крепостей", ощетинившихся крупнокалиберными пулеметами, вся твоя грешная жизнь вмиг проносится перед глазами. А сегодня в строю было никак не меньше семидесяти бомбардировщиков.

- Эрих, держись за мной. Заходим с левого крыла, - скомандовал он ведомому, разворачивая самолет.

Мерно гудящие жуки на горизонте постепенно превращались в гигантских птиц, несущих тонны смерти в сторону Германии. А бензина у Отто оставалось лишь на один заход.

Потом было несколько очень долгих мгновений, заполненных ревом двигателей, стрекотанием автоматических пушек и вспышками разрывов.

- Эрих, успокой меня. Мы попали? - спросил Отто, выходя из атакующего маневра.

- Наблюдаю поврежденный самолет!

Отто уже и сам видел, как один из бомбардировщиков выпустил длинный шлейф дыма и поспешно сбрасывал бомбы перед тем, как лечь на обратный курс. Сжигая последние литры бензина, Отто заложил вираж в сторону аэродрома.

- Мы все же использовали свой шанс. Здорово! Скажи, да?!

*   *   *

- Инесса! Быстрее разводи очаг! - старая Эстер шикнула на младшую дочку. - Это ж приспичило гранд маркизу почтить нас своим визитом прямо в субботу!

- Неспроста это всё! - комкая купеческую бородку, вздохнул Абрахам, пожилой глава семейства Кастеллов. - Его Высочество Дон Хуан из кожи вон лезет, чтобы показать королеве, как он борется с тайным еврейством.

- Ты бы не сидел сиднем, а лучше помог мне! - Эстер копошилась в сундуке, пряча менору и вытаскивая оттуда католическое распятие. - Наверняка он будет выискивать, к чему бы придраться!

Повесив распятие на стену, старая женщина потянулась за вышивкой: маркиз не должен заподозрить, что она избегает рукоделия по субботам. Потом она на мгновение задумалась и крикнула старшей дочке:

- Лизбет! Скажи слуге, пусть режет поросенка!

- Я не могу так жить! - Абрахам схватился за седую голову. - Лучше бы мы уехали в Англию!

- И остались бы без гроша?! - Эстер грозно подбоченилась. - Делай, что хочешь, но на обед у нас сегодня будет жареный поросенок!

- Нет! - Абрахам грозно гремел ключами, запирая тайную каморку, где он держал ларец с Торой и другими запрещенными вещами. - Я уже стар! Мне скоро к праотцам! Пока я жив, не будет на моем столе свинины!

Он запыхался от гнева и бессилия и тяжело опустился на стул. Годы давали о себе знать.

Тут к нему подошла младшая дочь Инесса. Личико девочки было перемазано сажей из камина.

- Пап! Просто скажи "Да"... - тихо сказала она.

Абрахам посмотрел в ее наивные карие глаза и непроизвольно рассмеялся. А слезы так и текли по его морщинистым щекам.

*   *   *

- Черт! Черт! Черт! - Билли непроизвольно зажмурился, слыша стон фюзеляжа, раздираемого снарядами.

Открыв глаза, он успел увидеть пару стремительно удаляющихся "Фокке-Вульфов" и выпустил им вслед длинную очередь. Из-за больших потерь дневные налеты часто называли "самоубийственными". При свете дня тяжелые бомбардировщики были легкой мишенью. Но и бомбометание была намного точнее.

В самолете пахло гарью. Билли бросил верхний пулемет и метнулся в кабину. Он чуть не упал, споткнувшись обо что-то мягкое. Стрелок Джонни лежал поперек дороги с развороченной головой, а темная густая жидкость заливала пол.

Из кабины слышались крики.

- Помоги! - второй пилот Ковальски двумя руками вцепился в штурвал.

Билли недоуменно окинул его взглядом. Вроде цел.

- Да не мне, идиот! Майки! - Ковальски кивнул в сторону кресла первого пилота.

Майк, сцепив зубы, молча пытался зажать рану, откуда хлестала кровь. Похоже, бронежилет спас его от верной смерти, но из распоротой осколками ноги уже успела набежать приличная лужа крови.

- Надо срочно остановить кровотечение, иначе мы живым его до Англии не довезем! - Ковальски с тревогой глянул, как дымится мотор на левом крыле и начал медленно разворачивать "Летающую крепость".

Билли спешно перетягивал ногу Майка жгутом.

- Эх, какое добро зря пропадает! - вздохнул Ковальски и потянул за рукоятку сброса бомб. Две тонны стальных болванок со свистом ринулись к земле с пятимильной высоты.

- Может и не зря, - заметил Билли, осторожно выглядывая в бомболюк. - Вон там у фрицев какая-то стройка внизу.

Смертельно бледный Майк слабел прямо на глазах. Кровь уже не била фонтаном, но продолжала тихо сочиться, несмотря на жгут и бинты.

- Эй, Майки! Ты только не молчи! - Билли пытался тормошить друга. - Слышишь меня?! Если слышишь, скажи "Да"!..

*   *   *

- Теперь с Иваном началось! - с порога выпалил молодой арестант, вбежав в медпункт.

Виктор вытер руки, поправил очки на уже не юном еврейском лице и пошел в барак.

Иван лежал на нарах, уставившись в одну точку. Виктор уже сто раз видел эту картину. Сейчас вбегут лагерные капо и начнут колотить лежачего палками за отказ от работы. Но он так и не поднимется. Потом его лишат пайки. Потом он умрет.

Виктор сам не понимал почему, но каждый раз, когда он видел это безразличное выражение на чьем-то лице, узнику оставалось жить не более одного-двух дней. Выражение окончательно сдавшегося человека. Теперь вот сдался и Иван...

Виктор сел рядом и спокойно сказал:

- Иван! Я хочу тебе кое-что сказать.

Парень не пошевелился.

- До войны я работал в клинике, где выхаживали неудавшихся самоубийц. Я думаю, ты понимаешь, что сейчас продолжать лежать на нарах - это тоже самоубийство. Но вот, что я понял в той клинике: у человека всегда есть выбор. И сейчас ты тоже должен решить, что тебе делать дальше. Выбрать жить или выбрать умереть. Ты меня слышишь?

Иван повел глазами и уставился на доктора. Виктор тихо взял его за руку:

- Иван, просто скажи жизни "Да!".

И он медленно потянул Ивана за руку. Тот сел и еще долго сидел молча. Потом, наконец, встал и пошатываясь побрел к выходу из барака.

*   *   *

Из громоздкого радиоприемника оркестр играл "Чаттануга Чу-Чу". Рози Кастелл у зеркала подкрашивала губы, собираясь отправиться в больницу. Она теперь регулярно бывала у Майка, который поправлялся после ранения.

Перед тем, как выйти из дома, Рози взглянула в окно на хмурое лондонское небо и потянулась за зонтом. А затем подмигнула висящему на стене старинному портрету. Ей показалось, что далекий прапрадед, бородатый купец-сефард, сотни лет назад сбежавший в Англию от испанской инквизиции, улыбнулся в ответ.

В палате резко пахло хлороформом. Майк еще не мог ходить, но уже бодро улыбался, сидя на кровати:

- Видишь Рози, как хорошо, что мы успели тогда потанцевать! Теперь я не скоро покажу тебе настоящее буги-вуги.

Он белозубо улыбнулся. Рядом висела его лётная куртка. На толстой коричневой коже была нарисована голоногая темнокудрая красотка и надпись "Свингующая на крыле". Ниже веером расходились бомбы, летящие на фрицев.

Внезапно в руках у Майка появилась маленькая бархатная коробочка.

- Это тебе, - сказал Майк, вручая коробочку Рози. Внутри оказалось старинное кольцо с поблескивающим камнем.

- Это кольцо дала мне мать. Она сказала, чтобы я подарил его девушке, которая... которую... - красавец-пилот вдруг замялся, а онемевшая Рози смотрела на него широко раскрытыми карими глазами.

Наконец, Майк смог произнести:

- В общем, Рози, просто скажи "Да"! - и он широко улыбнулся.

(c) Род Велич, 2015.

4

Бариста А. Tрамвай N6 в лучах заходящего солнца   11k   "Рассказ" Постмодернизм

Трамвай не был полон, Фактически он был пуст. Б.Г.    В рассказах запрещается упоминать о колобке, Гарри Поттере и прочих эльфах. (Из правил одного конкурса)             - С колобками нельзя, - кричала кондукторша, напирая билетной сумкой, перекинутой на живот, на мужчину в бежевом плаще. - Нельзя колобкам, кому говорю!    Действительно, за бежевым маячило что-то круглое и румяное, распространяющее вокруг себя одуряющий запах свежей выпечки. Круглое и румяное пыхтело и упорно карабкалось в трамвай.    - Ай! - снова взвизгнула кондукторша, завидев по другую сторону мужчины худенького чернявого мальчика в очках. - И с Гарри Поттерами нельзя! Нет, что за люди, а?! Будто не для них писано, - она ткнула пальцем в ламинированный лист бумаги на оконном стекле. На листе рядышком были изображены две пиктограммы: круг в круге, перечёркнутый накрест двумя красными линиями, и два кружочка - тоже в круге, соединённые дужкой и тоже перечёркнутые красным.    - Какой же это Гарри Поттер, мадам? - возразил бежевый мужчина. - Это же Панаев Иван Иванович, из "Современника", везёт в типографию рукопись новой книжки журнала.    Очкастый мальчик помахал объёмистым портфелем, из которого торчал пышный берёзовый веник.    - Везу, а как же! - охотно подтвердил он. - Прямиком в типографию. Да я могу и документ показать.    Мальчик достал паспорт и предъявил его в раскрытом виде. На фотографии в паспорте был изображён мрачный тип с чёрной бородой на пол-лица. Очки тоже были чёрными.    - Это я болел тогда, - пояснил он кондукторше, с подозрением переводившей взгляд то на паспорт, то на мальчика, - системной карабасовкой.    - А шрам? Шрам на лбу?    Кондукторша потянулась откинуть волосы со лба мальчика, но тот вдруг заверещал пронзительно:    - Эспекто патро... то есть, помогите, убива-ают!    Кондукторша отдёрнула руку, мальчик сразу же замолчал.    Некоторое время они сверлили друг друга взглядами, кондукторша дрогнула первой.    - Ну, хорошо. Допустим. Может быть, и Панаев. Я по театрам не хожу, хотя Гафта с Ахеджаковой очень уважаю. Но этот? Этот? Не колобок скажете?    - Я Скабичевский, - сказал румяный. - По материнской линии. Еду примус починять. Кстати, мадам, ваш примус функционирует исправно?    - Порядочные девушки об этом не распространяются. И вы мне тут зубы не заговаривайте, всё равно колобкам нельзя. Dura lex, sed lex.    - Malum est consilium, quod mutari non potest, - возразил румяный.    Во время этих препирательств через заднюю дверь в трамвай проскользнуло около полудюжины эльфов. Они быстро заняли места в хвосте вагона, каждый достал из заплечной котомки экземпляр газеты "Комсомольская правда". Эльфы развернули газетные листы и скрылись за ними.    Кондукторша открыла было рот, чтобы достойно ответить румяному, но оглянулась на шелест и с подозрением уставилась на сапоги новых пассажиров. Сапоги были зелёные, сафьяновые, с узкими носами, украшенные серебряными пряжками с драгоценными камнями, кое-где к ним прилипли травинки и хвоя.    - Ох, батюшки-светы! Сапоги зелёные! Уж не эльфы ли пожаловали?    - Какие же это эльфы, - сказал мальчик Панаев. - Это Правдивые Комсомольцы, разве вы не видите, что они читают?    - Мало ли кто что читает. Я вон тоже раньше много чего читала - Катулла там, Гая Валерия, Флакка...тоже Гая Валерия, Марциала... опять же Валерия, но на этот раз Марка...    Мужчина в бежевом плаще, прищурясь, посмотрел кондукторше в лицо и негромко произнёс:    - Пьяной горечью Фалерна чашу мне наполни, мальчик... Да?    - Да, - неожиданно всхлипнула кондукторша, - пьяной горечью Фалерна! Именно! А теперь... вот... колобков в трамваи не пускаю...    - О, мадам, вы это делаете с такой страстью, с такой экспрессией, - льстиво сказал румяный. - Может, это ваше призвание?    - Ага, щас, призвание... Всю жизнь мечтала. По призванию я бы сейчас с чашечкой кофия на балконе сидела - и непременно молча. И любовалась бы, оттопырив мизинчик, как солнце садится за Колизей. А получилось вот как.    - Да, это грустная и распространённая, к сожалению, ситуация, - покачал головой мужчина. - Но, возможно, первым шагом к улучшению положения дел станет запуск в трамвай колобков, Гарри Поттеров и эльфов? Позвольте пройти мне и моим спутникам. Беседы на трамвайной подножке никуда не приводят.    Кондукторша застыла, терзаемая противоречиями.    Тогда мужчина шагнул на ступеньку выше, пригнулся к кондукторскому уху и нараспев проговорил:    - Аттики мёд! Ты Фалерн обращаешь в нектарную влагу... Надо, чтоб это вино нам подавал Ганимед... - и он несколько раз пощёлкал пальцами перед лицом женщины.    Кондукторша отмерла и с просветлённым видом широко провела рукой:    - Проходите, гости дорогие! - Потом отряхнулась как собака и нахмурилась: - Но с этими, в сапогах, я сейчас разберусь!    Мужчина прошёл в вагон, но садиться не стал, лишь взялся за верхний поручень. Его задумчивый взгляд устремился в заоконные дали.    Ухватив чернявого мальчика за рукав, кондукторша кивнула на задумчивого и шёпотом спросила:    - А это кто?    - А вы разве не узнали? - удивился мальчик. - Это же знаменитый маэстро, любимец муз, писатель Николай Нуар. Человек-загадка - лауреат всего, чего только можно, лексический рыцарь, международный авантюрист, дуэлянт, магистр зелёной магии и, наконец, просто хороший человек.    - Да ты что?! - сказала поражённая кондукторша. - Николай Нуар? Я ведь только его последнее время и читаю. От молодец мужик! От кто искусство народу несёт! У нас в депо его очень даже уважают. Особенно слесаря. Это тебе не комсомольская, это настоящая правда. По нему же сериал сняли, "Вездешняя Россия"? Где наш шпион шибко по Родине скучает, и куда бы его ни забросили, везде российский образ жизни начинает внедрять.    - Да, по трилогии "Россия везде и повсюду". Вот из-за этого-то мы в Москву и прибыли. Разбираться будем, почему Монтевидео в Краснодаре снимали. Некоторые моменты маэстро весьма огорчили. А ведь он высказывал недвусмысленные пожелания, чтобы Монтевидео снимали в Перми, даже места нужные хотел показать.    - Продюсера на дуэль вызовет? Понимаю. Хотя нашим, деповским, понравилось. Депардьё в главной роли хорош, косоворотка ему к лицу и ностальгические сцены в трактирах удаются. А кстати, что за актёр Самого, - она показала глазами наверх, - играет, в титрах не пишут?    Мальчик молча склонил голову набок и иронически улыбнулся.    Кондукторша хлопнула себя по лбу.    - А-а-а! Ну, я догадывалась. Серёжу Безрукова тоже уважаю. Работяга. Ладно, пойду с эльфами разберусь. Их ведь, эльфов, только в вагон пусти - считай, пропал вагон. Единороги начинают скакать и гадить, листвой всё покрывается - косой не скосишь, да ещё и стрелами всю обшивку попортят. Ненавижу гадов!    Николай Нуар оторвался от созерцания неведомых далей за окном.    - Сударыня, я ощущаю в вашем последнем высказывании отголоски чего-то личного...    - Нету тут ни капельки личного, - горячо воскликнула кондукторша.- А только если какая пассажирка в романтическом настрое на гадов этих посмотрит, - длинноволосых, зеленоглазых, - то всё, пропадёт девка, выйдет не на своей остановке, и пойдёт за ними как привязанная.    - Так это хорошо может быть? - предположил маэстро.    - Да? А потом она, бедняжка, очнется лет через двадцать, - а рядом ни одного эльфа, только билетная сумка на животе, - это, по-вашему, хорошо будет?    Маэстро посмотрел на кондукторшу.    - Нет, не очень хорошо. Но вы медлите, сударыня, уж не опасаетесь ли рецидива?    - Признаться, сударь, опасаюсь... Ну их к лешему, этих эльфов. Всё равно посидят, да и выйдут. А за единорогами я уберу, не в первой.    - Как так - посидят да выйдут?    Кондукторша всплеснула руками.    - Так ведь трамвай-то наш всё равно никуда не пойдёт! Нет такого удальца, чтоб за штурвал сел. Нехороший маршрут. Отказывается народ на "шестёрке" работать. Говорят, если уж шестой сдвинется с места, то непонятно, куда приедет и вернётся ли назад. Весь день на кольце простоим, на ночь в депо отъедем, а наутро опять встанем... Так и стоим уж который год...- Она нерешительно взглянула на маэстро. - Я даже удивляюсь, как такой человек, как вы, международный любимец муз, очутились здесь.    Маэстро поморщился в усмешке.    - Да уж... и с такими как я случается. Впрочем... всё можно обернуть к лучшему... давненько не брал я в руки шашек...- Глаза маэстро засверкали, он будто скинул какой-то груз. - Пристегнитесь, отправляемся. - И он направился к водительской кабине.    Какая-то гражданка подхватила пакеты и с заполошным куриным кудахтаньем выскочила из трамвая.    - А куда же мы?    Николай Нуар ненадолго задумался.    - В поля! - объявил он.    Кондукторша огорчённо покачала головой.    - Как в поля? В поля нельзя, там цыгане. Кибитки, юбки, песни под гитару и прочее. А у нас же эльфы! Эльфы с цыганами нипочём мирно не разойдутся, всенепременно потасовку устроят, это у них в обычае.    Маэстро снова усмехнулся:    - Ничего, и те, и другие - ребята крепкие, сдюжат. А нам с вами не помешает немного хлеба и зрелищ, не находите?    Кондукторша подумала и сказала:    - А и правда, поехали в поля. - Медленное предвкушение начало озарять её хмурое лицо: - За цыган болеть буду.                      __________________________________________________________________________________________________             *Dura lex, sed lex (лат.) - Закон суров, но это закон   *Malum est consilium, quod mutari non potest (лат.) - Плохо то решение, которое нельзя изменить   *Пьяной горечью Фалерна чашу мне наполни, мальчик - Катулл   *Аттики мёд! Ты Фалерн обращаешь в нектарную влагу - Марциал

5

Притуляк А. Вожделение   15k   "Рассказ" Постмодернизм

Вожделение    Главный персонаж не является автором романа, об этом следует сказать сразу. Роман будет называться «Вожделение» и начинаться он будет так.    Это же просто удовольствие было смотреть, с каким непосредственным аппетитом Она обгладывает куриную ножку, как уверенно и громко Её белые зубки перемалывают хрящички, и как потом отёртые салфеткой губки касаются чашки белого кофе, втягивая ароматную жидкость, и как надуваются щёчки в выполаскивающем рот движении.    - Чего? - спросила Она между двумя глотка́ми, заметив его неотрывный взгляд.    - А? - смутился он.    - Чего, говорю, - повторила Она.    - Ничего, - он улыбнулся, опустив глаза, уставясь на зубочистку, небрежно брошенную Ею на блюдечко. К острой палочке прилипло волоконце куриного мяса. Вожделение обуяло его при виде этого нежного натюрморта.    - Вожделение обуяло меня, - так и сообщил он, поднимая глаза, но Она уже вставала из-за столика, с лёгким щелчком закрывая дамскую сумочку.    Он замер, со страхом понимая, что всё кончено, что сейчас Она просто уйдёт, оставив его у столика, над тарелкой салата, к которому он так и не прикоснулся - не успел, потому что напротив подсела Она, и, едва увидев Её, он вдохнул небо, да так и не выдохнул - какая уж тут речь о салате. Теперь небо плескалось в груди, распирая, сдавливая и грозя лопнуть его, как воздушный шарик.    А Она, не коснувшись его более ни одним взглядом, быстрым движением оправила юбку и пошла к выходу из кафе.    «Боже, не допусти!» - мысленно простонал он. Но бог, видимо, задохнулся, оставшись без неба и своих излюбленных облаков, или был очень сердит невольной кражей и готов допустить всё что угодно. Во всяком случае, у Неё не сломался по дороге каблук, ни один столик не зацепился острым углом за Её юбку, и ни один хулиган не схватил Её за руку, понуждая искать защиты.    Тогда он быстрым и робким движением схватил с блюдечка зубочистку и, коснувшись её в мгновенном поцелуе, тут же сунул в карман. Поцелуй был столь страстным и неловким, что зубочистка впилась в губу, проколов ткани и став причиной какого-то непопулярного заболевания лимфатической системы. В результате этого поцелуя он умер в свои девяносто два не от старости, а от малоизвестной болезни. По крайней мере, так ему хотелось думать. Но это будет потом и нескоро, а сейчас он даже не обратил внимания ни на укол, ни на проступившую капельку крови. От стыдливого и - главное - томительного поцелуя небо немедленно взорвалось в нём и выплеснулось изо рта наружу, затопив всё вокруг. Лишившись дыхания, он некоторое время по-рыбьи беззвучно шевелил губами, наблюдая, как Она открывает дверь и выходит. И только когда дверь захлопнулась за Нею, о чём возвестил колокольчик, он бросился следом.    - Эй, а заплатить?! - крикнул кто-то, хватая его за рукав.    Не оборачиваясь, он сунул официанту кошелёк и конвульсивно задёргался, вырывая себя из цепких пальцев общепита, всегда готового опустить человека с небес на бренную землю. Однако официант, преградив ему дорогу, неторопливо отсчитал нужную сумму, не поскупился на чаевые и только потом освободил путь. Всё это обязательно должно быть рассказано в деталях.    А о том, как он догонял Её, рассказано не будет - эти малоинтересные подробности не войдут в окончательный вариант романа.    Впрочем, следует поведать о том, как, потеряв Её из виду, он метался по проспекту, забегал в переулки, заглядывал во дворы и даже стал невольным свидетелем интересной сцены между двумя супругами.    Но наконец он увидел Её - Она шла по какой-то тесной боковой улочке к трамвайной остановке.    - Как странно и необыденно я взволнован! - бормотал он, устремляясь следом. - Какое буйство чувствований вершится в груди моей!    Его бормотание, видимо, и привлекло к нему тех двух типов.    Он всегда думал о собственном здоровье (даже когда в свои девяносто с чем-то умирал от редкой болезни лимфатической системы), а потому никогда не курил. Но те два типа курили, кажется, много и часто, потому что пока они били его за то, что он не курит, дыхание у них было тяжёлым, сиплым и прерывистым, и то и дело кто-нибудь из них останавливался, чтобы прокашляться.    Мне немного больно, - думал между тем он, - однако я не могу назвать этих типов бесчестными людьми, поскольку они держатся в рамках приличия: не пинают меня ногами и не бьют во всевозможные интимные места. А счастье жизни зачастую в том и состоит, что тебя не пинают по яйцам. Хотелось бы, тем не менее, чтобы они поскорей закончили бить меня, ибо сердце моё разрывается при виде вон того трамвая, что вывернул с проспекта и теперь спешит к остановке. Ведь Она сейчас уедет!    Он так и сказал им с горечью безнадёжности:    - Ведь она сейчас уедет!    - Да он, кажется, чокнутый, чего его бить, - раздумчиво произнёс один из типов, с сожалением покачав головой. - Не удивительно теперь, что он не курит.    Об этом типе надо рассказать подробней, потому что судьба его в тот день сложилась трагично, и, возможно, если бы он не просил у прохожих закурить, всё повернулось бы иначе. О его печальной участи обязательно будет поведано, ближе к концу романа.    Во всяком случае, эти два типа прекратили избиение и ушли, оставив его лежать на тротуаре. Он, однако, не стал лежать, а поднялся и бегом бросился за Ней, которая уже поднимала свою дивную ножку на ступеньку трамвая.    В трамвае они оказались рядом, лицом друг к другу, отчего сердце его стучало чаще трамвайных колёс, которые - уж поверьте - отстукивали довольно быстрый ритм.    Кстати, только тут он заметил, что глаза у неё по-корейски миндалевидны и черны, как преисподняя, и что, как во тьме преисподней, бьётся на дне этих глаз какой-то дикий огонь. Душа его моментально истлела в глубине Её взгляда.    - Душа моя истлела в глубине вашего взгляда, - признался он.    - Чего? - не поняла Она, незаметно принюхиваясь к подмышке руки, которой держалась за верхний поручень.    Кстати, Её подмышки - это совершенно отдельная история, заслуживающая целой главы. Очень было бы интересно рассказать о них прямо сейчас, но следует воздержаться и отложить рассказ на несколько абзацев, ибо всему своё время и место. А непосредственно сейчас будет упомянуто только о том, что никакого особого запаха подмышки в ту минуту не издавали, хотя в другое время бывало пахли жестью или хлебной корочкой.    - Душа моя истлела в глубине вашего взгляда, - повторил он. - Вожделение обуяло меня, я изнемогаю от любви и предвкушения счастья.    - Чего? - Её взгляд со скукой пробегал по вывескам, мелькавшим за окном. На магазине для новобрачных глаза Её задержались не меньше чем на полминуты, и он понял, что Она согласна.    Он хотел было пояснить свою мысль об истлении, но в этот момент Она заторопилась к выходу.    Выходя следом, он как-то неловко подвернул ногу на последней ступеньке. Теперь одной ногой он шёл в свойственной ему манере, а второй - как Чарли Чаплин.    Лёжа на смертном одре, в свои девяносто то ли два, то ли четыре года, он вспомнит эту ступеньку, когда взгляд его упадёт на левую ногу, которая на всю жизнь так и сохранит комичную поступь. Он будет думать о новых, ни разу не ношеных лакированных туфлях, купленных ещё в те юные годы, когда он готовился к своей первой смерти, в семьдесят шесть. С тех пор ноги его ещё усохнут и заметно уменьшатся, так что туфли будут сидеть на них слишком свободно, и это его огорчит: как-то неприятно будет уходить из жизни в туфлях не по размеру.    Но всё это будет потом, в самом конце романа, из которого герой уйдёт навсегда своей получаплинской походкой, такой весь тихий, сосредоточенный и счастливый.    Увидев, что он хромает за Ней и что-то, видимо, заподозрив, Она прибавила шагу, так что он едва поспевал за стуком Её лёгких каблучков.    В какой-то арке его остановили два стража порядка и предложили показать им документы. Документов у него при себе не было.    - А чего ты к девочке липнешь? - спросил один из стражей. - Она под Фингалом ходит. Она знаешь, сколько стоит?    - Нет, - признался он.    - У тебя деньги-то есть? - поинтересовался второй страж.    Как выяснится минутой позже, денег у него было слишком мало, чтобы «липнуть к этой девочке», но вполне достаточно, чтобы уплатить штраф. Он с радостью уплатил, потому что на этом всё закончилось, и он мог броситься за Ней, которая уже готова была скрыться в каком-то дворе. Стражи порядка не стали препятствовать, удовлетворённые штрафом, но советовали сменить походку и потренироваться в ней где-нибудь в стороне от «этой девочки». Он мог бы задаться вопросом, отчего эти двое внешне так похожи на тех типов, любителей курения. Но он был слишком поглощён своими чувствами и не обратил на лица закона - этого двуликого Януса - никакого внимания.    О походке уже было сказано достаточно, поэтому здесь не будет ещё раз упомянуто о том, что левая нога его с этих пор и до самого памятника, на котором были высечены даты его рождения и смерти, вызывала улыбку у одних почитателей великого комика и нескрываемое презрение у других. Отмечено будет только, что с этой походкой ему было сейчас довольно трудно (да что там, почти невозможно) поспевать за своим вожделением.    На мосту Она остановилась, подошла к перилам и принялась задумчиво смотреть в реку. Он приблизился, стал рядом и тоже перегнулся через холодный чугун, заглядывая в небыстрое течение.    - Река, - сказал он, наполнив это слово глубоким смыслом и хрипотцой вздоха. Хрипотцы ранее не замечалось в его вздохах, тем более, что он не курил, но после того, как те два типа поколотили его, что-то в организме пошло не так. Это бывает.    - Ехал грека, - сказал он.    - Чего? - не поняла Она.    - А? - смутился он её непониманием очевидных вещей.    - Чего, говорю, - повторила Она.    - Ничего, - он улыбнулся, опустив глаза, уставясь на белый носок её правой босоножки, которым она рассеянно почёсывала икру левой ноги. Вожделение с ещё большей силой обуяло его при виде этого полного непредсказуемой женственности движения.    Как хотелось бы мне познать Её душу, - думал он, созерцая стройные ножки. - Познать трепетность Её женского сердца, нежным поцелуем коснуться Её капризно надутых губок, насладиться Её радостью, грустью, злостью. Как замечательно, что всё это у нас впереди, что всё это будет, будет и ещё очень долго будет. Будут продолжительные дни тихого летнего счастья вдвоём, долгие зимние ночи вдвоём, ломберный столик с недоигранной партией, чай со смородиновым вареньем, шутки, интимность шёпота, немного вина, сладость поцелуя... «Ах, кажется, я уже вся мокрая... Давай же чпокаться, милый!»    Учёные утверждают, что примерно каждые пятнадцать минут мужчина обращается мыслями к сексу. Роман подтверждает этот тезис, переводя его в ранг очевидных фактов, потому что с того момента минула ровно четверть часа.    - Ты кто? - спросил, приблизившись, один из двух мужчин неприятного вида.    Главный герой мог бы задаться вопросом, отчего эти двое так похожи на тех типов, что просили у него закурить, но был слишком занят Её тонкой голенью и белой босоножкой.    - Курить есть? - спросил второй верзила.    - Ему впадлу с нами разговаривать, - ухмыльнулся первый, не дожидаясь ответа.    - Он нас не уважает, Фингал, - кивнул второй.    Перебросившись этими короткими и ни к чему не обязывающими фразами, двое быстро обыскали его, взяв на хранение все ценные вещи, которые только смогли найти, чтобы те не промокли (читатель поймёт из дальнейшего развития событий, что именно так и было, и что два эти человека беспокоились о часах главного героя, которому предстояло отправиться в долгое плаванье). После этого они подхватили героя за ноги и споро перебросили через перила моста.    «Я в реке!» – сообразил он, похолодев от страха, пока поднимался с глубины на поверхность. И стал бить руками во все стороны.    Когда он смог вдохнуть воздуха, было по-прежнему солнечно; на мосту, кажется, смеялись, а он даже не знал, где берег.    «Что ж, пускай река сама несет меня!» – решил он.    Решив, он, как мог, глубоко вздохнул, а река с ласковой готовностью подхватила его и понесла.    Она шуршала камышами, бурлила на перекатах, и он чувствовал, что совсем промок и скоро утонет.    Вдруг кто-то (кажется, это была река) сказал:    - Извините, кто вы и как сюда попали?    - Я вожделел, – с искренней готовностью ответил он. – А два человека случайно уронили меня с моста в реку.    - Вынести вас на берег? - предложила река.    - Нет, спасибо, – улыбнулся он. - Я всегда мечтал попутешествовать по реке.    - Хорошо, тогда давайте путешествовать, - обрадовалась река. - Вдвоём веселей.    Нельзя утверждать, что этот диалог происходил на самом деле, а не в где-то внутри героя. Как бы там ни было, река несла его долго - мимо людных пляжей и диких обрывистых берегов, над которыми метались быстрые стрижи; мимо тихих берёзовых рощ и густых лесов, в которых трубили олени и ревели медведи; мимо неведомых городов и совсем уж никому не известных деревень...    Через три дня его прибило к берегу острова Мальта. Спасатели умело и быстро выловили его и доставили в гостиницу. Так он стал гражданином своей новой родины, и так закончилась драма его первой любви, но не закончилась история его вожделения, которое он пронёс через всю свою жизнь, едва ли не каждую ночь видя во сне Её, Её белую босоножку, Её глаза с корейским разрезом. Всё, что оставалось ему от Неё - это зубочистка, чудом уцелевшая в длительном плаванье, и это она будет тем единственным предметом, который он возьмёт с собой, отправляясь в свои девяносто с чем-то лет в последнее путешествие, в туфлях не по размеру и со здоровьем, отягощённым неким редким заболеванием лимфатической системы. Он вложит её - полуистлевшую палочку - в нагрудный карман и будет счастлив, как семьдесят лет назад, когда там, в трамвае, смотрел в Её глаза и оущущал запах Её подмышки, которая всё-таки пахла - пахла прогретой солнцем сыромятной кожей и немного уксусом.    А заканчиваться роман будет так: «и, подарив зубочистке прощальный поцелуй, в последнем вздохе он глотнул неба, которого над островом Мальта хоть отбавляй. И неба было так много, что он с тихой радостью в нём захлебнулся.

---

Made with Writer's Toolkit 0.1.2: t2h (txt to HTML) 0.1.13

6

Йцукен Г.Ш. Купание серебряного слона   3k   Оценка:9.64*5   "Рассказ" Постмодернизм

   Не вдаваясь в подробности, зачем это нужно, поговорим о том, как искупать слона. Задача эта, на самом деле, не так сложна, как кажется на первый взгляд, и под силу даже новичку, если соблюдать простые правила, составленные опытными слоноводами ещё в древности. Мыть слона нужно правильно. И те, кому выпала удача делать это впервые, зачастую не знают, с чего начать.

   Проснитесь рано утром в полной тишине. Прислушайтесь. Всем телом ощутите полноту бытия. Вы почувствуете, как торжественно встаёт на горизонте сияющее солнце и услышите, как колышутся занавески, и где-то далеко тихо поёт кустурица. Откройте глаза. Медленно поднимитесь, раздвиньте шторы, распахните окна и всей грудью вдохните прохладный осенний воздух. Внимательно осмотритесь вокруг - слон должен быть где-то неподалёку. Если их будет несколько - выбирайте серебряного - из всех оттенков серого самого благородного. Выбрав слона, плотно закройте окно и выйдите на улицу.

   Во-первых, не бойтесь. Подойдите к слону, встаньте перед ним и немного сбоку, чтобы он хорошо вас видел и постойте так одну-две минуты, покачиваясь из стороны в сторону. Затем поздоровайтесь с ним. Делать это нужно приветливым голосом и не слишком громко, чтобы его не напугать. Можно так же сделать приветственный взмах рукой, только не слишком резкий, сопровождая его улыбкой. После того, как слон кивнёт вам в ответ, медленно обойдите вокруг. Делать это следует два раза - сначала по, а затем - против часовой стрелки. После того, как вы убедились, что ваш слон в полном порядке, можно приступать к следующей процедуре - кормлению. Слон средних размеров съедает в день тридцать килограммов пальмовой ботвы и излишне говорить о том, что она должна быть заготовлена заранее. На завтрак слону можно подавать так же ананасы, бананы, яблоки, плоды киви и крупную морковь - только обязательно мытую. И ни в коем случае не торопите слона, пусть он наестся как следует. После еды слон обычно глубоко вздыхает и опорожняет кишечник. Поэтому, как только он прекратит жевать, отойдите поодаль и наблюдайте, не слишком, впрочем, далеко, чтобы он не подумал, что вы его бросаете. За раз слон может выдать до десяти килограммов навоза. После того, как закончит, он обычно ещё раз глубоко вздыхает и издает победный звук. Это означает, что он готов к купанию - берите его за хобот и ведите к реке. Подойдя к воде, отойдите немного в сторону, чтобы не мешать, и сделайте властный жест рукой - слон обязательно подчинится ему и войдёт в воду. Затем он погрузится в неё почти полностью, вместе с ушами и хоботом, выставив наружу только его кончик, чтобы свободно дышать. Затем он обычно затихает и долгое время остаётся неподвижным, наслаждаясь прохладой и тишиной. Ничего не говорите и ни о чём не думайте - холодный далёкий город, квартальный отчёт, больная мама, незаконченный ремонт, окна, которые вы обещали свекрови помыть ещё на Пасху - ничего нет - всё это бесконечно далеко, где-то по другую сторону стеклянного шара.

   Самолёт только в полночь, и вы стоите рядом с серебряным слоном, по бёдра погрузившись в теплую воду, иногда поглаживая его шершавый бок, чтобы он знал, что вы никуда не ушли.

  Достаточное время купания - двадцать минут.

7

Пушкин Ж. Формула счастья   7k   Оценка:8.71*6   "Рассказ" Философия, Постмодернизм

  

  

Формула счастья            - Искусство, коллега, хоть и развивается линейно, но вовсе не одномерно.    Человек передает в нем свою многомерность, многозначность, многокрасочность, и наблюдает себя в этом со стороны.    Это, как вовремя не выкинутая хозяйкой скорлупа наблюдает жарение яичницы на сковороде!    Искусство - это не лучшее, а альтернативное существование; не попытка избежать реальности, а, наоборот, попытка оживить ее.    Это дух, ищущий плоть.    Альтернативное бытие - небытие, как реальность, в котором человеческое и вещественное (предметное) меняются местами, а причина и следствие...    ... белое и черное...    ... жизнь и смерть...    ... сон и явь...    Всё!    И не столько своим знаком, а самой сутью.    И тогда точка превращается в черную дыру пространства и времени!    ... (длинная пауза)    Если совсем абстрагироваться от жизни ... то Смерть - это высшее искусство поставить точку в художественном произведении Жизнь.       Щетка молча слушала дуршлаг, и, стараясь попасть во все его дырочки, массировала его кругленькое от удовольствия тельце. Он многое пропустил сквозь себя, и познал главное - счастье быть собой, а это не мало.       Они уже давно висели рядышком, и, как ей казалось, были неплохой парой.    Душлачёг - такой ухоженный и блестящий (благодаря ей), а она хоть и потертая слегка постоянной работой, но все еще не потерявшая сноровку и умение делать приятное быстро!       Но сейчас она задумалась о сказанном, ей покоя не давала эта скорлупа от яиц ...       - А за што ей такое?    Наблюдать, как дитяти ненародившееся жарятся на сковородке?    У меня /знаешь ли/ шерстинки вставают дыбом / как я представлю / што думают все яйца об энтом - оне ведь думают / што это Ад ... да?    ... и все яйца поголовно мечтают о Рае /канешна / и думают / што стать курицей/ даже не летающей ... это счастие ... вот ...    Не знаю, задают ли они себе вопрос - што лучше яичница или окорочек / но предпочитают /канешна/ энтот бицепс жизни / пускай даж искусственный / типа инкубаторский ...    Но все ж абстрагируются от более длинной жизни ... а?    ... Дуршлачег // как ты думаешь?       Дуршлачег молча сопел в свои дырочки, он считал, что сказал уже достаточно умную мысль, которая не требует продолжения.       - Щетка глупая, но чистоту умеет содержать, - поворачиваясь на другой бок, думал Дуршлаг. Глядя сквозь дырочки на звезды в черном небе за окном, лучше и глубиннее мечталось!    Ему, конечно, больше нравилась соковыжималка. С ней было о чем поговорить.       Однажды во время купания она сказала ему:       - Выжить - это выжать из жизни другого сок счастья!          О, как бы ему хотелось открыть подобную формулу!    Какая блестящая мысль, какой изощренный ум!    Но выжималочка была в недосягаемости для него, совсем с другого уровня обитания ... Миксер - ее кумир:    - В какое замешательство он приводит все продукты! - восхищалась она, - еще бы, немецкая родословная! Не Китай какой-нибудь! ... не люблю китайцев ...    - Вам не кажется аморальным не любить сразу миллиард человек?! - хотел возразить дуршлаг, но не успел, его поставили на место. Его место.    Это было очень унизительно жить среди дешевого скарба, тщательно скрывающего штампик *china*, но Дуршлаг не стыдился своего восточного происхождения, напротив, считал себя генитическим философом с корнями древней цивилизации.    Такая косвенная принадлежность к *древнему* еще более удаляла его от новационной соковыжималки, но и на расстоянии с десяток веков она выжимала его железное сердце до последней капельки ... ох ...    - Блестящий ум! Какое неповерхностное знание предмета!    А о чем говорить с щеткой?    ...    ... О скорлупе?    К тому же поднятый вопрос о более длинной жизни курицы,(а он знал эту особу, был приближен к ее гарнирному окружению) - бессмысленный. Все они в конечном итоге исчезали, днем раньше, днем позже, вместе с этими кичащимися макаронами и горохом, а он оставался тем, кто есть.    ...    Но тема **черной дыры** исчезновения волновала и будоражила его дырявую сущность.    Ему казалось, его родственность с ней не случайна, и может статься, что он и есть выход в то неведомое пока пространство, куда рано или поздно исчезает все сущее ...          Утром исчезла соседка.    На ее месте тут же поселилась новенькая, сверкающая цветными боками щеточка, и сразу же начала заигрывать с ним, шевеля нежными щетинками.       А она ничего, глупая, конечно, но это не главное.    Главное, что **Дыра** по прежнему к нему благосклонна, не проглотила, а это значит его существование все более приближается к вечному!       Может, в его перфокарте закодирован скрытый облик вселенной с поблескивающими дырочками звезд?    Да, Он - особенный.    Он избран создателем!    Он - послание от бога, его письмо человечеству!    ...    Да что мельчить, он сам и есть врата в Ад, в ее *черный водоворот бесконечности* исчезновения, потому как через него проходит *оно*, постепенно убивающее человека!       - Вот оно что! - Дуршлаг гордо выпятил свой живот, и изрёк победоносно:       - Счастье - это когда **Черная дыра**смотрит сквозь тебя на свет!    А не наоборот!         И несказанно гордый своим открытием, счастливый Дуршлаг отправился принимать как привратник Петр еще горячие души макарон ...

8

Юрина Т.В. Бамбочада   10k   "Рассказ" Постмодернизм

   В травмпункте усатая врачиха спросила:

   - А сколько вам полных лет, укушенный?

   - Шестьдесят один. - Седоватый пациент держался бодрячком и уже собирался отпустить какую-нибудь шуточку из тех, которые были припасены у него на случай нечаянного знакомства с женщинами.

   - Ну, за таких мы уже не отвечаем. - В голосе лекарши послышалось облегчение.

   - П-почему? - враз присмирел бодрячок.

   - Вы уже достигли средней продолжи... - Последовательница Гиппократа осеклась на полуслове, поняв, что сболтнула лишнее.

   Поковырявшись инструментом пониже ключицы - в месте укуса - она сказала:

   - Лапка, похоже, там осталась... Да и бог с ней! Сейчас прививку сделаем.

   Пострадавший уколов боялся с детства и отчаянно закусил губу. Он отлично помнил, что прививки от клещевого энцефалита вроде бы ставят в плечо, ну, на худой конец, под лопатку, и смиренно ждал, не надевая рубашку.

   - В ягодицу прививка! - Наполняя шприц, на ходу бросила врачиха.

   Пациенту, у которого внезапно заложило уши, послышалось:

   - Не годится прививка.

   Размышляя, отчего может не годиться прививка: лекарство, просрочено, или ещё чего, - он остался стоять на месте. Ждал, когда найдётся другое.

   - В ягодицу прививка!

   - Не годится прививка. - Снова услышал больной и догадался: таким - достигшим рубежа - прививка уже не полагается...

   Врачиха, видя, что пациент тупо стоит столбом, рявкнула:

   - В задницу прививка! Снимай штаны!

   Придя домой, привитый молча налил себе самогонки, молча выпил.

   - А тебе можно, Юрико? - со страхом спросила жена.

   - Мне теперь всё можно, - обречённо сказал муж и лихо опрокинул вторую. -Холодная, сволочь, а вкусная! Эх! Жить два дня осталось...

  

   Хотя Юрико сильно сократил сроки предполагаемой кончины, личная смерть стала мерещиться ему как нечто весьма близкое. Против небесного явления доской не загородишься. Неотвратимая неизбежность стала единственной закономерностью в абсурде под названием жизнь. А та промчалась, как лихой скакун, как скорый поезд, как сверхзвуковой самолёт. А вдруг - и правда - помирать уже послезавтра?

   Земное: пища, питьё, тепло, женщины и отдых, - всё это в его бурной жизни было. В достатке. Иногда и с излишеством. Не хватало чего-то такого, небесного, что не позволяло вот так запросто взять - и уйти....

   - Пойду посажу дерево. - В седую голову пришла запоздалая мысль о бессмертии.

   - Не успеет вырасти, - скептически сказала жена. - Посади лучше репку.

   Иногда в оппозиции есть смысл. Или он только кажется?

   Так или иначе, посадил дед репку.

   А ещё картошку, моркошку и лук со шпинатом. Жена, радостно взволнованная оттого, что удалось-таки заманить благоверного на дачу, руководила им с наслаждением истинного садиста (однокоренные - "сад", "садить", разумеется). Мстя за его прошлые походы налево и направо, опьянённая реваншистскими идеями фурия изощрённо выдумывала и ставила новые сверхзадачи.

   Смерть где-то задерживалась. Видно, её инкубационный период оказался более продолжительный, чем назначенный после укуса клеща зловещий срок. В ожидании костлявой приговорённый послушно копал грядки, чинил теплицы, и много ещё чего делал полезного, но к атанасии пока не приблизился.

   Однажды ему пришлось столкнуться с алогичной и страшной формой бытия. В мякоть картофельных листьев подобно атаке боевых слонов яростно вгрызались мягкие, аморфные и кроткие, личинки колорадского жука. Отныне война и террор стали главным делом новоиспечённого огородника. Упаковка хлорофоса не нанесла врагу ощутимого ущерба.

   Тогда Юрико подумал, а что если его же салом - по мусалу? Обползал весь огород и собрал красноватые прожорливые сгустки, залил водой, поставил на солнышко, намереваясь опрыскать приготовленным снадобьем плантацию. Настой получился адским. Чудовищный запах мутного бульона вызывал резь в глазах. Отравитель кашлял и чертыхался, едва сдерживая рвотные позывы. Неожиданно из-за спины вышел Дружок и, с извиняющимся видом виляя хвостом, сожрал содержимое банки. Вылакал мерзкое пойло с наслаждением - будто огуречный рассол с большого похмелья - и вылизал посуду.

   Бабка нашла их на крылечке. Постигшие бессмысленность войны мужчины сидели в обнимку.

   - Я говорю про будущую жизнь за гробом,

   Я думаю, мы уподобимся микробам.

   Станем почти нетелесными

   Насекомыми прелестными.

   Были глупые гиганты,

   Станем крошечные бриллианты...*

  

   Бабка слышала стихи, но не могла понять, Юрико ли читал их Дружку, или Дружок декламировал. Увидела лишь, что пёс счастливо улыбался, и тихонько отошла на цыпочках.

  

   Покорность охлаждает гнев и даёт размер взаимным чувствам. Проснувшаяся в бабке внезапная нежность подвигла её на небывалый поступок. Она захотела сделать себе и мужу приятное, разнообразить супружеские отношения и купила светящиеся в темноте резиновые изделия анатомичекой формы.

   - Хорошо тебе? - привычно спросил Юрико.

   - Хорошо, - привычно соврала бабка и чего-то завозилась впотьмах, попросила посветить. Дед посветил, но при этом чуть не свалился от хохота с кровати. Производители не обманули: сияющий мм... фрагмент тела произвёл на обоих супругов незабываемое впечатление.

   - Я хочу, чтобы у нас родилась внучка, - сказал вдруг Юрико.

   - Внучка? Так у нас же дочки нет! - прыснула жена. - Да и сына тоже...

   Продолжать смеяться легче, чем окончить смех. Дед и бабка сели рядом, стали думать о разных смешных вещах и ещё очень долго смеялись.

  

  

   В спорах рождается истина. От смеха рождаются внучки.

   Внучка и родилась.

   Юрико всегда думал, что дети - это гадость: сопли, визг и другие проблемы. Поэтому у них не было детей. Теперь дед с умилением смотрел на прыгающего на одной ножке пухленького ребёнка с любопытными глазами и огрызком огурца в руке.

   - Машенька, зачем тебе ушки?

   - Очки носить, как у деды.

   - А зачем тебе щёчки? - Бабушка слегка ревновала.

   - Чтоб деда целовал! - честно отвечала внучка.

   - А животик зачем?

   - Чтоб майку надевать. - Девочка не понимала, как можно не знать таких элементарных вещей. - Некогда мне с вами!

   Торопясь жить, она смачно выплёвывала на грядку огуречную жопку и убегала играть с Тимошей.

  

   Большой рыжий кот был Машиным любимцем. Дружок тоже ценил его за честность и дружбу.

   Всякий раз, когда хозяйка, приготовив завтрак, отлучалась, чтобы позвать хозяина, Тимоша запрыгивал на обеденный стол, подцеплял когтем верхний блин из высокой горки и бросал его на пол. Первый - Дружку, потому что из-за врождённой деликатности пёс не мог брать вкусное, пока его не угостили. Следующий масляный кружок Тимоша скидывал Маше, потому что малая ещё пешком ходила под стол и доставать еду не умела. Третий блин Тимоша неторопливо поедал сам, прямо здесь, не отходя от кассы. Вдруг кому-то понадобится добавка! А он начеку.

   Бабушка почему-то воспринимала добрые дела рыжего Тимоши как мелкие пакости и пыталась растрепать компанию. Выгнав четвероногих на улицу, начинала рьяно кормить голодного ребёнка. Внучка орала и отбивалась: ежу понятно, что ворованный блинчик в сто раз вкуснее самой распрекрасной еды за столом.

   - Нельзя есть с полу, - ругалась бабка.

   - Оставь её. - Юрико вмешивался, зная, что чрезмерное усердие превозмогает рассудок.

   - Но он же грязный! - возражала бабушка.

   - Не отдам! Блинчик хороший! Мне его Тимоша дал, - кричала внучка, крепко сжимая кулачок.

   Кот и собака наблюдали экзекуцию из угла и изо всех сил сочувствовали подружке.

   - Не трогай её. Она счастлива.

   - Что такое счастье? Грязный блин, выпавший из пасти кошки?

   - Счастье - это когда не надо врать, что тебе хорошо, - сказал дед и спросил: - А ты видела, Маша, грязь под микроскопом? Это же россыпь самоцветов. Зелёные, красные, белые кристаллы. Прозрачные и сверкающие, точь-в-точь рубины и изумруды!

  

   Приятно поласкать дитя или собачку, но всего необходимее полоскать рот. У деда сломался передний зуб. А у внучки выросло уже двадцать новеньких.

  

   А что же репка? - спросите вы.

   Выросла репка, как и положено, большая-пребольшая. С крутыми боками, круглая. Как земной шар. Как сама жизнь. И продолжает ещё расти.

   Глядя на мир, нельзя не удивляться.

   Однако была в сказке и мышка. На кухне пряталась, как скелетик в шкафчике. Сидела, костлявенькая, как игла в яйце, в стеклянной банке и точила зубы на репкин хвост. Прыгала от нетерпения. Однажды выскочила, прокатилась серым комочком под ногами и вцепилась в репкин бочок. Бабка взвизгнула. Замахала руками. Мышь с выкушенным куском в зубах рванула прочь, норовя юркнуть в норку. Но кот на страже сидел - караулил. Подцепил когтем безносую и съел с аппетитом.

  

   Ходят вокруг репки дед, бабка, внучка и Дружок с Тимошей. Тянут-потянут - каждый новый день за макушку вытягивают. Не торопятся. Да и зачем её выдёргивать, репку-то? Выдернешь - и кончится что-то хорошее. Счастье есть удовольствие без раскаяния. Пусть себе растёт. Всему своё время. Хотя... Есть ли смысл в полёте часов? Кому это известно?

  

  

   *Стихи А. Введенского

  

  

  

© Татьяна Юрина 14.06 2015

9

Мудрая Т.А. Крой почём зря   8k   Оценка:4.59*8   "Рассказ" Постмодернизм

КРОЙ ПОЧЁМ ЗРЯ

  

   Старая пани Швейкова лепит из всякого барахла самобытные костюмы. Такие, что даже носить можно. Кроит и всячески подгоняет по конкретно заданной фигуре. Но нет, не шьёт, хотя фамилия располагает к тому. С иглой пани категорически не дружит - однажды села с размаху голой сракою и потом лишь с великим трудом сошла. В смысле что соскочила. Зареклась с той поры играть на баяне. Теперь другая симфония пошла: берёт пани в элитном секонд-хэнде то, что на стадии вылета из-за границы не было нужно зажравшимся иностранцам, а на стадии влёта во вторичных потребителей не занадобилось уже своим. Потому что за бугром леди, что молодые, что старые, от хорошей жизни стали как гончая поджарые, а наши мамзели от жизни дурной вконец оборзели. Кажна сися по пуду - и работы не найду, а детей ведь надо чем-то кормить?

  Вот пани и набирает тряпочек неходового размера в день самых счастливых скидок и комбинирует то с тем, это с этим, а эдакое с разэдаким.

  Фантазирует. Размышляет. По наитию складывает пазл.

  Вначале надо составить некий альянс - ствол или костяк тонного наряда: вьетнамскую батистово-перламутровую блузочку с шерстяной французской юбкой-карандашом, а поверх всего - турецкий кардиган из хлопковой бумаги. Китайскую креповую кофту со вдетой по краю оборок жёсткой леской - с жатым итальянским топиком и американскими "пачками" из противомоскитной кисеи. Другие штатные "пачки", из брезента с латунными заклёпками, хорошо будут смотреться с индийской тишоткой, сплошь покрытой растительным орнаментом, и прозрачной, как вода в омуте, накидушкой в больных готических розанах. Старинный лиловый грогрон - хоть ножом подол обкрамсывай, не посыплется, - чудо как подобрался к атласному болеро той же расцветки и стати, но куда как моложе. Ничего, впрочем, пронзительно-кислотного: глаз должны радовать еле заметные намёки на истинную тональность. Собственно, тональность как бы сама, без усилий со стороны пани Швейковой, подвёрстывается под некую глобализаторскую идею. Интересный интернационал всех времён и народов, одними словами.

  Теперь придумаем этому меткое название, чтоб детали, кои пани добросовестно вывязывает, надвязывает и подвязывает, а то и нижет на ту же нить, всякие там рюшечки-хрюшечки, оборочки-разборочки, фалаболки-балаболки сглаживались по стилю и не выбивались из замысла. Так сказать, представляли гармоничную додекафонию, сыгранную на хорошо темперированном аккордеоне. "Леди Конфетка", к примеру, или "Леди Помадка", "Миледи Вамп" или "Миледи Сад", "Этюд в сизо-багрово-пьяных тонах" или "Этюд в цветах хаки на глубоко болотном фоне", а то и "Адские сезоны" в рифму с дягилёвскими. "Почему ничего райского, спросит иная заказчица (а они имеются, и даже очень), - одни прорухи и соблазны?" "Э, - непременно скажет пани, перекусывая рабочую нитку крепкими до сих пор зубами, - что проку именовать застоявшуюся в деннике кобылу Гиппокреной? Пускай сначала как следует разберётся, кто она есть, а уж потом на Парнас течёт окарачь, буде охота". И продолжает по сугубому наитию прикладать набитую руку уже к другим самовитым изделиям. Там закрепит, здесь подберёт, там подхватит, здесь прихватит, где через край примечет, а где поверх шва кружевцо из столбиков с полустолбиками пустит. Но ничего острого не применять, Боже упаси, на весь остатний век заклялась. Никаких приправ или, как его, спайсов: всё сырьё и вся работа как есть натурально-безвредные. Даже если по чистой случайности это голимая генно-модифицированная синтетика пополам с БАДами.

  Подбираются подходящие крючки - за бурную жизнь пани их накопила много, самых разных форм и размеров, иными, какие с доброе волчье полено, лишь половики да пояса по кругу заплетать, а самые манюсечные, с головкой в маковое зерно, - те для батистовых платочков: филейная работа называется, хотя какой уж там у пани Швейковой филей - одни ребристые мослы что на заднем бюсте, что на переднем. Покойный пан Швейк при жизни, бывало, жаловался, что как ни поверни, а напоминает игру мальчишки палкой на заборе. Натуральный межрёберный ксилофон, так сказать.

  Тощеватый скелет генеральной идеи помаленьку обрастает сдобной плотью. Выпекается и поднимается, так сказать, в пылком горниле вдохновения. И вот пани Швейковой настаёт черёд положить последние штрихи, самые решающие: бижутерию. Иногда пани не заморачивается - набирает полную горсть всевозможных бусин от рассыпанных ожерелий, стекляшек от лопнувших хрустальных люстр, глазастых фрачных пуговок, гнутых часовых колёсиков со сломанными зубцами, кошачьих цепочек из золы, висюлек от сломанных молний, расхожих китайских монеток класса "земля - небо", дырявых ракушек и черепушек - и с размаху сыплет на платье: что куда приладилось, то и ладно вышло. Но чаще морщит лоб и делает вид, что раскидывает мозгами: так легче подманить озарение.

  Шармы в актуальном стиле "Шкатулка Пандоры", подвески под тусклое античное серебро, самоварное золото и пепельный геркуланумский орихалк, банты со съеденных конфет и осыпавшихся свадебных букетов, розетки с венков, распятых на придорожном кресте... Всё, что пани цепляет крючком уже поодиночке, шелестит, звенит в ушах былой музыкой - юморной на грани отчаяния, смелой на пределе нахальства. И когда отшиваешь с прежнего места, и когда вешаешь на другое. Чудится? Нисколько, полагает старушка. Если нечто хоть каким образом есть здесь и сейчас, оно таки существует, и даже взаправду.

  - Ой, гламурненько до чего, - восхищается очередная заказчица на генеральной примерке. - И только подумать - на руках, а без единой иглы сотворено.

  - Фирма. Самые лучшие корабли, дома и церкви тоже без единого гвоздя строились, а до сих пор стоят, не гниют и не ржавеют, - возражает пани. - На деревянных шпильках потому что.

  - У меня шпильки на стальном каблуке, - отвечает дама. - Это плохо?

  - Да нет, лишь бы ноги были не курьи. А то знаете как? Где они, там и на чердаке избушки ветер гуляет.

  - У нас с мужем была не избушка, а продвинутый лофт на тринадцатом этаже, - недовольно поправляет клиентка. - И дача в пригороде - сплошной мезонин с бельэтажем. Так сколько я вам должна за нестандартный подход?

  - Да на сколько расщедритесь, - отвечает пани. - И берите уж, коль замуж снова невтерпёж. Носить вам - за всю жизнь не сносить.

  И бурчит себе под нос, пуская вослед уходящей хвост ритуального заклятья:

  - Наши подштанники - вам на утиральники, наши портки - вам на платки. Во саду ли в огороде поймали китайца, руки-ноги оторвали, вырезали яйца. Катайся как сыр в масле, катись колбаской по Малой Спасской. И не думаешь, а заплатишь, и чем не думаешь - заплатишь.

  Дальше получается так, что экстравагантный костюмец (слоган: "Надев его, вы будете выглядеть иноземкой в любой стране") становится самым что ни на есть расхожим и незаменимым. Дама будет носить его в богатстве и в бедности, в здоровье и болезни и пока смерть не разлучит их. С ней будет происходить много чего интересного, и лишь наряд то ли валашской цыганки, то ли тёмной леди сонетов Малларме останется ей верен, хотя позолота потускнеет, галун истреплется и местами оторвётся, а кое-какие блёстки поотлетают напрочь: впору матом его крыть и крутыми бабками подбивать. Только к тому времени и пространству экс-дама довольно-таки поумнеет, чтобы понять бесполезность занятия.

  И всё же невдомёк наивной женщине, что это одну из своих собственных жизней ввязала рукодельница в разноцветную ловчую сеть. Жизнь отчасти вымышленную и вымечтанную, отчасти глупую, от меньшей части мудрую, по куда большей части реальную и всегда, вне зависимости от реала - истинную. В долгом-предолгом бытии пани Швейковой чего только не происходило. Та ещё, знаете ли, многоликая кицунэ!

© Мудрая Татьяна Алексеевна

10

Вилли-удалец Молчание студня   8k   "Рассказ" Постмодернизм

Молчание студня

Если верить моему славному дядюшке, все мы являемся свидетелями процессов определённого типа только потому, что процессы иного толка протекают без свидетелей. Когда никто не видит, люди оценивают сиюминутную пассионарность друг друга, как дворник-таджик оценивает зимним утром на предмет платежеспособности гражданина, попросившего его накануне очистить от снега личный автомобиль, припаркованный во дворе многоэтажного дома, прищурив до щелочек узкие глаза и приоткрыв рот с обильно капающей из него жидкой пузырчатой слюной. В лучшем случае ими движет корысть или любознательность. В худшем - депрессия или меланхолия.    ***       ... абажур, абажурный, абажуродержатель, абажурчик, - бубнил я себе под нос, накрывая на стол, - абаз, абазинец, абазинка, абазинский, абак, абака (пенька), аббат, аббатик, аббатиса, аббатовский, аббатство, аббревиатура, аббревиатурный, аббревиация, абдикация, абдомен, абдоминальный, абдуктор, абдукторный, абдукция, абелит, аберрационный, аберрация, абзац и - абырвалг. Тот самый, который быстро проникал вязальной спицей в ушное отверстие и выдавал на-гора золотистые залежи полезных ископаемых, и маленькая Виола, разглядывающая их, впадала в приятное сексуальное возбуждение, жарко вздыхала и страстно изгибала обнаженное гуттаперчевое тельце, осыпанное редкими волосками и покрытое гусиной кожей. И изучение воска из уха, и сексуальное возбуждение позволяли убить время, а также были не лишены поэтики эпохи английского Возрождения. Некогда лицо Виолы озарял таинственный лунный свет, лившийся из нутра девушки, а теперь на ее блестящий выпуклый лоб лег отрывной календарь с кулинарными рецептами и прочими полезными советами, и каждый желающий мог бесплатно ими воспользоваться - прочитать их и записать в копилку собственной мудрости. Листки календаря, с которыми играли свежий ветерок и шаловливые дети, издавали заунывный монотонный звук, переходя иногда на азбуку Морзе: пи-пи-пи, ту-ту-ту. Бедняжка!    Студень молчал       Два часа назад я узнал, что где-то там далеко-далеко, где кочуют туманы, у меня от кого-то родился ребенок, поэтому мои глаза желтого огня наполняли слезы - я видел скелеты рахитичных деревьев и разгуливающих по улице белых медведей с гармониками и балалайками, словно через туманную пелену. Мои золотые руки тряслись, серебряная грудь хрипела, а чресла, будто сделанные из колокольной бронзы, колыхались туда-сюда и гудели набатом. Я вспоминал всю невыносимую красоту обнаженного тела маленькой Виолы и ее главную изюминку - соски, заклеенные крест-накрест дешевой синей изолентой. Еще я вспоминал графиню Оливию...    Себастьян, молодой дворянин, брат Виолы; Антонио, капитан корабля, друг Себастьяна; Валентин и Курио - незнатные придворные дворяне; дородный сэр Тоби Белч, дядя Оливии; тщедушный сэр Эндрю Эгчик; напыщенный Мальволио в модных желтых чулках - придворный Оливии; затейница Мария - камеристка Оливии; философствующий шут Фабиан - все они боготворили красоту и гармонию прекрасной графини, все они ходили поглазеть на ее крошечные изящные ступни. " Momento more", - так выражался весельчак сэр Тоби Белч на своем вульгарном русском. "Конгениально", - соглашался с ним сэр Эндрю Эгчик, глуповатый прощелыга, хотя тоже по-своему симпатичный... Потом они обычно направлялись в ближайший трактир для вступления в палеоконтакт, любимой забаве сэров, но однажды поссорились из-за мест в театре на комедию Шекспира "Двенадцатая ночь" и пошли войной друг на друга. Развевались боевые знамена, гремели литавры, дрожала земля под копытами рыцарских коней, а чупакабры, мексиканские тушканы и волнистые попугайчики, сбившись в стаи, предвкушали праздничное застолье. Поэтому оба сэра перестали присматривать за барометром Оливии - теперь это делали мы. Швеи-мотористки охраняли школьный мел. Дервиши в лохмотьях не сводили взора с ее сапожной щетки. Коллекционеры-гумофилы составляли ей астрологические гороскопы и гадали на кофейной гуще. Манекен кубанского казака с лихо закрученными усами и шашкой наголо стоял у ее опочивальни, а сотни людей, впавшие в мегапсихоз, - загоревшие до черноты погонщики мулов, вольные каменщики из числа гастарбайтеров и даже склонные к эксгибиционизму монтажники-высотники - стекались со всех концов страны, чтобы помолиться на ее хрустальную туфельку. "Ширли!" - требовали православные. "Мырли!" - вторили им иноверцы. Я же был готов удовольствоваться одним лишь носовым платочком Оливии, спрятанном в ее бюстгальтере меж двух фосфоресцирующих полусфер...    Студень молчал       Мне известно, что надежда зиждется на связи абстрактной идеи с конкретным воплощением этой идеи, но все равно волны сладострастия, бурля и пенясь, пробегали по моему алчущему телу, когда я видел, как Оливия с Виолой, облаченной в мужской наряд, взявшись за руки, парят над прудом с промысловым карпом, неясно отражаясь на зыбкой водной глади. Я не знал, кого из них, Оливию или Виолу, вожделел больше, скорее всего, обеих. (Меня можно обвинить в эфебофилии - я про юную Виолу, одетую по-мужски, - но ростки эфебофилии можно обнаружить в потайном уголке лабиринта души многих достойных людей, вроде того же Александра Македонского.) Еще я вожделел карпа, поджаренного на оливковом масле, чтобы корочка хрустела на зубах, а сок стекал с губ. Что и говорить: соблазн был непомерный, но стоило художнице взять в руку кисть, как мир волшебным образом видоизменялся - белое превращалось в черное, черное - в красное, красное - в синее, синее - в зеленое. "Спартак" становился чемпионом. Расформирование, растормаживание, расчленение, страх и робость, гордость и предубеждение, наглость и упорство - кажется, заспанный придворный Мальволио принял меня за тень отца Гамлета и пропустил во внутренние покои, попросив только папироску и не хлопать дверьми. Древние простуженные часы на городской ратуше пробили четверть неизвестного часа - следовало поспешать, как пешке, вышедшей в ферзи. Главное, чтобы не сместился центр тяжести - в этом случае бессилен даже Ньютон.    Студень молчал       Быстрее, душа моя, быстрее, пока все эти милые мелочи жизни: трамваи желаний и обеденные объедки, фаянсовые безделушки и сломанные игрушки, аквариумы без воды и лимузины без колес, блоки Нато и вертолетоносцы "Мистраль", Джеки молодцы и холодцы одиночества - вне игры, и не могли помешать моим планам, пребывая в дремотном состоянии. Высокое атмосферное давление предвещает пасмурную погоду, низкое - ясную, а среднее - промежуточную погоду, ни хорошую, ни плохую. Дымка на кромке горизонта моря предваряет бурю.    Я снял розовую полумаску и галоши, скинул пиджак и галифе, стянул тельняшку и кальсоны и предстал во всем своем блеске полярного сияния с кипящим чайником наизготовку. Французы считают, что карамелька, съеденная перед обедом, не только возбуждает аппетит, но и обостряет вкусовые рецепторы. Металлическая баночка с монпансье была открыта. Оливия заварила себе жасминовый чай, зажмурив глаза, вдохнула терпкий аромат и поднесла к губам китайскую фарфоровую чашку.    Ничто так не удлинят жизнь как ночная мгла и девичий шепот, но все равно, как мне показалось, время летело слишком быстро - вечность превратилась в миг.    ***       Короче говоря. Я, Оpсино, герцог Иллирийский, изгнанный с родины в далекую варварскую страну на Севере, не хотел ждать, пока маковая соломка и грибы лисички прорастут сквозь мое трансформированное и прозрачное тело, я желал как можно быстрее узнать: кто родил от меня ребенка - графиня Оливия или любившая щеголять в мужском наряде Виола? Но студень, подлюка, молчал как партизан - не отвечал на мой четко поставленный вопрос даже после того, как я закусил им четвертый стакан водки.

11

Авайс А. Про Людмилу Адольфовну и ее Я   8k   "Рассказ" Постмодернизм

Людмила Адольфовна по прозвищу '"Эсэс'" себя не любила. Она с собой была очень против себя - постоянный конфликт и война, иногда переходящая в условно мирное время, для передышки, но как только дыхание восстанавливалось - опять бастилии, взятие высот, расстрел виновных.    Все 'я' выстраивались по рангу и расстреливались в лоб.    Те, которые как-то оправдываясь, уползали с высот, выживали, но ненадолго ...    Где-то, как-то, когда-то, удавалось их отрыть и "прищучить" - и тогда, увиливая, ее "я" начинало искать себе замену, подменяя свое "я" на высокое "Я", поставив его выше планки, но тогда, открываясь, незащищенное, оно свободно просматривалось всеми, и пристрелить его было совсем просто кому угодно ...    А свое маленькое "я" стояло в сторонке, ухмыляясь, как бы ни при чем, как бы выставленное большое "Я" к нему не принадлежит совсем . И тогда оно (большое Я) медленно отворачивалось, и обозначенное R начинало строчить мелко мелко буквами протеста свои оправдания, прикрепляя к ним громкие цитаты из Юнга, Фрейда, Хайдеггера, Гуссерля и Кьеркегора и пр. и пр. и etc ...    Однако, совсем сбежать от себя старухе Эсэс не удавалось - R, хоть и брезгливо отвернувшееся, но привязанное к бабке многотомником мемуаров, терпеливо сносило ее несоответствие написанному, более того оно ее кормило буквально. Маленькое *я* Людмилы Адольфовны кушало много и часто, предпочитая деликатесы запивать хорошим вином, а то и водочкой, от которой у большого Я случались белые прострации все-возростания и понос, и не только словесный, а у R наоборот - запоры с написанием гонорарных текстов, но зато очень хорошо смазывалась философия всего.    В такие дни частым посетителем Эсэс был Фрейд.    -- Члено-душе-вредительство - все от нас, от нашего Я, от я до Я, и так дальше ...цепочка замыкается сама на себя, обобщая смерть с жизнью, а жизнь со смертью, что есть следствие одного от другого ...и так по кругу ...-- бормотала Людмила Адольфовна.    Кружить словами круглый день было привычно и накатано.    С одной стороны разговаривать со своими ""я"" - бесполезная песня без музыки; с другой стороны - вытанцовывался иногда диалог, в котором Людмила Адольфовна столбила свое последнее веское слово.    -- ... никчемность жизни и вечный смысл ... когда есть эта диалектика единства и борьбы ... и силы, первоначально направленные в себя, для решения желаний нашего Эго, меняют свой вектор направленности на внешний мир и его объекты... а стоят ли они Нашего внимания?    Со стороны такой апофеоз смотрелся вполне величественно.    -- За это и выпьем! -- соглашалась Эсэс.       Члено-душе-вредительство, как обещанный, наблюдаемый, обобщенный Фрейдом инстинкт смерти, Людмила Адольфовна принимала за чистую монету прозрения.    Когда в один прекрасный миг пелена спадает с глаз, и вред самой себе становится очевиден, никчемность жизни как материал для написания, а соответственно забитый холодильник, начинает перерастать в поедание себя, всех я, больших, малых и всея "Я", и силы, первоначально направленные в себя, для решения желаний своего Эго, так-таки меняют свой вектор направленности на внешний мир и его объекты, не спросив позволения на то у самой Эсэс!       Так уж получилось, что ближайший внешний объект к траектории диван-холодильник-диван оказался телевизором. То ли из синхронности всего происходящего во всем существующем, а может это было просто совпадением, но в телевизоре как раз обсуждался некий синтез и распад, своего рода анаболизм и катаболизм личности, якобы уровень структуры и организованности материи напоминает процессы, происходящие на клеточном, и даже молекулярном уровне, причем один и тот же вид энергии используется в прямо противоположных направлениях.    Большое Я очень заинтересовалось темой разложения. На клеточном уровне навсегда отделить от себя прожорливую инфузорию маленького 'я' стало его идеей фикс.    Фрейд, как раз, кстати, оказавшийся рядом, заведя разговор о бессознательном, тут же вызвал оное к жизни. Но это была уже не та тёмная и загадочная сила - нет-нет: подсознание сейчас - в ее повседневности, она им пользуется, подсознание влилось в поток речи, в практику, в жизнь, в предрассудок - т. е. в структуру пред-понимания.    Понимая, что даже если Фрейд был прав - прав, ткскзть, изначально. Допустим (и пустим дальше по кругу, и, может быть, опустим под конец), он вскрыл некий пласт вне-(бес-, под-)сознательного.    -- Он его (сознательно, видимо) описал, пардон, проанализировал. Но создание дискурса о бессознательном привело к вписыванию последнего во вполне осознаваемую, сознательную и основательную традицию. Потому, что Фрейд был прав, а Людмила Адольфовна с радостью (хотя это вряд ли можно назвать радостью, скорее, с безразличием, а возможно даже, отвращением, омерзением и мелочной, вроде торопливого плевка, ненавистью) допустила, что Фрейд был прав, а потому что она с детства у-своила и о-своила (разумеется, бессознательно) все эти фрейдистские схемки господствующего идеологического тренда.    Т. е. ее 'подсознательное' - и не ее, и не подсознательное, а это попросту впитанная социальная мифология воздействия.       Тут ее большое Я почувствовало, что из этой трясины не выбраться, поскольку, создав свой объект, психоанализ может идти только из и по направлению к нему.    И в этот самый момент большое ""Я"" в купе ее апологетом ""R"", отделилось от маленького прожорливого '"я"', и покинуло пространство ее обители.    Попросту сбежали от зарвавшейся бабки и ее корыта ненасытности.      Когда ум покидает горшочек черепа, человек не чувствует опустошения, напротив, он тут же заполняет его открытием, свято место пусто не бывает.    Пробуждение под лебединое озеро телевизора - неприятный факт, превращающийся в симптом, когда понимаешь, что звучит сиё исключительно в твоей голове. Вроде бы не умираешь, но в голове проносится если не вся жизнь, то, по крайней мере, немалое количество её интерпретаций, отлитых в лозунги :    'допилась!' ,   'доигралась!' ,    'достало!' ,    'достань пива, м%дак!' ,    'до-ре-ми-фа-соль... '      ... Когда в голове лебедь смерти смешивается с этими выкриками элементарных частиц сознания, становится совсем слабовато - если уж и самосознание отвернулось от тебя, то куда ж деваться и кому?       К счастью, в этот момент в пространство впадает какое-то жЫвотное, случайно обнаруженное в отражении зеркального шкафа, пляшущее (если плясом можно назвать предсмертные судороги) и орущее непотребное (господи, да кто ж это затребовал?),   и сразу на фоне этого сумасшедшего создания ум проясняется:   ТВ действительно играет балет ))) (ура! )   пиво в холодильнике,   погода прекрасная,   память пустая   и всё 'атлична-атлична!' ... )))))    -- 'Ну ёпт... ' -- подумала она и перестала думать ...       С тех пор счастье не покидало Людмилу Адольфовну.    А умные "я" до сих пор шляются где-то...    ... бедствуют поди ... да,с ...    >

12

Фост О. Репортаж из абсолютного нуля   9k   "Рассказ" Проза, Фэнтези, Постмодернизм

  

  

  *

  

  Смотрю в окно - и видеть должен, по идее, полдень над озером в игольчатой лесной кайме, далее - знойный белокаменный город, прославленный своими висячими садами, мастерами золотых дел и лучшими в мире шлюхами - не из житейской нужды потому что, но по склонности характера. А вижу - невозможно далёкое серое утро, полную хмурого народа автобусную остановку, девчонку рыжую лохматую лет едва ли двадцати - туго набитый учебниками рюкзачок со смешной игрушкой, болтающейся на лямке, донельзя застиранные джинсы, красная ковбойка, и крепкого, повидавшего виды парня напротив девчонки той. Вроде как свысока наблюдает он за ней, а голова его надменная чуть назад, а сильные руки за спиной, а ноги длинные, расставлены прочно, уверенно - классический офицер-белогвардеец. Вот только половина лица замаскирована тёмными очками, но видны губы - сжатые презрительно на всё вокруг.

  Бешеной, абсолютной властностью беспредельщика шибало от него - и заставило бы вызвериться боевой стойкой ту, на которую он смотрел, если бы не утаённая в его бешенстве тихая смертная печаль. Бесконечно ласковая горькая печаль - как аромат черёмухи на холодном майском ветру, как поцелуй последней разлуки.

  Девчонка приметила тот убийственный вид, конечно, но он лишь поверхности её восприятия коснулся - и сама умела не просто личину такую же напускать на себя, но быть - ненавистно надменной, мертвяще самодостаточной. Девчонка услышала плач дудочки, увидела источаемый парнем сумрак боли - и сказал бы я, что тогда-то сердце девичье и пропустило удар, но красивость сия неточна: маленькое, дрожащее, в то самое мгновение оно прижалось к большому неистовому мужскому, срастаясь с ним, врастая в него, кровотоками соединяясь.

  Об этой безумной парочке с одним на двоих сердцем я и расскажу вам немного - правду, как водится. А если где и совру - всё равно это будет правда, святая правда.

  

  - Пары противоположностей достаточно для всего, - сказал однажды тот беспредельщик... Нет, стоп, давайте по правилам нормальной беллетристики я дам своей паре имена. Хотя этим двоим, в общем-то, не принципиально - как их ни назови, а сущность будет едина для всех обитаемых миров.

  Однако парень - слышу я - советует, чтобы назвал его здесь Алексом. Сделано, Алекс.

  Девочка чуток подзависла - женщина, вестимо, выбор делающая, "что надеть". Но вот зыркает она парню в глубину зрачков (и ерунда, что глаза того за дымчатыми стёклами), вычитывает там себе одной понятное и тут же справляется с задачей - как всегда, беспечно помахивая ладошкой. Прошу любить и жаловать: Лешая. Хорошо, Лешая, принято - вот любишь ты почему-то имена, начинающиеся на "эль". Кукол в детстве так и называла... Впрочем, какое детство? У тебя его не было, равно и у того, кто в этом рассказе нарёкся Алексом.

  Зато бывает оно у ваших аватар - и в выпавшем здесь на её долю детстве именовала Лешая своих кукол - Лина, Лена, Лёка... Исключение представляла собой белокурая гдровская Этальда, но той имя дала бабушка, вообще склонная ко всему европейскому. От неё-то впервые услышала маленькая Лешая о гномах, феях, эльфах и об огнедышащих летучих ящерах неимоверной величины, не зная тогда ещё, что в нескольких жизнях успела и сама побывать драконом. Потому, разумеется, что там же и тогда же драконом родился и Алекс.

  Ведь пары противоположностей достаточно для всего, как верно заметил он, положив начало истории.

  Не только этой, а истории вообще.

  Некогда нечто ощутило себя чем-то. Но чем? Вопрос так взволновал нечто, так разбередил, что оно преисполнилось великой муки-радости - и взорвалось!

  Муки - потому что отчаянно не хотело утрачивать целостности. Радости - потому что осознало себя живым!

  До чего же сладко - быть живым!

  Но чтобы то понимать и тому нескончаемо радоваться - нужно умереть, и не раз-другой - а постоянно пребывать в состоянии умирания. Зато до чего оно восхитительно - воскресать, отшвыривая прочь душный ужас небытия...

  Нечеловеческое состояние, факт. Но моей парочке приходится так существовать постоянно. Рождаются - умирают - рождаются снова - и опять гибнут... в какой-то момент обоим не то, что стала безразлична боль от постоянных смертей, и не то, что бы научились они ловить извращённый кайф от чехарды неизбежных воскресений... просто - пришло осознание: иначе жизни в самом глобальном её смысле попросту нет.

  Объясню на простом примере. Атом - сверхмощен, так? Но если он в бомбе, да ещё в бомбе, которая таки упала на цель - это гибель всего живого. А если он в атомном реакторе, то это несомненная польза... пока реактор цел, разумеется. Однако речь сейчас не о целостности реактора, а об атоме, заключённом в нём - и приносящем пользу.

  То же и с моими двумя героями. Они всемогущи. И именно потому постоянно проверяются жизнью на прочность, постоянно чем-то она ограничивает их. При этом у жизни в распоряжении всё - от вирусов до пущенной в спину стрелы предателя, а у моих героев ничего, кроме смекалки, силы духа и ошеломительно нежной друг к другу привязанности.

  Представьте себе, что вы - Всевышний, и что вам надо заставить всё вокруг - жить. Что вы сделаете? Верно - разделите всё сущее ровнёхонько пополам, одной половинке назначите преимущественно положительный заряд и толику отрицательного, другой половинке - с точностью до наоборот. И нехай они себе притягиваются-отталкиваются всю дорогу - единство и борьба противоположностей гарантирована. Перпетуум мобиле бытия.

  Поэтому зоркий и вдумчивый наблюдатель приметил бы по три тени у Алекса и Лешей - под любыми солнцами, под любыми лунами у каждого их по три. Одна - вполне привычная в земном понимании этого слова и с той или иной степенью точности повторяет контуры плоти, которая её отбрасывает. Другая... нет, это не истинная суть, но истинная тень. Алекса сопровождает грозная дева невиданной красоты с роскошной копной волос - возмечтали бы о такой же традиционно славящиеся своими косами женщины земного Кавказа. А выправке девы той, стати её и умению со всяким железом обращаться сам бог воителей Марс завидует... У Лешей вторая тень... нет, не леший, как ехидно подсказывают мне из глубин подсознания мои бесенята, но стройный гибкий лучник. И только тот, кто сам себя ограничил уверенностью, что нету кроме хомо сапиенсов разумной жизни во Вселенной, не признает в этом лучнике эльфа из Вечного Леса. Обаяшку-эльфа, от которого иссохли бы все девицы от шестнадцати и далее везде, если бы он не окучивал и не орошал их усердно, даря каждой единственно нужное ей наслаждение. При этом он - рыцарь той самой, Алексовой, девы, и не будет никогда иначе.

  А третья тень... у-у... с нею и того интереснее. Третья тень - звериная. Но вот что за зверь таится в Алексе и Лешей, сказать не могу. Зверь этот всякий раз такой, который требуется им в конкретных обстоятельствах. Весьма часто - волк и лиса, но столь же нередко - представитель кошачьего царства. Реже крылатые - Алекс и Лешая летать умеют и без крыльев, им намерения достаточно. И это при том, что оба очень любят воплощаться в драконов - хлебом их не корми, дай появиться в каком-нибудь мире, где обитает древняя мудрая раса огнедышащих летучих ящеров.

  По большущему-пребольшущему секрету: моя парочка не то, что на любовных утехах помешана, но в числе самых верных служителей великого сего искусства. А те вершины, которых в любви умеют достигать драконы - с их-то способностью наслаждаться наслаждением возлюбленных и чуять тех лучше себя, с невиданной физической мощью, позволяющей сутками пребывать в блаженных игрищах во славу жизни... понимаете теперь, да? Алекс и Лешая любят рождаться драконами. И - людьми. Эта разумная раса - кроме упомянутых ранее драконов - вызывает у моей парочки особенно тёплые чувства. Алекс утверждает - потому что кровь горячая и дух великий. Лешая детализирует - хрупкие такие, красивые, самозабвенные в любви и - да - стойкие, упрямые, любопытные. Всюду им надо побывать, во всё засунуть нос и придумать, как это использовать на благо себя любимых. Шишек, конечно, при этом насажать немеряно, дров наломать и крыльев, умереть не одну тысячу раз, но таки достичь желанного. Отвязные выдумщики, бродяги по мирам своих фантазий и умельцы всяческую клубничку со сгущёнкой тет-а-тет сочинить. Ну очень на Лешую с Алексом похоже... а правда в том, что они же людей и творили. По образу и подобию своему. Поэтому и любят в них воплощаться. Во всех мирах, где люди только живут, до каких только сумели добраться.

  Вас это удивляет? Почему? Атлантида, думаете, просто так на вашей Земле появилась?

  

  ...а пока Алекс и Лешая пересеклись взглядами на той остановке, полыхнуло невидимое прочим пламя - это всё, что я на текущий момент могу им позволить. Сейчас же разлучу их, пока он не шагнул к ней, плюнув на все запреты, пока она не признала в нём своего единственного, столько раз снившегося - разлучу. На годы и годы. Но придёт, придёт правильный час - и в очистительном огне костра, на котором с неистовым вдохновением они в незапамятный раз сожгут себя друг ради друга, родится заново один из самых древних во Вселенной миров, а заодно и десяток новых.

  И увижу я, что это хорошо. И улыбнусь - облаку, озеру и белокаменному городу на дальнем берегу.

13

Бьюфорт К. La кукарача   8k   Оценка:9.47*4   "Рассказ" Юмор

  

  

   *** Если в твою квартиру заполз таракан, радуйся, что не к тебе в голову. ***

  

   В дырочки вентрешётки просунулись усы и пошевелились:

  

   'Не слабо забёг! Аромантика! В смысле амбрэ! Кожа, фолианты, парфа, хавка... Ну, и женский пол, вестимо. Эмигрирую сюда. А бабульку брошу, уморит меня бабка. Вот кошка у неё, наивня. Розовощёкая, рыженькая в смысле. Клубничка. Вылитая экс Молька; та - ну своими серыми-мохнатыми бяк-бяк, куда стриптизёрше! А рыжещёкой усами повожу - ведётся! Организмы навострит, зелёные, немигающие выпучит. А если прысну через пол, что твоя феррари - шипит, царапается, значит, из бабкиных рук эмансипироваться желает. На шкаф сиганёт турманом, затаится - oбольщает.

  

   Да и бабулевич - кипяток! Проходу не даёт! Прыскает всякую химию в жизнь. Давеча в гнусность влюхался, так сутки чихал на всех. И ногу не воротить - осталась под её тапком! Вот и говорю себе: рви когти! Эх, у бродяги, как я, весь мир в кармане.

  

   Да их, бабёнок, жалко. Один я у них за мужика. Какая-никакая, а семья. Кухня, тапочки. Ой, дурманные бабанька пирожки печёт как блины! Гурманные то есть, с этими, с можжевеловыми. Лады, погодю дезертировать!'

  

   Через день в тex же дырочкax опять шевелились усы:

  

   'Во, галлюцинация! Тьфу! Иллюминация, етит её! А народу чистый кипеш! Собачутся, сукины дети. Дамочки - за волосы друг другу, а кавалеры, ясный перец, трескают коньяк. A поляна, хавчика набросано! Вот это уважаю. Как есть буржуи, братья по разуму. Погодю, авось разбегутся по углам, по щелям. Затихарились? Одна хозяюшка-то? Богиня чисто не при чём! Куда Мольке до неё. И с рыжещёкой близко не сядет.

  

   Мать чесная, разгонишалась, точно на подий! Ну-ка, а мы за ней в спаленку. Уснула краля. Ладушки. Обгляжусь пока. На зуб чойнить кину. А там изображусь по полной. Не обессудьте, мол, чуть свет, уж на ногах, и я у ваших ног'.

  

   Вика открыла глаза, пошлёпала губами: 'Пить. Писать. До смерти!' Рукой пошарила слева: 'Значит, подыхать в одиночку'. Повернулась на спину, уставилась в европотолок, повитала. Не лучшало. 'Где я? И где кучкудук? Блин, я ж в собственной! Первая! На кровные - ой, мама, сколько! Зато в элитном, на входе консьерж, порше в гараже, балкон на пруд. Спокойно, Констанция, вы уже Миледи!'

  

   Вика отбросила одеяло: 'Царица, не царица, а если приспичило, топай в коридор'. Поёрзала. Спустила ноги. Внутри булькнуло. Конкретно погано 'Только не на шёлковое бельё!' Вика села, пошлёпала ступнями по европолу. Рукой о тумбочку оперлась и дотянулась до дверного косяка: 'Ещё бы коридор пересечь. Абзац!'

  

   Собравшись с духами, Вика замахнулась ногой - но опять слилась с косяком: 'Чёита за блямба?' Между нею и калиткой в рай на европаркете чернела... 'Маслина? Тьфу!' - Вика хотела перешагнуть. Но маслина пошевелилась и замерла. Вика тоже.

  

   'Мамзель, дозвольте познакомиться, Фердинанд! К вашим заслугам!' - Фердинанд подвигал усами.

  

   'Мааахрссубблииинн!' - Вика взвизгнула. И задрожав обнажёнными прелестями, прыгнула обратно в спальню, захлопнула и подпёрла дверь телом. Но одумалсь и скакнула на постель.

  

   Фердинанда не обескураживал безумный восторг относительно его персоны. Он привык, от него многие падали без ума с первого взгляда.

  

   'И то, чё тайм тянуть? Если дама не против. - С джентльменской стыдливостью Фердинанд подполз к двери в спальню. - Так я загляну, мамочка? - И не колеблясь, нырнул в щель под дверью'.

  

   Ужасными глазами Вика следила за вылезающими из-под двери усами. Потом в спальню ввалилось и само чудище. 'Как? Откуда? В элитной планировки? На европолу? За такие деньги! Средневековье! Абсурд! Жаловаться! Съезжать! Бежать! Куда? Я у себя дома!'

  

   'Вон, чмо!' - прошипела Вика, но себя не услышала, поэтому дрыгнула на таракана голой ногой.

  

   'Смелее, пупсик! Папочка не кусается! - Фердинанд ободряюще подползал. - Насекомое я. Не какой-нить левый пацан. Родословная имеется. 300 миллионов лет верой и правдой! - Фердинанд стриг атмосферу усами. - А вы, как изволю наблюсти, голы да босы. Но я готов осчастливить, чем могус-сбп...' - Фердинанд не кончил. Вика запустила в него подушкой, и та погребла его под своим лебяжьим телом.

  

   'Вах! - Фердинанд выкарабкался и обомлел. - Шалунья! Глазами так и стрижёт!'

  

   Голая, с перекошенным злостью и паникой лицом, Вика - старший менеджер-дизайнер, с атомным окладом плюс ежеквартальный бонус до 100% - дрожала, как секс вибратор. Она размахивала туфлей: 'Если промажу - а промажу натюрлих - стенка поцарапается и пол. Но главное - это разъярит зверя. И он набросится. Тараканы кусаются? Ядовитые? Нет, это караул! Я сейчас обсикаюсь. Да обоссусь я, черт побери-и-и! Зачем только выгнала Наташку-у? А зачем Мишка надрался и стал цепляться к этой сте-ерве? Алика зачем выперла? Он-то хотел спать со мно-ой. Ой! Худо без мужика! Ну кто, кто прогонит эту сво-олочь?!'

  

   Вика швырнула туфлю в таракана. Но вместо него каблук воткнулся в подушку и распорол кружево наволочки. 'Зараза!' - Разъярившись, Вика нагнулась, схватила вторую туфлю и метнула, не целясь.

  

   'Чаровница! Горячка белая!' - Увернувшись, Фердинанд без промедления двинулся к кровати.

  

   Вика завизжала, запрыгала, пытаясь повиснуть на люстре, но шмякнулась и заревела. И тут грянул победный марш. Вика дёрнулась.

  

   Таракан уполз под кровать. 'Фу-ты, ну-ты, сексодром!' - Фердинадт вожделенно засучил коготками и присосками.

  

   Марш трезвонил Викин сотовый. 'Телефон - это шанс! Звонить и звать на помощь. Но где телефон, и где я. А где таракан?..'

  

   'Я здесь, моя воздушная кукурузка! Лечу!'

  

   Вика разинула рот. Из-за кровати по серебристо-белой стене, набирая скорость, возносился чёрный монстр. Она была готова потерять сознание. Но таракан затормозил, почистил усы и растопырил омерзительные крылья. Вика дико взвыла и слетела с кровати машиной скорой неотложной помощи. И рванула в коридор.

  

   'Афродита! Нет, с Венерой в одном флаконе!' - залюбовался на неё Фердинанд.

  

   Вика запуталась в дверях, пока не решилась на входную. Метнулась к ней, распахнула и угорелой кошкой полетеал вниз. По лестнице многоквартирного элитного дома в центре через две ступеньки прыгала совершенно голая, немолодая, одинокая бизнес-девушка с абсолютно красным дипломом Строгановки.

  

   'Красава! Голову мою потеряла! Отжал вместе с хатой!' - Счастливый Фердинанд обежал квартиру, где по потолку, где по стенам, по кожаному дивану не забыл отметиться.

  

   За входной дверью нервно хихнули. Шёлкнул замок. Фердинанд превратился в слух и глаза.

  

   Вошло лицо с опытом работы и сильной мотивацией. Лимонный галстук, заутюженные трузера. За спиной лица кралась Вика. На ней висел наброшенный, но расстёгнутый на все пуговицы пиджак.

  

   Под несмыкающимися глазами лица - Вика наспех оделась и собрала чемодан.

  

   - Гоша, я поживу в отелe, а вы позаботьтесь. И чтоб всё обработали! - Вика ухватилась за Гошин галстук и зажала его в кулаке. - Всё!

  

   - Сделаем! - Лицо-таки моргнуло.

  

   - И проводите меня в отель. А то... - Вика дёрнула на себя галстук, шея внутри него искривилась. - Я такая непредсказуемая!.. - Как подкошенная, она плюхнулась на кровать, не разжимая кулака.

  

   Лицо ринулось вслед за шеей, а нога лица от сильной мотивации сама собой взметнулась и толкнула дверь, та захлопнулась.

  

   'Проказница! Как ревновать меня возбудила! - Фердинанд с покорённым вдребезги сердцем мажорно семенил неукомплектованными рядами лапок. - Набалуется, ужо я её приструню! - Он полз в квартиру этажом ниже. - У бабаньки отсижусь. Надо и её соскучить. А то разутешилась, поди, старая! - Фердинанд ухмылялся в щетинковидные усы'.

14

Казимиров Е.Д. Счастье для каждого   7k   "Рассказ" Постмодернизм

   - Вон она, та канавка, где Слизняк гробанулся, всего в двух метрах от ихней дороги... А ведь говорил Мослатый Слизняку: держись, дурак, от канав подальше, а то ведь и хоронить нечего будет...

Аркадий и Борис Стругацкие.

Пикник на обочине

  

   Сталкер Рэдрик Шухарт по прозвищу "Рыжий" тяжело вздохнул и аккуратно раскачав, кинул гаечку в зелень травы. Пригорок поглотил железку с чавканьем голодного зверя, однако грязноватая полоска бинта так и осталась вытянутой по вертикали, словно гравитация на нее не действовала. Рэдрик еще тяжелее вздохнул и оглянулся на "галошу". Остин медленно вел ее по размеченному белыми ленточками коридору. Кирилл застыл, оперевшись руками на передний спойлер, и пристально вглядывался куда-то во тьму зева полузатопленного гаража.

   Рэдрик вздохнул еще раз.

   - Все. Дальше не проедем. По трубе нужно будет пехом идти... Зайдем с задней стены.

   - Стой!!! Куда?! - Но Тендер уже сиганул на растрескавшийся асфальт. Между куч мусора, заросших ряской луж, выщербленных конструкций с вязью ржавой арматуры загуляло эхо. И вопреки законам физики не замолкло оно, а продолжало разрастаться, тяжелея низким гулом, сдавливая виски и грудь, уходя в инфразвук.

   Все вжали головы в плечи. Шухарт ощутил, как сердце пропустило удар, остановилось и снова пошло.

   - Ну, считай повезло, - перевел дух Тендер.

   - Это, как сказать... - Кирилл повел бровями в сторону ворот. В гараже слабыми волнами росло синеватое сияние.

  

   Он стоял и просто тупо созерцал. Еще не схлынуло напряжение долгого и опасного пути. Еще казалось, что только оглянись и увидишь позади хмурое усатое лицо Остина, и крутые плечи тупицы Тендера, и ироничный пытливый взгляд Кирилла. Рэдрик передернулся, вспоминая, как молча умирал Кирилл в тенетах синей паутины, он и тогда с трудом усмехнулся, преодолевая боль.

   Стоили ли такие воспоминания того, что сейчас было перед ним? Стоит ли, вообще, любая цель таких потерь?!

   Сталкер упал на колени перед Золотым шаром. Слезы катились по его щекам, он дрожал, не в силах произнести ни слова.

   - Гута... Уж кто, как не она... заслужила счастье... Мартышка.... Ах, если бы! Если бы Шар исцелил ее! Ничего не надо бы более!! Мир... Что - мир!? Что мне до всего этого мира?!... И что ему до меня?...

   Шухарт слизнул слезу из уголка рта, покачал головой. Потом затвердел лицом и почти выкрикнул:

   - Счастья! Всем! Поровну! И чтобы никто не был обижен!!

  

***

  

   Сергей Петрович поморщился. Ему предоставлялось слово. Этот проект готовили два года. И огромное счастье, что японцы согласились на диалог. Сейчас от убедительности его доклада зависело если не все, то очень многое.

   Он поднялся, раскрыл солидный бювар крокодиловой кожи, аккуратно разложил бумаги по столу. Обвел глазами присутствующих. Сегодня за столом переговоров не было шустрых молодых менеджеров, так ненавидимых Сергеем Петровичем за их наглость, примитивность, за то, что от рождения они уже получали преимущество перед ним, заработавшим свой авторитет долгим и тяжелым, на пределе людских возможностей, трудом. Сегодня решалась судьба огромных денег, сравнимых с валовым доходом некоторых стран. И решение принимали настоящие профессионалы, акулы бизнеса. И пусть седина обрамляет их лица в морщинах, но линия рта тверда, как гранит, а глаза светятся неуемной энергией.

   Он снова поморщился. Тяжелая боль разрасталась в промежности. Ну как же он не подрассчитал? Увлекся беседой в кулуарах, забыл о времени. И ведь встречи-то были важнейшие! Как упустить такое...

   Сергей Петрович страдал тяжелейшим простатитом. Надо было давно лечь на операцию, но - дела. Проект не оставлял ни единого свободного дня, месяц в больнице для страдальца грозил верным выпадением из обоймы. И вот теперь простое мочеиспускание для него превращалось в мучительный процесс. Необходимо было сходить в туалет до начала заседания. Чертов бокал шампанского! Если перетерпеть эти два часа, может случиться полная задержка и тогда... Только Скорой у здания Центра не хватало!

   Подавив стон, Сергей Петрович начал зачитывать исходные установки. Двадцать пять серьезных лиц внимали каждому его слову. Японцы плотнее прижимали наушники синхронного перевода. Сергей Петрович не удержался и слегка закряхтел на гласной. Бровь руководителя проекта двинулась вверх...

   И тут... Горячая полоска поползла по ноге. Сергей Петрович кинул взгляд вниз и увидел расширяющееся темное пятно на светлой шерсти дорогущих брюк. Он попытался укрыться листками, но тут его словно прорвало. Обильный теплый поток струился по ногам. Напор был так силен, что небольшой фонтанчик даже пробивался сквозь тонкую ткань. Под столом быстро росла мутно-желтая лужа. В комнате, несмотря на мощный кондиционер, отчетливо запахло мочой.

   Сергей Петрович видел расширяющиеся глаза должностных лиц, чувствовал, как краска заливает щеки, как горят шея и уши.

   - Хоссподи, какой позорище... Теперь точняк, выгонят! А! Да ну ее на хрен, эту работу! Пусть сами трахаются, хоть до упаду. Сколько же можно! Решено, на пенсию. На пенсию!

   Это невероятно, но несмотря на чудовищность обстановки, он был счастлив! Да, счастлив! По-животному удовлетворен, умиротворен, доволен как слон. Последний раз он мочился с таким удовольствием лет тридцать назад.

   Сергей Петрович успокоился, смело поднял взгляд и молчал, откровенно потешаясь над искаженными лицами своих коллег, застывшими масками сынов Ямато, робкими маневрами секретарши, пытающейся убрать ноги из желтой лужи.

   Внезапно жуткую тишину взорвало покашливание руководителя японской делегации. Легкое журчанье послышалось с той стороны стола. Японская моча пахла совершенно иначе, однако, тоже довольно резко.

   - Я считаю, что заседание необходимо перенести. Думаю, докладчик не против, что я прерываю его? - японец, не вставая, склонил голову.

   - Да, да, конечно, - заспешил руководитель проекта. Загремели стулья, присутствующие торопливо направились из залы. Кто-то торопливым шепотом раздавал приказы уборщикам.

   Сергей Петрович приотстал и взглянул на руководителя японской делегации. Тот также выходил последним, с самурайским выражением лица и задумчивыми глазами. Внезапно японец глянул в глаза Сергея Петровича, улыбнулся и протянул руку ладонью кверху. Сергей Петрович, недолго думая, звонко шлепнул по ней, у обоих на лицах отразилось крайнее блаженство.

  

   - Счастья! Всем! Поровну! И чтобы никто не был обижен!!

15

Прудкoв В. Мeтaморфозы Oвидия   16k   "Рассказ" Фантастика

Мой любимый, мой шеф дал мне задание. И я с готовностью взялась его выполнять. Другие сотрудники, мужики, удивлялись. Некоторые завидовали. Недоумевали. Как баба может? Господа, разве вы еще не догадались? Неужели до сих пор не узрели мой напор и хватку? Ладно, подскажу. Все дело в том, что я не баба. Во мне вложено мужское начало. Я по ошибке родилась девочкой.  Всякие там юбки, блузки, колготки из гардероба уже давно не доставала. Предпочитаю джинсы. Без всяких там аппликаций. Грубые, не глаженные. Люблю посещать тир. Имею представление о стрелковом оружие.  Приоткрою еще одну тайну. Мой шеф не совсем соответствует тому, кем является. Фирму он унаследовал от папаши - мужчины напористого, грубого. Но яблочко на этот раз далеко укатилось от яблони. Я разглядела: в моем парне прячется женщина. Он мягкий, притягательный, с обаятельной улыбкой. У него на щеках ямочки и такие мягкие ягодицы, как у меня до того, как я села на диету и занялась айкидо. В чем я и поднаторела. Тренер говорит, что у меня талант и чисто мужское отношение к делу. Я и милому уже продемонстрировала свои навыки. Как-то мы вышли из кафе и решили прогуляться по ночному городу. Атмосфера чудесная. В малолюдном месте у нас на пути возникли три типичных маргинала.  - Ну, чо, буржуи, будем делиться? - невежливо спросил один из них, поигрывая гаечным ключом.  Мой любимый, обеспокоившись в первую очередь за меня, пролепетал:  - Господа, изложите подробнее ваше коммюнике.  И пока они раздумывали над его диковинным предложением, я сделала пару шагов вперед.  - Ийя! - закричала сумасшедшим голосом и врезала одному ногой в пах. Второго уделала коротким ударом в челюсть. Третий убежал. А те двое уползли на карачках.  - Что это было? - спросил милый, ошеломленный моими действиями.  - Это называется Айкидо.  - Научишь? - наивно попросил он.  - Зачем?  - Тебя защищать.  - Излишне, - отказалась. - Я сама себя защищу. И тебя, если надо.  После того случая он от меня совсем ошалел. И даже, мне кажется, стал относиться ко мне с опаской. Как иная баба остерегается своего буйного мужика.  Мы вышли на проспект; миновали известную в нашем городе скульптуру "Конь в пальто", а затем я издали заметила необычную рекламу.  - "Метаморфозы Овидия"? - с удивлением спросила. - Что за бред?  - Не бред, а бренд, - поправил мой спутник. - Доктор Овидий Панченко, приехавший к нам из Аркадии. Ты разве не в курсе? - Его щеки стали покрываться румянцем. - Знаешь, любезная Левкотоя, я, как Гелиос, стал раньше подниматься и позже заходить. Но я не так отважен, чтобы проникнуть к тебе в спальню...  Что-то еще говорил, ласково называя меня странным именем, похожим на названия цветка. Да уж не признание ли это в любви, высказанное столь робко и иносказательно? И как же я прокололась! Ну, разумеется, восполнила пробел в знаниях. О докторе Панченко многое почерпнула. Да-да! То, что надо. Он мог бы из меня, бабы, сделать натурального мачо. И последняя догадка. Она подействовала на меня, как солнечный удар на гимназиста Бунина. Какая-то скованность, неясность всегда присутствовала в моих отношениях с любимым. Господи! Да он желает мужчину - поняла я. Говорю без ложной скромности: я симпатичная девушка для любого наблюдателя. Но ведь никто со стороны меня не воспринимает мужчиной. А моё внутреннее зрение пока никому не ведомо. Надо исправить эту ошибку природы, по недоразумению сотворившую меня женщиной.  Итак, задание. Мы затеяли строить свою Рублевку. Дело поставили на широкую ногу, место выбрали из экологических соображений за семьдесят км от города. Скупить участки под строительство тоже не представлялось сложной задачей; в этом месте раньше был колхоз, который давно разорился и развалился. Ландшафт на загляденье. Прекрасное озеро, роща. Ни заводов, ни фабрик. Даже глобальный кризис пришелся кстати; напуганные бизнесмены пожелали вложить денежки во что-нибудь долговечно-недвижимое.  Жители под моим активным напором согласились перебраться в городские квартиры. Или получить компенсацию. Все шло как по маслу. Но нашлась ложка дегтя на кадушку меда. Один из выселяемых, одинокий дед, оказался на редкость упрямым. Я несколько раз наезжала на него. Уперся - и ни в какую. Не хочет переезжать, хоть тресни.  И эта моя поездка была последней из серии. Шеф, отправляя меня, предупредил, доверительно понизив голос:  - Ты уж постарайся, милая. А то, в случае неуспеха, придется передать дело в седьмой отдел.  Вот вам еще одно доказательство мягкости, доброжелательности, я бы даже сказала, гуманности моего любимого. Седьмой отдел - это круто. О нем мы только шептались, не имея точных сведений о его методах и составе. Впрочем, почти доподлинно знали, что те ребята умеют отчуждать жилплощадь от домовладельцев без согласия оных, а от их шефа Дюдюка нередко слышали популярную в некоторых бизнес-кругах мантру: "Нет человека - нет проблемы".  Отмахав семьдесят км и окунувшись в озере, я остановила Buick у покосившегося плетня. Бревенчатый домик, заросший мхом. Поленница дров. Господи, я опять попала в прошлый, а может, позапрошлый век. Дощатое "удобство" во дворе. Проходя мимо, приоткрыла дверь, не имеющей пиктограммы или, хотя бы, указующей надписи WС. Пахнуло таким амбре, что я тут же прикрыла и вытащила из сумочки спрей с одорантом. Лохматая черно-белая собачонка, увидев меня, приветственно закрутила хвостом. Говорят, четвероногие перенимают характер хозяина. Ну, не знаю, на этот раз дифферент налицо.  Сбоку от дома ветхий сарайчик, покрытый соломой, и тесный загон, в котором выщипывало последние травинки белобрысое животное с рогами и бородой. Когда я рассказала о неуступчивом клиенте своему коллеге Саше Фенскому и упомянула про козу, которую бедному старику, видимо, приходится доить артритными руками, Саша, авторитетно объяснил:  - Ничего удивительного. Один из способов удовлетворения сексуальной неудовлетворенности.  Теперь же я припомнила интернет-новость о венчании пожилого джентльмена из Амстердама с козочкой Кармелитой, и у меня мелькнула юмористическая мысль: "А что же мой клиент свою невесту в таких неподобающих условиях содержит?" Со скрипом открылась дверь. - Всё ездите, ездите! - сразу услышала я. Деревянный неокрашенный пол, большая комната с громадной печкой. Ухват, еще какая-то приспособа. Прямо, так что сразу бросается в глаза, Красный Угол с иконами, ниспадающими по краям полотенцами. С самой большой, в центре, на меня с недоумением смотрит симпатичный темноволосый юноша с печальным взглядом. Уж не от того ли взгляд у него печальный, что я появилась?  И в разговоре с хозяином, сутулым стариком в посконной рубахе (а может, и не посконной, так, к слову пришлось; что означает, не ведаю) - ничего нового. Он, как сидел на стоеросовой табуретке, так и не встал при моем появлении, неучтивый.  - Я здесь жизнь прожил, - продолжал наворачивать уже слышанное. - Здесь мои дети родились, я их в зыбке качал...  Да, зыбка, подвешенная к потолку, до сих пор сохранилась. Но где ж сами дети? А где наследие детей - толпа внуков и, возможно, уже правнуков? Нет, старик всегда один; никого больше, и во время прежних визитов, я здесь не встречала. Надоели мне его речи, и я - каюсь - не сдержавшись, выдала:  - И где же они, ваши дети?  Мой вопрос ему очень не понравился. Он весь ощетинился. У него седой, короткий ежик и длинный нос - он и стал-то похож на ежика. Что-то в моем вопросе заключалось для него очень неприятное. Скорее всего, дети давно выпорхнули из родного гнездышка, ошалели от свободы и пустились во все тяжкие. Может, дед пережил их, и они вымерли от издавна распространенной в нашем отечестве болезни - алкоголизма, или новой, благоприобретенной - наркомании. - А вот это - не твое дело! - отрезал он.  И я не стала больше расспрашивать. Вряд ли мои вопросы улучшили бы климат-контакт. Направила разговор в другое русло.  - А ведь вы уже немолодой, и вам пора бы перебраться в благоустроенную квартиру.  Наша фирма уже подобрала всем им, выселяемым, неплохие квартиры в пригороде. Да что там! Если сравнить с их нынешними избами - прекрасное жилье. Ну, подумаешь, рядом ТЭЦ коптит. Всего две трубы, да еще одна, совсем низкая, незаметная, вновь открывшегося крематория. Я готова была в сию же минуту посадить старика в Buick и везти на смотрины. Нет же, уперся старый пень! Не ведает, что всё равно жилья лишится.  - У меня душа протестует. - Вон чего заявил. Ну, мистик нашелся. Душа у него есть. Ага, знаю, ученые уже вычислили: весит где-то от шести до девяти грамм. В общем, примерно столько же, сколько пулька ПМ.  - Значит, желаете до гробовой доски ходить на двор, мыться из тазика, колоть дрова? - меня, каюсь, тоже понесло. - "Вьется в тесной печурке огонь", да? - наседала я.  - Да, желаю дрова колоть, и на огонь в печи смотреть, - настырно подтвердил он. - И вовсе она у меня не тесная. Да что вы понимаете! Я, вот, встану утром, выйду на крылечко. Солнышко поверх деревьев светит, черемухой пахнет, Жучка хвостом виляет, Яша громко приветствует. Да мне после этого еще жить и жить хочется.  - Ваша Жучка глупая: всем виляет, - заметила я. - А что за Яша?  - Ну, козел мой, - неохотно пояснил он.  - Не коза разве?  Клиент посмотрел на меня взглядом, полным отторжения. Вот же, прокололась! Саша Фенский, догадывающийся о моём умонастроении, непременно сказал бы, что это типичная оговорка по Фрейду.  - Вы ведь и наше кладбище снесете? - помолчав, угрюмо спросил старик.  Понятно, наверно, жена там покоится. Да не наверно, а точно. Не с любовником же он проживал и не с козой состоял в браке (как пожилой джентльмен из Амстердама). Старой закваски чел, верный вековым традициям своих предков. Наверно, и место на деревенском погосте уже себе зарезервировал. Но о кладбище в нашей фирме вопрос еще не рассматривался. Пришлось импровизировать.  - Если и снесем, то только через двадцать пять лет. Мы законы чтим.  Угрюмое молчание. Губами шевелит, точно подсчитывает, когда ж это произойдет и будет ли он жив к тому времени. Дальнейший разговор в том же тоне вести - бессмысленно. Нет, вы посмотрите! Старый, дряхлый, не сегодня так завтра на 6-9 грамм облегчится. Однако уперся, как бык, которого тащат на бойню.  Но не было бы счастья, да несчастье помогло! Желая показать, какой он решительный и боевой, дед резко встал с табуретки. Даже руку успел вперед выбросить: мол, поди вон! И тут его скрючило. Полностью так и не выпрямился, остался торчать буквой зю. А лицо исказилось от боли.  И тут я сделала, что сама от себя не ожидала. Я бросилась к нему.  - Дедушка! - вырвалось у меня. - Вам плохо?  Поддержала, довела его, скрюченного, до кушетки. Вообще-то не смертельно: наверно, приступ застарелого радикулита. Но он еще и сильно побледнел, а на лбу, мелким бисером, выступил пот. Как при сердечной недостаточности. Я открыла окно. Повеяло свежим воздухом и упомянутой раньше черемухой. - Где у вас лекарство? - не дождалась ответа. Побежала к машине и принесла аптечку. Сунула прямо в открытый рот, под полоску усов, таблетку валидола. Старик полулежал, опираясь на изголовье кушетки. - Вам легче? Может, врача вызвать? - Какого там врача? - Слава богу, заговорил. - У нас ФАП прикрыли. - Сел повыше. - А в том районе, куда хотите меня переселить, поликлиника есть? - Есть, а как же! - И сберкасса имеется? - спросил он и прибавил, оправдываясь: - А то мне за пенсией далеко ездить. - Разумеется, есть! И бюро социальных услуг функционирует! Вам пенсию прямо на дом будут приносить, на блюдечко с золотой каемочкой выкладывать!  Я подсела к нему, раскрыла ноут и стала показывать варианты переселения, фото интерьеров квартир и внешний вид городских кварталов. Даже действующий фонтан, в формате gif, показала. Помнится, его восстановили и запустили при рекламных съемках по нашей просьбе, и пришлось маленько (да что там маленько - порядочно!) отстегнуть.  - Хотите сейчас же проехать и своими глазами посмотреть?  - Да чо уж там смотреть, дочка...  Ура! Дочкой меня назвал! Хотя уместней было бы внучкой. Да ладно, не в обиде. Главное, согласился! Вышла в настроении. "Ай да я!" - похвалила себя. Правда, прежде чуть до инфаркта не довела. Но! Зато подготовила должным образом. И в этом новом состоянии, почти праздничном, выполнив задание шефа именно таким образом, как ему хотелось, рванула на предельной скорости в город, подпрыгивая на колдобинах и отмечая, что и дорогу придется заново делать. Работа предстоит большая, чтобы вместо старой, вымирающей деревеньки появился превосходный дачный поселок, где, конечно же, новые поселенцы не будут озабочены ни заготовкой дров, ни окучиванием картошки, ни борьбой с колорадскими жуками.  Вот и проспект, по которому мы с милым гуляли, когда трое Шариковых пожелали, чтобы мы с ними поделились. На своем месте и Конь в добротном двубортном пальто, а далее знакомое уже здание из стекла и алюминия. На фасаде играют, переливаются буковки: "Метаморфозы Овидия". И в этот успешный, замечательный солнечный день я окончательно решилась сделать то, о чем подумывала раньше. Припарковалась, залетела в фойе. Вышколенный молодой человек попросил меня подождать. Сижу в мягком, удобном кресле, листаю рекламные прожекты. Вокруг вечнозеленые пальмы, за окном плещется Эгейское море... О нет, - эта всего лишь искусное электронное панно. А окно - с другой стороны.  В зале, как раз со стороны эгейского моря, появилась группа людей. В одном из них я моментально признала скандального журналиста Шпура. А в центре, при всеобщем внимании, шествовал веселый господин, подпрыгивая на коротко обрубленных штиблетах. Оригинальная бородка, светофильтры на темени, из кармана халата выглядывает... дудочка, что ли?  - Господа! - вещает он громким голосом, и Шпур тянет к нему диктофон. - Я уверен, что гендерные различия со временем станут полным атавизмом, а органы, их обслуживающие, такими же рудиментами, как рога, хвост и копыта. Ну, или аксессуарами любви, вроде того, что вы вдели в ухо, молодой человек.  "Это он, доктор Пан, - сразу догадалась я. - Тот самый, с растущей известностью и популярностью, якшающийся с молодежью, хотя сам не первой молодости и свежести,  О боже, мама! Через окно, которое выходит в реальный мир, ясно вижу, что к стоянке подъезжает авто моего шефа, моего любимого! Тот самый двухсестный Continental GT, на котором он рулит самостоятельно, когда хочет, чтобы рядом не было ни водителей, ни охранников. Иногда на этой тачке он катает меня. И сейчас, значит, приехал на дело сугубо личное, интимное, без свидетелей. О, я догадалась! Он тоже жаждет метаморфоз. Он желает стать женщиной! Да, да, да! Изумительно! Мы сделаем рокировку. Он станет женщиной, а я мужчиной. Он (она!) останется моим любимым (любимой!)  И как тут не вспомнить о дорогих родителях. Мои папа и мама вполне современные люди, терпимые и сговорчивые, но до сего дня признают только разнополые браки и, разумеется, одновидовые. Они ошизели, когда я поведала им новость о венчании пожилого голландца с возлюбленной козой Кармелитой. Мы с любимым добьемся исполнения своих желаний. Но! Притом сохраним разнополую ориентацию. Есть, есть надежда, что папа с мамой благословят нас, и мы по ковровой дорожке, усыпанной цветами, двинем к вечному блаженству и захваченные силой взаимного притяжения окажемся в черной дыре своей реализации. Как же всё хорошо складывается! Это ли не счастье, спрашиваю себя и отвечаю утвердительно.  - Lyudinа, - корректно обращаются ко мне, - пройдите, пожалуйста, в смотровой кабинет.   Я кивнула, поблагодарив, и поспешила в кабинет - ещё не мужчина, но уже не женщина, а промежуточное существо, своей, а вовсе не божьей волей, влекомое навстречу желанным метаморфозам.

---

Связаться с программистом сайта.

---

Оставить комментарий © Copyright Транс-Формер (wasyata@mail.ru) Размещен: 27/05/2016, изменен: 27/05/2016. 144k. Статистика. Сборник рассказов: Проза

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"