МАМА, НЕ ЕШЬ МОИХ ДРУЗЕЙ

1.

Все на свете с кем-то и когда-то происходило, и вряд ли я открою Америку, если сообщу, что подростки, а тем паче подростки умные - сложный народ, проблем от которого намного больше, чем радостей. Жутковато с ними иногда бывает, и, я думаю, любой старший брат умного подростка в полной мере разделяет мои чувства.

Моя сестренка с детства, по примеру заокеанских сверстников, жила в мансарде, переоборудованной под спальню. Не помню, кому из родителей пришла в голову эта гениальная идея, помню только, что примерно в десятилетнем возрасте Ксения здорово полетела с лестницы и вдребезги разбила коленки. Я промывал ей ссадины, мысленно комментируя ситуацию, а она, глотая слезы, просила и просила: ты только не говори никому, ОТКУДА я упала, а то они заставят меня спать в одной комнате с бабушкой, а я не хочу, не хочу!...

- Что плохого сделала тебе бабушка? - буркнул я, держа в зубах конец бинта и угрюмо глядя на зареванную мордашку сестры.

- Ничего, но я хочу жить одна!...

Тогда эта фраза меня нисколько не насторожила. Подумаешь, эка невидаль! Я ее где-то понимал. Во времена моего детства никакой мансарды у нас не было, и я поневоле вынужден был ютиться с родителями, занимая угол, отгороженный платяным шкафом - в этом углу не было даже окна. Родители безумно любили смотреть телевизор, а я любил читать, и на этой почве у меня развился настоящий невроз: навязчивый звук работающего "ящика" мешал вникать в текст, и я затыкал уши чем только можно, искал даже звукоизолирующие наушники для стрельбы, но не нашел. Ни о чем другом я не мечтал так страстно, как об отдельной комнате.

А сестре повезло. После глобальной перестройки дома ей выделили помещение, и она, конечно, ни за что не согласилась бы с ним расстаться.

Я не выдал ее, и сейчас запоздало думаю: зря, наверное. А может, мой донос ничего не изменил бы - разве что наши с ней отношения...

Вот как раз после того случая с разбитыми коленками она и добыла себе новую игрушку. В воскресенье, летом, когда родители, по обыкновению, торчали на огороде, она явилась необыкновенно взволнованная, с горящими глазами, вся на каком-то взводе, поскреблась в мою комнату и, не успев войти, умоляюще запричитала:

- Юрочка, а, Юрочка! Понимаешь, это очень нужно, это срочно, я тебе отдам, я заработаю, пожалуйста, а то он достанется другим!...

- Чего-чего? - от неожиданности я уронил вилку (сестра застала меня за увлеченным поглощением макарон с сыром) и тряхнул головой. Единственное, что до меня дошло - она просит денег.

- Юрочка, миленький, любименький, пожалуйста, дай мне... - и она назвала сумму, от которой у меня в прямом смысле слова встали дыбом волосы. Глазенки у нее были просто отчаянные. С чего бы?

- Интересно, а на какие такие расходы? - полюбопытствовал я, отодвигая тарелку и рассматривая сестру, - Если, конечно, это не военная тайна.

Она объяснила. Я свистнул:

- Ну, ты даешь, мать. Тебе-то на кой черт это надо?

- Надо! - она уверенно кивнула и отерла пот со лба, - Юрочка, ну пожалуйста...

- Погоди, - я поманил ее к себе и усадил на свободный стул, - Десять минут это терпит?... Я, в общем-то, мог бы дать тебе денег, тем более что раньше ты никогда у меня ничего не просила, но я должен хотя бы понять - чисто для себя - зачем маленькой девочке эта штука и что она собирается с ней делать? Ну, давай, говори. Я не мама и хвататься за сердце не буду, обещаю.

Сестра шумно вздохнула:

- Давай я тебе потом скажу, а?... Они могут его отдать, и тогда все пропало!...

Да, господа, вся моя жизнь состоит из нелогичных действий, далеко не первым в череде которых было то, что я дал соплячке денег и даже помог тащить через весь поселок тяжеленный металлический ящик с проводами, гордо именуемый ЭВМ. Сестра плелась следом, бережно неся огромную коробку с остальными причиндалами. Встречные знакомые смотрели на меня как на идиота, и я уже предвидел все их подначки на очередной вечеринке в субботу.

- Ф-фу!... - водрузив машину на стол, я без сил рухнул на кушетку и раскинул руки и ноги, - Доперли. И как бы ты сама его тащила?

- С меня шоколадка, - счастливая сестра уже возилась со своим сокровищем.

- А вообще, по-моему, этот деятель содрал с нас втридорога, - поделился я, наблюдая, как она с неожиданной сноровкой втыкает куда нужно толстые провода, - Не стоит это барахло таких денег. Небось, в каком-нибудь НИИ своровал и решил на девчонке подзаработать... Эй, а ты что, умеешь с этим обращаться?...

- Да, - просто ответила она, не отрываясь от своего занятия, - Я уже месяц занимаюсь. И не своровал он, а сам собрал. У него несколько таких, в Москве...

- А ты сложнее, чем я думал, - сказал я и сел, - Так все-таки, зачем оно тебе нужно?

- Для общего развития.

- Не заговаривай мне зубы. Еще не поздно кому-нибудь продать твою бандуру.

- Ты что! - испугалась она, - Зачем?! Ты меня просто шантажируешь!

- Даже если так.

- Ну ладно, - она подсела ко мне и вздохнула то ли счастливо, то ли озабоченно, - Я буду писать программы.

- Но для этого надо знать язык. Бейсик какой-то... Не помню. Ты знаешь?

- Выучу.

- Да к тому же я не уверен, что эта штука годится для написания программ, уж больно древняя. И вообще - тебе десять лет, не рановато ли? Или ты у меня вундеркинд?

- Хочу, - она упрямо набычилась, и я понял, что душеспасительная беседа окончена, пора переходить к практическому вопросу: что врать родителям. Именно врать, потому что правда будет им непонятна и неприятна. Я это четко осознавал, помня, в какие штыки было в свое время воспринято мое увлечение радиологией - а ведь мог выйти толк, не устрой они мне форменную истерику по поводу образцов в шкафу. Напрасно я пытался им объяснить, что камни и песок не радиоактивны, все было без толку. А сейчас они вобьют себе в голову, что гудящий ящик в мансарде, например, жрет электроэнергию, и все, пиши пропало - выкинут, как мои образцы.

К моему крайнему изумлению, истерика не состоялась. Сестренка рассказала довольно связную и явно обдуманную заранее легенду о том, что в старших классах все равно изучают компьютеры, а в институтах - и подавно, и поэтому разумнее всего начать сейчас, чтобы к тому времени, когда другие только впервые увидят... ну, и так далее. Говорила она спокойно, и это, наверное, решило дело. Поохав, родители покинули сестру с ее ящиком, прихватив с собой и меня, порядком уставшего от всей этой истории.

Я думал - пройдет, переболит, как любое безумное увлечение, и вернется умненькое дитя обратно в лоно цивилизации, но я ошибся.

Первое впечатление было такое: ее постоянно нет дома. Тело, сидящее на жестком стуле перед черно-белым экраном примитивного монитора, - это не она. Это просто тело, а душа - там, в джунглях непонятных значков, и вырвать ее оттуда не может никакая сила.

- Ксюш, - я заносил ей чай и наклонялся над ее плечом, - А это у тебя что?

- Где?... - бурчала она.

- Вот эта ерунда, - я показывал пальцем на экран.

- Потом, Юр, ладно?...

- Скажи, вредина.

- Это долго объяснять, - она осторожно оттирала меня и снова исчезала ТАМ, а я стоял, как дурак и - уходил...

Уходил, потому что просто не понимал этой ее мании. Разница в возрасте у нас составляла ни много ни мало тринадцать лет, и у меня были другие, более земные интересы, к тому же именно тогда я познакомился с Ниной, и это занимало все мои мысли.

- Что это она делает? - поздно вечером, в саду, Нина уворачивалась от моих губ и поднимала глаза на одинокое, светящееся голубоватым светом окно мансарды, - Она же глаза себе испортит.

- Да Бог с ней, - безмятежно отвечал я, - Пусть играет, чем бы дитя ни тешилось...

А дитя отметило свой двенадцатый день рождения и тайком ото всех, даже от меня, устроилось на работу во второй половине дня, на почту, и с первой же зарплаты купило не цветы матери, не галстук отцу или симпатичную шмотку себе (я уж не говорю про старшего брата!), а гору старых железок, паяльник и стопку книг. В мансарде стало попахивать нагретой канифолью и горелой изоляцией, но никто не обратил на это внимания: наша мама неожиданно объявила, что беременна, и все обсуждали только это. Ей исполнилось сорок четыре, но материнский инстинкт, видно, преград не знает.

Ксения была далека от подобных проблем... Думаю, она и не представляла, откуда берутся дети - смешно слышать такое, но кто мог ей это рассказать, кроме ящика, в обнимку с которым она просиживала дни и ночи, все-таки надеясь выжать из него что-то полезное?

Что-то изменилось лишь после свадьбы моего друга Славика, состоявшейся, как сейчас помню, в начале осени, когда случились первые заморозки.

Этот Славик никогда не был мне особенно близок, но вышло так, что мы служили вместе в расположенной поблизости танковой бригаде, носили одинаковое воинское звание - старший лейтенант, вместе ходили обедать, и я как-то привык считать его скорее другом, чем просто сослуживцем. Этому способствовало и то, что его Наталья приходилась моей Нине двоюродной сестрой.

Так вот, свадьба. Погуляли мы хорошо, и я остановился бы на этом поподробнее, если бы оно имело хоть какое-то отношение к тому, что произошло наутро - или если бы я писал роман о себе. Когда-нибудь, когда я стану седым солидным генералом, я, конечно, опишу с чувством ностальгии тот далекий день, но сейчас, если позволите, ограничусь короткой фразой: "Погуляли мы хорошо"... Справляли свадьбу у нас, поскольку Славик снимал комнатушку у невероятно нудной бабули, и ни о каких застольях там вопрос просто не стоял - в принципе.

Утром я проснулся с тяжелой головой и побрел, натыкаясь на углы, в кухню. Все еще спали, рассвет только занимался - брезжило вдалеке, за сосновым бором, светлело небо, тянуло сквозняком. Ежась, я зажег свет и открыл холодильник в поисках холодного кваса и чего-нибудь пожевать...

- Юра! - звонкий голос заставил меня подскочить на месте и плеснуть квас на пол.

- Ч...черт тебя... Напугала. Ты чего не спишь?...

Она стояла в дверях кухни, одетая, совершенно не заспанная, и я вдруг со странным чувством вспомнил, что за праздничным столом ее, кажется, не было - или была, но совсем недолго, из вежливости... Она стояла и смотрела на меня ясными, светлыми, какими-то озаренными глазами. Как выросла все-таки... Совсем девушка...

- Что случилось? - я потер глаза.

- Юра! - она как-то мечтательно улыбнулась, - Я это сделала!...

- Что - это?

- Как что?... Ты помнишь, я тебе говорила! Насчет программы, чтобы она будила меня, играла мелодию! Забыл?...

Я действительно ничего такого не помнил.

- Извини, Ксюш... Сама видишь, я не в состоянии...

- Ты посмотришь?

- Что, сейчас? - я глянул на стенные часы.

- А почему нет?.. - она растерянно захлопала глазами, - Ты все равно не спишь.

- Давай утром, - попросил я, - Мне сейчас не до этого, хорошо?

- Утром ты будешь занят, - уголки ее рта опустились.

- Я специально к тебе зайду, - пообещал я, прижав руку к сердцу.

- Хорошо, Юр, я буду ждать.

- Ты бы пока поспала лучше.

Она посмотрела на меня с какой-то отстраненной улыбкой:

- А ты бы смог заснуть на моем месте?

Признаться честно, я не совсем понял, что такого произошло, из-за чего стоило бы лишиться сна, но разговаривать не было никаких сил, и я рухнул и отключился, как только вошел в свою комнату.

...Славик умывался в ванной, когда я ввалился туда с сигаретой в зубах и чистым полотенцем через плечо. Блистающей красотой он никогда не отличался, а в то утро, с опухшим мокрым лицом и красными, как у кролика, глазами, он вызвал у меня приступ неудержимого нервного смеха.

- На себя посмотри, - буркнул он, намыливая щеки, - Сам такой же.

- Не спорю, - я прикрыл дверь, чтобы мать не учуяла дыма.

- Я сестру твою напугал, - почему-то обиженно продолжал Славик, - Так и завизжала. Что это она у тебя такая пугливая?

- Она у меня ребенок со странностями, - признался я, - Но я ее люблю.

- Со странностями - это точно, - согласился он, - Ты говорил, компьютерами увлекается?

- Ну да.

- Все же лучше, чем таскаться до ночи с пацанами. Не бойся, перебесится. Все это у них проходит.

Я засмеялся:

- Ты рассуждаешь, как старый дед. Вот что значит - женатый человек! Я лично пока с этим подожду, крыша не каплет.

Славик оторвался от бритья и осуждающе глянул в мою сторону. Мне стало стыдно, хотя я ничего такого не имел в виду и абсолютно не намекал на ожидающееся месяцев через пять прибавление его семейства, но мои слова, увы, прозвучали именно так.

- Извини, брат, - буркнул я.

- Да ладно, ничего, - он смягчился.

Потом заглянул мой отец и сообщил, что пора бы и завтракать, и мы, наскоро приведя себя в порядок, голодной рысью побежали за стол, где нас уже ждали крепкий чай, пироги с рыбой и остатки свадебного торта. Мамы не было, она легла полежать, и отец, выразительно посмотрев мне в глаза, попросил не нажимать на спиртное, потому что я могу понадобиться. Зачем - это было и так ясно.

О Ксении я вспомнил только через пару часов, когда кто-то заговорил о ней, и вскочил, но тут же сел обратно, одернув себя: что ты в самом деле, как пацан, она же спит, это ежику понятно, устала, завтракать не пришла. Пусть спит. Потом...

Потом не получилось, у мамы начались схватки, все забегали, моя Нина кинулась ловить машину, отец одевался, Славик и еще двое из нашей части помогли маме выйти на крыльцо и вынесли заранее собранную сумку, я звонил в роддом, началась никому не нужная суета, в которой моя сестра как-то потерялась и была забыта. Я мельком видел ее на лестнице, она стояла, свесившись через перила, и смотрела вниз с удивлением и почему-то с обидой, потом мы с отцом повезли мать и проторчали в роддоме до вечера, до тех пор, пока нам не сообщили, что родился мальчик.

На радостях я взял бутылку шампанского и позвонил домой. Подошла Нина и сказала, что все нормально, все нас ждут, вот только моя сестра ушла куда-то, но, наверное, ненадолго...

Поздно вечером я постучал к ней в комнату. Она сидела в обычной позе, но отчего-то грустная, с поникшими плечами и пустотой в глазах.

- У нас брат, - весело сказал я. Она качнула головой:

- Хорошо.

- Ты обиделась? - я подошел и обнял ее сзади за шею, ощутив тепло ее волос, - Мы всегда вроде понимали друг друга, Ксюш... Прости меня. Ты простишь?

- Конечно, - она содрогнулась, и я понял, что она плачет, - Конечно, ведь я тебя люблю...

Я погладил ее по голове, и она с неподдельной обидой, сквозь слезы, сказала:

- Я так старалась!... Всю ночь не спала. Но я сделала. Смотри!

Я наклонился к монитору и ничего не понял. Обычный будильник, и мелодия тоненькая, писклявая... Детская песенка: "От улыбки станет всем светлей, от улыбки в небе радуга проснется...". Но ведь эту мелодию издавала вещь, на будильник в принципе не похожая и никогда раньше такого не делавшая, так что все-таки я удивился. Удивился и почувствовал себя неловко, потому что, конечно, не мог в полной мере оценить всех усилий, для этого приложенных...

Самое смешное - моя сестра отвратительно училась. На всех уроках она запоем читала непонятные книги, которых у нее развелось сотни полторы или больше. Из класса в класс ее тянули только благодаря маминым знакомствам среди учителей, и к пятнадцати годам она не знала, наверное, программы начальной школы, но, несмотря на это, некоторые продолжали считать ее вундеркиндом. Я и сам порой терялся: она была полна парадоксов. Например, в совершенстве зная два языка программирования, умея составлять с каждым днем все более сложные программы, будучи неплохо осведомленной о способах хранения и переработки информации в электронно-вычислительной машине и об устройстве самой машины, она оставалась человеком абсолютно не технического склада ума, любила стихи, сказки, животных, слушала музыку, а в математике плавала, да так, что учителя хватались за головы и неудомевали, как можно аж в восьмом классе до смерти пугаться простейших уравнений. Но и сугубо гуманитарных предметов она не знала. Создавалось впечатление, что буквально все, лежащее за пределами компьютера, ей чуждо, местами интересно, но чуждо, особенно - люди.

У нее не было никаких друзей, да и откуда они могли взяться? Наверное, в ту пору я мог как-то повлиять на ситуацию, но, занятый собственными проблемами, закрутившийся в делах, просто не находил душевных сил еще и на это.

Мы с Ниной поженились - напрасно я зарекался - через полгода после Славика, и по той же причине, что долго служило ему поводом для издевок. Жить нас определили в пристройке, недавно возведенной отцом при моем деятельном участии. Все шло, как надо, если подразумевать под этим неуклонное разрастание нашей семьи, и без того многочисленной. Можно ли сказать, что я был счастлив? Да, наверное. А почему, собственно, нет?... Мне нравилось заботиться о жене и наблюдать забавное маленькое существо, появившееся вскоре и до странности похожее на меня: это была дочь.

Часто заглядывал Славик, у которого также родилась девочка, и туманно рассуждал о том, что это общая тенденция - у военных чаще, чем у гражданских, первый ребенок - женского пола. Это нормально, говорил он. Не знаю, правда, откуда он это взял. Может, действительно - тенденция...

Была зима, когда я поднялся к сестре и увидел вместо ящика нечто маленькое, аккуратное, в белом, как сливки, корпусе, с новенькими шнурами и яркими лампочками - просто чудо, да еще и оснащенное теперь цветным монитором. Сестра сияла, бережно касаясь красивых клавиш и влюбленно глядя на свою игрушку, которой залюбовался даже я, - далекий от подобных вещей человек.

- Это же бешеные деньги, - наконец, сказал я.

- Зато с винчестером, - непонятно отозвалась она.

- А что, бывает и без?

- Юра, ты не о том говоришь. Деньги... Что это такое - деньги!

- А где бандура? - полюбопытствовал я.

- Под столом. Она мне еще пригодится.

- Сколько лет ты копила?...

- Пять.

- Вид у тебя недоевший и недоспавший. Хоть теперь-то ты отдохнешь? О себе подумаешь?

- О себе? - она с интересом посмотрела на меня, - А что о себе думать? Странно как-то: думать о себе.

- А ты попробуй - понравится, - засмеялся я.

- Не сомневаюсь, - кивнула она, - Но на это у меня нет времени.

Она начала писать игры.

Впервые я увидел это весной, оказавшись случайно в ее комнате: по экрану судорожно метался ярко-красный человечек с подобием автомата в руках, пытаясь выбраться из скопища каких-то червей неестественно-салатового цвета, при этом компьютер издавал надрывный безостановочный писк.

- Где ты это взяла? - я невольно поморщился. Сестра неохотно оторвалась от созерцания битвы и уставилась на меня ошалевшими от восторга глазами:

- Ты не понял?! Сама!...

- Да ладно, - я недоверчиво всмотрелся в изображение, - Как это - сама?

- Юра, игра - это тоже программа, - объяснила она мне, как ребенку, - И ее, как и любую программу, можно написать самостоятельно.

- Да, но ты... - начал я и осекся. Какое я имел право сомневаться в ее способностях? Ведь я ровно ничего не знал о собственной сестре - в тот момент я особенно ясно это понял.

- Только со звуком что-то не так, - поделилась она, - Слышишь, как пищит? Надо переписать.

- Игра, - пробормотал я, - И что, в нее можно играть?...

- Можно. Она простая, правда... Но со временем, думаю...

Со временем она научилась писать совсем другие игры. Собственно, как мне объяснил много позже сведущий в компьютерах человек, ничего принципиально нового она не придумала, разве что довольно оригинальные декорации. Но она дошла до этого сама, а это что-то да значило.

Потом игры ей надоели. Чувствуя, что зашла в тупик, она принялась пробовать себя в других областях: по словам все того же специалиста, пыталась изобрести аналог "Лексикона" (программы для написания и редактирования текстов), но со способностью рисовать (и это ей отчасти удалось).

Примерно через год она притащила в полиэтиленовом пакетике какие-то платы, развинтила белый корпус и принялась химичить внутри, напевая себе под нос. Никто не решился спросить, что, собственно, она делает - у всей семьи давно и основательно выработалась привычка НЕ СПРАШИВАТЬ. Да и зачем? Все равно мы не смогли бы понять ее туманных рассуждений.

Вы спросите: как же так? Неужели в течение стольких лет никто всерьез не заинтересовался ни душевным состоянием, ни образом мыслей, ни потребностями, ни проблемами близкого, в общем-то, человека? Неужели вот так, не думая, мы позволили этому человеку превратиться из жизнерадостной девчушки в странное, не от мира сего, существо, и никто не попытался повернуть процесс вспять?...

Я отвечу: не все так просто. Может показаться, что я оправдываюсь, но, во-первых, все произошло не вдруг, и мы просто привыкли, как привыкает человек к любым плавным изменениям. Во-вторых, она сама не хотела нашего вмешательства и так активно сопротивлялась ему, что даже мама оставила жалкие попытки увлечь ее хоть чем-то земным, готовкой, например, или выращиванием цветов - все это было слишком примитивно и не могло служить заменой фантастическому миру, который она сама для себя в муках создала. Отец, естественно, тоже ничего не мог предложить ей, а я - и подавно.

В-третьих, мы, не признаваясь даже самим себе, гордились ею, как гордятся редкой зверушкой или необычной модели радиоприемником, ведь больше никто в нашей многочисленной семье ничем из серой массы не выделялся. Мы даже восхищались ею порой, хотя в своей вопиющей, бросающейся в глаза неординарности она была скорее непонятна и неудобна, чем интересна и достойна восхищения.

И наконец, у нас было достаточно своих проблем. У меня родился второй ребенок - сын, мама лечилась от стенокардии, отец вышел на пенсию и пытался организовать собственное предприятие, к тому же, родители задумали вновь перестраивать дом, так что забот было по горло. Мы даже не заметили, как моей сестре исполнилось двадцать лет, это как-то прошло мимо нас. Для меня она все еще оставалась ребенком, большим, но все-таки ребенком, нуждающимся в заботе и покровительстве...

К тому времени на ее столе стояло нечто, совершенно не напоминающее свой прообраз. На скудную зарплату продавщицы молочных продуктов она исхитрялась покупать все новые и новые детали, нимало не заботясь о том, что в ее шкафу валяются лишь поношенные мамины вещи и пара отцовских фланелевых рубашек, а весь обед состоит из хлеба и чая... Она была худой и бледной, как картофельный росток, вылезший наружу без доступа света, и на фоне белесой кожи как-то особенно отчетливо проступали яркие юношеские веснушки - это выглядело дико и вызывало жалость. Светлые волосы, подстриженные матерью, скорее всего, под впечатлением от фильма "Республика ШКИД", торчали нелепым хохолком. Косметикой она никогда не пользовалась, даже для того, чтобы скрыть синяки под глазами. Я не понимал, чего в итоге она хочет добиться своими ночными бдениями у компьютера и постоянным совершенствованием внутренностей этого чудовища, какую программу мечтает создать и для чего нужна эта программа, если ради нее молодая девушка так гробит свое здоровье... Не понимал. Но все это при крайней своей неестественности было для нее нормально и обычно, пока я не обратил внимания на одно обстоятельство, приведшее меня в тихий ужас...

Собственно, это было связано со Славиком. Он и раньше довольно часто заходил к нам, наши жены дружили и постоянно толклись вместе, а мои дети любили его детей, как родных брата и сестру. Ничего удивительного. Этого следовало ожидать. Ни с кем, кроме меня, Славик не общался в силу некоторой своей замкнутости и даже скучности, а я готов был мириться с этим и развлекать его в выходные и по вечерам - до тех пор, пока...

Меня не было дома, когда он пришел, и, вернувшись, я застал его у сестры: он сидел рядом с ней и следил за ее действиями, как загипнотизированный кролик. Она вдохновенно рассказывала ему что-то на редкость заумное, а он внимательно слушал, и было в этом внимании что-то, что мне сразу не понравилось - какая-то трепетность, что ли...

Увидев меня, оба почему-то смутились и поспешили расстаться, более того, Славик засобирался домой, и это мне не понравилось еще больше.

- Эй, - я поймал его за локоть на первом этаже, - Что такое?

- Все в порядке, - он улыбнулся и дернулся уйти, но я не пустил:

- Погоди, я не понял, ты ко мне приходил или к Ксении?

- К тебе.

- Так вот я, чего же ты уходишь?

- Да я вообще-то ненадолго заходил, но тебя все не было... а сейчас мне уже бежать надо, Наташа ждет...

- Можно подумать, ты не знал, что я сегодня наряд сдаю, - удивился я.

- Забыл.

- Ну, хоть чаю выпей, куда ты рвешься?

Он остался, но через "не хочу". Мы заварили чай и уселись за стол в моей комнате. Славка нервничал, я искоса наблюдал, как он сжимает и разжимает пальцы, и как мечутся его бесцветные глаза.

Неожиданно к нам постучалась Ксения:

- Юра, слушай, я... - и осеклась, застыв на пороге. У нее был глупый вид.

- Заходи, чего ты! - я демонстративно отодвинул от стола незанятый стул, - Посиди с нами.

- Нет, спасибо... - но ей хотелось остаться, я чувствовал, и это было странно: никогда прежде она не стремилась быть с людьми.

- Иди, иди, - пригласил я и невольно отметил перемену в ее лице. Она вошла и села на краешек стула, глядя в сторону и играя ложечкой. Разговор у нас как-то не склеился, мы молчали, потом сестра торопливо ушла, и я уставился на Славика:

- Ну, так. Могу я узнать, о чем вы там так мило беседовали?

- А почему ты спрашиваешь таким тоном? - удивился Славик и передернул плечами, - Зря ты так. Мы просто разговаривали. О компьютерах.

- И часто вы так... разговариваете?

Наверное, я был неприятен, потому что Славик обиженно посмотрел на меня и как-то неуверенно улыбнулся:

- Да ты что, Юрка?... Ну, зашел, тебя не было... поболтали немножко... Криминала тут нет.

- Ладно, извини, - мне стало стыдно, - Я не в духе что-то.

Разговор этот благополучно забылся бы через пару дней, если бы не перемена, произошедшая с моей сестрой: впервые за очень много лет, даже, можно сказать, впервые в жизни она стояла в прихожей и внимательно рассматривала свое отражение в зеркале. Я остановился позади нее, положил руки ей на плечи и снисходительно покивал:

- Красивая, красивая...

- Разве я красивая? - она удивленно подняла брови.

- Конечно, красивая, - улыбнулся я и не без умысла заметил, - Вон как Славка тебя глазами ест...

Она вздрогнула у меня в руках и покраснела:

- Да?...

- Эй, ты мне это брось! - строго приказал я, чуть сильнее, чем нужно, сдавив ее хрупкие кости, - Он человек серьезный, семейный...

- При чем тут это? - искренне удивилась она, - Разве это важно?

- Да уж поважнее, чем твои программы. И вообще, я пошутил, не смотрит он на тебя. Славка у нас не из таких.

- А ему было интересно со мной, - мечтательно заметила моя сестра.

- Он что, нравится тебе, что ли? - я резко развернул ее к себе и вгляделся в ее глаза. Сияя, она сощурилась и почти пропела - это она-то, инопланетянка:

- Да-а, очень...

- Ксения, это невозможно, - я выдохнул, - У него семья.

- Ну, во-первых, это тебя не касается, - очень спокойно сказала она, - Ты извини, но это моя проблема, Юра.

- Вот как ты заговорила!

- Я еще раз прошу - извини. Но я же не указываю тебе, с кем общаться.

- До сих пор и я не лез в твою жизнь. Но Славка мой... друг, я хорошо к нему отношусь и не хочу, чтобы у него были из-за тебя неприятности. Он ведь приходил - к тебе. Так?

- Не знаю, - она прикрыла глаза и вздохнула, - Хочется верить, что ко мне.

- Придется с ним поговорить.

- Нет! - она вцепилась в меня, посмотрела испуганно, - Нет, не вздумай, слышишь!

- Это еще почему? Боишься, что все испорчу?

- Да, боюсь. Боюсь! Ты не понимаешь, Юра, у меня же нет ничего в жизни, просто ничего, кроме компьютера, а ты хочешь...

- Отнять самое дорогое? - я усмехнулся.

- Не издевайся... - она всхлипнула и отвернулась. Я отпустил ее. Что я мог сделать? Действительно пойти и поговорить со Славкой? Но мы вроде уже говорили, да неудобно было, если честно: все-таки взрослые люди, сами соображают, я-то тут при чем?...

А еще - мне вдруг стало ее жалко.

2.

Лил холодный дождь, улица размокла и превратилась в слякоть. Капли летели с небес, натыкались на преграду стекла и обиженно стекали вниз. Мокрый темно-серый лес шумел на ветру.

Вячеслав погладил ладонью старый плюшевый плед:

- И что же, ты вот так и сидишь целыми ночами одна?

- А я не одна, - Ксения легонько постучала по белой коробке компьютера, - Знаешь, иногда мне кажется, что у него есть настоящая душа. Знаешь, как он чувствует мое настроение? Если мне плохо, тоскливо, он обязательно покажет картинку, вот типа такой, как сейчас...

- А разве тебе сейчас плохо и тоскливо? - Вячеслав потянул ее за руку и усадил рядом с собой.

- Нет, но он не может разобраться, что я чувствую, потому что такого со мной раньше не было.

- Ты же его сама научила, - Вячеслав пожал плечами.

- Может быть... - Ксения бережно поцеловала его в щеку, - Но все равно у компьютеров есть душа.

- Глупости. Ты просто его очеловечиваешь. Как собаку.

- Славочка... А я красивая?

- Ничего.

- Как это - ничего?!...

Славик засмеялся:

- Ну, в смысле, что не фотомодель, но мне нравишься.

- Главное, что - тебе. А вот ты красивый.

- Скажешь тоже. До чего ты все-таки наивная девочка... мне, в общем, приятно все это слышать... доброе слово, оно и кошке... Но вот красивым я никогда не был. Смотри, уши у меня большие.

- Подумаешь, - Ксения засмеялась.

- Лысеть уже начинаю, - с удовольствием продолжал Славик, - Майора мне не дают.

- А вот это уже совсем ерунда.

Они пили чай с принесенными Славиком пряниками, целовались и смотрели на экран монитора, по которому плыли оранжевые коровы. Дождь не затихал.

- Ксюш, а с чего тебя вдруг так заинтересовали компьютеры? - лениво спросил Славик. Ксения положила голову к нему на колени:

- Это уже давно, с детства. Мне хотелось сделать что-то... такое, создать человека...человеческий разум.

- А зачем? Как будто мало на свете готовых... разумов. По-моему, половину безболезненно можно убрать.

- Затем, чтобы с ним общаться.

Славик удивленно уставился ей в глаза:

- Тебе что, общаться не с кем?

- Абсолютно. То есть, теперь-то, когда ты... а раньше я была совершенно одна. Помню, как-то у меня заболело горло, голос сел, ходила вся простуженная, а никто не заметил... У них дела. Все время дети какие-то, и все на одно лицо, мама в фартуке, Юрка озабоченный...

Славик погладил ее по голове:

- Бедненькая моя... Ну и что, у тебя что-нибудь получилось?

- Да! - она резво вскочила, потянула со стола клавиатуру, пристроила ее на коленках и застучала по кнопкам, стараясь не выскользнуть из-под ласковой руки, обвивающей ее плечи.

- Вот, смотри. Это - мама.

- В каком смысле? Это ведь даже не человек... - Славик вгляделся в цветное изображение, - Похоже на пантеру. Только разве бывают такие пантеры?

- Какая разница? - Ксения улыбнулась и нежно потерлась лбом о его подбородок, - Все равно это мама. Моя НАСТОЯЩАЯ мать.

Грациозное существо на экране потянулось, прошлось, посмотрело выразительно, совсем по-человечески, и вдруг выдало фразу белыми буквами:

- МИЛАЯ, А ТЫ ЕЛА СЕГОДНЯ?

Славик вздрогнул. Ксения, улыбаясь, нажала "Д".

- Видишь? Я часто с ней разговариваю.

- И ЧТО ЖЕ ТЫ ЕЛА? - поинтересовалась "мама".

- "Пряники", - ответила Ксения.

- И ВСЕ? ПОЧЕМУ?

- "Я расстроена".

- КТО ОБИДЕЛ МОЮ ДЕВОЧКУ?

- "Мама, я люблю одного человека, но он скоро должен уйти".

Славик поежился: ему показалось, что существо на экране внимательно посмотрело ему в глаза. И еще - эта странная девушка никогда не говорила ему, что любит...

- КАК ЕГО ЗОВУТ?

- "Вячеслав".

Ответ долго не появлялся, и Славик рискнул осторожно спросить:

- Ксюш, а это... серьезно? Ну, что ты любишь одного человека?

- Да, - просто ответила она, - Очень тебя люблю. Разве не понимаешь?

- Вот - не понимал. Представь себе, тупой какой...

Он был сбит с толку: еще ни одна женщина не признавалась ему в любви таким будничным тоном. Хотя - если совсем честно - не так уж было много этих женщин...

- ВЯЧЕСЛАВ, ТЫ ЗДЕСЬ? - неожиданно спросила "мама", заставив его вздрогнуть.

- Что сказать? - шепотом, словно компьютер мог его услышать, обратился он к Ксении.

- Нажми "Д", - так же шепотом отозвалась девушка и протянула ему клавиатуру, - Это просто. Печатать на машинке умеешь?

- "Д", - послушно ответил "маме" Славик. Его не покидало странное ощущение, что он на самом деле говорит с кем-то, реально существующим.

- РАДА ПОЗНАКОМИТЬСЯ. ЗНАЕШЬ, КСЕНИЯ МОЯ ДОЧЬ, И Я БЕСПОКОЮСЬ ЗА НЕЕ. ТЫ ВЕДЬ ЕЕ НЕ ОБИДИШЬ?

- "Нет, что вы", - он как-то не посмел обратиться к пантере на "ты".

- СПАСИБО. А ПОЧЕМУ ТЫ ДОЛЖЕН УЙТИ?

Он подумал и почему-то ответил:

- "Я военный, мне надо на службу".

Краем глаза он уловил улыбку девушки и добавил:

- "Я буду часто приходить. Я тоже ее люблю".

"Мама" улеглась в позу отдыхающей кошки и очень натурально зевнула:

- ВЫ БУДЕТЕ СЧАСТЛИВЫ ВМЕСТЕ.

- "Пока, мама", - набрала Ксения, и существо исчезло. Славик вытер со лба выступивший пот:

- Вот это номер...

- Она хорошая! - девушка мечтательно вздохнула, - Вот если бы я могла ее обнять... Наверное, она теплая и пушистая. Мы бы отлично жили вместе. Никто не посмел бы меня обидеть!...

- Но Ксюша... как?!... Это же программа, верно? Как игра?

- Ну, не совсем. Нет, не игра. Это другое. Она сама обучается, помнит все, что ей говорят, может отвечать или спрашивать... она ДУМАЕТ.

- Так не бывает, - неуверенно сказал Славик.

- Бывает! Я ее создала - уже год назад. И я знаю, что говорю.

- Не обижайся, - Славик поцеловал ее в волосы, - Я вообще-то не специалист. Может, и думает... Кстати, а "папа" у тебя есть?

- Конечно!

- Он тоже... в виде кошки?

- Папа - лев. Очень красивый. Показать?

- В другой раз, хорошо? Мне сначала "маму" переварить надо...

- Она тебе понравилась? - простодушно спросила Ксения.

- Ну... Если честно, не очень. Что-то в ней есть такое... слишком живое, что ли. Я бы предпочел, чтобы она оказалась все-таки не такой натуральной. И она не добрая.

- Что ты, она - сама доброта! Просто ты ее не знаешь.

- Для тебя - да. Конечно. Ведь она... как бы... мать, а ты ее детеныш. Но мне показалось, что, будь она живой, она могла бы кого-нибудь и разодрать... скажем, чтобы относился к тебе поуважительнее...

- Ерунда! Я в нее такого не вкладывала.

- Сама говоришь: она обучается.

Они помолчали, потом Славик с неподдельной грустью заметил:

- А уходить мне все-таки пора...

- Завтра ты придешь? - Ксения с надеждой посмотрела ему в глаза.

- Не знаю, зайчик. Родители твои вроде поверили, что ты учишь меня... этому... как ты говоришь?

- "Виндоус", - подсказала девушка.

- Ну да. А вот Юрке, боюсь, про "Виндоус" рассказывать бесполезно, так что лучше мне ему часто на глаза здесь не попадаться.

Он встал. Ксения потянулась к нему:

- Останься, не уходи, пожалуйста...

- Дай, я тебя поцелую. Не расстраивайся, увидимся еще...

Они были почти одного роста и, обнявшись, превратились на фоне синеющего окна в один слившийся силуэт, который не распадался очень долго...

* * *

Как прошел месяц? Не помню... Это для сестры с ее компьютером время течет по-марсиански, а у меня оно несется скорым поездом. Листья пожелтели и начали сыпаться на дорожки сада, прибиваемые к земле дождем, заморозки начались, а вчера ведь было лето...

"Тук-тук". Думал, сестра, а оказалась - Наталья, Славкина жена, немного располневшая, но все еще красивая женщина: пацаны заглядываются.

- Привет, Юр. Можно к тебе на пару слов?

- Легко! - я приоткрыл окно, чтобы выветрить табачный дым, и сделал приглашающий жест. Она вошла, огляделась:

- Где твои?

- Нинок вроде на кухне, а дети гуляют. А что?

- Так... хотела поболтать без свидетелей.

- Давай поболтаем, - я усадил ее и пристроил на кресле ее куртку, - Чайку хочешь? С калиной?

- Спасибо, Юр, только что пила. Знаешь, наверное, все это глупость... я вообще зря пришла, и ты будешь злиться...

- Я? Злиться? Интересное начало.

- Мне сказали... - Наталья заерзала на месте, - Нет, точно - это ерунда. Вот смотрю на тебя и чувствую: ерунда. Просто мне сказали, что Славка ходит к твоей сестре. Вот.

- И кто же тебе такое сказал? - я закурил и сел на край стола.

- Юр, это неважно. И вообще, я поняла, что зря завела разговор.

- Ну, завела и завела, что ты мнешься? Это нормально. Проверить для спокойствия никогда не помешает. Только в каком смысле - ходит?

- А что, он все-таки ходит? - Наталья прищурилась, изучая мое лицо.

- Лично я не видел.

- Понимаешь, он действительно стал как-то... исчезать. То есть не то чтобы серьезно исчезать, нет, но иногда он как бы... ну, немного задерживается со службы, в магазин пошлешь, а он возвращается через полтора часа... а один раз, в субботу, сказал, что забыл опечатать сейф, и убежал на полдня... Я и подумала, что он где-то бывает...

- Но не здесь.

- Точно, Юр? А может, ты не замечаешь?

- Славка не моль, чтобы его не заметить, - я засмеялся, - До чего же вы, женщины, подозрительный народ!

- Юра, я тебе доверяю, иначе не пошла бы к тебе с таким разговором. Не смейся. Это все-таки мой муж.

- Да никто же не спорит, только я тебе говорю, что он здесь не бывает. А если и заходит без тебя, то ко мне - я его потом провожаю до калитки...

На середине этой фразы, сказанной мною с непоколебимой уверенностью, вошла, как всегда без стука, моя мать и тут же поинтересовалась:

- Это вы про кого?

- Про Славку, - ответила Наталья.

- Как же, приходит, - мать вытерла мокрые руки фартуком, - Компьютер изучает.

- Да-а? - Наталья побледнела, - Компьютер? Это сейчас так называется?...

- Ты тут не болтай, - мать осуждающе глянула на нее, - Учится человек. Подумаешь. А насчет "этого" не думай, у моей дурехи одни "Виндоусы" на уме...

Наталья посмотрела в мою сторону.

- Я не знал, - сказал я, - Честно, я не знал. Но все равно, я уверен, что ничего такого не было. Может, правда он компьютерами интересуется. Мало ли...

- Знаю я, чем он интересуется, - Наталья тяжело поднялась, - Если компьютерами, сказал бы. А так...

- Слушай, Наташ, только не надо делать выводы, - я удержал ее за локоть, - А с Ксюхой я поговорю, прямо сегодня, и все выясню. Все нормально будет.

Она ушла, не прощаясь, а я птичкой взлетел наверх и застал Ксению за увлеченной игрой во что-то неозвученное, с животными - охоту, что ли.

- Слушай, сестра, - я прикрыл дверь, - Это что, правда? Насчет Славика? Мать сказала, он тут у тебя чуть не каждый день "Виндоус" изучает. Ты что, рехнулась? Жена его сейчас приходила, мать ей и доложила, я вякнуть не успел. Ты хочешь, чтобы его из дома выгнали?...

Ксения уставилась на меня и поспешно выключила компьютер.

- Ну да, - спокойно сказала она, - Он приходит заниматься. Иногда, очень редко...

- Раз пять в неделю!

- Ну, не пять...

- Слушай меня, - я сел на кровать и достал сигареты, - Никаких больше визитов, тебе ясно? Мне только таких разборок дома нехватало.

Во мне кипело настоящее бешенство, усугублявшееся к тому же ее безмятежным спокойствием.

- Мне двадцать лет, - напомнила она, - И я сама как-нибудь разберусь.

- Что-то много стала ты хамить, милочка. Думаешь, я за такие дела с тобой сюсюкать буду, что ли? Ошибаешься, я могу и по шее надавать.

- Попробуй, - она склонила голову набок, - Все равно я его не брошу.

- Не ты его, так он тебя. Не волнуйся, я ему в этом помогу. Всеми силами.

- За что ты меня так ненавидишь? - удивилась Ксения, и лицо ее стало абсолютно детским, - Что я тебе сделала?

- Да не ненавижу! - я нервно закурил, - Просто ты не понимаешь, как все это серьезно!...

- Юра, это ты не понимаешь! Я ведь насильно никого не заставляю со мной общаться, а его и подавно, и, раз он хочет приходить, значит, ему это нужно.

- Конечно, нужно! - я усмехнулся, - А почему нет? Ты ведь наверняка не грузишь его бытовыми проблемами и не демонстрируешь характер, ты с ним, небось, уси-пуси, Славик, солнышко, и так далее... Молоденькая, симпатичная, никаких сопляков, стирок, готовок, и картошку не надо таскать, и о возвышенном поговорить можно.

Она грустно покивала:

- И еще я его люблю.

- Вот видишь, - желчно сказал я, - Все тридцать три удовольствия. Чего ж к тебе не ходить?

- Я хочу, - вдруг сообщила она, - чтобы Славка никогда не умер. Чтобы жил очень много лет, чтобы пережил меня...

- Зачем? - я растерялся.

- Так... - мечтательно сказала Ксения, - Утром следующего дня после того, как я умру, он вышел бы на крыльцо, сел на ступеньку и вспомнил о том, что я была. Как это важно: чтобы кто-то вспомнил о тебе после того, как тебя не станет...

- Ну и чушь ты иногда несешь!... - я почему-то перестал злиться и ощущал только досаду.

- Это не чушь. Юрка, разве ты об этом никогда не думал?

- Думал. А вот тебе еще рано.

- Но я никогда не умру, - вдруг повеселела она, - И Славик тоже. Мы будем жить вечно - оба...

- Ты правда его так любишь?

- Очень, ужасно, безумно... я даже реву от этого иногда.

- Может, это у тебя так... временное?

- Но сейчас-то не имеет значения, временное или нет, я просто жить нормально без него не могу, Юра, и ты этого никак не изменишь.

- Что это вдруг на тебя нашло? Ты же с детства его знаешь, и никогда...

- Я давно его люблю, - вздохнула она, - Но только недавно это поняла.

А что я мог сделать? Я просто ушел к себе и просидел час, тупо глядя в телевизор. Было воскресенье, а на следующий день, на службе, я постучался к Славику в канцелярию, выгнал засидевшегося прапорщика и поставил чайник. Ни о чем не спрошу, решил я, рассматривая немного осунувшееся лицо приятеля, ни за что, спрашивать бесполезно, надо просто делать свое дело, и все. Остальное сделает время.

Словно благодаря за тактичность, Славик налил мне большую кружку чая и отрезал половину яблочного бисквита. Выглядел он плоховато, молчал, и я подумал: как же много маленьких трагедий происходит за закрытыми дверьми чужих жилищ, трагедий, о которых мы, зеваки, даже не догадываемся...

Время близилось к шести.

- Я тебя провожу, - утвердительно сказал я, - Меня твой малый просил змея воздушного посмотреть. Не летает, штопором вьется.

Он глянул на меня прозрачными глазами:

- Конечно...

Я начал рассказывать про змея, а Славик молча, глядя куда-то в сторону, промокнул губы бумажной салфеткой, сполоснул из чайника чашки и достал бушлат:

- Что, пошли?

Я едва удержался, чтобы не убежать от него, предоставив все божьей воле, но тут же передо мной встали ошарашенные глаза Натальи в тот миг, когда она услышала... И я не смог.

* * *

Неожиданно выпал первый снег.

- Юра, - Нина шевельнулась в темноте и тронула мое плечо, - Ты не спишь?

- Уже нет, - я мгновенно очнулся, уловив тревогу в ее голосе, - Что такое?

- Ксенька не ест.

- Как это - не ест?

- Господи, ну как люди не едят? Просто не ест, и все.

- А ты откуда знаешь? - удивился я.

- Я-то знаю. Это ты ничего не видишь и не замечаешь, а я все вижу. Она не ест. Неделю, не меньше. Тебя это не беспокоит?

- А ты знаешь, почему она не ест?

- Конечно.

- И что ты предлагаешь?

- Ничего не предлагаю. Просто прими это к сведению.

Я сел:

- Интересно, Нин. Ты что, ей сочувствуешь, что ли?

- А ты - нет?

- Погоди, не отвечай вопросом на вопрос. Скажи, тебе кажется нормальным, что она вот так сохнет из-за женатого человека, да еще, кстати, нашего общего знакомого? У тебя это вызывает чувство солидарности?

- А если и так?

- Знаешь, меньше всего я этого ожидал от тебя.

- Что же я, по-твоему, такой же зверь, как и ты?

Я сразу завелся, и не столько от резанувшего слова "зверь", сколько от тона, каким это было произнесено, да еще кем - моей женой!

- Так! Выходит, я - сволочь, да, Нин?

- Не знаю, - она тоже села, - но на твоем месте я бы ни за что не стала никого пасти. Все равно это бесполезно. Рано или поздно он тебя просто пошлет на три буквы и будет по-своему прав.

- Слова-то какие ты выискиваешь!

- Мамаша твоя еще, - Нина меня не слышала, - устроила тут тотальную слежку. Я видела, как она к Ксеньке вламывается по три раза на дню, девке покоя нет никакого. Пацана подсылает, когда сама занята. Полиция нравов!... Под дверью стоит, слушает. Что за манера, Господи?

- Нина, да успокойся, чего ты шумишь?

- Кто-то же должен шуметь, раз все молчат. Три недели вы их обоих в уздечке держите, думаете, время лечит, да?... А не лечит оно. Убить - может, не сомневаюсь, а вылечить - вряд ли. Тебя бы так, Юра. Провожали домой. Каждый день. Под конвоем!...

- А за что - меня? Я тебе пока не изменяю. Хоть ты и стерва.

- Хорошо еще, парткомы отменили, а то ты бы его и туда затащил на проработку!

- Нинуль, ну а Наташке каково, подумай.

- Думала. Но что ж делать, если любит он Ксеньку?

- Да брось ты - любит!...

- Мне так показалось.

- А ты что-то видела? - я насторожился.

- А это, милый, не твое дело. Ничего я тебе не скажу, не стану я такой, как вы, доброжелатели...

После этого разговора я уже не заснул. Нина отключилась, а я не смог. Так и пролежал до утра с открытыми глазами.

* * *

- До дна, до дна!...

Стол просто ломился от домашних разносолов, а счастливый Славик стоял во главе этого стола, держа на отлете полный до краев граненый стакан, на дне которого тускло светилась большая звезда.

- Ну, вот и сравнялись, - я похлопал его по плечу, - А то как-то несерьезно это было, все капитан и капитан...

Славик поднес стакан к губам и окинул взглядом всех собравшихся: моих родителей, младшего брата, Нину, моих детей, нарядную Наталью, своих детей, пятерых сослуживцев и замершую в дальнем углу над нетронутой тарелкой мою сестру. Судорожно выдохнул воздух. Залпом выпил. Сел.

Все зашевелились, зашумели, зазвенели приборами, загалдели одновременно. Это был праздник, более значимый для всякого военного, чем день рождения, и это стоило отметить.

Начались тосты, детям наливали "Салют", моя мать почему-то прослезилась, а Наталья с раскрасневшимся от удовольствия лицом крепко обняла Славика за шею, поцеловала и кинула мимолетный взгляд на Ксению, все так же неподвижно сидящую на своем месте. Сквозь ресницы. Победно. Ксения опустила глаза и стала возить чистой вилкой по скатерти.

Потом мое восприятие действительности претерпело некоторые изменения, все окружающее стало видеться, как во сне, предметы утратили четкость, и единственное, что как-то запало мне в душу, было: все танцевали, а Ксения ушла к себе, так и не съев ни кусочка и не оглянувшись на прощание.

- Наташ, Наташ, плохо, да? - сквозь плеск воды пробивался голос Нины, - Наклони голову... вот сюда, в раковину... тошнит? Хочешь, я разрежу лимон? Тебе кислого надо и лечь. Попей, попей... Давай, я тебя отведу, ляжешь. Юрка тоже никакой, храпит давно. Что ж вы все так набрались? Как извозчики...

- Славка... - невнятно произнесла Наталья.

- Спит Славка, спит, тоже "мяу" сказать не в состоянии. Ну, ему-то сам Бог велел... Я его на кухне положила, с Серегой и тем прапорщиком, который анекдоты рассказывал. А ты у нас ляжешь, я окно открою...

Я то нырял в темные воды, то вновь показывался на поверхности, мне снились короткие кошмары, какой-то жуткого вида жук с клочковатой черной шерстью до изнурения гонялся за мной по катакомбам, пытаясь откусить мне ноги, бледные грибы прорастали сквозь ступеньки, тянуло холодком, Нина ворочалась, стонала во сне Наталья, потом откуда-то возникла Ксения в белой ночной рубашке, с растрепанными короткими волосами, и сказала с укоризной: "Пусть, пусть сожрут тебя, ты заслужил... праведник!"...

Проснулся я как-то внезапно, в начале утра, в темноте, и торопливо закрыл окно, в которое летел снег. Что у меня за привычка: как выпью, так вскакиваю ни свет ни заря и бегу к холодильнику. Пить. Как вулкан в глотке.

На кухне было темно, два тела беспокойно спали на матрасах. Славика не было, и это почему-то меня совершенно не взволновало: в такие моменты я просто тупею, и все мои интересы сводятся в трехлитровой банке кваса...

- Это Юрка... - тихо, но отчетливо сказал кто-то прямо у меня в мозгу, - Сейчас попьет и рухнет. Слышишь, в холодильник полез?

Я прислушался: голос донесся сверху. Потом скрипнуло, прошлепали босые шаги:

- А ты хочешь попить?

- Нет, не ходи... - отозвались очень знакомо, негромко и как-то устало, сонно, - Иди ко мне, зайчик...

- Милый, хороший мой, как я тебя люблю...

Зашуршало, потом - слабый стон. Детский какой-то, почти жалобный.

"Ксенька!" - мелькнуло у меня, но глаза слипались, повело, задрожали ноги - какая там Ксенька, не упасть бы головой о плиту...

Странно, где же Славка, куда его черти унесли, ведь пьяный был в дым... или сделал так, чтобы я в это поверил?

Утром все проснулись на своих местах, и я терялся за завтраком в догадках, что же слышал на рассвете и не померещилось ли мне все это?...

Ксения была весела, улыбчива, трепалась с вояками за жизнь, рассказывала что-то о своих ненаглядных компьютерах, Славик сидел с Натальей и подливал ей чай, все было нормально, но что-то грызло меня внутри, ощущение какой-то неправильности происходящего, что ли...

Буквально пару дней спустя я вновь проснулся затемно, можно сказать, глухой ночью, только вот пьянки накануне никакой не было. Встал, попил по инерции, покурил на кухне и ни с того ни с сего потащился наверх - как толкнуло что-то...

Ксения спала, сидя перед работающей машиной и уронив подбородок на грудь. Посапывая. Я подошел и встал за ее спиной, впервые внимательно глядя на экран, неестественно светящийся в темноте.

И увидел животное.

Оно было живое, и это почти испугало меня. Точнее, не живое, а качественное видеоизображение живого, достоверное до последней детали: спокойный холеный лев, гора переливающихся мышц под гладкой шкурой, умные, до озноба осмысленные глаза, большая голова, покоящаяся на вытянутой вперед мощной лапе, играющий хвост, вздымающиеся ребра. Лев. Красивый уверенный зверь. Во всем его облике сквозило непередаваемое величие и - угроза, мрачная и темная.

Внутренне обмирая, я тронул клавишу "Пробел", и лев тут же шевельнулся. Я вздрогнул, и в эту секунду в нижней части экрана возникли слова:

- ЭТО ТЫ, ДОЧЕНЬКА?

Мне стало страшно, так страшно, что я вспотел. Этого только нехватало. В глубине души я всегда боялся, что в один прекрасный день умное дитя родит нечто подобное, но мне и в голову не могло прийти, что ЭТО будет называть ее доченькой...

- ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ОТВЕЧАЕШЬ?

Я осторожно протянул руку и набрал "ДА".

- ЧТО С ТОБОЙ?

- "Хочу спать", - печатал я довольно медленно, больше всего опасаясь, что Ксения проснется от клацанья клавиш.

- ТЫ НЕ ВЫСЫПАЕШЬСЯ. ЧТО-ТО ГЛОЖЕТ ТЕБЯ, Я ЧУВСТВУЮ. МЕНЯ НЕ ОБМАНЕШЬ. МОЖЕТ БЫТЬ, ТЫ ПЕРЕЖИВАЕШЬ ИЗ-ЗА МОРАЛЬНЫХ СООБРАЖЕНИЙ?

- "Не знаю".

- ТЫ НЕ ДОЛЖНА ТАК ТЕРЗАТЬСЯ, МИЛАЯ. ЭТО ЖИЗНЬ. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ, Я ПОЗОВУ МАМУ, И ОНА ТЕБЕ ОБЪЯСНИТ.

- "Позови, пожалуйста", - напечатал я и увидел пантеру. Она появилась из ниоткуда, просто выткалась из сероватого фона экрана и сразу сообщила:

- ПОНИМАЕШЬ, ДЕВОЧКА, ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО, БЫЛО ЗАКОНОМЕРНО, Я УДИВИЛАСЬ БЫ, СЛОЖИСЬ ВСЕ ИНАЧЕ. ТЫ ВЕДЬ ЛЮБИШЬ, А ЭТО СВЯТОЕ ЧУВСТВО.

- "Но у него семья!"

- Я ВИЖУ, КАК ТЕБЯ ВСЕ ЭТО БЕСПОКОИТ, НО ОН САМ ТАК РЕШИЛ, И ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ОТТОЛКНУТЬ ЕГО ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ПРОИСШЕДШЕЕ КАЖЕТСЯ ТЕБЕ АМОРАЛЬНЫМ. ТЫ ОТВЕЧАЕШЬ НЕ ТОЛЬКО ЗА СЕБЯ, НО И ЗА НЕГО ТОЖЕ, А ОН - ЗА ТЕБЯ. КАК СКАЗАЛ ГЕНИАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК ПО ФАМИЛИИ СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ: "МЫ В ОТВЕТЕ ЗА ТОГО, КОГО ПРИРУЧИЛИ"...

- "Что же теперь делать?"

- ЖИТЬ. ЕСЛИ ПОЛУЧИТСЯ, ТО ВМЕСТЕ, А ЕСЛИ ЭТО ПОКА НЕВОЗМОЖНО - УЧИСЬ ТЕРПЕТЬ И ЖДАТЬ. А СЕЙЧАС ПОСТАРАЙСЯ УСНУТЬ, ТЕБЕ НУЖЕН ОТДЫХ.

- "Спасибо".

И вот тут они уставились на меня - оба. Наверное, существовали какие-то слова, какая-то кодовая фраза, которую полагалось "произносить" на прощание, а я этого не знал. Так или иначе, но они на меня посмотрели, потом кто-то из них сообщил:

- ТЫ НЕ КСЕНИЯ. КТО ТЫ?

- "Юра", - с некоторой опаской напечатал я.

- КАКОЙ ЮРА?

- "Брат".

Оба зверя так и вскинулись, чуть не выскочив за пределы экрана:

- КАК ТЫ ПОСМЕЛ?!

- "Посмел - что?"

Но они вдруг исчезли, уступив место кроваво-красной надписи:

"Ч У Ж О Й!"

Я испугался. Сам не могу понять - чего. Я чувствовал, что вторгся в ту область, куда меня не звали и где я абсолютно не был нужен, где я ничего не мог понять и где само мое присутствие олицетворяло опасность...

Подумав короткое мгновение, я потянулся к кнопке "POWER" и выключил компьютер. Ровное гудение стихло, так и не успев переродиться в возможный визг какой-нибудь охранной сигнализации...

Я знал, что делаю, и понял, наконец, ЧТО произошло, и сознание это приводило меня в ярость. Убить. Размозжить голову. Наплевать, что будет потом. Сейчас я был только братом, сестру которого подло использовали - я и не мог думать иначе. Влюбленная дура. И в то же время - хищница, покусившаяся на незыблемые семейные ценности. Я сам запутался. Но этого не должно быть. Никогда. Прекратить. Так будет лучше для всех.

...На стук открыл заспанный Славик в трусах и майке, дрожащий от утреннего холода. Я втолкнул его в тесную прихожую, прижал к стене и сказал максимально тихо и твердо:

- Одевайся и пошли, если не хочешь, чтобы я говорил здесь.

- Хорошо, - он спокойно отстранил меня и пошел одеваться, а я стоял, курил и пытался унять дрожь.

- Ну давай, говори, - сказал он, когда мы отошли от дома на приличное расстояние.

- Значит так, Славка, - сказал я, - Или все это прекратится раз и навсегда - ты знаешь, о чем я говорю - или я буду вынужден, во-первых, рассказать все Наталье, а во-вторых, моей матери, а что будет дальше, ты представляешь. У тебя не будет ни карьеры, ни семьи, ни Ксеньки, потому что после того, как я скажу матери, ты точно никогда ее не увидишь. Ты же знаешь, что такое моя мать...

Славик молчал, мне показалось даже, что он не слушает. Светало, было холодно. Он курил, стряхивая пепел на снег. Потом немного удивленно, глядя из-под меховой шапки, выговорил:

- Ты что, правда такое сделаешь?

- Не сомневайся.

- Почему? Я хочу сказать, зачем, с какой целью? Тебе-то с этого что за радость?...

- Я одно тебе хочу сказать: тянет гулять - гуляй. Но не с моей сестрой и не в моем доме. Нам жить здесь. Ты хочешь нас на весь свет ославить? С ума посходили. Ты бы еще при мне такое устроил, хотя достаточно и того, что я слышал. Ладно бы еще прятались, так нет, в наглую...

- Юра, - он нервно засмеялся, - Мы же взрослые люди, что ты несешь? Это наше с ней дело, в конце концов. И это не только твой дом, Ксюша ведь там не в гостях...

- Короче, ты слышал, что я сказал. Или я заставлю вас это прекратить. Она ребенок, она вряд ли понимает, что делает, но ты-то взрослый мужик!

- Позволь заметить, она совершеннолетняя, - Славик сделал попытку улыбнуться, будто еще не верил, что я говорю серьезно.

- Я, кажется, тебе все сказал? А дальше - как хочешь. Но я тебя предупредил.

- Хорошо, я это учту. Ну, пока, - он повернулся и пошел к своему дому, не оглядываясь.

Чисто внешне все было нормально: Ксения приходила с работы, переодевалась, варила себе яйцо или сосиску (на большее, как я подозреваю, у нее денег не было, а у меня или у матери она никогда ничего не брала), поднималась к себе и включала компьютер, чтобы не выключать его почти до утра. Со мной она почти не разговаривала, ничем не делилась, и я не знал, сказал ли Славик ей что-нибудь на прощание или просто исчез из ее жизни. Наверное, все-таки сказал, что-нибудь лживо-обнадеживающее, какую-нибудь глупость, а что еще скажешь в такой ситуации?

Он, как и раньше, бывал у нас с Натальей и детьми, ничего не изменилось, мы все так же курили на веранде и обсуждали служебные дела, Наталья заходила к нам, усаживалась к мужу на колени, обвив рукой его шею, и молча слушала нас. Выглядела она вполне счастливой, и я искренне радовался, что в какой-то мере помог им сохранить семью. Мало ли что там было...

Однако через месяц, в пятницу вечером, Наталья позвонила:

- Юр, Славка у тебя?

- Нет, - я припомнил, как расстался с ним у КПП.

- Я имею в виду: в твоем доме? - жестко сказала Наталья.

- Да нет... Я же поговорил с ним, еще тогда... Но хочешь, посмотрю?

- Да, будь добр...

Я поднялся наверх и постучал к сестре, но мне никто не ответил. Тогда я толкнул дверь. В комнате было темно, немо возвышался на столе выключенный электронный монстр. Ксении не было.

Я спустился и взял трубку:

- Наташ, ты слушаешь? Славика у нас нет.

Она помолчала, потом глухо спросила:

- А твоя сестра?

- Что моя сестра? - краем глаза я заметил Нину, неслышно подошедшую и вставшую рядом со мной, нервно оттягивая ворот свитера.

- Она дома?

- Нет, ее тоже нет.

- Я отправила ее за сахаром, - сказала Нина и протянула руку, - Это Наталья? Дай-ка мне трубку. Наташ, ты? Привет. А Ксению я послала за сахаром десять минут назад. Она тебе нужна? Что-то передать? А-а, ну пока...

Она положила трубку и уставилась на меня:

- Что это ты, Юра? Твоя сестра - взрослый человек, и совершенно необязательно докладывать всем подряд, дома она или нет.

- Да ты не поняла, - объяснил я, - Наталья мужа ищет, опять он куда-то делся, вот она и подумала... ну, что он у нас. Точнее, что он с ней. Но, раз ты отправила ее в магазин, тогда...

Нина молча смотрела на меня.

- Погоди, - я взял ее за плечи, - А ты точно?...

Она усмехнулась.

- Нет, так не пойдет, - сказал я, начиная раздражаться, - Значит, ты никуда ее не посылала. Ведь не посылала, да, Нин?...

- Не посылала, - спокойно ответила моя жена, - Но ты, конечно, не будешь сообщать об этом Наталье, правда? Если ты порядочный человек.

- Порядочный? - я повысил голос, - Да какое отношение имеет порядочность ко всей этой мерзкой истории?

- Мерзкой? - Нина подняла бровь, - Не вижу ничего мерзкого в такой вещи, как любовь. И не ори, пожалуйста. Ты хочешь, чтобы прибежала твоя мать? Веди себя спокойно, иначе разговора у нас не получится.

- Нет уж, на этот раз поговорить придется, - я крепко взял ее за руку и почти силой втащил в нашу комнату. Она тут же вырвалась и независимо уселась в кресло. Я начал ходить взад-вперед, все больше заводясь от ее спокойствия. Жена зевнула.

- Или ты в душе такая же, как она, или я совершенно ничего не понимаю! - крикнул я и стал нервно искать сигареты. Нина свистнула:

- Во как! А что, я расцениваю это скорее как комплимент, чем как повод для драки. Такая же, как она? А КАКАЯ она? Ты это знаешь, Юрочка? Да если хочешь знать, я в своей долгой и неинтересной жизни еще ни разу не встречала такого доброго, чистого, наивного и прекрасного существа, как твоя сестренка. Да, чистого! Грязь и мерзость - в наших мыслях, а у нее ничего подобного и в помине нет. Дурачок. Обидеть меня хотел? А я не обижаюсь. И не отказалась бы стать такой же. Но не выйдет, я слишком взрослая и слишком земная.

- Ну, она тоже не ребеночек... - я как-то осекся, - А Славка и подавно. Это же безнравственно, Нин, как ты не понимаешь. А его дети? Представь: а если бы я вот так, как он?...

- И что? - Нина прищурилась, - Мало об этом книг написано? Думаешь, моя жизнь прекратилась бы на этом? Или детей? Нет. Это не конец. К детям, думаю, ты бы приходил в гости, а я нашла бы себе другого Юру.

- Нин! - я испугался, - Я что, тебе совсем не дорог?

- Дорог. Я просто развиваю тему "Если бы да кабы".

- Но ты так спокойно об этом говоришь... Мне обидно. Если все настолько взаимозаменяемы, зачем жить-то вообще вместе?

- Мы ушли от темы, - напомнила моя жена.

- Да, - я почувствовал досаду.

- Я могу объяснить тебе, что именно в этой истории тебя так бесит. Хочешь, объясню? Может, тебе сразу полегчает. Внесу, так сказать, ясность.

- Ну, внеси, - я нашел сигареты и сел.

- Ты завидуешь. Просто и элементарно завидуешь. Не перебивай!... Я же вижу, сколько у тебя сразу возникло возражений! Выслушай меня, потом все скажешь, а я буду внимать.

Заглянула дочь, вопросительно глянула на нас и тут же исчезла. Нина встала и прикрыла поплотнее дверь.

- Вот, - продолжала она, садясь, - Обидного тут ничего нет. Было бы странно, если бы ты не завидовал. Да-да, Юра, зависть - естественное человеческое качество. Вопрос в том, какую окраску она принимает... Я ведь тоже завидую, но у меня не возникает желания разрушать, я просто вздыхаю вслед. А тебе бы лом в руки...

- Но чему?! Чему я, по-твоему, завидую? - я все-таки перебил, - Или кому? Славке? Ксении? Обоим?...

- Я же просила не перебивать, - спокойно и жестко сказала Нина, и я вдруг обратил внимание, до чего она красива. Просто дьявольски красива. Глаза так и пылают...

- Хорошо, хорошо...Извините, прекрасная леди.

- Что за манера - перебивать. Так вот, Юра. Слушай, пока я считаю надо говорить с тобой об этом... Очень много лет ты завидуешь своей сестре, наверное, с тех самых пор, когда она перестала быть обыкновенным ребенком. Ты никому в этом не признаешься, даже себе, но это факт, солнышко, и ничего удивительного в этом нет. Ты завидуешь ей в том, что она не такая, как все. Умнее. Интереснее. Даже не столько умнее, сколько живее умом, чем ты и большинство людей. Она ищет. Она создает. Ей это дано, у нее это от Бога, и она счастливее тебя, как бы ты ни хотел думать иначе. У нее особенная судьба. Может, я ошибаюсь. Готова поспорить на эту тему. Но я искренне считаю, что, несмотря на неудобства и даже лишения, которые приносит ей ее дар, она живет гораздо более осмысленной жизнью, чем мы.

- Я тоже когда-то метил в вундеркинды, - тихо сказал я.

- Это ты про радиологию? Помню, помню. Рассказывал. Но ты бросил это, достаточно оказалось одного родительского "нельзя". Значит, не так уж оно тебя и волновало. А может, волновало, но тебя задавили, и это только усугубляет твою зависть к сестре, у которой оказалось больше условий для развития. Я тебя не осуждаю. Я сама иногда с ужасом думаю о том, что когда-нибудь настанет день, и никто в мире обо мне не вспомнит ...

- После жизни? - усмехнулся я. Произнести фразу "После смерти" по отношению к Нине я просто не мог.

- Ну да, что-то в этом роде... Мне уже за тридцать, а я ровно ничего не создала в этой жизни. И вряд ли создам. Не могу ничего создать. Не могу подняться над одинаковыми днями. И ты тоже. Я не о работе говорю, работаешь, то есть, извини, служишь ты честно. Глаза выцарапаю тому, кто скажет об этом плохо. Но птичку-то свою синюю ты тоже не поймал.

- Ты рассуждаешь, как старуха. У нас все еще впереди. Поймаем мы птичку, не сомневайся. Что ж ты такая пессимистка?

- Юра, давай трезво смотреть на вещи.

- Я трезво смотрю на вещи! Откуда ты знаешь? Я люблю свою службу, мне это нравится, я с удовольствием этим занимаюсь и не представляю себе другого. И ты... Посмотри, каких детей ты вырастила! Тебе этого мало?...

- Как в анекдоте! - хмыкнула Нина, - "У вас просто потрясающие дети. А все, что вы делаете руками, очень и очень плохо!". При чем тут дети? Дети - это само собой. Позор тем родителям, которые неспособны нормально воспитать собственного детеныша. Раз уж родили, обязаны вырастить по высшему разряду! Чтобы и самим не стыдно было, и этим детям - тоже. Но разве только в этом предназначение разумного человека? Разве у нас для этого такой мозг?

- На тебя Ксенька здорово повлияла, - задумчиво сказал я, - Я тебя просто не узнаю. Ты даже говоришь совершенно иначе, чем раньше.

- Да, - покивала Нина, - С кем поведешься, как говорится, так тому и надо. Мы много с ней разговаривали, и я знаю о ней гораздо больше, чем ты или кто-либо другой. И про зверей знаю. И это, кстати, меня немного пугает. Единственное, что меня пугает в Ксении - это именно звери. Папа с мамой из знойной Африки...

- Да, звери - это... да, - я вспомнил льва и пантеру и зябко поежился. Словно сквознячок холодный пронесся по комнате. Нина понимающе кивнула:

- Жуть в полосочку, я с тобой полностью согласна. Но надо же было довести до ТАКОГО собственного ребенка! Я имею в виду твоих родителей, дай им Бог здоровья. Маму, главным образом.

- Она сама не хотела никаких родителей! - я почувствовал обиду, - Они пытались...

- Значит, плохо пытались. И о чем ты, собственно? Что такого они сделали, чтобы предотвратить подобные вещи? Поручали ей вынести мусор? За двойки пилили? Так это и я могу. Большого ума не надо. Знаешь, что один раз ей заявила твоя мать? Что выгонит ее из дома, если она принесет "три" за четверть. Кажется, по математике. Классе в третьем. А она до сих пор не может этого забыть.

- Не знал, - честно сказал я.

- Ты много чего не знаешь. Например, того, на что способны эти ее зверушки. Ты думаешь, это просто программа? Толковая, но программа? Так вот - нет. Ты можешь считать, что у меня поехала крыша, ради Бога. Но вспомни: на прошлой неделе у нас выбило пробки. Было такое?

- Ну, - неуверенно сказал я. Мне было немного не по себе, и в тот момент я не возражал бы против прекращения нашего умного и содержательного разговора. Навсегда. Чтобы больше никаких зверушек. Только дети, покупка "стенки" и политические новости. В домино еще можно сыграть...

- Это были не пробки, - проговорила Нина то ли с испугом, то ли с восторгом, - Пробки были в порядке. Я проверяла. Знаешь, они умнее, чем мы думаем. И это вовсе не животные.

- Но как? Они же неживые. Они на самом деле не существуют.

- Ты читал рассказ Рэя Брэдбери "Вельд"? Нет? Ну, есть такой рассказ. Почитай. Во-он книжка стоит, коричневый томик - видишь? Мне кажется, идею хищников из семейства кошачьих подсказал ей именно этот рассказ. Я еще думала: почему лев? И пантера? А потом случайно листала Брэдбери и наткнулась на этот "Вельд". Очень страшный рассказик. Там двое детей убили собственных родителей с помощью игрушечной комнаты, в которой можно было моделировать реальность. Так вот, они все чаще и чаще вызывали в ней африканский вельд со львами...И эти львы жрали их отца и мать. Снова и снова, а дети смотрели, и им это нравилось. А потом зверушки слопали родителей на самом деле.

- Ужастик, что ли? - спросил я, мучительно раздумывая, какое все это имеет отношение к моей сестре.

- У Брэдбери нет ужастиков.

- А к чему ты это вообще говоришь, Нинок?

- Ты думаешь, те детишки сделали это просто так? Ради развлечения?

- Я ничего не думаю. Я "Вельд" твой не читал.

- Я же тебе пересказала.

- Ну хорошо, не просто так. Ты это хочешь услышать? Может быть, их родители плохо к ним относились... Не знаю.

- А твои родители хорошо относились к Ксеньке, как ты считаешь?... Почему она придумала себе других, да еще таких? Подумай, что такое эти хищники? Мягкие, пушистые, нежные, но при этом способные без усилий разорвать любого, кто покусится на их чадо. Сказка, а не родители. И я не удивлюсь, если в один прекрасный день сказка станет слишком реальной...

- Нина! Пожалуйста, давай не будем в это углубляться! У меня уже голова трещит. Мы не об этом начали разговор, но ты, по-моему, специально меня путаешь. Я не читал про твоих странных детишек, не знаю про львов и не хочу сейчас об этом думать. Да, мы все не обращали на нее внимания. Да, было. Ты права. Но сейчас-то все равно уже поздно! Обращай - не обращай, факт остается фактом: она разрушает Славкину семью и заодно позорит нашу. На нас же все будут пальцем показывать! Это тебе не большой город, тут все друг друга знают, не скроешься. Да и Славка... Чего его вдруг на малолеток потянуло? Стыд какой. А я считал его другом.

Нина вздохнула:

- Ну при чем тут ваша дружба? И почему на малолеток? Ей, слава Богу, не десять лет. Что здесь стыдного? Что ты в голову себе вбил? Почему тебя это так задевает? Славка ехал по отлаженным рельсам и вдруг сошел? Это, да?... Но ведь так бывает, если больше не привлекает маршрут. Ты, по-моему, и ему завидуешь, что у него хватило смелости взять и изменить свою жизнь, а ты не можешь.

- Бред какой! - я снова повысил голос, - Мне нечего менять! Я тебя люблю, мне не нужна другая женщина.

- Я не про женщин, хотя мне приятно слышать такие речи. Я говорю в общем.

- И служить мне нравится!

- Господи, да я не о службе!

- А о чем, черт тебя побери?! Ты можешь выражаться яснее?

- Скажи, Юра, у тебя мечта есть?

- Конечно. Как у всякого нормального человека.

- Какая, если не секрет?

- Ну, во-первых, свой дом, наконец. Хоть к пенсии.

Нина болезненно сморщилась:

- Да я не про дом, Юрочка...

- Слушай, дорогая, давай вернемся к этому разговору, когда ты все-таки сформулируешь, о чем хочешь спросить, и скажешь конкретно.

- Я хочу спросить: что ты мечтаешь сделать для того, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы?

- Нин, тебя давно вообще тянет на отвлеченные темы? - с досадой спросил я, - Тебе, может, скучно? Хочешь, я тебя на работу устрою? В часть? Или еще куда? Ты только скажи. В магазин?...

- Устрой. Не думай, что я боюсь работы. И... да, мне скучно, но не от безделья, а от пустоты. Это ты в состоянии понять? И я не знаю, чем эту пустоту заполнить. Раньше знала, но забыла. И никак не вспомню. Может, хоть Юлька будет жить иначе, и то хлеб...

- А что Юлька? - я сразу насторожился. Дочь всегда казалась мне совершенно здешним ребенком, ничего марсианского в ней не замечалось. Но слова жены прозвучали как-то необычно, с надеждой, что ли, и эта надежда в свете нашего разговора????? меня не на шутку встревожила, - Что - Юлька? Я надеюсь, у нее нет никаких навязчивых идей? И почему именно Юлька, а не Максим, например? Это ведь тоже наш ребенок.

Нина улыбнулась. Она вдруг, в одно мгновение, стала обычной, такой, как всегда, даже мягче и женственней.

- Не волнуйся, - нежно сказала она, - Я просто мечтаю. Чисто теоретически.

- А что эти звери-то? - я был сбит с толку.

- Да ладно! - она как-то заскучала, зазевала, свернулась в кресле в уютный клубочек, - Шуток не понимаешь. Я же тебя просто попугать хотела, чтобы ты задумался. Сам-то мозгами пошевели: не могли же они вылезти из компьютера и отключить электричество! Они ведь не материальные. А ты купился за рубль двадцать.

Я не очень радостно посмеялся:

- Шутки у тебя... Ну, Бог с ними, со зверями. Ты мне одно скажи: ты знаешь, где они сейчас? Славка и Ксенька? Они вместе, да?

- Юра! Я ничего не знаю и знать не хочу!

- Знаешь! Не может быть, что она тебе не сказала. Раз уж она тебе настолько доверяет...

- Да даже если бы я знала! Неужели ты думаешь, что я бы выдала их? Да никогда. Если бы мне доверили этот секрет. Но я ничего не знаю.

- Но она хоть не насовсем ушла?...

Я не знаю, почему у меня вырвался этот вопрос. Просто на какой-то миг мне показалось, что она больше никогда и ни за что не допустит моего вмешательства в свою жизнь. Она сделает для этого все возможное. Вплоть до разрыва со мной. Я ведь плохой, я - зло, она не понимает, что я добра ей желаю!...

Нина покачала головой:

- Я не в курсе. Честное слово. Она НИЧЕГО мне не сказала.

И тут меня осенило:

- Как бы там ни было, она не бросит компьютер!...

Нина прикусила губу и наклонила голову. Я подошел и потрепал ее по макушке:

- Не говори, раз обещала. Я же знаю, ты честная. Но ты знаешь, где они. И знаешь, что она не бросит свою жестянку. Она еще придет, где бы она ни была. Она не может вот так уйти. А мать? А отец? Ну, а я, в конце концов?...

- Ты боишься ее потерять, - без вопросительной интонации произнесла моя жена, - Вот оно что. Ты боишься ее потерять. Ты элементарно ревнуешь, Юрка! - она даже засмеялась от своего открытия, - Она нужна тебе, она - единственное, что делало твою жизнь по-настоящему интересной!

- Да брось ты! Не можешь без выводов глобального масштаба?

- Ты сам не осознаешь, почему все, связанное со Славкой, вызывает у тебя такое противодействие. Ты и себе не признаешься, что ревнуешь, а мне и подавно. И не надо. Я могу ошибаться. Но это единственное РАЗУМНОЕ объяснение твоих поступков. Хотела бы я, чтобы ты просто ревновал любимую сестру к постороннему человеку, а не оказался бестактным ханжой, любящим рыться в чужом белье.

- Славка мне не посторонний...

Она посмотрела на часы:

- Ого!... Дети там, наверное, в догадках теряются. Чего это папа с мамой там закрылись и подозрительно притихли? Пойдем, развеем их ужасные гипотезы?...

- Погоди... Мы что, уже поговорили? - я растерялся.

- А тебе понравилось? - мурлыкнула Нина, - Можно еще поговорить. О чем будет беседа?

- Да нет... Но я думал, что... Ладно. Пошли. У меня чувство, что по мне танк проехал, после всех этих заумных разговоров.

На самом деле, кроме ощущения следов гусениц на спине, меня не покидало чувство просто вопиющей недоговоренности, каких-то огромных пустот, которые мы не смогли ничем заполнить, но - если честно - я побоялся задавать наводящие вопросы, чтобы не услышать в ответ нечто неприятное, неожиданное, пугающее, непонятное... ну, вроде той истории с пробками. Хватит с меня. Всего этого - хватит...

Сутки спустя, в субботу, ее еще не было, и пустая комната в мансарде казалась холодной и необитаемой. Мать плакала на кухне, прижимая к груди голову младшего сына. Отец в молчании пилил фанеру для изготовления полок. Наталья уже поговорила с ними, и я не знал, как они себя поведут. Зашла соседка, потом другая. Начинается, подумал я. Нет ничего страшнее обиженной женщины, особенно когда она вдруг осознает непоправимость случившегося. Соседками дело не ограничится. Если он не появится на службе в понедельник, она сообщит о пропаже в милицию. А если появится, будет грандиозный скандал прямо у КПП. Или - того хуже - внутри части, если Наталью пропустят, а в этом я не сомневался. Виноват буду так же и я. Брат этой... как там она ее назовет. Знал и не вмешался. Гад такой...

Я посидел перед компьютером, погладил кнопки. Включил. Что она нашла в этой железке? Нога под столом наткнулась на укутанную в брезент старую бандуру, и я со странной теплотой вспомнил день, когда светящаяся от счастья сестренка с благоговейным трепетом впервые включила этот жуткий агрегат в сеть.

Неужели все-таки бросит? Откуда это воющее чувство потери? Почему так пусто на душе? Надо все-таки поговорить с ней. Она не может не вернуться. Как это - взять и уйти?... Я даже не помню тот момент, когда видел ее в последний раз. В пятницу - точно, но вот когда именно?...

Компьютер запросил пароль, и я с безнадежным вздохом выключил его.

Но он, слабо пискнув, сразу же включился вновь. Это, наверно, удивило бы меня, понимай я в этом хоть что-то.

С бархатно-серого фона на меня внимательно и строго глянули два зеленых кошачьих глаза, и я удивился, что ожидал именно этого.

- ПРИВЕТ.

- "Привет! - напечатал я, - Это не Ксения".

- Я ЗНАЮ. ЭТО ЮРА.

- "Откуда?"

- НО ВЕДЬ Я УГАДАЛА? ЮРА. ЗАЧЕМ ТЫ ТРОГАЕШЬ МАШИНУ? ЗАЧЕМ ТЫ ВХОДИШЬ В ЧУЖУЮ КОМНАТУ? ТЕБЯ НЕ ЗВАЛИ СЮДА. КОГДА-ТО ТЫ БЫЛ НУЖЕН, НО ТЕПЕРЬ ПОЗДНО. ТЫ - УЖЕ ЗДЕСЬ, С НАМИ. ДРУГОГО ЮРЫ НЕТ.

- "Как это с вами?"

Экран очистился, и я увидел себя. Это было так неожиданно, что поначалу я не узнал собственного лица, глядящего на меня с той стороны. Сходство было если не полным, то почти полным, и изображение казалось до озноба живым.

Потом "я" исчез, и возникли мои дети. Потом младший брат. Потом еще какие-то люди, которых я видел впервые. Собака. Хомячки в клетке. Птичка. Полосатый кот. Улыбающиеся игрушечные медведи. Подсолнухи с голубыми глазами. Небо в облаках, луг, ромашки. Домик на возвышенности. Дорога. Коровы причудливых расцветок. Пантера. Лев.

- "Что это было?" - спросил я.

- МИР. ТАМ ХОРОШО. ТАМ ТЕПЛО. ТАМ ВСЕ ДРУГ ДРУГА ЛЮБЯТ. ТАМ ЕСТЬ И ТЫ, НО ЭТО ДРУГОЙ ТЫ. ТАКОЙ, КАКОГО ОНА ХОТЕЛА ВИДЕТЬ.

- "Слушайте, я, конечно, был не очень хорошим братом. Но не все же так плохо! Никто не отнимал у нее мира. Зачем она это делала?"

- ПОДУМАЙ.

- "Вот и Нина тоже хочет, чтобы я подумал".

- ДУМАТЬ ИНОГДА ПОЛЕЗНО.

- "Но она вернется?"

- НЕТ.

- "Почему? А как же компьютер?"

- А ТЫ БЫ ПРИШЕЛ ЗА КОМПЬЮТЕРОМ НА ЕЕ МЕСТЕ?

- "Я бы не уходил по-английски. Это невежливо. Могла бы хоть записку оставить. Я же беспокоюсь".

- ОНА ЖИВА-ЗДОРОВА.

- "А где она сейчас? Я хочу ее видеть".

- ДЛЯ ЧЕГО? ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ ДОМОЙ?

- "Поговорить. Объяснить ей. Просто увидеть. Я что, не имею права?"

- ОНА САМА ТЕБЯ НАЙДЕТ. НО НЕ СЕЙЧАС.

- "Но мне нужно ее увидеть до понедельника. Предупредить. На службе будет скандал".

- ОНА ЭТО ЗНАЕТ.

- "Я хочу их попросить. Чтобы Славка сходил домой, хоть жену успокоил. Иначе у нас у всех будут неприятности".

- МЫ НЕ МОЖЕМ В ЭТОМ ПОМОЧЬ. МЫ МОЖЕМ ТОЛЬКО ОГРАДИТЬ КСЕНИЮ ОТ ВАС. В ЭТОМ НАША ЦЕЛЬ. В ЭТОМ МЫ ВИДИМ СМЫСЛ НАШЕЙ ЖИЗНИ. ДРУГОГО СМЫСЛА НЕТ.

Неожиданный звук заставил меня отвлечься от компьютера. Внизу разговаривали на повышенных тонах, потом на пол полетело что-то тяжелое. Отец, понял я. Судя по грохоту - молоток. Довели. Или случилось что-то?...

- "Я сейчас вернусь! Не уходите!" - напечатал я и скатился вниз.

Картина была такая: отец с красным от бешенства лицом, заплаканная мать, перепуганная троица детей по углам, раскрошенная молотком напольная ваза и сжавшаяся от страха очередная соседка с застывшим на лице участливо-ехидным выражением, еще не успевшим смениться ужасом.

- Чтобы духу вашего в моем доме!... - гремел отец, ища глазами, видимо, что бы еще кинуть такое, потяжелее, - Еще раз увижу чью-то рожу здесь, убью своими руками!... Повадились, черт бы вас!... Кумушки!

- Папа! - я подошел, держась на всякий случай вне пределов досягаемости, - Ну что ты, папа! Обращаешь на всяких... Нервы свои портишь. Сейчас я ее выведу... У тебя же сердце, не надо...

Выводить никого не пришлось, доброжелательница вылетела, как пробка, без посторонней помощи.

- А ты не лезь! - заорал отец на меня, как только дверь за ней закрылась, - Раньше надо было о моем сердце думать! И о материнском - тоже!

- А что я могу? - я тоже повысил голос, - Пытался! Под замок ее посадить надо было, так, что ли?! На цепь?

Откуда-то появилась Нина:

- Ради Бога, давайте не при детях!

- А тебе лучше бы помолчать! - неожиданно взвилась мать, - Тебе сейчас совсем выступать не стоит! Уж я-то знаю, кто тут всегда был самый недовольный! И обижают твою Ксюшу, и следят за ней, и гестапо устроили, и вообще звери лютые, любовь душим в зародыше! Слышала, слышала! Можешь сейчас не напрягаться! Блуд это, а не любовь, вот что я тебе скажу, милая! И защищаешь ты знаешь кого?...

- Знаю, - спокойно ответила Нина, - И знаю, от кого.

- Ты кому дерзить вздумала?... - начал отец, но тут пришлось вмешаться мне:

- Прошу прощения, уважаемые родители, но мою жену я требую оставить в покое. Она защищает того, кого считает нужным, и обсуждать ее моральные качества мы здесь не будем.

После этих моих слов нам с Ниной пришлось выслушать длинный отцовский монолог на тему: "Кто в доме хозяин" и несколько туманных замечаний о том, что, в принципе, нам ничто не мешает снять где-нибудь квартиру и устанавливать там свои порядки. Закончилось все тем, что матери стало плохо, и отец пошел вызывать "скорую".

- А ты герой, - задумчиво сказала Нина, когда мы остались одни, - Спасибо. Впервые слышу, что ты возражаешь своим родителям. Я думала, это в принципе невозможно.

- Да ладно, - буркнул я, - Мать, видишь, довел. И тебе не надо было высовываться. Попала под раздачу. Они, в принципе, добрые, просто у них сейчас такое состояние...

- Ты мне только об их доброте не рассказывай, у самой глаза есть.

Мы помолчали. Я курил и думал о том, что это, по сути, лишь цветочки, начало, а потом и ягодки пойдут. И все из-за чего?... Глупо как. Надо все-таки как-то с Ксенькой поговорить. По-хорошему надо. И Славка пусть домой сходит. Что это за шекспировские страсти, в конце-то концов?...

- Юра! - тихо окликнула Нина, - Извини, мне нужно ненадолго уйти. На час, не больше. Ты обещаешь не ходить за мной?

- Что за фокусы? - удивился я, - Куда? Темно уже. К ним? Да? Только честно. К ним?

- К Наташе.

- Зачем ты ей нужна? Она же тебя выгонит.

- Не выгонит. Я поговорю с ней и - назад. Хорошо?

- У тебя появилось, что ей сказать?

- В общем, да. Это важно. Может быть, это поможет. Хорошо, Юр?

- Я тебя провожу. Подожду на улице.

- Нет. Ты не веришь, что я иду к Наташе? Спросишь у нее потом, она меня покрывать, думаю, не станет.

- Почему ты не хочешь, чтобы я тебя проводил?

- По пути мне надо подумать, а ты будешь отвлекать. И не проси. Я хочу пойти без тебя.

- Но собаку возьми! - я сдался.

Впервые в жизни я следил за собственной женой!

Не то чтобы я ей не верил, но мне хотелось внести хоть какую-то ясность, и я плелся, как последний идиот, прячась от света фонарей и моля Бога, чтобы меня не учуял Барон. Нехватало только попасться на слежке!...

К некоторому моему разочарованию, Нина действительно постучала в Наташкин дом, и я со вздохом приготовился ждать на холоде, может быть, не один час. В принципе, делать мне там было нечего, но что-то (может быть, страх за жену?) не давало просто уйти. Дождусь, решил я, не останется же она там ночевать...

Вышла она почти сразу, и я подумал было, что ее выгнали, но вместо того, чтобы направиться к калитке, она принялась как-то нервно и торопливо стучать на половину хозяйки дома. Барон заскулил. Я подошел поближе, увидел в дверях силуэт бабули и услышал срывающийся голос Нины:

- Неотложку от вас можно вызвать?...

Ее впустили, и дверь со стуком захлопнулась. Я терялся в догадках. Наталья всегда отличалась крепким здоровьем, и в то, что ей внезапно стало плохо, мне верилось с трудом. Дети?...

Прошли несколько томительных минут, потом Нина в сопровождении бабули протопала по снегу на половину Натальи. Началась какая-то суета, и тут я понял, что детей просто нет в доме: обычно они чувствовали появление моей жены даже во сне и поднимали радостный визг. Такая тишина, как стояла в тот день, могла означать только их отсутствие.

Еще через четверть часа подъехала "скорая", из которой высыпала целая бригада медиков и деловито втянулась в открытые двери. Загомонили, включили в комнате верхний свет. Один из них вышел, открыл дверцу автомобиля и заговорил с водителем, я разобрал только одно слово "...реанимации". Вот это да! Значит, дело серьезно.

Так и оказалось: спустя некоторое время к дому подрулил второй автомобиль зловеще-узнаваемой оранжевой окраски, звук его сирены я уловил, когда он был, наверное, еще на полпути. Высыпала вторая бригада, выгрузили какую-то аппаратуру, потащили в дом. Барон яростно лаял, Нина привязала его к крыльцу и сказала что-то резкое. Она вытирала слезы варежкой и выглядела осунувшейся.

Пока я боролся с искушением подойти, показался врач и заговорил с моей женой. Они ушли в дом, потом Нина вышла одна и побежала к калитке, напрочь забыв о собаке, рвущей поводок возле дома. Вспомнила, вернулась, отвязала и отпустила. Тупая псина, как всегда, тут же унеслась домой, и я мысленно поставил себе галочку: прийти и всыпать паршивцу по первое число.

Моя жена бежала по пустой улице, переходила на шаг, снова бежала, у нее свалилась шапка, и она притормозила, чтобы ее поправить. Я затаился, но она не оглянулась. Снова понеслась во весь опор. Через два квартала свернула в переулок, потом в другой. Будь на моем месте маньяк, она давно поплатилась бы жизнью, и я подумал мельком, что от моей слежки есть, пожалуй, и практическая польза.

Остановилась у неприметного дома, выходящего в переулок фасадом, и постучала кулаком в окно. Вспыхнул свет, и я увидел Славика, трущего со сна глаза. Вглядевшись, он распахнул окно, и я ясно услышал слова Нины:

- Слав, Наташа отравилась! Снотворным. Там врачи, откачивают ее. Беги, пожалуйста... а если умрет?...

- Дети где? - быстро спросил Славик.

- Не знаю. Дома их нет. Лежит записка. Деньги на детей. Пожалуйста, Славик, не тяни резину! Врач сказал, сейчас повезут. Это же не игрушки, это человек!...

- Да... Спасибо, Нин. Ты зайди, посиди у нас. Или тебе домой?

- Я дойду. Мне вернуться надо, Юрка волнуется. А потом я приеду в больницу.

Окно захлопнулось. Нина постояла с минуту и пошла назад, я видел, уже сворачивая за угол, что она идет с видимым усилием, словно сквозь воду. Позвонить домой ей, к счастью, не пришло в голову, иначе кто-то, может быть, отец, невольно выдал бы меня...

Следующие трое суток прошли, как в тумане. Нина возила в больницу минеральную воду и сидела у дверей реанимационного отделения, не поддаваясь на уговоры врачей ехать домой и справляться о самочувствии сестры по телефону. Там же дежурил и Славка, так что ей, в принципе, было не скучно. Мои функции сводились к тому, чтобы привозить им бутерброды и трепать нервы бородатому доктору своими глупыми вопросами.

Наталья уже в первые сутки пришла в себя, но состояние ее пока не стабилизировалось, и в обычную палату ее не переводили. Бородач сказал, что доза выпитого ею фенобарбитала (и где она умудрилась его достать?...), в принципе, была не слишком велика, хоть и произвела на меня пугающее впечатление, мозг не пострадал, и функции его должны восстановиться в полном объеме. Как скоро - вот вопрос. Нужен покой, сон, не волновать, никаких слез. Как только переведут в обычное отделение, рассказывать только хорошие новости, детей пока не приводить, разговаривать спокойно, улыбаться. Она поправится.

Ксения не появлялась. На пятый день я наведался после службы в больницу и застал Наталью в сносном состоянии, в отдельном боксе, в окружении Нины, Славика и моего бородача, что-то внушающего молодому коллеге. Все было нормально. Я оставил апельсины и пошел на выход.

Славка догнал меня в вестибюле первого этажа:

- Юр?

- Аюшки, - я улыбнулся и потрепал его по плечу, - Все нормально, все обойдется.

- Юр, извини, Ксюша сейчас дома?

- Нет. Она не приходила.

- Слушай... Когда придет... ты ей скажи, что я пока, временно, должен побыть с Натальей... за ней надо ухаживать, она же ослабла очень...Это ведь она из-за меня. Ты скажи, что я вернусь, как только она поправится. Хорошо?...

- Ну, естественно! Я бы и без твоей просьбы так сказал. Я же понимаю. И она поймет.

- Ну да, она должна понять. Любой человек поступил бы так же...

Он посмотрел мимо меня в огромное темное окно и вдруг произнес с какой-то странной интонацией:

- У меня от усталости глюки начинаются, Юр.

Я машинально оглянулся:

- А что там было?

- Да нет, показалось.

- Ну, а что показалось-то?

Он тряхнул головой и засмеялся:

- Да ладно, забудь. Просто я не высыпаюсь.

- Ну, как знаешь...

Я шел не домой, я шел к ней, в тот дом, затерянный в лабиринте переулков. Пару раз и у меня случалось что-то, похожее на галлюцинации: мне казалось, что кто-то идет за мной неслышными шагами, и я в испуге оглядывался, но никого не видел.

Ксения впустила меня, бледная, и сложила руки на груди. Я без приглашения сел, закурил и, разглядывая бедно обставленную комнатку, обстоятельно рассказал все. Сестра слушала, не перебивая, только губы вздрагивали. За эти дни она как будто повзрослела на несколько лет, и между бровей у нее я с неожиданным приливом жалости увидел тонкую морщинку - уже неизгладимую.

- Сестренка... - я подошел и обнял ее, - Милая моя девочка. Глупая моя марсианка.

Она разревелась, громко, по-детски, а я гладил ее по голове, утешая, качал на месте, баюкал, говорил что-то ласковое, посадил за стол, налил воды. Выпила залпом, вытерла губы, тяжело всхлипнула, успокаиваясь.

- Юрка... - сказала изменившимся голосом, - Юрка, как мне плохо... - и вдруг вскинулась:

- Как же там мама?...

- Обошлось! - бодро сказал я и осекся. Она спрашивала не об этом, и я вспомнил, что так и оставил компьютер включенным, и мысленно стукнул себя по лбу.

Уже потом, когда все улеглось, знакомый офицер, разбирающийся в вычислительной технике и приглашенный специально для того, чтобы засвидетельствовать мою полную невиновность, сказал, что, скорее всего, в компьютере был вирус, который и уничтожил всю информацию на жестком диске, но тогда, в тот вечер, когда Ксения вернулась домой и увидела ЭТО, подумала она, естественно, на меня.

- Зачем ты это сделал?! - ее душили новые слезы, и совершенно бесполезно было объяснять, что я полный ноль в компьютерах и даже не знаю, что такое файл (а, кстати, что это такое?...), а уж тем более не умею эти самые файлы стирать. Она меня не слушала. Сидя с обреченным видом с клавиатурой на коленях, она снова и снова пыталась что-то сделать, и только к утру оставила свои попытки.

Я не спал в эту ночь. Поругался с матерью, когда та дернулась было пойти к Ксении. Дал по шее брату, чтобы не подслушивал под дверьми. Выкурил полторы пачки сигарет. Что-то невидимое беспокоило меня, и включенный везде, где только можно, свет не помогал от смутного первобытного страха.

В пять часов пополуночи сестра спустилась вниз и уселась пить чай. Я молча присоединился, она не возразила.

- Честно, Ксень, это не я, - я старался говорить максимально убедительно.

- Это неважно. А ты чего не спишь?

- Не спится.

- Знаешь, Юрка... Он, мне кажется, не вернется.

- Да с чего ты взяла?

- Не знаю. Не вернется, и все. Вот посмотришь. Не знаю... Не могу объяснить.

- Если не вернется... Хотя он вернется, мне он не стал бы врать. Но если все-таки вдруг не вернется, значит, это у него не любовь. И расстраиваться тогда нечего. Правильно я говорю?

- Конечно, правильно. И мама так считает.

- Так ты все исправила? - я невольно обрадовался, - Ну, молоток!

- Она там, наверху, - буднично сказала Ксения, откусывая булочку с маком.

- А что с ним было-то? - я как-то не обратил внимания на ее слова, - Может, это оттого, что он почти неделю простоял включенным? Напряжение могло скакнуть. Всякое бывает. Это я, ротозей, забыл...

- Юра, - спокойно произнесла моя сестра, - Плюнь ты на это. Забыл и забыл. Он теперь не нужен.

- Перестань. Как это - не нужен?

И тут она подняла на меня ясные глаза и посветлела лицом:

- Пойдем. Я хочу, чтобы ты с ней познакомился. И с остальными тоже. Тебе будет очень интересно. Знаешь, какие они хорошие?... Мама - мягкая и пушистая, как большая кошка. А папа еле-еле помещается между столом и кроватью. И остальные - от них так и веет теплом. Они меня очень любят - все! Они сказали, что будут меня защищать. Пойдем, Юра!

Я уставился на нее, внезапно поняв смысл того, что она сказала, и мне впервые за очень много лет стало по-настоящему страшно.

- Ксюша... Ты что?... - пролепетал я, - Ксюша, что с тобой?...Что такое ты говоришь?

Она поднялась и потянула меня за руку:

- Чего ты испугался, дурачок? Господи, да у тебя руки трясутся! Не бойся, они ТЕБЯ не тронут! Пойдем. Я специально за тобой пришла!

Неожиданно сверху, из мансарды, донесся слабый звук. Вроде - половица скрипнула. Случайно, наверное. Нет же там на самом деле этих компьютерных существ, внезапно обретших плоть и кровь!... Моя сестра просто нездорова. У нее стресс. Ей хороший врач нужен. И никаких больше Славиков, черт бы их всех побрал...

Я нервно хохотнул, и тут половица скрипнула снова. Как будто тяжелое тело немного поменяло позу, лежа на полу. Этого для моих напряженных нервов оказалось вполне достаточно: я вырвал руку из твердых пальцев Ксении и бросился бежать, прочь из дома, на улицу, в раннее утро, в снег и холод, лишь бы подальше от всего этого. Подлетая к двери, я ощутил знакомое: кто-то есть. Стоит там и ждет меня. Или не меня? Она же сказала: они ТЕБЯ не тронут, а моя сестра врать не умеет. Тогда кого?... Как хорошо все-таки, что я не пустил наверх мать... Хотя, если наверху действительно кто-то есть, все это не имеет смысла. Разве можно где-то спастись от тех, кому нипочем любые преграды?... Тьфу! До чего воображение все-таки разыгралось!...

Я оглянулся на застывшую посреди кухни весело улыбающуюся сестру, вдохнул полной грудью, отчаянно моля Бога, чтобы все это оказалось не более чем бредом спятившей от горя девчонки и моими глупыми страхами, и распахнул дверь.