Поселок Кички известен по всему Левскому тракту двумя вещами: огромной лужей на въезде - не один возница покрыл и поселок, и лужу отборным многослойным благославением, и храмом Мамузы на выезде. Кто такой (или такая) Мамуза - никто толком не знает. Но испокон веков проезжающие приносили малую жертву перед Зальским лесом. Или малую благодарственную - после. Зальский лес славится травниками и разбойниками. Про разницу между теми и теми известно не более, нежели про Мамузу. Но всем известно: ежели одолели болести - иди к зальским травникам. Так или иначе, но от болестей избавят.
Мамузина храмина была выстроена в незапамятные времена - нынче так не строят. Под крышей, опирающейся на десять мощных грубых колонн, ютятся нетопыри и собственно идол. Время не пощадило эту фигуру из кризского камня . То ли человек, то ли нелюдь какая. Правда, проезжавший некогда знаток из Лиаполя заявил за ритоном неразбавленного, что никакой это не Мамуз (именно так и сказал - Мамуз!), а самый что ни не есть Ктулх - древнеодмское божество. Впрочем, местные жители про древних одмов ничего не слышали, но на всякий случай знатока побили.
Сзади к храмине притулилась халупа. В ней живет жрец. А как же - там, где приносят жертвы, завсегда заводятся жрецы.
Обычно их назначает Левская Высшая Коллегия Гарантированной Божественности. Но нынче время такое - война и смута. Теперешний жрец завелся сам.
Былой настоятель отличался вздорным нравом и неумеренным чревоугодием. От чего и помер. Впрочем, это совсем иная история, и вряд ли кичкинцы когда-нибудь вам ее расскажут.
Итак, жрец помер. Селяне отправили гонца - лавочника Туку,- в Левс . У него в городе были свои коммерческие интересы. Сообщил он в канцелярию Коллегии, возвернулся домой. Ждут селяне день, другой. Третий ждут. А погода жаркая! В храм зайти невозможно. Люд дорожный мимо поскорее проезжает - ни тебе жертву какую в храм принести, ни тебе в корчму заглянуть или в лавку. Сплошной убыток. Как тут появился этот, Тимей. Зашел вечером в питейное заведение, пыльный и потный. Уселся на лавку, заказал дешевого цирского да поесть с дороги и спрашивает - громогласно так:
- А чего это у вас, почтенные, так воняет?
В это время в корчме сидели Тук - ну, который лавочник, Заика, Меря с выселок, ну и еще кто-то. Само собой, Велтист - корчмарь. Глянули. Сидит мужик - или парень, сразу не разобрать. Широкоплечий. Копна русая, нечесаная. На плечах зипунь - от пыли серая. К стене копьецо прислонил - из тех, что путники любят: и как посох дорожный удобное, и отбиться от человека лихого или зверя лютого. Видно, тертый калач.
Надо сказать, что запашок померлого настоятеля всем порядком надоел.
- Да вот помер у нас жрец. Живой был - изрядно пованивал, а уж помер - так совсем житья не стало.
- А что ж не схороните-то?
- Дык как его схоронить-то? Чай, не простой человек, с Мамузой говорил! Не так что сделаешь - Мамуза обидится.
- А раньше как это дело делали?
- Да из Левса, из коллегии приезжали, да ночью хоронили по-своему, по-жречески. На похорон, конечно, брали изрядно. А нынче пять дней ждем - и ничего.
- Ну делааа... Надо быстрее от вас отваливать. Корчмарь!
- Чего тебе?
- На ночь не останусь. Возверни деньгу.
- А что так?
- Если сегодня жреца не схороните, завтра на восходе он в шмыря-кровопийцу преобразится. И будет у вас жизнь веселая, но не долгая.
- Да что ж ты это... Да как же тут... Что, правда?
Страшилки про шмырей слышали все. Но не особо верили. У селян как - сам не видел - значит брехня. Но тут их проняло. Поздний вечер, полная луна, ни ветерка, да еще и запашок. Вдали, в лесу, звери перекликаются...
- Ты, мил-человек, нас не пугай, - лавочник Тук подсел к прохожему.
- Так я и сам боюсь.
- А что же делать?
- Уходить надо. За текучую воду - нежить ее не любит.
Лавочник долгим взглядом впился в серые глаза:
- А ведь ты, человек прохожий, совсем не прост! Из каких будешь - не из травников ли ночных?
- Нет, - прохожий сказал, как отрезал.
- А помочь не сможешь ли?
- Да. Если договоримся. Если успеем. Только вам всем потрудиться прийдется.
- Эй, земляки, поверим пришлому? - Тук обернулся к притихшим селянам.
- А ты-то, мил человек, откель обряды жреческие знаешь? - спросил корчмарь.
- Да так. На войне всякому научишься. В том числе и жрецов хоронить, чтобы лежали спокойно. Ну что, пять серебранников - и за дело?
- Дорого больно!
- С места срываться - дороже будет.
- Но только ты с седьмицу у нас поживешь. На всякий случай. Или если из коллегии припрутся.
- Лады. Кстати, меня зовут Тимей. Я сейчас в храм. Вы - собираете человек пять с лопатами на жреческий некроний, а еще - направьте народ травы собирать. Надо много папоротника, пожалей-травы, вереска. Травник в поселке есть?
- Нету. Мы все больше с зальскими дело имели.
- Странно. Они вроде грамотные мужики. Чего ж не подсказали?
- Да мы как-то не сообразили с ними посоветоваться.
- Ладно. Напишу список - и бегите к ним. До утра управитесь - ваше счастье. Нет - на рассвете меня тут не будет.
- Грамотный! - зашушукались мужики.
- Дык, у меня конячка есть, резвая. Мигом домчит. Да я сам и съездию, у меня там знакомцы есть, - заторопился корчмарь, - заодно поспрашиваю, правду ли ты нам наплел.
- Поспрашивай. Держи список, только потом вернешь - пергамент нынче дорогой, да и где его купишь.
Вскоре село напоминало муравейник. Всюду факелы, бестолковая суета, ругань. Наконец Тук где криком-руганью, где зуботычиной сорганизовал народ. Бабы с небольшим количеством парней отправились в предлесье за травами. Шестеро мужиков с лопатами - на некроний.
Тимей вошел в храм. Вонь стояла невыносимая. "Вот ведь додумались-то - покойника в Круг положить. Селяне...". Идол равнодушно возвышался в пределе.
- Привет тебе, Мамуза! Небось, ты привык к иным ароматам, - Тимей подошел к идолу, прикоснулся, затих. Постарался мыслью, душой проникнуть в сущность силы, с которой связано это место. Вдруг встрепенулся, почуяв слабый отклик:
- Будь сильным, Старейший! Не чаял встретить тебя так далеко на Юге! Прими мою жертву, как приносим на севере! - наконечник копьеца вонзился в левую руку - так, чтобы рана дала кровь, но не помешала двигаться. Прижал руку к камню. Сказал полузабытые слова. Божество ответило. Там, вверху, где у идола голова, проблеснуло зеленым. Тимей отнял руку. На месте раны остался странный шрам - в виде руны Вис. Руны теургов.
- Ты хочешь принять мое служение? Что ж, я готов. Но сначала я освобожу тебя от этого, - Тимей кивнул на труп.
Гинус, сынок Мери, любопытный, как все пацанята, притаился за кучей камней. Он уже предвкушал, как завтра будет хвастаться увиденным, когда жесткие пальцы впились в ухо.
- Мальчик, не стоит видеть то, что тебе не предназначено. Впрочем, ты мне нужен. Беги, скажи Туку, чтобы прислал девок - девок, а не баб, понял! Бегом!
И мальчишка припустил в сторону самой громкой ругани - спутать туковские обороты было трудно. Тимей отправился на некроний: дел оставалось много, а летние ночи короткие.
Край солнца выглянул из-за холмов, когда Тимей закрыл ворота. Устало улыбнулся столпившимся кичкинцам:
- Все нормально. Мы успели. Теперь спать.
Утром в Кички пришли зальские травники. Шли осторожко, сжимая в руках кто посох, кто лук с надетой тетивой. Самый старый, седобородый, которого кичкинцы ранее и не видали, зашел в некроний. Немного погодя вышел, кивнул своим. Те расслабились. С луков сняли тетивы. Отправились восвояси. Только седобородый отправился в корчму, где и засел в дальнем углу. Его не трогали - к зальским травникам относятся с большим уважением.
Вечером в корчме негде было яблоку упасть. Корчмарь Велтист пересказывал, что ему сказал про шмырей и мертвых жрецов его знакомец-травник. С каждым пересказом ужасов становилось все больше, избытая беда - все опасней. Наконец появился Тимей. Публика встретила его дружными криками, Велтист поднес наилучшего фиотского. Чужак поднял ритон:
- Пью за вас! Без вас у меня бы ничего не вышло! - рубиновая струя ринулась в горло, смывая усталость. Из своего угла вышел седобородый. Встал перед Тимеем и как-то по-особому молча поклонился. Чужак явно удивился, но отдал такой же поклон. Травник довольно усмехнулся и повернулся к выходу. Но Тимей его придержал:
- Люди! Кичкинцы! С сего дня я ваш новый жрец, - в корчме повисло молчание. Травник обернулся:
- Ты хорошо подумал?
- У меня нет выбора! - чужак показал шрам на руке. Ранее слегка прищуренные глаза седобородого распахнулись. И следующий поклон был куда как глубже:
- Мои братья всегда будут рады тебе!
Народ, занятый наиважнейшим делом - питием, не обратил на этот разговор внимания. Заметил только Тук, ну да он всегда все замечает. Но странно - уже к ночи странный травник и еще более странный разговор вылетел из памяти. Забыли про седобородого и остальные кичкинцы. А Темей остался в халупе при храме. Жизнь пошла своим чередом.
Через седьмицу со стороны Левса на ослике прибыл плюгавенький человек с бляхой Коллегии. Тук сейчас же отправил Гинуса в храм. Да и селяне, у кого не было слишком срочных дел, потянулись туда же. Все-таки жизнь в Кичках не изобиловала развлечениями.
Приезды и наезды
Тимей стоял в проеме храмины, опершись на свое копьецо, и с иронией созерцал беснующегося перед ним плюгавца. Алколита третьего круга Симплуса, как тот соизволил представиться. Слово "алколит" Тимей не знал, но в его связь с алкоголем уверовал сразу же.
- У меня бумага есть! От Коллегии! Вот!
- Хорошая бумага. Дорогая!
- Значит, это мой храм, а я в нем - жрец!
- Ну так войди в него.
- Ну дык ты меня не впускаешь!
- Тогда не входи.
- У меня бумага есть!
Скандал шел на пятый круг. Селяне, сначала настороженные, уже не скрывали ухмылок. Не то, чтобы Тимей стал для них своим - но приезжий из города был вовсе чужд и неприятен. Конечно, конфликт с почти всемогущей Коллегией Гарантированной Божественности им был не нужен, ну да конфликтовали не они, а чужак.
- Да я... Я стражу приведу!
- Приводи.
- Она тебя тогда...
- Там посмотрим.
Вдруг плюгавец подуспокоился, словно принял решение:
- Ты, презренный, ставишь себя поперек воли Коллегии? Ну тогда держись! - и он, сжав двумя руками свою бляху, что-то зашептал. Тимей напрягся. Из рук колдующего вырвалась огненная змейка. Вырвалась - и выдохлась, оставив завиток черного дыма. Посланник Коллегии ошарашенно смотрел то на почерневшую, треснувшую бляху, то на Тимея. А тот воздел руки. Копьецо уподобилось жезлу иерифанта:
- Как видишь, сила храма и его божества - за мной. Уходи и не возвращайся боле, иначе как смиренным паломником. Изыди!
Плюгавец, суетливо оглядываясь, заспешил к своему ушастому скакуну. Он еще успел заметить, как селяне вдруг разом поклонились самозванцу.
Семьдесят годочков назад прадед лавочника Тука получил от левского синклития патент на основание фактории, "дабы прозябающие в невежестве побродяжники Зальского леса не закостеневали в вековечной дикости". На деле все было несколько иначе - сообщество зальских травников имело долгую и славную историю, и Туков предок не столько продавал дикарям бусы, сколько закупал их чудодейственные лекарства, коии ценились в "цивилизованных" полисах весьма недешево.Вокруг фактории стали селиться. Народ подбирался такой, что живо законтачил с бандами лесных целителей. И повелось так: кому надобно болесть избыть - нанимай проводника в Куличках, кому надо выкупить родича, захваченного лесной общиной для "принудительного исцеления" - ищи посредника там же. После от Левского Архонтата отложился Залесский ном, и граница прошла по южному краю леса, то есть прямо через поселок. Правда, статус остался прежним - "вольная фактория". Поселяне уже лет -дцать собирались подать куда-нибудь петицию, чтобы стать "вольным поселением", но так и не собрались. Да и то - не стоит лишний раз напоминать властям о своем существовании, право, не стоит!
Эти сведения Тимей выдоил из поселян в процессе вечернего обмывания дневных приключений.
Корчму "Пятое колесо", что напротив Тритейских казарм, давно и плотно облюбовала левская городская стража. Даже лихие преторианцы не рисковали сунуться в логово заклятых друзей, как, впрочем, и стражники в таверну "Линялый штандарт". В этих закрытых клубах не любят посторонних, Шлюхи - и те проверенные, надежные, свои в доску.
- Эй, подсотский, там к тебе этот приперся! - десятник Луцик просунул лысую башку сквозь зановеску, отделявшую альков, и скорчил постную рожу
Подсоцкий Фулим выматерился и потрепал по щечке Лиску - третью в трудовой династии шлюх, верных "Пятому колесу"
- Увы, малышка, семейное дело. А ты подбери слюни, - Фулим показал здоровенный кулак Луцику, косящемуся на рассупоненый корсаж Лиски. Та была очень не против: что тот вояка, что этот, а с нее не убудет. Подсоцкий опять выматерился. Двинув плечом десятника, вышел в коридор. Остановился. Обернклся.
- Слышь, Луцик, ты уж постарайся тут за меня, - и направился к лестнице.
А сейчас - маленькое этнографическое отступление. По преданию, у Левса было сорок основателей. От них и пошли Кланы. Эти Кланы не являются в прямом смысле аристократией, по крайней мере большинство из них. Например, клан Альт, к которому принадлежит Фулим, сплошь из ремесленников и мелких лавочников. Главенство в клане передается по мужской линии: от отца к старшему сыну, а если нет сына, то к ближайшему родственнику мужского пола. Глава клана к своему клановому имени прибавляет префикс Цу. Например, тот же Симплус, племяш Фулима, является главой клана Альт и именуется Симплус Цу Альт.
Итак, Фулим спустился по лестнице и узрел племянника. Тот нахохлившись сидел в углу. Запыленная лиловая сюртукка, понурая поза, усталый взгляд. "Эээ, у племяша проблемы!"-подумал Фулим. Нельзя сказать, что эта мысль его сильно огорчила.
Естественно, никто не спешил обслужить племянничка - но тот уже знал порядки в корчме: тут наливали только по заказу стражников. Нельзя сказать, что такое отношение его сильно радовало, но, как говорится, в чужой монастырь...
Подсотский славился тем, что, как кто-то из древних, умел делать несколько дел одновременно. Вот и сейчас: он плюхнулся на лавку, жестом заказал выпить на двоих и спросил племяша - и все это одновременно:
- Ну и какого демона?
- Дядя Фул, тут это... - как раз принесли вино, и Симплус приник к ритону.
- Что, опять деньги нужны? Демоны бездны, и куда ты их тратишь...
- Нет, дядюшка, деньги конечно нужны, но у меня сейчас другая беда.
- Тебе наконец дали храм? Когда посвящение в жрецы?
- В том то и проблема. Не будет посвящения, если ты не поможешь.
С этого момента Фулим слушал очень внимательно. Он в свое время приложил немало усилий, чтобы племяш стал жрецом. А все дело в заветной приставке Цу. По законам жрецы принадлежат богам, а не кланам. Так что Фулим, как следующтй в очереди, становился Цу Альтом. А это честь и уважение. Правда, племяша вряд ли кто уважал, ну да он-то, подсотский Фулим, не иным чета. Он уже всем расзвонил про будущее изменение своего статуса, как тут - на тебе, затырка!
- Да, племянник, ты правильно сделал, что пришел ко мне, а не в эту свою Коллегию. Как там сложилось бы - демоны ведают, а я тебе помогу. Родная кровь ведь!
Если вам скажут, что полусотский не может устроить отпуск на седьмицу для парочки своих вояк, пусть хоть и в разгар вялотекущей войны на северо-западе, - не верьте. И в то, что он не может шепнуть отпускникам, чтобы по пути в родные пенаты они заехали в Кички и отделали там кой-кого,- тоже не верьте. А уж в то, что бравые вояки откажутся поразмять кулаки, а заодно услужить отцу-командиру - такая ложь ни в одни ворота не укладывается!
В Кички пришел караван из Лиаполя, и купцы захотели принести жертву Мамузе. Раньше было как? Сунул жрецу серебрушку - и иди себе далее, а жрец - то ли жертву принесет, то ли в корчме пропьет. С одной стороны - экономия времени, а с другой - а будет ли польза от такой жертвы? Зато новый жрец, Тимей решил провести целое богослужение.
На дворе ярилось лето, в храме таились прохлада и сумерки. Мерно рокотал барабан в руках малолетнего Гинуса сына Мери. Через световые колодцы в храмину врывалось два яростных луча. Играя пылинками, они облекали светом: один - идола, второй - жреца. Тимей обрядился в одеянье из козьих шкур. Вообще-то, шкуры должны быть медвежьи - так одевались служители малочисленных северных храмов. Но здесь юг, приличного медведя только осенью изохотишь. Неразлучное копьецо прочно заняло место жезла.
- Не ждите от того, кого зовем мы Мамуза, помощи в трудах каждодневных, в делах обыденных! Он не слуга, он не приказчик и не телохранитель. Но на последнем рубеже, в сече яростной или борьбе безнадежной, найдите миг оглянуться - он будет рядом, он даст силы и мудрости, умения и ярости. И помните - у того, кому помагает Бог, помошник лучше! Будьте сильными!
- Будь сильным! - хором воскликнули люди. Люди, не паства! Селяне, купцы, возницы. Даже несколько зальских травников. И вдруг из задних рядов:
- И что это у вас, почтенные, за балаган? И откуда вылез этот бесноватый? - расталкивая плечами толпу, к Кругу выдвинулись двое. В кирасах буйволиной кожи, с тесаками на поясе и баклерами за спиной.
- Стража Архонта! - ахнул купец.
- У вас дело ко мне или к богу?
- До богов нам дела нет. А к тебе - есть.
- Ну тогда пошли во двор, - Тимей двинулся прямо на них. Они расступились, пропустили его вперед и двинулись следом. Словно под конвой взяли.
Жрец глянул на светило. Жарко! Он скинул одеяние на спиру ближайшей колонны.
- Итак, вы имеете ко мне какие-то претензии?
- Претензии? Что ты! Мы тебя сейчас просто отметелим.
- Вы так уверены в своих силах?
Тут подал голос доселе молчавший стражник, постарше и поумнее лицом:
- А ведь ты, парень, не из шпаков штатских! Пришлось в жизни железом помахать? По повадке зверя видно.
- Да и ты, уважаемый, не только жуликов да карманников ловил! Ну так что, железки у вас есть, я тоже не барышня беззащитная, - Тимей кивнул на копьецо, - Начнем, воины!
- Да не торопись ты. Может, просто уйдешь?
- Нет. Не могу.
- Ну тогда... Ежели с оружием драться, обязательно кто-то тут будет покалечен напрочь или навеки ляжет, - стражник помоложе попытался что-то сказать, но старший его одернул: - Никшни! Из нас троих у тебя наибольший шанс с кишками распрощаться! Мы ж не аристократы сраные - дуэлии устраивать. Давай так, - это к Тимею, - Деремся голыми руками, как принято в свободных отрядах. Мы тебя ложим - ты уходишь.
- А когда я вас?
- Ну ты и оптимист, - заржал стражник, - Тогда я в твоего Мамузу поверю!
- Лады. Только давайте чистый бой, глаза не выдавливать, пасти не рвать - мы ж не шпана какая!
...Первым, как и ожидалось, лег молодой - нарвался на неожиданный удар локтем и отключился. Опытные продолжали. Удар - блок, захват - уход - удар - блок. Наконец Тимей захватил противника и под одобрительный рокот зрителей бросил. И только знающие могли заметить, что он чуть придержал руку стражника, и тот упал на плечи и спину, а не головой вниз - после чего шея наверняка была бы сломана.
Стражник относиля к знающим. Он понял, что жрец его пощадил. Щадил на протяжении всего боя - Тимей явно его превосходил по классу. И стражник сдался, не стал вставать.
- На севере много храмов. Но действующих мало. Чтобы храм имел силу, нужен жрец. Людей, способных стать жрецом, вообще-то, не так мало - один на пять тысяч . Трудность в том, чтобы нужный жрец нашел нужный храм, чтобы они подошли друг другу. Иначе будет как у вас, на юге: пустые ритуалы.
Стражник - а звали его Сергун,- отхлебнул из бурдюка, передал его жрецу:
- Так все-таки, что за бог такой - Мамуза? Он бог - чего?
- Тут все не так просто. Кто такой здешний Мамуза - я не знаю.
Стражник поднял бровь:
- Не понял?
- Видишь ли, меня готовили в жрецы - есть у меня такая сила. Я обошел все северные алтари - и ни один мне не ответил. Потому и подался куда подале. И тут нашел Призвание. Я почуял в камне силу бога. Безымянного.
- Как это? Его же Мамузой называют!
- Короче, слушай! Только рассказывать это надо по-особому, - Тимей вскоре принес барабан. Пальцы легко пробежалт по вытертой коже. Инструмент ответил легким прибойным рокотом.
- В начале не было ничего, только волны бескрайнего Ничто бились в твердь Нигде под хмурым взглядом Никогда...
- Как это?
- А кто его знает - как. Так рассказывают. Ты слушай, не сбивай - я и сам собъюсь! Вобщем, одна из волн Ничто возжелала стать Чем-то. И настолько сильным было это желание, что эта волна смогла стать самым первым Богом сущего. Богом, сотворившим себя - и тварный мир. Из брызг Ничто он сотворил себе помошников - Старых богов. Именем Первого Бога они создали мир - отделили хаос от порядка, сушу от хляби, населили сушу и воды. Они знают имя Первобога - они, а более никто.
Но Ничто не смирилось с существованием Нечто. Весь гнев пустоты, вся ярость ее волн направлена на наш мир - а Первобог стоит на его границах, защищая свое творение. Тяжело ему - одному, и создал он сознающих себя - людей и нелюдь. Ждет он от нас помощи, но и сам помогает. Не в делах простых, будничных - только тогда, когда все силы души и тела брошены для победы. А иногда - своим избранникам предлагает выполнить самое заветное желание. Только дорога цена этого - когда избранник завершит свой срок, ждет его огонь и холод, вечный бой плечо к плечу с Первобогом, - Тимей отложил барабан. Помолчали. Он сделал глоток.
- А люди ставят храмы безымянному богу. Потом придумывают имя. Такое, например, как Мамуза.
- Командир!
Подсоцкий Фулим оторвался от важного дела - пропесочивания новобранцев. На краю плаца стоял Шавл. Фулиму пришлось напрячь память - "Ах, да! Я же отправил его с Сергуном проучить самозванца. Но у него еще три дня увольнения. И где тогда Сергун?". Рыкнув напоследок на салаг, подсоцкий вперевалочку потопал к штабу, кивнув Шавлу - следуй, мол, за мной. Что-то крутилось в голове, что-то связаннойе с молодым стражником. Фулим хлопнул себя по лбу: а ведь у того - огромный фингал! Да ведь не пристало стражникам с таким украшением расхаживать! Раздавать - это да, это можно, но получать...
На плацу - пекло, в штабе - благлдатная прохлада. Фулим шуганул вестового - чувствовал, что разговор предстоит тот еще. Сел за свой стол.
- Рассказывай.
- Так это. Побили нас.
- Где. Когда. Сколько их было. Чем вооружены.
- Ну, в этих, как их там - Кичках! Только приехали, нашли этого жреца. Он и побил.
- Чем побил?
- А не иначе - волшбой какой своей, жреческой.
Тут в штаб просунулся десятник Луцик.
- Звал, старшой?
- Заходи. Садись. Слушай, - и к молодому: - Так, говоришь, вас побил один! Повторяю: один! Жрец!
- Ну так я и говорю: не иначе, как волшбой. Как бы иначе он нас осилил? И Сергуна не иначе в плен взял.
- Ладно, давай по порядку.
Чем дальше текло повествование, тем более морщились ветераны. Когда же молодой стал описывать, что жрец в чудище страховидное обратился и морду ему набил, когда он бездыханное тело напарника от дождя огненного прикрывал, Луцик не выдержал:
- Ай, брешешь, кошкин сын! Давай, рассказывай, как взаправду дело было.
- А за ложь командирам - пять нарадов.
Новый рассказ оказался куда более правдоподобным.
- Так, говоришь, бой был чистым? Так только северяне-наемники говорят. Так ты утром уехал? А что Сергун на дорожку сказал?
- Дык, сказал, что задержится до конца увольнительной. А меня отправил... Короче, сказал, что сам все вам расскажет. А я чтобы ехал дальше, родню проведывать. А я решил, что правильнее будет сразу доложиться.
- Еще пять нарядов! Если старшой сказал - к родне, значит - к родне. А теперь - прочь!
Луцик проводил молодого многообещающим взглядом и повернулся к командиру:
- Ну, что скажешь?
- Дерьмо дело. Бой был честным - значит, ничего мы поделать не можем. Иначе будет позор на весь полис. Сергуну я, конечно, всыплю за недооценку противника.
- А с жрецом что делать?
- Сергун вернется - тогда решим. А я еще племяша порасспрошу.
Круги на воде
- Экселенц, тут еще слух интересный прошел, - подтянутый мужчина средних лет в бардовом коллежском одеянии захлопнул папку. Магистр отхлебнул из высокого бокала, поморщился - ну почему чем целебнее питье, тем гаже вкус?
- Давай, Рувим, в двух словах.
- Говорят, стражники на жреца наехали, а тот голыми руками сотню уложил.
- Нападение на жреца? Ну-ка, поподробнее.
Рувим вновь открыл папку.
- Заштатный храм в каких-то Кичках. Недавно назначили туда нового служителя по случаю смерти предыдущего. Алколит третьего круга Симплус. Судя по характеристике - ничтожный человечишка. Правда, глава клана Альт.
- Ну, теперь - бывший глава. Постой-постой! Подсотский стражи Фулим тоже из Альтов.Внутриклановые разборки?
- Выясним, экселенц. Через пару дней доложу.
Но уже на следующий день Рувим вновь стоял перед магистром.
- Экселенц, дело оказалось куда серьезнее. Послал я этому Симплусу вызов на коллежский знак и получил откат. Понял, что алколит силу знака потратил - а это ЧП! Тогда я вызвал куратора, а тот сообщил, что искомый алколит в городе.
Магистр сморщился, как от зубной боли:
- Рувим, в конце-то концов, ты можешь по человечески говорить? Значит, этот придурок бляху потратил? Что на ней было заклято?
- Стандартная Огненная змея. Ну так вот: притащили ко мне этого ал... придурка. Тот сразу в ноги: не виноватый, мол, он. Все чин-чинарем, приехал он на место, ан оно-то занято! Ну, слово-заслово, он змейку послал, а она на лету выдохлась. Вобщем, прогнал его новый жрец. Причем - заметьте, нашей коллегией не ставленый.
- Так. Неужели Залесские нам пакости делают? Передел затеяли? Прийдется тебе, мой друг, туда прогуляться, на месте все выяснить.
В это же время в столице Залесского нома:
- Войди, смертный, дабы лицезреть истинное могущество! - служка был благообразен и суровоголос. Купчина вздрогнул от утробного рева.
В Залесье как таковой жреческой коллегии не существовало. Всем в городе (не только делами храмов, а вообще) заправлял первожрец. Его канцелярия притулилась к центральному храму Пании. Хотя это как посмотреть: многие уверяли, что храм притулился к канцелярии.
Первожрец восседал на резном кресле, в иных местах сошедшем бы за трон.
- Рассказывай! - рявкнул служка.
- Так это, Ваша...
- Ваша Могутость, - подсказали.
- Ваша Могутость, эти стражники архонта на этого жреца поперли, а он и говорит - этак величаво, мол, не пристало безобразить в храмине, и как дасть одному в лоб...
- Какие стражники, какого архонта? - первожрец слегка изломил бровь. Тут же к нему подбежал жрец разрядом пониже, тот самый, который привел купца к начальству.
- Ваша Могутость, купчина рассказывал в кабаке про некие события в Кичках.
- Кички... Наша юго-восточная граница?
- Не совсем. Архонтат Левса не признает наших справедливых притязаний.
- Надо, чтобы признал. Распорядись там. А ты, купец, рассказывай.
"Распорядись там! Старик совсем плох. Оторвался к демонам от реальности, маразматик", - подумал жрец, придав мягкому лицу выражение гипертрофированного рвения.
- Вышли они на двор. Полаялись малехо, а потом жрец одному как дасть в лоб, а потом второго - шмяк об землю, и говорит...
- Довольно. Обскажешь все писарю. Иди с миром. Благославляю.
- Так, Ваша Могутость, это... Бирку бы выправить.
- Иди с миром, - надавил голосом служка, - Писарь все выправит.
Секретарь проводил купчину до двери, плотно оную прикрыл, и уставился на шефа. Его Могутость, первожрец Залесья, призадумался. Словно задремал. А может, и вправду задремал?
Ситуации в Кичках он знал лучше, чем кто бы то ни был. Он знал очень многое - и про многих. И маразматиком он уж точно не был. Только времена нынче такие - паскудные. Всяк норовит сесть повыше, заиметь побольше - ни по роду, ни по уму. Вот и дышут в затылок молодые да шустрые. Впрочем, боги носы дали - пущай дышат. Пока думают, что старый пердун вот-вот к кошачьей маме окочурится - будут только дышать да друг супротив друга интриги разводить.
Старик поднял веки:
- Отправьте в эти Птички старца Флорания. Пусть ко мне зайдет - а потом отправляется.
- Кички, Ваша Могутость, - подсказали.
- Я сказал - в Птички, значит в Птички. И указ напишите - с сего дня эти... Кулички называть Птичками. Идите с миром! - выпроводил всех.
О старце Флорании в Залесье поговаривали. Шепотом. И что человека ему порешить - раз плюнуть, и что тайными знаниями владеет, и что человек этот такой - чем он от тебя подале, тем тебе спокойней. И самое интересное - не врала молва! Этот сорокалетний, мужиковатого вида бирюк был в особом доверии первожреца, делал дела, о коих и задумываться-то чревато. За что он был посвящен в старцы - ранг достаточно высокий - знали только двое, а кто - нетрудно догадаться. Выходит, события вокруг храмины Мамузы всерьез заинтересовали старика.
Тимей заканчивал службу. Сила храма росла: хотя на небе сгустилась совсем не летняя хмурь, роняющая нудную морось, в облачном окне сияло солнце.
- Будь сильным, древнейший! - воскликнули хором, словно долго репетировали. Осеняли себя знаком волны - этот жест выдумался как-то сам собой, Тимей к нему отношения не имел. Культ обзаводился символами. Так было всегда, и это было естественно.
Ну, все. Можно оглядется. Вот стражники. Фулим специально сделал крюк, возвращаясь с задания. Поселяне. Приказчики из пришедшего утром каравана во главе с купчиной - Зальский тракт переставал быть пугалом. Несколько незнакомцев. Травников сегодня не было - а жаль. Впрочем, не сегодня - так завтра: время умеет быть терпеливым. Иногда. Вдруг взгляд зацепися за новое лицо. Молодой человек, почти юноша. Смуглым обликом и одеянием - иноземец, то ли с Юга дальнего, то ли еще откуда-то издалека. Одет недешево, на поясе - что-то кривое и на вид острое. Распахнутые темные, почти черные глазищи следили за жрецом с восторгом. И еще - в них светился ум и понимание, что вообще-то редкость.
Действо закончилось. Люди (Тимей не любил слово "паства") потянулись к выходу. Жрец оглядел храмину. Ага, вот он! Юноша присел у стены и что-то увлеченно записывал на квадратный кусок дорогущего пергамента. Тимей сам был грамотным, но так ловко калямом шустрить не умел. Храм опустел. Жрец скинул одеяние, оставшись в легкой пропотевшей сорочке. "Эх, еще бы сапоги скинуть, но такого фимиама никакой Мамуза не выдержит!". Тихо подошел к юнцу, заглянул через плечо. Письмена оказались совершенно незнакомыми. Глазищи оторвались от пергамента:
- О пресветлый пророк, я тут...
Тимей хмыкнул:
- Пророк... Видал я пророков. В Гучии. Сидит обкуренный дедок на шаткой табуретке, а две шлёндры его бормотание толкуют. Хорошо заплатил - хорошо растолкуют, плохо - соответственно.
В входном проеме материализовался лавочник Тук, намедни на толковище (естественно, в корчме) избранный наконец старостой.
- Эй, жрец, поговорить бы!
- Сейчас иду, сполоснусь только чуток, - и к юноше, - Ты подожди. Скоро буду, переговорим. А пока - во дворе Гинус, найди его, скажи, пусткай покормит.
Жрец был посвящен в честолюбивые планы свежеиспеченного старосты. Тук хотел - ни много ни мало - сделать Кички городом, полисом. Как он говорил, если храм Мамузы - жемчужина Заля, то ей (в смысле жемчужине) нужна соответствующая оправа. Тимей не имел ничего против. Он вел осторожные переговоры с лесными травниками, без согласия которых ничего бы не вышло.
Впрочем, разговор со старостой был недолгим. Обсосали кое-какие тонкости, поржали над злоключениями Мери и его невезучей супружницы и разбежались. Тимей в очередной раз поразился кипучей энергии, образовавшейся в степенном ранее лавочнике. А может, она всегда была, только спала, не имея достойной точки приложения. Жрец оглянулся. Давешний юнец болтал с Гинусом. Тому явно льстило внимение парня постарше, да еще и чужеземца, и он разлевался соловьем. Парень заметил, что жрец освободился, шепнул что-то Гинусу, подбежал, коротко, по-нездешнему поклонился. Повисла пауза.
"Наверно, у них вежливость не позволяет младшему первым заговаривать! Сколько народов - столько обычаев!" . Ну что ж, начнем первыми:
- Храм Мамузы рад новому паломнику. Кто ты, юноша?
- Я - Мамусс Иб Хорешми, племянник оружейника Халка из Тмерха, пресветлый пророк. По делам дяди я был в Левсе и услышал про храм. Созвучие моего имени с божеством не могло меня не заинтересовать, и я приехал и - узрел Истину. Я понял - боги призвали меня в мир, чтобы сохранить ее в вечности. О пресветлый пророк, дозволь припасть к источнику твоей мудрости!
- Не оттолкни ищущего - заповедь жрецов моей родины. И все же - что ты записал? И перестань величать меня - я Тимей. Просто Тимей. Силе Древнейшего не будет убытка, если я останусь человеком.
- О пресветлый... О Тимей! - юноша достал пергамент, - Я записываю твои слова: " И узрел Пресветлый того, про коего вещали: "Се есть пророк!". Но прозрел Пресветлый истину и возгласил: "Се есть старец безумный и девки непотребные, слова ложные и хулительные небескорыстно изрыгающие". Каких усилий Тимею стоило сдержать хохот - знает только он сам и Мамуза.
Смеркалось. Из корчмы доносились голоса - еще не пьяные, но уже не трезвые. Гуляли стражники - разве могут они упустить повод? С некоторыми Рувим, порученец магистра Коллегии Гарантированной Божественности, перекинулся сегодня парой слов, стараясь избегать подсотского - тот его знал в лицо. Впрочем, он не сильно прятался - специальный представитель Коллегии мог бывать везде в Левском Архонтате и почти везде в остальных полисах.
Комнатушка над корчмой была тесной, но чистой и уютной. Лежанка - мягкой и широкой, рассчитаной на двоих. Клопов - привычного зла всех странноприемных заведений, не было - сказывались связи поселян, в частности корчмаря, с травниками. Хозяин заведения специально упомянул об этом обстоятельстве - применении клопогонных элексиров. Да уж, не будь травники такими анахоретами, какие бы деньги можно было бы с ними делать! Впрочем, похоже, времена меняются к лучшему.
Рувим закрыл дверь на щеколду, прилег и активизировал коллежскую бляху. На связь с главой Коллегии бляхи были настроены только у него и у главного казначея. Сосредоточился. Проникнул сознанием в вязь символов.
"Экселенц! Прибыл в Кички. Вступил в контакт с местными жителями и стражниками Архонта. Первые выводы: мы имеем дело с самозарождением мощного культа. Залесских происков не наблюдал. Жрец производит впечатление грамотного профессионала. Школу подготовки я не узнал, возможно завтра, после личного знакомства с ним скажу больше. Имя его Тимей. Роста - среднего, волос - русый, глаза - серые, сложен атлетически.
Жители поселка намерены добиться статуса вольного поселения с перспективой стать полисом под рукой Левса. Это может привести к трениям с Залесьем, но увеличит товарооборот с Залем. Зальские травники поддерживают нового жреца, даже гарантировали безопасность тракта для паломников. Не исключено, что жрец - их ставленник. В таком случае наши интересы на данный момент совпадают.
Непроверенно: в поселке заметил человека, похожего на известного Вам старца Флорания. Наведенный морок не позволяет утверждать точно. Во время богослужения морок ослаб. Завтра проясню ситуацию. Если..."
- Рувим!
Представитель Коллегии вынырнул из транса. Над ним стоял вышеупомянутый старец.
- Как ты сюда попал?
Флораний был явно взволнован.Не ответив, взял со стола кувшин, жадно присосался.
- Ты пришел хлебать мое вино?
- Как попал? А, пустяки - разрыв-трава. Но это не важно! Рувим, как вы могли?