Нынешнее лето, видно по всему, даже в гости не торопится: и небо - совсем не циан, и городские ротозеи, будни и праздники напролёт снующие по улицам и проспектам, удивляют серой унылостью физиономий, и только одуванчики как-то неохотно выглядывают из травы, словно в прятки играют с прохожими.
Такие дни [если кто и сомневается, то это не я, уверяю] - большая беда для бортников. Цветёт курильский чай, древовидный пион, магония, сирень и жимолость - кустарники-травы, да пчела не летит утром в поле - сидит себе по ульям и гудит, будто погремушка в руках у долгожданного первенца молодой ложно бесплодной матери.
Зато какое приволье для черногуза - выпрыгнув из гнезда, носится он над самыми крышами в поисках крылатых насекомых! Кому как, а по мне - хоть неделю наблюдай за птахами, только радость назолу гонит прочь из ретивого.
* * *
Дождь ночесь не спал сам и мне не давал. Барабанил по козырькам и отливам приунывших балконов, будто голандчики сыпал, я в ответ - шёпотом - шуршал Пастернака и Блока, через строфу язык прикусывая. Ладом разошлись (выдохлись оба) только к рассвету: он в землю, я - налоги платить мытарю-дрёме.
* * *
Днём моросило, а к вечеру чуть распогодилось.
...Возвращаюсь после работы домой. У подъездов на лавочках пригвождённые недугом старушки обсуждают новости.
Поднимаюсь по лестнице, отпираю двери. Прохожу в комнату. За плотными шторами - полумрак. Впереди - целая ночь и не менее целый - свет, сошедшийся клином на воспоминаниях. Сегодня обязательно сделаю записи в книге сердца. Дай Бог незаёмных мыслей...