А вот слышь-ка что скажу. И про Данилу-мастера, и про Хозяйку медной Горы, и про Полоза Великого и протча господин Бажов хорошо списал, как узнал. И ничего лишнего не добавил. Как услыхал, да так в книгу и положил.
Токма Урал-то он большой. Тут у каждой горы своя вишь, былька. Тут всякого-разного стока наслучалось - всего не упомнишь. А вон у наших, кто из заводских или из мраморских, у любого спроси - всяк что ить да расскажет. Так-то.
Вот одно вспомнилось. Расскажу, раз на язык просится. Был у нас на Гумешках старичок один. Вот он историй всяких знал - видимо-невидимо. Сам-то, вишь, он вроде помощником у малахитного мастера был. Но только по простому делу, ничё трудного ему не давали. Руки у него слабые были. Может он когда что и мог, да здоровье все вышло. А как он у нас появился, я и не упомню. Я тогда парнишечкой малым был и любил его слушать. А он по вечерку соберет нас, малых, округ себя и давай одну за другой истории сказывать. И заслушаешься - не заметишь.
Рассказывал такое. Где-то подальше, южнее от нас, говорят люди про деда Камьку. Или еще Дед Каменька его называют. Говорят, когда-то он самой хозяйке медной Горы будто бы дядькой был. Тетешкался с нею, присматривал, уму-разуму учил. А было это в те очень старые времена, когда тут, на Урале, не то что заводских людей, но и местных-то народов, почитай, не было. А те, что были, камешки не искали, не собирали, да в гору за рудой не шли.
А потом Хозяйка медной Горы подросла и хозяйкой-то и стала. До этого она-то девченочкой была, понятно. А Дед Камька при ней навроде домового остался. У Хозяйки-то тоже дом есть, хоть и в горе. А такому дому, хоть и каменному, домовой тоже нужон. Вот Дед Камька и хозяйничал в Хозяйкиных комнатах.
Но потом на Урал наши люди пришли. Заводишки понаставили, деревеньки построили, в горе стали робить. Известное дело, что силой их сюда пригнали. Какой человек с родных мест сам по своей охоте уедет. Но крепость, знамо какое дело. Раз в крепости человек, то сам себе не хозяин.
Хозяйке Медной Горы не понравилось, что наши стали гору ей ломать. Да еще кабы одну! Тогда за Урал русский человек крутенько принялся. Уральские самоцветы, да малахит, да руда всякая, протчая с тех пор завсегда в цене. Хозяйка, как бы пониманье-то имела к заводским, да к мастерам. Но все равно, коль встретишься с ней - мало хорошего из этого выйдет. Она ж за свое держится, да и себя блюдет. Хозяйка же, не абы девка какая.
А Дедку Камьке все это не по нраву пришлось. Он и ушел от Хозяйки к людям. Та и не осерчала даже. Знала что характер у него такой, не переделаешь. А дедок с тех пор около людей трётся, особенно к детям приветлив. К самым маленьким, кто еще к делу не приставлен. Труднее всех им приходится. Вот с ними Дед Камька завсегда и тетешкался. Сказки сказывал, в лес водил, учил помаленьку всякому разному. На него взрослые как-то и внимания е обращали. Ну, дедок-старичок, старый армячок, линялая рубаха, да штаны с заплатками. А сам маленький, согнутый - среди робят и не разглядишь.
Но все же различить его среди протчих можно было, коли знаешь. При линялой рубахе и старых штанах, он всегда в хороших сапожках ходит. А борода у него небольшая и будто пылью припорошенная. И не пушится, а цельными кольцами завивается. Будто из чего вырезанная. А еще глаза у него с рябой крапинкой. И пронзительные такие, живые. Как глянет на человека, так сразу все про него поймет. Среди всех протчих разных лучше всех в душе людей понимал. Потому и детей больше всего любил. У робят души чистые, ясные. Это уж потом всяко бывает, и какой характер сложится - не угадать.
А видели его по-разному. Одни говорили, что вроде горб у него был, от согнутости, да от старости. А другие говорили, что не горбик это вовсе, а мешок заплечный, небольшой такой. Говорили, что в этом мешке Дед Камька свои особые камешки носит. Они у него там разные. Какой дорогой, с огранкой богатой, а какой и без огранки даже. Или вовсе бусина, из какой простой руды.
И вот Дедок Камька может ребятенку камешек-то из своих и подарить. И какой подарит, от того судьба потом и зависит. Если ограненый камень подарит - значит, мастером парнишечке быть, по малахиту, мрамору или по другим каменьям. Если Девке такое даст - будет она рукодельницей. Вышивальщицей там, или прясть будет нить на кружева, а потом и кружева плести такие, что глаз не оторвать.
А если бусину из простого чего-нить там, из обманки какой - так быть парнишке рудознатцем. И не токма. Мало же знать, где руда идет, надо еще понимание иметь, как ее добыть. Как воду отвести, как штольню повести.
А вот если девке малой простая бусина достанется, то быть ей хорошей хозяйкой. Дом справно вести - тоже уметь надобно. Не каждой это умение дается. Вот к таким девкам, Дедком Камькой одаренным, парни раньше протчих сватов и засылают.
Правда, говорят, кому Дед Камька камешек подарил, тот его больше и не увидит никогда. Дал камешек - значит, распознал твою судьбу. И больше ему интереса в тебе нет. Говорили, он людей, как иной мастер каменья, разгадывал.
Но другие люди говорили, и мне тоже так думается, что он с малыми робятами водился, пока те чего-плохого не сделали. Не ерунду какую детскую для веселья малого, а что-то плохое, по серьезному плохое. Вот тогда Дедок Камька и отворачивался и на глаза больше не казался. Хозяйка Медной горы, та и отомстить могла. И мстила, иной раз до смерти. А Камька - он никогда так не делал. Ни мстил, ни пакости не подстраивал, даже не брОнился. Просто отворачивался и не показывался больше. Не терпел в душе даже малой червоточины и все тут. Потому и редко с кем из отроков дело имел. А уж со взрослыми - так вообще никогда. Так-то.