Аннотация: Продолжение рассказа о жизни одной девочки, пережившей много испытаний. Ее детские и юношеские переживания. Это цикл глав одной повести.
Вернувшись из Москвы Алька поехала после работы проведать друзей из больницы. За ней увязался Толик и она не стала его прогонять, вместе было веселее. На выходе она столкнулась с Александром Евгеньевичем, которого впрочем, уважала, как доктора.
- Съездила в Москву? - язвительно спросил врач, - Услышала очередной раз, что ты симулянтка?
Толик был очень удивлён и готов был заступиться за девушку, но Алька дала ему знак, чтобы не вмешивался, она справится сама.
- Да, меня там кладут в стационар.
- Тебя в Москве кладут? - удивленно спросил доктор и прибавил шаг. Потом обернувшись пробормотал - И все-таки снимки у тебя были отличные.
- Ага, я по дороге их подрисовала. Вы ведь все сделали, чтобы в ЦИТО меня не приняли совсем. Правда, Александр Евгеньевич?
Но доктор лишь прибавлял шаг и ничего не ответил. Либо он уже не слышал Алькиных слов, либо ему просто нечего было ответить. Обвинения не были голословными,в ЦИТО были удивлены, документам, что Альке выдали в её родном городе, назвав их Филькиной грамотой.
Незаметно пролетел месяц и попрощавшись с коллегами и друзьями, Алька поехала в Московскую клинику. Видя, что Толик все больше привязывается к ней, она очень просила сослуживцев не давать ему, оставленный девушкой адрес клиники.
В палате их было пятеро. Тамара была знаменитостью, про неё недавно была опубликована статья в Комсомольской правде, Альке было лестно общаться с известным человеком, ведь статья затронула многих заживо. Тамара же была обычной девушкой.
Прежде всего Альку поразила атмосфера, царившая в отделении патологии кости. В отличие от клиники, где она лечилась почти семь лет, здесь был акцент на лечение, а не поведение пациентов. Общение было друженлюбное и очень простое. Альку обследовали.
Однажды в гости к Тамаре зашёл из другого отделения знакомый студент из Панамы. Эустикио очень чисто говорил по русски. Альке всегда были интересны обычаи других стран и она быстро подружилась с Эустикио. А вскоре Тамара принесла новость, что в их отделение должны положить Сирийца. Девушкам это было любопытно и они с нетерпением ожидали знакомства с ним. На вид он оказался обычным парнем, но сразу бросалось в глаза, что он иностранец. По выходным все заранее занимали места перед стоящим в коридоре телевизором. Алька заняла место, в соседнем кресле сидел Сириец, вот он решил отойти и оставил в кресле книгу. Девушкам интересно стало как же выглядит книга с иероглифами, но были разочарованы, книга была на русском.
- А с чего вы решили, что Андрей будет читать, написанную иероглифами книгу, - спросил Дима. Так девушки узнали, что парень совсем не из далёкой Сирии, а из Москвы.
Сергей Тимофеевич и его коллеги творили чудеса. Если в своей клинике Алька видела, как людям с опухолями становилось все хуже, то здесь она видела, что делались операции с сохранением конечностей и люди полностью выздоравливали. Сам профессор был не напышенным, лопающимся от собственной важности Красновым, а совершенно простым человеком. Ему не зазорно было вымыть пол в палате или вынести судно, если не было санитарки. Он говорил, что врач должен делать для пациента все.
Сам Зацепин был из семьи потомственных врачей, по его стопам пошли и его дети. Он никогда не повышал голоса на подчинённых, но тем достаточно было его недовольного взгляда, чтобы больше не повторять ошибок. Имя Сергея Тимофеевича было широко известно за пределами Родины, к нему на лечение приезжали со всего мира. Кроме того, это был добрейший человек. За титулами и званиями Зацепин не гнался, был очень скромным человеком, который просто на совесть делал своё дело, а пациенты были безмерно благодарны своему доктору, при упоминании его имени у большинства на глаза наворачивались слезы.
- Обследование показало, что у тебя снова опухоль и нужно делать операцию, - сказал как-то Альке Сергей Тимофеевич, который не любил говорить плохие новости.
Алька расстроилась, но она всецело доверяла этому доктору. Хотя, впрочем, она не знала никого, кто не доверял бы профессору.