**Январь 48 года от Рождества Христова (или как там эти христиане считают...)**
---
### **1. Пролог: Семейные склоки на Палатине**
Библиотека в моём доме на Палатине была единственным местом, где можно было укрыться от этой безумной семьи. Здесь не было окон. Здесь пахло воском, пергаментом и... горелым? Я обернулся - Луций, мой ненаглядный племянник, стоял посреди комнаты с опалёнными бровями и дымящимся свитком в руках.
"Дядя! Мать опять пыталась отравить Клавдия!" - выпалил он, швыряя на стол половинку инжира с подозрительным сизым налётом. "Но я подменил кубок, что она подсунула Мессалине. Хотя мне уже кажется, что зря!" Луций наконец заметил, что свиток в его руке дымится, помянул Орка и сунул свиток в фонтан.
Я отложил "Илиаду" (которую, к слову, до сих пор не прочитал. Гомер - скучнейший старик, между прочим) и вздохнул. Агриппина не менялась. Все те же изысканные яды (цикута с мёдом), все та же неуклюжая прямолинейность (подсыпала в вино при всём дворе).
"Знаешь, племянник, - сказал я, разглядывая злосчастный инжир, который держал в руке. - у меня было три сестры." Я подошёл к нише с бюстами. "Друзилла..." - мой палец дрогнул на мраморном лике, - "которую я обожал. Ливилла..." - следующий бюст улыбался мне кротко, - "которая обожала меня. И Агриппина..." - по третьему бюсту я размазал отравленную ягоду.
"Которая всех вас ненавидела?" - ухмыльнулся Луций, залезая на стол.
"Нет, малыш. Которая мечтала увидеть нас всех в саркофагах. В белых тапках." Я вышел в таблин и распахнул ставни. Вечерний Рим дымился внизу, как потухший костёр. "В отношении сестёр её мечта сбылась. Но я... я принял меры."
Луций заинтересованно приподнял бровь (левую - правую он сжёг ещё вчера, пытаясь приручить саламандру): "Какие?"
"Стал бессмертным, глупыш. А теперь -" я швырнул ему свой дорожный плащ, - "собирай вещи. Мы едем в Александрию."
---
### **2. Морские приключения: "Корабль дураков"**
Наш корабль "Коммод ещё не родился, а уже стыдно" был шедевром корабельных дел мастеров - тридцать вёсел, позолоченная корма и носовая фигура в виде... моего профиля (капитан утверждал, что это Посейдон, но я-то знал правду).
Капитан - некий Диоген из Кипра - был философом-стоиком, что означало:
1) Борода до пупа
2) Привычка орать "Посейдон, не сегодня!" при малейшей волне
3) Уверенность, что мы все - лишь тени в пещере (особенно раздражало, когда он так говорил во время шторма).
Олимпиада милостиво соизволила сопровождать нас. Питона она взяла с собою, и теперь, когда эта десятиметровая тварь грелась на верхней палубе, команда передвигалась исключительно на цыпочках.
**Первые три дня плавания:**
- **День 1:** Луций умудрился утопить в море:
- Золотую чашу для вина (подарок Тиберия)
- Двух рабов (сицилийца-массажиста и галла-стенографа). Нет, он их не топил. Эти идиоты нырнули за чашей!
- Моего любимого секретаря (который, к счастью, всплыл через минуту - полубоги, знаете ли, не тонут)
- **День 2:** Я проиграл в кости:
- Призрачный IX Британский легион (списанный ещё при Августе)
- Остров Капри (благо, Тиберий им уже не пользовался)
- Питона Олимпиады (за это она мне оторвала ухо. Больно, знаете ли...)
- **День 3:** Олимпиада устроила скандал с какой-то сиреной - редкостной занудой, которая:
- Требовала "уважения к морской фауне"
- Писала диссертацию "О праве морских народов на самоопределение"
- Назвала Олимпиаду "угнетательницей гидросферы" (после чего та показала ей свою истинную сущность - русалка теперь пишет трактат "Ужасы суши: свидетельство очевидца")
На четвёртый день разразился шторм. Капитан, уже окончательно уверовавший в свою философскую исключительность, заявил:
"Это не шторм! Это метафора человеческого бытия!"
Корабль швыряло на волнах, как ореховую скорлупу. Олимпиада заперлась в трюме и что-то непрерывно там жгла. По всему короблю воняло жжёной шерстью и кошачьей мочой. Луция третий раз вырвало за борт (к счастью, в сторону от Тритона, гонявшего на волне). Я крепко держался за мачту, размышляя, не зря ли я покинул Рим? К счастью, небо во время шторма было в тучах, и я мог находиться на палубе сколько угодно.
---
### **3. Александрия: город, где боги спят**
Когда мы ночью наконец вошли в Большую гавань, перед нами открылся вид, от которого у Луция отвисла челюсть (в буквальном смысле - пришлось поправлять).
"Дядя! Это же..."
"Да, малыш. Фаросский маяк. А вон то - Библиотека. И..." - я указал на мраморное здание с колоннами, - "усыпальница Его Величества Александра, который, между прочим, был рыжим."
Луций скорчил гримасу: "Как я и ты?"
"Я - золотистый блондин, невежда! - возмутился я. - А вот ты - полный Агенобарб!"
**Фаросский маяк** поразил даже меня. Триста локтей в высоту, с зеркалами, отражающими свет на десятки миль. Смотритель - хмурый египтянин - водил нас по винтовой лестнице, рассказывая:
"На верху - статуя Посейдона. Ночью в её руке зажигается огонь, который..."
"Который виден с кораблей за 50 стадий, да-да, - перебил я. - А можно зажечь его днём?"
"Зачем?"
"Чтобы сжечь флот неприятеля! - воскликнул Луций. - Или ослепить соглядатаев! Или..."
Смотритель побледнел. Мы были выдворены до того, как Луций закончил перечислять варианты применения.
**Великая Библиотека** пахла пылью и знаниями. Главный библиотекарь - сухопарый грек с глазами, как у совы - провёл нас по залам:
"Здесь хранятся 700 тысяч свитков. Поэзия, философия, науки..."
"А где хранятся сплетни? - спросил Луций. - Про Клеопатру, например?"
Библиотекарь вздохнул и повёл нас в отдел "Запретные тексты", где мы с упоением читали:
- Как Цезарь краснел, когда Клеопатра называла его "маленьким римским волчонком"
- Как Антоний проиграл в кости целую провинцию
- Как Октавиан боялся грозы и прятался под кроватью
- Как Калигула... впрочем, это неважно.
---
### **4. Усыпальница Александра: история одного носа**
Гробница Александра представляла собой золотой саркофаг в форме храма, окружённый двенадцатью малахитовыми колоннами. Воздух был густым от ладана.
"Почему у него нет носа?" - тыкнул пальцем Луций.
Олимпиада, до этого грустная и молчаливая, вдруг зашипела, как разъярённая кошка:
"Потому что Октавиан Август - свинья в тоге! Когда он посетил гробницу..."
Она рассказала, как первый император, осматривая мумию, отломил нос - "на память".
"Но потом, - улыбнулась Олимпиада, обнажая клыки, - я сделала так, что у него на месяц отсохла рука. И не только рука..."
Она многозначительно посмотрела куда-то вниз. Луций захихикал. Я поспешил сменить тему, заметив, как у одного из стражников побелели костяшки на пальцах, сжимавших копьё.
---
### **5. Гефестион, или Друг, который всегда рядом**
Когда стемнело, в нашей гостевой комнате в Мусейоне появилась тень.
"Гай Юлий, - произнёс низкий голос, от которого задрожали свечи. - Олимпиада говорила, что когда-нибудь ты появишься."
Из темноты вышел высокий красивый мужчина лет тридцати в потрёпанном македонском плаще. Его глаза были цвета Нила в половодье, а на серебряной пряжке поблёскивала греческая надпись: "Александру - от Гефестиона. Навеки."
"Ты... - я вскочил. - Но как? Я видел твою могилу в Вавилоне!"
Гефестион улыбнулся (и я понял, почему Александр любил эту улыбку):
"Смерть - понятие относительное, особенно когда у тебя есть друг-маг и несколько амулетов из Фив. Я очнулся через сто лет после смерти. Александр... - его голос дрогнул, - его уже не было."
Он угостил Луция вином, которое "помнит Вавилон", и рассказал истории, которых нет ни в одной хронике:
- Как Александр в пьяном угаре назвал Геракла "жирным старикашкой" (после чего статуя героя в Олимпии на неделю отвернулась от алтаря)
- Как проиграл в кости Буцефала (и выкупил его обратно за три провинции)
- Как плакал, когда впервые увидел пирамиды ("Они такие... треугольные!")
Олимпиада улыбалась и молчала. По её затуманившимся глазам было видно, что сейчас она далеко-далеко от нас...
Зато Луций слушал, раскрыв рот.
"А ты... тоже вампир?" - наконец выдавил он.
Гефестион рассмеялся: "Нет, малыш. Я просто... не ушёл."
---
### **6. Учение Эхнатона, или Как Луций нашёл своего бога**
В храме Сераписа высокий жрец с бритым черепом рассказывал об Эхнатоне - фараоне-еретике.
"Он отверг всех богов, - гремел жрец, - и провозгласил единственного - Атона, бога Солнца!"
Луций замер. Я видел, как в его глазах загорается тот самый огонь, который позже спалит половину Рима.
"Дядя! - прошептал он. - Это же..."
"Глупость, - буркнул я. - Его убили жрецы Амона. Потому что монотеизм - это скучно."
Но племянник уже не слушал. Он стоял перед изображением солнечного диска с лучами-руками и что-то бормотал про "истинного бога". Потом вытащил стилус и стал торопливо записывать на восковой табличке. Гораздо позже я узнал, что это были его первые стихи.
Гефестион шепнул мне на ухо: "Оставь его. Александр тоже проникся этим учением. Провозгласил себя сыном бога Солнца Ра. В открытую Атона он поддержать не рискнул, но постоянно о нём думал и говорил..."
Гефестион подошёл к мальчику и положил ему руки на плечи: "Хочешь, я отвезу тебя в Ахетатон?"
"Что это?" - Луций смотрел не понимая.
"Это столица Эхнатона. Город, посвящённый Солнцу."
"Отличная идея! - я захлопал в ладоши. - Отправляйтесь, гуляйте там по пеклу, а я лучше отдохну во тьме библиотечных подвалов. Высплюсь. "Илиаду" дочитаю..."
На следующий день караван из трёхсот преторианцев, сопровождавших Луция, тронулся в путь, а я с головой окунулся в светскую жизнь ночной Александрии. Какая там "Илиада"? Юпитер с вами!
---
### **7. Ахетатон. "Мы помним пустыню без пирамид"**
Пустыня встретила их зноем и молчанием. Луций бегал между полуразрушенных колоссов Эхнатона, крича:
"Эй, мумии! Вы там живы?"
В ответ - тишина... Лишь ветер воет, да улыбки пухлогубых, длинноносых Эхнатонов кажутся всё более и более презрительными.
Гефестион (в новой нарядной тунике, волосы собраны в хвост) хитро поглядывал на мальчика.
"Ты разочарован?"
"Тут всё разрушено... я не ожидал."
"Жрецы Амона постарались стереть любую память об этом месте."
"Я бы никогда не позволил! - Луций ударил себя кулаком в грудь. - Гении-хранители этих мест, слышите меня??"
И они ответили.
Из тени развалин храма Атона выполз старец с кожей, похожей на папирус. Его глаза были жёлтыми, как пустыня вокруг.
"Мы слышим тебя... Мы остались здесь... мы были здесь... до фараонов, - прошипел он. - До богов. До времени."
Страшная, иссохшая фигура приблизилась к мальчику. Гефестион обеспокоенно поднялся, но умиротворяющий жест чёрной искореженной руки убедил его сесть обратно.
"Мы ждали тебя... кого-то, кто позволит Богу Солнца снова править миром... рассеять тьму и её ужасы... Пойдём со мною."
Живая мумия взяла мальчика за руку, и, не успев Гефестион вскочить, как оба они вошли в тень от покорёженной стены бывшего храма и исчезли...
Весь день и всю ночь прождал Гефестион, не уходя с этого места... Он чувствовал, что опасности для Луция нет, что мальчик вернётся. Надо только подождать.
Гефестион развёл костёр и сел поближе. Где-то в развалинах пели сверчки. Звёзды, яркие, какими они бывают только в пустыне, усеяли безграничное небо... Трещали сучья в огне, а оранжевые всполохи выхватывали из тьмы улыбки загадочных колоссов. Казалось, Эхнатон улыбается сразу со всех сторон. Губы кажутся живыми в сполохах пламени - вот-вот разомкнутся и что-то скажут... что-то мудрое, доброе, ласковое...
Перед рассветом они вернулись. Луций выглядел ошарашенным, но счастливым. Вокруг него толпилось несколько иссохших. Они с радостью и надеждой взирали на него. Старейший из них - существо, которое называло себя "Тот, кто помнит пустыню без пирамид" - протянул Луцию золотой амулет на цепочке. Символ Атона: солнечный диск с лучами-ручками.
"Носи, - прошипел он. - Солнце тебя не тронет. Никогда и ни в какой ситуации Солнце не принесёт тебе вреда!"
---
Когда они вернулись и Гефестион рассказал мне обо всём, я долго допытывался у племянника в попытке узнать, где Луций был и что делал?
Но хитрый пацан лишь улыбался: "Мне не разрешили рассказывать. Считай это моей мистерией."
И знаете: с тех пор, при всей своей белокожести, Луций ни разу не обгорел на солнце! Хотя для рыжих это просто невозможно.
---
### **8. "Империя, я вернулся"**
В Рим мы вернулись в марте 49-го года. Нас встретила толпа ликующих граждан (организованная мной заранее) и... новость:
"Цезарь! - закричал мой секретарь. - Агриппина вышла замуж за Клавдия!"
Я остановился. "За... кого?"
"За императора Клавдия! Она теперь императрица!"
Луций задумчиво ковырял в носу: "Значит, теперь она может казнить нас официально?"
Я взглянул на Палатин, где уже виднелась новая статуя Агриппины в образе Юноны. "Малыш, - вздохнул я, - мне снова захотелось уехать."
---
**Эпилог:**
Луций сидел у фонтана, разглядывая свой новый амулет.
"Дядя, - сказал он задумчиво. - Когда я стану императором..."
"Да, малыш?"
"Я построю золотой храм Солнца. И назову его... Атониум."
Я вздохнул. Риму не поздоровится.
**P.S.** Гефестион до сих пор пишет мне письма. Последнее начиналось так: "Гай, Александр был бы в восторге от твоего бреда..."