Иван положил ладони на руль, слишком плотно, как будто боялся, что тот вырвется. Его пальцы побелели от напряжения, а в сапфировых глазах отражалась приборная панель - холодные цифры спидометра, мерцание автомагнитолы. Пятнадцать лет. Всего три года назад он виснул у меня на шее, требуя посмотреть очередной "Вой", а теперь сидел за рулём моего старого "Бьюика", купленного ещё в девяностых. Машина пахла кожей, пылью и временем.
- Расслабься, - сказал я, откинувшись на пассажирском сиденье. - Ты не волк на трассе. Здесь не надо никуда спешить.
Он кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Мы ехали по ночному шоссе, вдали от города. Почти полная луна висела низко, заливая асфальт молочным светом. Идеальное время для вампира. И для вервольфа.
- Педаль газа чувствуешь? - спросил я. - Не дави резко.
- Знаю, - буркнул Ваня, но машина дёрнулась, и восьмицилиндровый двигатель взревел.
Он стиснул зубы. Я видел, как дрожала его нижняя губа - тот самый жест, который выдавал его ещё с детства, когда он пытался скрыть страх. Пятнадцать лет... Казалось, ещё вчера он был щенком, засыпавшим у меня на груди, а сегодня его плечи уже выпирали из куртки, и голос ломался на неустойчивый баритон.
- Сбавь скорость, - предупредил я, когда стрелка спидометра доползла до восьмидесяти. - Здесь поворот.
- Я справлюсь, - он резко повернул руль. Шины взвизгнули, меня прижало к дверце, но Ваня выровнял траекторию, слишком поздно ослабив хватку.
Сердце (да, вампиры помнят, как оно бьётся) сжалось. Не от страха. От осознания, что он больше не ребёнок. Что его ошибки теперь могут стоить дорого.
- Остановись, - тихо сказал я.
- Пап, я просто...
- Останови машину. Сейчас.
Он нажал на тормоз, и "Бьюик" замедлился, съехав на обочину. Выключил двигатель. Тишина накрыла нас, как одеяло. Иван не смотрел на меня, уставившись в окно. Его дыхание было частым, неровным.
- Ты думаешь, я не справлюсь? - спросил он наконец.
- Я думаю, ты пытаешься доказать что-то. Себе. Мне. Миру. - Я повернулся к нему, ловя его взгляд в темноте. - Но вождение - не контроль над своей природой. Не надо побеждать машину. Надо её слышать.
Он сжал руль снова, и я заметил, как ногти его стали острее - вервольфья кровь реагировала на стресс. Луна светила слишком ярко.
- Я не хочу быть... - он замолчал, сглотнув. - Не хочу, чтобы это во мне было. Иногда я ненавижу полнолуние. Ненавижу, что не могу просто быть человеком.
Слова повисли в воздухе. Где-то вдали пролетела сова, ухнув что-то на своём языке.
- Ты помнишь, как в тринадцать лет превратился в волка посреди зоопарка? - спросил я, и уголки его губ дрогнули. - Мы тогда еле отбились от смотрителей.
- Ты неделю не разговаривал со мной, - он хмыкнул.
- Неделю притворялся, что злюсь. А сам ржал в гробу, вспоминая, как ты гонял того льва по вольеру.
Ваня наконец расслабил плечи, откинувшись на спинку сиденья. Его ногти снова стали обычными.
- Машина - она как ты, - продолжил я. - Её не надо заставлять. Ей надо доверять. И себе тоже.
Он кивнул, завёл двигатель. На этот раз плавно.
- Поехали дальше? - спросил я.
- Да.
Мы ехали медленно, почти бесшумно. Он учился чувствовать дорогу, а я учился отпускать. Луна плыла за нами, как немой свидетель. В какой-то момент Ваня включил радио - заиграла какая-то старая рок-баллада. Он не стал переключать.
- Кстати, это твой любимый дядюшка рулады выдаёт, - хмыкнул я.
Иван удивлённо приподнял бровь.
- Пап... - он вдруг заговорил, не отрывая глаз от шоссе. - А если я однажды... не справлюсь? С этой штукой внутри.
- "Hey you, don't help them to bury the light. Don't give in without a fight", - удивительно к месту пропел из динамиков Гай.
Я смотрел на его профиль, на упрямый подбородок, который всё ещё выдавал мальчишку.
- Тогда я буду рядом. Чтобы напомнить, что ты - больше, чем зверь. Ты - мой сын.
Он не ответил. Но поворот взял идеально, даже не вздрогнув.
***
Внезапно в зеркале заднего вида мелькнул свет фар. Гул мотора нарастал, и через секунду рядом с нами поравнялся здоровенный чёрный "Харлей", изрыгающий рок-н-ролльный рёв. За рулём сидел Гай Юлий Цезарь Август Германик, он же Калигула, в косухе с шипами и шлеме, расписанном рунами.
- Эй, малыш! - заорал он, снимая очки с тонированными стёклами. - Ты что, улиток возишь? Давай газку, я тебя научу!
- Дядя Гай! - Ваня засмеялся, но тут же нахмурился. - Мы же тренируемся...
- Тренируешься? - Гай фыркнул, обгоняя нас так близко, что ветер от мотоцикла качнул машину. - В мои пятнадцать я уже колесил по Большому Цирку на квадриге! А ты тут ползёшь, как черепаха с солнечным ударом.
- Опять врёшь! - я высунулся в окно. - В пятнадцать тебя Тиберий никуда не отпускал. Сидел при нём как привязанный. На квадриге ты, хорошо если в двадцать пять, рассекать начал.
Гай, которому теперь вечно было 28, расхохотался и показал мне язык. Потом газанул и поднял тяжёлый мотоцикл на дыбы.
- Гай, - я попытался звучать максимально сурово, - если ты разобьёшься, я не стану тебя воскрешать.
- Расслабься, старик! - он крутанул руль, сделав "восьмёрку" вокруг нашей машины. - Я пережил падение Рима, а ты думаешь, асфальт меня пугает?
- Возникает законный вопрос: "Не ты ли его и уронил?"
Мы мчались, обгоняя друг друга, как в каком-то безумном танце. Гай кричал советы, смешанные с латинскими проклятиями:
- Поворот налево? Выдыхай и рули, как будто везешь Нерона в бордель!
- Он... он вообще учил кого-нибудь водить? - Ваня едва успевал следить за дорогой.
- Нерона и учил! Сначала гонять колесницы, потом болиды на Формуле-1, - пробурчал я, вцепляясь в подлокотник. - Закончилось это тем, что его талантливый племянничек умеет водить всё, что движется, за что его и обожает Голливуд.
Гай вдруг резко затормозил, указав рукой на придорожное кафе. Мы съехали на парковку, где он уже ждал, облокотившись на мотоцикл с видом победителя.
- Ну что, мальчики? - Он снял шлем, и его рыжие кудри рассыпались по плечам. - Гай Юлий даёт мастер-класс бесплатно.
- Спасибо, - я открыл дверь, стараясь не шататься. - Но мы предпочтём остаться без твоих уроков.
- Пап, - Ваня вышел из машины, всё ещё на взводе. - А правда, что ты гонял на квадригах?
- Правда! - Гай достал из кармана серебряную фляжку и отхлебнул. - Однажды я устроил гонки в Циркус Максимус: колесницы, львы, гладиаторы с факелами... Красота! Как писал Мишель: "Смешались в кучу кони, люди..."
- И чем кончилось? - я приподнял бровь.
- Племянничек дисквалифицировал меня за "неспортивное поведение". - Он подмигнул Ване. - А потом попросил повторить.
Ваня засмеялся, и напряжение наконец спало. Гай швырнул ему ключи от "Харлея":
- Хочешь попробовать?
- Гай! - я шагнул вперёд, но Ваня уже садился на мотоцикл.
- Расслабься, - Гай хлопнул меня по плечу. - Я же с ним. В крайнем случае...
- Никаких "крайних случаев"! - перебил я его.
Они умчались в ночь, оставив меня с "Бьюиком" и бутылкой вина, которую мне сунул Гай. "Vīta est nimis brevis ut bibāmus vīnum malum", - поведал мне он. (Жизнь слишком коротка, чтобы пить плохое вино.)
Через полчаса вернулись - Ваня сиял, а Гай орал:
- Видал? Твой щенок - прирождённый гонщик! На следующее полнолуние устроим заезды с оборотнями!
- Только через мой труп, - пробормотал я, но Ваня уже болтал о мотоциклах и древнеримских гонках...
***
Когда мы ехали обратно, Ваня спросил тихо:
- Пап, а дядя Гай... он ведь тоже не человек... Но он не боится быть другим.
- Он не боится, потому что прожил две тысячи лет, - я улыбнулся. - Но ты прав. Иногда его безумие... напоминает, что наша природа - не проклятие. А дар.
Он кивнул, и я понял - сегодня он сделал шаг вперёд не только в вождении...
А Гай, как всегда, промчался мимо вихрем, смешав прошлое и настоящее. И, кажется, это было именно то, что нам нужно...