- Серёга, ты своими ложными вызова`ми в конец меня разбалуешь! Бачок-то в порядке. Иди примай работу. Как говорится, какать подано.
- ?! - Я от недоумения лишился дара речи.
- А ты чё, не знал, что это мой псевдо`ним?
- Откуда же? А вы, дядь Вася, случайно не из театральных будете?
- А говоришь, не знаешь... Ну, всё, бывай здоров!
- Дядь Вася, вы очень торопитесь?
- А что, ещё что поломалось, пока я бачок чинил?
- Да так... , - как мог попытался я прикинуться загадочным.
- Ой, Серёга! Знаю я твои "датаки". Ладно, не тереби козу за сиськи, выкладывай, что надо.
- Тогда прошу.
Мы проследовали на кухню. Там на столе ждали своей участи початая бутылка коньяка, нарезанные сыр, лимон и яблоки.
- Это и есть твой "датак"?
- Ага. Типа "рояль в кустах".
- Это уже серьёзно. Ну, чё там у тебя?
- Видите ли, дядь Вась, какое дело. Через неделю у режиссёра нашего театра день рождения, - начал я, разливая коньяк по рюмкам.
- У Витьки, что ли?
- У кого? А, ну, да, у Виктора Семеныча. Так он решил отметить его вечером театральной байки, в смысле, трёпа.
- Что ж, дело хорошее. Ежели под шнапс и закусь, чего ж не потрепаться! Ну, а меня это, каким местом?
- И решил я пригласить вас, ваше здоровье, Василиваныч, на этот вечер трёпа. Вы же там всех затмите. А, дядь Вась?
- Вона ты чего задумал! Нет уж, уволь, милок. Куда угодно, только не туда!
- Почему же, дядь Вась?
- Потому, что свой псевдо´ним я оттуда, из Витькиного театра, принёс. Давай так. Ты пойдёшь туда один. А мы приговорим коньяковского, закусим. И я тебе лично здесь и сейчас устрою вечер трёпа. О! Я расскажу тебе историю своего прозвища. Наливай!
Я наполнил рюмки коньяком. Достал сигареты и пепельницу. Вечер застенчиво пробирался в квартиру. Мне почему-то захотелось предложить ему быть третьим. Моё еле уловимое движение души каким-то образом передалось дяде Васе.
- Вечер-то, какой! Благодать, а! И снаружи, и внутри - благодать. Ну, милая, наше здоровье! Так вот, дело было года четыре назад, - начал дядя Вася. - Я тогда не работал. То ли в отпуску был, то ли бюллетенил, не помню уже. Короче, маялся. Ни работы тебе, ни халтуры. А тут на - Светка звонит! Ну, ты же знаешь мою Светку?
- Да, конечно, знаю.
- Она же в артистки подалась.
- Как в артистки? Она же в художке училась.
- Так я и говорю. Поехала в Москву. Закончила там какой-то хутемас, вернулась и стала у Витьки в театре работать.
- Ну, понятно.
- Так вот, Звонит мне моя Светка. "Папка, выручай! Из унитаза дерьмо прёт. Вода чуть ли не в гардеробной". Ну, думаю, приплыл. Хотел халтуру, а получил субботник. Ладно, хрен с ним. Искусство, как ты знаешь, требует жертв. Хватаю инструмент... Да ты не филонь, а разливай. В рюмке уже Сахара... Хватаю инструмент... Хорошо пошла... Бегу в театр. А то, пропадёт, на хрен, аккурат в том же месте, где и начинается. Короче, прибежал - и за работу. Сколько я там мудохался, не знаю, времени не было на часы взглянуть... Я сигаретку... Вот, не понимаю, как это можно - выпить и не закурить? Да... Короче, закончил я это дело. Ну, думаю, догадается кто-нибудь отблагодарить, хотя бы на пиво. Или как обычно: "Спасибо. Приходите ещё".
- И что?
- А то! Всё было - и пиво, и спасибо, и приходите ещё.
- Это как?
- А так. Достаёт Витька лопатник, вынимает из него трёшку и протягивает её мне. Спасибо, мол, Василиваныч, выручили. Ну, я взял, и прощаться. Типа, всегда пожалста, когда надо - обращайтесь. И уходить уже. А тут Витька: "Не хотите ли вы, Василиваныч, в спектакле сыграть?"
- А я - извините, нет. Мне, мол, хватает. Почитай, каждый вызов - спектакль. Да и куда мне? Я что - Никулин? А он мне, Витька, то есть. Василиваныч, говорит, вы лучше. Я, говорит, Никулина и не взял бы. У него, говорит, типаж не тот. Вроде как, мордой не вышел. Это для Витькиных-то спектаклей!
- А вы?
- А что я? Короче, уговорил меня Витька. Стал я на репетиции ходить. Ролька - то у меня всего ничего. На два слова. Как сейчас помню: "Кушать подано".
- А- а, - понимающе протянул я. - Классика!
- Вот и Витька мне то же самое. В общем, стал я туда захаживать. Сам по себе. Просто так. Потом чуть ли не каждый день стал там бывать. Интересно оказалось, веришь ли?
- О да! "Там, там под сению кулис младые дни мои неслись"
- Ну, вроде того. Да и Витька, ты знаешь, неглупый мужик. Такое задвигал! Про систему, как его, Святославского, что ли...
- Станиславского.
Точно! Да много ещё чего. Всего и не упомнишь. Разве что вот это. "Нет маленьких ролей, есть плохие актёры". Хотя это я и без Витьки знаю. Короче, репетиция до репетиции, глядь - уже и премьера на носу. Да какое там "на носу" - завтра! Давай, что ли, за кульминацию... А денёк-то у меня премьерный выдался на редкость загруженный: кто в отпусках, кто приболемши. Так это ещё что! Вызова - сплошь сортиры. Ну, хоть бы один кран, так, для смеху. Дудки! Плюс ко всему, последний вызов был такой клятый! Копаюсь, бляха, а сам всех матерю: и козла этого, что заболел, и хозяев, и Витьку с его спектаклем, ну, и себя, конечно. Только бы успеть! Краем глаза на часы - кажись, успеваю. Правда, впритирку... Ф-фу, дай дух переведу, - сказал дядя Вася, потянувшись за сигаретой.
Пока он прикуривал, я обновил содержимое рюмок.
- Оперативно... Хвалю... Ну, давай. Смажем, что ли, связки для развязки! В общем, прибегаю в театр и стрелой за кулисы. Скидаю робу, напяливаю лакейские шмотки и - на сцену. Там уже Витька сидит, барина какого-то изображает. Ну, я с подносом подхожу к столу, и - "Какать подано!" Что тут в зале началось!
- Представляю, - сказал я с плохо прикрытой завистью зрителям того спектакля.
Это что! Моментально - занавес. За кулисами все катаются от хохота. Витька весь в судорогах, слова сказать не может. Ну, я, видя общее замешательство, быстро в своё и ходу! Потом уже, дома, Светка мне сказала, что это была Витькина пьеса.
- Так вы, дядь Вася, ещё и театральный критик.
И ты туда же! Ну, критик - не критик, а последние мои слова приклеились ко мне прочнее фамилии.
- И что? Не беспокоит? Вроде, как обидно должно быть.
- Так. Давай ещё по одной за эпилог, на посошок, то есть. Вот ты, вроде умный мужик. Так скажи, может ли прозвище быть приятным или неприятным? Только не надо включать философа. Я тебе и без философии скажу, что прозвище всегда неприятное. А если оно приятное, то это почти титул. Это раз. А два - какое другое прозвище говорило бы всё о моей профессии? А три - то, что сухой и тёплый сортир нужен всем, Ну, будем здоровы! Всё, давай, если что - рояль в кусты.
Дядя Вася ушёл. Я закурил и включил чайник. День рождения у режиссёра, артистический бомонд казались мне уже такими далёкими и, главное, неестественными как ёлочные украшения на жарком пляже. Я машинально завариваю кофе и ловлю себя на мысли, чтобы ещё такого "сломать".