Аннотация: Военные годы в Нижнем Тагиле. По семейным воспоминаниям. Посвящается 65-й годовщине Победы.
Перед войной мама, тогда совсем молодая женщина, работала государственным инспектором по качеству продовольственных товаров в Нижнем Тагиле. Должность была номенклатурной, и её рабочее место было в здании горсовета. Фактически же она всё время проводила в бесконечных хождениях между холодильником, бойней, мясокомбинатом и магазинами, которые находились в разных частях города. Транспорт тогда почти не ходил, и она преодолевала эти немалые расстояния пешком.
Весной 1941 года из Москвы поступил строгий приказ, по которому в сжатые сроки надлежало отправить в Германию очень большое количество мяса. Это было одно из условий мирного договора с Германией. Чтобы выполнить распоряжение центра был забит весь имеющийся скот и полностью опустошено всё, что хранилось в огромном холодильнике, в том числе и стратегический государственный запас. Мама не спала несколько ночей, проверяя упитанность отправляемых туш. За ходом работ по выполнению задания Москвы строго следили работники НКВД.
Битком набитые товарные вагоны отправили в сторону границы. Когда эшелон с провизией пересёк границу СССР, войска Гитлера вторглись на нашу территорию, и началась Великая Отечественная война. Нижний Тагил, как, и многие другие города, остался без продовольствия. Коварство гитлеровской Германии, вероломно нарушившей пакт о ненападении, заключалось не только в самом нападении, но и в том, что предварительно из нашей страны были выкачаны все продовольственные ресурсы. Руководство страны очень недальновидно выполнило грабительские условия так называемого мирного договора, приведшие впоследствии к голоду мирного населения в тылу.
Вскоре из прифронтовой полосы в Нижний Тагил стали поступать вагоны, наполненные тушами животных прямо в шкурах. Проверка показала, что это мясо совершенно несъедобно и даже ядовито. Не смотря на пустые хранилища и начинающийся голод, все туши пришлось пустить на технические нужды.
Особенно голодали в городе рабочие Выйского механического завода (ВМЗ). В середине войны прямо на улице по дороге на завод часто можно было видеть трупы людей, умерших от голода. Особенно высокая смертность была среди выходцев из Средней Азии, которые работали на предприятиях города как бойцы трудовой армии. Часто в халатах у покойников-азиатов находили довольно крупные суммы денег. Объяснялось это не столько любовью этих людей к деньгам в ущерб собственной жизни, сколько стремлением скопить средства, чтобы послать их своим огромным семьям, оставшимся без кормильцев.
Совсем другая картина была на Высокогорском железном руднике (ВЖР). Отделом рабочего снабжения на этом знаменитом предприятии Нижнего Тагила руководил в военные годы энергичный человек с выдающимися организаторскими способностями Николай Фаддеевич Сандригайло. Впоследствии он стал первым директором Соколовско-Сарбайского горно-обогатительного комбината, Героем Социалистического труда и депутатом Верховного совета. А в военные годы он, тогда молодой инженер, так организовал питание горняков, что во время самых страшных лет никто из них не голодал. В окрестностях города по его инициативе были организованы подсобные хозяйства, где выращивали картофель, овощи и разводили скот. Он сам ездил на Северный Урал и договорился о поставках крупных партий рыбы. При этом он строго следил за распределением продовольствия, чтобы исключить случаи воровства.
Перед войной в Тагиле гастролировал цирк, где коронным номером были выступления борцов французской борьбы. Когда началась война, эти борцы не смогли уехать и застряли в Нижнем Тагиле надолго. Страдая от голода, они пришли в колбасный цех мясокомбината. Там им удалось устроиться грузчиками и подсобными рабочими, благо физической силы этим артистам было не занимать. Так и пережили они лихую годину.
Папу на фронт не взяли, поскольку он добывал железную руду, столь необходимую для производства оружия. Он работал на Лебяжинском руднике в карьере на открытых разработках в три смены без выходных и праздников. В военные годы все зимы выдались очень суровыми. Без отдыха, без горячей пищи, зимой в сорокоградусные морозы, а летом под палящим солнцем или проливными дождями, горняки добывали руду для нужд фронта. На руднике работало много спецпереселенцев, в основном выходцев из деревень Украины, не приспособленных ни к уральскому климату, ни к горняцкой работе. Жили они с семьями в ужасающей тесноте в бараках без всяких удобств. Смертность и травматизм среди этих людей была огромной, но за их гибель или увечье никто не отвечал.
Маму часто вызывали на работу по ночам, а утром всё равно нужно было быть на службе. Скидки на усталость и недосып никто не делал. Ни выходных, ни отпусков во время войны не было. Мама отвечала за качество товара, но неожиданно поступил строгий приказ о том, что она должна была отвечать и за количество. Это было намного сложнее. Когда приходил поезд с мясом, ей нужно было пересчитать и перевесить все поступившие туши, причём эти данные должны были совпасть с теми, что были получены после перевозки продуктов на склад. Несовпадение цифр означало хищение, которое в условиях военного времени жестоко каралось, вплоть до высшей меры. За этим очень строго следили работники НКВД, которые ходили за мамой буквально попятам.
А случаев хищения было много. Однажды по дороге на склад с машины сбросили несколько туш, в другой раз большое количество мяса вынесли через заблаговременно выломанную доску в заборе. Но каждый раз маме удавалось вовремя пресечь хищение, иначе ей грозила бы тюрьма. По возможности, она сама разбиралась с ворами, которыми чаще всего были не посторонние грабители, а знакомые ей работники транспорта, склада или холодильника. Одни расхитители каялись, били себя в грудь и слёзно просили не сдавать их в правоохранительные органы, другие предлагали маме часть ворованного взять себе и подделать документы. Маме нужно было проявить большую твёрдость и мужество, чтобы в таких сложных условиях остаться честной и выполнить свои должностные обязанности. Если она видела, что человек украл не от жадности и искренне кается, она не сообщала о нём в "органы". Мама не раз вспоминала случай, когда повесился кладовщик, у которого кто-то опустошил склад. Если бы он это не сделал, его всё равно бы расстреляли после долгих допросов и унижений.
В конце 1941 года на фронт мобилизовали мужчин, которые работали на мясокомбинате забойщиками скота. Маму вместе с несколькими другими молодыми женщинами вызвали к начальству и обязали каждую забить определённое количество животных. Как мама ни отказывалась, приказ в условиях войны нужно было выполнить. Преодолевая страх и жалость, маме пришлось взять в руки нож и несколько дней заниматься этим ужасным делом. Стресс и расшатанные нервы никого не волновали.
Летом 1943 года маму отправили в командировку в Чебаркульские военные лагеря. Ей поручили выявить причину массового отравления мясными консервами, которые там начались. На маленьком полустанке её встретили трое военных верхом на конях и предложили добраться до места, подведя к ней осёдланную лошадь. Она никогда не ездила верхом, но выбора не было. Путь был неблизкий и пролегал через обширные болота. Вскоре начался затяжной дождь. Лошадь прыгала с кочки на кочку, и через час такой тряски маме стало плохо. Она была на четвёртом месяце беременности, и ей казалось, что у неё оборвались все внутренности.
Когда добрались до складов, расположенных в глухом лесу, мама, не смотря на полуобморочное состояние, быстро определила причину отравлений - некоторые консервы были просрочены, и полуда банки перешла в содержимое. Ядовитые банки можно было легко отличить по шифру на крышке. Мама научила этому кладовщика, и вызванные солдаты занялись сортировкой огромных штабелей консервов. Эта командировка изрядно подорвала мамино здоровье, но лечиться пришлось только после войны.
В больнице, где я родилась в декабре 1943 года, паровое отопление работало плохо. Зима выдалась лютая, и температура в палатах была близкой к нулю. Все роженицы были прозрачными от худобы, а дети почти все рождались дистрофиками. Санитарки носили младенцев на руках, складывая их друг на друга штабелем. Однажды мама увидела, как санитарка нечаянно уронила ребёнка, и тот вскоре умер. Мама поняла, что ещё немного, и она в таких условиях может погибнуть вместе с младенцем. Когда папа пришёл навестить её, мама со слезами умоляла забрать её и дочь домой, не смотря не проходящую высокую температуру и возражение врачей. Папа принёс одежду и тёплое одеяло, и она вместе с новорождённой тайно выбралась через окно первого этажа.
Дома было не многим теплее. Папа раздобыл где-то самодельный обогреватель, хотя пользоваться такими категорически запрещали. Обогреватель тайно включали, каждый раз опасаясь визита работников ЖЭКа. Мама сделала шалаш из одеял и матрацев, там и держали ребёнка в холодное время. Я смутно помню это сооружение из одеял и тот спасительный обогреватель, сделанный из проволоки, намотанной на отрезок серой керамической трубы.
Декретный отпуск в те годы давался только на 20 дней, а уволиться было нельзя. К тому же на иждивенческие карточки выдавали совсем мало хлеба. Вместо мяса на такие карточки получали яичный порошок, а вместо сахара - карамель. Маме же, как государственному инспектору, выдавали полноценно отовариваемые карточки. Кроме того, ей были положены дополнительные карточки "СПБ". Как расшифровывалась эта аббревиатура, я так и не знаю. Папа, как горняк, тоже получал хорошие рабочие карточки. Благодаря этому, наша семья в войну не голодала, хотя таких продуктов, как масло, мясо, сахар, молоко всё равно не хватало. Иногда мама, скопив немного продуктов, ездила в Свердловск и подкармливала сестру и племянницу Зою, которые начинали уже пухнуть от голода. Во время войны папа заработал язву и весил чуть более пятидесяти кг при росте 184 см, а у мамы к концу война развилась дистрофия.
Весной родители садили картофель для всей родни на большом участке, который выделили папе на руднике. Однажды, проработав весь день, мама вечером пошла окучивать картошку. Участок был далеко, в сторону Евстюнихи. Добраться туда можно было только пешком. Вернувшись, она прямо под дверью квартиры свалилась от усталости и уснула, очень испугав домочадцев.
Первые "слова", которые я начала лепетать, были: "бои-бои-бои". "Да, доченька, бои, тяжёлые бои, война идёт", - горестно вздыхала мама. К тому времени пропал без вести папин племянник Юра Титов, которому было всего 17 лет, и погиб мамин брат Василий. От другого её брата Аркадия и зятя Геннадия Тимофеева уже давно не было вестей. В дальнейшем Аркадий так и не вернулся, сгинув в Сталинградской мясорубке. Зато Геннадий, единственный из всей родни, живой, здоровый и красивый пришёл с войны, увешенный орденами.
Во время войны в Нижнем Тагиле гремела слава проходчиков Степана Андросенко и Ивана Завертайло. Насколько я помню из рассказов мамы, до войны они работали на шахтах Кривого Рога и на Урал были эвакуированы осенью 1941 года перед оккупацией Украины. Оба стахановца были тогда совсем молодыми и ухаживали за одной и той же "гарной дивчиной". Она выбрала Ивана Завертайло, который был похож на сказочного богатыря. Андросенко и Завертайло работали на Высокогорском руднике и выполняли за смену несколько норм. При помощи метода многозабойного бурения нередко норма была перекрыта ими на сотни, и даже тысячи процентов. За такую героическую работу и тот, и другой были удостоены Сталинской премии. К сожалению, Иван Завертайло рано умер то ли во время войны, то ли в первые послевоенные годы. Степана Андросенко я смутно помню. Он был среднего роста, худощавым, жилистым. После войны он женился на девушке - тагильчанке, только что окончившей школу. Они жили в знаменитой "сорокашке", где проживала и наша семья. Помню я и их маленького сына.
Где-то в середине войны в город стали поступать американские товары: консервы, яичный порошок, сахар, жиры, одежда. Товары эти Америка посылала в СССР по так называемому ленд-лизу - государственной программе США помощи союзникам. Мама считала, что если бы не эти поставки, вряд ли удалось выжить в тылу. Товары эти поступали на склады предприятий и оттуда распределялись в соответствии с заслугами работника и благоволением начальства. Я смутно помню яркие консервные банки, открывающиеся маленькими ключиками. Внутри были розовые куски колбасы непривычного вкуса. А два американских платья, которые получили для меня родители, я запомнила хорошо. Я называла их "амикаскими". Одно было коричневым, из мягкой тёплой ткани, с длинными рукавами, с поясом и витиеватой вышивкой на плечах. Я его носила до шести лет, а когда из него выросла, платье отдали соседской девочке. Другое платье было розовым с рукавчиками фонариком и вышитыми голубыми цветами на кокетке. Его я заносила до дыр.
Ближе к концу войны на работу в холодильник стали приводить под конвоем пленных немцев. Вскоре стали замечать, что хотя количество туш в камерах не изменилось, однако их вес заметно уменьшился. Долго не могли понять, в чём дело. На выходе всех пленных обыскивали, но никакого мяса у них не находили, пока кто-то не догадался проверить хлеб, который им разрешали брать с собой. Оказалось, что внутренность буханки аккуратно вырезалась и заполнялась мясом, которое немцы столь же аккуратно соскребали с туш тонкими полосками. Особенно тщательно они соскребали жир. Внешне почти ничего не было заметно. Все очень возмущались таким наглым воровством, потому что пленных кормили и содержали гораздо лучше, чем своих рабочих, не говоря уж о бойцах трудовой армии и заключённых ГУЛАГа, лагеря которого со всех сторон обступали Нижний Тагил. Но молодым здоровым мужчинам, не смотря на сносное по местным меркам питание, всё равно не хватало калорий.
Когда наступил день Победы, радости людей не было предела. День был холодный и пасмурный, но маме казалось, что солнце ярко сияет, освещая всеобщее ликование. Незнакомые люди целовали друг друга на улицах, поздравляли, плакали и смеялись. Многим казалось, что после войны начнётся счастливая жизнь. Увы, ценой слишком многих невосполнимых потерь досталась эта Победа, а счастливая жизнь так и осталась для многих мечтой.
![Наша семья, 1944 г. [Из семейного архива]](/img/p/pozdnjakowa_n_w/trujeniki/img037.jpg)