Аннотация: При каждой неудаче - так и тянет дать сдачи.
И.В.Алексахин.
КТО СМЕЛ - ТОТ ДВА СЪЕЛ!
Она было актриса. Работала в одном из питерских театров. Всё больше работала, всё меньше играла. Всё меньше оставалось надежд влиться в звездопад удачливых. Всё чаще коварные коллеги, особенно "коллегши", как бы ненароком, напоминали, что время её уходит. Но иногда - изредка - удавалось ей собраться в комочек и обойти очередную соперницу. Порох в пороховницах ещё был. Однако, такие победы вызывали больше раздражение, чем удовлетворение. Приходилось многое бросать на чашу весов...
И к этой борьбе она привыкла.
Однажды, после затянувшегося спектакля спешила она домой. Попутчиков не было. Восторженных поклонников тоже. Путь же предстоял не ближний. Так что самым удобным было - воспользоваться метро.
Пробежала актриса быстро по безлюдной улице, придерживая на голове свою огромную модную шапку-ушанку из лисьего меха, - ходили слухи, что у одиноких прохожих шапки срывают - и нырнула под землю. Время было заполночь, и метро казалось каким-то пустынным. Точнее, вообще ни одного пассажира не наблюдалось. Стало как-то жутковато.
Зашла актриса в пустой вагон, села на скамью и задремала ненадолго. А как стало клонить ко сну, завязала она тесёмки своего великолепного головного убора под подбородком, имея ввиду возможных охотников до чужих шапок. Завязала и потихоньку стала отключаться. А вагон летит по туннелю, громыхает на стыках и под привычное это погромыхивание сладко дремлется нашей героине.
Только вдруг голова её почувствовала прохладу. С тревогой открывает актриса глаза и видит: прямо против неё, на противоположной скамье расположились три гражданина южного типажа, кавказской, как видно, национальности. Сидят и зверски её изучают. Разглядывают её нахально и недвусмысленно. А на одном - её большая лисья шапка!
Актриса, как мышка перед тремя удавами, не может ни движения сделать, ни звука произнести. "Боже мой! - думает. - Бандит! Зверюга! Сдёрнул со спящей женщины шапку и бессовестно напялил на себя! А я что могу сделать? Кричать - некому. Броситься отбирать - сил не хватит. Вон они какие: чёрные, могучие, безжалостные... Что могу сделать я - бедная женщина? И шапку жалко... Ведь, деньги копила, копила..."
Тут досада её стала превращаться во злость. "Какая же я несчастная! Защитить меня некому, ни милиции, ни мужчины рядом... А эти гадюки, бандюги!.. Рады поиздеваться над слабой! Господи! Да бросься я на них, он и меня как вошь придавят. Что я для них? Вошь! И не больше." Их театр, как раз, ставил Достоевского.
Тут злость, как маленькая змейка, выбралась из гнезда, где копила свою силу, и поднялась в упругой стойке - имелся же порох в пороховницах! "Я покажу вам, какая я вошь! Думаете, что если перед вами слабая женщина, то вы - хозяева положения? У вас сила, а у меня смекалка, хитрость, ловкость! Кто смел - тот два съел!"
Поезд остановился на несколько секунд, "Двери открываются!" - раздался, как обычно, голос из репродуктора. Актриса собралась в комочек; внутренне собралась. "Теперь! Или... я - в о ш ь..." - подумалось. "Осторожно!" - сказал репродуктор. Актриса поднялась и сделала шаг к двери и, одновременно, к бандитам. Те смотрели на неё с любопытством - жалко было им упускать такой товар. "Двери закрываются!" - деловито произнёс репродуктор. Актриса сделала ещё шаг - прямо к своей шапке! Хвать её! И, рывком, прочь из вагона! Бандиты ошалело смотрели на неё. Она выскочила на перрон. Двери чуть не прижали ей сапог, но она проскользнула! Тот, что лишился шапки, бросился за ней, попытался раздвинуть половинки двери... Не тут то было. Двое других тоже вскочили и заметались по пустому вагону. Не сообразили сразу воспользоваться тормозом. Поезд тронулся. Бандиты застыли, глядя через стёкла на перехитрившую их женщину. Особенно запомнился тот, что остался без шапки: с отрытым ртом, выпученными глазами... Актриса оскалила зубы и сделала им гримасу. "Что не вышло, да? - крикнула вслед. - Уу-у...Нахалюги!" Поезд, набирая скорость, скрылся в туннеле.
Актриса с трудом вышагивала по пустому перрону. Её била дрожь. Ноги едва переставлялись. Но чувства, которых она давно не испытывала, сладко тревожили. "Как это приятно... Победа! Не только над теми, кто вдесятеро сильнее, но над собой! Над собственной трусостью! Шапка, дорогая шапка опять у меня в руках! Да что шапка! Мелочь, по сравнению с гордостью за собственное достоинство! Нет, не вошь я какая-нибудь! - думалось ей. - Я человек! Я могу постоять за себя! Смелости мне не занимать! Решительностью могу ещё и поделиться!"
Постепенно дрожь переходила в сладостное ощущение восхищения своим поступком. Самодовольство опьяняло её, как в молодости на сцене. "Не каждый мужик решится на такое. Так и надо поступать всегда. При каждой неудаче - давать умейте сдачи! Кто смел - тот два съел!"
Подошёл поезд, следующий в противоположном направлении. Ещё держа шапку в руке, актриса шагнула в вагон и помчалась к центру города. "Надо запутать следы. А то ещё кинутся в погоню. Хамьё! Злодей! Бандюги!..." Она попробовала надеть шапку на голову. Что-то мешало на затылке. Актриса схватилась за шею и замерла в шоке. На спине, на тесёмках болталась её собственная шапка.
"Кто смел - тот, действительно, два съел", - печально думала она, держа на коленях, в каждой руке по шапке. Нервы понемногу успокаивались. Совсем как в молодости после удачного спектакля.