Алексахин Игорь Васильевич : другие произведения.

Cтихи военных лет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Стихи юноши далёких сороковых военных лет прошлого века

   И.В.Алексахин
   СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ
  
  
   Забрезжил рассвет
   (На музыку вальса "У прекрасного голубого Дуная")
  
   Забрезжил рассвет...
   Земля, пробудись!
   И юность встаёт
   в пурпуре зори.
   Зоря над водой!
   Зоря над зеилёй!
   Зоря над всем миром несётся и к битве дня зовёт!
   Да! Молодость к жизни нас зовёт.
   Мы горе забыв идём вперёд.
   Идём, отряхнувши грёзы сна.
   Над миром летит, поёт весна!
   С зорёю в поход!
   И юность встаёт!
   И радостей ждёт от борьбы, от труда и дня забот.
   Солнца шар златой над землёй горит
   и смеётся мир в детской радости!
   Жизнь вокруг кипит, нам одно твердит:
   наслаждайтесь же, время пролетит.
   Но даже если смерть
   нам грозит, что жизнь умрёт,
   ей не верим и борясь,
   и борясь, и смеясь, идём вперёд!
  
   г.Благовещенск
   1941.
  
  
&n
  Жизнь
  
   Жизнь! Ты прекрасна!
   Люблю тебя вечно, счастливо!
   Солнце! Свети!
   Жизнь, цвети в уголках всей Вселенной!
   Ранней порою,
   Южной красою,
   Вечной весною
   Жизнь цвети, играй!
  
   Жизнь! Ты прекрасна!
   Люблю тебя вечно, счастливо!
   Жизнь - это море!
   События плещут, как волны.
   О, Жизнь прекрасная,
   Будь не напрасной лишь!
   Стремлюсь - цель в эфире.
   Есть счастие в мире:
   Добиться Победы,
   Пробиться сквозь беды!
   Вперед! К цели мчись!
   И пусть Солнце тебя вдохновляет!
   Ясной Звездой
   Марс во мгле негасимо сияет.
  
   В грозах, в смятеньи,
   В страсти, в гоненьи,
   В преодоленьи!...
   Жизнь летит моя.
  
   Благовещенск.
   1941.
  
  
        Даёшь Киев!
     
      Серый кустарник. Серый ветер.
      В сером небе шрапнели тают.
      Мы сегодня форсируем серый Днепр.
      Авиация не летает.
     
      Руки тянут стального каната кусок...
      и понтон шарахтит на отмели.
      Нас торопит сапёр: "Как ткнёмся в песок,
      поспешайте! Причал пристрелян!"
     
      Где-то фриц-наблюдатель сигнал отстучал,
      мол: "иванов полно у причала!"
      Звук далёкого залпа к нам ветер примчал.
      В тот же миг всё вокруг взгрохотало.
     
      И в броске мы неслись сквозь осколков рвань.
      Никаких ни команд, ни призывов.
      Лишь гремела в ушах лейтенанта брань,
      вперемешку с раскатами взрывов.
     
      Чуть правее меня селянин бежал -
      переправы пособник умелый.
      Вдруг ударило сзади, и чёрный металл
      отрубил ему плечи от тела.
     
      Этот чёрный, в полметра осколок, рваньё
      и по сей час торчит из лопатки
      пред глазами моими. И пухнут на нём
      тёмно-красные пятна в достатке.
     
      Пол минуты - и мы в тишине сосняка.
      Смолкли вдруг орудийные глотки.
      Видно, немцы в причал били наверняка
      и менять не хотели наводки.
     
      Лишь с минуту, в молчаньи, взвод, собравшись, стоял.
      Да что скажешь в минуты такие?...
      Зашагали вперёд. А с опушки нас звал
      на фанере плакат: "Даёшь Киев!"
     
      Лютежский плацдарм (под Киевом).
      Сентябрь 1943.
  
     
         Мы - победители!
     
      Зелень, асфальт и рекламы!
      Чистые стёкла витрин
      манят: "Зайди, посмотри-ка
      что там внутри".
     
      Красные крыш черепицы.
      Тёмные купы садов.
      Множество кепок, платочков,
      шляп всевозможных родов.
     
      Они стоят и глазеют.
      Мы интересны им.
      Смотрят на нас с любопытством.
      Не верят глазам своим.
     
      Ещё бы, им трудно поверить.
      Были они у Москвы.
      А теперь гляди, изумляйся!
      К ним пришли мы.
     
      Грохочут советские танки.
      Части идут и идут.
      Гордо шагают солдаты.
      Мы победители тут!
     
      Оркестра мы не имеем.
      Но музыку слышат все.
      В сердце гремит симфония
      неслыханная нигде.
     
      Сердце пылает пламенем.
      Души горят огнём.
      Мы в Байя Маре, товарищи!
      Мы и в Берлин придём!
     
      Мы доберёмся до логова!
      Правый настанет суд.
      Помните! Тени кровавые
      нас отомстить зовут.
     
      В этом бою, в последнем
      мы победим. Мы взвесим
      силы Света и Тьмы!
      А Гитлера - гада - повесим.
     
      Румыния. г.Байя-Маре.
      1944.
  
     
      Весенний вечер
     
      Прекрасный тихий весенний вечер.
      Стихает бой в горах.
      Садится солнце. И только слышны
      птиц голоса в лугах.
     
      Как будто нет войны на свете
      и птицы могут петь.
      А люди стали совсем как дети,
      забыли слово "смерть".
     
      Как будто нету войны на свете,
      зачем же мы вдвоём
      из леса вышли и вдоль кювета
      кустарником ползём?
     
      По пуду с лишним у нас на спинах.
      Оружие в руках.
      Наш путь лежит через долину
      к развалинам в горах.
     
      Ещё вчера деревню взяли,
      а дальше ни на шаг.
      Ещё вчера деревней звали...
      Сегодня - пепел, шлак.
     
      Лишь звуком боя на крыльях ветра
      сигналят нам руины.
      До тех руин три километра
      под пулями, и мины...
     
      И связи нет. Тогда полковник,
      грозя, кричит майору...
      И вот майор, раздумий полон,
      нас отправляет в горы.
     
      По пуду с лишним у нас на спинах.
      Нельзя передохнуть.
      Но нам ни снайперы, ни мины
      не перекроют путь.
     
      Пробрались оба. Пришли до срока
      и справились с задачей.
      Майор дивился, не верил в рок он:
      "Не может быть! Удача!"
     
      Прекрасный тихий весенний вечер.
      Стих бой в горах,
      и село солнце. Но ещё слышны
      птиц голоса в лугах.
     
      Как будто нет войны на свете,
      и птицы могут петь.
      А люди стали совсем как дети,
      не помнят слова "смерть".
     
      Венгрия.
      Северная Трансильвания.(Стала Румынией)
      1944.
  
     
      Дождь, ветер холодный...
     
     Дождь, ветер холодный,
      дымчатых тучь хламьё...
      Вихрем влетели в посёлок,
      и я увидел её.
     
      Улыбки подобной не встретишь.
      И взгляды её не просты.
      Никогда не видел я прежде
      нерусской такой красоты.
     
      И загорелось сердце.
      Перевернулось всё.
      Только потом подумал:
      "Зачем я увидел её?"
     
      Зачем провели мы вместе
      одну лишь прекрасную ночь?
      Зачем это было? Она, ведь,
      чужого народа дочь".
     
      Словами не мог объясниться.
      Я к речи мадьяр не привык.
      Это ли нам помеха?!
      Один у любви язык.
     
      Прекрасное с неба спустилось.
      Всё в радостном вихре кругом...
      Мы помним лишь друг о друге,
      забыв обо всём о другом.
     
      Рассвета луч брезжит в окошке...
      Вернётся ль ночь эта опять?
      Однако, мы только солдаты
      и дан нам приказ выступать.
     
      "Тисса-Дада налево?"
      "Да." "Так двигай вперёд!"
      И машина рвёт воздух.
      И мотор наш ревёт.
     
      И... прощай, моя милая!
      Но меня не забудь.
      Мы, быть может, вернёмся,
      Кончив трудный наш путь.
     
      Венгрия. Бьюд-Сен-Михаэли - Онга.
      Ноябрь 1944.
  
     
      Счастье прошло...
     
      Счастье прошло... Грядущее лишь манит.
      Борьба влечёт. Бороться кто ж устанет?...
      Прядь мёртвая волос лежит в руках...
      Живём сегодня мы! Прошедшее же прах.
     
      И как я этого не мог предвидеть,
      что встреча лишь одна зажжёт в груди пожар?
      Её, мне кажется, я должен ненавидеть,
      а вместо этого любви прекрасный дар!
     
      Люблю её, но не увижу боле.
      Тоскую я о ней, как узники о воле.
      Не верится, что с ней не встречусь никогда.
      Но это так. И мы расстались навсегда.
     
      Пройдут года...
      "Пройдут года... Меня ты позабудешь.
      Друзья другие найдутся у тебя.
      Быть может, их ты не забудешь.
      Меня забудешь навсегда?"
     
      Но нет. Не верю я в забвенье.
      Когда-нибудь о русском погрусти.
      О Родина! Прости мне увлеченье.
      Мадьярка милая, и ты меня прости.
     
      Венгрия.
      Декабрь. 1944.
  
     
      Луна, облака, ветер...
     
      Луна в вышине за туманами.
      Гонимые ветром плывут облака,
      гостями без вести, чужим нежданными...
      Бескрайняя Родина, ты далека.
     
      Сияние льётся на землю холодное,
      и блещут Карпатские горы в снегах.
      А время летит и летит быстролётное,
      как тучки над нами летят в небесах.
     
      Прошедшее кажется сном невозвратным,
      бесценным, сверкающим сном золотым.
      Дня битвы томительной утром прекрасным...
      Тот счастлив, кто смолоду был молодым.
     
      Об этом мы помним и да, не забудем.
      Но нынче иную мы песню поём.
      В шипеньи "катюш" и в разрывах снарядов
      сквозь годы и битвы к Победе идём.
     
      Нам светит день счастья, Победы, веселья
      и встреча с друзьями в родимой стране,
      бокалы с шампанским и залп над Москвою!
      Залп Славы! Салют приходящей Весне!
     
      Весне человечества, новой, чудесной,
      дороге, проведшей сквозь ужас войны,
      Тому, Кто к Победе ведёт нас. И Воле,
      которой сердца коммунистов полны.
  
   Чехословакия.
   Январь. 1945.
  
     
         ПОБЕДА
     
   Шёлковый ветер ласкает лицо.
      Солнце играет лучами.
      Май зеленеет, цветёт на земле!
      Братья! Победа за нами!
     
      Будь трижды славен сей радостный день
      Праздник на улице нашей.
      Полною гордости за свой народ
      опохмелимся мы чашей.
     
      Нам нет преград. Нам не ведом покой.
      Надо для дела - добьёмся.
      Волей единою мы сплочены.
      Верим: к Коммуне пробьёмся!
     
      Сгинет фашизм поверженный в прах.
      Мир расцветёт из развалин.
      Скроется в Лете, утонет в веках
      день нашей прежней печали.
     
      Труд вдохновенный вздохнёт глубоко.
      Молот взлетит над железом.
      Встанет над миром Герой-человек,
      весь озарён ярким Светом!
     
      Светом грядущих прекрасных Побед,
      Светом Свободы и Братства!
      Нам ли, прошедшим сквозь бурю войны
      в завтрашнем дне сомневаться!
     
      Чехословакия.
      9.5.1945.
  
     
      Летняя ночь в Веспреме.
     
      Спит долина под луной.
      Мир окутан тишиной.
      Только я один не сплю.
      Я о юности скорблю.
     
      Спит мадьярский городок,
      будто за день изнемог.
      Я ж в полночный час хожу,
      переулками брожу.
     
      Тишина и свет луны
      Чудных чар ночных полны.
      Не хочу я уходить.
      Буду так всю ночь бродить.
     
      Мыслей нету в голове.
      Так легко и грустно мне.
      Чу, прохладный ветерок.
      Час рассвета недалёк.
     
      Венгрия. г.Веспрем.
      Август 1945.
  
     
      Осень. Сентябрь
     
      Осень.
      Сентябрь прозрачный.
      И грустно,
      И радостно мне,
      И светло на душе...
     
      Венгрия. г.Веспрем.
      Сентябрь. 1945.
  
     
      Удача, улыбнись !
     
      Борюсь ли я с волнами жизни шторма,
      Лежу ли недвижим, отброшенный в борьбе,
      Иль силюсь разгадать движение звёзд сонма -
      Я верю сам себе.
     
      Удача! Спутница моя лихая!
      В минуту трудную ты улыбалась мне.
      С надеждой опирался на тебя я
      В несчастьях и в огне.
     
      Борясь с несчастьями условий тины,
      Прошу: Стремленье юности, вернись!
      Ударь попутным крепким ветром в спину!
      Удача, улыбнись!
     
      Украина. г. Ромны.
      Март. 1946.
  
     
      Тёмная ночь
     
      Тёмная, тёмная ночь.
      Даже дороги не видно.
      Сердце сжимает тоска.
      Нет мне дороги. Обидно.
     
      Нету пути, но бреду.
      В вязкой грязи утопаю.
      Ветер же свищет, поёт.
      Бодрость мне в душу вливает.
     
      Неба свинцовый шатёр
      Звёзд золотых мне не кажет.
      Всё неподвижно вокруг.
      И не шелохнется даже.
     
      Яма. И падаю я.
      Ямы хотел не заметить.
      Думал: то счастье зовёт.
      Чудится: что-то мне светит.
     
      Светит и к жизни зовёт,
      властно мне путь указуя.
      Верю ему, но иду
      медленно, будто вслепую.
     
      Может быть, это мираж?
      В Космосе не было света?
      Может быть, в Мире лишь я,
      в чёрной грязи на планете?
     
      Может быть в Мире большом
      Я лишь в грязи утопаю?
      Эй! Оглянись на Восток!
      Заревом он полыхает!
     
      Украина. г. Конотоп.
      Февраль.1947 г.
  
     
      Студент
     
   Свободный острый ум спешит
      Постичь Вселенной мрак.
      И заповедь его: "Дерзай!"
      Пред нм, как в ветре стяг.
     
      Он мыслит и вперёд идёт
      Проторенной тропой.
      Но пропади она, и он
      Спокойно вступит в бой.
     
      Пред ним лишь тьма. И тайны в ней
      Как звёзды в небесах.
      Но жаждет видеть это он.
      Ему неведом страх.
     
      И цепи косности дробя.
      Он рвётся к свету, ввысь!
      Я вижу истину, друзья!
      Мы к ней спешим! Держись!
     
   Москва. МГУ. Физический факультет.
     Октябрь. 1947.
  
     
      Лунная соната
     
      Ночь. Всё в молчании. Звёзды в выси
      Трепещут в сиянии радостном.
      Ночь. Всё в молчании. Все любят вокруг,
      Забывшись в объятии сладостном.
      Ночь. Всё в молчании. Я лишь брожу
      Один в ожиданьи томительном.
      Я жду. Но чего, не знаю я сам
      В этой жизни простой, удивительной.
     
      Звуки Лунной сонаты над миром летят,
      С моим чувством сливаясь в гармонии.
      И смотрю я вперёд, и смотрю в вышину,
      Забываюсь в прекрасной симфонии.
      Дух Бетховена гордый, спокойно суров
      Надо мною в стремлении ищущий.
      С ним я вместе борюсь, наслаждаюсь, томлюсь
      И страдаю. В мелодии брызжущей
     
      Слышен Гамлета скорбный вопрос,
      И стоит на дороге задумчивый Лермонтов.
      Демон грозный, могучий витает над ним,
      Презирая и Землю и Жизни Новь.
      Байрон грустно-восторжен: окончена жизнь.
      Перед ним также звёзды и смерти тьма.
      И Толстой перед моря валами сидит,
      Убеждённый в бессилии разума.
     
      Ночь. Всё в молчании. Звёзды в выси
      Трепещут в сиянии радостном.
      Ночь. Всё в молчании. Все любят вокруг,
      Забывшись в объятии сладостном.
      Ночь. Всё в молчании. Я лишь брожу
      Один в ожиданьи томительном.
      Я жду. Но чего, не знаю я сам
      В этой жизни простой, удивительной.
     
      Москва.
      Май. 1948.
  
  
   СЛУЧАЙ,
   происшедший в Чехословакии с радистами 640 отдельного батальона связи
   50 стрелкового корпуса 38 армии 2 Украинского фронта
   во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов.
     
    
   Это было зимним вечером.
      Словацкий хутор под бугром,
      ещё снарядами не меченный,
      сулил приют, как отчий дом.
     
      С утра мотались перелесками.
      Искали место для КП.
      Да, видно, иль начальство мешкало,
      иль немец был невдалеке ...
     
      Нам развернуть радиостанцию-
      дело лишь нескольких минут.
      И вот, входящему начальнику:
      "Связь есть!" - звучит как наш салют.
     
      Радистов балуют начальники.
      "Связь есть!" - для них, как сладкий мёд.
      И, чтоб ответить благодарностью,
      над ухом флягой он трясёт.
     
      В стакан гранёный на три четверти
      спирт с винной брагой пополам
      налил майор. И стало весело.
      Огонь приник к моим устам.
     
      "Ну, как? " - спросил майор, насмешливо
      и, помню, "Крепко" - я сказал.
      Он снова налил на три четверти
      и "Мало" - Васька показал.
     
      Майор ушёл. А жрать то нечего.
      С утра "неемши" были мы.
      А было это зимним вечером.
      И это было в дни войны.
     
      "Проверим погреб у хозяина"-
      мне хмуро Васька предложил.
      "Подзакусить давно пора и нам"-
      иницайтивный парень был...
     
      Вошёл связист. Сказал, что
      "нитка есть". А это значит: телефон
      уж проведён, и должно выключить
      радиосвязь. Таков закон.
     
      Я встал и... впляс. (Не я, а - комната.)
      А Васька тоже, прохиндей,
      держась за край стола, всё требовал:
      "Дд-авай, до пп-огреба, бб-ыстрей! "
     
      Радистка наша - Дусей звали -
      ему советовала спать,
      поскольку ночью, для охраны,
      на пост им надо заступать.
     
      А я связался со своими.
      Дал "АС", что значит "ЖДАТЬ" - на час.
      И отключился. Полагал я,
      ничто не потревожит нас.
     
      В углу солдаты спать намерились.
      Один другому всё бубнил,
      дескать: "Радисты-то нарезались!
      А нас майор не угостил".
     
      Влетел связист. В руках был сена пук!
      Видать, собрался на ночлег.
      Лицо спокойно, а в глазах - испуг!
      От смерти спасся человек.
     
      Молчал секунду. Потом вскричал:
      "Не ... немцы! Свет гаси скорей! "
      И, точно. Где-то на околице
      раздался треск очередей.
     
      Мгновенно на пол все попадали.
      Задули свет. Открыли дверь.
      Морозный воздух трассы резали.
      Раздумывал я: "Что ж теперь?
     
      Ведь, и минуты им не надобно,
      чтобы до дома добежать!
      А там - гранату в дверь иль очередь ...
      И поздно меры принимать! "
     
      А автоматы заливаются,
      прижать к земле, стараясь, нас,
      перед атакой. Подбираются
      всё ближе фрицы. А у нас
     
      оружие в повозке спрятано.
      Связистам - связь, пехоте - бой.
      Но рядом немцы с автоматами!
      Тут я не совладал с собой.
     
      Волна шальная в двери бросила.
      И вот вдоль дома я бегу.
      Стрельба! А ночь-то лунная ...
      Как вымер хутор. Весь в снегу.
     
      Но белый саван разукрасила
      метель трассирующих пуль!
      По черепицам крыши прыгает
      цветной горох! Эх, добегу ль?
     
      За домом, вроде, тише кажется.
      И ... сено лошади жуют.
      К повозке! Автомат! Винтовки!
      В карман гранаты я сую.
     
      Теперь назад. Там хлопцы маются.
      Ведь, безоружные лежат!
      Но тут как слева "задудукает",
      что позабыл я про ребят.
     
      То ДШКа. Крупнокалиберный,
      зенитный, мощный пулемёт,
      до времени, в сарае спрятанный,
      заговорил. Да как метёт!
     
      И немцы, снег и грязь, всё вздыбилось
      подброшенное вихрем пуль.
      Жгутом свернулось и рассыпалось,
      разорванное сталью струй.
     
      А справа, эхом, в отдалении
      другой такой же "ДКШа"
      прошёлся смерчем по лощине,
      живых и мёртвых потроша.
     
      И тишина ... Как с неба! Груженный
      назад вдоль дома я "чешу".
      Уж протрезвел почти. И чую -
      не нужен груз мой. Зря спешу.
     
      Однако, парни деловитые
      порасхватали всё из рук.
      И лишь один промолвил: "Лихо.
      А мы тут думали - каюк".
     
      Радистке Дусе не хватило.
      Она просила: "А мэни!"
      Так что мы с Васькой заругались.
      Но тут не стоит нас винить.
     
      Другой просил мою гранату,
      а я её не отдавал и говорил,
      что старшина, мол,
      беречь гранаты приказал.
     
      Потом отдал. Когда всё стихло,
      он мне её вернул и рёк,
      мол, старшина-то заругает,
      если гранату не сберёг.
     
      Потом узнали, что пехоты
      пред нами не было. И вот
      штабист немецкий, отличиться
      решив, угробил взвод.
     
      А в этот взвод согнали немцы
      и поваров, и писарей.
      Теперь они лежать остались
      среди заснеженных полей...
     
      Да... Мы-то думали о связи, ну и...
      пожрать да выпить. А майор
      подумал и об обороне.
      И вот мы живы. До сих пор.
     
      А наши были все довольны,
      и даже пленных привели.
      Но оставаться в беспокойном
      местечке больше не могли.
     
      Луна с небес светила ярко,
      как электрический фонарь.
      И лес сверкал, облитый жарким,
      горящим льдом. Ну, как хрусталь!
     
      Четыре тени за повозкой,
      средь красоты природы той,
      шли торопливо, быстрым шагом,
      держась просеки ледовой.
     
      То были: Васька, я и Дуся,
      и с нами верный ездовой.
      Фамилии его не помню,
      но был он свой, хоть пожилой.
     
      Вдруг впереди, на белом фоне
      возникла точка. Ближе. Вот
      на снежном насте, на дороге
      обыкновенный пулемёт.
     
      А рядом мёрзнут два солдата,
      и ходят, греются. Но нас
      без шума, тихо пропускают.
      Наверно, был у них приказ.
     
      И мы уходим в тыл солдатам,
      оставив их вести войну.
      Себя и нас обороняя
      и всю огромную страну
     
      на этом крохотном участке,
      на той просеке ледовой.
      И было каждому неловко
      пред ними и самим собой.
     
      И Дуся наша не стерпела:
      "Два молодых здоровых лба
      уходят в тыл, а два солдата..."
      И завелась, и понесла...
     
      "Вот вам бы тоже с пулемётом,
      как тем солдатам двум лежать!..."
      Но мы шагали и молчали.
      Да что могли мы ей сказать?
     
      Васёк радист был первоклассный,
      а Дуся - просто новичёк.
      И, тем не менее, он часто
      ей попадал на язычёк.
     
      А это Васе не по сердцу.
      И разъяснять он стал, что: "Мы
      находимся при батальоне
      и с "верхом" связь держать должны".
     
      Что: "Батальон стоит на стыке
      Двух корпусов. И есть приказ!..."
      Ну, словом, что без нас не пашут,
      и вся ответственность - на нас.
     
      А, если б было указанье,
      то мы бы тоже на снегу
      лежали бы у пулемёта,
      увечье, смерть неся врагу.
     
      Скоро им спорить надоело.
      Полезла Дуся в вещмешок,
      и, разыскавши хлеб и сало,
      делила: каждому кусок.
     
      "Откуда сало?" - удивился я,
      занявшись едой.
      "Достала, - Дуся отвечала, -
      Пить надо меньше, дорогой".
     
      Луна с небес светила томно,
      как затухающий фонарь.
      И лес дремал, облитый тонким,
      прозрачным льдом. Ну, как хрусталь!
     
      Четыре тени за повозкой,
      среди красот природы той,
      неторопливо и спокойно
      шли в тыл дорогой фронтовой.
     
         Днепропетровск.
      1980.
  
  
   СПОР ВЕТЕРАНОВ
     
      1
     
      Почерневшие брёвна сосновой избы.
      Дух махорки и древний, и едкий.
      Во дворе петухи надрывают зобы...
      Я на Волге, на родине предков.
     
      Над застольем встаёт быль минувшей войны.
      Самогон не берёт ветеранов.
      И на воздух, под липы мы приглашены
      к самовару и сотам медвяным.
     
      В подстаканниках чай подаёт нам свекровь
      и смеётся глазами украдкой:
      "Вот вам чай, русский чай. Он совсем как любовь:
      и горячий, и крепкий, и сладкий".
     
      А хозяин помедлил и, глядя в стакан,
      продолжает заветную тему:
      "Да,.. под Курском... А снова в десант
      я попал уже после, под Веной.
     
      Двадцать первый мне шёл. Что я знал в годы те?
      Только то, что нам надобно биться?
      Ну, а как? Мастерство постигали лишь те,
      что в рубашке сумели родиться.
     
      Ты прижался у башни. Сидишь на броне.
      Рёв мотора и грохот металла.
      Ну, молись всем богам! Да! Ведь, ты на войне!
      И молчи. Разве этого мало?
     
      Но наука не в этом. Не мне вас учить.
      Кто остался в живых, может, знает.
      Вот махнул нам сержант. Сам уже соскочил.
      Отделение бой принимает.
     
      Эти миги и метры до вражьих траншей...
      Их бы сжать, сократит и... не ведать.
      Но, нет сил отказать, и нет прав приказать:
      бегу Времени, Смерти, Победе!
     
      Эти миги бегут. Ноги тело несут.
      Ты на пулю ещё не нарвался.
      И подумать не можешь о том, кто упал,
      кто вчера ещё Ванькою звался.
     
      А что дальше - пожалуй, не помнит никто.
      Только вспышки сознанья, как искры...
      Или ты,... иль тебя,...иль... и ты, и тебя.
      Все вопросы решаются быстро.
     
      Мне два раза пришлось побывать в той страде.
      И, что странно, ничем не задело.
      А что ранен, то да. Не откажешь беде.
      При бомбёжке царапнуло тело.
     
      Вы не верьте, иль верьте... Но есть, есть секрет!
      Он не в страхе, не в храбрости... В знанье.
      Ритм боя нарушь! Ситуацию рви!
      В этом смысл! И жизнь! И деянье!
     
      Сбей ей темп. Сбей ей ритм! Что? Кому? Да Судьбе!
      Чтобы то, чему быть - не случилось!
      Дай секунду-другую себе продохнуть.
      Оглядись. Не спеши. Сделай милость!"
     
      "Это что же? В атаке прилечь отдохнуть?
      Дезертирство! Конечно! Не так ли?"
      "Да не то..." - и хозяин губу закусил
      и вздохнул, но сдержался. Характер.
     
      2
     
      "Вот под Курском, как помню... Я спрыгнул с брони.
      Очутился как раз по-за танком.
      И трушу. Не спешу. Быть стараюсь в тени.
      Не хочу для МГ стать приманкой.
     
      ["МГ"-"машинен гевер" - пулемёт (нем).]
     
      А он сыпет... Вот прорва! Ну, как из мешка!
      Дубенцов Сенька охнул, споткнулся
      и ничком. Той брони не хватило вершка.
      Пулемёт до него дотянулся.
     
      Вижу слева, шагах в двадцати, буерак.
      И мотнуло к нему, как к спасенью.
      Хоть и чуял, что фриц-пулемётчик мастак,
      понадеялся я на везенье.
     
      С ходу в дёрн, в траву носом. А над спиной
      злобной ведьмою очередь взвыла
      и, осыпав меня лепестками, травой, изрекла:
      "Тут тебе и могила!"
     
      Показалось, не встать мне с земли никогда!
      Но, однако, в мозгу мельтешило,
      что отвлёк от ребят я огонь, и Судьба,
      как мальчишку, за то пощадила.
     
      Пулемёт из немецкой траншеи, вдруг, смолк.
      В пулемётчика мину влепили.
      Встать бы, самый момент. "Встань!" - командует Долг.
      Но, лежу. Без стыда. Без усилий.
     
      Отделённый усёк. Матернулся. Бежит.
      И трясёт пистолетом трофейным!
      А я знал, что живу! Что коса не грозит.
      И поэтому рад был безмерно.
     
      Толь, лежащих Земля своей силой поит,
      толь, напев тёплых слов позвал к бою...
      Только вмиг очутился я между своих.
      Из шести оставалось их двое.
     
      Через брусвер траншеи танк перевалил.
      Мы швырнули туда две гранаты.
      Там внизу...друг на дружке... в грязи и в крови
      белобрысые немцы,...ребята...
     
      Нет. "ребятами" их мне назвать не с руки.
      Они - "бурши". И точка. Хоть тресни.
      Много вод унесут волны Леты-реки,
      Пока разница смыслов исчезнет.
     
      ["Бурш" - парень (нем).]
     
      Отделённый потом подозвал и завёл:
      "Ты, чего? Из под танка в овражек!
      Улизнуть? Но, как видишь, меня не провёл!"
      Был мне час тот противен и тяжек.
     
      Что ответить ему? Нас четыре всего
      из восьми в отделеньи осталось.
      Не рвани я в овраг и в команде его
      было б двое. Сквозь сон, сквозь усталость,
     
      отделённого зуд: "Так, ведь, он, каб, не я,
      всё б, лежал, в траву слюни пуская!"
      "Брата нашего надо в бою подгонять!
      Так, сержант! У вас служба такая!"
     
      Тут он и замолчал! Показалось ему
      столь уместным моё замечанье,
      что он принял идею концовкой всему,
      выступленья его окончаньем.
     
      А и, вправду, зачем нам солдатам сержант?
      Что б нас "жарить" зимою и летом?
      Если б он не заставил за танком бежать,
      смысла б не было в звании этом.
     
      Командир, лишь по званью, ещё не герой!
      Мысль эта не будит протеста,
      если только в бою он железной рукой
      не поставит солдата на место.
     
      Да! Погнал он меня! Ну, а я побежал
      и догнал танк уже у траншеи.
      Но, догнал! И гранату швырнул! И попал!
      А меня этим фактом по шее?
     
      Он, ведь, долго потом всё "глазою косил".
      Рукой хлопал по шву, по карману.
      Знаю точно, в тылу парабеллумом сим
      он травинки срезал, без обману.
     
      3
     
      "Ну, ты, знаешь, такого наговорил,
      до утра разобраться не сможем!
      Философствовать ты, брат, я вижу, не хил.
      Но в бою!...Тот симптомчик тревожен!
     
      Бой - порыв! И раздумывать в нём - смехота!
      Сумасшествие - боя мгновенье!
      Ты, вот, лёгким испугом отделался? Да?
      Так, считай же, что это - везенье".
     
      "Ха! Везенье! И след этой мысли гони.
      Я, ведь, видел не раз, как тому,
      кто как в омут бросался, срываясь с брони,
      не везло! Объясни, почему?"
     
      "Ну, а дальше? Под Веной? Там, что же, опять
      был овражек, сержант, парабеллум?"
      "Ах ты язва! И значит, тебе не понять,
      что бывает на свете на белом.
     
      Что под Веной? Под Веной всё было не так,
      как ты думаешь. Я был сержантом.
      И учил я солдат и портянки мотать,
      и укрытие высмотреть с танка.
     
      Иногда поминал я один важный пункт:
      спрыгнул с танка - в сторонку кати.
      Скройся с глаз. Схоронись на десяток секунд.
      Осмотрись. Боя ритм ощути!"
     
      "Вот не знал я, что так ветераны шалят!
      Пальцем в небо попал наш сержант!
      Земля дышит огнём! В тебя фрицы палят!
      А он - "ритм ощути". Музыкант!"
     
      "Когда с танков попрыгают наземь бойцы
      и начнут продвигаться вперёд,
      перед ними не будет ни стен, ни бойниц.
      Поражаемость их возрастёт.
     
      А когда по-за танком бегут во весь рост,
      то у тех, что в окопах их ждут,
      возникает, весьма кардинальный, вопрос:
      "А что если они добегут?"
     
      И траншеи взрываются шквалом огня.
      Автоматы дрожат в лихорадке
      до тех пор, как померкнет лик светлого дня
      в рукопашной, безжалостной схватке.
     
      Тут и скройся. Исчезни на десять секунд.
      Опустеют обоймы и вот
      стихнет ливень огня. Уловив этот миг,
      можешь выдать команду: Вперёд!"
     
      "Так, ты, что же? Ты хочешь уверить всех нас,
      что есть путь, чтоб в бою не убило?"
      "Я сказал только то, что ты слышал сейчас.
      Да. Уменьшить потери мы в силах"
     
      "Ты хитёр... Ты расчётлив. Но, знаешь, не всем,
      да, не всем удаётся такое.
      Ну, а если заляжет весь взвод? Лягут все!
      Трибуналом, ведь, пахнет, не скрою!"
     
      "Я не знаю "за взвод". Я не знаю "за полк".
      Я "за армию" тоже не знаю!
      Я за тех, кто в атаке навеки умолк.
      Их я знаю. Я их понимаю!
     
      А тебя, я боюсь, не пойму никогда.
      За солдата ты делаешь выбор.
      А ему, понимаешь ли, жизнь дорога
      и в атаке он - сам себе лидер!"
     
      "А вот это ты брось! Что в душе у солдат?
      Ярость,
   ___________ Страх,
   _______________________и Приказ!
   Проволочка -
      это гибель для всех! Это Смерти мандат!
      Личной воли не может быть! Точка!
     
      Эта хитрость твоя - в одиночку залечь -
      не получит в верхах одобренья!
      А нарушишь приказ - тебе голову с плеч!
      Так что, хитрость твоя - преступленье!"
     
      И ладонью о стол! Прекратился наш спор.
      Тишина. Все следят за полётом
      той пчелы, что плела свой воздушный узор
      у цветов, вокруг баночки с мёдом.
     
      А вокруг гулеванит весна! Буйный лес!
      Брызги зелени! Жухлые почки.
      Голубые лучи водопадом с небес!
      И далёки окопные ночки...
     
      Так мужчины молчат. Повезло. Будем жить.
      Жить и Быть! Униженья не ведать!
      А что спор,... так спор можно и отложить
      в годовщину Великой Победы!
     
     
      Днепропетровск.
      14.1.1990.
  
     
  
     
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"