Алексахин Игорь Васильевич : другие произведения.

Страницы биографии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автобиографический очерк

  
   СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ
  
  
   []
  
  
   Алексахин И.В. Страницы биографии.
  
  
   Родился 4.11.1924 в городе Благовещенске Амурской области.
   Отец Алексахин Василий Никитич, агроном (24.4.1884 - 21.1.1947).
   Мать Алексахина (Рябова) Анна Антоновна, библиотекарь (28.8.1895 - 01.6.1960).
   Сестра Алексахина Ирина Васильевна, литературный критик (поэзия) (8.9.1927 -
   10.4.1995).
  
  
   Детство
  
   Детство в моей памяти это залитые солнцем ярко-зелёные тополя Благовещенска, голубая гладь Амура, ночное небо с мириадами звёзд, зовущее к познанию тайн Космоса, зовущее в неизвестность. Детство это счастливое существование с заботливыми родителями, отдавшими себя семье и детям. Это время, окрашенное юношеской верой в счастье участия в грядущих открытиях первопроходцев.
   Детство запомнилось тем, что мы с товарищами всегда что-то конструировали и строили. Я сделал киноаппарат, телескоп, секстан, увлекался фотографией. Очень любил рисовать тушью простенькие мультипликационные фильмы, предварительно смыв эмульсию с киноленты, любил демонстрировать кино. Делали мы и авиомодели, модели ракет, запускали их. С Евгением Белоусовым мы почему-то всё пытались что-то строить. У него во дворе вырыли под сараем большой подвал, обшивали его досками. В нашем большом дворе построили два небольших домика, где даже спали летом. Никто не заставлял и не просил нас это делать. Ни в том подвале, ни в этих домиках вообще не было никакой хозяйственной нужды. Была какая-то внутренняя потребность строить своими руками, наверное, это можно назвать потребностью созидания.
   Занимались мы, конечно, и физической тренировкой: "гоняли футбол", летом гребли на лодках, путешествовали по Зее - полноводному притоку Амура, зимой на лыжах пересекали эту замёрзшую Зею, ходили в лыжные походы. Став постарше, занимались в секциях: Николай Коробов привёл меня с Евгением Перерва в секцию бокса, Евгений Белоусов усиленно занимался гимнастикой, стал разрядником.
  
  
   Заказ
  
   1936 год. Мне 12 лет. Я - ученик 5 класса средней школы N5. Идёт урок географии. Я сижу на передней парте. Передо мной на доске большая географическая карта Союза Советских Социалистических Республик.
   Смотрю на карту, и мне приходит в голову мысль-вопрос: где я буду работать, когда вырасту и окончу учёбу? Перевожу взгляд с одного района Родины на другой, выбираю, думаю. Но тут мне показалось, что кто-то, как бы более осведомлённый, чем я, спросил меня, беззвучно спросил: где бы ты сам хотел жить и работать потом, когда вырастешь и выучишься? Скажи. И это осуществится.
   Дело в том, что на Дальнем Востоке, где я тогда жил, было много украинцев. Все они имели ввиду "ридную Украину" как рай земной. Естественно, вслед за ними и я считал природу Украины наиболее благоприятной для жизни в нашей стране. Пришёл к выводу, что (1) хотел бы жить на Украине.
   Стал выбирать город. В Амурской области холодно. Надо бы жить там, где тепло. Но в то время я уже зачитывался фантастикой и, следуя героям Беляева, собирался лететь в Космос. Значит надо жить и работать там, где развита промышленность. Остановился (2) на Днепропетровске. К тому же это юг и там тепло.
   Кем работать? Ракеты тогда существовали лишь в фантастической литературе. И я, хоть и верил в будущее, осмелился только попросить (3) работать в ракетной технике.
   Окончательно заявил: жить в Днепропетровске, работать в ракетной технике.
  
  
   Первые заработки
  
   Лето 1938 года. Мне 14 лет. Мать договорилась с отцом Евгения, капитаном Белоусовым Дмитрием Сергеевичем, и он принял меня на работу летом матросом баржи. На буксире катера, мы развозили горючие материалы и продукты фонарщикам, обитавшим на берегах реки Зеи (притока Амура) и обеспечивающим функционирование сигнальных ходовых огней на реке.
   Капитан Белоусов относился ко мне, как старший товарищ и "не замечал" моих промахов. Один раз я, прошвабрив палубу и окатив её забортной водой, решил промыть и швабру - толстый пучёк верёвочных концов длиной сантиметров 50-70. С этой целью я на верёвке опустил швабру в воду, а конец верёвки привязал к борту. Пусть моется. Дело было вечером. Почти всю ночь мы шли. Утром я вытянул "промытую" швабру - от неё остался пучёчек верёвок длиной не более 5-7 сантиметров. Дмитрий Сергеевич этого "не заметил". Так весь рейс я и швабрил палубу этим пучёчком.
   В другой раз, показалось мне скучным, стоять на корме, держась за полутораметровый румпель руля и всё время направлять баркас на ведущий нас катер. Я стал читать захваченную с собой популярную книжку по астрономии. Естественно, внимание раздваивалось. Тогда я укрепил румпель длинным верёвочным концом в среднем положении. Понаблюдав за результатом некоторое время, я убедился, что наш баркас послушно реагирует на каждый поворот катера, сам поворачивает за катером, правда, с некоторым запаздыванием. Стал это практиковать. Обычно, кроме меня на корме никого не было и пару раз мы прошли, таким образом, даже между быками встреченных мостов. Конечно, наступил и такой момент, когда я зачитался и очнулся, только услышав крик капитана и шаги его, бегущего ко мне вдоль борта. Баркас шёл прямо на бык очередного моста. Я не успел сам распутать узел, крепивший румпель. Сделал это Дмитрий Сергеевич. Он отстранил меня от румпеля и сам провёл баркас между быками. Только постояв на руле несколько минут и успокоившись, он, не сказав ни слова, ушёл в каюту. За весь рейс он не сделал мне ни одного замечания.
  
   Примерно в это же время мы с Юрием Гурылёвым увлеклись литературой, писали маленькие рассказы. В преддверии годовщины смерти М.Горького, мы написали о нём большую статью и нагло пришли с ней в редакцию областной газеты "Амурская правда". Естественно, статья была на уровне школьного сочинения, но в редакции оценили нашу инициативу и передали статью в районную газету "Колхозник на границе". Там статью сократили раз в десять и переделали, но напечатали под нашим авторством и даже уплатили гонорар. Затем нас направили в городской радиокомитет, где мы и работали внештатными корреспондентами пару лет до начала войны. Через год к нам присоединился ещё один корреспондент нашего возраста - Лев Конаков. Юрий Гурылёв не оставлял журналистской деятельности всю жизнь и ушёл на пенсию корреспондентом Гостелерадио, членом Союза журналистов СССР.
  
  
   Холодное лето 38-го
  
   Лето 1938 года имело и другие особенности, характерные для страны в том году.
   Ночью к нам постучали. Отец летом жил и работал на Амурской сельско-хозяйственной опытной станции за 30 километров от города. В сумраке на крыльце были видны люди с винтовками. Мама им не открыла, объясняя это тем, что она одна и с детьми, а они вооружены. Она разговаривала с ними через дверь веранды. Пришедшие искали женщину по фамилии Копытина. Спросили домовую книгу, которая хранилась у соседей. Но книга была обновлена года два назад, искомую фамилию не обнаружили, поиски прекратили, вооружённые люди ушли. Потом мама напомнила нам с сестрой, что та женщина - Ирина Степановна Копытина - наша бабушка. Бабушка была родом из приволжской деревни Починки и прибыла на Дальний Восток в числе первых переселенцев ещё до того, как была построена Великая Транссибирская железнодорожная магистраль. Переселенцы три года ехали на восток на лошадях. Бабушка была неграмотна, но знала былины об Илье Муромце и читала их наизусть мне, пятилетнему мальчику. Она жила с нами и умерла в возрасте 76 лет, за 7 лет до той ночи, когда за ней пришли вооружённые люди. Причина поисков в 1938 году умершей в 1931 году бабушки осталась тайной.
   Утром оказалось, что в нашем квартале несколько соседей арестовано. Потом узнали, что аресты прошли по всему городу. Заметно было, что большинство арестованных были пожилыми людьми, которых знали как имевших некоторый вес в благовещенском дореволюционном обществе. Но были и советские партийные работники, и руководители предприятий, и военные, и научные сотрудники, и преподаватели школ, и бухгалтеры. Были и старые, и молодые. Через полгода многие из арестованных были освобождены. Нельзя было не заметить, что арестованы были и все охотники, то есть люди, хранившие дома оружие, арестованы независимо от того, зарегистрировано было их оружие или нет. Об этом в рассказе "Этап" (газета "Труд"). Ни один из охотников домой не вернулся. Гавриил Андреевич Щепа, муж моей тётки Елизаветы Антоновны Рябовой тоже был охотник, его постигла та же судьба. Все, известные мне, навсегда исчезнувшие в ту ночь, были реабилитированы в конце пятидесятых годов.
  
  
   Этап
  
   Ночью была гроза, а утром обрушился с очистившегося неба светопад. Яркоголубыми стали и небо и река, разделённые зелёной полосой китайского берега. С реки дул тёплый ветерок. лениво ворошивший листву распустившихся тополей. В открытое окно дома на набережной было слышно характерное перешлёпывание - по водной глади тащился к пристани буксирный пароходик. Это монотонно-деловитое перешлёпывание плитцев колёс буксира, чуть потревожившее окраинную тишину, успокаивало душу. Река, ветерок, весело трепавший листву тополей, голубизна неба, редкие облачка и утреннее солнце... Ощущение некой первоздавности.
   Но вот раздался протяжный гудок. Пароходик добрался до пристани, замедлил ход и, слегка подрабатывая колёсами, стал сближаться с кромкой берега, резко выделявшегося на фоне водного зеркала.
   Я закрыл книгу, поднялся, вышел на улицу и направился в город. В конце тридцатых годов в Благовещенске было всего тысяч сорок-пятьдесят жителей, так что, через каких-нибудь десять-пятнадцать минут, оказался я на центральной улице городка - улице Ленина. Не спеша продвигался мимо светлых витрин некогда богатых магазинов, оставшихся от известного на Дальнем Востоке купца Чурина и его конкурентов, немцев Кунста и Альберста. Теперь в них размещались советские и партийные учереждения, управленческий аппарат.
   Сновали люди, мелькали велосипедисты, тарахтели телеги, проезжали лёгкие пролётки, запряжённые лошадьми, проносились редкие автомашины. Сочетание голубизны неба, зелени тополей и белокаменных двух и трёхэтажных зданий центрального района радовало глаз.
   Внезапно моё внимание привлекла довольно необычная картина.
   Это было на перекрёстке улицы Ленина и Интернационального переулка. Дорога вела с пристани. По ней, тяжело ступая, двигалась группа людей, человек пятнадцать-двадцать. На них, с удивлением, смотрело несколько остановившихся зевак. Остановился и я. По внешнему виду, можно было заключить, что это были мужики из таёжных приамурских сёл. Они только что высадились с прошлёпавшего по реке буксира.
   Вокруг них, с серьёзными, окаменевшими лицами, шагали люди с револьверами-наганами, направленными на конвоируемых. От наганов к кабурам тянулись толстые длинные шнуры. Голубой верх, красные околыши фуражек, красные петлицы их новых шинелей...
   Впереди шёл командир. Это был человек лет тридцати с какими-то бесовскими глазами. "Так надо, так и делаем, - говорил этот взгляд, - А если понадобится, то и ещё сделаем!"
   За ним шёл старик, которого мне не забыть никогда. Он был в дублёном, заплатанном, а местами порванном, полушубке и в ичигах - самодельной таёжной обуви. С непокрытой головой, с развевающимися вокруг лысины седыми кудрями, он шёл, опираясь на длинную суковатую палку. Он был похож на некого патриарха. В нём чудилось что-то от древнебиблейского, вечного, истинного, проверенного временем. Его глаза были опущены вниз. Казалось, ему было нетерпимо стыдно перед людьми, которые осуждающе смотрели на мужиков.
   - И дед попался, - сказал кто-то рядом.
   Однако, на лице деда не было ни следов раскаяния в содеянном, ни страха перед наказанием, которое его ожидало. В нём было даже что-то наивно детское, светлая вера в удачу. "Ну, смотрите, смотрите, - говорил весь его вид, - любуйтесь! Это же ошибка! Вот придём в Управление - власти и разберутся. Правда своё слово скажет. Я ещё покажу этому молокососу, доставившему меня сюда на позор, ещё с ним разделаюсь".
   За стариком следовали мужики самого разного возраста: были здесь и парни, были и седобородые, но ещё крепкие, тёртые, привыкшие не отступать перед неожиданными невзгодами. Люди одеты были не по городскому: кто в сапогах, кто в ичигах, кто в ботинках, лаптей не было. Одни в стареньких пальтишках, другие в дождевиках, третьи несли одежду подмышкой. Некоторые были с котомками за плечами, у одного - узелок на палочке, покоившейся на плече. На лице другого, молодого парня было скорее любопытство. чем страх. Он, с видимым интересом, разглядывал и дома и прохожих. И чувствовалось в нём убеждённость в том, что это недоразумение закончится через пару часов и, перед отправкой в деревню, он ещё погуляет по этой красивой белокаменной улице, по этому городу, где он оказался впервые.
   Какая-то основательность, достоинство и уверенность чувствовались в этих людях - потомках первопроходцев и переселенцев, осваивавших таёжное Приамурье.
   Позади нестройной колонны рыжеватая кляча с натугой тащила телегу. Сбоку, непрерывно дергая вожжи и озабоченно понукая клячу чмоканьем губ, шагал возница. Он тоже был в фуражке с голубым верхом. На телеге были беспорядочной кучей навалены охотничьи ружья: двухстволки-дробовики, одностволки-тулки, берданки. Они то, по-видимому, и стали причиной ареста их недальновидных хозяев. К такому выводу мы пришли с товарищами несколько позже, когда в городе были арестованы все владельцы охотничьих ружей. И это несмотря на то, что многие имели разрешения охотников-любителей. Все имевшее оружие были арестованы и приговорены "к заключению на двадцать лет, без права переписки", то есть, расстреляны без суда. Все, известные мне, охотники были реабилитированы, но только через много лет после смерти Сталина.
   В чём же состояла вина этих таежников, половина которых и грамоты то не знала? Ведь, жить в тайге и не иметь ружьишка - это просто смешно! Бывает, что и медведь-шатун забредёт в деревеньку. Кроме четвероногих хищников встречались тогда и двуногие - например китайские разбойники-хунхузы, время от времени переходившие границу. Так что, тот, кто был поактивнее, всегда имел оружие. Тот, кто был поактивнее! Вот тут-то и кроется причина. Ещё бы! Ведь, каких-нибудь полтора десятка лет назад, эти активные хозяева ружей воевали в рядах приамурских партизан. В рядах тех самых, что "разгромили атаманов, разогнали воевод и на Тихом океане свой закончили поход". Разве можно было оставлять оружие в руках этих непокорных беглецов из Цнтральной России? Они и там, в России с царём не ужились, и на Дальнем Востоке не склонились ни перед белогвардейцами, ни перед японцами. Такими их предки-первооткрыватели были, такими и они остались. Нет, надо было вырвать жало с корнем.
   Арестанты промаячили перед глазами случайных свидетелей-прохожих и канули в небытие... Прохожие разошлись. Но картину эту, этот короткий эпизод невозможно изгладить в памяти.
  
  
   Дети и отцы
  
   У меня сохранилась фотография лета 1942 года, четверо семнадцатилетних юношей перед призывом в армию: Юрий Гурылёв, Лев Конаков, Евгений Перерва и я.
  
   []
  
   Ю.Гурылёв, Л.Конаков, Е.Перерва, И.Алексахин
  
  
   Отцы этих трёх, сфотографировавшихся со мной, товарищей были арестованы и расстреляны. Впоследствии все они были реабилитированы. Но тогда, в сорок втором родственники ничего не знали о судьбе арестованных, терялись в догадках о причинах арестов. Единственной опорой для нас тогда было, публично высказанное Сталиным, положение: "сын за отца не отвечает". И мы верили этому положению.
  
   Отец Юрия Гурылёва был бухгалтером, но писал стихи. Мать Юрия рассказывала, что, после ареста отца, одно его стихотворение было напечатано в "Амурской правде" под другим именем.
   Отец Льва Конакова был командиром Красной Армии. Учитывая беспощадную чистку, которой подвергся командный состав в те предвоенные годы, всё ясно без слов. К тому же, он был заядлый охотник и имел ружьё.
   Отец Евгения Перервы был велосипедным мастером, чинил велосипеды в городской мастерской. Он был хозяин. Семья - у него было трое детей - жила в небольшом доме, построенном им с женой. Он чисто одевался, ходил в тёмной шляпе и носил бородку под инженера Гарина. У него было охотничье ружьё.
   Юрий Гурылёв был тяжело ранен на фронте, долго лечился, вернулся инвалидом первой группы, жизнь посвятил журналистской деятельности. Он очень любил рисовать и, в конце 90-х годов, я был на выставке более сотни его картин в Петербурге.
   Лев Конаков ушёл в армию добровольцем и пал смертью храбрых. Судя по его письмам и по тому, когда они прекратились, он воевал на передовой, командовал отделением, дважды попадал в плен, дважды бежал и погиб при форсировании Днепра.
   Евгений Перерва служил в Амурской флотилии, воевал с японцами. (Об этом в рассказе "Красноармеец Иван Подоляк"). После войны, он закончил Благовещенский Медицинский институт и почти всю жизнь проплавал морским корабельным врачом.
  
   Из отцов моих друзей детства репрессий избежали: отец Евгения Белоусова, капитан речного парохода и отец Николая Коробова, простой рабочий, грузчик, работал на бойне.
   Евгений Белоусов ушёл в армию добровольцем, на фронте попал в плен, бежал, воевал во французском партизанском отряде, вернулся, прошёл фильтр, получил высшее образование, работал в Эстонии заместителем директора электростанции, после распада СССР вернулся в Россию. О военной его судьбе в его мемуарах "Повесть военных лет".
   Николай Коробов стал офицером и служил в армейских частях на Дальнем Востоке. После окончания войны он работал дизайнером на военном заводе в городе Хабаровске.
  
   Мой отец не любил охоты. Любимым его отдыхом была рыбная ловля. Не это ли спасло его? Но, может быть и то, что происходил он из бедной крестьянской семьи. К этому тогда относились очень внимательно.
   Осиротев в 12 лет, но попав в сельско-хозяйственную школу-интернат, отец на всю жизнь был увлечён агрономической наукой. Ещё до революции ему удалось закончить Высшие Сельско-Хозяйственные Курсы в Петербурге, после чего он участвовал в работе почвенного отряда Императорской Экспедиции на Дальний Восток. Молодые годы он провёл в экспедициях по Амурской области. Он основал Пиканский и Бомнакский сельско-хозяйственные опытные участки в Приамурье ещё в 1911 году, потом заведывал Пиканским Опытным Полем, был организатором и первым директором Амурской сельско-созяйстввенной спытной станции, превратившейся, со временем, во Всероссийский научно-исследовательский институт сои (ВНИИС). Его имя в Словаре "Русские ботаники", изданном в 1947 году Московским Обществом Испытателей Природы, и в Энциклопедическом словаре "Амурская область", изданном в 1989 году Амурским отделением Географического общества СССР.
  
   []
   В.Н.Алексахин и А.А.Алексахина. г.Благовещенск. 24.2.1927.
  
   Моя мать родилась в Благовещенске, в семье переселенцев из приволжской деревни Починки. Как я уже упоминал, переселенцы переезжали на Восток, когда ещё не было Транссибирской железнодорожной магистрали. Их путешествие на лошадях длилось три года. В семье родилось двенадцать детей, но взрослого состояния достигли только пятеро: два брата и три сестры.
   Мама лишилась отца ещё в детском возрасте. Претендент на роль отчима предложил вдове "раздать детей в няньки" и только тогда заводить новую семью. На это моя бабушка ответила категорическим отказом и одна воспитала всех пятерых.
   Из пятерых, только матери удалось окончить благовещенскую. гимназию. Её тяга к учёбе и успехи были замечены родственниками, такими же переселенцами. Один из них - уже владелец городской пекарни - предложил девушке ехать в Петербург, учиться на женских Бестужевских курсах. Он профинансировал дорогу и платил скромную стипендию в течение года. Знакомство мамы с моим отцом и произошло в Петербурге, где отец жил после окончания Высших Сельско-Хозяйственных курсов.
   Однако, грянул Октябрьский переворот, предприниматель лишился своей пекарни - источника дохода, а мама - Бестужевских курсов. Ей пришлось возвратиться в Благовещенск и учительствовать некоторое время в деревне, в начальной школе. После выхода замуж, она не работала до самой смерти отца и всё свое время и энергию посвятила семье, детям. Последнее место её работы - библиотека Благовещенского Педагогического института.
  
  
   Война
  
   "Городок провинциальный,
   летняя жара.
   На площадке танцевальной
   музыка с утра.
   Рио-Рита, Рио-Рита,
   кружится народ...
   На площадке танцевальной
   сорок первый год".
  
   О начале Великой Отечественной войны мы узнали к вечеру 22.6.1941, из выступления В.М.Молотова по радио, разница времени с Москвой составляла 7 часов. В памяти остались слова тётки Елизаветы Антоновны о том, что "опять будет много калек", она помнила 1-ю мировую войну, войну с Германией. В то время я только что перешёл в 10-ый класс и подумал тогда, что война, наверное, окончиться раньше, чем я закончу среднюю школу.
  
   []
  
   И.В.Алексахин
   1941
  
  
   Учебный год начался, как обычно, 1 сентября, но весь 10-ый класс сразу отправили в колхоз на уборку урожая. Мы работали грузчиками, переносили мешки с пшеницей, сопровождали их на автомашинах. Девушки собирали картофель, помидоры, арбузы. 1 октября все учащиеся вернулись в город, но сразу снова были отправлены убирать урожай. Меня же, с одноклассником Володей Рузайкиным, направили в горком комсомола, где нам было предложено явиться в городской военкомат. В военкомате мы прошли медицинскую призывную комиссию. Мне был поставлен диагноз: "не годен по возрасту", мне ещё не исполнилось 17 лет. Рузайкин же был призван, но через полгода демобилизован по болезни сердца.
   Учеба в 10 классе началась с половины октября, но в конце октября меня снова, через горком комсомола, призвали в армию. Я попал в пехоту, в город Свободный, в часть, специализирующуюся по подготовке инструкторов истребителей танков из числа добровольцев комсомольского призыва. Два месяца муштры на 40-градусном морозе и в казарме, и мы так промаршировали перед командующим Дальневосточного фронта генералом армии И.Р.Апанасенко, что он присвоил всему выпуску звание "младший сержант" и повысил в звании всех офицеров, занимавшихся нашей подготовкой.
  
   "Город спит привычкой барской,
   Лишь трубач трубит, трубит: "Подъём!"
   Клич несётся пролетарский,
   Школа ходит ходуном!
  
   Школа младших командиров
   Комсостав стране своей куёт.
   Смело в бой идти готовы
   За трудящийся народ!"
  
   (Военная строевая песня.
   1930 - 1941 годы.)
  
   После этого генерал подписал приказ о демобилизации лиц рождения 1924 года и младше. Страна не торопилась расходовать дальневосточные кадры. Я вернулся в Благовещенск и закончил 10-ый класс с аттестатом отличника.
   С началом войны город жил в ожидании нападения Японии. Городская часть берега Амура ощетинилась тремя рядами трёхметровых столбов, опутанных колючей проволокой. В северной части города был вырыт противотанковый ров. В каждом дворе жители оборудовали щели-укрытия от возможных бомбёжек. Часто проводились учения по светозатемнению, когда закрывались окна домов, выключался свет на улицах и город на всю ночь погружался в темноту.
   Было приняты строгие меры по укреплению дисциплины. Помню Правительственный Указ, по которому самовольный уход с работы карался арестом, судом, заключением. О первом случае нарушения этого Указа знал весь город. Я, в числе других корреспондентов, присутствовал на суде и тоже дал короткое сообщение о процессе по городскому радио.
   Всё лето 1942 года я, имея звание "младший сержант" пехоты, проработал при военкомате по линии "Всеобуча". Обучал снайперскому искусству благовещенских девушек, одновременно учась и сам. Окончательно был призван в армию 28.8.1942. Мне уже было 17 лет.
  
  
   Хабаровские радиокурсы
  
   Все юноши нашего 10-ого класса попали на 10-ые Хабаровские радиокурсы. Специализировались в приёме на слух и передаче ключом азбуки Морзе. Естественно, было и знакомство с радиосхемами, и дежурство на радиостанции, и строевая подготовка, и караульная служба, и патрулирование на улицах Хабаровска, и мытьё полов в казарме. Проучившись два месяца, собирались на фронт, но начальник курсов, побывав в Москве, привёз приказ не торопиться с выпуском, а существенно повысить мастерство радистов. Нас обучали ещё 4 месяца и, в феврале 1943 года, все курсанты Хабаровских радиокурсов, сдав экзамены, получили квалификации радистов 3-его класса, всем было присвоены звания ефрейторов. В конце февраля длиннющий эшелон, вагонов в 40, заполненный новоиспечёнными ефрейторами, отравился в Москву. Моя справка о том, что я - младший сержант, исчезла где-то в недрах штаба 10-ых Хабаровских радиокурсов. В ефрейторов превратилось и несколько других, знакомых мне по службе в г. Свободном, младших сержантов, как и я, получивших тогда эти звания от генерала Апанасенко. Таким был и мой земляк, мой напарник по котелку Борис Цозик. Никто из нас даже не подумал требовать восстановления этих, всё таки, более высоких званий. Мы ехали на фронт.
   Мы ехали в "теплушках" - товарных вагонах, оборудованных нарами, по 40 человек в вагоне. Питание трехразовое. Утром и вечером консервы или солёная рыба, хлеб, сахар. Среди дня поезд останавливался на большой станции, строем шли обедать на продпункт. По пути, раз в 10 дней мылись в санпропускниках с прожаркой одежды. Ни болезней, ни чрезвычайных происшествий в пути не было. Не было даже случаев вшивости. Во время войны в Советском Союзе вообще не было эпидемий. До Урала эшелон шёл 10 дней, от Урала до Москвы - 20, в Европе дороги были забиты войсками, техникой, поездами-госпиталями. К концу марта прибыли в Москву.
   Нас разместили где-то в Сокольниках, в здании школы, помещения которой были оборудованы деревянными нарами. В течение недели почти все были распределены по частям, формировавшимся для отправки на фронт. Я же, расставшись с Цозиком, вместе с двумя десятками других, попал в Московскую школу старшин радиоспециалистов. Школа была расквартирована в посёлках Перловская и Тайнинская Ярославской железной дороги. Там мы, проучившись ещё два месяца, получили хорошую практику работы на радиостанциях.
   В конце мая учёба закончилась и несколько курсантов, в том числе и я, были направлены в радиороту формировавшегося 640 отдельного батальона связи (640 ОБС), предназначавшегося для обслуживания вновь созданного штаба 50 стрелкового корпуса (50 СК). Через пару недель этот штаб и обслуживающий его наш батальон связи погрузились в эшелон, отправлявшийся с Курского вокзала на Украину. Через несколько дней перегрузились на автомашины и, в начале июня 1943 года, прибыли в украинское село Малая Рыбица, в самый юго-западный уголок ставшей потом знаменитой Курской дуги.
  
  
   Лютежский плацдарм
  
   5 июля началась Курская битва. Немцы пытались "откусить" выступ Курской дуги и тяжёлые бои шли в нашем глубоком тылу. Бои шли далеко на востоке, однако никакой тревоги по поводу их исхода в штабе не ощущалось. Через некоторое время стало ясно, что немецкие клещи, пытавшиеся откусить весь Курский выступ, не состоялись. Клещи искрошились. Потрёпанные в боях подразделения группы немецких армий "Юг" начали отход.
   В то время я был в экипаже сержанта Аристархова. Мы работали в сети, связывающей штаб нашего корпуса со штабами дивизий. Для этого использовалась американская военная радиостанция SCR 284 -A. Памятный эпизод того времени в рассказе "Ночные тени". К сентябрю наши войска освободили левобережную Украину, началось форсирование Днепра.
  
  
   Даёшь Киев!
  
   Серый кустарник. Серый ветер.
   В сером небе шрапнели тают.
   Мы сегодня форсируем серый Днепр.
   Авиация не летает.
  
   Руки тянут стального каната кусок...
   и понтон шарахтит на отмели.
   Нас торопит сапёр: "Как ткнёмся в песок,
   поспешайте! Причал пристрелян!"
  
   Где-то фриц-наблюдатель сигнал отстучал,
   мол: "иванов полно у причала!"
   Звук далёкого залпа к нам ветер примчал.
   В тот же миг всё вокруг взгрохотало.
  
   И в броске мы неслись сквозь осколков рвань.
   Никаких ни команд, ни призывов.
   Лишь гремела в ушах лейтенанта брань,
   вперемешку с раскатами взрывов.
  
   Чуть правее меня селянин бежал -
   переправы пособник умелый.
   Вдруг ударило сзади, и чёрный металл
   отрубил ему плечи от тела.
  
   Этот чёрный, в полметра осколок, рваньё
   и по сей час торчит из лопатки
   пред глазами моими. И пухнут на нём
   тёмно-красные пятна в достатке.
  
   Пол минуты - и мы в тишине сосняка.
   Смолкли вдруг орудийные глотки.
   Видно, немцы в причал били наверняка
   и менять не хотели наводки.
  
   Лишь с минуту, в молчаньи, взвод, собравшись, стоял.
   Да что скажешь в минуты такие?...
   Зашагали вперёд. А с опушки нас звал
   на фанере плакат: "Даёшь Киев!"
  
   Лютежский плацдарм (под Киевом).
   Сентябрь 1943.
  
  
   Почти два месяца мы держали оборону на Лютежском плацдарме, что севернее Киева, копили силы. Мы стараясь сдержать напор немцев, стремившихся сбросить нас в Днепр, но в то же время постепенно расширяли плацдарм. Уже был отвоёван порядочный кусок правого берега.
   Однажды вечером у нашего костра появился Илья Эренбург. Его гремящие статьи были хорошо известны по всему фронту. Их обязательно читали на политзанятиях. На этот раз он не выступал. Мы видели только, как он говорил с командиром нашего 50 стрелкового корпуса генерал-майором Мартиросяном. Рядом находилась жена генерала. Насколько я помню, она была начальником медицинской службы корпуса. Кто-то из наших сообщил, что сын генерала погиб на Днепре ещё при отступлении в 1941 году. Эренбург поговорил с начальством и отправился дальше. Но и без его слов, ожесточение, владевшее людьми, было таким, что немцам к нам в плен лучше было не попадаться.
   Немцев мы не считали нормальными людьми. Для нас это была орда диких недочеловеков, орда зверей, вторгшихся в пределы нашей Родины с целью нашего порабощения, с целью порабощения людей, идущих единственно верной дорогой к светлому будущему, к коммунизму. Об этом кричали слова популярной тогда песни:
  
   "Фашисты - людоеды
   пришли в наш край родной
   за лёгкою победой,
   за сытою едой.
  
   Винтовка, красная винтовка!
   Могучие полки!
   У всех одна забота:
   фашистов - на штыки!"
  
   Это ожесточение выражалось и в том, что, хороня своих, мы не обращали внимания на трупы убитых немцев.
   На перекрёстке дорог лежал труп немецкого солдата. Тропинка, по которой мы ходили за водой, шла через этот перекрёсток. Серозелёная солдатская форма убитого примелькалась нам и никто не обращал на него внимания. Ночью через перекрёсток прошли танки и водитель, то ли не разглядел в темноте, то ли наплевать ему было на труп завоевателя, тело оказался раздавленным гусеницами. Оно уже выглядело расплющенной серозелёной лепёшкой. Шло время, шли войска и, через несколько дней, эта лепёшка превратилась в серозелёный слой диаметром в 3-4 метра, едва возвышающийся над землёй. Прошла ещё пара недель и на перекрёстке остался виден только едва заметный, выделяющийся только серозелёным цветом, контур диаметром чуть ли не в пару десятков метров.
   На плацдарме нас прижимали не только немцы, но и вши. Фактически мы были новичками на фронте и ещё представления не имели, как бороться с этой напастью. Можете представить картинку, у костра сидит полуголый солдат, давит ногтями на швы снятой гимнастёрки и считает: 121, 122, 123.... Средство же очень простое. У бочки из-под бензина вырезается днище с одной стороны. Вместо него закрепляется два куска проволоки крест-накрест. Бочка ставится на три кирпича, в неё наливается пара вёдер воды, под ней разводится костёр. На проволоках развешивается одежда, вся и ещё шинель сверху. Вода закипает и через 15-20 минут внутренне враги больше солдата не беспокоят. Однако, этим изобретением русской смекалки мы осчастливили себя гораздо позднее. Под Киевом же пришлось перетерпеть.
  
  
   Даёшь Киев!
  
   Известно, что первоначально было предпринято две попытки нашего наступления на Киев с Букринского плацдарма, он на 80 километров южнее Киева. Немцы перебросили туда свою противотанковую артиллерию и их оборона оказалась слишком прочной. Тогда наши танки и артиллерия скрытно, ночами и в тумане стали переправляться с Букринского плацдарма, на левый берег Днепра. Помнится, слух об этом, каким-то образом, дошёл до нас радистов. Это вызвало недоумение, неужели отступаем? Но танки и артиллерия прошли по левому берегу около двухсот километров на север и снова переправились теперь уже к нам, на Лютежский плацдарм. На Букринском плацдарме были оставлены фанерные танки и орудия из брёвен. Немецкие самолеты-разведчики отмечали танки и орудия на прежних местах. К тому же, наши войска, оставшиеся у Великого Букрина, демонстрировали прежние попытки прорвать оборону именно там. Немцы были обмануты и не перебросили силы своей обороны на север, против нас.
   3.11.1943 года рано утром нам зачитали приказ о наступлении. Началась артиллерийская подготовка, которую я не могу сравнить ни с какой другой, из числа тех, что слышал до конца войны. Гром выстрелов, расположенных вокруг нас орудий, а их было, в среднем, по одному на каждые 3-3,5 метра фронта, сливался в сплошной гул. Так продолжалось почти два часа. Потом мимо нас повели пленных немцев. Они выглядели сошедшими с ума от того, что они испытали под огнём нашей артиллерии. 6.11.1943 года Киев был освобождён.
  
  
   Решительное решение
  
   Конец января-начало февраля 1944 года запомнились тяжёлыми оборонительными боями на нашем участке фронта. Даже в сводках Советского Информбюро было сообщение: "Наши войска оставили несколько населённых пунктов". При перебазировании в тыл, наш шофер, ведя автомашину по дамбе, по плотине, на высоте 8-10 метров над замёрзшей поверхностью ставка, неудачно сдал назад, давая дорогу прицепу с орудием, продвигавшемуся к передовой. Заднее колесо сорвалось с дамбы, машина боком поехала вниз, перевернулась и грохнулась на лёд вверх колёсами. Нас - десять человек - находившихся в кузове, спасло то, что над кузовом была надстроена фанерная будка. Она и приняла на себя удар.
   Продолжение этого, можно сказать, рядового, в тех условиях, происшествия сегодня имеет некоторую психологическую окраску. Поэтому я и остановлюсь на нём.
   При падении никто серьёзно не пострадал, только я вывернул плечо, рука застряла в запасной покрышке. В кабине нашей машины ехал начальник связи корпуса, тогда ещё подполковник, Столпштеин. В фанерной будке вместе с нами ехал командир взвода младший лейтенант Фуксман. На перемещавшейся вместе с нами другой машине со стационарной радиостанцией были: начальник этой радиостанции младший лейтенант Козлов и командир радиороты лейтенант Бартенев. Как видите, начальства было предостаточно. Но ни в одной голове не возникла мысль, перевернуть лежавшую вверх колёсами машину и попробовать запустить её двигатель. Была дана команда: машину бросить. Радиостанцию, аккумуляторы и всё имущество перенести вверх, на дамбу, оставить охрану. Людям разместиться на другой машине. За имуществом пришлём подводу.
   Решение было решительное. Сегодня вспоминается сцена из кинофильма "Горячий снег". В ней, по приказанию решительного генерала, заглохшую на мосту машину танком спихивают в реку. Спрашивается, разве нельзя было, руками присутствующих в кадре солдат, скатить эту машину с моста на обочину дороги? Картину можно не критиковать, она - по законам жанра. В ней показано, что война заставляет людей принимать быстрые решительные решения. Наш случай подтверждение этому.
   У машины остались: я, тогда ещё ефрейтор Чумаков, и горевавший шофёр наш Вася Слабков. Он всё повторял, что теперь его отправят в штрафную роту. Ему тоже не приходило в голову поставить машину на колёса. Приказали бросить, значит бросим.
   Время шло. Шло и отступление. Проехали на восток знакомые машины штабной роты нашего корпуса. Через пару часов идут машины дивизионных тылов. Шоферня сразу бросается к нашей лежащей вверх колёсами машине. Кто бежит с монтировкой, кто с гаечным ключом. И лезут сразу, не спрашивая, что-нибудь отвинтить. Кто за колёса хватается, кто дверцу кабины дёргает. Один так просто хотел мотор целиком снять. Пришлось с ними воевать.
   Прошло ещё три часа, начало светать. Передвигаются на восток повозки штаба полка. Движение организовано. Идут солдаты. Некоторые, почему-то, без оружия, наверное, новобранцы, и зарятся на винтовки-карабины в куче охраняемого нами имущества. Я с ними поругался, отогнал. Там ещё были большие пачки трофейного табака, так они весь наш табак раздербанили. Табака я для них не пожалел. Аристархов потом меня за это пилил.
   Соображаем, сколько нам ещё ждать и чего? Дальше продифилирует штаб батальона, пройдет пехота, тыловое охранение, а потом что? От немцев отстреливаться?
   Я был оставлен за старшего. Смотрю, в досчатой будочке у дамбы расположились чьи-то телефонисты. Я к ним, объяснил ситуацию, уговорил дать мне трубку и стал названивать по линии, упрашивать одного дежурного телефониста за другим. Так дотянулся до штаба дивизии, потом до штаба нашего корпуса. Штаб уже был на новом месте, то есть где-то в тылу. Уговорил дежурных подключить меня к телефону начальника связи. Разбудили подполковника Столпштейна. Он, первым делом, выругал нашего беднягу Слабкова за то, что тот опрокинул машину и чуть его, Столпштейна не угробил. Потом сказал, что немедленно даст команду. Дозвонился я и до нашего командира роты. Говорю ему: "Тут уже пехота отступает. Нам что? Оборону занимать вокруг радиостанции?" Комроты ответил, что уже выезжают. Ждите.
   Уже день. Уже светло. Поток отступающих почти иссяк. Надо что-то делать, что-то предпринимать. Тут только и дошло до меня, что надо перевернуть машину своими силами. Ночью то не мог додуматься. Всю ночь без толку ходили вокруг. А что делать? Сказали же: бросить. Бросим.
   Обратился я к лейтенанту проходящей по дамбе группы разведчиков. Прошу: дайте бойцов, машину надо перевернуть. Вид лежащей внизу на льду вверх колёсами машины говорил сам за себя. Лейтенант ещё спросил, есть ли погибшие. Подбежали разведчики к машине: "Раз-два, взяли!" И машина наша на колёсах! "Спасибо,- говорю, - вы дивизионные? Из какой дивизии?" "Да нет. Мы полковая разведка".
   Оживший Вася Слабков сразу бросился заводить мотор. Но машина несколько часов была в перевёрнутом состоянии, и свечи залило маслом. Мы с Чумаковым, по очереди, крутили и крутили рукоятку мотора. Вася, как водитель и при баранке, оперировал в кабине. Наконец, мотор завелся. Тут и подъехал наш комроты на санях. Машина уже была на ходу. К своим мы прибыли в нормальном состоянии. Вроде и не падали никуда.
   В памяти осталось-таки то самое решительное решение.
   И ещё кое-что осталось.
   Через пару дней Мишка Гуревич - радист нашего экипажа - в задумчивости проронил фразу: "Алексахина отправят в штрафную роту". "Почему?" - удивился Чумаков. "Ему же было приказано: бросить машину! - ответствовал Миша, - А он приказа не выполнил".
   Больше никто не проронил ни слова.
   Больше вообще никто об этом случае не вспоминал, по крайней мере, при мне.
  
  
   Под бомбами
  
   Тяжелейшей бомбёжке подвергся штаб нашего корпуса. Мы стояли тогда в деревне Шуляки, в которую внезапно прибыл и штаб 1-ой Гвардейской танковой армии (1 ГТА). Танкистские радисты, в нарушение правил радиообмена, сразу заполнили эфир микрофонными переговорами и предупредили нас, что их обычно бомбят на третий день после каждого переезда на новое место. Этого и надо было ожидать, немецкие радисты "пасли" эту 1-ю ГТА.
   24 немецких бомбардировщика нанесли удар часов в 10 утра. Бомба попала и в нашу хату, но никто не был даже ранен, только шофер Слабков оказался завален глыбами глиняных стен украинской хаты. Он не мог самостоятельно выбраться, а самолёты уже повторяли заход. Остальные успели спрятаться в щелях, предусмотрительно вырытых в саду. Земля ходила ходуном. В нос била гарь бомбовых взрывов. Был ясно слышен треск разрываемого металла бомбовых оболочек. Но вот разрывы прекращаются.
   - Васю задавило! - крикнул Борис Шор и мы с ним рывками отваливаем тяжеленные глиняные глыбы разбомблённой хаты. Наш шофёр цел и свободен.
   Едва мы успели его откопать, как самолёты пошли на третий заход. Подбегаю к одной щели - битком набита, подбегаю ко второй - полна доверху. Третья - пустая! Во время третьего бомбового удара я лежал на дне щели, на мне Шор, а на Шоре, успевший теперь добежать до щели, Слабков. В нашу хату попала ещё одна бомба, от хаты осталась только груда досок и глины. Наконец, тишина и только гул удаляющихся самолётов. Ожидая их четвёртый заход, мы с Аристарховым отбежали подальше от перекрёстка дорог. В глубине сада наткнулись на воронку глубиной метра четыре. На дне её лежал автомат ППШ, от хозяина автомата ничего не осталось. Я вооружился этим автоматом, был с ним до конца войны.
   Самолёты улетели, четвёртого захода не было. Наша автомашина, верный грузовичок ЗИС-5 представлял собой решето. Пробитые шины, протекающий радиатор. Но мы погрузили радиостанцию и, подливая в радиатор воду из ведра, на ободьях колёс выехали за пределы села, которое теперь представляло собой дымящиеся развалины. Трупы убитых лошадей, брошенные и раненные коровы. Людей не было видно. Километрах в трёх за селом мы остановились в заснеженном поле, паяли радиатор, заклеивали шины. Бой шёл неподалёку, за пригорком. Туда шла пехота, оттуда везли раненых. Через час послышался гул приближающихся самолётов, верно, это была та же самая эскадра. Самолёты сбросили на Шуляки ещё по бомбе и, пройдя над нами, ушли на восток.
   Отремонтировав машину, мы связались по радио со своими. Получив команду, отправились туда, где собрался наш разгромленный батальон.
  
  
   Урок
  
   Были и неприятности другого рода. На одном из комсомольских собраний роты, проходившем вечером в полутёмной украинской хате, я позволил себе сделать замечание офицеру, присутствовавшему на собрании от штаба батальона. Это было бездумный мальчишеский упрёк в адрес вообще офицеров, по поводу слабой организации собрания: не было света, не было даже керосиновой лампы. Офицера это задело и он, обвинив меня в оскорблении офицерской чести и достоинства, предложил исключить меня из комсомола. Исключение из комсомола на фронте, где люди за честь считали вступить в Коммунистическую партию, это было суровое, а для меня просто страшное наказание. Я признал свою ошибку и сказал, что осуждаю своё поведение, что готов принять любое наказание, вплоть до отправки в штрафную роту и прошу одного: не исключать из комсомола. Против исключения проголосовало только две трети присутствовавших примерно сорока моих товарищей-одноротников, но треть-то голосовала "за", и это было для меня хорошим уроком. Получил я "строгий выговор с занесением в личное дело". Сразу после Победы в 1945 году, мне предложили выговор снять, но я отказался, считал, пусть это напоминает мне о дисциплине всю жизнь.
  
  
   Вдогон за своими
  
   В конце февраля 1944 года я заболел тифом и на подводе был отправлен в госпиталь. В госпитале я пробыл месяц, блаженствовал на чистых простынях, читал книжки.
   В конце марта началось наступление, госпиталь стали очищать и нас, команду из трёх выздоравливающих, отправили в запасной полк. Я, как ефрейтор, оказался за старшего. Пройдя с километр, мы с Лотковским подцепились на проходящую автомашину. Третий наш спутник машину не догнал, месяц, проведённый в постели давал о себе знать. Я крикнул ему, что будем ждать его в крайней хате ближайшего села, где мы и заночевали. Ни ночью, ни утром он так и не появился. Надо думать, он вернулся в госпиталь и вошёл в другую команду выздоровивших. Дальше мы путешествовали вдвоём, питались на продпунктах, по аттестату за троих.
   Началось весеннее наступление 1944 года, в результате которого наши войска вышли на государственную границу с Румынией. Мы с Лотковским шли в запасной полк, который быстро перемещался за наступающими войсками. Ориентировался я по общему направлению наступления, по надписям на стенах домов и хат, которые оставляли наступающие для отстающих товарищей, ориентировался и по географической карте, которую нашёл в разбитой снарядами школе, а иногда прямо заявлялся в комендатуру, предъявлял справку из госпиталя и спрашивал, где находится запасной полк.
  
   Памятны были те дни отношением к нам населения только что освобождённых украинских сёл. Вечером мы заходим в первую попавшуюся хату. Хозяйка, ни слова не говоря, ставит на стол две кружки молока, кладёт пару кусков хлеба, на земляной пол бросает большую охапку сена или соломы. Это наш ужин, это наш ночлег. Утром на столе снова молоко и хлеб. Мы закусываем, благодарим и отправляемся на Запад догонять свой запасной полк. За апрель месяц мы оттопали километров 800-900, из района Киева пройдя через всю Украину и Молдавию и попав в Румынию. Случалось, что иногда пешком мы делали по 20 километров в день, но это редко. Средняя скорость - 30 километров в день - означает, что удавалось использовать и попутные автомашины.
   Была вторая половина апреля, была Пасха и румынские крестьяне встречали нас с Лотковским как родных. Нам трудно было поверить в их искренность, мы не верили в Бога. Румыния воевала на стороне немцев, но для румын-тружеников Бог был один и каждый из них старался пригласить нас, хоть и вражеских, но простых солдат в дом, угостить и обязательно дать на дорогу по крашеному яичку. Они говорили нам, что в Первую мировую войну Румыния воевала в союзе с Россией, показывали кладбища русских воинов той войны.
   Помнится, яркий солнечный день Святого Воскресенья, мы с Лотковским идём по улочке румынского села. На крыльцо домика выходит старая женщина, она опирается на палку и окликает нас. Мы здороваемся по-румынски: "Буна дзива!" - и идём мимо. Но женщина настойчиво машет рукой, требует, чтобы мы зашли в дом. Понимаем её без слов. Заходим. Она усаживает нас за стол и угощает вкуснейшим варевом; суп с кусочками фарша, завёрнутыми в тонкие капустные листья. И фарш, и капуста просто таят во рту. Хлеб белейший, о каком мы давно забыли. Румынка, на пальцах и известными всему миру словами, объясняет, что её сыновья - солдаты, она не знает где они сейчас. Вот так. Мы понимаем, что они воюют против нас. Посидев минуту и поблагодарив, мы уходим догонять своих. Женщина даёт нам по крашенному яичку и крестит нас...
  
  
   В обход КПП
  
   Есть ещё одна деталь нашего шествия на Запад. Подходя к очередному Контрольно-Пропускному Пункту (КПП), я сворачивал, и мы обходили этот КПП за пару километров просёлочной дорогой или просто полем. Не хотелось лишний раз подвергаться проверке документов, расспросам, а может быть и обыску. В тылу быстро наступающей нашей армии, несомненно, было много немецких и диверсантов, и шпионов, и просто отставших солдат. В проверках и обысках одиночек не было ничего унизительного. Но, дело в том, что у меня в вещевом мешке находился учебник астрономии на немецком языке. Прощаясь с родным городом, я случайно увидел на прилавке эту книгу и сразу решил, что, за пару лет, которые мне, как минимум, придётся провести в армии, я смогу поближе познакомиться с астрономией, одновременно напрактиковавшись и в немецком языке. Такая, вот, наивная самоуверенность. Мне, конечно, не удалось прочесть ни странички. Но носил я учебник пять лет в вещмешке, как символ Космоса, и привёз домой в Благовещенск.
   Для того, чтобы сохранить книгу в читаемом виде, я додумался спрятать её, вместе со словарём, в небольшой чемоданчик. От этого чемоданчика мой вещмешок приобрёл нестандартный вид и, прямо надо сказать, стал выглядеть как собственность мародёра-мешочника. Это вызывало косые взгляды случайных наших спутников - солдат-пехотинцев, побывавших в госпиталях и, подобно нам с Лотковским, догонявших свои части. Один из них, однажды, презрительно скользнув взглядом по моему вещмешку, даже заметил: "Таких мешочников у нас во время атаки свои отстреливают!" Ничего себе. Я промолчал. Выбросить книги означало, для меня, измену цели жизни. Но как повели бы себя контролирующие прифронтовой район органы, которые на КПП несомненно обратили бы внимание на нестандартный вид мешка и обнаружили бы эту "немецкую" улику? Не только расспросов следовало ожидать.
  
  
   Снова у своих
  
   Штаб 38 армии мы догнали уже за границей, где-то в районе румынского города Рэдэуцы. Но я не пошёл в запасной полк, я нашёл штаб 50 стрелкового корпуса и наш 640 ОБС.
   Ротным моим товарищам оставалось только удивляться тому, что, в неразберихе наступления, мне удалось найти и догнать свою роту, пройдя почти 1000 километров. За всю войну такой "подвиг" удалось выполнить только одному капитану штаба нашего 640 ОБС. Но он, почему-то, не задержался в родной части. Я же снова очутился в экипаже Аристархова.
   Правда, это оказалось не просто. Причина была в том, что, официально, я с месяц мотался неизвестно где, где-то по тылам, а на радистах лежала ответственность за обеспечение секретности связи штаба корпуса. Помню, что в решении восстановить меня в составе радиороты 640 ОБС принимали участие и начальник связи 50 СК теперь уже полковник Столпштеин, и начальник штаба 640 ОБС майор Шнейдер, и заместитель командира 640 ОБС по политчасти капитан Ивелёв. Они взяли на себя ответственность, поверили в мою благонадёжность. Лотковскому, ранее побывавшему в немецкой оккупации, пришлось уйти в запасной полк, который квартировался неподалёку.
   Я сдал зачёт, получил квалификацию радиста 2-го класса. Мне присвоили звание сержанта и назначили начальником радиостанции. В экипаже были: радист первого класса, старшина Василий Чумаков и радистка-новичёк, рядовой Дуся Харченко.
  
   []
  
   И.Алексахин и В.Чумаков.
   Северная Трансильвания. с.Георгий.
   14.10.1944
  
  
   На двуколке, запряженной парой лошадей, управляемых солдатом-повозочным, мы часто выезжали на задания в дивизии, в полки и в отдельные батальоны, действовавшие и, время от времени, менявшиеся в составе нашего корпуса. Считалось, что знакомые радисты обеспечат более надёжную связь со штабом.
  
  
   Весенний вечер
  
  
   Прекрасный тихий весенний вечер.
   Стихает бой в горах.
   Садится солнце. И только слышны
   птиц голоса в лугах.
  
   Как будто нет войны на свете
   и птицы могут петь.
   А люди стали совсем как дети,
   забыли слово "смерть".
  
   Как будто нету войны на свете,
   зачем же мы вдвоём
   из леса вышли и вдоль кювета
   кустарником ползём?
  
   По пуду с лишним у нас на спинах.
   Оружие в руках.
   Наш путь лежит через долину
   к развалинам в горах.
  
   Ещё вчера деревню взяли,
   а дальше ни на шаг.
   Ещё вчера деревней звали...
   Сегодня - пепел, шлак.
  
   Лишь звуком боя на крыльях ветра
   сигналят нам руины.
   До тех руин три километра
   под пулями, и мины...
  
   И связи нет. Тогда полковник,
   грозя, кричит майору...
   И вот майор, раздумий полон,
   нас отправляет в горы.
  
   По пуду с лишним у нас на спинах.
   Нельзя передохнуть.
   Но нам ни снайперы, ни мины
   не перекроют путь.
  
   Пробрались оба. Пришли до срока
   и справились с задачей.
   Майор дивился, не верил в рок он:
   "Не может быть! Удача!"
  
   Прекрасный тихий весенний вечер.
   Стих бой в горах,
   и село солнце. Но ещё слышны
   птиц голоса в лугах.
  
   Как будто нет войны на свете,
   и птицы могут петь.
   А люди стали совсем как дети,
   не помнят слова "смерть".
  
  
  
   Венгрия.
   Северная Трансильвания.(Стала Румынией)
   1944.
  
  
  
   Эти дни запомнились непрерывными артиллерийскими обстрелами. Иногда попадали мы и в переделки под пули немецких автоматов. Об этом в рассказах: "Белый туман", "Женщина и война", "Случай" и в "Стихах военных лет".
  
  
   Луна, облака, ветер...
  
   Луна в вышине за туманами.
   Гонимые ветром плывут облака,
   гостями без вести, чужим нежданными...
   Бескрайняя Родина, ты далека.
  
   Сияние льётся на землю холодное,
   и блещут Карпатские горы в снегах.
   А время летит и летит быстролётное,
   как тучки над нами летят в небесах.
  
   Прошедшее кажется сном невозвратным,
   бесценным, сверкающим сном золотым.
   Дня битвы томительной утром прекрасным...
   Тот счастлив, кто смолоду был молодым.
  
   Об этом мы помним и да, не забудем.
   Но нынче иную мы песню поём.
   В шипеньи "катюш" и в разрывах снарядов
   сквозь годы и битвы к Победе идём.
  
   Нам светит день счастья, Победы, веселья
   и встреча с друзьями в родимой стране,
   бокалы с шампанским и залп над Москвою!
   Залп Славы! Салют приходящей Весне!
  
   Весне человечества, новой, чудесной,
   дороге, проведшей сквозь ужас войны,
   Тому, Кто к Победе ведёт нас. И Воле,
   которой сердца коммунистов полны.
  
   Чехословакия.
   Январь. 1945.
  
  
   Неведомое
  
   Ещё когда в мае 1944 года, я догнал своих в небольшой румынской деревушке близ города Рэдэуцы, обнаружилось, что в Рэдэуцах есть фабрика, которая может выпускать сухие электрические батареи, так потребные нам, радистам. Команда наших радистов была командирована в Рэдэуцы, и там выяснилось, что население городка эвакуировано. Однако, остался фотограф, которого наши и мобилизовали для обслуживания военных. Этот фотограф и наделал нашей команде фотокарточек.
   Мне в руки попадает фотография наших: лейтенант Фуксман, старшина Васильев и рядовой Шор. Я слышал раньше, что, глядя на фотографию, можно прочувствовать будущее запечатлённых людей. Смотрю на Шора, на Васильева, вроде всё в порядке. Смотрю на Фуксмана. У него одна нога согнута в колене и пятка зашла за другую ногу. Пятки не видно. Пятки нет. Плохо дело. Ноги-то нет.
   Ещё несколько раз попадает ко мне эта фотография. И снова думаю, что "ноги-то нет". Ужасно если это осуществится, но есть внутренняя убеждённость, что так и случится. Случится независимо от меня. Никакого напряжения. Сдержано, отрешённо прихожу к выводу: "ноги-то нет". Ведь, по фотографии можно прочувствовать будущее? Говорят, можно. Значит, так, наверное, и будет. Никому из товарищей я об этом не сказал.
   Прошло полгода. Мы уже прошли Румынию, Венгрию, кусочек Австрии захватили. Уже были в Чехословакии. Перевалили Карпаты и спускались в долину. Группа разведчиков пошла в тыл немцам. С нею пошёл и Фуксман. При переходе линии фронта, подорвался на мине радист Василий Колос. Ему оторвало ногу. Подбежал к нему Фуксман. Снова взрыв. Фуксману оторвало пятку.
   Я отвозил Фуксмана в госпиталь. Он был без сознания. Ночь. Зима. Заснеженный словацкий городок. Поиски госпиталя. В домиках, за закрытыми ставнями прячутся испуганные моим стуком и криками люди. Только под утро сдали раненого офицера. Васю Колоса отвозили другие. Колос умер в госпитале от потери крови и шока.
   После войны я нашёл Фуксмана. Он жил в Киеве. Я - в Днепропетровске. Созвонились, и мы с ним отпраздновали в Киеве очередной день Победы 9 мая. Он носил ортопедическую обувь. Конечно, я ему ничего не рассказал. Странно то, что больше я не встретил никого из тех, что воевали со мной. Будто кто напомнил мне, подчеркнул то, странное моё, как я думал, предвидение.
   Мы перезванивались с Фуксманом несколько лет. После Чернобыльской катастрофы они с женой уехали в Израиль.
  
   Теперь самое страшное. Всю жизнь я считал, что предвидел ранение Фуксмана за полгода. Был уверен, что предсказал по фотографии. Но, через шестьдесят лет, в 2005 году, познакомившись с творением Зеланда "Трансерфинг реальности", пришёл к ужаснувшей меня мысли. По Зеланду выходило, что не предсказал я ранение, а запрограммировал. Увидел, что на фото пятка не видна и бездумно, наивно, не понимая значения своей мысли, подумал, что так и будет. Хорошо помню, что условия и первого, и последующих рассматриваний фотографии совпадали с практическими установками Зеланда. Так и цыгане программируют клиентов при гадании. Не предсказывают они, а программируют.
   У нас, у обычных людей такие программы работают независимо от нашей воли, и мы не осознаём, как это получается. Неведомое это. Не ведаем, что творим. Ошибка была в том, что я увидел и согласился с тем, что увидел на фото. Надо было протестовать, надо было мобилизоваться и отрицать! Но это было 60 лет тому назад. Не восемьдесят мне было тогда, а девятнадцать...
   Вообще-то, я уверен, что каждый может вспомнить в своёй жизни не один подобный факт. Ведь, стучат же люди по дереву, ощущая в своих словах что-то опасное. Стучат самым серьёзным образом. Именно в этот момент, их внутренний душевный настрой, настрой их подсознания весьма близок к тому пассивно-уверенному состоянию, которое и исключает соответствующую опасность. Короткий отрезок времени, пока человек стучит, он знает: опасность исключена. Именно такое, "абсолютное знание" и срабатывает. Я в своей жизни насчитал не мало странных совпадений, но таких трагических как с Фуксманом, больше не было. О четырёх таких фактах упоминаю в этом тексте.
  
  
   Победа
  
   Мы прошли через четыре страны: через Румынию, Венгрию, Австрию и Чехословакию. За два года участия в боевых действиях, потери нашей радиороты составили 8 -10 процентов.
   Помнится 1 мая 1945 года. Мы развернули радиостанцию на четвёртом этаже жилого дома в центре чехословатского города Брно. Утро, рассвет. В небе проносится на запад шестёрка наших штурмовиков - знаменитых ИЛов. С четвёртого этажа видно, как они заходят на штурм над окраиной города, там ещё обороняются немцы. Самолёты ходят по кругу, огонь летит из под их крыльев, ракетами они бьют по вражеским траншеям. Через десять-пятнадцать минут штурмовики возвращаются. Проходит с полчаса, шестёрка, возобновив боезапас, опять летит на запад, опять, на наших глазах, бьёт по немецким окопам. Так продолжается весь день с перерывом на обед. Атаки штурмовиков прекращаются только с заходом солнца. Разве можно сравнить это с началом войны, когда наша авиация фактически была истреблена в один день, а в небе господствовали немцы? И как тут не вспомнить тех, что в тылу, в неимоверно трудных условиях, голодая, создали шедевры новой авиации! И не только авиации. Нужны были и лётчики, а для того, чтобы эти лётчики могли штурмовать врага с такой интенсивностью, надо было создать и реактивные снаряды, и завезти их в нужном количестве, в нужное место, в нужное время. Беззаветный труд и высочайшая степень организации, вот чем характерна наша страна в те дни.
   Война закончилась, когда мы были уже под Прагой. Мы - все оставшиеся в живых - ощущали это как великое счастье. Всё небо было в огнях. Огромный запас сигнальных ракет, и наших, и немецких, вылетел в небо в течение ночи 9 мая. Конечно, не немцы их пускали.
  
  
   ПОБЕДА
  
   Шёлковый ветер ласкает лицо.
   Солнце играет лучами.
   Май зеленеет, цветёт на земле!
   Братья! Победа за нами!
  
   Будь трижды славен сей радостный день
   Праздник на улице нашей.
   Полною гордости за свой народ
   опохмелимся мы чашей.
  
   Нам нет преград. Нам неведом покой.
   Надо для дела - добьёмся.
   Волей единою мы сплочены.
   Верим: к Коммуне пробьёмся!
  
   Сгинет фашизм поверженный в прах.
   Мир расцветёт из развалин.
   Скроется в Лете, утонет в веках
   день нашей прежней печали.
  
   Труд вдохновенный вздохнёт глубоко.
   Молот взлетит над железом.
   Встанет над миром Герой-человек,
   весь озарён ярким Светом!
  
   Светом грядущих прекрасных Побед,
   Светом Свободы и Братства!
   Нам ли, прошедшим сквозь бурю войны
   в завтрашнем дне сомневаться!
  
   Чехословакия.
   9.5.1945.
  
  
   []
  
   И.Алексахин, В.Чумаков.
   Чехословакия. Андриашов.
   18.5.1945.
  
  
   На нашем участке фронта немецкие части, не разоружаясь, быстро отходили, бежали на запад, пытаясь успеть сдаться американцам. Понимали они, что, после того, что они творили в России, в руки русским им лучше не попадаться. Отступавших могла догнать и преследовала только наша штурмовая авиация. Это продолжалось ещё несколько дней. Где-то числа 12-15 мая всё было кончено. Остались горы сложенного, приведённого в негодность немецкого оружия и колонны пленных, шествовавших на Восток...
  
  
   Ударник джаза
  
   Радиостанции были опечатаны, а мы занимались только строевой подготовкой. К этому времени, я, как и все мои товарищи-радисты, отслужил уже почти три года. Однако демобилизация никому не светила. Конечно, было скучновато после тех памятных боевых будней, после того внимания, которым обычно окружали радистов боевые командиры. Это привело к тому, что я обратился к художественному руководителю нашего корпусного ансамбля песни и пляски Евгению Фёдорову и он взял меня на свободное место ударника в джазе. Ноты я знал ещё с детства, а что касается ритма, так он, вроде, всегда был. О том времени могу сказать только одно, что приятнее занятия я не имел никогда после за всю свою жизнь. Ощущать себя в центре музыкальной мелодии, задавать ей ритм, сливаться с симфонией аккордов, возбуждаемых двумя десятками инструментов джаза, буквально купаться в волнах гармонии было просто счастьем, было необыкновенно, необычно.
  
   50 стрелковый корпус, которым во время войны командовал генерал-майор Мартиросян, а потом генерал-майор Таваркиладзе, был расформирован в июне-июле 1945 года. Имя корпуса даже не попало в памятные списки частей и соединений - участников Великой Отечественной войны. Я не нашёл его на металлических стелах стен музея на Поклонной горе в Москве. Там указывается, что увековеченные на стенах музея списки составлялись по данным на сентябрь или ноябрь 1945 года. Боевому корпусу, прошедшему от Курска до Праги, но прекратившему существование в июле, места в мемориале не нашлось. Его просто забыли.
   Пять участников ансамбля: трубач Изралевич, тромбонист Осаковский, певец Григорович, танцор Мякутин и я - ударник были отправлены в 27 Гвардейский стрелковый корпус (27 ГСК. Я нашёл этот корпус на стелах музея на Поклонной горе). Мы приехали в венгерский город Веспрем и, став, так сказать, гвардейцами, заложили основу нового корпусного ансамбля. Ансамбль скоро пополнился аккордеонистом Гагиным и скрипачём Ноткиным. Затем появились другие самодеятельные танцоры, певцы и чтецы.
   Время шло. Оставшиеся в живых наслаждались первым послевоенным летом. Это был беззаботный заслуженный отдых. Мы с танцором Виктором Мякутиным жили на квартире в небольшом красивом венгерском городке Веспреме. Питались в солдатской столовой, время от времени собирались на репетиции, но больше загорали на пляже. Свободного времени было вдоволь. Время летело. Мне же казалось, что оно летит впустую. Не было системы развития, не было возможности учиться. Служить предстояло ещё не один год. Было ощущение напрасной потери дорогого для развития времени юности.
   Однако, отрезвляло беспощадное заключение, от которого было не отвертеться. В войне участвовало 44 миллиона советских людей. В живых из нас осталась только треть. Юношей моего возраста, родившихся в 1923, 1924 годах, осталось, к концу войны, всего 3 процента. Правда, об этих цифрах осведомили нас только через много лет, и наверное, правильно сделали, надо же было, хотя бы, оттаять тем, кто попал в эту треть... Но ощущение беспощадного холода происшедшей реальности незримо тормозило душу.
  
  
   Летняя ночь в Веспреме.
  
   Спит долина под луной.
   Мир окутан тишиной.
   Только я один не сплю.
   Я о юности скорблю.
  
   Спит мадьярский городок,
   будто за день изнемог.
   Я ж в полночный час хожу,
   переулками брожу.
  
   Тишина и свет луны
   Чудных чар ночных полны.
   Не хочу я уходить.
   Буду так всю ночь бродить.
  
   Мыслей нету в голове.
   Так легко и грустно мне.
   Чу, прохладный ветерок.
   Час рассвета недалёк.
  
   Венгрия. г.Веспрем.
   Август 1945.
  
  
   Причины войны.
  
   Что мы знали тогда, в конце Великой Отечественной войны, о её причинах? "Коварный враг напал на нашу Родину..." - вот и всё. Отсюда для нас, тогда молодых, верящих и слепо доверчивых, вытекали все причины, начало и беспощадность войны. Сегодня известно и другое, хоть и не могу поручиться, что всё.
   В 1917 году, когда общественность России мучилась, в потугах найти ответ на вопрос: что делать после того, как царь отрёкся от престола, как теперь распорядиться этой непривычной свободой, к американскому президенту Томасу Вудро Вильсону явился простой иммигрант из России Лейба Бронштейн-Троцкий. Президент принял иммигранта и удостоил его многочасовой беседы. После этого один из крупнейших банкиров и финансистов Америки Яков Шифф вручил Троцкому 20 миллионов долларов золотом, пароход "Христиания", груженный оружием и снабдил его охраной из 276 верных боевиков. Эти средства, вместе с 27 миллионами германских марок, полученных Лениным от германского Главного штаба, пошли на организацию Октябрьского переворота в России. В результате в России появилось правительство, в котором русских было всего 3,4% (13 из 384-х!). Мучительные размышления "многомудро-слепой, бессовестно-либеральной" русской интеллигенции над своими извечными вопросами прекратились. Отпрыски дворянских фамилий очень скоро узнали, куда завёла их беспечность "сна Обломова". Военная каста России, промешкав с тушением пожара, заплатила кровавую цену.
   В 1933 году, американские: и корпорации, и банки, и частные жертвователи обеспечили приход Гитлера к власти в Германии, передав в выборный фонд нацистской партии Германии 1 896 000 долларов.
   После прихода фашистов к власти, синдикаты Нью-Йоркской биржи вложили в развитие немецкой военной промышленности фантастическую, по тем временам, сумму - 826,4 миллионов долларов, вызвав тем самым быстрый подъём благосостояния немцев и их восхищение своим фюрером. И это несмотря на то, что в самой Америке шла Великая Депрессия 1929-1938 годов, росла безработица.
   Итак, в 1917 году - 20 миллионов - Троцкому, а в 1933-1936 годах - 828 миллионов - Гитлеру. Оба эти имени остались страшными, кровавыми ранами в истории России. Поэтому сразу напрашивается вывод о подспудной общности целей и того и другого. Сразу напрашивается вывод об одном и том же их хозяинеи и о, как день ясной, цели этого хозяина.
   Так почему же оказалось мало того, первого взноса? Почему, всего через 16 лет, пришлось платить в 40 раз больше новому наймиту?
   Логика простая. Ленин, хоть и успел расплатиться сполна и с германскими, и с американскими кредиторами, не выдержал титанического напряжения свершившихся событий и своёй ответственности за них. Заболев и потеряв способность мышления, он умер. Сталин знал, что, благодаря его происхождению, не светит ему, без Ленина, восхождение в элиту будущих правителей создаваемого большевиками-ленинцами мира. Поэтому, расправившись с принадлежащим к этой элите Троцким и физически истребив троцкистов (а заодно и миллионы других), не стал он продолжать дело своих учителей - завершать, в угоду американским кредиторам, запрограммированную ими "перманентную мировую революцию". Не собирался Сталин отрабатывать долги Троцкого, ведь, сам он не имел привычки просить деньги в долг, у него были другие методы. Но, главное, появились новые возможности. Теперь у Сталина и своих, далеко идущих целей хватало. Так что, рухнули надежды заимодавцев Уолл-стрита получить на блюдечке обещанные богатства Сибири, а может быть, и власть над миром. Вождь не собирался торговать силой своего голодного, но сплочённого народа, сила была нужна ему самому. Лопнули 20 миллионов золотых долларов Якова Шиффа.
   Но разве можно было поставить крест на такой соблазнительной возможности? Правда, теперь задача вставала посложнее, хотя и обычная для деловых людей. Завоевали же деловые люди американский материк, да так, что из 20 миллионов аборигенов-индейцев осталось лишь 800 тысяч (4%!). Так что, всего то и надо было: завоевать Советский Союз, превратить оставшихся после бойни людей в своих рабов и грести денежки лопатой. Конечно, вождя, который не собирается делиться силой своего народа, надо тоже наказать. Вот так просто. Однако, не поняли и не учли многого.
   После разгрома своих партийных противников, Сталину, всего за десяток лет, удалось превратить разорённую и опустошённую революцией страну в могучую, военно-индустриальную державу. Это было достигнуто ценой жёсткой внутренней политики, ценой полуголодного, полунищенского существования народа. Понимал Сталин, недолгой будет передышка. Ни новый наймит, ни его хозяева ждать не будут. Дефицит времени определял и внутреннюю и внешнюю политику Сталина.
   Другая, не менее феноменальная, сторона свершившихся превращений состояла в том, что народы Советского Союза уже были мобилизованы, уже были превращены в единый монолит беспощадным Сталиным. Сознанию советского общества уже было чуждо чувство беспечности дореволюционной России. Её народы, в своём единстве, уже шли за Сталиным.
   Но уж очень надеялись деловые люди выполнить задачи, поставленные ещё в 1917 году Вудро Вильсоном и Яковом Шиффом. Стали искать силу, которая могла бы обеспечить выполнение этих заоблачных задач. В тридцатых годах, для этой цели более всего подходил немецкий народ, который могла тоже мобилизовать только одна, поднимающая тогда голову, сила - фашизм.
   Нельзя не отметить, что, ставя на ноги и вооружая Гитлера, американские банкиры, большинство из которых были евреями, не могли не знать, что одной из провозглашённых Гитлером целей было уничтожение евреев. И для евреев Уолл-стрита не оказалось проблемой принести в жертву Гитлеру евреев Европы. Призрак власти над миром и богатства российских просторов перевесили заповеди Талмуда.
   Что ж, 828 миллионов долларов сделали своё дело. Всего шесть лет понадобилось Гитлеру, чтобы взнуздать немцев, вооружиться, установить "новый порядок" в Европе, расправиться с европейскими евреями и начать свой "Дранг нах Остен".
   Вот и все секреты начала войны.
   Такой расклад очень многое объясняет. Понятны довоенные манипуляции англичан, приведшие к "пакту Молотова-Риббентропа". Понятно, почему немцы не уничтожили окружённые английские войска в Дьюнкерке, а позволили им эвакуироваться в Англию. Понятно, почему немцы не оккупировали Англию, хотя сделать это им было гораздо легче, чем оккупировать тысячную долю территории Советского Союза. Захватив Англию, Гитлер мог организовать глухую оборону и, не торопясь, создавать и межконтинентальные ракеты, и атомную бомбу. Но торопили его заказчики похода на Восток. Не для укрепления и блага германского государства вручили ему миллионы долларов. Простой наймит, должен был он выполнять волю господ.
   Понятно и то, почему так долго тянули "союзники" с открытием второго фронта. Понятно и то, почему они вообще его открыли. Не вышло с агрессией Гитлера, так надо было, хотя бы, не пустить, изменившего делу "перманентной революции", Сталина в Европу. Понятно и многое, многое другое. Например, почему погибали, брошенные английским конвоем, караваны английских судов, доставлявшие в Архангельск военное оборудование и продовольствие, почему, наконец, у них День Победы не 9, а 8 мая и т. п. Был у союзничков вариант и на случай победы немцев. А как же! Победа немцев - это их первый вариант! Многое было предусмотрено. Но, Победа за нами.
   Резюмируя, можно подвести и такой итог: Сталин, преследовавший собственные наполеоновские цели, сегодня предстаёт как организатор побед в двух кровавых схватках: и с теми, кого купили за 20 миллионов, и с теми, кого купили за 828 миллионов долларов. Конечно, беспощадно мобилизованный советский народ дорого заплатил за эти победы, но без мобилизации народа не было бы этих побед.
  
  
   Писарь отдела тыла
  
   Наши выступления в частях 27 ГСК продолжались до осени 1945 года, когда большое количество военнослужащих старших возрастов было демобилизовано, в том числе и наши: трубач, тромбонист и певец. Числились мы - члены ансамбля - в комендантском взводе. Людей не хватало, ансамбль прекратил своё существование и нас перевели в команду, обслуживающую конный взвод. Каждый получил по паре лошадей, ухаживал за ними, выполнял все требуемые хозяйственные функции.
   В пасмурный дождливый ноябрьский день я, на паре своих лошадок, перевозил какие-то брёвна. Крюк, крепивший бревно сорвался, бревно упало в лужу, я поднимал его, купаясь в грязи. Стоявший неподалеку офицер узнал меня, он помнил меня по работе во время боевых действий. Он удивился тому, чем я занят, но ничего не сказал. Однако, через два дня меня вызвали в штаб 27 ГСК и назначили писарем отдела тыла. На этой должности я и прослужил ещё два года.
   В декабре 1945 года 27 ГСК, со своими дивизиями, перебазировался из Венгрии в Советский Союз, на Украину, в город Ромны. Там я узнал, что Лотковский, уроженец Ромны, пал смертью храбрых в бою.
   В 1946 году штаб переехал в город Конотоп. Я научился печатать на пишущей машинке, вёл делопроизводство, секретную переписку. Было свободное время, было и желание учиться. Списавшись с курсами заочного обучения иностранным языкам ("ИНЯЗ"), я прошёл за один год два курса немецкого языка.
  
  
   []
  
   И.Алексахин.
   1945
  
  
   Не могу не вспомнить достойное, человеческое отношение ко мне старших офицеров - работников штаба. Майор Драничников, майор Гаранин, полковник Иванов... все они относились ко мне - сержанту - не как к подчинённому, а как к равному себе. С майором Драничниковым мы занимали одну квартиру ещё в Веспреме, с майором Гараниным жили в Конотопе в одной комнате. Когда комендант корпуса требовал, чтобы я, числившийся в комендантском взводе, переселился в казарму, то ему предлагали оставить меня в покое. Офицеры никогда не позволяли себе никаких команд по отношению ко мне. Полковник Иванов, начальник медслужбы корпуса приглашал меня к себе играть в шахматы, познакомил с женой, поил чаем, предлагал направить меня в Военную Академию. Во время войны я, в соответствии с Уставом, смотрел на офицеров снизу вверх и привык к другой субординации. Отношение же ко мне штабистов не могу назвать никаким другим, кроме как человеческим.
   Близость к начальству сыграла свою роль, я отпросился в отпуск. Начальник штаба 27 ГСК полковник Бородаев дал мне, как положено, месяц отпуска, плюс две недели для поездки на родину, в Благовещенск и две недели на обратную дорогу. Всю жизнь помню и благодарю полковника за его щедрость, это дало мне возможность увидеться и побыть с отцом, который умер через два месяца после моего отъезда из Благовещенска, из отпуска к месту службы. О том, как я ехал в отпуск домой в рассказе "Над колёсами".
   Солдаты моего возраста были демобилизованы по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4.2.1947 года. Домой я добрался только в мае. Я прослужил без малого пять лет, из них почти три года во время войны, из них два года на фронте. Уехав из родного города 17-ти лет, я вернулся 23-хлетним.
   В живых остались все юноши - мои однокласники, обучавшиеся на 10-х Хабаровских радиокурсах и прошедшие войну фронтовыми радистами. Только один, Гена Мельник попал в плен. Летом 1947 года, я случайно встретился с ним в Благовещенске. С лица его не сходила добродушная счастливая улыбка. Он рассказывал, что, когда его, вместе с другими военнопленными, освободили американцы, он весил 39 килограммов, был в состоянии скелета. Вес набирал в американском госпитале. Сообщил, что сейчас он обязан регулярно являться по месту прописки и докладывать о своём, так сказать, наличии.
  
  
   Московский университет
  
   Имея аттестат отличника средней школы и будучи участником Великой Отечественной войны, я имел право поступить в любое высшее учебное заведение Советского Союза без экзаменов. Летом 1947 года было приятно получить в Благовещенске короткое извещение из Москвы: "Вы приняты на 1 курс физического факультета Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова".
   В Москве жил земляк отца из Рязанской губернии и мой крёстный отец, доктор географических наук Павел Иванович Колосков. Он и его жена Зоя Александровна взяли шефство надо мной и помогали мне материально, пока я не закончил учёбу. Помогали мне и мать с тёткой, второй моей мамой, Елизаветой Антоновной Рябовой. Они работали, по мере своих сил и сверх этих сил, и вырастили нас с сестрой, и обеспечили нам возможность получить образование.
   После окончания первого курса, мы, с моим товарищем-сокурсником Юрием Кассиным, по рекомендации Павла Ивановича, всё лето 1948 года проработали за полярным кругом, в экспедиции Института Мерзлотоведения Академии Наук. На втором курсе я занялся боксом и следующее лето провёл в спортивном лагере университета. Вроде выходил на уровень второго разряда, но соревнований по боксу не было и остался я безразрядником. После третьего курса летом съездил в Благовещенск к матери и тётке. Следующее посещение родного города случилось только через 40 лет.
  
  
   Юрий Кассин
  
  
   []
  
   Ю.П.Кассин. 1950.
  
  
   5.9.1959 Юрий Петрович Кассин, мой сокурсник по физфаку МГУ и товарищ по экспедиции Института мерзлотоведения АН СССР 1948 года, совершил одиночное восхождение на высотный полюс страны Советов - на Пик Сталина высотой 7495 метров. До 1932 года этот Пик назывался Уз-терги ("Кружит голову"), в 1962 году он был переименован в Пик Коммунизма, после распада СССР - в Пик Содружества, а в 1999 году - в Пик Исмаила Самани (Таджикистан).
   Первым на вершину Пика Сталина взошёл 3.9.1933 знаменитый Е.М.Абалаков, однако, в одиночку он преодолел только последние 100 метров, на которые у него ушло 5 часов. Из шедших с ним десяти членов 29-го отряда Таджико-Памирской экспедиции АН и СНК СССР погибли двое; заболев и получив травму, отстали ещё двое; постепенно отказались от борьбы, не выдержав напряжения, ещё трое. У оставшихся последних двух спутников не хватило ни сил, ни здоровья добраться до вершины. А.Готье не преодолел последние 600 метров, начальник отряда академик Н.Горбунов - последнюю сотню метров (по вертикали).
   Юрий был вторым (через 26 лет после Абалакова) человеком, покорившим Пик Сталина в одиночку.
   Свой штурм Ю.П.Кассин начал с высоты 4000-4500 метров, покинув 27.8.1959 базовый лагерь, в котором он выполнял функции завхоза. Заботился о материальном обеспечении лагеря, о питании альпинистов, но мысли и сердце его были на вершине Пика Сталина. Он был мастером по туризму и теперь, в свободное время осваивал альпинистскую технику, участвовал в одном спасательном и в нескольких тренировочных восхождениях до высот 5000-5500 метров, участвовал и в забросе продуктов на предполагаемые маршруты. Юрий был убеждён, рассчитывал и, как сегодня считают его родственники, имел основание полагать, что начальник экспедиции И.И.Антонович оценит его рвение и включит в группу штурмующих вершину. Подробности обсуждения этого вопроса Ю.П.Кассиным с руководством экспедиции не известны, но в результате И.И.Антонович решил, что он не должен ставить альпиниста-новичка в один ряд с мастерами, перегружая, таким образом, идущую на штурм группу ответственностью за его жизнь. Решил и выразил это решение в примитивной форме. Получив, таким образом, неожиданный отказ и посчитав это нарушением предварительного устного сговора и оскорблением, верящий в свои силы, Юрий пошёл один. Пошёл, нарушив правила и обычаи альпинистов того времени.
   Он двигался с юга, через ледопад Беляева, и шёл по пути, о котором мог знать только от других. Это был маршрут категории трудности 5Б. При существовавшем в те времена альпинистском снаряжении, маршрут этот мог определяться тогда как технически невыполнимый для одиночек.
   Через 9 суток, проведенных под ледяным ветром и, наверняка, без палатки, израсходовав за неделю и еду, и воду, Кассин добрался до вершины, преодолев, в одиночку, более, чем трёхкилометровую высоту. Абалаков, в одиночку, прошёл только последние 100 метров (по вертикали). Горы пощадили Юрия - одержимого - на пути к цели. Гибель подстерегла его при спуске, где-то на обратном пути.
   Его поиски закончились 8.9.1959. Они не дали ожидаемого результата. Тела Юрия не нашли. Искали в начале предполагаемого его маршрута, не допуская мысли о том, что 5.9.1959 он уже покорил вершину.
   Через два года Валентин Божуков, взошедший на Пик Сталина с группой Е.Тамма, нашел в туре на вершине посмертную записку Юрия:
   "Благодарю Бога, детей моих и Кирилла Константиновича, давших мне силы закончить мой путь. Я уже три дня ничего не ел и хочу взять 1,5 плитки шоколада, которых мне хватит для спуска. Тетрадь. Фотография. Кассин. 5.IX.59 г. P.S. Погода без облаков.".
   Подвиг Юрия не был оценён ни общественностью, ни печатью. Официальные руководители альпинистского спорта в России и сегодня считают его только нарушителем дисциплины. Ни тетрадь, ни фотография до сих пор не переданы в руки родственников погибшего и не опубликованы. Какую тайну они скрывают? Не изложены ли в той тетради причины поступка Юрия?
   Полплитки шоколада Юрий оставил тому, кто доберётся до вершины после него.
  
  
   Павел Полищук
  
   За год до семидесятилетия И.В.Сталина вся страна стала писать поздравительные письма и готовить подарки Вождю и Учителю. Да и не только страна. Со всего мира шли поздравления и вагоны подарков.
   Однажды после лекции, у выхода из зала наш курс ожидали столы с образцами письма от университета и подписными листами. Я прочитал письмо, поставил свою подпись и поспешил в столовую. Подписали все, кроме одного. Его звали Павел Полищук, он был из нашей группы. Помню, наш групкомсорг Эрик Долинский подошёл ко мне весьма обеспокоенный и сообщил об этом факте. Я не придал этому значения, но Эрик сразу понял, что дело пахнет большим скандалом. Полищук мотивировал свой отказ тем, что в письме были такие слова, как "отец", "родной", "любимый", а он, Полищук Сталина таковым не считает и потому подписывать письмо не будет. Дело раскручивалось медленно, но основательно и весьма серьёзно. Сначала обсуждали Павла в группе. Несмотря на наши увещевания и попытки свести всё к мальчишеству, Павел твёрдо стоял на своём. Решение группы было: исключить из комсомола. Через месяц дело дошло до курсового комсомольского собрания. На собрании присутствовали товарищи Павла, знакомые по двору, где он жил. Они говорили о чистоте и честности Павла и просили дать ему серьёзное взыскание, но оставить в комсомоле. Полищук был непреклонен. Он повторял и повторял, что не считает Сталина ни отцом, ни родным, ни любимым и подписать письмо, в котором есть такие слова, он не может. Были и полные энтузиазма другие выступления, в которых ораторы требовали исключить Полищука не только из комсомола, но и из университета. Ограничились исключением из комсомола. Решение было принято единогласно.
   Сейчас не помню, было ли собрание факультета или решение курса утвердили на факультетском бюро, но знаю, что из комсомола Полищук был исключён. Он закончил университет весной 1952 года, а затем исчез.
   Через 20 лет я очутился на юбилейном собрании нашего курса. Специально расспрашивал многих о судьбе Павла, никто не мог ничего сказать о нём. На плакатах, оформлявших нашу встречу, о нём не было ни слова. В книге истории выпускников курса, которую вела инициативная группа, против фамилии Полищука было пустое место.
  
  
   Зачёт по радиотехнике
  
   Учиться в университете, да ещё в таком знаменитом, это ощущалось мной как небывалая удача. Но отстал я на пяток лет от сокурсников, и сознание этого мешало учиться легко, без напряжения. Три года я занимался, не поднимая головы, но потом поверил в то, что я догнал упущенное. Это привело к тому, что стал я чувствовать себя свободнее и увереннее.
   Университет поражал обилием знаний, водопадом обрушивающихся на непривычные к этому головы вернувшихся с войны студентов. Никогда, за все последующие годы, я не попадал под такой поток информации. Работалось под прессом этого потока с большой охотой и старанием. Вернувшиеся с войны дышали и не могли надышаться атмосферой романтики познания.
  
   Студент
  
   Свободный острый ум спешит
   Постичь Вселенной мрак.
   И заповедь его: "Дерзай!"
   Пред нм, как в ветре стяг.
  
   Он мыслит и вперёд идёт
   Проторенной тропой
   Но пропади она, и он
   Спокойно вступит в бой.
  
   Пред ним лишь тьма. И тайны в ней
   Как звёзды в небесах.
   Но жаждет видеть это он.
   Ему неведом страх.
  
   И цепи косности дробя.
   Он рвётся к свету, ввысь!
   Я вижу истину, друзья!
   Мы к ней спешим! Держись!
  
   Москва. МГУ. Физический факультет.
   Октябрь. 1947.
  
  
   Но были и исключения.
   Эпизод, приведённый ниже, который, в студенческой жизни, можно бы и посчитать рядовым, произошёл, когда я был на третьем курсе. Но мне он запомнился потому, что был для меня исключением. Меня бес толкнул в ребро, и я не посещал занятия по радиопрактикуму. Просто не ходил на занятия. Почему? Не могу объяснить. Вообще то, я очень старательно посещал все занятия. Но на этот раз отключился от такой заботы и всё. Не был ни разу. Радио-аппаратурой, радио-схемами я никогда не интересовался, хоть и был на войне радистом-оператором второго класса. Тогда моё дело было: знать азбуку Морзе, работать телеграфным ключом, да ручки крутить на панели радиостанции. Причины пренебрежения занятиями по радиопрактикуму понять не мог тогда, не могу и сейчас, но помню: был абсолютно уверен, что без проблем сдам зачёт. Нисколько не беспокоился и не вспоминал о возможности незачёта.
   Пришло время получать зачёт. Я явился на предпоследнее занятие. Преподаватель, глядя на меня-прогульщика, злорадно объявил, что зачёт будет только тому, кто соберёт радио-схему с заданной формой излучения. Помню, мне выпала схема, которая должна была давать излучение в виде пилы с квадратными зубьями. Может быть, это и простая схема, но для меня - тёмный лес. С радио-схемами никогда не возился.
   Спокойно и уверенно стал паять схему. Времени не хватило, не допаял, отложил на последнее занятие. Неделю не вспоминал о задании, не интересовался заданной схемой. Через неделю пришёл на последнее занятие, повозился минут двадцать и... на экране моя пила с квадратными зубьями. Сама получилась. Преподаватель покрутил головой и поставил зачёт.
   Сегодня, познакомившись с учением Вадима Зеланда, ясно вижу, что тогда действовало моё чистое внешнее намерение, то есть, моя решимость иметь заданный результат, лишённая желания иметь этот результат.
   Сегодня, естественно, возникает вопрос: если обнаружился такой действенный способ, то почему я не пользовался им, так сказать, повседневно, ведь, поводов было достаточно? Не знаю. Этот способ так необычен и так противоречит тому, что вбивали в наши головы с детских лет, что, наверное, требуется определённое усилие, чтобы уверовать в него, чтобы логика его стала повседневностью. Такую попытку сделал В.Зеланд в 2004 году. Это подтолкнуло и меня к осознанию, но только в 2005 году.
  
  
   Я ВИДЕЛ СТАЛИНА
  
   Это было в 1949 или в 1950 году. Всего пять лет прошло после победного окончания Великой Отечественной войны, и слава Сталина была в зените. Для нас - советских студентов того времени это был Бог: Великий, Всемогущий, Думающий обо всех и за всех. Мы ясно сознавали не только то, что Родина спасена от рабства, а полчища немцев-гитлеровцев разгромлены на их земле. На наших глазах разваливалась многовековая система угнетения колониальных народов. На наших глазах возникали страны с новой организацией экономики и политических отношений. И эта новая организация было подобна организации той системы, под знаменами которой мы сражались и победили. Свершения эти, происшедшие на протяжении каких-нибудь пяти лет, приводили к восторженной мысли о том, что великие жертвы народа принесены были не даром, что эти жертвы были необходимы и неизбежны. И Сталину - величайшему Вождю, приведшему страну к Победе, следствием которой явились преобразования во всём мире - отдавали дань восхищённые молодые сердца. Да и не только молодые...
   Это было на Первомайской демонстрации в Москве. Собравшись рано утром, мы долго петляли с колонной демонстрантов по улицам и переулкам, пока добрались до Манежной площади. Когда наша колона прошла мимо Александровского сквера, и, повернув на Красную площадь, поравнялась с Историческим музеем, до нас донёсся странный шум. Шум был слышен со стороны Красной площади, и странность его состояла в том, что он шёл какими-то волнами. То - шум, как шум моря, то - тишина.
   Затем - снова шум, и снова - тишина. "Сталин на трибуне! Сталин на трибуне!" - пронеслось, прошелестело по рядам. Прошла и другая команда: быть бдительным, не допускать в свои ряды незнакомых, посторонних.
   Чем ближе подходили мы к мавзолею Ленина, тем мощнее поднимались волны необычного прерывающегося гула. Они нарастали быстро. Ещё шаг и... вдруг странная нервная волна нахлынула на нас. Дальнейшее помнится отрывками. Вот вихрь возбуждения проносится по рядам и мы - все вместе - кричим, что есть силы, аплодируем поднятыми вверх руками, неистовствуем. И вдруг всё смолкает. Сознание проясняется. Мы проходим в полной тишине несколько шагов. Внезапно снова шквал криков, аплодисментов, самозабвенного неистовства. И опять тишина, спокойствие, ясность ощущений. Ещё не осознавая в чём дело, мы невольно - все вместе - следуем каждому такому общему порыву. Мы не понимаем причины этих нервных взрывов, да это нас и не интересует. Сейчас мы увидим Сталина!
   Стала видна трибуна мавзолея. Посредине неё, на шаг впереди других стоял Сталин. Он был небольшого роста - самый маленький из всех. По правую сторону от него стояли члены Политбюро Центрального Комитета КПСС. Они были в штатском, в чёрном. Слева от Сталина замерли военные - маршалы в парадной форме защитного цвета. И гражданские, и военные были расставлены так, что самые высокие из них располагались по краям трибуны. К середине рост уменьшался. Все стояли тесно, плечом к плечу. Но в центре трибуны, между самым маленьким гражданским и самым маленьким военным, был просвет на два-три человека. И посредине этого просвета стоял Сталин. Чуть впереди всех.
   Он был в мундире генералиссимуса какого-то малиново-сиреневого цвета, в военной фуражке. Он стоял неподвижно, выпятив вперёд грудь и высоко подняв голову. Руки, немного отведённые назад, напоминали крылья.
   Вдруг он поднял руку. Он поднял только кисть правой руки, поднял её на уровень плеча, полураскрытой ладонью к толпе. И площадь взорвалась. Будто кто-то внедрился в людей: восторженный, искренний, неистовый, верящий, готовый на всё. Руки взлетели над головой. Руки всех взлетели над головой. Мы заорали, завопили, зааплодировали. Гром разразился над площадью. Так продолжалось несколько секунд. Потом Сталин резко опустил руку. Рты замкнулись. Рвущий уши шквал криков оборвался. Стало тихо, так тихо, что явственно слышался шорох тысяч подошв по твёрдому покрытию площади. Все шагали в полном молчании, не отрывая глаз от его, казалось, небрежно-спокойной, неподвижной фигуры. Но отшагали не более пяти-шести шагов. Он внезапно снова вскинул руку. И снова шквал самозабвенного неистовства, криков, аплодисментов, потряс площадь. Резкое движение сталинской руки вниз и... опять тишина. Так повторялось и повторялось бесконечное число раз. Этому невозможно было противостоять. Нервный электрический шквал захлёстывал, парализовал сознание. Делал человека частицей чего-то необъятного, необъяснимого, неотвратимого. И это огромное и неотвратимое было восторженным, преданным, было готовым на подвиг, на жертву, на преступление, было готовым на всё!
   Мне вдруг показалось, что от пальцев поднятой на уровень плеча ладони Сталина тянутся нити к бушующей на площади толпе. Вот Он опустил руку, и нити ослабли. Люди успокоились, казалось, они были предоставлены сами себе. В полном молчании плотная людская масса, как единое целое, перемещалась по площади. Но молчание это длилось только в течение времени свершения нескольких шагов. Да и взгляды всех молчащих, при этом, были прикованы к небольшой, компактной фигуре генералиссимуса на трибуне мавзолея, стоящей на полшага впереди шеренги остальных... Вот Он взмахнул рукой, дёрнул за нити, и все взорвались. Вырос, точнее, взвился, повинуясь нитям, лес аплодирующих рук. Разверзшиеся уста разразились криками. Гром пронёсся по площади.
   И ещё почудилось мне: каким-то самоуверенным озорством, мальчишеством, мощным весельем грузинского тамады на кавказском застолье веяло от центра, к которому сходились нити...
   Мы удалялись от трибуны. Я оглянулся два раза. У меня вдруг возникла мысль, точнее, чувство, что я Его больше никогда не увижу. Это было странное, необычное ощущение. Я вспомнил, что точно такое же чувство посетило меня ранее, при расставании с отцом, незадолго до его смерти. Постарался запомнить картину. Он стоял, теперь уже вдали, почти в профиль. Плечи, как крылья, напряжённо отведены назад. Грудь колесом. Голова высоко вздёрнута вверх. Он неподвижен.
   Мы шли уже мимо памятника Минину и Пожарскому, оставляя и памятник, и храм Василия Блаженного по правую руку. Позади гремели, пульсируя, волны оваций... И снова я понял, почувствовал, что больше Его не увижу никогда. Так и случилось. Года через три Сталин умер. На похороны его я не ходил, хотя и был в то время в Москве. Всеобщему, дикому психозу самоуничтожения верноподданных у гроба пророка не подвергся.
   Не подвергся. Потому, что пророк уже умер. А что было при его жизни?! Даже Черчиль, под руководством которого наша союзница Великобритания, вступив в войну с Германией на два года раньше нас, выиграла эту войну, потеряв в 200 раз меньше (!) людей, чем мы, даже Черчиль не мог удержаться и вставал, когда Сталин входил в зал заседаний в Тегеране. Что же вы хотите от советских студентов?
   Он умер, и что-то изменилось, хотя тысячи людей, съезжаясь со всех концов Советского Союза, ещё рвались к его гробу. Мне удалось перехватить и остановить жену, которая, будучи беременной, бежала, с единственным стремлением, присоединиться к агонизирующей толпе, увидеть Его прах, поклониться Его праху. Сам я, как-то отрешенно, со стороны наблюдал за происходящим, потому и остался цел. Пока. Говорю "пока", поскольку знаю, как это бывает, видел, как это случается. В то время полагал, что всегда успею увидеть лик мёртвого вождя. Думал, что, когда всё уляжется, успокоится, схожу в мавзолей. Ведь, его набальзамированное тело, так же, как и набальзамированное тело Ленина, будет вечно лежать в мавзолее. Не тут то было. Через три года это тело было вынесено из мавзолея и захоронено рядом с ним.
  
  
   Агитработа
  
   На четвёртом курсе мне привелось руководить агитколлективом университета на стройке нового здания МГУ. Этому делу уделялось довольно много внимания партийного и комсомольского комитетов университета и пришлось серьёзно заниматься организационной работой. Отряды студентов всех факультетов университета участвовали в этой почётной деятельности. От руководителей факультетских отрядов пришлось требовать и строгого учёта работы рядовых агитаторов, и повседневного контроля за их деятельностью. Иногда это приводило к анекдотическим случаям.
   Тогда было обычаем, что в день Выборов в Верховный Совет СССР, в 6 часов утра, когда открывались двери пунктов для голосования, у этих дверей уже скапливались небольшие групки взволнованных событием избирателей, желающих немедленно проголосовать за своего кандидата. Этих первых избирателей фотографировали, фотографии вывешивались на стендах и помещались в печати. Это было обычаем того времени и не требовалось никаких особенных усилий, чтобы осуществить эти маленькие демонстрации доверия партии и правительству. Агитаторам, на которых лежала ответственность за явку избирателей, приходилось провести ночь перед голосованием на избирательном участке, дабы обеспечить успех явки уже с первых часов голосования.
   Помню, что однажды в такую ночь среди студентов-агитаторов появился пожилой мужчина, по-видимому, пенсионер, который не собирался уходить домой, а всё интересовался биографиями выбираемых кандидатов и агитационными плакатами на стенах участка. Народа на участке было много, и никто не обращал внимания на этого необычного мужчину. Когда часы пробили 6, открылись двери, и стайка, собравшихся у дверей и дождавшихся их открытия, избирателей ринулась в помещение, этот сметливый избиратель оказался впереди всех и был сфотографирован, как наиболее активный. Через полчаса его, опускающего в урну избирательный бюллетень, уже можно было видеть на стенде агитучастка. Тем же, кто не провёл ночь с нами, пришлось удовольствоваться вторым планом на снимках или даже только словесной нашей благодарностью. Конечно, явка избирателей всегда была стопроцентной, и за кандидатов партии и правительства обычно голосовало не менее 99 процентов участвовавших в голосовании.
  
  
   4-я черта
  
   Перейдя на четвёртый курс, стал я чувствовать себя свободнее и увереннее и до того дошёл, что, к концу обучения ухитрился совершить два непоправимых шага: женился и написал письмо Сталину.
   Мне было уже 28 лет, а на этот возраст приходится пик вступающих в брак мужчин. Жена - студентка философского факультета Голубева Роза Ивановна - с ней мы прожили до золотой свадьбы, воспитав двух сыновей: Владимира и Святослава.
   С письмом Сталину было круче. В "Кратком курсе истории Всесоюзной Коммунистической Партии большевиков", который мы, студенты зубрили в течение двух первых лет обучения, была знаменитая 4-я глава, содержащая философские основы материалистического учения. Там было все ясно, кратко, определённо и твёрдо.
   Уже тогда мы слышали, что книгу писал Сталин. Конечно, пером водили другие, но каждая фраза была отточена в его стиле.
   В 4 главе, в частности, излагались: "3 черты марксистского философского материализма". Кратко они звучали так:
   1. Мир по своей природе материален.
   2. Материя первична, сознание вторично.
   3. Сознание отражает, воспринимает материальный мир.
   Мне, наивному пятикурснику этого показалось недостаточно. Я добавил четвёртую черту: "Сознание, воздействуя на материальный мир, преобразует его" и решил немедленно сообщить об этом Великому Другу и Учителю, игнорируя мысль о том, что тем самым заявляю о Его промахе. До сих пор осталось для меня загадкой, что меня спасло. Долго писал и переписывал послание. Потом машинистка долго печатала и перепечатывала его. Когда все детали, наконец, были утрясены, и я готовился отослать письмо адресату, оно исчезло. Оно испарилось у меня из рук, когда я ехал в электричке. Я обнаружил это, только выйдя на перрон, почувствовал, что руки пусты, увидел, что папки с посланием нет. Бегом вернулся в вагон, но ничего не нашёл. Объяснения этому у меня нет и сегодня. Когда потом я не раз рассказывал об этом знакомым, то однажды услышал: "Это твоя мать спасла тебя". Но тогда я, воспитанный в принципах борьбы за идею, не понял, какую услугу оказал мне мой Ангел-Хранитель. Я снова взялся за черновики, и через месяц послание было восстановлено. Но тут умер Сталин.
   Мир перевернулся.
   Внимание и силы, отданные созиданию "4-ой черты марксистского философского материализма" не прошли даром. Я провалил госэкзамен по физике, получил единственную, за все шесть лет обучения, "тройку" и, вместо аспирантуры, куда я был распределён, меня направили инженером на автозавод в Днепропетровск (!).
  
  
   Конструкторское Бюро Южное
  
   1953 год. "Автозавод" оказался совсем не автозаводом, а заводом, серийно выпускающим так называемые "единички" - ракеты "8А11" класса "земля-земля", с дальностью действия 300 километров, разработанные, на базе немецкой ракеты А-4, конструкторским бюро С.П.Королёва. Так неожиданно, через 17 лет, осуществился "заказ", сделанный мною на школьном уроке. Сегодня, после выхода в свет известной серии книг В.Зеланда "Трансерфинг реальности", могу констатировать, что моё состояние и мысленные действия тогда, в 1936 году, удивительно совпадают с рекомендациями, которые сегодня дает автор этого творения. Основным в этих рекомендациях являются: отсутствие даже следа важности, отсутствие желания достичь цели и спокойный, без какого-либо усилия, заказ цели, при детской уверенности, что он будет выполнен. Неосознанно реализовав эти строгие условия в детстве, я потом не удосужился их систематизировать самостоятельно и осознал их действенность, только познакомившись с трудом Зеланда, только в 2005 году. Выполнению же того, первого "заказа" всегда только удивлялся.
   Не могу не отметить, что тот заказ был выполнен по минимому. В 30-ых годах прошлого века космические ракеты были такой далёкой фантастикой, что я не посмел заказать полёт в Космос, о чём жалею всю жизнь. Выполнено же строго было только то, что было заказано. Мало того, заказ был выполнен строго в заданное время: сразу после того, как я закончил учёбу.
   Не мог я забыть о "4-ой черте"... По инерции, отправил послание Г.М.Маленкову, заменившему Сталина на посту Генерального секретаря ЦК КПСС. И что же? Через пару месяцев получил ответ из Института философии. Он содержал две рецензии. Одна была подписана доктором философских наук, фамилии не помню. Рецензент доброжелательно соглашался с моими выводами, но был против формального введения "ещё одной черты". Сталина уже не было, введённые им "черты" исчезали. Другую рецензию подписал кандидат философских наук Егерев. Тот был категорически против моего предложения, особенно против каких бы то ни было "черт". Тем всё и окончилось.
  
   Сегодня, возвращаясь к тому наивному посланию, можно спросить, а разве я был не прав? Что, Сталин, утверждая три черты марксистского философского материализма, не знал о четвёртой особенности сознания? Что, не понимал он, что сознание, не только познаёт реальность, но и воздействует на реальность и творит её? Всё он знал и всё понимал. Но не сказал он сам открыто и прямо об этом, не выделил этой важнейшей особенности сознания. Боялся он, что упоминание об этой особенности, подчеркивание её воспримут как призыв к свободному творчеству. Но свободное творчество народа опасно. Оно может привести к беспорядку. Творить, созидать имел право только он: Царь и Бог. Остальные - быдло.
  
   Молодые специалисты моего пополнения провели год "в карантине", ожидая оформления на секретную работу. Но жизнь требовала и скоро "Автозавод" стал "Южным Машиностроительным заводом" ("Южмаш"), а его конструкторское бюро - "Конструкторским бюро Южное" (КБЮ) с Главным конструктором М.К.Янгелем во главе. Конструкторское бюро быстро росло и развивалось. Коллектив работал над совершенствованием ракетного оружия.
   Надобно сказать, с самого начала у меня возникло впечатление, что работы у баллистиков в КБЮ было не так уж и много. Казалось это мне, с моим юношеским аппетитом, или действительно было так, но, проработав с полгода, заявился я в Днепропетровский Инженерно-Строительный институт и предложил свои услуги в качестве совместителя, преподавателя математики на вечернем отделении. Заведующий кафедрой математики пошёл мне навстречу и поручил вести практические занятия по аналитической геометрии у студентов-вечерников. Я проработал два месяца. Однако, руководитель расчётно-теоретических подразделений КБЮ Н.Ф.Герасюта, обнаружив такую мою активность, велел совместительскую работу прекратить, но, в виде компенсации, добавил к 1100 рублям моей начальной инженерной зарплаты ещё 200.
   Инженер Павел Петрович Караулов, работавший ещё с Королёвым, посоветовал мне заняться описанием технических особенностей процесса отделения головной части ракет. Я с головой окунулся в работу. Через полгода выпустил теоретический отчёт "Процесс отделения головной части ракеты дальнего действия". Отчёт остался незамеченным.
   В Коммунистическую партию я вступил ещё в университете. И поскольку мои энергичные рывки в области теории ракетостроения не встречали поддержки у начальства, то, невольно я стал отдаваться партийной работе. Сколько помню, в партийной деятельности всегда я был "сержантом на передовой". Далеко вверх не пускали, а работа партгрупорга: организация политических мероприятий, выборов, праздничных демонстраций, выездов в колхозы и на субботники, похорон - пожалуйста! Вперёд, товарищ сержант! Правда, пару лет я тянул лямку заместителя секретаря партийного бюро КБЮ по организационным вопросам. Это уже было кое-что. Но чтобы подняться выше, надо было быть другим. Каким? Тогда я этого не понимал. Сейчас, вроде, понимаю. К сожалению, карьера партийного, большого масштаба деятеля никогда не привлекала.
  
  
   Мечты сбылись
  
   Наверное в 1956 или в 1957 году, руководитель расчётно-теоретического комплекса Н.Ф.Герасюта отправил меня в первую командировку на полигон Капустин Яр. Помню, я его ещё спросил тогда: "Кому мне там подчиняться?" и он ответил: "Никому".
   Группе из 5 или 6 представителей конструкторского бюро и завода предстояло участие в лётных испытаниях нового тогда прибора "Бокового интегратора". Этот прибор должен был суммировать боковые возмущения траектории ракеты в полёте и выдавать соответствующие корректирующие команды на рулевое управление. Для испытаний было выделено десять "Единичек" - десять ракет Р-1 (8А11), имевших дальность полёта около 300 километров и принятых на вооружение ещё в 1950 году. Эти, серийно выпущенные нашим днепропетровским заводом "ЮжМаш 586", боевые ракеты, к тому времени, уже уступили первенство новой ракете Р-2 (8Ж38), имевшей в два раза большую дальность полёта и принятой на вооружение в 1951 году. Поэтому десяток "Единичек" и были пожертвованы для эксперимента. Мне же предстояло провести статистический анализ возникших боковых отклонений точки падения ракеты от цели и сравнить результат с результатами предыдущих пусков подобных изделий 8А11, не оборудованных "боковым интегратором".
   Это было первое моё присутствие при старте.
  
   Вот и ракета. "Единичка".
  
   []
  
   Плавные, обтекаемые обводы её корпуса чем-то напоминают рисунки-чертежи Циолковского. Наверное, первопроходец и создатель ракеты А-4, немецкого прообраза королёвской "Единички", Фон-Браун от них танцевал. Как известно, массовое производство и применение боевой ракеты А-4 немцам пришлось начать до полной её отработки. Многие технические вопросы остались нерешёнными. Королёву пришлось поменять в трофейной ракете очень многое. Так было подобрано более 300 марок новых металлов и неметаллических материалов, были существенно переработаны конструкции хвостового и приборного отсеков, было внесено много изменений в бортовые приборы системы управления. Было применено новое жидкостное зажигательное устройство, разработана новая система телеметрических измерений и практически заново создана наземная кабельная сеть. Но критически переработав всю конструкцию, Королёв оставил, в частности, "обтекаемыми" обводы корпуса с переменным диаметром. Корпуса всех последующих наших одноступенчатых ракет - это цилиндры постоянного диаметра. Такая ракета Р-2 (8Ж38) возвышается сегодня, у въезда в город Королёв, как первенец отечественного ракетостроения. А в обводах "Единички" ещё незримо присутствовал Циолковский...
  
   И вот я рядом с этим созданием человеческого гения. Хожу вокруг него, как вокруг статуи Божества.
  
   []
  
   Это, впервые осуществившееся моё участие в испытаниях, первое реальное осуществление мечты, настолько опьяняло, что решил я не идти вместе со всеми в блиндаж, а ощутить старт во всей его красе, находясь неподалеку от стартующей ракеты. Нашёлся ещё один любитель острых ощущений, тоже молодой парень, фамилии его уже не помню. Перемигнувшись и поняв друг друга, мы прячемся в каком-то закоулке и дожидаемся, когда присутствуюшие члены комиссии и обслуживающий военный персонал начинают уходить в блиндаж.
  
   Вот офицер уже несёт специальное запальное устройство, укрепляет его у сопла двигателя... Это устройство должно поджечь начальную порцию смеси 75% этилового спирта и жидкого кислорода. Наконец, все скрываются в блиндаже.
  
   "Предварительная!" Полыхнуло пламя, несколько секунд...
  
   []
  
   "Главная!" и взревевший двигатель поднимает в воздух 14-ти метровую, 13-ти тонную сигару. Завораживающее зрелище. Мы почти рядом. Туча пыли, камни, булыжники пронизывающие пространство вокруг. Но вот ракета поднимается метров на 20 над стартовой площадкой и конус звуковых вибраций накрывает нас. Происходит непонятное. Дикий ужас сковывает сознание. Сознание парализовано. Есть только ужас. Только потом узнал я, что это был результат парализующего воздействия звуковых вибраций, возникающих при работающем реактивном двигателе. Тогда же не было ничего, кроме нескольких секунд ужаса, пыли вокруг и летящих сквозь эту пыль каменных ядер-булыжников...
   Но это продолжалась только пока ревущая сигара не удалилась вверх на приличное расстояние.
  
   []
  
   Сознание немедленно возвращается и фиксирует радость удачи старта и восторг нашего присутствия при небывалом процессе запуска одной из первых конструкций небывалых доселе изделий человечества.
  
   Протокол и решение комиссии зафиксировали значительное, в несколько раз уменьшение статистического бокового отклонения точки падения ракеты от цели.
   ___________
  
   Шло время. Завод уже выпускал более совершенные ракеты дальнего действия. Одно время мы держали мировой рекорд по дальности. Я ездил на полигон Капустин Яр, контролировал расчет доз заправки, участвовал в испытаниях, подписывал Полётные задания на запуск контрольных изделий от ежемесячных серийных партий завода.
   Ночь. Посреди бескрайней степи, на небольшой нестандартной бетонированной площадке, в лучах фар автомашин, высится двадцатиметровая, более полутора метров в диаметре колонна. Это, так называемая, "пятёрка" - одноступенчатая тридцатитонная ракета "Р-5М", более строго: "8К51", разработки конструкторского бюро С.П.Королёва, с дальностью действия 1200 километров, с полезной нагрузкой более тонны - контрольное изделие от очередной серийной партии нашего "Южмаша".
  
  
   []
  
   Баллистическая ракета Р-5М (8К51)
  
   Полётное задание подписано. Установочная стрела удалена. Заправщики отъехали. Старт ракеты должен быть произведён в условиях максимально приближенным к боевой обстановке. Во первых, вся подготовка производится с наступлением темноты и длится всего около 3-х часов. В случае воздушной опасности фары автомашин можно выключить и всё погрузится в темноту. Во вторых, запуск двигателя осуществляется не из блиндажа, а из одиночного окопчика, глубиной не более 120 сантиметров, на расстоянии примерно 80-100 метров от стартовой площадки. На бруствере окопчика установлен небольшой компактный пульт управления. В окопчике офицер-оператор в телефонах-наушниках с микрофоном. Насколько помню, это майор.
   Несколько человек нашей группы, контролирующих испытание от КБЮ и завода, толкутся тут же около окопчика. Ответственный за порядок и безопасность при старте дежурный офицер предлагает нам отъехать, автобус нас ждёт, но, странное дело, народ расходится кто куда, а потом снова и снова собирается у окопчика. Наконец, полупустой автобус уезжает. Дежурный, махнув рукой, отходит немного в сторону и, сплюнув, справляет малую нужду. Вслед за ним, эту традиционную предстартовую операцию, введённую ещё Королёвым, повторяем и мы. Собственно, поэтому он и запрещал женщинам присутствовать при старте.
   Звучат последние команды оператора. Вспыхивает пламя под двигателем ракеты. "Главная!" Могучий рёв двигателя давит на уши. Огромная башня послушно, осторожно, медленно поднимается над стартовым столом. Отчётливо видны скачки уплотнения в ярко-розовой спирто-кислородной струе двигателя. Нас обстреливают каменюки и камешки, летящие со стороны стартовой площадки. Оператор пригнулся, присел в своём окопчике. На несколько секунд, мы попадаем в зону интенсивного звукового излучения двигателя ракеты. Под действием звуковых вибраций, какой-то непонятный, непроизвольный первобытный ужас поражает сознание, но только на несколько секунд. Окрасив степь в яркий розовый цвет, ракета уходит ввысь, в темноту ночи. Поднятая реактивной струёй "буря" стихает. Огонёк двигателя ракеты становится всё меньше и исчезает в ночных облаках. Ощущение полученной эмоционально-энергетической зарядки неповторимо. Скоро сообщают: выключение двигателя произошло в соответствии с программой, отделение головной части прошло нормально. Не помню ни одного случая аварий при запусках контрольных изделий этой серии.
   Теперь можно и за столом "отметить" удачную сдачу месячной партии изделий "Южмаша". Над застольем много не мудрим. Колбаса, ломти хлеба, рыбные консервы, винигрет из буфета столовой... В качестве хмельной заправки тот же самый 75%-ный этиловый спирт, которым тогда заправлялись все, начиная с "Единички", изделия. Эмоционально зарядившиеся, присутствовавшие при пуске теперь отводят душу. Разговоры касаются и темы безаварийности пусков. Расслабившись, кто-то намекает: "работяги знают, какое изделие пойдёт на испытание..."
  
   Такая боевая жизнь мне очень нравилась. Бесконечные командировки, бессчетное количество авиаперелётов, участие в совещаниях ракетчиков-смежников, встречи с представителями военных, жизнь в гостиницах ... и, главное, участие в испытаниях. Можно было считать, что юношеские мечты осуществились. По крайней мере, осуществилось то, что когда-то заказал.
  
  
   Памятные вехи
  
   День 4.10.1957 - день начала новой эры, эры Освоения Космоса - день запуска С.П.Королёвым Первого советского спутника Земли и день 12.4.1961 - день полёта Ю.А.Гагарина на Первом советском космическом корабле "Восток" навсегда запечатлелись в памяти. Ощущение счастья и гордости за создателей тех небывалых ракет-носителей, тех космических кораблей, гордости за свою Родину, вера в правильность её пути - всё это горело в душе каждого из нас, да и не только нас, инженеров КБЮ. Весь советский народ был охвачен этими чувствами. А что делалось в мире? Мир был потрясён и долго пребывал в эйфории осознания Победы всего человечества.
   Было немного и грустно, что не оказался я конкретным участником этих Побед. Что делать, надо было тогда, в 1936 году сделать соответствующую заявку. Ведь произошло же именно то, что заказал, и именно там, где заказал, и именно тогда, "на когда" заказал. Надо было не раздумывать о невозможности мечты, не мыслить категориями того времени, не считать вообще невозможным то, что было невозможным только тогда. Надо просто знать, что возможно всё. Знать и принимать решение. Тому, кто не верит этим моим, кажущимся неадекватными, заявлениям могу только посочувствовать.
  
  
   Ташкент
  
   По-видимому, в начале 60-х годов, был я в командировке в казахских степях, где-то, в районе озера Балхаш. Испытывалось грандиозное сооружение. Это была антенна невообразимой длины и высоты - стена в виде огромной металлической решётки. Используя этот инженерный шедевр, пытались мы засечь приближение мишени - головной части ракеты дальнего действия, которая должна была стартовать за тысячи километров от нас.
   Испытания то начинались, то откладывались, по независящим от нас причинам, то снова начинались... Время летело, и мы Наумом Исааковичем Урьевым, начальником нашего отдела электронно-вычислительных машин, изнывали от безделья в унылой казарме скромного степного военного поселения. В комнате, коек на двадцать, были только белые стены и репродуктор, излучающий последние известия. Благодаря этому репродуктору, запомнилось, что в тот период времени и начиналось движение ударников коммунистического труда, то есть, это был 1960 год. Кроме нас с Урьевым остальные члены комиссии были военными от лейтенантов до полковников из Москвы, Ленинграда и Подмосковья.
   Незаметно прошла пара месяцев. Командировочные деньги иссякали. Пора была давать телеграмму в Днепропетровск, в ОКБ и ожидать перевода. Но пока мы этот вопрос обсуждали, пока пришли к выводу, что надо действовать, за тысячи километров от нас ракета, наконец, стартовала. Нацеленная на нас головная часть была удачно засечена в полёте, с помощью упомянутого выше грандиозного сооружения, и испытания вдруг закончились.
   Военные соседи по койкам быстро собрали свои вещички и начали исчезать на глазах. Уже в дверях мне удалось перехватить одного майора-москвича и занять у него сотню рублей. Ехать домой мне было и далеко, и не на что.
   У Наума Исааковича денег тоже не оказалось, к тому же, он вдруг исчез совершенно незаметно. Потом, в Днепропетровске он рассказывал, что удалось ему пристроиться на самолёт - не то кукурузник, не то истребитель - и летел он в Ташкент бесплатно с лётчиком-ассом на высоте не более пятидесяти метров над землёй. Переживал и говорил, что впечатление от мелькающего внизу земного ландшафта было ужасное, никому не пожелает.
   Не помню уж, как я добрался до Ташкента, устроился в привокзальной гостинице и, на последние гроши, дал телеграмму в Днепропетровск. Стал ждать перевода. Два раза в день ходил на почтамт.
   Прошло трое суток, начались четвёртые. Из привокзальной гостиницы стали меня выдворять. Думаю, чего я жду? Человек я казённый, государство должно помочь. Отправился в Ташкентский Обком КПСС. Там Первый Секретарь - узбек, Второй Секретарь - русский. Ну, думаю, земляк поможет. Однако, земляк, ни выслушать меня, ни документы мои посмотреть, не захотел. Отказался и всё. Вот такие мы русские земляки. Тогда я к Первому, к узбеку. Тот выслушал мою историю и понял, что я был командирован на ответственные оборонные испытания. Познакомившись с моим партийным билетом, паспортом и командировочным удостоверением, он выложил из кармана на стол сто двадцать рублей. Мне ничего не оставалось, как взять. Потом он пригласил Председателя Ташкентского Профсоюзного Комитета, предложил тому устроить меня в гостиницу и помочь мне профсоюзными средствами. Председатель - могучий картинный узбек - картинно заявил: "Если уж помогать, так помогать по-настоящему!".
   Он устроил меня в коридоре какой-то переполненной гостиницы и предложил придти к нему завтра за денежной помощью. Так я и ночевал в этом коридоре рядом с какими-то пьяными командированными ещё три дня. Ходил на почтамт два раза в сутки. Когда на другой день пришёл, как договаривались к Профсоюзному Боссу, то предстать пред его карие очи не удалось. Секретарь сказал мне, чтобы я пришёл завтра. Что делать? Может, хватит ходить? Но сказали же, завтра! Значит завтра. Может быть, просто проверяют меня на авантюрность. Надо идти, ещё обидятся, может узбекский обычай какой... А завтра секретарь опять сказал, чтобы я пришёл завтра. Понял и поблагодарил за то, что дали хоть крышу над головой, и на том спасибо.
   Ещё через три дня пришёл перевод - 1000 рублей - из родного ОКБ и, расплатившись с Первым Секретарём и с гостиницей, приобрёл я, наконец, билет на поезд Ташкент - Москва. Поезд шёл трое суток.
  
  
   Воевать с нами мог только сумасшедший
  
   Не всегда всё было так удачно, как хотелось нам. 24.10.1960 произошла катастрофа во время первого испытательного пуска ракеты Р-16 (8К64). Я не участвовал в создании этой межконтинентальной ракеты и не был на её испытаниях, но происшедшая трагедия потрясла наш коллектив и я не могу не остановиться на ней.
   За 20-30 минут до намеченного старта, произошел несанкционированный запуск двигателей второй ступени, огненная струя прожгла заправленные баки первой ступени. Самовоспламеняющиеся при соединении горючее и окислитель, 130 тонн топлива превратили стартовый комплекс в огненный ад, в котором сразу сгорели 76 человек, среди них наши ведущие специалисты: Лев Берлин, Василий Концевой, Виктор Орлинский, Евгений Аля-Брудзинский, Владимир Карайченцев и Леонид Ерченко. Погиб и командующий Ракетными войсками маршал М.И.Неделин. Впоследствии в госпиталях из-за ожогов и отравлений скончалось еще 16 человек.
   Весь день подготовки к старту проходил в обстановке неудержимой спешки. Руководителей подстёгивали звонки Хрущева маршалу Неделину прямо на старт. Когда была объявлена часовая готовность, маршал уехал на наблюдательный пункт, находящийся в трёх километрах от старта, но, ощущая сильную тревогу, возвратился на старт. В это время на площадке кроме 100 человек, необходимых для работы, присутствовало еще до 150 человек посторонних.
   В этой ситуации можно утверждать, что участвовавшую в испытаниях большую группу инженеров нашего расчётно-теоретического комплекса спас начальник комплекса Н.Ф.Герасюта. После выполнения инженерами положенных при старте операций, он, не задерживаясь на площадке, поторопил подчинённых сесть в автобус и вывез группу на безопасное расстояние.
   В 18 часов 05 минут была объявлена получасовая готовность. Но даже в этот момент никто из высокого начальства не потребовал от посторонних немедленно покинуть стартовую позицию.
   Главный Конструктор Михаил Кузьмич Янгель чуть сам не сгорел в том аду. Он был рядом с М.И.Неделиным, расположившимся в 15 метрах от заправленной ракеты в кресле, притащенном откуда-то обслугой. Чуть подальше на диване расположилась свита маршала. Позднее от маршала Неделина нашли лишь пуговицу от его шинели, папку с документами и фуражку, которую порывом ветра унесло за километр.
   Янгель стался жив по чистой случайности - отошёл покурить, а потом бросался в огонь, вытаскивал горящих людей, надышался ядом горячих паров окислов азота и диметилгидразина, и, с обширным инфарктом, месяц провалялся в больнице. Доложив Хрущёву о катастрофе, первое, что он услышал, было: "Почему ты сам не сгорел?". Потом Хрущёв советовался с Королёвым: оставлять Янгеля Главным Конструктором или заменить. Королёв, хорошо знакомый с предстартовой обстановкой на площадке, ответил, что такое могло случиться с любым, в том числе и с ним, с Королёвым.
   Конечно, конкретные виновники были найдены, но разве можно было назвать их виновными, если они работали сутками, в бешеном темпе, не зная отдыха, подгоняемые не только своим стремлением выполнить долг, но и руководителями КБЮ, и руководителями более высоких рангов? А те, в свою очередь, жили под диким прессом требований руководителей страны. А руководители страны знали о далеко идущих военных планах американских стратегов, окруживших СССР кольцом военных баз. В 1960 году в СССР на стратегических носителях было около 300 ядерных боеголовок, у американцев в 10 раз больше - 3000. Хрущев требовал как можно скорее ликвидировать разрыв. Спасение страны социализма виделось только в непрерывном наращивании военной мощи Советского Союза, в создании вооружения нового типа, то есть, в бешеной конкурентной гонке. Мы все знали: мир покоится только на нашей готовности нанести ответный удар по агрессору. Каждый был на своем месте и выполнял свою задачу. Никого не наказали. Это было мудрое решение. Непосредственные виновники катастрофы были мертвы. Наказывать случайно оставшихся в живых было бессмысленно. Но меры по организации работы и в цехах, и на стартовой площадке были приняты весьма серьёзные.
   Первый удачный пуск ракеты Р-16 состоялся 2.2.1961. Техническое руководство испытаниями, как и прежде, осуществлял Главный конструктор Михаил Янгель. Но это был уже не тот Янгель, который при первом пуске не смог устоять перед натиском Н.Хрущева и М.Неделина, это был уже новый Главный конструктор.
   Первые ракетные полки, оснащённые серийными межконтинентальными ракетами 8К64 со стартовой массой 140 тонн, дальностью действия 13 000 километров, весом полезной нагрузки 2175 килограммов и мощностью термоядерных зарядов двух образцов: 3 и 6 мегатонн, заступили на боевое дежурство ещё до полного окончания лётных испытаний. До 1965 года было развёрнуто 186 пусковых установок. Войну с нами мог начать только сумасшедший.
  
  
   Искусственные спутники Земли
  
   Однажды меня вызвал начальник нашего теоретико-расчётного комплекса Николай Фёдорович Герасюта. В кабинете сидел преподаватель физико-технического факультета Днепропетровского госуниверситета Г.Д.Макаров. Герасюта сказал:
   - Игорь, отдай свой отчёт по головной части Густаву Дмитриевичу. Он будет с ним работать.
   Я с самого начала был приучен к мысли, что тот мой первый теоретический отчёт мало что значит, вроде он никому и не нужен был. Он дался мне легко, и я считал, что всегда смогу написать такой же. Через год Макаров защитил кандидатскую диссертацию и стал доцентом университета.
   В конструкторском бюро работало неписаное правило: кандидатом технических наук мог стать только начальник сектора, доктором технических наук - только начальник отдела, академиком - начальник комплекса. В нашем комплексе было три отдела: баллистики (Александр Александрович Красовский), систем управления (Иосиф Менделевич Игдалов), электронно-вычислительных машин (Наум Исаакович Урьев). Все эти начальники очень быстро стали докторами технических наук.
  
   За пятилетие, прошедшее после сенсационного запуска (4.10.1957) первого советского искусственного спутника Земли (ИСЗ), советским ракетчикам удалось забросить на орбиты 15 спутников. Соединённые Штаты за этот же период произвели 61 удачный запуск. Правда, это преимущество было достигнуто вначале за счёт мелких спутников, пачками выводимых на орбиты. Однако, со временем, американцы стали обгонять нас и в запусках тяжелых аппаратов типа космических кораблей, межпланетных станций и спутников-фоторазведчиков. Необходимы были новые усилия в начавшейся "космической гонке".
  
   8.08.1960 г. вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР "О создании ракеты-носителя 63С1 на базе боевой ракеты Р-12, разработке и запуске 10 малых ИСЗ", которое утверждало, предложенную проектантами КБЮ, новую программу космических исследований.
   В 1962 году нашим конструкторским бюро, на базе баллистической ракеты Р-12 (8К63), был разработан, создан и испытан ракетоноситель искусственных спутников Земли 11К63 "Космос". Он включал в себя две ступени, космическую головную часть и мог выводить на орбиту спутники весом до 450 килограммов
  
   []
  
   Ракетоноситель спутников
   11К63 "Космос"
  
  
   Это была новая глава в истории советской космонавтики, это была и новая, очередная ступень развития Конструкторского Бюро "Южное", которое, запустив 16.3.1962 ИСЗ ДС-2 ("Днепропетровский спутник-2"), стало и космическим конструкторским бюро.
  
  
   []
  
   . 8А11.........................8Ж38........................8К51........................8К63........................11К63
  
  
   Сектор расчёта траекторий ракет-носителей искусственных спутников Земли, орбитального движения ИСЗ и времени их существования был создан в нашем отделе баллистики только в 1964 году. Н.Ф Герасюта (он был уже академиком Украинской Академии Наук и Героем Социалистического Труда) назначил меня начальником этого сектора. Он назывался "сектор космической баллистики", в нём работало три группы инженеров, всего 20 человек. После этого я и защитил кандидатскую диссертацию. Это произошло на 11-ом году моей работы в КБЮ. Диссертация называлась "Некоторые вопросы выбора активного участка траектории ракеты-носителя искусственного спутника Земли".
  
   Шла эпоха освоения Космоса. Мы запускали искусственные спутники один за другим. С увлечением и большой отдачей работали мои товарищи, руководители групп: Пётр Митрошин, Анна-Галина Яковлева (Васильева), Евгений Бушуев, Эдуард Компаниец.
   Было разработано много методик выбора и расчета траекторий активного участка ракет-носителей ИСЗ, траекторий орбитального движения ИСЗ, проекций этих траекторий на поверхность Земли, траекторий перехода с одной орбиты на другую, времени существования ИСЗ и траекторий их спуска на Землю. Никаких учебников, никаких инструкций в то время не существовало. Всё это мы разрабатывали самостоятельно, не связываясь ни со специализированными институтами, ни с другими опытными конструкторскими бюро. Да нам и нравилась такая самостоятельность.
   Всё это программировалось и заводилось на электронные вычислительные машины (ЭВМ), каждая из которых, в то время, занимала целую комнату, а то и две. По сравнению с нынешними, те ЭВМ работали очень медленно. Однако, ещё раньше мы имели и использовали только гремящие на всю комнату, электрические арифмометры. Мы тратили не одни сутки для расчёта только одной траектории, например, таких ракет как 8А11, 8Ж38, 8К51, 8К63, да, сначала, и 8К64. Поэтому новые ЭВМ, выдававшие траекторию активного участка ракеты через каких-нибудь два-три часа, казались нам просто чудом.
   В то время ИСЗ летали только на таких высотах, что время их существования зависело от плотности верхних слоёв атмосферы, а та, в свою очередь, от активности Солнца, которую грубо можно сопоставить с числом наблюдаемых солнечных пятен. Наблюдения за солнечными пятнами велись астрономами не одну сотню лет и периодичность изменения их числа приближённо, но довольно просто прогнозируется, поскольку связана она с положением планет. Это позволило, используя регулярно выпускаемый "Астрономический Ежегодник", прогнозировать время существования ИСЗ ещё на этапе их проектных разработок.
   Нам удалось разработать и на практике применять "Систему достартового прогноза орбитального движения ИСЗ". Эта система позволяла конструкторам, ещё на стадии проектной разработки, определять все основные параметры ракетоносителя и спутника.
  
   За первые четыре года эксплуатации, ракетоноситель "Космос", с полигона Капустин Яр, вывел на орбиту 22 искусственных спутника научного и народно-хозяйственного назначения, одновременно с этим, в 10 случаях запуски заканчивались аварией ракеты-носителя. Невысокая надёжность носителя и сложность его эксплуатации, вследствие различных топливных компонентов первой и второй ступеней, оказались не единственными пороками. Недостаточная грузоподъёмность не позволяла создавать орбиты с высотой над Землёй больше 200-300 километров. Недостаточной была и точность выведения спутника на орбиту. Выход был в создании более совершенного ракетоносителя. Сыграв роль первого шага КБЮ в деле штурма Космоса, носитель 11К63 "Космос" уступил свою ведущую роль более совершенному носителю 11К65.
  
   В соответствии с новыми требованиями, в КБЮ в 1963 году была разработана двухступенчатая ракета-носитель 65С3, как универсальное средство выведения космических аппаратов лёгкого класса.
   18.8.1964 были начаты лётные испытания, при этом были выведены на орбиту ИСЗ три спутника связи ("Космос -38, -39, -40"). 16.7.1965 одним пуском ракеты-носителя 65С3 впервые были выведены на орбиты пять спутников ("Космос-71, -72, -73, -74, -75"). За два года было проведено семь пусков ракеты-носителя 65C3, из которых один (23.10.1964) был аварийным. При всех пусках ракеты-носителя 65С3, в качестве полезного груза, использовались малоразмерные спутники связи "Стрела-1".
   На базе испытанного ракеты-носителя 65С3, в КБЮ проектируется ракета-носитель 11К65. В 1965 году конструирование и производство ракеты-носителя 11К65 передаётся в ОКБ-10 (г.Красноярск-26. Главный конструктор М.Ф.Решетнёв).
   Я бывал в командировках в закрытом городе Красноярск-26, работал с М.Ф.Решетнёвым. Однажды он заговорил о возможности моего перехода в ОКБ-10 на должность начальника сектора, что для меня уже не являлось привлекательной перспективой. Cлух об этом предложении непостижимым образом дошёл до начальника отдела баллистики ОКБ-10, что, к сожалению, повредило нашим с ним отношениям.
  
   28.12.1965 с космодрома Байконур ракета-носитель 11К65 вывела на орбиту высотой около 600 км и наклонением 56 градусов спутник "Космос-103" - экспериментальный вариант низкоорбитального связного космического аппарата типа 11Ф611-3000.
  
   []
  
   Космос - 103
  
  
   Этот ИСЗ послужил прототипом для создания целого семейства (более 200 экземпляров) низкоорбитальных отечественных спутников различного назначения.
  
   За два года было проведено 7 пусков ракеты-носителя 11К65, из которых 3 пуска закончились авариями. На основании анализа результатов лётно-конструкторских испытаний, было принято решение о модернизации 11К65. Модернизированный Конструкторским бюро Производственного Объединения "Полёт" (г. Омск. Главный конструктор - А.С.Клинышков), ракета-носитель 11К65М долгое время являлся наиболее эффективным и единственным, изготавливаемым в России, средством выведения в Космос аппаратов лёгкого класса военного, народнохозяйственного, научного и коммерческого назначения.
  
   Вот такая история, такого нужного полвека тому назад, ракеты-носителя 11К65М, предшественник которого был зачат на Украине в 1960 году и который был доведён до кондиции только сибиряками в 1967-ом.
  
  
   Активность Солнца и активность Пушкина
  
   Говоря об активности Солнца, не могу не остановиться на одном важном наблюдении влияния солнечной активности на жизнь людей. Мысль о том, что активность человека связана с активностью Солнца, не нова. Активность же Солнца зависит от периодичности (примерно 11,5 лет) обращения, главным образом, Юпитера, масса которого значительно больше массы всех остальных планет.
   Рассматривая график периодичности солнечной активности, нетрудно мне было заметить, что моя личная активность достигала максимума в те годы, когда активность Солнца была именно такой, какой была она во время моего утробного развития. Проверить это положение на других примерах не предоставлялось возможности. Свою активность я мог оценить по определённым событиям своей жизни, но как объективно оценить жизнь другого? Одну проверку, всё же, удалось осуществить, использовав собрание сочинений А.С.Пушкина. Каждому году его жизни я сопоставил число, написанных им за этот год, поэтических строк. Эти числа сравнил с соответствующей активностью Солнца в то время. Результат меня поразил. Максимум пушкинского творчества совпадает с максимумом солнечной активности. Он приходится на 1830 год, на знаменитую Болдинскую осень - пик творчества поэта. А максимумы активности Солнца, предшествующие максимуму Болдинской осени были в годы молодости Пушкина, когда его талант только разворачивался. После Болдинской осени других максимумов активности Солнца при жизни Пушкина уже не было. Период низкой солнечной активности приходится на год его гибели. Может быть, кто-нибудь займётся уточнением такого довольно выразительного способа обнаружения связи активности Солнца и активности людей?
  
  
   Связь с Москвой
  
   Было много работы со смежниками и с военными. Партии командированных отправлялись в Москву на заводском самолете 3-4 раза в неделю. Оставив утром чемодан в камере хранения и поработав в отделе до 12-и часов дня, на заводском автобусе прибываешь в аэропорт и через пару часов ты уже в Москве. Обычно я старался избегать гостиниц, я пользовался гостеприимством моего крёстного отца П.И.Колоскова.
   Снабжение Москвы существенно отличалось от такового даже в таком промышленном центре, как Днепропетровск. Домой мы командировочные отправлялись нагруженными съестными припасами. Стандарт, который я привозил, обычно состоял из мороженных уток, нескольких килограммов сахара, упаковки 90 штук курных яиц, нескольких пачек масла. Сегодня, при нынешнем капиталистическом изобилии, это трудно представить, но, ведь, в днепропетровских-то магазинах этих товаров тогда не было! Если я задерживался в командировке, то ехал в аэропорт и вручал мороженную утку кому-нибудь из сослуживцев, отправлявшихся домой на очередном самолёте. В Днепропетровске, по телефонному звонку, эту посылку забирал мой сын. Так и жили. И делали ракеты, и запускали спутники.
  
  
   Я был в очередной командировке в Подлипках Ярославской железной дороге.
   Прошёл солнечный дождик. Умытая зелень, вся в каплях чистой воды и в лучах Солнца настраивали на положительное состояние духа. Мне захотелось жить не в украинском Днепропетровске, где растительность летом всегда выглядит поджаренной, как бы увядшей на южной жаре, а в России, в зелёном Подмосковье. Сам собой, или под влиянием положительного настроения, возник вопрос ко мне: "Что бы ты хотел, чтобы осуществилось?"
   Я хотел работать у Королёва. Хотел жить здесь, в Подлипках. Но как это сформулировать коротко, конкретно и ёмко? Подумал: если буду прописан в Подлипках, то это решит все остальные вопросы. На работу уж как-нибудь устроюсь. Объявил: быть прописанным в Подлипках.
   Пройдёт весьма много времени, пока этот нескромный, по тем временам, заказ осуществится сам собой. Но осуществится при минимальной затрате энергии, строго и точно только в рамках произнесённых слов. Мои желания, оставшиеся за рамками формулировки, не осуществятся.
  
  
   Мой крестный отец
  
   Мой крестный отец, доктор географических наук, профессор Павел Иванович Колосков (1887-1968), один из создателей советской агроклиматологии, в частности нового её раздела - почвенной климатологии, родился в Рязанской губернии, где родился и мой отец Василий Никитич Алексахин. Они были из соседних деревень и, как успевающие ученики своих сельских начальных школ, были приняты в Сельско-хозяйственную школу в городе Конь-Колодец Воронежской губернии, для обучения за государственный счёт. По-видимому, в то время, такая школа играла роль техникума и готовила кадры низовых работников сельского хозяйства дореволюционной России. Сохранилась фотография того времени
  
   []
   Приблизительно 1898 - 1900 годы.
   Ученики Сельско-хозяйственной школы в г. Конь-Колодезь. Воронежская губерния. Первый ряд: второй справа Алексахин Василий Никитич, третий справа Колосков Павел Иванович. Им по 12-13 лет. Фотография наглядно демонстрирует, в каких слоях крестьян того времени осуществлялся набор в такие школы.
  
   Годы учебы и работы на полях России не прошли даром для Павла Ивановича и отца. Вот их дореволюционные фотографии, относящиеся, примерно, к 1912-1914 годам.
   []
  
   П.И.Колосков В.Н.Алексахин
   Приведённые фотографии проливают свет на вопрос о том, какие возможности имел в дореволюционной, царской России тот, кто хотел учиться и имел для этого некоторые способности.
  
   Как я уже писал, Павел Иванович Колосков жил в Москве и работал в Институте мерзлотоведения Академии Наук. Он и его жена Зоя Александровна взяли шефство надо мной и помогали мне материально, пока я не закончил учёбу в Московском университете. Я всю жизнь благодарен им за их отеческую заботу в то время обо мне.
   Когда я бывал у них, Павел Иванович рассказывал о своей учёбе, работе и научных исканиях.
   Однажды он поведал мне свою идею, обещавшую коренным образом изменить климат Дальнего Востока. Основу идеи составляли некоторые особенности флоры и фауны этого края. Например, в Амурской области произрастают виноград и пробковое дерево. Там до сих пор водятся и тигры, и леопарды и косули - дальневосточные антилопы. Удивляют и огромные тропические бабочки - махаоны, которых я видел в детстве. Всё это наводит на мысль, что раньше, в далёком прошлом, Дальний Восток представлял собой тропики. По какой-то неизвестной причине, климат изменился, но некоторые образцы флоры и фауны аклиматизировались и сохранились.
   Павел Иванович считал, что причиной охлаждения края является изменения русла реки Амур. Ранее его русло проходило через озеро Кизи и Амур впадал не в северную часть Татарского пролива, как сейчас, а гораздо южнее. В то время, под действием силы Кориолиса, Амур, поворачивал вправо, не перекрывая самой узкой горловины Татарского пролива и освобождая её для тёплого течения Куро-Сиво, которое и отапливало Дальний Восток, превращая его в тропики. Однако, со временем, русло реки изменилось, Амур стал впадать в северную часть Татарского пролива в районе Николаевска на Амуре. Как и раньше, сила Кориолиса поворачивает его вправо, но теперь он 'затыкает' самую узкую горловину Татарского пролива. Течению Куро-Сиво ничего не остаётся, как омывать только южную часть острова Сахалин, климат которой существенно теплее северной части этого острова.
   Павел Иванович пришёл к выводу, что достаточно прорыть канал длиной порядка четырёх километров, чтобы Амур вернулся на прежнее русло, проходившее через озеро Кизи и далее к бухте Таба. Узкая горловина Татарского пролива оказалась бы свободной для тёплого течения. Последовали бы важные климатические изменения и условия на Дальнем Востоке вновь оказались бы близкими к тропическим, какими они были в далёком прошлом. Павел Иванович говорил мне, что его доклад о такой возможности на одном из научных симпозиумов, ещё в 20-х годах прошлого века, вызвал официальное возражение японского правительства, опасавшегося изменения климата Японии в худшую сторону.
  
   Надо иметь в виду, что в те годы, годы хрущёвской оттепели, годы Великих строек коммунизма, общественное сознание было захвачено идеями преобразования природы, идеями возможности использования энергии рек. В частности была популярной и идея поворота сибирских рек на юг. Полагалось, что, при таком повороте, воды Оби, Енисея и Лены не будут уносить тепло в Ледовитый океан и в Сибири станет теплее. Я
   не раз обсуждал идею Павла Ивановича с моими днепропетровскими друзьями и всегда встречал у них поддержку этой идеи. Один раз я даже рассказал о ней секретарю ЦК КПСС на нашем заводе 'Южмаш 586' и он тоже заинтересовался такой возможностью. Так или иначе, я решил сообщить об этой идее на самый верх, полагая, что прорыть четырёхкилометровый канал на Дальнем Востоке, для создателей Главного Туркменского, Южно-Украинского, Северо-Крымского и Волго-Донского каналов не составит особенного труда.
   В это время пронёсся слух о скором приезде в Днепропетровск Генерального секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущёва. Предполагалось, что он обязательно посетит Южмаш 586 и наше ОКБ 586.
   В то время авторитет Хрущёва уже поднялся на определённую высоту. Освобождение несправедливо осуждённых политзаключённых, отмена сталинского крепостного права, большие урожаи на поднятой целине, небывалое в истории строительство жилья, реальная пенсионная и другие реформы, а также общий подъём благосостояния общества создали соответствующий образ делового руководителя. Зная по слухам, что Хрущёв поддерживает активность низов, я решил, в обход чиновничьего аппарата, обратиться прямо к нему.
   Я заготовил письмо, которое собирался вручить Хрущёву непосредственно в руки. Письмо я напечатал в двух экземплярах, понимая, что, как только отдам письмо, немедленно буду схвачен охраной и тогда, предъявив второй экземпляр, оправдаюсь тем, что в письме не было никаких личных просьб.
   С Н.С.Хрущёвым я столкнулся лицом к лицу в здании нашего Конструкторского бюро, когда он вышел из зала, в котором была организована его встреча и торжественный обед с руководящим составом ОКБ. Однако, его состояние остановило меня в последний момент. Я подумал, что, в этом состоянии, он может засунуть моё письмо в какой-нибудь дальний карман и просто забыть о нём. Решил я избрать официальный путь.
   Как член Компартии Советского Союза, я имел право обратиться в любой отдел партии, вплоть до её Центрального Комитета. Так я и сделал.
   Во время очередной командировки в Москву, Павел Иванович спросил меня, не я ли просигнализировал наверх о той самой идее? Оказывается, моему письму был дан ход и с создателем идеи уже говорили, консультировались. По лицам Павла Ивановича и Зои Александровны было видно, что их это радовало. Ведь, после выступления Павла Ивановича на симпозиуме в начале прошлого века и официального протеста японского правительства, идея улучшения климата Дальневосточного края пребывала в забвении. Своим утвердительным ответом и юмористическим рассказом о попытке вручить письмо непосредственно Хрущёву, я не только обрадовал, но и развеселил их.
  
   Имели ли место практические попытки осуществить идею Павла Ивановича? На этот счёт не могу не сообщить, что, уже после его смерти, в 'Комсомольской правде' мне встретились два коротких сообщения. Одно было о работах по определению трассы канала, ведущихся в районе озера Кизи и бухты Таба. Через пару месяцев была другая короткая заметка о начале работ на трассе этого канала. Ничего определённого сказано не было, но я, конечно, посчитал это следствием моего демарша. Других газетных сообщений об этом канале я больше не встречал.
   Зато была личная информация, по времени соответствующая заметкам в 'Комсомольской правде'. Мой друг Николай Коробов однажды прислал письмо из Хабаровска, в котором сообщал, что 'Амур небывало обмелел до такой степени, что его можно перейти вброд', и что 'пароходы этим летом не ходили'. Это я также отнёс к попыткам осуществить идею Павла Ивановича. Естественно, если прорыть второе русло реки и не перекрыть прежнее, то спад воды будет существенным и заметным. Однако, перекрыть сегодняшнее русло Амура в его нижнем течении, и лишить промышленный и культурный центр, речной и морской порт Николаевск на Амуре его сложившихся функций - задача совершенно другого рода. По-видимому, в то время она оказалась невыполнимой. В следующем году Амур уже не мелел.
  
   Урны с прахом Колосковых П.И. и З.А. на Новодевичьем кладбище. Сегодня в Интернете, в книге П.М.Борисова 'Может ли человек изменить климат' (М., Наука, 1970) я нашёл короткую фразу: 'В 1962 году П.И. Колосков развил ранее выдвинутую им идею о повороте нижнего Амура в направлении озера Кизи и далее к бухте Таба'.
  
  
   Лунная гонка
  
   Началась "лунная гонка". Это была политическая, научная и экономическая гонка.
   Однажды неожиданно я был включён в состав группы руководства КБЮ командированной в Москву. Группу из 4 -5 человек возглавлял Генеральный конструктор М.К.Янгель. В аэропорту нас встретил сопровождающий от королёвского КБ и мы очутились на совещании руководителей ведущих ракетных конструкторских бюро Советского Союза. Запомнился короткий контакт с Королёвым. Об этом чуть подробнее. Это слишком личное. Но почему бы об этом и не рассказать?
  
   Когда нас представляли Королёву и шёл обмен рукопожатием, то я не ограничился однократным пожатием. Я сжал его руку дважды, причём второй раз значительно сильнее и смотрел ему в лицо, как глядит паломник на святого. Он заметил это. Это длилось не больше секунды.
   Народа было много. Перед тем, как всем войти в большой зрительный зал была небольшая "тусовка" в фойэ. Шли быстрые, короткие разговоры знакомых, незнакомые знакомились, интересовались целью такого всесоюзного сбора ракетчиков, но никто ничего определённого не предполагал. Я тоже передвигался среди этих новых для меня людей, с интересом разглядывал всех.
   Вдруг почувствовал чей-то взгляд, чье-то внимание. Оглянулся. На меня смотрел Королёв.
  
   Он стоял у стены. Я был в двух-трёх метрах. Он не разглядывал, а просто спокойно смотрел мне в лицо. Я остановился, посмотрел на него. Запомнился его спокойный, уверенный взгляд. Ощущение было такое, что он всё понимает. Понимает и, как мне показалось, чувствует во мне единомышленника, но не собирается ни шага сделать, ни слова сказать. Полагается на то, что само последует из развития ситуации, без вмешательства.
   Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. В это время всех пригласили в зал заседаний. Больше контактов не было. Мы были на разных уровнях.
   Можно, конечно, считать, что этот короткий контакт - моя фантазия. Но мне это запомнилось на всю жизнь.
  
   На совещании Сергей Павлович делал доклад о своём проекте полёта на Луну. Он планировал осуществить его до американцев.
  
   Ракетная система Н-1 - Л-3 состояла из 7 блоков. Первые 3 блока (А,Б и В) составляли ракету-носитель Н-1, она должна была вывести систему на околоземную орбиту. Затем, 4-ый блок (Г) переводит лунный комплекс Л-3 с околоземной орбиты на траекторию полета к Луне. Пятый блок (Д) обеспечивает коррекцию траектории на пути к Луне, торможение лунного комплекса и его перевод на орбиту искусственного спутника Луны. Шестой блок (Е) - "Лунный модуль" предназначался для посадки на Луну и взлёта с неё. Седьмой блок (И) должен был обеспечить перелёт к Земле и коррекцию траектории "Луна-Земля".
   Всё было рассчитано до килограмма массы, до секунды времени. К проекту привлекалось огромное количество предприятий, институтов, инженерных и научных сил Советского Союза. Была уже построена потрясающая воображение гигантская трёхступенчатая ракета-носитель Н-1, высотой 76,6 метра и максимальным диаметром 10 метров. Её стартовый вес составлял 2682 тонны, а 30 двигателей первой ступени развивали тягу в 4620 тонн; полезная нагрузка достигала 95 тонн.
  
  
   []
  
   Н - 1
  
  
   Нашему КБЮ и "Южному машиностроительному заводу" доставалась ответственность за создание, испытание и эксплуатацию блока Е - "Лунного модуля".
   Проектанты КБЮ приступили к разработке эскизного проекта ракетного блока лунного орбитального корабля. Я видел макет этого "Лунного модуля" в одном из цехов нашего завода. В моем секторе "космической баллистики" уже рассчитывали и оптимизировали траектории полёта блока Е к Луне. Одна группа сектора находилась в постоянной командировке в Подлипках Ярославской железной дороги, где и работала с баллистиками Королёва.
   Прилетавший в Днепропетровск С.П.Королёв ознакомился с состоянием дел по блоку Е и остался доволен. В одном из своих выступлений он сказал, что Правительство утвердило основные этапы Лунной программы СССР: пилотируемый облет Луны на корабле "Луна-Земля" (Л-3) назначен на 1966 год, посадку на Луну космонавта с возвращением экипажа на Землю предполагается произвести в первом полугодии 1967 года. Он добавил: "Надеюсь, лунная экспедиция советских космонавтов станет достойным подарком 50-летию Октября". (Пятидесятилетие Октября - 7.11.1967).
  
  
   Гибель Королёва
  
   Посадочно-взлетный блок (Е) лунного орбитального корабля был создан и прошел успешные испытания, но до высадки советского экипажа на Луну дело не дошло.
   Королёв умер 14.1.1966 в возрасте 59 лет. Умер на пороге штурма Луны, к которому вёл он своих конструкторов, расчётчиков, испытателей и космонавтов, в том числе и нас, днепропетровцев, сотрудников КБЮ и Южмаша, участников незаконченной реализации его великого проекта. Первое же лётное испытание ракеты-носителя Н-1 на космодроме Байконур 20.2.1969 было неудачным, такая же участь постигла и три последующие попытки: 3.7.1969, 27.2.1971 и 23.11.1972. Погас Великий Дух, исчезла логика его несокрушимой Воли и рушился весь возведённый к небесам храм его Души. Я и сегодня уверен, что смерть Королёва не была случайной. Слишком резко всё повернулось. Будь он жив, мы были бы на Луне первыми, несмотря ни на что.
   Причин нашего отступления было много. Всю жизнь считаю, что главная из них - гибель С.П.Королёва. Это слово не я придумал. В небольшой районной днепропетровской газете я видел статью с заголовком "Королёв не умер, Королёв погиб". В ней, со слов жены Королёва, описывалось, как он собрал небольшой чемоданчик и отправился на операцию удаления геморроя. Далее автор сообщал, что операция выполнялась под наркозом. Известно, что Сергея Павловича оперировали опытные специалисты: Борис Петровский и Александр Вишневский. Операция прошла удачно. На лице ещё спящего Королёва появились симптомы выхода из наркоза. Удовлетворённый результатом оперировавший персонал удалился из палаты. Остался один человек, приведённой в статье его не русской фамилии точно не помню. Внезапно этот человек выскочил в коридор и закричал, что сердце остановилось. Отдыхавшие за чаем в ординаторской хирурги бросились в палату, но помочь уже ничем не смогли. Так просто погиб великий человек.
  
   Как оказалось при вскрытии, у Королёва была сломана челюсть. Сломана усилиями допрашивавших его, в своё время, следователей.
   Сергей Павлович был арестован 27.7.1938 по ложному обвинению, осужден 27.9.1938 на 10 лет заключения в исправительно-трудовых лагерях строгого режима и отправлен на Колыму. Он мыл золото Родине на берегах таёжной речки Берелех, на прийске Мильдяк под Магаданом.
   Знаменитые советские лётчики, Герои Советского Союза В.С.Гризодубова и М.М.Громов спасли Королёва. После их хлопот, Сергей Павлович был направлен для работы в "шарашках". В 1940 году его перевели в ЦКБ-29 НКВД, в Туполевскую бригаду, в 1942 - в ОКБ НКВД при авиазаводе 16 в Казани, на должность Главного конструктора по летным испытаниям. 24.7.1944 он был досрочно освобожден. С 1946 года С.П.Королёв - Главный конструктор баллистических ракет дальнего действия и начальник отдела 3 НИИ-88. Он реабилитирован в 1957 году.
  
   Этот, обнаруженный при вскрытии, излом неправильно сросшейся челюсти сегодня принят причиной, ограничившей доступ кислорода в лёгкие, что и ослабило питание сердца в ответственный послеоперационный момент.
   Челюсть, конечно, была сломана на допросах и, как я слышал, не один раз. И доступ кислорода, конечно, был ограничен. И сердце было измождено нечеловеческим беззаветным трудом. И момент был ответственным. Всё так, всё сошлось. Но для чего существует медперсонал в такие ответственные моменты?
  
   Американцы могли быть спокойны за своё первенство в освоении Луны. Они и осуществили это, не торопясь, 20.7.1969, когда Нейл Армстронг совершил свой "маленький шаг человека" по Луне, назвав его "гигантским шагом всего человечества".
  
   В городе Королёве, где я теперь живу, на проспекте Королёва, который, кстати, так символически, продолжает проспект Циолковского, есть памятник Ему - практику, Магеллану наших дней. Он шагает живой, сильный, уверенный, сосредоточенный. Шагает в Космос, в Бессмертие.
  
  
   Обстановка изменилась
  
   Что-то изменилось. Прекратился тот напор, прекратились жертвы на алтарь Великой Цели. Впечатление было такое, будто мы уже доказали, что мы кое-что стоим и кое-что можем. Пусть другие сделают больше и лучше. Доказывайте, ребята. Космос большой. Места всем хватит.
   Не блестящей складывалась обстановка и в нашем отделе баллистики. Начальник отдела "Сан Саныч" Красовский, в своё время много сделавший для развития ракетостроения, теперь, время от времени, ударялся в запой. Жил и с женой, и с программисткой из отдела ЭВМ. Потом сошёлся с какой-то москвичкой и порвал с семьёй. Конечно, в этом отношении к нему претензий никто не собирался предъявлять, но он же ещё и не работал неделями. Да и происходило всё это на глазах коллектива, вообще-то молодёжного и довольно сплочённого. О поведении Сан Саныча уже слагались легенды. Мы, все пять руководителей секторов отдела баллистики не только видели, но и ощущали на своих плечах безответственность поведения нашего начальника. Наконец, не выдержав, мы, впятером, все вместе, пришли к Герасюте и потребовали его быстрого решения. Но Н.Ф.Герасюте, видно, нужен был такой, по его мнению, преданный ему подчинённый, как наш Сан Саныч. Н.Ф. поговорил с нами, вроде, понял нас, поддакнул, но мер никаких не принял.
   Как-то я работал с ним в его кабинете. Разговор зашёл о будущем моего сектора. Герасюте не нравились ни мои планы, ни я сам. Он очень резко, с каким-то остервенением, выразился относительно совпадения моих и королёвских планов освоения Космоса:
   - Что ж, нам теперь со всёй страны последние штаны снять?
   Разумом я понимал, что Н.Ф. прав. Шла холодная война. Страна из последних сил состязалась с США в гонке вооружения. Конечно, прав был Н.Ф.. Но его внутреннее отношение к делу не совпадало с моим. Планы элиты КБЮ были далеки от грандиозных королёвских планов, которые теперь постепенно удалялись в прошлое. Стал я искать выход.
  
  
   Поиск в тумане
  
   Одному из лидеров нашего КБЮ Вячеславу Михаиловичу Ковтуненко удалось добиться создания внутри КБЮ конструкторского бюро, занимющегося разработкой только искусственных спутников Земли (ИСЗ). Я обратился к нему и предложил забрать мой сектор к себе, в КБ-3. Полагал, что в коллективе, посвятившем себя Космосу, атмосфера будет иной. Это свершилось, но, к сожалению, Н.Ф.Герасюта узнал об этом только когда приказ был уже подписан. Николай Фёдорович воспринял это как предательство. Самое страшное состояло в том, что все расчёты орбитального движения и прогноз времени существования космических объектов теперь уплыли из его рук. Ему оставались только траектории класса "земля-земля". Собственно, мне казалось, что в душе его никогда и не было иных стремлений. В разговорах он обычно выражал некоторое подобие недовольства навязанным ему участием в королёвском проекте штурма Луны. Это и ввело меня в заблуждение. Не подумал я, какую обиду ему нанесу. Корзина заказов военных спутников росла и перенести такой удар, перенести превращение моего сектора в удельное княжество было трудно. На прощание Николай Фёдорович сказал мне, что пройдёт время и всё вернётся "на круги своя".
   Так оно и произошло. Только два года, работая у Ковтуненко, мы создавали и запускали искусственные спутники. Через два года КБ-3 было расформировано. В этом оказалась заинтересованной вся элита КБЮ. Ковтуненко бежал - переводился в Москву. Я пытался установить с ним контакт.
   Однажды, после разговора в кабинете Герасюты, я заметил, что придётся мне обратиться к Ковтуненко, другого пути у меня нет, и спросил Николая Фёдоровича, не будет ли он против такого моего шага. Герасюта сказал, чтобы я подождал в отделе, он мне позвонит. Я ушёл, но ждать не стал, а побежал в корпус КБ-3. Ковтуненко на месте не оказалось. Жду на улице. Прошёл Ковтуненко. Я за ним, но притормозил в дверях приёмной. Секретарша говорит: "Вячеслав Михаилович, вам Герасюта звонил". Ковтуненко, кивнув, - "Соединяй!" - проходит в кабинет. Я к секретарше, схватил трубку, слушаю. Секретарша, хорошая девушка, молчит. Николай Фёдорович настоятельно рекомендует Ковтуненко не брать меня на работу. Ковтуненко говорит, что ему люди нужны. Но Герасюта настаивает, говорит, что я работаю только на себя. Он прав, конечно. Из моих журнальных статей, я дал ему подписать, как соавтору, только одну. Жизнь ничему не научила. Конечно, работаю только на себя. Освоение Космоса не в счёт.
   Выслушав их беседу, скорее в отдел. Там торопят: "тебя Н.Ф. искал". Захожу к нему, он говорит: "Вот теперь иди к Ковтуненко". Конечно, не получилось у меня ничего с Вячеславом Михаиловичем, сам Герасюта его упросил. Преданность делу не ценится. Ценится личная преданность, чего мне-то, как раз, и не хватало. В Москве Ковтуненко встал во главе Научно-Производственного Объединения имени Лавочкина и разрабатывал автоматические станции, отправляемые к Венере и Марсу.
   Н.Ф. держал марку, не торопился рассчитываться со мной и, может быть, все бы вошло в прежнее русло, если бы я покаялся и попросился обратно. Но не мог я ни просить прощения, ни проситься обратно. Говорю же, жизнь ничему не научила. В чем, собственно, было каяться? Я делу не изменял. Наоборот, ушёл от тех, кому было всё равно, чем заниматься, ушёл к тем, кто относился к Космосу, как к чему-то высокому. Но Герасюте до этого не было никакого дела. Ушёл, видите ли, да ещё и сектор специалистов увёл. То, что я этих специалистов вынянчил и систему расчетов движения спутников развернул, чего в КБЮ раньше не было, так это его мало трогало. Ничего теперь впереди не светило и светить не могло. Такое, что я сотворил, не прощают. Это не в обычаях предержащих власть. Н.Ф. формально содержал меня на должности начальника сектора ещё два года и, наконец, уволил в 1970 году, воспользовавшись очередным сокращением штатов. Я не протестовал. Правда, Герасюта, за моё увольнение, получил выговор от заместителя Главного конструктора В.Ф.Уткина (заменившего потом в 1971 году умершего 60-летнего М.К.Янгеля). Но это уже ни на что не влияло.
   Я попытался устроиться в королёвское КБ (бывшее королёвское), куда ещё М.К.Янгель дал мне хорошую письменную рекомендацию, в которой даже просил обеспечить меня квартирой в Подлипках. Пытался устроиться и в военный институт в Болшево. Но все мои заходы, сначала встречаемые положительно (как это было, например, с директором болшевского военного института генералом Ю.А.Мозжориным, который знал меня по работе в комиссиях), оканчивались неудачей, стоило только Герасюте узнать об очередной моей вылазке.
   Один мой хороший днепропетровский знакомый, близкий мне человек, имевший определённое влияние в городских партийных кругах, рассказал мне, что он, зная мою историю, хотел помочь мне и пытался замолвить за меня словечко там, наверху. Однако, ему сразу ответили: "Алексахин не хочет работать". Знакомые слова: "работает на себя" трансформировались в "не хочет работать". Оказывается, об этом уже и наверху ведали. Ведали, что "не хочет работать", но не ведали на кого. Всё было предусмотрено.
   Все мои шаги контролировались. Я же, признаться, был беспечен. Какое-то спокойствие, спокойствие граничащее с безразличием было со мной. Заканчивался месяц моего непроизвольного отпуска, возникала опасность потери непрерывного стажа работы.
  
  
   В Севастополе
  
   В это время в Севастополь, на океанском корабле прибыл мой друг детства Евгений Перерва. Он плавал корабельным врачём. Евгений позвонил мне в Днепропетровск, у меня время было свободное, и я решил встретиться с ним в Севастополе, а заодно зайти там и в Институт Оптических приборов насчёт работы. Не учёл я, что, как бывший сотрудник КБЮ, нахожусь под серьёзным колпаком. Сам то не сообразил заранее, но сразу усёк, что меня сопровождают и в поезде до Симферополя, и в такси до Севастополя, и в номере гостиницы, и в прогулках по городу. Видел я это, понимал, но не обращал внимания. Я был носителем последних секретов ракетной техники, причём, считалось, что я обижен на начальство и, не исключено подозрение, что, с помощью моего друга, судового врача, собираюсь бежать на его корабле за рубеж.
   Мы с Евгением наслаждались свободным временем, югом, неповторимым морским воздухом Севастополя, отдыхом и, главное, встречей; встреч выпадало на нашу долю так мало. Однако, через два дня Евгению пришла служебная телеграмма-вызов, и он самолётом срочно вылетел во Владивосток. Это было неожиданно и не укладывалось в логические рамки. Корабль остался без врача, а я без друга.
   Конечно, я уже тогда подумал, что внезапный отзыв Евгения во Владивосток имел далеко идущие причины, но гнал я эту мысль. Уж очень по-книжному всё это выглядело. Не вспомнил бы об этом, если бы, через несколько лет, при очередном обмене пропуска в физико-технический (ракетный) факультет Днепропетровского университета, заместитель начальника 1 отдела не напомнил мне об этом, как бы вскольз. Хитро улыбаясь, он, вдруг ни с того ни с сего, рассказал мне историю о том, как некто, будучи носителем важных секретов, собирался бежать за рубеж на океанском корабле, а бдительные работники органов предотвратили это преступление. Я выслушал молча и ничего не сказал. Ничего себе. От неожиданности, рот не открывался. Хоть и подозревал я нечто подобное, но весьма неприятно было узнать от другого о таком мнении о себе. Что ж делать, это обязанность органов, служба у них такая. Может быть, кого-то за эту корректную операцию даже наградили. Исходя из своего опыта, я и тут заподозрил козни Герасюты.
   Через 20 лет я слетал в родной Благовещенск и при встрече с Евгением спросил: как сложилась его морская судьба тогда, после нашей встречи в Севастополе. Он отвечал, что в загранку его больше не пускали, работал в порту. Такие дела.
  
  
   Прощай Космос
  
   После отлёта Евгения, я зашёл в Севастопольский Институт Оптических приборов, но там был период летних отпусков, говорить было не с кем, и за Севастополь я не зацепился. Оставался только Днепропетровский университет, в котором я, работая ещё в КБ-3, у Ковтуненко, читал студентам-вечерникам лекции по физике и получил звание доцента. В моём университетском дипломе было обозначено: "научный работник в области физики, преподаватель ВУЗа и учитель средней школы".
   Ректор Днепропетровского университета, В.И.Моссаковский тоже был хорошо знаком с Герасютой. Но я выбрал время летнего отпуска ректора и обратился к моему старому знакомому, к кандидату технических наук, доценту Г.Д.Макарову. Тот когда-то защитил диссертацию на базе моего первого технического отчёта по отделению головной части ракеты дальнего действия. Густав Дмитриевич исполнял теперь должность декана физико-технического факультета. Не забыл он, что, в своё время, я подставил ему плечо. Через несколько дней, пообедав с начальником отдела кадров университета в ресторане, я, не потеряв непрерывности стажа, оказался научным сотрудником, а потом и доцентом кафедры физики физтеха (ракетного факультета) ДГУ.
   Что осталось от семнадцати лет работы в КБЮ? Более сотни засекреченных, написанных в соавторстве научно-технических отчётов, дюжина моих открытых статей и статей в закрытых журналах по баллистике ракет и теории движения спутников. Осталась степень кандидата технических наук, да два ордена, про один из которых Герасюта однажды заметил, что это не он им меня наградил, а секретарь партийного бюро КБЮ Вахрушев. Что он этим хотел сказать? Что я много времени уделял партийной работе? Я понял это так, что он не считает меня достойным его наград.
  
  
   []
  
   И.В.Алексахин. 1970.
  
   Но осталось ещё и полтора десятка кружащихся вокруг Земли искусственных спутников, созданных и запущенных при моём участии, при участии моих учеников - специалистов сектора космической баллистики. Осталась и созданная нами система расчета движения ИСЗ, внедрённая в практику конструкторского бюро "Южное".
  
  
   Днепропетровский университет
  
   1970 год. Конечно, жизнь и работа в ДГУ была совсем не похожа на жизнь и работу в КБЮ. Признаться, я отдыхал там. Зарплата была поменьше процентов на 25 и премий не было, но работа-то не составляла и десятой доли того, к чему я привык в КБЮ, а об ответственности и говорить нечего.
   Как только начался новый учебный год, мне домой позвонил Герасюта и "дал указание" поставить удовлетворительную оценку какому-то задолжнику. На тебе! Конечно, учитывая причину нашего расставания, я удивился такому его шагу, но вида не подал и взял под козырёк. Ещё бы! Академик, всё-таки... Я и сегодня не понимаю, почему он обратился именно ко мне. Ему бы никто не отказал. Хотел показать мне, что я и на кафедре физики остаюсь в сфере его влияния?
   Через несколько лет он удалил мою диссертацию из архива КБЮ. Как можно это расценить? По-видимому, не хотел, чтобы в архиве КБЮ оставались следы моей работы. Удалил он из КБЮ и заслуженного, но расшалившегося начальника отдела "баллистики", лауреата Ленинской премии А.А.Красовского, который вскоре умер от рака.
   Влиятельным руководителем был Николай Фёдорович Герасюта заместитель главного конструктора КБ "Южное", начальник расчётно-теоретического комплекса, Герой Социалистического Труда, Лауреат Ленинской и Государственной премий, член-корреспондент Академии наук Украины, профессор Днепропетровского университета. Вообще-то, он был добрым человеком. Добрым и умным. А что касается наших с ним отношений, так ведь, для него это не было характерным. С другими то он не был таким бескомпромиссным. Значит и вина на мне.
   Однако, стукнуло Николаю Фёдоровичу 68 лет, и в КБ "Южное" был он неожиданно переведён на должность консультанта. При этом его лишили привилегий, в том числе и кабинета, и государственной автомашины, да и об элитной многокомнатной квартире мог возникнуть вопрос. Такое унижение он выдержал только в течение пяти дней. Умер на пути с работы, в непривычной ему давке переполненного троллейбуса.
  
   __________
  
   Несколько лет я читал лекции только по механике курса общей физики, постепенно подключался к практическим и лабораторным занятиям, вел семинары, участвовал в научной работе по хозяйственным темам. Потом, по совету новой заведующей кафедры О.М.Шаповаловой, подготовил лекции по всему курсу физики и стал универсалом.
   За 21 год работы выпустил много учебных пособий, подготовил немало лабораторных работ и лекционных демонстраций.
  
  
   []
  
   Всем физикам мира известная лекционная демонстрация
   "Закон сохранения момента импульса".
  
  
   Заведущая кафедрой физики доктор технических наук, профессор Оксана Михаиловна Шаповалова была увлечена идеями разработки новых титановых сплавов и внедрения их в промышленность. Половина сотрудников кафедры работала только по научно-хозяйственным тематике, совершенствовала титановые сплавы. Заключались договора с производственными объединениями страны, шли теоретические разработки, ставились эксперименты в факультетских лабораториях и непосредственно на производствах, шли бесконечные командировки сотрудников по городам страны. Объём работ был настолько широк, что однажды на факультете, при нашей кафедре, О.М.Шаповаловой была организована Всесоюзная конференция по титановым сплавам и даже выпущена соответствующая Памятная медаль. Иностранные участники разработок называли Оксану Михаиловну "титан леди".
   В эту широко развёрнутую работу были вовлечены и мы, преподаватели классической физики на первых курсах физико-технического факультета. Мне удалось сконструировать и, с помощью студентов, осуществить в металле простое устройство, дробящее титановую стружку, получаемую из отходов производства. В такой стружкодробилке нуждались наши экспериментаторы, занимавшиеся исследованием свойств титановых сплавов. Эту измельченную стружку потом использовали в экспериментах на производстве, добавляя eё в расплавленный металл.
  
  
   []
  
   Стружкодробилка. 1980.
  
   Электромотор, через редуктор и ведущий шкив, приводил в действие водило, которое сообщало комплекту фрез стружкодробилки возвратно-вращательное движение. Фрезы "грызли" стружку, подсыпаемую оператором через лоток.
  
  
   []
  
   И.В.Алексахин. 1982.
  
   И в ДГУ занимался я партийной работой, как всегда. Был парторгом кафедры, года три был заместителем секретаря партийного бюро физико-технического факультета. Один год работал председателем профсоюзного бюро факультета. Но тут ударила мне в голову другая забота.
  
  
   Принцип двухканального управления
  
   Ещё в 1965 год, в книге "Проблемы передачи информации" была напечатана статья В.А.Геодакяна "Роль полов в передаче и преобразовании генетической информации". В статье высказывалась гипотеза о том, что существование двух полов обусловлено необходимостью популяции: с одной стороны, сохранять бесценную генетическую информацию, накопленную поколениями, а с другой - отслеживать изменения среды и приспосабливаться к ним. Женский пол выполняет первую задачу, мужской - вторую. Потомок получает и опыт предков и опыт взаимодействия с современной ему средой.
   С начальником отдела информации КБЮ Алексеем Владимировичем Ткаченко мы много раз обсуждали эту статью. Необычность идеи и логика автора захватили нас. Поскольку широкому кругу читателей статья Геодакяна не была известна, то, невольно, мы оказались в первых рядах её популяризаторов. Мы напечатали короткие сенсационные сообщения в изданиях "Знание-сила" и "Эврика", статью в журнале "Химия и жизнь". Нам пришло много писем читателей. Мы не только встретились с В.А.Геодакяном, но и сами продолжали развивать его идеи, правда, в основном, в днепропетровской печати и в популярных лекциях.
   Постепенно мы пришли к выводу о том, что не только живая популяция, но любая система, существующая в нестационарной среде, с необходимостью, специализирует два канала информации: по одному каналу (аналог женского пола) в систему поставляется информация "из прошлого", по другому (аналог мужского пола) - "из настоящего". Такие каналы мы обнаружили и в поведении человека на улице, и в футбольной команде, и в коллективе киностудии, и в учебном заведении, и в конструкторском бюро, и в организмах, и в клетках живых организмов, и даже в системе научных сил человечества. Это свойство систем мы назвали "Принципом двухканального управления" и отнесли его к системе основополагающих принципов кибернетики.
   Мы пришли и к другому выводу: способность потомка принимать решения должна возрастать с возрастом отца, который с годами накапливает опыт принятия решений, и не должна зависеть от возраста матери, генетически несущей потомку бесценный, но стабильный опыт прошлых поколений, не возрастающий с возрастом матери.
   С целью практического подтверждения Принципа двухканального управления, мною, совместно с А.В.Ткаченко, была собрана статистика о возрасте отцов и матерей в год рождения их потомков: как обыкновенных людей, так и выдающихся известных личностей. Для обыкновенных людей эти зависимости (контрольные) были получены по "Демократическим книгам года" Организации Объединённых Наций для сотни стран.
   Данные о выдающихся личностях были взяты из энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (выборка БЕ), Большой Советской Энциклопедии (выборка БСЭ) и известной серии книг Жизнь Замечательных Людей, изданных в 1890 - 1905 и в 1933 - 1985 годах. Были рассмотрены биографии более 3000 известных деятелей науки, политики, искусства, культуры.
   Эти деятели были разделены на две группы. Группу 1 составили лица, чей вклад в мировое достояние был оценён эпитетами: великий, гениальный, основоположник, создатель, крупный, выдающийся, знаменитый, видный, популярный, известный. К группе 2 были отнесены лица, чьи биографии не содержали подобных эпитетов.
  
   Обработав эти данные, мы получили изумительные графики, подтверждающие наши предположения.
  
   []
  
   Рис.1. Распределение талантов выборки БЕ по возрасту матери и контроль.
  
  
   []
  
   Рис.2. Распределение талантов выборки БЕ по возрасту отца и контроль.
  
  
   []
  
   Рис.3. Распределение талантов выборки БСЭ по возрасту материи и контроль.
  
  
   []
  
   Рис.4. Распределение талантов выборки БСЭ по возрасту отца и контроль.
  
   Статистические кривые зависимостей числа рождений от возраста родителей (рис.1, 2. 3, 4) растут до определённого возраста, затем сходят на нет. Максимумы рождений соответствуют возрастам родителей, приведённым в следующей таблице.
  
   Таблица
  
   ______________________Выдающиеся личности.________________Контроль
   __________________1-я группа______2-я группа
   Возраст отца__________36-42__________30-36___________________25-30
   Возраст матери________25-30__________25-30___________________25-30
  
   Дальнейшая математическая обработка статистических данных привела к следующим результатам (рис.5, 6).
  
  
   []
  
   Рис.5. Зависимость относительной вероятности появления таланта от возраста матери.
  
  
   []
  
   Рис.6. Зависимость относительной вероятности появления таланта от возраста отца.
  
   На основании этих результатов мы при шли к следующим выводам:
  
   Не обнаружено зависимости вероятности появления талантливого потомка от возраста матери;
   Вероятность появления талантливого потомка экспоненциально растёт с возрастом отца; с 20 до 60 лет возраста отца она увеличивается, примерно, в 10 раз.
  
   В 1969 году мы с Алексеем Владимировичем Ткаченко подали заявку на открытие "Закономерность влияния возраста родителей на способности потомка". Заключение Института Кибернетики АН УССР, подписанное заведующим отделом применения математических и технических методов в биологии Ю.Г.Антомоновым и утверждённое академиком В.М.Глушковым, гласило: "Заявление авторов о влиянии возраста отца на талантливость потомка может считаться лишь интересной гипотезой, которую в настоящее время невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Её можно пропагандировать в научной печати..."
  
   Я уже работал в Университете, когда нам удалось опубликовать полученные результаты в серьёзном научном издании 1977 года: "Системные исследования. Ежегодник 1976". Статья называлась "Принцип двухканального управления" . В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого столетия об этом много писали в популярных изданиях стран СНГ. В научной литературе опубликованной в Интернете за последние годы, мы нашли много ссылок на нас, а также сообщения о том, что термин "Принцип двухканального управления" был введён нами в 1977 году. Помню один отзыв, в котором говорилось, что авторы правы, но "не были поняты остальными исследователями". Кратко о зафиксированном нами "Принципе двухканального управления" сообщено в статье "Два пола - два канала информации".
  
   В Днепропетровске мы выступали с популярными лекциями и добились определённого внимания. Отдел пропаганды и агитации днепропетровского горкома КПСС, в лице его руководителя, на собрании общественности университета, заявил, что "из университета течёт грязь, как из гнилого болота". Это по поводу влияния возраста родителей на способности потомка. Ведь, из нашего открытия, в частности, следовало, что девушкам следует выходить замуж не за ровесников, а за мужчин постарше, как это и было принято в прошлом, до Октябрьского переворота.
   Заведующая нашей кафедры физики О.М.Шаповалова потребовала, чтобы я пошёл в горком КПСС и там оправдался. Я сходил, посидел на совещании членов Отдела пропаганды и агитации, но ничего не доказывал, потому, что никому там никакого доказательства не было нужно. Надо было во время стукнуть по голове того, кто эту голову поднимал выше положенного.
   В математическом исследовании "Получение и хранение информации с позиции принципа оптимальности. (Принцип двухканального управления, как следствие принципа оптимальности)" мне удалось показать, что специализация двух каналов в системах, развивающихся в нестационарной среде, происходит потому, что наличие таких каналов энергетически выгодно этим системам. Исследование опубликовано в выпусках книги "Когда рождаются таланты", изданных заботой А.В.Ткаченко, частным порядком, в Днепропетровске за период с 1997 по 2006 год общим тиражём 1000 экземпляров. В моём разделе электронной библиотеки М.Мошкова это исследование опубликовано под названием "Двухканальное управление как следствие оптимизации существования".
   В Интернете, через систему "Яндекс", нетрудно познакомиться с нашей работой. Достаточно набрать фамилии авторов или просто, войдя в мой раздел по адресу: http://zhurnal.lib.ru/p/ppppjapjapp_ppepjaja_ppjappjapppja/.
  
   В 1984 году, в день моего 60-летия, сотрудники кафедры физики физико-технического факультета ДГУ, в числе других знаков внимания, преподнесли мне открытку с памятным девизом:
  
   "К жизни неукротимый азарт
   вы пронесите везде и всегда!
   Пусть будет вечно за стартом старт!
   Пусть будет звать за звездой звезда!"
  
  
   Другую памятную оценку моей преподавательской работы я получил уже после выхода на пенсию, на днепропетровском базаре. Был разгар "перестройки" и на Украине действовали такие же шоковые реформы, как и в России. Обеднели все: от дворников, до академиков. Готовясь к бегству в Россию, я распродавал скопившуюся литературу. Избавившись от очередной партии книг, шёл я по базару мимо рядов колхозников, продававших продукты своих огородов. Остановился около парня, торговавшего луком.
   Вдруг он узнал меня. Наверное, мой, довольно скромный, вид вызвал его удивлённое восклицание:
   - Игорь Васильевич! Это вы! Вы же нам Теорию Относительности читали!
   Я стоял в недоумении. Я не помнил его. За два десятилетия тысячи молодых людей слушали мои лекции. Приятно, конечно, было узнать, что бывший студент не забыл, о чём я им когда-то рассказывал.
   Парень секунду молчал и вдруг, не иначе, как тронутый моим внешним видом, выхватил у меня из рук сумку и высыпал в неё килограмма три лука! Этот поступок сопровождался таким взглядом и такими жестами отрицания оплаты, что отказаться от щедрого подарка, и тем самым перечеркнуть душевный порыв бывшего студента, я не мог. Сегодня я вспоминаю это происшествие, как высшую оценку моей преподавательской деятельности в Днепропетровском университете.
  
   Время шло, и в 1991 году я вышёл на пенсию. Мне было 67 лет. Мой трудовой стаж составляет 54 года, учитывая соответствующие коэффициенты: удвоенный срок армейской службы в тылу во время войны и утроенный срок участия в военных действиях на фронте. Без этих коэффициентов стаж - 49 лет.
  
  
   Эра капитализма
  
   Советский Союз распался. Он прекратил своё существование как Единство пятнадцати национальных республик. Идея, объединявшая эти республики и людей их населявших, была слишком высока для этого мира. В сумасшедшей попытке Одержимых осуществить высокую Идею беспощадным Насилием, со временем, была утеряна Вера. Кроме Насилия ничего более мудрого не приходило в голову. Пятидесятилетний Ленин обижался на своего вдохновителя Маркса за то, что тот, мудрствовавший на полвека раньше, не продумал и не указал что делать Одержимым захватившим власть. И Одержимые решили полагаться только на Насилие - "повивальную бабку истории".
   При организации принципиально новой системы общественного производства, из двух его известных двигателей, из пары Кнута и Пряника был бездарно проигнорирован Пряник. Пряник был только обещан в далёком коммунистическом будущем.
  
   Нельзя сказать, что мировая наука была в стороне от упомянутой проблемы. Кибернетика, предупреждала о важнейшем условии существования любой материальной системы: о необходимости обратной связи. Но кибернетику заклеймили званием "прислужницы мирового империализма". Прислушиваться к её советам одержимые верхи не собирались.
   Советская экономическая система не имела обратной связи: работа не вознаграждалась немедленной достойной материальной компенсацией, обещали только счастье в будущем. Основоположники не додумали. Последователи же с наукой не знались. Однако, налицо было нарушение важнейшего принципа кибернетики, без которого система существовать не может. Она и рухнула.
   Система рухнула и советские люди (в том числе и 20 миллионов коммунистов) не восстали, и не спасли советскую власть. Отсутствие обратной связи сработало. Не за что было бороться.
   Как тут не вспомнить "белое движение", организовавшееся после Октябрьского переворота 1917 года. Белым было чего терять и было за что бороться.
  
   Советский Союз распался. Распался точно, в соответствии со сроком, предсказанным в 16 веке Нострадамусом: через 73 года 7 месяцев и 5 дней. Я прочёл об этом сроке за полгода до распада на страницах январского (1991 года) номера весьма популярной тогда газеты "Аргументы и факты". Прибавив к 7 ноября 1917 года, ко дню формального начала эры социализма, срок, предсказанный Нострадамусом, я получил: 12 июня 1991 года. Как потом оказалось, этот день стал праздничным днём - Днём России, то есть Днём Рождения новой России и это закрепляет за ним звание дня окончания эры социализма.
   История же этого праздника такова. 16.5.1990 года первый съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете Российской Федерации. 12.6.1991 года состоялись выборы президента России. 5.6.1992 года Верховный Совет РСФСР постановил считать 12 июня нерабочим днем. С 1994 года по указу первого российского президента Б. Ельцина этот день - день его избрания президентом - возведен в ранг государственных праздников. С 2001 года этот праздник стал официально называться Днем России.
   Прошло ещё полтора десятка лет и теперь, из телевизионных передач, стало известно, что тогдашний Президент России Б.Н.Ельцин довольно много внимания уделял эзотерике, колдунам и предсказаниям. Естественно приходит мысль, что, зная о предсказании Нострадамуса, ему нетрудно было подобрать и день. Однако, политическая обстановка тогда позволяла Б.Н.Ельцину выбирать в пределах не более недели, вряд ли месяца, но никак не года. Так что, независимо от того, на чём базировался выбор Дня России, по большому счёту, Нострадамус, всё равно, оказался прав и газета "Аргументы и Факты" опубликовала дату распада СССР за полгода до осуществления предсказания.
  
   Обрела самостоятельность и Украина. Настала эра капитализма.
   Было и большое желание, была и экономическая необходимость заняться чем-то присущим новому для нас капиталистическому строю. Закончив краткосрочные курсы, стал я брокером Днепропетровской Товарной Биржи. Произвёл не более десятка финансовых операций, правда, позволивших безбедно существовать в тот период разброда и шатания.
   В Днепропетровске шла украинизация. В университете лектор был обязан читать лекции только на украинском языке. Поскольку украинский толком не знали ни студенты, ни преподаватели, то, перед лекцией, лектор выписывал на доске таблицу используемых украинских слов с их переводом на русский. За дверью агенты ректора слушали, на каком языке читается лекция. Организация была чёткая. Украинские знакомые, с которыми раньше отмечали праздники, спрашивали: "А ты скоро уедешь?" Украинские таможенники свирепствовали на границе.
   Если бы не жена, то вряд ли решился бы я на отъезд. Но она настояла и, продав за бесценок квартиру, бежали мы в Россию к сыновьям.
  
  
   Россия
  
   В своё время сыновья были предусмотрительно заброшены в Россию. Старший сын закончил физический факультет Петербургского университета и обосновался в Петербурге, младший, после окончания физического факультета Московского университета, работал в Подлипках Ярославской железной дороги, переименованных теперь в город Королёв.
   В 1995 году, как беженец с Украины, переехал в Королёв и я. Признаюсь, был счастлив, очутившись и осознав, что я в России. Получил русское гражданство. Прописался в коммуналке, в комнате семьи младшего сына. Ввиду ограниченности жилплощади, жене пришлось прописаться и жить в Санкт-Петербурге у старшего сына.
   Так осуществился мой "заказ", сделанный в Подлипках в 1964 году. Но в том "заказе" я не обозначил время его выполнения, и он материализовался только через 31 год. В том заказе я не просил ни о чём, кроме прописки в Подлипках и я действительно оказался только прописан в Подлипках, то есть в Королёве. До смерти жены в 2005 году, большую часть времени проводил с ней в Петербурге.
  
   До 2000 года - весьма трудный период. Приходилось изыскивать способы заработать на жизнь. Из Питера в Москву и обратно приходилось, из экономии, ездить, и довольно часто, на электричке, благо ветеранам Великой Отечественной это можно было делать бесплатно. Сев в 6 часов утра в Москве на электричку, следующую на север, и переходя, в течение дня, с одной электрички на другую, я в 10 часов вечера прибывал в Санкт-Петербург.
   После 2000 года, пенсия, волей Президента В.В.Путина, с 500 рублей, за четыре года выросла до 4000 и продолжает расти, параллельно инфляции и даже опережая её. Стало терпимо.
   Живу в коммуналке, в комнате с младшим сыном. Двенадцатый год стою в узаконенной очереди ветеранов Великой Отечественной на получение отдельной квартиры. Пока ещё сохранились такие реликтовые очереди. Когда получил инвалидность, перевели в очередь федеральных льготников. В этой федерально-льготной очереди я четвёртый по счёту и таковым, четвёртым стою уже четвёртый год. Очередь замерла. Её перестали продвигать. Зачем продвигать? Рано или поздно, очередь рассосётся сама собой. Хоть, к 60-летию Победы, и осталось ветеранов ещё больше миллиона, но, ведь, самым молодым участникам ВОв уже за 80...
   Зато в Стабилизационном фонде России 116,8 миллиардов нефтедолларов. К 2010 году, планируется увеличить его до 150-160 миллиардов и , разделив на Резервный фонд (8/9) и на фонд Национального благосостояния (1/9), вкладывать в ценные бумаги развитых стран от США до Нидерландов и Люксембурга. Надо же капитал государства множить, да, от широты душевной, можно и буржуям помочь.
  
   Своего земляка Бориса Давидовича Цозика, с которым ехал в теплушке на фронт, я обнаружил в опубликованных в Интернете списках "Солдаты Победы". Оказалось, он живёт в Москве. Мы встретились. Ему, естественно, как и мне, за 80. Он всю жизнь проработал прокурором. Служил и на Камчатке, и в Чечне. Оказалось, он художник и пишет, у него сотни изумительных акварелей и два тома воспоминаний, но он нигде не выставлялся и не публиковался.
  
   30.12.2006 в издании "Зеркало недели" N50 известный писатель Александр Рожен опубликовал статью "Хочешь гениального ребёнка? Не останавливайся...". Привожу первые строки этой статьи:
  
   "Недавно в мировой прессе было опубликовано сообщение о том , что в Гарвардском университете проделана фундаментальная работа, посвящённая изучению жизни 500 гениев. Главный вывод - выдающиеся люди рождаются у родительских пар, в которых отцу было около 40. Такое утверждение для людей, воспитанных в канонах западной культуры, является чем-то совершенно неожиданным. Более того, оно разрушает каноны, на которых опирались и строили свои выводы поколения западных психологов.
   Эврика?! Увы, американский учёный не ссылается на исследования своих предшественников - Игоря Алексахина и Алексея Ткаченко. А ведь именно эти днепропетровские учёные более четверти века назад впервые выдвинули подобную гипотезу. Более того, они подтвердили её с помощью солидных статистических данных, убедительных графиков и основательных теоретических выкладок".
  
   Так, через 37 лет, игнорирующие русскую научную литературу американские учёные повторили наше открытие на материале по объёму в шесть раз меньшем, чем использовали мы. Существует, конечно, русская пословица: "невежество не есть аргумент", но поди ж теперь, "докажи, что ты не верблюд"...
  
   Я послал А.Рожену несколько писем по Интернету, нашёл его телефон и позвонил ему в Киев. Он сказал, что о работах в Гарвардском университете ему сообщил венгерский учёный Петер Вереш, при личной встрече на одном из заграничных симпозиумов. Рожен утверждал, что на симпозиуме П.Вереш упрекал украинских представителей за то, что те забыли об открытии своих исследователей 1977 года. Связать меня с П.Верешом он не захотел.
   Написал я 13 писем в журналы и лично корреспондентам, упоминавшим в своих статьях хотя бы пару слов на интересующую меня тему и найденных мною через Интернет. Разослал всем нашу с А.Ткаченко основополагающую статью 1977 года "Принцип двухканального управления" и популярную статью "Два пола - два канала информации". Просил сообщить, что и откуда им известно о работах в Гарвардском университете. Ответом было молчание. Правда, сразу после этого была волна читателей этих статей в моём разделе в электронной библиотеке Мошкова.
   Нашёл я и адрес газеты (Harvard University Gazette) Гарвардского университета - hno@harvard.edu/ . Послал и им наши статьи, и просил связать со специалистами, повторившими наше открытие. Ни ответа, ни привета.
   Но ни одно письмо не вернулось, а это означает, что все Интернет-письма попали адресатам. Зато вскоре я получил интернет-послание из Венгрии от того самого, не забывшего нас, доктора Петера Вереша, с которым у нас завязалась оживлённая переписка. Доктор Петер Вереш оказался горячим сторонником наших идей. Он прислал мне несколько его статей на венгерском языке, пропагандирующих наши с А.В.Ткаченко исследования.
  
   В 2009 году, по рекомендации Учёных Советов: Международной Академии Биоэнерготехнологии, Крымского Института Ноосферы и Кострукторского Бюро "Южное", наша с А.В.Ткаченко итоговая книга "Когда рождаются таланты", объёмом 203 страницы, издана днепропетровским издательством "Монолит" (Украина) на русском языке, в виде монографии, тиражём, пока, 200 экземпляров. Положительные рецензии дали: доктор философии парапсихологии Ю.П.Батулин и доктор медицинских наук, профессор В.С.Мосменко.
  
   Мой занятие - литератор, работаю на компьютере. Плоды трудов - в газете "По Ярославке" (г.Королёв), в газете "Труд" (Москва), в газете "Эхо" (г.Благовещенск на Амуре), в газете "Амурский маяк" (Тамбовский район Амурской области) и в электронной библиотеке Максима Мошкова, поклон ему за организацию такой библиотеки, такой необыкновенной возможности для авторов.
  
  
   И снится нам не рокот космодрома,
   не неба ледяная синева,
   а снится нам трава, трава у дома,
   зелёная, зелёная листва...
  
  
  
  
   Королёв.
   2007.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"