Закукарекал будильник. Закукарекал нахально и громко, в самое ухо. Мариша приоткрыла глаза. Зажмурилась. Просыпаться не хотелось. Рядом сладко сопела Фенька. Мариша по утрам всегда завидовала ей. Хорошо быть кошкой! Свернувшись в комочек сладко спать по утрам! Хорошо бы иметь волшебную палочку...
- Марина, подъем.
- Мама, еще пять минут...
И снова заснула. Волшебная палочка блестела и переливалась в руках, до того легкая, что пальцы не чувствовали ее. Мариша взмахнула, зажмурилась и громко проговорила:
- Хочу стать кошкой. Хочу стать кошкой.
Торопливо повторила, боясь, что желание не исполнится. Потолок завертелся...Кошка Маришка сладко дремала, запрятав нос под серую лапку.
- Вставай, соня, опаздываем.
- Куда среди ночи?!
- Как, а школа?
- Какая?!
- Кошачья ночная, в подвале соседнего дома. Хозяева спят, никто не узнает. Бегом.
Сонная Маришка скользнула за Фенькой. Скрипнула входная дверь. Бежали быстро. Снег холодил нежные подушечки, а ветер раздувал шерстку. Что за школа? Какая школа? Я же кошка. Кошки не ходят в школу. Однако они, кошки, шли. Бежали, и бежали вприпрыжку.
В подвале пахло. Мариша поводила носом: бб-рр. Кошки сидели кружочком, в центре - важный кот. Учитель. На стене когтем нацарапано расписание уроков:
Кошачий язык
Кошачья математика
Мышеловление
Собачий язык
Помойковедение
Урок прикладной ловкости
Чердачное пение (мартовские партитуры)
Семь уроков! Ужас! И хвост у Маришки повис плетью. Уроки начались. Не успев опомниться, она схватила первую двойку на первом же уроке Кошачьего языка. Странная мурлыкающая грамматика была непонятна, и никак не получалось поставить глагол "мяу" в повелительное наклонение. На кошачьей математике не вышло сосчитать блох у соседа справа (слишком уж быстро разбегались). А уж на мышеловлении дело чуть было не дошло до зубов и когтей. Ученики и ученицы окрысились на Маришку, когда она упустила здоровенную крысу. В дело вмешался учитель. Его раскатисто-громкое "мяу" прокатилось по подвалу подобно львиному рыку и восстановило порядок. "Так вот как "мяу" в повелительном наклонении", - вздохнула Мариша и получила третью двойку. "Неумение ловить мышей и крыс, - проговорил учитель и хвостом-указкой щелкнул неумеху по носу,- позор для кошки".
На перемене, забившись в уголок, она размышляла о своей несчастной кошачьей жизни. Три двойки за три урока, а впереди еще четыре урока - и полный кошмар! Собачий язык внушал ужас. И зачем он только нужен этот противный иностранный собачий язык! "У нас прекрасный преподаватель собачьего. Увидишь", - ободряла Фенька. "Прекрасный преподаватель собачьего" обрадовал Маришку еще двумя двойками. "Незнание собачьего алфавита и непонимание собачьих угроз грозит кошке потерей кошачьей шкуры", - и снова хвост-указка дважды опустился на Маришкин нос.
Помойковедение - от одного названия становилось нехорошо. Практическое занятие с выходом на ближайшую помойку стало для Маришки кошмаром. Она порезалась, вылизывая консервную банку из-под тушенки. Ее стошнило от тухлой колбасы и, в довершении всех бед, острая рыбья кость вонзилась в нос. Строгий учитель, вынимая ее зубами, проворчал: "Незнание помойковедения грозит кошке голодной смертью".
Злоключения продолжались: на уроке прикладной ловкости Маришка подвернула лапу и набила шишку (чувствительная, но незаметная под шерсткой шишка сильно болела). А на уроке чердачного пения за незнание мартовских партитур и завывания, сильно смахивающие на собачий вой, Маришка получила кол. Это было уже слишком. Домой несчастная плелась на трех лапах. Ужас. Ужас. Что я скажу маме! Столько двоек да еще и кол! Маришка подскочила на кровати. Сон, только сон! Рядом посапывала Фенька. Спать не хотелось. "Это ты затащила меня в эту ужасную школу для кошек. Ну-ка спой мне мартовскую песню". На Фенькино верещание прибежала мама.
- Что случилось?
- Ничего, мама, Феня поет...
Из школы Маришка, мурлыча песенку, возвращалась счастливая. Пятерки по математике и русскому языку поднимали настроение.