Аннотация: Этот рассказ - моё любимое детище, несмотря на то, что написан он был за пару часов на девятой Грелке.
Лёха стоял на шоссе с поднятой рукой, и ему ничего не светило - ни дальний свет фар отсутствующих машин, ни солнце, задолбавшееся ждать, когда Лёха поймает попутку, и севшее за горизонт без него. За свою жизнь Лёха объехал практически всю Европу сначала вдоль (Польша - Германия - Бельгия - Нидерланды... о, Нидерланды!), потом поперек (Финляндия - Дания - снова Германия - Австрия - Италия), и даже собирался покататься до самого Гибралтара, когда черт, именуемый чувством патриотизма, не пришел и не сказал ему: 'Лёха! Ты видел в жизни многое. Ты ел пиццу в Милане и пил пиво с бюргерами. Ты знаешь, почем колбаса в Дании и фунт лиха в Австрии. Но ты никогда, ни разу в жизни своей не был на озере Байкал, не ездил по Золотому кольцу и даже не бывал в Таганроге. Пойдем-ка, Лёха, за палаткой и спальником, и рванем-ка, дружище, не на запад, а на восток!' Так сказал ему черт, и черта можно было понять, потому что за полчаса перед тем финны отказали Лёхе в шенгенской визе. Чтобы не отаптывать пороги другого посольства, а также по прямому наущению черта, Лёха списался с друзьями из разных городов... и намертво застрял под Рязанью.
Лёха достал зажигалку, некоторое время поизучал карту, а потом решительно свернул на грунтовку в сторону леса. До ближайшего населенного пункта по карте всего-ничего, не больше часа, зато там есть колодец, а если повезет - кто-нибудь приютит голодного невезучего путешественника. Взошла большая, глазастая Луна. 'В черном-черном лесу... в черном-черном доме... - бормотал он себе под нос, чтобы шагать было не так скучно, - живет маленький-маленький поросенок!'
Справа по курсу, совсем на опушке леса, показался дом. Черной, пугающей тенью он стоял неосвещенный, окруженный невысоким заборчиком и маленьким садом. В саду, несмотря на позднее время и темень, слышно было, как что-то копают - вонзают лопату в землю на полный штык, отбрасывают в сторону, снова вгрызаются в почву. Самым разумным было бы подойти и попросить помощи прямо тут же, но что-то отталкивало Лёху. Черный дом, черные окна... Поселок-то, в сущности, рядом. Все-таки как-то спокойнее, когда людей вокруг побольше.
Автостопщик не углубился в лес и на сто метров, как впереди, довольно далеко, послышался волчий вой. Лёха встал посреди дороги, не зная, на что решиться. Звук, остановивший его, повторился - теперь уже ближе. Тут уже, наверное, разыгралось Лёхино воображение, но ему показалось, что он слышит треск ломаемых веток. Еще немного, и волк, голодный, очумевший от полнолуния, набросится на него! Лёха сделал шаг назад, другой, третий, потом развернулся, и стремглав помчался обратно к дому. Дом - это люди. Люди - это значит, уже не один. И кто-то же там что-то копал... может, капкан устанавливал? На волка?
Меньше, чем через полминуты, Лёха осторожно стучал в двери темного дома.
- Чего тебе? - раздалось из-за угла. Парень пошел на голос.
- Здравствуйте! Я автостопщик, я тут заблудился немного. Хотел лесом пройти, а там волк воет...
- Переночевать, что ли, хочешь?
- Ну да. Мне много места не надо, мне где бы спальник положить.
- Да не вопрос, - голос был хриплым, низким, скорее всего, прокуренным. - Тебя как звать-то, малец?
- Лёха, - честно ответил Лёха.
- А меня Кабаныч. Ну, друзья так называли, и ты тоже можешь. Да ты садись, я сейчас закончу, в дом пойдем. А то волк... - волк завыл, словно отзываясь, - где-то близко уже.
- А вы где? - молодой человек, как ни всматривался в темноту, а хозяина разглядеть не мог.
- Да тут я, тут, - лопата снова зашебуршала по земле. - Яблони я окапываю.
- А чего ночью?
- Бессонница. Вот, борюсь с бессонницей, как могу.
Волк завыл где-то уже совсем рядом.
- Оп-па, - сказал Кабаныч. - Что-то он шустро. Пошли, Лёха, в дом, пока не поздно.
Хозяин оказался очень низкорослым, Лёхе едва ли по локоть, грузным, но проворным - он быстро отпер дверь, пропустил гостя и закрыл тяжелый металлический засов.
- Я этого волка знаю, - сказал он хриплым басом. - Он каждое полнолуние приходит. Главное, утра дождаться, он тогда сам уйдет. Не знаю, чем он там питается в лесу, но на нас с тобой пусть лучше не рассчитывает, правда, Лёха?
Парень молчал, сердце колотилось. Вот, блин, попал в передрягу. Хозяин почувствовал, что гостю не по себе, и, спохватившись, сказал:
- Ты ж есть, небось, хочешь с дороги. Я сейчас. У меня картофельное рагу есть, кабачки пожарены. Электричества в доме нету, вон там, на столе в комнате, свечка. Ты проходи, не стесняйся. Ужин разогрею и принесу.
Лёха прошел в комнату, нащупал свечу, запалил. Дом был самый обыкновенный, разве что деревенский, да еще холостяцкий - простецкая кровать, очень низкая, широкая, покрытая лоскутным одеялом; стол, который хозяин, видимо, срубил сам; маленькие приземистые табуретки. Единственный элемент уюта - кружевные занавески на окошках - выглядели даже по темноте захватанными и пыльными. Молодой человек хотел выглянуть на улицу и обнаружил, что окна закрыты ставнями. Это успокаивало.
- Ужин несу, - сказал Кабаныч, заходя с тарелками. - Я тут салатик порезал... Можно было б по самогоночке за встречу, но раз такое дело - волк - лучше, я думаю, не стоит...
Лёха повернулся и громко, с дурниной, заорал. В лихой парусиновой кепке, в толстовке, подпоясанной куском бечевы, ясно видимый в свете свечи, на гостя смотрел поросенок, зажавший ложку в копытце правой передней ноги. 'Нидерланды, - подумал Лёха, плавно опускаясь по стене. - Нидерланды...' Что он, собственно, хотел этим сказать, оставалось неясным.
- Ты это... - хрипло предложил Кабаныч. - Налегай. Все равно же тут ночевать, не к волку же в пасть идти, в самом деле.
Волк показательно завыл, намекая, что у него есть пасть. Лёха встал, пододвинул табуретку и сел на нее верхом.
- А вы, собственно...
- Я - хряк, - с ветеринарской точностью ответил Кабаныч.
- И вы тут живете...
- Один, - покивал хозяин рылом. - Сначала нас, конечно, было трое, но у нас между собой была психологическая несовместимость. Когда все трое по натуре одиночки, очень сложно планировать проект втроем. Мы разделились.
Лёха взялся за ложку:
- А что потом?
- А потом мы выстроили дома.
- А, знаю, знаю, - догадался парень. - Один из пуха, другой из веток... я читал.
- Да-да, один построил шалашик, другой времянку. Я им с самого начала говорил - место опасное, пока есть запас времени, надо строить на века. Не послушались. Оба. Первого убили практически сразу, второго - чуть позже, когда нашли.
- Убили? - повторил гость. - А я всегда думал, они спаслись...
- Спаслись, - горько усмехнулся Кабаныч. - Чему ты учился в школе? Скорость бегущего поросенка при всем желании меньше скорости бегущего волка. Это Ахиллес не догонит черепаху, а волк поросенка - запросто.
- А вы?
- Смерть моих братьев дала мне время, я тогда об этом еще не знал. Я построил одну-единственную комнату - это теперь терраса - исключительно из соображений безопасности. Волк приходил - я прятался. Волк уходил - я брал раствор, камни - и продолжал стройку. Теперь у меня есть две комнаты, кухня, терраска, флигель во дворе, садик вокруг, яблони. Я посадил деревья, веду натуральное хозяйство. Вот мой нехитрый образ жизни.
- А волк все приходит?
- Приходит, сам видишь. Для него это вопрос принципа. Даже теперь, когда я превратился в жесткий старый кусок свинины, он все еще планирует меня съесть. А вот, кажется, и он.
На пороге послышалось шуршание.
- Кабаныч! - раздалось оттуда, и Лёха вздрогнул. С мыслью, что разговаривает поросенок, он как-то даже уже свыкся. Но вот заговоривший волк был для него форменной неожиданностью. - Кабаныч, открывай. Дело есть.
- Какое дело, Серый, - устало вздохнул хряк. - Шел бы ты отсюда. У тебя навязчивая идея, тебе лечиться надо.
- Кабаныч, вот уже много лет я веду себя честно. Я ни разу не попытался созвать пацанов и разнести твою хибару всей гопотой. Я всегда рассчитывал на 'один на один', на честность и понимание. И что я вижу? Вас двое.
- Это путник, - заволновался поросенок. - Серый, не пойми меня неправильно, но у тебя лунное обострение, и я никак не могу отказать путнику в гостеприимстве.
- Ты подписал себе приговор, Кабаныч, - сухо сказал волк. - Я буду брать измором, силой, как угодно. Сегодня ты умрешь.
- Не выйдет, Серый, - серьезно произнес поросенок. - Я не могу умереть. У меня осталась одна неисполненная мечта.
- Какая еще мечта?
- Это, Серый, не твое дело. Но я буду сражаться за нее с оружием в руках.
- А у тебя есть оружие? - шепнул ему на ухо Лёха.
- Нету, - покачал головой хряк. - В этом-то вся и проблема.
Волк обошел дом по кругу, подергал ставни, дубовую дверь и пришел к выводу, что ставни хлипче. Волк ничего не знал о стенобитных орудиях, юность его прошла среди других волков в глухом лесу, и ничем отвлеченным, кроме, разве что, вязания морских узлов, он никогда не интересовался. Тем не менее до идеи он додумался сразу и побежал по саду в поисках забытого бревна или молотка.
- Что у нас может быть орудием против волка? - задумчиво произнес Кабаныч.
- Нож! - подсказал Лёха и взял в руки нож.
- И сойтись в рукопашной. - Хряк покачал головой. - Нео, блин. Ты пойдешь с ножом на волка? Я? Ты его хоть видел? Он гигантский. Больше тебя раза в два.
- Капкан? Что если поставить капкан?
- Я бы на это не стал рассчитывать, - мрачно предрек поросенок. - Вообще у нас очень мало шансов его убить. Он сильнее, он более подготовлен. Он вооружен своей яростью и голодом. Ах, если бы я успел достроить мансарду... мы забрались бы сейчас наверх и сбросили бы волку на голову что-нибудь тяжелое. Наковальню, например. Мешок желудей или рояль. Знаешь, на мансардах обычно много тяжелых вещей...
'Нидерланды', - некстати подумалось Лёхе.
Волк нашел мотыгу и начал дубасить по ставням.
- А если не убить, то что?
- Победить волка можно только изнутри, в этом я глубоко уверен. Только трещина в самом волке может привести его к поражению.
- А где же у него трещина?
- У всякого волка... у тебя есть сигареты? - перебил Кабаныч сам себя.
- Ты куришь?
- Изредка. Только если накатит депрессия. Так вот... у всякого волка есть трещина. Может быть, он испытывал в детстве жалость к поедаемым ягнятам. Может быть, он хотел бы побывать в Париже или в Дакаре. Если бы только заманить его на этот диван, если бы он полежал и расслабился, если бы он раскрыл мне свою душу, я бы смог одолеть в нем эту навязчивую тягу к убийству, - он затянулся. - Но у меня ничего здесь нет. Ни маятника, ни даже блестящих часов. Как ни жаль, этот вариант придется отвергнуть.
- Ружье? Может, у тебя ружье есть? - с надеждой придумал Лёха.
- Я похож на охотника? - скептически, с таким выражением на рыле - точь-в-точь Рутгер Хауэр - уточнил поросенок. - Я не держу ружей. Была у меня когда-то гаубица, да я продал ее заезжему коммивояжеру в обмен на репродукцию Моне, - он указал пятачком на стену, и действительно, в простенке между окнами, в рамочке висели 'Водяные лилии'. - Надо ее оттуда снять, - забеспокоился он. - Будет ломать стену - разобьет ненароком, - он полез на табуретку.
- Так стена же каменная?
- Он будет пытаться. Этого иногда достаточно.
Они помолчали, глядя на 'Водяные лилии' на столе.
- Франция. Страна с особой культурой. Красная Шапочка, девочка-победительница волка. Как же я не вспомнил сразу... - хряк побарабанил копытцем по табурету.
Ставни начинали поддаваться. Поросенок соскочил с табурета, решительно подтянул бечеву на толстовке, снял кепку и вручил ее Лёхе.
- Сохрани для меня.
- Куда ты?
- Искать в волке трещину изнутри.
Кабаныч отодвинул засов и крикнул с порога:
- Прекрати ломать мой дом! Я здесь, Серый!
Они стояли друг напротив друга, волк и поросенок, мрачные, непреклонные, решительные.
- Что ты надумал? - спросил волк.
- Распахни пасть. Ты должен меня проглотить.
- Не, мы так не договаривались. Я хочу тебя съесть со смаком, выбрать лучшие части, окорок отнести любимой...
- Только так, волк. Это не обсуждается. Тебе нужна победа или чувство превосходства? Тебе шашечки или ехать?
- А что такое шашечки? - уточнил Серый. Поросенок обреченно махнул копытом.
- Только на моих условиях, - повторил он. - Ты согласен?
- Ну... - волку отчаянно хотелось покончить с этим побыстрее. - Ладно, согласен.
Он разинул пасть, и поросенок юрко ввинтился прямо в пищевод. Волк сглотнул, испытывая в животе неприятную тяжесть, и посмотрел на Лёху.
- У меня к тебе в сущности, претензий нет. Но ради принципа я должен съесть и тебя. Ты меня понимаешь?
- Понимаю, - сказал Лёха. - Но согласиться я с этим не могу.
- От еды редко когда требуется согласие, - пробормотал волк, наблюдая за своим раздувшимся брюхом. Ничего не происходило. Внутренней трещины, на которую рассчитывал поросенок, у волка, похоже, не было. Лёха сел рядом с волком и задумался о жизни. 'Если только выживу, - сказал он себе, - никогда, никогда не поеду больше в Таганрог'.
- Логичнее было бы не ездить в Нидерланды, - поправил волк.
- Ты читаешь мысли?
- Балуюсь иногда, - волк отрыгнул, вежливо прикрывая пасть лапой. Чтение мыслей делало обдумывание всяких других вариантов бессмысленным.
- Сохрани это, - Лёха протянул волку кепку Кабаныча, очистил свой разум и, подобно поросенку, нырнул в пищевод, стараясь не зацепиться за зубы. Некоторое время было очень темно, потом раздался хлопок. Лёха и поросенок выкатились наружу.
- Неразумно заглатывать целиком, если ты не удав, - зло сказал поросенок, взирая на останки волка. - Видишь, Лёха, оказывается, с Красной Шапочкой все было очень просто. Два существа - это критическая масса для волчьего желудка. Это создает в нем трещину.
- Просто я взял с собой нож, - нехорошо улыбаясь, ответил Лёха. - Там, у Красной Шапочки, были еще дровосеки, которые распарывали брюхо.
Утро они встречали, сидя на крыльце и глядя на восток, в сторону зари.
- А что у тебя за мечта, Кабаныч? - спросил Лёха.
- Да вот, домину я себе отгрохал. Деревья посадил, - закуривая, прищурился хряк. - А одна мечта осталась. Вот поедет когда-нибудь грузовик со свинофермы да перевернется. И украду я себе самую красивую свиноматку. Жениться я хочу, Лёха. Сына вырастить хочу. Пора.