Аннотация: Мини-Проза-14, не оценили в первом туре. А зря! :)
Тот, кто мной руководит
...Где-то тикает бомба.
Первое, что я вижу, выходя на пустырь -- она. Красавица -- высокая, стройная, рыжая. Крупные девушки никогда не обращают внимания на мужчин такой комплекции, как я, их зрение избирательно вопреки всяким законам физики. Вон тот верзила с лохмами, с интеллектом новорождённого щенка, виден ей отовсюду, хоть через две подворотни. Я стою напротив -- ноль эмоций. Смотрит сквозь. Какая в ней всё-таки чувствуется порода...
Смотрит сквозь. Ладно, выше голову, Джерри, это в любом случае была точка перигея. Теперь надо свернуть направо, и она, девушка твоей мечты, будет только удаляться -- ну, до следующего круга. Неспешным шагом метров пять -- единственное место на трассе, где можно не торопиться. Тут, с хитрой улыбкой, поджидает Старикан.
-- Опять засматриваешься на эту лошадь? -- зубы у Старикана жёлтые, стёртые; неприятно, когда он их вот так щерит. -- У тебя же нет шансов.
-- Я в курсе, -- на этот раз мне не очень хочется вступать в переговоры, кроме неизбежных. Этих воистину не избежать -- я несколько раз пробовал промчаться мимо Старикана, проделать всё то же, открыть дверь. Не открывается. Как он это делает?
-- Где они прячутся? -- ритуально спрашиваю я.
-- За тем большим тёмным пятном, -- важно кивает он. -- Ты должен нажать обеими лапами на деревянную полосу, которая поперёк.
Киваю. Должно получиться, в конце концов, не впервой. Делаю шаг, не выдерживаю, оборачиваюсь:
-- Старикан, тебе кто-нибудь говорил, что ты изъясняешься, как индейский шаман с большого подпития?
-- Да ты и говорил, -- скалится он. -- Сегодня.
Отворачиваюсь. Не люблю повторяться.
-- Дважды, -- летит мне вслед.
Это была парфянская стрела.
Жму обеими лапами на щеколду, проваливаюсь в темноту. Здесь так много резких запахов, что по следу -- если бы он нашёлся -- идти было бы невозможно. Кстати, я как-то пытался его найти -- следа нет. Я бы поклялся, что никто тут до меня не шёл -- включая меня самого, что странно, потому что я-то о себе знаю точно. Шёл, один раз провалился в подвал, стал умнее и начал прыгать практически от входа. Ещё через три шага нужно сильно стукнуть по плите -- она металлически звякнет. Мне всегда казалось, что разгадка именно тут, но что-то гонит меня вперёд. Мимо клеток с животными -- это они так пахнут, по опилкам, мимо клоунов и акробаток. Останавливаюсь, одна из них берёт меня на руки:
-- Ой, какая миленькая маленькая собачка! Как ты сюда попала, малышка?
Хочется процедить сквозь зубы: "Твою мать, я самец," -- но ссориться с девушкой ни к чему. В конце концов, на лбу у меня не написано, мальчик я или девочка. Сказал бы я, на чём у меня написано, -- думаю я зло, заглядывая в вырез блестящего лифа.
-- Смотри, как гимнасты летают? А ты так умеешь?
Похож ли я на идиота? Видимо, очень, потому что дальше я веду себя, как идиот. Спрыгиваю на пол и мчусь прямо на арену -- это жест отчаяния. Я был здесь с полдюжины раз и изучил кулисы, зрительный зал, круглый красный барьер -- нигде нет того выхода, что мне нужен. Разбегаюсь -- и со всей дури запрыгиваю на маленькую дощечку, которая поднимается наверх. Когда она начинает раскачиваться, делаю дурацкое сальто и перепрыгиваю на встречную трапецию. С неё мешком падаю в оркестр, пробегаю два метра -- да! Вот он, выход! Маленькая дверца, с замочной скважиной. Я где-то пропустил ключ.
Непонятно, как сюда попадают оркестранты, потому что спуститься вниз невозможно. Наверное, есть что-то, чего я не вижу; я же просто пытаюсь спрыгнуть через край. Высоко; слепящая темнота рвётся мне навстречу; смерть успевает только-только разинуть пасть. Прежде, чем умереть, вздыхаю. Не впервой.
Она -- овчарка. Не чистокровная, конечно -- чистокровная, уж наверное, не жила бы на пустыре. Верзила что-то шепчет ей на ухо, глядя в мою сторону. Взрыв хохота. Да, должно быть, очень смешно. Показываю клыки, бегу дальше. Где-то тикает часовой механизм; время от времени я вспоминаю, что главная моя цель -- обезвредить бомбу, которая прячется где-то совсем недалеко. Хочется ли мне этого? На секунду останавливаюсь. Не хочется. Пусть бы уже взлетели к чёртовой матери на воздух и эти собаки, и эта красавица, и я, маленький пронырливый кобель, и этот пустырь, на котором я, кажется, навсегда застрял.
Несколько шагов до Старикана -- он ждёт меня с мерзким видом тайного всезнания, с величавым презрением к моей суете и беготне.
-- Где они прячутся? -- спрашиваю я безо всякого интереса.
-- Какая тебе разница, -- скалится Старикан. -- Знаешь, в чём твоя проблема, Джерри?
-- Просвети меня.
-- В тебе нет куража. Нет радости. И в том, кто руководит тобой, радости тоже нет.
-- Что за бред?
-- Это не бред. Задумайся.
-- Старикан, ты изъясняешься, как... Тьфу. Чёрт тебя побери. Так всё-таки -- где?
-- За тем большим тёмным пятном, -- нехотя повторяет он. -- Ты должен нажать обеими лапами на деревянную полосу, которая поперёк.
-- И на том спасибо.
-- Проваливай уже, гадёныш.
Проваливаю.
В темноте разыскиваю ключ. Наверное, можно сделать так, чтобы стало светло, но у меня отчего-то нет никакого желания разыскивать -- как. Стучу по плите, она привычно звякает под ногами. Нашариваю лапой искомое и мчусь мимо клеток.
-- Ой, какая миленькая маленькая собачка! Как ты сюда попала, малышка?
Если облаять, ключ выпадет изо рта. А мне ещё предстоит сальто мортале. Говорят, нельзя смотреть вниз; нарочно гляжу в зрительный зал, делая кувырок над пустотой. Мерзкое чувство бессмысленности окатывает с головы до ног. Тикает бомба. Хихикает Старикан. Смерть.
-- Где они прячутся?
-- За тем большим тёмным пятном. Это всё бесполезно, Джерри. У него уже просто устали руки.
-- У кого?
-- У того, кто тобой руководит.
-- Ты бредишь.
Старикан опускается на лапы, высовывает язык.
-- Можешь мне не верить. Ты должен нажать обеими лапами на деревянную полосу, которая поперёк.
Мир устал. Я устал. Я чувствую это каждой своей клеточкой, и это мне до крайности не нравится. Может быть, правда, существует тот, кто правит моей волей? Может быть, правда, есть кто-то, кто определяет мою судьбу? Я не знаю. Но для меня дело принципа -- дойти до конца. Даже если у этого кого-то устали руки. Даже если ни у меня, ни у него не достанет куража. Ненавижу его, если он есть.
-- Ой, какая миленькая маленькая собачка! Как ты сюда попала, малышка?
Вашу мать, девушка. Я самец.
Взлетаю на трапецию и падаю в оркестровую яму. Роняю ключ, тут же подхватываю, до крови прокусывая губу. Открываю дверь -- и проваливаюсь в темноту. Под музыку. Под грёбаный "Собачий вальс".
Вертикальная стена, по которой проложен сложный водопровод. Здоровые вентили, диаметром с мою задницу, наводят на самые неприятные мысли. У подножия хихикает Старикан.
-- Что мне делать, старый и мудрый... мешок для блох, -- спрашиваю я.
-- Гоняйся за собственным хвостом, -- он откровенно ржёт. -- Или, в переводе с детского на технический: открывай вентили.
-- С детского?
Осматриваю стену, испытывая сочувствие к тому, кто мной руководит. С детского? Где-то тикает бомба. С детского?.. Запрыгиваю на вентиль и отчаянно перебираю лапами. Тот, кто мной руководит -- ребёнок?.. Струя воды выстреливает мне в морду -- почти падаю вниз, но цепляюсь лапами.
-- Ни черта не выйдет! -- кричит снизу мой добрый друг. -- Он не справится!
-- Заткнись.
Давай, Джерри, подбадриваю себя. Ты же мужчина. Только слабые верят в того, кто руководит. Мы справимся сами, Джерри, это вопрос принципа. Мы обезвредим бомбу, а потом пойдём и трахнем нашу овчарку.